Искусство женского ворожения: Лиса и веер

Размер шрифта: 13

1-18

– И жили они долго в любви и согласии!

Варвара щёлкнула блестящей авторучкой, которой только что поставила жирную точку на исписанном листе бумаги, провела указательным пальцем по заголовку: «Цель – счастливо выйти замуж» и провозгласила:

– Итак, начинаем экспериментальный проект по созданию успешных семейных отношений!

Женщина оглянулась, уточнив:

– В рабочей группе пока лишь двое – ты да я. Надеюсь, скоро нас будет больше. Гораздо больше!

Из кресла напротив послышался ироничный голос:

– А если нет? Так и останемся ты да я.

Варя встала со своего стула и дрогнувшим голосом возразила:

– Что-то я в этом очень сомневаюсь. Если хочешь решить большую или даже невозможную на сегодняшний момент задачу, вовлеки в неё как можно больше людей. Сделай это модным и заманчивым. Не так ли? Ведь это твой рабочий девиз, дорогая подруга?

Она направила ручку на изящную брошь в виде веера, приколотую к воротнику белой блузки Лизаветы, демонстративно хохотнула и уточнила:

– Хотя, по большому счету, плевать, будет нас много или нет. Это ведь не бизнес-проект. Не деньги зарабатывать будем, а личную жизнь устраивать. Успешную и вдохновляющую. В первую очередь, стараемся для себя, любимых. Для общего развития, кстати, очень полезно иногда менять поведенческие шаблоны.

Активно жестикулируя руками, Варя, не в силах сдержать свой энтузиазм, предложила:

– Думаю, что это нужно отметить. Где-то у меня есть бутылочка невероятного, особенного напитка. Она изобразила ладонями что-то наподобие лилии и сообщила, выразительно округлив глаза:

– Цветочное вино! Из Африки! Подожди минутку, я сейчас.

Глядя вслед Варваре, которая что-то мурлыкая себе под нос, танцующей походкой пошла на кухню, Лиза удивилённо отметила: «Надо же! Кто бы мог подумать, что у меня получится вдохновить эту циничную, до мозга костей прагматичную женщину? Вдохновить на совершенно безумную и романтичную затею, полную, на первый взгляд, абсолютно безосновательных светлых надежд».

Из кухни послышался стук мебели и звон посуды. Видимо, бутылка с жаркого континента не желала, чтобы её нашли сразу. Привычно отметив про себя этот знак, Лиза подумала, что путь их не будет быстрым и простым.

– Но это и так очевидно, – пробормотала она.

Только что, здраво рассудив все свои минусы и слабые стороны, участницы проекта смиренно признали, что их желание выйти удачно замуж (да не просто замуж, а счастливо жить в замужестве с любимым и любящим мужчиной), имеет ничтожную вероятность исполнения. Но тем интереснее задача!

Закинув ноги на сиденье стоящего рядом стула, Елизавета с комфортом устроилась на своём низеньком креслице и задумчиво произнесла:

– Уж, замуж, невтерпёж…

«Удивительный русский язык, – продолжила она свой мысленный монолог. – Слова-исключения правила правописания стали поговоркой о девушке любого возраста, которая думает об устройстве своей личной жизни. Измени интонацию, и «уж замуж невтерпёж» превратится в радость. Или в обвинение. Или даже в предостережение. И ведь лепят некоторые ретрограды ярлык «уж, замуж, невтерпёж» на всех подряд женщин, считая, что каждая из них чуть ли не с младенчества мечтает срочно и немедленно выйти замуж. Абсурд и бессмыслица!»

Лизавета поднялась с кресла, потянулась, подошла к окну и отдёрнула штору. Напротив нее, на подоконнике окна соседнего дома, сидел крупный чёрный кот, вылизывающий свои белые лапы.

– Сегодня – день удивлений, – сказала она ему.

Кот будто услышал её слова. Он перестал тереть лапой о мордочку и посмотрел в ярко-синее майское небо, как бы безмолвно спрашивая: «Где удивления?»

Донести животному глубину своей мысли Лиза посчитала невозможным, поэтому она лишь развела руки в сторону, показывая: «Вот здесь, сейчас и со мной, происходит нечто поразительное». Кот снова ничего не понял, ещё раз поднял глаза наверх и не обнаружил там ни удивительно летящих рыбок, ни парящих мышек. Затем прищурился в сторону женщины с раскинутыми руками и как ни в чём не бывало возобновил вылизывание своих нерационально белых лап.

Елизавета, не осуждая животное за непонятливость, вновь повторила с выражением сдержанного торжества:

– «Уж, замуж, невтерпёж»! Да! Хочу!

Призыв Варвары о помощи позвал её в сторону кухни, куда Лиза и пошла, анализируя своё состояние.

«Уж сколько лет понадобилось, чтобы идея о замужестве задержалась в моей голове, как здравая. Ведь отгоняла её и отворачивалась. Всегда думала: когда двое сходятся или женятся – жди беды».

Она ещё раз изумилась про себя: «Как же далеко я продвинулась всего за полгода. Цель зафиксирована, концепция разработана, план составлен, даже единомышленница появились. А началось всё с того самого отравления. Ох, уж это странное отравление…»

– Кру-у-у-жи-и-и-ится!

По форме эта первая мысль Елизаветы Крапивиной походила на закольцованный тоннель, а по звуку – на колыбельную, которую пела мама в глубоком-глубоком детстве. Эта бубликообразная мысль нимбом вращалась над её головой. Остальное же содержание сознания, чувства и ощущения Лизаветы, как будто выбежали, покинули её тело и в бешеном водовороте кружились недалеко, на расстоянии вытянутой руки. Все участники этого цунами сталкивались друг с другом, слетались и разлетались. Одна мысль покинула этот хаос и приблизилась к голове женщины:

– Кру-у-у-жи-и-и-ится!

Она попробовала открыть глаза. Не очень-то получилось. Кое-как разлепив веки и глянув вовне через узкие щёлочки, она тут же сомкнула их обратно, потому что вся эта вращающаяся рядом неразбериха мгновенно остановилась и рухнула в её голову.

Лизавета застонала. С закрытыми глазами она опять почувствовала себя в центре торнадо. Здесь было тихо и спокойно, почти хорошо. Ни времени, ни мыслей, ничего того, что раньше наполняло её тело. Пустота. И она – тоже пустота. Нет, скорее, точка в пустоте. Вдруг исчезла и точка: Лиза отключилась.

Маленькие детские пухлые ножки прошлёпали по туманному полу, подошли к беспробудно спящей женщине, возле головы которой на стене крепилась красная кнопка под прозрачной крышкой. Над этим устройством висела табличка с надписью: «Активация мета-доступа. Включать только в случае чрезвычайной ситуации!». Ножки подпрыгнули, потом ещё раз. Розовая ладошка достала место крепления кнопки и откинула наверх защитное стекло. Сделав несколько неудачных прыжков, всё же маленькому пальчику удалось с усилием нажать пульсирующий алый кругляшок, при этом закрыв другой ручкой стеклянную защиту. Ладошки захлопали от радости, что всё получилось, а ножки, мягко шлёпая по полу, медленно растворились в туманной дымке. Женщина казалась мёртвой. Откуда-то взявшееся белое пушистое пёрышко, плавно планируя из стороны в сторону, опустилось прямо на её ладонь. Будто почувствовав это, пальцы судорожно шевельнулись и медленно сжали руку в кулак, прикрыв собой пёрышко. Елизавета крепко спала.

Лиза очнулась от резкого толчка и, не открывая глаз, судорожно попыталась понять, где же она находится. Рука никак не могла сориентироваться в пространстве, натыкалась на какие-то непонятные предметы, которые с грохотом падали на пол.

«О, боже, как мне плохо!» – острой спицей пронзила мысль.

В голове был полный кавардак. Всегда такая упорядоченная, сейчас её верхняя часть тела напоминала жилище побирушки после землетрясения, где всё, когда-то тщательно и бережно приносимое домой со всех окружающих свалок и мусорок, разбросал, перевернул вверх тормашками хулиган. Никакой системы. Во рту невыразимая пакость – даже сотня кошек одновременно так нагадить не могут. Попытка открыть глаза приводила к жуткому головокружению и судорожному приступу тошноты. Полежав какое-то время, Лиза поняла, что в её сознании появились слабые просветы. В дальнем уголке своего «чердака» она явственно услышала незнакомый голос, произносивший на разные лады: «В сорок лет жизнь только начинается! Это уж я теперь точно знаю!». Эти повторяющиеся фразы её ум выбулькивал то почему-то мужским, то женским голосом.

«Всё же надо встать и понять, где я нахожусь» – решила Лизавета. Подняться не получилось. Зато, сделав над собой невероятное усилие, удалось посмотреть. Едва приоткрытый левый глаз распознал висящую прозрачную тряпочку, сквозь которую обезжиренным молоком просачивался свет.

«Боже мой, что у меня в голове? При чём здесь молоко? Но, похоже, что сейчас день. Мне необходимо больше информации».

Требовалось расширить изображение на два источника визуального восприятия. Повернув голову в сторону и разлепив второй глаз, Лиза увидела висящую над ней прямоугольную штуку. Распознать «штуку» сразу оказалось слишком сложно. Она на время прикрыла веки, и когда открыла их вновь, решительно нацелилась на неопознанный квадрат. Выяснилось, что за «штукой» есть светло-бирюзовая стена, по которой плавно извиваются тонкими белыми линиями фантазийные цветы.

«Красивые обои, однако же… Теперь надо распознать, что это такое. Как же тяжело!» И вновь, полежав с закрытыми глазами, Лизавета навела фокус прямо на тёмную фигуру. На этот раз рассмотреть получилось. «Штука» превратилась в изящную деревянную рамку, правда, вместо рисунка она обрамляла раскрытый экран настоящего веера без остова.

Что-то привычное шевельнулось внутри, и Лиза профессиональным взором буквально впилась в изображение дамы на шёлковом экране веера. Босоногая юная особа с тёмными распущенными волосами в белом свободном одеянии сидела на упавшей мраморной колонне на фоне спокойного моря и закатного солнца. По голубому небу плыла лёгкая дымка облаков, а слёва виднелись развалины каких-то строений с невысокими раскидистыми деревьями. Дева держала в руке раскрытый веер.

«О! Как же ты похожа на меня! – мысленно обратилась Лиза к вееру. – Уникальная вещь! Музейный экспанат! Начало XVII века. На шёлковом экране рисунок женщины с веером, на чьём веере повторяется тот же сюжет. И так далее в глубину. Фрактальный веер, ты само совершенство!»

Лизавета попыталась приподняться на подушку, поёрзав плечами. Ничего не получилось. Тогда она откинула назад голову и прошептала с вымученной улыбкой:

– Я дома. Потому что этот веер – мой.

От этих слов силы её оставили. Она вновь прикрыла глаза и подумала:

«Значит, я лежу в своей спальне. Это радует. Но как я появилась дома?»

Судорожно набрав воздух в лёгкие и резко выдохнув, над ней яркой краской стыда вспыхнул вопрос: «А что произошло до этого?»

Чтобы найти на него ответ, её интеллектуальный процессор заработал в двухканальном режиме. Одна часть – в бесконечном цикле повтора фразы: «После сорока лет жизнь только начинается!», а вторая – судорожно пыталась восстанавливать происходящее днём ранее.

«Я, наверное, умерла? Или умираю… Сердечный приступ? – перебирала Елизавета варианты. – Непохоже. Или это отравление, и у меня галлюцинации? Господи, я что, вчера на-пи-лась?!»

Это было сродни откровению, так как спиртным Лизавета никогда не злоупотребляла.

«Интересно, как можно напиться до такого состояния, если не пьёшь алкоголь? Вот вопрос-то…»

Она ползком добралась до ванной комнаты, залезла в белую ванну в виде ракушки и включила горячую воду. Отмокая, Лиза восстанавливала события вчерашнего дня.

Оказывается, это ей, Елизавете Петровне Крапивиной, вчера, 17 декабря, исполнилось сорок лет.

– А ну-ка!

Резко вынырнув из душистой пены, она с чувством панического страха от дурного предчувствия принялась шарить глазами вокруг в поисках коммуникатора. Собираясь уже набросить на себя махровый халат, чтобы пойти в комнату, Лиза увидела аппарат, скромно лежащий на велюровом бежевом коврике под унитазом. Залив всё вокруг мыльной водой, но, дотянувшись до цели своего поиска не вылезая из ванны, она нажала на кнопку «вкл». Экран показывал время 15:51, воскресенье, 19 декабря, 2027 год.

Высоким продолжительным звоном звякнуло стекло рядом. Лизавета встрепенулась, так глубоко она погрузилась в воспоминания о том дне.

– Нашла! – Варвара стояла возле неё, в одной руке держа за длинные ножки два бокала, а в другой – зелёную бутылку матового стекла необычной формы.

– Вот это мне привёз из Африки сын, ездил туда волонтёром в археологическую экспедицию. Не знаю, из чего сделан этот напиток, но совершенно точно в него добавляют нектар протеи. Вот смотри на этикетке рисунок.

Лиза удивилась:

– Вино из сока протеи? Это африканская роза или шугабуш – сахарный куст?! Твой любимый цветок? Из него делают вино? Никогда не слышала о таком.

Варя включила светильник на стене и прищурилась, поднеся бутылку к глазам:

– Ничего не разобрать. Может быть, ты прочитаешь?

– Странно, но это и не английский, и, вообще, не европейский язык. А это пить можно? Ты уверена, что ничего не будет? А то я однажды так хлебнула, что проснулась через два дня.

– Уверена! Было две бутылки. Одну мы уже выпили.

Послышался лёгкий хлопок откупоривающейся бутылки. В воздухе ощущался явственный медовый запах с необычными нотками чего-то незнакомого, но весьма приятного. Разливая напиток, хозяйка дома объяснила:

– Сын купил это в маленьком магазинчике при ферме, где его делают. Там большие плантации протеи. Однозначно натуральный продукт, никакой химии. Пить можно совершенно спокойно.

Лиза подняла бокал с жидкостью соломенно-жёлтого цвета, в глубине которой тянулось несколько струек воздушных пузырьков. Слегка пригубив, предположила:

– Наверное, это делают из-за аромата, потому что на вкус ничего особенного. А вот запах, правда, волшебный.

Варвара ухмыльнулась:

– Подожди, через некоторое время ты оценишь его совершенно иначе. Здесь вся прелесть, – она протянула нараспев, – в по-сле-вку-си-и-и.

Она вытянула руку с бокалом и спросила:

– За что пьем?

– Давай за удачу? У нас есть всё: опыт, знания, силы, ресурсы. Нужна удача. Ветер в наши паруса.

Вновь раздался переливчатый звон, и женщины хором проговорили:

– За ветер в наши паруса! За удачу!

Вино оказалось сладенькими и приятным, но на вкус Лизы – ничего особенного. Варя спросила подругу:

– Что же за вино ты випила, если тебя сейчас так воротит?

– Это не вино было, а настойка, – вздрагивая от воспоминаний своего состояния, ответила Елизавета. – Я случайно выпила настойку болиголова, которую когда-то сделала для племянницы, когда она болела, но средство это ей решили не давать, чтобы не испытывать судьбу.

– Правильно! Мы против самолечения, не так ли?

– Безусловно! Тем не менее, как бутылка очутилась в баре с напитками, ума не приложу. А я пребывала в таких расстроенных чувствах, что залпом выпила полстакана. Могла умереть.

– Ну, ты даёшь? Мне сложно представить, Лизок, тебя в таком состоянии, что ты перепутала бутылки. С тобой такого просто не могло произойти. Случилось что-то страшное?

Лизавета как перед прыжком в холодную воду вздохнула, потом поморщилась от нахлынувших неприятных воспоминаний и приступила к рассказу:

– А случилось в этот день следующее…

– Цок, цок, цок, – быстро стучали каблучки по массивным ступеням витой лестницы, поднимаясь на четвертый этаж.

В здании работал ультрасовременный лифт, но Елизавета, предпочитала подниматься по этому старинному шедевру чугунного литья. Тёмный застывший метал когда-то давно растёкся широкой спиралью с ответвлениями из мелкой сетки плотно-переплетённых растений, стилизованных листьев и стеблей. Она переступала по ажурным ступенькам, которые за свою вековую жизнь видели бесконечное множество людей, восходивших и спускавшисях вдоль этого Мирового Древа, и каждый оставил здесь свои незримые отпечатки.

Лизавета Крапивина спешила на работу. Маленький офис «Веера Лерой дю Шато» состоял из двух комнатушек и находился в респектабельном здании старой части города, где арендная плата была прямо пропорциональна высоте потолков в почти четыре метра.

«Еще на десять сантиметров выше и апартаменты под офис в этом дворце мы бы уже не смогли себе позволить, – думала Лиза, касаясь шероховатого металла – И не важно, что арендуется всего восемнадцать квадратов. Причина всему – обратный адрес, что указывается на наших визитках и конвертах благодарственных писем клиентам: Московская область, посёлок Большое Гнездо, Княжеское подворье, Рубиновая палата, офис 28. Лерой говорит, что для нашего бизнеса статус и понты – это половина дела».

Елизавета скривила губы: «Фу, что за слово «понты»? Любит же шеф неовульгаризмы. Говорит, что в них отражается вся суть современных людей».

Как это часто бывало, в этом месте она приостановилась. Её вновь увлекла красота старинного литья. «Лестница – произведение искусств. Она необыкновенная! Жаль, что наши клиенты предпочитают лифт. Люди много теряют оттого, когда пешим прогулкам предпочитают достижения цивилизации».

Мысль прервалась, так как её глаза привычно выделили из множества металлических стеблей переплетённый трилистник, заключённый в кольцо. Больше такого элемента не было нигде. И каждый раз, проходя мимо этого места, Лизавета задавалась вопросом: старые мастера сделали это намеренно или таким образом они замаскировали какой-то дефект?

Женщина тронула чугунные стебли и задумчиво произнесла:

– А может в этом есть тайное послание тем, кто когда-то будет здесь ходить? Глупости, конечно, – она приблизила глаза близко к балясинам, провела пальцем по пористой твёрдой поверхности и призналась, – но даже за возможность находиться рядом с этой красотой я согласна оплачивать такую запредельную аренду.

Сойдя с лестницы, Лиза прошла по узкому длинному коридору, вдоль череды дверей других арендаторов, что открывали свои проёмы к широким окнам с затейливыми шпингалетами. Когда-то здесь был огромный зал, ставший с помощью перегородок современной коммуналкой для офисов.

Подойдя к двери, на которой висела табличка логотипа компании в виде веера из лучей восходящего солнца в женской руке, Лиза нажала на звонок.

Послышался щелчок и голос из динамика домофона:

– Доброе утро, Елизавета Петровна.

Закрывая за собой дверь, Лиза поздоровалась в ответ, глядя на свою помощницу.

– Доброе утро, Кларочка. Приехал?

– Да, шеф вас ожидает, Елизавета Петровна,– прозвучало из динамика в пустой коридор.

Лиза вошла в ярко-освещённое софитами небольшое помещение с неоштукатуреными краснокирпичными стенами. Справа от двери угол закрывала полукруглая светлая стойка администратора, возле которой стоял массивный, из тёмно-коричневого дуба высокий секретер, с множеством полочек по бокам. Несколько зелёных кресел без подлокотников в стиле барокко прислонились к стене, будто ожидая приглашения на аудиенцию к высокопоставленной особе. Для пущей значимости, цветом своей мерцающей сатиновой обивки они перекликались с картинами на стене: английскими пейзажами в ажурных золочёных рамах той же эпохи.

Елизавета быстро скинула пальто, и пока она переобувалась в свои удобные туфли, из-за секретера выплыла её помощница и почему-то шёпотом запела:

– Хэпи бездуй ту ю! Хэпи бездуй ту ю-ю-ю-ю! Хэпи бездуй, хэпи бездуй…

Лиза улыбалась, глядя на эту колоритную женщину в чёрных обтягивающих брюках и чёрной трикотажной кофте с укороченными рукавами, которая невыгодно подчёркивала все недостатки её фигуры. Казалось, что вся одежда Клары была на несколько размеров меньше, чем того требовали объёмы её тела. На носу немного криво сидели очки в оправе из перламутрового пластика. Образ поющей завершали две довольно объёмные розовые розочки, торчавшие по бокам, в местах, где крепились дужки очков. Молодая, около тридцати лет, с хвостиком тёмных волос, Клара делала всё для того, чтобы производить впечатление более некрасивой, чем она была на самом деле. Лизавета не могла отогнать от себя ощущение, что странные цветочки у висков этой поющей шепотом женщины и есть её настоящие глаза. Поздравление закончилось. Елизавета обняла Кларочку, поблагодарила её и быстро прошла в «большую комнату», как все называли вторую часть их офиса.

Лиза любила своё рабочее место. Эту жемчужно-розовую дымку фресок на стенах, в которой причудливо переплетались цветы и фазаны. Этот вид из огромного окна, в которое залетали солнечные зайчики от маковок старой церквушки, стоявшей неподалеку. Этот колокольный звон в праздники и выходные. Эти современные столы-трансформеры, что легко убирались в ниши, оставляя пространство для вальяжного дивана с гнутыми ножками в стиле Людовика XV и нескольких кресел. Да что там говорить! Она просто обожала это место и свою работу, а в глубине души считала, что, попав к Лерою, вытащила самый счастливый билет своей жизни.

– Ну, проходи, моя дорогая! – послышался приятный мужской голос из глубины комнаты.

Лизавета вошла и увидела, как с широкой улыбкой на лице её приветствует господин со сложным именем Лерой Гладуи Китеж дю Шато.

Сребристо-седой, с небольшой остренькой бородкой и ярко-голубыми глазами, которые прятались за стёклами очков в золотой оправе, очень представительной и благородной внешности, он сражал наповал своей аристократичностью любого, кто встречался ему на пути. Сегодня её шеф был в классическом твидовом костюме шоколадного оттенка с редкими нитями цвета вишни и каппучино. Жилет под пиджаком мерцал старым золотом и бронзовой патиной. Атласный шарф-пластон, повязанный каким-то немыслимо-сложным узлом над матовой, приглушенного цвета черники рубашкой, скреплялся булавкой в виде короны с несколькими крупными бриллиантами. Это украшение однозначно давало понять, кто здесь хозяин. В господине дю Шато было прекрасно всё: от ухоженных рук с перстнем на мизинце до кончиков туфель из тёмно-коричневой кожи с лиловой пылью.

– С днём рождения, моя дорогая Элиза! Моя бесценная помощница! Как я рад тебя поздравить лично!

Лерой бережно обнял её и трижды церемонно расцеловал в щёки.

– Надеюсь, что ты будешь довольна также, как и я. Сегодня мы идём отмечать твой день рождения к Сокольскому. Знаешь его знаменитую «Снедь»? Ресторан, где хочет отобедать каждый уважающий себя гурман. Нет? О, это восхитительное заведение! Там давеча отметился наш клиент Косьян Гаплюев. Да, да тот самый Кося Лысый из Мурманска. Представляешь, он переехал сюда к нам, в Большое Гнездо. Удивительно, но он оказался славным парнем. Ты ещё назвала его криминальным авторитетом, – Лерой ухмыльнулся. – Косьян просил не называть его этим именем и господином Гаплюевым тоже, а обращаться исключительно, как Кося Лысый. Кстати, он звонил мне недавно, просил привезти образцы вееров для его новой пассии. Сегодня заедем к нему, здесь недалеко. Так вот, Кося Лысый про ресторан Сокольского мне и поведал. Стол для банкета Кларочка уже заказала. Кстати, милая девочка – настоящая русская Венера.

Каждый раз, когда Лиза встречалась со своим работодателем, ей не требовалось отвечать на большинство вопросов Лероя. Он любил разговаривать по-русски и поэтому часто самолично отвечал на свои же вопросы. Как ни странно, но в большинстве своём, эти ответы по смыслу совпадали с тем, как мог бы ответить его собеседник, хотя и оформлялись в более витиеватые фразы. Иногда что-то говорить всё же следовало. Как, например, сейчас.

Лиза нахмурила лоб и пояснила:

– Ты очень великодушен, называя нашу Клару Цыпку «милой девочкой». Строго говоря, она далеко не девочка и милая весьма условно. Внешность – самая заурядная. Манеры и интеллект тоже оставляют желать лучшего.

Шеф, улыбаясь, промурлыкал:

– Не гонись за красотой, а гонись за добротой.

– Про доброту – не знаю, мы ещё мало общались. Но в чём Клара превзошла всех остальных претендентов на эту вакансию – у неё необыкновенно мелодичный и глубокий голос, что мне удалось найти. Если она согласится, найдём ей диетолога и фитнесс-тренера. Надеюсь, что она быстро научится отвечать на телефонные звонки и выполнять работу администратора в полном объёме. Пока часть её обязанностей всё ещё на мне.

Такие незначительные темы, как личность помощника Елизаветы, господина дю Шато мало занимали, поэтому он деликатно сменил тему:

– Хорошо, тебе виднее. Я согласен, что голос у неё бесподобный. Обучай нашу «цыпочку». А мы сегодня после господина Лысого идём в «Снедь»! Клару берём? Пора её включать в активную выездную жизнь нашей компании, как полагаешь?

Лерой делился последними новостями: перечислял давних и, предположительно, будущих клиентов фирмы, которых он пригласил на «маленький скромный банкет», кто из них отказался, а кто согласился. Это оказалось неожиданностью для Лизаветы, потому что всё организовали в обход неё. Но Лерой так иногда поступал, поэтому она внимательно слушала своего начальника и одновременно с этим включила дополнительное освещение, удобно устроилась за своим столом, открыла и включила ноутбук, вынула из сумки всё необходимое для работы, а после того, как господин дю Шато закончил, поинтересовалась:

– Все эти приготовления ты затеял, чтобы отметить мой день рождения? Ты же знаешь, что я не люблю суету вокруг себя. Все эти лживые тосты и поздравления от людей, которые часто даже не знают моего имени. Может быть, ты отпустишь меня сегодня? Клару я уже проинструктировала, она тебе поможет развезти гостей. Большое спасибо за заботу и внимание, я это очень ценю.

Как и ожидалось, начальник возражений не потерпел, но был слишком воспитан, чтобы отмахнуться от них резко и с пренебрежением. Лерой поднялся с дивана, прошёлся по комнате, полюбовался картинами на стенах, сдул невидимую пылинку с завитка рамы и бархатно признался:

– Конечно, дорогая моя Элиза, я прекрасно осведомлён о твоей скромности и нелюбви к публичному интересу, а также знаю, что в русской традиции не принято отмечать сорокалетие. Мы и не будем отмечать твой день рождения. Разве что самую малость, – Лерой хитро ухмыльнулся, и его бородка сделала колющее движение.

Елизавета вспомнила, как её сестра – художница называла бороду месье дю Шато «кисточка Эль Греко». А шеф продолжил, заметно сменив интонацию:

– Мы будем отмечать нечто совершенно иное! Подойди сюда, моя дорогая! – попросил он её.

Лизавета вышла из-за стола и с легким волнением от этого торжественного тона, подошла к Лерою. Шеф поправил свой банто-галстук, взял Лизу за обе руки, прочистил горло и произнёс:

– Милая моя девочка! Прости меня, старика, за то, что я тебя так называю. Мы с тобой вместе работаем уже очень давно, и для меня ты как дочь. Так вот…, – он замолчал, подбирая правильные слова. – После очередного собрания учредителей нашей компании, я приехал официально предложить тебе должность директора по развитию стран Восточной Европы. Я очень рад, что эту вакансию займёшь именно ты! Если, конечно, согласишься на данное предложение. До моего отъезда я жду от тебя ответа. И праздновать мы будем именно это событие – твоё новое назначение!

Глаза Елизаветы от каждого слова шефа расширялись от удивления. Новость шокировала её. Вот это да! Когда-то, много лет назад, втайне она ещё лелеяла надежду на этот пост и иногда о нём мечтала. Но со временем, хорошо изучив внутреннюю структуру компании господина дю Шато, ей стало очевидно, что нет у неё тех качеств, какими должен обладать директор по развитию. У неё не имелось ни богатой родни, ни связей в мире обеспеченных людей, ни прошлого, которое бы делало её весомой и значимой персоной в мире потенциальных покупателей вееров из драгоценных металлов и камней.

Она отошла от своего начальника и глубоко вздохнула. Потом ещё раз. Требовалось прояснить ситуацию.

– Лерой, я не понимаю, почему я? Расскажи, что произошло на собрании.

Шеф, явно наслаждаясь тем душевным потрясением Лизы, которое он только что произвёл, сел в кресло, потянулся к телефону, поднял трубку и сказал:

– Клара, милочка, попроси подать чаю. Да, для меня и Елизаветы Петровны. Да, всё как обычно, пожалуйста.

Лерой помолчал, а потом повернулся к Лизе и добродушно предположил:

– Думаю, моя дорогая Элиза, ты всё понимаешь. Прекрасно понимаешь…

Лизавета задумчиво прошлась по комнате и подошла к окну. Зимнее утро было тёмным и мрачным. На заиндевевших пустых улицах чернильными линиями голые ветви деревьев пересекались с многочисленными проводами выключенной предновогодней иллюминации. Сквозь эту замысловатую сетку с серого неба декабрьский ветер гнал колючую ледяную пыль и обрывки низких туч.

«Хорошо, если бы пошёл снег. Так хочется настоящей зимы», – подумала Лиза, а вслух произнесла:

– Ну что ж, попробую угадать. Не знаю всех нюансов, но предположу следующее. Идея очевидная и лет десять назад мы её обсуждали всерьёз, не так ли? Отсутствие лифта для продвижения по карьерным этажам убивает у человека мотивацию профессионального роста. Поэтому нужен пример для подражания. Когда из «низов» выбирается «простой смертный» и вуаля!

Она резко развернулась к владельцу компании:

– Значит, вы созрели! Ты со своими акционерами, которые все без исключения являются членами одной семьи, решили использовать меня как морковку, чтобы мотивировать персонал бежать за ней. Работать ещё лучше! Работать ещё больше! Посмотрите: любой смертный, а вернее смертная, может заполучить такую манящую должность директора по развитию бизнеса. Какое счастье! Ведь CBDO, chief business development officer, может выбирать любой город под штаб-квартиру из региона своей ответственности. Любой! Также приветствуется ежегодное перемещение центрального офиса по региону.

– Да, да, Элиза! – Лерой энергично закивал головой. – Выгоды от подвижного головного офиса и перевод его в мигрирующую штаб-квартиру когда-то убедительно обосновала именно ты. Это случилось через два года после того, как ты к нам пришла. И хотя в некоторых регионах до конца твоя идея «ходячей головы» ещё не реализована, но свои плоды она, безусловно, принесла.

Он широко улыбнулся, излучая своим лицом искреннюю радость. Лерой всегда улыбался, когда речь шла о его доходах.

– Ты не представляешь, моя дорогая, как я счастлив, что ты работаешь в «Веерах дю Шато». Твоя светлая голова принесла в бизнес столько новых идей и перспектив, а деловая активность – столько клиентов и прибыли. Я уверен, что это назначение является достойной наградой за все эти годы твоей работы и преданности делам компании. Кстати, следующей наградой может стать часть акций и место в числе акционеров.

«А это уже «морковка» для меня», – подумала Елизавета.

Послышался стук в дверь.

Лерой пригласил:

– Входи, милочка, входи, – и, обращаясь к Лизе, – вот и чай принесли.

Дверь открылась. Въехала блестящая двухэтажная тележка, на которой стоял небольшой, литра на три, блестящий медный самовар. Девушка в униформе ресторана, работающего внизу здания, остановилась рядом со столиком и принялась вытаскивать из нутра своего передвижного устройства всевозможные яства и десерты. Тонко-нарезанные лимоны, вишнёвое варенье с косточками в хрустальной вазочке, кусочки наколотого сахара с металлическими щипчиками, мёд в сотах и с пергой, ломтики фирменного песочного пирога с яблоками и корицей, какие-то завитушки из теста, усыпанные орешками. Далее показались конфеты, миндаль в сахаре и цукаты. В центр стола установили пузатый расписной красно-золотой заварочный чайник с крепко заваренным чёрным чаем самого лучшего качества.

Девушка-официант, ловко сервировав стол, пожелала приятного аппетита и робко спросила:

– Что-нибудь ещё, господин Дишата?

– О, нет, всё замечательно, голубушка. Впрочем, как всегда. Передавайте мой поклон и пожелания всяческих успехов глубокоуважаемому господину Криворукову.

Лизавета множество раз принимала участие в «трапезе утреннего чаепития», как называл её Лерой. Она могла уже с закрытыми глазами перечислить все лакомства, с которыми шеф считал правильным пить чай. В России он всегда пил чай «по-русски». Клара, провожающая официантку, пока ещё не видела, как её босс завтракает. Новый секретарь неприлично вытаращила глаза на заставленный едой столик.

«Хм, надо будет провести с нашей Венерой воспитательную работу по разъяснению правил поведения с иностранным руководством», – подумала Лиза, а вслух сказала:

– Благодарю, Клара, ты можешь идти.

Женщина расправила плечи, поняв, что слишком долго стоит, зачем-то поклонилась и быстро вышла в приёмную.

– Угощайся, моя дорогая Элиза, – как всегда вежливо и благородно предложил Лерой, встав со своего места, чтобы подвинуть кресло даме.

По тому, как он это сделал, Лиза подумала: «Похоже, он уверен, что я уже приняла его предложение о новом назначении. Оно и впрямь чертовски заманчиво. Но отчего же мне так тяжело на сердце?»

Лиза подсела к столу, и Лерой подал ей чашку с кипятком, только что налитого из самовара, в которую она добавила заварку, доведя чай до нужной крепости. Затем последовало церемонное раскладывание вкусностей на десертные тарелки и розетки для варенья. Первое время, много лет назад, Лизу чрезвычайно смущали пристрастия Лероя. Она считала всё это «чересчур», каким-то безвкусным китчем! В её голове не укладывалось сочетание антикварных кресел стиля Людовика XV, старинных православных икон, висевших как картины на стенах рядом натюрмортами английской школы живописи, и любовь к самовару. Но потом она привыкла и стала рассматривать склонности своего начальника с философской точки зрения. Довольно циничный и хитрый бизнесмен, он – путешественник, космополит, имевший возможности и достаток – жил так, как ему нравится. В свои семьдесят два года месье дю Шато коллекционировал традиции и поэтому окружал себя только тем, что трогало его сердце.

Закончив завтрак, Лерой вышел из офиса, а Лиза по сложившейся традиции отнесла поднос с оставшимися вкусностями и чашкой ароматного чая новому администратору. Та вновь смутилась и с нотками панического страха забормотала:

– Зачем же, Елизавета Петровна? Не стоит такого внимания. Я не голодна. Да и дорого это всё…

На что Лиза ответила с улыбкой:

– Конечно же, Кларочка, стоит. Ты наша коллега. А в компании господина дю Шато коллеги – это как члены одной семьи. Привыкай! Самые вкусняшки у тебя ещё впереди. Сегодня закончишь работу на три часа раньше положенного. Дома отдохнёшь, а в семь вечера ждём тебя в ресторане «Снедь». Вот визитка, здесь есть схема проезда. Заблудится невозможно. Одежда нарядная, но скромная. Не забывай, что мы – хоть и члены семьи дю Шато, но не самые главные. На мероприятиях у Лероя блистают всегда наши клиенты. Да! И постарайся до ужина ничего не есть. Шеф не любит, когда остаётся еда на его банкетах.

– Хорошо, Елизавета Петровна, я обязательно приеду. Спасибо большое!

– Вот и ладненько. А насчёт того, что «всё это так дорого» – не переживай. Этот чай нам достаётся бесплатно. Как друзьям. Давным-давно господин дю Шато долго беседовал с владельцем этого заведения. Тогда здесь находилась туристическя забегаловка, что-то среднее между суши баром, пиццерией и пельменной.

Лиза дёрнула плечами от отвращения:

– Брр, ужасное сочетание. Так вот, шеф весь день посвятил «глубокоуважаемому господину Криворукову», рассказывая ему о традициях русского дореволюционного чаепития в среде дворян и купечества. Криворуков так вдохновился историей нашего прошлого, что в срочном порядке закрыл свой несуразный гибрид общепита. После чего взял довольно крупный по тем временам кредит и полностью перестроил своё заведение. Сейчас оно известно на весь мир под названием «Почаёвничаем?» Видела вывеску внизу?

Клара слушала, покачивая своими розами-глазами.

– Когда «Почаёвничаем?» открылся, месье дю Шато не прекратил своего влияния на это место, задействуя безграничный талант налаживать связи с людьми и взаимовыгодно переводить их в деловое сотрудничество. Шеф рассказывал про ресторан везде, где это было только возможно. Оказывается, господину Криворукову удалось воссоздать не только интерьер и блюда дореволюционной эпохи, но и сам дух того времени. А благодаря отзывам нашего руководителя, которые он давал своим многочисленным друзьям и сарафанному радио, сюда потянулся интурист со всего мира: внуки и правнуки ещё тех старых эмигрантов, новое поколение людей, которые много чего видели на нашей планете, кроме того, как жили их предки в Российской Империи. Наше современное общество ведь всё растеряло за время бесконечных войн и кризисов.

Клара благоговейно слушала рассказ своей начальницы и патетическим тоном выдала реплику:

– Когда человек приходит на помощь нуждающимся, обездоленным и слабым, значит у него огромная душа и доброе сердце. Месье Лерой дю Шато – очень хороший человек.

Лиза усмехнулась:

– У нашего шефа имеется грандиозный талант изменять нашу общую реальность под своё мировоззрение аристократа. В его «благотворительности» присутствует лишь доля альтруизма. Всё остальное – сплошной эгоизм. Но! Это не тот примитивный эгоизм, когда во имя себя-любимого уничтожается всё без разбора. Эгоизм нашего работодателя высокого полёта. Думаешь, почему дешёвая столовка становится общепризнанным центром русской чайной церемонии? Ты представляешь, как встреча с потенциальными покупателями в «Почаёвничаем?» добавляет нам вес и значительность? Ведь столики здесь заказывают за несколько недель. А у месье Лероя там персональный кабинет и открытый счёт на любую сумму. И всё это он получил без каких-либо финансовых вложений. Такие вот инвестиции в «помощь обездоленным»…

Клара, видимо, под впечатлением от рассказа Елизаветы, налила в блюдце чай из фарфоровой чашки, макнула в него кусок сахара, с аппетитом разгрызла, а после с характерным присёрбыванием всосала ртом чай, всё проглотила и спросила:

– Похожа я на купчиху за чаепитием, как на картинах Кустодиева?

Лиза расхохоталась:

– Да, ещё бы мизинчик оттопырить. Но не думаю, что шеф одобрит твоё видение русского чаепития. Хотя начинать с чего-то всегда приходится. Ведь не будь у господина Криворукова его несуразной пельменной, в неё не зашёл бы иностранный господин в поисках офиса для своего представительства, а мы никогда не узнали русскую чайную, известную на весь мир.

Администратор офиса ложечкой выловила очередную вишенку из варенья, отправила её в рот и мелкими жевательными движениями отделила мякоть от косточки, которую сплюнула в чашку с недопитым чаем и спросила:

– А если бы вместо этой столовой там был магазин, ну не знаю, каких-нибудь детских игрушек или нижнего белья?

Лиза, улыбаясь, ответила:

– О, нет, такого просто не могло быть, уверяю тебя.

– Почему же?

– Во-первых, это здание стоит, пусть и особняком, но недалеко от большого туристического потока в Большое Гнездо. Путешественникам не требуются детские игрушки и нижнее белье, туристы хотят вкусно кушать. Во-вторых, этот мир, – она обвела рукой вокруг себя, – любит Лероя. И любовь эта взаимна. Их взаимоотношения настолько невероятно проявлены, что впору внешнюю среду, которую мы называет словом «мир», сделать именем собственным.

Елизавета хотела ещё что-то сказать про связь дю Шато и Мира, но в этот момент шеф быстрым шагом влетел в комнату, уже одетый в экстравагантное молочного цвета волосатое пальто и с кейсом в руке:

– Элиза, поторопись, пожалуйста. Машина ждёт. Через пятьдесят пять минут у нас встреча с господином Лысым. Жду тебя внизу.

Сквозь затемнённые стекла окон звукоизолированной задней части машины представительского класса, где сидела Лизавета, мелькали крыши роскошных особняков и части больших поместий за сплошной чередой высокого серого забора.

– Нам ехать всего полчаса. Лерой, может быть, в таких случаях, лучше пользоваться услугами такси? Моя машина тоже хороший вариант, а?

Она взяла в руку пульт дистанционного управления и нажала на кнопку, от чего голубым светом загорелся экран плазмы, осветив перламутровым сиянием светлую кожаную обивку салона.

– Здесь, как в космическом корабле. Цена, кстати, тоже космическая. К чему такие расходы?

Сидящий в кресле рядом месье Лерой открыл дверцу бара, изучил его содержимое, недовольно скривил губы, вернул дверь на место и заметил:

– Тому существуют две весомые причины, моя дорогая Лизи. И обе их ты прекрасно знаешь. Первая, наши ювелирные веера дю Шато не могут приехать к потенциальному покупателю в такси. Это немыслимо!

– Понятно. Тем более немыслимо приехать на простой машине сотрудника компании.

– Ты правильно всё понимаешь, Лизи. И это не то, что ты называешь «пускать пыль в глаза». Это адекватное и рациональное взаимодействие с представлениями нашего покупателя о том, кто к нему прибыл. Пусть наши веера говорят образами достатка и роскоши ещё до того, как клиент их возьмёт в руки.

Лерой дю Шато вытянул ноги, зевнул и добавил:

– Вторая причина более весомая, чем первая. Уверен, ты подозревала, что у нашей компании есть негласная миссия. Тебе, как будущему директору по развитию Восточного сектора, стоит о ней узнать.

– Но я ведь ещё не вступила в должность. Нужно ли раскрывать мне внутренние секреты высшего уровня руководства?

– Не то, чтобы это секрет. Нет. Скорее, эта сторона нашей деятельности просто не афишируется.

– Лерой, ты меня интригуешь. Надеюсь, это не наркотики, не оружие, не сутенерство и не…– Лиза задумалась на секунду, вспоминая, какое зло ещё присутствует в мире людей, – … и не продажа младенцев на органы.

– О, нет, бог с тобой, бог с тобой, – в ужасе отмахиваясь руками от перечисленного, произнёс шеф,– ничего подобного.

Резко сменив тон, господин дю Шато посмотрел за окно, затем на часы и изменил первоначальное намерение:

– Мы уже подъезжаем, а тема эта серьёзная. И хотя я полностью уверен, что ты одобришь нашу негласную роль для общества, но лучше обсудим это в более подходящих условиях.

И Лерой, как всякий культурный человек, перевёл разговор в другое русло:

– Как дела у твоей милой сестрицы, Лизи? Всё ли у неё в порядке? Надеюсь, что твоё сегодняшнее настроение экономии и бережливости не связано с ней?

«Ох уж и мастер шеф закидывать удочки, – подумала Елизавета. – Я проглотила наживку, и теперь вот думай, ломай голову, что он имел в виду. Что ещё я не знаю о происходящем в компании, где работаю восемнадцать лет?»

Тем не менее, ей пришлось поддержать непринужденную беседу, поведав, что у сестры всё прекрасно и в свою очередь она сменила направление беседы на любимую тему Лероя о преимуществах размещения их рабочего офиса в Большом Гнезде:

– Кто бы мог подумать, что всего за какие-то десять лет Большое Гнездо раскинется на сотни гектар роскошных владений богатых людей – наших потенциальных и реальных клиентов? И от столицы недалеко, и историческое место – Княжеское подворье – и вся инфраструктура рядом.

– Даа, – довольно улыбаясь, протянул шеф, – а всё закрутилось благодаря той моей случайной поездке с господином Рогожкиным… Великий человек! Стратег и настоящий патриот своей страны. Хотя и не без недостатков. Как ты такой тип моих знакомых называешь, Лизи, – криминальный авторитет? Мда, так и есть, так и есть.

Они свернули с шоссе на двухполосную дорогу, и картинка за окном сменилась на сплошную чёрную линию изгороди из высокой щетины лысого кустарника. Через некоторое время машина подъехала к КПП. Дверь впереди открылась, и рядом с водителем сел совсем юный паренёк, который заявил, не представляясь:

– Поехали!

Петляя некоторое время по узкой дороге ухоженной территории, наконец, они прибыли к огромному трехэтажному особняку. Из дома вышел тяжеловесного вида субъект во всём чёрном, видимо, дворецкий и телохранитель в одном лице. Человек порыскал по прибывшим маленькими глазками на квадратном хмуром лице с тяжёлым бамперообразным подбородком и неуклюже открыл дверь машины со стороны дамы. Он помог выйти Лизавете и недовольно спросил:

– Как вас представить?

Лерой, который уже ходил быстрыми шагами вдоль авто, опередил свою помощницу и ответил за неё:

– Любезный, передай своему хозяину, что месье Лерой дю Шато и мадемуазель Елизавета Крапивина из «Веера дю Шато» доставили презентационные экспонаты вееров. Вот наши визитки.

Квадратноголовый неуверенно взял бумажные прямоугольнички, позыркал на них, потом на машину, на парнишку, сидящего рядом с водителем, и предложил:

– Проходите в дом, – а затем нехотя добавил, – пожалуйте, господа.

Они прошли в большое фойе, где сняли свою верхнюю одежду.

Дворецкий информировал:

– Подождите здесь. Вас пригласят, – и ушёл.

Лерой шёпотом спросил у помощницы:

– Ты видела, что зубы этого господина из какого-то белого металла? Это платина! Месье Лысый настолько богат, что даже зубы его дворецкого сделаны из платины.

Лиза вздохнула – вот фантазёр её начальник:

– Голосую за хром или хирургическую сталь. Но хотя… всё может быть.

К ним подошла маленькая хрупкая женщина в тёмно-коричневом платье и белом переднике и, не поднимая глаз, тихим голосом сообщила, что хозяин ждёт своих уважаемых гостей. Ещё больше понизив голос, попросила:

– Следуйте за мной, пожалуйста.

Они степенно пошли по красной ковровой дорожке, которая весь путь стелилась у них под ногами по довольно длинному коридору, ведущему их вглубь здания. По бокам, на стенах висели портреты незнакомых Лизе людей в старинных одеждах, которые чередовались с многорожковыми светильниками в виде канделябров со свечками.

«Хорошо, что сейчас электричество. Представляю, какая бы здесь была гарь и копоть от настоящих свечей. Интересно, что хуже – копоть или счета за электричество от этих состаренных источников света?» – размышляла она, шагая за своим шефом. Тот, в свою очередь старался поспевать за семенящей мелкими шажками провожатой. Увидев впереди себя очень большое зеркало, к которому они приближались, Лизавета решила, что скоро конец их длинного пути по этому дворцу. Разглядывая своё увеличивающееся отражение, она с удивлением констатировала, как не вписывается её офисный образ «белый верх, черный низ» в эту обстановку. Рядом с господином дю Шато должна идти, как минимум, наряженная на свой первый бал Наташа Ростова с широко распахнутыми глазами, ослеплённая блеском и светом при входе в залу.

«Я – чужеродна для столь пафосной обстановки», – вынесла Елизавета свой окончательный вердикт. Необъятное зеркало осталось справа, а красная дорожка прервалась перед резным порталом, обрамляющим проход в следующее помещение.

– Шарме ду ву вуа, – такими словами встретил их Кося Лысый, стоявший у входной двери.

Шустрая женщина-мышка куда-то исчезла, так как сам владелец этого роскошного поместья открыл перед ними две тяжёлые двери в просторную комнату. Лизавета переступила через порог, посмотрела по сторонам и зажмурилась от ослепляющего блеска стиля Версаль. Это производило потрясающее впечатление! От многочисленных белоснежных и золотых статуй, стоящих по периметру комнаты, искристыми волнами на неё сыпались солнечные зайчики, преломляющиеся в тысячи хрустальных элементов раскидистой гигантской люстры на потолке. Именно сейчас серая мгла, плотно затянувшая зимнее небо, разжала свою декабрьскую хватку, и в небольшой просвет ледяной слабины хлынул поток света, чтобы подсветить стиль эгоистичного Людовика.

Лиза вновь подумала о героине известного творения графа Толстого, зажмурилась от этого слепящего великолепия и даже готова была ухватиться за локоть шефа. Но пожилой господин, как ни в чём не бывало, раскланивался с Косей, говоря, что он тоже очень, очень рад видеть своего многоуважаемого друга.

– Если вы не возражаете, голубчик, давайте будем разговаривать по-русски.

Кося неприлично заржал, широко раскрывая рот, и сообщил, что это единственные французские слова, которые он знает, даже не помнит откуда.

Облачный просвет захлопнулся, и небо стало вновь смурым и тусклым. В зале заметно потемнело, поэтому хозяин пригласил гостей к камину.

Лерой решительно направился вглубь помещения, но его спутница немного задержалась.

«Дизайнерская команда гениально сработала. Вот это бюджет!» – восхищалась Елизавета, разглядывая скульптурные композиции, барельефы под потолком и рубиновые переливы бархата многослойных штор и занавесей у панорамных оконных проёмов от пола до потолка. Всюду стояли хрустальные вазы на «львиных лапах» со свежесрезанными букетами из пионовидных роз.

– Элиза, позволь представить тебе господина Косю Лысого, – обернувшись на голос шефа, Лиза вспомнила, что она всё-таки здесь на работе, а не на экскурсии.

Подходя ближе, она внутренне сосредоточилась и перенесла внимание с оформления помещения на своего шефа и стоявшего перед ними человека. Кося Лысый, действительно лысый, с не по годам испещрённым мелкими морщинами лицом. Приземистый полноватый мужчина в синих спортивных штанах с вытянутыми коленями и в расстегнутой до середины груди синей олимпийке с красными полосками на рукавах. На шее виднелась тату – густая паутина с крупным пауком. Он с довольным видом наблюдал за Лизой и тем впечатлением, которое на неё произвела обстановка вокруг.

Елизавета протянула руку, которую он пожал и, ощерившись неприятной улыбкой, спросил хриплым голосом:

– Что, нравится?

– Да, здесь очень красиво звучит! Будто музыка великого Люлли в интерьере.

Кося подозрительно покосился на женщину и переспросил:

– Что за «люли»? – но, решив не углубляться в подробности интерьерных «люлей», сам себе ответил. – Нам тоже нравится.

Он поднял указательный палец вверх, замер, прислушиваясь, а затем негромко позвал:

– Мусик, ты не спишь?

Ответа не последовало.

Тогда он развернулся и прошёл в глубину зала мимо огромного камина, в котором с шумным рёвом полыхали толстые брёвна.

Высоко над очагом висело чучело оскаленной головы крупного бурого медведя.

Обескураженная от подобной диссонансной стилевой вставки в великолепную обстановку комнаты, Лизавета объяснила себе это так: «Наверное, трофей Коси. Похоже, что он охотник».

Она вздохнула и прошептала:

– Бедный мишка.

За колонной, недалеко от камина, на изогнутой софе в виде женских губ ярко-красного цвета полулежала очень красивая молодая блондинка с длинными осветлёнными волосами. На ней был розовый атласный халатик, отороченный по краю перьями в тон, а на ногах её качались прозрачные туфельки на шпильке с открытой пяткой, украшенные пушистыми розовыми помпонами.

Блондинка дремала, держа в руке бокал с каким-то напитком.

– Кто там, Косик? – неожиданно хрипло-грудным голосом пророкотала она.

– Мусик, это приехали веера дю Шато.

Блондинка подпрыгнула:

– О! Класс!

Её халат распахнулся, и Лизавета опустила глаза. Под этой разлетайкой девица была совершенно голая. На этот раз они приехали к крайне нелюбимому ею типу клиентов, но самому доходному для Лероя. Лиза покосилась на шефа и увидела, как порозовели щёки старика. Её начальник уже предвкушал хорошую продажу.

– Лерой дю Шато, мадам, – кивнул он, представляясь женщине. – А это моя помощница – Елизавета Крапивина.

– Ну, ясно, ясно, – отмахнулась блондинка. – Показывай веера!

Лерой подошел к столу, на котором стояла едва начатая бутылка водки с выпуклым осетром на этикетке, низкие рюмки, куски чёрного хлеба в тарелке, нарезанное сало с солёными огурцами. Это всё быстро убрали, и шеф торжественно водрузил на стол свой кейс, обтянутый коричневой кожей. Зрители были само внимание. Но господин дю Шато не торопился:

– Здесь желательно больше света, чтобы всё хорошенько рассмотреть.

Сейчас же зажёгся весь свет в комнате. Стало очень светло. И представление началось. Про свои веера Лерой мог рассказывать часами. Каждую модель веера он демонстрировал с трепетом и благородной импозантностью, сыпал подробностями об эксклюзивности материалов и уникальности их обработки. Мусик не пропускала ни слова и жадными глазами рассматривала их все сразу, расставленные на подставках на столе.

– Они что, все из золота и брильянтов? – с хриплой настойчивостью вопрошала их потенциальная клиентка.

– О, нет, что вы, уважаемая мадам. Это демонстрационные экспонаты, сделанные из латуни, и покрыты специальными красками, полностью имитирующие драгоценные металлы. Каждый веер изготавливается под заказ с учетом всех пожеланий его будущей владелицы. Доставку готового ювелирного изделия осуществляет специальное охранное агентство.

Мусик резко ткнула в один веер и зашипела:

– У Светки-дурынды такой же. Не прям такой, но очень похожий! У тебя дороже есть?

Женщина подняла лицо и впилась своими алчными глазами в Лероя. Её, Лизу, она даже не замечала.

Шеф взял с подставки веер, на который показывала Мусик, и грустным голосом сообщил:

– К сожалению, в данной коллекции это самый дорогой предмет.

– Мне нужно ещё дороже! Дешёвка мне не нужна!

«Мой выход», – подумала Лиза. Она подошла к шефу и притронулась к его рукаву.

Он раздражённо отмахнулся:

– Ну что ещё?

Лиза наклонилась и что-то ему зашептала на ухо.

Лерой якобы возмутился и неосмотрительно недостаточно тихо воскликнул:

– Никак не возможно! Это ведь для дамы сердца сама-знаешь-кого!

Как и следовало ожидать, Мусик мгновенно среагировала:

– Сама-знаешь-кого? Покажи мне! Сейчас же!

Лерой галантно склонил голову и извиняющимся голосом произнес:

– Видите ли, дорогая сударыня, образец, о котором идёт речь – это своего рода экспромт. Он сделан для подруги очень высокопоставленного господина по нашим эскизам, – шеф неуверенно пожевал губами и неопределённо покрутил рукой в воздухе. – Хотя она его ещё не видела. Непредвиденные дела изменили время нашей встречи, она перенесена на месяц. Что ж, будь по-вашему. Покажи, Лиза!

Помощница извлекла из своей сумки небольшого размера удлинённую шкатулку, которая сама по себе могла бы являться прекрасным образцом ювелирного искусства, если бы не была всего лишь качественной имитацией. Она поставила её на стол напротив Мусика.

– Вау! Обалдеть! – из слов у блондинки остались лишь междометия.

– Нажмите на эту кнопочку.

Мусик нажала, шкатулка открылась, и девушка хищно вонзила в её содержимое свои тонкие пальцы с длинными ярко-розовыми ногтями. Она развернула прекрасный веер-плие небольшого размера, гарды, пластины которого были из слоистого бело-розового металлического сплава. На петле штива крепилась короткая цепочка с подвеской в виде женских губ, усыпанных имитацией мелких рубинов. Экран веера – плотный малиновый шёлк, расшитый мельчайшими платиновыми и золотыми пайетками с напылением из розово-красной шпинели, которые в раскрытом веере создавали эффект трёхмерного изображения пламени.

У Мусика отвалилась челюсть, и остекленели глаза.

«Представляю, что с ней будет, когда она получит реалку, вместо этой копии», – Лизе стало отчего-то грустно.

Блондинка долго крутилась перед зеркалом с веером в руках, открывала и закрывала его, обмахивалась, затем в изнеможении упала на кушетку и простонала:

– Светка-дурында позеленеет от зависти. Мне нужен этот веер!

Лерой кивнул головой и повернулся к хозяину дома:

– Господин Лысый, поймите меня правильно. Я бы с величайшим удовольствием способствовал созданию для вашей очаровательной дамы такого же веера, но это невозможно. Каждый предмет из серии вип – в единственном экземпляре. Наша репутация это гарантирует. Но мы можем придумать нечто подобное.

Лиза сразу охарактеризовала про себя Косю, как человека дела и оказалась права.

Без лишних слов он спросил:

– Сколько?

Лерой закатил глаза и самым несчастным голосом прошептал:

– Я нахожусь в весьма двусмысленной и неловкой ситуации. Понимаете, мне понадобится срочно организовать создание нового эскиза, а также изготовление модели веера в течение месяца, чтобы к следующей встрече с дамой высокопоставленного господина всё было готово. А это такие издержки!

– Сколько?

Лерой не спеша вынул блокнот, раскрыл его и своей золотой ручкой написал в нём цифру. Затем оторвал листок и передал хозяину дома.

Кося посмотрел, подошел к Мусику и показал ей:

– Ты в своем уме? Нет. Выбери что-то другое. Вон, смотри, там ещё сколько всяких разных у них есть.

Девушка насупилась, переплела пальцы рук и хрустнула костяшкам. От этого жеста своей подруги Кося Лысый как-то неуверенно вжал в плечи голову и пролепетал:

– Ты пока выбирай, а я сейчас, – повернулся и быстрым шагом двинул к выходу.

Блондинка задумчиво посмотрела ему вслед сузившимися глазами, потянулась к бокалу, хлебнула из него полный рот напитка, прополоскала им горло и проглотила. Затем она медленно встала со своего губастого диванчика, решительно запахнув полу своего халатика, тихо пророкотала:

– Сидите здесь. Я скоро приду, – и поцокала вслед за Косей.

На небольшой кушетке, напротив догорающих брёвен в камине сидели господин дю Шато и его помощница Елизавета. Они проголодались и хотели пить. Но естественные нужды совершенно не занимали этих двоих. Сейчас они пристально смотрели вверх на огромную разлапистую люстру с бесчисленным количеством висюлек.

– Возможно, это дефект звукоизоляции в здании, – тихо вслух рассуждал Лерой, – а, может быть, случайный акустический эффект. Вот снова, ты это слышишь? Попробуй не дышать.

Вокруг повисла тишина.

Замерев, Лиза не могла уловить никаких явных звуков. Но, совершенно очевидно, в гирляндах хрустальных подвесок люстры рождалось нечто похожее на вибрацию, и человеческое ухо её улавливало. Это напоминало прозрачный звон бокалов, которыми чокаются, только гораздо тише и приятнее на слух.

Скорее всего, наверху, над ними что-то происходило. То, что могло стать для Коси Лысого весомым аргументом в пользу приобретения весьма дорого аксессуара своей пассии. Какие доводы приводила Мусик своему Косику Лиза даже боялась представить, но она была уверена в их действенности.

Внутренне она восхищалась такими женщинами. Они брали от жизни всё, абсолютно всё, что хотели. У них не существовало никаких глупых самозапретов или комплексов неполноценности. И пусть уровень их запросов, мотивы для осуществления своих целей были довольно простыми, а инструменты достижения – примитивными, тем не менее, каждый раз она удивлялась, как подобные Мусику девушки, часто затруднявшиеся связать несколько слов в осмысленное предложение, получали желаемое.

Через два часа восемнадцать минут, когда огонь в камине уже почти погас, открылась дверь, и в зал вошёл Кося Лысый. С заметно видимым усилием передвигая ноги, он подошёл к ним и обратился к Лерою:

– Что подписать? Я согласен. Давай реквизиты, всю сумму тебе переведут завтра.

Обратно к выезду из КПП их сопровождал всё тот же молчаливый юнец.

Когда их попутчик, не попрощавшись, вышел из машины, Лерой заговорил:

– Люблю таких покупателей! – с истомой в голосе он почти пропел. – Люблю эту прекрасную страну! Какое восхитительное место, где живут такие чудесные люди, как Кося Лысый и его красавица жена Муся Лысая.

Лиза отвернулась к окну и прижала ко рту кулак. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы самым неприличным образом не захохотать. Неужели этому швейцарцу французского происхождения с русскими корнями, которого она очень уважала, было совершенно безразлично откуда у Коси Гаплюева такие деньги? На этот дворец, на роскошные подарки своей пассии, которая никакая не Муся Лысая, а широко известная в определенных кругах особа – Марианна Водомерка – дальновидная, хитрая и расчётливая девица, регулярно меняющая мужей и поклонников, при этом всегда остающаяся в прибыли. Сколько людей отправилось на тот свет, пока Кося со своей бандой обогатился настолько, чтобы однажды предложить своему Мусику содержание достойное королевы? Не трудами праведными ведь такая роскошь заработана.

«Сомневаюсь, что эти двое, Кося и Муся, вообще способны создавать что-либо полезное для общества», – подумала Елизавета.

Но поднимать подобные вопросы и эмоционально на них реагировать запрещалось, несмотря на очень хорошее отношение шефа к ней. Дю Шато болезненно воспринимал всё, что касалось денег и семьи. Она включила на максимум свою обычную рассудительность и взяла себя в руки.

«А какая, собственно, мне разница? – Лизавета посмотрела на Лероя, сидевшего рядом с мечтательной улыбкой. – Он ведь сам говорит, что в первоначальное накопление капитала прослойкой элит всех стран без исключения изначально вовлекаются пираты, разбойники и бандиты, не слишком разборчивые в методах превращения средств производства в капитал. Слишком жестоко протекает конкурентная борьба за ресурсы в этот период, слишком велика вероятность погибнуть, чтобы подобные риски привлекли интеллигентного и утончённого человека на звон денег. Но пройдёт несколько поколений, и потомки этих мусиков и косиков будут рассказывать о том, как в самоотверженном служении отчизне их великие предки снискали себе почёт и славу. А ещё лет через триста, их отпрыски, если выживут в междоусобицах и сохранят состояния, станут чинными и благородными графами и князьями своего времени, полностью забыв, что фундамент их положения выстроен на человеческих костях безымянных жертв, которые пали от рук их предков-людоедов. Но это случится так нескоро, что и смысла нет думать об этом сейчас. В данный момент важно одно: прибыль от продажи веера пойдет в карманы акционеров компании Лероя, кое-что здесь останется в виде налогов, а свой гонорар, не маленький, между прочим, я тоже получу. Деньги не пахнут».

Лиза прибыла за пятнадцать минут до назначенного времени. Она успела заехать к себе домой, переодеться и подправить макияж. Ресторан «Снедь» оказался приятным местом. Лизавета представилась администратору, и её сразу проводили за стол. Она села и осмотрелась. Умеренно-освещённый зал. Гостей присутствовало не много, но и не мало. Туда-сюда сновали официанты в белоснежных накрахмаленных длинных фартуках. На шее у каждого красовалась ярко-красная бабочка. Особенно её заинтересовало внутреннее убранство помещения. Высокий потолок из тёмного дерева с декоративными элементами. Бронзовые люстры в виде изогнутых голов неопознанных мифических существ: то ли драконов, то ли змей. Розовые обои в цветочек на стенах, белые скатерти на столах и разнокалиберные стулья, кресла и креслица. Всё вместе, это создавало ощущение большой семьи. Любящей и хлебосольной. На стенах висело множество старинных фотографий дореволюционного периода в простых рамках. Особое место в зале занимала русская печь на полстены с большой полукруглой металлической массивной заслонкой. Всю поверхность печи покрывали керамические изразцы, расписанными яркими глазурями, – изображениями заморских животных и растений. Наверху и внизу изразцы были рельефными и создавали высокий бортик из цветочного частокола.

Елизавета внимательно рассматривала декор печи и, увидев в нём необычное существо, похожее на крокодила, подумала: «Зачем здесь печку топить? Наверное, она не настоящая. Всего лишь колоритный фон для музыкантов».

– Интересно, что они будут играть? «Калинка-малинка» или «Валенки-валенки»? – услышала Лиза приятный мужской голос рядом с собой.

Она повернула голову и обнаружила привлекательного черноглазого молодого человека с несколько удлинёнными тёмными волнистыми волосами. В кипенно-белой майке и синих потёртых джинсах он неслышно подсел рядом и развалился на стуле, закинув ногу на ногу. На шее у парня красовался нарочито небрежно повязаный белый шарф с оранжевыми морковками, а на голове, на самой макушке, плотно сидела трикотажная шапочка на пару тонов темнее корнеплодов.

– Я Гоча – друг Коко, – провозгласил мужчина.

– Елизавета Крапивина – помощница месье дю Шато, – она любезно повернулась к новому знакомому, – представляю компанию «Веера дю Шато» здесь, в России. Спасибо, что пришли на наш маленький ужин.

– Руку не подавайте! Я с женщинами за руку не здороваюсь! – резко предупредил её морковный собеседник.

Лиза внутри слегка содрогнулась от подобной грубости, но вида не подала. От бойфренда Капитолины Кобылиной-Масловой, которую друзья звали просто Коко, она ничего иного и не ожидала.

Гоча, тем временем, рассказывал:

– Коко по дороге сюда встретила вашего босса, и тут же голубки уединились пообщаться друг с другом по каким-то очень важным делам.

Парень резко выпрямился, наклонил голову близко к Лизавете и с неожиданными срывами в фальцет угрожающе произнёс:

– Слушайте меня! Я знаю, что вы – правая и даже левая рука этого вашего французика Шато. Если вы хотите развести в очередной раз мою подругу на свой поганый веер, то вы глубоко заблуждаетесь. Я сделаю всё, чтобы этого не случилось. Пусть ваш мусье Лерой держит подальше от неё свои грязные лапы. Не позволю, чтобы Капочка спускала свои миллионы на всякую ерунду. Можете так и передать своему боссу. Вот!

Лиза на несколько секунд прикрыла глаза.

«Боже мой, – пронеслось в её голове, – если бы ты знал, Гоча Морковкин, какой ты по счету у Капочки, и чем именно для неё являешься, ты бы свой тон поумерил».

Вслух же она сказала:

– Хорошо, Гоча, простите, не знаю вашего отчества. Как скажете.

– Да уж, я скажу! – голос парня стал совсем тонким, и он замолчал.

Повисла неловкая пауза… Гоча сидел, демонстративно отвернувшись и обиженно выпятив нижнюю губу. Лиза перебирала в уме варианты светских вопросов, которые она могла ему задать. Но тут с облегчением увидела, как отворилась портьера, и в зал вошла блестящая пара. Взгляды всех присутствующих устремились к ним.

Лиза и Гоча встали из-за стола: Лиза, чтобы приветствовать своего шефа, а Гоча – вырвать любимую девушку Коко из лап пожилого джентльмена.

Лерой и Коко, мило о чём-то беседуя, подошли к столу. Парень тут же ринулся отодвигать стул своей подруге, но она, не обращая внимания на Гочу, подошла к Елизавете и сказала:

– С днём рождения тебя, дорогая Лизонька. Ты такая милая сегодня в этом кружевном воротничке. Вологодское? – она слегка приобняла Лизу и сделала вид, что поцеловала её в щеку.

– Благодарю Коко. Не совсем вологодское, но почти. Мне очень приятно, что вы приехали. Шикарно выглядишь! Впрочем, как всегда.

– Да? – Коко лучезарно улыбнулась и самовлюблённо провела рукой по своему струящемуся золотыми отблесками длинному атласному платью. Сложная драпировка из множества складочек ткани создавала эффект большой рельефной розы на правом плече, оставляя левую руку полностью оголённой. На открытом предплечье сиял широкий браслет, а голову Капитолины с короной светлых волос, заплетённых в умопомрачительную комбинацию, венчал обруч из молочно-белых жемчужин.

Красавица Коко подняла руки вверх и, ничуть не смущаясь окружающих, повернулась вокруг себя, давая Лизавете полюбоваться её нарядом. Она знала, что сейчас на неё смотрит весь зал. Юбка платья широким цветком закружилась вокруг длинных стройных ног. Коко покосилась на окружающих и удостоверилась, что производимый ею эффект тот, что она ожидала. Затем женщина ещё раз широко улыбнулась и вытащила из складок платья сложенный веер, который висел на цепочке, опоясывающей талию. Коко раскрыла его и, не обращая никакого внимания на то, что их спутники стоят, ожидая пока она сядет за стол, спросила Лизу:

– А у меня тоже есть кружевная штучка. Помнишь его?

– О, да, конечно помню. Твой первый веер, купленный у дю Шато. Веер бризе. Каждая пластина – это жёсткое кружево, сплетённое из волочёного золота. Уникальная вещь, сделанная по старинной технологии. Повторить такой сейчас невозможно. Через несколько десятков лет он станет музейным экземпляром. Хотя и сейчас этот веер стоит раза в три дороже цены покупки.

Коко приблизилась к лицу Елизаветы и вполголоса прошептала:

– Бери выше. В пять! Я узнавала.

Мужчины всё переминались с ноги на ногу и перебрасывались друг с другом незначительными фразами. Лиза собралась уже неучтиво прервать своё приватное общение с Капитолиной, как на её счастье в зал вошла ещё одна пара, которую ожидали на ужин: малоизвестное в широких кругах, но весьма влиятельное должностное лицо и его юная жена. Лерой считал их весьма перспективными клиентами.

Чиновник – товарищ средних лет в тёмном, плохо сидящем костюме с большой лысиной на макушке без конца утирал лицо носовым платком, семеня за девушкой, со словами:

– Ирочка, ну куда ты так быстро?

А она будто тащила своего спутника на невидимом поводке, стремясь не опоздать к назначенному времени. Напряжённо собрав свои пухлые губки в яркую малиновую точку, Ирочка – совсем молоденькая, почти девочка – с копной кудрявых волос в нежно-розовых сапожках угги, пушистой коротенькой бежевой курточке и в фатиновой пышной юбке цвета мяты – решительно двигалась между столами.

Все так им обрадовались, что наконец-то сядут за стол, но церемония знакомства не позволила это осуществить. Лерой протянул руку потеющему, а тот представил своей спутнице и «самого главного по веерам», и всех остальных. Коко нехотя повернулась к прибывшим гостям. Когда все познакомились друг с другом и расселись по своим местам, подали знак управляющему ресторана, что пришло время для еды и напитков. Клара Цыпка так и не пришла и на телефонные звонки не отвечала. Более ждать её не стали. Официанты засуетились.

– В России нет высокой кухни! – провозгласила Коко, сидевшая справа от Лероя. – Все русские рестораны – это, в лучшем случае, хорошая домашняя еда.

Чиновник одобрительно закивал:

– Пусть её и не будет! Как по мне, то вкусная домашняя еда гораздо лучше чего-то невнятно-высокого, уважаемая Капитолина Лукьяновна.

Коко удивленно распахнула глаза и повернула голову к мужчине, будто рядом с ней заговорила собачка или муравей на дороге. Обнаружив, что ей возразил человек, который, очевидно, не просто так здесь очутился, она пояснила:

– Высокая кухня – это высший пилотаж гастрономического удовольствия. Это искусство! – и присолив сожалением свою высокую патетику, спросила с нарочитым любопытством. – Вам, наверное, не приходилось бывать в «Мюррис» или «Лю при Катюльон» в Париже? У каждого из них, между прочим, по три звезды Мишлена.

Любитель русской домашней еды, который представился Лизе, как Валентин, уточнил:

– Вы говорите про тот «Котёл-ён», что в Булонском лесу? Как же не быть? Мы с Ирочкой в наш медовый месяц там все их обошли, – он взял свою спутницу за руку и нежно на неё посмотрел, – всю их высокую кухню перепробовали. Я названия не запоминал. Ирусь, расскажи, где мы обедали?

Тряхнув сотней весёлых кудряшек, Ирочка, явно получая удовольствие от всеобщего внимания, затарахтела:

– «Лембруази», «Бристоль», «Плаза Атени», «Ледуаен», «Арпеж», «Пьер Ганьер», «Ле Гранд Вефур»…

Через несколько слов для Лизы все эти названия слились в один сплошной трудно-различимый шум. У неё даже возникло предположение, что Ирочка пускает пыль в глаза и на ходу придумывает имена французским заведениям. Но, посмотрев на Коко, поняла, что нет, рестораны эти существующие, так как на каждое новое слово Капитолина слегка кивала головой и удивлённо поднимала брови вверх. Коко много лет жила в Париже и прекрасно там ориентировалась. Когда Ирочка выдохлась, Гоча восторженно спросил у Валентина:

– И что? Неужели вам нигде не понравилось? Я бы хотел побывать во всех этих местах, что вы перечислили. Жить в Париже – моя мечта!

Чиновник промокнул с лысины пот и со вздохом ответил:

– Пустая затея – эти рестораны, юноша. Разве можно нормальному человеку насытиться, поедая зобную железу телёнка с грибами под соусом… ба, бе… как его там, Ирусь?

– Бешамель, – подсказала Ирочка.

– Вот, вот, под соусом бе-мешаль. Или помнишь то фуа-гра с устрицами, которые плавали в зелёном чае? Молодой человек! Только вообразите себе! Жирная гусиная печень с живыми ракушками, которые плавают в бульоне из зелёного чая. Да на это смотреть страшно, не то, что есть. Но моей дорогой Ирочке чай с печёнкой понравился. Да? Тебе ведь понравился тот странный супчик, милая? – кудряшки одобрительно затряслись перед лицом Ирочки.

Валентин немного тоскливо осмотрел людей вокруг себя и сказал:

– Надеюсь, что здесь нас накормят просто вкусной едой. В Париже каждый раз, когда мы выходили из ресторана, скажу вам честно, господа, я был голоден. И в отеле просил пожарить мне картошку на сале.

К удивлению Елизаветы, Лерой всё это время молча слушал своих гостей, не пытаясь вставить ни слова в их разговор. А ведь тема кухни и кулинарии была любимым коньком шефа. Как раз в этот момент принесли напитки, салаты и закуски, и господин дю Шато попросил внимания гостей, чтобы произнести речь. Он поднялся, пригладил свою и без того ухоженную бороду, по-отечески обвёл взглядом всех присутствующих за столом и сказал:

– Дорогие друзья! Я благодарен вам за то, что вы приняли моё приглашение посетить это прекрасное заведение. Макс Сокольский – шеф и владелец ресторана «Снедь», где мы имеем возможность сейчас находиться, приехал в наше Гнездо несколько лет назад, чтобы продемонстрировать возможности русского гастрономического искусства. До этого, он много лет жил в Нью-Йорке, где на Манхэттэне работал шеф-поваром в ресторане «Тен», отмеченный «Красным гидом» тремя звёздами.

Произнося эти слова, Лерой выразительно посмотрел на Капитолину и продолжил:

– Для того чтобы продемонстрировать вам красоту и эстетику русской кухни, я, с вашего позволения, самостоятельно сделал заказ за вас. Мы попробуем гастрономический сет из десяти авторских блюд. Уверен, каждый из вас получит максимальное вкусовое удовольствие. Хочется верить, что наша прекрасная мадемуазель Коко согласится, что в России всё же существует высокая кухня, а вы, уважаемый Валентин, получите идеальное вкусовое насыщение. Итак, дорогие друзья, приступим к трапезе! Приятного аппетита!

Еда оказалась потрясающе вкусной! Молодые ростки папоротника, обжаренные с белыми грибами в горчичном масле и маринованными молодыми еловыми шишками; рулетики из стерляди с начинкой из жимолости с кедровыми орешками; томлёный в глиняном горшочке кролик с девясилом, спаржевыми клёцками и сливками из оленьего молока; брюхоногие моллюски магаданского трубача с ежевичным майонезом и маковыми хрустящими тостами. Из-за небольших порций смена блюд происходила достаточно быстро. Закончив шестую тарелку, Лиза уже настолько насытилась в полной уверенности, что больше не сможет съесть ни кусочка.

Валентин, любитель домашней еды, с истомой в голосе произнёс:

– Я не знаю, насколько эта еда соответствует стандартам высокой кухни, но это тотальное наслаждение для моих вкусовых сосочков.

Кудряшки Ирочки запрыгали перед её лицом в подтверждение этих слов. Даже Коко, которая вначале немного настороженно пробовала все блюда, благодушно улыбнулась.

«Вот уж, действительно, через желудок можно найти путь даже к самому скептически настроенному сердцу», – удовлетворённо отметила про себя Лиза.

Гоча, стуча ложкой по тарелке и очищая её дно от подливки хлебом, спросил:

– У вас простые люди так питаются постоянно? Не ожидал.

На этот легкомысленный вопрос никто не нашёлся что ответить.

Принесли вкусно-пахнущий горячий пряный медовый сбитень в керамических чашках, выпив который, все присутствующие явно взбодрились и пожелали продолжения банкета. В небольшой перерыв подали вино. Бутылку важно продемонстрировали присутствующим, а Лерой лично её осмотрел и одобрил. В ожидании десертов, все расслабились и, отпивая из своих бокалов янтарный напиток, принялись активно общаться с соседями по ужину. Елизавета сидела напротив шефа, гости – по бокам стола. Так как она находилась всё-таки на работе, поэтому пила простую воду и прислушивалась к разговорам. Девушки через стол обсуждали коллекцию вееров Коко, и было видно, что Ирочка запоминает все их виды, точно так же, как и когда-то названия парижских ресторанов. Вскоре Гоча вышел проветриться, а Валентин, развалившись на стуле, задремал или делал вид, что не слышит обращённые к нему вопросы Лероя. Через некоторое время Коко покрутив по сторонам головой и, поняв, что Гочи нет слишком долго, поднялась, извинилась и отошла от стола.

«Пошла искать своего дружка», – подумала Лиза.

Валентин тем временем встрепенулся, выудил из кармана свой платок, промокнул лысину, посмотрел на Елизавету, скривил губы в улыбке и спросил месье дю Шато, двигая бровями в сторону ушедшей девушки:

– Кобылин Лукьян, которого все называют «куриным бароном» – это ведь её отец?

Лерой подтвердил это кивком головы и сообщил:

– К сожалению, Капитолина Лукьяновна редко видится со своим уважаемым батюшкой. Она у него единственная дочь и наследница всей империи Кобылиных. Маслова – это фамилия её матушки, которая покинула этот мир во время родов дочери. Грустная история.

Валентин продолжил интересоваться:

– А почему её все называют Коко? Из-за куриного бизнеса её отца? По-моему, этим прозвищем звали какую-то известную портниху прошлого века из Франции? К сожалению, не разбираюсь во всех этих дамских делах.

Шеф бросил проницательный взор на собеседника:

– Коко – это прозвище, которое собрано из имени Ка-питолина и фамилии Ко-былина. Мы так зовём нашу Капочку потому, что она у нас такая же красавица и умница, как и Габриэль Шанель. Вам действительно не знакомо это имя?

Валентин с удивлённой мимикой на лице отрицательно покачал головой, поэтому Лерой пояснил.

– Второе имя Коко Шанель – «Великая мадемуазель». И эта женщина, как вы изволили выразиться «портниха», – основатель Дома моды «Шанель». Оборот этой организации сейчас более миллиарда долларов в год. Совпадение ещё состоит в том, что наша Капитолина училась в Париже в школе при монастыре. Так же, как и французская Коко.

– Как ты можешь, Валентин, называть Шанель «портнихой»? – тихим голоском возмутилась Ирочка из-под пружинок своих волос.

На секунду Лизе почудилось, что весёлые кудряшки девушки превратились в змеиные шипящие завитушки, готовые вонзиться в невольного обидчика памяти мадемузель Коко. Судя по фасону меховой курточки, которую Ирочка не сдала в гардероб, а повесила на спинку своего стула, с магазинами Шанель она была знакома не понаслышке. Валентин тут же потерял всякий интерес ко всем коко на свете, взял за руку Ирочку и нежно залепетал:

– Ну, прости, дорогая, ты ведь знаешь, я в этих ваших дамских штучках ничего не понимаю…

Как будто в зале стало темнее, чем было только что. Елизавета обратила внимание, на тихую приятную музыку, которая до этого звучала где-то далеко на задворках её сознания, но внезапно приблизилась и заиграла резче. Она не знала в какую сторону смотреть. Видимо, начиналось представление для посетителей ресторана.

«Печка»! – поразила её догадка.

Там, за полукруглой заслонкой, послышался сильный шум огня и треск горящих дров.

Одинокий звонкий голос тоскливо и протяжно пропел:

–Ой, звоны звонят,

Злого волка гонят!

По болотам, по оврагам,

Где никто не ходит…

Подбежали два официанта с большой тележкой и деревянными лопатами. Парни убрали заслонку, и на них полыхнуло огнём из нутра печи. Они испуганно оглянулись на зрителей и, обнаружив, что все, не отрываясь, смотрят только на них, прикрыли заслонку и принялись делать пассы руками, якобы укрощая огонь. Послышался новый напев, но уже с женским многоголосьем:

– Ветер дул, горел огонь в печи.

Из огня искра попала на золотую лучину.

От золотой лучины огонь упал в золотое море.

В золотом море золотая дева заговаривает тоску от ветра чужого, боль от разлуки, перья для пуха, зайца для шерсти.

Во рту есть золото, в земле есть железо, в земле ты родилась и в земле есть опора.

Всё затихло: и шум в печи, и пение.

Валентин отпил вино из бокала и сообщил:

– Эти деревянные штуки, похожие на лопату, называются садник. У моей бабули в селе такой имелся, только меньше. Она им в печь пироги отправляла выпекать. А ещё у неё был ухват. Это такая палка с двумя рожками, чтобы горошки вынимать из печи.

Лерой заинтересованно спросил:

– Интересно, что же они вытащат из печи садниками?

Да, интрига была создана.

Вновь открыли заслонку и все увидели, что огонь утихомирился, а в горниле печи виднеется огромный каравай хлеба. Парни с трудом его вытащили и водрузили на телегу, вернув заслонку на место. Некоторое время все внимательно рассматривали коричневую вкусно-пахнущую выпуклую полусферу. Официанты отложили садники в сторону и двумя большими ножами срезали хлебную верхушку, нарезая её на ломти. Затем всё хлебное угощение на двух блюдах разнесли гостям.

Зазвучала новая мелодия на фольклорный манер. Протяжный женский голос затянул новую песню, в ней рассказывалась история о маленьком воробышке, который принёс в своём клюве пшеничное зёрнышко. Зёрнышко проросло, и вырос красивый колос. Из каждого зерна этого колоса родилось по красной девице.

Все слушали тягучую мелодию и смотрели на действо, что разворачивалось на сцене. На блюде, которое всё еще лежало на тележке, из остатков хлеба медленно поднялась ещё одна полусфера. Превратившись в голову, стало ясно, что это кокошник, под которым пряталось женское лицо. Стемнело ещё сильнее, и актрису осветили софиты. Медленно из блюда «выросла» женская фигура в длинной красной юбке со складками и в мерцающем топе, закрывающим грудь. Официанты помогли девушке-танцовщице сойти с тележки, и она начала танцевать под ритмы стилизованной народной песни.

Ирочка громким шёпотом всем сообщила:

– Она никак не могла поместиться в буханке хлеба! Я поняла! Всё это время она сидела внутри тележки. Это фокус!

Девушка медленно и грациозно исполняла движения восточного танца. Волнами прокатывались мышцы ее оголённого живота, а бедра делали замысловатые петли и прочие вращения. Голова с узорчатым кокошником, на котором крепились многочисленные бусы, оплетая лицо, была неподвижна, а тело ниже груди будто жило своей жизнью.

Лерой одобрительно восхитился:

– Восточные мотивы танца, положенные на русскую народную песню – это современно и очень необычно. Я такого не видел.

Действо, происходящее перед зрителями, завораживало. Оно казалось настолько древним и пропитанным первичными женскими энергиями, будто вышло из времён, когда ещё не существовало ни народов, ни наций, ни прочих разделений между людьми – все были одной семьёй.

Постепенно активные движения животом и бедрами танцовщицы перешли на руки. На какое-то мгновение Лиза подумала, что это не руки, а змеи. Настолько гибко и пластично они извивались. Неожиданно из темноты к руками девушки добавилась ещё одна пара рук. А затем ещё. Вокруг её головы змеями извивалось семь пар рук. Мелькнула мысль, что это ритуальный обряд, а не танец. Обряд изначальных Прародительниц.

«Здорово придумали! На русскую песню наложили движения восточного танца и то ли китайский, то ли индийский образ многорукой богини. Такое соединение традиций разрывает шаблоны и стереотипы, погружает в состояние единства всего живого», – размышляла Елизавета над тем, какой отзыв завтра она напишет ресторану.

А песня лилась речитативом:

«Ой, лю-ли, лю-ли, то ли хлебушек, то ли девицы, красны девицы. Как воробушки зёрна рассыпали…»

Лизавета поморгала, чтобы оторваться от завораживающих движений танцовщиц и тут поймала на себе взгляд Лероя дю Шато, который жестами просил сходить проверить, почему так долго нет Капитолины. Лиза, аккуратно пробираясь между столов, направилась в сторону выхода.

Она подошла к администратору зала, потом к официанту, который обслуживал их столик – никто из них не видел, куда вышли ни Гоча, ни Коко. Лиза повернула в туалет.

В ярко-освещённой, особенно после полумрака общего зала, дамской комнате не оказалось ни души. Елизавета встала напротив зеркала, поднесла руки к сенсору движения и потекла вода. Помыв руки, вытерев их салфеткой, она смотрела на себя в зеркале и усилием воли попыталась отогнать впечатление от необычного представления, танца, который только что увидела. На неё смотрели умные светло-карие глаза с зеленоватыми вкраплениями на круглом незапоминающемся лице с правильными чертами. Пепельные волосы до плеч с едва заметными ниточками седины скреплялись в «хвост» скромной заколкой. За время своей работы в «Веерах», она практически перестала пользоваться косметикой и делать интересные причёски, чтобы не выделяться на фоне своего шефа.

«Так! Надо взять себя в руки. Где же Коко? Куда она могла уйти?» – спросила себя Елизавета. Гоча её мало интересовал. Лиза была уверена, что найдёт их вместе. Она отошла подальше от зеркала, чтобы увидеть себя в полный рост. Тёмно-синее чуть облегающее её стройную фигуру платье чуть ниже колен с коротким рукавом, туфли на невысоком каблуке и единственное украшение – белый полукруглый воротник из брюссельского кружева «дюшес» сотканный из россыпи изящных фантазийных цветов.

Женщина поправила чуть сбившуюся ажурную ткань и усмехнулась про себя: «Да уж, наша Коко в отличие от той, великой легенды, – лишь красивая витрина и совершенно не разбирается в текстиле. Капочка не в состоянии отличить брюссельское кружево от брюггского. Для неё всё кружево – вологодское. Насмешила, честное слово».

Лиза вздохнула, ещё раз внимательно посмотрела на своё отражение, и к ней пришло чёткое ощущение: «Капа в курилке. И Гоча там же». После чего она направилась искать комнату для курения.

– Хотя, наверное, я к ней излишне строга, – разговаривала сама с собой Елизавета по пути. – Зачем ей различать виды кружева? Я вот в курином мясном производстве вообще не разбираюсь, а она когда-нибудь будет всё про него знать».

Завернув за угол, Лизавета увидела светящуюся надпись «smoky room» и зашла в комнату. В четыре обособленные группы стояли диванчики с высокими спинками, а в центре – большой квадратный столб с зеркальной мозаикой. Света было много, но атмосфера – вполне уютная. Так как все посетители, очевидно, смотрели представление девушек-зёрнышек, то здесь было пусто, кроме тех двух человек, которых Лиза и искала. Они сидели спиной к ней, попыхивая сигаретами. Елизавета невольно услышала первую фразу и тихонько присела на диванчик за ними, чтобы не прерывать этот интимный момент, случайным свидетелем которого она явилась:

– Выходи за меня замуж, Коко.

– Ты серьезно, Гоча? Делаешь мне предложение? После всего того, что случилось?

– Я, если ты помнишь, – джурганский князь, и женщина должна почитать за честь получить от меня предложение о замужестве.

– А ничего, что ты меня ударил десять минут назад?

– А ничего, что ты меня разозлила своим отношением?

– И что же именно тебя злит?

– Да всё злит! Эти твои богатенькие друзья выбешивают просто. Французик твой паршивый голубых кровей, который как на параде: всё «извините», да «пожалуйста», «мерси». Мучает сам себя, как при царском режиме. Не вздумай у него ничего покупать! Поняла?

– Ты Лероя не смей касаться. Это наши дела.

– Когда ты будешь моей женой, всё будет моё дело. И французика этого рядом с тобой не будет. Я сказал!

Ещё немного и Лизе подумалось, что её стошнит от этого разговора. Она поднялась со своего места и громко кашлянула, чтобы говорившие поняли, что не одни.

Парочка повернула головы, и Капитолина, как будто с большим облегчением, воскликнула:

– О, Лизонька, ты нас нашла? Ужин закончился или нас ждут? Пойдём, Гоча, нас все ждут.

Она потянула мужчину за руку:

– Пойдём, дорогой, ужин ещё не закончился.

Лизавета шла впереди, а сзади Коко подталкивала упирающегося Гочу, который брюзгливо ворчал:

– И зачем ты надела это платье? На тебя все смотрят. Нужно быть скромнее. Когда мы поженимся, ты избавишься от этих развратных платьев.

Коко с ярко-красной ссадиной на скуле удивлённо возразила:

– Ну, как же? Вечером носят вечерние платья. А у меня все вечерние платья только такие.

– Я сам тебе куплю вечернее платье.

Они зашли в обеденную зону, и диалог этих двоих погрузился в шум других голосов большого зала.

Подойдя к столу, выяснилось, что представление закончилось, а ужин подходил к концу. Валентин торопился домой, и дю Шато вызвался их подвезти, так как ему было по пути. Лизавета решила остаться, чтобы присмотреть за Коко. Ей очень не нравилось настроение Капитолины, которая будто нарочно провоцировала своего друга на неадекватное поведение. Об этом она доложила шефу, и Лерой одобрил, если его помощница останется в ресторане присмотреть за Капой и её бойфрендом. Коко немного поковырялась вилкой в тарелке, а затем принялась уговаривать Гочу пойти на танцпол, который удобно расположился в другом крыле здания. Тот выразил готовность сопроводить свою подругу, наверное, лишь потому, что ещё не получил согласие на бракосочетание. Коко решительно воспротивилась компании Елизаветы, и пара ушла. Оставшись за столом в одиночестве, Лиза подумала, что, если они поженятся, то Гоча сам будет знать, куда ходить его жене. Или не ходить. Медленно, с наслаждением доедая дожидавшуюся её вкуснятину, Лизавета обречённо вынесла приговор будущего Коко: «Босая, беременная и на кухне в вечернем платье из мешка с тремя отверстиями, ждущая муженька, который развлекается на деньги своей побитой жёнушки. Это отвратительно! Неужели Капа так хочет быть княгиней?»

Неожиданно сзади послышался тоненький голосок, тянущий:

– Ли-и-и-иза, пли-и-и-и-из, по-о-мо-о-ги ре-е-ешить зада-а-ачку.

Глаза удивлённо расширились:

– Инна! – она обернулась. – Вот это подарок! Какими судьбами?

За Елизаветой стояла рыжеволосая привлекательная женщина в просторном платье оливкового цвета с сильно выступающим животом в положении и улыбалась:

– Я тебя сразу узнала по профилю. Так рада тебя видеть, дорогая!

– Ох, а я-то как рада! Столько лет прошло!

Они обнялись и расцеловались. Лиза положила свою руку на запястье подруги, которая прислонила ладонь к раздавшейся талии, и с широкой улыбкой произнесла:

– Такое счастье тебя встретить! Но встретить тебя с малышом в животике – вдвойне счастье. Ты посидишь со мной? Так хочется узнать, как у тебя дела!

– А гости твои где?

– Гости танцуют и, похоже, что это надолго.

Инна села рядом, а Лиза сыпала вопросами:

– Хочешь, чаю закажем? Как ты здесь очутилась?

– Вообще-то я здесь бываю почти каждый день. Я жду мужа.

Инна обратилась к проходящему мимо официанту:

– Сашенька, дорогой, принесите нам, пожалуйста, чаю. Зеленый? – она спросила у Лизы и та утвердительно кивнула. – Да, два зеленых чая.

– Хорошо, Инна Павловна, – ответил Сашенька-официант.

Лиза спросила:

– А кто твой муж?

– Макс Сокольский, он шеф-повар и владелец этого заведения, – Инна сияла, улыбаясь во весь рот.

Лиза ошарашено переспросила:

– Тот самый Сокольский, обладатель трёх звёзд Мишлена – твой муж?

Инна закивала головой.

– Вот это да! Слушай, как же здорово! И давно вы вместе?

– Вместе мы пять лет, а замужем я уже почти три года. Жили в Азии, потом в США, а недавно приехали сюда покорять русских гурманов.

Елизавета не верила своим ушам.

– Ты удивлена, Лизок? Могу себе представить. Я сама не до конца ещё привыкла к этому. А то всё так же, как и ты, удивлялась и не верила, что это со мной происходит. Помнишь ведь, какой я была в нашей спецшколе-интернате? Инна Свин.

– Ещё бы не помнить.

Принесли чайнички с чаем. Инна налила подруге, затем себе и спросила:

– Тебе с молоком? Я зелёный чай пью только с молоком кобылицы. Очень вкусно!

Лиза согласилась попробовать.

– Да… Вот время бежит. Тридцать лет прошло, а встретила тебя и будто лишь вчера расстались, – задумчиво произнесла Инна. – Мы думаем, что прошлое остаётся где-то там, далеко за нами, но иногда оно выпрыгивает на тебя из тьмы забытья в самый неожиданный момент. Часто оно несёт приятные воспоминания, как, например, сейчас встреча с тобой. Но бывает совсем наоборот.

Лиза молчала, давая возможность выговориться подруге их общего несладкого детства.

– Я иногда думаю, как так получилось, что я выжила? Нервная и эмоциональная девочка из неблагополучной семьи, которую травили в школе все, кому не лень: и учителя, и ученики на протяжении всего этого ужасного периода…

– А что твои родители, Иннусь?

– Умерли. Спились. Оба. Давным-давно. Но какие они родители? Моими родителями была бабушка. Помнишь ее?

Лиза кивнула.

– Ещё бы не помнить нашу добрую Феодору Владиленовну. А особенно её пироги. Вкуснее ничего не пробовала.

Инна рассмеялась:

– Пироги казались вкусными из-за голода. Постоянного голода. Он лучшая приправа. А помнишь её руки? Погладит по голове, и голова перестаёт болеть. Она мне была и за маму, и за папу. Бабуля ушла от нас ещё до того, как я уехала из страны. Жаль, правнучку не увидела, – Инна ласково погладила свой живот. – Если бы не она и не ты – два добрых ко мне существа в том мире, я бы пропала.

– Да ладно, ну что ты?

– Нет-нет… Я лишь недавно пришла к пониманию, как поддерживали меня твои занятия. Когда весь мир считал меня толстым свином и ничтожеством только потому, что я медлительная и бедна, как церковная мышь. И только вы с бабулей видели во мне нормального человека.

Улыбка Сокольской потухла, глаза потускнели, когда воспоминания прошлого нахлынули на неё.

Лиза взяла подругу за руку, сжала её и сказала:

– Ты гораздо лучше, чем просто «нормальная», ты – необыкновенная. И у тебя золотое сердце. Я очень рада, что это увидела не только я, но и твой замечательный муж. Он ведь хороший? Ты счастлива с ним?

Улыбка вновь осветила лицо Инны.

– О, да, он чудо. Помнишь ту фразу, что ты мне повторяла в школе: «Если получается у других, то сможешь и ты!»? Эти слова оказались для меня волшебным заклинанием.

Инна откинулась на спинку стула, посмотрела в потолок и ещё раз медленно произнесла:

– Если могут другие, то могу и я.

Затем шумно выдохнула и продолжила:

– Когда ты ушла от нас, и наши занятия прекратились, я повесила твою фотографию, что ты мне подарила на прощание, у себя над столом. От безысходности я представляла, что ты всё также занимаешься со мной и всё мне объясняешь. Вначале я играла твою роль, которой вся учеба даётся легко и просто. А затем играла роль той меня, которая ничего не понимает, но после объяснения всё быстро усваивает. Непонятно говорю? Вот смотри.

Инна придвинула к себе стул, стоящий рядом, и пересела не него. Через минуту молчания у неё изменилось лицо. Глаза потускнели, спина согнулась, рука схватила со стола салфетку и пальцы тут же нервно её затеребили. Вошедшая в роль актриса подняла лицо на Лизу и, запинаясь, произнесла:

– Я не понимаю, Лиза. Математика – это так трудно! Как ты говоришь? Сумма квадратов… в треугольнике… чему же она равна?

Лизавета увидела, что у Инны выступает испарина на лбу от интеллектуального усилия вспомнить теорему Пифагора.

– Это потрясающе! Инна! Честное слово! Ты так в роль вживаешься.

Актриса сверкнула глазами и рассмеялась, выйдя из образа:

– Это ты ещё не видела, как я могу плакать по своему желанию. Слёзы ручьём льются. Но смотри дальше.

Она пересела на стул, перед которым стояла чашка с недопитым чаем. Плечи Инны расправились, в глазах появились искринка и задор, столь знакомые Елизавете, поскольку именно их она часто видела в своём отражении в зеркале.

– Лиза! – выразительно произнесла актриса. – Это ведь просто! В прямоугольном треугольнике сумма квадратов длин катетов равна квадрату длины гипотенузы. Сейчас я тебе всё поясню.

Инна вытащила из сумочки ручку и на бумажной салфетке быстро нарисовала обсуждаемую геометрическую фигуру, обозначила прямой угол и написала формулу.

– Вот это два катета, а эта гипотенуза. «Ц» квадрат равен сумме «а» квадрат плюс «б» квадрат. Просто? Предельно просто!

– Ты потрясающая, Инна! – с широкой улыбкой восхитилась Лизавета. – Ты интуитивно нашла способ эффективно усваивать материал, отделившись от той части себя, для которой учёба – это трудно и непонятно.

– Да, точно, растождествление с неприятными субличности… Про них говорил мой психолог. На наших сессиях я поняла, что Инна Свин – это классическая «жертва», которая отчаянно нуждается во внимании и заботе. Это верно. Но в детстве я ничего не знала о психологии и играла роли, как актриса. У меня это так легко получалось, что я решила полностью посвятить себя актёрскому мастерству. Роль Лизы Крапивиной, которая отлично знает английский язык и быстро решает задачки, со временем стала моей любимой.

– Здорово! Какая же ты молодец, Инна! Я тоже проходила психологические сессии, травмы детства и юности залечивала.

– Да, сейчас современная девушка без психолога – это неприлично! Просто не-при-лич-но!

Некоторое время подруги детства молча пили чай. Потом Инна возобновила свой рассказ:

– Так что благодаря тебе, Лизок, я не только перестала быть «свином», но и нашла своё призвание. Английский выучила и уехала путешествовать по миру. Много где снималась, правда, больше в малобюджетных фильмах, – тень воспоминаний прошлого, видимо, неприятных, вновь проскользнула по лицу собеседницы Елизаветы. – Потом с Максом познакомилась, и началась у меня новая, другая жизнь. В Россию, домой, приехали. Сейчас ждём рождение дочки, а параллельно я учусь на курсах актёрского мастерства – подтягиваю свои профессиональные навыки. Хотя педагоги и говорят, что у меня врождённые способности и им нечему меня учить, но я считаю, что это не так. Смотрю на них, на однокурсников, собираю в свою коллекцию типы характеров и модели поведения.

Инна хихикнула:

– Имя актрисы Инны Сокольской еще неизвестно, но, надеюсь, совсем скоро я буду блистать в свете рампы. Обязательно приглашу тебя на постановку.

– Я с удовольствием! Телефонами обменяемся?

Елизавета продиктовала свой номер подруге, а та перезвонила, чтобы её контакт определился в коммуникаторе. Затем Лиза с воодушевлением призналась:

– Я очень рада, дорогая, что мир повернулся к тебе своей светлой стороной. Очень рада!

– Спасибо, Лизок. Спасибо, родная. Ну, а как ты? Как у тебя дела?

Лиза вздохнула.

– Всё хорошо. Работаю в компании «Веера дю Шато» больше десяти лет. Почти по специальности.

– Это такая известная фирма! У нас здесь большой переполох случился, когда узнали, что основатель «Вееров» будет ужинать в «Снеди». По секрету тебе скажу: в нашей среде рестораторов считается, что понравится твоему шефу – большая удача. Эффект круче, чем от звёзд Мишлена или попадания в путеводитель Эгона Рони. Поток клиентов увеличивается в разы. Как он это делает, Лиза? А ведь месье дю Шато даже не ресторанный критик.

– Ему в коммуникации веера помогают, – с мягкой усмешкой пошутила Лиза.

– И как тебе работается у господина дю Шато?

– Всё устраивает. Купила квартиру в хорошем районе, машину. Много путешествую по работе: и у нас, и за границей. На днях предложили повышение. Буду директором по развитию большого региона. В общем, не жалуюсь. Жизнь моя мне очень нравится.

Лизавета напряглась, в ожидании того самого вопроса. И он не замедлил появиться.

– А семья?

– Не замужем. Когда-то собиралась, но всё расстроилось. Не сложилось. С тех пор вот личной жизнью особо не занимаюсь. Вернее, совсем ею не занимаюсь. Просто верю, что однажды любовь придёт и в мою жизнь.

Лиза криво улыбнулась и нервно повела плечами. Инночка затронула тяжёлую для неё тему. А если честно, то самую тяжёлую.

– Инна Павловна, – подошёл Сашенька-официант, – вас просит Макс Владиславович.

Лиза обернулась и увидела, как из служебного помещения выходит группа людей, один из которых сосредоточенно смотрит в их сторону.

Инна потянула Лизу:

– Пойдём, я вас познакомлю.

– Давай как-нибудь потом? А то мне ещё моих гостей провожать.

– Ну, хорошо, как скажешь. Тогда до встречи! Очень рада была тебя повидать! Правда!

Она собиралась уходить, но замедлилась. Затем откинула назад свои рыжие локоны и нерешительно произнесла:

– Знаешь, что я поняла про любовь, которая где-то задержалась? Рано или поздно на каждую кастрюльку обязательно найдётся своя крышка. Так говорят на кухне. И это истинная правда. Ну, всё, пока. Звони.

Инна чмокнула Лизавету в щёку и быстрым шагом пошла к мужу.

Лиза сидела за пустым столом, с которого Сашенька-официант убирал посуду. Она смотрела невидящими глазами в тёмные окна ресторана, за которыми кружились редкие белые хлопья снега.

«Крышка обязательно найдётся для каждой кастрюли – это правда. Аллегория проста и понятна. Кастрюля без крышки – это я. Крышка – это кто-то, кого мне недостаёт. Мужчина. Но зачем нужна крышка, если кастрюля давно модернизировалась в мультиварку? Самодостаточную и ни в чём не нуждающуюся, дорогую и с полным самообеспечением мультиварку. Зачем мне мужчина-крышка? Мультиварке нужна какая-то внешняя крышка, как собаке пятая нога».

Женщина дёрнулась от резкого звука, прозвучавшего где-то вдали, отмахнулась от неприятных мыслей и со вздохом произнесла:

– Господи, ну где шатаются эти танцоры?

Подошёл администратор и сообщил, что внизу Гоча разбил большое витражное окно и с кем-то подрался. Что пока не приехала полиция, нужно срочно уезжать. Елизавета спустилась вниз и увидела, как Гочу держат официанты, чтобы не буянил. Она быстро решила все вопросы: уговорила своих гостей отправиться домой на такси, расплатилась по счёту ресторана, оплатила моральный и материальный ущерб танцполу специальной корпоративной картой. Когда всё устроилось, в конце этого долгого вечера наконец-таки поехала к себе домой.

Город сиял праздничным облачением из новогодних ёлок и иллюминации. День рождения прошёл чудесно: предложение Лероя о повышении, очень удачная сделка, сулившая ей приличные комиссионные, вкусный вечер в ресторане, неожиданная встреча с давней подругой. Вот только разговор с Инной привнёс ощущение, что все эти чудеса, как колосс на глиняных ногах, они разваливаются у неё на глазах. Тоска и горечь с примесью зависти накрыли её с головой.

Лиза зашла в квартиру, разделась. В каком-то недоумении походила по комнатам.

«Почему же мне так плохо?» – птицей в клетке билась мысль в голове.

Подошла к шкафчику, открыла его. Это был небольшой бар спиртных напитков, который она держала для друзей. Растерянно взяла бутылку с тёмным содержимым, налила стопку и залпом выпила. Затем кое-как дошла до кровати и рухнула в неё.

Елизавета долго лежала в ванне, пытаясь восстановить прошедший день. Состояние у неё было такое же мутное, как вода, которая окружала её тело. На поверхности плавала воздушная белая пена расслабленности и лёгкости, прикрывая что-то тяжело пульсирующее и шевелящееся в глубинах бессознательного – какое-то решение, которое она приняла, когда спала.

«Я пойму, я обязательно пойму, что со мной происходит», – с этой мыслью она пошла в спальню, где вновь уснула в своей кровати. И теперь этот сон оказался исцеляющим.

Утро понедельника прошло в спешке. Быстро собравшись на работу, Лиза приехала в офис. Оставался последний шанс всё обсудить лично, пока Лерой не улетел к себе домой. Ей было жизненно необходимо срочно поговорить с шефом по чрезвычайно важному делу.

Быстро кивнув Кларе, Елизавета прошла в кабинет. Начальник находился уже там:

– Доброе утро, дорогая Лизи, – поприветствовал он её.– У тебя всё хорошо? На выходных не мог тебе дозвониться.

И не останавливаясь, чтобы дать возможность своей помощнице объяснить причины, по которым она оказалась недоступна для общения, огорошил приятной новостью:

– Представляешь, Кося Лысый уже перевёл все деньги, а Валентин сделал заказ на два веера из нашей новой коллекции. Мы славно поработали в эти дни!

Дю Шато сидел перед компьютером за её рабочим столом и изучал показатели деятельности своего главного представительства в России. Лиза перебралась на другое место, извлекала из портфеля свой ноутбук, коммуникатор и прочие принадлежности. Только тут она заметила на столике, за которым недавно они с Лероем чаёвничали, хорошо известную ей фирменную коробку. Лизавета подошла к столу, взяла эту вещь в руки и вопросительно посмотрела на начальника. Тот отвлёкся от чтения и с улыбкой произнёс:

– Как такое случилось, что сапожник у нас живёт без сапог? Я недавно подумал, почему моя самая эффективная сотрудница не имеет ни одного веера, созданного в компании, которой она посвятила столько времени и сил. Да, Елизавета Петровна, речь идёт о вас, моя драгоценная коллега! Открывайте кейс.

Когда шеф переходил с ней «вы», это означало максимальную торжественность и важность момента. Лиза распаковала футляр и обнаружила внутри небольшую широкую шероховатую тросточку серого цвета с петелькой. Зная своего начальника, Елизавета была уверена, что это не просто веер, а нечто большее. Лерой любил наделять смыслами и философией всё, что его окружает. Особенно это касалось таких значимых для него жестов, как подарок.

Лиза посмотрела на шефа, ожидая пояснений, но тот спросил её сам:

– Опиши, пожалуйста, что ты видишь. Как профессионал.

Это показалось интересным вызовом. Она вынула из футляра сложенный тяжёленький веер и поднесла его ближе к глазам.

– Так, хорошо. Описание будет навскидку – первое и самое общее впечатление.

– Изволь, – одобрил шеф.

– Судя по весу и виду, гарды здесь – это титан с инкрустацией тонких вставок чернёного серебра и перламутра. Напоминает рябь воды в лесной реке вечером. Очень красивое сочетание.

Лиза раскрыла веер и ахнула. Будто что-то головокружительное пронеслось рядом с ней.

– Вот это сюжет, – медленно произнесла она. – Наши покупательницы его бы не оценили. К сожалению. Если же говорить с технической точки зрения, то экран выполнен из какого-то натурального волокна или с его добавками, судя по утолщениям и неравномерностям ткани. Рисунок нанесён цифровым принтером с помощью специальных активных чернил. А вот что это за стеклоподобное вещество поверх, которое делает изображение даже не глубоким, а трёхмерным, я не знаю.

Она привычным движением широко развернула экран, вытянула подальше руку и внимательно рассматривала сюжет: по каменной дороге от средневекового замка, стоящего далеко на холме, прямо на зрителя шли прекрасная дева в простом светлом старинном платье и белый с серыми подпалинами единорог.

– Моя любимая средневековая мистическая пара. Рисунок идеальный. Никогда не видела такую картину. Издалека кажется, будто они живые. Оптическими иллюзиями меня не удивить, но здесь необыкновенная реалистичность. Что это за вещество, Лерой?

Лиза постучала легонько ногтём по экрану:

– Ткань жёсткая, но при этом гибкая. Поразительно

Дю Шато довольно улыбнулся и пригладил бороду:

– Это последняя разработка нашей лаборатории. Я не силен в химии, но, если я правильно помню объяснения, это олигомер на основе кремния, как-то лихо закрученный с помощью специального воздействия температуры и давления. Состав может наноситься на любое покрытие. В твоём случае – это действительно натуральное волокно. Ручное прядение из крапивы двудомной. А картина моя. Ещё в университете Оксфорда написал в творческом порыве от большой любви. Правда, её доработал профессиональный художник, адаптировал под экран веера. Я ведь не живописец, а всего лишь обычный врач на пенсии.

Лиза ухмыльнулась и подыграла сиюминутному настроению скромности, которое внезапно охватило этого пожилого господина.

– Да, конечно, всего лишь заурядный пенсионер, который организовал всемирно известную мастерскую вееров, чьи уникальные экземпляры не могут повторить даже самые настырные копировальщики, а очередь за веерами стоит на несколько месяцев вперёд.

Начальник с улыбкой слушал эти слова. Он любил комплименты и подтверждение заслуг в чём бы они ни заключались. Но своё восхищение Елизавета выражала искренне и от всего сердца. Она ещё раз закрыла, открыла веер и призналась:

– Лерой, это так неожиданно! Очень благодарна и польщена. Мне приятно получить от тебя такой прекрасный подарок. Мерси.

– Я знаю, что ты любишь сдержанный стиль, в отличие от наших покупательниц, поэтому обрамление выбрал неброское.

– О да, никакого золота, платины и алмазов – боже упаси. Серебро и титан меня полностью устраивают. Благороднейшие из металлов.

Она приблизила к глазам матовую поверхность гарды:

– Какое невероятное сочетание: розовый переливающийся титан, тёмное серебро и слоистый светлый перламутр. Создаётся поистине двойственное ощущение: с одной стороны вещь как будто очень старая, а с другой – невероятно современная. И она поражает меня в самое сердце. Я уже люблю этот веер!

После обмена словами благодарности, они занялись рабочими делами. День начался с очень искреннего и душевного подарка. Он сбил решительный настрой Елизаветы сообщить господину Лерою дю Што то, что она планировала сделать ещё час назад. Тем не менее, Лиза надеялась, что ей хватит уверенности осуществить задуманное.

– Меня впечатляет то, как ты работаешь, – одобрительно рокотал шеф. – Столько статей в женских журналах, интересные интервью с владелицами наших вееров, выставки и потрясающие коллаборации с самыми неожиданными персонами. Уверен, что твой талант продвигать наши веера заиграет новыми гранями на новой должности. Кстати, я так и не получил от тебя официальный, так сказать, ответ. Согласна ли ты на новое назначение?

Лиза боялась прерывать дю Шато. Ведь сейчас своими собственными руками она сломает и закончит эту прекрасную жизнь, которую она холила, лелеяла и пестовала на протяжении всех этих лет, что работала в «Веерах». Но делать было нечего. Вспышка озарения, осветившая её ум накануне, оказалась такой яркой и так впечатлила, что решимость пришла.

Боясь подойти к шефу ближе, она встала посередине комнаты и, чувствуя себя школьницей на экзамене перед строгим учителем, с трудом подбирая слова, сказала:

– Господин дю Шато… Дорогой Лерой. За эти годы, что мы работаем вместе, ты мне стал большим другом. Не каждый начальник, я думаю, способен быть другом своим подчинённым, чтобы от этого не страдало дело, которым они занимаются. Бог дал мне такое счастье – учиться у тебя, слушать тебя и сотрудничать с тобой. Ты знаешь…

Голос у Лизы сорвался, и почти пропищав:

– Я хочу уволиться. Прости, – последнее слово она сказала уже шёпотом.

Повисла долгая и невыносимая пауза. Шеф откинулся на стул, поднял глаза к потолку и долго в него смотрел. Судя по всему, эти слова его потрясли. Наконец дю Шато тяжело вздохнул, потёр лицо ладонями и произнёс:

– Как уволится? Лизи! Тебя переманили?! Эти халтурщики, которые никак не могут скопировать наши веера?!

– Нет, я выхожу из этого бизнеса совсем. У меня новая работа в совершенно иной сфере. Я открываю собственное дело и нанимаю сама себя директором по развитию своей жизни. Своей. Жизни, – ещё раз с вескими паузами повторила она.– Пойми меня правильно, я почти два десятка лет посвятила веерам и продажам. То, как у нас получилось ввести новую моду на наши изделия, как люксовое украшение среди обеспеченных людей – это действительно было захватывающе. Годы нашего сотрудничества превратились для меня в невероятное приключение. Благодаря тебе я столькому научилась и столького достигла…

Елизавета остановилась на несколько секунд, чтобы собрать остатки решимости и продолжила:

– Но мне уже сорок лет, а я… моя личная жизнь никак не устроена. Лерой, ты вдумайся – мне сорок! Я хочу замуж! Поэтому вот мое заявление. Я ухожу искать себе мужа.

Елизавета вынула из папки лист бумаги и положила его на стол перед шефом.

Снова гнетущее молчание заполнило комнату. Слышалось, как Клара чем-то стучит за стеной, тихо напевая какую-то песенку. А ведь офис был отлично звукоизолирован, дю Шато относился к этому крайне придирчиво. Тем временем, Лиза присела на ручку дивана и ждала, когда Лерой придёт в себя от этой новости. Не глядя на поданный ему документ, он перебирал бумаги, взял один лист, не читая, положил обратно на стол. Затем вновь вздохнул и, мягко улыбаясь, посмотрел ей в глаза. В них сквозила теплота и печаль. Тихим голосом Лерой произнёс то, за что степень почтения Елизаветы к своему начальнику выросла на порядок:

– Ты же знаешь, милая Лизи, как я тебя уважаю и ценю. Более интеллигентной и утончённой помощницы я не встречал в своей жизни. Я прекрасно понимаю, как важно для каждой женщины обрести любовь и семейное счастье. Ведь всё, что мы делаем, в конечном счёте мы делаем ради любви и из-за любви. Мне бы очень хотелось, чтобы твоё замужество устроилось и стало возможным без увольнения из компании. Лет пятьдесят назад я без сомнений предложил бы тебе свою руку и сердце. Но сейчас я старик, и много лет женат на моей драгоценной Альбине.

Дю Шато с трудом вышел из-за стола. И, наблюдая эту внезапную немощь от всегда бодрого и уверенного мужчины, Лиза поняла, как тяжело даются ему эти слова. Лерой медленно прошёл к окну, посмотрел на золотые купола вдали и, повернувшись к ней, признался:

– Все мои друзья и коллеги-мужчины, за чью честь я бы поручился головой, слишком большое значение придают деньгам и связям, которых, к сожалению, у тебя и твоей семьи нет. Я не очень хорошо понимаю твою ситуацию, кажущуюся тебе в чём-то сложной, но знаю, что причина, почему ты хочешь уйти, очень веская. Тебе нужна свобода, чтобы полностью посвятить своё время теме замужества. Тебе нужно то самое время, которое до этого ты тратила на компанию «Веера дю Шато». Мне так хочется, чтобы у тебя всё было благополучно, поэтому удерживать тебя не имею никакого права. Будь счастлива, моя дорогая Элиза! Даю тебе своё благословение…

Будто камень упал с души Лизаветы от этих слов Лероя. Она попыталась удержать навернувшиеся слёзы умиления, но внутри что-то булькнуло, и они градом хлынули из глаз. Шеф протянул руки, и Лиза упала в его объятия. Дю Шато достал из кармана брюк свой платок и по-отечески, как маленькой, вытирал её мокрые щеки, приговаривая:

– Почему такая хорошая девочка плачет? Не плачь, Лизонька. Всему своё время: время разбрасывать камни и время их собирать, время уклоняться от объятий и время обнимать. Твоё время любить и быть любимой пришло. Иди навстречу своей судьбе. Уверен, ты встретишь достойного мужчину, и у тебя будет замечательная семья. Не думал я, что веер с единорогом станет моим прощальным подарком. Но пусть будет так. На счастье!

Во второй половине дня Лерой уехал в аэропорт. Шеф решительно отказался, чтобы Елизавета его провожала, и поэтому вызвали такси. Они сердечно попрощались, поздравив друг друга с наступающим православным Рождеством и Новым годом. Когда дю Шато ушёл, Лизавета решила, что сегодня делать на работе ей уже нечего. Квартал они заканчивали с максимальными результатами по прибыли и хорошим заделом на следующий год. Январь и февраль являлись периодом сезонного спада, и Лерой разумно предложил использовать это тихое время для вхождения нового человека на должность вместо Елизаветы.

«Которого нужно ещё найти и согласовать, – подумала она. – Интересно, кого же они пришлют? Но, слава богу, сейчас это уже не мои проблемы, да и решаться они всё равно будут лишь в следующем году».

Поэтому Лиза сочла целесообразным об этом не размышлять, а начать привыкать к новому состоянию «безработная», «уволенная». Да нет же, не так, а «свободная», «независимая», «сама себе хозяйка».

Уже одетая в пальто, погружённая в свои мысли, Лизавета задержалась возле помощницы.

«Бывшей помощницы, – напомнила она себе. – Нужно осознать, что всё это для меня теперь «бывшее», и помощница в том числе».

Хотя и считая себя не вправе задавать ей сейчас какие бы то ни было вопросы, тем не менее, Лиза полюбопытствовала:

– Почему ты не пришла на банкет, Клара? И даже не позвонила, не предупредила, что тебя не будет.

Женщина сидела за своей стойкой с втянутой в плечи головой. Она робко выглядывала через стекла своих странных очков с розочками по бокам и грустным голосом предположила:

– Я уволена, Елизавета Петровна?

– Да нет, с чего ты взяла? Скорее наоборот, – Лиза замялась, но решила сообщить новость. – Знаешь, я уже не твоя начальница. Со следующего года я здесь не работаю.

– О, поздравляю, Елизавета Петровна! Я слышала, что вас повышают.

Лизавета грустно улыбнулась:

– Не повышение, Кларочка. Увольнение. По собственному желанию. Я ухожу от Лероя.

– Да? – женщина поразилась услышанному. – Это так непредвиденно, что я…

Она прервалась на полуслове. Было видно, что Клара принимает внутри себя какое-то решение. Она выпрямилась и будто стряхнула всю свою пассивность, заговорив с несвойственной ей страстью в голосе:

– Елизавета Петровна, пожалуйста, вы можете с ним поговорить? Я бы ни за что не обратилась к вам, как к руководителю. Но раз вы уходите, то вы можете рассказать моему мужу о том, что корпоративы господина дю Шато полностью благонадёжны и целомудренны. Я буду вам так признательна! Он закрыл дверь и сказал, что не пустит меня на разврат. И позвонить не дал. Он вам поверит, правда. Вы такая серьёзная и правильная. Я не хочу больше подводить господина дю Шато и своего будущего шефа. Кто-то же вас заменит? Мне очень нравится моя работа.

Лиза удивилась тому изменению, что произошло с Кларой. Тихая, вялая и тучная, вдруг она на глазах превратилась в саму активность и страсть.

«Охо-хо! А ведь в тихом омуте нашей Кларочки водятся разные интересные существа», – подумала Лизавета о своей собеседнице.

Не хотелось связываться с внутренними разборками чужой семьи, но чувство благодарности Лерою за его доброжелательность и благородное отношение к ней, Лизе, не позволило отказать в просьбе Клары.

– Хорошо. Я сделаю то, о чём ты просишь. Пришли мне свой адрес и время, когда удобно. Только давай после новогодних каникул? Счастливого Рождества, Кларочка! И с Новым годом!

Лиза медленно ехала по улицам города, ярко освещённому новогодними огнями. Белые клочья снежной ваты мягко опускались на лобовое стекло, а дворники скрипуче скользили по гладкой поверхности, очищая его от налипающих хлопьев. Видимость была плохая, приходилось ехать очень осторожно. Невольно Елизавета почувствовала, будто перебирается в какой-то иной мир сквозь эту пелену. Новая жизнь будет совсем другая. Переход уже начат. В прошлом нужно оставить всё старое и ненужное. Перед ней всплыло лицо Женечки. Женщина вздохнула. Будет ещё один тяжёлый и неприятный разговор. Она достала коммуникатор и набрала номер:

– Привет. Как дела? Мы можем встретиться? Да, срочно! Через полчаса в кафе возле башни с часами. Я тебя жду.

Лизавета сидела за пустым столиком в ожидании того, которого до сих пор не знала, как охарактеризовать. В самом начале их знакомства Женечка оказался человеком, с которым Лиза встречалась «для здоровья». Он прибился к ней как-то незаметно для неё самой. Через короткое время у них случился секс. А ещё через несколько месяцев такого общения Лизавета уже не вполне понимала, какого рода «здоровье» ей может дать подобная связь. Тем не менее, их общение не прекращалось.

«Ведь он мне не мешает, не напрягает, не выносит мозг, не расстраивает. Пусть будет. На всякий случай», – уговаривала она себя каждый раз после очередного решительного настроя избавиться от этих нелепых отношений.

И вот этот мужчина-«на всякий случай» сидел сейчас перед ней за столиком кафе, как всегда, такой чистенький, ладненький и очень моложавый. А ведь они были почти ровесники. Тот, кто не знал возраст этого человека, сказал бы, что перед Лизаветой сидит хороший мальчик и отличник. Дай кто-нибудь ему в руки скрипку, то образ стал бы ещё более полным и целостным. Женечка и в самом деле когда-то занимался игрой не скрипке, подавая большие надежды на своё блестящее музыкальное будущее. Только было это очень давно.

«А ведь я даже не знаю на что он живёт и чем занимается», – подумала Елизавета.

Всё это было похоже на сон. Лиза очнулась от сновидения, оглянулась вокруг себя и с удивлением задалась вопросом: «Что этот странный мужчина делает возле меня? Зачем он мне?»

Всегда их общение так или иначе крутилось возле музыки. Часто вместе они ходили на концерты по тем билетам, что приобретала компания «Веера дю Шато» для своих сотрудников. Требовалось же отслеживать степень и масштаб внедрения вееров в класс состоятельных женщин? После музыкальной части они шли в какой-нибудь хороший ресторан, ужинали и ехали к Лизавете заниматься сексом без обязательств. Лизе даже в голову не приходило рассматривать Женечку в качестве настоящего мужчины.

«Так, «подружка», с которой можно выйти в свет, а с Женечкой это казалось более респектабельным и солидным. Он красив, умеет себя вести в обществе, к тому же любит и понимает музыку. Но, раз концертов больше не будет, то и «дружочек для здоровья» мне больше не понадобится».

Внутренне содрогаясь от своего циничного отношения, а внешне спокойно, без намёков и увёрток Елизавета объяснила ему новый расклад – больше они встречаться не будут.

– По хорошему, эту связь следовало прекратить в самом начале, – заключила она.

Женечка растерянно смотрел на Лизу, не веря своим ушам.

– Как же так? А ведь у нас могли быть уже дети, – непонятно к чему пролепетал он.

Лизавета звонко расхохоталась, настолько забавным ей показалось это замечание. Видя его нахмуренные брови, она извиняющимся голосом заметила:

– Что ты, Женечка, не обижайся, пожалуйста. Найдёшь ты себе замечательную девушку. Красивую, умную, добрую. Она родит тебе хороших детишек.

«И будет эта милая девушка нянчится не только с ними, но и с тобой, мой любезный Женечка», – добавила про себя Лиза.

Решив, что разговор окончен, она дружески потрепала мужчину по плечу и на прощанье сказала:

– Ну, мне пора. Спасибо за всё. Счастливо.

Лизавета повернулась и пошла к выходу. Через три шага ей в спину тупым копьём ткнулся голос, полный горечи:

– Ты – пустоцвет! Цветок, который никогда не принесёт плоды. Зря я столько времени потратил на отношения с тобой…

Женщина остановилась, постояла, не поворачивая головы (лишь едва дрогнувшие плечи дали понять, что эти слова услышаны), и уверенным шагом пошла дальше. На выходе из кафе ей бросился в глаза огромный рекламный светящийся билборд, приглашавший на выставку китайской живописи.

Замедля своё движение, она прочитала:

«С дерева жизни

Осыпается завязь,

Ноги прохожих…»

19-20

– Закройте глаза. Сделайте глубокий вдох полной грудью. Теперь глубокий выдох. Выдыхаем весь-весь воздух. Теперь снова глубокий вдох. И глубокий выдох. Дышите в этом же ритме. Ваши мысли текут медленно…

Молодой парень с заметной родинкой на носу слегка прокашлялся, подошёл к столу и хлебнул воду из небольшой бутылочки. Перед ним на полу большого зала с огромными окнами на мягких подушках-креслах сидели девять женщин различного возраста и трое мужчин преклонных лет.

Мигнул экран коммуникатора, который лежал здесь же, рядом с бутылкой воды. Это пришло сообщение.

«Леона! – обрадовался Лёша. – Киса моя сладенькая».

Вслух же он сказал:

– Продолжаем дышать и успокаивать свои мысли. Глубокий вдох. Пауза. И глубокий выдох.

Алексей активировал экран и прочитал: «Привет, Лёсик, что делаешь?»

– Вдох и выдох…

Его пальцы быстро настукивали по экрану: «Привет, Киса, занимаюсь с травмированными. Только начал. Думаю лишь о тебе, любимая. До встречи. Чмоки в твои губки».

Он отвлёкся от переписки и посмотрел на людей. Все сидели с опущенными лицами, их грудные клетки в унисон поднимались и опускались. Георгий Ильич, бодрый старичок семидесяти пяти лет, похоронивший недавно свою жену, расслабился так, что стал похрапывать.

Лёша не любил эти занятия. Он вообще не любил горе. А тут сразу у такого количества людей умерли близкие люди. У кого-то жена, как у Георгия Ильича, счастливо прожившего в браке больше пятидесяти лет. У кого-то мужья. У кого-то дети. Лёша был влюблён и совершенно не понимал, чем и как он может помочь этим несчастным. Да и, если честно, не хотелось никому из них помогать. Он брезговал и сторонился неприятных эмоций, но отвертеться от проведения этих занятий ему не удалось. Куратор его дипломной работы в институте, где заканчивал свою учёбу молодой психолог Алексей Персиков, вынудил его согласиться на проведение бесплатных групповых сессий психологической поддержки, за что в обмен пообещал определённую лояльность со стороны комиссии во время защиты Лёшиного диплома.

– Администрация города многое делает для нашего учебного заведения, – объяснял преподаватель своему студенту, в чьей профпригодности сильно сомневался, – поэтому ваш уважаемый батюшка ходатайствовал, чтобы открытие нового, крупнейшего в регионе онкоцентра связывали в том числе и с нашим вузом, и с вашим именем. Династия Персиковых участвует во всех значимых проектах, относящихся и к психологии, и к психиатрии. Ну а дополнительные баллы на защите диплома я гарантирую. Соглашайтесь, коллега, тем самым вы достойно продолжите славное дело своих родителей.

Ведущий оторвался от своих мыслей и повторил:

– Вдох и глубокий выдох.

Ещё раз прокашлявшись, Лёша повысил голос, чтобы разбудить Георгия Ильича:

– А теперь переходим к практике-визуализации «выдыхание боли». Мы уже несколько раз делали это. Представьте, что ваша боль, ваши слезы и горе собираются в виде сферы в области сердца. Шариков может быть много или мало, они могут быть любого размера, цвета, плотности. Визуализируем следующее: во время выдоха шарик с горем вылетает из груди и движется в сторону Солнца, где вспыхивает и сгорает. Когда же вы вдыхаете, то нужно представить, как с воздухом через ноздри или напрямую в сердце поступает весенняя зелень, бабочки, щебетание птичек, детский смех – в общем, всё, что вызывает у вас положительные ассоциации.

Молодой человек краем глаза обнаружил, как позади всех присутствующих женщина в чёрной одежде отвернулась в сторону больших окон и что-то там рассматривает вместо того, чтобы выдыхать боль через сердце. Эта особа давно уже игнорировала его задания группе и обычно просто сидела на занятиях со скорбным лицом. Алексей старался не обращать на неё внимание.

«Зачем-то ведь она приходит сюда. Ну и пусть сидит, если ей так хочется. Никому она не мешает», – здраво рассудил он.

Но сейчас женщина в чёрном подняла с пола свою объёмную сумку, что-то в ней поискала, затем с трудом выбралась из мягкого кресла и медленно начала пробираться между присутствующими в сторону выхода.

Лёша потрогал себя за нос, недовольно прочистил горло и пошёл ей навстречу.

«Вот ещё, бесплатно здесь работай, а они разбегаются», – подумал он, а вслух произнёс:

– Екатерина, вы уже закончили выдыхать боль?

Женщина остановилась недалеко от выхода и нехотя повернулась к вопрошающему. Она молча стояла, явно ожидая, что Алексею надоест её «замороженный» вид, и он позволит ей покинуть помещение.

Не дождавшись ответа, психолог задал ещё один вопрос:

– Екатерина, у вас имеется боль?

Она едва кивнула, скорее моргнула, подтвердив, что да, есть.

Увидев, что его собеседница даёт обратную связь и хоть как-то отвечает на вопросы, Лёша задал следующий:

– Вы эту боль ощущаете внутри себя?

Катерина кивнула уже более очевидно:

– Да.

Следующий вопрос:

– Вы можете её выдохнуть? Нет? Почему?

Ответ показался ему неожиданным:

– Потому что я умру.

Лёша на секунду задумался, как ему сформулировать свой новый вопрос, и только начал говорить, как женщина взорвалась:

– Да что вы знаете про душевную боль? Вы знаете ЧТО испытывает мать, на руках которой медленно умирает её собственная дочь? И никто, и ничто во всём мире ничего не может сделать… Неет, это не боль. Ты сама готова умереть вместо своего ребёнка, лишь бы она жила. Но нет! Этого не происходит. Она угасает, и ты плачешь месяц за месяцем в свою подушку, выплакивая всё своё сердце матери вместе с глазами. Если боль можно выдохнуть – это не боль, это так, ерунда, накрутил себе какую-то чушь в голове, придумал горе. А вот что делать с болью, которая стала такой огромной, что заслоняет собой солнце и весь мир? Боль внутри, боль снаружи – она везде! Господи, да что вы знаете про боль? Зачем вы здесь? Своих детей нет, а на губах ещё молоко не обсохло.

Она решительно двинулась далее к выходу.

– Подождите, Екатерина!

Алексей Персиков, хоть и был молод и неопытен, но годы учёбы и общения с отцом – великим психотерапевтом, о котором слагали легенды, видимо, дали о себе знать. Не ожидая от себя такой настойчивости, он не захотел так просто отпустить эту женщину, а быстро выпалил откуда-то пришедший вопрос:

– А есть ли у вас какие-то иные чувства, кроме той боли, что вы описали? Тоже неприятные, но меньшие по размеру.

Она замерла и почти минуту стояла с горестно прикрытыми глазами. Георгий Ильич проснулся, и все присутствующие, замерев, смотрели на Екатерину. Что она скажет? Послышалось, как на улице взвизгнули тормоза машины.

Потом глаза приоткрылись, и Катя тихо промолвила:

– У меня есть другое чувство, кроме боли.

– Какое?

– Это злость.

– Причину этой злости вы знаете?

– Да. Это мой муж. Мужчина, который клялся мне в любви, в том, чтобы быть вместе и в горе, и в радости.

– Что сейчас с ним не так?

– Он ушёл, бросил меня через полгода, после того, как узнал, что наша дочь смертельно больна. Эта злость меньше горя, но её я тоже не могу выдохнуть из себя. А больше неприятных чувств у меня нет ни к кому.

– Но с этой злостью вы можете что-то сделать?

– Могу. Но, боюсь, что вам это не понравится.

– Что можете сделать? Покажите мне, пожалуйста. Словами, голосом, движениями тела. Я приму любое проявление ваших отрицательных эмоций.

Катерина аккуратно поставила сумку на пол. Подошла к психологу ближе и, застав врасплох всех присутствующих, со всей мочи ударила его по лицу. Лёша, то ли от внезапности, то ли от силы пощёчины с грохотом рухнул на пол.

Женщина постояла, скорбно глядя на парня. Потом развернулась, взяла свои вещи и молча вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

– А теперь, плавно переходим в позу Самадхана.

Лиза развернула туловище и подняла таз вверх таким образом, что образовался прямой угол. Вся группа из десяти с лишним женщин сделали тоже самое. Тренер подходила к йогиням и поправляла позы. Она обошла крупную коренастую женщину, которая стояла попой вверх рядом с Лизаветой, и произнесла:

– Ничего страшного, Варвара, если на первых порах у вас не получается. Делайте, как можете. Дышите ровно, – тренер с силой подтянула ноги своей подопечной ближе к рукам и поправила ступни.

Варвара с малиновым лицом резко опустилась на мат и, задыхаясь, произнесла:

– Не даётся никак мне эта «собака мордой вниз».

– Ну что ж, такое бывает, Варя, – ответила тренер.– Наш девиз какой, девочки?

– Регулярные тренировки… – нестройно ответили все присутствующие на занятии.

– Совершенно верно! – одобрительно воскликнула тренер и развернула свою мысль. – У всех нас часто что-то не получается. Это нормально и естественно. Но открою вам секрет: регулярными тренировками нарабатывается любой навык. Приходите заниматься к нам в группу йоги хотя бы в течение года, и я вам гарантирую, что однажды у вас легко получится всё то, в чём есть сложности сейчас.

Елизавета и Варвара вышли из фитнес-центра, направившись в строну своих домов, которые стояли по-соседству. Некоторое время назад они выяснили, что живут в одном районе, и им удобно идти вместе. От дома до фитнес-центра спокойным шагом было минут пятнадцать пешком. Лиза любила проводить это время в одиночестве, в неспешной прогулке размышляя о том, на что не хватало времени в круговороте рабочих встреч. Но как йог с опытом она решила пообщаться с новенькой Варварой, чьё массивное телосложение ассоциировалось с чем угодно, но только не со статической йогой.

Вначале их беседы касались лишь занятий и особенностей тренировок, но затем Лизавета обнаружила такую нетривиальность суждений у своей новой спутницы, что уже сама подстраивалась, желая пройти этот путь домой вместе. И она видела, что это взаимно.

В связи с последними событиями своей жизни, на этот раз Лиза поинтересовалась у Вари, какое у неё семейное положение, была ли та замужем.

– Была, конечно. Целых два раза. Да только ничего хорошего для меня в этом «замуже» не было. Я мужчин не люблю и не уважаю. И так было всегда. Хотя страха перед ними не испытываю.

– Страха? – удивилась Лиза. – Это чувство в браке будет большой помехой. Отношения развалятся.

Варвара повернула к ней своё мясистое крупное лицо и, выразительно подняв тонкие ниточки бровей, возразила:

– Или наоборот, станут более прочными. На страхе строились отношения моих родителей. Они двадцать лет вместе прожили. Ты знаешь, как отец избивал мою мамочку? Она иногда вся синяя ходила. Боялась его жутко.

Лиза ошарашено спросила:

– Синяя от побоев? Но ведь это были времена… Тогда же следили…

– Ну да, следили… Скажешь тоже. Убегали мы с ней от папаши, когда он пьяный приходил, по соседям прятались, чтобы эта тварь до нас не добралась. Но не всегда получалось. Дрался он и в трезвом виде.

– А уйти? Развестись? Уехать? Не знаю, как-то защитить себя она не могла? Это ужасно – то, что ты рассказываешь.

Варя задумчиво посмотрела на радостно-светящиеся окна домов и, казалось, совсем не в тему сообщила своей собеседнице тайну:

– Мы живём и не понимаем, что иногда настоящий ангел рождается среди людей. Чистый, беззащитный, открытый, добрый и невинный. Вот моя мамулечка и есть ангел. Ангел не может сопротивляться такому демону, каким был мой папаша.

Лиза вернула разговор в более практическое русло, спросив:

– А зачем она замуж за него пошла?

– Так снасильничал. Напал на неё – восемнадцатилетнюю девушку, – изнасиловал и заявил, что теперь она просто обязана выйти за него замуж.

– Боже мой, какая дикость! А она? А её родители?

– А что родители? Деревня. У них баба всегда сама виновата. Бьёт, значит, любит – ну и всё в этом же роде. Девка ведь давно на выданье, школу закончила, в совхозе работает, а парень жениться согласен, стало быть, в подоле не принесёт, позора семье не будет. Такие времена были. Вот так ангел и попал в лапы к демону. Что она сделать могла? Ничего.

– И ты, получается, – ребенок, родившийся от изнасилования?

– Угу. Представь, каково мне было с мужчинами общаться, да замуж выходить?

– Не представляю, если честно. Даже вообразить сложно, – Лиза закатила глаза, чтобы придать ещё большую достоверность своим словам.

А Варвара вполне буднично призналась:

– Надо отдать должное ангельскому характеру мамочки, она меня любила и любит, дай ей бог здоровья, до сих пор. Несмотря на то, что я у неё появилась из-за большой беды.

Лизавета задумчиво сморщила лоб и грустно произнесла:

– Какое же это, наверное, счастье – в таком зрелом возрасте так трепетно относиться к матери?

– Что ты! – воскликнула Варя. – Я раньше этого не понимала и относилась к маме гораздо критичнее, чем сейчас. Знаешь, как считается в некоторых кругах, – она покрутила пальцами над своей головой, показывая те самые «круги», – что если человек не способен решить какую-либо жизненную сложность, то у него рождается ребёнок, который, скорее всего, будет иметь такие личные качества, чтобы эту проблему решить.

Лиза немного возмутилась:

– Не знаю, о каких таких «кругах» ты говоришь, но так происходит эволюционное развитие любых живых существ.

Варвара захохотала:

– Я имею в виду «научные круги»… В моих кругах, где я обитаю, слово «наука» не употребляется. По привычке так уклончиво…

– А, – протянула Лиза, – понятно. Просто любой эволюционный процесс подразумевает изменчивость вида. Есть даже такой термин – модификационная изменчивость. Это когда признаки не передаются по наследству, а вырабатываются каждым поколением самостоятельно. Я поясню на примере. Представь, какой-то вид бабочек тёмного цвета живёт в лесу на деревьях с тёмными стволами. И всё у них хорошо, хищники их не замечают. Но в результате, допустим, уменьшения кормовой базы, бабочки перелетели в лес, где у деревьев светлые стволы.

– Березовую рощу?

– Да, – кивнула Лиза. – Птицы таких бабочек поедают, потому что они слишком заметны.

– У бабочек стресс. Скоро их всех съедят!

– Естественно. И стресс (насколько бабочки в состоянии испытывать подобные переживания) запускает механизм мутаций, которые приводят к появлению бабочек со светлыми телами, в тон деревьям. Птицы их не видят благодаря новому приспособлению, и вид выживает.

– Как ты хорошо объяснила, – закивала Варвара. – У меня в школе по биологии была пятёрка. Но если твой пример про бабочек переложить на мою семью, то жестокое отношение папаши к моей любимой мамочке и привело к появлению такой меня. Её он бил почём зря. Но родилась я, и со временем, сколько помню, в обиду этому демону себя не давала. Да и вообще, мужикам… Как он меня не убил, не представляю.

– Вы дрались? Ты дралась со своим отцом?

– Эта тварь могла бить только слабых и беззащитных. Он и меня избивал, пока я была слабее физически. Но однажды в двенадцать лет я разбила ему голову сковородкой, да так, что ему наложили швы. После этого всё. Как отрезало. Больше в мою сторону он не смотрел.

– А твоя мама?

– В юности я считала, что если я, фактически ребенком, смогла справиться с папашей, то и она может. Взрослая женщина ведь.

Варя замедлила речь и, задумчиво растягивая слова, продолжила:

– Я уехала в город. Плюнула на них. Начала деньги зарабатывать. И лишь, когда эта тварь сломала мамулечке семь рёбер и выбила глаз, я поняла, как была не права. Я бросила ангела, безропотное существо на произвол судьбы. Хотя у меня уже тогда имелись все возможности вырвать её из его лап.

– Это чудовищно! Его посадили? За выбитый глаз. Это ведь нанесение тяжких телесных…

– Нет, конечно. Даже дело не завели. Всё на тормоза спустили.

Варя опустила глаза к земле и какое-то время шла, разглядывая дорожку под своими ногами. Лизавета молчала, понимая, что, возможно, её собеседница не захочет сообщать подробности.

Затем Варвара резко подняла голову и изменившимся тоном произнесла:

– Я кардинально изменила свою точку зрения… Поняла, сколько всего дала и сделала для меня мамуля. Деньги у меня были, поэтому я приехала и просто её забрала. Эта тварь бегала, грозила, пугала.

Они снова молча шли какое-то время.

Лиза неуверенно спросила:

– А сейчас как она?

– О, сейчас у неё всё замечательно. Я ей купила маленький домик с участком земли, где мамуля посадила небольшой сад. У неё прекрасные соседи. Они ей помогают, когда я не могу приехать. Живёт хорошо. В глазницу вставили протез.

– А он?

– Где тварь, я не знаю. И, если честно, знать не хочу. Может, спился, а может и живёт где-то. Мне от него ничего не надо.

– Это поразительная история, Варя. Женщина родила ребенка в результате насилия, который её же и спас. В этом контексте совершенно иначе воспринимается рождение нового поколения людей, что кардинально изменяют прежние устои общества.

– Ага. Модификационная изменчивость, однако. Хотя, к сожалению, изменения в жизни моей мамочки произошли слишком поздно. Я уверена, что он в какой-то момент её бы убил. Только тогда его бы посадили.

Они подошли к развилке, где каждая из женщин сворачивала в сторону своего дома, и на прощание Варя сказала:

– Замужество в моём случае – это очень сложная тема. Я несколько лет назад решила понять и разобраться в ней. После того, как второй муж ушёл к другой женщине. Молодой и красивой. До сих пор посещаю различные тренинги по саморазвитию и семинары по семейным отношениям. Представляешь, каково это – родиться с предназначением сражаться с мужчинами? Хочется сменить «квалификацию». А брак… Уж не знаю, как меня оба раза заносило выйти замуж. Наверное, молодая была. Гормоны в голову били, или сын так хотел родиться у меня, вот и выбрал себе отца по душе.

– Гормональный фон – это важная составляющая для межполовых отношений, – заметила Лиза.

– Наверное, – согласилась Варя. – Но могу сказать однозначно: для меня любые отношения с мужчиной – это клетка, из которой хочется как можно быстрее выбраться.

Продолжить чтение