Хватит врать

От Автора.

Уважаемый читатель!

Сюжет книги, сцены, диалоги, герои их действия и мысли являются вымышленными.

Текс несет исключительно развлекательный характер, не используется для распространения информации с целью опорочить или оскорбить граждан по признакам пола, возраста, расовой и национальной принадлежности, человеческого достоинства, общественной нравственности, религиозных чувств верующих, осквернение литературы, предметов религиозного характера, знаков, эмблем мировоззренческой символики или атрибутики.

Произведение не призывает к осуществлению или поддержке террористической, а также экстремистской деятельности и иной противоправной деятельности, в том числе изготовлению, хранению, употреблению, распространению наркотических средств. Не является пропагандой вышеуказанной деятельности или организации.

Приятного прочтения.

Глава 1. Давайте познакомимся.

– Настя! ШЕВЕЛИСЬ! – стоя у кафетерия университета, кричала одногруппница.

Коридор "вышки" гудел в предвкушении уникального события. В аудитории расставлены видеокамеры, перед заведением собрались сотни журналистов. Несмотря на середину июля, двор учебного заведения переполнен студентами. Лишь единицы особо отличившихся учеников допущены к событию. Остальным придется подглядывать в дверной проем и окна. Словно малолетние абитуриенты, рядом с возбужденными студентами, перешептываясь, стоят деканы факультетов и доктора наук. Периметр оцеплен стражами порядка. Здание проверено на наличие взрывчатых веществ, а входные группы оборудованы рамками металлоискателя.

Ректор психолого-психиатрического университета почти год упрашивал министра науки и образования согласовать сегодняшнюю встречу, после чего потребовалось еще полтора на положительный ответ от Федеральной службы исполнения наказаний. Встреча, находящаяся под контролем верховной власти, не могла остаться без внимания прессы и общественности.

Толпа зевак за охраняемой территорий, как Инь и Ян, разделилась на фанатов и лютых ненавистников. Первые периодически скандировали слова поддержки, поднимая к небу постеры с сердечками и коллажами из фотографий. Вторые же – напротив. Их плакаты были "украшены" однотипно: разделенный надвое холст, слева улыбающееся портрет, а справа место преступление нашего сегодняшнего гостя. Толпу лихорадило. Автозаки и стражи порядка в полной боевой готовности. Словно при параде, улицу перекрыли для проезда кортежа машин, перевозящих заключенного. Битые пол часа автомобилисты стоят в "багровой" пробке, не понимая, что мимо них сейчас проедет человек, на счету которого не один десяток жесточайших убийств.

Валерий Николаевич истоптал пол аудитории вдоль и поперек. Под мышками расплывались следы волнения. Он работает ректором пятнадцать лет. Пойдет хоть что-то не по плану, голова слетит быстрее, чем на плахе. Среди гостей именитые и не последние люди, которые сейчас потеют вместе с ним в помещении, залитом июльским солнцем и нашпигованном техникой. Старый кондиционер не может остудить жар сегодняшнего дня, а конвоиры не торопились появляться.

– Петр Павлович, рад видеть, – сказал ректор, протягивая руку, – такое событие нельзя пропустить!

Доктор медицинских наук, психиатр, профессор, главный врач-психиатр министерства здравоохранения и Бог еще знает, какими регалиями можно окрестить Петра Павловича, но именно ему выпала честь открывать сегодняшнее собрание.

– Может быть, начнем? – спросил Петр, пожимая руку.

Валерий окинул взглядом самую крупную аудиторию ВУЗа. Яблоку негде упасть, заняты посадочные места и лестницы, ведущие к ним. Перед первым рядом уселись прямо на пол.

– Они вот-вот приедут! Может, хотите пару слов, так сказать, вводных, произнести нашим слушателям? Увидеть и послушать Вас для наших студентов куда большее событие, – лебезил ректор.

– Используете меня в качестве шута? – поинтересовался доктор наук, чем поставил в тупик собеседника.

– Я не…

– Да бросьте, я пошутил. Давайте начнем. Напомним всем и себе в первую очередь, с какой целью собрались.

Валерий Николаевич с облегчением выдохнул, как минимум таращиться теперь будут на другого. Он сигналом подал знак аспиранту на включение микрофона и заставки, проектирующуюся на белом фоне заранее занавешенной доски.

С первых рядов послышался хохоток опытных журналистов.

– Началась самодеятельность, Боже мой! – издевательски громким шепотом произнес женский голос.

Укол по самолюбию достиг цели. Волнение ректора доходит до максимума. Забыв текс, занимавший полных три листа и декларируемый больше недели супруге, Валерий Николаевич подошел к микрофону.

– Дорогие гости, спасибо, что пришли… хочу передать слово Петру Павловичу.

«Ох, старый олух!», мысленно корил он себя.

Аудитория стихла. Уверенным и мерным шагом, как ледокол в Антарктиде, Петр подошел к микрофону.

– Добрый день, уважаемые коллеги! Мы с Вами собрались сегодня не для осуждения или оправдания, а для понимания и анализа, для работы над ошибками в методиках, выверенных годами. Времена изменились, а наши подходы – нет. То, что тогда было единственно верным, сейчас многовариантно…

Глава 2. Не суй свой нос!

Меня зовут Даниил. Родился двадцать первого февраля тысяча девятьсот девяносто второго года. На сегодняшний день полных тридцать два. Меня не интересуют деньги, меня не интересует алкоголь и девицы. Все, что интересно – это причины. Причины того или иного поведения людей.

Как говорят многие психологи, все наши проблемы идут из детства. Мое детство – сплошная проблема. Из счастливо мальчика, кому выпала удача расти в полной семье, я превратился в круглого сироту. Двадцать семь лет не произносил слов мама, папа, бабушка и дедушка.

В канун Нового года к нам в общежитие должны были приехать родители мамы. У отца на тот момент оба родители скончались. Помимо праздничного застолья, отец хотел преподнести сюрприз: мы наконец-то переезжаем в собственную квартиру. Как рассказала Людмила, соседка по коммуналке, которую удалось разыскать, мама попросила приглядеть за мной. Просьба элементарная, тем более, что малютка Даня спал крепким сном. "Люд, сорок минут, не больше" именно столько занимает дорога от общаги до вокзала и обратно. Почему она не осталась дома со мной? Как бы там не было, сорок минут длятся по сей день. Путь от вокзала до дома оказался фатальным. Горстка отбитых зеков, заприметившая родителей в зале ожидания вокзала, сопроводила их до автобусного парка. Тела членов моей семьи были найдены утром тридцать первого декабря с ножевыми ранениями. Не пощадили никого. Стоимость четырех жизней равна золотым украшениям, часам и бабушкиной шубы. Людмила выполнила просьбу матери, приглядела за мной до ее приезда, приезда на прощание в последний путь.

Толком, ничего не объяснив, не проработав, меня забрали социальные работники и поместили в детский дом. Не так страшно попасть сюда с рождения, ты не знаешь, что может быть иначе. Но я знал нормальную жизнь! "Чужак", "везунчик", "мямля", "маменькин сынок" – именно такие ярлыки вешали злобные малолетки. Я был виноватым в своих счастливых, "домашних" пяти годах. Могу сравнить себя с выброшенным щенком. Дворовая стая не принимала меня, брехала и нападала, но и к жизни в одиночку не был приспособлен. Воспитатели, холодные как лед, отталкивали мои руки, не давая ни шанса оказаться в теплых объятиях хоть кого-то взрослого. Не поймите неправильно, хотелось спрятаться от всех детей под крылом воспитателя. Не могу сказать, что был единственным "домашним", приходили ребята, изъятые из неблагополучных семей. "Неблагополучники" лет так до восьми чаще всего забирались родственниками. А вот ребята постарше, словно миниатюрная копия родителей, уже имели зависимость от алкоголя либо наркотиков. Стоило им хоть раз-другой попасться с пакетом, полным клея, получали билет в психиатрическую лечебницу, из которой возвращались овощами.

Собачья стая меняла агрессивное поведение только лишь при визите "новых" родителей или благотворительных компаний. "Детишки" становились милыми, тихими, улыбчивыми. "Умеют держать зверя в узде", думал я. Моя кандидатура в качестве приемного сына почти не предлагалась. Воспитатели продвигали своих любимчиков. Избалованный и вечно ноющий, я, словно бракованный, отматывал срок в казенном доме. Чем старше становишься, тем меньше вероятность найти семью. Да я и не хотел. Они не такие, как были. Хоть прежних слабо помню, но других не надо. Парнишку, что спал рядом, взяла на попечение многодетная пара. Спустя месяц вернулся. Били, тушили окурки. Одному Богу известно, что еще. Спасла лишь наблюдательность соседей, вызвавших милицию на крик ребенка. Зачем брали? Все просто – он источник выплат.

– Наталья Евгеньевна, а если меня возьмут и мне не понравится, я могу вернуться? – интересовался маленький я у лояльного воспитателя.

– Что значит вернутся, Даня? Нет, не можешь. Тебя, дружок, даже спрашивать не будут… Ха-х, вернутся… найди еще, кто возьмет! – с ухмылкой проговорила она.

С живыми людьми общение не складывалось. На помощь пришли книги, потом журналы и газеты. Они "открыли" для меня ворота детского дома. Да, пусть я тут, но голова на воле! Не буду врать, нас отпускали на прогулки и не запрещали общаться с обычными детьми на детской площадке. Но стоило лишь появиться в поле зрения мамаши-невротички, любой контакт с "этим мальчиком" прекращался. А читая, я оказывался наравне со всеми. Истории не тыкали в меня пальцем, не обижали и не убегали от меня. Я был в диалоге с автором, думал о том же, о чем и он.

Журналисты, корреспонденты, ведущие – это ли не мечта стать одним из них? Разъезды по городам и странам, приключения, события, раскрытие тайн, поднятие важных тем! Вторгнуться в разум, осветить то, что было во тьме, стать услышанным, наказать виновных и оправдать невинных только лишь словом – все это под силу журналисту!

Я учился, точнее, пытался научиться думать не так, как все. Пытался найти смысл там, где его, казалось бы, нет. Скрытый смысл всего. Не столько важно, понадобится мне предмет или нет. Важно "раскачать" мозг, заставить его вникать, разбираться в нюансах, тонкостях. Учителя же говорили то, что велено и слышать готовы только то, что положено. Шаг влево или право от "правильного" приравнивался к созданию "хаоса". Знаете, что они делали с такими? Конечно, знаете. Наказывали. Наказание в детском доме – особое искусство, изощренное. Поставить в угол? Отшлепать ремнем? Как можно.

Возмутителя порядка вместе с его группой, состоящей из пятнадцати, а то и двадцати человек, выстраивали в линейку. Мы укладывали руки на плечи друг друга и начинали приседать. Задача не сложная – присесть сорок раз. Ровно столько в минутах длится урок. Но стоит кому-то оторвать пятки, опустить голову или расплакаться, счетчик обнулялся. Не стоит рассчитывать, что на этом все. Нет-нет-нет. Виновника упражнений ждала "темная", а тут уж кто во что горазд. Меня неоднократно избивали в душе. Кто бил – сложно сказать. Сперва «псины» выключали свет, накидывали что-то мягкое и били. Пары минут хватало, чтобы прибежала охрана или воспитатели, но и хватало, чтобы отключится. Конечно же, администрация в курсе происходящих расправ. Пресекают ли они их? Нет! Побои, унижения, оскорбления – все это я получал только за то, что пытался думать, хотел обсудить или донести свою мысль.

Тяготы детдомовской жизни подходят к концу. Мне шестнадцать лет, я активно готовлюсь к вступительным экзаменам на журфак. Хоть детдомовским и полагается оплата обучения в ВУЗе, к сожалению, выбор профессии остается за руководством. Точнее сказать, мы привязаны к определенному заведению. "Хочешь быть журналистом? Идея отличная! Ты молодец! Пойдешь на токаря! ". Ничего против не имею, но, пожалуй, без меня, я определился! Конкурс на одно место бешеный, бюджетных по пальцам перечесть. Образование, полученное в школе-интернате при детдоме, уступает обычным школьным. Это не из-за преподавателей, нет. Дело в том, что нас много, и заниматься углубленно никто ни с кем не будет. Как говорят учителя, мы отстаем в развитии от сверстников на пару лет. Когда те решают синусы и косинусы, мы осваиваем деление столбиком. Конечно, я не причислял себя к группе отстающих в развитии. Среди своих я был: гением, святило, также "долбаный ботан", книжный "обсос", "заучка". Сейчас не об этом. Реальность опустила с небес на землю. Посетив день открытых дверей университета, осознание пришло: сюда не поступить! Оставить мечту не могу, она ведет меня, дает силы и желание жить. С этого дня появилось два варианта развития событий. Первый: я поступаю, живу в отцовской квартире, выпускаюсь знаменитым и востребованным специалистом. Ха-ха. Второй – я проваливаю экзамены, иду в армию, возвращаюсь, продаю отцовскую квартиру, поступаю на платной основе, снимаю жилье либо, каким-то чудом, получаю место в общежитии. А дальше уже знаменитость и востребованность. Скромные выплаты от государства на "карманные расходы" были потрачены на учебники по подготовке к поступлению на курс "Журналистика" МГУ. Словно Библию, я хранил их под подушкой.

Юрий Николаевич, это руководитель одной из благотворительных организаций, не смог пройти мимо меня.

– Даня, они обязаны тебе помочь! Галина Викторовна лукавит. Есть внутренняя кухня и для тех ребятишек, кто не вникает или им все равно, говорят идти туда учиться. Они пойдут туда, но ты не такой! У тебя светлая голова! – ободрял он меня, – борись, мальчик мой, за свои права! Тебя некому защитить, ты уже взрослый! Тебе положено!

В годы моего взросления неоткуда было почерпнуть информацию о правах и обязанностях "государственных" детей. Обитатели не знали и не интересовались этим вопросом. И я пошел ва-банк.

Галина Викторовна, наша директриса, или, как мы ее называем за глаза "мутер", и слышать ничего не хотела про журфак. Я прибежал к ней не в то время и место. В кабинете проходило собрание с неизвестными мне людьми в пиджаках и строгих платьях. Ни про какое важное мероприятие, естественно, знать не знал. Постучавшись в кабинет и приоткрыв дверь, я уточнил:

– Здрасьте, можно?

Взгляды взрослых дядек и тетек воткнулись в меня. «Ой-ей-ей, вали отсюда!», подсказывал мозг.

– Извините, – сказал я и начал закрывать дверь.

Неизвестный мне голос крикнул:

– Данилка, проходи!

«Данилка?» прокручивалось услышанное в голове. «Кто ты, добрая женщина?». Моя физиономия вновь торчала в приоткрытой двери, кто мог подумать, что «мутер» может извергнуть из себя что-то приятное уху.

– Можно? -переспросил я.

Гроза детдома натянула парадную улыбку и жестом пригласила войти. Под неотрывным взглядом присутствующих подросток я нелепой походкой, мотая руками, подошел.

–Что ты хотел? – цедила она сквозь зубы, положив руку мне на спину.

– Галина Викторовна, я не пойду учиться на токаря. Я хочу пойти на журфак. А Вы сказали мне неправду. Я могу выбирать и буду! И мне положено место! – оставалось только топнуть ножкой.

Опытный руководитель не дрогнул, но я почувствовал – зацепил! Шепотки пошли по кабинету. Мужики замотали головами, как игрушечные собачки на приборной панели автомобиля. А тетки сложили в утиный клюв губы, не забыв приподнять одну бровь. Именно одну, это важно! Такая мимика часто на лицах наших воспитателей. По этим приметам можно безошибочно предсказать – грядет буря. В этот момент ухо нашего руководителя, словно локатор, шевелилось, выхватывая приглушенные голоса. Взбучка неминуема, Галина Викторовна!

– Даня, да-к, ты же понял все не так! Ты можешь хоть космонавтом, хоть хирургом, но у тебя есть предрасположенность к токарному делу, – несла чушь директриса, наидобродушнейшим голоском.

– Вы говорили иначе! – настаивал я.

Ее рука на спине впилась ногтями. Она буквально взяла меня за шкирку. Еще чуть-чуть и проколет кожу, выдернет хребет, сожрет мясной мякиш назойливого Данилки. Я издал тихий стон от боли.

– Я потом к тебе зайду, – толи угрожала, толи выпроваживала она.

Второй раз повторять не надо. Для меня «совещание» закончилось. Я вылетел в коридор с чувствами, доселе мне неизвестными: «ПОБЕДА», «СПРАВЕДЛИВОСТЬ», «ЖИЛКА ЖУРНАЛИСТА!»! Да, черт побери, СЧАСТЬЕ! ВОТ ОНО!

Процесс пошел! Я сообщил Юрию Николаевичу о моей первой победе в борьбе за светлое будущее. Он сиял и лишь подбадривал меня. Галина Викторовна отправила запрос в ВУЗ, и уже через месяц я был приглашен на подготовительные курсы! У них даже нашлись квоты на бюджетные места, есть общежитие! Я смогу сдавать квартиру отца, отдаться образованию, не отвлекаясь на подработки. От меня требовалось только усердие. Я нагонял своих сверстников по уровню знаний! День и ночь учеба! До вступительных экзаменов восемь месяцев. Я почти готов!

Но месть-это блюдо, которое подают холодным. Солнечным пятничным утром Галина Викторовна вызвала к себе. Не чуя беды, я явился по зову. Помимо нее в кабинете сидели мужчина и женщина, больше похожие на строителей. Пару лет назад нам клали плитку, и рабочие были все перемазаны побелкой, цементом и какой-то белой ерундой, вечно уставшие и утомленные. Именно такими были визитеры.

– А вот и наш Данечка пришел! – подскочившая с места «мутер», известила чумазых.

– Доброе утро! – поздоровался я в полном непонимании.

– Ну что, сын! Давай знакомиться, – сказал мужчина, оборачиваясь ко мне.

Директрису распирало. Она обмахивала себя ладонями, делая вид, что растрогана развернувшейся перед ней картиной. Слезы «счастья», естественно, не обмыли ее размалеванные глаза, а вот адский огонек мелькал. Спросите, в чем подвох? Сейчас расскажу.

Сирота – это особый статус. Ребенка можно взять в опеку в моем случае – попечительство, так как уже старше четырнадцати лет. Ну, не важно. Тогда за ним закрепляются все льготы и выплаты. Попечителям тоже полагаются бонусы, то есть человек берет на себя обязанности воспитателя. А можно усыновить…

И знаете, что сделали "новые родители"? Они меня усыновили за месяц до семнадцати лет. В эту солнечную зимнюю пятницу я лишился всего! Дело в том, что "усыновленыш" утрачивает права сироты. Никаких льгот, никаких квот и плат за обучение. А самое страшное то, что ребенок теряет права на имущество биологических родителей, в том числе право наследия. Эти чумазые твари лишили меня трехкомнатной квартиры отца! А ради чего? Как выяснилось позже, ради единовременной выплаты и постановки в очередь на расширение жилплощади. Проще говоря, год они меня потерпят и до свидания. Все, на что могу претендовать – доля в квартире. И знаете, что еще. Я третий ребенок в семье. Эта доля ничтожна мала! Помимо всего прочего, из столицы меня забирают в регион, более чем в пяти часах езды до универа, чьи двери для меня теперь закрыты навсегда.

Конечно, директриса ликовала! Урыла, сопляка. На тот момент я уже знал: отказаться никак. Тебя усыновили все. Хочешь не хочешь, выгодно тебе это или нет. Прости, парень. Свершилось то, о чем мечтает каждый детдомовец. Тебя усыновили, поставив крест на будущем, обесценив пережитое в детдоме. Воспитатели в этот же день организовали "выпускной". Первый и последний раз эти "люди" улыбались мне, обнимали, целовали, как родного. "Для кого они устроили это шоу? Для меня? Мне не надо! Для "чумазых"? Судя по тому, как они нервно трутся у машины, поглядывая на часы, им тоже не надо!".

Директриса держала мои вещи. Поджидала подхода.

– Ну что, Даниил, поздравляю тебя! Ты получил то, что тебе положено, – протягивая сумку, с мерзкой улыбкой проговорила она.

– Вы испортили мне жизнь.

– Я преподала тебе урок! Не суй свой нос куда не следует.

– Мы с Вами еще поговорим, – сдерживая слезы, промямлил я, и добавил, за чем то, – на равных.

Это были последние слова, произнесенные в стенах детдома. Погрузив единственную сумку в багажник серебристой Lada Samara "новый папа" Олег попросил поторопиться в путь. "Новая мама" Даша села спереди, а я погрузился в тяжкие думы на заднем сидении.

Как писал Михаил Булгаков: "Только через страдание приходит истина". Я хотел понять, для чего все это со мной происходит, в чем эта истина!?

Моим новым домом стал город Ржев. Приехали мы глубокой ночью. За почти шесть часов пути толком не познакомились. "Мать" и "отец" переговаривались между собой. Такое чувство, что не человека забрали, а везут старый пылесос, взятый бесплатно у знакомых. Чужие друг другу люди. Куда-то едем, зачем-то, непонятно зачем. Лишь изредка "отец" смотрел в зеркало заднего вида, кивал головой и подмигивал. "И что это может значить? " – пытался догадаться я.

"Мать" говорила одно и тоже: "Как дела? ", "Скоро приедем", "Не устал еще? ", "Голодный наверно? ", и в таком духе. Я не особо болтлив. Казалось бы, да, будущий журналист – молчун! Ее фразы пропускал мимо ушей, слышал, но не реагировал. Смотрел в окно на пролетающий пейзаж. Наверно, у многих было состояние полнейшего опустошения, когда ты лишь оболочка. Сейчас то самое чувство. К чему стремился и что имел, все перечеркнуто, уничтожено, растоптано!

"Знает ли этот пентюх, что испортил мне жизнь? Или эта теперь уже "многодетная" дама? Если сейчас его занесет, и мы влетим под фуру, я ведь снова осиротею? И тогда что? Мне вернут то, что отняли или я стану наследником этих двух? ", переваривая эти прекрасные мысли, в голове созрел план дальнейших действий. Прожив в детдоме одиннадцать лет, я видел многое. Видел, как уходили и возвращались дети, знал, что от них вновь отказались, и знал за что. Если я не могу отказаться от них, значит, они откажутся от меня. И тогда, получается, мне вернется все, что было?

Юридических знаний не было абсолютно. Спросить не у кого. Но и плыть по течению не хочу!

По приезду меня мог ожидать плакат с приятными словами, приклеенный на входную дверь, праздничный стол, накрытый разными вкусностями, друзья и близкие семьи, с трепетом ждущие появления нового члена семьи. Все это и многое другое снилось не однократно. Но жизнь не сон! Раскладушка на кухне старенькой хрущевки, наряженная в залатанное постельное белье, встречала хозяина. На столе тарелка с бутербродами и уже остывший чай. Квартира в состоянии ремонта, который, как выяснилось позже, делают больше двух лет.

– Давай-ка, кушай и спать. Завтра со всеми познакомимся, – сказала "мама" Даша и ретировалась в ванную комнату.

– Тебе чего-нибудь принести? – спросил "папа".

"Чего принести? Верни МЕНЯ ОБРАТНО!", кричало сознание. А я молча прошел на кухню.

Небольшая квартира располагалась на первом этаже. На окнах решетки. "Совсем как в психбольнице", подумал я. Маленький коридоре, где мы едва втроем разместились друг за другом, завален строительными материалами: банками с краской, пленкой, обоями и Бог знает, чем еще. Справа от склада-коридора – туалет, ванна и кухня, слева – две комнаты с закрытыми дверями. Ознакомительной экскурсии не требовалось. Мое койка-место обозначили, не дав даже времени снять пуховик.

Бросив сумку под раскладушку, сняв с себя детдомовскую одежду, я улегся. Есть в кровати всегда было строго-настрого запрещено, но теперь-то я "дома". Обветрившиеся бутерброды исчезали один за другим. Чем меньше еды оставалось, тем больше хотелось спать. Окна кухни, как, впрочем, и всех комнат, выходят на железную дверь подъезда. Измученный переживаниями, сменой места и вообще всем происходящим, я подпрыгивал от грохота двери, а потом старательно пытался заснуть вновь.

Субботним утром меня в очередной раз разбудили. В ногах раскладушки, уперев руки в бока, стоял пожилой мужчина.

– Ого, сынок, да тут ни пройти, ни проехать! Давай-ка! – он трижды похлопал мне по щиколотки, давая понять, что сну пришел конец, – пора вставать! Ты перегородил всю кухни, – сказал "дед", и, не дожидаясь моих действий, начал с силой протискиваться между холодильником и раскладушкой.

"Мужик, ты бы ее не пинал так! ", возмущалось не выспавшееся и все еще злое подсознание.

– Простите, – промямлил я, пытаясь встать и не грохнуться от его пинков по ненадежному механизму кровати, – мне не сказали, что надо утром куда-то вставать.

И вот картина: "дед" таки прорвался в кухню, а я в коридоре в трусах. Стоим. Он смотрит на меня, я на него. Что делать дальше? Как собрать эту лежанку? Куда ее потом деть? Куда самому деться?

– Как звать то тебя? – спросил он, прервав неловкое молчание.

– Даня.

– Ох, Даня-Даня, давай, – он начал заворачивать матрас вместе с подушкой и одеялом в рулет, – сами нагородили, сами разберем! Умеешь раскладушки собирать?

– Не приходилось, – честно ответил я.

– Вытаскивай свой чемодан и унеси куда-нибудь. Будет под ногами нам тут мешаться, пока шею кто-нибудь не свернет.

"Он бы с удовольствием мешал на прежнем месте!", бурчал про себя.

Я вытащил портфель, накинув лямку на плече. Теперь в трусах и с портфелем стою перед "дедом" и снова туплю.

– Ну, учись! Подушку с одеялом вот так вот делаешь, – он похлопал рукой по ранее закрученному матрасу, после чего поставил его в центр кухни. – Теперь отцепляешь эти фиксаторы, – он показал на две штуки, похожие на металлические расчески, – отцепил. Теперь подгибаешь ножку и тянешь на себя, – "дед" мастерски управлялся с механизмом, – ну вот, фиксируешь положение вот этой штукой, – он достал металлическую скобку и нацепил на сложенную кровать, – теперь давай-ка ее тут прислоним, – он отволок кровать в небольшую нишу в коридоре. – А матрас Олегу с Дашкой на кровать кинешь. Усек?

– Спасибо, – сказал я "деду", сопровождая слова кивком головы. Портфель теперь "мешал" на полу рядом с табуретом.

Хоть старик и помог с лежанкой, чувствовалось недовольство моим появлением. Что ж, как минимум это взаимно.

– Не переживай, Данька, устаканится у нас. Садись за стол и на, – "дед" стряхнул тапки с ног. – Обуйся, полы холодные! Щас бабушка встанет, настряпает завтрак, да и познакомимся.

Словно по зову, из комнаты послышались шаги. В домашнем халате и тапочках из войлока пожилая дама с приветливым лицом шуршала в нашем направлении.

– Доброе утро, – пробурчал я, стоило ей появиться из-за угла.

– Ну, здравствуй, мальчик, такой ты худющий! – прихрамывая, старушка подходила ближе. Я же испытывал невероятный дискомфорт от отсутствия одежды. Максимально приблизившись, она ловким движением прижала мою голову к своему животу.

"Что это такое?" – пытался догадаться мой мозг.

– Я бабушка Нина, – представилась она, поглаживая прижатую голову шестнадцатилетнего паренька.

– Отвяжись от пацана! – возмутился "дед". – Иди вот лучше готовь, – он отошел от плиты и уселся напротив меня.

– И как тут, как готовить-то? – спросила она, взглядом указывая на мешающийся матрас. -Вов, унеси его пока к нам хотя бы!

– Не буду, – буркнул "дед", – родители пусть носят туда-сюда, – ворчал старик.

– Мне, что ль, нести прикажешь !? – сказала она, поставив руки на бока.

– Давайте я отнесу, – привстав, вмешался в перепалку.

Она перевела взгляд с деда на меня.

– Погоди-ка, внучек. С матрасом сами разберемся. Тебе есть во что одеться? Скоро Светочка встанет.

Мы втроем, словно пятнашки, маневрировали в тесной кухне. Я нацепил старые треники, изрядно потрепанные временим и местами дырявые. "Дед" с недовольным видом уволок лежанку, а бабушка оглядывала владения, соображая, что будет готовить.

И так, "бабушка" Нина и "дедушка" Володя – отец и мать "нового папы" Олега. Они оба на пенсии. Занимают одну из двух жилых комнат моего нынешнего места обитания. "Папа" Олег работает инженером на заводе башенного краностроения. "Мама" Даша – домохозяйка или, как она сама говорит, следит за детишками. Из детишек: "брат" Никита четырнадцати лет, головная боль семейства, заноза в заднице и просто мерзкое создание, измывающееся надо мной при любом удобном случае и сестра Света десять годиков.

Мне казалось все диким. Никогда не думал, что буду скучать по детдому. Там все понятно: пришел, поел и потерялся. Тут же, домочадцы настороженно присматриваются и в то же время не отказываются от привычных дел в пользу меня. Странное чувство, дискомфортное. Что дальше? Вот поем и дальше?

"Бабушка" Нина достала большую миску, блинную муку и начала колдовать за столешницей. "Дед" включил новости на телевизоре.

–Ты чем-то увлекаешься, малыш? – спросила она.

– Да нет, наверно, – засмущался я. Обычно такие вопросы задают волонтеры. Получают все равно какой ответ, тормошат тебе волосы немытыми руками, хвалят и забывают о существовании тебя и твоего увлечения навсегда.

– А в свободное время что делаешь? Гуляешь, наверно? – не унималась "бабуля".

– Он же не беспризорник, мать! Их не выпускают никуда! Как зона! – сказал «дед», не отводя взгляд от экрана телевизора.

– Да нет, почему же. Мы ведь обычные дети, только вот вместо родителей воспитатели, – для чего-то оправдывался я.– Гуляем, как и все. Точнее, гуляли, – с грустью добавил я.

"Дед" с сомнением посмотрел на меня.

– Пробовал, наверное, уже всякое. Что нельзя, да?

– Нет, – честно ответил я, но сомнение не ушло с лица старика Володи, – у нас с этим строго. Если заметят, то отправляют на лечение!

– Только это и останавливает? – продолжил он.

– Меня? – переспросил я, хотя хотелось выкрикнуть: "Отвали уже, а! ", но, взяв себя в руки, продолжил, – Я не употребляю, потому что не тянет. Вот и все.

"Бабушка" искоса поглядывала на меня. Она одновременно выпекала блины на трех сковородках, мастерски переворачивая раскаленные кругляшки голыми руками, заваривала чай и мыла посуду, оставленную с вечера в раковине. Несмотря на безостановочный конвейер дел, ничто не мешало ей слушать диалог, делая свои умозаключения. Стоит отдать должное ее кулинарным навыкам – впервые за долгое время удалось наесться до отвала. Подобный объем вкусной и свежей пищи поступал только по приезду спонсоров, благотворительных контор или проверок, а тут, похоже, в порядке вещей. Разговор прервался. "Дед" уперся в утренний выпуск новостей, который, по-видимому, более интересен, чем непонятно для чего взятый ребенок. На кухню начали выползать остальные члены семьи.

Помимо четверых уже знакомых, с угрюмым лицом появился старший сын Никита. Всем видом он показывал неприязнь ко мне, да и к пожилой паре. Кинув непонятно кому вальяжное: "здарова! " он взял охапку блинов, плюхнул ее прям на ладонь и удалился туда, откуда пришел.

– Куда? Никита! – начала возмущаться "бабушка" Нина, провожая внука по коридору взглядом. – Возьми ХОТЯ БЫ ТАРЕЛКУ! Поросенок, – буркнула она в конце.

– Олух, – подхватил "дед" раздачу комплиментов.

– Потом дивимся, откуда на обоях жирные пятна, – сказал она, уставившись в окно.

Как раз-таки за Никитой мне и предстояло донашивать бо́льшую часть одежды. Я не брезгливый, пятна, дырки, отсутствие пуговиц – это мелочь, не в том дело. Есть нюанс. Мне почти семнадцать, я высокий и худой. Детдомовские характеризовали меня более емко: "глиста", "хлыст", "сухофрукт", "мумия". А вот Никита-пухлый коротышка. Его растянутые тряпки изначально больше меня на пару размеров. А штаны, если им удается удержаться на мне, едва прикрывают икры. "Мама" Даша оказалась самопальным кутюрье. Она "ушивала" футболки и рубашки толстяка булавками на спине, а штаны подпоясала старым ремнем "отца", заранее проковыряв в нем новых дырок. На моем тощем пузе эти портки с ремнем, выглядели как шторы на карнизе.

– В самый раз, – подытожила "мама", – еще дедовы вещи переберем и Олега, наберем тебе гардероб, не переживай!

"Действительно. Не о чем беспокоиться! Просто со стороны я выгляжу как больной туберкулезом. Школа, встречай!".

Конечно же, я с еще большим трепетом стал беречь детдомовские вещи. Они хотя-бы по размеру!

Младшей дочке Свете десять. В силу возраста она никак не могла понять, почему я не ухожу к себе домой, ведь гости так долго не засиживаются!? Да, Свет, именно так. Но я не гость. Я, похоже, Ваше домашнее животное. Мое мнение никто не спрашивал, завели и буду жить. Она долго пыталась выяснить круг моих обязанностей.

– А ты гулять со мной будешь? – спросила она, заговорщически глядя в глаза.

– Я не знаю. Если надо, могу погулять, – ответил я.

– Не надо, – вмешался "отец" в разговор. -Свет, у тебя на площадке подружки, Ты что же, перестанешь с ними гулять? – адресовал он вопрос дочери.

– Я только и сижу на площадке, а подружек их братья и в кино водят, и в парк! Меня Никита не берет с собой НИКОГДА, – сказала она с обидой, покосившись в сторону брата. – Теперь буду с Даней гулять!

– Тебя в парк сводить или в кино? – спросил "отец", всячески давая понять: моя кандидатура в качестве провожатого не годится.

– Тебе же некогда. То работа, то устал, – продолжала Света, скрестив руки на груди.

– Значит, мама сводит.

– С мамой СКУЧНО! Ничего нельзя!

– Все, Свет, иди поиграй. Дане надо учиться. Ремонт доделывать надо. Согласен, Дань?

Я молча кивнул головой. Не могу же отказаться от такого "заманчивого" предложения.

– Вот видишь, некогда ему с тобой нянькаться, – завершил речь "отец", закрыв вопрос о наших совместных прогулках.

Они не доверяют мне. Ни старики, ни родители. За их фразами скрывается то, что приходилось слышать на протяжении долгих лет.

Места в квартире для нового обитателя нет. "Бабушка" с "дедушкой" жили в своей комнате за закрытой дверью, а дети с родителями – в другой. Все посадочные места заняты: двухъярусная кровать для сына и дочки, один письменный стол, один гардероб, забитый до отвала, и раскладной родительский диван, на котором все выходные они и восседали. Мне ничего не осталось, как принести с кухни табурет и присоединиться к просмотру телевизора. Что же касается упомянутого ремонта, так он, как я понял, завершился только в комнате стариков. "Отец" планировал доделать всю квартиру, но "руки не дошли".

"Было же папаше чем заняться. Не-е-е-ет, надо было мне жизнь портить, козлина!", причитал мозг.

А ремонт действительно требовался. Обои отваливались, окна продувались так, будто их и вовсе нет в квартире, двери перекошены. Этим часто пользовался Никита. В приступе непослушания и истерии он залетал в гостиную, с силой хлопая дверью. Как минимум десять минут в одиночестве ему обеспечены, ведь попасть в комнату можно, лишь приподняв дверь, чем-то типа лома.

– Дань, мы кресло раскладное присмотрели, с получки сходим и купим! Пока на раскладушке. Хорошо? – спросила "мама".

День "получки" так и не наступил. Верно говорят: "нет ничего более постоянного, чем временное! ". Быт понемногу налаживался. Каждый вечер, когда все заканчивали есть и пить, я раскладывал лежанку. Каждое утро, под взгляд голодных глаз "деда" или суетящейся "мамы" собирал обратно.

Меня не покидал лишь один вопрос: как им разрешили забрать меня? Ведь взять ребенка из детдома не так просто. Комиссия должна проверять жилплощадь, доход семьи. А тут, это ж не квартира, это банка со шпротами. Но, кажется, у проныр все было под контролем. Спустя примерно месяц с момента приезда "мама" Даша влетела в квартиру, чуть ли не писаясь от счастья.

– Получилось! – заорала она в коридоре. – Мам, пап! Получилось! – взывала к свекрам.

"Получилось у нее, сучка! ", весь вечер повторял мне мозг.

В тот же день "семья" отпраздновала постановку в очередь на получение квартиры от государства. Стол украшали не обветренные бутерброды с холодным чаем. Свеженарубленные салаты, запеченное мясо, нарезки из колбас разных сортов, соленья, сладости, свежие овощи. Пока семейство пировало, в предвкушение нового жилья, приятных хлопот по переезду, я складывал из их фраз ответ на свой вопрос. Под действием хмельного, не сдерживая смех и гордость за провернутое дельце, вспоминали они, как переоформили квартиру на "отца", выписали "бабку" с "дедом", взяли меня и вернули дедов обратно. Тем самым получили метраж квартиры меньше установленного минимума.

Что ж, вернемся в первые дни моего пребывания в "семье".

Родители таращились в ящик, Никита играл в компьютер, Света что-то ковыряла у себя на кровати. Я сидел на табурете до обеда, потом после обеда, а после ужина дождался уединения и улегся спать. Напряжение, дискомфорт, отрицание происходящего. "Я хочу обратно!".

Следующий день прошел по такой же схеме, а вот понедельник был насыщенным. "Мама" разбудила меня в шесть утра, ей пора готовить завтрак, а я-то лежу поперек кухни. Наспех перекусив, нас с "пухлым" чуть не пинками выпроводили учиться, всучив мне старый рюкзак "братика" с оторванной лямкой и зеленым роботом. На дворе январь, а Никита еле тащит тяжелый зад. Мало того, на первом этаже подъезда, в сломанном почтовом ящике у него припрятана пачка сигарет, вся мятая и подранная, "как моя жизнь". Отойдя подальше от дома, бунтарь достал чудом уцелевшую сигаретку. Неловко зажал ее оттопыренными губами и выдвинулся в путь, цепляя по пути прохожих с просьбой дать огоньку. Не забывал при этом махать рукой в знак приветствия каким-то парням, которые не особо обращали на него внимание. Со стороны же он выглядел как заглотившая наживку рыбешка, периодически задирающая плавник. Юный курильщик добился желаемого. Сигарета медленно тлела, в то время как глаза предательски заслезились.

"Никитка, ты это передо мной, что ли, выпендриваешься? И чем? Сигаретой? Ха!".

"Паровоз", переваливаясь с ноги на ногу, решительно топал к школе. Каждый шаг заставлял его румяные щечки колыхаться. В столь умильную картину никак не вписывалась папироса. Решив, что я достаточно впечатлен, он бросил на меня дерзкий взгляд:

– Расскажешь, убью!

Сдержать смех сложно. Да, черт! Очень сложно! Я невольно хохотнул. "Пухлый" стушевался, а что делать-то не знает.

– Помалкивай, понял!? И шевелись давай! Холодно!

Благо, после неловкой сцены Никита практически сразу выплюнул "каку", включил "вторую передачу" и мы дошли до школы за пару минут. Поднимаясь по крыльцу учебного заведения, "родственник" сделал вид, что вообще никакого отношения ко мне не имеет, не оборачиваясь, ушлепал в раздевалку, кинув мне на прощание: "Давай! ". Куда идти, я понял сразу, "мама" все записала на листке. Второй этаж, двести второй кабинет "математики и геометрии". До звонка времени много, но перед дверью уже толпились новые одноклассники. Все нарядные, точнее, все обычные. Одежда по размеру, чистая, без заплаток и опрятная! Они заприметили меня сразу, смотрели из-за плеч друг друга, перешептывались, хоть пальцем не тыкают, и то спасибо! Усевшись на подоконник в паре метрах от них, я ждал звонка. До окончания школы пять месяцев. Минус каникулы, минус выходные. Выходит, что терпеть мне их не долго.

"Смейтесь, смейтесь. Жизнь всех раком поставит. Рано или поздно. Готовьте большу-у-ую ложку, чтобы схавать уготованное дерьмо!", беззвучно утирал им носы внутренний голос.

Долгожданный звонок. Шумная толпа, притихнув, втекла в кабинет, разместившись по местам. Я же замер в дверном проеме. Людмила Яковлевна, пожилая учительница математики, не обратила на меня никакого внимания.

– Доброе утро, Класс! Можете садиться.

Заскрипев стульями об пол, ребята уселись, не отрывая глаз от меня. А я что? Я ждал.

– Сейчас быстро пробежимся по домашней работе, а потом… – она таки обратила внимание на дверь. – Ах, да!

– Здравствуйте, – сказал я каким-то не своим голосом.

– Проходи-проходи, – она указала на место у доски. – Ребята! В нашем классе новенький! Давайте скажем ему: "Привет, Даниил!".

Все, словно попугаи, повторили.

– Привет, – промямлил я в ответ.

Стою. Они вылупились на меня, у большинства застыла едва уловимая, ехидная улыбка. Стараюсь смотреть на них и в то же время ни на кого лично. Учитель молчит. Неловко? Безумно, черт возьми! "Ну и долго тут буду стоять? Че пялитесь, уроды!? Автограф дать?" Я пытался подобрать слова, чтобы как-то поскорее сесть и потеряться от взглядов, но учитель чего-то ждал. Чего?

Я перевел взгляд с холеных лиц одноклассников на преподавателя.

– Ну что же ты, Даниил? Расскажи о себе что-то!

"М-да уж, Боже мой, началось! ", закипал я. А что сказать то? "Привет "домашние зверьки", перед Вами стоит несостоявшийся знаменитый журналист, которому обломала жизнь местная семейка? ". Пока подбирал слова, молчание затягивалось. Класс начинал негромко перешептываться и хихикать.

– Ребята, – вмешала Людмила Яковлевна, – Даня у нас с непростой историей, ему требуется время освоиться, а Вам обязательно нужно в этом помочь! Присаживайся тут, – она указала на первую парту, прям у своего стола.

– Поближе к учителю, чтоб не страшно было! – шепотом, но, чтобы все услышали, пробасил такой же "хлыст", как и я с задней парты.

Глаза невольно впились в источник звука. И что-то изменилось в уровне его самоуверенности.

Тем не менее, от знакомства перейдем к сути происходящего. Первые недели, проведенные в школе, изо дня в день давали понять, на сколько я тупой! Непроглядно! Эти домашние черти решали задачи по физике, применяя различные законы и теоремы. Один решил задачу таким методом, другой вторым, мне же ни первый ни второй не известен в принципе! Я вообще не мог понять, в чем заключается задача. Уроки химии, магия! Геометрия ломала мозг. Про математику молчу. Единственное успокоение – это уроки русского и литературы. Тут как рыба в воде, но этого мало.

Отношения с одноклассниками не складывались. Они, хоть и выросли в тепличных условиях, не многим добрее детдомовских. В стаи не сбивались, драк не было, по крайней мере, пока, но погоняло давали как пулемет: "кретин", "пень", "баклан", "затупок" и многое- многое другое. Друзей, естественно, завести не получалось. Никита тоже подливал масло в огонь. Он как специально пихал меня плечом в коридоре или в столовой с криками: "че встал!?", производя впечатления на одноклассников.

Учителя знали мою историю. Их сочувствие довольно быстро сменилось раздражением и брезгливостью, что ли. Как-то раз, когда я уплетал положенный многодетным семьям бесплатный школьный обед, преподаватели, не стесняясь выражений, перемывали всем кости, меня не обошли стороной: "испорченная статистика", "пустая трата времени", "сидит и сидит, хрен с ним", "как этих идиотов там учат? Да ни за какие деньги!".

После написания одной из контрольных работ по химии, заслужены преподаватель страны, как она сама себя постоянно называла, брезгливо зажала мой листок между большим и указательным пальцем, будто использованная туалетная бумага, выставила его на всеобщее обозрение и, приподняв опаленные брови, демонстративно оглядев класс, "дешевая актрисулька", заговорила:

– И чей сие шедевр? А, Даниил?

– Видимо, мой, – сказал я, не сводя с нее взгляд.

– На доску надо было так смотреть. Как ты на меня смотришь!

– Оу-у-у! Как он на нее смотрит! – послышался сзади шепот "хлыста".

Я машинально обернулся посмотреть на ржущие морды. А химичка продолжала:

– Всем ТИХО! Ставлю пока карандашом!

– Отработаешь, – продолжал ухохатываться "хлыст" и его сосед, максимально прижавшись к парте.

– Слышь, завали! – вырвалось случайно у меня.

"Хлыст" лишь приподнял средний палец. А учитель тем временем закипел. Долбанув кулаком по столу:

– Я С ТОБОЙ РАЗГОВАРИВАЮ!

– ДА СТАВЬТЕ ВЫ ХОТЬ ЧЕМ! – психанул я. – Один хрен, мне непонятно ничего! Устроили цирк!

– Ты указывать будешь мне? ТЫ! – она испепеляла меня взглядом безбровых глаз. – Значит, на второй год оставим! Встань, КОГДА С УЧИТЕЛЕМ РАЗГОВАРИВАЕШЬ!

– Встань! Ей только это от тебя и надо! Чтоб вставал при виде учителя! – истерил уже побагровевший "хлыст".

Решив не обращать на него внимания, я спокойно выполнил просьбу учителя.

– Ну и?

– Что "ну и? ". Ты почему материал не выучил? Думаешь, за красивые глаза тут оценки ставят?

– У нас химии не преподавали. Все, что Вы тут рассказывали, для меня непонятно! Еще вопросы есть?

– Надежда Николавна, он только команды понимает: "сядь", "встань" и "голос", – подметил "хлыст" подняв бурю хохота в классе. -Пользуйтесь, мадам, – добавил он уже шепотом.

– Тихо! – гаркнул учитель.

– Эту команду тоже знает, – вновь добавил мудак.

Я повернулся в сторону "хлыста" едва сдерживая эмоции. И в этот момент накопилось, как-то. Нахлынуло, что ли.

– Ой, да идите Вы, – сказал я обычным тоном, выходя из класса.

– Ты ЧТО СЕБЕ ПОЗВОЛЯЕШЬ? – "вступившая в реакцию" актрисулька вскочила с места.

– Да, все, – сказал я, закрыв дверь.

До окончания уроков было около двух часов. Погода позволяла проветрить голову на улице. Но обида не проходила. И чем больше крутилась в голове фразы "хлыста", тем сильнее хотелось отомстить. Дождавшись звонка с последнего урока, я зашел в школьный гардероб. Говорун как раз наматывал шарф на горло.

– Тебе помочь?! – выкрикнул я, подойдя со спины. Оба конца шарфа как нельзя кстати мотались сзади. Ухватив их в разные руки и уперевшись коленом в спину оппонента, я натянул "поводья" по максимуму.

Храбрость выветрилась из подростка моментально. Впервые меня угораздило стать зачинщиком драки, раньше только защищался. Но сейчас нужно было подняться в пищевой цепи на верх, либо впитывать унижения до окончания учебного года. В свое оправдание скажу, что контролировал ситуацию. Если бы услышал сильный хрип или говорун начал отключаться, то отпустил бы поводья, наверно отпустил бы. Тем не менее, припугнуть удалось.

"Хлыст" сперва пытался освободиться, вывернуться, ударить меня о стену, а потом с грохотом упал. Держать лежачего куда проще. Удобно разместившись на спине паренька, чувствовал себя тореадором на корриде. Постепенно брыкания уменьшились, наступила пора отпускать.

– Запомни свое место, балабол! – сказал я, ослабив "поводья".

Никто из одноклассников не помог ему, как и в детдоме. Свора стояла и молча наблюдала, боясь за свою шкуру. Надо отдать должное, "хлыст" не пожаловался и впредь на уроках в мою сторону колкостей не отпускал.

Отличие между детдомом и обычной школой есть, уровень знаний заметно выше. А вот в людях, в людях разницы нет. Отличие между детдомом и этой семьей тоже есть, там мы все никому не нужны, а тут только я.

Глава 3. Бог смерти не сотворил.

Меня зовут Глеб. В свои полные восемнадцать лет я понял главное. То, что не понимают люди, дожившие до глубокой старости. Понял свое предназначение, а оно не больше, не меньше – помощь Богу.

Как следует из «Книги Премудрости Соломона»: «Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, ибо Он создал все для бытия, и все в мире спасительно, и нет пагубного яда, нет и царства ада на земле. Праведность бессмертна, а неправда причиняет смерть: нечестивые привлекли ее и руками и словами, сочли ее другом и исчахли, и заключили союз с нею, ибо они достойны быть ее жребием».

Все слова давно сказаны, но мы приняли законы, которые "исцеляют душу" держанием взаперти. Отсидев назначенный срок, грешники выходят в мир как полноценные члены общества, а большинство по мирским законам невинны. Но Бог, он не простит. "Воры врываются в дома, разбойники нападают на улице! О том, что Я помню их злодеяния, они не думают…", "…тяжба у Господа с жителями этой земли, ибо нет ни справедливости, ни доброты, ни знания Бога в этой земле. Клятвопреступления и убийства, воровство и разврат!", "Крадете вы, убиваете, прелюбодействуете, клянетесь ложно, воскуряете Ваалу, поклоняетесь богам иным, которых вы не знали, потом приходите, встаете предо Мной в этом Храме, который именем Моим осенен, и говорите: „Мы спасены!“ – чтобы и дальше творить все эти мерзости".

Мы перестали бояться кары за грехи, но боимся закона.

С этого грешника начался мой путь.

Собачий холод. Мороз градусов двадцать. Середина января словно решила напомнить: крещенские морозы – не пустой звук. Лицо надежно скрыто шарфом. Черная куртка едва справляется с обогревом, а вот с посторонними взглядами очень даже. Словно по волшебству делая меня единим с толпой и одновременно незаметным для них.

Ночь накрывала землю. Светящиеся витрины магазинов как будто отодвинули тьму от порога, сгустив чуть поодаль. Световой заслон превосходно скрывал темную фигуру за углом магазина электроники. Часы на новейшем мониторе, установленном экраном к улице, стремительно приближались к десяти вечера. Рабочий день подходит к концу.

Меня интересует не парадный вход, это путь для честных людей. Железная дверь сбоку здания. Сюда прикован взгляд. Она открылась, выпуская работников в мороз.

– Ну конечно, сука! Ты не торопишься домой, – прошептал Я в темноте.

Время шло. Шум голосов стихал, машины реже разрушали тишину улицы. А Я ждал.

"Терпи! Терпи! Он там! Только терпи! "

Дверь широко распахнулась. Тучная фигура в пуховике, подпирая дверь ногой, подкуривала сигарету. Свет коридора помог справится с задачей. Красный огонек зажжен. Воткнув наушники, подняв капюшон с меховой оборкой, директор магазина двинулся по привычному маршруту в сторону дома. Портфель, бессменный аксессуар, набитый до отвала, игриво болтался на одной лямке. Улов хороший! Он уходит, и мне пора.

Подобраться к нему не сложно, музыка глушит звуки улицы.

– Прикурить не найдется? – сказал Я, похлопав его по плечу.

– Что? – переспросил директор, перепугано вынимая наушник и одновременно оборачиваясь ко мне.

Уличные фонари очертили силуэт собеседника.

– Нужен огонь, – ответил Я.

– А, да, сейчас, – привычным движение он достал из заднего кармана фирменную Zippo, протянул пламя к незнакомцу и замер, ожидая встречных действий.

– Что проходит чрез огонь. Проведите чрез огонь, чтоб оно очистилось.

– Чего? – переспросил директор, сдвинув брови к носу.

Пламя отразилось на серебристом баллоне в моей руке. Струя бесцветного газа, направленная на фирменную зажигалку, моментально воспламенилась. Меховая оборка капюшона вспыхнула первой. Раздирающий душу крик и всполохи огня нарушили умиротворение двора, заглушили веселую музыку из наушников. Стараясь скрыться от источника пламени, он метался из стороны в сторону, яростно сбивая огонь с тела и одежды. Но все без толку. Я поддерживал пламя пока не кончился газ.

Глава 4. Первая работа.

Чуть больше месяца я тут. Отношение с "родителями" мало-помалу налаживаются. Конечно, не могу простить им аферу с усыновлением, но то, как они следят за моими делами, такого отношения к себе не приходилось испытывать. Проблемы с учебой, с адаптацией в коллективе, прогулы и прочие сложности новоиспеченного ребятенка их, как оказалось, сильно волновали.

"Родители" убивались из-за оценок. Они не орали, не били, а именно огорчались. Неожиданно, но то "мать", то "отец" усаживались со мной за столом и помогали делать уроки. Ни Никите, ни Светке, а мне!

– Дядя Олег, не надо! Это бесполезно, – говорил я ему.

Ну никак "отец" не мог понять, если он выполнит за меня домашнее задание, мне-то от этого легче не будет! Я НЕ ПОНИМАЮ ЭТИ ЗАДАЧИ! Но важно другое. Теплилась надежда, что, может быть, им действительно не все равно. Просто нужно было время?

Никита получит по шее от "деда" за комментарии в мою сторону, за очередное закрытие меня в туалете, за плевок в суп. Старик и без того гонял щегла, а теперь, словно хищник, следил за его поведением и готовился к броску.

Светка – это мой лучик света. Милая девчонка приглашала поиграть с ней в приставку, пособирать конструктор, почитать. Она не боялась меня, она не видела во мне то, чего чураются другие. Она не стеснялась подходить. В школе и дворе она с радостью пищала на весь двор: "ДАНЬКА! Привет! ", махая рукой, активно раскачиваясь на качелях.

До выпускных экзаменов остается чуть больше двух месяцев. Получить высокие баллы и попасть хоть куда-то в ВУЗ – вероятность нулевая. На днях выдавали пробные тесты ЕГЭ. Мельком пробежавшись по вопросам, я сдал пустой бланк и пошел бродить по улице. Учителя не препятствовали. С чего-то они решили, что мне все равно дорога в колонию. Не ожидал от сотрудников науки такого скудоумия. Школа сделала из меня вешалку для ярлыков. Все, кто мог, упражнялись в юморе и оригинальности. Правда, теперь исключительно за спиной! Улица же приняла меня, не обижала, не обзывала, давала отдых.

Прогулки стали лучшим и единственным приятным времяпрепровождением. Ты никого не знаешь и тебя никто. Возможно, на встречу идет парень с такой же историей. Вот он идет, и нормально все у него. Значит, и у меня не так плохо? А вот мужик с сыном идет. Может, и он выпускник детдома? А я-то не выпускник! Будь я выпускником, проблем бы не было!

И вот наступило двадцать первое февраля две тысячи девятого года. Суббота. Мне семнадцать лет! "Бабушка" разбудила не свет ни заря, чтобы пройти на перегороженную кухню. Накормила завтраком, после чего мы сидели за столом с "дедом", пялясь в сводку новостей за неделю. Следом началась криминальная программа.

"Журналистское расследование. Смотри-смотри, Данька, тебе только это и остается! Смотреть".

Дождавшись пробуждения всех членов семьи, я "приготовился" получать подарки. Кто-то зашуршал пакетом или открылась дверь шкафа. С трепетом сижу жду. Они ведь готовят такой сюрприз? Типа забыли, а потом бац? Время шло. Ну? Ну, когда же? Думаете, кто-либо из них вспомнил про важную дату? Безусловно нет. Можно было воткнуть свечку в тот же бутерброд, подарить хотя-бы не рваные варежки или перчатки, те, что достались мне после их недотепы будто пережили встречу со стаффордширским терьером. Но похоже простого "с днем рождения! " и хоть не искренней улыбки не достоин.

Семья жила привычной программой выходного дня. Все разбрелись по своим углам, а я на улицу. Мне казалось, будто стал им немного нужным! Мне казалось, будто шепот на кухне – это приготовление к празднику, ведь так показывают в фильмах! Мне казалось, будто выписанный мамой рецепт пирога для моего дня рождения!

"Показалось, Дань! По-ка-за-лось ". Жалость к себе накатила.

Находясь рядом с магазином техники, я схватил глыбу льда, отколотую от большого грязного сугроба, и метнул в витрину с широкоэкранными телевизорами. Осколок попал в счастливую рожу на рекламном плакате, раскололся на части, не причинив никакого вреда.

"Даня – кривожопый!", подначивал внутренний голос.

Схватив кусок побольше, я повторил маневр. Не смутил даже приближающийся со скоростью гепарда охранник. Вторая попытка удалась! Витрина разбилась! На третий "снежок" времени не оставалось. Я побежал к телевизорам. Их надо повалить, и как можно больше! Практически добежал, но сильная рука схватила за пуховик, повалив на зимнюю слякоть.

– Ты ЧЕ ТВАРИШЬ!? – орал мужик, по ширине превышающий меня в два раза. Из его рта вырывался пар, как у бешеного быка в мультике.

Вокруг столпились люди. Шоу начинается!

Толпа разделилась на сочувствующих и страждущих. Женщины постарше, чей материнский инстинкт раскочегарен на полную, окрысились на охранника.

– Он РЕБЕНОК! Отпусти! – практически одними словами кричали они. – Простынет!

– Да ВТАЩИ! Ему! – подсказывали агрессивные подростки, которые в жизни не чувствовали ничего больнее мамкиного шлепка.

А мужики, в чьих домах есть дети, стояли и невольно мотали головой. Они то понимают, кому придется платить.

Явившийся на улицу директор, или кто он там был, вальяжно шел в нашу сторону. Он "так торопился", что успел накинуть куртку, шапку и шарф, в то время как охранник в одной рубашке "дымился" на морозе. К его приходу бугай пытался эффектно поставить меня на ноги. С силой дернув за капюшон, он практически отделил его от куртки. И вот, толпа людей, разбитая витрина. Меня держат за шкирку.

– Что тут произошло? – деловито спросил начальник.

– А не видно? – нахально ответил я, хотя внутри трясло.

Чего добивался? Побоев, усугубления ситуации, беспощадность к себе. Зачем? Все просто. Вызвав жалость, миссия будет провалена. Нет, витрину мне никто не простит. Новые "папочка" и "мамочка" обязаны за нее заплатить. Закон есть закон. Но этого мало. Мне нужна была милиция! А в идеале сперва драка, а потом милиция. Можно опеку подключить, тоже не плохо. Вопросы первым делом будут к моим "родителям". И тут то поведаю миру, что несчастлив, обижен. Откажутся, как пить дать откажутся! Вернусь в детдом, будет и квартира, и высшее образование!

Но магазинный мямля, словно сам боялся чего-то. Стоит, смотрит. "Чего смотришь? Решай вопрос! ", кричало подсознание. А "битва взглядов" продолжалась.

– Валер, заводи его в магазин, наряд вызвать надо. И, наверное, уборщиц сюда надо, и дядь Пашу. Пошли, холодно тут!

"М-да. Надо было бить витрину банка. Там директора будто бы солиднее должен быть".

Охранник Валера абсолютно без труда затащил меня в помещение с табличкой "посторонним вход воспрещен". Я не сопротивлялся, но он зачем-то издавал звуки неимоверных усилий. Помещение, больше похожее на подсобку уборщика: швабры, какие-то коробки, упаковки от лапши и сладостей. Разве пост охраны не должен состоять из огромного числа мониторов, раций, дубинок? Глядя на это все, страха, тревоги или угрозы для себя не чувствовал. Рабочее место Валеры оснащено единственным ноутбуком с грязной клавиатурой, лишь в центре кнопок образовалось чистое пятно от пальцев, а по краям – многолетний налет.

"Магазин техники. Ну, Валерка, ты и засранец, конечно".

Усадив меня на видавшее виды офисное кресло с расшатанной спинкой, Валерий встал рядом, крепко вцепившись в шиворот.

– Я не собираюсь убегать, – терпеть не могу, когда кто-либо настолько рядом, что чувствуется тепло чужого тела.

– От меня и не убежишь, – самонадеянно сказал он.

Время тянулось медленно. Подо мной успела скопиться растаявшая лужа. Я разглядывал хлам в норе охранника, в то время как он, не меняя позы, беспрерывно зевал. Совсем как пес из детдома. Он любил бегать на морозе, а когда попадал в помещение, зевал-зевал-зевал и наконец-то засыпал. Если никто не придет, Валерка уснет стоя! Но на пороге появился тот самый руководитель, как видно по бейджу, зовут его Эльдар. Он жестом указал на ноутбук.

– Посиди-ка смирно, – сказал Валера, разжав тески на моем воротнике.

Он запустил видео с камеры наблюдения, на котором прекрасно видно мое шоу. Высоченный тощий парень в коротеньких штанишках, сверкая щиколотками, кидает снежные глыбы в магазин. "Еще и поскользнуться успел, "бандит"", добавлял внутренний голос.

– Ну так что, – сказал Эльдар, усаживаясь на коробку.

Валера занял прежний пост. Правда, за шиворот не хватал.

– Что?

– Как решать будем?

– Вызывайте милицию! Давайте! Родителей вызывайте! Считайте, сколько денег надо платить. Учить что-ль Вас?

Он заулыбался так, будто смотрит на лай миленького щенка.

– Тебя как зовут-то хоть?

– Даня.

– Ты понимаешь, Даня, какие последствия у тебя будут, если приедет милиция?

– Никаких! Мне нет восемнадцати, – я все еще держался хамовато, задирал высоко подбородок, медленно моргал, закатывал глаза, всем видом пытаясь показать, насколько уверен в себе и крут.

Эльдар переглянулся с Валерой, пакостно ухмыльнулся и продолжил.

– Дань, ты же телевизор своровать хотел. Разбитая витрина плюс покушение на кражу. Чуешь, чем пахнет? И годков тебе явно больше четырнадцати, так?

– Не хотел я воровать. Ничего!

– А по камерам видно, ты бежал к плазме.

– И че? Бежал чтоб разбить! Красть мыслей не было! – начал я мотать головой, еще медленнее моргая.

– Малыш, послушай-ка взрослого дядю, – сказал руководитель. – Умышленное причинение вреда, хулиганство, вандализм, попытка кражи и за все это сажают, мой юный друг!

Кажется, только сейчас мой мозг, скрипя и сопротивляясь, начал работать.

"Даня-Даня, нахера же ты родился?".

Решимость, запал, агрессия улетучились. Эльдар учуял мое поражение и продолжил:

– Звони родителям. Будем решать вопрос с витриной.

– У меня нет телефона, – ответил я, уперевшись взглядом в лужу под ногами.

– Хм-м, тебе стоило тогда бить соседнее окошко! – измывался директор. – На, умеешь пользоваться? – он протянул свой аппарат.

– Номера их не знаю, – буркнул я, отворачиваясь от протянутой трубки.

"Ну ты и сосунок! Давай, поплачь еще! ", и предательские слезы навернулись на глаза, "незаметно" утерев их и заодно сопливый нос рукавом. Я ждал вынесения приговора. Громко выдохнув, Эльдар продолжил экзекуцию.

– Пам-пам-па-а-а-а-м. Какой-то проблемный ты, Даня. Далеко живешь?

– На соседней улице, – ответил я, хлюпнув носом.

Топая ногой, громко вдыхая и выдыхая. Директор испытывал мое терпение.

– Ладно, Валер, давай-ка! Дуй к нему домой тогда. Тут сам посижу. Только туда-обратно понял? – не дожидаясь ответа он продолжил, – пусть сегодня приходят. Хорошие выходные ты, Данилка, родителям устроил! Могут гордится тобой.

Эльдар деловито встал, давая понять, что решение окончательное и бесповоротное. Валере второй раз повторять не надо. Легким движением руки он придал мне вертикальное положение и вывел из помещения, по пути натягивая дутую куртку, которая делала его еще больше. Действительно, шкаф!

Толпа на улице рассосалась. Пожилая дама из ближнего зарубежья выметала осколки витрины с прилавка, а трое мужчин растягивали полиэтиленовую пленку огромных размеров.

– Да уж, придется ночевать теперь на свежем воздухе, – протянул охранник. – Ну, ты, конечно и… – Валера замолчал.

Мне и без комментариев не по себе. Совесть не заставила долго себя ждать: "Неудачник- это для тебя еще комплемент", – говорила она.

– Куда идем? – спросил бугай, стоя в метре от места преступления.

– Направо и по прямой. После детской площадки мой дом, – честно сказал я, втягивая сопли.

Он с усилием потянул меня в заданном направлении.

– Че ты разнылся то? Сперва дерзкий был, а щас, – с пренебрежением подметил он.

Я пытался унять эмоции. Перед ним, перед "семьей", перед Никитой в частности, да перед всеми ими надо быть крутым, нахальным, несломленным! "А глаза покраснели от перцового баллончика", подсказывал внутренний голос сюжет будущего рассказа.

Мы стремительно приближались к дому, оставалось пересечь двор.

– Ха! Смари! "Баклана" поймали! Ща обратно в клетку запихают, – послышался до боли известный, рано списанный со счетов голос "хлыста" из класса.

Я невольно повернул голову. Знакомые обитатели последних парт уселись на детской площадке. Валера тоже понял: комментарий посвящен нам! Прищурившись, он начал высматривать, который из них, будто по голосу можно безошибочно определить. "Хлыст" опустил голову, делая вид, что они, "мелкие ссыкуны!", вообще ни при делах!

– Это ты, что ль, "баклан"? – с улыбкой спросил Валерий, возобновив путь к подъезду.

– Ну, – подтвердил я догадку.

– А че за клетка? Отбывал, что ли?

– Детдомовский я.

Валера остановился. Хватка ослабла.

– Серьезно?

Боковым зрением я видел замешательство на его лице и пристальный взгляд.

– Это ты приемным родокам так нагадил? – вопрос остался без ответа, – а если они тебя обратно вернут. Ты че?

– Этого и хочу, – честно признался я, вытирая нос рукавом.

Валерий стоял как вкопанный и моргал. Взгляд рассеялся.

– Ну-к, пошли, – сказал он и двинулся в сторону кафе быстрого питания. Мой ворот оказался на свободе.

Дорога до забегаловки не долгая. Конвоир, несмотря на крупные габариты, быстро перебирал ногами, активно сокращая дистанцию до пункта назначения. Не проронив ни слова по пути, он указал на столик в углу кафе, велел занять место, а сам ушел к кассе. Спустя пару минут притащил полный поднос вкуснятины. И тебе картошка фри, и бургеров гора, и коктейль молочный!

– Давай, наворачивай!

Вот он праздничный стол! Такое мы ели только однажды. В этой сети кафе была благотворительная акция. Они и куча людей, не пожалевшие кинуть мелочь в соответствующий ящик на кассе, устроили нам незабываемый праздник. Конечно же их благодетель освещалась по телевизору, но нам есть ли до этого дело? Помимо подарков и игрушек привезли этой самой божественной еды! Валера сидел напротив. Гнев сменился на жалость. Этот взгляд я видел неоднократно. Унизительно быть жалким!

– На кой ты витрину разбил?

– Мне… мне надо в детдом вернуться.

Он ждал продолжения. А мне чего скрывать? Человек меня покормил, хочет вникнуть в суть происходящего, для меня этого достаточно. Я поведал историю своих родителей, рассказал про журфак, про место законное, про семью приемную. Разнылся, короче говоря.

– Этим усыновлением я лишился всего, – так был закончен рассказ.

– Ну и? Зачем тебе обратно?

– Чтобы мне вернули квартиру папы. И место, – вновь повторил я собеседнику.

Он приподнял брови в знак удивления.

– М-да, Даня, так, да Даня?

– Угу.

– Дань, я, конечно, институтов не заканчивал. Но, судя по твоим словам, если тебя уже лишили квартиры, то, похоже, все. Вернут тебя в детдом, а имущество не вернут. Это как взять бабу в жены и при разводе она девочкой то не станет обратно, понимаешь? Ты думал об этом?

– Ну и пусть, зато место в универе, – не унимался я.

– Пха-х, – нервно хохотнул Валера. – Блин! Вот вроде ты жизнью наученный, а такой наивный. На какую-то справедливость, что ли, надеешься. Ну-ка, подумай получше по поводу льготного места.

– А че думать? Оно есть, точнее было! Что с ним не так, не понимаю.

Валерий замотал головой, снова приподняв брови. Те же самые движения проделывала моя самооценка.

– Дань, я бывший военный, отслужил и тоже мне и льготы, и квартиры, и горы золотые обещали. Только вот пунктов, подпунктов и мелких строк в этих обещаниях миллиард. Опять же, сегодня так, а завра эдак, – он громко отхлебнул остывший кофе. – Теперь в охране работаю. Ну, возьмут тебя в ВУЗ по квоте, а дальше? Бабло за тебя получат от государства и пойдешь ты нахер после первой же сессии. Парень, ты чего!? В армейке полно детдомовских. Странно, да? Если места должны давать.

Истина нокаутировала мечту в первом же раунде.

Валерий достал телефон.

– Жуй давай. Я щас вернусь.

А вот аппетит пропал. Желание жить тоже. Я смотрел через окно на Валеру. Он что-то объяснял, активно жестикулируя и кивая головой. Спустя пару минут вернулся.

– Короче, Дань. Витрину тебе никто не простит, ее оплатить надо. Эльдар в курсе ситуации. В общем, все мы ошибки совершаем. После школы будешь к нам приходить как разнорабочий, бесплатно, в счет ущерба. Не придешь – вычтут из моей зарплаты. Если совесть тебе позволит за добро ответить злом, значит, ты свободен. Если все же готов за голову браться, в понедельник часам к пяти вечера мы тебя ждем. Устраивает?

Улыбка сама натянулась на перепачканном соусом лице.

– Я приду, – пообещал я, глядя в глаза своего спасителя.

– Буду надеяться, – ответил Валерий, протягивая руку.

Впервые в жизни. Крепкое мужское рукопожатие.

Валера ушел, а я досидел до вечера, потихоньку поглощая уже остывшие вкусняхи.

– С днем рождения меня, – буркнул я себе под нос, откусывая последний бургер.

"Семье" я рассказал измененную версию трудоустройства, слегка умолчал про возмещение ущерба, да и витрины никакой не разбивалось. На удивление, впервые получил похвалу и был поставлен в пример "курильщику". Вопросы по поводу моего отсутствия дома отпали. Теперь я РАБОТАЮ!

Школа ушла на второй план. Сверстники готовятся к экзаменам, от слова армия меняются в лице. А мне все равно. В универ мне не светит. Армию не боюсь. даже, наверно, неплохо бы было пойти. Учителя шум не поднимали, ведь мало-помалу я туда все же ходил. Просто без моей персоны уроки проходили в нормальном режиме, живой и ладно.

С Валерой мы сдружились, по крайней мере, я так считаю. Эльдар периодически подкалывал, вспоминая былое, но в целом мной доволен. Остальной персонал относился как к своему. Работа не сложная, справится даже такой "рукожоп", как я: помощь на складе магазина и административно-хозяйственные вопросы: вытереть лужу, отчистить витрину от пальцев посетителей, подобрать мусор в отделе проверки товаров. Задачи, где надо "включать" голову, не доверяют. Не удивительно, неправда ли? Чтобы покрыть ущерб, работать предстоит до лета. Но меня абсолютно все устраивало, нравилось быть нужным, полезным! Я оказался в коллективе, со мной здоровались и улыбались, даже спрашивали: "как дела?". И хоть ответа не дожидались, безумно приятно. Спустя время мне добавили ночные смены, за которые директор доплачивал. На первую зарплату я купил торт на работу и домой, чем снова утер нос "братишке".

– Подумаешь! Тебе вообще-то семнадцать! Нашел, чем хвастать! Торт купил, – сказал он, отворачиваясь от куска на тарелке.

– Раз ты не желаешь угоститься, – сказал «дед», забирая тарелку, – я это сделаю за тебя!

Жизнь налаживается, хоть и не так, как планировал.

В свободное время Валера разрешал посидеть за своим компьютером, который, к слову, я почистил. Он открыл для меня мир видеохостингов, живых журналов, социальных сетей. Я засиживался за просмотром до глубокой ночи, оставался на дежурстве за бесплатно. Новоиспеченный друг составлял компанию, коротая часы рабочей смены.

– Это будущее, Дань! – говорил он.

– Что будущее? – не понимал я.

– Ну вот, смотри, – Валера запустил случайное видео.

– И?

– Ну что и? – он смотрел мне в глаза, а я не понимал, что ему надо. – Кто-то снял, как его попугай танцует под музыку, и это может посмотреть весь мир! И не надо тебе ни образования, ничего такого! Снимай, что хочешь, выкладывай себе и деньги получай. На телек еще, поди, попади, а тут сам себе режиссер! Или вот девка готовит. Она так и так каждый день готовит. Сняла, видео, выложила и получается, готовит за деньги. Круто, да?

– Какие деньги?

– Ну, им платят же за это. Люди смотрят. И чем больше смотрят, тем больше денег заплатят.

– А если мне не понравилось видео? Я не хочу, чтоб ему платили.

–Ха, ну ты деловой, Даня. Не нравится – твои проблемы – не смотри. А совсем не нравится, так можешь, вот, – он опустился чуть ниже видео, – оставить свои комментарии.

Мало-помалу. Но до меня дошло!

– Получается, снимает кто угодно, про что угодно, и ему платят за то, что кто-то смотрит. А кто платит?

– Не знаю, – честно сказал Валера. – Давно присматриваюсь к этому всему. Может, тоже начать снимать?

– И что снимать собрался?

– Ну, жизнь свою снимать буду.

– А зачем? – не понимал я.

– Просто так. Снимают же. И просмотры есть, получается, и смысл тоже есть.

– Это не интересно просто так жизнь снимать, – заключил я.

– А что тогда, интересно? -смутился, Валера.

– Ну, там, расследования журналистов, репортажи, происшествия там, истории интересные рассказывать, к примеру.

– Это ты, конечно, хорошо загнул, – улыбался Валера. Репорта-а-а-жи! он начал сильно смеяться. Репортер. Ах-ха-ха-ха-ха.

Мне самому стало смешно от этой фразы, но идея крепко засела в голову. Снимать свою жизнь резона нет, как, впрочем, и Валере. Мы магазинные тараканы, которые сидят в подсобке, выползая в торговый зал или улицу только в темноте, а приближение людей загоняет вновь в укрытие. То ли дело собственное расследование!

Приближалось лето вместе с последним звонок, экзаменами и выпускным. Как выяснилось, мои одноклассники готовили какой-то концерт для родителей. Уличили стихи, пели хором, на сцене че-то танцевали. А мне казалось странным подобное действо. В школе нас учили петь и танцевать? К чему все это? "Хлыст" вышел с трогательным стишком для учителя химии, которую крыл непотребными словами на переменах каждый божий день. Ладно бы рассказал нормально, забывал текст, дважды сказал одно и тоже. Родители умилялись. Да ладно, родители! Химоза его расцеловала, как родного сына! За что? Долдон не смог заучить десять строк. Это мило? Не думаю. Чему они умиляются? Какой-то парад лицемерия. Мне же, ввиду прогулов, роли в концерте не досталось, вновь как "белая ворона". "Родители" не пошли на последний звонок. Да я их и не звал. Просидев почти час в актовом зале под хоровые песни из прошлого века, восхваляющие те качества, которыми не обладали ни учителя, ни ученики, мы разошлись.

Экзамены сданы, результаты ниже среднего. На выпускном завуч выдавал аттестат с напутствиями:

– Даниил, поступай в колледж, получи хоть какую-то профессию! – с "заботой" произнесла она.

– Вам то, какое дело? – спросил я, схватившись за заветную книженцию.

Выпучив глаза, как задыхающаяся рыба, она не смогла найти ответ на заданный вопрос. Учителя, одноклассники резко стали со мной дружить и разговаривать лишь только в последний день встречи. Ради кого представление? Между мной и людьми барьер непонимания. Одноклассница, которая попросту называла меня "сифой" обнимала и фотографировалась на память. Ты что? Зачем? Радость в голову ударила?

Школа, все! Армия только весной. Я почувствовал свободу! Почувствовал взрослую жизнь!

Между мной и работой не оставалось преград. Более того, долг за витрину покрыт в полном объеме. Эльдар пообещал взять меня в штат при письменном согласии родителей и после проведения инвентаризации, а это считанные дни. Валера предложил снимать жилье вместе. Ему финансово легче, а мне так вообще мечта!

Но мечта на то и мечта, что недостижимая.

Середина июля. Начало рабочего дня. Рутинная планерка, возглавляемая директором.

– Доброе утро! Если можно так сказать…

Он стоял в центре круга, созданного сотрудниками. Присутствовали все! Отпуск у тебя больничный или выходной. Будь любезен явиться. Мы с Валерой стояли бок-о-бок, охваченные желанием вернуться в подсобку. Новые видео с пылу с жару ждали нас.

– Сегодня ночью мы завершили инвентаризацию. Спасибо всем, кто принимал участие. К сожалению, на этом благодарности заканчиваются… – он сурово обвел взглядом сотрудников. – У нас серьезная недостача. Друзья мои!

И ровно в этот момент Эльдар перевел глаза на нас с Валерой.

– Так вот, после инвентаризации вскрылась кража. Причем серьезная. И знаете, где? В торговом зале? На этот раз нет. К сожалению, нет. На складе! Недосчитались многого: CD и DVD диски, плееры, телефоны, наушники, компьютерные мыши, фотоаппараты и ноутбук. Воровали как с коробками, так и без. Даже эксклюзивная, – он поднял вверх указательный палец, – коллекционная фигурка! Ну кому она нужна, друзья!?

Мое сердце защемило, живот моментально заболел. "хо-хо-хо. Кого-то прямо сейчас при всех коллегах обвинили в воровстве!", а взгляд Эльдара лишь изредка уходил в сторону. "Не видать тебе работы, пофантазировал счастливую жизнь, и хорош!". Валера тоже изменился в лице.

– Кража, господа, это уголовно наказуемое преступление! Вопросы у меня как к сотрудникам склада, так и к охране, которая должна качественно выполнять свои должностные обязанности, -выдержав внушительную паузу в пару минут, на протяжении которых все будто закаменели, он продолжил. -Сотрудники зала могут быть свободными. Хорошего дня! Остальные, имеющие доступ на склад, в том числе уборщики, остаются.

Большая часть покинула склад. Задержалась лишь маленькая кучка, среди которых: я, Валера с напарником, хозяйственники и руководители подразделений.

Напряжение нарастало, а Эльдар от чего-то был в приподнятом настроении! "Почувствовал власть! Смотри какой, важный! ". "Подозреваемые" выстроились в линию. "Судья" продолжал важно вышагивать, храня молчание.

– И так… что мы будем теперь делать? – спросил он у присутствующих.

– На какую сумму украдено, – поинтересовался руководитель хозяйственного отдела.

– На внушительную, Юрий Алексеевич, – директор покачал головой, придавая вес сказанным словам, чем только нагнетал обстановку. – Важно, что раньше кражи в зале были. Это нормальное явление, думаю, всем понятно. И тут спросить не с кого, разве что с охраны.

Валера, и без того застывший, начал бледнеть. Эльдар продолжил:

– А сейчас завелась крыса! Хочу спросить, отдел охраны, по какой причине прекратились досмотры сотрудников на выходе с работы? Кто давал разрешение отменить эту процедуру?

Тон Эльдара повышался. Эхо гуляло по помещению, усиливая звуковое давление. Про какую процедуру он говорил, я понятия не имел. Ни единого раза меня никто не досматривал. Все молчали, даже те, кому адресовали вопрос.

– Вижу лишь единственный выход, коллеги. Ущерб перекроется Вашими зарплатами, а с виновными мы попрощаемся. Прошу охрану проследовать в мой кабинет. Остальные свободны.

В зале пошли возмущенные голоса.

– В каком плане? С зарплат.

– Ищите виновного. Какого хера… алло!

– Кто СПЕР ТОТ ПУСТЬ И ПЛАТИТ!

Эльдар жестом велел затихнуть.

– Понимаю ваше возмущение, но финансовые потери такого плана списываются на сотрудников. Это не я придумал! Вы подписывали договор! Следить надо не только за собой, но и за всеми. Чтобы впредь такое не повторялось!

– Эльдар Саркисович, – позвал директора руководитель склада Алексей, – у меня никогда краж не было. Я сразу говорил про этого паренька, – палец указал в мою сторону. -И вот Вам результат.

– Я НИЧЕГО НЕ КРАЛ! – вырвался у меня возмущенный крик. -На кой черт мне ваши диски и куклы?

– Не кукла, а ЭКСКЛЮЗИВНАЯ, КОЛЛЕКЦИОННАЯ фигурка, – с важным видом подметил Эльдар, будто это перестало делать куклу куклой. -Алексей, не будем вешать ярлыки, – как-то самодовольно ответил директор.

"И кто бы это говорил? Нет, ты, Эльдарчик, не вешал ярлыки. Нет-нет, ты прожег своим взглядом на мне клеймо со словом "ВОРЮГА!" – возмущался разум.

– Вешать ничего не будем, но и ноги его на складе не будет больше, – настаивал руководитель склада. – Смены эти ночные только он и работал. Вот и пожалуйста. С Валерой Вашим оба два. Один тащит, другой покрывает.

Валера молчал, переводя глаза с одного на другого.

–Так, ладно, давайте обсудим в моем кабинете. Даня, Валера, Алексей, Анатолий – это сменщик Валеры, все в мой кабинет. Остальные свободны!

– Что с зарплатой то? – спросил хозяйственник.

Эльдар раздраженно повернулся в сторону задавшего вопрос.

– Идите РАБОТАТЬ ВСЕ! – сказал Эльдар и, не намереваясь что-либо обсуждать еще, удалился в кабинет. Мы гуськом проследовали за ним.

"Ну, все, Данька, поработали! Щас и ты, и Валера пойдете".

– Я не крал, – тихо сообщил Валере.

– Это нас с Толяном слить хотят, суки…, – также шепотом ответил он.

– Зачем?

– А я… знаю, что ли? – сдерживая матюги прошипел он.

Линчевание продолжилось в кабинете директора.

– Я не вижу другого варианта, кроме как поменять охрану, – заявил Эльдар.

– На каком основании? – не выдержал Валера, – у тебя доказательства что ли есть или что?

– Чего? – директор сдвинул брови, давая понять, что так с ним говорить вообще не стоит, – тебе объяснить, что охрана делать должна?

Валера стоял молча, а директора понесло:

– Нет, не в стул бздеть, друг мой, как ты видимо думал! И не дружить Вы сюда приходите, а следить… СЛЕ-ДИ-ТЬ! – он уселся на край стола, -следить не только за залом, но и за персоналом в том числе. Даже, наверное, в первую очередь за ними, – вновь взгляд на мне.

– Я не брал, – словно попугай влез в разговор.

– Закрой рот! – рявкнул он и вновь обращался к Валере, – Ты лично нес ответственность за шкета. И что в итоге!? Никогда со склада не крали НИ РАЗУ бл…– он вовремя взял себя в руки, – а теперь убытка на триста тысяч! Кто позволил отменить проверку сотрудников? Кто? Я СПРАШИВАЮ!

Охранники молча уткнулись в пол, Анатолий нервно кусал щеку.

– Вот и результат. Пишите по собственному желанию, дорабатываете две недели и без зарплаты, пожелаю Вам: "всего доброго". Накосячите за это время, улетите по статье. Понятно?

Оба, как болванчики, кивали.

– Свободны!

Я начал выходить вслед за парнями.

– Тебя никто не отпускал, – напомнил Алексей.

– Даня, останься, – подтвердил Эльдар.

Я остановился, но не решался развернуться к ним лицом. Дверь за уволенными охранниками закрылась. "Мышка в ловушке", подсказывал мозг. Повернувшись к директору и руководителю склада, я не своим голосом начал оправдываться.

– Я ничего не крал! Клянусь!

– Дань, ну мы же помним, как начиналось наше знакомство, – сказал Эльдар. – Алексей прав, не было краж никогда у нас со склада. И смены ночные всегда в паре с Валерой. Такие совпадения наводят на мысли.

– Да какие совпадения? Мы в подсобке смотрели видео, – не подумав, вылетело у меня.

– М-да-а-а-а, – многозначительно протянул Алексей, слегка хохотнув.

Уголок губ директора приподнялся вместе с ним и одна бровь. Такую гримасу я уже видел у людей. Вывод только один: плевать ему на кражу. Он получал удовольствие от происходящего!

– Валере, конечно, ты сейчас очень помог, но и с тобой, Даня, мы будем прощаться!

– НУ НЕ БРАЛ Я!

– Ну, знаешь, – сказал мне Алексей, давая понять, что любые доводы не имеют никакого веса и значения. – Эльдар Саркисович, я свое слово сказал. Этого парня в моем отделе не будет. Точка. Ребята работают по три, а то и пять лет. Ни разу подобного не было и не будет! Наказывать их рублем не за что! – на этой фразе он покинул кабинет, будто бы его кто-то отпускал.

Мы остались наедине с директором. Он вальяжно уселся на край стола.

– Ты сам слышал, – подытожил Эльдар.

– ПОЧЕМУ? Это не я! Вычтите из моей зарплаты хоть все! Я НЕ БРАЛ! – Снова гребаные слезы, снова Несправедливость, снова все это со мной!

– Эмоции оставь для папы с мамой, – толи специально, толи случайно, но мудак давил на больное, – тебя впустили в коллектив, дали шанс на исправление, по итогу кража.

"Детдом поставил на тебе клеймо, которое видят и не приемлют все. Ты глупый, ненужный, подозрительный и асоциальный тип! Смирись".

– Я не крал, – произнес спокойным тоном, а внутри горело. – Правда на моей стороне. А крыса останется среди Вас!

– Это мы разберемся, тем не менее. Мы друг друга поняли? – спросил он.

– Мне покинуть рабочее место сейчас? Или отработать две недели?

– Ты свободен, – сказал директор, жестом указав на дверь.

Он неподвижно сидел на столе. Гримаса издевки не сходила. Путь на выход пролегает мимо комнаты охраны. Я заглянул в приоткрытую дверь. Толя и Валера сидели напротив друг друга. Потухшие взгляды выдавали растерянность.

– Помешал? – произнесла моя голова в проеме.

– Проходи, – ответил друг.

Проскочив в комнату и закрыв за собой дверь, я уселся на коробку рядом с ними. Толя пристально посмотрел на меня, Валера тоже.

– На меня думаете?

– Правду скажи, – ответил Валера.

– Не брал никогда и ничего! Клянусь Вам!

Услышав ответ, напарники почти синхронно уперлись взглядом в ноутбук.

– Ты все? – спросил Толя у меня.

– Да. Уволили, даже устроиться не успел.

– Вот и пожили вместе, – с грустной улыбкой проговорил Валера.

– Иди домой. Комната только для персонала, – холодно сказал Анатолий, не сводя глаз с монитора.

Да, – поддакнул Валера, – лучше не нарываться.

"Поздновато работать начали!" – чуть не вылетело у меня.

Я вышел из магазина и, как обычно, искал покоя на улицах города. Бродил до вечера, раз за разом прокручивая в голове произошедшее. Не мог успокоиться, выдохнуть, отпустить. С каждым кругом, намотанным вокруг района, отчаянье нарастало. Ведь стоит на горизонте замаячить лучику надежды, как реальность, будто цунами смывает все на своем пути, оставляя меня на пустом берегу. Голоса в голове измывались снова и снова, перечисляя неудачи, подтверждая правоту всех колкостей, сказанных в мою сторону! Успокоить шум можно только одним способом – алкоголь. В период моего семнадцатилетия достать спиртное, притом крепкое, не составляло особого труда. Купив самый дешевый коньяк, я опустошил бутылку за полтора часа. Покой и крепкий сон застали меня на лавке в парке.

Холод камеры и незнакомые голоса в неприличной близости ко мне вернули в реальность.

Я лежал на твердой скамейке, вдыхая аромат немытого бомжа. Голова кружилась и болела, глаза не открывались. От жажды можно сойти с ума. С трудом принял горизонтальное положение поставив цель разобраться в происходящем.

– Доброе утро, – сказал молодой парень в форме, сидящий за столом в паре метров от камеры.

– Где я? – конечно же, мне давно понятно, где. Зачем спросил не знаю.

– На Гавайях. Лежишь пьяный, отдыхаешь, как и положено, – не отрываясь от заполнения бумаг ответил парень.

– Я что-то натворил, да? – спросил больше у себя, чем у милицейского.

– Ну что ты! Как правило, тут только невинные сидят, – ответил он, мельком оглядев контингент за клеткой, – да, Федор Михалыч? – он уже обращался к соседу по клетке.

Понятно. Толку задавать вопросы нет. Надо просто ждать, что будет дальше. А ждать пришлось не долго. К решетке подошел "отец" с другим милицейский, постарше шутника. Дядя Олег смотрел на меня без злобы, скорее с жалостью и тревогой. Замок камеры открыт.

– Выходи, – сказал сотрудник, глядя на меня.

Неуверенно приподнявшись, я старался идти к ним ровно, но выходило не очень. В голове мало-того двоилось, так еще и плыло, крутилось… Мы в детстве часто кружились вокруг себя, кто дольше, бывало до тошноты кружились лишь бы выиграть, вот и сейчас такое состояние, докружился… до тошноты, идиот. Дядя Олег протянул мне руку для опоры, а я, как дурак, застыл в проходе.

– Передумал или что? – поторопил меня милицейский.

– Спасибо Вам еще раз, – сказал "отец", – пошли, Дань, – он повел на выход уверенно держа меня за локоть.

На улице вновь жара. Солнце безбожно лупит в глаза. Я очень пожалел о выпитом вчера. "Отец" искоса поглядывал на мое состояние, лишь после проходной отпустил локоть. Видимо, понял, что не упаду.

– Пойдем, пройдемся, – сказал он.

Местонахождение милицейского участка мне знакома, и как добраться до дома тоже знаю. Но вот шли мы в другом направлении. Каждый шаг отдавался болью. Как люди могут раз за разом так напиваться, не боясь вновь пережить похмелье? "Знамо как, пить и пить, оттягивая расплату! ".

Мы шли вдоль шумной дороги молча. Было время подумать. "Если так просто отпустили, значит, ничего серьезного не натворил. Получается, сейчас прослушаю лекцию о вреде алкоголя, и всего делов. А если мы идем куда-то, где забирают детей обратно в детдом? ". Мы свернули в малознакомый двор, прошли вдоль детской площадки к девятиэтажке.

– Мы куда?

– Сейчас увидишь, – ответил "отец", открывая дверь подъезда комбинацией из цифр.

Ужасающе гремящий лифт на высокой скорости поднял нас на последний этаж. Мало вселенная надо мной издевается, так еще и кабина резко затормозила, приподняв содержимое желудка максимально высоко.

Меня ща вырвет, – сдерживая позывы, прохрипел я.

Дядя Олег, снова вцепившись в локоть, решительным шагом двинулся в сторону общего балкона. Одна из немногих высоток в городе. Вид завораживающий. Приятный теплый ветерок. Не достоин этот вид борьбы с рвотными позывами. Не достоин этот вид лицезреть вчерашнюю трапезу. Не достоин!

– Подыши! Вдох-выдох, вдох-выдох, – повторял "отец", подведя меня к перилле. – Не закрывай глаза, дыши глубоко! Во-о-от! та-а-а-к! – продемонстрировал он таланты ровного дыхания.

Меня понемногу отпускало.

– Вроде легче, – сказал я.

– Ты смотри, там будет плохо. Рот ладонью затыкай и в туалет беги! Человек важный!

– Не лучший момент для важной встречи, – констатировал я.

– Знаешь, что. Если бы не он, Дань, – "отец" глубоко вздохнул, давая понять, что "человек важный" посодействовал "амнистии".

Я не стал отвечать. Надо, значит надо. "Отец" молча вернулся в подъезд. Моя тень топала сзади. Обычная железная дверь, не предвещающая ничего. Дядя Олег нажал на звонок. Через пару секунд нам открыла приятная женщина лет пятидесяти пяти, может, старше, но выглядела она опрятно.

– Олег Владимирович, здравствуйте! А ты Даня, наверно? – поприветствовала она, широко распахнув дверь.

– Добрый день, – поздоровался я и невольно прикрыл вонючий рот.

– Олеся, здравствуйте! Извините, что вот так врываемся мы к Андрей Александровичу, не на долго!

– Да-да, он Вас ждет. Проходите в гостиную, это вон туда, – она показала нужный дверной проем. – Тапочки по размеру выберете в комоде. Вам чай-кофе приготовить? – посмотрев на мое состояние, лишних объяснений не потребовалось, улыбнувшись она продолжила, – сейчас поставим тебя на ноги, дружок!

Женщина ловко подхватила вышедшего в коридор кота и ушла на кухню. "Отец" разулся сам и, запретив сгибаться, дабы не расплескать содержимое желудка, стянул кроссовки мне. Проигнорировав комод с тапками, мы переместились в гостиную.

Андрей Александрович – крупный мужчина средних лет. Он не толстый, а именно крупный. Широкоплечий, высокий и статный, несмотря на возраст. Хозяин что-то громко обсуждал по телефону, увидев нас, заулыбался и жестом пригласил присесть на диван. Уютная трехкомнатная квартира, со вкусом обставленная комфортной мебелью и техникой. Тут все так, как я себе представлял, услышав слово "дом": цветы, картины, фотографии. Кот, который не долго пробыл на кухне, виляя задницей, важно прошел к хозяину, игнорируя наше присутствие.

Андрей Александрович закончил разговор, приласкал питомца и вместе с ним сел в кресло рядом с моим "отцом". Наличие шерстяного комка разряжало обстановку, а я совсем не понимал, что будет дальше. Не успели мы начать разговор, к нам вернулась хозяйка. Она принесла горстку активированного угля и бутылку минералки.

– Давай, дружок, должно полегчать! Если что, туалет – первая дверь справа от входной двери, – она посмотрела на супруга. – Не буду Вам мешать, Гена. Пошли со мной!

– Генерал остается с мужиками! – ответил хозяин, поглаживая развалившегося питомца.

Улыбнувшись всем присутствующим, она удалилась, чуть прикрыв дверь. Наши беседы ее не особо интересовали, чуть ли не сразу в соседней комнате включился телевизор. Даже его звуки приятнее "дедовского". Тишина, чистота, хороший ремонт, уют и прикольный кот… "Почему не они меня усыновили? " едкая мысль прилетела в голову.

– И так, Даниил, что у тебя случилось? Рассказывай, – обратил на меня внимание Андрей Александрович.

– Напился, – чуть слышно буркнул я, глядя на мирно спящего кота.

Мужчина с улыбкой помотал головой.

– Все мы рано или поздно напиваемся, да, Олег?

"Отец" согласно кивнул, хозяин продолжил:

– Только если с радости напиваются, то друзья домой приводят, либо всей гурьбой едут туда, где ты очнулся сегодня. А если напиваются в одиночку, то с горя. Папа твой, – он кивнул головой в сторону, – дядя Олега, – звонил сегодня, упрашивал замять. Последствия такой ситуации нехорошие и не нужные могут быть.

"Отец" еще активнее замотал головой, подтверждая слова собеседника. Я понимал о каких последствиях речь, еще тогда, кидаясь льдиной в витрину именно их и добивался. Но сейчас что-то дрогнуло.

– Замять то мы замнем. Да вот разобраться надо.

– Дань, что случилось? – влез "отец", перефразировав вопрос Андрея Александровича. Перестраховался, наверное, и разжевал для особо одаренных.

Я выпил активированный уголь. В животе моментально заурчало. Не столько требовалось лекарство, сколько время обдумать. "Стучи! Жалуйся! Расскажи, как тебя обидели! " зудели тараканы в голове. Я не мог справиться со своей жизнью. По всем фронтам обломы! Все, что не начато, везде провал! Мужики сверлили взглядом. Надо говорить!

– Меня обвинили в воровстве и уволили. А я ничего не крал! Расстроился, потому что не честно и несправедливо! Спихнули тупа на детдомовца! Начальник склада, как выяснилось, изначально пускать не хотел. Это проклятие сироты, не иначе! Хотя друга-охранника тоже уволили. Ну и сменщика его так же. Ни за что! Вот без доказательств, – я вылупил глаза на Андрея Александровича, будто это придает убедительности моим словам и невиновности в том числе.

"Отец" приложил ладонь к щеке, но промолчал. Андрей Александрович ждал продолжения.

– Это все? – спросил он.

– Да.

– Уволили по статье или обещали заявление написать? Дальше-то что?

– Просто выгнали и все.

Дядя Олег не выдержал:

– Дань, мы с тобой говорили на эту тему. Везде чужой. В детдоме – "белая ворона" и в школе так же, на работе – проблемы. Пора переступить через себя и как-то, я не знаю… влиться в коллектив, считаться с обществом!

– Как я могу влиться в то, что меня не принимает изначально! – от моего визга взбудоражился кот, -почему я должен меняться? Я ничего не крал, никого не подставлял! Я не был "вороной" на работе "отец"!

Андрей Александрович поднял руки, в знак того, чтобы мы заткнули рты.

– Так-так, не для того мы тут! Дань, не будем решать вечные вопросы в данную минуту, – кот согласно мурлыкнул, – даже Гене очевидно, это пустая трата времени, – котяру вновь гладили по голове. – Тебе трудно в обществе?

Я кивнул.

– Такое бывает! Хочешь справедливости, правильности, правдивости, чистоты?

Снова киваю.

– Как думаешь, где тебе будет самое место?

– Монастырь, что ли? – недолго думая, ляпнул я.

"Отец" и Андрей Александрович хором засмеялись.

"Даня: ты кретин! Он что, похож на батюшку? ", я решил оставить догадки.

– Почти, Дань. Я подполковник милиции, начальник ГУВД, в которое тебя доставили сегодня ночью. По регламенту, если к нам поступает подросток, обязаны сообщить в органы опеки. Но по просьбе твоего папы мы закрываем эту историю, и давай договоримся, что алкоголем проблемы решать не будем.

Угу, – буркнул я, надеясь на окончание беседы. А зря.

– Люди, которые не вписываются в общепринятые стандарты. К ним и отношение особое. Им сложно в обществе. С тобой жестоко обошлась судьба спора нет. Родители погибли…

Их убили, – перебил я подполковника, – А Вы-то откуда знаете?

– Папа твой, – он с улыбкой посмотрел на дядю Олега, – все уши прожужжал про парня с тяжелой судьбой, – подполковник сочувственно покачал головой и продолжил. -Ты не приемлешь ложь, лицемерие, несправедливость – все эти качества делают из нас хороших стражей порядка. Быть детдомовским – прости, но для большинства это действительно "неизлечимый диагноз". Наверняка, даже более чем уверен, ты для себя это понял. Но, будучи в милиции, докажешь обратное и сможешь бороться со злом.

– Я хочу бороться. Но… немного иначе.

Присутствующие ждали объяснений.

– Бороться словом! Хочу быть журналистом! Хочу выкладывать репортажи в Интернет, деньги за это получать. Я говорил и понимал, насколько инфантильно, непозволительно глупо звучит этот бред!

"Отец" громко шлепнул рукой себе по колену, чем знатно перепугал кота.

– Дань, ну е-мае. Ну ты же взрослый мальчик, – начал он.

Хозяин остановил причитания "отца" поднятой рукой.

– Честных журналистов не бывает! Рано или поздно тебя заставят говорить то, что им надо, либо закроют рот навсегда! Честных журналистов нет! – еще раз повторил он, отклонившись на спинку кресла. – И что ты будешь делать, когда, упустив все возможности, придешь к этому умозаключению?

– Не приду, если пойму, что все так как Вы сказали… значит, я стану первым кто не отступится! И вообще-то, есть же расследования журналистов.

– Кого? – рассмеялся Андрей Александрович. – Они красиво рассказывают про выполненную нами работу, Даня! – он, постучал себя по груди, -у них нет никаких полномочий! Словоблуды, проныры! Без вазелина в жопу лезут. Поверь, ты романтизировал профессию и только. Репортеры, как навозные мухи приезжают на место преступления и жужжат, мешая работать. И знаешь, Дань, зачем? Им платят. Платят за кровавые фотографии. Чем грязнее история, тем больше доход. В этом нашел ты чистоту и правильность? Удовлетворять любопытство людей? А знаешь, сколько раз они разглашали информацию, которая в дальнейшем мешала поимке преступников! – начальник завелся.

– Сын, послушай, что тебе взрослые говорят. В кой то веки! – давил "отец".

– Нет, я буду рассказывать только правду, – продолжал я настаивать на своем.

Андрей Александрович помотал головой.

– Где ты возьмешь ее? В ситуации нет абсолютно правых и неправых. Черного и белого не бывает! Есть те, кто приступили закон, и те, кто на грани. Виноват тот, кто проявил агрессию, кто поддался. И не всегда это плохие люди, Даня! А порой абсолютно правый по людским понятиям, по закону в полном дерьме. И на чью сторону встанешь ты, честный журналист?

– Из ваших слов, – я замялся, выверяя дальнейшую фразу, – значит, Вы выбрали сторону закона, а не правды, и не смотрите на обстоятельства?

– Даня! – возмутился "отец", – простите его!

– Я не хотел Вас обидеть, извините! – срочно исправился я.

– Ты не обидел! Все верно понял. Я выбрал свою сторону. Всю жизнь борюсь со злом с точки зрения закона, принятого людьми в моей стране. А избирать наказание или помилование будет суд.

– Так, суд ведь теми же законами руководствуется, – не унимался я.

Андрей Александрович ухмыльнулся.

– А ты какими планировал? Своей точкой зрения? Точкой зрения другого человека или друзей? Эмоциональным порывом? Что является мерилом хорошего и плохого для тебя? Вот твой отец – он хороший или плохой? Или одноклассники твои – они поголовно плохие только потому, что обидели тебя? Я плохой, потому что отпустил из камеры без наказания? Мужик из магазина, обвинивший тебя в воровстве – не он ли взял на работу несовершеннолетнего детдомовца, несмотря ни на что? Он плохой или хороший? Дань?

Вопрос поставил меня в тупик. Я не нашел, что ответить.

– Невозможно быть абсолютно беспристрастным. Всегда найдется что-то, что вызовет сомнения: эмоции, привязанности, чувства, в конце концов. Закон- это тот якорь, который непоколебим, и мы ему служим. Я не буду давить. Нет цели набрать к себе людей. Просто подумай над нашей беседой.

– Даня, соглашайся! В институт все равно не попадаем! Отличная профессия!

– Олег, он не дурак. Такие решения не принимаются на раз-два, тем более с похмелья. Да? – он смотрел на меня, широко улыбаясь.

– Угу.

– Давай-ка неделю думай. Если согласен, договоримся и осенью в армию пойдешь. Годик послужишь, звание получишь, тело в порядок приведешь и ко мне.

– Мне не будет восемнадцати еще.

– С согласия родителей возьмут, ты ведь не против Олег?

"Отец" радостно закивал.

"Сбылась мечта идиота! Он тебя в армию сольет раньше на полгода!", припомнил трезвеющий мозг.

Глава 5. Волк в овечьей шкуре.

Что есть лицемерие? Евангелия ответит нам: «Между тем, когда собрались тысячи народа, так что теснили друг друга, Он начал говорить сперва ученикам Своим: берегитесь закваски фарисейской, которая есть лицемерие. Нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, чего не узнали бы. Посему, что вы сказали в темноте, то услышится во свете; и что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях. Говорю же вам, друзьям Моим: не бойтесь убивающих тело и потом не могущих ничего более сделать; но скажу вам, кого бояться: бойтесь того, кто, по убиении, может ввергнуть в геенну: ей, говорю вам, того бойтесь».

И ведь не только в лицемерие повинен: «И вот что я ещё видел под солнцем: место суда, а там царит беззаконие, место праведности, а там – несправедливость. Еще я видел под солнцем место правосудия – и там беззаконие, место справедливости – и там злодей. И ещё я видел в жизни: суд должен быть исполнен доброты и справедливости, а там царит зло».

Словно про него, про падшего ментенка, сказаны слова.

Крещенские купание-событие масштабное. На берег замерзшей Волги пришли сотни людей: мужчины, женщины, старики и даже семьи с маленькими детьми. Мороз, который загонял людей по домам в новогодние праздники, сегодня был встречен радостью и бравадой. На берегу организовали палатку для переодевания и полевую кухню. Как минимум две бригады скорой помощи дежурят у русла реки. Не осталось событие без милицейских патрулей.

Священник под сотни взглядов служит молебен на великом освящении воды. Толпа переминается с ноги на ногу, томится в ожидании. "Скорей бы уже он закончил эту свою, молитву", читается на лицах присутствующих. Тихий берег по началу оглашает лишь голос священнослужителя, но с каждой минутой его глушит нарастающий гомон заскучавшей толпы. Под конец службы слышны характерные "пшики" открывающихся пивных бутылок. Молебен окончен.

"Пытаются очиститься от грехов, без покаяния! Какого же будет их удивление на Великом Суде", промелькнула мысль в голове священника. Встав у одного из луча креста, он приготовился к череде погружений.

Один за другим, от мала до велика, крепко схватившись за лестницу, люди погружались в холодную речную воду. Крики, смех, вспышки от телефонов, трехэтажный мат при входе и выходе из водоема. Служитель церкви, как врачи и милиция, выполняет свою работу. Воспитывать и делать замечание не входит сегодня в список задач.

Толпа мало-помалу рассасывалась. Все реже можно встретить пожилых людей и семьи. Молодежь же активизировалась. Разогретые алкоголем, выкрутив на максимум музыку в старых разваливающихся иномарках, они, скукожившись, как детородный орган, с делано расслабленным лицом лезли в воду. Парни "смывали грехи" а опьяненные спутницы, не переставая, фиксировали подвиг для социальных сетей.

– Тщеславие – одно из проявлений гордыни, что есть один из смертных грехов, не так ли, батюшка?