Заплати за любовь

Размер шрифта:   13
Заплати за любовь

Глава 1

– Так, главное, не забыть дорогу назад.

– Что?

– Эм… ничего. Долго еще?

Я еду в такси. Уже десять вечера, и метель такая, что почти ничего не видно. Снежка, ты живешь у черта на куличках!

– Нет, подъезжаем уже. Наконец-то.

Осматриваюсь по сторонам. Я не то что этого района не знаю, мне кажется, я вообще впервые попала в эту часть города. Хотя это даже не город, а поселок какой-то среди высоченных сосен, настоящий лес.

Нервно сжимаю сумочку заледенелыми пальцами. Снежке сегодня девятнадцать, она на год старше, и ей должен понравиться мой подарок. Два новеньких романа о любви, она часто читает, а я больше историю люблю. Про средневековье.

Сегодня весь день кувырком. Я сдала зачет, потом снова пары, а после эта метель, которая не прекращается уже четвертый час, и вишенка на торте – Снежка со своим днем рождения.

Нет, она моя лучшая и, по правде сказать, единственная подруга, и я приду поздравить Снежку, только я не думала, что дорога к ее родительскому дому будет такой сложной. Такси два часа не приезжало, а теперь мы ползем как черепахи по этому белому ковру, и от водителя я уже выслушала много новых для меня слов по пути.

– Все. Приехали.

Таксист паркуется у высоких ворот, и я разглядываю очертания дома в этой темноте. Коттедж какой-то, хм, я думала, родители Снежки простые бухгалтеры.

– Спасибо!

Мысленно перекрестившись, что доехала целой, расплачиваюсь и выхожу из такси, держа подарок в руках. Был бы у меня телефон, позвонила бы Снежке, чтоб встретила меня, но телефона нет. Я первокурсница педагогического и сегодня завтракала чаем.

Ворота открыты, потому я без труда подхожу к дому. Стучу трижды, и вскоре открывается дверь. Предо мной стоит высокий мужчина. Большой, как шкаф, в красном спортивном костюме с белым полосами.

– Ты кто, манюнь?

Сглатываю, давлю смущение. Кажется, это старший брат Снежки, все нормально, Нюта, не трясись.

– Я на день рождения.

– А-а! Да проходи, наконец-то! Я Паша, кстати, или просто Грач.

Этот мужчина широко открывает дверь, и я вхожу внутрь, где через миг застываю на месте. Тут вечеринка и куча гостей, вот только студентов знакомых нет ни одного.

Какие-то взрослые мужики и женщины с ними, накрыт стол, огромное количество алкоголя, и оглушительно орет какая-то блатная музыка, слов которой я не понимаю.

– Я на день рождения пришла! – повторяю этому Паше, который меня встречал, потому что, кажется, я не туда попала. Приходится кричать, так как музыка рвет басы.

– Ну так мы и празднуем. Давай куртку сюда, да ты не боись, рассчитаемся! Здесь все свои. Это Гера, Максик наконец-то приехал, Ярдан уже бухой, Валерка Чародей, Любава моя, Милка. А твои где? Ты одна, что ли?

– Одна, – отвечаю тихо и уже жалею, что отдала свою сумочку и куртку этому Паше. Нет, брат Снежаны вроде нормальный, гостеприимный, вот только они тут все взрослые, и я не вижу знакомых ребят. Ни одного. И родителей подруги тоже не видно.

– За опоздание штрафную! Садись к нам.

Они пьют. Много, я понимаю, что эти гости уже изрядно захмелевшие, и, кажется, мне пора на выход.

– Где именинница?

– Наверху. Там жди. Сейчас придет, – отмахивается пьяный Паша, а я теряюсь. Не знаю, что делать.

Снежка, ну ты даешь! Я прибью тебя, как только увижу. Ты же сказала, что выйдешь меня встретить, ты же знаешь, что я у тебя дома впервые!

И кто все эти гости? Не знала, что у Снежки такие друзья. Или, может, это знакомые ее старшего брата? Ох, как тут накурено, дымовая завеса стоит, потому я все же решаю поскорее смыться отсюда и поднимаюсь на второй этаж по крутым ступеням.

В руках все еще держу свой подарок, хотя мне уже хочется настучать им Снежане по голове.

На втором этаже несколько комнат, и я вхожу в первую. Здесь большая кровать и не зашторены окна, потому видно эту непрекращающуюся метель, которая хлопьями продолжает кружиться в воздухе. Похоже, это и есть комната Снежки, все бежево-коричневое, она точно обожает эти цвета. Ну-ка, попадись мне, я тебе сейчас все выскажу, именинница.

Вздрагиваю, когда распахивается дверь спальни, вот только никакой Снежаны нет. На пороге стоит мужчина. Очень высокий, широкоплечий, большой. Он блондин, хотя нет, густые русые волосы, словно опаленные солнцем, выбриты на висках и уложены назад, и еще он бородатый.

Не люблю бородатых мужчин. Они меня пугают, а этот вообще на викинга похож из моих книжек по истории, какой-то дикий.

Сердце сжимается от страха, когда впервые встречаюсь с его глазами. Красивые, ярко-зеленые, как у дракона. Строгий профиль, прямой нос, четкие губы.

Кто это? Его точно не было в зале среди гостей. На нем серые джинсы, облепляющие крепкие ноги, кожаный ремень и белый блейзер под горло, подчеркивающий его спортивное подтянутое тело.

Мужчина входит в комнату, сильно пошатываясь и смотря волком на меня, тогда как я от страха не могу пошевелиться.

Волна паники разливается по телу, а сердце стучит как барабан.

Боже, он же пьян!

Безбожно пьян, этот Викинг едва стоит на ногах, а после мажет по мне опасным взглядом и закрывает дверь. На защелку.

– Я на день рождения пришла… У меня вот, подарок. Я к Снежане! – лепечу одними губами, потому что он идет прямо на меня. Крепкий, высокий мужик – и я, первокурсница. Не знающая, что делать.

– Ты мой подарок. Раздевайся.

Глава 2

То самое чувство, когда понимаешь, что попала в клетку к дикому зверю и он хочет тебя растерзать. Я никогда не была в такой ситуации, потому страх мгновенно сковывает все тело. Одно только понимаю: мне надо на выход. Срочно, немедленно, и никакой Снежаны тут нет.

– Я лучше пойду.

Направляюсь к двери, но этот огромный мужчина преграждает мне путь, останавливаясь очень близко ко мне, а после кладет крупные руки мне на талию, словно оценивает свой подарок.

От неожиданности отскакиваю, тело пронзает током. Меня никто так не касался. Ни разу.

Леденеют пальцы, начинаю паниковать. Я ему едва до груди достаю. Этот Викинг намного старше.

«Опасность!» – мигает где-то в голове безумным фонариком. Он опасен для тебя, Нюта.

– Отпустите! Я х… хочу домой! Я ошиблась адресом!

Почему-то голос сбивается, дыхание спирает, ведь я с ужасом понимаю, что Викингу все равно. Он зол почему-то и пьян настолько, что едва стоит на ногах. Зеленые глаза мужчины окутаны дымкой, и смотрит он на меня опасно, голодно даже. Как зверь на свою добычу, свой приз.

– Хорош брыкаться. Заплачу.

– Кому заплатите? За что…

– За любовь. Сегодня моей будешь, – басит, и меня пробирает истерика. Швырнув подарок Снежки на пол, я бегу к двери, дергаю за ручку, да только поздно.

Викинг с легкостью хватает меня за талию и, перекинув через плечо, несет к кровати.

– Нет! Пустите! Не надо!

Колочу его по каменной спине, а после он с куколку бросает меня на постель, навалившись сверху.

Я начинаю кричать со всех сил, да вот только музыка громче. Басы гудят, меня никто не слышит, тогда как Викинг садится на меня и одним движением разрывает на мне кофточку вместе с лифчиком, превращая вещи в тряпки.

– А-а! – вскрикиваю, когда нежную кожу груди опаляет холодным воздухом, а он смотрит. Голодно, жадно, пьяно своими зеленющими глазами дракона.

– Умоляю, не надо, не надо! Помогите!

Я всегда думала, что сильная. С младшим братом Илюхой мы часто дрались в детстве, и я побеждала, вот только теперь я понимаю, что в реальности сил у меня как у котенка.

Я ничего не могу сделать, совершенно, трепыхаюсь только, пищу, а после мужчина с легкостью зажимает меня и, обхватив мою шею огромной рукой, целует в губы. Это мой первый в жизни поцелуй, и он острый, такой напористый и горячий. Как огонь.

Так, Нюта, это все не по-настоящему, этого просто не может быть! Не так, не со мной, не здесь и не с этим огромным бугаем, которого я впервые в жизни вижу.

Паника как снежный ком таится где-то в горле, разрывает грудь. Я не чувствую вкуса этого первого поцелуя. Один только ужас вперемешку со вкусом алкоголя и запахом его парфюма. Мед и горький шоколад – мой чертов мозг это улавливает, но осознать я не успеваю, нравится мне или нет.

Кажется, я пищу до разрыва связок, но никто не слышит и не придет. Мы здесь одни, и он в тысячу раз сильнее, а дальше начинается какой-то ад, потому что Викинг с легкостью зажимает меня собой одной рукой и стягивает блейзер через голову, а я, испугавшись его голого торса, со всей дури царапаю его по шее, лицу, по груди, и это становится моей ошибкой.

– Сука ты, как и все бабы!

Викинг заводит обе мои руки над головой и с легкостью стягивает с меня штаны, а после я слышу треск трусиков и чувствую, как он широко разводит в стороны мои бедра, вклиниваясь между ними.

Когда его огромная ладонь накрывает мою промежность, касаясь сухих складочек, становится жутко. Боже, он меня здесь убьет, я не выживу.

– Нет! Не надо, пожалуйста! Не-ет!

Не узнаю свой голос, какой-то чужой, и все кажется ненастоящим. В моей обычной студенческой жизни такого быть не может. У меня пары и занятия, скоро важная контрольная, и я готовилась, я…

Начинаю плакать, как только замечаю, как он расстегивает ремень. Зажмуриваюсь, не хочу видеть и вскоре чувствую, как он ложится на меня теперь обнаженным. Полностью.

– Умоляю! У меня еще никого не было! Не надо, я… я не хочу!

То, что я не хочу, его не интересует, и, кажется, он меня вообще не слышит. Подстроив меня под себя, Викинг вклинивается между моих ног, впивается укусом мне в шею, и вскоре меня просто выгибает от адской жгущей боли между ног.

– А-а-ай!

Кажется, он убил меня или все еще убивает. Толкается снова, еще, еще раз, а я пищу. Жжет, так больно, что от слез я ничего не вижу. Только чувствую, как Викинг все же до упора проткнул меня огромным и твердым членом. Так глубоко, что дышать невозможно и сердце таранит ребра на бешеной скорости до крови.

– Блядь, ты тугая.

Да, потому что я девственница. Была, а теперь чувствую только, как Викинг остановился, словно бы поняв это, и мы встречаемся взглядами. Я вижу его драконьи глаза. Самые яркие, красивые и жуткие во всем мире, зеленые.

Мужчина наклоняется и касается носом моего носа, я больше не кричу. Не могу просто, изо рта какие-то всхлипы вырываются, и я не чувствую рук от его болезненного захвата, я плакать даже больше не могу, а после он снова начинает двигаться.

Я не знаю уже, как мне. Чувствую только, как он входит в меня, поршнем таранит, не жалея, а я бьюсь об изголовье кровати и молюсь поскорее сдохнуть.

Он очень тяжелый, крупный, и клянусь, у меня болит все, огнем обжигает, щиплет. Руки не двигаются, Викинг держит их намертво, особенно правую руку. Она уже онемела, и я даже не сопротивляюсь, от шока будто впала в тихую истерику и молчу.

Не знаю, сколько это длится, этот дьявол с глазами дракона подмял меня под себя, зажал, как мотылька, и быстро двигает бедрами. Я только и могу, что изредка хватать ртом воздух, тихо стонать от боли в растертой промежности, а в конце, крепче прижавшись ко мне, он рычит, замирает.Ног не чувствую, а внизу живота и промежности, кажется, все уже залило кровью, и он не предохраняется. Боже, он не использует презерватив.

Я же не знаю, что делать. Не двигаюсь, а после вижу, как Викинг вынимает член из меня и тут же поворачивается на бок. Уже через секунду я слышу, что этот дьявол уснул. Просто взял и уснул, отключился в пьяном угаре.

С трудом поднимаюсь и встаю на ноги. Все жутко кружится и качается, но я не плачу. Вроде как я даже успокоилась, мне почему-то резко захотелось спать.

Никак не могу сложить мысли в кучу. Все, что получается, – схватить разорванную кофточку и выползти из этой комнаты. Штаны мои остались под тем зверем, а трогать его я больше не хочу.

В доме все еще орет музыка, и я смотрю на свои голые ноги и понимаю, что не могу в таком виде спуститься. Они добьют меня, на куски растерзают, и мне нужно помыться.

Да, я хочу… хочу смыть это с себя. Я толкаю соседнюю дверь и попадаю в ванную, совмещенную с туалетом. Здесь стоит большое зеркало, и я останавливаюсь напротив него.

На меня смотрит дрожащая я с заплаканными глазами. Красные искусанные губы, на шее следы от засосов, на запястьях синеющие пятна от его захвата. Волосы взъерошены, грудь порозовевшая тоже с отметинами от его пальцев, и я выгляжу так, будто меня сбил грузовик.

Опускаю взгляд ниже. Я голая, босая, промежность огнем горит, на бедрах мазки крови, и почему-то сразу все кружится.

В глазах темнеет, тошнота подкатывает к горлу, и я падаю на холодный кафель, на этот раз отключаясь полностью.

Глава 3

– Вадим, вставай!

Кто-то тормошит меня по плечу, но голова раскалывается, сильнее обхватываю руками подушку.

– Уйди.

– Вадим, мать твою, вставай, у нас пиздец!

– Пашка, отъебись, дай поспать в свой единственный выходной!

– Поспали уже, у нас труп в ванной, ты слышишь?! Жмур! Что делать, ментов вызывать первых?

Открываю глаза, предо мной Грач стоит, бледный как стена.

– Какой еще жмур, ты двинулся? Блядь, что за шнягу мы пили вчера… Это Ярдан притащил, я его кончу за ту водку. Паленка, сто пудов.

Сажусь на кровати. Все слегка кружится, и нет, мне это не приснилось. Пашка стоит напротив, и я быстро одеваюсь, видя, что он напуган, а это бывает редко.

– Вадим, что делать? Я зашел душ принять, а там она! На полу лежит. Не двигается.

– Так, стоп! Еще раз повтори, что ты только что сказал, только без нервов.

– Все ночью свалили, а я вырубился. Утром замело, свет на хрен вырубило, нет до сих пор. Мой будильник не сработал, я решил тут побыть, пока дороги не расчистят, зашел в ванную, а там она! Шлюха эта мертвая!

Кажется, только сейчас прихожу в себя. Доброе утро, епт. Ничего не скажешь.

–Твою мать, Паша! Скажи, что ты шутишь, какая, на хрен, шлюха, откуда?!

– Ты, блядь, бухой до сих пор или что? Суворов! Уши прополощи, я девок вчера вызвал, но приехала только одна и сейчас она там лежит! Ты че с ней сделал, зверюга? Я к тебе ее отвел! Ты не помнишь?

– Я… я не знаю. Вроде какая-то девка была, но она ушла потом. Или нет.

Быстро поднимаюсь и выхожу в коридор. Утро интереснее некуда, потому что я не помню, сколько вчера со злости выжрал, и, главное, никакой шлюхи я тоже не помню.

Распахиваю дверь ванной и застываю на месте. На полу, свернувшись клубочком, лежит девочка. Голая абсолютно.

Ноги под себя поджала, темно-каштановые волосы спадают на плечи, закрывая лицо. И белая она, точно как труп.

Грач сзади мельтешит, а я не вкуриваю. Я, блядь, реально не понимаю, кто это такая. Да, вроде же были бабы вчера, но все свои поздравлять приехали, а потом еще одна приперлась позже. Нет? Или да?

Худенькая, маленькая, кожа полупрозрачная. Что с ней такое… передоз? Нет вроде, но ее бедра в крови. Какого хрена?

– Пашка, дай полотенце.

Приседаю на корточки рядом с этой Белоснежкой и отодвигаю волосы от лица. Твою ж налево. Совсем девочка, молодая, даже слишком. Лицо кукольное, губы бантиком, ресницы длиннющие, маленький курносый нос. Кожа бледная, и на ней отчетливо прослеживаются красные пятна. От рук. Синяки.

– Эй…

Как только касаюсь тыльной стороной ладони ее щеки, девочка глаза распахивает, и я встречаюсь с ней взглядом. Глазища огромные, темные, точно аметисты блестящие. Фиалковые.

–А-а-а-а! А-а-а-а! – вскрикивает так, что мороз идет по коже, руками махать начинает, забивается к стене. А голос хриплый, сорванный словно, и так смотрит на меня, словно чудовище какое увидала.

– Тихо, спокойно.

Протягиваю ей полотенце, а она не берет, аж шипит на меня, дышит тяжело, словно вот-вот задохнется. Когда пытаюсь ее поднять, вскрикивает, закрывает лицо маленькими ладонями, забившись в угол ванной.

Переглядываюсь с Грачом, он тоже в полном ахуе, как и я.

– Девочка, ты кто?! Дай сюда, Суворов.

Пашка обходит сбоку и дает ей полотенце, которым она закутывается до шеи. От него принимает, а от меня нет.

– Слышь, Вадим, ты… это, выйди. Она на тебя, походу, так реагирует.

– Кто это такая, откуда?!

–Я не знаю! Выйди, кому сказал, смотри, как она дрожит!

А она и правда дрожит. Нет, не плачет, но ее просто колотит, затравленный котенок.

Чертыхнувшись, выхожу из ванной, попутно глянув в зеркало и увидев, что вся моя шея и грудь на хрен просто расцарапаны.

***

Выхожу на крыльцо, закуриваю, пытаясь вспомнить вчерашний вечер и ночь. У меня день рождения, я пособачился с Сонькой, но все равно решил отмечать.

Я ненавидел всех баб вчера из-за этой суки! Вечером приперлись пацаны, Максим наконец-то вернулся,и мы бухали по-черному. Ярдан притащил ящик водки, еще какую-то шнягу, а потом у меня разболелась голова. Я ушел наверх, заебался, устал, Сонька вынесла мне весь мозг на хуй.

Сдавливаю виски пальцами. Так, Вадим, вспоминай, быстрее! Пашка хотел девочек вызвать, но мне не хотелось никого, или все же хотелось? Как кадры из фильма. Я вернулся в комнату, а там ждала проститутка. Это я точно помню. Я не отказался, она была хорошенькой, красивой даже, и эти глаза. Темные, необычные, не синие и не голубые. Они какие-то фиолетовые у нее. Фиалковые, блядь.

Что было потом? Мы трахнулись, и я уснул, так? Нет, не так. Не знаю. Голова просто трещит, и какой-то бес подсказывает мне, что шлюшка бы не стала отбиваться, если бы по собственной воле.

Она же хотела, так? Почему тогда она такая молодая, сейчас уже со школы в проститутки идут или как? Черт поймешь, но девочка выглядела просто херово.

Выкуриваю сигарету до фильтра и возвращаюсь в дом. Пашка уже в коридоре.

– Где она?

– Я сказал, чтоб душ приняла, а то на смерть похожа. Кофту твою вот нашел и штаны ее откопал. И там это, кровь у нее, ты видел?

– Видел. Мать твою, видел! Кто это такая, кого ты притащил в мой дом, Паша?

– Это проститутка! Подарок тебе. Она сама сказала, что приехала на день рождения, ну я ее наверх сразу и послал к тебе.

И смешно, и материться хочется, какой-то каламбур, только без клоунов, блядь.

– Ты видел ее? Она похожа на проститутку, по-твоему?

– Да хуй ее знает, я тоже выпил! Я не смотрел на нее. И не надо на меня сваливать! С больной головы на здоровую. Ты видел, че сделал с ней, придурок!

– Блядство, – чертыхаюсь и иду в спальню, где сразу нахожу на полу разорванные вещи. Ее шмотки, а точнее, то, что от них осталось.

Бывал ли я раньше в таком дерьме? Да ни в жизни. Женщины всегда со мной добровольно, в очередь вставали, а тут силой какую-то девку взял, да еще и как.

Вот откуда царапины у меня, отбивалась она, а я был в стельку пьян, мозг на хрен выключен, и одни лишь инстинкты.

– Грач, где ее документы? Сумка была?

– Да. Щас принесу.

Сажусь на край кровати, обхватываю голову руками. Пашка возвращается быстро с небольшим рюкзаком в руках, копается в нем и достает документы.

– Ни хрена себе… она того, студенточка! Первый курс. Анна Климова.

Сжимаю зубы. Первый курс. Что же я пил вчера?

– Ого! Так это сколько же ей…

– Паша, только не говори мне, что она несовершеннолетняя.

– Нет. Ей восемнадцать. Уже как две недели. Ахах, пронесло!

– Блядь, не смешно! Это пиздец просто!

Опускаю голову, стараясь дышать. Я трахнул какую-то малолетку. По пьяни. Против воли.

– Что делать-то будем?

Достаю сигареты, закуриваю прямо в спальне, хотя обычно так не делаю. Подрагивают пальцы, словно мы вчера не водку пили, а какой-то яд концентрированный.

– Где все? Дома больше никого?

– Нет, только мы. Пацаны еще ночью ушли. Я утром собирался, но там замело, два метра снега выпало, ни дорог, ни хрена нет. Не выехать отсюда еще пару часов точно, там еще дерево упало, пока не расчистят, ходу нет. Тут куковать придется. Вадим, ты бы это, сходил к ней, что ли, а то она до сих пор из душа не вышла.

– Я не пойду. – Тут же ловлю осуждающий взгляд Пашки. – Ты видел, как она на меня реагировала?

– А какую реакцию ты ждешь после того, как ты ее изнасиловал?

– Молчи, не говори ЭТО слово!

– Хоть говори, хоть нет, это ничего уже не изменит. Ты девочку эту грубо трахнул явно против воли, так чего ты хочешь теперь?

– Пашка, мать твою, это ты мне ее подложил, так что иди и разбирайся сам! Принеси ей шмотки, только не ломись в дверь и не пали на нее!

– Это, типа, мы уже ревнуем?

– Нет.

– А мне кажется, да. И почему я всегда должен за тобой подчищать?!

– Потому что я твой начальник! – рявкаю на него, хотя злюсь, конечно, на себя.

Дом мой, ответственность на мне, и это я, блядь, эту девочку изнасиловал. А она ведь девственницей была. Нетронутой. До меня.

Глава 4

– Вот. Возьми халат и это. Не бойся. Вышел он.

Я сижу на полу ванной в одном только полотенце. В чужом доме с как минимум двумя взрослыми мужиками, которые видели меня голой.

Этот Паша и Он. Тот, кто ночью сделал мне больно. Викинг.

Когда Он коснулся моей щеки, ее опалило огнем и я увидела его зеленые глаза. Он сидел на корточках, и Он меня пугал. До дрожи, до сумасшествия.

Викинг. Дикарь. Бандит.

Сглатываю, прижимая к себе халат и замечая, что мои бедра в крови. Я вся в крови, будто ночью меня истязали, хотя так оно и было, судя по ощущениям.

Рядом со мной этот шкаф Паша. Лучше бы он меня в дом не пускал. Лучше б всего этого не было.

– Прими душ пока. Тут, похоже, ошибочка вышла, но все разрулим, да? – спрашивает, а я ответить не могу. Как заклинило. Сижу и хлопаю на него глазами. У этого Паши татушки на руках. Страшно. Я попала к каким-то бандитам.

– Хм, манюнь, давай только без истерик, лады? Суворов не последний человек в городе. Поможет тебе, вдруг чего. Нам проблемы не нужны, думаю, тебе тоже. Мирно разберемся, по-доброму. Спускайся, побеседуем. Ты слышишь, понимаешь меня, девочка?

Щелкает у меня перед носом пальцами, и я киваю, вжавшись в стену. Заторможенная какая-то, медленно догоняю, что этот дядька хочет от меня.

– Да, – выдавливаю коротко, с трудом узнаю свой голос. В горле першит, а еще живот болит, между ног щиплет.

Не двигаюсь, пока этот Паша не выходит за дверь. Да, он не такой зверь и кажется добродушным, хоть и с виду большой шкаф, но он тоже мужчина, а они все, как оказывается, умеют делать больно.

Убедившись, что я одна, захожу в душевую кабинку, поворачиваю кран. Мыльная вода вперемешку с засохшей кровью стекает по ногам. Я смотрю на это и сама не понимаю, как начинаю выть.

В голос, меня как будто прорывает, и я всхлипываю, кусая собственный кулак, все еще ощущая чужие прикосновения на теле. Его прикосновения, грубые, жадные, жестокие.

Словно я вообще не человек, а какая-то кукла, которую ОН брал и пользовал так, как ему хочется! Несмотря на мои просьбы остановиться. Ему было просто все равно, и что хуже – я не знаю, что теперь будет.

Опускаюсь на поддон душа, теплая вода обжигает плечи, грудь, мои запястья все в каких-то синяках и пятнах, особенно правая рука.

Касаюсь ладонью живота, промежности. Болит все тело. Я грязная теперь. Такая грязная!

Меня замуж никто после такого не возьмет. Что я наделала… Зачем я вообще сюда пришла, почему я не смогла защитить себя от него? Я ничего не могла, он такой сильный, Викинг был намного сильнее меня.

Только сейчас понимаю, что я в чужом доме черт знает где, здесь как минимум двое взрослых мужчин, и они… они снова могут захотеть сделать это со мной. В любой момент.

Слышу стук в дверь и быстро закрываю воду, замираю.

– Анек, ты там не балуйся! Под дверью шмотки. Спускайся.

Снова Паша, и я благодарна ему за то, что он не вошел, хотя они и так меня уже видели без одежды. И ОН видел. Этот мужчина с зелеными глазами дракона.

Его зовут Вадим, да вот только у меня язык не поворачивается назвать его по имени. Мне почему-то страшно.

Я вылезаю из душа, быстро хватаю одежду и натягиваю ее на еще влажное тело. Трусов нет, одни только мои штаны и большая светлая кофта. Явно мужская и пахнет… как Он. Это Викинга вещь, но я надеваю ее, потому что больше ничего нет, из двух зол выбираю меньшее.

Мои волосы густые и тяжелые, быстро их не высушить, да вот только мне, честно, на это сейчас плевать, как и на то, что носков нет. К черту.

Я выхожу из ванной и спускаюсь на первый этаж. Сегодня здесь тихо, никого нет, только все еще накрыт стол с обилием пустых бутылок от алкоголя. Они были здесь, но никто меня не слышал, да помогли бы? Сильно сомневаюсь.

Паша ясно дал понять, что они тут все друзья. Так же дружно и закопают меня где-то рядом, если заикнусь о милиции.

Все, что меня волнует сейчас, – это выход. Уйти, сбежать отсюда как можно скорее, потому, найдя дверь, я быстро иду к ней. Без обуви, как есть, босиком.

Дергаю за ручку и всхлипываю от разочарования: закрыто. Они закрыли меня здесь.

– Ну же! Откройся… Пожалуйста, миленькая, откройся! – шепчу осипшим голосом, дергая эту ручку двери, но она не поддается.

– Там закрыто. Не ломись.

Сердце екает, когда прямо за спиной я слышу Его низкий, чуть осипший голос. О нет, мамочка, пожалуйста, нет…

Медленно оборачиваюсь, и внутри все сжимается. Викинг стоит прямо передо мной. Такой высокий, крепкий, здоровый мужик, вот только смотреть в глаза ему я не могу. Не способна просто.

– Откройте дверь, – шепчу тихо, но бандит слышит. Кажется, пристально смотрит на меня, тогда как от его близости у меня начинает кружиться голова и как флешбеки из фильма наша прошлая ночь. Адская. И он в ней главный палач.

***

Она выла в ванной, когда я мимо проходил. Не ревела – выла. Очень тихо, но достаточно для того, чтобы я услышал это через дверь.

Выматерился вслух, стало противно от самого себя. Скажи кому – не поверит, и я сам от себя в шоке.

Мало того, что мы ее перепутали со шлюхой, так я ее еще и трахнул против воли. Жестко, жестоко даже. Сонька вчера меня окончательно выбесила, я был зол как черт и нажрался, сорвался на этой Фиалке-малолетке. Оторвался, мать ее так, налево.

– Почему она так долго плескается?

– Мне пойти проверить?

– НЕТ!

Грач глаза закатывает, умеет поддержать, ничего не скажешь.

– Слышь, братан, валерьянки выпей, а то кидаться скоро будешь.

– Пашка, хоть ты мне мозг не трахай, а!

– Да я-то при чем? Не психуй, Вадим, мелкая в шоке все равно пока, но сговорчивая. Все нормально будет, разберемся.

– Я не психую! Просто что там, в ванной, столько времени делать? Вот что?

– Ну, пойди ей спинку потри, епта… Ладно, я схожу на улицу, гляну, долго ли там еще. Мне как бы тоже домой пора, а не куковать тут с вами.

– Давай, только быстро! Скажи, пусть шевелятся, я доплачу.

– Ну-ну, ты же у нас большой босс.

– Грач!

– А че такого? Правда же.

Засранец, но ему можно. Знаю Пашку лет двадцать, еще со школы. Последние шесть лет вместе работаем, со дня основания Ярла. Я эту охранную фирму сам создал, с нуля поднял, а после пацаны сами уже приходить стали.

Макс недавно вернулся, попросился в бригаду, я пустил, он толковый. Паша тоже хорош, остальные на днюхе просто друзья были, вот только отмечать уже нечего. Допраздновались, блядь.

Она выходит из ванной и крадется как мышь. Босая, в синих джинсах и моей кофте, висящей на ее точеной фигурке как на вешалке. Восемнадцать лет, блядь, еще очень молодая, юная даже.

Еще влажные каштановые волосы спадают по спине, и она хочет выйти. Ломится в дверь, а ключи только у меня и Грача, ему лишь доверяю. Ну и Ярданцу, может, немного, хотя он вчера паленку притащил и будет отвечать за это.

– Там закрыто. Не ломись.

Она аж подпрыгивает от моего голоса и быстро поворачивается, распахивает губы и как-то уж больно тяжело дышит.

– Откройте дверь, – тихо, едва слышно, шепотом, потому что голос явно сорвала.

Вглядываюсь в миловидные черты лица. Пухлые губы, маленький вздернутый нос, темные глазища в пол-лица и волосы цвета каштана. Челка на лоб спадает, длинные ресницы.

Хрупкая, худенькая девочка, и она не смотрит мне в глаза. Так, только мельком, свитер все мой мнет бледными подрагивающими пальцами.

В горле пересыхает, смотрю только на нее и понимаю, что это, блядь, дите. Студентка-первокурсница, и, похоже, она не то что с мужиком раньше не была, она вообще не гуляла.

– У тебя болит что-то? – рычу на нее, а Фиалка аж вздрагивает. Блядь, нормально не вышло, ладно. Вопрос идиотский, знаю, видно все и так.

Паршиво ей, едва на ногах стоит, бледная, точно поганка, но хотя бы не ревет. Тихая она. Слишком даже.

– Нет, – коротко.

В глаза не смотрит.

Куда-то в пол, словно там интереснее, а я сцепляю зубы, когда замечаю у нее на шее красно-синие засосы и кровоподтеки. От моих рук.

– Я никому ничего не скажу. Честно. Отпустите. Мне надо домой, – почти шепотом, и голос такой, словно шмалит она без перебоя, хотя в рюкзаке не было сигарет.

Нюта голос сорвала – видать, кричала, а музыка орала, и слышно не было. Я тоже не слышал. Не помню, по крайней мере.

– Ты босая пойдешь в двадцатиградусный мороз?

– Мне надо. Домой. Отпустите, – повторяет одинаковым ровным тоном, и вот вроде она не ревет. Неплохо выглядит, волосы только еще влажные, а так ничего.

Сносно, если не брать в расчет эти, сука, ее жуткие синяки на белоснежной молочной коже. И, видать, больно ей, потому что то и дело правую руку обхватывает, прижимает к себе локоть.

– Покажи, что там.

Беру ее за запястье, задирая свитер, и, блядь, лучше бы я этого не делал. Из только что спокойной девочка вмиг становится взбудораженной и вскрикивает, а точнее, истошно пищит:

– Нет! Нет, НЕ НАДО!

– Спокойно, девочка, я просто посмотрю!

Я хотел глянуть на синяки, но сработало точно взрывчатка, так как девочка начинает отбиваться от меня и пищит, почему-то резко опускается на колени, и, когда я хочу поднять ее и хоть как-то успокоить, это работает в точности наоборот.

– Тихо, Нюта!

– Нет, а-а-а, ПОМОГИТЕ!

Глава 5

Я не знаю, что случается, но, как только коснулся ее, девочка в один миг падает и начинает пищать, точно я ее тут убиваю.

– Вадим, ты че творишь, с дуба рухнул совсем?

Пашка влетает в дом, подходит к нам, тогда как я смотрю на эти синяки на ее правой руке и не могу расцепить ладони. Гематома там, отек со следами захвата, блядство.

– Отпусти ее, вообще уже попутал?!

Убираю руки, Нюта тут же спохватывается и, опустив рукава свитера, подходит к Пашке. Прячется у него за спиной. От меня.

– Суворов, пойди похмелись, что ли, – Грач отчитывает меня, как пацана, тогда как я уже с трудом сдерживаюсь.

– Я ничего не сделал! Хотел помочь ей, а она…

Машинально достаю сигареты, закуриваю. Пашку, значит, Фиалка не боится, хотя он тоже шкаф еще тот. Ну-ну.

– Анютка, ну ты чего, испугалась? Да нормально все, не боись! Мы мелких не обижаем. Иди лучше падай за стол. Завтракать будем, – успокаивает Грач, и девчонка его слушается, но все так же косится на дверь. Думаю, если бы нас тут не было, она бы без куртки, босиком и с мокрыми волосами отсюда слиняла, но я не хочу ее отпускать. Пока не хочу, да и не уйдет она, пока все тут не расчистят.

– Ну что, узнал? Долго еще?

– Нет, там почти все. Разгребают уже, дерево убрали, минут двадцать – и можно ехать. Как раз пожрем и в путь-дорогу.

– Хорошо. Чудно.

Садимся за стол. Девчонка опускается на самый край, Пашка рядом с ней, а я напротив. В чашках парует горячий кофе, и это то, что надо, потому что голова просто раскалывается, и мне нужно быстро разрулить это дерьмо.

– Ешь бери!

Получается не очень, девочка вздрагивает, быстро хватается за вилку. Начинаем есть. С горем пополам, хотя мне кусок в горло не лезет, и один только Пашка, любитель сладкого, с удовольствием топчет торт.

Завтракаем в тишине, за все это время девочка не роняет ни слова. Смотрит на руки свои и катает одну горошину по тарелке уже минуты три.

Отпиваю кофе, настроение как на кладбище, веселуха, блядь. Заебись у меня день рождения вышел, просто, мать его, заебись.

Переглядываемся с Грачом, он неодобрительно качает головой.

– Манюня, не грузись! Бери вот лучше салатик, кофе я сам варил. И торт этот вообще отпад! Вишневый. На, попробуй, вкусно – капец!

Кладет ей кусок торта в тарелку, а девочка только моргает. В глазах слезы. И она молчит, еду не трогает, тогда как я не знаю, что сказать. Одни маты на уме – и те матерят друг друга.

Тишина давит на мозг, ее пальцы мелко подрагивают, и я понимаю, что она не Пашки смущается, а меня. Нюта не ест только потому, что я рядом нахожусь.

***

Чувствую себя мышкой, попавшей в клетку к львам. Когда Викинг меня коснулся, мне стало плохо. Нет, не потому, что мужчина делал больно, а оттого, что я не смогла вытерпеть его прикосновение. У меня закружилась голова, сердце так быстро застучало, а кожу рук словно огнем обожгло, аж до мяса.

До этого я никогда не боялась мужчин. У меня есть папа, которого я не видела с первого класса, и младший брат Илья. Даже парень недолго был в школе, с которым мы однажды ходили в кино, но вот такой реакции на мужчин у меня не было никогда.

Мы сидим за столом. Втроем, а я дышу через раз. Пахнет горячим кофе, кажется, я даже голодна, но есть не могу. Я чувствую взгляд Викинга на себе и вспоминаю, как он касался меня, как кусал за шею и зажимал руки. Жжет до сих пор, правое запястье огнем горит, аж пульсирует.

У меня очень тонкая кожа. Стоит чуть придавить – и уже синяк, а он очень давил, сжимал мои запястья огромными руками, фиксируя их над головой, и это было так… больно.

Наверное, Он очень жестокий человек. Добрый на такое не способен. Вон как злится даже сейчас, у него аж желваки на скулах ходят, когда смотрит на меня. Страшное бородатое чудовище, дикарь с опаленными солнцем волосами.

Не могу смотреть в его зеленые драконьи глаза. У меня сердце болеть начинает, аж трясет всю, и даже плакать не могу.

Викинг всех женщин ненавидит, и, похоже, меня особенно, потому сукой и назвал, потому так со мной… как с вещью.

Паша рядом сидит, и хоть он тоже бандит, от него какое-то легкое тепло исходит, защита, а от Викинга один только холод. Арктический.

Есть я не могу, он сидит напротив, и вообще, зачем они меня кормят? Может, что подсыпали, потому я ни крошки в рот не беру, я им не доверяю.

Мне кажется, сейчас я поем, а потом этот зеленоглазый дикарь схватит вилку и воткнет мне ее в горло, чтобы я чего лишнего не сболтнула милиции, а дальше они вместе с этим Пашенькой где-то под березкой меня и закопают.

Да, я видела подобный ужас в новостях, и сейчас у меня складывается именно такое впечатление от этих бандитов.

У него большие руки с выпирающей сеткой вен. Такую в кулак сожмет, голову можно снести ею с плеч. И плечи широкие, и весь он большой, здоровый. Мельком поглядываю на лицо Викинга, а после мы встречаемся взглядами, и у меня выпадает вилка из руки. Как назло, с грохотом ударяется о тарелку, и я вздрагиваю, когда он резко поднимается.

– Собирайся, поехали.

– Куда?

– В больницу, – басит, а я вся сжимаюсь. Нет, только не это. Я до ужаса боюсь врачей, и меня колотит от одной только мысли, что мне с Ним придется сидеть в одной машине, а потом пояснять, что случилось, и чтоб на меня все смотрели и трогали там. О боже, нет…

Поднимаюсь и отхожу на два шага назад, прекрасно понимая, что это мне не поможет. Ничем. Их двое, я одна, и силы неравные, хоть я держу до сих пор вилку в руках. Не знаю для чего. Просто.

– Зачем в больницу?

– А сама не понимаешь?

Его голос – низкий, обволакивающий и хриплый от сигарет – меня пугает, заставляет внутренне дрожать.

– Я никуда с вами не поеду.

Обхватываю себя руками, хорохорюсь, встречаюсь взглядом с этим варваром. Пару секунд он не двигается, а после со всей дури толкает стул ногой.

– Сука!

Стул летит в стену, я дергаюсь, а Викинг рычит и, схватив куртку, выходит из дома, громко хлопнув дверью.

Сглатываю, едва дыша, вот теперь становится по-настоящему страшно. Какой же он злой, на меня точно злится, и, похоже, место под березкой у меня все же будет.

– Не трясись, у Суворова джип высокий, на нем выедете.

Паша поднимается, подходит ближе. Тоже дядя под два метра ростом. Откуда они такие… здоровенные просто и… Суворов. Это его фамилия. Ему идет.

– Вон твои башмаки нашел. Обувайся, куртка на вешалке.

– Я не хочу с ним никуда ехать, пожалуйста, вызовите мне такси!

– Никакое такси сюда не доберется. С Вадимом придется ехать все равно. Давай одевайся и выходи.

– Он… а если он снова?

– Что?

– Снова насиловать будет? – уточняю тихо, Паша чертыхается и, бросив нечто вроде “вы меня доведете”, выходит из дома.

Глава 6

– Ну что? Где она там?

– Да идет. Ты в больницу ее отвезешь или куда?

– А сам как думаешь?

Сжимаю зубами сигарету. От никотина уже тошнит, и мой единственный выходной за месяц получается просто отвратным.

– Может, это, Игорю звякнуть? Пусть глянет.

– Что глянет? Игорь в травме работает – что, по-твоему, он там будет смотреть?

Пашка глаза закатывает, тоже мне, медик недоделанный.

– Ладно, понял, ну а дальше-то что? Девчонка, видать, в шоке пока, тихая, но она отойдет скоро.

– И? К чему ты клонишь?

– К ответственности, Вадим. Ты бы побеседовал с ней без нервов, а то она оклемается сейчас, пойдет и заяву на тебя накатает.

– Пусть катает.

Выбрасываю сигарету, как только вижу хрупкую фигурку на крыльце. Держась за перила, Нюта осторожно спускается по ступенькам и примерзает у моей машины. Все так же держится за руку, согнутую в локте. Видать, я силу вообще не контролировал, а она брыкалась, и нет, люблю жестко потрахаться, но не так же, блядь, чтобы после секса девку в больницу приходилось волоком тащить.

– Садись. Едем.

Она даже не двигается, на Пашку все поглядывает да на мои ворота.

– Садись, манюнь! Вадим тебя довезет до больницы.

– А вы не можете?

– Нет, мне в другую сторону, и это… дай-ка лучше это мне.

Я сначала не вкуриваю, а потом охреневаю, когда Пашка протягивает руку и медленно отнимает у девочки вилку. Вилку, блядь! Зачем она ей? От меня, что ли, защищаться будет? Смешно, хотя, по правде говоря, не очень.

Фиалка опускает голову и все же садится в мой салон, а я прямо чую, что это будет веселая поездка.

– Давай, брат, на связи.

– Ага, до завтра. Ярдану привет передать?

– Нет, я сам ему рожу начищу.

***

Его машина просто огромная. Какой-то внедорожник, а точнее, джип. Такой, как в американских фильмах, вездеход, на котором мы с легкостью выезжаем из этого засыпанного снегом поселка.

– Рукой можешь шевелить?

Кое-где деревья попадали, снега в мой рост выпало, на обочинах одинокие битые машины, вот только внутри у меня то же самое. Все разбито, на части разрублено и горит.

– Нюта!

Вздрагиваю и поднимаю на него глаза. Викинг злится. Снова. До хруста сжимает руль обеими руками. Крупный, как зверь, бешеный.

– Могу.

Демонстративно сжимаю и разжимаю ладонь, однако это его не особо устраивает, судя по реакции. Викинг так смотрит на меня, точно хочет порубить на куски. А может, и топор у него в багажнике есть. Секира, как нам на лекциях рассказывали, жуть.

Тихонько дергаю ручку двери. Закрыто. Божечки… нет.

Медленный выдох, вдох. Снежка как-то про самооборону рассказывала, ее брат этому обучал, но я не слушала. Не думала, что пригодится, а теперь чувствую себя мотыльком, которого прижали к стенке.

– Я хочу домой.

– Нет, сначала в больницу, – басит, даже не смотря на меня, а я как представлю, что сейчас гинеколог там копаться будет и вопросы всякие задавать, становится еще хуже. А потом и Шурочку вызовут, и милицию, вот тогда уж точно не до смеха мне будет.

– У меня ничего не болит. Пожалуйста, не надо в больницу! – вру, болит у меня везде, но я не вынесу такого позора и не хочу этого всего. Я хочу как можно скорее сбежать от этого дикаря и никогда его больше не видеть.

Викинг царапает по мне строгим взглядом, вижу, как ходят желваки на его четко очерченных скулах.

– Где ты живешь?

– Там, на остановке высадите.

– Где ты живешь, Нюта?

Нюта – так ласково мое имя звучит из уст этого зверя. Меня так только бабушка Шура называет.

– В общежитии. На тройке, педагогический университет.

Больше мы не говорим. Я усердно смотрю в окно, но не вижу там ровным счетом ничего. Все в голове, в мыслях проигрывается, а Он тоже молчит. Жмет на педаль газа, кто-то звонит ему, но дикарь отбивает.

Когда доезжаем, Суворов останавливает машину, и я тут же дергаю ручку двери, но та все еще зарыта.

– Стой.

Тянется в карман, а я едва дышу. Здесь, что ли? Тут же куча людей… Вжимаюсь в дверь, чтобы подальше. От него.

– Возьми. Будет что надо – звони.

Протягивает мне небольшую карточку-визитку.

Суворов Вадим Сергеевич, “Ярл”. Охрана объектов.

– Мне ничего от вас не надо. И никогда не будет надо, – шепчу, едва сдерживая слезы, но Викинг даже не думает убирать визитку и открывать дверь.

Божечки, это придется его коснуться, а я не могу! Хочу уйти отсюда, сбежать – что угодно, лишь бы не видеть его. Только не реви перед ним, не смей, дура!

– Возьми визитку, Нюта.

Молча беру визитку двумя пальцами, чтобы не задеть его руку, и вкладываю в карман. Тотчас же щелкают замки, и я молниеносно выскакиваю из салона.

Иду в общежитие, быстро так иду, хоть меня и покачивает, а после на секунду оборачиваюсь и вижу, что Суворов все еще стоит на парковке. Он уезжает на своем викингомобиле, только когда вхожу внутрь.

***

Кое-как плетусь до своего корпуса, общежитие старенькое, но довольно уютное. Я живу со Снежаной и еще двумя девочками: Лизой и Ликой. За четыре месяца учебы мы уже обжились и даже поклеили обои с разрешения управляющей Виты Мироновны.

– Аня! Господи, где тебя носило?!

Кто-то меня обнимает. Снежа, читаю в ее глазах волнение.

– Анька, где ты была? Я чуть с ума не сошла дома тебя ждать, да и тут уже вся общага на ушах стояла!

У Снежаны длинные светлые волосы, натуральная блондинка с карими глазами. В ушах блестят сережки с красными камушками. Я свои уши так и не проколола. Всегда боялась иголок и боли. И сейчас боюсь.

– Я… я к тебе на день рождения приехала. Не туда. Извини, Снеж, подарок забыла.

– Аня? Анютка, боже, солнце, что случилось?

Поправляет мои волосы, а я не могу. Глаза закрываю, а там ОН. Пьяный, сильный и злой как черт.

– Перепутали. Он. Мне… меня… Викинг. Грязная я теперь, Снежа.

Наконец-то разрешаю себе расплакаться. Так горько и впервые за все это время. Слезы горошинами катятся по лицу, и мне так стыдно, что хочется под землю провалиться.

Шурочка не пускала меня в город, говорила, тут опасно, а я… не слушала ее, хотела как все, хотела учиться.

И пусть оно все горит синим пламенем! Ни учеба, ни планы, ни будущее – мне уже ничего не надо. Все мечты рухнули после встречи с зеленоглазым Викингом, и оказывается, в жизни эти дикари еще более жестокие, чем в моих книжках.

Глава 7

Убираю этот бардак еще минут тридцать, волоком все со стола сгребаю в мусорный пакет, а после наверх в спальню поднимаюсь. Меняю белье со следами крови, убираю ее разорванные вещи.

Отличный вышел день рождения. Тридцать два годика тебе запомнятся, Вадим. Просто зашибись.

Под этими тряпками у кровати нахожу ее рюкзак. Там же книжки, паспорт, кошелек и студенческий.

Сцепляю зубы. Не думаю, что девочка хочет меня видеть после всего. Документы можно восстановить, в кошельке денег совсем мало, да и одежда простая на ней была, никаких украшений тоже.

Усмехаюсь про себя. Суворов, ты уже совсем оборзел, амнезия или сам студентом не был? Вспомни, как лапшу быстрого приготовления жрал да кило картошки на неделю растягивал. Давно это было, кажется, в прошлой жизни.

Звонит телефон. Пашка. Контролер, блядь.

– Алло.

– Ну че, в больнице были?

– Нет.

– Почему?

– Она не захотела идти туда. Силой тащить я не стал.

– Вадим, ты придурок? А вдруг у нее там проблемы?

– Нюта сказала, у нее ничего не болит.

– И ты, типа, поверил? Что она тебе еще сейчас скажет, долбодятел, блядь!

– Я дал ей свою визитку, не маленькая, знает, что делать.

– Да она как раз маленькая, дубина! Ей-богу, как первый раз замужем!

– Паша, пожалуйста… Ты в офисе уже?

– Да. Тут это, Федор и еще два парня завтра приедут. Устраиваться будут. Ты примешь или я за тебя?

– Я буду. Свинарник после вас разберу и буду!

– Ладно, так а что с Соней? Вы, типа, все, окончательно того?

– Да. Мы все.

– Так а что такое, я так и не понял, прошла любовь – завяли помидоры?

– Типа того.

– А что так резко? Вы сколько – лет шесть вместе были?

– Неважно, Грач, не лезь мне в душу.

– Ладно, на связи.

– Давай.

Осматриваю кухню и гостиную. Черт, лучше бы в кабаке каком посидели, а не в моем доме. Позвать пацанов на день рождения было ошибкой, потому что после них будто смерч прошелся. Пожрали, выпили и свалили, а убирать хозяину, то есть мне.

Сонька. Сука проклятая. Как же я ее ненавижу. Звонит мне то и дело, коза. Удавил бы, но лично она не придет. Шкурой рисковать не станет, и это хорошо, потому что говорить нам больше не о чем. Доигрались в семью, блядь, дальше некуда.

Клянусь, вчера я ненавидел всех баб на свете. Как сошлись, так и разошлись, к черту, вот только я не думал, какой подарок мне подгонит Пашка, и это, блядь, просто какой-то пиздец.

Тронуть малолетку по пьяни – точно рылом в землю заехать, а она ведь не хотела, отбивалась, царапалась. Только сейчас, уже немного придя в себя, я вспоминаю ее испуганные глаза. Большие, темные, фиалковые, с длиннющими кукольными ресницами.

Я должен был сообразить, остановиться, не набрасываться на нее, но, как только увидел эту малышку, я ее захотел. Нюта какими-то цветами пахла, нежная, как весна, ласковая, и голос такой тихий, мелодичный. У меня встал на нее мгновенно.

Да, я был в стельку ужрат, и мой контроль куда-то делся. Я не стал себе отказывать. Повалил Фиалку на кровать и содрал с нее одежду. Деталей особо не помню, только то, что мне было охуительно приятно в ней, девчонка оказалась такой тугой, и я наслаждался, хотел забыться. С ней.

Чертов придурок. Сколько ей там лет? Восемнадцать? Такая же по возрасту, как и моя сеструха Стеша, даже младше на три месяца. Ребенок еще, по сути, малолетка. На хуя я к ней полез? Да еще и так…

Ладно бы сама под меня легла, приласкал бы, девственница все же, но я, блядь, вчера как с цепи сорвался. Все как в тумане, я выпил больше всех, и эта похоть вперемешку с голодом и злостью на баб перекрыла напрочь. Все, что хотел, – трахать эту девчонку с фиалковыми глазами, и я же понял тогда, что она девственница, но не остановился, не стал себе отказывать. Пьяный гребаный урод.

Если бы кто мою Стешу так – убил бы, а теперь сам такая же сволочь.

Боюсь ли я, что Фиалка пойдет и заяву накатает? Нет, нисколько, и, наверное, надо было как-то иначе, мы даже толком с ней не поговорили. Девочка не смотрела почти на меня, в машине как мышонок затравленный сидела, визитку двумя пальцами взяла, и это просто надо было видеть. Когда руку протягивала, я заметил край ее запястья. Синего, блядь, цвета, как грозовое небо осенью.

Моя работа, даже представить страшно, что там у нее под одеждой, потому Нюта не дала себя осмотреть, и я последний идиот, что за шкирку ее не отправит к врачу. А вдруг я ей там чего повредил? Блядство. Она не хотела в больницу, а я не хотел еще раз делать ей больно и силой тащить туда.

***

– Сейчас же иди в милицию и пиши на эту скотину заявление!

– Я не буду.

– Ты дура? Почему, Аня, ну чего ты боишься?!

– Он знает мое имя и где учусь уже тоже. Я забыла в его доме рюкзак с документами. Он бандит, Снежа, а у меня бабушка и Илюха. Ты бы видела его. На викинга похож… И друзья у него такие же. Я не хочу проблем. Забыла уже. Прошло.

Мы в комнате одни. Я никому, кроме Снежки, не говорю об этом, да и ей без деталей. Подруга и так догадалась, а после мы долго плакали.

– Так… ты уже была у врача?

– Нет.

– Анька, я тебя выпорю, ну-ка, бегом пошла к доктору!

– Нет, это позор, мне стыдно.

Обхватываю колени руками. Тело подрагивает, хоть Снежка и напоила меня каким-то травяным чаем.

– Что?! Это ему должно быть стыдно, а не тебе!

– Я не пойду в больницу, я боюсь врачей.

– Господи, ну ты и дите! Первый курс, алло, зеленка, пора быть взрослой! Тепличная ты моя фея, бабушкин одуван! И вообще, если бы мой брат узнал, он бы этого ублюдка в асфальт уже закатал! Подожди, счас разберемся, Димон братков позовет – трындец твоему Викингу будет.

– Нет, Снежа, умоляю, никому не говори! Не надо! Там серьезные люди, ничего не случилось такого, все нормально, правда!

– Если честно, то не похоже, чтобы нормально. Анька, в медпункт хотя бы наш сходи, посмотри на свое состояние, это не шутки!

– Хорошо… я схожу. Схожу сегодня.

– Мась, как так вообще вышло, я не понимаю?

– Я приехала на такси к тебе, но водитель, видать, адрес перепутал. Там были мужчины, я подумала, что дверь открыл твой старший брат, а после прошла в спальню, и там был он.

– И? У тебя ведь даже парня еще не было. Как это было?

– Больно, страшно, обидно. И не было там никакой радуги и цветов, нежности не было. Как зверь. Он разорвал мою одежду и… Я отбивалась, но Викинг придавил меня собой, такой тяжелый, сильный, я… я испугалась, я ничего не могла сделать, клянусь. Ничего!

– Бедная моя! Анечка, не плачь!

– Я грязная теперь. Порченая! Шурочка если узнает – ее приступ хватит. Бабушка же ждет, что я с женихом приеду из города после учебы и все по-людски будет, а я что? Что я ей скажу?!

Реву, вот теперь, похоже, меня накрыло. С головой просто. Как-то долго я воспринимала, и если поначалу плакать не могла, то теперь рыдаю уже весь вечер.

– Да не убивайся ты так, ну что уж теперь, в монастырь, что ли, пойдешь?

– Да, пойду!

– Дурочка ты еще маленькая. Деревня! Ань, ну современней надо быть! Кто сейчас до свадьбы ждет? Ты бы парня встретила, это все равно бы случилось.

– Не так! Я не так хотела! Я для мужа себя берегла и хотела после свадьбы только. И по любви.

– Я знаю. Будет у тебя еще и по любви, увидишь!

Снежка поддерживает меня, и это помогает в первые сутки не сойти с ума от отвращения к себе самой, обвинения себя в том, что такая слабая и не смогла ему противостоять.

Я вообще не должна была туда ехать одна, и это ощущение его сильных рук, жадных колючих поцелуев на теле не проходит, сколько бы раз я душ ни приняла.

Я должна была отбиваться от Викинга сильнее, кричать громче, в конце концов, не входить в дом, где были незнакомые мужчины, но время не вернуть назад, и я больше никогда не буду достаточно чистой, чтобы выйти замуж.

Глава 8

Прошло два дня. Протикало, точнее. Я выхожу на работу, новые объекты, персонал набираем, дела идут отлично, вот только каждый раз, вернувшись домой, рюкзак этот чертов вижу. Ее.

Как маяк, напоминание о содеянном. Думал выбросить, но не стал, не привык брать чужое.

Мать звонила, переживает, что Стеша свалила из дома и голодает, тогда как на самом деле сеструха моя задницей крутит где-то в кабаке. Смешно даже, хуй она там голодает, пока я ее обеспечиваю, главное, чтоб проблем в том кубле не нажила.

Утром принимаю ледяной душ. Всегда так делаю, бодрит, особенно если потом еще в снегу поваляться. У меня природа, хотел подальше от людей, их и так хватает на работе, но меня и тут находят. Среди березок, блядь, и сосен.

Пашка, черт, уже четвертый раз наяривает, и порой мне кажется, что он не мой подчиненный, а мой, сука, контролер.

Хватаю что-то из холодильника, завтрак всегда на ходу, потому что привык быстро. Я работаю в охранном бизнесе больше десяти лет, пять из которых уже своя фирма имеется. За минуту собираюсь, каждая вещь на своем месте, и этот рюкзак девчачий как бельмо в глазах.

Хватаю его, иду к мусорке, но останавливаюсь. Фиалковые глаза зареванные в башке проносятся, и совру, если скажу, что девочка некрасива.

Как она смотрела на меня тогда утром за столом, а после в машине, из башки не выходит, ведь там не было даже укора, а только ебучий страх.

Красивая она, миленькая, хоть и зеленая еще до чертей. Можно было бы с ней по-нормальному, ладно, неопытна, распечатал бы красиво, а так… еще и по пьяни.

– Проклятье.

Отбиваю очередной вызов Пашки и, хватая рюкзак, выхожу из дома.

***

– Как ты, мась?

– Нормально.

– В медпункте была?

– Ага.

– И? Дали хоть что-то? Я боюсь за тебя.

– Да, таблетки там… все вроде нормально. Как новенькая.

Улыбаюсь, скрещивая пальцы. Я не была ни в каком медпункте, потому что мне стыдно. Внешне вроде и правда лучше, кровь только в первый день была, потом уже прошло.

Документы, правда, жалко. Восстановить паспорт долго, а студенческий проблемно. Денег в кошельке было мало, а вот рюкзак действительно жаль. У меня нет другого, теперь приходится ходить с пакетом на пары, что немного стыдно, но, впрочем, я не балованная. Шурочка меня растила на пенсию одну, да еще и Илюха сверху. Нет, мы не голодали, но особых изысков тоже не случалось.

Мамы рано не стало, а у отца своя семья. Не помню даже, когда видела его в последний раз. Кажется, в первом классе. Я в школу тогда пошла, а он приезжал, привез мне какие-то вещи, погостил сутки и уехал. Илюша так плакал из-за него, еще совсем мелкий, а я молчала.

Шурочка сказала, у него другая семья уже и дети есть родные от второго брака, как будто мы не родные, смешно даже. Не до нас, в общем, ему, так мы и выросли. И не сироты, но и семья не полная, бабушка мне как мама и папа, только ближе. Да и для Ильи, который на три года меня младше, точно так же. Как птенцов нас вырастила, под крыло взяла.

Мы не жили роскошно, но я не припомню, чтобы страдала оттого, что мне чего-то остро не хватало. Бабушка даже подарки нам умудрялась делать на свою пенсию мизерную: что-то перешивала, что-то Илюха даже за мной донашивал, когда был поменьше.

Мне немного стыдно об этом вспоминать, но, оказавшись одна в этом большом городе, я теперь понимаю, что у меня было неплохое детство, жаль только, что я Шурочку разочарую.

После того, что Викинг сделал со мной, никто жениться на мне не захочет. Мне теперь кажется, будто у меня на лбу это клеймо порченой выбито и пульсирует кровью.

Я хотела выйти замуж невинной, хранила себя для мужа будущего, а теперь что… как девка какая-то гулящая – “без стыда и совести”, как сказала бы Шура.

– Что-то не видно, что ты забыла, Анют. Глаза вон красные снова. Как ты себя чувствуешь, солнце? Синяки сходят?

– Да. Потихоньку.

Прошло три дня. Я хожу на пары, и вроде все как и раньше, за исключением синяков на бедрах и руках. Те еще хуже выглядеть стали. Аж фиолетовые, потому я ношу длинный свитер под горло, чтобы не было видно ни синяков, ни следов на шее. От Его губ.

Белую кофту Викинга я сняла тогда сразу. Хотела выбросить, но не стала. Сложила в пакет и поставила на подоконник у своей кровати. Он до сих пор там, пахнет медом и горьким шоколадом – так пахнет Им. Викингом.

Вадим, точнее, его зовут. Суворов. Думаю, он уже забыл о моем существовании. И я забуду. Наверное. Когда-то.

– Ну вот и хорошо. Не кисни, Ань, и давай собирайся, зачет сегодня, там Андреевна с указкой ходит, как надсмотрщик, Ленька уже получил свое. Этот умник пытался сорвать зачет, доску воском натер, прикинь, дурачок? Англичанка наша от злости аж позеленела, глаза выкатила, шипела, грозилась, что никто не сдаст, капая валерьянку в чашку с чаем, оказавшимся коньяком. Леонид и там постарался. Цирк, короче, Во-от, ну наконец-то ты улыбнулась!

– Я приду. Иди, Снеж, я догоню.

– Давай подтягивайся, у нас дурдом!

Целует меня в щеку и бежит по коридору, ее светлые волосы облаком развеваются по сторонам. Снежка красивая, как куколка, мои же волосы темные, впрочем, как и глаза. Мамины. Хоть что-то взяла от нее.

Не помню ее совершенно, но бабушка говорит, я похожа на нее, а Илья в отца пошел. Такой же задира безбашенный.

Ленька у нас тот еще чудак, запросто пары сорвать может, вывести преподавателя из себя. Я уже со всеми раззнакомилась, но сдружилась только со Снежкой. Не люблю шумные компании, это не по мне.

Если бы не надобность в работе и образовании, я бы в деревне осталась, но Шурочка уже в возрасте и болеет часто. Деньги нужны, да и Илью еще учить, он усиленно готовится к поступлению, я должна помогать ему тоже.

Вся в своих мыслях я иду по коридору, а после голову поднимаю и вижу его. Огромный, злой, страшный. Викинг.

На миг мы встречаемся взглядами, я от страха не могу с места сдвинуться, а он идет прямо ко мне.

***

За секунду все внутри скручивается в узел, и я резко разворачиваюсь. Не знаю, что со мной, наверное, инстинкт самосохранения, вот только с бегом у меня не очень. Я забиваюсь в самый угол, так как Викинг догоняет меня в два счёта.

Потупляю взгляд, сердце готово уже выскочить из груди, и я ищу хоть кого-то, но, как назло, в коридоре пусто. Все на парах сидят, мне никто не поможет.

Почему-то не могу смотреть ему в глаза. Совсем не получается. Улавливаю запах черного шоколада мужчины, и голова кружится. Хочу, чтобы он ушел. Сейчас же. Немедленно.

– Дайте пройти, – шепчу, пытаюсь увернуться, а Суворов как стена стоит, загнал меня в угол, как мышку. Поставил огромные сильные руки по обе стороны от меня, мне не сбежать, а оттолкнуть его не смею.

Я вообще Викинга касаться не могу. Едва ему до груди достаю, страх сковывает тело, а в висках пульсирует только: беги.

– Подожди. Не убегай.

Его голос. И запах. И весь он меня пугает. Паши того огромного рядом нет, чувствую себя предельно беззащитной. Как тогда.

– Ч… что вам надо от меня?

Дыхание сбивается, нет, я не трусиха обычно, но его боюсь. До чертиков.

– Твое.

Протягивает мне мой рюкзак, и я осторожно его беру. Прижимаю к груди. Смотри в пол, Аня. Просто смотри в пол. Уйди, уйди, ну, уйди же!

Тяжело дышать, и в груди аж печет от боли, но я сдерживаюсь. Кому тут сдались мои слезы, этому дикарю, что ли? Всем плевать на чужую боль. Я не унижусь еще и плакать перед ним.

– Спасибо.

Машинально волосы на лице поправляю, кажется, выходит нервно, но что хуже – Викинг запястье мое замечает, и я вижу, как его зеленые драконьи глаза темнеют, а низкий голос рычит:

– В больнице была?

– Была.

– И?

– Все нормально, – вру, хоть и горло сжимается. Шурочка бы за такое надавала по губам.

– Рука болит?

– Нет, – снова вру, первые сутки тело болело так, что вставать не могла, а сейчас лучше, но все равно синяки есть. Снежа сделала мне мятный чай для успокоения, а в остальном я сама себя успокаивала, как могла. Помолилась, вроде стало лучше.

Я думаю, Викинг сейчас развернется и уйдет, но он не спешит. Смотрит на меня как-то страшно, а после запястье мое берет и свитер до локтя задирает, держа мою руку в своей крупной ладони.

Он смотрит. Пристально, касаясь синяков крупными пальцами, а для меня это то же самое, как если бы Викинг расплавленным металлом по коже водил. Так же больно, невыносимо просто, но что хуже – я двигаться не могу в этот момент. Как онемела.

– Пустите… Пожалуйста.

Викинг медленно натягивает свитер обратно и отпускает мою руку, а после достает из кармана какой-то белый конверт. Протягивает мне.

– Возьми.

– Что это?

– Компенсация. За ущерб.

Эта фраза режет слух, и я поднимаю на мужчину глаза. Впервые прямо и открыто, не верю в то, что слышу. Как же так можно-то?

– Знаете, ущерб – это когда карандаш, там, сломаешь, а вы меня изнасиловали. Это не ущерб.

Викинг поджимает губы, злой, свирепый просто. Вижу, как напрягается, сжимает огромные кулаки, а я стою и моргаю только. Если такой ударит, я уже не встану.

– Посмотри. Если мало, я добавлю!

Вот тут уже меня сносит, размазывает просто. Слезы наполняют глаза, жгут, но я не плачу. Не буду унижаться перед ним.

“Если мало, я добавлю”. Хм, а сколько должно быть? А вдруг он переплатит – и мне надо сдачу дать или что? Так у меня нет. В долг брать? До стипендии еще ого-го сколько.

Деньги, чертовы бумажки. Куда мне их приложить? К синякам, как компресс, что ли? Поднимаю на него глаза.

– Заплатить за любовь хотите, так?

Викинг сцепляет зубы, вижу, как от злости у него аж желваки на скулах ходят. Ненавидит он меня, адски просто, аж до скрипа.

– Да.

Глава 9

Вот, значит, какая она – продажная любовь. Как девку какую-то гулящую меня покупает, будто я сама… сама этого хотела.

Давлю слезы, не буду я плакать перед Викингом. Не покажу, как мне больно теперь. Где-то внутри словно крючком поддевает, а ощущение его колючих поцелуев-укусов никуда не прошло.

– Так вы меня не любили. Мне не нужны ваши бумажки, – говорю, а Викинг даже не шелохнется, и этот конверт как бельмо перед глазами. Не убирает его, и тогда, кажется, я понимаю настоящую цель его визита.

– Если вы хотите оплатить мне мое молчание, то можете не переживать. Заявление в милицию я не буду подавать, жаловаться тоже. Заберите с… свои проклятые деньги! Мне от вас ничего не надо! Ничего!

Не знаю, откуда столько смелости, но глаза я не опускаю. Внутри жжет, точно душой тут торгую. Купи, не купи – смешно даже, слезы только враз потекли, быстро вытираю их руками.

– Я не за этим приходил, Нюта.

Суворов за руку хочет меня взять, а я отшатываюсь. Не хочу, не могу я.

– Не называйте меня так. Не трогайте! Нет, не трогайте меня!

– Спокойно. Не кричи.

– Нет. Я… я не хочу!

Викинг так близко. В угол к стене загнал и не пускает, не дает пройти. Огромный, сильный, такой высокий. Я же психую, мне резко становится мало воздуха, мало пространства, а после я слышу спасительный голос Снежаны:

– А ну, отвалил от нее! Дядя, руки убрал!

Викинг оборачивается, и мы оба видим Снежку. Она держит баллончик в руке, хорохорясь, точно боевой воробей.

– Иди, куда шла.

– Ну да, разбежалась! Анька, это кто?

Молчу, так стыдно, что хочется под землю провалиться.

– Снежа, все нормально.

– Я что-то не вижу, что нормально. Отойди от нее, дикарь, не то глаза сейчас выжгу, у меня баллончик перцовый, между прочим! Пошли, Анька, быстро!

Опомниться я не успеваю, Снежка хватает меня за руку и тащит по коридору. Я мельком смотрю через плечо, чтобы увидеть фигуру Суворова. Он ушел, ни разу не обернувшись.

Она побледнела, когда увидела меня. Моментально остановилась, а после как ошпаренная побежала по коридору. Я чувствовал себя придурком, но оставить так все не мог. И нет, не только в рюкзаке дело. Я хотел еще раз увидеть девочку и убедиться, что все нормально, вот только нормальным там и не пахло.***

Догнал ее в два счета, Фиалка забилась в угол, и я ничего даже не сделал, а она начала дрожать. В прямом смысле, ее просто колотило, и Нюта не смотрела мне в глаза.

Снова, тогда как я хотел хотя бы на секунду увидеть ее фиалковые омуты, коснуться волос. Не знаю даже на кой, но мне кажется, они у нее очень мягкие, а после Нюта локон поправила, и я увидел синяки. Теперь уже четко очерченные, со следами рук. Моих рук, мать вашу.

Как только задрал свитер ей до локтя, девочка замерла. Точно зайчонок, и она не шевелилась, ее бледные пальцы мелко подрагивали у меня в руке. Кожа нежная, полупрозрачная, сливочная и так пахнет цветами. Думаю, было бы приятно прижать ее к себе, вот только нельзя мне. Ни черта мне теперь нельзя, и да, денег девочка не взяла.

Вышло по-идиотски. Я хотел помочь, вот только Нюта так посмотрела на меня, что мороз пошел по коже. Ее губы затряслись, глаза наполнились слезами. Вот тут уже я не понял, она едва говорила, а потом та мартышка белокурая вылезла с баллончиком, и все пошло по пизде.

Стало смешно, хотя не очень. Я бы тот баллончик ей в одно место мог засунуть, но устраивать сцену в универе не хотелось. Я хотел Нюту увидеть, и то, что увидел, меня не обрадовало.

Глаза фиалковые зареванные, губы красные, на шее все еще следы от моих, сука, засосов. Зажав сигарету в зубах, я вышел из ее универа и, сев в машину, быстро сорвался с места.

***

Кажется, нам уже не до зачета. Я все равно буду пересдавать, а Снежка, видать, уже справилась, так как вышла первая и теперь курит в коридоре, втихаря приоткрыв окно.

– Это он, да?

– Снеж… не надо.

Машу рукой перед лицом. Никак не могу привыкнуть к запаху никотина. Шурочка бы руки оторвала, если бы сигареты нашла дома.

– Капец, я в шоке! Что он хотел от тебя? Почему приходил? Ну что ты молчишь, Аня!

– Принес рюкзак мой и деньги.

– Какие деньги?

– Его. Сказал “за любовь”.

– Ну а ты что? Взяла?

– Нет.

– Почему?!

Округляет глаза, неравно тушит сигарету, прячет улики от комендантши.

– Потому что мне ничего от него не надо.

– Дурочка ты, Анька! Надо было взять деньги! Гордая, это понятно, но на обувь свою посмотри! На улице минус двадцать пять сегодня, а у тебя дырявые сапоги, до стипухи три недели, и передачек у тебя из дома давно нет. Как ты жить вообще собираешься, святым духом питаться будешь?

– Мне не нужны его деньги, и уж как-то проживу. Снеж, не могу я так. Не могу! Душу свою продам, если возьму от него хоть копейку.

– Ну все, поняла я, одуван ты мой доморощенный. Ладно, не кисни! Мне вот маман передала. Пирожки с капустой и грибами. Глянь, м-м-м, вкуснотища! Теплые еще. И картошку положила, консервации всякой, варенья. Выживем. Не переживай. Вот что с сапожками твоими делать, я, честно говоря, не знаю. Не гуляй на улице долго, Ань, а то реально ноги себе отморозишь. Идем.

Вот и все. Викинг отдал мой рюкзак, и я надеюсь, что больше меня ничего с ним связывать не будет, вот только, вернувшись к себе в комнату, вижу его свитер, все так же стоящий на подоконнике в пакете. А еще Вадим Суворов мне сниться начинает. Каждую ночь.

Глава 10

Прошла неделя. Я вся в учебе, хотя мысленно все еще в том доме в лесу, и это так странно. Когда изо всех сил пытаешься забыть человека, а он не забывается, словно специально, нарочно даже.

Викинг больше не приезжал, и вроде все нормально, кроме его свитера, который я забыла ему вернуть. Тогда так распереживалась, что едва имя свое не забыла. Какой там свитер, я едва стояла на ногах.

Наверное, Суворов уже все забыл, и мне надо, но как только в постель ложусь, какая-то паника сразу находит. Я спать не могу. Тогда завариваю себе чай и читаю на подоконнике или слушаю сплетни девчонок из комнаты. Они часто смеются как не в себя, новая цель – конечно же, Леонид, отдувается за всех мальчишек. В их компании мне легче. Пытаешься отвлечься, сделать вид, что все хорошо, убеждаешь себя, что все будет как прежде.

Пару раз возникало желание позвонить Шурочке и поделиться с нею, бабушка бы нашла слова, но я решаю этого не делать. Она пожилая уже, ей нельзя волноваться, да и Илюха ей еще сверху дает прикурить. Не до меня ей уж точно. Я приехала сюда учиться, и у меня все хорошо. Что бы ни случилось.

Новый год проходит в каком-то тумане. Большинство ребят разъезжаются, в общежитии остаются только одиночки вроде меня, но так даже лучше. Не люблю шумные компании и не еду к Снежке на праздники, хоть она и зовет. Хватит с меня уже, доездилась и так.

Если честно, то я думаю о Нем. Не знаю даже почему, но думаю. Не хочу вспоминать, но делаю это все равно. К своему стыду, втихаря даже пару раз достаю свитер Викинга и касаюсь его, вдыхаю запах.

Черный шоколад, дикий мед. Зеленые драконьи глаза, сила, агрессия и злость. Жесткая щетина, грубый голос. Кажется, каждая моя клетка навсегда впитала Его код.

По мнению Викинга, я стою несколько бумажек, которые он положил в конверт. Ущерб. Вот как он назвал конец моей жизни, и, пожалуй, я еще никого так не ненавидела, как его.

Из-за дырявых сапожек на улице я почти не гуляю, а если и выхожу, то по-быстрому. В магазин обычно на несколько минут. На выходные ребята едут кататься на лыжах, но мне не хочется. Мне ничего не хочется, кроме как залезть под теплое одеяло и чтоб меня никто не трогал.

С момента той ночи прошло уже пять недель. Не знаю, зачем считаю, просто. Синяки уже сошли, не видно ни ссадин, ничего, однако ощущение того, что внутри я покрылась трещинами, никуда не исчезло, а еще я Его вижу. Снова. На остановке, дожидаясь автобуса, замечаю его машину. Как назло, среди толпы Викинг тоже меня узнает и притормаживает у обочины, тогда как я уже едва удерживаю свое сердце в руках.

Не медля, я прыгаю в первый попавшийся автобус. Всю дорогу смотрю в окно, но Викинг не едет за мной, и это хорошо, потому что я не хочу снова с ним пересекаться. Мне больно.

***

Я видел ее мельком еще раз. Фиалка стояла на остановке. Шел снег, она куталась в куртку и переминалась с ноги на ногу. Нет, я не следил за ней, ехал на один из объектов, и глаза сами выцепили ее из толпы.

Не знаю, почему дал по тормозам, не знаю, на кой остановился в неположенном месте. Что я ей скажу? Денег она не берет, прощения я так и не просил, да и надо ли оно ей?

Судя по прошлой нашей встрече, ни хрена ей от меня не надо, но все равно. Хочу услышать ее голос, убедиться, что уже порядок, но Фиалка тут же прыгает в первый подъехавший автобус, и я не успеваю вырулить, чтобы в пробке догнать его.

Я мог бы тем же вечером заехать в ее общагу, знаю же, где Нюта обитает, но не делаю этого. Нет, не из-за подружки ее конченой, просто не еду, и все. У нее своя жизнь, у меня своя, и мы не пересекаемся. У меня работа, иногда охота, часто спорт и пьянки по пятницам в офисе с пацанами. Все прелести холостяцкой жизни. Снова. Как и до Сони.

Грач сказал, что мельком видел ее на вокзале, и я рад. Встреть бы я Соньку лично – удушил бы. Сука проклятая, как же я ее ненавижу, вот только сорвался на ни в чем не повинной девочке.

Черт, хочу ее увидеть. Еще раз. Фиалку. На минуту, просто спрошу, как дела. Услышать ее голос. Да, тихий, но все равно, и хочу ее коснуться как ненормальный.

Состояние похоже на ломку, и я срываюсь утром, потому что всю ночь не спал. Как наваждение, потому в восемь утра я уже в ее общаге, с трудом пробился сюда, комендантша все пытала, чей, блядь, я жених. Купил ей коробку конфет, дверь открылась сразу, вот только нет тут ни Нюты, ни ее притыренной подруги.

Две девочки другие в комнатке три на три. Все чисто и убрано, скромно, кипятильник в чашке, книжки, тетрадки и дубарь такой, что ноги можно отморозить. Батареи едва теплые, по полу гуляет сквозняк.

– Где Анна?

– Ее нет. Уехала.

– А учеба?

– Она, похоже, ее бросила. К нам другую девочку будут подселять.

– В смысле? Почему?

– Я не знаю. Сначала Аня вроде заболела, а после резко собралась и в деревню домой укатила.

Слушаю все это и охреневаю. Что случилось? Я же видел ее тогда на остановке, все было хорошо. Вроде бы.

Если Нюта заболела, она бы тут лечилась, в городе, на хрена в деревню ехать?

Смотрю на часы. У меня сегодня две важные встречи, выезд на объект, бумажная волокита, вот только я не могу ничего делать, пока не узнаю, что с Нютой.

У Фиалки есть моя визитка, и она бы позвонила вдруг чего, так? Зажимаю сигарету в зубах, уже выходя из общежития на мороз. Нет, блядь, не так: хуй бы она позвонила, в рельсу скорее бы набрала.

Глава 11

В течение часа пробиваю адрес ее дома. Обычная деревня за городом, не так чтобы далеко, но и не близко.

Сижу в машине и стучу по рулю. Поехать туда? Что я скажу, зачем приперся? А если не поеду, то не узнаю, что с девочкой моей. Моей – хм, так сказал, словно Нюта моя, хотя это не так, естественно.

– Да.

– Где ты, начальник? Все ждем тебя. У наших вызов. Нужны еще люди.

– Давайте без меня.

– Вадим, я тебя прибью, если ты там бухаешь! И не делишься.

– Я трезвый, Пашка, отвали! Занят я, меня не трогать сегодня!

Психую, сам не знаю почему, и, ударив по газам, срываюсь с места. Я просто проверю. Гляну на нее издалека.

Спустя еще два часа я в этой деревне. Скромно, но чисто, старые домики по обе стороны улиц, где-то собаки лают, дороги никто не чистил, потому я едва добираюсь сюда даже на своем джипе.

Ее двор в самом конце улицы, с низким плетеным забором. Избушка как из сказки, довольно опрятно, на ставнях цветная роспись. Красиво.

Калитка на гвоздь запирается, система безопасности в деле. Сам себе усмехаюсь. Тут даже морочиться не надо. Заходи и бери. Охрана на высоте, блядь, про замки кодовые тут, видать, и не слышали.

Вхожу во двор, серый Тузик из будки голос подает, но не вылезает. Дубарь сегодня минус двадцать семь, я пальцев не чувствую.

– Откройте!

Стучу по двери и еще раз настойчивее, пока не слышу голос:

– Не греми. Иду я! Старая уже. Иду…

Дверь открывается со скрипом, вижу старушку в вязаном платье. На плечах цветастый платок, на голове какая-то пирамида из седых волос. Невысокая, но опрятная, с зоркими глазами в очках и с тростью.

– Вам кого?

– Нюта здесь?

– А кто спрашивает?

Прищуривается, прикрывает дверь.

Стискиваю зубы. Бабка тот еще детектив. Очки нацепила и палит на меня, сканирует всего.

– Знакомый.

– А-а, ты, что ли, красавец? Ну-ну. Бугай ты городской, а не знакомый!

Немного охреневаю от нее напора, ну да ладно, старухе простительно.

– Нюта дома? Позови ее.

Вглядываюсь внутрь, но там темно, да и бабка как щит стоит, не пускает.

– Я тебя, бандита, в дом не приглашала, и нет тут Нютки, не рвись!

– А где она? Я спешу. Мне увидеть ее надо.

– А куда это ты так спешишь? Ты уже все успел! Торопиться не на-адо.

Складывает руки на груди, поджимает губы, а я бешусь. Достала она уже меня, вот честно.

– Бабка, не зли меня, где Нюта?!

– А чего это ты мне тыкаешь? Я тебе не бабка, окаянный, а Александра Никифоровна. Завуч, между прочим, бывший. И не надо голос на меня повышать, бандит, коль не у себя дома!

Делаю выдох, это не бабка, это Холмс в платье. Бешусь. Не знаю, почему на нервах весь. Может, потому, что Нюту не видел до сих пор. Бабка-то точно знает, но загадками говорит, вот только у меня нет времени отгадывать ее ребусы.

– Хорошо, Александра Никифоровна, где Анна?

– То-то, – кивает похвально. – В больницу поехала. Первую областную. В город ваш чертов. Знала бы – сроду не пустила бы на ту учебу ее проклятую. Я, сынок, как цветочек Нютку растила, холила, лелеяла, берегла от таких, как ты! И как тебя только земля носит, бандит!

Тыкает в меня палкой, а я напрягаюсь весь, аж спину сводит.

– Что с ней? Нюта заболела? – спрашиваю осторожно. На хрена ей в больницу? Все же было нормально. Или нет? Блядство, что я с ней сделал, у Нюты было много крови, я ее порвал или что? Она вроде сказала, что была в больнице… соврала. Так и знал, проклятье.

Бабка окидывает меня сердитым взглядом и качает головой.

– А ты, что ль, не знаешь, что с ней? Провались ты пропадом, бес окаянный! Девку мне попортил, внучку родную, а она школьница вчерашняя, еще дите дитем дурное! Посмотри на себя: бугай здоровый, взрослый, зачем ты сделал это? Неужто нормально не мог с ней, по-доброму? Нюта хорошая девочка у меня, воспитанная, прилежная, а из города приехала вся серая от горя своего! И нет на таких, как вы, управы, вам дома, машины, деньгами все своими замыливаете, а девки потом ревут в три ручья, пшел прочь!

Фыркает и с хрустом захлопывает передо мной дверь. Я же достаю сигарету и пытаюсь закурить, но на этом морозе зажигалка даже не работает. Чертыхнувшись, сажусь в машину и гоню в город. Похоже, я все же напортачил.

***

Ранее

Кажется, все же простыла от этих дырявых сапожек, потому как, проснувшись утром, едва сползаю с постели.

Мне плохо. Кружится голова, и еще этот насморк вселенский напал. Вся какая-то вялая, и спать хочется до жути. Я провожу в постели три дня, пока меня в спину Снежка к врачу не выталкивает, боясь подхватить заразу.

– Иди покажись терапевту, микробная! Давай-давай, ты простывшая – жуть!

– Мне уже лучше.

– Что-то не видно. Как бледная поганка выглядишь. Моль! Анька, иди к врачу, пусть назначит что-то. Это все твои дырявые сапоги!

– Ладно, схожу. Не кричи только. Голова болит.

Голова и правда раскалывается, и еще есть хочется. Я съела все Снежкино абрикосовое варенье с хлебом и молоком, хотя никогда до этого его не любила, а дальше больница и очередь на полтора часа. Когда я, наконец, попадаю к врачу, мне уже не хочется ничего, вот честно.

Я думаю, терапевт сейчас мне назначит какую-то микстуру, вот только она сразу направляет меня на анализы крови. Это целая проблема, потому как иголок я до жути просто боюсь и мне реально плохо, когда рядом врачи, да и вены тонкие, и это все так больно, невыносимо.

Я думала, это в детстве так было и я уже переросла, но нет. Когда у меня берут кровь из вены, мне становится дурно, и я едва не падаю. В нос тыкают что-то вонючее, и я прихожу в себя, едва выползаю из этой лаборатории, держа карточку в руках.

И вот спустя три часа я с результатами. Уже не рада, что пришла сюда.

Терапевт долго смотрит на мои анализы, а после снимает очки, окидывая меня строгим взглядом.

– Ну что там? Можете какие-то капли от насморка прописать?

– Это не насморк, Анна. Вы беременны. Срок плюс-минус пять недель. Поздравляю.

Глава 12

Ранее

– Как беременная? Вы что?

– А что глаза такие квадратные? Или не знаешь, откуда дети берутся? Поздно уже, предохраняться надо было. Вот направление на УЗИ и дополнительные анализы. Сдавай все, дальше на учет встанешь.

– Да. Спасибо.

Шмыгая носом, выхожу из этого кабинета. В общежитие не помню, как добираюсь. Все расплывается от слез, и так тошнит, что едва стою на ногах.

Жаль, Снежки нет, уехала домой на пару дней, и я в этом огромном городе одна.

Прикладываю ладони к плоскому животу. Я беременная – и не могу в это поверить. Боже, я забеременела от Викинга! От мужчины, который меня изнасиловал, а теперь и думать обо мне забыл. А мне что делать, что?

Какая-то паника накатывает, и первым делом я хватаю рюкзак, достаю ту самую визитку. Здесь есть номер Викинга. Я могла бы позвонить ему и попросить помощи. Наверное. Ну, чисто теоретически. Он же говорил ему звонить, вдруг чего. Так вот “вдруг чего” уже случилось.

Сижу у консьержки, смотрю на эти циферки на визитке и кладу телефонную трубку обратно.

Не могу я. Не могу просто. Это как же будет? Я упаду до того, чтобы вымаливать его о помощи после всего, что он сотворил со мной? Викинг меня ненавидит, какие дети, боже…

А что будет дома? Шурочка уже старенькая, у нее давление. Илюша скоро в лицей поступит и уедет, а я на что жить собираюсь? И ребенок… он же от насильника. Я никогда его не полюблю, я его не хочу.

Уже через час я трясусь в стареньком кряхтящем автобусе. Купила билет впопыхах, а точнее, позорно сбежала из этого города. Он мне не принес ничего хорошего. Одни только слезы, и права была бабушка, когда отговаривала меня ехать сюда, а я не знала. Не думала, что будет так.

Родная деревня встречает холодно. Я не была тут с конца лета, хотя, кажется, все по-старому. Я только изменилась. Уезжала полная надежд о новой жизни, а вернулась разбитая, с красными заплаканными глазами.

Не знаю, может, если мама была жива, я бы не боялась так этого, она бы помогла, а так… не хочу быть как отец, который нас родил с Ильей и сбросил на бабушку. У самого уже давно другая семья, о нас и не вспоминает.

Ладно я, старшая, но папа ни разу Илье даже шоколадку не привез, хотя бы открытку, но нет. Все Шурочка нам давала, умудрялась как-то на мизерную пенсию даже праздники нам устраивать, сама много готовила, старые вещи перешивала, крутилась как могла, а я не смогла даже выучиться.

Шарюсь в рюкзаке в поисках ключей, но в окошке вижу бабушку, и дверь через секунду открывается.

– Нюта? Дитя, что случилось?

– Я… я очень соскучилась, ба.

Выдавливаю улыбку и крепко ее обнимаю. Я проиграла эту битву с городом. Он все же меня сломал.

***

– Нютка, не морочь мне голову! Ну-ка, быстро призналась, зачем приехала без предупреждения, что там стряслось?

– Ничего. Я же сказала…

– Правду говори! Живо, ой, сердце уже болит, не могу я с вами. Один шалопай от рук совсем отбился, и ты туда же. Горе мне, горе!

Мечется, ищет все свое лекарство, а я понимаю, что отмолчаться не выйдет. У меня проблема, и ее надо решать.

– Бабушка, я беременная, – почти шепотом, сгорая от стыда. Я обещала бабушке, что буду учиться, а тут такое. Шурочка на секунду застывает, а после медленно садится на стул.

– Та-ак… вот это новости. Нютка, какой срок?

– Пять недель.

– Ну ладно, ладно! Ничего, дочка! Это еще не много, за платьем живота видно не будет. Не бойся, люди шептаться не станут, я любому рот заткну. Ну так и где же он?

– Кто?

– Как кто? Жених твой. Ты же замуж выходишь. Да, забеременела, но не беда, сейчас быстренько свадьбу сыграем, никто ничего не поймет.

Кручу ключи в руках, ну началось.

– Бабушка, я не собираюсь замуж, и жениха у меня нет.

– Как это? Нютка, ты не темни, а то у бабки уже сердце не на месте! Кто он? Однокурсник твой? Ну-ка, продиктуй мне номер его телефона. Сейчас бабушка позвонит, быстро женихаться будет! Не денется никуда. Мне твой дед покойный тоже голову морочил, но, как отец кулаком по столу ударил, аж бегом женился.

– Бабушка, ты не слышишь?! Свадьбы не будет! Не будет ничего!

– Нюточка, детка, почему ты так говоришь? Как же ребеночек-то получился, если у тебя жениха нет?

– Потому что меня изнасиловали! – выпаливаю и сразу жалею. На лице у бабушки отражается испуг, а после она начинает плакать.

– Господи, боже…

Подходит и обнимает меня, а я ее слезы вытираю. Не хочу, чтобы волновалась. Зря вообще сказала ей. Дура.

– Прости, ба! Я не хотела, чтобы так.

– Ой, дите. Скажи мне, кто этот мерзавец?

– Какая разница?

– Нет, признавайся, быстро! Нютка, не играй с огнем, ой, не балуйся! Быстро бабушке имя назвала!

– Вадим Суворов.

– Ты была в милиции?

– Нет. И не буду.

– Как же так?

– Вот так. Он владелец какой-то охранной фирмы. Если заявление напишу на него, у нас проблемы будут. Не хочу я этого всего, не хочу.

Что-то шуршит за дверью, а после бабушка прикладывает палец ко рту.

– Тс… Илья пришел. Ему ни слова!

Когда брат входит, я опускаю голову. Подрос он за эти месяцы, еще больше стал. На мать похож.

Обедаем в тишине, хотя я просто пью чай. Меня тошнит, сильно.

– Ты заболела, Анют?

– Да. Немного. Как ты, Илюш, готовишься к поступлению?

– Готовлюсь, – отвечает коротко и выходит на улицу. Впервые вижу его таким мрачным.

– Не обращай внимания. У него этот, пубуртут или пубертат. В мужика, короче, превращается, дает бабке прикурить. Нютка, ты не дури и давай это… не переживай. Прорвемся, а того Вадима… забудешь ты! Время – оно, знаешь, лечит все же. Я вас вырастила двоих, и дитятко твое сами поднимем. Ты не первая такая.

– Нет. Не будет никакого ребенка. Я все решила уже – сделаю аборт. Бабушка, помоги.

Глава 13

Держу в руках карточку, стаканчик с водой и направление на аборт. Бабушка уговаривала, плакала, но уже все решено, так надо. Нет выхода, и стоило думать раньше. Дурочка, почему я сразу тогда не поехала в больницу, Он же предлагал.

Я боялась врачей, мне было стыдно, а теперь под сердцем крошечный малыш сидит. Он живой уже, и, конечно, он хочет жить. Или она. Может быть, там девочка? Неважно. Тупица, надо было хотя бы в аптеку сходить, но у меня не было денег. Я думала, ничего страшного не случится, меня же не тошнило, все было хорошо. До недавнего времени.

Слезы горошинами катятся по лицу, и меня так трясет, что я едва стою, опираясь о стену. Я приняла правильное решение, так надо, я давно не живу в розовых мечтах.

Я на первом курсе, куда я потом с малышом пойду, кому я нужна теперь такая, да еще и с ребенком от насильника?! Я же любить его не буду. Крошку эту невинную. А если малыш еще и на Суворова будет похож? Нет, лучше в петлю сразу, чтобы глаз его бесстыжих не видеть, лучше утоплюсь.

Уже две женщины предо мной вышли из этого кабинета, и ни одна счастлива не была. Плакали обе, и что-то не видно, что им лучше стало после аборта. А мне станет? Как я вообще буду себя чувствовать после такого греха?

Шурочка сказала, что это камень тяжелый на душу взять, что я жалеть очень буду, да вот только у меня нет выхода. Я не смогу, точно не выдержу. Я попрошу наркоз. Чтобы меня вырубило и я ничего не видела и не чувствовала.

Тошнит, ощущение такое, что я сейчас упаду на пол. Плохо, дурно даже как-то. Я боюсь боли и совсем скоро в зеркале буду видеть убийцу.

Считаю до ста и наоборот. Раньше всегда помогало, когда в больнице была, вот только теперь все равно страшно. Вот она, оказывается, взрослая жизнь. Черно-белые краски, и некому помочь.

– Прости, крошка. Прости, маленький! Я не смогу сама. Я не знаю, что с тобой делать! Я не хочу тебя. Я тебя не хочу!

Глажу свой плоский живот, отпивая воду мелкими глотками. Я просила таблетки мне дать какие-то, а врач сказала, чистить будут. Боже, у меня от одного только представления об этом кружится голова и сердце бешено толкается в ребра. Какой это грех, какой грех. Я когда из дома уходила, Шурочка даже не проводила меня. Сказала: “Решай сама, тебе жить, сама думай”.

Опираюсь рукой о стену, а после мне кажется, что я вижу мираж, потому что в начале коридора появляется высокая мужская фигура, и в ней я узнаю Викинга, который уверенным шагом идет ко мне.

***

Первая городская больница, я приехал просто проверить, мало ли. Мне надо убедиться, что с ней все в порядке, вот только я не ожидаю увидеть Фиалку ТАКОЙ.

Бледная, почти что зеленая, глаза на мокром месте. Девчонка стоит у стены и распахивает рот, когда меня замечает. Так просто одета, в руках сжимает карточку, тогда как я все еще не вкуриваю, какого черта тут происходит.

Как только меня видит, знакомая реакция – побег, вот только я быстрее, и, кажется, я уже задолбался за ней бегать.

– Стой!

Хватаю ее за руку, девочку аж передергивает. Сжимается вся моментально, ищет помощи вокруг. Не доверяет, знаю.

– Вы… как вы меня нашли?

– Бабка твоя сдала. С потрохами.

Ее взгляд на миг становится ясным, а после тухнет, точно спичка в стакане. Бешусь, не знаю даже почему. Аж колотит меня от всей этой ситуации и игр в “догони Фиалку по городу”.

– Я не писала заявление и не напишу. Прошу, оставьте меня в покое.

– Что ты здесь делаешь, Нюта? Ты заболела или что?

Молчит. Как в воду опущенная, и что-то не рада она меня видеть, хотя… никогда и не была рада. Дергает слабо свою руку, а я не отпускаю, хоть и знаю: сжал сильно, снова будет синяк. Нюта такая нежная, и этот ее запах. Цветочный, такой приятный. Мне хочется его вдыхать. Как наркоману.

– Ты меня слышишь? Почему ты бросила учебу?

Моргает, хлопает ресницами, а глазища темные фиолетовые, как блюдца на белом фарфоровом лице. Усмехается как-то нервно, ведет плечом, облизывает сухие губы.

– Я просто пришла к терапевту. Насморк. Уши там. Болят. И горло. Все… нормально у меня. Все хорошо, – лепечет себе под нос, смотрит на свои ботинки. Заношенные уже, старые и явно холодные для такой погоды.

Внезапно дверь кабинета распахивается, и выходит врач, окидывает нас двоих взглядом.

– Кто тут Климова?

– Я.

– Входите.

Девчонка в кабинет поворачивает, но я за предплечье ее беру, останавливая. Машинально, на автоматике.

– Стоп, куда?

Что-то ни хрена я не понимаю. Нютка молчит, а врач удивленно поднимает брови.

– Как куда? На аборт. Не задерживайте. У нас тут все по записи.

При этой фразе Фиалка вся сжимается, а я охуеваю просто. Чем дальше в лес, тем веселее.

***

Его взгляд просто надо видеть. Суворов бледнеет и намертво просто держит меня за руку. Снова до синяков, чувствую, как жжет кожа.

– Мне больно. Отпустите.

Умоляюще смотрю на него, но Викинг даже с места не двигается. Что-то похожее и я испытывала, когда узнала о беременности. Шок и неверие, непринятие, страх, только страха у этого дикаря нет. Злость скорее – да, точно. Лютая просто.

– Климова, вы идете или как?

– Да.

– Нет! Она никуда не идет.

– Между собой разберитесь, а потом приходите. У меня по времени строго, вообще-то, – бубнит врач, перед носом захлопывается дверь кабинета, а я поднимаю взгляд на Викинга. Он в ярости. Буравит меня опасным взглядом.

– Пошли побеседуем.

С силой сжимает мою ладонь, отводит к окну.

– Пустите.

Киваю на руку, и только тогда Викинг отпускает, хватается за сигареты, но, вспомнив, где мы находимся, прячет их обратно в карман. Я же едва стою. Все так кружится, и меня тошнит. Сильно. И есть хочется. И спать. И плакать.

– Ты беременная? ТЫ БЕРЕМЕННАЯ?!

Прямой вопрос. В лоб и без подготовки. Не знаю, что ответить. Какой правильный ответ, чтобы он ушел.

– Ну так…

– Как так?!

Этот дикарь загнал меня в угол снова. Как мышку. Мне не уйти. И помощи нет, хоть бы кто мимо прошел, но мы здесь одни. Ни душеньки больше нет.

Сглатываю. Не могу я, когда Викинг рядом. Хочется убежать от него, как маленькой девочке, и чтоб он не знал, где я.

– Чуть-чуть беременная, но скоро уже пройдет!

Пожимаю плечами, видя, как с каждым моим словом взгляд мужчины становится все более страшным.

– В смысле пройдет? Куда пройдет?! От меня залетела, то есть…

– Да, от вас.

Стыдно. Хочется под землю провалиться, какой позор. Уж точно “залетела”, хоть я никуда и не вылетала особо.

– Так… Фух, ладно. И что ты собираешься делать?

– Процедуру.

– Ах, процедуру! Решила уже. Сама или бабка надоумила?

Суворов все же закуривает, глубоко затягивается и тут же тушит, потому что мы в больнице и тут курить нельзя.

– Сама, – отвечаю уверенно. Я уже выплакала это все. Не могу больше, всю ночь не спала, и я знаю, какой грех беру на душу.

Пячусь назад, когда Викинг подходит ко мне вплотную и нависает надо мной горой. Упираюсь спиной в стену, он загнал меня, как зайчонка, а мне страшно. Мне кажется, он вот-вот ударит. Едва хватаю воздух, и его запах дурманит, у меня дрожит каждая клетка. Не думала, что одним лишь присутствием можно делать больно.

– Девочка, я, кажется, тебе давал свою визитку. Там был мой номер, и ты сто раз могла мне позвонить!

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем мне вам звонить? Что это изменит? Это моя проблема. Вас никак не касается.

– Что значит “моя проблема”? И как же ты собираешься решать эту проблему, малышка?

Криво усмехается, но ему не смешно. Как и мне. Ни капельки.

– Я сделаю аборт.

Блин, лучше бы молчала, потому что Суворова аж передергивает от этой моей фразы. Вижу, как напрягаются его крепкие широкие плечи, а руки, увитые выступающей сеткой вен, сжимаются в кулаки.

Закрываю глаза. Ударит сейчас, но смотреть на это не могу. Слишком больно, вот только никто меня не бьет, и я прихожу в себя, когда чувствую, как Викинг за руку меня взял и быстро куда-то тащит.

– Что вы делаете?! Пустите!

– Не ори. Со мной пойдешь.

– Куда это с вами?

– Домой ко мне. Никакого аборта не будет, усекла, Нюта? И это не только твоя проблема, Фиалка. Это наша общая ответственность.

– Что?.. Нет-нет, я никуда с вами не поеду!

Цепляюсь судорожно хоть за какие-то углы, но Викинг сильнее. Быстрым шагом выводит меня из больницы и, набросив куртку мне на плечи, усаживает к себе в машину.

От ужаса едва дышу. Куда он везет меня, что будет делать? От одного лишь представления о том, что этот мужчина снова насиловать будет, хочется провалиться под землю.

– Зачем я вам? Что вы собираетесь делать?

Во мне еще тлеет надежда, что он меня отпустит, вот только эту надежду Суворов срезает под корень уже в следующий миг:

– Я привык отвечать за свои поступки, Нюта, и бегать за тобой больше я НЕ собираюсь.

– Что?

– Что слышала. Значит, так, девочка: станешь моей женой и ребенка мне родишь. Пристегнись, поехали, – говорит серьезно, а у меня сердце на землю падает с грохотом. Как булыжник.

Смотрю на Викинга, и от шока не способна даже спорить с ним. Я не могу выйти замуж за мужчину, который меня изнасиловал и от которого я забеременела.

Этого не может быть. Этого. Не. Может. Быть.

Глава 14

– Я не выйду за ва

Продолжить чтение