Так я чувствую жизнь

Мои стихи

***

Что с тобою мой друг, расскажи,

Не таи ты в себе свою боль.

Там, где сильно болит, покажи

И словами утешить позволь.

Если рана болит-не беда,

Постепенно она заживет,

Время-лекарь разгладит рубцы,

Боль утихнет, досада пройдет.

Хуже, если душой занемог

И тебя повалила хандра,

И закрыл ты себя на замок,

И не спишь ты всю ночь до утра.

Эту боль, как болеет душа

Ни с какою, увы, не сравнить.

Время лечит ее не спеша

И не стоит его торопить.

Может день, может два, может год,

Может быть даже несколько лет.

Все равно боль в душе заживет,

Но на сердце останется след.

***

Я пьян тобою, очень пьян,

Во мне горит пожар,

Я не вино глотками пью,

А с губ твоих нектар.

Я постоянно во хмелю,

Ищу в тебе изъян.

Я словно шмель или пчела,

Пью твой хмельной дурман.

Целую руки, шею, грудь

С желанием одним.

Шепчу тебе, моею будь,

А я буду твоим.

Ты отвечаешь мне любя

Движеньем в унисон,

И открываю я глаза,

Но это был лишь сон.

Я испытал такой восторг,

Весь мокрый, весь горю

И за такой чудесный сон

Тебя благодарю!

***

Была я молодою,

Веселой, озорною,

Кружила, словно птаха,

Жила легко, без страха.

Не знала я ни горя,

Ни злобы, ни тоски,

Но осень ранним снегом,

Осыпала виски.

И постепенно зеркало

Ко мне похолодело,

Смотрясь в него,

Я, как то

Морщинки разглядела.

И взгляд мой стал мудрее,

Глаза не так лучатся,

То прожитые годы

Мне в зеркало стучатся.

А было все, как было.

О прошлом не жалею.

Лишь о весне прошедшей

Немного сожалею.

А лето пролетело,

Как красная жар-птица,

Я даже не успела

Его дождём умыться.

Пусть осень сыплет снегом,

Я на неё не злюсь,

А вот с зимою белой,

Я встретится боюсь.

***

Черёмуховый снег ложиться мне на плечи,

И запахи весны переполняют грудь,

Прикрыв глаза, я вспоминаю вечер

Как жаль, что мою юность не вернуть.

Садилось солнце, и закат был красным,

Ты сильным был и очень молодым.

Мы целовались, вечер был прекрасным

И нас скрывал черёмуховый дым!

Кружилась голова от поцелуя

И воздух ароматом опьянял,

Ты прижимал меня к себе ликуя,

Как будто бы берёзку обнимал.

Со временем я стала вишней спелой,

А вот душа по-прежнему поёт,

Лишь голова твоя вдруг стала белой,

Как будто бы черёмуха цветет.

***

Эти розовые очки

Ещё в детстве на нос надела.

Через розовое стекло

Я на мир сквозь очки смотрела.

И прекрасно все было на свете

В этом розовом нежном свете.

Но однажды очки разбились.

В сердце давящая тоска

И глаза мои заслезились,

Будто кинул кто горсть песка.

А, когда с трудом проморгалась,

Не увидела розовых грёз.

И в реальный мир уставилась

Я глазами полными слёз.

Присмотрелась, слезу смахнула

Только в сердце осталась дрожь.

Страшно жить, когда по соседству

Есть измена, предательство, ложь.

Так живу я, покоя не знаю,

И чем дальше, тем шире зрачки,

Только чаще с тоской вспоминаю

Свои розовые очки.

***

Голова твоя седою стала

Ты уже давно не молодой.

Как же раньше я не замечала

Эту прыть, любимый за тобой!

Каждую смазливую девчонку

Провожаешь взглядом чуть дыша,

Осмотрев короткую юбчонку

шепчешь мне – как девка хороша!

Проводив её счастливым взглядом,

На другой свой глаз остановил.

Не сердись мать, пусть я буду гадом,

Но не так я свою жизнь прожил.

Если бы в тебя я не влюбился

Ещё в ранней юности своей,

Я бы может даже не женился

Каждая могла бы быть моей!

Мне бы впору на него обидеться

И заплакать душу бередя,

Но в его глазах и взгляде видеться

Пылкость неразумного дитя.

Если молодостью всё ещё любуется,

Если радостью наполнены глаза,

Если в жилах кровь еще волнуется,

Значит, не состарилась душа.

***

Что-то валится все из рук

Я сегодня с собой не в ладу

Голова, как разбитый сундук

Что случилось, понять не могу.

Может быть я устала жить

В суете бесконечных дел;

То стирать, то варить, то мыть,

Неужели то мой удел?

Все дела бы закрыть в чулан

Завязать на железный жгут

Улететь бы на остров Сайпан,

Где чудные чаморцы живут.

Ночью там проливные дожди,

Утром солнце и белый пляж.

И наряды там не нужны,

И не нужен там макияж.

Комаров там и мошек нет.

Отдых сам по душе выбирай.

Говорят, даже пыли там нет,

Ну не остров, а просто рай!

***

Люблю встречать рассвет

Я утренней порой,

И провожать закат

С вечернею зарёй.

Люблю, чтобы в лицо

Дул ветер озорной

И звезды тёмной ночью

Светили надо мной.

Люблю, когда ты рядом

И жизнь прошла не зря

И снова на востоке

Рождается заря.

Все то о чём мечтаю я

Мне повторить не лень.

Я рада, что с зарёю

Родился новый день.

***

На бескрайней глади океана,

Ведь не зря о том слывет молва,

Создал Боже уголочек рая-

Марианские острова.

И чаморцев поселил чудесных

В этот уголочек не большой,

Видно выбрал он самых безгрешных

С чистой и открытою душой.

***

Под луною тонким слоем

Проплывают облака.

На земле под облаками

Подо льдом течёт река.

Тихо падают снежинки

Под ногой хрустит снежок,

То ко мне спешит мой милый

Ненаглядный мой дружок.

За его спиной гитара,

Он вчера хотел успеть

Сочинить для меня песню,

Чтоб потом до ночи петь.

***

Осень веткою клёна

В окошко ко мне постучала

Я взглянула в окно,

И по лету слегка заскучала.

Все проходит и теплое лето прошло,

Перелётные птицы на юг косяки собирают.

Мне бы тоже податься на юг, где тепло,

Только годы седые

Упрямо меня не пускают.

Шепчут у ухо – зачем тебе юг?

Будет скучно там жить

Без любимых, родных и подруг

Без берёзок, без кленов и без тополей,

Ты себя не жалеешь,

Хоть годы свои пожалей.

Вдруг наскучат и пальмы тебе и жара,

Ты решишь, что домой возвращаться пора,

Где петух по утрам

Бесконечно кричит,

Где кленовая ветка в окошко стучит.

Могут силы иссякнуть, и станет не в мочь

И никто на чужбине не сможет помочь.

Ты уж лучше на родине дольше живи-

Так мне мудрые годы шептали мои.

***

Я сегодня приду к тебе

Вечером поздним

По обильной прохладной росе.

Я в окно постучу,

Где рябиновые гроздья,

Что-то шепчут друг другу во сне.

Эти гроздья рябины

Склонились так низко

Над окошком твоим в темноте.

Я нарушу их сон,

Подойду очень близко,

Прошепчу, что пришёл я к тебе.

И ты выйдешь ко мне

В лёгком шёлковом платьице,

Остановишься робко

На темном крыльце.

Я увижу головку твою белокурую

И улыбку на милом до боли лице.

Я тебя поцелую

Очень нежно и ласково

И покрепче тебя обниму.

Нас никто не увидит,

А рябинушка сонная

Не расскажет о том ни кому.

***

Ломят ноги, разболелись кости

И душа моя вдруг захворала,

Всё бы бросить и уехать в гости

К брату в деревеньку у Байкала.

Знаю точно, мне помогут воды

Грозного, могучего Байкала

Освежить все прожитые годы,

Чтобы дальше жить не уставала.

И очистить душу от нагара

Мне б песком байкальским и водицей,

Мне сейчас совсем не до загара,

Наварить бы сладенькой ушицы.

Посидеть в тени большого кедра,

Я об этом так давно мечтала

И кукушки слышать голос щедрый

И считать, что мне накуковала.

Серафима

Я проснулась рано. За окном поезда было еще темно. Моя соседка по купе спала. Посмотрев на часы, я поняла, что до моей станции еще два часа пути. В вагоне было прохладно, и я не спешила вставать. Я лежала с закрытыми глазами, пролистывая события, которые произошли со мной, в моей, как мне казалось, непутевой жизни. До двадцати пяти лет я жила с родителями и с бабушкой. У меня есть еще старший брат, который старше меня на десять лет. После окончания школы он уехал в Москву, поступил в университет, а после окончания остался жить и работать в столице. Домой приезжал редко, и я всегда очень радовалась его появлению и гордилась, что у меня есть взрослый брат. Общих интересов у нас с ним не было, для него я была просто ребенком. Конечно, он любил меня и часто присылал для меня столичные подарки. Когда я была еще маленькой девочкой, у меня были чудесные игрушки, каких не было у моих подружек, а по мере взросления, у меня появлялись модные наряды и красивая обувь. Мама моя была портнихой, шила для меня модную одежду и я всегда выглядела хорошо. После окончания школы мои родители хотели, чтобы я поехала к брату в Москву и там поступила в институт, но я не была уверена в своих способностях, осталась дома. Я поступила в технологический техникум, а после окончания стала работать на швейной фабрике технологом по пошиву одежды. Можно сказать, что пошла по стопам своей мамы. Еще учась в школе, я умела раскраивать и шить для себя одежду. Мама внушила мне, что одевать себя – это благо. Я перенимала у своей мамы секреты мастерства, научилась шить не только для себя, но и обшивала своих подруг, и даже шила на заказ. Кроме зарплаты, которую я получала на фабрике, у меня появился дополнительный заработок от заказов, которые я выполняла дома. Это меня затягивало. Я брала заказы и вечерами сидела за швейной машинкой и получала большое удовольствие, если моим заказчикам нравилась моя работа. Многие мои подруги повыводили замуж, некоторые даже стали мамами. С годами подруг становилось все меньше, каждая из них жила своей жизнью и своими интересами. Постоянная моя занятость не позволяла мне ни каких развлечений. Правда, в летнее время, папа вывозил нас с бабушкой в деревню, где он держал пасеку и где когда то жила бабушка. Таким выходным я была очень рада. Бабушкин дом был еще крепким, в конце огорода, на берегу речки стояла банька. Папа занимался пчелами, а мы с бабушкой огородом. Вечером мылись в деревенской бане, потом пили час с вкусными пирогами, которые моя бабушка пекла мастерски. В такие дни я была счастлива.

Мои воспоминания прервал стук в дверь купе. Проводник предупредил меня, что через тридцать минут моя станция, и , что поезд стоит всего две минуты. Проснулась моя попутчица, женщина лет шестидесяти, высокая, немного полноватая, с добрыми, но очень грустными глазами. Вчера вечером она долго рассказывала мне о своей не простой жизни, и не легкой судьбе и я прониклась к ней уважением. Мне тоже захотелось поделиться с ней о своей жизни, но я помнила слова своей бабушки, которая всегда говорила мне, чтобы я ни кому ни чего не рассказывала о себе. Она говорила, что чем меньше люди знают обо мне, тем лучше для меня. И я предпочла только слушать, чему моя попутчица была рада. Я привела себя в порядок, оделась и попрощавшись с соседкой по купе, направилась на выход. Поезд остановился, и я вышла на перрон. Было еще очень рано, сумерки постепенно отступали, но небо еще было серым. Постояв немного и осмотревшись, я направилась в сторону вокзала. На перроне кроме меня не было ни души. В здании вокзала я присела на скамейку и решила подождать, когда наступит рассвет. И здесь было почти пусто. Несколько человек стояло у окошка билетной кассы, да пожилая уборщица возила шваброй по полу.

Я не хотела ни о чем думать, но воспоминания невольно снова нахлынули на меня. Я вспомнила, с чего все началось. Я жила спокойной размеренной жизнью, работала, у меня были деньги, я копила на собственное жилье, мечтала уехать в Москву и быть независимой. Однажды мне позвонила моя школьная подруга и попросила пошить для нее платье. Я согласилась. Она привезла два отреза и заказала два платья. Я сняла с нее мерки, обговорили фасоны, и сели пить чай. Мы не виделись очень долго и о ней я почти ничего не знала. Она рассказывала о себе, о том, что отец выдал ее за муж против ее воли за нужного для себя человека. Ее отец был какой то важной шишкой и заседал в городской думе. Ослушаться она не могла и подчинилась ему. Она рассказала, что у нее скоро день рождения и к этому событию муж купил ей платье, но она не станет его надевать, потому, что оно ей не нравиться, и, что она в нем чувствует себя голой. С Катей, так зовут мою подругу, мы дружили в школе. Она была спокойной и скромной девочкой и не отличалась красотой. Она была похожа на своего отца. У нее были пухлые губы, большой рот, маленькие , глубоко посаженные глаза и крупный нос. Но зато имела густую рыжую шапку волос, закрученную в спирали и шикарную фигуру. У нее были красивые длинные ноги, узкие плечи, круглая попка и тонкая талия. Но она всегда себя стеснялась, одевалась скромно, но особи мужского пола часто заглядывались на ее шикарную грудь, и она страдала от этих взглядов. Она почти не изменилась, все такая же, только одеваться стала посолидней и колечки на ее ухоженных руках были очень дорогими. Катя сказала, что муж заплатит мне за работу столько, сколько я скажу. Мне почему то стало ее очень жаль и я сказала ей, что платить не надо, просто это будет мой подарок на день рождения. Теперь я очень сожалею об этом. Лучше бы я не делала для нее такой подарок.

Я выполнила ее заказ и Катя осталась очень довольна. Оба платья сидели на ней исключительно, подчеркивая все достоинства ее фигуры. Через день она позвонила и пригласила меня на свой день рождения, сказав при этом, что ее мужу понравилась моя работа. Я согласилась. Она познакомила меня со своим мужем. Он был лет пятидесяти, высокого роста, немного полноватый, улыбчивый, и, как мне показалось, очень коммуникабельный. За столом я сидела рядом с Катей, а он ухаживал за нами, шутил и не оставлял нас без внимания. Было весело. Катин папаша расстарался для любимой дочери. Гостей было много. И подарков тоже было много. Я впервые была на таком богатом празднике. Шикарный стол, замечательный тамада, хорошая музыка! Из школьных подруг, Катя пригласила только меня. Из всех присутствующих я знала только родителей моей подруги, и еще несколько знакомых лиц, которые часто мелькали на экранах местного телевидения. Я рассматривала наряды приглашенных дам. Они были весьма дорогими и у многих очень откровенными, с глубокими декольте и открытыми спинами почти до самой попы. Катин муж Егор познакомил меня с очень симпатичным мужчиной, которого звали Олегом. Этот Олег был действительно хорош собою; высокий, подтянутый, с ясными голубыми глазами и обворожительной улыбкой. Его черные волнистые волосы были аккуратно подстрижены, лицо гладко выбрито, темно- синий костюм сидел на его фигуре идеально, а белоснежная рубашка освежала его смуглое лицо. Он пригласил меня на танец и весь остаток вечера не отходил от меня. Мы стали встречаться. Он умел красиво ухаживать; дарил цветы и дорогие подарки, приглашал ужинать в рестораны, был обходительным и очень внимательным. Я окончательно в него влюбилась и потеряла голову. На работе стали поговаривать, что на фабрике будет смена руководства. Нашего Ивана Петровича отправляют на пенсию, а вместо него прислали из Москвы нового и перспективного. На нашей фабрике все было хорошо, работали слаженно и всегда выполняли план. Иван Петрович был хорошим директором, справедливым, честным и порядочным человеком. Никто не хотел перемен. Люди роптали, кто громко, кто шепотом, но недовольны были все.

Однажды на территории предприятия в окружении незнакомых людей я увидела Олега. В руках у него была какая то папка, которой он размахивал и что то кому то доказывал. Я была очень удивлена. При встрече я спросила Олега, что он делал на нашей фабрике? Он сказал, что принимал фабрику для дальнейшего руководства и, что его назначили директором, чтобы наладить производство и вывести в передовые. Я пыталась ему возражать, говорила, что у нас на фабрике все хорошо, что наша продукция пользуется с просом, и, что товар никогда не залеживается на складе. Он очень внимательно посмотрел на меня и сказал, что его жена не должна работать, тем более на одном предприятии с мужем. Потом достал красную коробочку, открыл ее и предложил стать его женой. В коробочке было очень красивое колечка с бриллиантом. Для меня такое предложение было неожиданным. Знакомы мы были меньше месяца и о замужестве я не думала. Он надел колечко на мой палец и сказал, что возражений не принимает. Потом мы ужинали в ресторане. В этот вечер Олег был особенно галантным. Когда я сообщила своим родным, что возможно я скоро выйду замуж, папа стал расспрашивать меня о женихе. Я рассказала все, что знала об Олеге, и о том, что он будущий директор нашей фабрики. Папа долго молчал, потом, как то с грустью в голосе сказал, что мой выбор жениха не самый лучший, а скорее наоборот, самый худший. Бабушка подошла ко мне, обняла и позвала в свою комнату. Она сказала мне, что мой отец прав и мне лучше отказаться от предложения Олега. Я слышала, как папа нервно меряет шагами нашу гостиную и совершенно ничего не понимала. Потом он резко распахнул дверь бабушкиной комнаты, подошел ко мне , взял мои руки в свои ладони и внимательно посмотрел мне в глаза. Он рассказал мне жуткую историю, в которую я не могла поверить. Из рассказа папы я поняла, что отец Олега, когда то жил в нашем городе и держал весь город в страхе. Он был бандитом, потом, после криминальных разборок, его посадили, дали большой срок. Но он сидел недолго. Освободившись из мест лишения свободы, обосновался в Москве, и вскоре стал депутатом.

Ночью я почти не спала, ворочалась и не находила себе места. Фраза "Сын за отца не отвечает" несколько согревала мою душу. Олег не может отвечать за поступки отца, да и отец не отсидел срок, значит не был виноват. Иначе бы его не выпустили на свободу, и никогда не выбрали бы в депутаты. Мои воспоминания нарушила уборщица, пожилая женщина, с добрым лицом. Она попросила меня пересесть на другую скамейку. Я взяла свои вещи, которые состояли из небольшого рюкзака и сумки, и вышла из здания вокзала. Солнышко уже поднялось над горами, которые окружали поселок со всех сторон. Вся железнодорожная станция со своими подъездными путями, корпусами депо и административными зданиями и вокзалом находилась на возвышенности. Поселок расположился в низине, где протекала, довольна широкая речка. Вдоль реки с обеих сторон виднелись крыши домов, утопающих в зелени. Воздух был прозрачным и насыщенным запахом распустившейся лиственницы. Я должна спуститься вниз по довольно крутой лестнице, ведущей к реке и постараться найти дом моей двоюродной бабушки. Как только я спустилась к реке, меня окутал запах цветущей черемухи. Почти в каждом палисаднике росла черемуха, ее белые гроздья, словно снегом припорошили всю улицу, а запах будоражил воображение. Мне захотелось спуститься к реке. Я нашла тропинку, которая привела меня к берегу, присела на бревно, лежащее у самой кромки воды. Я смотрела на быстрое течение реки, на скалистые вершины гор покрытые снегом, на дома на противоположном берегу реки, утопающие в черемуховом цвете, но мысли вновь возвращали меня в недалекое прошлое.

Несмотря на предупреждение родителей, я снова встретилась с Олегом. Он был, как всегда нежным, милым и заботливым. Олег уговорил меня уволиться с фабрики и я пообещала завтра написать заявление. На следующий день я написала заявление, подписала всеми, кто должен поставить свою подпись и решила сама отнести его в приемную директора. Я открыла дверь, но в приемной не было никого. Положив заявление на стол секретарю, я решила навестить Олега, тихонько постучав в дверь его кабинета. Мне никто не ответил и я вошла в кабинет. Он был пуст. Но в дальнем углу его кабинета была еще одна дверь и она была приоткрыта. Это была личная комната отдыха для директора фабрики. Я решила обрадовать своего жениха своим появлением и толкнула тяжелую дубовую дверь и она легко распахнулась. То, что я увидела в следующую минуту меня повергло в шок. Передо мной, как говорят одесситы была "картина маслом". Мой жених занимался сексом с какой то рыжеволосой девицей. Ее длинные рыжие волосы свисали с дивана почти до самого пола. Она лежала под моим женихом и громко стонала, а его голая задница качалась на ней. Я с силой захлопнула за собой дверь и пошла прочь. Не успев дойти до середины кабинета, я услышала крик, похожий на рев зверя. Олег догнал меня и грубо схватив за руку, прижал к стене. Я сняла с пальца подаренное колечко и положила его ему в нагрудный карман рубашки. Я видела, как он сжал кулак и замахнулся. Зажмурив глаза я ждала удара по лицу. Он бил кулаком в стену рядом с моим лицом и рычал, как зверь. Я открыла глаза и увидела, окровавленные костяшки его пальцев и перекошенное от злости или стыда лицо моего жениха. Он спрашивал зачем я пришла, если он меня не звал, и что он научит меня как надо правильно себя вести. Его рот напоминал мне звериный оскал, а глаза были совершенно черными из за расширившихся зрачков. Я перестала его бояться, отодвинула его руку и пошла к выходу, крикнув на ходу, чтобы он застегнул штаны.

Я не стала садиться в маршрутку, пошла пешком, тем более, что жили мы не далеко от фабрики. Мне надо было побыть наедине с собой и переосмыслить все увиденное и услышанное. Я задавала самой себе вопрос – почему я не услышала своих родных папу и бабушку? Разве они не предупреждали меня? После всего увиденного я поверила, что только у бандита мог появиться такой сын. Ведь он даже не оправдывался, не просил прощения, а готов был убить меня за то , что я уличила его в мерзости. И он был страшен в своей ярости и одновременно бессилен. Когда я вернулась, все мои родные были дома. Я рассказала о том, что со мной произошло. Папа молчал, а бабушка всплеснув руками тихо прошептала: – " ну, вот, все повторяется". Мама громко заплакала и пошла в свою спальню. Потом папа сказал, что мне надо уехать,и , что это отродье не оставит меня в покое. Бабушка взяла мусорное ведро и вышла из квартиры. Через некоторое время она вернулась и сказала, что мне надо поехать к ее сестре в Зареченск. Папа сказал, чтобы я собрала необходимые вещи и он отвезет меня на вокзал. Но бабушка возразила ему, она сказала, что меня надо отвести на автовокзал. Я больше не возражала , решила подчиниться воле своих родных. Собрав вещи в рюкзак и в сумку, я взяла свои документы и была готова уехать, хоть к черту на кулички, лишь бы подальше от сюда. Бабушка собралась меня проводить, забралась на заднее сидение, я попрощалась с мамой, поцеловала ее и села рядом с бабушкой. По дороге бабуля давала мне наставления. Она говорила, чтобы я на автобусе доехала до Ждановки, которая находилась в сто километрах от нашего города, и там купила билет до Зареченска. Папа был с ней согласен, он сказал, что так будет лучше и снова замолчал. Бабушка рассказывала о своей сестре Серафиме, говорила, что она живет одна и будет мне рада. Выходит, что я бежала из родного дома, запутывая следы.

И, вот, волею судьбы я сижу на берегу незнакомой мне реки, и понятия не имею, что будет дальше. Надо было искать Серафиму. Недалеко от меня полоскала белье пожилая женщина. Я подошла к ней и спросила, как найти Серафиму Громову, и знает ли она ее. Женщина с любопытством посмотрела на меня и сказала: -" А кто же ее не знает, ее все знают. А, кто же ты будешь ей?" Я сказала, что я ее родственница и приехала к ней в гости. Женщина удивилась, перестала полоскать, выпрямила спину и сказала: " Да у них отродясь не было никаких родственников. Они с Серафимом всю жизнь жили вдвоем и никто ни когда к ним не приезжал." Я сказала, что я внучка ее сестры. Она еще раз внимательно посмотрела на меня , пожала плечами и рассказала где искать дом двух Серафимов. Я не поняла почему двух Серафимов и пошла по указанному направлению. Мне пришлось немного вернуться назад, перейти мост через речку, повернуть налево и найти пятый дом от моста. Я шла рассматривая дома и удивлялась их ухоженности. Везде было чисто, ничего нигде не валялось. Улица тянулась вдоль реки, по берегу паслись стайки гусей и уток, рядом с ними разгребая лапками молодую травку что то клевали куры. У кромки воды два мальчугана сидели с удочками. Я подходила к пятому дому, на скамейке сидела женщина, увидев меня она встала и пошла мне на встречу. Эта была Серафима. Она подошла ко мне , обняла и сказала, что просмотрела все глаза дожидаясь меня. Голос у нее был совсем молодой, ласковый и журчал, как ручеек. Ее дом , как и все на этой улице, утопал в черемухе. Он был большим и добротным. Глухого забора не было , двор был огорожен сеткой-рабицей, через которую был виден большой ухоженный двор. Хозяйка не пряталась за глухим забором, все было прозрачно, словно на показ. В доме Серафимы был идеальный порядок, вкусно пахло пирогами. Она угощала меня чаем, я ела ее вкусные пироги и рассматривала бабушкину сестру. Она не была похожа на мою бабушку. Моя была не высокого роста, немного полновата, и не смотря на семьдесят пять лет, волос ее не коснулась седина. Серафима, наоборот была высокая, стройная и совершенно седая. Зато глубоких морщинок почти не было, и лицо ее было приятным и улыбчивым. Ее пышные волосы были собраны в пучок и закручены на затылке в большую шишку. Я поблагодарила хозяйку этого замечательного дома за вкусный чай и за чудесные пирожки и спросила ее, почему ее дом в поселке называют домом двух Серафимов? Она улыбнулась и пригласила меня в большую комнату, которую назвала горницей. Я с большим интересом стала осматриваться. Комната была просторной и очень светлой. Пахло цветущей черемухой, веточка которой стояла в вазе на журнальном столике, рядом с угловым диваном. Между двух окон стоял высокий комод, застеленный белоснежной салфеткой. На комоде стояло зеркало-трельяж. На противоположной стене от входа в горницу было две закрытых двери. В углу, от самого пола и до потолка, стоял стеллаж, заполненный книгами. Книги были не первой свежести, но вполне солидные; сборники сочинений Шолохова, Бунина, Лескова, Пушкина, Гоголя и много других авторов. Было заметно, что книги были собраны не для красоты, а для чтения. У следующей стены, у окна стоял компьютерный столик, на нем лежал ноутбук. А над столиком висели два портрета, забранные в одну багетовую рамку. С портретов на меня смотрели двое мужчин; один молодой, лет двадцати, а другой лет шестидесяти. Я сразу уловила поразительное сходство. Одинаковый овал лица, пронзительный взгляд, и густая шевелюра волос, отличающая только по цвету; у молодого темные, а у взрослого совершенно седые. Я только хотела задать Серафиме вопрос, но она опередила меня. Она подошла ко мне, положила руку мне на плечо и заговорила: " Это мой Серафимушка, когда ему было двадцать пять"– она показала на молодого. " А на этом портрете ему уже шестьдесят, фотографировался, когда пошел на пенсию". Она тяжело вздохнула и смахнула слезу, катившуюся по щеке.

Я спросила, Серафиму, как мне ее называть, бабушкой или по имени и отчеству? Она улыбнулась и сказала – " Называй меня просто по имени – Серафима. Отчество у меня, как и имя мое, старинное – Македоновна. Мы мечтали о большой семье, строили большой дом, даже две отдельных комнаты для детей построили" – она рукой показала на закрытые двери, и продолжала – " Но Бог не дал нам детей, ну и внуков по этой причине у нас тоже нет". Потом она долго рассказывала мне о своем муже, каким он был замечательным, добрым и отзывчивым человеком. Почти все жители Заречья от малышей до стариков любили и уважали ее Серафима. И дом в поселке называют домом двух Серафимов, и, что звали их только по имени; ее Серафимой, а его Серафимом. Я спросила, почему у нее отчество Македоновна, а у моей бабушки Ивановна, ведь родные же сестры? Она снова улыбнулась и поведала мне историю о том, что, когда то моя прабабушка Евдокия вышла замуж за Ивана, родила дочку Зину. Но, когда Зине было всего два годика, Иван трагически погиб. Потом, спустя два года ее взял в жены Македон, и через год родилась Серафима. Просто у них была одна мама, а отцы были разные и поэтому и отчества тоже разные. Мне было очень интересно! Я подумала, почему я раньше не интересовалась своей родословной? Первый день моего пребывания у бабушкиной сестры был для меня очень интересным и познавательным. Она показала мне свою усадьбу, рассказала, что она посадила в этом году в огороде, какие плодовые деревья растут в их саду, который с особой любовью разводил Серафим. А вечером мы с ней мылись в прекрасной бане, которая тоже была сделана руками ее любимого Серафима. После бани мы сидели на веранде, пили чай с вкусными пирогами и за разговорами не заметили, как спустились сумерки. Накинув на меня теплый платок, Серафима повела меня на берег подышать перед сном речным воздухом. Выйдя за ворота, мы подошли к берегу. В метрах трех от воды стояла добротная скамейка, на которой мы удобно расположились. У реки было довольно прохладно. Над станцией висла с тарелку луна, освещая дремавший поселок. Лунная дорожка простиралась через всю ширину реки, и в ней было видно небольшие завихрения воды, создаваемые быстрым течением. Воздух был действительно бодрящим и вкусным вперемешку со свежестью реки и цветущей черемухи. После замечательного вечернего моциона, мы отправились домой. Спать легли в спальне Серафимы. Спальня была достаточно просторная, с большой двуспальной кроватью и небольшим диваном, стоявшим у стены. У окна стоял стол, два стула, а в углу у двери, которая вела в кухню, был встроенный шкаф. на полу между кроватью и диваном лежал небольшой красивый коврик. Спальня была уютной и чистой. В изголовье кровати с каждой стороны горели светильники, а у дивана на тумбочке горела настольная лампа. Серафима выдала мне чистое, вкусно пахнущее пастельное белье. Я расстелила белье, взбила подушку и уютно устроилась на диване. Некоторое время мы еще разговаривали, потом Серафима погасила свет, пожелала мне спокойной ночи и замолчала, наступила тишина. Луна заглядывала в окно, освещая своим холодным светом спальню. Я вдруг подумала, что за весь день я ни разу не вспомнила ни про Олега, ни про то, что со мной произошло и по какой причине я оказалась здесь. Наверное потому, что мне здесь было хорошо.

Проснувшись утром, я взглянула на часы, висевшие на стене. Было ровно десять часов утра, Серафимы в спальне не было. Я взяла полотенце, которое лежало на спинке дивана, заботливо приготовленное Серафимой для меня и вышла во двор. Под навесом рядом с баней стоял умывальник, видимо тоже сделанный руками заботливого Серафима. Он представлял собою массивную тумбу с раковиной, над раковиной находился кран с двумя вентилями, а над ним большое зеркало, обрамленное в красивую рамку. На полочке за стеклянной дверцей, рядом с зеркалом стояла керамическая небольшая вазочка, а в ней зубная паста и зубная щетка. Я вернулась в спальню, взяла свою зубную щетку и пасту, почистила зубы, умылась и была очень удивлена тому, что вода в умывальнике была теплой, можно сказать, даже горяченькой. Не смотря на то, что солнышко поднялось над снежными вершинами гор достаточно высоко, во дворе было прохладно, чувствовалось свежее дыхание речки. Я присела на ступеньку крылечка, ведущего на веранду, закрыла глаза и подставила лицо утреннему солнышку. Какое то время я сидела неподвижно, слушая щебетание птиц, и кудахтанье кур и наслаждалась солнышком, которое ласкало мое тело, и у меня было очень хорошо на душе. Я услышала, как у дома остановилась машина и громкий мужской голос позвал Серафиму. Я открыла глаза и увидела молодого мужчину, одетого по походному, который стоял за забором у машины. Во двор, со стороны огорода , с пучком зеленого лука в руках, вышла Серафима. Она радостно приветствовала мужчину, назвав его Костей и сказала ему – : "Проходи дорогой, чего стоишь за воротами? Сейчас будем завтракать и я тебя познакомлю со своей гостьей". Мужчина помахал рукой и сказал – " Тут тебе Матвей передал гостинцев", потом он достал из кабины своей машины две холщовые сумки и занес их во двор. Серафима сказала ему, что меня зовут Татьяной, и, что я внучка сестры Зинаиды. Он улыбнулся, вытер об штаны свою руку и протянул мне и сказал, что его зовут Костей, и, что ему очень приятно. Он был высокий и широкоплечий, и мне показалось, что очень сильный, потому, что его рукопожатие убедило меня в этом. Он занес сумки на веранду и стал их освобождать, выставляя все на лавку. Подарки какого то Матвея были щедрыми. Две трехлитровые банки меда, литровая банка сметаны, пятилитровая банка молока, кулек с творогом и приличный кусок сливочного масла и два куска свежего мяса.. Серафима всплеснула руками и заговорила – " Ну, Матвей! Не забывает меня таежный леший! Спасибо ему за душу его щедрую". Костя сказал, что Матвей просил вернуть ему пустые банки, а то с тарой у него в тайге трудно. Серафима кивнула головой в знак согласия, что обязательно вернет пустые банки, достала из шкафчика полотенце и сказала: – " Ополоснись с дороги и к столу, можешь в бане, там водица еще горячая". Потом мы втроем завтракали вкусной творожной запеканкой и пили чай с вчерашними пирожками. Костя с Серафимой разговаривали о какой то недостроенной дороге, о лесных людях, о пасеке и о Матвее, которому он должен сделать покупки по списку, а я просто слушала и смотрела на них, почти ничего не понимая о чем речь. Иногда я встречалась взглядом с Костей. Взгляд его был открытым и добрым, серые глаза с темной радужкой были неотразимыми и очень привлекательными. Недельная небритость не портила его, а наоборот, придавала его образу брутальность. Он мне определенно нравился. После завтрака Серафима спросила Костю, когда он снова поедет в тайгу. Он ответил, что если сегодня все купит для Матвея, то завтра утром. -" Значит так, делай свои дела, а вечером к нам. Помоешься на дорожку в бане, поужинаешь и пойдешь домой отдыхать. Я там у тебя прибралась недавно, цветы полила, кота покормила, так, что дома у тебя порядок "– сказала Серафима. Костя улыбнулся, посмотрел на меня и с радостью согласился на ее предложение.

Когда Костя уехал, Серафима сказала мне: – " Утром, когда ты еще спала звонила Зинаида. Она звонила с телефона своей подруги, ну, прям, как Штирлиц шифруется. А, если серьезно, то дела не очень хорошие. Она просила тебя не включать свой телефон. И, как только тебя угораздило связаться с таким гавнюком? Неужели нет хороших ребят?"– возмущалась Серафима. Мне пришлось рассказать ей все, что произошло со мной. Она расспрашивала меня, чем я занималась, чем увлекаюсь, какое образование получила? Я, отвечала на ее вопросы, а она внимательно слушала и одобрительно кивала головой. Как только я сказала, что могу шить, она оживилась и спросила: – " Танюша! А мне сможешь пошить платье? В магазине нет ничего для моего возраста, а у меня скоро юбилей. Очень хочется что-нибудь новенькое. Не смотря на мои семьдесят, желание одеться красиво у меня не пропало." Я сказала, что смогу, но для этого нужна швейная машинка и все принадлежности т.е. линейка, ножницы, сантиметровая лента, нитки, иголки и прочая мелочь и желательно оверлог. Я взглянула на Серафиму и заметила в ней разительную перемену. Она смотрела на меня совсем иначе, чем раньше. Лицо ее расплылось в улыбке, а глаза стали добрыми, добрыми. Я понимала, что когда я заявилась к ней по просьбе моей бабушки, мы были друг для друга просто, как бы родственниками. Мы никогда не виделись и сильных родственных чувств ни у нее ни у меня не было. Она отнеслась к моему пребыванию с пониманием, может быть даже с сочувствием, но не более того. А сейчас, когда я рассказала о себе, она видимо посмотрела на меня совсем другими глазами. -" Все, что нужно, все будет" – сказала Серафима и добавила – " Вот ты какая оказывается! А я грешным делом подумала, что просто изнеженная городская штучка. А ты не просто красавица, да еще и умница. Давай – ка займемся делом, там в ведре картошка, помой и почисти, а я мяса на котлетки накручу, к ужину Костя приедет". Я просто не узнавала свою родственницу. Она достала из шкафа электромясорубку. Я чистила картошку, смотрела на нее и теперь у меня появились вопросы. Мне было интересно расспросить ее о Косте, но я не решалась, спросила ее о Матвее. Кто он, этот щедрый таежный леший? Отставив мясо в сторону, она присела к столу и начала с грустью в голосе – " В то время Серафиму было сорок восемь лет. Мы всегда ездили на пасеку вместе, но в тот день я не смогла с ним поехать, был конец месяца, и мне нужно было сдавать отчет. В то время я работала главным бухгалтером в леспромхозе. Он погрузил на машину пиломатериалы, взял с собой нашу собаку Дружка, пообещав, что через два дня вернется. Но его не было дома уже четыре дня. Я не находила себе места, и на мотоцикле поехала на пасеку. Машина стояла у домика, но ни Серафима, ни Дружка не было. Зато на столе в доме лежала записка, в которой было написано почерком Серафима, чтобы я не волновалась и ждала его дома, и, что он через две недели приедет сам. Я ничего не понимала, плакала до вечера, а потом поехала домой. Почти всем поселком искали моего Серафима, но все безрезультатно. Я от горя вся почернела. Я не могла представить своей жизни без него. Но через две недели он сам приехал вместе с Дружком. Он рассказал, что неудачно упал с крыши зимовья и не смог даже пошевелиться от сильной боли. Лежал почти сутки без сознания и без движения. И все сутки наш Дружок беспрерывно лаял. Потом его нашел старовер Матвей, который бродил по лесу и услышал несмолкаемый лай собаки.

Сначала он перенес Серафима в зимовье, привел его в чувства, напоил водой, оставил в доме и пошел за подмогой. Со своими людьми Матвей переправил Серафима в селение староверов. Его осмотрел местный лекарь и стал лечить по своим, только ему одному известным методам. Конечно, мой муж переживал за меня, он догадывался, что я схожу с ума от неизвестности. Он написал записку, чтобы я не волновалась, а в конце была приписка с просьбой никому не рассказывать и не показывать, а лучше сжечь ее. Об этом просил его Матвей. Он не хотел, чтобы люди нашли их деревню, в которой они жили обособленно от всех. Вот так Серафим познакомился с Матвеем, и долгие годы дружил с ним. Он помог его селянам построить два ветряка, чтобы у них было электричество, благо, что роза ветров сопутствовало этому. А после он помогал строить гать через болото, которое окружало поселение староверов. Особенно в распутицу им приходилось трудно, ну, а с другой стороны, только по этой причине они столько лет жили уединенно." А, что такое гать? – спросила я Серафиму. -" Это такая дорога из бревен через болото. Не стало Серафима, теперь Костя с ними дружит и тоже во всем помогает. Вчера сказал, что осталось немного, метров триста". Потом она на долго замолчала.

Серафима затопила баню, приготовила ужин. Мы с ней вдвоем на парились и на мылись в бане, потом сидели во дворе на скамейке под черемухой и ждали Костю. Мне очень хотелось узнать о нем побольше и я спросила:– " А Костя, он вам родственник?". Серафима улыбнулась и внимательно посмотрела на меня, а потом сказала: – " Ты бы присмотрелась к этому парню повнимательней. Хороший он, напоминает мне моего мужа, такой же добрый, заботливый и руки у него золотые. Все благодаря его деду. Сам то он москвич. А дед его Макар и бабка Агата жили там" – она махнула рукой в сторону моста и продолжила: – " По нашему берегу сразу за мостом. Мы его знали еще мальчишкой. Каждое лето приезжал в Зареченск. Вот дед и привил ему любовь к труду и всякому умению. А, как померли старики, так Костя и перебрался сюда. Когда то дед Макар помогал нам, когда мы с Серафимом были молодыми, и я сейчас стараюсь помогать Косте. Дом у него большой, а из хозяйства остался один кот. Приносила я его домой к себе, но он окаянный убегает. Вот хожу кормлю этого пройдоху, иногда прибираюсь в дому." Потом она рассказала, что Костя в свое время закончил университет, женился на красивой артистке, но жизнь не сложилась и они расстались. Послышался звук подъезжающей машины. Серафима встала и вышла за калитку, я пошла вслед за ней. Она приветствовала Костю, как родного, а я смотрела и удивлялась ее привязанности к этому молодому мужчине. Столько нежности было в ее словах ! С какой любовью она смотрела на Костю, что я даже позавидовала ему. Он поздоровался со мной и сразу направился в баню. Серафима с радостью хлопотала у плиты, накрывала на стол и, как мне показалось, была очень довольна. Костя вернулся из бани раскрасневшимся и чисто выбритым. Он сел за стол напротив меня. Серафима засыпала его расспросами, а он подробно отвечал на них, с аппетитом уплетая вкусные котлеты и все, что с такой любовью приготовила Серафима. Иногда он смотрел на меня и улыбался одними глазами. Я тоже с удовольствием поедала котлеты, слушала их диалог и рассматривала Костю, невольно сравнивая его с Олегом. Ничего общего между ними не было. Это были два совершенно разных человека и по внешним данным и по поведению и по разговору. Вскоре Костя поблагодарил за ужин, за баню за хорошую компанию и, сославшись на то, что завтра рано вставать, засобирался домой. Серафима вышла его проводить. Ее не было довольно долго. За это время я успела убрать со стола и вымыть посуду. Вернувшись, она сказала, что наверняка погода завтра измениться.

Я долго не могла уснуть. В голову лезли разные мысли, от которых не могла избавиться. Серафима разобрала свою пастель, сказала мне спокойной ночи и почти сразу заснула. Утром, когда я еще спала, она разбудила меня и попросила зайти в горницу. Я накинула на себя халатик и зайдя в горницу очень удивилась. Серафима сидела за компьютерным столиком. Виновато посмотрев на меня, она сказала:" Ты прости, что разбудила тебя. Но надо заказать все, что тебе понадобиться для работы. Выбери себе швейную машинку и все необходимое". Я просто обалдела. Моя бабушка была так далека от такой техники, а эта деревенская бабуля умеет общаться с компьютером! И не только ! Она даже может делать покупки через интернет! Мне было очень любопытно и я стала рассматривать предложения интернет магазинов, которые предлагали швейные машинки с разными возможностями. Серафима сказала, чтобы я не смотрела на цену, а выбрала достойные вещи, и , что деньги у нее есть. Я выбрала хорошую немецкую машину и еще оверлог, который по стоимости превышал саму швейную машинку. Она оформила заказ, потом подвела меня к комоду и, открыв его стала вынимать отрезы разный тканей. Я пересмотрела все, выбрала три отреза и подала ей в руки. Она каждый отрез, разворачивала и прикладывала к себе и смотрелась в зеркало. Потом произнесла очень печально: – "Всегда хотела выглядеть хорошо. Покупала тряпки, а шить не умела." Мне стало жаль Серафиму и я пообещала пошить для нее новые наряды. Вот только для праздничного платья нужно купить современную ткань. После завтрака Серафима выкатила из гаража мотоцикл и сказала, что хочет показать мне поселок и здешние магазины. На дворе было прохладно, дул сильный ветер. Черемуха от порывов ветра осыпалась, устилая белым цветом весь двор. Серафима надела джинсы и теплую куртку, повязав голову платком. Я тоже оделась потеплее и мы отправились на прогулку. Погода менялась на глазах. С востока наползали темные тучи, скрывая вершины заснеженных скал. Мы подъехали к магазину. К моему удивлению магазин был вполне современным, двухэтажным и очень просторным. Мы выбрали ткань на платье и накупили все необходимое для шитья. Когда вышли из магазина, то стало понятно, что нужно возвращаться домой. Тучи закрыли солнце, накрапывал дождь, а ветер просто сдувал с ног. Но до сильного дождя мы успели доехать до дома. Я помогла Серафиме закатить мотоцикл в гараж, мы забежали в дом и полил такой сильный дождь, что опоздай мы на минутку, промокли бы до нитки.

Непогода бушевала почти целую неделю. Серафима переживала за Костю. Он должен был вернуться домой еще три дня тому назад. Она часто брала телефон в руки, но дозвониться не могла. Она несколько раз ходила в дом, где жил Костя, кормила его кота, и каждый раз возвращаясь, тяжело вздыхала и не находила себе места. Я не выходила из дома, делала выкройки и рисовала на бумаге все четыре платья для своей загадочной родственницы. Подойти и показать ей свои работы я не решалась. Ее настроение передалось мне. Я ушла в спальню, легла на диван, укрылась покрывалом и отвернувшись к стене незаметно для себя уснула. Меня разбудила Серафима и сказала, что бы я приняла посылку. На веранде стоял незнакомый мужчина и распаковывал коробки. Я поняла, что это курьер доставил заказ из интернет магазина. Я все проверила, и осталось очень довольной. И швейная машинка и оверлог работали хорошо. Настроение улучшилось, и я готова была сразу преступить к работе, но посмотрев на Серафиму, передумала. Она была очень грустная и безразличная. Прошло еще два дня. Дождь перестал лить, но ветер не унимался. Серафима ходила, как тень по дому, грустная и молчаливая. Я смотрела на нее и понимала, что ни чем не могу ее утешить. Вечером ужинали молча, она поглядывала на меня, вздыхала, но ничего не говорила. Мне стало невыносимо плохо. Я чувствовала себя лишней, и мне захотелось уехать. Я понимала, что просто так уехать я не смогу. Я должна пошить ей наряды, ведь не зря же она потратила кучу денег. Я не знала, чем себя занять и пошла в спальню. Серафима не спешила ложиться и еще долго гремела посудой на кухне. Было почти два часа ночи, когда кто то постучал в дверь. Серафима накинула на ночнушку платок и вышла на веранду. Я тоже встала и пошла следом за ней. Она открыла дверь и вышла во двор. Некоторое время она с кем-то тихо разговаривала, но я ничего не могла расслышать. Потом она вернулась с сумкой в руках, которая показалась мне знакомой. В такой сумке привозил подарки Костя для Серафимы от Матвея. Она посмотрела на меня и сказала: – " Матвей привез Костю домой. Не захотел войти в дом леший, постеснялся. Пойдешь со мной?" Я кивнула и пошла одеваться. Серафима взяла сумку, переданную ей Матвеем и мы вышли на улицу. Луна освещала нам путь, и мы быстро дошли до дома Кости. На веранде горел свет. Костя лежал на диване в большой комнате. Рядом с диваном на тумбочке горела настольная лампа, которая слабо освещала комнату. Серафима поставила стул и села рядом с Костей. Она долго молча смотрела на него, потом положила свою руку ему на лоб и тихо сказала: – "Сынок! Как же так случилось!? Я же чуть от горя не свихнулась". Она тихо заплакала, а Костя взял ее руку в свою ладонь и стал успокаивать: " Ну, что ты, Серафима, не переживай. Я знал, что ты будешь волноваться и попросил Матвея привести меня. Сам бы я не смог. Сейчас все будет хорошо, не плачь, пожалуйста." Я стояла и не знала, как себя вести, что делать, что говорить. Некоторое время в комнате стояла тишина. Потом Серафима встала, повернулась ко мне и позвала меня на кухню. Там она достала из сумки Матвея три бутылки какого то снадобья и стала рассказывать, как надо его использовать. На бутылках написаны цифры: один, два и три. Матвей дал Кости настой из первой бутылки, а через уже полтора часа надо подогреть и дать выпить настой из второй бутылки. И так, через каждые два часа. Она строго смотрела на меня и сказала: – " Таня! Ты поняла меня? Не жалей его, буди, если даже он будет спать, все равно буди. Матвей сказал. что, как закончиться настой, так Костя поправится. Вот будильник, заведи его, да смотри сама не проспи. А я пойду домой, что то мне нехорошо. Да и дом я не закрыла." Еще при ней я завела будильник и повторила все, что я должна сделать.

Серафима ушла, а я вернулась к Косте, села на стул, на котором сидела Серафима и посмотрела на Костю. Лицо его покрыла испарина, волосы были мокрыми, как будто он только, что вышел из бани. Он открыл глаза и улыбнулся мне. Потом хотел, что то сказать, но снова закрыл глаза и уснул. Я сидела и смотрела на этого взрослого и сильного мужчину, которого подкосила болезнь. Я дотронулась до его руки, она была очень горячей. Я считала, что надо было бы вызвать врача, но Серафима, видимо, больше доверяла лесному лекарю. Когда зазвонил будильник, я пошла на кухню, разогрела настойку из бутылки под номером два и стала будить Костю. Он проснулся и послушно выпил содержимое стакана и снова уснул. Сидеть на стуле было не очень удобно. Я осмотрела комнату и увидела старинное кресло-качалку, подтащив его поближе к кровати, удобно устроилась и накрыла себя покрывалом. В комнате было сумеречно, настольная лампа горела не очень ярко, на дворе было еще темно. В доме стояла тишина. Не заметно я задремала. Проснулась от того, что почувствовала, что кто-то щекочет меня по лицу. Открыв глаза ,я увидела огромную морду кота, который обнюхивал меня и своими длинными усами и щекотал мне щеки. Глаза у кота были большими, круглыми и удивленными. Ознакомившись со мной, он свернулся у меня на коленях и притих. Я гладила его, а он благодарно мурлыкал, а потом затих, видимо уснул. Будильник разбудил меня ровно в восемь часов утра. Кот нехотя спрыгнул с меня и мы вместе с ним пошли на кухню. Я разогрела микстуру, разбудила Костю. Он выглядел немного лучше, чем вчера, но был еще бледным и слабым. Выпив микстуру, он взял мою руку в свою, еще горячую и влажную и попросил присесть рядом. Я присела на край его постели и внимательно смотрела на него осунувшееся лицо. Он хотел что то сказать, но не успел. Гнусавый и довольно громкий женский голос заставил нас вздрогнуть: – " Костя, ты вернулся и кралю из леса приволок!?" В дверном проеме стояла женщина в ярко красном платье в белый горошек с белым тонким шарфиком на шее. Она без церемонно подошла к нам, плюхнулась в кресло-качалку, с презрением посмотрела на меня. Потом продолжила – " Иду мимо твоего дома, смотрю, дверь на веранду открыта, вот и зашла. А тут такое!" Я попросила ее говорить по тише. Костя приподнял голову, посмотрел на женщину и тихо сказал: – " Лиза, зачем ты пришла, уходи." "Еще чего" – Произнесла Лиза – "Пусть твоя краля катится, а я в гости пришла". Я смотрела на Костю и понимала, что ему неприятно видеть эту женщину. Я сказала Косте, что пойду домой, он пожал мою руку, молча согласившись со мной. Я спустилась с крыльца и пошла к калитке. У калитки меня догнала Лиза, извинилась и попросила меня ничего не говорить Серафиме. Я поняла, что Костя рассказал ей обо мне. Я смотрела на женщину, которая только что унижала меня и увидела в ней другую Лизу. Она была жалкой и растерянной, и показалась мне старше, чем при первой встрече. Она взяла меня за руку, но я отдернула свою руку, вышла за калитку и пошла домой. Через некоторое время я остановилась и оглянулась, Лиза все еще стояла у калитки. Было раннее утро, воздух был свежим и вкусным. Я шла и думала о Лизе. Кто эта женщина, почему она так резко поменялась, кто она для Кости? Я остановилась и вдруг почувствовала. что кто то дотронулся до моей ноги. Это был кот. Он стоял на задних лапах, вытянувшись во весь рост, передними лапами опирался о мою ногу. Я взяла его на руки, погладила, прижала к себе и услышала. что он замурлыкал. Видимо он скучал, когда оставался один дома. Я поставила его на землю и пошла, а кот шел за мной, хвост его был пушистым и торчал вверх. Он вышагивал важно, иногда поднимал голову и смотрел на меня. Во дворе нас встретила Серафима, увидев кота, она сказала: – "Зря ты его притащила, убежит бродяга". Я присела на ступеньку крылечка, а Серафима зашла в дом и вскоре вынесла еду для кота. Кот с радостью подбежал к чашке и стал уплетать приготовленное угощение. Серафима присела рядом и заглядывая мне в глаза спросила меня, почему я не дождалась ее и оставила Костю одного. Я рассказала ей о Лизе. Она тяжело вздохнула, обняла меня за плечи и сказала: – " Ничего такого не думай о Косте. Лиза была хорошей бабой и все у нее было хорошо. Был хороший муж, хороший дом, неплохое хозяйство. Как то по весне на рыбалке утонул ее Сашка, упал с лодки и его течением затянуло под лед. Нашли его тело только когда было совсем тепло. После похорон, Лиза долго не могла прийти в себя, почернела, подурнела, и так жила почти год. А потом с ней произошло что то, она изменилась, голос стал жутко противным, а поведение отвратительным. Стала наряжаться по молодежной моде и приставать к мужикам. Спала со всеми, кто хотел. Она даже к моему Серафиму приставала, но я ее за космы оттаскала, с тех пор она меня обходит десятой дорогой. К Косте стала приходить, я ей пригрозила, но видимо не помогло. Мне ее жаль, даже стыдно за себя, что обошлась с ней строго." Потом она сказала, чтобы я покушала и легла спать, а сама сняла с себя передник и засобиралась к Косте. Кот после сытного обеда снова запрыгнул мне на колени и свернувшись калачиком, уснул. Уходя к Косте, Серафима позвала с собой кота, но он, поднял голову, посмотрел на нее и не сдвинулся с места.