Одержимость ненавистного оборотня

Пролог

Крики, похожие и на звериный гомон и человеческие возгласы одновременно, разносились по степи. Заставили птиц умолкнуть, а живность застыть в норах.

Странные гуманоиды с непропорционально длинными руками и лицами, напоминавшие карикатуры на людей, протыкали друг друга копьями, остервенело били дубинками, молотили увесистыми кулаками.

Их обнаженные тела, едва прикрытые набедренными повязками из шкур, казались сплошной загорелой массой.

Однако разница между враждующими племенами все же улавливалась. Одни – статные и атлетично скроенные, пропорциональные, с высокими лбами и волевыми подбородками. Другие – «кряжистые обрубки», слишком громоздкие, с крошечными ноздрями, выдающимися вперед нижней челюстью и губами.

Хотя силище их оставалось лишь поражаться, другие заметно одерживали верх. Брали числом. Кидались на противников вчетвером, впятером, лупили и кололи, словно заведенные. «Обрубки» лихо отбивались, ловко парировали удары, встряхнув мощными мускулами, как тряпичных кукол, сбрасывали атакующих на густую траву. Но с каждой минутой на их телах проступало все больше кровоточащих ран.

Тычок, удар, еще удар – и последний «обрубок» обмякает, медленно стекая на землю… Победители открывают рты в восторженном крике, потрясая дубинками и копьями над поверженными. На некоторое время воздух взрывается полурыками–полувоплями. Когда последние возгласы стихают, выигравшие сражение по–хозяйски тщательно собирают оружие убитых. Даже полубесформенные каменные ножи перекочевывают к новым хозяевам.

Закончив, довольные воины следуют за сородичем, махнувшим рукой и что–то нечленораздельно гаркнувшим.

Среди выгоревшего под нещадным солнцем степного разнотравья остаются лишь груды тел, замерших в неестественных позах, да куски плоти…

Но не проходит и часа, один из мертвецов поднимается – медленно, дергано, сродни зомби из фантастического кино.

Эффект усиливают фиолетовые губы, белые глаза трупа на синюшном лице, скрюченные в посмертном окоченении пальцы. Одно плечо опущено, другое вздернуто, ноги едва шаркают. Существо продолжает двигаться – коряво, неловко, пугающе. Гигантская дыра от копья в его груди сочится бурыми струйками, росою оседающими на траве.

Но через некоторое время становится очевидным, что мертвец будто бы оживает. Проявляется сизая радужка глаз, кожа светлеет, цветом напоминая чистый лист дорогой бумаги, тело вмиг обретает гибкость, куда большую, нежели прежде. Жуткой раны на груди как не бывало, даже шрама не видно.

Существо напрягается, трясет кулаками, беззвучно кричит и в ярких лучах дневного солнца вокруг него проступает силуэт гигантского ящера. Перепончатые крылья будто колышутся на ветру, трепеща и переливаясь всеми цветами радуги. Длинное эфемерное тело, окутавшее существо подобно туману, сверкает черно–золотым, как и венец рогов на голове, спускающихся до загривка. Пасть зверя распахивается одновременно со ртом ожившего трупа, мощный прозрачный хвост молотит по траве, не примяв ни одну былинку.

По степи проносится рык огромного раненого зверя, от которого содрогается земля.

Глава 1. Альтернатива

День смерти мамы остался в моей памяти размытым пятном. В мыслях всплывали и кружили обрывочные детали – куски мозаики, большая часть которой безвозвратно утрачена. Сумеречное сознание, кажется, это называется так…

Трясущимися руками раскрыв удостоверение, я продемонстрировала его полусонной вахтерше, закутанной в пуховый платок крест–накрест. Мельком глянув в окошко, пожилая служащая отставила кружку с ароматным кофе и нажала кнопку. Блестящая офисная вертушка недовольно скрипнула, подмигнула зеленым глазом и, подчинившись судорожному напору, выпустила меня на улицу.

Я заскочила в ярко–желтое такси и, не глядя на шофера, назвала больницу. Машина сорвалась с места, оставляя позади некстати пестрые улицы родного города. Слишком яркие дома, раскрашенные аляповатыми сочетаниями оттенков: то синего с густо–кирпичным, то зеленого с оранжевым, то красного с фиолетовым. Слишком красочно разряженные прохожие, слишком броские и веселые рекламные щиты.

Чем ближе мы подъезжали к нужному месту, тем отчаянней бухало сердце, сильнее холодели руки и ноги, ежеминутно что–то обрывалось в груди… В мыслях царил полный сумбур.

Серое здание с щербатыми стенами, хвостатая очередь в регистратуру, тянущаяся по всему вестибюлю, автомат для бахил, никак не желающих налезать на сапоги. Или все из–за моих «пляшущих» рук?

Каменная лестница, люди в белых халатах и разноцветной будничной одежде, снующие вверх–вниз. Безликие коридоры, похожие один на другой как две капли воды. Казенные голубые лампы, белые стены, источающие холод стерильности, резкий запах лекарств, смешивающийся с неистребимым ароматом хлорки.

Реанимация.

Усталый заведующий отделением будто нарочно встречает меня у дверей. По его морщинистому не по годам лицу все ясно без слов…

– Она еще держится. До приемного времени два часа. Придете, и я вас пущу, – упрямится он на немую просьбу.

– Пожалуйста, – выжимаю из пересохшего горла. Растрескавшиеся губы оставляют на языке металлический привкус крови. Горло саднит при каждом слове. Врач смотрит недоверчиво, сурово, но все–таки вручает халат.

Осторожно устраиваюсь на краешке маминой кровати. Глажу руки, за считанные дни совсем исхудавшие, почти прозрачные, целую впалые щеки, высокий лоб, покрытый испариной.

Что я тогда сказала? Память мигает, как зависший компьютер. Что она ответила? Снова то же самое. Помню лишь ее прекрасные глаза, полные благодарности. И любовь. Огромную и бесконечную.

– Пора, – слышу голос врача за спиной.

Я выхожу. Сажусь на продавленный кожаный диван, невдалеке от двери в страшное отделение. Слезы застилают глаза. Ощущение, как от тела отрывается что–то жизненно важное, заставляет дрожать как осиновый лист.

– Как вы поняли? – возвращает к действительности молодой врач реанимации. – Еще пара минут – и вы бы не успели попрощаться.

– Почувствовала, – в оцепенении отвечаю я.

Он смотрит усталыми карими глазами древнего старика на юном лице. Не верит. Впрочем, какая разница?

– Удивительное совпадение, – пожимает плечами и уходит.

Не помня себя, бреду по людным коридорам, толкаю тяжелую дверь и выхожу на мокрую улицу. Белые пушинки снега падают и разбиваются на мелкие капли, и я перестаю понимать – слезы ли на лице или небесная влага. Да и какая разница? Все вдруг стало серым, холодным, безжизненным. Словно цветущие тропики вмиг превратились в Арктическую пустыню.

…

Тряхнув головой, с трудом вынырнула из тяжелых воспоминаний. Они словно впитались в кожу, разъедая изнутри.

Ценой огромных усилий заставила себя встать с кресла, чья тканная обивка местами истерлась настолько, что от рельефного золотисто–розового узора, змеившегося по травяному фону, остались лишь отдельные стежки. Странно, но раньше не чувствовала насколько затекли ноги. Как долго я просидела, уставившись в одну точку? Казалось, все ощущения в теле выключились – тоска, накрывшая с головой, просто заглушила их. В каждую мышцу будто вонзились миллионы иголок. Вот черт! Острая боль спровоцировала раздражение, заставившее апатию ненадолго отступить.

Шаркая драными шлепанцами, добрела до просторной для «панельки» кухни. Мазнула взглядом по круглым настенным часам, белесой кляксой зависшим на бежевой стене: полседьмого – спать еще рано. Я подобно автомату ложилась в десять, вставала в семь – в будни, в девять – в выходные. Режим помогал сохранить толику энергичности, ощущения течения жизни.

В доме было непривычно тихо. Точно соседи по многоэтажке сговорились и дразнили своей умиротворенностью, спокойствием, благополучием.

Я зачем–то посмотрела в окно, стараясь не замечать свое осунувшееся, бледное отражение. Сгорбившийся фонарь тускло мерцал желтым, выхватывая черные морщины голых веток. Двор казался мрачным, неприветливым. Узкие тропки петляли между барханами сугробов. Соседняя девятиэтажка – близнец моей – выглядела огромной серой коробкой, расчерченной темными линиями.

Веселый красный электрочайник, зашумел и выключился, швырнув к потолку облачко горячего пара. Наполнив кружку ароматным эрл–греем, зашагала назад, в гостиную. Здесь моими немыми соседями были лишь темно–коричневый лакированный шкаф да плазменный телевизор на узкой черной тумбочке с колесиками. Как и несколько лет назад… Казалось, время остановилось, замерло, вынудив бесконечно переживать один и тот же день, подобно герою старого фильма «День Сурка».

Иронично, но регулярные обследования по требованию моей фирмы, будто нарочно подтверждали это впечатление. Больше десятка лет врачи твердили о том, о чем каждый день напоминали зеркала – организм у меня как у молодой девушки. Таковы уж все нишати – странные создания с человеческим телом и аурой аджагар.

Аджагары – наши Творцы и прародители – миллионы веков бережно охраняют информационные и энергетические оболочки галактик, планет, звездных систем. Проверяют, латают, восстанавливают, путешествуя по мирам порталами.

Однако выдержать на чужой планете время, нужное для поиска и решения проблемы, способны далеко не всегда. Аджагары восьмимерны, большинство же миров четырех–пятимерны. Вроде нашего, измеряемого шириной, длиной, высотой и временем. Выглядит замудрено, но, по факту все проще простого. Если вы хотите назначить встречу, что укажете? День, время, место. Последнее же определяется длиной, шириной и высотой. Например: завтра, в шесть вечера, на втором этаже ЦУМа.

В итоге древней расе пришлось наделить частичкой себя – энергетической оболочкой, а вместе с ней почти всеми способностями, аборигенов, вроде нас.

Мы никогда не видели друг друга, и вряд ли встретимся в будущем. Судьба раскидала нас по разным уголкам Земли, как стройных великанов сосен – немых пограничников суровых горных кряжей.

Но сородичи со мной. В любую минуту, когда позову, захочу пообщаться, буду нуждаться в помощи. Это немного греет душу. Спасибо мыслесвязи – невидимой «рации», по которой мы в любую секунду можем поговорить телепатически, ощутить эмоции, а порой даже уловить мимику, жесты.

Но и другие нишати ничего не сумели поделать с моей бедой. Одиночество в толпе – я живу с ним уже почти десять лет. Наверное, долго для оплакивания мамы… Все теряют близких… Должно быть дело в чувстве вины, которое поедом ест из года в год, убивая все порывы, желания, устремления.

Я обещала ей… обещала вылечить. К тому же, переживают нишати острее, сильнее, дольше смертных. Все из–за мощной ауры… Он наша сила и слабость тоже.

Мужчины обращают на меня внимание – знакомятся, просят телефон, приглашают на свидание. Еще лет двадцать назад я обожала ухаживания, флирт, волнение от зарождения новых отношений.

А сейчас… Что они могут дать? Несколько часов забытья за вкусным ужином и безликой беседой с человеком, старающимся показать себя с лучшей стороны? Незнакомые объятья, жар чьей–то страсти, не спасающий от холода одиночества? Прикосновение губ, которое не избавляет от ощущения пустоты? Удовлетворение тела, горечью отдающееся в душе?

Сородичи из сил выбиваются, пытаясь успокоить, убедить смириться, идти дальше. Порой даже втихаря вливают радость через мыслесвязь… Зря расходуют энергию… Я усиленно делаю вид, что стараюсь, активно участвую в общих предприятиях… Чувство долга – одно из немногих, что еще будоражат умирающую душу.

Восстанавливая энергетическую и информационную ауру Земли, я оживаю, точно пробуждаюсь от спячки. Беспокойство за планету заставляет сосредоточиться, отодвинуть на задний план все проблемы, боль, горячит кровь…

Годы назад, постигая собственные возможности, чувствовала себя ух–х–х… сверхчеловеком! У каждого нишати есть один, свой, особый дар. Мой – врачевание.

Когда вытаскивала из лап смерти единственное, самое любимое, самое дорогое существо… он казался благословением! Ежедневно вливала в ее измученное болезнью тело энергию, силы бороться. Каждое утро начинала с этой процедуры, каждый вечер заканчивала.

Нам обещали четыре месяца, но она прожила год: без боли, без немощи, в отличной форме.

Тогда, несмотря на неусыпную борьбу, истощающую энергетически, на страх перед кошмарным недугом, я с радостью встречала новый день.

Я могла действовать, сражаться за то, что дорого! Это ли не счастье?

А затем болезнь нанесла последний сокрушительный удар. Она ждала, пока мама ослабнет и… меня отключили. Я пыталась дотянуться, проникнуть внутрь ее тела и очистить от проклятого недуга. Но могла лишь чувствовать, как жизнь оставляет родное существо.

Нет ничего хуже беспомощности! Ярость сменяется грустью, грусть – апатией. И вот ты – робот, изо дня в день повторяющий ритуал, который и жизнью–то назвать трудно.

Глотнув бодрящего чая, поставила кружку на деревянный поручень кресла, почти тон–в–тон с линолеумом, исхоженным до грязно–рыжеватых проплешин. Мама не любила, когда я так делала… Боялась на мебели останутся следы. Ну и бог с ними.

Расплела косу, запустила в рыжие волосы пластмассовый гребень, застрявший, не достигнув даже середины прядей. С усилием надавила, стараясь не обращать внимания на боль. Раздался неприятный треск и несколько широких зубьев отломились, оставшись в колтунах. Надо бы распутать. Пряди длинные, густые и если вовремя не избавиться от узлов, придется стричься. А мама любила мои шелковистые локоны – расчесывать, гладить, заплетать.

– Тебя отключили, потому что не тебе решать – кому жить, а кому… нет, – сквозь пространство и время из родного мира поясняет куратор. Наконец–то соизволил! Раньше только и «потчевал» фразами: «Так было нужно…», «У создателей не было другого выхода»… Гуманоида с далекой планеты назначили аджагары – учить нас быть нишати. Мы прозвали его Святейшество – уж больно всегда и во всем следует правилам, не отступая от них ни на шаг, и нас заставляет. Наставнику «кличка» явно не по душе, скрипит зубами, но терпит. Знает сам, что перестраховщик тот еще. Впрочем, сородичи шушукаются: дескать, все это из–за гибели цивилизации куратора: удивительных существ, умевших влиять на течение времени. Замедлять его, ускорять и даже на считанные мгновения замораживать. Однажды нарушив законы мироздания, раса наставника практически вымерла… Как именно, что конкретно случилось и наши творцы, и Святейшество тщательно скрывают.

В гости шестимерного куратора не затащишь – слишком уж отличается моя планета от его Родины. Даже если забыть о разнице в числе измерений, одна только гравитация на Земле в полтора раза больше. Подозреваю, что и атмосфера, и активность солнца, да и многое другое убийственны для Святейшества. Хотя из него на эту тему слова не вытянешь.

Я с другими нишати с огромным трудом телепатически выпытала у наставника – почему он так категорично отказывается заглянуть «на огонек». Даже внешность Святейшества – тайна за семью печатями. Похож на человека или нет? Все–таки называет себя гуманоидом… Зато характер его изучили неплохо. Вот и сейчас куратор буквально впечатывает в землю железобетонными аргументами, точно сваи вбивает. Смягчать правду, заботиться об эмоциях собеседника – не для него. Но жестокая честность не облегчает страданий, не помогает двигаться вперед.

– Хорошо, есть один вариант, – вдруг заявляет он.

В шоке не знаю – верить услышанному или нет. Столько лет наставник убеждал смириться, жить дальше, оставить все как есть, потому что иного выхода нет. И вдруг – есть вариант?

Он что, пошутил? Решил поиздеваться? Проводит какие–то очередные опыты аджагар?

Куратор недовольно возвращает к реальности – терпеть не может сильные эмоции. Думает, чувства мешают создавать хорошие программы – любители фэнтези назвали бы их волшебными заклятьями. Берешь кусок энергии и внутрь него вкладываешь алгоритм – что нужно делать, как, где и с кем. При желании можно снабдить «нечто» временным разумом, научить подкрепляться аурой других людей, а еще лучше – Земли или деревьев. Человек быстро истощается, питая такую штуковину. Тогда какой же смысл?

Даже через мысленную связь я поняла, что куратор рассерженно сопит.

– Ну? – намекнула на продолжение.

– Пойдешь в другой мир. Мы туда во время тренировок заглядывали через портал–окно, – принялся закидывать фактами наставник, точно энциклопедию зачитывал. Я уже привыкла к его излюбленной манере читать лекции заумней любого академика, – Вспоминай медитацию год назад – аналог Земли, но вся планета пронизана магией. Разбита на «кварталы» разных сверхов – (Это он про сверхъестественных существ.) – Каны – оборотни–каннибалы, генты – прообразы мифологических фей и еще бог знает кто. – Найдешь там прародителя ледяных нашей Вселенной, ну вампиров, если так тебе привычней, я вам о нем рассказывал. Дальше сама знаешь.

Мое возмущение ударило в куратора энергетической волной огромной силы. Я отчетливо ощутила, как голова его раскалывается от боли, в глазах – резь, уши – заложило, мышцы свело судорогой. Я из числа нишати, чья аура очень сильна. Чуть разозлилась – собеседник по мыслесвязи контужен. Сейчас же я в бешенстве…

Захотелось рвать и метать, колотить Святейшество, кричать оскорбления…

Наставник создал из своей оболочки длинные щупальца – одно, два, три… и те натужно вытащили из его ауры энергетическую булаву, запущенную нерадивой ученицей.

– Я ведь тебя спрашивала о нем! Когда мама умерла, и аджагары запретили возвращаться назад во времени, чтобы начать лечить на ранней стадии, или вообще предотвратить! Дескать, это нарушит ткань Галактики! Ты говорил, что все это сказки для детей! А на самом деле, его кровь такая же, как и у остальных ледяных! Что люди насочиняли мифов, из страха перед древним вампиром! Как ты мог?

Куратор с трудом восстановил дыхание, проскрипев через мыслесвязь:

– Тогда было не время! У меня тоже есть начальство! Теперь разрешено!

– Вдруг он откажется? Что я буду делать? – осознание собственной беспомощности слабостью отдалось в теле, страх и отчаяние медленно, но верно лишали сил. – В конце концов, я перемещалась только на пару метров! А тут надо с десяток миров перемахнуть! Если ничего не выйдет и меня откинет назад!

– Твои проблемы. Мое дело предложить, твое дело – отказаться…

Как же хорошо Святейшество запомнил нашу излюбленную шутку! Я ждала уговоров, но вместо этого наставник отключился.

– Я не умею! Боюсь! Не знаю, как убедить! – истошно заорала вслед.

Очередная волна накрыла куратора – гуманоид сложился пополам, скорчился от боли, трясущимися руками схватился за голову, изо всех сил зажмурился, издав протяжный стон.

– Твоей бы энергией электростанцию питать, – истерично швырнул мысль. – Все умеешь. Пробуй, тренируйся, экспериментируй. Через какое–то время получится. Если нужно – убедишь!

И прервал связь. Я могла достучаться, достать куратора сквозь пространство и время. Вынудить продолжить беседу, рассказать побольше. Но почему–то отступила.

Медленно опустилась в любимое кресло – мягкое, просторное, с высокой спинкой, удобное, несмотря на «преклонный возраст». Надо подумать. Решиться на отчаянный шаг. Теперь у меня есть цель, я могу действовать!

Глава 2. Охота на двуногую дичь

(Тетис)

Тет вернулся в поселение вслед за Тареллом.

Над лесом, опоясавшим квартал канов, забрезжил восход. Малиновое зарево поднималось все выше, освобождая пышные кроны деревьев из ночной полумглы. Лениво подбиралось к покатым крышам неказистых кирпичных домов и стройным деревянным изгородям вокруг них. Звонкие трели птиц многоголосьем взорвали предрассветную тишину.

Тарелл обрел человеческий облик и, расправив могучие плечи, неспешно направился к своему двухэтажному каменному особняку – одному из подарков человеческой культуры. Обнаженный двухметровый исполин – живое воплощение опасности … Словно тяжелое пушечное ядро, со свистом разрывающее воздух и неумолимо разящее цель…

Каны вставали рано. Вокруг нескольких больших костров, уютно потрескивавших, бросая в воздух золотистые искры, уже вовсю суетились женщины. Водружали на специальные подставки котлы с водой. Чистили, резали мясо и овощи, с небрежной точностью швыряли в гигантские металлические емкости, посыпали специями, размешивали.

Лишь людоеды, «выгуливавшие зверя» ночью, спали в этот час. Поселение гудело, как растревоженный улей. Сотни глаз с восхищением уставились на нагого вождя из распахнутых настежь окон. Тарелл же, равнодушный к поклонению соплеменников, задумчиво шагал к дверям коттеджа, охраняемым шестью мраморными кошками в человеческий рост.

Все каны, без исключения, были высокими и крепкими. Но Тарелл с Тетисом ростом и статью выделялись даже в родном племени.

Немудрено, что на них глядели как на богов…

Лицо альфы на фоне алого цветка, распускавшегося у горизонта, казалось высеченным из камня. Угольные глаза под низкими надбровными дугами, высокий лоб, острые скулы, массивный подбородок подчеркивали мужественность. Иссиня–черные волосы накрывали плечи густыми кудрями.

Тет поспешил скрыться от назойливых глаз в своем жилище.

Перед взором все еще стояла картина сегодняшней ловли двуногой дичи…

С момента легализации людоедов брат альфы питался только клонами.

Так хотелось эволюционировать, перенять лучшее от культуры людей, неплохо изученной благодаря выездам в ничейные кварталы по делам племени и для обязательных переговоров с другими расами.

Решение стать частью всемирного государства, добровольно согласиться блюсти законы, далось Совету вождей непросто.

В какой–то момент истребление людьми, верберами, стычки с гентами начали угрожать существованию многих племен канов. Особенно огненных, живших в степях, не способных укрыться в густой лесной чаще и отсидеться там, пока буря не утихнет.

Да и надвигающаяся война между расами не сулила ничего хорошего даже победителю. Лесные короли вовсю применяли свои волшебные фокусы. Демонстрируя силу, в одночасье испарили остров и несколько километров джунглей. Были кусочки суши посреди океана, непроходимые чащобы – и пропали. Куда? Так никто и не узнал.

Люди сбрасывали бомбы на поселения сверхов, превращая их в груду обожженной плоти, обугленных остатков жилищ и мертвую землю. Стае Тета повезло: все это они наблюдали только с экрана телевизора, мелкими обрывочными кадрами позади щебетавшей новости дикторши.

В отместку оборотни нападали на мирные человеческие поселения, рвали на куски всех подряд, ледяные за ночь осушали города.

Настал момент, когда у народов не оставалось выбора – договориться или сгинуть с лица Земли.

Стволовые клетки и клонированные мясо с кровью можно смело назвать спасением.

Людоеды, верберы и нежить еще никогда не видели такого обилия пищи.

Но куда девать охотничьи инстинкты, отточенные веками?

Многие хищные оборотни, часть канов в том числе, навострились загонять животных. Тету для «выгуливания зверя» хватало пробежек по бывшей охотничьей территории людоедов в животном обличье.

Но сопровождение старшего родственника на охоту – древняя традиция канов. Даже когда Тарелл еще не занял место вождя, за пренебрежение вековыми устоями, людоеда медленно рвали на части. Заживо.

Тет самолично закупал клонированное мясо по заказу соплеменников – в любом количестве, любой жирности, любого возраста и пола. Только плати!

Настоящий подарок богов! Хотя жестокие боги канов вряд ли озаботились бы их пропитанием.

Охота на двуногую дичь стала для людоедов чем–то вроде развлечения. Запрещенного законом и потому для некоторых особенно желанного. Не все каны могли удержаться от того, чтобы полакомиться свежей, теплой и мягкой человечиной… Настоящей! Загнанной! Пойманной!

Человеческая наука и гентские маги придумали миллионы способов уничтожить останки хрупкого смертного тела. Были бы деньги.

Женщины племени находили «следы охоты на двуногую дичь», растворяли недоеденную добычу в кислотах, к производству которых приложили руку лесные короли. Несколько часов – и плоть разлагается до мельчайших частиц – никакой медэксперт не разберется.

Главное не пересечься на охоте с ледяными и медведями. Полиция сверхов людоедов не пугала. Скорее наоборот. Редкий страж порядка рискнул бы связаться с канами. Их жестокие обычаи нередко приводили чужаков в замешательство. Ледяные с медведями – другое дело.

Беспощадная, кровопролитная война надолго отбила у канов охоту ссориться с вампирами. Сотни великолепных воинов в самом расцвете сил сложили головы из–за территории, пролегавшей между кварталами людоедов и нежити.

Медведи же были естественными врагами канов. Они охотились на зверей и… людоедов. С кланом Таррела воевали трижды. Последний раз – всего лет десять назад.

Первый раз канов разбили. Второй – они почти истребили врагов. В третий – к медведям присоединились ледяные. Такого сокрушительного поражения племя Тарелла не знало многие века!

Тет еще помнил, как все госпитали поселения были заполнены ранеными. Истошные крики, стоны, хрипы и звуки отъезжающих машин, увозящих мертвецов за пределы поселения, не прекращались ни днем, ни ночью… Будили, заставляя съеживаться в своей кровати в крошечный комочек нервов, просыпаться от кошмаров в липком поту.

Черная земля между кварталами канов и медведей впитала столько крови, что, казалось, на ней вырастет алый лес. В боях с медведями многие людоеды стали калеками. Учитывая традиции канов, это хуже смерти.

Тет еле слышно вздохнул, не в силах избавиться от тяжелых мыслей…

Толкнул увесистую дубовую дверь и ввалился в свой дом – не такой огромный и пафосно украшенный статуями, как у Тарелла.

Не обращая внимания на суетившихся в просторной, по–спартански обставленной гостиной домохозяйку и старшую сестру Индиру, заскочил в ванную.

Скорее! Смыть, уничтожить воспоминания о сегодняшней охоте…

Может ледяные струи родниковой воды, хрустальные, свежие, принесут хотя бы толику забвения.

Но забвение – удел слабых духом. А Тет всегда был сильным.

…

Сварливый ветер колыхал густую массу ночного леса, разрезанную ярко–оранжевой лентой шоссе. Свет красно–рыжих фонарей ложился на дорогу кляксами. Мотыльки гулко бились об искусственные солнца, шурша крыльями и падали, глухо ударяясь о землю.

Ночные птицы переговаривались на разные голоса – басисто, визгливо, барабанной дробью.

Оживленное движение на трассе стихло. Редкие авто проносились по ровному асфальту, бередя ночь шепотом колес.

Запахи перемешались в дикий коктейль. Нотка теплого асфальта, мерзкий привкус раскаленного фонарного стекла врывались в терпкие ароматы леса. Приторный – буйно цветущего разнотравья, освежающий – от осоки, терпкий хвойный, пряный – от шишек.

Огромная черная кошка, в сравнении с которой и бенгальский тигр – котенок, готовая к прыжку, замерла, будто статуя. Лишь время от времени мощные задние лапы беззвучно переминались на мягкой траве. Лунные блики серебрили гибкую спину зверя, расчертив от головы до хвоста. Темно–синие глаза, уставившиеся в одну точку, едва заметно поблескивали во мгле.

Тет тысячу раз выходил с Тареллом на охоту и прекрасно знал – чем все закончится.

От предвкушения беды едва дышал. Сердце глухо билось о грудную клетку. Медленно, но с такой силой, что, казалось, еще немного – и ребра с треском вывалятся наружу.

Тарелл молниеносно прыгнул, подобно снаряду, выпущенному из пращи…

Острые как бритвы когти шкрябают по металлу. Свист тормозов отчаянный, ошалелый смешивается с запахом горелой резины и визгом шин по асфальту.

Грохот опрокинутой машины, только что летевшей по шоссе, пугает птиц. Они, суетливо хлопая крыльями и взволнованно гогоча, взмывают с веток в черноту неба.

Машина переворачивается несколько раз, словно игрушечная. Замирает на секунду у края трассы и ухает вниз. Снова переворачивается, замедляется, раскачиваясь для последнего кувырка. Замирает, плюхается, с причавкиванием вдавливая колесами податливую почву. Дверца скрипит, и с мерзким скрежетом отваливается. Проскальзывает в овраг, найдя там последнее пристанище.

В два прыжка каны у цели.

В покореженном авто, больше похожем на груду металлолома, парень и девушка. Кровь размазалась по лицам как неудачный театральный грим, тела замерли в неестественных позах. Повезло? Жертвы мертвы? Не успело облегчение расслабить натянутые до предела мышцы Тета, слышится биение сердец. Ускоряется и ускоряется. Две пары расширившихся зрачков смотрят на людоедов как на исчадия ада. Удивление и боль во взгляде сменяется ужасом. Девушка в шоке, но парень хочет закричать – грудь вздымается от наплыва воздуха.

Тарелл мощными челюстями хватает его за плечо и волоком тащит из машины.

Парень орет, срываясь на визг, извивается, колотит руками. Тарелл с хрустом перекусывает ключицу.

Тяжелый взгляд альфы вдавливает в землю. Ясно как день – требует от брата таких же действий.

Тет смотрит в милое личико девушки… Мало сказать, что напугана. От страха глаза почти вылезли из орбит, губы вздрагивают на застывшем лице–маске. Тет видел такое тысячи раз, но от этого не легче. Спокойно! Медлить нельзя! Кан перекусывает ремень безопасности, хватает девушку за ворот джинсовой рубашки и тащит наружу.

Тарелл уволок жертву в лес, на бывшую охотничью территорию канов. Хорошо…

Тет обращается в человека и дает девушке несколько звонких пощечин. Ступор добычи сменяется истерикой. Жертва брыкается – беспорядочно размахивает руками и ногами, напоминая сломанную мельницу. Комья земли летят во все стороны – ногти девушки прорезают длинные борозды, пятки оставляют овальные ямки. Дичь силится заорать, но рот зажат огромной пятерней.

– Не кричи, – шипит Тет. – Сейчас уберу руку, а ты беги что есть мочи. Поняла?

Жертва несмело кивает. На лбу проступила испарина. Тело реагирует на ужас. Бешеным биением сердца, поднимающейся и вмиг опадающей грудью и… адреналином. Гормон наполняет воздух, словно дым во время сильного пожара.

В носу свербит.

Этот ненавистный запах страха!

Реакция добычи понятна и оправдана. Дав секунду на подготовку, Тет отдергивает руку. Дичь вскакивает. Падает. Опять поднимается и бежит, спотыкаясь и снова падая. Прочь! К спасению, к жизни, к людям!

Тяжкий, обреченный вздох вырывается из глотки Тета.

Дураку ясно – девушка настучит в полицию сверхов. Но иначе никак… Невозможно.

Обостренный слух прекрасно улавливает творящееся в лесу. Обернувшись зверем, Тет медленно идет «посмотреть на себя со стороны».

Когда–то и он загонял двуногую дичь, наслаждаясь азартом охоты.

Вождь стоит среди вековых деревьев, опершись о грудь жертвы огромными лапами.

Он упивается страхом добычи. Влажный воздух пропитался запахом ненавистного адреналина.

Аромат окутывает, окружает, проникает в каждую пору, вгрызается в мозг. Надо выдохнуть! Еще! Еще! Еще! Нет, не помогает!

Срочно избавиться от омерзительного противного вкуса на языке и в носу!

Лицо добычи искажает гримаса. Из передавленного горла рвется стон, Тарелл жадно вгрызается в грудную клетку жертвы.

Кровь и куски мяса летят во все стороны. Отвернуться! Не смотреть!

Но воля покидает. Взгляд прикован к жестокому действу. Немыслимый азарт овладевает всем существом. Алчность! Убийца внутри требует свободы. Рвется наружу, нажимая на все первобытные инстинкты.

Сырая человечина! Теплая, настоящая, загнанная… Все животное, древнее, ужасающее поднимается из глубин души от одного ее запаха, вида.

Бороться… не сдаваться!

Решил для себя – только клоны! Хватит дикости, зверств и убийств! Хватит нарушать законы нового мира! Ведь можно жить иначе! Эволюционировать по примеру ненавистных верберов или презираемых Советом Вождей огненных.

И это единственно правильный путь развития канов!

Алые струи хлещут из распластанного тела юноши. Руки и ноги раскинуты, будто жертву распяли. Лицо неестественно перекошено, рот разинут в немом крике. Грудь разорвана в клочья, поломанные ребра выглядят тростинками, покореженными ураганом.

А в эту минуту вождь канов, рыча от удовольствия, острыми как ножи зубами раздирает еще теплое сердце жертвы. По клыкам лениво стекает рубиновая жидкость, удобряя землю.

Тарелл ест только сердца. В этом он весь. Вождь может заказать на мясоферме клонированное человеческое сердце любого вида, размера, возраста… Но ему нравится вырывать орган из груди еще дышащей жертвы, наблюдая, как жизнь покидает ее. Как стекленеют глаза, тугие мышцы становятся мягкими и податливыми…

Тарелл охотится не ради пропитания. Не из гурманства, подобно многим канам. И даже не для того, чтобы щелкнуть чертову полицию сверхов по носу! Не–ет! Ему нравится отнимать жизнь, поглощать чужое дыхание, чужие надежды, чужое будущее… Кровожадный зверь, от и до…

Тет сглатывает и пятится. Пятится. Пятится…

Ноздри раздуваются, втягивая соблазнительный, пьянящий, терпкий аромат свежеубитой добычи… Нутро заходится в вопле: рви, грызи, поглощай!

А кровь, как назло, приковывает взгляд: лениво вытекает из зияющей раны – сладкая и желанная. Нежное мясо, лоскутами свисающее из растерзанной груди: сочное, умопомрачительно вкусное… Голова кружится, словно голодал месяц, а то и больше. Желудок сжался в тугой узел и прилип к спине. Пасть наполнилась слюной, сглатывать Тет не успевает. Каждый мускул налился свинцом. Проклятые инстинкты, подогретые чувственными ощущениями, пируют на остатках самообладания. Нет! Только не это! Не вернуться назад, не сдаться на волю охотничьего инстинкта! Вампиры смогли, смогут и каны…

Тет снова пятится. Не выдержав, что есть сил, мчится прочь.

Вождь нагоняет через несколько минут. Улыбаясь, облизывает окровавленную морду…

Челюсти Тета сводит так, что крепкие клыки скрипят, щеки натягиваются до предела. Ночь охоты. Один из десятков ежемесячных выгулов зверя. Не первая и не последняя…

Тету – три десятка, Тарелл старше всего на десять лет. Каны и медведи живут до ста шестидесяти лет и дольше. И лишь в последнее десятилетие тела их берет возраст. Так что предстоят еще многие ночи…

Глава 3. На ошибках учатся

(Огни)

Думала не доживу до очередной утренней медитации!

Сплю обнаженной – хочется пусть ненадолго, но дать телу отдохнуть от повседневного бремени одежды. Покинув заботливое тепло пухового одеяла, поспешно надеваю трико с начесом и толстовку. Нишати вечно мерзнут. Создатели забыли, что они аджагары – полуящеры, а мы, люди – теплокровные, отсюда и все беды. Хотели как лучше, а получилось, как всегда.

Аура наша удивительна. Энергетическая оболочка высшей расы обновляет изнутри, сохраняя тело молодым, лечит недуги, дарит потрясающие способности. Но согреть не в силах. За счет чего? В ауре человека, словно в генах, записана правильная температура, в нашей – гораздо ниже.

Зима – самый страшный период для нишати, живущих в средней полосе. Стоит нагрянуть морозам, я кутаюсь как матрешка – три свитера, трое колготок, платок под меховой шапкой, две пары варежек. Но все равно замерзаю, добежав от подъезда до такси и от такси до работы.

Минус два, три, ну восемь градусов еще терпимо. Но дальше… Туши свет.

Мало того, приходится выходить с получасовым запасом времени. Надо же переодеться на службе – руководитель отдела рекламы обязан выглядеть презентабельно, а не беженцем из Сибири.

В одном повезло – в офисе топят как сумасшедшие, хоть тропические джунгли разводи. Остальные сотрудники недовольны, вечно жалуются, приносят веера, умываются холодной водой в уборной, с ног до головы обливаются антиперспирантом, а мне хорошо.

Когда–то идея переехать в теплые края прочно укоренилась в голове. Однако в теории все легко, на практике же, всплывает множество проблем.

Нужно искать новое жилье, работу, бросить родных и близких, какое–то время жить среди абсолютно чужих людей, начинать все сначала.

Для кого–то это нетрудно, сама таких знаю и даже не одного, для меня же – невыполнимая задача. Я, как говорят, очень тяжела на подъем.

Потеря мамы перевернула мир с ног на голову… Одна мысль покинуть город, где она нашла последнее пристанище, заставляла сердце жалобно сжиматься. Уехать теперь казалось смерти подобно. Будто я бросаю маму насовсем, как бы глупо и странно ни прозвучало.

Я привычно включилась в общую медитацию – похоже на коллективное сознание, такое слияние: аур, мыслей, эмоций. Воспользовавшись случаем, вызвала итальянца Марио на приватную беседу. Очень нужна одна вещь… Та, что есть лишь у него.

– Огни?

Наши прозвали меня Огни.

Святейшество уверял, что энергооболочкой меня наделил огненный аджагара – так вышло, что большинство «нашей популяции» получили свои от белых, голубых и зеленых. Впрочем, особой разницы между нами нет. Другое дело – нишати, порожденные единственным и неповторимым черным аджагара – прежним вождем Создателей. Они – избранные, с аурой, простирающейся в иные измерения и способностями, о которых среди прочих нишати ходят легенды …

…

У Марио потрясающий дар – его любит фортуна. Итальянцу везет всегда и без исключений. Если он опаздывает на работу, на дороге, будто по мановению волшебной палочки, появляется такси и довозит до офиса в срок. Светофоры, как один, дают зеленый свет, ни разу не задержав по пути.

Если у Марио заканчиваются деньги, кто–то вдруг предлагает подработку или отдает старый долг. Если он забывает взять зонт, дождь услужливо заканчивается, едва итальянец выходит на улицу.

Но аура у него не очень мощная. То есть по сравнению с человеком – огромная, по сравнению же со мной, например, и остальными, такими же, как я, мизерная. Поэтому Марио частенько просит энергию для серьезной удачи. Другие не дают. Может, из вредности, может, из зависти, кто разберет – чужая душа потемки. Я – всегда, пожалуйста. Если энергии много, девать некуда – почему не поделиться?

Сегодня я решилась попросить у Марио ответную услугу.

Хотя однажды она привела на край бездны.

…

После смерти мамы общение стало пыткой.

Соболезнования спазмом отзывались в груди. Казалось, лезвием скальпеля от меня отрезали огромный кусок. Очень важный и нужный. Вспоминалась старая сказка – там злая ведьма вскрыла герою живот, вынула органы и напихала вместо них камни, землю и гнилые листья. Отчаяние то сотрясало тело мелкой дрожью, то заставляло сжаться, чувствуя, как одеревенели мышцы.

Поездки. Будни. Праздники. Память окунала в несчастье с головой. С какой–то безжалостной яркостью. Чтобы поняла, увидела, в мельчайших деталях оценила – чего лишилась. Вновь и вновь прощалась со всем, наполнявшим жизнь радостью, счастьем, надеждой.

Поделиться болью можно лишь в книге или фильме. Боль – всегда твоя и только. Никто не разделит ее, как сильно бы ни хотел, ни стремился. Просто со всех сторон чужая жалость тех, кто тебя не понимает.

Ненавижу это чувство! Оно унижает, заставляет чувствовать себя букашкой, брошенной на волю Вселенских катаклизмов.

После похорон меня неделю колотило. Тело содрогалось от жестоких судорог – раз за разом. Я не ела, почти не спала, впала в чувственную кому. Ничего не хотела. Ни–че–го.

Опускалась в кресло, где любила сидеть мама – мягкое, старое, обветшалое… родное. Почти не чувствуя соленую влагу, стекающую по лицу, часами смотрела на мамину светло–коричневую дубленку с подвернутыми рукавами – у меня так и не хватило решимости убрать ее с вешалки. Казалось странным, что эта глупая, нелепая вещь пережила хозяйку.

На каждый хлопок двери оборачивалась, ожидая, что мама войдет, закашляется, снимет сапоги и включит телевизор. Досмотрела сериал, который ненавидела, ведь мама ни на что не реагировала, увлекшись им. Она так и не смогла дочитать этот телероман. Вертела в руке брелок, купленный родному человеку за неделю до страшного дня…

Сородичи пытались до меня достучаться. Поначалу робко, как летний ветерок шепчет листве, затем настойчиво, как ураганный осенний ветер, с воем пригибающий кроны… А потом изо всех сил, как убийственный смерчь, хватающий стволы невидимыми пальцами и выдирающий из земли… Казалось, не отключи я связь, голова взорвется. Пришлось все блокировать.

Спустя два месяца, робко ослабила щит от мыслеволн, и они полились, наполняя голову с такой силой, что, казалось, сейчас со свистом вылетят через уши. Я не разбирала – кто и о чем говорит, не могла вычленить из белого шума ни единой фразы. В спецназе – как любит шутить куратор – пятнадцать нишати. В бедном мозгу звенело, гудело, жужжало, как назойливый рой насекомых, а мысли прибывали и прибывали.

Хотелось заорать, что есть мочи, лишь бы прекратить эту пытку ужасающей какофонией. Но я четко осознавала – не вытерплю сейчас, завтра, послезавтра будет еще хуже. Обязана сдюжить, деваться некуда. Мигрень и треск в висках – достойная плата за общение после долгого молчания.

Часа два не могла вообще ничего разобрать, старалась ни о чем не думать. Наконец, когда голосов стало меньше, а мигрень слегка утихла, из бурного потока выцепила речь Марио – итальянец предлагал одолжить немного своего везения.

– Соглашайся! С твоей энергией сможешь загадать почти любое желание! – речитативом твердил парень, точно заправский Джин, нахваливая свои услуги. Похоже, опасался, что снова заблокирую связь.

Как он делится даром? Понятия не имею… Свое врачевание никому отдать не могу. А порой так хочется!

– Марио! Ничего не надо! – попробовала я мягко отказаться.

– Уже все сделано! – пришло через тысячи километров. – Желай!

Ну, я и пожелала…

Первый Новый год после потери… Праздник сквозь боль. Со своим тогдашним мужчиной сижу в сверкающем пестрыми гирляндами ресторане, тщетно пытаясь скрасить пустоту внутри пестротой общества незнакомцев. Возможно, таких же ущербно–одиноких, как и я сама.

Елка в центре зала, упирающаяся в потолок золотисто–рыжим шпилем, выглядит унылой и поникшей, будто предвкушает свою безвестную гибель на свалке. Огромные шары: синие, белые, зеленые, усыпавшие ветки так, что и зелени почти не видно – вот оно преступление против хорошего вкуса.

Колышущееся пламя трех свечек на столе напоминает отпевание…

Ветки темного винограда рядом с ними тоскливо свисают из ажурной вазы.

И тут…

Холодная волна устремляется от затылка к пяткам, сердце замирает, резко и жалобно и также внезапно пускается вскачь, будто испуганная антилопа. Опять замирает и вновь бьется с такой силой, что гулкий звук проходит сквозь тело, заставляя его содрогаться и вибрировать в такт. Ком в горле – отвратительный, колючий.

Она… садится за наш столик. Женщина. Сказать, что похожа на маму – не сказать ничего. Та же фигура, те же волосы и прическа, те же грустные и очень добрые глаза. Я отчаянно пытаюсь научиться дышать заново, заставить тело не сотрясаться от барабанной дроби сердца. А незнакомка представляется… Я открываю рот, но из пересохшего горла вырывается только едва слышный хрип. Женщина – полная тезка мамы…

Гадалка однажды сказала: «Ты получишь то, что хочешь. Но захочешь ли то, что получишь?».

«Бойтесь своих желаний, они сбываются» – предостерегали мудрецы.

…

Марио откликнулся сразу – он вообще милый, позитивный, отзывчивый. Просто очень хороший парень.

– Ты можешь одолжить половину везения? – спросила я без прелюдий. Думала, итальянец захочет выяснить – чего это мне в голову взбрело? Но он лишь обрадовался. Вот любит же Марио делать добро!

– Надолго? – уточнил он.

– Не знаю.

– Готово. Пользуйся.

Глава 4. Попытка не пытка

Я собиралась лихорадочно, суматошно, плохо соображая, что делаю. Лишь бы поскорее очутиться на месте… Куда спешила? Тот, кого ищу, прожил десятки веков и еще столько же разменяет. Что ему день, два, три… Есть у меня дурная черта – на сильных эмоциях бросаться в омут с головой, вместо того, чтобы нормально подготовиться, обдумать, потренироваться, в конце концов.

Дрожащими руками нацепила бежевый спортивный костюм и кеды – хотелось одеться поудобней, длинные волосы заплела в тугую косу.

Уверена, куратор нарочно сообщил мне об альтернативе именно сейчас, когда в стране, куда направляюсь, лето вступило в свои права. Знает, как мерзну… Тот, кого ищу облюбовал жаркие места. Власть у него огромная, так что где хочет, там и селится. Но зимой во владениях древнейшего ледяного около 10 градусов. Конечно не ноль и не минус, но все равно не слишком–то приятная для меня погода.

Захватила паспорт, кошелек, не без труда запихав туда все заначки и пару запасных резинок для волос.

Здраво рассудить, увы, была не в состоянии.

А если в новом мире какие–то особенные деньги? Планеты–близнецы копируют друг друга не полностью. Действительны ли там местные документы? Может вообще чипы вживляют? Не станут же оборотни в зверином обличье таскать в зубах удостоверение личности… Про резинки для волос и не говорю. Конечно! Разве есть что–то более необходимое в чужом пространстве?

Свой нехитрый скарб покидала в сумку с ремнем «через плечо».

Ладно, еще чемодан мне сквозь портал ну никак не протащить. По словам куратора, чем тяжелее предмет, тем больше энергии требуется на его перемещение из мира в мир. На десять–тридцать килограмм моих сил уж точно не хватило бы. В противном случае, приволокла бы на себе кучу абсолютно ненужных вещей.

Отчего не взяла оружие? Ну хотя бы нож, уж если раздобыть пистолет или нечто подобное для меня слишком сложно. Вот тут почему–то сработала логика, напрочь отказавшая в остальном. Я слишком хорошо понимала, что сверхов мира, куда направляюсь, мне уж точно не одолеть.

Любой из них гораздо сильнее, быстрее меня и неуязвимей. Только потянусь за кинжалом или револьвером – скрутят, обездвижат, попытаюсь вырваться – сломают как тростинку. Куратор рассказывал, что пробить вампирскую плоть, вербера или, скажем кана, не всякому спецназовцу из нашего пространства удалось бы. Уничтожить ледяного можно только точным ударом или выстрелом в сердце. Причем, не чем угодно, а посеребренным клинком или оружием, стреляющим пулями с серебряной наплавкой. Очень сомневаюсь, что моих скромных сбережений хватило бы на подобное.

Как навредить оборотням, Святейшество не знал, или делал вид.

Их регенерация позволяла восстановиться даже после ранения в сердце, в глаз, в голову. Если, конечно, не снести полчерепа или не разрубить пополам.

Не уверена, что годы тренировок дали бы мне даже мизерный шанс против любого из сверхов пространства, куда намеревалась попасть.

Так есть ли смысл тратить время, когда боль и жажда вернуть утраченное толкают побыстрее рвануть в неизвестность?

Мне оставалось надеяться лишь на везение Марио. Вдруг удастся договориться с кем–то из нелюдей? Предложить что–то взамен помощи и защиты? А может удача итальянца и вовсе привлечет друзей?

При всей фантастичности любой из этих вариантов куда реальней, чем хотя бы ничья в драке с существами, которые в разы сильнее, быстрее, ловчее, а главное, почти неубиваемы.

Шансов немного, но больше надеяться не на что, а жизнь без надежды измотала, превратила в жалкого нытика. Лучше погибнуть в попытке вернуть самое дорогое, чем до конца дней жалеть себя и презирать за это… Тем более, я даже не знаю – как долго живут нишати. Святейшеству лет пятьсот, по его собственным словам. Разве выдержу столетия безнадежности? Бесконечные воспоминания и сожаления, от которых хочется лечь и больше никогда не вставать. Вещи… ее вещи, каждый взгляд на которые придавливал к земле многотонной глыбой отчаяния. Слишком дорогие сердцу, чтобы от них избавиться.

Нет! Больше не могу! Пан или пропал! Лучше рискнуть жизнью, чем существовать так…

Решение приняла в каком–то полубреду, на грани истерии.

В последний момент положила в кармашек сумки газовый и перцовый баллончики. Не для сверхов, конечно же. Оборотни разве только чихнут пару раз, а ледяным подобное средство самозащиты вовсе нипочем – немертвые не дышат, химикаты на них не действуют.

Взяла на случай нападения людей. Мало ли… маньяк встретится, убийца.

Судя по обрывочным сведениям, когда–то брошенным куратором, нужные мне вампиры облюбовали очень глухие места, неизвестно на кого напорешься.

Пожалуй, это было единственным здравым решением, не понятно как возникшем в затуманенном сознании.

Руки тряслись как у алкоголика с дикого похмелья, нервы накалились до предела. Казалось, посмотри изнутри – и каждое окончание будет светиться и мигать. Мышцы одеревенели от напряжения, затекли, будто я отлежала, отсидела все, что только можно.

Почему думала, что получится? Понятия не имею, пришла уверенность. Я отпросилась с работы, сказавшись больной, и собралась в путь. Сегодня четверг, завтра у меня выходной – значит, до понедельника совершенно свободна. Ну что ж, поехали.

Я действительно не знаю – как путешествовать по мирам.

Я погрузилась в медитацию и вернулась в тот момент… Тогда переместилась всего на метр и грузовик, на сумасшедшей скорости выруливший из–за дома, просвистел мимо, в миллиметрах от ошарашенной пешеходки.

С головой окунув в отвратительный запах бензина и грязи, заставил вмиг забыть все чувства, кроме ужаса перед смертельной угрозой. Как говорится – что имею. Начнем с малого.

Память не подкачала, услужливо вернув все, до мельчайших деталей.

Весенняя улица, дышащая сыростью. Мерзкий дождик росой оседает на волосах, ресницах и бровях. Пронизывающему до костей шквалу потрескавшаяся кожаная куртка – что урагану соломенный сарай. Радостно прорывается ветер к телу, обдавая влажным холодом. Серый асфальт и полустертая разметка пешеходного перехода наводят тоску… Надвигающийся страх. Так! Перемотка! Монтаж! Не нужно погружаться в ужас! Это лишь спутает карты, заберет силы. Еще перемотка, еще и еще.

Стоп!

Бездна. Чернота. Асфальт. Бездна. Асфальт. Бездна. Асфальт. Воронка, заглатывающая меня, словно голодное мифическое чудище. Мгла. Живая, дышащая, шепчущая что–то на своем чуднОм языке. Разряды невиданной мощи бегут по нервам и вот–вот обратят их в прах. Мышцы жжет так, словно их обдают крутым кипятком. Бездна. Асфальт. Ноги подкашиваются. Меня швыряет из стороны в сторону. Желудок, похоже, вознамерился покинуть тело и начать свободный полет в неизвестность. Вокруг горла стягивается тугая петля. Сильнее. Сильнее. Сильнее. Бездна. Асфальт…

Под ногами что–то твердое. Еще секунду назад они балансировали в «нигде», ощущая лишь пустоту – бесконечную и зовущую. Земля! Как же приятно снова чувствовать ее крепкую опору!

В нос ударил запах смешанного леса – прогретая беспощадным солнцем хвоя прочищала нос не хуже ингаляции. Сладкая нотка цветов, горчащая – свежей травы, спорили с резким ароматом раскаленного асфальта.

Я открыла глаза и начала с осмотра себя, любимой.

Сумка пропала! От этой новости хотелось заорать во всю глотку.

Спокойно… спокойно, Огни. Давай хотя бы оглядимся.

Наблюдения всегда отвлекали, переключали с эмоций на рассуждения, анализ происходящего, вырывали из воронки психоза.

Под ногами темнела неровная граница трассы. Упрямые зеленые кустики откалывали асфальт, будто скорлупу на яйце. Вот она! Победа природы над техническим прогрессом.

Я стояла на самом краю шоссе. Оно уходило вперед и назад и, казалось, бесконечным. Справа, слева, насколько хватало глаз, к трассе неумолимо подбирался лес. Деревья начали осваивать даже придорожные кюветы. Кустарники протягивали мне, бредущему по обочине страннику, спелые ягоды, будто пытаясь подкормить для долгого пути. Беспомощно оглядываясь по сторонам, так и не смогла определить – куда идти до ближайшего города. Поэтому зашагала, в надежде, что ровное серое полотно дороги ведет к цивилизации.

Совершив скачок, я четко поняла – энергии на следующее путешествие не хватит. Хочешь еще? Жди месяц или два. А пока? Иди куда глаза глядят.

…

Сколько дороги отмерила шагами – не знаю. Вообще я довольно вынослива, часто и подолгу гуляю на своих двоих. Это успокаивает расшатанные нервы и помогает ни о чем не думать. Хотя бы на время насквозь пропитываться монотонностью движения и очищать сознание.

Мимо разноцветными пятнами проносились машины, оставляя шлейф противного запаха горючего и обожженной асфальтом резины. Пара водителей сбавили скорость, похоже, хотели подбросить. Но я делала вид, будто не замечаю акта доброй воли. Прежде, чем доверять свою жизнь незнакомцам, нужно внимательно «прочитать» новый мир.

Куратор говорит у всякой галактики, планеты, города, есть информационное поле, сравнимое разве что с цепочкой ДНК. Там записывается каждая мелочь, каждая деталь жизни небесного тела. Со временем, когда сведений чересчур много, самые незначительные для грядущего вытесняются, замещаясь новыми.

Забравшись туда, как в интернете нароешь все, что хочешь о месте, где очутился. Одна беда – информация идет как попало. Можно сразу напороться на все интересующее, но чаще всего получаешь сведения урывками, то об одном, то о другом и на составление полной картины требуется не один день, а то и не один месяц.

Очередная копия Земли, надо отдать ей должное, поражала воображение. Россия, Франция, Япония, прочие знакомые страны давно исчезли с местной карты, объединенные в одно мегагосударство, как мечтали фантасты моей Родины.

Всемирным языком признали гремучую смесь нескольких человеческих и сверхдиалектов, каким–то чудом доведенную лингвистами до более–менее удобоваримого и произносимого вида.

Будто гигантский пазл, каждый континент дробился на зоны. Квартал людоедов, квартал ледяных, квартал гентов, квартал смертных… Почему–то вспомнились резервации – не слишком приятная ассоциация, если честно. Словно изюминки в кексе, среди зон разных рас и ничейных земель рассыпались «нейтральные кварталы». «Рабочие» – кишели экологичными заводами, фермами, офисами, «веселые» – пестрели и заманивали ночными клубами, гипермаркетами, кинотеатрами. Здесь же отвоевали себе места пресса и телевизионщики.

Назначение «правительственных кварталов» объяснять нет нужды.

Хорошо или плохо, но людей здесь пока оставалось немногим больше, чем сверхов.

Возможно, поэтому среди демократических лидеров только «смертные», как их тут часто называют. Немного странно, учитывая, что оборотни, хоть и живут дольше, но, в отличие от вампиров, вовсе не бессмертны.

Если не случалось ничего из ряда вон выходящего, раз в месяц главные кланы немертвых, советы вождей двусущих и гентские монархи встречались с всепланетным президентом и лидерами парламентских фракций на закрытом собрании. Обсуждали новые законопроекты, предлагали свое, пытались мирно разрешить споры между народами.

Кроме того, «шишки» ледяных, оборотней и лесные короли – вместе или поодиночке могли потребовать сколько угодно внеочередных заседаний. Такова цена за видимое господство человечества.

Склоками, преступлениями с участием смертных и других рас занималась «полиция сверхов», отчитывающаяся только перед городским руководством, или самим штабом президента. Увы! Прав у нее было не очень много – уж больно сильное влияние имели «нелюди» на управление мегастраной. Не мудрено – опасность конфликтов с могущественными существами, вроде ледяных, канов, верберов сложно переоценить.

Нарушения закона, традиций, обычаев внутри каждого племени расследовались и карались тоже внутри, не вынося сор из избы.

Человеческими ведали обычная полиция, суды, прокуратура, адвокаты.

…

Книга истории близняшки Земли увлекла как роман, вышедший из–под пера талантливого писателя. Я погрузилась в нее, утонула, захлебнулась подробностями.

Лишь когда ноги заныли, а дневная жара уступила место бодрящей прохладе, стало ясно – миновало несколько часов. Навязчивое дурное предчувствие заставило бросить интересное занятие. Да и пора бы обдумать, что делать дальше. Вечерело, а ночевать под открытым небом в мире полном монстров – не слишком удачная идея.

Ладно, что не нашла сейчас, «прочту» позже. Хотелось бы выяснить про деньги, про то на что живут разные племена, да и многое другое.

Восторженные трели птиц смолкли, ветер насвистывал соло в пышных кронах деревьев. Самозабвенно. В гордом одиночестве. Запахи леса стали свежее, легче, тоньше, изысканней.

Но не успела до конца вынырнуть из информационной оболочки, как нечто большое и черное столкнуло меня в кювет. Рывком схватило за ворот блузы и затащило в лес.

С ужасом смотрела в морду огромного черного тигра, чьи передние лапы буквально впечатали меня в землю. Кан. Мысли путались. Мной завладело смятение, подкидывая ненужные сейчас и даже вредные вопросы. Неужели вот так, бездарно сгину? Неужели все было зря? Неужели это конец? За что?

Дыхание застряло в груди. Будто воздух вдруг стал плотным, тягучим и тяжелым, как жидкий бетон, и никак не желал выходить из легких. То, что вытворяло сердце, и мастер чечетки не повторит.

Но почему оборотень медлит? Кан даже пасть не открыл. Лишь смачно вдыхал и переминался на задних лапах. Я понимала, что любое движение, любой крик, даже ненароком оброненный стон может стоить мне жизни. Замешательство лишило воли. Подобно запуганному птенцу, съежилась, вжавшись в мягкую траву.

Кан тряхнул головой и обратился. Сказать, что человеком он был брутален, не сказать вообще ничего. Большой, тяжелый, горячий, людоед придавил мощным телом так, что и шевельнуться не могла.

–Кто ты? – потребовал резко.

Почему я понимаю чужой язык? Поразительно, какие нелепости лезут в голову в критические минуты! Да в чем разница?! Лишь бы выжить! И все же вопрос этот упорно сверлил сознание. Крутился, как навязчивая муха, жужжащая над головой, садящаяся на тебя, сколько бы ни сгоняла.

– Я–я–я–я–я, – говорить было адски трудно. Кан приплюснул, и я едва делала вдох. Голос осип, внутренности ныли от тяжести чужого тела. Страх парализовал мозг, не давая нормально мыслить. Да и что сказать–то? Аватар из чужого мира? Пришелец? Засланец? Гость? – Огни, – выпалила вместо чего–либо содержательного.

– Плевать на твое имя! – голос людоеда, низкий, грудной и грубый, вдалбливался в сознание. – Что ты за сверх?!!

– Человек, – промычала я. Вот дура! Обонянию канов любая исследовательская лаборатория позавидует. Людоед встряхнул так, что сначала я взлетела над травой, а затем впечаталась в землю. Хорошо, хоть она такая мягкая! Иначе переломов не миновать!

– Спрашиваю еще раз! Кто ты такая? Я знаю всех сверхов этого мира! Ты точно не из их числа!

– Отпустите меня, пожалуйста, – только и смогла попросить. Глупо, жалко и безрассудно, но нечто мощное, непобедимое наложило печать на уста. Объяснить, кто я такая, была не в силах.

– Ну уж не–ет! Ты идешь со мной! – кан вскочил так ловко, словно вообще ничего не весил. А ведь в обнаженном двухметровом громиле мяса прилично! Воспарила вместе с ним и я. Огромная ладонь, размером с тарелку, со всей дури схватила за руку. Боль запульсировала в плече и мелкими иглами вонзилась в кончики пальцев.

Я зажмурилась! Везение! Госпожа удача! Ну где же ты!!!

– А ну отпусти ее!

Сработало! Уф–ф–ф! Уже боялась – Марио прокололся…

Я открыла глаза. Еще трое мужчин. Нет, не мужчин – сверхов. Настолько разных, что трудно представить, как они оказались вместе.

Бархатистый, довольно высокий голос, приказавший кану оставить меня, принадлежал ледяному. Ледяному? Я посмотрела наверх. Солнце весело светило в небе, пронзая пушистые облачка спицами лучей. Определенно, до заката еще несколько часов!

Снова посмотрела перед собой. Да нет же, это точно вампир! Четверо сверхов сверлили друг друга такими взглядами, что ад бы замерз.

Вообще троица моих спасителей выглядела комичней некуда. Большой, чуть меньше и самый мелкий.

Вербер казался просто гигантом. Титаном. То есть ростом он был с кана и ледяного, но вот комплекцией… Мышцы медведя выпирали из ворота серой клетчатой рубашки вместе с пучками коричневых волос. Буграми обозначались на толстенной шее, по которой, спускалась темно–каштановая грива. Из–за славянских черт и серо–голубых глаз оборотня так и хотелось назвать «русский медведь».

Вампир статью не уступал душегубу–кану. Но людоед с его тяжелыми надбровными дугами и квадратной челюстью напоминал пещерного человека. Черты же лица ледяного блистали северной красотой, хотя и выглядели резкими. Платиновые волосы длинными волнами струились по плечам, а радужка была удивительного, изумрудного цвета.

– Да бросьте вы ее! – полные, женственные губы гента скривились в недовольной ухмылке. Вербер и вампир одновременно, словно сговорившись, пренебрежительно махнули на спутника рукой. И не удостоив ответом, продолжили немой диалог с людоедом.

Гент отошел на несколько шагов, грациозно опершись о ствол дерева. Рядом с могучими соседями он выглядел хлипко. На самом же деле фигуре златовласого красавца иные спортсмены бы позавидовали. Лицо диссонировало с остальными так же, как и стать. Черты были правильными, точеными и несколько женственными. Белая рубашка из тончайшей материи и черные брюки со стрелками напоминали образ городского денди.

Тишина, повисшая вокруг, казалась осязаемой. Ложилась на плечи тяжким грузом, давила, лишала воли. Воздух словно бы загустел, наполнился ощущением опасности, незримой борьбы.

Неподвижные, застывшие ледяной с вербером и кан продолжали сверлить взглядами. Огромные. Мощные. Напряженные.

Душа ушла в пятки. Теперь я понимала значение этой фразы.

Надо отвлечься… Хм–м–м. Кожа ледяного – молочно–белая, прозрачная напоминала чистый лист, еще не тронутый рукой живописца. Зеленая футболка и черные джинсы подчеркивали бледность. Затем художнику пришло в голову добавить немного персикового и розового. И – вот уже гент. Дальше живописец решил, что этого мало и взялся за бронзу. Получился вербер! Ну, а потом художника понесло, и он явно переборщил с цветом загара. Вышел смуглый, как индеец, людоед.

От этих мыслей полегчало. Оказывается, я задерживала дыхание! Так… спокойно. Вдох–выдох. Вдох–выдох. Вдох–выдох.

И тут горячая рука кана выпустила мою. Кровь рванула в почти онемевшие мышцы, вызвав болезненные судороги и отвратительные покалывания в пальцах.

– Твоя взяла! – выплюнул людоед, и черным тигром скрылся в чаще леса.

Я замерла посреди поляны – растерянная и затравленная. Вербер и ледяной сменили позы хищников перед броском на расслабленные и спокойные. Гент разглядывал свои идеальные ногти, лениво опершись спиной о могучий ствол дерева. Только сейчас заметила, что правое ухо денди–сверха растянуто золотым диском. «Серьга», размером с десятирублевую монетку, не меньше, удивительным образом перекликалась с бирюзовыми глазами гента.

Пару минут медведь и вампир молчали, переглядываясь. Я побаивалась делать резкие движения, начинать разговор первой – уж слишком опасными они выглядели. Оба. Только вербер напоминал кувалду, в любой момент готовую расплющить в лепешку, а ледяной – сверкающий двуручник, за секунду разрубающий врага пополам.

– Испугалась? – неожиданно мягко спросил вампир. – Ты откуда?

Снова здорово! Сейчас начнут пытать – кто я, и все закончится ровно также, как и с каном. Пьеса «Невинно убиенная гостья из чужого мира», второй акт. Похоже, на моем лице отразились почти все опасения, потому что ледяной дружелюбно улыбнулся:

–Ладно, не хочешь – не говори. Но, уверен, понимаешь, что разумней всего пойти с нами. Тем более, это бывшая охотничья территория людоедов. – Вампир сделал широкий жест рукой, указывая на лес.

– Куда? – прошептала тихо.

– Мы едем в город, – вступил в разговор вербер.– Ты эмигрантка, что ли?

Оставалось лишь кивнуть. Хорошо, хоть медведь сам предложил ответ. И выдумывать не пришлось!

– Я – Альвилль, – представился ледяной. – Это – Беарн и Стеллер. Готов приютить тебя у себя дома. В конце концов, каждый может оказаться без крова. Верно, мохнатый?

Вербер нахмурился и невнятно промычал.

– Не знаю, – трудно было на что–то решиться, но положение и впрямь казалось незавидным. Деньги и документы канули в Лету, вместе с сумкой, куда идти – не ясно, охотничья территория канов рядом. Но могу ли доверять незнакомым громилам, призванным везением Марио на помощь? А… была не была! Лучшего выхода все равно не предвидится!

– Я с вами, – голос дрогнул, и ледяной еще раз одобряюще улыбнулся:

– Не беспокойся, нам можно доверять.

– Нам с тобой, – хмыкнул вербер, бросив на гента презрительный взгляд.– А вислоухий все равно скоро покинет эту теплую компашку! – добавил с хищной ухмылкой… Ни–че–го себе! И верхнюю, и нижнюю челюсти медведя украшали конусовидные клыки. И они не втягивались, как у ледяных! Бр–р–р–р.

–Закрой пасть! – вампир пихнул вербера в бок. – Девушка еще не видела таких клыкастых монстров.

– На себя посмотри! – оборотень вернул ледяному тычок.

– Мои клыки втянуты, – хмыкнул тот.

– Ничего… это ненадолго,– не поняла намека вербера, но внутри пронесся холодный вихрь, закрутившись вокруг позвоночника. Мурашки поднялись по спине волной – от пяток до затылка.

– Ты пугаешь ее! – попенял вампир медведю. – Тебя зовут–то как? – обратился ко мне, изобразив, видимо, самое доброе выражение лица.

Представьте, что встреченный в джунглях лев опасно приближается, приветливо улыбаясь при этом… Страшновато. Выглядело примерно так же. Я из последних сил постаралась настроиться на позитив, не заморачиваться на нервирующие темы. Судя по всему, ледяной пытался проявить дружелюбие.

– Огни, – представилась поспешно.

– Ну вот и славно. Идем, машина рядом, – вербер кивнул в сторону трассы.

Глава 5. Смертная

(Ната)

Вот уже битый час я слушала вопли пострадавшей, переходящие почти в ультразвук и достойные телешоу «Дурдом и все его прелести». Девушка плакала навзрыд, сморкаясь в грязную тряпицу, о которую другая даже ноги бы вытирать побрезговала. Где только нашла? Билась в истерике, что–то нечленораздельно крича и молотя руками о большой деревянный стол. Тот в ответ жалобно скрипел, словно ища сочувствия. Пострадавшая то сжималась в комочек, то начинала беспорядочно размахивать руками и дико сверкать глазами.

О боже! Ну, вот почему я? Почему все думают, что если ты женщина, то должна иметь дело со всяческими психопатками, шизиками и истеричками? Типа их понимаешь! Ну! Единственное, что я понимаю – как сильно хочется долбануть свидетельницу по голове, а потом дать штук двадцать пощечин. Так, для успокоения. Но подобные действия сразу же назовут беспределом, еще не дай бог служебное расследование устроят. А орать и трепать другим нервы – не беспредел?

Окажись она одна такая, может, даже посочувствовала бы, попыталась утешить. К сожалению, за двадцать лет службы через меня прошли тысячи людей, доведенных до истерики сверхами, будь они неладны. Поначалу воспринимаешь всех с открытым сердцем, стараешься поддержать, успокоить. Но когда изо дня в день на тебя скидывают самых невменяемых…

В обычной полиции таких сначала хотя бы «мозгоправ» в чувство привел. Но не у нас! Тут, как обычно, все шиворот–навыворот. Нашли психованного свидетеля – сначала вопросы, помощь специалистов потом. Определенная логика в этом есть, разумеется. Вдруг сверхи свою невольную жертву чем опоили или мозги промыли… Тогда первые сутки она еще хоть что–то вспомнит, позже уж точно нет.

В какой–то момент начинаешь тихо ненавидеть эту часть работы. Мне повезло особенно! В участке женщин–полицейских раз, два и обчелся. Так что подопечных на грани нервного срыва делим по–сестрински – на троих, если быть точной.

Как будто у меня и без того проблем недостаточно! Ведь я не просто женщина! Еще и офицер полиции сверхов! Работаю в паре с вербером… Надеюсь, уже сочувствуете? О да! Этому громиле стоит только клыкастую пасть открыть, и оборотни помельче, вроде волков и лис, сразу ушки прижимают, хвостики опускают, в глаза не смотрят. Каны хоть и пыжатся, изображают крутых, но на Этьена глядят с опаской. Это сразу читается в их подлых людоедских глазах. На меня поглядывают как на муху – эдакое надоедливое насекомое, норовящее ужалить. Так бы и прихлопнул, а нельзя… уголовно наказуемо! Но самое худшее, что я – человек!

Правда, руководство подразделения каким–то образом выпросило у гентов их фирменный эликсир. У хитроумных лесных королей на все случаи жизни есть зелье. Надо растворить труп человека – да без проблем, ни одна лаборатория не докопается, одурманить – раз плюнуть, отравить вербера – тоже не вопрос. Принимая суперотраву в течение года, смертные стражи порядка – последний форпост между людьми и сверхами – становятся раза в три сильней. Да и живут дольше, правда, кто на сколько.

Но вот возьмите хоть Хиро из нашего отдела. Ему ведь скоро семьдесят! Выглядит на тридцать пять и за секунду скрутит любого человека, лису или волка – за две секунды. С вербером и каном, конечно, в одиночку не справится, но потреплет изрядно.

Кабинет для допроса ненавижу все годы службы. Много пустого места, нет окон, из мебели только стол и три стула: два жестких для подопечных и один мягкий для полицейского. Естественно, огромное «подглядывательное» (зеркальное) стекло на стене. Дабы снаружи следить за всем, что творится в помещении. Зуб даю, напарник там и хихикает над моими мытарствами.

А ведь я, Натали Велес хороший полицейский! Никогда не превышала полномочий, несколько раз спасла Этьену если не жизнь, то здоровье, оттолкнув с линии огня. На нашем счету раскрытых дел больше, чем у любой другой пары в участке. И – уж поверьте – никаких служебных расследований «в нашу честь» не затевалось.

Но сегодня я совсем слетела с катушек. Пятая истеричная подопечная подряд, дергавшаяся, кричавшая, бьющаяся о мебель, вместо показаний что–то невнятно бормотавшая! Я опустошила уже всю аптечку на предмет успокоительных – сама пила, допрашиваемым в воду подливала. Хотя в подобных случаях простые средства не помогают. Держалась из последних сил…

Думала, не доживу до счастливого момента, когда психозница придет в себя. И тут, слава богам, явился Беллер. Чертов гент! Даже не знаю, какая у него должность. Вроде местного врача, психолога и вообще гуру в научных и медицинских вопросах. Лесная братия может ненадолго принять любой облик, стать невидимыми, мозги запудрить. За это многие их и не любят… Даже больше, чем тех же дикарей–канов, громил–верберов или кровососов–ледяных…

Беллер похож на смазливого стриптизера. Ростом чуть ниже двух метров, весь из себя накачанный. Конечно, генты такие от природы, но ощущение, словно полжизни в спортзале проводят, а оставшуюся половину – в косметических салонах и парикмахерских. У Беллера тонкая талия, мускулистый торс, в общем, английские аристократы прошлых времен позеленели бы от зависти. Густейшие светло–каштановые волосы и большие раскосые золотисто–карие глаза, широко поставленные, к тому же. Лицо такое, что убери тело, недолго и с девушкой спутать. Но красив, зараза!

Форму Беллер не носит! Зачем? Он же свободный игрок. Вот и сегодня гент заплыл в комнату в ярко–голубых джинсах и приторно–лазурной шелковой рубашке. Выпендривается. А уж ботинки–то! Ботинки! Это что – кожа голубого аллигатора, убитого на рассвете на вершине горы Фудзияма?

– Ната, я ее успокою, – заявил Беллер таким тоном, будто у него весь мир в кармане. Хотя нет, заявил – не то слово. Прожурчал, вот так правильней. Голоса гентов звенят как хрустальные ручейки в лесу. А уж если они запоют… прощай полдня – заслушаешься и забудешь обо всем на свете.

Я порадовалась, что на время избавлюсь от общества истерички, и пулей выскочила наружу. Фуф! Хоть отдышусь пару минут!

За дверью хохотал напарник Этьен, тоже лейтенант – рыжий вербер, весь в веснушках, как и большинство его сородичей. У этих верзил пятнышки на коже повсюду, где не растет густая шерсть. Исключения есть, но их также мало, как и вменяемых свидетелей, встретившихся с агрессивными сверхами. Раньше верберов–полицейских заставляли коротко стричься и гладко бриться. Но потом плюнули, и оборотни так и ходят – косматыми, как орангутанги, с топорщащейся во все стороны щетиной, украшающей не только нижнюю часть лица, но и половину шеи.

Я заспешила в наш с напарником кабинет, оставив Этьена наслаждаться цирковым представлением. Стены и мебель офиса выдержаны в коричневых тонах, как и рама зеркала – моей цели. Большое, овальное и ярко освещенное – днем из окна напротив, а вечером светильником у потолка, оно – всегда честное и непредвзятое. Не то что «коллеги» в бутиках, где ты выглядишь тростиночкой, словно, только зайдя в примерочную, сбросила десять кило.

Вот я растрепа! Меньше надо волосы теребить на нервной почве. Темные пряди волнами выбились из хвостика, отчего круглое миловидное лицо казалось добрым и приветливым. Не–ет! Не годится! Лейтенант полиции сверхов должна быть суровой и непреклонной, чтобы преступников от одного взгляда холодный пот прошибал!

Вдруг прямо сейчас привезут какого–нибудь матерого нарушителя–сверха, а у дежурной столь ангельский образ! Меня же подопечные совсем уважать перестанут!

Схватив расческу, принялась приглаживать непокорные локоны и закреплять невидимками. Поправила широкий кожаный ремень, подхватывавший серую рубашку и подчеркивавший изящную талию. Переколола на кармашке символ родного подразделения – значок–мутант, так мы его называем. Вообще на брошке изображены слитые воедино половины человеческого лица и звериного. Такой людооборотень.

Подтянула свободные черные брюки, очерчивающие округлые бедра и приоткрыла рубашку на груди. Раз природа обделила худощавостью, пускай все обзавидуются, любуясь на шикарные формы! Так и бабушка всегда говорила, а уж она от недостатка внимания никогда не страдала.

Последний штрих – немного подправила подводку вокруг карих глаз с зеленоватыми крапинками. Пару раз повернулась перед зеркалом. Ну да, ничего. Вообще–то мне уже сорок пять лет. Если бы не чудеса медицины гентов, сейчас выглядела бы не свежей девушкой, а зрелой женщиной. Эх! Пора назад, к истокам, так сказать, то бишь, к свидетельнице. Этьена бы к ней в клетку! Пусть зальет слезами и соплями жилетку медведя вместе с его любимой джинсовой рубахой. Вот я бы полюбовалась и позлорадствовала. А то, как погоня – так мужчины, а как нервная подопечная – так женщины. У каждого ведь есть свой предел! Мой, видимо, четыре таких свидетельницы за смену. Иди, Ната, нас ждут великие дела!

Гордо расправив плечи, вернулась к великану–напарнику, которому даже до плеча не достаю. И это при моих–то ста семидесяти пяти сантиметрах!

Вовремя.

– Готово! – выходя из комнаты для допроса, гордо заявил Беллер, будто нашел философский камень. Я вздохнула и вернулась в ненавистное помещение.

Девушка сидела спокойно и как–то отрешенно. По сравнению с ее прежней истерикой это выглядело даже… пугающе. Свидетельница смотрела перед собой невидящим взором и что–то невнятно бормотала. Значит свои знаменитые эликсиры гент не использовал, обошелся легким внушением.

После снадобий лесного народа люди веселеют, лица наливаются румянцем.

– Говорить можете? – опасливо спросила я, присаживаясь на свой мягкий стул.

Потерпевшая встрепенулась и подняла на меня осмысленный взгляд. Ну, слава тебе господи!

С этой подследственной–свидетельницей–пострадавшей вообще все туманно и непонятно. Сказала бы – загадочно, но уж больно слово положительное …

Ее обнаружили почти голую, трусящую по шоссе и что–то орущую вслед проезжающим авто. Один из водителей позвонил в полицию. Вот что стало с современными мужчинами? По трассе несется обнаженная девица, а они, вместо того, чтобы подумать о главном, звонят нам! Где романтика? Где страсть, я вас спрашиваю? Где животная маскуллиность? Правда, потом, видимо, что–то взыграло в этом субъекте, дремучее и гормональное – он попытался поймать пострадавшую. Девушка расцарапала добряку лицо, руки и грудь. Похоже, именно это окончательно и пробудило в нем мужское начало! Новоявленный мачо скрутил свидетельницу и сдал подоспевшей на вызов патрульной машине. Полицейские, недолго думая, доставили сюда и были таковы. Девушка, бормочущая про канов – не их проблема. Вот не могли поехать в другой участок? Почему обязательно в мой? Возле поселений верберов, людоедов и ледяных отделений полиции сверхов куча. Понятное дело! С этими зверюгами работы всегда полно. Так нет же! Полиция случайным образом выбрала именно нас! Закон подлости!

Лишняя одежда в участке найдется всегда. Порой приходится ловить оборотней, которые так и норовят превратиться в зверей и сбежать по лесным тропкам, где человек не пройдет. Но и мы не лыком шиты – не зря же генты тратят на отделение литры эликсира. В общем, тут как карта ляжет. Частенько хватаем беглецов и тащим в участок. А когда им надоедает прикидываться пушистыми и хвостатыми, задержанные оказываются в чем мать родила. Не любоваться же на обнаженку весь допрос! Ладно еще там всякие лисы и волки… Каны вообще раскидываются на стуле так, будто для порнофильма позировать собрались. Естественно, мы запасаемся футболками, толстовками и спортивными штанами, стопками скупая их на распродажах.

Вытирая слезы серой майкой, свидетельница, наконец–то, решила выдать что–то членораздельное и понятное остальному человечеству, а не только ей самой.

– Меня зовут Тата…Талита, если быть точной, – произнесла девушка так, словно мы еще два часа назад не нашли все ее данные по отпечаткам пальцев, снятым в момент поступления в участок.

– Талита Венсе, – кивнула я.

– Угу… – на секунду пострадавшая зависла, будто прикидывая – что сказать дальше. Я решила подтолкнуть ее, не сидеть же здесь еще два часа…

– Вы можете пояснить, что случилось?

Девушка посмотрела так, будто ее только что полоснули по руке острым кинжалом…

– Надо, – я изо всех сил старалась говорить как можно мягче… С первыми сегодняшними нервными подопечными получалось само собой. Сейчас же выдавливала каждое доброе слово. Я тоже человек.

– Мгу… – ответила потерпевшая.

Ну вот, переходим на язык глухонемых.

–Вы что–нибудь помните? – собрав последние остатки терпения, попыталась спровоцировать девушку на более понятные нормальному человеку звуки.

– Каны–ы–ы–ы!– простонала она.

Ну, сколько можно из тебя все клещами вытаскивать–то? Что каны? Когда каны? Каким боком каны?

– Повалили нашу машину, – вдруг решила прекратить мои мучения пострадавшая. – Герда разорвали на части… а меня… прогнали…

Хм… Странные людоеды. Уж если «рвать на части» вопреки установленному уголовному кодексу, то обоих, чтобы свидетелей не осталось. Для чего на глазах у одного убивать другого, а затем отпускать наблюдателя на все четыре стороны? Очень глупо даже для канов, чьи обычаи и интеллект, по–моему, дальше первобытнообщинного строя так и не продвинулись. Даже удивительно, как они умудрились освоить ресторанный бизнес и магазины открыть с одеждой, изготовленной умельцами племен. Брюки–кофты там и правда удивительные – невесомые, из какой–то мягкой и гладкой ткани… Даже прикоснуться одно удовольствие. Ну вот откуда у этих мордоворотов коммерческая жилка? Ведь процветают не меньше верберов!

– Герд Хансон, человек, 27 лет, проживает в 12 квартале смертных, о нем речь? – уточнила я.

– Мгу-у-у-у…

Невероятное знание иностранных наречий! Только язвительность помогала справиться с раздражением, накатывающим волнами, и не говорить того, о чем потом однозначно пожалею.

– Как они выглядели?– уточнила я.

– Огромные, страшные черные кошки…

Вот уж спасибо, сама не знаю, что местные людоеды – черные тигропантеры, а не в цветочек. Огненные живут на равнинах, чего бы их к нам занесло?

– В человеческом обличье не видели?

– Одного…

–И? – да что ж такое… сама, что ли, не можешь продолжить предложение.

– Огромный, черноволосый, страшный!

Опять двадцать пять! Зачем спросила? Наивная… Некоторым людям, чтобы успокоиться и привести себя в порядок, уже никакие гентские штучки не помогут. Отчаянно балансируя на грани нервного срыва, пыталась глубоким дыханием вернуть хотя бы часть самоконтроля.

Девушка посмотрела грустными глазами загнанной лани и спросила, приподняв брови:

– Вам не очень полезны мои показания, да?

Сдержав все, что хотелось ответить, я поспешно ретировалась из помещения. Мучить себя и подопечную дальше не хотелось. Стало ясно – ничего толкового девушка не скажет, слишком перепугалась, чтобы запомнить подробности внешности нападавших. Если же что–то и всплывет в мозгу, то определенно не сейчас, а когда пострадавшая хоть немного придет в себя.

В общем, оставила ее нашему психологу – Диане. Благо та уже ждала возле комнаты для допросов, рядом с Этьеном… Еще бы! Психолог за напарником уже лет пять бегает. А он как глыба, вообще не реагирует ни на какие знаки внимания. Вот почему я убеждена – с ориентацией у Этьена все в порядке, как и со вкусом.

Диана – такой подросток в юбке… впрочем, юбки она не носит вовсе. Обычно ходит в свободных брюках и мешковатых, зато идеально отглаженных рубашках. Плечистая, узкобедрая, худая и плоская, как гладильная доска. Бывшая топ–модель… Вот уж не думала, что одежду такие уродины рекламируют. Ну, правда, уродины. Блондинка, каких свет не видывал. Брови белесые, три волоска, ресницы и того хуже, вся в веснушках, причем не таких как у Этьена, маленьких, а пятнами, пятнами. Да еще и каланча под два метра… В общем, если бы напарник отреагировал на Диану, серьезно засомневалась бы не только в его ориентации, но и в душевном здоровье.

Впрочем, психолог она отменный. Есть модели, которых только и хватает на улыбку перед камерой и походку от бедра. Диана же имеет два высших образования – медицинское и юридическое, да и поговорить с ней после службы интересно.

Психолог ласково приобняла пострадавшую за плечи и, покачивая костлявыми бедрами, пошла в свой кабинет. Однажды довелось там побывать. Ну, было дело…Ужас ужасный! Вокруг игрушки резиновые, всякие статуэтки, плюшевый зверинец… Как будто в детсадик попала… Так и ждешь, что из–за угла плач и агуканье послышатся.

Этьен посмотрел на меня и заразительно захихикал. Ненавижу его в такие минуты, но прекратить любоваться не в силах. Искренне смеющийся напарник похож на шаловливого мальчишку. Который нашкодил, спрятался за углом и ждет, когда его выкрутасы станут достоянием общественности. Пихнула медведя под ребра и с гордо поднятой головой ретировалась с места своего позора… Жаль, что по закону Диана не имеет права опрашивать свидетелей! Глядишь, и с нами работенки было бы меньше. Ведь попадаются же кадры…

Глава 6. День убитого медведя

(Тетис)

Тет застыл на пороге своего дома, погруженный в тяжелые мысли, казалось, придавливавшие к земле.

День убитого медведя… В детстве Тет ждал этого праздника как, вероятно, человеческая ребятня ждет Нового года или Дня благодарения. Обожал его!

Мечтал о том, как лучше всех пройдет посвящение в мужчины и примется выбирать женщин, словно десерт в кондитерской. Сколько хочешь, любого роду–племени, самых–пресамых! Еще бы! Брату потенциального вождя дозволено все!

Подростком выезжая в ничейные кварталы, Тет с восторженным любопытством наблюдал жизнь и быт других рас, внезапно обнаружив, что она куда безопасней, интересней и радостней его собственной… С каждым подобным выездом сознание его неуловимо менялось, точно кто–то повернул в голове ключ…

Теперь паренек с ужасом ждал чудовищного обряда, считал дни и ночи до праздника, ощущая себя зверем, угодившем в капкан. Не выбраться, не отказаться! Обязан! Или растерзают, порвут на куски, а если чудом выживешь, изгонят из племени, превратив в отщепенца для всех стай. Обрекут на одиночество в мире людей, где никто не поймет и не оценит титанические усилия ради того, чтобы стать лучше, цивилизованней, побороть животные инстинкты чудовищной силы. Жестокий обряд представлялся теперь не истинным подвигом, а страшным унижением на глазах сородичей. Последующая оргия рождала лютую ненависть к дремучей звериной жажде отдаться празднику плоти, всякий раз властно подминавшей самоконтроль. Напоминавшей, что Тет – разумное, развитое существо – еле–еле управляет собственным телом, порывами, желаниями, без видимых усилий подчиняемыми людьми.

Душа, сердце и все хорошее, что берег в себе, отчаянно отвоевывая у беспощадного хищника внутри, противилось грядущему. Однако Тет понимал – традиционное гулянье символизирует единение людоедов, их мощь, победу над извечным врагом, выживание племени, назло невзгодам.

Повзрослев, брат вождя каждый год молил богов помочь вынести «крещение» мальчиков и… вакханалию после.

Осознание того, сколько в нем еще первобытного, звериного, не подвластного голосу разума пугало до тошноты. Тет боялся этой части себя, как, вероятно, хронические больные страшатся очередного обострения. Опасался того, что может сотворить, если вдруг не удержится за соломинку моральных принципов, стремление эволюционировать по примеру людей и подчинится древнему инстинкту. Захлебнется адреналином в яростной гонке за добычей. Поддастся искушению прекратить ожесточенную войну с собой, выпустить на волю свирепого монстра, обитавшего глубоко в теле, а, может, и в душе…

Мысль о том, что даже извечные враги, о которых молодежи испокон веков рассказывали не иначе как об исчадиях ада, во всем опережают канов, заставляла снова и снова сетовать на закостенелость собственного племени.

Верберы тоже праздновали победу над людоедами – через несколько дней. При всех их странных и даже нелепых обычаях, гулянье медведей намного цивилизованней и гуманней. Равно как и посвящение в мужчины – веселый, удалой праздник силы и ловкости.

Казалось, людоеды, в век солнечных батарей и космических спутников, живут дремучими привычками времен, когда люди бегали в шкурах, а верберы и вовсе не знали что такое одежда.

Тет с усилием тряхнул головой, избавляясь от наваждения. Надо подумать о чем–то хорошем! Например, о том, как здорово вернуться домой из поездки в ничейный квартал за продуктами, сбросить кошмарно неудобную «человеческую» одежду и наслаждаться свободой тела в традиционном костюме! Тончайших холщевых брюках на голое тело.

После легализации канов, человеческие законы запретили оборотням гулять в общих кварталах и на территориях других рас без белья, хотя бы тонкой футболки и обуви. Привыкшие к чуть ли не полной наготе людоеды, ненавидели новые правила. Но худшим из зол стали «костюмы для стоп», поначалу причинявшие жуткие неудобства. Любая обувка, будь то даже кеды или кроссовки, представлялась канам настоящим орудием пытки. Поколение Тета худо–бедно приучило себя к новому гардеробу, однако при первой же возможности меняло его на тот, что носили предки.

Немного успокоившись, брат вождя заставил себя вернуться к повседневным обязанностям. Все–таки сегодня его первоочередная задача – проследить за приготовлениями к грядущей вакханалии.

Женщины племени суетливо мельтешили туда–сюда под жарким полуденным солнцем, стряпая, до блеска начищая посуду для сервировки столов, готовя традиционные оранжевые скатерти. Глупые людоедки! Даже занятые делом улучают минутку пошушукаться: дескать, брат альфы–то в монахи собрался, или вообще извращенец. Все потому, что Тет усиленно сторонился общеплеменных оргий.

Им не понять. Секс ради развлечения, удовлетворения похоти – сродни охоте на человека. Пережиток диких времен, когда каны мало отличались от зверей. Безумно хотелось надеяться, что единение тел и душ доступно людоедам, так же как и смертным. И в женщине можно увидеть родное и близкое существо, не просто самку, годную для рождения потомства и ухода за мужчиной.

Закончив с подготовкой к пиршеству, людоедки кинулись «вылизывать» овальную площадку в самом центре квартала, легко вмещавшую несколько сот человек. Ритуалы, гуляния, обряды чаще всего проходили здесь или возле коттеджей Тарелла и Тета, высившихся неподалеку.

Каны не жалели места, не теснились – размеры их «владений» поражали многих гостей. «Хоть Олимпиады проводи!» – восхитился один полицейский. Даже редким деревьям и кустарникам, рискнувшим вырасти рядом с домами, доставалось из–за вечной любви хозяев к просторам. Яркие свидетели тому – обломанные ветки и вырванные с корнем поросли, валявшиеся среди бурьяна и редкой травы – единственных жителей гигантских полисадников, окружавших каждое жилище.

Тет невольно восхитился тем, как Индира – почти точная копия Тарелла в женском обличье – подобно заправскому генералу распоряжалась предпраздничной кутерьмой. Ее платье–халат из грубой льняной ткани не скрывало игру мощных мускулов. Не каждый воин племени мог похвастаться подобными. Не удивительно, что в свои сорок лет замуж Индира так и не вышла. В общине она вроде домохозяйки… Устраивала пиршества, обряды, заведуя абсолютно всем – от кулинарии до подготовки к торжествам.

Однако сколько ни пытался Тет отвлечься на созерцание, упрямые мысли вернулись к обряду посвящения юных людоедов в мужчины. Парнишкам предстояло спариться с настоящей… пантерой. Разумеется, в зверином обличье… После чего начинался, так называемый, «пир тела». Свободные мужчины выбирали себе любую женщину ниже сословием, а если пожелают – то и нескольких. И покрывали их столько раз, сколько захотят и осилят.

Тет не раз сталкивался с неподдельным удивлением других рас, прослышавших, что людоеды делятся на знать и плебеев. Впрочем, они просто не знали, что ничего цивилизованного в этом делении не было и в помине. Канами благородных кровей считались семьи тех, кто убивал в бою больше врагов. В мирное время засчитывались охотничьи трофеи. Звери, разумеется. Официально считалось, якобы людоеды больше не загоняют человека… Любой, «случайно–нарочно» заглянувший в поселение служитель закона, должен наглядно в этом убедиться. Воины и охотники приносили головы противников, либо добычи, вожаку в мешке. Демонстрировали народу, высыпая на зеленую траву, как яблоки из корзины. В детстве Тет восхищался этим зрелищем. Думалось, оно показывает величие племени, силу и непобедимость. Со временем, вид катящихся по земле голов с белесыми глазами и жуткими одутловатыми чертами, порождал иные чувства и ассоциации. Мерзко, отвратительно, тошнотворно. Наименее удачливые людоеды, как и семьи, где на сегодня нет молодых мужчин – объявлялись чернью.

Ясно как божий день – Тарелл, по обыкновению, будет демонстрировать народу мужскую силу. За ночь вожак с легкостью покрывал с десяток женщин. И многие из «праздничных любовниц» альфы получали наслаждение от жесткого секса. Для них, плебеек, это казалось подарком судьбы.

– Можно к тебе? – Стелла, одна красивейших девушек племени, робко подошла к Тету.

Люди сочли бы ее чересчур рослой и мускулистой. Однако если отбросить представления смертных о прелести хрупких женщин, Стелла выглядела весьма привлекательно. Восточные черты лица, раскосые карие глаза и чувственные губы очень украшали людоедку, немного широковатый нос почти не портил. Коротко стриженные иссиня–черные волосы курчавились вокруг миловидного личика. Фигура Стеллы не отличалась классическими пропорциями, при которых талия заметно уже бедер. Но длинные стройные ноги так и притягивали взгляд. В легком облегающем трикотажном платье, людоедка выглядела по–домашнему уютно.

– Хочешь, чтобы опять прикрыл? – мелькнула догадка.

– Да, – кивнула Стелла.

– Знаешь ведь – Тарелл разозлится, – Тет невольно вздохнул.

– Ну не могу я присутствовать на празднике. Другая встреча, – мило пожала плечами людоедка.

– На его месте я бы выбрал менее заметное время, – покачал головой Тет.

– Ты знаешь, почему он выбрал именно это время, – твердо заявила Стелла.

– Знаю, в этом весь он. Ну ладно, что–нибудь придумаю…

– Спасибо! – людоедка грациозно подскочила к брату вождя и чмокнула в щеку.

Вздох вырвался из груди. Тарелл не особо любил Стеллу. К тому же, девушка – дочь знаменитого воина, значит, высокородные каны не имеют права покрыть ее. В общем, альфа вряд ли сильно расстроится из–за отсутствия Стеллы на предстоящем гулянии. Но ему уж точно не понравится, что людоедка пренебрегает праздником, испокон веков считавшимся важным и символичным.

Опять придется лгать…

В прошлый раз Тет пустил в ход слезную историю о тяжелой болезни начальника Стеллы. Мол, бедолага полный сирота – ни родных, ни близких, вот девушка и согласилась помочь. Тарелл иронично высказался по поводу подвига «доброй самаритянки». И вопрос сняли с повестки дня.

Сегодня… что же сказать сегодня?

Не успел Тет придумать стоящую отговорку, на пороге возникла тяжеловесная фигура Тарелла. Удивительно! Вождь умудрялся появляться именно тогда, когда меньше всего ждешь. Возможно, в этом и заключался пресловутый инстинкт охотника. Если кто–то скрытничал, либо происходило такое, что однозначно пришлось бы Тареллу не по нутру, он немедленно оказывался в самой гуще событий.

Альфа, как всегда, облачился в мешковатые белые льняные брюки.

Размашистая походка вожака демонстрировала грацию хищника, лениво прогуливавшегося после сытного обеда и хорошего сна. Но кому как не Тету знать, насколько эта неспешность обманчива. В любой момент брат может превратиться в дикую черную кошку и стремительно разорвать на части добычу, как и всякого, вызвавшего ярость.

– Что опять нужно от тебя Стелле? – Тарелл умел зацепиться за главное.

– Хочет пойти на обследование по поводу недавнего недомогания, – выдал Тет первое, пришедшее на ум.

– Недомогания? – густая бровь вождя поползла к виску. – Это серьезно? Нам нужны здоровые самки.

– Не думаю, что серьезно, но именно помятуя, о том, что канам требуется хороший приплод, решила все же провериться.

– Вернется к празднику? – опять в самый центр мишени.

Поразительно! Как вообще от Тарелла удается хоть что–то утаить?

– Не уверен. Говорит, в клинике очереди.

– А чего ей вздумалось пойти туда именно сегодня? – кажется, вождь начал злиться – в голосе мелькнули металлические нотки, брови слились на переносице в одну сплошную линию.

– Это очень хорошая больница для двуликих, и принимает только по записи.

Выдерживая допросы брата не раз и не два, Тет навострился так беспардонно врать, что временами сам себе удивлялся. Дезинформация лилась рекой, словно ничего естественней и быть не могло.

Неприятно! Ненавистно! Противно! Да, иначе нельзя. Но до чего же стыдно!

Кому как не ближайшему родственнику понимать все плюсы и минусы Тарелла! Как и то, что корни их отнюдь не в характере или природной склонности, а в воспитании будущего вождя канов.

Благодаря уникальной физиологии людоедов, альфа царствовал, как правило, лет до ста двадцати – ста тридцати. Хотя и это не предел. В отличие от остальных оборотней, до ста тридцати – ста пятидесяти лет людоеды и медведи оставались молодыми и сильными, выглядели на тридцать пять, в худшем случае – на сорок.

Тет почти дословно помнил мифы, которыми потчевали детей, будто все благодаря человеческой плоти и плоти заклятых врагов – верберов. Не забыл и смутные времена, когда людоеды шептались в паническом ужасе: мол, переход на клонированное мясо – прямая дорога к быстрому старению и дряхлению, как у людей. Еще бы! Древние обычаи канов не щадили рано «сдавших» и многие страшились этого даже больше, нежели «иссушения». Лишившись естественной пищи, каны и медведи будто обезвоживались, тело покрывалось коростой, органы отказывали один за другим. Зато смерть наступала быстро – месяц–два – и готово! Настоящий подарок богов, если сравнить ее с участью не по возрасту ослабевших, живших впроголодь, которых каждый сильный мужчина мог ударить, а то и изувечить без единого повода.

Тет был еще мальчиком, когда, по обычаю, за десятилетие до критического возраста главы поселения, беты принялись готовить ему смену, на долгие годы разлучив будущего вожака с братом. Отбирали самых сильных и умных мальчиков, жестко муштровали, учили молниеносно убивать, решать насущные проблемы племени и… постоянно стравливали. Ребятишки непрерывно дрались друг с другом, доказывая право однажды биться «за престол».

Ежегодно, на Празднике Смерти вождь сражался с сильнейшими воинами племени. И вот когда, наконец, проиграл три боя подряд, настал день страшного поединка. Мальчики, десятилетие учившиеся быть лучшими, превращались в зверей и дрались не жизнь, а на смерть. До тех пор, пока в облике животного останется лишь один. Серьезно раненые и погибшие людоеды частично превращались в людей, выглядели как полузвери, нечто вроде египетских богов. Альфой назначался тот, кто последним останется в теле черного полутигра–полупантеры. Он, вне всякого сомнения, выходил из схватки, наиболее здоровым и целым.

В отличие от большинства ровесников, восторженно улюлюкавших, визжавших, глядя как лучшие из канов рвут друг друга на части, Тет не нашел в себе мужества наблюдать за кровавым действом. Лишь с замиранием сердца ждал объявления «выбывших», всякий раз облегченно вздыхая, не услышав родного имени. Многие претенденты погибли, другие получили ужасные увечья. Все как обычно, если верить рассказам старших.

Семнадцатилетний Тарелл вышел из схватки «за престол» почти невредимым. Лишь один соперник порвал ему руку. Оборотни регенерировали быстро и через сутки (время, дарованное победителю, чтобы залечить раны) на «коронации» новоиспеченный вожак почти исцелился.

По–настоящему величественно вышел к народу, и каны, все, как один, бухнулись на колени, опустив голову и чуть склонив набок. Жест подчинения, перенятый у животных, означал нечто вроде «да здравствует король».

Пятьсот лет назад после такой церемонии прежнего вождя забили бы заточенными палками. Удары наносил бы каждый мужчина племени – это считалось знаком высшего уважения, последним даром народа уходящему альфе. К счастью, теперь отставной вожак просто ушел в сторону, жил в почете и достатке. Женщины его семьи числились неприкосновенными для покрытия. Они и только они сами выбирали себе мужей.

Дар человеческой цивилизации – народу канов… Капелька гуманизма. Капля меда в бочке дегтя.

Разве можно не уважать Тарелла за стойкость, смелость и силу? Не восхищаться несомненными достоинствами альфы? И самое главное, при всей вспыльчивости и жестокости, честнее и справедливей вождя поискать.

Тарелл наказывал жестко, по законам предков, не признавал гуманные настроения потенциальных бет, порой предлагавших смягчить участь провинившегося, отметая их как слабость. Но никогда не осуждал по злобе или из–за чьих–то грязных наветов. Прежде чем покарать соплеменника, альфа должен был на сто процентов убедиться в его виновности. И не с чьих–то слов, не потому, что кто–то донес первым, а на фактах и после свидетельств хотя бы нескольких очевидцев, не заинтересованных в споре.

Вот почему Тету настолько противно обманывать Тарелла!

Темно–синие глаза главы племени буравили…

– Ладно, – отмахнулся он. – Бог с ней, со Стеллой. Пошли готовиться к празднику. У меня есть для тебя пара огненных… Они более изящные и женственные. И хороши для покрытия, – вождь лукаво подмигнул.

Тет направился следом. Невольный вздох обнажал и облегчение, и усталость. Вопрос со Стеллой закрыт и, наконец–то, можно расслабиться! Однако Тарелл так и не оставил идею–фикс – непременно подобрать брату достойную самку.

Да не надо! Лучше бы дал судьбе свести тех, кому суждено создать настоящую семью! Тет верил в это, ждал, надеялся. И никогда бы не стал проверять годность женщин покрытием по методу Тарелла. Подобное аморально и унизительно для обоих!

Но если вождю что–то втемяшится в голову…

Глава 7. Светозарный Аннарис

(Ната)

– Ната! Этьен! На выезд!

Вот черт! Сегодня точно не мой день! Вообще–то погони и расследования – любимейшая часть работы. Ловля человекоживности – веселая, азартная, помогает держаться в форме, развивать хитрость и смекалку. Но не за час же до конца смены, когда чувствуешь себя словно выжатый лимон и ждешь не дождешься шанса хоть немного перевести дух!

К тому же дежурство выдалось поистине адским. Пять истеричных подопечных, одна жалоба на ледяного. В таких случаях за делом следят все: пресса, телевидение, вампироманы… Неустанно путаются под ногами, чуть ли не каждый день пытают – какие новости.

Не понимаю я повального увлечения ледяными. Ну, ладно, генты – эти любого обдурят, прикинутся ангелами, вообще, подозреваю, ангелов с них–то и писали. Ну, ладно, медведи или каны – есть в них что–то… эдакая животная притягательность. Очень на любителя, однако работает… Но, ради бога, объясните мне – чего хорошего в ходячих трупах? Пускай даже медики дурят нам голову: мол, вампиры – не мертвяки, а существа, застрявшие между жизнью и смертью. Сердце не бьется? Зато сосуды пульсируют! Ни один орган не работает? Зато постоянно курсируют туда–сюда внутри тела, спрашивается только зачем… Живчики прямо!

Да, самые древние не только в ночном сне не нуждаются, но и вольготно разгуливают по солнцу, по примеру легендарного Дракулы. Вот и использовали бы клыкастиков для круглосуточных работ – была бы хоть какая–то реальная польза государству и обществу! Да, те, кому за триста, уже не прячутся от светила часов с трех дня. Да, почти все вампиры красавцы писаные – создатели придирчиво выбирали, кого обратить. Тут не как с обычными детьми, где не знаешь – какие гены возобладают, в кого уродится любимое чадо. Ледяные словно в дорогом магазине – глядят на витрину и решают – достаточно великолепен потенциальный отпрыск или поискать кого получше. Понять вампиров не сложно – вдруг замухрышка не уйдет в «самостоятельное плавание» и придется любоваться на образину столетья. Не у всех же нервы железные и характер стальной.

Бытует расхожее мнение, якобы ледяные в постели неутомимы и вытворяют такое, о чем другим народам и не снилось. Тут ничего не скажу – слава всем богам, проверять не доводилось! Но, поверьте личному опыту – вампиры самые жестокие, хладнокровные и бессовестные убийцы, каких встречала за долгие годы борьбы с душегубами всех мастей и рас. Перейди им дорогу – смерть будет скорой, страшной и, вероятно, очень кровавой.

Надеюсь, хоть не по их туши нелегкая понесет нас в конце смены!

Взбудораженная повторной командой «на выезд!», я уныло побрела из кабинета в вестибюль, где ожидал Этьен. Еще раз закон подлости в действии. Порой сидишь весь день, деть себя некуда и никаких происшествий, требующих вмешательства полицейских нашего уровня. Иногда же, вот как сегодня, не успеваешь разделаться с одним, случается другое, а ты уже на третье опаздываешь. Словно преступная братия сверхов нарочно сговорилась, чтобы свести участок с ума.

Бренд Томессин, начальник отделения – невысокий брюнет лет тридцати пяти на вид, а на самом деле, давно отпраздновавший столетний юбилей, широким жестом направил нас к служебному входу. Туда, где огромная полицейская парковка.

– Есть, сэр! – радостно выпалил Этьен и рванул к тяжелой свинцовой двери, будто только об этом весь день и мечтал.

Верберы неутомимы! Не знаю, как нужно нагрузить напарника, чтобы устал настолько, что не обрадовался очередному выезду. Меня хватило лишь на то, чтобы понуро зашагать следом.

– Ната?! – возмутился Бренд.

– Есть сэр, – пробурчала я под нос, стараясь не встречаться с темно–карими глазами начальника, и поспешила скрыться за дверью.

Этьен уже заводил наш огромный черный полицейский джип, на котором недавно поменял колеса. Теперь они такие высоченные, что запрыгнуть в машину – целая проблема. Зато смотришь на всех как на тараканов, копошащихся у ног.

– Зря ты так с Брендом, – неодобрительно проворчал вербер.

Даже удивительно! Абсолютно все сверхи отделения, включая тех, кто с молоком матери впитал пренебрежительное, если не презрительное отношение к людям, искренне уважали и любили смертного руководителя.

Не мешали этому ни его лопоухость, ни легкая картавость, ни простоватая внешность деревенского рубахи–парня. Нос – уточкой, густые брови, сросшиеся у переносицы, небольшие глаза и губы, которым не помешал бы чуток утонченности, широченные ладони, будто созданные копать картошку. Человеку с такими задатками, надо обладать поистине выдающимися профессиональными качествами, чтобы возглавить участок, вроде нашего или хорошими связями не только среди людей, но и среди верхушек других рас. Справедливости ради, последних случаев в полиции сверхов – единицы. Томессин получил пост заслуженно. Он и впрямь хороший начальник. Никогда не придирался без надобности, ко всем относился ровно и любые проблемы решал внутри участка. Ни разу на моей памяти, капитан Томессин не допустил даже обсуждения подчиненных в других отделениях. Не говоря о том, чтобы в служебном расследовании, каких случалось немало – сверхи часто жалуются на превышение власти – участвовали чужаки. К тому же, в отличие от многих коллег, засидевшихся на месте, заплывших и обрюзгших, оставался в прекрасной форме, усиленно тренировался.

Немудрено, что при небольшом росте, капитан полиции сверхов неизменно привлекал внимание женщин подтянутой фигурой и рельефными мускулами. Сам начальник мало интересовался прекрасным полом. Двадцать лет назад потерял любимую жену – половинкам полицейских нашего подразделения гентский эликсир не выдают. Для смертной женщины она и так прожила долго.

Я не могла от души не восхищаться, тем, как Бренд ухаживал за любимой. Даром, что постарела, сгорбилась и выглядела скорее бабушкой капитана, чем супругой. Однако на все корпоративы начальник приходил под руку с женой. И, будь я проклята, если не обращался с ней, как с королевой! Наверное, только ради такой любви и стоит выходить замуж.

– Эй, Ната! – низкий, грудной голос Этьена вернул в реальность. Верберы говорят, как рычат, а когда, действительно, рычат непривычным, да слабым духом только и остается, что срочно менять одежду. – По рации сообщили – едем за тремя лисами, предположительно ограбившими ювелирную лавку.

Опять! Лисы, крадущие украшения! Это также плоско и старо, как моя детская фотография и также пошло, как шутки о стриптизершах. Банда грабителей–оборотней сбежала от обычной полиции и теперь недотепы преследовали их, а нас отправили подсобить. Вот так всегда, когда за дело берутся дилетанты, возомнившие, будто полиция сверхов зря получает повышенную зарплату!

Фишка в том, что лисы обычно невысоки, в лучшем случае с человека и очень изящно сложены: что мужчины, что женщины. Кажущаяся тщедушность позволяет им частенько оставлять простых стражей порядка с носом. На самом деле, рыжики – мы дали им такую кличку – ну очень сильны. Легко заваливают смертного. Худощавы лишь из–за жилистости. Схватите лису за руку и почувствуете стальные мышцы, какие люди годами тренировок не накачают.

Мало того, засранцы жутко шустрые. Прежде, чем ловить рыжика сначала наработай отличную растяжку и паркуру обучись. Лисы, убегая от преследователя, выделывают такие трюки и кульбиты на крышах, трубах, пожарных лестницах, авто и прочих попадающихся по дороге препятствиях, хоть фэнтези–саги снимай. Однажды рыжая, удирая от нас с Этьеном, забралась на крышу небоскреба… по подоконникам открытых окон! До сих пор не понимаю, как ей это удалось.

Кстати, лисы вовсе не рыжие, на самом–то деле. Когда обращаются – да. В человеческом же обличье: каштановой или песочной масти, очень редко жгуче–черные. Еще и поэтому легко теряются в толпе.

По рации без конца передавали куда двигаются подозреваемые. Спустя минут двадцать погони предсказуемо выяснилось, что рыжики рвутся к лесополосе.

Там оборотню затеряться не проблема – обычный человек вряд ли увидит разницу между ним в образе лисы и обычным зверьем. У нас глаз наметанный – не обманешь! Начнем с того, что рыжики немного крупнее, массивней обычной местной лисы килограмм под сорок. Неудивительно – обращается–то человек, а вес тела и мышечный объем никуда не денешь. Это только в сказках – был бугай, а стал муравьем… Кроме того, оборотней выдают глаза. Сложно объяснить… надо видеть, привыкнуть… ощутить нутром. Хотя, возможно, все дело в интуиции. Но глаза у рыжиков в звериной ипостаси… осмысленные, наполненные ехидцей, нелицеприятным мнением о нас, полиции сверхов.

Этьен посмотрел на меня, и получив обреченный кивок, направил авто в сторону нужного леска.

….

(Огни)

Большой красный грузовик, аккуратный и новенький, будто игрушечный, оказался удобным и невероятно вместительным. Мне выделили спальную полку, на которой легко уместились бы две Огни, застеленную мягким матрасом и пуховой подушкой, размером с три моих домашних. Вовремя! Обессилев от перехода, долгой дороги и пережитого потрясения, я даже сидеть была не в состоянии. С удовольствием свернулась калачиком, закутавшись в шерстяной плед, покоившийся на складной полочке, у стены.

Гент уселся у окна, грациозно опершись локтем на ручку дверцы. Полуоборот его головы позволял разглядеть длиннющие светлые ресницы, загнутые вверх. Беарн взгромоздился за руль, Альвилль устроился на краю моей лежанки. Поначалу соседство ледяного, время от времени одаривающего быстрым взглядом, тревожило и будоражило. Даже, когда вампир пытался улыбаться или проявлять дружелюбие, в его мимике сквозило нечто хищное, дикое, животное. Глаза Альвилля напоминали два изумруда – потрясающе чистые, сияющие, но… безжизненные. Хотя, он же – немертвый, какие еще у них могут быть глаза? Вблизи создавалось ощущение «стеклянного взгляда», когда существо уставилось сквозь тебя.

Пару раз, заметив мою реакцию, Альвилль ободряюще подмигнул. На фоне ровных зубов удлиненные клыки обращали на себя внимание. В отличие от верберовских, они больше напоминали волчьи – не конусы, скорее сабли. Угрозы от ледяного не исходило, изменившийся прикус не пугал, но близость неприятно щекотала нервы. Объяснить ощущения не получалось – на сознательном уровне Ал даже нравился. Приятный, вежливый, привлекательный, в конце концов. Но шестое чувство вопило о чем–то неприятном. Ни об опасности, ни о дурных намерениях, а именно о чем–то неприятном.

Я постаралась отвлечься на густую гриву Беарна, уходившую в ворот клетчатой рубашки. Интересно, растительность у него вдоль всего позвоночника? За созерцанием мохнатого затылка медведя, нервозность быстро улеглась. Монотонность движения по ровному шоссе, без кочек и рытвин усыпила меня.

…

Ветки деревьев кружевным полотном простирались внизу. Я летела, расправив огромные крылья. Длинные усы развевались по сторонам, совершенно не мешая. Когтистые лапы, прижатые к животу, представлялись верхом совершенства.

Один–два взмаха крыльями – и цель достигнута. Взгляд приковало озерцо, похожее на драгоценный кристалл в зеленой оправе леса.

Я устремляюсь вниз, к земле, выставив ноги… э–э–э… лапы.

Мягкая трава хрустит под когтями, словно скомканный лист бумаги. Неспешно подхожу к кромке воды – поверхность гладкая как стекло, окрашенное в ультрамариновый цвет. Коричневая россыпь камушков на дне ничуть не мешает полностью оценить отражение.

Карие глаза сильно посветлели, ну прямо осколки топаза. Корона рогов венчает слегка удлиненную морду ящера. Золотой аджагара прекрасен. Расправляю гигантские крылья, любуясь синими перепонками, в солнечных лучах прозрачными, словно тончайшая вуаль.

– Огни? Огни? – холодные брызги мурашками бегут по коже. Будто кто–то нарочно плеснул на меня студеной водой.

– Огни?

Озеро. Лес. Аджагара. Видение покрывается густым серым туманом. Поглощается тьмой, подобно акварельному наброску, случайно залитому грязной водой. Мгла расползается, цепкими щупальцами захватывая все вокруг.

– Огни!

Удивленно открываю глаза и пару минут нервно моргаю, судорожно пытаясь сообразить – где я и что происходит. Память неохотно возвращает события последних часов…

Из приоткрытой двери грузовика видно, что красная громадина припаркована на обочине дороги, а вокруг – такая знакомая суета мегаполиса. Небоскребы в стиле хай–тек, сверкающие тонированными стеклами, похожими на тысячи гигантских черных очков. Улицы, вымощенные серой плиткой с замысловатым розовым орнаментом. Кафе, источающие на всю улицу ароматы, от которых желудок сжимается в тугой узел и текут слюнки. Витрины магазинов с замершими в неестественно–угловатых позах манекенами, похожими на мимов.

Боже! Как все знакомо и незнакомо одновременно. Интуитивное отторжение чужого города заставило сердце предательски екнуть. Даже воздух здесь другой, не родной! Высокая сочная трава на ухоженных газонах какая–то не наша… Ясное небо с пуховыми перинами облаков не веселит.

– Ты чего? – Альвилль застыл внизу, возле открытой дверцы машины, рядом с Беарном.

Не в силах оторваться от созерцания мегаполиса, я оставила вопрос без ответа.

Солнце еще не село. Хотя сумерки стальной дымкой легли на оживленные улицы. Пестроте здешних прохожих оставалось лишь удивляться. Сверхи и люди сновали туда–сюда, будто так и надо. Разумеется, так и надо. В этом мире.

Здесь было на кого поглазеть! Юркие оборотни–лисы, с острыми, угловатыми чертами лица шустро лавировали в толпе. Каны и верберы шагали величаво, расправив богатырские плечи, выпятив грудь, будто демонстрировали собственную мощь. Волки ступали спокойно, пружинисто, размеренно. Рядом со смертными – великаны, рядом с канами и верберами – карлики. Так сказать – все познается в сравнении. Изредка мелькали генты и ледяные. Первые на фоне остальных рас и впрямь напоминали ангелов, сошедших с небес, вторые – красивых и опасных демонов.

Генты? Я посмотрела на Беарна и Альвилля. Где Стеллер? Он, что уже ушел?

– Эй, ты, весельчак! Пугаешь девушку! – раскатисто проревел вербер и ткнул локтем воздух справа от себя.

– Поду–у–умаешь, цаца! Пусть радуется, что от кана спасли! Вот уж кто не церемонился бы, – фыркнул невидимый гент и медленно появился из воздуха рядом с медведем.

– Ты не особо рассуждай! – недобро оскалился в его сторону ледяной. – Мы и тебя прихватили из жалости!

Стеллер фыркнул громче и, задрав красивый нос, процедил:

– Вы прихватили меня за вознаграждение отца!

– Не смеши мои пятки! – прервал гента Беарн, по примеру друга грозно сверкнув клыками, – За такое вознаграждение я бы даже с постели не встал. Мы тебя просто пожалели. И вообще! Наша гостья заскучала, – вербер многозначительно кивнул в мою сторону.

Не понимая из диалога сверхов ни слова, я терпеливо выжидала.

Закончив сверлить Стеллера уничтожающим взглядом, Альвилль протянул мне руку. Опершись о его ладонь, непривычно крепкую и холодную, выпрыгнула из кабины грузовика на городскую мостовую.

– Добро пожаловать в Аннарис! – произнес ледяной, все еще удерживая мои пальцы.

– Спасибо, – близость Ала действовала магически, иначе не скажешь. Сердце тревожно билось, по позвоночнику струился холодный родник, заставляя ежиться, ладони и ступни покрылись липкой испариной.

Что же это такое?

Ни страшен, ни угрожающ, ни уродлив, совсем наоборот, а острое чувство неприятия пронзало до мурашек. Словно по телу носилась орда красных муравьев и непрерывно кусала. Бр–р–р… Не люблю, когда собственные ощущения ставят в тупик.

Глава 8. Делегация сверхов

(Ната)

Наш гигантомобиль почти достиг цели, когда по рации передали первое радостное известие за сегодняшний день. Рыжиков поймали, скрутили и забрали на допрос сотрудники соседнего участка полиции сверхов. Почему они «охотились» на вверенной нам территории, выяснять не было ни малейшего желания.

Если кому–то взбрело в голову выполнить вашу работу, пускаться в длительные расспросы глупо и недальновидно. Незадачливый интерес: «Зачем это?» – может спровоцировать реакцию: «хотите сами – получайте». А уж чего–чего, подобного даром не надо. В удачной поимке лис особых заслуг полицейских никогда не усматривают. Это вам не подозреваемые–каны, обезвреживание которых приравнивается чуть ли не к героизму… Схватив лис, похвалы и то не дождешься. Это же наша рутинная работа –карабкаться по крышам, подоконникам, перемахивать через машины и мусорные контейнеры, перелезать заборы и взбираться на деревья… Подумаешь! Легкая прогулка, да и только! Доказательства, насколько успела понять по обрывочным сведениям, шаткие, драгоценности при подозреваемых не найдены. Зачем нам этот геморрой?

Напарник сбросил скорость, вырулив на главную улицу… и тут я увидела грузовик Беарна. Не узнать эту кроваво–красную махину невозможно.

Этьен присвистнул, заметив странную компанию, оживленно беседующую возле броского авто и ударил по тормозам.

Альвилля и Беарна у нас не знали разве что самые отсталые постовые.

Бета медведей, отвечавший за сообщение племени с другими народами, вызывал уважение и даже восхищение. Правда, к Этьену относился с изрядной долей предубеждения – не любят сверхи «перебежчиков». Так они кличут сородичей, работающих в полиции, вроде нашей. Ну а чего странного? Вот как поступит напарник, если след приведет к его собственному племени верберов? Возьмется защищать интересы смертных или медведей? Насколько хватит его объективности, если сородичи начнут давить и требовать поддержки?

Конечно же, люди от таких казусов тоже не застрахованы. Но в нашем случае речь идет только о родственниках, друзьях, в случае оборотней – даже не об одном племени – обо всем народе. Медведи, конечно, в переписи не участвовали, но по самым скромным прикидкам их на несколько порядков больше, чем членов любой семьи. Даже если считать четвероюродных и пятиюродных сестер, братьев, тетушек и дядюшек со всех возможных сторон, давно и благополучно преданных забвению.

Естественно, оборотню оказаться между двух огней куда проще, чем человеку.

До сего дня мы с Этьеном не сталкивались с подобными дилеммами. И, слава богу! А там уж как судьба решит. Зачем тратить нервы и время на переживания о том, чего может и не произойти? Однако Беарн не придерживался этого моего правила…

Бета медведей заметно не жаловал напарника, но всегда обращался с ним корректно и вежливо. На то он и правая рука вожака, лицо стаи в ничейных землях и перед сильными мира сего. Насколько знаю, племя вербера давно хотело выбрать второго бету, но никак не получалось. Медведи! Что с них возьмешь? Это тебе не человеческие выборы, где народ побросал в урны бюллетени, госчиновники выкинули все в мусорку, сами нарисовали проценты и счастливы. Не–ет! У оборотней, типа верберов, все открыто и первобытно. Выражаясь языком политиканов–людей: дико.

Кандидатов выдвигают на общем сходе – не меньше трех, но чаще всего около десятка. После чего они дерутся друг с другом на глазах сородичей. Победивший должен минимум полчаса продержаться против нынешнего беты и как апофеоз – против альфы. Первое испытание не прошел еще никто. Поглядев на гиганта Беарна, глупо спрашивать почему. Верберы считают, что помощник вожака обязан быть выдающимся во всем. Ум, честность и прочие душевно–интеллектуальные качества учитываются при выдвижении, сила и ловкость помогают занять подобающее место.

Рядом с Беарном, как это часто случалось в последнее время, мелькала статная фигура Альвилля Камула. Хм. Ледяных, мягко говоря, не люблю, но этого все же уважаю. Старый знакомец принадлежит к известному и высокопоставленному семейству. По иронии судьбы, варвары, обращенные из мести, оказались в родне с древнейшим и могущественнейшим кланом нежити – Ледлеями. Забавно порой шутит Фортуна.

Ледлеев знают все, желающие выжить в нашем мире – с ними лучше не ссориться. Имеющим хоть каплю самоуважения, проще даже не пересекаться с древнейшими вампирами, привыкшими к полному повиновению и благоговению окружающих, включая себе подобных.

Создательница Альвилля, четверых его братьев и еще нескольких воинов из их первобытного племени, Мазенда – от одного имени передергивает – дочь второго основателя семьи Ледлей. Слава богу, покойная. Что случилось и почему обычным смертным неведомо – ледяные не выносят сор из избы. И раз уж дело не касается людей, власти «сочли возможным не требовать отчета». Так правительство красиво обрисовало полную беспомощность перед капризом старейшего рода нежити. Надо ж делать вид: мол, у нас все под контролем. Дрожим как осиновый листочек при виде любого Ледлея? Так это же радость долгожданной встречи переполняет до краев!

В общем, Альвилль, его братья, сородичи и потомки, неожиданно для себя, очутились наверху социальной лестницы, как говорят, из грязи в князи. Случилось все сразу после легализации сверхов и «разграничения сфер влияния между разными племенами и внутри них». Проще говоря – после грубой дележки территории, порой весьма кровавой, возвышения самых умных и сильных, в случае ледяных еще и самых древних.

Шальная семейка Ледлей, будь она неладна, ходит днем, как Дракула, пьет кровь реже любого вампира, но за день нарушает закон чаще, чем средний немертвый за столетья.

Камулы живут намного скромнее, в нарушении закона не замечены, политикой интересуются постольку–поскольку. Но, случается, и они удивляют госчиновников, выдвинув какой–нибудь законопроект. Хотя, новейшее предложение: «обращать смертельно больных людей и оборотней по просьбе оных или семей» еще «находится в доработке». Не знаю уж, чего нашим политиканам не понравилось, но вопрос муссируется уже месяца четыре. Естественно, с нами никто особо не делится. Зачем? Мы же так, быдло.

Почему Ал прогуливался в обществе Беарна – понятно, их племена сражались плечом к плечу против канов. С тех пор вербер и ледяной – счастливое исключение из правила, гласящего, что нечеловеческие расы никогда не находят общий язык. Но как в честнОй компании, остановившейся неподалеку от красной громадины Беарна, затесался Стеллер? Принцы гентов оборотней и ледяных презирают, считая низшими расами. Выше всех мнят, конечно же, себя любимых, затем людей, что удивительно, только потом нежить и двуликих. Или так они «опускают» остальных сверхов в глазах человечества?

Короче говоря, обычно члены королевских семей гентов не то, что в одну машину, по одной стороне улицы с немертвым и вербером не пойдут. А тут… Вместе, на расстоянии меньше метра… Да еще и судя по всему, обращались Ал и Беарн со Стеллером более чем пренебрежительно… Чудеса–а–а…

Ради такого не то, что лису, кана упустить не жалко.

Но и это еще не все! Рядом с известными нам личностями нерешительно переминалась с ноги на ногу странного вида девица.

Вам знакомо ощущение, когда способностей и знаний не хватает, но интуиция подсказывает больше, нежели чутье любого суперсверха?

Именно так я себя и чувствовала, глядя на потерянную рыжеволосую странницу. Одета, вроде бы, обычно, выглядит, казалось бы, тоже. Фигурка ничего, если вам нравятся широкобедные и пышногрудые, при этом еще и довольно подтянутые. Однако подсознание вмиг определило нового, прежде невиданного сверха.

Конечно, после того, как интуиция прокричала это на весь замученный работой мозг, он нехотя очнулся, оцифровал информацию и согласился.

Во–первых, у незнакомки были странные глаза:вроде бы карие, но с какой–то золотинкой. Весьма необычный оттенок, прежде мне не встречавшийся. А уж повидала я за свою работу в полиции сверхов достаточно самых–пресамых чудных глаз. Причем, некоторые даже отдельно от тела… Но сейчас не о том…

Во–вторых, кожа. Молочно–белая, как говорят – фарфоровая. Но одно дело – красивое сравнение, которым ухажеры соблазняют дурочек, верящих в возвышенную любовь, другое – реальность.

Как там у классика:

Ее глаза на звезды не похожи,

Уста нельзя кораллами назвать,

Небелоснежна плеч открытых кожа,

И тонкой проволокой вьется прядь…

Ну и все в таком роде. Суть в том, что можно высокопарно вознести кого–то до небес, но это ровным счетом ничего не значит. В конце стихотворения мудро говорится:

И все ж она уступит тем едва ли,

Кого в сравненьях пышных оболгали.

В моем же случае, сравнение перерастало в реальность.

В–третьих, девушка с любопытством оглядывалась, будто впервые в жизни видела не только Светозарный Аннарис – так в шутку прозвали наш город журналюги, из–за излишнего ночного освещения. Нет, незнакомка озиралась, словно вообще никогда не встречала подобных Вселенных!

Полицейское чутье тотчас подсказало – особого внимания спутницы Беарна и Ала удостоились сверхи, мелькавшие в толпе прохожих. Вот кто будет пялиться на иные расы у нас, в мире, где они бок о бок с человечеством обитают уже бог знает сколько столетий? Обыватели, вроде меня, конечно, когда я не на службе, воспринимают сверхов как фонари в городе – стоят, освещают и что? Или, скажем, летящие по шоссе такси жуткого золотого цвета. Ну да, авто, предназначенные только для людей, смотрятся нелепо и безвкусно. Но когда с детства наблюдаешь эту феерию «богатого оттенка», невольно перестаешь замечать.

– Да кто она такая, черт побери?

Вопрос могла бы задать и я. Но Этьен опередил, резво открыв дверцу машины и выскочив так, будто мы сидели не на высоте метра с лишним, а в шаге от мостовой.

Я последовала его примеру, только приземлилась менее ловко, и решительно направившись в сторону троицы сверхов и незнакомки, явно тоже нечеловеческого происхождения.

Естественно, наш интерес был чисто обывательским.

Арестовать или даже проверить документы лишь на основании странной внешности или непохожести на всех, кого видели, не имеем права. Пока рыжая ничего не нарушила, может не беспокоиться. Но за приятельские отношения спутников с любопытными полицейскими надо платить.

Попробуем узнать у Ала и Беарна об их необычной товарке.

Глава 9. Так велит обычай

(Стелла)

Ловкие, мощные кошачьи лапы несли Стеллу прочь от преследователей по узкой границе между бывшей охотничьей территорией родного племени и кварталом медведей. Густые сиреневые сумерки для глаз охотника, загоняющего добычу хоть в полуночной мгле, хоть в слепящий полдень – не помеха. В отличие от большинства оборотней с ночным или дневным зрением, людоеды великолепно видели в любое время суток. И не беда, что серп Луны почти полностью спрятался за пышными кронами разлапистых деревьев.

Стелла неслась вперед по густой, почти нехоженой траве, растущей меж двух сплошных рядов валунов – одних в полроста, других даже в рост канов. Восемь рядов гигантских каменных пограничников смыкались так, что шаг вправо, шаг влево грозил столкновением с многотонной глыбой.

Сюда уже лет двадцать никто не захаживал. Да и зачем? Ничейная полоса, не шире половины туловища людоеда – от головы до хвоста, больше символ перемирия племен оборотней, чем место для прогулок.

Ночная прохлада помогала охладить спекшиеся мышцы… Запах преследователей, долетавший с шальным ветерком из леса, ощущался все отчетливей, приторней, угрожающе.

Мегрес, Стаккой, Иннурк, Базлер и Раплас… Сильнейший молодняк, разогретый посвящением в мужчины, с лихвой упившийся дикими плясками у костров и женскими телами, готовыми на все. Они не пощадят, не отпустят. Принесла же нелегкая в лес жадных до развлечений охотников, да еще в тот самый момент, когда Стелла получала весточку от врага племени. Теперь не выкрутиться, и даже Тетис не поможет.

Лапу обожгла боль, теплая жидкость потекла от колена к стопе. Стелла зацепилась за выступ камня–пограничника, будто нарочно выставившего острый коготь навстречу нежеланной гостье. Инстинктивно людоедка запрыгала на своих троих, поджав ногу, которую саднило и резало одновременно. Не прошло и минуты, как дыхание преследователей – жадное, озверелое прорезало ночную тишину. Точно в ответ ухнула сова – предвестница беды. Да чего уж там предрекать? Жалкие потуги сбежать от экзекуции, не более…

Все равно деваться некуда.

Справа – родной поселок, где ожидают несколько дней жестоких экзекуций, когда осужденный молит о скорой смерти, как об избавлении, и не менее ужасная гибель от рук соплеменников…

Слева – квартал верберов, одно появление в котором грозит не меньшими бедами… Если бы он не застрял в Аннарисе по делам! Если бы пришел! Возможно убедил бы сородичей пощадить, выслушать… Но сейчас он слишком далеко, за многие километры и помочь не в силах.

Граница простирается на километры, до самого Аннариса – столько не пробежит даже кан, просто не выдержит.

Демонстративное клацанье челюстей преследователей, уже дышащих в спину, заставило Стеллу припустить, плюнув на боль, пожиравшую раненую лапу.

Дыхание сбивалось все чаще, ноги слабели, колени некстати подгибались, сердце грохотало в висках, едва не оглушая. Прыжок, еще прыжок, еще… Главное не останавливаться, главное продолжать двигаться. Вдруг кто–то поможет? Шальная надежда заставила Стеллу горько усмехнуться – чужак ни за какие коврижки не зайдет на территорию верберов или людоедов. А с пограничной полосы до обеих – всего два шага.

Пыхтение молодняка – такое знакомое, шумное неумолимо усиливалось за спиной. Вряд ли смертный или другой оборотень услышит эти звуки. Для Стеллы они громыхали точно удары гонга в честь ее казни.

Луна показала нижний зубец из–за крон и опять стыдливо зарылась в темно–зеленые дебри. Шелестя крыльями, сова взлетела с опушки леса, спикировав невдалеке от беглянки. Ночь разрядилась звонким писком, переходящим в ультразвук – крылатый охотник поймал мышь. Тяжело взлетев с добычей в когтях, сова медленно скрылась в ветвях деревьев, на подступе к границе.

Еще один дурной знак. Задохнувшись невесть откуда взявшимся ветром, Стелла чуть замедлилась, спиной чувствуя преследователей. Жар их дыхания, тел волнами достигал задних лап, загривка. Упругая поступь барабаном отдавалась в ушах, споря с оглушительным боем пульса.

Звуки приближающейся гибели придали сил. Стелла припустила, каждым прыжком почти равняясь с верхушками глыб–пограничников, ломая когти о мелкие камушки, невесть откуда взявшиеся на пути, ударяясь чем попало о беспощадные валуны, так и норовящие задеть.

Запахи новопосвященных отдалились. Шкрябание их когтей о гальку, доставлявшую беглянке столько бед, мурашками отзывалось в теле. Широкая лента далекого света фар от шоссе пробежала по телу Стеллы и унеслась вперед. Как бы ей хотелось очутиться там, в машине, в безопасности! А еще лучше на ничейной территории, где над законами канов довлеют общие правила.

Перебирая ватными ногами, Стелла продолжила бежать, уже почти не чувствуя мышц, казалось, на одной лишь силе воли.

Заборы валунов начали сходиться – кто–то промахнулся с расстоянием. Проклятье! Проклятье! Проклятье! Людоедка скакала по камням, впервые в жизни жалея, что обращается не в горную козу. Глыбы дубасили по мягким стопам, казалось, ударяя по всем суставам сразу. Боли от раны Стелла уже не чувствовала – теперь ее заглушали колющие, режущие, сверлящие, жгущие ощущения от ушибов. Легкие точно взрывались, переполненные воздухом, вытолкнуть который уже не хватало сил. Равновесие! Только бы удержать равновесие! Сорвись на открытую местность, настигнут тут же… Естественно–искусственная полоса препятствий на границе более тяжелым самцам –серьезная помеха. Так ловко по валунам не поскачут, да и протиснуться между рядами каменных пограничников им куда сложнее. Того и гляди обдерут бока, вот и двигаются медленней, осторожно лавируя среди глыб.

Догоняй они по территории канов, пришлось бы в считанные секунды – пока добыча не унеслась дальше – преодолеть почти наглухо сомкнувшиеся ряды глыб–великанов. Сложно, а главное опасно для жизни – только промахнись и все кости переломаешь.

Запах молодняка ослабел еще больше, подтверждая мысли Стеллы. Но это ненадолго. Почти встретившиеся было каменные колоссы, резко разошлись. Людоедка приземлилась на мягкую почву всеми четырьмя лапами. Боль, отчаянный трепет сердца, удары пульса в голове, теперь долбящегося и в глазницы, онемение ног, легкие, которые вот–вот лопнут от натуги… Она плохо осознавала, что происходит. Колени, до предела напряженные для бега по глыбам, подогнулись. В нос тут же ударил сгустившийся запах погони… На дрожащих лапах Стелла встала и бросилась вперед.

С десяток желто–оранжевых полос света одна за другой ударили в глаза – такая кавалькада на пустынном ночном шоссе – огромная редкость. Но уж если не везет, так не везет по крупному. Резь в нацеленных на ночное видение глазах добавилась к общему коктейлю телесных мук. Ослепленная, отчаянно моргая, Стелла прыгнула вперед, не разбирая дороги, лишь бы не останавливаться, чувствуя, как сзади нагнетается горячее дыхание молодняка, внимая шуршанию травы под ногами преследователей, вдыхая их аромат, внезапно штурмующий со всех сторон.

Все еще полузрячая, людоедка совершила отчаянный рывок и… споткнулась о валун, некстати распухший чуть ли не до середины разделительной полосы.

Скорость не дала ни шанса восстановить равновесие. Как была, Стелла полетела вперед и шмякнулась между камнями, сильно ударившись боками, отчего ребра жалобно заныли, а внутренности точно обожгло кипятком. Тряся головой, людоедка вскочила на неверные лапы, вздрогнув от боли, пронзившей все тело, пригнулась для прыжка и… оказалась примята к земле.

Дерн, вперемежку с мягкой почвой забился в нос и рот, смешавшись с приторным запахом разогретого погоней молодняка. Жар из пяти раскрытых пастей едва уловимой дымкой струился вокруг. Аромат недавнего спаривания с несколькими партнершами ворвался в ноздри Стеллы, забитые кусками земли и зелеными ошметками стеблей.

Довольно ухнула сова – ее пророчество сбывалось. Острые когти вонзились в загривок, четыре пары мощных лап вдавили людоедку в землю, словно пытаясь сплющить.

Конец побега в никуда. Так все и должно было закончиться – рано или поздно…

Удар в голову наотмашь заставил Стеллу дернуться, но преследователи держали крепко – только шея мотнулась вбок, хрустнули позвонки. Перед глазами заплясали цветные искры… закружились вихрем и… все вокруг поглотила мгла. Последней мыслью было: «Это ненадолго, легкое сотрясение, пока дотащат, уже буду готова к экзекуции…»

Глава 10. Незаконная эмигрантка

(Огни)

Антрацитовая плитка под ногами чуднО пружинила. Сначала подумалось – кажется, но сделав несколько шагов, убедилась – нет, точно, пружинит.

Наша странная компания притулилась между грузовиком Беарна и двумя каменными небоскребами – темно–синим и угольным, гордо сверкавшими на солнце, точно лакированные. Их торцы, пестревшие гигантскими рекламными брендмауэрами, вертикальными и горизонтальными лентами вывесок, наперебой предлагали закупиться брендовой одеждой–обувью, сделать прическу «в лучшем салоне города», проконсультироваться в юридической фирме, недорого купить жилье в нейтральном квартале, взять кредит под минимальные проценты и многое другое. Правую высотку подпирал одноэтажный ювелирный магазин, чьи витрины кичились стендами с колье, серьгами и кольцами, порой самых причудливых форм. К левому небоскребу почти в упор подступал ресторан, с завитушками и барельефами на стенах и статуями античных героев на крыше. От нас подальше стремился улететь Гермес, рядом с ним Афродита рассеянно расчесывала роскошные локоны. На заднем плане Геракл побеждал какого–то очередного монстра, почти полностью скрытого фигурой бога с крылатыми сандалиями. «Лучшие блюда кухонь народов мира» – заявляла вывеска ресторана, с претензией на барокко, оформленная в виде куска пергамента со свернутыми и чуть потрескавшимися краями.

Пока я озиралась, Стеллер, Беарн и Альвилль обсуждали – куда направим стопы и что предпримем. Делая вид, будто окрестности занимают меня куда больше, изо всех сил старалась уловить цель путешествия троицы сверхов и их планы. В конце концов, пока самым разумным представлялось держаться спутников, раз уж они так добры. Из оживленной беседы моих спасителей выяснилось, что Стеллера везли к дяде, владевшему в Аннарисе дорогим косметическим салоном. Зачем–то ему срочно понадобилось покинуть родное поселение, и вроде бы за это отец гента заплатил верберу и ледяному кругленькую сумму. Однако ни тот, ни другой не считали ее весомым аргументом. Медведь и вампир, судя по их красноречивым намекам, взялись за дело лишь ради того, чтобы король гентов остался у них в долгу. В деньгах приятели не нуждались, а в «подачках лесных королей» тем более.

Сейчас же Беарн с Альвиллем решали куда деть Стеллера, чей родственник появлялся на работе только поздним вечером. Я так поняла – спустя часа три. Гент категорически отказывался ждать дядю в салоне, требуя, чтобы его сводили в кафе и накормили не хуже «чем ее». То бишь, меня, приблудную. Вербера с ледяным подобная идея совершенно не вдохновляла. О чем оба заявляли открыто, громко и экспрессивно, не преминув лишний раз сверкнуть клыками. Как бы невзначай демонстрируя спутнику – кто тут главный сверх.

Со мной медведь и вампир обращались вежливо, пожалуй, даже бережно. Альвилль осторожно отодвинул от пешеходной части дороги, ненавязчиво подтолкнув встать перед собой. Теперь неловкий прохожий не задел бы незваную гостью Аннариса, закрытую широкой спиной ледяного. Вообще немертвый вел себя на редкость дружелюбно, но неприятное, гнетущее ощущение от его прикосновений, взглядов и улыбок никак не проходило. Клыки не очень напрягали. Естественно, перспектива пойти на корм ледяному, не особенно радовала. Но информационное поле услужливо поделилось – вампиры возраста Альвилля сильной жажды не испытывают. Крови им требуется немного, не говоря уже об отличном самоконтроле, позволявшем даже в голодные времена не кидаться на окружающих.

Здесь крылось нечто иное, на уровне инстинктов, шестого чувства.

Наконец, до меня дошло! Пугал не сам Альвилль, не его внешность или действия! Одно касание ауры вампира – и холодная струя била меня в затылок, устремляясь внутрь тела, порождая мелкую дрожь.

К пущему расстройству выяснилось – такова энергетика всей нежити планеты. Любой, проходивший мимо немертвый, словно окатывал меня душем измельченных кусочков льда… Сотни холодных иголок впивались в кожу, начинавшую гореть в ответ, мороз продирал до костей.

Надеюсь, привыкну, хотя бы со временем. Альвилль же постоянно старался проявить участие, заботу и, сам того не желая, не давал оправиться от очередного шока. Аура Беарна, впрочем, как и других оборотней, даже канов, оказалась намного спокойней, приятней.

Что же до гента, тут все было куда сложнее. Стеллер то излучал тепло и притягивал, то яростно отталкивал опаляющей вспышкой. Напоминало впечатления человека, приближающегося к очагу. Сначала тебя манит мягкий и ненавязчивый жар, но позже становится все неприятней и неприятней. Как апогей – хочется поскорее отскочить от жгучих искр.

У гента переход отсутствовал – либо он грел, либо опалял. Я поспешила считать информацию – Стеллер, да и весь «лесной народ» – так называли тут гентов – как никто умел создать ощущение, якобы рядом с ним ну просто восхитительно. И, наоборот, без единого слова отделаться от надоедливого общества, или беспардонного нарушителя зоны комфорта.

В самый разгар спора моих спутников, невдалеке остановилась пара людоедов, не самых мускулистых, из тех, что сновали мимо. Не скрываясь, они бросали на Стеллера красноречивые взгляды и о чем–то шушукались. Гент заметно напрягся – как–то ссутулился и затравленно посмотрел в сторону зевак.

Ал и Беарн среагировали мгновенно – развернулись с канам, и я опять «из партера» наблюдала сцену, подобную той, что разыгралась в лесу. Не издавая ни звука, сверхи буравили друг друга тяжелыми взглядами исподлобья и, казалось, даже воздух между ними стремительно накалялся до взрывоопасного состояния.

Наконец, людоеды медленно и совершенно бесшумно развернулись и пропали в пестром потоке разных существ.

Стеллер все еще горбился, провожая канов затравленным взглядом.

– Да не дрейфь! – ухмыльнулся Беарн, хлопнув гента по плечу так, что тот отшатнулся, – Омеги стаи, ничего они не скажут, если не будут уверены, что это шибко важно для племени…

Теперь мне и в информационное поле обращаться не потребовалось. Как–то смотрела передачу про волков: альфа – вожак, самый мощный самец, бета – второй после него, ответственный за воспитание молодняка, омега – козел отпущения, тот, кому достаются все шишки и на ком срывают зло остальные. Незавидная участь.

– А ты не подумал, почему это омеги гуляют вместе? – гент нахмурился, – Явно меня выслеживают по просьбе сам–знаешь–кого…

Беарн расхохотался, Ал ухмыльнулся.

– Омеги, чтоб ты знал, часто встречаются на нейтралке, – сквозь хихиканье парировал вербер, – Ты хочешь, чтоб они гуляли с теми, от кого каждый день тумаки получают? Думаешь, им мало достается в родном квартале? А сам–знаешь–кто о тебе и не подозревает! Хватит уже психовать, у меня от тебя клыки чешутся…

Стеллер набрал в грудь побольше воздуха, похоже, для ответа, но тут в нескольких метрах от нашей честной компании затормозил массивный полицейский джип. Сказала бы – громадный, но по сравнению с грузовиком Беарна даже он выглядел середнячком.

Получеловеческие–полузвериные головы – эдакий сборный образ кошки, волка и тигра, во всю дверцу машины – приветствовали дружелюбно–клыкастыми улыбами. Такие же значки были приколоты на груди двоих, ловко выскочивших из авто. Хотя из–за гигантских колес, далеко не всякий человек сумел бы выбраться оттуда без посторонней помощи.

Шатенка, смертная привлекала внимание контрастом немного усталых, умудренных жизнью глаз со свежим лицом и женственными формами. Словно девушка чуть старше тридцати смотрела глазами человека, немало пожившего на этом свете и повидавшего такое, отчего у многих бы крыша съехала.

Мускулистый рыжий вербер, поначалу первым рванувший в нашу сторону, но затем неожиданно пропустивший спутницу вперед, рядом с Беарном походил на фотомодель возле гладиатора.

Стремительно поравнявшись с нами, полицейская по–свойски обратилась к Альвиллю:

– Привет главным семьям! Смотрю, у нас целая делегация сверхов? – вопрос, обращенный к ледяному и верберу, сопровождался кивком в мою сторону. Сердце болезненно екнуло, заколотилось сильнее, пальцы рук и ног заледенели. Вдруг спросят документы? Или начнут выяснять – кто я, что делаю в Аннарисе? Какие права у местных полицейских? И что это за подразделение такое с чудозначками отличия? Увы! На сей раз, информационное поле осталось безразличным к моему недоумению. Закон подлости в действии!

– Девушка с нами, – вампир встал между мной и стражами порядка. – Еще вопросы?

Вместо ответа полицейская отклонилась в сторону, чтобы встретиться со мной глазами и плотоядно улыбнулась:

– Я – Ната, Натали Велес, этот тюфяк, – она непринужденно хлопнула напарника по бедру, – мой коллега – Этьен, – у верберов фамилий нет, сообразила я.

– Огни, – представилась, шагнув из–за спины Альвилля. А что? Я не собираюсь шугаться и прятаться. Гулять, так гулять! Думаю, везение Марио здесь уже не помогло бы. У одалживаемой сородичем удачи крайне неприятное свойство – первый раз работает «на ура», но затем почти иссякает. Возможно, раз или два, через какое–то время поможет вновь, но не факт. Я приготовилась к худшему. Пульс стремительно учащался, ребра с немыслимой силой втягивались внутрь, каждый вздох взрывом отдавался в ушах. Ната открыла рот, но ледяной встал рядом со мной, взял за руку и выдал:

– Огни – моя женщина! Да, я ее выбрал, посадил на свою кровь, отсюда необычные свойства. Если все пойдет хорошо – женюсь.

Знаете ощущение, когда добегаешь до края пропасти, не устояв, срываешься вниз, каменистое дно уже приветствует нового гостя, но внезапно пробуждаешься, с наслаждением нащупав под спиной мягкий матрас? Приблизительно так я себя и чувствовала. Конечно, идею Альвилля особо удачной не назовешь. Впрочем, имею ли я право сетовать? Вампир спас незнакомку от кана, защитил, как мог, выдав первое, что пришло в голову. Мне ли возмущаться или даже просто выражать недовольство? Полагаю, ответ очевиден.

Ната смерила меня внимательным взглядом глубоких карих глаз с зеленоватыми крапинками:

– Ну и как оно?– задала непонятный вопрос, видимо, проверяя реакцию.

– Что именно? – постаралась ответить как можно будничней и не менее туманно.

– Быть невестой ледяного из второй по влиятельности семьи, к тому же убежденного холостяка уже… сколько столетий? – полицейская лукаво посмотрела на Альвилля.

– Тридцать, – спокойно пояснил вампир.

Я едва сдержала пораженный возглас. Ледяному три тысячи лет? Из информационного поля уже знала, что Ал – древний вампир, но настолько… Немертвый будто ощутил мое состояние и мягко, но настойчиво пожал ладонь прохладными пальцами. В воздухе повисла напряженная тишина. Лишь спустя пару минут поняла – все ждут моего ответа.

– Хм… В мужчине главное не возраст, – промямлила не слишком убедительно.

– Что же тогда? – не отставала Ната, чуть склонив голову.

Определенно, полицейская знала: как, что и когда спрашивать. Великолепные навыки для стража порядка, для незаконной эмигрантки из чужого мира – крайне опасные.

– Слушай! Мы не на допросе, – вмешался Беарн.

Боже! Как же здорово слышать его низкий грудной голос!

– Ната! Ал предоставил исчерпывающие сведения. Остальное его и Огни личное дело, – добавил вербер, в шаг поравнявшись со мной. – Ты прекрасно знаешь – то, что творится в вампирских семьях, не подпадает под вашу юрисдикцию, – с нажимом закончил медведь.

– Разумеется, разумеется, – Ната мягко улыбнулась, но в голосе явственно слышались игривые нотки. – Простое любопытство, не более того.

– Не смущай мою невесту! – вторил Беарну новоявленный жених. – Она впервые в городе, долго ехала и хочет отдохнуть.

– Откуда же ты родом? – мгновенно нашлась полицейская.

С ней надо держать ухо востро! Теперь уже я набрала в грудь побольше воздуха и принялась судорожно копаться в информационное поле планеты, стремясь выловить хоть одно название населенного пункта. Но Ал опять пришел на помощь:

– Ната! Это секрет! Я не хочу разглашать подробности происхождения невесты. Они слишком … хм… неоднозначные. Поэтому попросил бы дальше не докучать выяснениями.

– Вот именно! – усмехнулся Беарн. – Девушку сначала бы накормить и дать передохнуть с дороги!

– Да я всего лишь поинтересовалась, – хмыкнула полицейская.

– Может, как–нибудь потом расскажем! – вспылил Ал, заметно теряя терпение. – Нам пора! – ледяной стартанул, утягивая меня за собой. Ничего не оставалось, как, жадно глотая воздух, бежать за внезапно обретенным женихом.

Беарн с легкостью догнал нас, Стеллер немного припоздал, сильно запыхавшись. Неудивительно – на каждый шаг ледяного с вербером приходились два шага гента.

Едва мы свернули за угол высоченного торгового центра, из черного и рыжего металла, Ал с Беарном сбавили скорость, а я облегченно вздохнула. Поспевать за ними не так–то просто! Даже генту, чего уж говорить обо мне!

Пришлось еще несколько минут переводить дыхание, ощущая неприятное покалывание в боку.

– В «Пещеру Валькирий»? – подмигнул вербер ледяному.

Так интересно! Переговариваясь со мной или Стеллером, оба расслаблялись, а вот общаясь друг с другом, напротив, держали спины идеально прямо, точно соревнуясь в размерах.

– Идет, – кивнул Ал.

– Вы серьезно? – гент брезгливо поморщился. – В эту грязную забегаловку с оборотнями–танцовщицами, напоминающими мужиков в юбках и едой сомнительного качества?

– Эту грязную забегаловку, как ты выразился, держит мое племя, – недвусмысленно оскалился вербер. – Еще слово, и я лично отвезу тебя в дядюшкин салон и запру в его кабинете! Ясно?

Набычившись, Беарн стал еще крупнее, мускулы бугрились под плотной тканью рубашки, из недоброй ухмылки в очередной раз блеснули клыки. На месте его оппонента, я бы сразу дала задний ход.

– Спокойно, – Стеллер благоразумно отступил на пару шагов и похоже на чистых инстинктах, по–детски выставил ладони перед собой. – Хорошее заведение, просто… эм–м… простоватое.

– Сам ты простоватый, – бросил генту Ал. – Там воссоздан колорит поселения медведей, побывал бы в таком, знал бы.

На лице Стеллера мелькнула гримаса: «Еще чего не хватало!» Однако брезгливый лесной принц промолчал, съежившись от режущего без ножа взгляда вербера из–под насупленных бровей.

Больше не растрачиваясь на слова, ледяной взял меня под руку и увлек на соседнюю улицу. Беарн вышагивал рядом, Стеллер – мельтешил позади.

Проспект отличался от предыдущего, дышащего помпезностью, не только большей безыскусственностью, но и особенной атмосферой. Думаю, примерно это имел ввиду Ал, когда говорил о воссоздании колорита поселения верберов. Здания вдоль широкой пешеходной дороги, вымощенной темно–коричневыми плитами, были сплошь приземистые – самое высокое, замеченное мною, имело шесть этажей. Остроконечные, крытые темно–красной и голубой черепицей крыши венчались бронзовыми флажками с фигурками медведей или волков. Первый же ресторан, попавшийся на глаза, выделялся яркой красно–лимонной вывеской с надписью: «Пещера Валькирий». На окнах красовались изображения и впрямь довольно мускулистых танцовщиц, впрочем, по моим меркам, очень даже привлекательных, застывших в самых что ни на есть экзотических позах. Мало найдется смертных, которые рискнут повторить такие па, и еще меньше тех, кто после этого не заработает серьезный вывих или растяжение. Разве что йоги… У деревянной желто–оранжевой двери в трехэтажный ресторан с массивными балконами на каждом ярусе застыл вербер. Волосы чуть светлее, чем у Беарна, одет – в классическую черную тройку, белоснежную рубашку и начищенные до блеска лакированные ботинки. Подобно Этьену, медведь здорово уступал другу Ала в размерах. Кожа, сплошь покрытая веснушками, выглядела намного смуглее беарновской. И это при стальных–то глазах!

Стоило приблизиться, метрдотель ожил, поклонился соплеменнику и, окатив Стеллера недобрым взглядом исподлобья, приветливо выпалил:

– Добро пожаловать, бета! Желаете отдельную кабинку?

– Было бы отлично, Хастер, – Беарн дружески похлопал сородича по плечу и тот расцвел. Из широкой улыбки сверкнули конусы белоснежных клыков, чуть покороче и потоньше, чем у друга Ала.

– Я провожу! – Хастер едва заметным движением руки распахнул толстенную дверь, окованную металлом, которую не всякий тяжелоатлет открыл бы с первого толчка, и мы ступили на бордовый палас ярко освещенного холла.

Глава 11. Проклятая семейка

(Ната)

Вот так всегда! Счастье не бывает долгим! Только обрадовалась, что смена завершилась, по секретному каналу рации передали:

– Срочно! Срочно! Ната и Этьен, во дворец Ледлеев! Совместное расследование!

Если уж день пошел крахом, хорошо не закончится, смирись, Велес.

Я машинально обернулась к напарнику. Этьен вел машину в указанном направлении, мурлыча под нос разудалые песни своего народа и ребячески улыбаясь. Сейчас, как никогда прежде, хотелось от всей души ненавидеть вербера за его природную выносливость. И все–таки… его настрой заражал. Я против воли расслабилась, откинулась на массивную спинку кресла и положилась на фортуну. Чему быть, того не миновать.

Оставалось лишь гадать, зачем Ледлеям понадобилась наша помощь. Ясно одно – происшествие, которое заставило их терпеть вмешательство полиции сверхов, из ряда вон выходящее. Вспыхнувшее любопытство окончательно отодвинуло усталость на второй план.

По распоряжению начальства мы, врубив сирену на полную катушку, летели к особняку, неизвестному в стране, наверное, только умственно–отсталому. Вообще–то у Ледлеев несколько резиденций в разных государствах, но эта практически въелась в историю планеты. Именно здесь древнейшие вампиры устраивали официальные приемы, встречались с представителями других рас и собственной для решения политических вопросов. Короче говоря, тут чертова семейка нажимала на все рычаги, чтобы ни один народ не посмел покуситься на ее власть, богатство и величие.

О большинстве остальных владений «ледяного клана» простые граждане знали скорее понаслышке, и то не все. Это же так примелькалось на экранах телевизоров и в интернете, что потеснило настоящие достопримечательности, вроде Версаля, Красной площади, Биг Бена. Только что экскурсии сюда еще не водили, наверняка, разумно опасаясь за целостность туристов.

Вживую, если можно так выразиться, я видела замок Ледлеев давным–давно… Тогда с родителями проезжали мимо поселения ледяных. Не заметить пристанище главной семейки упырей все равно, что не заметить Эйфелеву башню, со всей дури впечатавшись в нее лбом.

Размеры здания в форме птицы, взлетающей ввысь, поражают! Эзотерики, взахлеб рассуждающие: мол, египетские пирамиды уж точно строили инопланетяне, наверняка то же самое думают о замке главного вампирского клана.

Высота дворца сопоставима с двенадцатиэтажкой, где потолки нормальные, человеческие – метров хотя бы 8, а не как в дешевых клетушках многоэтажек для босоты – 3–4. Масштабы постройки такие, что Лувр и Петергоф рядом с ней напоминают жалкие лачуги. Разве могут Ледлеи отдать первенство каким–то смертным королькам? Не солидно!

В давние времена здание–статую возводили из гигантских мраморных глыб. Но едва технологии позволили строить из металла, старейшие ледяные украсили «родное гнездо» порока и разврата титаном.

Если прежде замок напоминал ощипанную птицу, теперь ощетинился металлическими перьями и устремил в небо острый клюв. Я все гадала – а чего ледяные не придали дворцу форму летучей мыши? Тоже мне птицы… Саблезубые ястребы, чтоб их…

Хорошенько поскакав по рытвинам и холмикам небольшой загородной пустоши с торчащими то там, то сям вениками изрядно увятших кустиков, наш джип заскользил по ровнейшему покрытию главного шоссе квартала ледяных. Привычных фонарей тут не было, а особняки столпились настолько далеко от дороги, что яркий свет окон почти не разбавлял окутавшую машину полумглу. Вампиры и так отлично видели, остальные же расы в их пенатах явно нежеланные гости – разобьются в потемках – туда им и дорога. Вампирские доброта и радушие во всей красе.

Пришлось изрядно попетлять, оставляя позади разномастные жилища немертвых, точно вырванные из разных веков и помещенные в одном месте, словно в архитектурном музее, прежде чем вдалеке замаячил крылатый замок. Еще бы Ледлеи жили на общих основаниях! Им все отдельное подавай, эксклюзивное! Сердце тревожно екнуло, желудок сжался тугим узлом. Необычно. Даже съязвить не хотелось. Неприятное место.

Ночь вступала в свои права. Сумрачные тени накрыли землю, далекое холодное сияние звезд добавляло мрачности безлунному небу и нерукотворному парку, в центре которого и раскинулись угодья Ледлеев. Обступившие их высоченные сосны, немыми стражами чернели в полумгле.

Сотни фонарей мерцали возле птицы–замка. Создавалось впечатление, будто из ночи въезжаем в хмурое утро. Оптимизм, подогретый любопытством, резко улетучился.

Тяжелая смена, загадочная встреча и новые приключения. Неужели этот день никогда не закончится?

Дворец отрезала от остального мира девятиметровая титановая изгородь, увитая проволокой под напряжением и оскалившаяся миллионами острых шипов. Мдя, основательно подготовились Ледлеи к возможному нападению… Да кто на них покусится–то? Не удивлена, что ограду главного вампирского клана не отделали ни серебром, ни платиной. Оба металла фатальны для молодых ледяных, для тех, кто осчастливил своим присутствием Землю лет пятьсот – только болезненны. Ледлеи могли тонны серебряных и платиновых пуль проглотить и не поморщиться. Убивать их благородными металлами – деньги на ветер. Получается, себе подобных древний клан совсем не боится.

Стоило приблизиться к воротам, возле них появилась пара ледяных.

Первого – основателя клана – я видела в новостях по телевизору так часто, что сбилась со счету. Только сейчас он не пытался выглядеть… как человек. Холодные белесо–серые глаза и пепельные космы старейшего вампира планеты казались выцветшими. Моррох, или как его любили называть в народе морр, ну почти зараза, в общем, уродился в северном племени… неандертальцев. Да–да, тех самых, которых, по мнению антропологов, истребили наши далекие предки. Местная клыкастая достопримечательность – последний из вымершей расы недолюдей и это сразу бросается в глаза.

Низкий лоб, выпирающие надбровные дуги, брови – впору в косы заплетать. Тонкие губы будто все время тянулись вперед, а крылья мясистого, приплюснутого носа едва угадывались.

Создавалось впечатление, что Моррох – изображение человека, смеха ради приплюснутое по горизонтали незадачливым художником. Ноги и тело главы клана Ледлеев были непропорционально короткими, зато руки свисали до колен, в прямом смысле слова. Мышцы тугими канатами проступали сквозь медную кожу – прозрачная туника почти ничего не скрывала. При своих метре с кепкой – если верить полицейскому архиву рост Морроха стошестьдесят сантиметров – зараза всех времен и народов на вид, как говорят, «квадратногнездовой».

Представьте это чудо–юдо на экране телевизора, который расширяет дополнительно. Бедные дети! Наверное, первые годы после легализации ледяных многие ребятишки не спали по ночам после очередного выступления основателя рода Ледлеев, в сопровождении обязательных субтитров. Еще бы! Понять слова Морроха удается далеко не всякому полицейскому чтецу по губам, не говоря уже о простых смертных. Он мычит, что–то нечленораздельно лепечет визглявым голосом, жестикулирует, но смысл ускользает.

Одно время пробовал выступать на языке глухонемых. Но спустя несколько месяцев перестал. Есть же подстрочник! Зачем трудиться самому, если можно запрячь других. Морр в своем репертуаре.

Не сомневаюсь – ученые слюнями исходят, ногти до мяса сгрызают, завидев вампира–неандертальца по телевизору или вживую. Что их останавливает от исследования любопытнейшего антропологического экземпляра Земли? Способности древнейшего ледяного. Легенд о них ходит немало. Дескать, Мистер Вселенная способен испаряться и просачиваться в замочную скважину по примеру знаменитого графа Дракулы. Якобы ему под силу завладеть разумом толпы, сотворив армию солдат, которые выполняют команды под стать роботам. Как бы то ни было, объединенные человеческие власти категорически запретили даже спрашивать главу клана Ледлеев о неандертальцах и прежних временах. Не то что подскакивать со всяческой аппаратурой – измерять, просвечивать, брать анализы. Вот и терпят бедные антропологи. Живое древнее чудо перед глазами, а изучить нельзя. Хотя если задуматься – лучше объекта исследований не придумать! Хочешь – вскрывай, хочешь – сверли, хочешь – отрезай кусочки. Восстановится быстрее, чем полные результаты получишь.

Спутник Морроха контрастировал с ним также, как викинг с шимпанзе.

Но самое поразительное – я никогда прежде не видела этого Ледлея! Уж, казалось бы, все члены семейки Монстров изрядно засветились на телеэкранах, политических дебатах и открытиях всевозможных значимых городских объектов. То один, то другой родственничек Морроха с плотоядной улыбкой разрезал красные ленты на презентациях новых торговых центров, ресторанов, ночных клубов. Крупнейших и шикарнейших, естественно.

Где же скрывался этот? А главное, зачем? С такой внешностью многие специально позируют камерам!

Породистый, с копной темно–каштановых, почти черных волос и серо–голубыми глазами он был удивительно красив. Точенное широкоскулое лицо, мускулистое тело. До Альвиллевских двух метров не дорос, но, полагаю, сто девяносто сантиметров в этом Ледлее уж точно есть. У меня глаз наметанный, столько лет в полиции! Оценивать «линейные размеры» встречных существ – первое, чему учишься, разыскивая беглых преступников по сводкам.

Кивками вампиры предложили следовать за ними. Ничего не оставалось, кроме как послушно выйти из машины и отправиться за провожатыми. Ступив на ярко освещенную территорию возле «пернатого дворца», я, наконец, полностью разглядела костюмы ледяных. Тунику Морроха дополняли хлопковые шаровары сизо–стального оттенка. Его уплощенные босые ступни на удивление гибко перекатывались по каменной дороге. Вампиры почти не мерзнут, да и ночь выдалась теплой. К тому же, более чем уверена – родоначальник семьи Ледлеев ненавидел «одежду для стоп» не меньше, чем каны. Неандертальцы обувь не носили, и вблизи бросалось в глаза насколько пальцы на ногах Морроха далеко друг от друга. Такому нужны квадратные кроссовки. Спутник главы клана нарядился чуть более официально: в толстовку–рубашку со шнуровкой на вороте и черные классические джинсы. Любят ледяные эти брюки. Уж не знаю почему. В плане обуви незнакомый немертвый ударился в другую крайность, нежели старший родственник. На ногах спутника главы клана красовались тяжелые ботинки на толстенной подошве, с металлическими вставками. Думаю, смертный в таких едва ноги бы волочил.

Все так же молча мы вошли в замок. Первая зала простором не уступала версальским – только балы и проводить. Собрать под тысячу пар и забабацать какой–нибудь древний рыцарский танец, с множеством фигур. Внутри здание было отделано деревом, первая зала – дымчатым. Контраст получался очень резким – снаружи холодный камень и металл, внутри живое тепло.

На переход в соседние апартаменты быстрой человеческой походкой – ледяные щадили нас, слабаков, ушло минут десять. Миновав титановые двери толщиной с ладонь, которые без малейшего усилия распахнул потомок Морроха, мы очутились в столь же гигантском помещении, что и предыдущее, только выполненном в золотистых тонах. Тем же макаром наша маленькая делегация в полной тишине, разряжаемой только гулкой поступью вербера, миновала еще пять покоев. Язык не поворачивается назвать их комнатами – эхо там можно часами слушать.

Едва переступив порог очередной залы, спутник неандертальца закрыл массивные окованные железом двери. Лязгнул засов. Любит нежить все эти древние штуковины. Да, цифровой, да, с суперкодом и еще черте какими гентскими примочками засов, тем не менее, огромный, увесистый и шумный.

Древнейший вампир планеты неспешно заправил прядь за ухо толстыми пальцами–обрубками.

– Ситуация непростая, – Моррох медленно чеканил слова, но я понимала его все равно лишь по губам. – Альпин расскажет.

Официально признанная зараза планеты широким жестом указал на спутника и тот подал голос.

– Альпин, – кивнул сначала мне и затем Этьену, сверкнув глазами, при более приглушенном освещении поменявшими цвет на голубой. Надо же какой официоз! Будто представления старшего родственника не достаточно.

– Ната, – передразнила ледяного. Улыбка мелькнула на лице немертвого, но он быстро посерьезнел.

– А я – Этьен, напарник этой язвы, – презентовал себя медведь.

– Положение слишком опасное, чтобы шутить, – выдавил Альпин. Голос британца, судя по имени, низкий, но бархатистый, ласкал слух. – Двумя часами ранее мы нашли на заднем дворе замка разодранное тело… Праллара… А через час с нами связался Неллех, заявив, что пойдет войной, если не получит голову ледяного, который убил племянника.

– Так оторвите душегубу голову и отдайте Неллеху! – задание нравилось мне все меньше и меньше.

Ледлеи решили по какой–то причине избавиться от племянника короля одного из гентских племен. Естественно, высокомерные чудики не оставили подобное без внимания и потребовали сатисфакции. Верховодящий клан ледяных, почуяв запах жареного вампира, использовал влияние на человеческие власти. Как обычно, решено замять дело, подставив кого–то левого. Ясно одно – если генты пойдут на нас войной, туши свет. Клыкастые–то выживут… А люди? У древней расы магических фокусов столько, что никакое сверхтехнологичное оружие не спасет.

Альпин среагировал мгновенно:

– Вижу, и вы нам не верите. Так же отнесся и Неллех! К сожалению, – в голосе вампира зазвенел металл, – это правда. Если бы кто–то из клана убил Праллара, отдал бы его на растерзание или сам оторвал идиоту голову! Но знаю точно – не мы покончили с принцем! И хочу найти мразь, подставившую клан, а затем… – ледяной осекся, заметив мою реакцию. Этьен укоризненно покачал головой, и отрезал:

– Затем, если мы сотрудничаем, убийца ответит перед судом!

– Идет, – Альпин будто заключал сделку. – Но помогите разобраться! И как можно быстрее! Иначе война!

Я по–прежнему не верила Ледлеям. С чего бы им выдавать своего, почему не свалить вину на кого–то еще?

– Послушайте! – обратился лично ко мне Альпин. – Давайте так! Если расследование покажет, что виновен кто–то из наших, клянусь своей кровью, отдам его под суд, предварительно лишив сил. Но до тех пор вы обязуетесь смотреть на дело беспристрастно, идти за фактами и уликами туда, куда приведут.

Вампир замолчал. Моррох неподвижно застыл за его спиной, тоже не говоря ни слова. Ушло несколько секунд на то, чтобы осознать – ледяные ждут именно моего ответа, как еще недавно я сама рассчитывала на реплику загадочной спутницы Беарна и Ала. С чего такая честь?

– Да потому что вы нас подозреваете! – выпалил Альпин на мой немой вопрос. – Он, – ледяной кивнул в сторону Этьена.– Еще не определился, а вы уже решили, будто именно клан виновен в преступлении!

– Хорошо! – выдавила я из пересохшего горла. Будто у нас есть выбор! При любом раскладе, начальство заставит. Лучше согласиться добровольно. Я знала наверняка – Ледлеи не телепаты. Проницательность собеседника можно объяснить только феноменальным умением читать по лицам. Впрочем, за столетья и не такие фокусы освоишь, если тратить время с умом, а не только на секс, убийства и прочие мерзости и глупости…

Так–так! Получается, я самолично признала, что Альпин не простой ледяной? Не иначе, сказалась усталость…

– Тело отправлено судебным медикам, а землю, где его нашли, никто не трогал, ждали вас, – продолжил сыночек Морроха.

– Ну и почему мы не пошли к месту происшествия сразу? – я больше не скрывала раздражения. Мало того, что вызвали чуть ли не по пути домой, еще таскают туда–сюда зазря! Нет бы, сразу показать место происшествия, и разбежаться по углам!

Что хотят, то и воротят, вампирюги проклятые! Труп отослали самостоятельно! Конечно! Зачем дожидаться нас, убогих, ничего не значащих в играх властьимущих служителей порядка?

С этими сверх–шишками вечно так! О нормальной полицейской работе с опросом очевидцев, обсуждением выводов экспертов о мертвеце, не сходя с места, да много о чем другом, можно и не вспоминать. Не ровен час, окончательно забудешь, как ведется расследование!

Так и дрыгаешься марионеткой в руках заразы всех времен и народов и его семейки маньяков и убийц.

К чему эти прогулки по замку? Пыль в глаза? Видала залы и побольше, и покрасивей! Да и настроения любоваться масштабами и величием сооружения никакого. Скорее уж разнести тут все к чертям!

– Хороший вопрос! Нравится, как вы рассуждаете, – Альпин слабо улыбнулся, вторгаясь в мои мысли. – Надо уладить все именно здесь, в звуконепроницаемом помещении. Генты должны убедиться – человеческие власти полностью нам доверяют и искренне стремятся помочь в расследовании.

Крепко же Ледлеям прищемили хвост, если им так важно заручиться поддержкой смертных политиканов! От души позлорадствовала бы, если бы это не означало гораздо большую угрозу людям, вмешавшимся в распри могучих племен.

Глава 12

(Огни)

Первый этаж ресторана был стилизован под пещеру. Потолок оскалился сталактитами, ассиметричные сталагмиты заменяли ножки столиков и стульев, драпированных настоящими звериными шкурами. Пятнистые рыжеватые рысьи, пушистые длинноворсые кроличьи, щетинистые кабаньи и несколько незнакомых с головами и лапами они напоминали расплющенных животных. Хотелось бы разглядеть побольше, но провожатый направился к широкой лестнице, отделанной темно–сизым деревом. Через два пролета справа показался зал второго этажа, оформленный под лес.

С потолка свисали ветки деревьев, а сиденья и столешницы крепились на искусственных пнях. Обивка стульев была в тон малахитовых скатерок.

Еще два пролета, и – наша цель. Третий этаж выделялся, прежде всего, яркой иллюминацией. После сумрачных первого и второго, свет буквально ударил в глаза, на минуту заставив наблюдать пляшущие желтые точки.

Интерьер гигантского зала, – в своем мире ресторанных павильонов таких размеров ни разу не встречала, – напоминал луг. Длинный ворс лаймовых ковров щекотал икры. Ножки столиков и стульев выглядели как переплетенные вьюны. Растения создавались очень детально – шелковые листочки и цветы издалека от настоящих не отличишь. Тщательный декоратор не забыл про гусениц, бабочек, полураскрытые бутоны, сломанные стебли.

Мы пересекли квадратный зал по диагонали. Так и подмывало получше изучить публику – верберов и волков, тем более, последних вблизи еще не видела. Однако совсем недавно естественное любопытство существа из другой реальности стоило мне допроса Наты. Отвлечения ради переключилась на походку спутников.

Хастер шагал твердо, пружинисто, хотя немного грузно. Более массивный Беарн шел гораздо легче, чуть более свободно, размашисто. Постоянно оглядывавшийся на меня Ал, двигался еще легче, почти бесшумно, будто вообще ничего не весил. Хотя в громиле–ледяном килограмм сто двадцать, не меньше. Наконец, Стеллер. То равнялся со мной, то слегка обгонял отработанной походкой, напоминавшей шаги танцора. В каждом жесте гента сквозило изящество, грация. Но не могучего животного или ловкого охотника, как в случае с верберами и ледяным, а эстета, привыкшего к отточенности любого действия.

В первый момент боялась, что ресторанная публика отнесется ко мне также как и полицейские. Однако ни один из присутствующих даже бровью не повел. Оборотни либо удивительно тактичны, либо абсолютно не любопытны.

Уж не знаю, что ближе. Меня устраивало невнимание. Хотя, уверена, странный запах чужачки и внешность отметили все как один.

Обогнув элипсовидную сцену, ощутимо диссонирующую с симметричным помещением, Хастер приподнял тяжелые занавески, которых на каждой стене было по шесть пар. Сперва думала, украшения, но внутри обнаружилась просторная и уютная кабинка. В центре возвышался квадратный стол, с зеленой скатертью. Его огибал мягкий полукруглый диван из лавандовой кожи.

– Располагайтесь, – Хастер сделал широкий жест.

– Дамы вперед, – подмигнул Ал.

Осторожно опустившись на сиденье, утонула в нем. Ал очутился рядом – слишком близко для малознакомого ледяного, но чересчур далеко для жениха. Беарн кивнул Хастеру и разместился напротив, гент уселся между нами, лицом к занавеске.

Дождавшись, когда все займут желанные места, провожатый–вербер слегка поклонился:

– Сейчас принесу меню.

…

Поначалу все было даже весело. Спутники заказали еды и на меня тоже. Сама попросила Ала – сориентироваться в блюдах чужой кухни не особенно получалось. Ингредиенты яств казались неплохими. Мясо, злаки, сыры, овощи… Но названия и сочетания ни о чем не говорили.

Я испытала огромное облегчение, обнаружив, что «травяной напиток» – банальный чай из ромашки и мяты… Фуф… хоть попить есть что.

Ал заказал КРОП – клонированную кровь с подогревом. Беарн какую–то огромную тушку, зажаренную на вертеле. Стеллер – странное розово–желтое овощное кушанье.

Для меня Ал выбрал нечто вроде овощного же рагу и тушеное мясо. На вкус ничего.

За едой спутники расслабились. Беарн шутил насчет клыков друга–ледяного, тот острил по поводу «кое–чьей волосатости». Дескать, зачем она медведям, у нас в стране и зимы–то нет. Стеллер время от времени бросал язвительные реплики касательно топорности иронии собеседников.

В ходе разговора выяснилось – Ал планирует поселить меня в своей части особняка клана. Коттедж семьи ледяных состоял как бы из разных домов, слитых воедино. Гент не преминул вставить слово ценителя по поводу безвкусицы сего творения. Мол, особняк похож на жука, скрещенного с носорогом, колокольчиком, рыбой, водорослями и еще несколькими представителями флоры и фауны. Короче говоря, никакого архитектурного совершенства и законченности. Ал наградил гента снисходительно–брезгливым взглядом, Беарн расхохотался.

Новоиспеченный жених пообещал выделить мне гостевые апартаменты со спальней, уборной и даже мини–кухней. Далеко не все вампиры этого мира хорошо переносят запах смертной еды. Некоторых едва ли не выворачивает. В семье Ала таких нет, но в особняк частенько заглядывают другие немертвые …

Кроме того, удобно, когда гости иных рас едят и пьют не на глазах у ледяных. Почему–то отдельных немертвых это смущало.

– Ну да! – откомментировал Беарн. – Жуешь, ощущая себя откармливаемой добычей хозяев, которые пялятся весьма недвусмысленно…

Ал умудрился достать вербера, и ткнуть в ребра ладонью, хотя друзей разделяли добрых метра полтора.

– Не слушай, – произнес серьезно.

Эх–х–х! Можно подумать, у меня есть варианты.

– Ты пугаешь ее, – возмутился псевдожених.

– Да ладно тебе! – Беарн улыбнулся во все четыре исполинских клыка. – Девочка, по–моему, нормально понимает юмор!

– Я нормально себя чувствую! – поспешила закруглить спор.

– Да было бы, о чем беспокоиться, – фыркнул Стеллер, но реплика осталась без ответа.

Перекусив и расслабившись, решила позволить судьбе дальше вести меня.

В конце концов, пока все складывалось не так плохо. Увы, попаду не к тем ледяным, которые нужны. Но, уверена, древнейших знают все вампирские семьи. Ради них и рванула в чужой мир, толком не подготовившись к тому, что ждет. Старейший немертвый в известной Вселенной, урожденный нишати, как и я… Только ему под силу помочь. Ни одно другое существо в любом из мириады пространств не способно на это.

Но как убедить согласиться? Вампира, пережившего десятки веков, равнодушного к моему горю? Об этом пока не хотелось думать. Идеи катастрофически не шли на ум.

Плюнула бы на гордость, бросилась в ноги! Когда внутри болит до темноты в глазах, сердце заходится от тоски, не до самоуважения! Но поможет ли? Не сочтут ли жалкой, презренной? Не выгонят ли взашей?

Предложила бы ответную услугу. Что могу? Так, навскидку…

Чтение ауры нежити вряд ли полезно. Но ведь энергооболочка, как и внешность, как и манеры, создает впечатление. Могу сделать его притным для окружающих, завораживающим даже, притягивающим.

Дар исцеления вампирам вообще ни к селу, ни к городу. Они не болеют.

Управление техникой? Отключить, улучшить работу, поменять режим… Тут еще есть шансы. Наверняка ледяные не чураются благ цивилизации. Было бы глупо дожить до эры высоких технологий, возглавить список богатейших обитателей мира и не заполучить все самое–самое. Смещение магнитных полюсов планеты, расположения магнитных аномалий? Не думаю, что немертвым это интересно. Такие вещи могут спровоцировать климатический коллапс. Конечно, вампирам холод или палящая жара не так вредны, как живым… Но и им не слишком комфортно при резких перепадах температуры, на арктическом морозе или в палящей пустыне.

Думай, Огни, думай!

Привлечь фортуну Марио?

Скорее всего, не сработает. Теперь удача будет приходить или игнорировать без спроса. Нет, торопиться не стоит – наломаю дров и лишусь единственного шанса. Тут лучше выждать, собрать побольше сведений, которые можно вытащить из информационного поля только внутри мира. Если повезет, новые знакомцы что–то подкинут… Благо появилась возможность отсидеться в гостях у семьи Ала…

Из тягостных дум вывел рык Беарна.

Вербер почти закончил трапезу, превратив жареную зверушку в груду костей, и выхлебал два огромных бокала какой–то древесной настойки. Я побоялась ее заказать, хотя Ал предлагал. Даже Стеллер нахваливал. Лучше поначалу употреблять более–менее знакомые напитки. Мало ли! Не хватало еще желудочных проблем! В чужом–то мире!

– Где она? Почему не придет? – медведь так заорал в сотовый, что я машинально вздрогнула. Ал погладил по плечу холодной рукой. Успокаивающий жест, но слишком интимный… Даже сквозь ткань блузы ощущала прохладную ладонь, скользнувшую по телу.

Мобильники в этом мире очень похожи на наши. У вербера же, думается, модель специально для его расы – сантиметров двадцать в диаметре. В гигантской ладони медведя внушительный телефон едва угадывался.

Беарн больше не рычал, лишь внимательно слушал, мохнатые брови соединились на переносице в одну сплошную кустистую линию.

– Благодарю, Тетис, – произнес медленно, через силу. – Я не забуду этого, – нажал кнопку сброса и сунул телефон в карман джинсов.

– Я должен ее найти! – срывающимся голосом бросил Алу.

Тот кивнул так, словно четко понимал, о чем речь.

– Иди! Стеллера закину в офис дяди и буду ждать у себя.

Я вопросительно посмотрела на ледяного. С минуту он молчал, но после кивка медведя, будто разрешавшего говорить, пояснил:

– Одна наша знакомая, очень хорошая знакомая, видимо, сильно пострадала. Буду ждать дома и помогу с лечением.

– Я тоже! – вырвалось у меня.

В тот момент о конспирации и не думала. Аура Беарна вопила – с кем–то очень дорогим ему случилось страшное. Кому как не мне знать, что это такое! Осторожность спасовала перед эмоциями. Я не смогла помочь тому, кого любила больше всего на свете. Может, получится выручить близкое верберу существо?

Как ни крути, разве не медведь с другом спасли меня? Что стало бы с неловкой гостьей из чужого мира в плену у канов?

– Поможешь? – Беарн внимательно посмотрел в глаза, задержавшись у портьер.

– У меня есть дар исцелять… – выдохнула, понимая, что выдаю себя с головой. – Умоляю! Никому не говорите!

– Не вопрос! – кивнул Ал. – А если кто–то скажет хоть слово… – сверкнул глазами в сторону Стеллера.

Гент презрительно ухмыльнулся и очередной раз фыркнул: – Была нужда! Мы и сами в этом преуспели!

– Не волнуйся, твоя тайна останется между нами, – заверил вербер и скрылся.

Ал позвал официанта, поспешно расплатился за всех, и мы стремительно покинули ресторан.

Глава 13. Несостоявшийся отдых

(Огни)

Над городом зависли сумерки неродного сливово–фиолетового оттенка. На улицах зажглись голубовато–серые фонари, витрины и вывески приветливо замигали пестрыми огнями.

От феерии света темно–коричневая плитка под ногами замерцала. Люминесцирующий материал! Здорово!

Ал шустро поймал такси – большой навороченный джип с шашками наверху, на которых красовались чуть загнутые саблевидные клыки. Уже хотела удивиться. Неужто ледяной намерен посвящать водителя в свои передвижения? Тем более таксист определенно человек. Я еще толком не разобралась, но изредка в аурах местных людей попадались странные примеси энергии, совершенно не присущей этой расе… У шофера не было и такого.

Ал попросил нас со Стеллером подождать возле авто. Вернее, меня попросил, а от вопроса гента «зачем», отмахнулся. Заметно торопясь, ледяной плюнул на манеры, и обращался с неуважаемым сверхом соответственно.

Псевдожених сел рядом с шофером и несколько минут они беседовали. Ал достал из кармана джинсов черный кожаный бумажник, и в руки таксиста перекочевала увесистая пачка купюр. Он выскочил из авто, и, не оборачиваясь засеменил прочь… затерявшись в ночи…

Вампир с легкостью перебрался на соседнее кресло, открыв мне дверцу:

– Садись, Огни, – произнес мягко. – И ты поторапливайся! – раздраженно бросил в сторону Стеллера.

Я заняла место рядом с Алом, а гент развалился на заднем сидении, усиленно делая вид, что это предел его мечтаний. Ледяной газанул, и машина помчалась по улице. Выскочив на уже знакомую мостовую, новоявленный суженный прибавил скорости. Никогда прежде не ездила так быстро! Дома, пешеходы, машины – все смешивалось в цветную полосу. Хорошо у меня вестибулярный аппарат не барахлит – так и дурноту почувствовать недолго.

Несколько минут мы неслись прямо, лихо свернули за угол – даже не поняла, как машину не занесло – и остановились. Тормоза взревели, колеса подняли в воздух хлопья пыли, почти незаметной на черной плитке.

Перед нами возвышалось здание – настоящий памятник хай–тек стилю. Как ни удивительно, постройка отличалась своеобразным изяществом и даже изысканностью. Тонкие, сложные металлические узоры напоминали кружева. Пластик благородного вишневого цвета местами отливал сливовым, напоминая полудрагоценный минерал. Рамы окружали завитки из этого материала, сродни паутинкам.

– Давай уже! – подтолкнул Ал Стеллера. Гент нехотя выбрался наружу, возмущенно бурча себе под нос что–то нечленораздельное.

Ледяной снова газанул.

Машина удивительнейшим образом резко срывалась с места и почти также быстро останавливалась. Здешние технологии заметно превосходили те, что видела у себя на Родине. Или генты приложили магическую руку?

От мельтешения за окнами рябило в глазах, поэтому я откинулась на спинку кресла и отдыхала. Хотя удалось прикорнуть в грузовике Беарна, новые потрясения, вкупе с адаптацией к чужой планете сказывались на самочувствии. Усталость пришла быстрее обычного. Вроде ничего особенного не делала, но непокорные веки упрямо слипались.

Тем более, по прибытию в особняк Ала, скорее всего, придется лечить друга Беарна. Покой мне сегодня приснится не скоро! Задремав на сидении, открыла глаза лишь, когда прохладная ладонь новоявленного суженного мягко коснулась лба. Ал дотрагивался легко, невесомо, абсолютно невинно. Тем не менее, постоянно казалось, будто вампир непозволительно влезает в мое личное пространство.

Аура ледяного, резкая и неприятная при контакте, заставляла ощущать чужеродное вторжение даже тогда, когда спутник действовал более чем деликатно. Не знаю, смогу ли что–то с этим поделать…

Открыв глаза, уперлась взглядом в … затрудняюсь точно назвать это строение. Дом? Нет. Особняк? Нет. Нечто… для жилья.

Действительно, постройка состояла из нескольких «фрагментов», соединенных общим центром и с отдельными входами. С моей стороны обзора виднелись четыре куска мозаики. Тот, возле которого остановилось авто, напоминал бревенчатый сруб. Хотя по чердаку с покатой крышей становилось ясно: коттедж лишь отделан деревом – внутри кирпичная кладка.

Слева громоздился каменный замок – черный, сверкавший в свете голубых фонарей, вырывавших его из сумерек. Еще левее притулилась вторая кирпичная пристройка, но выполненная в стиле богатых особняков–новоделов. С резными ставнями, цветными узорами на стенах, по крайней мере, на той, что открывалась моему взору.

Справа высился шедевр в стиле Барокко – из светлого мрамора, кажется. Украшенный барельефами, фигурками на балконах – все, как и полагается. Позади него красовалась стройная готическая башня, с округлым куполом, увенчанным странным знаком, напоминавшим полумесяц с утолщением на нижнем конце.

Отдельные части жилища имели только одно общее свойство – трехэтажность.

Пока я, чуть ли не разинув рот, пялилась на здание–химеру, Ал вышел из авто и открыл дверцу, подав руку. Снова прикосновение, обдающее холодом.

Ледяной извлек из кармана джинсов ключ и открыл дверь, тотчас включив свет.

Мы очутились в квадратном холле с тремя лестницами по разные стороны.

Внутри эта часть дома не выглядела также просто как снаружи. Все, что видела, было отделано бежевым деревом. На верхних этажах, судя по тому, что удавалось разглядеть через внутренние балконы, коридоры ветвились. Дав мне несколько минут освоиться, Ал указал на лестницу справа:

– Гостевые покои там, пошли, – легонько подтолкнул в спину, очередной уже раз вызвав внутреннее отторжение. Пока острота реакции на близость ауры ледяного никак не уменьшалась. По телу будто ток пробегал… К горлу подступала тошнота. Живот прилипал к спине… Появлялось то самое недоверие, бурлившее в душе, не взирая на попытки вампира проявить любезность и даже заботу.

Стараясь поскорее избавиться от прикосновений, я заспешила наверх. Ледяной перегнал, остановив на втором этаже приглашающим вправо жестом. Мы зашли в длинный коридор, ярко освещенный плафонами у потолка. Так и не разобрала их форму. То ли пирамиды, то ли приплюснутый конус… Яркие лампочки ослепляли, не давая оценить точнее.

Коридор раздвоился, и ледяной кивнул влево… Еще коридор. Я едва не врезалась в спутника, поначалу стремительно двигавшегося и вдруг застывшего как вкопанный напротив четвертой двери слева. Вампир улыбнулся:

– Заходи, – и толкнул дверь едва уловимым движением руки.

Внутри уже горел ненавязчивый розоватый свет.

Апартаменты напоминали миниатюру дома. Из просторной гостиной три двери вели в уборную, кухню и спальню. Скрывавшая ванную была из толстого полупрозрачного пластика, по поверхности которого словно бы текли ручейки. На кухонной красовалась табличка с чайником и тарелкой. Такое ненавязчивое указание – для особо одаренных. Деревянная дверь в спальню выглядела намного основательней, тяжелее остальных.

Ал вмиг очутился возле нее и распахнул.

Моему взору предстала кровать, пятиспальная, никак не меньше, но безо всяких изысков. Деревянный каркас, матрас, небольшая подушка, совершенно потерявшаяся из–за размеров постели, одеяло в белом пододеяльнике.

Окна драпировались тяжелыми занавесками из грубой ткани, наподобие гобеленной. Мебели было ровно столько, сколько необходимо. Пара стульев и маленький журнальный столик из все того же бежевого дерева, узкий гардероб–солдатик и миниатюрная прикроватная тумбочка.

Только сейчас вспомнила, что осталась без сменной одежды…

Стоило взглянуть в сторону платяного шкафа, Ал улыбнулся:

– Завтра все купим. Пока там есть пара спортивных костюмов…

Я кивнула, намереваясь закончить диалог и понежиться в ванной. Что–то подсказывало – она тоже немаленькая. Но снизу раздался грохот распахиваемой двери, гулкий звук удара ручки о стену, хрипы и стоны, заставившие сердце жалобно заныть.

Ледяной исчез – вампирская скорость в действии, я не уловила ни единого движения – вот он стоит рядом и вот его уже нет. Я глубоко вздохнула, чувствуя, как к горлу подкатывает комок, и побрела назад, в холл.

Глава 14. Раненая

(Огни)

Когда настраиваешься на информационное поле новой земли, приходит и то, что хочешь знать и то, что нет.

Стоило войти в холл и увидеть Беарна с окровавленной девушкой на руках, события, которые предпочла бы никогда не увидеть, влились в мозг.

Пара секунд – и произошедшее со Стеллой привело в состояние полного шока. Боже! Где я очутилась? Смогу ли выдержать существование в этом кошмарном мире? Как другие тут вообще живут? Как у них еще остаются силы улыбаться, смеяться, надеяться, любить? Господи! Да это ад на земле!

Впрочем, нет такого ада, куда я не пошла бы ради мамы.

…

Деревня, напоминавшая поселения индейцев, как их рисовали в энциклопедиях, раскинулась на гигантской территории. Расстояния между домами поражало. Палисадники, окружавшие каждый из них, тоже. Впрочем, там мало что росло. В основном, трава и дикие кустарники с ядовитыми ягодами. Однако, при желании умелый садовод развел бы здесь райские кущи.

Первые сумерки окрасили дома сиреневыми разводами.

Возле громоздкого коттеджа, с колоннами и статуями громадных кошек, выше человеческого роста собралась толпа канов. Только мужчины. Одетые в легкие холщевые брюки, полупрозрачные в лучах светильников, гирлянды которых сетями опутали небо над поселением. Столбы, поддерживавшие нити с несметным числом ярко–рыжих лампочек, навскидку имели высоту десяти канов, не меньше. А людоеды – я успела в этом убедиться в Аннарисе – почти всегда выше двух метров.

Толпа молчала, с каким–то суеверным трепетом взирая на кана, застывшего среди колонн, будто на постаменте, в окружении каменных кошек.

Вот он – великан в прямом смысле слова. Боюсь, даже Беарн не выглядел бы рядом большим. Разве что немного более грузным.

Черные глаза исполина обжигали. Крупные, резкие черты лица были точно высечены из камня. Длинные черные пряди ложились на могучие плечи.

Он вызывал… ужас. Правда. Даже образ вождя канов в голове порождал животный страх, заставлявший ежиться и трястись.

Чего они ждут?

Лучше бы себя и не спрашивала…

Жилистый людоед в серых брюках притащил Стеллу за волосы. Толкнул, заставив опуститься на колени. Мускулистая и очень высокая, она казалась миловидной и весьма приятной.

Сердце екнуло, в груди потяжелело от недоброго предчувствия.

Пухлые губы провинившейся вздрагивали, миндалевидные глаза смотрели в землю. Немного крупноватые для женщины руки инстинктивно сжались в кулаки.

– Я знаю, куда ты собиралась! Ради кого предала свой народ! – голос вождя канов звучал, словно из глубокого ущелья. Раскатисто, гулко, но, что поразительно, довольно мелодично. В нем слышалась удивительная, дикая музыка.

Людоедка молчала. Опустила голову, склонив чуть вбок, поджала сильные длинные ноги, как говорят, растущие от ушей. Поза подчинения, считала я информацию.

– Тебе есть, что сказать в свое оправдание? – уточнил альфа.

Стелла покачала головой.

– Тогда знаешь участь предателей.

Она не шелохнулась. Зато оживилась, загудела толпа вокруг.

Двое стоявших поблизости канов, схватили приговоренную – за ноги и за плечи.

Я все еще не хотела верить… Но… В первобытном мире канов нет места гуманности, уважения к женщине, сочувствию… Здесь правят звериные обычаи, узаконенные предками.

Не хотела бы это знать! Но… пришло.

Закрылась бы от информации! Увы! Соединиться с полем планеты можно лишь раз. Отключившись, утрачиваешь связь навсегда…

Я не могу упустить этот шанс… Не могу потерять этот козырь. Боже, дай сил вынести предстоящее!

Людоедке и мне… Нам обеим…

Кан, удерживавший ноги провинившуюся одной рукой, другой распустил веревку собственных штанов, и те вмиг сползли к щиколоткам. По одному виду его возбужденного тела было ясно, что грядет. Но все равно, зрелище ужасало. Коленом раздвинув ноги Стеллы, кан содрал с нее кожаные брюки, разорвал трусики и …

Его тело ударялось о пах несчастной с такой силой, что она вздрагивала и стонала. Казалось, оборотень вгонял в наказанную кол… Она тряслась, будто от лихорадки, издавала хриплые звуки, крепко зажмурившись и закусив губы.

Людоед двигался все быстрее… сильнее… При каждом толчке, осужденная билась головой о тело кана, державшего ее за плечи. Оборотень рычал и продолжал, пока несчастная изо всех сил пыталась сдержать крики. Наконец, он остановился. Склизкая жидкость окропила траву…

Я думала, истязание завершено.

Однако кан, придерживавший Стеллу во время экзекуции, бросил ее на землю. Я даже не успела заметить, когда он умудрился раздеться, но через минуту, уже брал осужденную сзади. Жестко, сжав бедра несчастной так, что они побелели. Вокруг пальцев насильника по ягодицам жертвы расползались розово–сиреневые полосы. Стелла мычала, ломала ногти, впиваясь ими в рыхлую землю. Острая трава в кровь резала ей руки. Закончив, людоед тут же уступил место следующему.

Теперь дошло.

Круги перед глазами и пустота в голове сменились барабанным боем сердца в висках. Холод острыми колючками вонзался в тело, скрючивая мышцы судорогой. Слезы нескончаемым потоком полились из глаз.

Осужденную насиловали один за другим все присутствовавшие людоеды. Раз за разом. Вскоре только от прикосновения возбужденной плоти она вопила так, что птицы на опушке леса, окружавшего поселок, поспешно улетали в воспаленное закатное небо. Через три часа надругательства, наказанная уже даже не орала, – рычала, рыдала, но… не молила о пощаде.

Извращенцы, закончив свое дело, вынимали орудие пытки, обильно обагренное кровью, и брезгливо стряхивали ее на траву.

Еще час – и людоедка перестала кричать. Тело ее обмякло, из глотки вырывались лишь сиплые всхлипывания. Разодранные зубами губы плотно сжались. По щекам градом катились прозрачные капли.

С каждым новым актом возмездия, кровь все сильнее окропляла землю… . Вскоре уже струилась, текла. Руки и ноги Стеллы приобрели белесый оттенок, такой заметный при ярком свете лампочек. По ним, будто краски по мокрой акварельной бумаге расползались черные, бордовые и синие разводы.

Издевательство продолжалось и продолжалось…

Дыхание затруднилось.

Казалось, воздух крупными камушками застревает в легких. Холодный пот градинами струится под одеждой. Сердце бухает в груди… Бам–бам–бам! Испарина на лбу уже не задерживается бровями, стекает вниз мерзкими ручейками.

Руки и ноги не согреваются даже активными движениями. Не хочу больше ничего знать! Не хочу–у–у!

Информационное поле неумолимо.

Насильники продолжают терзать кровоточащее обмякшее тело людоедки. Хрипы стихают в ночной мгле… С изодранных в кровь ладоней Стеллы кожа сходит лоскутами.

Наконец, последний экзекутор останавливается, штанами стирает кровь с орудия пытки, и взгляды толпы устремляются на вождя.

До сего момента тот почти неподвижно стоял, опершись о статую. На лице отражалась смертельная скука.

Древние инстинкты снова берут надо мной верх. При виде этого человекозверя хочется кричать от ужаса и бежать, куда глаза глядят.

– Кончайте побыстрее! – говорит альфа. – Завтра повторим!

В голове не укладывается услышанное. Может, только, кажется?

Но и это не все. Каны обступают осужденную и начинают пинать. Не слишком сильно, стараясь не убить, но в самые болезненные места. В живот, поясницу, по лицу. Бледные места на коже истязаемой вздуваются цветными кляксами. Рваные раны и длинные ссадины покрывают тело, с которого еще свисают ошметки длинной синей футболки.

В какой–то момент, людоеды, точно по команде останавливаются – все как один. Двое берут девушку за руки и за ноги и тащат в пристройку дома вождя. Швыряют на каменный пол. Стелла проскальзывает по гладкому покрытию, оставляя бордово–алые полосы и замирает.

Мучители скрываются…

Проходит какое–то время, и в пристройке появляется еще один кан. Сердце ухает в пропасть. Неужели он недополучил свое? Однако людоед, удивительно похожий на вождя, втаскивает в помещение брезентовые носилки. Бережно кладет на них искалеченную соплеменницу и на плечах выносит прочь.

Бежит. Бежит. Бежит. Бежит так, словно за ним гонятся черти из Ада. Запыхавшись, жадно хватая ртом воздух, останавливается возле шеренги валунов в человеческий рост – на границе кварталов людоедов и … верберов.

Перетаскивает ношу на чужую территорию и, выудив сотовый из кожаной сумки на поясе, звонит…

Беарну…

Сопит в трубку, потом срывающимся голосом объясняет:

– Она еще жива! Но два дня истязаний, и Стеллу казнят! Срочно приходи на границу!

Шумно выдыхая, слушает ответ.

– Жду! Торопись!

Отключает телефон, грузно опускается на каменную глыбу и затихает, обхватив голову руками.

Глава 15. С врагом

(Ната)

Измотанность давала о себе знать. Ноги заплетались, мысли путались, зевота кочевала от меня к Этьену… Даже вербера проняло! Черт! Когда же закончится проклятая смена?

– Устала? – Альпин склонился надо мной, участливо предлагая руку, чтобы легче было встать с четверенек. Еще этого и не хватало! Мерзкие вампирюги! Конечно! Вы не знаете, что такое переутомление. У меня на спине будто тонна кирпичей разложена! Аккуратно так, равномерно.

Посмотрела в серые глаза Ледлея, он улыбнулся. Не то, чтобы дружелюбно, это скорее про Ала… или его братьев. Но позитивно, хотя и немного криво.

– Закончим и отвезу домой, – поставил перед фактом.

– Этьен подбросит! – отбилась я.

– Ему наверняка самому отдохнуть не терпится… Пускай едет к себе… Тебя я довезу.

Вот гад! Аргументы что надо! Прямо даже придираться глупо! Вербер широко зевнул во всю клыкастую пасть и кивнул:

– Ната, может, и правда с Альпином поедешь?

Удар под дых… Напарник туда же. Мужики! Обменялись тестостероновыми и адреналиновыми ароматами и счастливы!

– Ладно, – отмахнулась, с огромным трудом поднимаясь на ноги, игнорируя руку помощи. Без клыкастых стремно!

Тело Праллара лежало на земле, под северной стеной замка. Следов оставило немало. Кровь, сукровица, осколки зубов, пуговицы из редчайшего перламутра…

Даже странно, что эксперты не забрали улики. Подобное только Ледлеям под силу. Моррох пропал еще в замке, не прощаясь, как водится у древней нежити, и место преступления мы с напарником изучали в обществе Альпина.

Не определилась – стоит ли доверять его суждениям, но ледяной заявил: мол, изучая «подкидыша» отметил странный запах, идущий не столько от останков, сколько от одежды. Характерный, животный… едва различимый. Альпин заявил, что так пахнут исключительно каны в зверином обличье. Предпочитаю довериться науке. Вот исследуем одежду убитого и поглядим – есть ли там хоть капля веществ с шерсти и кожи людоедов.

От резкого движения меня повело, голова предательски закружилась. Я пошатнулась, суматошно ища опору. Ею, конечно же, оказался… Ледлей, услужливо придержавший за талию. Все–таки помог! Я бросила на Альпина очень ясно читаемый взгляд. Особенно таким матерым специалистом по физиогномике.

Ледлей вторично криво ухмыльнулся:

– Видал я амазонок, не принимавших мужской помощи. Но что–то подсказывает, это не тот случай…

– Займемся делом… Осталось немного, – выдала и резюмировала наблюдения для Этьена, строчившего протокол.

Вербер нажимал на ручку так, что нижние 10 листов можно было полить чернилами и получить дополнительные копии. Это еще что! Когда напарник стажировался, на эмоциях иногда писал, разрывая листы. Да, не лист, а листы! Сразу штук десять, а то и больше!

Сила есть… Впрочем, справедливости ради – Этьен достаточно умен.

Что мы увидели?

Судя по отсутствию вокруг тела следов ботинок или ног, его явно сбросили, возможно, из окна замка. Надо провести эксперимент. Куча посмертных переломов, некоторые кости вдребезги, неестественная поза, если верить предварительному описанию медэкспертов, подтверждали – труп явно летал и приземлялся не слишком удачно. Наши склонялись к версии, что летал на хорошие расстояния. Не стыкуется с падением из окна. Хотя… если пришмякнуть с вампирской силой …

Но зачем? Здесь уже не похоже на Ледлеев. Слишком аккуратны, умны, хладнокровны. Еще бы! Пытали, убивали, крошили людей в мелкую капусту столетьями. С трудом верится, чтобы кто–то из этих бессердечных монстров на эмоциях вбивал покойника в землю вместо того, чтобы небрежно перевалить через подоконник.

Мдя, не вяжется. Даже жаль. Я не прочь бы уличить вампирюг во лжи. Ткнуть носом в грязные делишки… или в грязь на месте происшествия…

Эх–х–х. Не везет, так не везет.

Альпин хмыкнул. Собственно, я и не пыталась скрыть чувства…

Учитывая глубину земляного следа, тело пролежало возле замка недолго. Особенно, если брать во внимание силу удара. Ледяные утверждают – в момент обнаружения, Праллар был мертв часа полтора максимум. Не будем опираться на клыкастые лаборатории. Возьмем на заметку и проверим сами.

Напрашивался вывод – кто–то умудрился перекинуть труп через забор! Да… Такая силища есть не у всяких сверхов. Отпадают волки и рыжики. Генты тоже. Если только в деле не замешана магия… Нет, не может быть. Если бы Праллара убили свои, и с помощью колдовства зашвырнули к Ледлеям, то опустили бы аккуратно. Здесь же явно действовал кто–то могучий, но без волшебных замашек.

Остаются: верберы, ледяные и каны. Подтвердится, что выделения на одежде убитого и впрямь людоедские – дело в шляпе. Но это лишь полпути. Нужны железные доказательства и улики. Главное – докопаться до личности душегуба! В противном случае, общественность решит, что мы продались Ледлеям с потрохами. За такой черный пиар правительство полицию сверхов по головке–то не погладит!

Приласкает наверняка. Но извращенно. Полетят шишки… Может, и нас зацепит.

Нужно отыскать преступника, за шкирку приволочь в тюрьму и еще добыть железные доказательства. Причем, в кратчайшее время, пока слухи не переросли во всенародную уверенность, якобы мы покрываем Ледлеев.

Сама бы так подумала!

Черт! Кесарю кесарево! Жертве стереотипов этими же стереотипами по башке! Вот так, Ната. Жизненный урок!

– Вижу, уже не так убеждены в нашей виновности? – хитро уточнил Альпин.

Вот же зараза! В каждой бочке затычка! Неймется мужику!

– Я еще ничего не решила! – отрезала, бросив быстрый взгляд на ухмылявшегося Ледлея.

Он промолчал. Но понял все. Будь ты проклят, физиогномист недобитый!

– Ладно, тут закончили, – не вышло произнести фразу бодрым тоном. Начала вроде бы ничего, но на последнем слове голос совсем охрип и стих.

– Поехали, – кому удавались оптимистичные нотки так проклятому вампирюге.

Я понуро побрела за Альпиным в сторону южного крыла замка. Этьен радостно оскалившись помахал рукой и рванул в сторону нашего гигантомобиля.

Ладно, хоть смена закончилась…

Вокруг замка Ледлеев не было ни покрытия, ни гравия. Мы ступали по траве, мягким ковром стелившейся под ногами – богатенькие ледяные создали естественный палас. Голубоватые фонари засияли ярче, стоило полуночи добавить миру черных красок. Вокруг дворца было светло как днем.

Выпендриваются! Знаю наверняка – древняя семейка видит в непроглядной тьме лучше, чем я при отличном освещении. Но надо же покрасоваться!

– Угадали, – нарушил тишину навязчивый спутник. – Когда в замке нет посетителей, иллюминации нет.

– Не сомневаюсь, – буркнула под нос.

– Пришли, – изучая ровно подстриженный газон под ногами, упустила из виду двери в подземный гараж.

– Одну минуту, – осталась невдалеке от входа, прислонившись к стене и надеясь не заснуть. Глаза закрывались, ватные ноги подкашивались, голова гудела. Никакой гентский эликсир не поможет сутками бодрствовать и оставаться в тонусе. Даже Этьену.

Из гаража медленно выехала темно–изумрудная спортивная машина. Какая–то очередная иномарка последнего поколения. Не разбираюсь в этом и не хочу. По мне были бы колеса, удобные кресла и нормальный мотор.

– Прошу! – Альпин распахнул дверь с водительского места.

Игнорируя предложение сесть впереди, я самолично отворила заднюю дверцу и плюхнулась на сиденье. Плевать. Я так устала, что даже если сочтут бегемотом, не расстроюсь.

Не говоря ни слова, Ледлей захлопнул дверцу, и мы поехали.

Титаническими усилиями борясь со сном, плюнула даже на любопытство, так и свербившее в мозгу. Откуда Альпин знает где живу? Думала, древнейшее зло нашего мира спросит – куда путь держать. Ан нет! Ледяной уверенно рванул в правильном направлении. Вообще–то жутковато!

Адреса, пароли, явки сотрудников нашей полиции, сколько себя помню, держались в строжайшей тайне. Работка такая… Мало ли какой канище, либо тот же вампирюга захочет отомстить или еще чего? Надавить перед судом. Нас ведь тоже вызывают для дачи показаний.

Ледлеи же, похоже, владели и не такими тайнами. Неприятно. Противно. Мысли настолько взбудоражили, что даже сонливость отчасти слетела. Посмотрев на меня в зеркало заднего вида, Альпин поспешил успокоить. Зачем? Понятия не имею.

– Да не знаем мы все ваши секретные данные! – улыбнулся криво. – Про вас спросили. И вовсе не потому, о чем подумали.

– Вот даже интересно! – выпалила с вызовом, чуть подавшись вперед. Инстинктивно хотелось атаковать.

– А ты забавная, – комплимент ударил пощечиной. Когда тебя считают забавной, значит, уж совсем не принимают всерьез. Однако я взяла себя в руки и дослушала монолог Альпина, улыбка которого становилась все более дружелюбной и все более раздражающей: – Начальство… Ваше начальство, беспокоилось за вашу безопасность… Мы предложили защищать.

– Представляю, как наши обрадовались! – перебила ледяного.

Ледлей рассмеялся, я тоже. Вот ведь! Он кажется милым! Вернее притворяется!

– В общем, нам с радостью дали адреса и телефоны. Теперь вы с напарником под охраной клана до конца расследования, – лицо Альпина посерьезнело. – Полагаю, так лучше всего. Черт знает гентов, с их магическими примочками и прочими штуковинами.

Такс… Ледлеи всерьез озабочены нашей безопасностью… Плохо, Ната, очень плохо. Значит, генты рвут и мечут. С другой стороны, в чем, в чем, а в защите древнейшей семейки ледяных можно не сомневаться. Уж если кто и сумеет оградить нас от любых нападок, так это Ледлеи.

– Правильно думаете, – Альпин не уставал приветливо скалиться во все зубы и клыки.

– И долго учились? – бросила я вампиру.

– Читать по лицам? Кхм… Лет пять… может больше. Специально тренировался. Была необходимость, – ответил он спокойно.

Так–с, Ната, счет три ноль в пользу ледяного.

Первый балл – за мастерски провернутый ход с Этьеном, в результате которого вербер отказался везти напарницу домой. Я, конечно, ему еще припомню! И не один раз! Но факт остается фактом!

Второй балл – за то, что рассмешил и на пару минут даже расположил к себе вампироненавистницу, вроде меня.

Третий балл – за спокойствие и оптимизм в обмен на поддевки. Кто говорил, что древнего ледяного легко переиграть? Таких, как я, он едал на завтрак, обед и ужин. Причем, как ни горько признавать, во всех смыслах слова.

Глава 16. Первый второй кан

(Огни)

Ал кивком пригласил Беарна наверх.

Через пять минут мы суетились возле Стеллы в гостевых апартаментах, почти точной копии моих. Только поменьше.

Ледяной постелил на кровать полиэтилен, Беарн бережно уложил туда пострадавшую. Лицо и тело ее выглядело сплошным синяком, из–за размазавшейся крови, понять – как много ран, и насколько они глубоки, не представлялось возможным. Правое веко затекло, вокруг расползлись фиолетовые разводы, словно щупальца осьминога, протянувшиеся к уху и шее.

Ал предельно осторожно срезал ошметки футболки с тела людоедки. В некоторых местах ткань прилипла к ссадинам. Отрывать вампир не стал, кивком предложив верберу отнести Стеллу в ванную. Прежде чем погрузить девушку в теплую воду, медведь насыпал туда марганцовку. Розоватая жидкость окрасилась в грязно–бордовый, пока Беарн обмывал беглянку. Она так и не пришла в сознание. И слава богу! С подобными увечьями болевой шок заработать не долго.

Я приготовила крепкий раствор марганцовки, Ал убрал с лежанки полиэтилен, заменив чистой белоснежной простынкой. Любопытно, но клыки у вампира ничуть не удлинились. При таком–то обилии кровищи! Местные ледяные не могут пить канов? Иных объяснений на ум не шло. Подключаться к информационному полю желания не возникало – еще не переварила ужасающую экзекуцию людоедов.

Беарн вновь уложил Стеллу на кровать – осторожно, нежно. Медведь заметно осунулся и потемнел, черты лица заострились, ожесточились… Щеки запали, под карими глазами пролегли синюшные круги… Жесткая линия губ вытянулась, кустистые брови сошлись на переносице.

Вербер очень дорожил Стеллой – это ясно читалось в его ауре, за километр излучавшей тревогу, вину, сильнейшее беспокойство.

– Что думаешь? – голос Беарна осип, взгляд уперся в серьезное лицо Ала.

Ледяной присел на пол возле пострадавшей и замер. Обнюхивал? Слушал сердце? Дыхание? Не знаю… Мы с медведем старались не мешать. Несколько минут вампир хранил тишину. Беззвучие нагнетало напряжение. Казалось еще немного и от вербера можно будет аккумуляторы заряжать.

– Выкарабкается, – выдохнул Ал.

Медведь сделал то же. Воздух вырвался из его могучей груди со звуком, напоминавшим шум ветра в больших трубах.

– Сначала надо обработать раны, – по–деловому произнес ледяной. В четыре руки они с Беарном промакивали рваные участки плоти людоедки обеззараживающим раствором.

– А–а–а–а… антибиотики не нужны? – пришла в голову мысль.

– У канов иммунитет такой, что ни одна бактерия не возьмет. Регенерация послабее, – пояснял Ал, не останавливаясь ни на минуту. – А хуже всего переломы обеих ключиц и бедер. Во время обращения они испытывают максимальную нагрузку…

Вербер еще раз тяжело выдохнул. Дальше я поняла сама. Теперь каждый переход в звериную ипостась будет приносить людоедке адские страдания. По крайней мере, несколько лет точно. Уродись Стелла человеком, пришлось бы накладывать гипс, а может и в больницу лечь. Для кана сращение переломов – дело недели–двух.

– Таз цел и то хорошо, – кивнул ледяной.

– Знали, мрази, как бить, чтобы не умерла от внутреннего кровотечения, – проревел медведь. Шерсть на его загривке встала дыбом… Клыки обнажились и засверкали в свете пирамидальных люстр.

Вербер ссутулился, набычился и теперь по–настоящему устрашал. Но не ужасал, как вождь людоедов. Не знаю в чем тут дело. От Беарна исходила спокойная мощь. Даже когда свирепствовал, хотелось скорее утешить, чем держаться подальше. С каном все было с точностью до наоборот. Достаточно было посмотреть на него и овладевало единственное желание – бежать. Сломя голову. Не думая. Не оглядываясь.

– Я сам, – сосредоточенно выдал Ал и вербер отошел к изголовью кровати, гигантскими ручищами сжав деревянный остов так, что тот затрещал.

Так! А я то чего? Приготовила марганцовку и почиваю на лаврах? Считанная история издевательства над Стеллой настолько выбила из колеи, что нормально соображать не получалось.

Я принялась латать тело девушки через ауру. Медленный, но эффективный метод лечения. Ты словно бы проектируешь слепок здоровых тканей, хранящийся в памяти биополя, на больные. Энергетика делает свое дело.

Вампир ловко, как заправский хирург, накладывал швы, повязки – все нашлось у него в аптечке. Я же делала, что умею, стараясь не утонуть в жалости к пострадавшей. Неспешно, последовательно, прошлась по каждому ушибу, по каждой сломанной косточке, по каждой ране. Влила побольше своей энергии – аура аджагар сама по себе целебна, полезна для здоровья.

Стелла застонала и… очнулась. Разлепила одутловатые веки, жадно втянула воздух, истошно закричала – нечеловеческий рык, переходящий в стон взорвал тишину. Я аж вздрогнула. Вот черт! Переборщила! Слишком много сил влила в безжизненный мозг, вот он и заработал на полную катушку.

Не успела попенять себе за неосторожность, Беарн могучими руками зафиксировал пострадавшую, чтобы не дергалась. Ал схватил с прикроватной тумбочки заранее приготовленный шприц и вонзил в руку Стеллы таким быстрым движением, что я едва уловила.

Прозрачная жидкость перекочевала в вену несчастной, тело расслабилось, искаженное гримасой страдания лицо умиротворилось – наказанная заснула.

– Не думал, что она так быстро очнется, – удивился ледяной, но встретившись со мной взглядом, понимающе кивнул. – Не переживай, ты многое сделала. Я уже ощущаю, как она поправляется.

– Спасибо, – Беарн легонько пихнул в бок, и я пролетела метр с лишним, вовремя ухватившись за дверную ручку. Вербер виновато пожал плечами. На эмоциях могучий сверх не рассчитал силу. Я натянуто улыбнулась в знак того, что не обижена.

– Ты устала, – озаботился Ал. – Иди, поспи, мы почти закончили. Дальше сами.

Предложение было как нельзя кстати.

Ноги подкашивались, чугунная голова гудела, казалось, прислонюсь к стене и тут же отключусь.

На полном автопилоте дошла до своей комнаты, приняла горячий душ, еле ворочаясь под мощными струями, вытащила из гардероба первый попавшийся спортивный костюм, темно–зеленый, на три размера больше требуемого. Надела, забралась в постель и отключилась.

Провалилась в глубокий сон.

…

Грезы посетили тревожные… но запомнились плохо. Такое случалось и раньше, но чаще я отлично воспроизводила приключения в царстве Морфея. Обрывки остались и сейчас. Чудища, догонявшие в темных коридорах. Невиданные существа, обитавшие там и почему–то искавшие моей помощи. Диковинные деревья с человеческими руками вместо сучьев. Застывшие как изваяния, при моем приближении они начинали тянуться навстречу, шевеля белесыми пальцами с синюшными ногтями…

Я в ужасе шарахнулась, упала в пропасть… Долго летела, самой себе напоминая кэрроловскую Алису…

Раз – и я среди огромной пустоши, заросшей репейником и бурьяном…

Было что–то еще. Обрывки. Загадочные встречные в капюшонах, с горящими четырьмя глазами. Двумя на обычном месте и еще двумя там, где должен быть рот.

Темнота… надвигавшаяся, пожиравшая окружающий мир, оставлявшая за собой лишь выжженную пустыню.

Пробуждение было резким и неприятным, как и сами грезы.

Со всех сторон обрушился страшный гул. Клетки вибрировали, мышцы грозили лопнуть, органы – оторваться и начать бродить по телу, зубы с противным скрежетом стучали друг о друга…

Звук нарастал и вскоре превратился в грохот, от которого вселенная сотрясалась, будто рыбацкая хижина от яростного урагана.

Сильнее…

Воздух колыхался, дрожал, облепляя кожу влажными испарениями…

Яркий свет ударил в лицо, вынудив зажмуриться. Чужое солнце пробивалось сквозь узкую щель в портьерах, разрезав комнату длинной белесой полосой.

Утро.

Во входную дверь барабанили с такой силой, что казалось странным – как она еще на месте. Громыхание оборвалось. Суматошно покинув постель, я надела кеды на босу ногу и выбежала в холл. Внизу никого не было. Только за входной дверью слышались мужские голоса. Звонкий, высокий – Ала, басистый и грудной – Беарна и еще один… Я узнала бы его из тысяч. Бархатистый и даже не грудной, скорее утробный. Холод вонзился в тело подобно миллионам жалящих пчел. Сердце зашлось от стука, а легкие заработали так, точно я марафонец, подходящий к финишу.

Дремучий, первобытный страх заставил замереть посреди холла, пригвоздил к месту. Пошевелиться… издать хотя бы стон… даже на это не хватало сил. Градины пота выступили на теле, потекли по шее и спине.

Бежать! Бежать! Бежать!

Ноги не слушались, словно вросли в пол, руки повисли безвольными плетьми.

Дверь распахнулась от гулкого удара.

Трое сверхов уставились на меня. Ал – с нарочито оптимистичным, позитивным выражением лица. Беарн, ободряюще подмигнувший… Тарелл… вождь канов.

Свободная белая футболка не скрывала его звериной мощи. Растянутые синие джинсы, на размер больше положенного, висели на округлых бедрах лишь благодаря ремню с массивной пряжкой.

Немая сцена длилась несколько минут. Мышцы окаменели, дернуться и то не выходило. Тарелл… затрудняюсь подобрать слова, способные описать его взгляд, без тени смущения бродивший по телу. Я чувствовала себя… голой! Абсолютно нагой, как Афродита, вышедшая из морской пены.

Загадочные, непонятные и противоположные эмоции заставляли желать съежиться и выпрямиться одновременно. Выставить грудь, на которой блестящие черные зрачки кана задержались на несколько минут, и заслонить руками. В мимике Тарелла сквозило что–то бесстыдное, по–дикому, по–животному бесстыдное и пугающее. В тоже время, мелькало… восхищение, с каким гигантский лев взирает на свою самку… Ленивое, поощряющее, гордое. Ноги и руки одеревенели… Челюсти свело, зубы неприятно заскрежетали, скулы заныли.

– Хм… – Тарелл перевел взгляд на Ала, на Беарна. – Меняю Стеллу на нее! – бесцеремонно ткнул в меня пальцем. – Можете забрать сучку со всеми потрохами… И делать что хотите. А ее отдайте.

Господи! Провалиться бы сейчас под землю! Нет, рвануть в свой мир! А что, это план! Может я уже в силах создать портал? Размечталась! Большую часть накопленной за сутки энергии отдала Стелле. Попробовать вызвать своих? Сейчас! Куратор четко предупредил – на этом клоне Земли слишком много сверхъестественного – минутный контакт с нашати истощит сильнее попытки открыть портал домой. Мысли суетливо метались от одной глупейшей идеи к другой, а тело по–прежнему не слушалось. Тарелл загипнотизировал, парализовал, лишил воли и самообладания.

– Не мечтай, мразь людоедская! – выплюнул Ал. – Убирайся с нашей территории, пока не вызвал братьев, полицию и еще черт знает кого!

Кан усмехнулся как ленивый хищник перед более мелким, но голосистым противником. Беарн зарычал, обнажив зубы–конусы, ледяной оскалился, Тарелл и бровью не повел.

– По закону она – моя! – проревел, штампуя каждое слово. – Вы знаете это!

– А еще знаем, что случилось с Пралларом… – с издевкой отчеканил вампир.

Тарелл на минуту замолчал, нахмурив кустистые черные брови. Окатил меня взглядом, от которого румянец залил щеки, уши запылали, захотелось прикрыться занавеской… ну хоть чем–то… и одновременно раздеться догола…

– Твоя взяла, – выпалил кан, – Это дело племени! Разберусь сам. Ни один проклятый человечишка или медведь, – Тарелл и Беарн обменялись взорами, от которых и Ледовитый Океан бы вскипел, – не коснутся соплеменника! Сам вершу правосудие! Виновный будет наказан! Но по нашим законам!

– Это не моя проблема, – Ал выглядел хозяином положения – на губах довольная ухмылка, пожалуй, немного злая, глаза победоносно сверкают, руки в боки, ноги на ширине плеч. – Убирайся и я ничего не скажу властям. А уж раскроют они дело или нет, плевать.

Тарелл резко развернулся и медленно зашагал прочь. В каждом его движении сквозила кошачья грация, необычная для такого грузного существа. Не оборачиваясь, кан достиг высокой каменной ограды, небрежно толкнул ладонью массивную железную дверь. Та жалобно скрипнула и распахнулась, глухо ударившись о забор и неприятно задребежжав.

Тарелл вышел вон и дверь с грохотом захлопнулась.

Глава 17. Старейшина и вождь

(Тетис)

Возвращаться в поселение? Бежать? Стать одиночкой – мишенью для любого оборотня? Потенциальной жертвой, за убийство, расчленение и даже просто увечье которой ни сверху, ни человеку ничего не будет?

Тет замер на огромном пне, в лесу, на ничейной территории.

Рассветные лучи превращали усыпанные росинками листья и травинки в замысловатые украшения с бриллиантовой инкрустацией. Ветер стих. Ранние птичьи трели прорезали беззвучие неба, в кронах деревьев зашуршали зверьки. Белка выскочила из дупла и стремглав пронесясь по стволу, юркнула в соседнее. Острые коготки прорвали кору, и на землю полилась капель густого сока. Терпкий запах бодрил, запутываясь в свежем, насыщенном аромате утренней зелени.

Чаща жила своей жизнью, пробуждалась, встречая рождение дня. Время решаться… Несколько часов – и квартал людоедов тоже загудит как растревоженный улей. Отсутствие Тета заметят, возникнут вопросы, предположения, сомнения…

Нарушительницу хватились давно. Схоронившись невдалеке от родного квартала, брат вождя наблюдал за происходящим. Прошло около часа с момента передачи Стеллы Беарну, когда ночной дозорный заглянул в темницу. Обнаружив пропажу, вызвал еще нескольких дежурных и те кинулись прочесывать территорию.

Аромат брата Тарелла, разумеется, не учуяли. Людоеды и так практически не пахли, а Тет вымылся особой смесью, дезинфицирующей и на время обнуляющий естественный дух.

Но вот медведя каны определили за версту. Черт! Проклятая торопливость! Надо было придумать другой план! Самому доставить Стеллу к жениху!

Тет проклинал себя за неосторожность. По запаху Беарна людоеды быстро найдут беглянку. Спрячься она даже в городе, в квартале верберов или их друзей–ледяных, теперь поиски – дело времени. Причем, весьма небольшого. Как медведи почти без усилий выслеживали естественных врагов в любом месте, так и каны заточены на подобное.

Для сородича Тета запах Беарна подавлял все прочие, становился навязчивой идеей, вел, как заправскую ищейку. Настроившись на него, ничего иного людоед уже не воспринимал. С гентом или ледяным такое бы не вышло. След мог затеряться среди других, стереться ароматами мегаполиса. Только не с вербером. Природа распорядилась, чтобы две враждующие расы ощущали друг друга, не смотря ни на что.

Скрывшись в лесу, кошачьим зрением Тет наблюдал, как лучшие охотники заспешили в сторону поселка ледяных. Значит, Беарн побоялся привезти Стеллу в собственный квартал. Правильно! Сначала нужно подготовить медведей. Женщину из стаи естественных врагов непросто будет принять в роли пары лучшего вербера племени, к тому же беты.

Стеллу осудили, пока Тет ездил в город за съестными припасами. Гулянье опустошило продуктовые склады канов. Как обычно.

Клонированная человечина долго не хранилась – не больше пяти суток. Перестраховаться и с запасом накупить мяса высшего сорта для праздника – большой риск. Не съестся, наверняка, сгниет. Значит, будут немалые убытки – копии органов смертных нынче в цене. Яства начинали готовить за два дня до гулянья – шутка ли, настряпать на все племя! Людоеды, ко всему прочему, не пользовались современными технологиями – суперпечами или духовками, запекавшими блюда любого размера за считанные минуты. Кушанья готовились порциями. Остатки человечины через несколько дней пришли бы в негодность.

Уничтожив ее подчистую во время гулянья, каны тотчас закупались вновь.

Забота эта уже много лет лежала на плечах Тета. В прежние годы – на бете. Нынче место вакантно. Еще бы! Кто продержится тридцать минут против Тарелла? Пока не сумел ни один. Кандидаты в помощники главы поселения успешно бились друг с другом… Но против альфы не устоял ни один.

Выборы назначались регулярно – раз в год, когда подрастало новое поколение. Возможных бет тренировали, натаскивали, чуть менее жестко, чем альф. Однако вождь неизменно выводил противника из строя меньше чем за четверть часа.

Поддаться Тарелл не мог – страшнейший позор, если заметят. Ладно, хоть старался не особенно ломать спаринг–партнеров и не убивать. Примнет к земле, придавит, обездвижит – и все.

В отличие от влюбленных в альфу женщин, Тет отчетливо осознавал – не только гуманизм двигал братом, но и забота о нуждах племени. Неразумно калечить или терять лучших воинов.

Тарелл всегда действовал в интересах народа. Уж этого у него не отнять.

В голове Тета крутилась мысль, но он боялся поверить – очередное болезненное разочарование пережить непросто.

Брат – третий в совете вождей, благодаря чему то же место занимает в иерархии канов и его стая. Презревшие законы предков, отказавшиеся от варварских обычаев, вроде наказания Стеллы – последние. Гаммы мира людоедов, со всеми вытекающими последствиями. Любого оборотня такого племени имеет право безнаказанно убить, надругаться, покалечить всякий встречный кан из народа рангом выше. Можно безвылазно сидеть на своей территории, но рано или поздно придется выбраться хотя бы в ничейную зону.

Как заработать на жизнь, не выезжая на предприятия, в офисы фирм, возведенные в общих кварталах? Как закупать продукты, одежду, прочие необходимые вещи, не посещая рынки и торговые центры, расположенные там же?

Тету некстати вспомнилась расправа над семьей канов, прямо в бутике модной одежды. Группа людоедов из второй стаи издевалась над ними не один час. Истязала, насиловала, ломала кости молодому мужчине, женщине и… двум маленьким девочкам. Тету повезло или не повезло – как считать – он с Тареллом очутился рядом. Третий вождь равен двум первым. Рискуя вызовом на бой от альфы зачинщиков истязания, брат Тета приказал отпустить несчастных. Меньше получаса недовольного рычания, метаний перепуганных людей вокруг – и бедолаг оставили в покое. Скорую вызвала продавщица. Тарелл поспешно ушел, позволив младшему родственнику дождаться врачей и помочь.

Тысячи раз Тет вспоминал тот день, задаваясь одним и тем же вопросом: зачем вождь рискнул жизнью ради незнакомых людоедов из презираемого племени? Эта мысль не давала покоя ни днем, ни ночью. Слишком не вязался тот поступок с образом Тарелла – зверем, вырывавшим сердца у невинных жертв.

Почему–то именно сейчас, после всего случившегося, мысли Тета вернулись к осатанелому сражению брата с первыми тремя главами одновременно. Ради племени – сам Тарелл не особенно жаловал институт старейшин. Каны рвали друг друга на части. По сравнению с этим, бой за место вождя – детская потасовка с деревянными мечами рядом с настоящей рыцарской сечей.

Любой альфа, изъявивший желание войти в главную десятку старейшин должен сначала трое суток продержаться против девятого, восьмого и седьмого. Одолев же одного из них, становился на его место. Проигравший уходил на ступень ниже, сильнейший получал шанс на тех же условиях, что и прежде, биться с шестым, пятым, четвертым. Выиграв у кого–то из них и отвоевав очередной статус, имел право бросить вызов руководящей тройке.

Многие вожаки тренировались десятилетьями и были повержены. Но не Тарелл, еще дюжину лет назад доказавший – молодой по меркам канов, неопытный претендент способен возвыситься чуть ли не до верховного Старейшины.

Теперь его подданные имели лучшие рабочие места на всех предприятиях людоедов, получали самые высокие дивиденды от бизнеса сородичей: кафе, парикмахерских, магазинов кожаной одежды и прочих доходных заведений.

Любой кан обязан защитить оборотня племени Тарелла, выручить деньгами по мере возможности, помочь, если просят. Никто не посмел бы пальцем тронуть женщину третьей стаи. Нарушившего забили бы камнями и острыми палками.

Лишить свой народ всех преимуществ и благ, отдать на растерзание другим – худшее решение альфы. Согласен Тарелл или нет с обычаями предков, как настоящий вожак, заботившийся о подчиненных, он должен был подвергнуть Стеллу традиционному наказанию. Невеста Беарна понимала это.

Если верить мельком услышанному Тетом, пока караулил опустевшую темницу – поймали ее случайно. Несколько разгоряченных посвящением мальчиков помчались в лес и напали на знакомый след. Надо же было Беарну отложить свидание, прислав вербера сообщить об этом.

Подогретые жестоким обрядом мальчишки взяли Стеллу с поличным, как выражаются смертные. Людоедка знала, что ее ждет и ни за что не обменяла бы свою жизнь и целостность на жизнь и целостность всего племени. Оттого и не просила о пощаде…

Бедная девочка! Между молотом и наковальней столько долгих месяцев! Наверняка, когда тайна открылась, испытала облегчение.

Стелла – возлюбленная медведя, преступница для собратьев, враг для сородичей жениха. Неприкаянная душа, которой нет места ни в родной стае, ни в той, где друг сердца. Худшей участи не пожелаешь. Монтеки и Капулетти хотя бы не поедали друг друга веками…

Тет раздумывал. Отлично понимал – никто не заподозрит брата вождя в измене. Беарн не выдаст. Опасности нет. Но лгать Тареллу, лгать всем, делать вид, что желает поимки осужденной и продолжения экзекуции…

Бр–р–р…

При виде нее, еле живой – съежившийся окровавленный комочек, растерзанный сородичами – холод обдал внутренности. Ребра всасывались в живот, в груди защемило. Голову словно тисками сдавливали, сердце молотом барабанило в висках. Челюсти непроизвольно стиснулись так, что зубы заскрипели… Клыки пропороли десны – соленая жидкость во рту слегка отрезвила.

Тет поступил бы так снова. Даже если бы знал, что поймают. За помощь осужденной избежать казни, самцу полагался облегченный вариант наказания. Его рвали зубами и когтями несколько дней, не давая умереть. Ну а после забивали острыми камнями.

Но брат вождя не боялся ни боли, ни пыток, ни смерти. Он не хотел выбирать между Тареллом, любовью к родному существу и честностью перед самим собой. Не признавайся – и тебя никогда не вычислят. Но … вдруг Стеллу вернут? Сумеют ли ледяные откупиться? Договориться с Тареллом? Преступить закон и вмешаться в дела другой расы означало бросить перчатку. Война – вот чем закончится такая защита осужденной.

Если вампиры не смогут отстоять беглянку, решится ли Беарн ради Стеллы толкнуть родное племя сражаться с канами?

А вдруг осужденную вернут? Тет знал наверняка – позволить продолжить экзекуцию он не в силах. Остановить – тоже. Только разделить участь виновной.

Что делать?

Поднимался легкий ветерок.

Брат альфы откинул капюшон, подставив разгоряченное лицо прохладному дуновению. Ясное небо поражало голубизной. Потревоженная белками стая птиц резво взмыла, шурша крыльями. Клином направилась подальше. Ястреб реял в вышине, распластав по воздуху свои невероятные крылья.

Вдалеке промелькнули лисы. Сытые, довольные, они смачно облизывали окровавленные клыки, направляясь спать в нору – у хищников была удачная ночь.

Сердце защемило, вздохи шумом отдавались в ушах – безумно захотелось домой.

До боли знакомый аромат пощекотал ноздри, оставляя во рту горьковатый привкус…

Ну что ж… Значит судьба.

Тет выпрямился и ждал…

Гигантская черная кошка смотрит темно–синими глазами…

Что–то не так… Запах Тарелла. Он очень возбужден. Во всех смыслах слова. Нервы раскалены. Но не от ярости, как подумал в первую минуту Тет. По ним бродит совсем другое…

Источающее аромат радости, восторга, смешанный с густым запахом желания, такого сильного, что лишь вдохнув его, чувствуешь, как и сам почти готов к ночи страсти. В спешке натянутые Тетом на голое тело брюки непомерно узкие и жесткие. Натирают, причиняют неудобства. Тяжесть в паху и жар напоминают момент, когда впервые увидел любимую обнаженной. Дыхание все глубже, рваней, голова идет кругом.

Гормональные ароматы Тарелла проникают глубже. Наслаждение, граничащее с психозом, ударяет в голову, лишает ясности мысли. Это уже не обычная похоть вождя, гордящегося своим либидо. Нечто совершенно иное, тяжелое и легкое, невесомо поднимающее над землей до чувства парения и пришмякивающее до боли.

Несколько минут каны смотрят друг на друга полубезумными глазами. Альфа в прыжок легко перемахивает через брата. Куда нацелился?

Тет оборачивается. Тарелл уже в человеческом обличье, вытаскивает из машины на обочине ошалевшую девушку. Ничуть не смущаясь внушительного свидетельства своего возбуждения, намотав волосы на кулак, тащит жертву в лес.

Та упирается, пытается кричать. Но альфа легким движением отрывает рукав блузки и затыкает жертве рот.

Волочет все глубже и глубже. В каком–то непроизвольном порыве Тет бежит следом. Зверем или человеком? Не помнит, не осознает нынешнюю ипостась. Только сумасшедшая гонка, только бурлящая в венах кровь, только барабанящий пульс, только происходящее имеет смысл. Захватывает, лишает разума, зачаровывает. Гормоны, эндорфины, феромоны, черт их знает, что еще ударили в голову, подчинили. Так, как не властвовала даже сырая человечина…

Странно… Девушка не источает ни аромата страха, ни ужаса, ни жажды бороться. Приторный вкус удовольствия ни с чем не спутаешь – ей нравится происходящее! Незнакомка упивается силой, заставляющей делать то, чего хочет людоед, жадно втягивает воздух, наполненный приторно–сладкой ноткой, какой раньше не улавливалось в аромате желания Тарелла.

Остановившись в чаще, он раскладывает спутницу на мягкой траве. Та резво сопротивляется, брыкается, толкается. Мощным коленом упершись в живот девушки, кан пришпиливает ее к земле. С такой силищей не поспоришь.

Почти обездвиженная незнакомка извивается, обильно фоня во всех стороны вожделением, упоением. Ногти смачно полосуют спину людоеда, но ранки быстро затягиваются. Тарелл рвет джинсы псевдожертвы, спуская штанины к ногам, и тут же берет ее.

Остервенело, поспешно. Наваливается всем мощным телом, двигается, вбивается. Тет резко выдыхает. Хочется бежать, как во время охоты. Но тело будто парализовано. Возбуждение накатывает волнами, скручивая мышцы живота узлом.

Запах борьбы, секса, восторга любовницы брата сносит все преграды самоконтроля.

Тарелл продолжает вторгаться в партнершу с неистовой силой первобытного желания. Тело ее ездит по траве туда–сюда, несмотря на то, что руки любовника пригвоздили за плечи. Еще несколько сумасшедших неритмичных толчков и вождь рычит, замирая на несколько минут.

Поднимает обмякшую незнакомку, аромат блаженства которой пропитал лесной воздух, прислоняет к дереву. Девушка зазывно стонет, льнет к людоеду, забыв о театральных попытках вырваться. Не царапается больше, лижет бронзовую кожу Тарелла, мягко урча. Обоюдная похоть альфы и его партнерши лишает Тета остатков сил. Ноги заплетаются, боль в паху тянет и дергает. Девушка нетерпеливо подается вперед, и альфа вновь берет ее, почти подбрасывая вверх. Резко насаживает на себя, точно вонзает кинжал.

– Тарелл, – шепот девушки – томный, преисполненный животного удовольствия возвращает к реальности. К действительности ли?

Может все сон? Дурман затуманенного мозга. Надо успокоиться. Тет трясет головой и медленно пятится. Вождь продолжает… рычит, заглушая восторженные крики любовницы …

Тет бежит в поселение, на родину … Граница… квартал канов. Порог… Холодный душ. Он приносит облегчение. Смывает удушливый аромат похоти, секса, звериного удовольствия.

Да что такое с Тареллом? Лицо его добровольной жертвы! Господи! Какая же она незнакомка! Это же… Полукан из огненных! Тет видел ее на гуляниях племени. Гостила в прошлом году, хотя и не чистокровка. Огненные приняли ее. Принял и Тарелл… Судя по всему не раз и не два.

Ледяная вода прочищает мозг. Тет устало бредет к кровати на обмякших ногах, и падает на упругий матрас.

– Ненгастена любит пожестче, – вспоминается хохот соплеменника любовницы брата.

Утренние лучи солнца освещают нагое тело Тета, распластанное на постели – укрыться не хватило сил. Нервные перегрузки свалили тяжелым сном. Он дома и пусть все идет, как идет.

Глава 18. С ног на голову

(Огни)

– Не думал, что козырь пригодится так быстро, – покачал головой Беарн, продолжая хмуриться, – Но уж больно гладко все вышло. Зная характер Тарелла, настырность… С трудом верится, что этот головорез сдался без боя. – Медведь на несколько секунд умолк, задумчиво уставившись в пол.

– Да, не похоже на Тарелла, – согласился Ал, – Он будто нарочно искал повод отдать Стеллу… Ухватился за первую возможность и даже не особо настаивал… Хотя какая разница? Главное – твоя в безопасности.