Татарин

1. Данияр

– Данияр, не смей приближаться к Никитину! – вопил дядя Тимур.

В ярости он стучал по столу кулаком и едва не выпрыгивал из кресла. В гневе его голос срывался, становясь похожим на ультразвук, который неприятно бил по ушам, вонзаясь в мозг тысячами ржавых игл.

Он вызвал меня в свой кабинет, как нашкодившего мальчишку, как сопливого пацана, которого пытался отчитывать и наставлять на путь истинный. Так частенько бывало в детстве. Дядя Тимур не заметил, что я давно не мальчик? Да и вопросы теперь ко мне далеко не детские.

– Я ждал этого часа пять лет, дядя! – напомнил я. – Пять долгих лет я грезил о мести! И сейчас, когда этот подлый шакал вернулся, ты говоришь мне не трогать его?

Михаил Никитин, подло бежавший из страны пять лет назад, набрался смелости и вернулся. Это лучшее, что случалось со мной за эти годы. Это просто подарок Аллаха!

Мысленно я уже держал в руке его чёрное сердце, буквально ощущал, как оно продолжает биться в моей окровавленной ладони, видел, как корчится эта мразь в предсмертной агонии, испытывая ни с чем не сравнимый кайф. Никто не посмеет встать на моём пути, когда мой заклятый враг пришёл прямо в мои руки, даже дядя Тимур.

– У нас бизнес с Никитиным! Ты забыл об этом, глупый мальчишка? – продолжил верещать дядя.

– У тебя, – поправил я его.

Лично я с Никитиным на одном поле срать бы не присел, а для дяди Тимура деньги не пахнут. Мне было откровенно плевать на деньги, особенно на чужие.

– Мы одна семья, Данияр! Или ты решил выйти из бизнеса? Так и скажи. Хочешь остаться ни с чем? Хочешь оставить сестёр нищими? Что бы сказал твой отец? О, горе мне! Горе!

Излюбленные угрозы и манипуляции дядюшки пошли в ход. Больше всего на свете он любил прикрываться семьёй, вменяя мне раз за разом долги перед ней. Перед семьёй, которой у меня никогда не было.

– Мой отец ничего уже не скажет. Он мёртв.

– Хочешь последовать вслед за ним, Данияр? Хочешь так же сгинуть, не оставив наследников? – дядя понял, что взболтнул лишнего, намекая на моё происхождение, и вскочил из кресла. – Прости, сынок, вырвалось. Конечно же, ты полноценный член нашей семьи, достойный сын своего отца.

Эти слова дяди Тимура больно ударили меня в самое сердце. Много лет меня шпыняли, как незаконнорожденного сына Сулеймана Буслаева, принижая мою значимость, тыкая этим мне в рожу. Но в то же время спрашивали с меня, как с наследника, будто я у Буслаевых вечный должник только потому, что ношу эту же фамилию.

Я устал.

Я больше не хочу ничего этого. Мне не нужны деньги дяди Тимура, не нужно покровительство семьи Буслаевых – такие не нужны. Что это за семья, которая не поддерживает меня в решающий момент?

– Я лишь хочу уберечь тебя, сынок! – положил руку мне на плечо дядя. – Ты последний мужчина в роду. Мне Аллах не дал сыновей, может быть, тебя он любит больше?

Слова дядюшки показались мне лживыми и совершенно неискренними, поэтому я пропустил их мимо ушей.

– Не мешай мне, дядя Тимур. Не лезь в это дело! – предупредил я его.

– Хочешь войны, Данияр?

Дядя Тимур убрал от меня руку и напрягся. Я не был готов к такому повороту событий. Родной дядя объявляет мне войну? Серьёзно? Шакал Никитин, который воткнул нож мне в спину, плюнув тем самым Буслаевым в лицо, оказался дяде дороже племянника? Пусть неродного, пусть я бастард, но всё же…

– А ты хочешь? – дядя ничего не ответил, лишь смотрел теперь на меня с какой-то жалостью. – Оставайся последним из Буслаевых, – спокойно произнёс я, хотя голос предательски задрожал. – Я ухожу из бизнеса и из семьи ухожу. Моли Аллаха, чтобы наши пути не пересеклись.

Повернувшись к двери, я пошёл прочь из кабинета дяди, боясь наговорить ещё более неприятных слов или сделать непоправимое. Я был сейчас не в том состоянии, чтобы говорить вообще с кем-либо, о чём-либо. Всё, чего мне хотелось сейчас – убивать!

– Данияр! – крикнул мне вслед дядя, но я не стал оборачиваться. – Ты ещё пожалеешь об этом, неблагодарный щенок! Не смей возвращаться, пёс безродный! Ты такой же никчёмный, как и твоя мамаша!

На секунду я замер. Кулаки непроизвольно сжались до хруста в костяшках. Я всё мог стерпеть и терпел, но прямое оскорбление моей матери не мог проглотить. Оно встало поперёк горла, как большая рыбная кость, мешая дышать.

Нестерпимо захотелось развернуться и врезать этому зарвавшемуся говнюку. Втащить по его сытой роже так, чтобы зубами подавился, чтобы кровью начал харкать, вызывая охрану на помощь, потому что этой жирной свинье со мной и в мечтах не справиться.

Он же этого хочет? Дядя Тимур намеренно провоцирует меня на это?

Сука!

Нельзя! Не сейчас! Только не сейчас!

Сначала я вырву сердце Никитину, а потом уже с дядей разберусь, если у него реально хватит духа бросить мне вызов, объявить войну.

Ничего не отвечая и не оборачиваясь, я вышел в коридор, где меня ждала моя охрана. Мрачнее тучи я вывалился на улицу, захлёбываясь ураганом в душе, который поднял во мне дядя Тимур.

Отдышался уже сидя в машине, успокоился и сосредоточился на главном, проверил заряжен ли ствол. Он всегда заряжен. Заглянул в магазин чисто на автомате, чтобы в себя прийти и отвлечься.

– Куда едем, Даня? – спросил меня мой подручный и телохранитель по совместительству Матвей Воронцов по кличке Ворон. – За Никитиным?

Ему тоже не терпелось разделаться с моим заклятым врагом, потому что на протяжении последних дней все бойцы были на взводе от надвигающейся бури. Я безразлично уставился в окно, погружённый в собственные мысли.

Неужели сегодня всё закончится? Пять лет ада перечеркнутся одним выстрелом в голову Никитину. Не маловато ли? Не слишком ли быстрая смерть для этой гниды? А как же мои страдания? Одна смерть не перевесит мою чудовищную боль.

Неожиданно мне стало чертовски мало. Я хотел, чтобы Никитин не просто сдох, чтобы мучался, корчился, умоляя меня о пощаде. Я почти отдал приказ ехать к нему домой, как вдруг меня осенило.

– Дочка Никитина… Что по ней?

– Нахуя тебе его дочка, Данияр? – удивился Матвей.

– Я, кажется, задал вопрос? – одёрнул я его.

– Её зовут София, девятнадцать лет, учится в универе… Начала учиться…

– Где она сейчас? – перебил я Матвея.

– Должна быть на парах, – бросив взгляд на наручные часы, ответил он.

– С неё начнём, – решил я, когда новый план моей мести начал обрастать вкусными картинками и подробностями. – Едем в универ!

2. София

– Никитина, ты идёшь к Ярославу на днюху? – окликнула меня подруга Вика в коридоре. – Он тебя позвал?

– А? Что? – выбралась с трудом и своих мыслей.

Мы вышли с последней, не самой лёгкой пары, поэтому моя сильно перегруженная голова соображала туго. Только начало учебного года, а я уже устала от учёбы. Резкий переезд из Америки обратно в Россию тоже давал о себе знать. За пять лет в англоязычной стране я немного отвыкла от русскоговорящих.

Сначала пришлось долго привыкать к английскому, теперь приходится привыкать обратно к русскому языку. У меня даже лёгкий акцент появился. Сама я его не замечала, но вот для Вики, с которой мы дружим почти с детства, он был очевиден.

– К Мельникову идёшь на вечеринку? – повторила свой вопрос подруга.

– Не знаю… – растерялась я. – Если папа отпустит. Ты же сама знаешь, какой он строгий в этом плане.

На самом деле изначально я не собиралась ни на какой день рождения к однокурснику, потому что железобетонно знала отношение папы к молодёжным вечеринкам. В театр там, или в ресторан он ещё мог отпустить. О вечеринке в ночном клубе или тем более у кого-то дома, где не будет взрослых, можно было даже не заикаться.

– Дядя Миша просто параноик! – возмутилась Вика. – Ему и раньше везде мерещились бандиты, которые хотят тебя украсть, а теперь когда тёти Ани не стало… – она запнулась на полуслове, поняв, что сболтнула лишнего, затронула больную тему. – Прости, Соф, я не хотела…

– Да, ничего страшного! Не бери в голову, – успокоила я подругу.

Я продолжила идти рядом с ней по коридору как ни в чём не бывало, а в груди кольнуло так, что дышать стало нечем. Смерть мамы подкосила не только папу, но и меня.

Она заболела так внезапно, что даже папа, который всегда знал, что нужно делать, растерялся. Лечение было доступным только в Америке. Пришлось всё бросить и срочно уехать туда на постоянку. Папа устроил маму в лучшую клинику, много лет оплачивал дорогостоящее лечение, но болезнь всё равно победила.

Когда не стало мамы, жизнь в чужой стране утратила смысл, вот мы и вернулись домой. Я надеялась, что вернувшись в дом, где я провела всё детство, где мама была энергичной и жизнерадостной, я снова почувствую себя счастливой, испытаю какое-то облегчение, но легче не становилось. Потеря самого дорогого и близкого человека стала ударом для нашей семьи.

Папа замкнулся в себе и ударился в бизнес с головой, а я чувствовала себя никому не нужной сиротой. Конечно, папа любил меня, но он не мог заменить мне маму, даже частично.

Слушая вполуха трёп Вики по поводу именинника, я вышла на улицу. Зябко поёжилась, запахнув кофту, жалея, что не надела брюки вместо юбки. К погоде в России тоже приходилось привыкать заново.

Соврав подруге, что я попытаюсь отпроситься у отца на вечеринку, я зашагала к парковке, где обычно меня ждала машина с охраной. Странно, но чёрного внедорожника, на котором меня возили в университет и обратно, на привычном месте я не обнаружила. Повертев головой во все стороны, я достала мобильник, чтобы позвонить водителю, попутно прикидывая, чем занять себя, пока за мной не приехали. Наверняка водитель просто перепутал время, поэтому придётся подождать.

– Никитина? – услышала я рядом с собой грубый мужской голос, заставивший меня вздрогнуть от неожиданности. – София?

Я подняла голову, оторвавшись от телефона, и по спине пробежал неприятный холодок. Рядом со мной стояли двое мужчин отталкивающей наружности. Оба коротко стриженные, почти лысые, здоровенные, будто из качалки не вылезают. Их каменные лица с квадратными подбородками не выражали ни одной эмоции, а вот глаза жадно сканировали меня с головы до ног.

Мне стало страшно и неприятно от этих взглядов. Мужчины будто приценивались ко мне, как к вещи. Насмешливые слова Вики эхом прозвучали в моей голове. Это те самые бандиты, которые хотят меня украсть? Нет, не может быть. Это же всё папины страшилки?

– Н-нет, – заикаясь, севшим от страха голосом ответила я. Английские и русские слова смешались в голове, так что вообще стало трудно говорить. – Вы меня с кем-то с-спутали.

– Не думаю! – предупреждающим тоном сказал один из головорезов. – Нас Михаил Сергеевич прислал, София. Мы отвезём тебя домой.

Я ему не поверила. Если у меня новая охрана, почему папа меня не предупредил об этом? Да и не мог он нанять этих мужчин, похожих на бандитов.

– А где дядя Валера? – спросила я, назвав вымышленное имя. Никакого дяди Валеры у нас и в помине не было.

– Заболел. В машину садись! Мы торопимся, – уже настойчивей сказал второй мужчина.

– Я папе позвоню?

– Не стоит. Садись по-хорошему, или будет по-плохому! – пригрозил первый.

Бежать! Нужно бежать прямо сейчас! – вопило моё сознание.

Ноги отказывались подчиняться. Они будто к асфальту приросли. Всё тело сковало от ужаса, а руки заходили ходуном. Я начала пятиться, но едва сделала шажок, как один из мужчин схватил меня за руку.

– Помогите! – заорала я во всё горло, коря себя за нерешительность.

Начала дёргаться, пытаясь вырвать руку, но бандит сжал моё запястье пальцами, будто тисками.

– Помо…

Мой рот тут же был запечатан огромной потной ручищей. Телефон упал на асфальт, и второй бандит с размаху наступил на него ногой. Послышался хруст стекла и его зловещий хохот.

– Я же просил по-хорошему, сука ты такая! Митяй, тащи быстрее эту стерву в тачку, пока мы шума не навели!

Меня подхватили так, что ноги оторвались от земли. Я беспомощно трепыхалась, перебирая в воздухе ногами, но мне было не по силам вырваться из цепких и сильных рук. На мгновение я потерялась в пространстве, а потом меня грубо запихнули в салон внедорожника, швырнув на заднее сиденье.

Я буквально влетела в того, кто там сидел, больно ударившись лицом о плечо ещё одного мужчины. Дверь позади меня захлопнулась, щёлкнула блокировка на дверях, и машина тронулась с места.

Отскочив назад, я забилась в угол, вжавшись всем телом в дверь. Всё случилось так быстро, что я толком ничего понять не успела, а теперь у меня началась самая настоящая истерика.

Что происходит? Кто эти люди?

Подняв глаза, я наткнулась на тяжёлый, равнодушный взгляд мужчины, вальяжно раскинувшегося на заднем сиденье. Таких холодных, до жути ледяных глаз я никогда не видела. Серые, как небо в грозу, будто дождь сейчас пойдёт с колючим снегом.

Кажется, я забыла, как дышать. Сердце остановилось. Я на секунду умерла. Меня поглотили эти глаза в своей пучине, сковали льдом весь мой организм.

– Сядь нормально! – донёсся до меня глубокий, бархатистый голос с нотками хрипотцы, и я очнулась.

С трудом оторвав взгляд от завороживших меня глаз, я оглядела всего мужчину. Такой же крепкий, как схватившие меня амбалы, короткая стрижка, аккуратная светлая борода, бычья шея с толстой золотой цепью на ней. Одет он был в деловой костюм, но галстука на нём не было. Верхние пуговицы белоснежной сорочки небрежно расстёгнуты, поэтому отчётливо видна верхняя часть груди, на которой красовалась татуировка. Что там за рисунок, я не могла видеть, потому что выглядывал только её край, да и не хотелось особо вникать, не до того было.

Широкое, скуластое лицо мужчины мне показалось даже красивым, каким-то благородным, будто из всей этой шайки псов он один породистый кобель. Но шрам на брови и горбинка на носу, прямо указывала на то, что он преступник, который не прочь подраться.

– Вы главный? – догадалась я.

Превозмогая страх, я примостила попу на сиденье, стараясь всё так же максимально быть подальше от бандита. Одёрнула юбку, насколько это было возможно, чтобы прикрыть голые ноги. Сердце начало колотиться так быстро, что грозилось проломить грудную клетку.

– Да, – коротко ответил бугай, продолжая смотреть мне в глаза.

Он не ощупывал меня взглядом, как его подручные, не скользил по фигуре, хотя у него была возможность рассмотреть меня вдоль и поперёк.

– Куда вы меня везёте?

– В лес.

– Зачем? Кто вы такие? Что происходит вообще? – начала сыпать вопросами, как из пулемёта.

– У меня был не лучший день, и очень болит голова, так что прекращай пиздеть, София! Вякнешь ещё хоть слово, и я вышибу тебе мозги!

У меня было ещё столько вопросов к этому амбалу, но я будто онемела вмиг. В его угрозах я не сомневалась. Чтобы ни в коем случае не разозлить его, я отвернулась к окну. Меня начал бить озноб, как от лихорадки. Пришлось стиснуть зубы, чтобы они не стучали. Судя по пейзажу, проносящемуся мимо нас, мы действительно ехали в лес.

Зачем – было нетрудно догадаться. Сначала эти отморозки пустят меня по кругу, а потом убьют и прикопают под ёлочкой. Боже, неужели это на самом деле происходит? Я думала, только в кино такое бывает. Почему именно я? Почему со мной это случилось?

Где папа? Он уже должен был хватиться меня. Только бы он что-то предпринял, только бы спас меня!

Михаил Никитин не последний человек в городе. Если этим уродам объяснить, что папа может заплатить за меня щедрый выкуп, то они меня ему продадут, не причинив вреда?

Но как они узнают об этом, если их главный не даёт мне и слова сказать?

3. София

Пока я мнусь, боясь открыть рот и расспросить всё-таки что происходит, мы выезжаем за город и останавливаемся возле какой-то заброшки. Теперь мне становится по-настоящему страшно. Ощущение, что меня ждёт что-то настолько ужасное, что не приснится даже в кошмарах, а потом смерть, стало настолько явным, что мне стало худо. Тошнота подступила к горлу, голова пошла кругом, а сердце, не успокаивающееся ни на минуту, снова забилось, как пойманный воробей.

Не глядя на меня главный вышел из машины, как и его водитель, а затем дверь с моей стороны открылась, и меня выволокли наружу. Бандиты были на двух машинах, я насчитала пятерых вместе с главарём. Не говоря ни слова, меня подхватили под руки и потащили в сторону заброшки. От этого зловещего молчания было только хуже. Лучше бы они глумились надо мной и что-то говорили по пути, например, что собираются делать со мной, чтобы я уже точно знала, что меня ждёт. Но они будто языки проглотили.

Главный амбал шёл впереди, медленно и вальяжно, словно прогуливается здесь, наслаждаясь прекрасными видами. Двое лысых, что поймали меня возле университета, вели меня под руки следом за этим мужчиной. Ещё двое шли где-то позади. Я их не видела, но чувствовала, как они смотрят мне в спину.

Где же папа? Неужели он меня не спасёт? В мире современных технологий, имея связи, можно отследить любую машину по камерам, людей, по сигналам телефонов. Он же должен был уже обнаружить, что я пропала? Его охрана наверняка доложила о том, что я потерялась? На парковке валялся мой рюкзак и разбитый мобильник. Хоть кто-то начал меня искать?

Мы пришли за заброшенное здание. Где-то вдалеке виднелся железнодорожный мост. Я плохо запомнила дорогу, но примерно понимала, где мы находимся. Это была самая окраина города, глухая и заброшенная, как здание позади нас.

Главный остановился и долго смотрел куда-то впереди себя, превратившись в каменное изваяние из плоти и крови. Остальные тоже остановились и смотрели теперь на его широкую, как взлётная полоса, спину, ожидая приказа или чего-то ещё. Эти минуты тянулись мучительно бесконечно, а он всё не поворачивался, будто сейчас, именно в этот момент, решал мою судьбу.

Нервы не выдержали, я хотела окликнуть его, спросить, что он решил, но торопить главаря или отвлекать было самоубийством. Мне нужно было как-то потянуть время, чтобы папа успел меня спасти. Я уже начала сомневаться в том, что это случится, и что мне на помощь кто-то спешит, но я была обязана попытаться.

Наконец, главарь повернулся. Его подельники отпустили меня и разошлись в стороны. Стальные, ледяные глаза прямо сейчас пронзали меня насквозь, и я поёжилась от холода. Быть может, это было из-за ветра, колыхавшего мою юбку, быть может, я преувеличивала от страха воздействие этих дьявольских глаз?

Ещё с минуту этот мужчина смотрел мне в глаза, будто пытался залезть мне в мозг и понять, о чём я думаю. Впрочем, об этом было несложно догадаться. Меня колотило от ужаса, так что зубы стучали и губы дрожали оттого, что я вот-вот разревусь от отчаяния.

Не сводя с меня взгляд, здоровяк оттопырил полу пиджака, и я увидела у него пистолет. Сердце замерло, когда он потянулся к нему рукой, но совершенно внезапно он вытащил пачку сигарет из внутреннего кармана, а потом зажигалку из кармана брюк. Мужчина прикурил сигарету и прищурился, выдыхая дым. Все остальные притихли, будто их и не было.

Всё! Не могу больше!

– Зачем вы… – не выдержав произнесла я.

– Т-с-с! – громко шикнул на меня главный, снова заставив заткнуться. – Помолчи ещё минуту! Слышишь, как твой папочка мчится тебе на помощь? Как ревёт движок мотора на его "Мерине"? Слышишь?

Он закрыл глаза и, запрокинув голову назад, выдохнул сигаретный дым с таким удовольствием, будто у него самые вкусные в мире сигареты. Он выглядел таким спокойным и таким счастливым. От этого мороз по коже. Маньяк какой-то! Чокнутый, съехавший с катушек мужик!

У меня всё внутри перевернулось от радости. Неужели, папа правда уже на подходе?

Я прислушалась изо всех сил, пытаясь различить звук подъезжающей машины или что-то в этом духе, но не услышала ничего, кроме шума ветра и стука собственного сердца, бьющегося в агонии.

– Я ничего не слышу! – жалобно проскулила я.

– Я тоже! – хмыкнул бандит и снова посмотрел на меня. – Что-то твой папаша совсем не торопится тебя спасать, – заметил он, жадно затягиваясь сигаретой. – Как думаешь, малыш, он вообще приедет? Папа любит тебя?

– Он приедет, – с полной уверенностью ответила я. – Позвоните ему. Он просто не знает, где я.

– Твой папочка в курсе, где тебя искать, – устало произнёс амбал, вселяя в меня ещё большую надежду. – Мы его подождём, София, – пообещал он и отбросил окурок в сторону. У меня вырвался вздох облегчения. Значит, убивать прямо сейчас меня не станут? Слава богу! – А пока мы ждём, давай поиграем во что-нибудь интересное, чтобы не было так скучно? Есть идеи, малыш, как нам всем весело скоротать время?

Остальные бандиты громко заржали, ощупывая меня плотоядными взглядами, напоминая о своём присутствии, и я снова впала в истерику. Что он имеет в виду? Что им от меня нужно? Это же не то, о чём я думаю? Нет, я такого не переживу! Лучше пусть убьёт прямо сейчас!

4. Данияр

Девчонка совсем. Трясётся вся, губёшки дрожат, вот-вот разревётся от страха.

Разве не этого я хотел? Пусть ревёт, пусть молит о пощаде, сука!

Я не должен её жалеть, не должен…

Никитин не пожалел мою жену, с чего мне жалеть кого-то из его близких?

Дочь дорога ему. Знаю, что дорога, чувствую. Нечестно было похищать Софию, око за око, как говорится, но я не виноват, что жена Никитина не дожила до этого момента. Мне было без разницы жена или дочка. Кровь за кровь.

Моя месть – мои правила. Никитин должен был думать о последствиях, когда посмел отнять у меня самое дорогое, что было в моей жизни. Думал, сбежит в Америку, и все всё забудут, что убийство ни в чём не повинной женщины сойдёт ему с рук?

Я вытащил мобильный и включил на нём камеру. Отправлю этому ублюдку видео. Может, тогда поторопится, гандон?

Мой начбез доложил, что Никитин со своей охраной уже едет сюда. Ждать я умел, научился, судьба заставила. Но сейчас во мне кипела такая ярость, что сам себя боялся.

– Ну, что, мужики, кто первый? – подзадорил я своих. – Кто хочет попробовать нашу сладкую Софию?

Охрана радостно загудела в предвкушении веселья. Держу пари, у них уже у всех в штанах дымится. Кроме, пожалуй, Матвея. Этот, сука, правильный. Он не станет никого насиловать. Даже смотрит на меня сейчас с осуждением. В жопу пусть себе засунет своё благородство. Это совершенно не тот случай, когда милосердие имеет место быть.

Я снял крупным планом искажённое ужасом лицо Софии. Дрожащие пухлые губы, огромные, широко распахнутые глаза какого-то нереального цвета. В машине они мне казались ярко-зелёными, словно малахит. Мне подумалось, что девчонка носит линзы, но сейчас на солнце в радужке появились серые вкрапления, как у нункирхенской яшмы, и я понял, что это естественный цвет её удивительных глаз. Идеальная, почти прозрачная кожа, тронутая чуть заметным румянцем. Длинные каштановые волосы, словно водопад окутывают хрупкие девичьи плечи. Ветер играет прядками так заманчиво, что хочется самому попробовать их шелковистость на ощупь. Сиськи под объёмной кофтой не видно, а ножки у Софии что надо. От женихов, наверное, отбоя нет?

Может, и мне её трахнуть? Больно красивая, сука.

– Не надо, пожалуйста, – едва слышно выдыхает София. – Вы мне скажете, кто вы такие?

– Тебя это не должно волновать, София, – отвечаю, по-прежнему глядя на неё через телефон. – Папочке привет передай, помаши ему ручкой, пока ещё можешь.

Её бы в кино снимать, а не на мобилу. Чем дольше смотрю на сучку, тем сильнее она мне нравится.

Подхожу к ней вплотную и на каком-то инстинкте нюхаю её волосы. Пахнет чем-то чистым, мягким, словно нежный бутон цветка едва распустил свои лепестки.

– Отпустите меня! Пожалуйста! – жалобно просит София. – Папа заплатит вам, сколько скажете.

Я не собирался с ней разговаривать. Не хотел. И насиловать её не хотел. Без меня есть кому. Мои бойцы смотрят на Софию, как голодные псы на кусок сочного мяса. Только и ждут моей команды.

– Конечно же, он заплатит, – тихо говорю я, проводя подушечкой большого пальца по дрожащей верхней губе девчонки. Её рот будто создан для поцелуев, но сегодня ей выпала не та карта, так что в глотку ей напихают кое-чего другого. Должно быть, насиловать такую малышку одно удовольствие? Я почувствовал, что меня ведёт не туда, что я ухожу от плана, поддаваясь жалости. – Но сначала пусть посмотрит, как его доченька расплачивается за его грехи! Ты мне нравишься, крошка! Я не стану тебя долго мучать и убью быстро, обещаю. Хочешь пожить подольше? Будь послушной девочкой! Раздевайся, София! – стараюсь, чтобы приказы звучали чётко, чтобы никто из моих бойцов даже не заподозрил, что я колеблюсь. Надо взять себя в руки и довести дело до конца! – Делай, что говорю, если не хочешь, чтобы тебя отпиздили для начала.

– Пожалуйста! – расплакалась девчонка. – Давайте дождёмся папу? Я… Ещё ни с кем… Я девственница…

Как будто это что-то менят? Врёт! Пиздит для вида. Я не должен ей верить, не обязан. Да и какая нахуй разница, если я всё равно собираюсь её прикончить? Сейчас девственница, через пять минут уже нет.

– О! У нас тут целка! – заржал Митяй. – Босс, можно я тогда буду первым?

– Валяй! – бросил я ему и отошёл от Софии.

Снова захотелось курить, но я не мог отвести взгляд от Митяя и Софии. Смотрел, как хватает её, словно куклу, как швыряет на траву. Она такая маленькая по сравнению с ним, по сравнению со всеми нами. И такая беззащитная…

Крики Софии звоном бьют по барабанным перепонкам. Я знаю, что никогда не смогу их забыть, как и того, что сейчас произойдёт.

Меня начинает мутить, когда Митяй задирает на девчонке юбку, а потом расстёгивает ремень на своих штанах. Она почти не сопротивляется, поэтому ему удаётся всё делать быстро. Хочется отвернуться или отвести глаза, но я должен смотреть. Должен, чёрт побери!

Вспоминаю, что до сих пор держу телефон в руке, и навожу его на барахтающуюся в траве парочку.

– Данияр Сулейманович, – обратился ко мне Матвей. Только наедине я позволял ему называть себя Даней. Больше никому. – Ну, будет. Соплячка же совсем? Ребёнок!

Ну, вот, что я говорил? Нечасто, но бывали моменты, когда он отговаривал меня от импульсивных и необдуманных поступков. Сейчас я ненавидел его за это. Зачем он взывает к моей жалости, когда мне так нужна железная воля и твёрдая рука? Кто его просил пасть открывать?

Эти твари насиловали мою Эльвиру перед тем, как перерезали ей голо, как овце. Бумеранг вернулся к Никитину. Это честно. Это просто возмездие. Пусть жестокое, но справедливое.

Неожиданно телефон в моей руке начинает вибрировать. Звонит мой начбез.

– Тихо, блять! – рявкаю я, но София продолжает жалобно скулить. – Угомони её, Митяй!

Он зажимает ей рот ладонью, и всё это блядство ненадолго ставится на паузу.

5. Данияр

– Плохие новости, Данияр Сулейманович, – пыхтел мне в трубку Булат. – Машину Никитина расстреляли на дороге.

Я смотрел вокруг себя невидящим взглядом, сгорая от бессилия и злости. Это я! Я должен был замочить Никитина, разорвать его на мелкие куски! Но меня кто-то опередил, блять! Просто расстрелял машину…

– Кто? – реву в трубку, так что даже Митяй на меня оборачивается, отвлекаясь от своей добычи.

– Машины без номеров. Профессионалы. Мы не успели среагировать и встрять, да и приказа от вас такого не было. Они очень быстро сработали, чётко.

Эта мразь кому-то ещё дорогу перешла? И этот кто-то оказался проворнее меня и решительней. От отчаяния потемнело в глазах.

Как же так? Почему я упустил Никитина так нелепо? Потому что решил пойти по лёгкому пути, забрав его дочь. Думал, он сам явится ко мне в руки. Это казалось таким элементарным…

У меня было такое чувство, что меня жёстко наебали!

– Охрану положили, а Никитин ушёл, – продолжил докладывать начбез.

– Так он жив?

Слабая надежда вернула меня к жизни, заставила прийти в себя. Сердце забилось быстрее, от мысли, что не всё потеряно.

– Да, – с уверенностью подтвердил Булат. – Живучий, падла, и везучий! Телефон у него недоступен. Что прикажете, Данияр Сулейманович? Нам его поискать? Пока далеко не ушёл?

– Это опасно. Возвращайтесь домой, мы скоро будем.

– Слушаюсь, босс! – отсалютовал начбез.

Обидно, сука! Придётся уезжать ни с чем. Впрочем, похуй, не страшно, подожду ещё. Дольше ждал.

Оставаться здесь, на открытой местности было недопустимой глупостью. Бойцов со мной было немного, пришлось поделить охрану, чтобы была возможность следить за Никитиным. Не уследили.

Пока не было информации, кто на него напал, мне тоже могло прилететь. Тем более что дочка Никитина у меня.

– Уходим! – отдал я приказ, убирая телефон в карман пиджака.

Медлить было нельзя. Никитин никуда не денется. Побегает, в себя придёт и приползёт за дочкой, как миленький.

– Но, босс! – возмутился Митяй, вошедший в раж.

Он рассчитывал поиметь девчонку, а тут такой облом. О, как я его понимал!

– Отпусти её! – подошёл ближе. – Я сказал, уходим!

– Блять, да я быстро! – не терял надежду Митяй.

– Ты оглох, сука?

Врезал ему по морде на автомате. Думает, мы тут все ждать будем, рискуя головами, пока он свой хуй полирует узкой дыркой? Митяй отлетел в сторону, и рыдающая София тут же встала на четвереньки и поползла подальше от него.

Мне показалось мало. Втащил ещё раз Митяю, а потом ещё и ещё. Проучить хотел, чтобы с первого раза мои приказы понимал. На самом деле срывал на нём злобу за то, что остался ни с чем, за то, что просто день не задался, и всё пошло через жопу!

Митяй не давал мне сдачи, не мог поднять руку на хозяина, поэтому у меня быстро пропал интерес его пиздить. А так хотелось забить его до смерти, раскатать в фарш! Вся моя ярость, предназначавшаяся Никитину, выплёскивалась сейчас на Митяя.

Я собрал вокруг себя конченых отморозков. Дал лизнуть кость, а потом отнял. Неудивительно, что у Митяя крышу сорвало от девки, но это не оправдывало его. Я ценил понятливость и полное подчинение. Каждая псина должна чётко знать своё место!

– Хватит! – заскулил Митяй. – Простите, босс! Я всё понял! Понял!

То-то же!

Пока Митяй поднимался на ноги, застёгивал ширинку и сплёвывал кровищу, собирая в кучу хлебало, я думал о том, куда теперь девать Софию. Девчонка билась в истерике, стоя на коленях, трясясь всем телом. С минуту колебался, потом снял с себя пиджак и накинул ей на плечи, будто хотел теперь спрятать её от чужих глаз. Она испуганно дёрнулась, когда я поднял её на ноги, обняв одной рукой за плечи. Выглядело это не очень.

Сначала бросил её на растерзание псам, а теперь как будто защищаю. Моя сила всегда была в жёсткости. Свою мягкость я проявлял только к Эльвире, только она знала меня настоящего, потому что я позволял ей это. Больше никому.

После её смерти я стал монстром, сам этого хотел, взращивая внутри себя тьму и ненависть. А сейчас что? Эта сучка мне никто. Дочь врага, его плоть и кровь. Почему мне жалко её, откуда во мне эта долбанная слабина?

– Если можешь не убивать, не убивай, – раздался в моей голове голос отца.

Но я не мог! Не мог оставить её в живых! Не сейчас, потом. Надо свыкнуться с этой мыслью. Время есть.

– Пойдём, София, – тихо сказал я ей, пытаясь вести по направлению к машине. – Здесь опасно оставаться.

Она была не в себе. Не слышала меня, не понимала, что я от неё хочу. Только ревела и тряслась, скулила и дрожала. Я умею пугать и ломать людей. Сейчас я видел это своими глазами. Софии хватило и малого.

Говорить ей что-то ещё было бесполезно. Подхватил её хрупкое, почти невесомое тело на руки и понёс к машине. Можно было поручить это кому-то из бойцов, но я не хотел, чтобы кто-то снова касался Софии своими грязными руками, даже святоша Матвей.

Шел к тачке, испытывая вместе со злостью невероятное облегчение оттого, что София осталась нетронутой, что Митяй не успел её обесчестить. Сам не знал, чему радуюсь. Тому, что не смог позволить ему продолжить? Можно было пустить девчонку по кругу у меня дома и не один раз, пока Никитин за ней не приедет.

Мне становилось тошно от этой мысли. Блевать хотелось, больше ничего. Прижимал к себе трясущуюся девчонку, а меня самого колотило от жуткой боли внутри и адреналина.

Эта злоба застилала мой разум. Никому не нужные жалость и малодушие ещё мне аукнутся, я даже не сомневался, но я всё сделал правильно, отобрав Софию у мною же натравленного насильника – решено и не обсуждается.

6. Данияр

Меня всегда раздражали женские слёзы. Настоящие даже сильнее, чем напускные. Пусть меня лучше пиздят толпой, чем смотреть и слушать, как женщина плачет. Особенно когда ты ничего не можешь сделать, чтобы это прекратить, ничем не можешь помочь.

София ревела всю дорогу так, будто её отымела рота солдат. Я слушал этот скулёж, пытаясь абстрагироваться, но ни хрена не выходило. Её завывание било по нервам, резало без ножа самую мою душу, которая, как выяснилась, у меня всё ещё была.

Я не хотел её жалеть, потому что мне не было её жаль. Там, в траве, когда на неё навалился боров Митяй, да, что-то дрогнуло, но сейчас Софию никто не трогал, у неё просто нервы сдали, и меня это так бесило. Я ничего не мог сделать, чтобы заткнуть её, и от этого бессилия был готов завыть сам.

Блять, не день, а полное дерьмо!

Чтобы отвлечься от безутешной Софии, я сосредоточился на её папаше. Как долго мне его ждать? Сам придёт за дочкой или начать искать его, чтобы до него снова вперёд меня не добрались? Второй раз Никитину не может повезти, потому что никакого везения не существует.

Рука по привычке потянулась к цепочке на шее, на которой висело два кольца. Одно моё обручальное – носил на шее не потому, что вдовец, потерять боялся или повредить. Был случай, что перстень лопнул, когда кулаком одного типа приложил. Второе – перстень Никитина, который я нашёл рядом с телом Эльвиры.

Этот пидор так спешил, что обронил его на месте преступления. Вот так кольца и теряют, так что я лучше на цепочке поношу. Снять её с меня смогут только с мёртвого, а если так, то мне уже ничего не будет нужно, даже последней памяти о том, что я был чьим-то мужем.

В минуты раздумий я любил перебирать что-нибудь в руке. Иногда это были чётки, но чаще я перекатывал между пальцами перстень Никитина. Думал я много и часто, от этого рисунок на перстне немного стёрся и обезличился.

Как я не пытался, не мог игнорировать плачущую девушку, хоть тресни!

– Прекрати скулить, бога ради! – рявкнул я на неё.

Она вздроргнула, будто я ей врезал, но постепенно её всхлипы стали редкими и тихими, без завывания. Я с облегчением вздохнул, на самом деле испытав его.

– Куда мы едем? Куда вы меня везёте? – тихо спросила девушка.

Может, сказать ей что-то утешительное, чтоб заткнулась и не действовала на нервы? Только вот успокоить Софию мне было нечем. Я так и не решил, что с ней делать дальше, потому что не рассчитывал, что придётся её к себе домой везти.

Куда селить-то её? Запереть бы в клетке какой, только не было у меня клеток. В подвал бросить, как пленницу? Там её мои орлы и выебут толпой. Выделить спальню, как гостье? Не многовато ли чести для дочери заклятого врага?

Блять, почему я вообще должен об этом думать?

– В гости ко мне едем. Побудешь у меня, пока тебя отец не заберёт, – как можно спокойнее ответил я, боясь напугать снова Софию.

Если она опять начнёт реветь, клянусь Аллахом, я её из машины прямо на ходу вышвырну.

– Что с папой? С ним что-то случилось? – продолжила свой допрос София.

– На него напали на дороге, убили охрану. Он сбежал, мобила недоступна, – как можно короче изложил я. Трепаться с этой сучкой никакого желания не было. – Ты, случайно, не знаешь, кто это мог быть? Кому твой папочка насолил настолько, что его решили грохнуть средь бела дня на глазах у многих свидетелей?

Заплаканные глаза Софии нервно забегали по мне, а потом она отрицательно замотала головой.

– Папа хороший, он никому не делал зла. Я не понимаю, что вам нужно от нас?

Так я и думал. Ничего не знаю, ничего не видела и не слышала, ничего никому не скажу.

Жаль. Могла бы упростить мне задачу. А может, и впрямь она ни сном ни духом про делишки папаши? Похуй, сам разберусь. Мы почти доехали до моего дома, как вдруг машина остановилась посреди дороги. Я неосознанно потянулся за пистолетом, не понимая, в чём дело, какова причина остановки.

– Данияр Сулейманович, – обратился ко мне Матвей, ехавший спереди. – Взгляните!

Он указал мне рукой куда-то прямо перед собой, и мне пришлось пригнуть голову, чтобы увидеть то, что привлекло внимание моего помощника.

Чёрные клубы дыма, устремляющиеся в небо, валили прямо с моего участка. Сомнений не было – горел мой дом. Звуки сирен, где-то совсем близко, доносящиеся до нас, оповещали о том, что пожарные на подходе. Мы остановились не слишком далеко, всего в паре улиц от моего дома, и я мог отчётливо видеть, что его уже не спасти. Слишком поздно тушить, он весь объят пламенем.

Очевидно же, что поджог. Пришла беда, откуда не ждали.

София тоже с любопытством уставилась в лобовик своими зелёными глазами, не совсем врубаясь, что происходит.

– Разворачивайся! – приказал я водителю и достал всё же ствол.

Матвей поступил точно так же, понимая, что где-то может быть засада на нас. Водитель быстро начал сдавать назад, предупредив машину сопровождения об опасности.

– Куда едем, босс? – поинтересовался он, чтобы сообщить координаты точки прибытия второму водителю.

А действительно, куда? Я ненадолго призадумался, прикидывая, где можно теперь залечь на дно. В доме отца было опасно прятаться, слишком уж очевидно, что я туда поеду, узнав, что теперь бездомный, но сам особняк был крепким и хороший обзор на триста шестьдесят градусов. Враги не смогут подобраться ко мне незамеченными.

Но есть и другой вариант – дом Никитина. Он обжит, там наверняка уютненько, есть слуги и жратва?

– Едем домой к Никитину! – решился я.

– Принято!

У Софии глаза стали, словно блюдца. Она явно не ожидала такой подачи. Я и сам десять минут назад такого не ожидал.

– Теперь мы едем тебе в гости, – устало произнёс я. – Видишь, как быстро всё меняется, София? Заодно покараулим твоего папашу или его недоброжелателей – это как повезёт.

Мне отзвонился Булат и спросил, стоит ли ему проконтролировать тушение пожара и проверить охрану, что дежурила возле дома. Я велел ему догонять нас, поскольку был уверен, что мою охрану положили тоже, иначе пожарных вызвали бы сразу, как только почуяли возгорание. Вызывать было некому, поэтому дом так сильно успел пострадать.

Я напрягал мозг, думая о том, кому перешёл дорогу Никитин, а мне, похоже, стоит задать себе тот же вопрос. Кто, посмел, сука?

7. София

Ничего страшнее со мной ещё в жизни не происходило. Ещё в обед я болтала с подругой о дурацком дне рождения однокурсника, а теперь еду в машине с ужасными людьми, и радуюсь, что жива до сих пор и не изнасилована. Впрочем, всё возможно ещё впереди. Я не могу знать, что в голове у этого Данияра Сулеймановича.

Кто он вообще? Что папа ему сделал плохого, что он так жаждет его крови?

Никогда не думала, что перестану хотеть домой. От одной мысли, что эта шайка головорезов будет там просто находиться, мне становилось худо. Но выбора не было.

Сейчас, именно в эту минуту, мне не на кого было надеяться, неоткуда ждать помощи. Папа и сам в беде. Придётся как-то самой барахтаться, пока он меня не заберёт у этого чудовища. Слава богу, он хотя бы жив. Я не переживу, если ещё и он погибнет. Сначала мама меня оставила, теперь жизнь папы висит на волоске.

Впрочем, когда мне жить, а когда умирать, решает теперь Данияр Сулейманович.

Может, оно и к лучшему, что мы едем к нам домой? Я знаю все закоулки, входы и выходы, вдруг получится сбежать, а потом предупредить об этом папу? Если побег мне виделся чем-то реальным, то как связаться с папой я вообще не представляла. Я без телефона, с ним тоже нет связи, как сказал Данияр Сулейманович.

Мы уже доехали до нашего особняка, а я всё не могла успокоиться после того, как меня едва не изнасиловал лысый урод. Если бы не Данияр…

Почему он прекратил это издевательство? Сам же хотел посмотреть, на телефон снимал всё?

– Выходи! – приказал мне Данияр, когда машина остановилась возле наших ворот.

Я не стала дожидаться, пока меня выведут под руки, поэтому сразу выскочила из машины. Вообще не хотела, чтобы кто-то ещё до меня дотрагивался, но Данияр, обойдя машину, грубо ухватил меня за предплечье. Бандиты осмотрелись по сторонам и дождались третью машину. Сколько же их всего?

Перекинувшись парой фраз с присоединившимися к нему, Данияр достал свой пистолет и, приставив его у моей голове, потащил меня к калитке.

– Сколько охранников дежурят в доме? – спросил он у меня на ходу.

– Только сторож. Дом охраняется, только если дома есть кто-то из хозяев.

– Надеюсь, ты мне не врёшь? – с угрозой процедил он. – Ты же не хочешь, чтобы кто-то пострадал, София?

– Нет. Не убивайте дядю Алёшу, пожалуйста. Он уже старенький. Он ничего вам не сделает. У него даже оружия нет, – залепетала я, снова застучав зубами от страха.

– Звони, – кивнул Данияр на домофон. – И скажи, что ты с гостями. Пусть откроет ворота.

Я сделала всё, как мне было велено, молясь о том, чтобы Данияр пощадил сторожа и наших слуг. Они вообще ни при чём. Они просто у нас работают.

Ворота открылись, во двор заехали все три машины, и Данияр отправил нескольких людей с оружием, чтобы проверили дом. Перепуганного дядю Алёшу обыскали и выгнали за ворота. Боже, я испытала невероятное облегчение оттого, что с ним ничего худого не случилось, что его не стали бить ради забавы или не пристрелили просто так.

Возле крыльца Данияр остановился, отпустил мою руку и достал сигареты. Не выпуская пистолет из рук, он встал напротив меня и закурил. Остальные рассредоточились рядом, дожидаясь, пока проверят дом. Я была уверена, что внутри нет наших охранников, поэтому на этот счёт не беспокоилась.

Данияр курил и смотрел мне в глаза своим пронизывающим до костей взглядом. Он почти не моргал, только щурился от дыма, и от этого становилось жутко.

– Что будет с прислугой? – не могла не спросить.

Домработница и повар – женщины. Вдруг над ними тоже решат надругаться?

– Ничего, – коротко ответил главарь.

Он вообще не слишком разговорчивый, как я успела заметить, но я почему-то поверила его слову.

Через несколько минут послышался шум и на крыльцо выволокли плачучущих женщин – домработницу Алину Ивановну и повара Гулю.

– Кто это? – отбросив окурок в сторону, спросил у меня Данияр.

– Повар и домработница.

– Скажи поварихе, чтобы прямо сейчас шла на кухню и приготовила ужин на двенадцать человек. Пусть вторая ей поможет, если нужно. Эти женщины будут с нами, пока я их не отпущу. И предупреди, чтобы никакой свинины.

Я передала приказ Гуле и Алине Ивановне, и попросила их не волноваться, хотя сама была на грани нового срыва. После этого часть бандитов разошлась по территории, а часть зашла вместе со мной и прислугой в дом.

– Покажи мне свою комнату, София, – засовывая обратно в кобуру пистолет, приказал Данияр.

– Хорошо, пойдёмте…

Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Здоровяк шёл со мной след в след, сверля мой затылок глазами. Я не могла этого видеть, но чувствовала, как волосы шевелятся в том месте, куда он смотрит.

– Вот, проходите! – открыла я дверь, приглашая мужчину в свою комнату.

Он впихнул внутрь сначала меня, потом вошёл сам и запер дверь на защёлку. Я с трепетом смотрела, как он вальяжно и не спеша обходит комнату, будто он здесь хозяин, а не я. Закончив осмотр, он подошёл ко мне вплотную и посмотрел на меня сверху вниз.

Я не выдержала этого дьявольского взгляда, опустила глаза. Тогда он сжал пальцами мои скулы и силой поднял подбородок вверх, заставляя на него смотреть. Я обмерла, и, казалось, забыла, как дышать.

– Будь всегда на виду, София, если не хочешь, чтобы мои бойцы отодрали тебя где-нибудь под лестницей. И не пытайся сбежать. Ты будешь наказана за попытку, а если всё же улизнёшь, твоих служанок ждёт что-то очень ужасное. Я хочу, чтобы ты это знала. Не делай глупостей, и никто не пострадает. Ты же добрая девочка, ты же не желаешь зла ни в чём не повинным людям?

А я? Я тоже не пострадаю? А папа? Что будет с ним? – хотелось задать эти вопросы, но язык не повернулся.

– Хорошо, – это всё, что я смогла произнести.

– Меня зовут Данияр. Хочу, чтобы ты звала меня по имени.

– Хорошо… Данияр, – послушно повторила, находясь будто под гипнозом его стальных глаз.

– Я пощадил тебя, София, – он отпустил мои скулы, и я судорожно вздохнула. Ноздри защекотал запах Данияра. Тяжёлый и опасный, от которого мурашки бегут по спине не останавливаясь. – Теперь ты моя должница.

Сказав это, он провёл пальцем по моей верхней губе, заставив напрячься ещё сильнее. Зачем он это делает, господи?

8. София

– Ты правда девственница, София?

Голос Данияра звучал глухо из-за того, что уши заложило от адреналина. Его рука спустилась ниже к моей шее, он провёл по ней пальцами, поглаживая нежную кожу. Смотрел при этом неотрывно в глаза, и я ничего не могла сделать, только смотреть на него затравленно, как кролик на удава.

Он хочет, чтобы я отблагодарила его за милость своим телом? Поэтому спрашивает? Тоже хочет быть первым, как этот ужасный Митяй?

Что ответить? Правду?

– Я с тобой разговариваю! – чуть повысил голос и сжал пальцами горло, заставив меня судорожно сглотнуть комок страха, мешавший говорить.

– Да, правда, – сделав над собой усилие, ответила я.

– Жених есть?

– Нет.

– Я хотел этого, понимаешь? – произнёс Данияр с какой-то болью, и отвёл глаза. Теперь он смотрел на мои волосы, которые задумчиво перебирал пальцами. – Хотел, посмотреть, как тебя насилуют, как ты кричишь и просишь о пощаде. Через какое-то время у тебя бы закончились силы, и ты перестала бы сопротивляться и умолять. А потом ты бы перестала быть собой. Твой взгляд потух бы навечно, и всю оставшуюся жизнь ты бы прожила в аду. Только смерть стала бы избавлением для тебя. Я очень плохой человек, София.

– Зачем вы мне это говорите? Мне и так страшно! – не выдержала я.

Я не понимала, чего от меня хочет это чудовище, зачем запугивает дальше? Чего он этим добивается? Скажи он прямо, мне было бы легче.

– Я хочу, чтобы ты мне немного помогла, девочка. Я не решил, что с тобой делать дальше. Моя милость была всего лишь минутной слабостью. Тебе просто повезло, что тебя не выебали толпой. Ты такая молоденькая и такая красивая, но ты вся – твоя жизнь, твоё тело сейчас принадлежат мне. Я знаю, что ты хочешь жить. Я ведь прав?

– Да.

– И совсем не хочешь, чтобы тебя или кого-то из прислуги насиловали?

– Не хочу.

– Так помоги мне, сладкая София. Помоги принять правильное решение, чтобы я больше не захотел причинять тебе зла.

– Что я должна сделать?

– Быть послушной – это всё, что от тебя требуется.

Я хотела спросить, что это значит, но в дверь постучали. Одним движением Данияр вытащил свой пистолет и прошёл к двери. Это был его человек. Он что-то сказал Данияру на незнакомом мне языке, тот кивнул, а затем повернулся ко мне.

– Запрись и сиди тихо, – бросил он мне и вышел в коридор.

Вне себя от радости, что Данияр наконец-то оставил меня в покое, я бросилась к двери и заперлась. Несколько минут провела в каком-то ступоре невидящим взглядом уперевшись в дверь, а потом медленно переставляя ноги, поплелась в ванную. Закрыла на защёлку ещё одну дверь и включила воду в душе.

Я была одна, но не чувствовала себя в безопасности. В любую минуту может вернуться Данияр, и хлипкие двери ему не помеха. Нужно было спешить, чтобы он хотя бы не застал меня голой.

Мне просто нестерпимо хотелось смыть с себя грязь и прикосновения мужских рук. Жаль, что липкие похотливые взгляды этих шакалов не смыть и не стереть из памяти. Быстро раздевшись, я шагнула под горячую воду и принялась тереть свое тело мочалкой.

Вода расквасила меня окончательно. Эмоции, что я сдерживала, находясь наедине с Данияром, догнали, накрыв меня с головой. В какой-то момент я просто осела на пол, беззвучно рыдая. Обняла свои колени и долго всхлипывала, пытаясь вырыдать этот ужас и собственное отчаяние.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я смогла подняться и завершить начатое, но после душа я почувствовала себя лучше, а может просто закончились силы, чтобы плакать? На меня напала странная апатия. Стало настолько всё равно на происходящее, что хотелось просто лечь на коврике в ванной и умереть.

Мысли о папе, Гуле и Алине Ивановне заставили меня одеться и вернуться в спальню. Как бы мне ни было страшно, я не могла бросить прислугу на произвол судьбы, как и папу. Я достаточно увидела, чтобы понять, что с бандитами не до шуток. Может, папу уже убили, откуда мне знать?

Что-то наверняка случилось, раз Данияра позвал его человек? Вполне возможно есть новости об отце. Я пыталась не думать о плохом, но не выходило. Сидела, забившись в угол, прислушиваясь к каждому шороху. Мне мерещилось, что вот-вот придёт Данияр, вышибет дверь одним ударом и набросится на меня, поэтому когда ко мне в комнату снова постучали, я подпрыгнула оттого, как сердце резко ушло в пятки.

Кто там, господи? Данияр или кто-то из его шакалов? Отчего-то его самого я боялась чуточку меньше, чем его охранников. А может, это папа за мной приехал?

– София, открой! – донёсся голос Гули из-за двери, пока я мялась от нерешительности.

Женщина принесла мне ужин. Есть совершенно не хотелось, потому что желудок то и дело сжимался от тошноты, но я попросила её всё же оставить поднос с едой на случай, если я захочу перекусить позже. Из спальни я даже носа боялась показать, поэтому о том, чтобы сходить на кухню, даже речи не шло, а когда будут кормить в следующий раз – неизвестно.

– Что происходит, София? Кто эти варвары? – набросилась на меня с расспросами взволнованная женщина.

– Я не знаю, Гуля, – покачала я головой. – Я ничего не знаю. Им нужно что-то от папы, поэтому нас держат в заложниках.

– Главарь, которого кличут Татарином, ведёт себя, словно хозяин! – судя по всему, она говорила про Данияра. Теперь понятно, почему он приказал приготовить ужин без свинины, а язык, на котором говорил его охранник – татарский. – Его свора хуже собак! Конченые сволочи!

– Они сделали вам что-то плохое? Где Алина Ивановна? Она в порядке?

– Да, Татарин запретил нас трогать, но мне мимо этих головорезов даже проходить жутко. Видела бы ты, София, как они на меня смотрят!

Гуля могла бы этого и не говорить. Я не просто знаю, что на уме у этих озабоченных бандюков, я это прочувствовала до мозга костей, каждой клеточкой организма.

– Нам нужно немного потерпеть и дождаться папу, – попыталась приободрить я женщину. – Он нас спасёт.

– А если нет? – спросила Гуля, и её глаза наполнились слезами.

– Он нас спасёт! – повторила я, уже сама с трудом веря в собственные слова.

Гуля ушла, и мне снова стало страшно. Я включила телевизор, чтобы найти какие-то новости об отце, но ничего не накопала, кроме того, что рассказал мне уже Данияр. Автомобиль бизнесмена Никитина был расстрелян на дороге, охрана мертва, местоположение самого Михаила неизвестно.

Хотя бы Данияр мне не соврал, и если бы папа был найден мёртвым или живым, уже бы тоже, наверное, сообщили в новостях. Может, полиция мне как-то поможет? Они должны приехать сюда и опросить меня, как папину родственницу.

Уже стемнело, когда вернулся Данияр. Он вежливо постучался и предупредил, что это он. Вошёл в комнату какой-то уставший и злой. Пока я с ужасом гадала, зачем он явился, Данияр остановился напротив столика, на котором стоял мой нетронутый ужин.

– Почему не поела, София?

Зачем он спрашивает? Разве ему не всё равно?

– Не хочу.

– Ешь и ложись спать! – приказным тоном произнёс он, сверкнув своими стальными глазами. – Не заставляй меня повторять дважды!

Он скрылся в ванной, и я нехотя присела за стол. Он требует повиновения? Придётся поесть.

Еда остыла, став совершенно неаппетитной, но я впихнула в себя через силу столько, сколько смогла. Данияра не было довольно долго. Шум льющейся воды говорил о том, что он моется. Почему именно в моей ванной Данияр решил это сделать?

От неприятной догадки душа захолодела. В нашем доме множество ванных комнат, но Татарин решил воспользоваться моей не просто так. Он собрался ночевать здесь со мной, господи!

9. София

Данияр вышел из ванной в одном только полотенце, обёрнутом вокруг бёдер, подтверждая мою догадку. Я никогда не видела почти обнажённых мужчин так близко, разве что на пляже. Несмотря на то что я до трясучки боялась Данияра, он показался мне невероятно красивым. Лицо мужчины я сразу сочла благородным, а вот его тело…

Он был словно античный бог, будто ожившая статуя атлета в музее. Каждая мышца бугрилась, перекатываясь под гладкой оливковой кожей, пока он шёл мимо меня, двигаясь с какой-то кошачьей грацией. При этом Данияр не выглядел стероидным качком, скорее могучим богатырём.

Грудь Данияра, и плечи были забиты причудливыми татуировками, похожими на языческие, как у древних викингов. Я не хотела смотреть на него, понимала, что он враг, зло во плоти, но не могла отвести взгляд от него. У меня даже рот приоткрылся от любопытства.

Данияр на мгновения замедлился, зыркнул на меня, потом на тарелки, чтобы убедиться, что я выполнила его приказ. Я резко отвела глаза, смутившись оттого, что он заметил, как я его разглядываю, и покраснела. Не сказав ни слова, Данияр прошёл дальше.

Под баханье сорвавшегося с цепи сердца я смотрела, как он положил на прикроватную тумбочку пистолет и какие-то вещи, а потом отбросил в сторону полотенце и лёг в кровать. Натянув на себя одеяло вместе с покрывалом до талии, Данияр заложил руки за голову и закрыл глаза.

– Вы будете спать здесь? – не выдержала я. – У нас много комнат. Я могу показать вам лучшую.

– Мне понравилась твоя, – не открывая глаз, проговорил Данияр. – Если ты наелась, выключай свет и ложись спать.

– Где? С вами?

– Да, София, с нами. Я хочу, чтобы ты была рядом.

Боже, он точно меня изнасилует сегодня! Похоже, это неизбежно.

С минуту я смотрела на неподвижно лежащего на кровати мужчину, а потом пошла к выключателю. Данияр сказал быть послушной, не стоит злить его и медлить с выполнением приказа. С улицы в окно светил уличный фонарь, поэтому когда я щёлкнула выключателем, в спальне можно было с лёгкостью ориентироваться. Я кралась на цыпочках к кровати, жалея, что всё вокруг не погрузилось в кромешную тьму, и я всё так же могу видеть Данияра, занявшего добрую половину кровати.

Шла, будто в клетку к тигру. Зверь самый настоящий. Осторожно присев на кровать, я положила голову на подушку, повернувшись спиной к Данияру. Легла на самый край, пытаясь восстановить сбившееся дыхание и успокоить сердце.

Позади меня отчётливо слышалось ровное, глубокое дыхание Данияра. Я закрыла глаза, мысленно молясь о том, чтобы он не разорвал меня, как животное свою добычу.

Мускусный запах мужчины не перебил даже запах мыла. Сейчас он кружил над кроватью, щекоча мои ноздри и нервы. Так, наверное, пахнет сама смерть? Все чувства были обострены до предела. Я легла спать прямо в одежде, но всей кожей ощущала, что позади меня затаилась опасность. Всё прислушивалась, не пошевелился ли Данияр, не тянет ли он ко мне свои огромные руки?

Да разве же я усну?

Это было похоже на изощрённую пытку. Я боялась даже дышать, чтобы не потревожить Данияра.

Чтобы отвлечься, думала о папе. Как он там? Жив ли ещё? Данияр сказал бы мне, если бы с моим отцом что-то случилось?

Папа такой хороший, он и мухи не обидит. Разве он мог причинить кому-то зло? Он так меня любит…

В памяти отчего-то всплыл мой день рождения пять лет назад. Мама уже была не совсем здорова, но ещё полна сил и энергии, поэтому родители решили устроить мне грандиозный праздник. Я пригласила столько друзей, сколько захотела, папа нанял популярного артиста, чтобы он спел для моих гостей, а я взяла и сломала руку.

Спускалась по лестнице, оступилась и покатилась кубарем вниз. Папа носился со мной весь день. Сначала отвёз в больницу, где мне наложили гипс, потом успокаивал меня полдня, потому что я без остановки ревела из-за боли и испорченного праздника. Вечером мы втроём ели торт, на котором я задула свечки – вот и всё веселье. И всё равно это был лучший день в моей жизни, потому что папа провёл его со мной, несмотря на свою вечную занятость. И мама была тоже рядом.

Я загадала в тот день, чтобы мама поправилась, но моё желание не сбылось. После этого я перестала верить в чудеса.

Многое бы отдала, чтобы вернуться в тот день хотя бы на минуточку и обнять родителей.

Не знаю, как долго я пролежала, не шевелясь. У меня всё тело затекло и захотелось в туалет. Терпеть до утра было глупо, да и вряд ли Данияр утром уйдёт. Откуда мне знать, до которого часа он привык спать?

Тихо, как мышка, я сходила в туалет и вернулась обратно. Данияр лежал всё так же неподвижно. Судя по всему, он спал. Я с облегчением вздохнула и уже смелее легла на кровать. Понимая, что не усну, я повернулась к мужчине, чтобы следить за ним.

Даже во сне Данияр выглядел суровым. Его лицо ничуть не смягчилось. Наоборот, между густыми бровями залегла глубокая складка, как будто он морщится от боли.

Волосатый живот Данияра едва прикрывало одеяло. Он же там внизу совсем голый!

На его груди волос почти не было. Увесистая цепочка с каким-то странным амулетом украшали бычью шею. Что это? Кольца? Меня привлекло то, что висело на цепочке, потому что я сразу узнала папин перстень.

Откуда он у Данияра? И почему он носит его таким странным образом?

Должно быть, от страха у меня начались галлюцинации? Чтобы убедиться в обратном, я придвинулась ближе к Данияру, пытаясь лучше разглядеть украшение, а рука сама потянулась к перстню…

10. Данияр

– Мин эпочмак әзерләдем, яраткан! * – встречает меня Эльвира у порога.

Прижимаю хрупкое тело жены к себе, жадно целую в сладкие губы. От неё пахнет выпечкой и лилиями. Эльвира обожает эти цветы, и я с досадой вспоминаю, что опять забыл купить для неё букет. Так торопился домой, в её заботливые объятия, что из головы всё вылетело.

– Лучше нет подарочка, чем жена татарочка! – шучу, предвкушая вкусный ужин.

Шутка была старой, я рассказывал её, наверное, раз сто, но Эльвира хохотала над ней всегда так, будто слышит её впервые. Мне нравилось смотреть, как она смеётся. Душа пела, когда я видел её счастливой.

Эльвира кормит меня ужином, наливает чай. В каждом её грациозном движении, в каждом нежном взгляде чувствуется любовь. Она обволакивает меня с головы до ног, пробуждая ответную волну такой силы, что я чувствую себя великим татарским ханом, способным захватить весь мир, не меньше.

– Как дела, Даня? – обнимает меня со спины Эльвира, гладит по волосам маленькой ладошкой. – Почему мрачнее тучи?

– Устал просто…

Меньше всего на свете мне хотелось рассказывать жене о своих тёрках с дядей Тимуром. Сейчас мне было так хорошо и спокойно, что рабочим проблемам здесь не осталось места.

Дядя терпеть не мог Эльвиру, и она знала об этом не понаслышке. Я должен был жениться на другой девушке, которую заботливо подыскал мне дядя. Она была из богатой и влиятельной семьи, с которой моему родственнику не терпелось слиться воедино. Я подвёл его, ослушался, взяв в жёны простолюдинку.

Увидел Эльвиру в магазине, где она помогала отцу, и влюбился. Одним взглядом своих голубых глаз она пробила моё большое сердце, словно пуля.

Насмерть! Навылет!

Заробел так, что имени её спросить постеснялся. А она просто улыбалась мне…

Я сразу понял, что это судьба. Есть и спать не мог неделю, вспоминая её улыбку. Позвал девушку на свидание и в тот же вечер сделал предложение, так мне не терпелось присвоить её. А Эльвира лишь посмеялась надо мной, но и нет не ответила. Добивался её всю зиму, под окнами ночевал, прежде чем она дала согласие. Я бы мог взять её в жёны, просто спросив разрешения у её отца, он бы не посмел отказать Буслаеву, но я хотел, чтобы и Эльвира меня полюбила тоже.

Дядя Тимур был в ярости, когда я объявил о свадьбе. Просто пригласил его, поставил перед фактом. Ещё бы ему не злиться – все его грандиозные планы породниться с другими богачами полетели в пизду. На свадьбу он не явился и сёстрам моим запретил приходить, оскорбив меня и унизив в ответ.

Впрочем, я был так счастлив, что о дяде и не вспомнил ни разу во время праздника. А в первую нашу ночь с Эльвирой я вообще забыл обо всём на свете. Во всём мире существовали только я и она.

Я привёл в свой дом истинное сокровище. Эльвира вила наше гнёздышко с такой радостью и любовью, что именно про него можно было сказать "полная чаша". Мы мечтали о будущем, о детях…

– Уходи от него, Данияр, – ласково сказала Эльвира, поняв причину моей печали. – Тимур абый* не даст тебе житья. Тебе пора отделяться и жить своим умом.

Давно нужно было это сделать, но меня всё время что-то останавливало. Временами дядя Тимур был нормальным, и тогда мы могли вести дела спокойно. К тому же у него было чему поучиться – бизнесменом он был отменным.

– Хорошо, матурым*, я уйду от дяди Тимура, – пообещал я. – Мин сине яратам, алтыным*!

Как же я любил её, господи!

Притягиваю Эльвиру к себе на колени и целую. Несмотря на свою кротость и скромность, она отвечает на мои ласки страстно, словно ретивая кобылица, заждавшаяся своего жеребца.

Член тут же начинает подпирать её округлую попку. Я весь горю, так мне не терпится войти в узкую и горячую глубину её лона.

– Зачем ты снял кольцо, яраткан? – неожиданно спрашивает Эльвира и ловит пальцами мою обручалку, надетую на цепочку.

Её пальцы холоднее снега, от этого я вздрагиваю и просыпаюсь. Уже балансируя на грани реальности, понимаю, что это был всего лишь сон, и моё счастье сметает горечь досады и боль.

Груди продолжает касаться что-то холодное, я хватаю Эльвиру за руку, предпринимая последнюю попытку не дать ей уйти и раствориться в ночи. Но вместо её небесных любящих глаз на меня смотрят чужие – испуганные и зелёные.

*мин эпочмак әзерләдем, яраткан – я приготовила эпочмак любимый;

*абый – дядя, обращение к более старшему мужчине;

*матурым – моя красавица;

*мин сине яратам, алтыным – я люблю тебя, золотце.

11. Данияр

В этих изумрудных глазах было столько ужаса, что мне становится не по себе. Это я виновник этого испуга. Они сморят на меня, не моргая, будто само время замерло в этих глазах, а потом из них брызжут слёзы. Их так много, что они ручьями текут по белоснежным щекам и капают горячими каплями на мою грудь.

– Больно! Отпустите! – слышится мне шёпот мольбы, и я окончательно просыпаюсь.

София, мать её!

Осознав, что до сих пор держу её запястье, разжимаю пальцы, и она, громко всхлипнув, отскакивает от меня в сторону.

От прекрасного сна осталась лишь дикая эрекция и горький привкус во рту. Эльвира впервые приснилась мне в таком радужном сне. Обычно я видел её мёртвой, окровавленной и растерзанной.

Эта мелкая сука не дала мне возможности побыть с моей алтыным. Как же я был зол на неё!

– Зачем разбудила, идиотка чёртова? – взревел, вскакивая с постели.

Не сразу понял, что обнажён. Сорвал с кровати покрывало, обернулся им, чтобы прикрыть стояк. Смотрел на сжавшуюся в комок девчонку, и меня разрывало между желанием вышвырнуть её в коридор и желанием выебать её немедленно. Загнуть раком и отыметь в обе дырки, чтобы знала, кого можно трогать, а кого нет!

Пиздит же, что целка? Эти шлюхи раздвигают ноги, едва созревают, в поисках подходящего богатенького члена.

Хоть какой-то прок должен быть от Софии, или я так и буду всё время слушать её причитания?

Нет, я не опущусь до такого – не стану марать член о дочку Никитина.

Блять, может, я ей руку сломал? Не может человек скулить так громко, просто с перепуга.

– Покажи руку! – вернулся в кровать, развернув девушку за плечи.

В комнате было темно, но включать свет было лень.

– Не трогайте меня! – взвизгнула София и принялась молотить меня кулачками по плечам и груди. Даже по роже моей попала пару раз.

– Да пошла ты! – отпихнул её от себя.

Если может так руками махать, цела, значит. Трясущимися руками нащупал на тумбочке сигареты и зажигалку, потом открыл окно и закурил, уперевшись в подоконник локтями.

Яйца нещадно ныли, требуя разрядки, раздражая меня ещё сильнее. Кровь отлила от мозга в елдак, превращая меня в ещё большее животное.

Холодный воздух с улицы отрезвил меня. Я мотнул головой, окончательно сбросив с себя морок сна, и устало потёр переносицу.

– Я спросил, зачем разбудила? – повторил вопрос Софии.

Она настолько тупа, что приходится спрашивать по два раза. О, боги, как же это бесит!

– Я нечаянно! Простите! – шмыгнула носом за моей спиной.

– Дура, не лезь ко мне больше! – предупредил. – Никогда не лезь!

– Я просто хотела посмотреть на кольцо, – оправдывалась девчонка.

– На которое?

Узнала папкин перстенёк? Конечно, узнала! Новая волна гнева поднялась в душе, стоило вспомнить про Никитина.

– Папин перстень, – уточнила София, в очередной раз доказывая, что это не подделка и не какое-то похожее кольцо, а именно Никитина. – Откуда он у вас?

– Нашёл, – коротко ответил я, не вдаваясь в подробности.

Рассказывать Софии обстоятельства, при которых была найдена такая жирная улика, я не собирался. Зачем ей знать эту грязь? Она всего лишь пешка в моей мести, наживка, на которую я решил поймать кровавого убийцу. Её психика слишком слабая, чтобы выдержать такое. Придёт время, София обо всём узнает. Не от меня. Не хочу быть свидетелем очередной её истерики.

Какие же всё-таки русские женщины слабые и ранимые! Моя Эльвира была не такая. Спокойная, мудрая не по годам, смелая, как тигрица…

А это что? Безвольное, бесхребетное существо. Тварь дрожащая! Я оставил на тумбочке пистолет. Почему София им не воспользовалась и не пришила меня? Я украл её, бросил на растерзание в толпу, хозяйничаю в её доме. Незваный гость, как говорится, хуже татарина.

Вместо того чтобы спасти всех своих близких от монстра, София разглядывала колечко?

Никогда не понимал своих сородичей, женившихся на русских. Красивые, тупые, слабохарактерные куклы – вот они кто. Как можно взять в жёны такое?

У меня больше нет жены.

Нет родных (дядя Тимур не в счёт), нет дома…

Даже к лучшему, что он сгорел. Я всё равно там жил, как в аду. Мне везде мерещился труп Эльвиры, ночные кошмары преследовали меня каждую ночь. Я не мог там спать, не мог там находиться. Сам не знаю, зачем продолжал жить в доме, где изо всех углов на меня смотрела смерть и горе. Чтобы подогревать в себе чувство вины?

Я не смог защитить Эльвиру. Это я виноват, что её больше нет. Это я должен был умереть, а она жить. Теперь во мне столько же жизни, сколько и в моей алтыным. После того,как я поквитаюсь с Никитиным, топтать землю мне станет незачем, и мы наконец-то встретимся с женой в другом мире.

Я выбросил окурок в окно и повернулся к притихшей Софии.

– Ты не знаешь, где может прятаться твой отец? Может быть, у вас есть дача, квартира бабушки? Баба у твоего папаши есть?

– Нет, – мотнула головой. – Ничего такого нет.

Толку от неё никакого! Бесполезное существо!

– София, ты должна мне помочь, понимаешь? Твоего отца пытаются убить нехорошие люди. Если мы найдём его первыми, то так будет лучше. Он в опасности, он может быть ранен, а мы теряем время.

София отвела глаза и крепко задумалась. Эта сучка что-то знает. Вижу, что знает, нутром чувствую.

Давай, София! Скажи мне что-нибудь интересное!

12. София

Неужели Данияр думает, что я дура какая-то и сдам своего отца? Я понимала, что на папу напали нехорошие люди, Татарин не врал, но ведь и он не супергерой? Он точно так же желает зла моему отцу, как и те уроды.

У нас не было дачи, и любовницы у папы не было, насколько мне известно, но был старый домик, доставшийся от бабушки. Там никто не жил уже много лет с тех пор, как баба Люба умерла. Если эта лачуга цела, то это чудо.

Я гостила несколько раз у бабушки во время школьных каникул в детстве. Уже тогда дом выглядел не очень. А теперь, после стольких лет, как он стоит заброшенный, наверняка его уже растащили по кирпичам. Что папе там делать? Разве можно там спрятаться?

– Даже если бы я знала, где папа, то всё равно бы вам не сказала, – гордо вскинув подбородок, ответила я.

Издевался надо мной весь день, запугивал, потом набросился, едва не оторвав мне руку, а теперь рассчитывает на какое-то сотрудничество, которое погубит моего отца? Данияр точно считает меня тупицей!

– Это я просто тебя пытать не начал, – злобно рассмеялся Данияр. В полумраке его белые зубы блеснули, словно оскал животного. – Надо было всё же пустить тебя по кругу, сладкая София. Сейчас ты бы не была такой дерзкой.

Дерзкой? Да я едва жива от страха.

– Почему бы вам просто не убить меня? – расплакалась я с новой силой. Запястье ныло так, словно его действительно сломали в трёх местах, но эта боль не шла в сравнение с душевными переживаниями. – Зачем вы меня мучаете?

– Я не убил тебя только потому, что ты нужна мне пока живой, – пояснил Данияр. – И здоровой, – добавил со вздохом, будто сожалеет об этом.

Он прошёл к выключателю и врубил в спальне свет, который больно резанул по глазам. Я едва не застонала оттого, как некомфортно стало со светом. Теперь я могла видеть это огромное чудовище во всей его красе. Даже покрывало, в которое он завернулся, не могло скрыть того факта, что одежды на нём нет никакой. Секунды хватило, чтобы оценить размеры его мужского достоинства, которое я бы с удовольствием развидела обратно.

Данияр везде был огромным. Мусульманский бог щедро наградил этого мужчину не только мускулами и красивым лицом, но и детородным органом невероятных размеров. Может, у Аллаха особые планы на Данияра?

– Покажи руку! – присело рядом со мной чудовище. – Давай быстрее, София! Утомляешь!

Боже, он был сейчас так близко, что заслонял собою всё вокруг. Если Данияр решит меня изнасиловать, я просто ничего не смогу сделать. Абсолютно ничего. Так зачем я тогда дрожу, как осиновый листик на осеннем ветру?

Превозмогая свой ужас, я продемонстрировала Данияру руку. Он взял меня за локоть, а пальцами второй руки осторожно ощупал запястье, где красовались следы от его пятерни.

– Бәбкәм* – снова оскалился Данияр, словно надсмехался надо мной.

Я не стала переспрашивать, что означает это слово. Наверняка, это какое-то оскорбление в мой адрес? Ничего другого я от Данияра и не ждала.

– Так больно? – нажал подушечками пальцев на запястье.

Моя рука казалась тонкой веточкой в его огромных лапищах. Я перестала дышать, чтобы не ощущать волнующий запах Данияра, который снова стал нестерпимо ярким.

Было больно, но я упрямо мотнула головой, не в силах произнести ни слова. Мне не нужна его помощь и жалость не нужна. Если бы он не хватал меня за руку, как бешеный, нечего было бы сейчас щупать.

– А так? – надавил сильнее, и я дёрнулась от боли не сдержавшись. – Собирайся, София! Сейчас рассветёт, и я отвезу тебя в больницу.

Он отпустил мою руку, и я с облегчением прижала её к себе. Для меня само слово "больница" уже было триггером. Мы с отцом помотались по ним досыта, когда болела мама. Запах лекарств и дезинфицирующего, бездушные стены. Меня даже от белого стерильного цвета воротило, стоило представить снова эту обстановку.

– Я не хочу в больницу, – жалобно проскулила я.

– Не упрямься, бәбкәм, – поморщился Данияр. – Перелома нет, но может быть трещина, – ласково сказал он. – Я должен убедиться, что ничего страшного с тобой не случилось.

– Откуда вы знаете, что нет перелома? Вы врач?

– Не врач… Помогал в детстве деду пасти овец, и одна глупая ярочка всё время попадала в неприятности. Там и научился различать.

С этими словами он поднялся и вышел из комнаты, прихватив свои вещи с тумбочки с собой.

Я позволила себе посидеть несколько минут в тишине и одиночестве, отходя от общения с Татарином. Он сравнил меня с овцой? Для него я даже хуже овечки. Я – никто, просто вещь, с помощью которой он ищет встречи с моим отцом.

С большим трудом я заставила себя пойти в ванную. Всё же нужно показаться врачу. Кому будет лучше, если я заболею?

С одной здоровой рукой жизнь становится сложнее. Мне ли не знать этого?

Собиралась не торопясь. Данияр сказал, что надо подождать рассвета, так что время было.

Когда ко мне в комнату постучали, я уже была готова. Дверь не была заперта, поэтому я была приятно удивлена, что ко мне никто не ломился. Я ожидала увидеть Данияра, но в коридоре меня ждал тот ужасный мужчина, который едва меня не изнасиловал. Митяй, кажется?

– Ну, что, сучка, пропердолил тебя босс? – брезгливо усмехнулся бандит. – Жалко, конечно, что целка не мне досталась… Ну, ничего, я своего шершавого ещё тебе вгоню по самые гланды! У тебя будет возможность и с необрезанным хером кайфануть, крошка.

Боже, до чего же он мерзкий!

Я смутно запомнила, как Данияр бил Митяя, но его заплывший глаз мне доставил сейчас неимоверное удовольствие. Как таких тварей земля носит?

От мысли, что этот урод меня трахает, начало мутить. Хоть это и Данияр натравил на меня Митяя, разрешив меня обесчестить, я была сейчас несказанно рада, что он сжалился надо мной, и этого не случилось.

Пока не случилось.

Что за планы у Татарина насчёт меня, остаётся только гадать.

– Я же приказал с ней не разговаривать! – раздался голос Данияра позади Митяя, и тот аж присел от неожиданности.

Когда он отшатнулся от двери, я увидела самого Данияра. Он был одет не так, как вчера. На нём была чёрная футболка, туго обтягивающая его мощный торс, поверх неё толстовка на молнии, из-под которой едва заметно выглядывала кобура с пистолетом. Кроссовки и штаны тоже чёрные, как будто он на похороны собрался. Теперь он выглядел ещё более зловещим, а может, это оттого, что я не выспалась?

– Съеби с моих глаз! – рявкнул он на Митяя, и тот испарился. – Поехали, София! – бросил он мне. – В больнице без фокусов, иначе я тебе не только руки переломаю!

Мог бы и не предупреждать. Разве я могу рисковать жизнями прислуги, которые тоже в заложниках у этого мафиози?

В больницу ехали молча. Я была этому рада. Разговаривать с Данияром не хотелось совсем. Что бы он ни сказал, всё было направлено на то, чтобы меня напугать. Пусть лучше ничего не говорит.

Мне сделали рентген и отвели в какой-то кабинет, где велели ждать врача. Данияр с двумя своими охранниками остались сторожить меня под дверью. Они так неустанно наблюдали за мной, будто боялись, что я сбегу.

Пульсирующая боль в запястье немного поутихла. Я бы вообще не обращала внимания на травму, если бы не была физически и эмоционально измотана. Всё вкупе убивало меня, поэтому каждая минута ожидания казалась пыткой.

Наконец, в кабинет вошёл мужчина. Он был в белом халате и шапочке, на лице маска, поэтому я решила, что это врач.

– Как дела, София? – поинтересовался он.

– Нормально, – бесцветным голосом ответила я.

– Сейчас я сделаю тебе укольчик и отпущу, – пообещал он, начав греметь чем-то на столике с инструментами.

– Что за укол? – без особого интереса спросила я, наблюдая, как мужчина распаковывает одноразовый шприц и достаёт из кармана ампулу с лекарством.

– Обычное обезболивающее, – пожал плечами он, набирая лекарство в шприц.

– Не нужно, пожалуй, – отказалась я, решив, что и так пройдёт.

Уколы я не очень любила. Главное, что кость цела, а синяки от пальцев Данияра сойдут со временем.

– Не мешай мне лечить тебя, София! – настойчиво сказал врач и подошёл ко мне. – Так нужно!

Я поймала его взгляд, и он мне не понравился. Какой-то нездоровый блеск в его глазах заставил меня насторожиться. Уже утро, персонал после ночной смены вялый и раздражённый, как и я, а этот мужчина подозрительно бодр. А ещё у него на ногах были модные, дорогие туфли. Разве удобно в такой обуви дежурить? Он как будто и не врач вовсе…

– Я не хочу укол! – жёстко ответила я и попыталась встать со стула.

– София!

Мужчина схватил меня за руку. За ту самую, больную, и я поняла, что точно что-то не так. Сонливость и усталость как рукой сняло.

Что происходит? Кто этот человек? Что он собрался мне вколоть?

*Бәбкәм – «Птенчик». Часто более конкретно «утенок» или «гусенок». В русском употребимее в качестве обращения «цыпленок». Но смысл тот же. Обращаются так чаще всего к детям.