Секретные расследования КГБ

Дело № 34-С. Последний приют.

Натужно завывая мотором, чёрная “Победа” прорывалась сквозь весеннюю распутицу и разросшиеся кусты, корявые ветки которых злобно скребли по стёклам. Колёса буксовали, раскидывая жирные комья грязи, что уродливыми кляксами липла на пороги автомобиля. Сквозь хрипы помех прорывалось Всесоюзное радио, шёл повтор доклада Никиты Сергеевича Хрущёва от 23 февраля 1954 года:

«Задача состоит в том, чтобы уже в следующем году значительно повысить валовый сбор зерна, а государственные заготовки…».

«Ну всё, теперь каждый месяц будут крутить», – беззлобно подумал капитан в меховой шапке-ушанке с кокардой, густыми русыми волосами, зачёсанными назад, и цепкими серыми глазами, сидевший на заднем сидении автомобиля. Николая Акулова, нового оперативника управления “О” КГБ, мучило плохое предчувствие. На первое задание его отправили вместе с лейтенантом Марией Медведевой, молодой, но якобы опытной сотрудницей, чью ладную фигурку не удалось скрыть тёплой шинели. Он не понимал, почему девчонку назначают надсмотрщиком над ним, проработавшим в уголовном розыске больше десяти лет. Благодаря ему в тюрьмы и лагеря отправилась куча негодяев и преступников всех мастей, а сегодня опытный оперативник должен, как в детской сказке, найти то, не знаю что. Чем же может помочь вчерашняя выпускница академии?

Синие глаза Медведевой, спрятанные за густой каштановой чёлкой, безучастно смотрели в окно, ей явно не было дела до метаний капитана, а от неё самой точно веяло холодком. Но Акулов грешил на неработающую в машине печку, да и от долгого сидения кровь в жилах уже застоялась, отчего то и дело пробирала дрожь.

– Сколько ещё? – Нетерпеливо спросил он водителя.

– Да уж почти приехали, товарищ капитан! – Откликнулся прапорщик Дмитрий Фишман. Обычно без меры болтливый даже он всю дорогу молчал. – Ещё чуть-чуть и таки будем кушать мацу в тепле и уюте.

И добавил вполголоса, проверяя рукой поток воздуха:

– Ну, ничего, печечка, приедем, и я покажу тебе, где даже раки не зимуют.

Наконец, кусты расступились, и назойливый скрежет веток по стеклу прекратился. Автомобиль, мягко покачиваясь на ухабах, въехал в деревню. Если можно назвать деревней одну улицу из десятка кособоких хилых избушек и мрачной двухэтажной усадьбы с окнами-мотыльками, светящимися в вечерних сумерках.

Фишман остановил машину возле старого дома с покосившимся крыльцом. На крючке висела керосиновая лампа с мелким дрожащим пламенем, освещающим табличку “Милиция”. Водитель выскочил первым и тут же нырнул под капот. Акулов открыл дверцу и подал руку Марии, но она словно не заметила ни капитана, ни его жеста и, ощутимо задев его локтем, проскользнула сразу в дом. Челюсти сжались от внезапной боли – тычок лейтенанта пришёлся возле сердца, где с войны застрял крохотный осколок, о котором знали двое: Николай и хирург, спасший ему жизнь. Оперативник оглянулся, проверяя, не выдал ли кому свой секрет. Но Фишман так и копался под капотом, задорно матерясь, а улица оставалась пустынной, только уродливая старуха смотрела из окна дома напротив. Капитан словно кожей почувствовал её пронзительный взгляд. Поводя руками, она нащупала открытую створку и с оглушительным звоном захлопнула. Николай выдохнул – похоже, женщина была слепа, – и нервно дёрнул плечами, словно стряхивая взор старухи, и вошёл в дом.

Алеющие угли из приоткрытой печки кидали красноватые лучи на бревенчатые стены горницы. На столе, заваленном бумагами и пустыми стаканами чадила лампа, а сбоку стояла маленькая резная тумбочка с самоваром и самодельным радиоприёмником с корпусом из фанеры. Из динамика чистым, неискажённым расстоянием и помехами голосом продолжал свой доклад Хрущёв:

«В 1953 году посевная площадь под масличными культурами по сравнению с 1940 годом…»

Акулов едва заметно поморщился, услышав радио: не нравился ему новый секретарь, не первый раз своими авантюрными решениями рубивший с плеча, не подумавши, не оценив трезво последствия; и идея освоения целины, о которой шла речь в докладе, ещё не раз аукнется.

За столом на грубо сколоченной скамейке сидел крепкий мужчина лет семидесяти с бронзовым загаром и во все глаза смотрел на лейтенанта Медведеву. Она как раз прятала удостоверение в шинель, когда зашёл Николай.

– А это капитан Акулов, – сказала она. – Вместе со мной он ведёт расследование.

– Агась, – кивнул дед немного испуганно. – Здрасьт… То есть, здравствуйте, товарищ капитан! Дмитрий Степанович Васюков, участковый. Как говорится, милости просим в нашу шалашу.

Участковый встал и опёрся на костыль, Акулов заметил, что у него отсутствует нога ниже колена.

– Эхо войны, – беспечно отмахнулся Васюков и протянул руку.

Капитан снял перчатку и ответил на рукопожатие. Ему ли не знать.

– Кабы не это, сам бы того нехристя как пить дать поймал! Давайте, самовар поставлю, а то вы с дороги продрогли, аж иней сыпется. И радио выключу, заманали, одно и то же крутят. Лучше бы Утёсова поставили.

С этими словами участковый отсоединил провод, ведущий к антенне на крыше, и выключил шипящий приёмник. Николай покачал головой.

– Чай отложим на потом. Рассказывайте.

– Тут лучше показывать..

Участковый взял лампу, вставил костыль в подмышку и поманил за собой во двор. Николай посмотрел на лейтенанта, холодные синие глаза безразлично взирали на него..

– Вы идёте, товарищ капитан? – спросила Медведева.

– Да-да, – опомнился Акулов и поспешил за Васюковым, чтобы хоть на миг оказаться подальше от жуткого пустого взгляда.

За домом стоял сарай, а прямо за ним стеной высился густой лес. Пушистые кроны сосен покачивались от холодного ветра и вспарывали брюхо стремительно темнеющего неба. Во дворе лежали кучи снега, изъеденные оспой весеннего солнца, земля влажно чавкала под сапогами. Навстречу шла молодая блондинка с подростком лет тринадцати. Девушка, одетая в резиновые сапоги, длинную шерстяную юбку и ватник, была необычайно красива. Даже капитан, привыкший ставить работу превыше всего, не мог отвести взгляд.

– Ритка! – Воскликнул Васюков. – Ритка-Маргаритка, а ты чего здесь делаешь? Ещё и дитё притащила! А вдруг убивец этот тут бродит? Марш обратно!

Девушка Рита вздрогнула от неожиданности, на миг задержала взгляд на Медведевой и улыбнулась Николаю, мальчик испуганно спрятался за её спиной и украдкой выглядывал, с едва скрываемым любопытством осматривая пару оперативников.

– Ой, будет вам, Дмитрий Степанович! Я просто решила одному воспитаннику ужастик показать, а то все уши прожужжал. Пойдём да пойдём! Вон, видите, как боится теперь. Зато успокоился, непоседа.

– А не будешь меня слушаться, – наклонилась Рита к подростку. – Злой дядя тебя заберёт! Пошли.

Маргарита упорхнула, едва касаясь земли, и увела мальчика. Акулов глазами проводил девушку. Эффективность таких педагогических приёмов он ставил под сомнение, но ещё больше его беспокоило, что незваные визитёры могли испортить улики. И от него не укрылось, как Медведева слегка повела носом, когда Маргарита пробежала мимо, точно пыталась уловить её запах.

– Это Рита, – сказал им Васюков, бодро хромая к сараю. Его костыль погружался в мягкую землю, выталкивая из-под травы грязь с пузырьками. – Воспитатель в нашем детском доме. Ушлая девка! Заставила к нам в деревню линию провести. Совсем скоро и у меня эт самое лектричество будет. А о детях заботится… как о своих собсных!

Участковый открыл двери сарая и подкрутил фитиль фонаря, огонь довольно зашипел, змеиным языком скользнул по стеклу, вспучился, раскинул огненную крону и выплюнул копоть, осветив утробу деревянного сарая. Будучи оперативником уголовного розыска Акулов повидал всякое, но даже он усомнился в реальности происходящего. На земляном полу на досках рядком лежали четыре тела: трое мужчин и женщина, и выглядели они так, словно из них откачали все жидкости, похожие на сухие, туго обтянутые восковой кожей скелеты, но на этом странности не заканчивались. Капитан забрал у Васюкова фонарь и склонился над одним из трупов. Для марта человек оделся слишком легко: льняная рубашка, брюки да тонкая ветровка. А ещё он был чересчур стар. Будь он всё ещё оперативником угро, то предположил, что эти люди умерли от слишком преклонного возраста вкупе с обезвоживанием.

– Их охотники нашли, – заговорил участковый. – Что интересно, похожи все, как один. Так и лежали, рядком. Вот я и вызвал, так сказать, подкрепление.

– Что-нибудь было при них? – Спросил Акулов.

– Не, в карманах хоть шаром покати. Ни документов, ничего.

– А люди в окрестных деревнях не пропадали?

– Кабы пропадали на моём участке, то ко мне бы пришли. Да и в нашей вроде все на месте.

– Понятно, – протянул капитан. Мозаика никак не желала складываться.

Акулов осторожно отогнул воротник рубашки и увидел на шее странную отметину, лейтенант присела с другой стороны, достала карандаш и отодвинула верхнюю губу. Кожа, словно ветхий пергамент, лопнула на месте сгиба, но осталась сухой. Николай с любопытством следил за её действиями, Мария удовлетворённо кивнула и поднялась.

– Зубы чересчур хорошие, – сказала она. – Не как у стариков..

– Это не единственная странность, товарищи. – скрипучим голосом протянул Васюков.

Но Акулов это и сам заметил.

– Они не пахнут.

– Точно-точно! Я бы подумал, что их убили зимой, а токмо сейчас оттаяли, но уж больно они выглядит странно. Словно…

– Высушенные, – закончил за него Николай.

– Да! Что ж это за невидаль такая, товарищ капитан?

– Не переживайте, Дмитрий Степанович, мы со всем разберёмся. – Мягко сказал Акулов, стараясь не всполошить ветерана. – Всё, что вы видели, строго секретно. Чуть позже с вас и Маргариты с ребёнком я возьму подписку о неразглашении. Но это потом. А сейчас оставьте нас.

– Как скажете, – разочарованно ответил Васюков и пошёл обратно в избу, бормоча на ходу. – Мне и своих дел хватает.

– Что думаете, товарищ лейтенант? – Спросил капитан Марию, показывая отметину на шее.

Медведева внимательно изучила рану: несколько тёмных отверстий, похожих на следы маленьких острых зубов: одно большое, по центру, и множество вокруг, словно к шее присосалась огромная пиявка.

– Дело по нашей части. – сказала Мария. – Думаю, что это упырь, товарищ капитан. Крови нет, на шее характерные отметины. Всё очевидно..

Акулову стало ясно, что лейтенант его проверяет. В милиции она бы ещё пару лет дела расшивала-подшивала, а тут учителя из себя строит, но Николай решил, что не время и не место давать волю уязвлённому самолюбию. Он провёл пальцем по сухой коже трупа, казалось, надави, и она лопнет и рассыплется в пыль, чувствовалось – отверстия очень глубокие.

– Я бы не сказал, что упырь, – ответил Акулов, осматривая другие тела. – Зубов многовато. А вот зубы жертв меня смущают.

– Неужели?

– Да, – капитан не позволил себе сбиться с мысли и решил нанести ответный укол. – Вы, товарищ лейтенант, верно подметили, что они молодые. Я бы даже сказал слишком, словно у подростков. С возрастом зубы стачиваются, и будь жертвам действительно лет столько, на сколько они выглядят, это было бы заметно. Да и упырь охотится на стариков? Нонсенс. Но есть вопрос, который может указать на убийцу…

Капитан осёкся, в нём заговорил оперативник уголовного розыска, коим он больше не являлся. Убийца… Нет, он искал не просто убийцу, а монстра, убивающего людей, как скот, и чтобы найти его, вопросы должен задавать правильные. Иначе снова пострадают невинные, чего Акулов допустить не мог.

– Почему трупы нашли только сейчас?

Лейтенант удивлённо изогнула бровь.

– То есть? Какое это имеет значение?

Капитан хмыкнул про себя, опыт оперативно-розыскных не пропьёшь, как не старайся. Он чувствовал, что разгадка близка.

– В лесах сейчас высокая влажность, а трупы словно в сушилке на пилораме лежали. Ни кровинки, ни капли влаги. Вероятность, что упырь – а это точно не упырь, но пока других подозреваемых нет – смог за раз умертвить четырёх, мала. Столько крови ни в одну тварь не влезет. Значит, трупы оказались в лесу только сейчас, а до этого их хранили в сухом помещении. Точнее, прятали от чужих глаз.

Медведева поджала губы, похоже, капитану действительно удалось её удивить.

– А если упырей несколько? – Мария не собиралась принимать на веру версию Акулова.

– Нет, – протянул Николай. – Если бы это была банда… то есть, стая, они действовали наглее и взяли всю деревню в заложники. Нет, монстр один.

– Как скажете, товарищ капитан, – безразлично пожала плечами Медведева. – Полковник Татищев приказал помогать вам, так что… кого мы ищем?

Похоже, экзамен сдан. Николаю претило такое недоверие, но в Управлении “О” свои порядки приёма новых оперативников.

– Надо снова поговорить с участковым, – сказал Акулов, вставая. – Есть одна версия, но хочу сперва убедиться. Трупы объявились именно сейчас неспроста. Их прятали, а затем попытались быстро перепрятать, да времени не хватило. Преступник… кхм, монстр спешил. Его кто-то спугнул.

Идея билась в сознании, как птица в клетке. Он боялся промедлить и упустить её.

***

Васюков что-то скрупулёзно выводил на листке бумаги, вполголоса бормоча:

– Сахару… двадцать мешков! Пшена… десять мешков! Картошки… тоже десять, нет, двенадцать мешков!

Когда Акулов стремительным вихрем ворвался в горницу, участковый резко подскочил, пролил чернила и схватился за сердце. Медведева молчаливой тенью встала за капитаном, всё такая же холодная и безразличная.

– Твою ж… товарищи! Ну, нельзя же так людей пугать! Тьху, придётся заявку на провизию для детдома сызнова писать! Что… что случилось? Чудище эт нашли?

– Прошу прощения, – извинился Николай. – Нет, но есть к вам ещё пара вопросов. Вы замечали что-нибудь странное в последнее время?

– В каком эт смысле? Навродь нет, но… в войну в деревне немцы стояли, так что местный народ всякого навидался. Тяжко пришлось, вот и… некоторые умом повредились. Но эт ничаво, сейчас спокойно живётся.

Версия Акулова дала трещину и грозила вот-вот рухнуть. Капитана мучал ещё один вопрос, но он старательно даже в мыслях увиливал от него – слишком он был страшным. Но если он не найдёт хоть какую-то зацепку, хоть случайно, хоть нет, тварь, убивающая людей, может остаться непойманной. Вопрос должен быть задан.

– А… – Николай сглотнул внезапно подкативший к горлу ком, провёл ладонью по глазам, словно убирая липкую паутину страха, и тихо спросил. – А дети не пропадали?

Васюков нахмурился, поскрёб жёлтым прокуренным пальцем лоб и сказал:

– Ну, если честно, бывает такое. Сами понимаете, детский дом, сироты кто мамку искать начинает, кто папку, кто просто думает, что за забором его сладкая жизнь ждёт. Да, сбегают бывает. Но всех находим. Кого с товарняка сымают, кого в городе ловят. Один вон вообще на поезде до Колымы доехал! Месяц его искали, а он вон куда махнул.

Участковый улыбнулся:

– Хороший парень, но шкодливый. Ну… зато не пропадёт! С месяц назад снова в бега подался, рецидивист, да и компашку свою с собой прихватил. Но я, как директор детского дома, ответственно заявляю! Ищем! Ищем и найдём! Чай не иголка в стоге сена. У этого шило в мягком месте, сам себя обнаружит как пить дать.

После войны на плечах людей, закалённых в пламени сражений, теперь покоилась страна, которую предстоит исцелить и восстановить. В таких глухих местах, как деревня Звягинцево, мужчины часто брали на себя больше, чем могли унести, как Дмитрий Степанович Васюков, участковый и директор детдома.

У Акулова всё похолодело внутри, сбывалось то, чего он боялся. Прямых улик не было, но косвенных хоть отбавляй – монстр охотился на детей. Сирот, которых никто не будет искать. Словно в ответ на его мысли из глубины леса донёсся пронзительный волчий вой, налетел сильный ветер, и могучие сосны заскрипели, застонали, качая кронами, и громко затрещали сухими ветками.

– А почему это дети от вас так часто сбегают? – Ледяным голосом спросила лейтенант и нависла над участковым, уперевшись в стол.

Васюков под её взглядом словно съежился, но быстро подобрался..

– Вы этот поклёп бросьте, товарищ лейтенант, – тихо сказал он. – Я фронтовик, и дети эти – будущее, за которое я воевал. Да, в детдоме жизнь не сахар, но у нас и не пансионат благородных девиц. Судьба к ним с рождения немилосердна. Посмотрел бы я на вас в их возрасте! Кабы не Ритка…

Вдруг участковый осёкся. Акулов подумал, что Медведева переборщила, и решил исправить ситуацию:

– Дмитрий Степанович, – начал он мягко. – Вы нас поймите, мы должны все версии отработать…

– Товарищ капитан, вспомнил я! Ритка, она ж это… Жаловалась давеча. Мол, ходит к ним старуха одна, да детей пугает.

– Что за старуха? – тут же ухватился Николай. Похоже, мозаика начинает складываться.

– Да Анна эта! – махнул рукой Васюков. – В доме напротив живёт. Она всегда немного странная была, будто с придурью. Но по-доброму… А последнее время как с цепи сорвалась. Комиссия к нам приезжала из райцентра. Нашу деревню хотят с соседним колхозом объединить, вот и осматривают хозяйство. Дак она не то от них, не то к ним всё бегала, будто ошпаренная! Чёрт его знает, что на неё нашло.

Капитан и лейтенант переглянулись. Не сговариваясь, они вышли на улицу, оставив участкового молча недоумевать.

***

На деревню стремительно опустилась ночь, и промозглый ветер затащил холод под шинель, Акулов поднял воротник, чтобы стало чуточку теплее. Последние потуги зимы сковали льдом лужи и подморозили землю, но прапорщик Фишман словно не замечал ночного холода и копался под капотом, с прошлого раза его ругань стала более витиеватой и изысканной, даже капитан, долгое время имевший дело с матёрыми уголовниками, почерпнул несколько новых выражений. Фонарик водителя, ронявший жёлтое пятно света на посеребрённую инеем траву, остался единственным источником освещения в деревне, керосин в лампе участкового закончился, и дом утонул в ночных сумерках. По небу плыли тёмные неповоротливые туши облаков, и луна едва проглядывала сквозь прогалины, то и дело погружая деревню во тьму. Лейтенант Медведева зябко поёжилась от промозглого ветра и тоже подняла воротник шинели.

– Думаете, брать, товарищ капитан? – Спросила она.

– Нет, – покачал головой Акулов. – Сперва хочу убедиться. Я пока послежу за домом старухи, а вы сходите к этой Рите. Узнайте, когда и сколько детей пропало. Боюсь, что тех беглецов и нашли охотники.

Он посмотрел на старинную усадьбу, стоявшую на отшибе, единственный дом, к которому тянутся провода линии электропередач. В окнах свет не горел, видимо, дети уже легли спать. Юность он провёл в похожем заведении и отлично понимал, почему из него хочется убраться подальше. Из воспоминаний оперативника вырвала лейтенант Медведева. Вдруг она оказалась так близко, что Николай почувствовал аромат её цветочных духов, а щёку обдало горячим дыханием. Что-то опустилось ему в карман.

– Не вздумай её в одиночку брать, – прошептала она на ухо таким ледяным тоном, что сегодняшняя ночью показалась капитану жарким июльским полднем. – И про оберег никому ни слова. Это на всякий случай.

Акулов сглотнул от волнения. Всё естество протестовало от столь близкого присутствия лейтенанта. Медведева отпрянула, неожиданно улыбнулась, вскинула руку к виску и звонко отрапортовала:

– Разрешите выполнять?

– Выполняйте, – выдавил капитан.

Лейтенант развернулась и быстро ушла в сторону чернеющей громадины детского дома. Акулов взглянул на свёрток, похожий на конфету, и сунул обратно в карман. Чумазый Фишман, оторвавшийся от потрошения автомобиля, стоял рядом и хитро улыбался.

– А что это вы тут делаете, а?

– Цыц, – сурово буркнул капитан.

– Ладно-ладно, – с усмешкой ответил механик и нырнул обратно под капот.

Николай взглянул вслед Медведевой, но она уже исчезла в ночном сумраке. Странно, но он почувствовал облегчение, когда лейтенант ушла.

***

Ветви, покрытые ледяной коркой, скреблись в окно кабинета Николая Акулова, капитана уголовного розыска Дорогомиловского отделения милиции в городе Москва. Шёл дождь, но температура при этом опустилась ниже нуля, стояла холодная осень. Тусклая лампочка под ядовито-зелёным абажуром светила на заглавную страницу зачитанного до дыр шестьдесят третьего номера «Московского комсомольца» от двадцать восьмого марта пятьдесят третьего года. С первой полосы кричали громкие лозунги «Досрочно выполним годовой план!», «980 процентов за смену!», а в нижнем левом углу, пытаясь слиться с другими статьями, маленькие буквы гласили «Указ президиума верховного совета СССР», и ниже уже более уверенные литеры складывались в заголовок «ОБ АМНИСТИИ». Рядом с газетой лежал листок, исписанный крупным, но аккуратным почерком, некоторые отдельные слова состояли целиком из прописных букв и тяжёлыми камнями падали в душу читающего. Перо застыло над бумагой.

Капитан сидел за небольшим деревянным столом и впервые за многие годы испытывал острое чувство нерешительности. Слово «Амнистия» раскалённым металлом горело в его мозгу. Столько лет он без устали день и ночь охотился за негодяями всех мастей, чтобы они несли заслуженное наказание за злодеяния, столько лет он держал данное слово, помогал людям и очищал Родину от всякой нечисти. И что теперь? Перед глазами вставали бесконечные пункты указа: «Освободить из мест заключения…», «Освободить…», «Освободить…», «Сократить срок…», «Прекратить…» Дело всей его жизни перечеркнули в одночасье. Кто-то вышел сам, кто-то подмазал сальной лапой кого нужно, кто-то просто под шумок, и в городе начали появляться преступники, которых Акулов уже поймал. Что делать? Ловить снова? Но пока идёт масштабная перестройка всей системы, кто может гарантировать, что не объявят ещё одну амнистию? А потом ещё?

Капитан написал рапорт об отставке. Он не знал, чем займётся, как сможет снова помогать людям. Это был крик души, вопль отчаяния человека, разочарованного судьбой. Осталось только подпись черкнуть и отдать в канцелярию. Но рука не хотела, а Акулов не мог её заставить.

Некто робко постучался, Николай ожил и спрятал бумаги в стол.

– Войдите! – Позвал он гостя.

Дверь открылась, и вошёл человек небольшого роста, закутанный в тёплое пальто и шерстяной шарф и в фетровой шляпе, почти сползшей на острый нос. Визитёр поставил в угол возле шкафа увесистую чёрную трость с серебряным набалдашником в виде головы льва и, поправив шляпу, явил раскрасневшееся от холода приятное улыбающееся лицо. Только серые глаза смотрели строго и не смеялись.

– Капитан Акулов? – Спросил вошедший, распахивая пальто и распуская шарф. Его голос обладал мягким, приятным уху звучанием.

– Так точно. А вы?

– Полковник Татищев.

Николай быстро встал по стойке смирно и отдал честь.

– Да вы сидите-сидите! Разрешите присесть? – Спросил полковник.

– Конечно! – Капитан опешил от манер старшего по званию.

Но полковник не сел, а, скинув пальто и оставшись в штатском сером пиджаке, стал ходить из угла в угол.

– Капитан, пусть вас не удивляет моё внезапное вторжение. Видите ли… А впрочем, вы слышали о грядущих реформах?

– Слышал, – буркнул Акулов. – Только ленивый о них не говорит.

– Замечательно! Такое дело, мхм, структура, в которой я работаю, аналогично подвергнется нещадным реформам. Настолько масштабным, что за ними горизонта не видно! Но, и это не может не радовать, моё подразделение расширяют, а штат увеличивают. Естественно, мне нужны толковые кадры.

– А причём здесь я?

– О, это самое интересно! Один, так скажем, наш общий знакомый очень вас рекомендовал. Он хорошо отзывался о ваших служебном рвении и успехах в поимке преступников.

– И что же за знакомый, товарищ полковник?

– Сейчас не об этом, капитан! Мне нужны такие, как вы! Которые обладают природным чутьём и могут найти любого преступника.

– Вы знаете, я своё чутьё несколько подрастерял, и уже сомневаюсь, кто преступник, а кто им больше не является.

– Я понял, о чём вы, сударь… то есть, товарищ Акулов. Но можете не переживать, вы будете работать во вновь образованном управлении комитета государственной безопасности. И это управление, должен вам сказать, занимается особыми преступлениями.

– А какая разница, товарищ полковник, если даже этих особых преступников могут выпустить?

– Этих не выпускают.

Полковник прекратил возбуждённо ходить по комнате, сел перед Николаем и заглянул ему в глаза.

– Что? – Удивился Акулов. – Расстреливают на месте? Без суда и следствия? Тогда чем же мы лучше будем?

– Не совсем так. Наши преступники, мхм, скажем, сущности не обычные. И люди от них страдают гораздо сильнее. И не только люди. Сама наша Родина может от них пострадать, если сидеть сложа руки. Мы живём в непростое время, а эти… сущности, чувствуя нашу слабость, лезут изо всех, мхм, отверстий.

– Знаете, что, товарищ полковник? – Акулов встал и навис над столом. – Я уже подал рапорт об отставке. Не волнуют меня… ваши преступники с особыми управлениями. Пожарным я принесу Родине и людям больше пользы, чем мент, преступников которого отпускают.

Капитан блефовал, и доказательство лежало в ящике стола. Но, как профессионал, как следователь уголовного розыска, он хотел расколоть странного полковника.

Татищев обернулся к входной двери, где стояла трость, пожевал губами и сказал:

– Не подали.

Сердце у Николая ухнуло вниз, точно самолёт, сорвавшийся в штопор. Как он узнал, даже не выходя из кабинета?

– Понимаю ваше любопытство, – Акулову казалось, что полковник читает его, как открытую книгу. – Но вся информация строго засекречена. Однако, мы обеспечим к ней доступ, если согласитесь на предложение стать оперативником Управления «О». Поверьте, вашу помощь Родине и людям будет трудно переоценить.

Капитан молчал. Ему нужно время переварить услышанное.

– Давайте так, – Татищев хлопнул в ладоши и поднялся, протянув небольшой листок. – Вот адрес, приходите, как надумаете. Но не затягивайте!

Полковник Татищев споро оделся и покинул кабинет, оставив Акулова наедине с тягостными мыслями.

***

Капитан взглянул на трофейные немецкие часы, фосфоресцирующие стрелки приближались к полуночи. Тучи ещё больше сгустились, небо превратилось в тёмную однотонную бездну, и ни один лунный луч не мог прорваться сквозь пелену облаков.

Фишман уже полчаса как спал. Он закончил возиться с радиатором печки и исчез в доме участкового. Насколько мог судить Акулов, ремонт оказался безуспешным, иначе Фишман не хлопал бы капотом изо всей силы, перемежая свои действия отборной одесской руганью. Николай надеялся, что решение проблемы придёт механику во сне, и утром он починит печку «Победы». Но мечты о тёплом салоне машины не помогали пережить холодную мартовскую ночь. Сидя в засаде и наблюдая за домом старухи, капитан продрог до мозга костей.

Странно, но Медведева всё не возвращалась, наверняка предпочла тёплый кабинет воспитательницы Риты и горячий чай, чем ловить монстра в такую погоду. Оно и к лучшему. Сверхъестественная тварь убивала людей, выпивая из них жизнь, и Николай молился, чтобы жертвами оказались хотя бы не дети. Монстр, как он подозревал, прятался под личиной слепой старухи, такова извращённая логика чудовища. Кто заподозрит в немощной женщине тварь, пьющую жизненные соки людей, точно компот в обед?

Тёмные глазницы окон безучастно смотрели на улицу, из печной трубы дымок не вился, значит, старухи нет дома. А если она охотится прямо сейчас? И Медведева, возвращаясь, попала в ловушку? Мысль, пришедшая в голову капитана, быстро стала навязчивой. Он уже хотел нарушить главное правило засады: не покидать засаду, – и пойти искать, а может и спасать, Медведеву, когда увидел на краю деревни неясные тени. Они перебегали от дома к дому, прятались за частоколом заборов и постепенно приближались. Засада принесла плоды.

Сердце Акулова быстро забилось, адреналин гнал кровь по жилам, согревая окоченевшее тело. Капитан раздвинул ветви куста, за которым прятался, чтобы лучше видеть дорогу. Лужи укрылись ледяной корочкой, точно юная невеста – фатой, и трава спряталась под тонкими кружевами из инея, и только уродливые старые избы и покосившиеся заборы портили впечатление от пейзажа, рождённого последним натиском зимы. Тёмные фигуры тем временем приближались. Показалась старуха. Она шла первой, рукой ощупывая забор, скрюченные пальцы быстро скользили по шероховатому холодному дереву и искали знакомые заусенцы и сучки. За ней, склонившись почти к самой земле, шли две фигуры поменьше. Сознание капитана пронзила ужасная догадка. Старуха вела к себе домой двух детей. Мальчика. И девочку, чьи длинные лёгкие волосы рассыпались по плечам и взмывали в воздух каждый раз, когда она озиралась.

Неужели монстр, скрывающийся под личиной слепой женщины, заманил в логово сразу двоих? Только одно не укладывалось в голове капитана – они шли за старухой сами. Впрочем, хитрая тварь могла обманом завлекать жертвы, а когда замаячила комиссия из города, попыталась спрятать тела в окрестных лесах. Но их почти сразу нашли.

Скрипнула дверь, и старуха поманила детей за собой в сени.

Нет времени на раздумья. Сейчас или никогда. Акулов нащупал под шинелью ножны и рукоятку серебряного клинка. Серебро – это хорошо, это надёжно, убивает почти любую нечисть. А если металл закалён в благодатном огне… У монстра нет шансов. Вот он скоро и убедится. Николай с тихим лязгом достал из ножен кинжал и подкрался к двери. Осторожно дёрнул – заперто, просунул лезвие в щель и провёл вверх, тихо звякнул крючок, и капитан шагнул в сени. Темнота поглотила оперативника, и мёртвая тишина сомкнулась над его головой, как вязкое, топкое болото.

Ни вздоха, ни скрипа не слышал Акулов. Словно в дом никто не входил. Едва дыша, почти на ощупь он прокрался к двери в горницу. Она оказалась не заперта. Он медленно открыл её, пытаясь прислушаться к звукам внутри комнаты, но услышал только шум крови в ушах и завывания ветра в холодной печной трубе. Оперативник шагнул в густую, словно в старом зловещем склепе, темноту.

Оглушительно громко чиркнула спичка. Вспышка на мгновение ослепила капитана, и он, подчиняясь дремавшим рефлексам, бросился в угол и выставил перед собой клинок. Зажглась и разгорелась тонкая лучина, прогнав остатки ночного мрака. На скамейке возле стены сидела слепая старуха, и её белые, как кладбищенский туман, глаза смотрели прямо на него.

– Ну что, опричник, нашёл ведьму? – Проскрипела она, словно провела наждачкой по стеклу.

Дети, оба лет тринадцати, сидели рядом и обнимали старуху. В детских глазах плескался первобытный страх, обращённый к Акулову, но не к твари, заманившей их сюда.

– Отпусти… – прохрипел капитан, прокашлялся и продолжил нормальным голосом. – Отпусти детей.

– Они не хотят уходить.

Акулов встал, отряхнулся, но клинок не убрал. Мальчик и девочка смотрели на него во все глаза, в то же время пытаясь спрятаться в подмышках у старухи. Как же так ведьма запудрила им мозги, что они видели угрозу в нём, а не в ней? От злости клинок в руке мелко трясло.

– С детоубийцами у меня разговор короткий. Или отпусти их, или… ты и слова сказать не успеешь.

Бабка что-то прошептала детям и подтолкнула в спины.

– Ну, идите-идите. Дядя вас потом заберёт. И дверь прикройте, а то тепло выпускаете.

Две пары глаз взглянули на бабку и исчезли за дверью. Та скрипнула, закрываясь.

– Ну, секи, опричник.

Женщина, сидя, выпрямилась и зажмурила глаза. Акулов занёс клинок для удара и… замер. На морщинистой щеке блеснула, быстро скатываясь, слезинка, но капитан её не увидел, его взгляд приковала маленькая чёрно-белая фотография в самодельной, криво сколоченной рамке на стене.

– Только обещай, убивец, что детей увезёшь отсюда.

Старушечья рука неожиданно сильно схватила его за запястье.

– Обещай! – Исступлённо закричала ведьма и расплакалась.

С фотографии на капитана смотрела счастливая семья; двое, статный мужчина в военной форме и сединой на висках и женщина с лицом, сияющим строгой спокойной красотой, сидели на той самой скамейке, на которой замерла старуха, подле них, опёршись спиной о колени и скрестив ноги, расположилась молодая и необычайно красивая девушка с открытой доброй улыбкой. Она держала двух близнецов, закутанных в пелёнки, девочку повязали бантиком.

Акулов убрал чужую руку с запястья. В слепой старухе с трудом проглядывала та женщина с фотографии. Он оглянулся на дверь – в узкой щёлочке блестели глаза. Капитан убрал клинок и сел рядом на скамейку. Поспешив с выводами, он едва не совершил самую ужасную ошибку в своей жизни.

– Внуки? – хрипло спросил он.

– Да, – дрожащим голосом ответила бабка.

– Почему молчала?

– А вы, опричники, всегда без разбору бьёте.

– Я из КГБ.

– Названия разные, а суть одна.

Дети, увидев, что их бабушке ничего не угрожает, осмелели и вернулись в горницу. Они не отступали друг от друга ни на шаг. Акулов махнул рукой, и они бросились обнимать бабулю.

– Имя у тебя есть?

– Анна.

– Как же… так, Анна? – Капитан обвёл руками грязную и бедную на мебель горницу.

– Так, Шурики мои, – строго сказала бабка. – Затопите печку, а нам с дядей потолковать надо. Нечего тут уши греть!

Александр и Александра отлипли от бабушки Ани и наперегонки бросились разжигать огонь в топке. Опасность миновала, и от звуков детского смеха горница преобразилась и словно ожила. Стала теплее и уютнее.

– Ведьма я, – заговорила женщина. – Но не из тех, что детей воруют да жаб разводят. Знахарка скорее. Умела с травами обращаться, сглаз отводить да погоду править, коли совсем туго становилось. Мать говорила, что у меня большой дар, но я не слушала. И так в жизни всё хорошо сложилось. Мужа повстречала, дочку родила, а она мне внуков. А я деревне помогала, чем могла. Пока…

Бабушка – так её теперь видел Акулов, бабушка, а не уродливая старуха, – резко замолчала. Губы её задрожали, но она собралась с духом и продолжила:

– Сначала война пришла, и муж погиб. Мне медаль прислали, да что с неё толку?! Но то мужская доля – Родину да нас защищать. А потом, после войны, когда ещё впроголодь жили, пришла старшая сестра. Судьба её ведьмовским даром обделила, и она, видать, мне этого так и не простила. Сгубила дочь мою, чтобы древний обряд провести. Не знаю, опричник, что за обряд, я о таком не слыхала. Поняла только, что германский он. Видать, на войне немцам прислуживала, там и нагляделась. Тёмный обряд это был, жертва была нужна. Кровный родственник, вот свою племяшку, мою дочь то бишь, и… В общем, опричник, не хватило мне сил ей помешать. Каждый день себя проклинаю, но старое не воротишь. Только и смогла, что обряд нарушить. Добавила в её варево порошок из пиявок, и сестра моя сгинула. По крайней мере, так мне показалось. Когда пришла в себя, она уже исчезла. А уж она не упустила бы случая позлорадствовать! Да только недавно снова объявилась. Молодая, как прежде. Я внуков сразу в детдом спрятала, но она и туда пролезла, змеюка! Когда комиссия с центра приехала, думала опеку помогут оформить да детей забрать… Не тут-то было. Я и в ногах у них лежала, а они всё своё твердят: езжай, мол, в райцентр, там все документы оформляй. Ежели б я с их бумажками злокозненными бегала, то давно бы внуки сгинули! Тьфу! Ох, вот и решила детей сама уводить отсюдова.

У Акулова внутри похолодело, и страх, что он всё же совершил ужасную ошибку, липкими щупальцами объял сердце.

– Анна, – хрипло прошептал он. – Если не ты стрыга, тогда кто?

Бабушка несколько долгих мгновений молчала, и в трёх словах выплеснула годами копившуюся злость:

– Моя сестра – Рита!

***

Из архивных книг настолько старых, что готовы были рассыпаться от одного прикосновения, Акулов почерпнул знания о монстрах и сверхъестественных сущностях, когда-либо встречавшиеся человеку. Он знал, что такое стрыга. Нежить, ущербная ведьма-упырица, пьющая жизненную силу людей в тщетной попытке сохранить свою, но зло всё равно извращало плоть и душу, и лишь юная, невинная жизнь позволяла принимать человеческий облик на короткие, счастливые мгновенья. Тварь, сделавшая деревню Звягинцево охотничьими угодьями, убивала подростков,потеряла чувство меры и осторожность. Стрыги прячутся под личинами безобидных старух или милых бабушек, которых, будучи в здравом уме, никто не заподозрит в ужасных убийствах. Это и погубило Акулова, он искал старуху, а не стрыгу, и он её нашёл. Обрывочные сведения из старых книг ослепили его, и своим приказом капитан отправил лейтенанта Медведеву в логово монстра. На верную смерть.

Голые изломанные ветки кустов нещадно секли лицо и руки капитана, он не обращал на боль внимание и изо всех сил бежал к чёрной громадине на окраине деревни. Старинную помещичью усадьбу посреди заброшенного сада превратили в детский дом. Луна, выглянув из-за облаков, серебрила ветки, покрытые пушистым инеем, воздух врывался в лёгкие и пах морозом и прошлогодней листвой. Тёмная, почти чёрная тропа вела ко входу.

Капитан вскочил на старое резное крыльцо, дёрнул дверь и ввалился внутрь. Он ожидал увидеть следы борьбы или кровь на обоях с детским рисунком, но ошибся. В холле стояла абсолютная, непроницаемая тишина, изредка прерываемая звуком падающих капель. Акулов надеялся, что это где-то капает кран, а не… О другом варианте он и думать боялся. По бокам расположились коридоры первого этажа с закрытыми дверями в разные кабинеты: музыкальный класс, столовая, кухня, класс труда. Похоже, все спальни находились этажом выше. Акулов прошёл мимо пустующего поста и поднялся по скрипучей деревянной лестнице. В первой же комнате за стеклянной дверью стоял десяток кроватей со спящими детьми.

«Эхо войны», – вспомнил слова Васюкова капитан. Многие отцы не вернулись с фронта, а какая-то тварь добралась до их детей.

Лунные лучи падали сквозь не зашторенное окно, и в их свете кожа на лицах детей казалась мёртвенно-бледной. Николай подошёл к одному и поднёс тыльную сторону ладони к носу. Он ощутил слабое едва тёплое дыхание, потряс мальчика за плечо, чтобы разбудить, но бесполезно. Морок сковал детей во сне.

Стрыга где-то здесь.

Капитан крался вдоль коридора, затёртый ковёр скрадывал его шаги, но гнилые доски чуть слышно скрипели, грозя его обнаружить. Акулов заглядывал в двери по обе стороны, и не находил ни следов стрыги, ни Медведевой. Только спящих мертвецким сном детей. Интуиция била в набат, что монстр здесь, монстр рядом! Оперативник чувствовал себя мышонком, который забрёл в логово хищной кошки.

Никого.

Акулов заглянул во все двери крыла, но есть ещё другое, и он повернул обратно. Проходя мимо комнаты, проверенной ранее, он вдруг увидел, что одна постель пуста. Николай точно помнил – всего минуту назад в ней спал ребёнок.

Неужели чудовище добралось до детей мимо него?

Капитан осторожно открыл дверь и услышал громкое отрывистое дыхание. Медленно заглянул за угол. Над кроватью мальчика лет тринадцати склонилась уродливая тварь, её кожа отливала зеленым, и походила на кожу трупа, месяц пролежавшего на дне запруды под слоем ила, раздувшаяся, потрескавшаяся от давления изнутри и сочащаяся старой кровью. Руки с длинными тонкими когтями держали голову мальчика повёрнутой, чтобы маленький рот с острыми зубами и узловатым, точно корень дерева, жалом мог легче добраться до шеи. Ужасный трупный запах забивал ноздри.

Это была стрыга.

Капитан нащупал клинок под шинелью и потянул за рукоять. Кинжал бесшумно оставил ножны и тускло блеснул в холодном лунном свете. Акулов впервые видел подобную тварь, до последнего не верил в чушь, какой пичкали в Управлении, но сейчас он своими глазами узрел доказательства существования потусторонних тварей. Тварей, для которых люди всего лишь пища. Клинок в руке дрожал от бешенства, от предвкушения схватки. Нужно пронзить сердце, и лучше момента, пока монстр занят, не будет. Ещё секунда, и уродливое жало вонзится в нежную кожу подростка.

Николай сделал рывок, и гнилая доска предательски хрустнула под его весом и проломилась. Чтобы не упасть, капитан схватился за спинку кровати, но этого мига стрыге оказалось достаточно, и она бросилась на него. Клинок, печально звеня, укатился, выбитый сильным ударом. Острые, словно сабли, когти вспороли рукав, и с запястья обильно закапала кровь.

Следующий удар стрыги Акулов заблокировал и пнул монстра в грудь. Странно, но она оказалась довольно лёгкой. Тварь отлетела, кувыркнулась и приземлилась на ноги, молниеносно атаковав снова. Удар! Ещё удар! Капитан пытался блокировать их, но каждый раз его кожу обжигали новые раны. Шинель пропиталась кровью. Стрыга, лёгкая и невысокая, с недюжинной силой махнула рукой, и он отлетел к стене между кроватей. Дерево жалобно хрустнуло, и Николай упал, хватая ртом воздух. Перед лицом что-то блеснуло. Сквозь красные круги он увидел клинок, потянулся к нему, но стрыга уже оказалась рядом. Сначала капитан почувствовал слабый толчок в живот, а затем накрыло цунами боли. Он завопил, но сквозь морок никто не услышал. Взглянул вниз, и увидел, что когти стрыги торчат из живота. Тварь насадила его, как свинью на вертел. И продолжала давить, пока не подняла его в воздух. Оперативник повис на её когтях, в отчаянии протягивая руку к клинку.

Вдруг позади стрыги выросла тень, блеснули синие, как арктический лёд, глаза, и серебряный клинок пронзил сердце твари насквозь. Лезвие, торчащее из груди, покрывала грязно-красная кровь. Стрыга обмякла и рухнула на пол. Лейтенант Медведева хладнокровно выдернула кинжал и отёрла о край простыни. Акулов осел на пол, прижимая руки к животу, тёплая липкая кровь лилась сквозь пальцы. Труп стрыги подёрнулся рябью, и через секунду вместо неё лежал человек. Но это была не Рита! А подросток, которого воспитательница приводила в импровизированный морг Васюкова.

В наступившей тишине раздался громкий нечеловеческий визг. Настолько громкий, что у капитана зазвенело в ушах, а стёкла в комнате лопнули и брызнули осколками на пол. В спальню ворвался промозглый ветер. У двери стояла ещё одна стрыга, больше и гораздо сильнее своего детёныша.

– Нет! – Нечеловеческим голосом вопила она. – Сынок!

Медведева еле успела повернуть голову в её сторону, как тварь бросилась к ней, схватила и изо всех сил швырнула в стену. Хрупкое тело девушки оставило на обоях глубокую вмятину, но лейтенант не успела коснуться земли, как стрыга подхватила её и одной рукой сдавила шею. Ноги Медведевой беспомощно повисли в воздухе, чудище попыталось ударить её по лицу, но оперативница ладонью встретила удар. Когти пронзили её руку насквозь. Тварь давила изо всех сил, Медведева едва держалась, воздуха ей не хватало всё больше. Она открывала рот, словно рыба, выброшенная на берег, а на лбу пульсировала вена.

Акулов нащупал ледяную рукоять клинка и, опираясь спиной на стену, поднялся. Дикая слабость шатала его из стороны в сторону, как на палубе корабля в сильный шторм, шаг за шагом он приближался к ничего не подозревающей стрыге. С каждым толчком сердца сила покидала пальцы, и он сжал кинжал обеими руками. В любую секунду ускользающее сознание могло покинуть его, но Николай сделал последний шаг, выставил клинок перед собой и рухнул прямо на спину стрыге.

Капитан не понял, что произошло дальше. Стрыга словно ждала, когда он подберётся ближе, с силой вырвала когти из ладони Медведевой и схватила его за горло, прижав к стене рядом с лейтенантом. Тварь обладала такой силой, что могла душить их обоих сразу. Мерцающая огоньками темнота поглощала оперативника, крохами сознания он видел, как жало стрыги приближается к шее Марии, слабыми руками он тянулся к пасти монстра, чтобы помешать, но чудовищу было наплевать. Сил сопротивляться не было. Это конец.

– К-карман… – едва слышно прохрипела Медведева. – С-с-сожми… его…

Уже чуя на затылке холодное дыхание смерти, капитан сунул руку в карман, онемевшие пальцы нащупали мешочек, что дала Мария, и понял, что у него не хватит сил сжать его. Пальцы слабо сдавили оберег, на большее Акулов был не способен.

Значит, всё. Стрыга победила. Через пару мгновений он умрёт, а следом погибнет Мария Медведева, странная молодая девчонка, которую он по глупости отправил на смерть. И больше монстру никто не сможет помешать. Вся деревня погибнет.

Васюков, бабушка Анна, Шурики, все…

“Нет! – Вопил в надвигающейся темноте Николай. – Ни за что!”

Если последнее, что ему предначертано в этой жизни, это сжать непонятный комок в кармане, он сделает это.

Капитан сцепил зубы, резко выдохнул, и заставил почти мёртвые пальцы двигаться.

Из невидящих глаз катились слёзы, Акулов не чувствовал ничего, но верил, что ладонь сжимается в кулак. Звуки исчезли, даже кровь почти не стучала в ушах, словно их плотно набили ватой. Все чувства покинули его, но он продолжал всего себя отдавать борьбе. Он точно сжался в маленькую пылинку, что спустилась по осиротевшим венам в ладонь и сокращала мышцу за мышцей. Шестым чувством Николай ощутил, как мешочек хрустнул.

Зелёное пламя затопило капитана.

Мгновения не прошло, и Акулов пришёл в себя, ощутил, как сердце мощными толчками гонит по артериям горячую кровь, как сила пульсирует в руках и пламя ярости разрывает грудь. Он схватил стрыгу за руку и сжал ладонь. Брызнула кровь, захрустели кости, и кожа порвалась под натиском острых осколков. Стрыга взвыла от боли. Одна рука у неё безвольно повисла, а второй она заслонилась от капитана, и в её нечеловеческих глазах отражался первобытный ужас. Николай взял её за горло, а второй рукой поднял клинок. Стрыга била по предплечью, но раны от когтей заживали на глазах. Капитан одним стремительным ударом пронзил сердце монстра, выдернул клинок, и густая кровь толчками полилась из раны. Тварь обмякла, испустив последний горестный вздох.

Со смертью стрыги сверхъестественная сила покинула капитана, и он осел на пол. Его не покидало чувство, что внутри что-то надломилось, точно от него оторвали кусочек чего-то очень нужного и важного, и на его месте теперь зияет пустота. Но вскоре и это ощущение растаяло, оставив лишь лёгкую грусть.

– Что… Что это было? – Прошептал он.

– Ведьмовской оберег, – прохрипела Медведева, заматывая платком раненую руку. На ткани тут же проступила кровь. – Он исцелил твои раны и придал сил.

Николай вспомнил одну из прочитанных книг. Ведьмовские обереги очень паршивая штука.

– Но какой ценой?

– Об этом не думай, капитан, – лейтенант вдруг перешла на “ты”. – Ты использовал часть духовной силы. Она восполнится.

Медведева оглянулась вокруг и устало привалилась к стенке. Спутанная чёлка липла к потному лбу.

– Не думала, что их двое. Хотела от тебя избавиться, чтобы под ногами не путался, а ты сам отправил к стрыге в гости. У Васюкова её учуяла. Зараза меня чуть не обнаружила, когда я следила, пришлось отступить и спрятаться в саду, пока она не потеряет бдительность. А тут ты скачешь во весь опор. Небось Татищев в Москве слышал, как ты кусты ломаешь. Хорошо, что я успела… Да, кстати, тут ещё тела есть, в музыкальном кабинете. Похоже, Рита здесь сына кормила, а комиссия её на время спугнула.

– Твою мать, – выругался Акулов. Внутри всё клокотало от злости, но два раза стрыгу убить уже не выйдет. – Сколько?

– Скоро увидишь.

– Чёрт. А оберег зачем отдала? Если собиралась стрыгу брать.

– Для подстраховки. Опасалась, дров наломаешь или старуха всё-таки тоже стрыгой окажется. Чувствовала я в ней что-то нечеловеческое… Но, видимо, ошибалась?.

Николай вкратце рассказал историю двух сестёр.

– Понятно, – протянула лейтенант. – Оказывается, ты способный. Головой иногда думаешь. Ладно, предстоит небольшая уборка. Морок спал, и дети скоро проснутся.

Капитан подчинился Медведевой. История с оберегом скверно пахла, и он не знал, как его использование аукнется в будущем, но радовался, что оберег в нужную минуту оказался при нём.

***

– Заработала! – Кричал Фишман, перемазанный в подкапотной саже и благоухающий машинными маслами. – Товарищ лейтенант, товарищ капитан, печка работает. Хоть в купальниках можете обратно ехать.

Фишман гордо стоял возле сияющей в лучах утреннего солнца «Победы». Водитель времени не терял, и успел не только смыть грязь, но и натереть машину воском так, что она слепила глаза. Акулов и Медведева вернулись с деревенского кладбища, где они сожгли тела стрыги и её детёныша, чтобы чудовища точно не восстали из мёртвых. Лейтенант молча села в машину, а к капитану подошёл участковый Васюков.

– Подписал я вашу бумагу, – ветеран протянул свёрнутый в трубочку листок и улыбнулся. – А ежели расскажу кому, расстреляете?

– Да нет, почему, – пожал плечами Николай. – Не расстреляем. Но лечение в закрытой больнице для душевнобольных вы себе обеспечите.

– Да, дела… Сколько живу, а чтоб страшная сказка былью стала, впервые вижу. Жаль только детишки теперь без воспитательницы. Кто ж к нам в такую глушь поедет?

Капитан оглянулся на дом Анны. Кособокая избушка в лучах зари преобразилась, на фасаде проявилась голубая краска, и на резных наличниках под пылью показался замысловатый узор. Из окна смотрели Александр и Александра или, как их называла Анна, Шурики, и махали Акулову. Позади них появилась их бабушка, седые волосы она спрятала под белым ситцевым платком, улыбнулась и кивнула оперативнику, но тут же отошла вглубь горницы вместе с внуками. Она походила на добрую бабулю с обложки книги со сказками. Николай не успел махнуть им в ответ.

– А вы спросите Анну, – сказал он Васюкову, кивнув в сторону дома. – С детьми вроде ладит и живёт здесь давно.

– Хм… Анна, хоть и с придурью, но баба добрая. Былин много знает, и сама всякого повидала. Авось, спрошу дак согласится. А потом в райцентре договорюсь, и айда её директором. А то надоело одному лямку тянуть…

Акулов не стал ждать окончания тирады участкового, забрал бумаги и сел в машину. Свою работу он здесь выполнил. В «Победе» и правда стало тепло. Фишман нажал на педаль газа, и автомобиль поехал, мягко покачиваясь на подмёрзшей дороге.

Какое-то время за машиной бежали Шурики и махали вслед. Капитан, глядя на них, вспомнил, как он порвал рапорт об отставке из рядов милиции и выкинул бумажные снежинки в мусорное ведро. Служба с напарницей, которая подсовывает ведьмовские обереги тебе в карман, обещала быть опасной, но Николай наконец чувствовал, что он на своём месте, снова очищает Родину от нечисти. Хоть и, как он понял по ноющей боли в груди, оберег Медведевой не избавил его от осколка возле сердца. Лейтенант, как и вчера, безучастно смотрела в окно. Глядя на неё, Акулов размышлял, как бы всё обернулось, доверяй они друг другу? Вряд ли им пришлось встречаться на пороге смерти.

«Победа» свободно мчалась по ухабам в сторону Москвы, и негостеприимные вчера кусты, прощаясь, мягко гладили бока автомобиля.

Вырезка из газеты Вечерняя Москва №70 от 23 марта 1954 года.

ВСЁ ЛУЧШЕЕ – ДЕТЯМ!

Детский дом в деревне Звягинцево в Подмосковье получит новый спортинвентарь и увеличенное финансирование. Силами СМУ-121 будет построена новая волейбольная площадка, каток и корпус спортзала. Директор детского дома Дмитрий Степанович Васюков, не раз доказавший свою храбрость в боях с фашистами, награждённый Орденом Отечественной Войны I степени, за неоценимый вклад в воспитание подрастающего поколения будет представлен к Ордену Трудового Красного Знамени.

Дело №45-Г. Грибовница.

Радио в машине не замолкало, и диктор сквозь натужный гул помех пытался рассказать последние сводки погоды:

«Первые недели мая выдались на редкость засушливыми. По обещаниям синоптиков Москву ждёт самое жаркое лето с 1901 года. Сегодня же ещё только 13 мая 1954 года, ветер восточный…»

После первого дела с семейкой стрыг Татищев не спешил отправлять Акулова и Медведеву на новое задание. Он считал, что им нужно время, чтобы восстановиться, и слушать доводы Николая полковник не желал. Капитан чувствовал себя превосходно и тратил свободное время на усиленные тренировки и чтение книг. Столкновение со стрыгой, когда он чуть не погиб, показало, что его уровень подготовки оставляет желать лучшего, и теперь он обучался рукопашному и ножевому бою у товарища Емельянова – хладнокровного и жестокого человека. По крайне мере, так думал Акулов каждый раз после изнурительных тренировок, когда он выползал из зала, не чувствуя под собой ног. За это время его мышцы окрепли и налились силой, но тренер снова и снова доводил его до того состояния, когда он почти терял сознание от усталости. Другой бы на его месте наверняка уже сдался, но капитан понимал, что на кону стоит не только жизнь его или напарницы, но и тех людей, кого он должен защитить, спасти. И в этот раз он не хотел полагаться на ведьмовские штучки, не хотел вообще допустить, чтобы до них дошло дело. Ощущения после применения оберега были не из приятных. После пары мгновений чудесной силы пришла пустота, она распустилась в груди гнилым цветком и не уходила несколько дней. Краски в это время будто тускнели, сладкий чай с мёдом терял свой вкус, запахи пробуждающейся земли, первых цветов, распускающихся почек не щекотали ноздри, нежная молодая зелень не радовала глаз. Капитан любой ценой хотел избежать подобного, поэтому день за днём изнурял себя тренировками у товарища Емельянова.

Спустя месяц полковник всё-таки вспомнил, что у него есть ещё оперативники, и дал им дело – в лесу под Можайском нашли два тела, убитые неизвестным способом. Для неопытного оперативника управления «О» КГБ, бывшего следователя милиции, любой сверхъестественный способ убийства можно назвать неизвестным, поэтому он не знал чего ждать и, сидя на заднем сиденье автомобиля, беспокойно крутил между пальцами фронтовую зажигалку из патрона винтовки Мосина. Два тела, похожие на желе. Что это значит? Избиты и искалечены до такого состояния? Или из них вынули все кости? Он читал о подобной твари, но они считались вымершими. Слишком много вопросов и слишком мало информации.

Чёрная «Победа», раскидывая колёсами песок, преодолела очередной подъём лесной дороги, выхватила фарами из сгустившихся сумерек ГАЗ-67 с опущенным тентом и остановилась около него, подняв тучу сухой пыли. Когда водитель, прапорщик Дмитрий Фишман, заглушил мотор, салон автомобиля наводнили звуки вечернего леса: далёкое пение птиц, медленное уханье совы, натужное завывание ветра в вышине и злой треск покачивающихся деревьев. Николая охватило плохое предчувствие. Возле Козла, выпуская клубы густого дыма, курил человек в милицейской форме, с карими глазами, красивым добрым лицом и маленькой родинкой над левым уголком губ.

– Младший лейтенант Никита Васильевич Лукашев, следователь Можайского районного отделения милиции, – звонким молодым голосом представился куривший, с фонариком в руке вглядываясь в раскрытые удостоверения Акулова и Медведевой. – Здравствуйте, товарищ капитан, товарищ лейтенант.

– Похоже, вас мы и ищем, – Акулов проверил удостоверение Лукашева и убрал своё во внутренний карман кителя. – Нам доложили, что вы нашли что-то… необычное.

– Не совсем я, товарищ капитан. Этой дорогой часто рыбаки ходят, вот они и нашли тела. Только телами это сложно назвать. А рыбаки, если что, пока у нас в отделении находятся, ваш полковник Татищев приказал их задержать пока вы ведёте расследование.

– Ими потом займёмся, – кивнула Медведева, – возьмём расписку о неразглашении, с вас, кстати, тоже. Дело теперь переходит к нам, бумажки чуть позже оформим. Пока расскажите, что не так с телами.

– Лучше вам самим посмотреть. Я бы проводил, да в такую темень я в лесу плохо ориентируюсь. Но тут рядом лесник живёт, территорию знает – он мне тела и показал.

Лукашев направил фонарик в лес, и луч света выхватил сплошную стену деревьев и непролазный бурелом, только едва заметная тропинка петляла и уводила в темноту. Он поманил оперативников за собой.

– Как будто мне в прошлый раз глухомани было мало, – недовольно вздохнула Медведева. – Так теперь в лес вывезли. Лучше бы в штабе бумажки перекладывала, да, товарищ капитан?

Аромат цветочных духов смешался с запахом мха и сосновых иголок и обдал Акулова, когда лейтенант прошла мимо. Он и глазом не моргнул, так как уже понял, что она настоящая ведьма, и не удивился, что ему припомнили крамольные мысли во время их первой совместной операции.

– Таки вы решили бросить бедного водителя одного в страшном лесу, в котором находят трупы? – спросил Фишман, в его голосе звучала неподдельная паника. – Вы не подумайте, что я не люблю лес, но оставаться в нём одному ночью я таки не люблю ещё больше.

– За мной, товарищ прапорщик, – скомандовал Акулов и поспешил за фонариком, мелькающим среди деревьев.

***

Сторожка лесника походила на огромного морского чёрта, исчадие из глубин океана, невесть каким способом попавшее в богом забытый лес. Издалека казалось, что монстр давно почил и оставил свою охоту, порос мхом, а на спине вырос жуткий плавник из обломанных сосен. Но окно старой избушки, точно удило коварного хищника, мягко светило во тьме и приглашало зайти к гостеприимному леснику. Акулов помотал головой, стряхнув наваждение, постучал в покосившуюся деревянную дверь и вошёл.

Внутри сторожка преобразилась в уютное жилище с мебелью, сколоченной из старых ящиков или досок. Возле дальней стены топилась печка, сверху призывно булькал казан, а от него расходился соблазнительный запах грибовницы, ещё выше висели гирлянды и ожерелья из сушёных грибов. На столике рядом стоял радиоприёмник Искра, и из небольшого динамика сквозь гул помех играла старая песня:

Темная ночь, только пули свистят по степи,

Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают.

Грузный мужик с серым одутловатым лицом и глубоко посаженными глазами неторопливо помешивал суп и улыбался, глядя на гостей. Его щёки и подбородок скрывала длинная спутанная борода, а на темечке среди сальных волос блестела небольшая лысина размером с куриное яйцо.

– Заходите, заходите! – Лесник выключил радио. – Присаживайтесь. Как раз грибовница поспела!

Фишман сразу обрадовался:

– Таки хоть один человек не желает оставить бедного водителя голодным. Куда позволите припарковаться?

– Да куда угодно, – хозяин избушки довольно погладил бороду. – А я пока посуду соображу.

Акулов и сам бы не отказался от доброй порции горячего супа, но долг был прежде всего, да и Лукашев как-то замялся – молодому лейтенанту явно не терпелось покинуть мрачный лес.

– Капитан Акулов, – представился Николай, показывая удостоверение.

– Иван Олегович Погромыко, лесник, егерь и гостеприимный хозяин, – лесник улыбнулся.

– Это лейтенант Мария Медведева, прапорщик Дмитрий Фишман, а с младшим лейтенантом вы уже знакомы. Мы здесь, чтобы расследовать убийство двух человек…

Фишман, пряча руки за спиной, бочком подбирался к казану с супом.

– Не будем откладывать дело в долгий ящик. Покажите дорогу.

– Помилуйте, да ведь ночь на дворе! – возмутился поспешности капитана лесник. – Давайте я лучше вас накормлю да спать постелю. Уж найду место, а грибовница – пальчики оближешь. Утро вечера мудренее, как говорится.

Акулов ужасно не хотел покидать уютную избушку и прочёсывать тёмный лес, но перспектива ночевать здесь нравилась ему ещё меньше. Да и что-то настораживало его, что-то пыталось убаюкать бдительность, склоняло вкусить гостеприимство Погромыко, а на утро отправиться гулять по лесу, скрытому в предрассветном тумане. Капитан боролся с искушением, и, судя по сосредоточенному лицу Медведевой, её одолевали похожие мысли.

– Спасибо, – ответил оперативник. – Сначала осмотрим находку, а там разберёмся. Ведите к телам. Товарищ прапорщик, можете остаться здесь, раз лес вам не по душе.

– Ваши бы слова моей маменьке в уста вложить, товарищ капитан, когда она нас с братцем в школу собирала, – сказал Фишман, приближаясь к булькающей и парящей изумительными ароматами грибовнице.

В одной руке он держал большую деревянную ложку, похожую на черпак, и уже примерялся к супу, когда Медведева перехватила его запястье. Достаточно громко для Акулова она прошептала:

– Глаза на затылке отрасти и смотри во все четыре, понял?

Фишман побледнел и без былого удальства кивнул:

– П-понял.

Если Акулов начал немного привыкать к потустороннему холоду, исходившему от лейтенанта, то легкомысленный водитель с ним познакомился только сейчас. Лесник Погромыко тоже сник, видимо, понял, что накормить и обогреть дорогих гостей не выйдет.

– Ладно, товарищи, в лес так в лес, – он пожал плечами и взял с полки несколько керосиновых ламп. – Вот, возьмите да почапали.

Из душной горницы они вышли в прохладную майскую ночь, полную жизни и запахов. Ветер шумел в вышине кронами деревьев, скрипели и скрежетали стволы, вдалеке ухала сова, а в темноте вспыхивали, отражая свет ламп, глаза юрких зайцев. Густо пахло прошлогодней хвоей, и Николай с наслаждение втянул носом ароматы леса. Идти оказалось недалеко, Погромыко остановился на месте, огонёк в его фонаре качнулся и выплюнул копоть.

– Дальше сами, – буркнул лесник, словно не простил отказ от грибовницы. – Лощина чуть впереди, вот там в корнях упавшего дуба тела и покоятся. А я второй раз туда не пойду, и не просите.

Погромыко поднял лампу повыше и махнул рукой в сторону, куда вела тропка между покатыми склонами, присыпанными жухлыми чешуйками дубовых листьев. Акулов хмыкнул – егерь боится леса, подумать только! – выставил вперёд фонарь и, не оглядываясь, пошёл первым. Ночной бор, пусть самый тёмный и жуткий, никогда не пугал его. Дед, заядлый рыбак, часто брал маленького Колю с собой, учил разным хитростям: как сделать жерлицу на уклейке, чтобы поймать окуня или щуку, как костёр зажечь с одной спички, как слушать лес. Вот и сейчас капитан прислушался, и мурашки побежали по коже: больше не ухала сова, и ветер не шелестел листвой, лесная чаща затаилась, точно гадюка перед броском, в воздухе появилась нотка чего-то землистого, похожего на запах разрытой могилы.

Лощина привела к яме между корней толстого дуба, которые чернели на фоне небесной прогалины точно щупальца древнего чудовища, раскрывшего хищную пасть. У подножия в земле и на самих корнях тонкие белые нити, блестевшие в свете фонаря, образовывали причудливый узор, какой сплетает паук, чтобы поймать сочную, трепещущую муху; из нитей торчали небольшие грибы на тонких ножках и с маленькими шляпками-колокольчиками, казалось, одно дуновение, и зазвучит лёгкий мелодичный перезвон.

В центре покоились два тела, если можно так назвать два изумрудных сгустка желе, по форме напоминающие людей. Они просвечивали насквозь, и внутри виднелись призрачные очертания сломанных костей и разорванных органов, точно жертв сдавили в огромном кулаке. Николай поморщился и наклонился над студнем. В районе головы что-то блестело – металлические фиксы на зубах, что остались нетронутыми и маленькими горошинами застыли внутри, а чуть выше в одном из тел виднелся шар цвета слоновой кости – искусственный глаз. До боли знакомая вставка из отполированного красного дерева вместо радужки с крохотным рубином посередине насмешливо смотрела на Акулова. Сомнений не было, перед капитаном лежали Юрка Косой и его очередной подельник. Этого отъявленного бандита, никогда не знавшего слова «совесть», Николай запомнил на всю жизнь, его самоуверенность и животную агрессию ничего не брало. Нахальный и на редкость удачливый негодяй легко брал сберкассы и грабил инкассаторов, не гнушался наркотиков и простого разбоя, а потом в лицо смеялся капитану милиции и даже в наручниках не терял присутствия духа, словно знал, что его не посадят, выйдет сухим из воды, он всегда издевательски спрашивал: «Что, опять не взял, мусор?» Злость красной пеленой упала на глаза.

– Выходит, не взял, – прошептал оперативник и до хруста в костяшках сжал кулак.

Огонёк лампы вдруг задёргался, зачадил, грозя потухнуть, Николай слегка тряхнул банку, чтобы керосин внутри растёкся и смочил фитиль.

– Кто это их так, товарищ капитан? – Подал голос Лукашев. – Или что?

– Пока не знаю, – Акулов выдохнул, отпуская бессильную и теперь бесполезную злобу, и продолжил спокойным голосом, ничем не выдавая душевного волнения. – Это мы и будем выяснять, лейтенант. Одного я похоже знаю, это Юрка Косой, имел с ним дело, когда был следователем в московском угро, а вот второго пока не опознать – фиксы у каждого первого зека есть. У них это всё равно что галстук у пионера. С Косым довелось… поработать. Надеюсь, хорошо помучился перед смертью.

– Да ладно вам, товарищ капитан. Каждый заслуживает второй шанс.

Николая передёрнуло, он поднял на молодого следователя настолько тяжёлый взгляд, что тот слегка подался назад, и выцедил сквозь зубы:

– Этот и первого не заслуживал.

Присел возле тела Косого и достал из внутреннего кармана пробирку с затычкой из пробкового дерева. Дядя Слава, а точнее Вячеслав Лаврентьевич Вермайер, архивариус, настоятельно просил собирать все любопытные образцы. Их вновь образованное Управление «О» ещё было в процессе переезда, и лабораторию развернуть не успели, но дядя Слава не хотел упустить ни одного интересного экземпляра. Капитан открыл флакончик, вытащил из ножен кинжал и кончиком срезал небольшой кусочек зелёного студня, положил его внутрь и спрятал в карман.

– Встречала подобное, Мария? – обернулся оперативник к напарнице.

Лейтенант покачала головой:

– Нет. Что за тварь, или оружие, ломает человеку все кости и превращает в желе? Их будто жевали или… переваривали.

Ненадолго повисла гробовая тишина.

– Венерина мухоловка.

– Что? – Не понял Николай.

– Венерина мухоловка, – повторил лейтенант Лукашев. – Хищный цветок такой есть. Он закрывается, когда насекомое попадает на листок, десять дней переваривает добычу, а затем раскрывается, а непереваренные остатки привлекают новых жертв.

Акулов вдруг ощутил, что за ними наблюдают, и оглянулся: небо затянули облака, корни дуба слились с чернотой ночи, тьма сгустилась, обступила три жалких лампы посреди древнего можайского леса, только огонёк лесника виднелся поодаль. Лукашев, сам того не зная, озвучил мысль капитана: их сюда заманили.

– Помогите! – вдруг донёсся из чащи протяжный крик.

Знакомый голос эхом пронёсся над лесом, и шапки-колокольчики грибов едва заметно задрожали.

– Неужели это… – нахмурилась Медведева, прислушиваясь.

– Помогите! – снова раздирающий душу крик.

– Да это же Фишман! – понял Акулов. – Какой чёрт дёрнул его в лес потащиться? Ладно. Лукашев, идите к леснику и возвращайтесь в сторожку, дальше мы сами. Медведева, за мной.

– Капитан, – лейтенант схватила его за локоть. – Это может быть ловушка.

– Значит, будем готовы, – ответил оперативник, и в его руке серебром сверкнул клинок.

***

Николай шёл на крик, держа фонарь поближе к груди, пламя дрожало и давало совсем немного света, а ветки, едва видимые в темноте, хлестали по лицу. Чертыхнувшись, он снова потряс керосиновый светильник, чтобы огонь стал чуть ярче. Им ещё не известно, кто или что убило тех людей, скорее всего, Косой с товарищем устроились на ночлег или привал и были застигнуты врасплох. Акулов вспомнил, что видел следы кострища, а рядом валялся котелок. Если это так, то каким образом Фишман, которого они оставили в избушке лесника охранять грибовницу, оказался совсем в другой стороне? Мимо них он пройти не мог – должен был увидеть свет ламп, значит, если всё-таки это действительно их водитель, его протащили мимо, зажав рот. Но так быстро? Что за тварь способна на такое? И теперь она заманивает их в ловушку.

Медведева рядом двигалась бесшумно, с грациозностью кошки перепрыгивая старые упавшие деревья.

– Не спеши, капитан, – тихо говорила она, пытаясь не сбить дыхание. – Иначе будет, как со стрыгой. Чуть оба концы не отдали.

– А что ты предлагаешь? Это явно голос Фишмана. Не знаю, как он оказался в той стороне, но явно не по своей воле. Он же в лесу от каждого шороха дёргался.

– Вот именно, он – приманка. Мы ещё ничего не знаем, поэтому действовать нужно осмотрительно, а не нестись на всех парах. От нас только этого и ждут. Скорее всего, Фишман ранен или уже при смерти. Это отличный шанс узнать больше о том, что убило тех двоих.

– Ты понимаешь, о чём говоришь? О чём меня просишь? – Акулов плечом пробивал путь сквозь сухие ветви сосен, сросшиеся будто специально. Он знал, что она права, думал о том же самом, но остаться в стороне не мог.

Медведева безразлично хмыкнула.

– Абсолютно. Эта информация может спасти гораздо больше жизней, чем мы сейчас.

Капитан не выдержал и развернулся:

– Да, я понимаю, что это приманка, и кто-то ждёт, что мы клюнем, но и Фишман ждёт спасения. Как старший по званию, приказываю идти за мной выручать товарища прапорщика. Приказ ясен?

– Так точно, – спокойно ответила Мария.

Николаю порой казалось, что лейтенант – бездушная машина, орудие, которому просто наплевать и на него, и на водителя, но ничего поделать с этим не мог. Вдруг он заметил, что у Медведевой нет лампы.

– А где светильник?

– Потух, – пожала плечами напарница. – Мне он не особо нужен.

– Как же. Держись ближе и будь готова.

Акулов не знал, каким образом Фишман оказался в другой стороне от избушки лесника, но голос точно принадлежал прапорщику. Самое паршивое, что отчасти Медведева права, если их водитель угодил в ловушку и стал приманкой, то скорее всего погибнет при любом раскладе. Капитан понимал, что идёт на поводу у неизвестного хищника, но выбора не было, он не мог позволить, чтобы из-за его медлительности или… трусости погиб товарищ.

– На помощь! – Раздалось совсем близко.

Оперативники обошли разросшуюся старую берёзу с покрытыми лишайником стволами, и фонарь выхватил из темноты низкую фигуру, отдалённо напоминающую человека.

– Кто-нибудь! – послышался слабый дребезжащий голос Фишмана.

Он обнял себя руками и слабо покачивался вперёд-назад, словно пытаясь убаюкать захлестнувший его ужас. Капитан медленно двинулся в обход, крепко сжимая клинок и в любой момент ожидая нападения неведомой твари, сердце выпрыгивало из груди, и адреналин растекался по венам, но никто не показывался; ни шороха листьев, ни треска случайной ветки не доносилось до ушей Николая. Медведева шла чуть позади, держа наготове пистолет Стечкина.

– Помогите! – снова вскрикнула фигура голосом водителя «Победы». – Здесь так темно и сыро.

Акулов дёрнулся, как от удара. Неужели Фишмана ослепили? Вот почему он не видел свет ламп и не звал на помощь раньше. Они обошли силуэт, но лес по-прежнему безмолвствовал. Акулов стоял напротив того места, куда должен смотреть Фишман, но он словно не замечал свет фонаря.

– Почему здесь так темно? – послышался тихий голос.

Капитан медленно приближался, держа лампу в вытянутой руке и постоянно озираясь, Медведева шла за ним, и это немного успокаивало бешеный ритм его сердца. Наконец, свет выхватил фигуру из темноты, упал на гимнастёрку защитного цвета, на сложенные на груди руки, на кирзовые сапоги и шаровары и на бледное, точно обескровленное, лицо Фишмана. Прапорщик смотрел на свои колени и покачивался, как ванька-встанька. Сильно пахло грибами, будто где-то недалеко тоже повалило дерево, и на его корнях выросли маленькие сморчки со шляпками-колокольчиками.

– Ближе не подходи, – прошептала на ухо Медведева, овеяв Акулова лёгким запахом сирени. – Что-то с ним не так.

– Темно, – проблеял механик-водитель.

– Фишман? – Позвал Акулов, пытаясь заглянуть в лицо прапорщика, но тот прятал глаза, словно провинившийся ребёнок.

Внешне Дмитрий выглядел абсолютно нормально, не считая странного поведения, одетый, чистый, ни следа побоев или крови, но кожа бледная, точно никогда не видела солнца, – для одессита это практически невозможно.

– П-подойди, – неуверенно шепнул Дмитрий так, что услышал только Николай.

Его голос дрожал и вибрировал, как воздух над раскалённым асфальтом. Капитан шагнул и понял, что смущало его, когда прапорщик, не поднимая головы, корпусом развернулся к нему и сказал:

– Лес хороший, лес кормит.

На одежде не было складок. Пока слабого света фонаря не оказалось достаточно, оперативник не замечал, что гимнастёрка и штаны Фишмана идеально гладкие, как кожа, но с пигментными пятнами вместо теней от изгибов ткани, а рукава резко переходили в ладони цвета слоновой кости. То, что прикинулось прапорщиком, подняло голову и снизу вверх взглянуло на Акулова пустыми глазницами.

– Но люди вкуснее, – произнесло оно бледными грибными пластинками вместо рта, которые вибрировали, издавая звук, похожий на голос водителя «Победы».

Страх ледяной рукой схватился за хребет капитана, мурашки, точно сотня маленьких пауков, пробежали снизу вверх, по шее, и зарылись в волосы, приподнимая фуражку. То, что было Фишманом встало перед ним во весь рост. Огонёк в керосиновой лампе последний раз дёрнулся и потух, погрузив лес во мрак. Он выронил бесполезный фонарь и выставил вперёд кинжал, кровь в ушах забухала кузнечным молотом.

– Не шевелись! – Громко шепнула Мария.

Николай замер, он не видел, но чувствовал, как темнота перед ним ожила, задвигалась, задышала смрадным дыханием, точно старая разрытая могила. Полыхнуло несколько коротких вспышек, гром выстрелов Стечкина оглушил Акулова до звона в ушах, словно кадрами из немого кино он увидел, как рваные дыры от пуль одна за другой прочертили смертоносный узор на теле твари от груди и до самой макушки.

– Всё, – констатировала Медведева. Её голос еле прорвался сквозь чудовищный звон в ухе, которому не повезло оказаться рядом с дулом стреляющего Стечкина.

Капитан тяжело дышал, будто разом сдал на разряд ГТО. Успокоившись, он достал из кармана мосиновскую зажигалку и чиркнул огнивом. От света Медведева быстро моргнула, но оперативник успел заметить её вертикальные зрачки. Интересно, какие ещё сюрпризы есть в запасе у ведьмы? У её ног лежало тело псевдо-Фишмана с развороченным пулями лицом, из рваных ран медленно сочилась жидкость нефритового цвета, а на животе и через всё тело тянулся белый шрам. Мария пнула труп, и он развалился, будто раскрылась раковина жемчужницы, но вместо моллюска с драгоценным кладом внутри оказались мириады белых, как снег, ворсинок с крохотными бусинками изумрудного экстракта на кончиках. Запах мертвечины и грибов стал невыносим.

– Не торопись, – лейтенант похлопала по плечу оглохшего капитана. – Спасибо можешь и потом сказать. Хорошая новость – тварь, похоже, прикончили, плохая – Фишман мёртв, скорее всего.

Акулов провёл ладонью по уху – проверил, что крови нет, уже хорошо, да и звон постепенно стихал.