Эмпатия

Размер шрифта: 13

Пролог

Москва, 2076 год

Последние полчаса своей жизни шестнадцатилетний Дима Никифоров провёл на редкость бездарно. Пытался сбежать из дома на концерт любимой рок-группы, выматерился на аэрокар, который отказался брать его на борт без разрешения взрослых, наорал на мать.

– Как ты могла? – Дмитрий швырнул на пол кухни бабушкину вазу.

Это было настоящее стекло. Следом полетели хрустальные бокалы.

Его мать Людмила помнила, что подростки иногда ведут себя как идиоты и теряют контроль над собой из-за гормональных изменений, но прямо сейчас ей было плевать на все сложности переходного периода и рекомендации психологов. Знала бы она, к чему всё это приведёт, огрела бы сына чем потяжелее и заперла в кладовке до прихода мужа.

Но Дима хамил ей всю неделю. Прогулял квартальное посещение школы, сломал дроида-уборщика, а когда сам вместо него загружал посудомоечную машину, взял и закинул внутрь кастрюлю с остатками супа. Дом медленно, но верно превращался в помойку. Теперь ещё и это.

Так что Людмила набрала воздуха побольше, выдохнула и начала орать. И не стеснялась в выражениях. Она уже забыла, что первые несколько лет жизни он был милым пухлощёким пупсом, который любил мёд и мог есть его банками, несмотря на гигантские пятна от аллергии. Ничего общего с нынешним дылдой, одетым в чёрные кожаные лохмотья, скреплённые крупными английскими булавками. Вдобавок эти жуткие белые рисунки на лице и зелёный ирокез.

– Ты достал! Ты наказан! Скотина! Мне только школьных инспекторов и психологов здесь не хватало. Из-за тебя! Если они заявятся, то увидят, как ты тут всё загадил.

– Пусть, пусть все видят, как ты со мной обращаешься! Воровка!

– Ты снял деньги с моего счёта, чтобы купить билет на концерт! Конечно, я аннулировала покупку, как только мне пришло уведомление. Это мои деньги. Ты не имел права лезть в мою операционку.

– Ненавижу! Ненавижу тебя! – Подросток свалил с полки гору тарелок.

Они остались целыми. Имитация натурального материала, защита от сколов, царапин и битья. Дима отпихнул ногой новодел, мстительно пнул осколки семейного сервиза, оттолкнул мать и убежал в свою комнату.

Хлопнул дверью, заблокировал ручку креслом. Задержался перед зеркалом. Он так старался, готовился. Он бы точно выиграл сегодня конкурс фанатов на лучшего двойника вокалиста. Это не какая-то дешёвая «личина» за три кредита, а настоящий пластический грим. Он татуировки солиста три часа на щеках рисовал. Тупые взрослые! Мать-идиотка!

Дима сбросил одежду с эргономичного кресла для «Эшки» и притянул к себе шлем с очками. Торопливо натянул перчатки с сенсорными подушечками и голосовым модулятором, проверил соединение с сетью, потрогал разъёмы на висках и торчащие провода из них. Экран напротив включать не стал. Зачем? Он увидит всё своими глазами. Ладно, ладно, чужими, но как будто сам.

– Добро пожаловать в «Эмпатию». Пожалуйста, авторизуйтесь, – мелодично пропела виртуальная ассистентка.

Дима нарисовал диаграмму в воздухе.

– Здравствуйте, Людмила Николаевна. Скажите, пожалуйста, пароль.

Дима вздохнул, прижал перчатку ко рту и медленно произнёс: «Больше всего на свете я люблю своего мужа Коленьку и сыночку Димочку». Голосом своей матери.

Она как раз стучала в дверь.

– Дима! Ты что, в моей «Эшке»? Я не могу зайти! Это уже за гранью, выйди оттуда немедленно!

Но её сын уже летел среди миллионов окошек с изображениями чужих жизней.

– Напоминаем. Ваш уровень – «продвинутый пользователь». Восемнадцать плюс. Вам доступны ролики-впечатления среднего уровня достоверности как в записи, так и в трансляции. Рекомендованное время просмотра – не более трёх часов в сутки. Пожалуйста, соблюдайте правила пользования сетью. Приятного погружения!

– Концерт. Московский стадион. Главный. Рок-группа «Бешеные Томаты». Трансляция, да, прямая. – Дима вертел головой, рассматривая экраны предложений от авторов трансляций. – Сцена. Возле сцены. Фан-зона.

О, вот какая-то девчонка в пяти метрах от сцены, в гуще толпы, но всё видно. Точняк с утра очередь заняла. Дима ткнул на виртуальную иконку присоединения к каналу «Лучшие концерты Европы 2076!!!».

В голове у женщины Дима ещё не был. Как-то не рисковал. Слухи разные ходили про ребят, которые ныряли в сеть через учётные записи авторов другого пола. Но сегодня подростку было плевать на все страшилки про «Эшку».

Странные ощущения. Ноги болят. Голенище сапог тесное, а ещё эти шпильки. Отстой, зачем я их надела? Какой дроидский мусор меня сейчас ущипнул за задницу? Пофиг. Дроид с тобой, кукла железная. Они скоро выйдут. Уи-и-и!

Дима нажал на паузу. Ну и жуть эти девчонки. Она на самом крутом тусняке года, а думает о всякой чуши. Как будто не знала, что в фан-зоне будет. Что, нельзя было одеться поудобней? Он вышел из канала, чуть было не спас себе жизнь, но краем глаза зацепил вид сверху на грудь автора трансляции.

Размер четвёртый. Запрещённое оружие.

Дима вернулся в голову сексапильной фанатки. Как раз на сцену ввалилась группа, стадион взорвался криками и аплодисментами. Концерт начался.

Дима успел прослушать одну песню, проорать её вместе с девушкой. Арина. Её звали Арина. Интересно, она красивая? Парень не успел заглянуть в профиль. Но кто в наше время размещает реальные фотографии, если нельзя верить даже собственным глазам и отражению в зеркале?

Солист как раз взял самую высокую ноту в припеве. Дима хлопал, пока вдруг не схватился двумя руками за горло. Вспыхнул экран перед ним. Трансляция концерта помутнела, автор пыталась зажать тонкую рану, из которой хлестала кровь. Фонтан крови. Девушка упала. Картинка побледнела, последний кадр – изумлённое лицо разукрашенного белыми татуировками панка с ирокезом. Он наклонился над Ариной и пытался её растормошить. Экран на стене замигал чёрно-красным предупреждением: «Экстренное отключение».

– Зафиксирован некорректный выход, при появлении головных болей обратитесь к врачу, – промурлыкал нежный голос виртуальной ассистентки.

Дима корчился в агонии. Изо рта шла белая пена. Из глаз, носа и разъёмов на висках текла густая кровь.

Глава 1. «Рок-н-ролльщик»

В мире, где социальная норма жилья на человека составляет восемь квадратных метров, личный кабинет на триста производил впечатление. И потолки высотой в пятнадцать. Белые стены были завешаны голографическими экранами, пол уставлен гудящими коробами, засыпан разноцветными проводами. В центре возвышался девственно чистый стол. Натуральное дерево. Стоил такой целое состояние. Говорят, привезли из Англии по спецзаказу. Может, враньё. Но рядом стоял ещё более дорогой диван из натуральной кожи. Сейчас он был забросан бумагами, карандашами, обёртками от шоколадок и скомканными пластиковыми стаканами из-под кофе.

Начальник Алекса поборол желание громко крикнуть и проверить эхо на этом стадионе. Кабинет размерами превосходил его собственный, но Макс Лесной не поменялся бы с подчинённым никогда в жизни.

Официальное название должности его ценного работника состояло из пятнадцати слов, главным из которых было «эксперт». А дальше – набор обтекаемых формулировок. Впечатление производила только аббревиатура МИТ. Министерство информационных технологий.

Цари и боги цифры. Были таковыми до запуска этой чёртовой «Эмпатии» три года назад. Рискованный эксперимент, рискованный.

– Алекс! Алекс, ты тут? – Максим Алексеевич увидел, что капсула погружения парит в воздухе в пяти метрах над ним. Вернее, над ними. За руководителем жался ассистент Кристиан Синий. В руках держал два стакана с чёрным кофе. Смышлёный паренёк, но трусливый. Три года тут уже работает, а ведёт себя как школьница в армейской казарме.

Эта ерундовина на гроб похожа. Овальная, в человеческий рост, белая с серебряными полосами. Новейшая разработка. Вернее, последняя, скажем так, находка из офиса «Эмпатии».

Нет, министерство, конечно, изучило жалобу на кражу со взломом в информационном отделе «Эшки» и даже посочувствовало разработчикам. Но отправило их в полицию. А там только развели руками. Грабителей как будто не существовало в природе.

Кто бы их нашёл… Макс лично нанял латиносов из Аргентины, эти ребята могли «позаимствовать» пуанты у балерины во время выступления в Большом театре. И танцовщица ничего бы не заметила. Хорошая операция получилась. Подозрительно, что как по маслу прошла. Но вражескую технику проверили на молекулярном уровне, а программу протестили на закрытом аналоге сети «Эмпатия». Сигналов SOS или утечек данных не было. Может, просто повезло.

Алекс откинул крышку парящей капсулы. Подтянулся, спрыгнул. Ловок, как черт, залюбовался Лесной. И не скажешь, что парень не спал уже сутки.

– Кофе, – проскрипел Холодов.

Синий протянул стаканчик.

– Ещё. – Алекс осушил его одним глотком.

Кристиан протянул второй.

– Стопорни, боец. Горячий же, – не выдержал Макс.

– Я просил кипяток, – протянул Алекс. Но пить начал маленькими глотками.

Лесной наконец понял, что не так. Его подчинённый так и не открыл глаза.

– Эй, ты здесь? Ты кто? Девочка-фанатка под веществами? Гламурная фифа из вип-ложи? Солист «Бешеных томатов»? Басист? Обдолбанный барабанщик? – В глубине души Макс знал, что его ныряльщик рано или поздно слетит с катушек.

Надеялся только, что произойдёт это не слишком рано. И уж точно не сейчас.

– Белоснежка. А где ещё пять гномов? – Алекс наконец открыл глаза.

– Живой, живой, чёрт! Ты аккуратней, долго тебе так везти-то не будет. Сколько раз погрузился?

– Сто пятьдесят семь. Сто двадцать очевидцев, тридцать пострадавших, семь повторов погибшей. – Алекс допил кофе и не глядя отшвырнул в сторону стакан.

Во всём двадцатиэтажном управлении была одна уборщица-человек. Наняли её только потому, что Алекс Холодов, самый привилегированный и секретный сотрудник, на дух не переносил дроидов.

Макс и Кристиан переглянулись. Люди сходили с ума после двадцати нырков подряд в посторонние ролики-впечатления на глубоком профессиональном уровне с подключением почти всех органов чувств. Рядовым пользователям то и дело отключали то слух, то зрение, то нюх. Они даже этого не замечали во время сеансов, сами «достраивали» недостающие куски пазла в роликах. Им и выдавали чужие ощущения на приглушённых частотах, а если люди слишком долго находились в сети, мощность передачи сигнала снижалась до десяти процентов.

Те испытуемые, которые рискнули погрузиться глубоко, все как один возвращались с необратимыми изменениями психики уже после десяти раз. Раздвоение личности – это ещё цветочки. А вот психозы, маниакальные синдромы, немотивированная агрессия к окружающим – как здрасьте. Цифровых вуайеристов закрывали в лечебницах, где даже журналы учёта больных вели на бумаге. Никаких информационных сетей, никаких гаджетов. Кушетка, наручники, коктейль из успокаивающих препаратов. До конца жизни. А таковая длилась недолго, смертники «Эшки» жили не больше года.

Именно поэтому самый чувственный легальный контент и аппаратура для его получения были запредельно дорогими. Официально такая имелась только в офисе корпорации «Эмпатия» и в МИТе.

Так что по инструкции пользователям позволяли смотреть максимум три часовых ролика в записи с перерывами или одну часовую трансляцию от одного автора. На «продвинутом» уровне – зрение, слух, минимум уровней восприятия, всё вместе подключать запретили. Люди покупали базовое предложение для совершеннолетних, «медиум». Самой откровенной категорией в этом разделе была лёгкая эротика. А ещё – лёгкая грусть, лёгкая радость, лёгкий испуг. Лёгкий способ убить кучу времени, наблюдая за миром чужими глазами. Стоимость роликов в разделах «медитация» и «спорт» компенсировало государство. Считалось, что это снижает напряжённость в обществе.

Может, и так. Бунтов в последние годы не было. Но и дроидов-полицейских с улиц убрали. А человекоподобных роботов с тех пор в России производили только для центров релаксации, хе-хе.

Макс крякнул. К чему он это всё вспоминает? Он тогда был подростком. Но «чуйка» уже в те времена орала сиреной. И сейчас шерсть на загривке встаёт. Что-то неладное с этой «Эмпатией». А спец по ней только один.

– Ты бы к закройщикам сходил. Рожа у тебя, детей пугать. – Лесной злился.

Сам-то он раз в год отмечался в отделении пластической хирургии больницы при МИТе. Дополнительное медицинское страхование включало и другие услуги, но лицо разгладить сам бог велел. Особенно если ты женат в третий раз. Разумеется, на молодой красотке. Конечно, опять удачно. Но если ей двадцать, а тебе пятьдесят, то лучше не козырять мордой шарпея, а выглядеть посвежее, чуть за сорок.

От Алекса же шарахались случайные прохожие. Рыбий, безразличный взгляд. Широкие насупленные брови, рассечённые шрамами, нос сломан в трёх местах.

Семь лет назад он был красавчиком. Как там раньше в русских былинах писали? Статный, косая сажень в плечах, девки вешались на шею. Балагур, мужественный подбородок, римский профиль, чёрные кудри. А сейчас – чёрт, как есть чёрт. И глаза эти, серые, прозрачные.

– Не вижу смысла тратить время. Название дела – «Рок-н-ролльщик»? – А ещё Алекс никогда не обижался.

Макс кивнул и отвернулся от Холодова.

Непробиваемый. Не бодается, не ругается, не повышает голос, не улыбается и не смеется. Кукла железная. Может, поэтому он дроидов не переваривает? Даже помощника по хозяйству не держит. Бедная жена. Говорят, она совсем не выходит из дома.

Глава 2. Выставка

– Тридцать лет назад мир катился в тартарары, а роботы рисовали фрукты и цветы. Сочные краски, голубое небо, изобилие. Первая волна наивного цифрового искусства. Она и уничтожила людей-творцов. – Марина Холодова не глядя схватила бокал шампанского с подноса у дроида-официанта – железной бочки на гусеницах с кучей дополнительных конструкций. Такая могла и дом построить, и скульптуру вырубить за полчаса. Но выглядела как ведро на колёсах.

Женщина с ненавистью смотрела на полуметровое полотно с простеньким натюрмортом: поднос с яблоками на подоконнике, за окном – цветущий сад. Ни одной лишней линии, идеальные пропорции, миниатюрные мазки краски. Вид на миллион кредитов. Ещё бы, разве мог ошибиться дроид-художник? В его памяти были приёмы и техники лучших живописцев мира за несколько тысяч лет.

– Дроиды… прости господи, мастера брали сюжеты из запросов миллионов людей в глобальной сети. В Африке как минимум десять стран испытывали смертоносное оружие. Штаты уже лет пять горели в костре гражданской войны, в России месяц как жгли покрышки на баррикадах. Голодный бунт сорок шестого. – Марина выпила половину бокала и чуть приблизилась к картине. – Казалось бы, кровь, смерть и ужас наполняли мысли людей и то, что они постили в социальных сетях, о чём писали в новостях. Но искусственный интеллект в потоке ненависти и злобы нашёл тоску по прекрасному и старым добрым временам. По небу без смога, золотистым полям пшеницы, пушистым от белоснежных лепестков фруктовым плантациям весной. Всему тому, что человечество уничтожило в постиндустриальную эпоху. Как результат – вот эта картина, напомню, первой волны наивного цифрового искусства, стоит столько, сколько всем нам не заработать за всю жизнь. А исполнение потребовало сутки на анализ цифровых данных и два часа на имитацию живописи.

Марина допила золотистое кислое шампанское. Задержала на языке, прежде чем проглотить. Почувствовала, как пузырьки щекочут нёбо. И ощутила лёгкое головокружение. За час трансляции она выпила не меньше бутылки. Она была пьяна. И несколько тысяч её подписчиков переживали то же состояние.

Отлично. Не зря её агент дала рекламу в сообществе анонимных алкоголиков.

Канал «Эшки» раздела «Культура, искусство» – «Вдохновение пьянит». Приобщитесь к светской и культурной жизни столицы России. Анонимный искусствовед (ха-ха!) заменит вам годовой абонемент в лучшие выставочные центры и музеи этого полушария.

Вряд ли хоть половина из тех, кто получил доступ к её черепной коробке, отличили бы гуашь от акварели. Или масло от угля. Живопись, литература, музыка исчезли из общеобразовательной программы. Зачем, если домашний вычислительный центр за минуту создаст любое изображение, воспроизведёт любую мелодию или придумает свою? Изучать историю искусств бессмысленно, если за секунду глобальная сеть перенесёт тебя в виртуальную мастерскую любого художника и расскажет о том, как он создавал тот или иной шедевр. Сколько франков или талеров задолжал на тот момент арендатору, что пил и ел, кем вдохновлялся и трахал ли натурщицу. Но доступность информации сыграла с человечеством злую шутку. То, что всегда под рукой, никому не нужно.

Марина знала, как выглядит со стороны. Высокая хрупкая блондинка в вызывающем красном платье и полупрозрачных очках. Они нужны были не для того, чтобы лучше видеть, а чтобы смотрели другие. Через её глаза, через её мозг. Два тонких провода, пущенные сквозь дужки, вились по вискам и прятались под париком посередине её черепа – в миниатюрных разъёмах для подключения к «Эшке».

Марина огляделась. Мероприятие из разряда «нельзя пропустить»: тесно, как на бирже труда в понедельник утром. Рядом стояли пять копий знаменитых спортсменов, десять популярных певиц, три или четыре киноактрисы. Как же её? Лина Ри, кажется? Златокудрая эльфийка с африканской кожей и азиатскими скулами. Лина Ри справа, Лина Ри слева, о, ещё одна Лина Ри в пяти метрах на подходе. Посетительница увидела двойников, лицо замерцало огоньками, переключила внешний интерфейс на копию «Моны Лизы». Смешно. Зато оригинально.

Марина вернулась к картине. Сама она на этот вечер арендовала лицо какой-то киноактрисы прошлого века. Имитация внешности, и лица, и тела – личина, – была разрешена законом. Сканеры и идентификационные датчики государственной системы контроля и учёта она не обманывала. А вот людей – да. Так что, если на свидание приходит Лина Ри с обручем на лбу, как пить дать эбеновая кожа скрывает прыщи и шрамы, благословен будь портативный голографический передатчик.

Выбери себе личину на вечер, измени судьбу. Успей удрать утром, пока любовник не разглядел, кого вчера угощал в баре органическими коктейлями.

Марина перешла к другой картине. Четыре квадратных метра буйного рассвета над Карибским морем. Жёлтые линии струились в оранжевые кляксы, те, в свою очередь, растворялись киноварью на бирюзовых волнах. Полвека назад, наверно, в реальности так и было. А после веера революций в Латинской Америке всё, что ниже Мексики на карте мира, покрылось трущобами, руинами и мусороперерабатывающими заводами. Зелёные лёгкие планеты превратились в серо-чёрную мусорную тряпку. А моря рядом – в буро-зелёную свалку пластика и разлившейся нефти.

У машины, скорее всего, ушло меньше часа на визуализацию какой-то ностальгической открытки. Были же райские места на Земле. Ладно, надо сосредоточиться на технике. И ещё выпить. Как-то проще переносить то, что твои творения будут вечно пылиться в кладовке, пока цифровое искусство впаривают широкой публике за сотни тысяч и миллионы кредитов.

Марина уже полчаса шкурой чувствовала, что за ней наблюдают. Тощий взлохмаченный брюнет с портативным сканером в ладони. Как же достали эти разоблачители. Кому станет лучше, если она выйдет в сеть под настоящим идентификационным чипом? Уж точно не ей. Мир прозрачен уже лет двадцать. Но это не повод рассказывать всем и каждому, чем ты занимаешься двадцать четыре часа в сутки.

Особенно собственному мужу.

Она прикусила язык и заставила себя думать о бликах, холсте и поразительном сходстве некоторых картин с творчеством французских импрессионистов конца девятнадцатого века. В «Эшке» и МИТе есть люди, которые в теории могут получить не только звук и картинку, но и ощущения, мысли и даже эмоции. И опыт. И знания. И она даже знала, у кого есть такие возможности.

До чего дроиды страну довели. Человек продаёт себя самого с потрохами за мизерную сумму.

Трансляция шла с задержкой. Три минуты разницы между загрузкой и отдачей информации. На всякий случай, чтобы зрители или, лучше сказать, соучастники вышли в безопасном режиме, если автор внезапно выключит связь. Так делать не запрещали, но не рекомендовали. Заявил сеанс в полтора часа? Начни вовремя, закруглись без напоминаний. Обеспечь пользователям гарантированное удовольствие без сбоев. Если автор превышал заявленное время или уходил не попрощавшись, его штрафовали.

Жалко терять пятьдесят кредитов, но Марина подняла руки, нажала на дужки указательными пальцами и сказала вслух: «Завершить сеанс». Она спряталась за металлической скульптурой и искоса наблюдала за тем, как через три минуты в толпе заметался брюнет.

Тут же в голове противно зазвенел сигнал вызова.

– Звук. Внутренний, – скомандовала Марина и прижала к губам запястье левой руки.

– Ты ошалела? Всего полчаса осталось! Даже двадцать минут! Уже нажралась? «Эшка» забрала половину, – истерила младшая сестра.

– Аня, забери вторую половину себе. Меня чуть не раскрыли, – огрызнулась Марина.

Она посмотрела на искрящуюся ленту на запястье. Кредитка, паспорт, права в одном флаконе. А также аналог старых сотовых телефонов. Спасибо ещё одному имплантату в ушной раковине. Какая мелочь по сравнению с тем, что люди полностью заменяют себе конечности и внутренние органы на синтетические аналоги. По сравнению с большинством прохожих Марина – почти эталон органики. Человеческой органики.

Хорошо, когда супруг работает в каком-то засекреченном отделе современных технологий и можно узнать, как выковырять ядро браслета. И поменяться им с кем-нибудь. Например, со своей сестрой, которая сидит дома с племянником, пока его мать напивается в картинных галереях и зарабатывает деньги. Выход в «Эшку» через родственницу, доход – на её же счёт. Плохо, если биометрические данные не совпадут с идентификационным кодом. Ужасно, ужасно, если об этом узнает супруг. Алекса Марина боялась больше, чем тюрьмы.

Интересно, а если заменить сердце на пластиковый мешок с насосами и трубками, оно перестанет болеть? Семь лет я просыпаюсь от того, что слева в груди колет и тянет, а к вечеру замолкает. Я умираю каждый день. И возрождаюсь. Пьяница Прометей, ничем не прославилась, ничего не заслужила. Но есть хорошая новость. Печень можно купить запасную.

Марина рукой подманила дроида-официанта и забрала с подноса ещё два бокала шампанского. Органика. Никакого привкуса пластмассы. Раз уж она сегодня не заработала, надо компенсировать убыток настоящим игристым.

Глава 3. Медитация

– Белый, белый – цвет начала, цвет перезагрузки. Я готова принимать новое. Каждая клеточка моего тела как белый лепесток юного растения. Я расту. Я развиваюсь. С благодарностью принимаю зарождение этого дня. – Монотонный голос автора канала утренних медитаций был в меру нудным.

Ольга Счастливая в белоснежной пижаме сидела в позе лотоса на простыне того же оттенка, расстеленной в комнате, где не было ни одного яркого пятна, и повторяла бессмысленный по сути набор слов. Трансляция успокаивала и убаюкивала, а подписчице, которая сливалась со стенами и мебелью, больше от этого ритуала ничего не требовалось.

Чёрными были только провода на шлеме «Эшки» на её голове, которые уходили в миниатюрные разъёмы за ушами. Два круглых отверстия с металлическими пластинами – несколько грамм электроники и микросхем, проводники ко всему эмоциональному опыту человечества. Вернее, той развитой его части, которая сочла нужным поделиться впечатлениями, памятью и переживаниями.

Психолог, судя по описанию канала, находилась на частном острове в Индийском океане. Прямо сейчас она встречала рассвет на пляже. Свежий морской бриз, песок под ногами, солнце на коже…

Вряд ли. Эта часть земного шара уже полвека завалена мусором, а на волнах качаются сотни тонн смердящих отходов со всего мира. Зелень на берегу давно уже приобрела ядовитый оттенок. Уровень радиации в два раза выше допустимого. Страна не вымерла только из-за высокой рождаемости. Никто в здравом уме не полетел бы туда в отпуск. Да и между Москвой и Гоа существовала разница во времени.

Скорее всего, автор сидела в одной из серых безликих комнатушек бесплатного государственного жилья. Перед экраном во всю стену с трансляцией прибоя. Ветер создавался вентилятором, песок – это мелкий пластик, для запаха девушка распылила освежитель воздуха, а солнечные лучи заменила лампа с особым режимом нагревания.

Ольга сделала в уме пометку проверить профиль канала и выписать автору предупреждение за фальсификацию. Приукрашивать не возбранялось, но явная ложь негативно сказывалась на имидже всей сети. Только реальные впечатления, только правдивые эмоции, чужая жизнь, которую можно вкусить. А не мелкое мошенничество с тактильными ощущениями.

Ольга сделала пару глубоких вздохов. Лицо сердечком, губы не узкие и не пухлые, светло-голубые глаза, платиновые брови, тон в тон короткое каре. Средний рост, среднее телосложение – всё настолько идеально, что глазу зацепиться не за что. Этого она и добивалась.

– Может, тебе сменить причёску? – Её любовник после душа вернулся в спальню.

Злость. Какая неконструктивная эмоция. До конца сеанса осталось минут пятнадцать. Знает же, насколько для неё это важно. Поэтому и вмешивается. Вечно провоцирует, задаёт странные вопросы и пристаёт. Роль секса в отношениях явно преувеличивают. В мире и без него столько удовольствий. Тем более сейчас, когда испытать что угодно можно в любое время. Купи стартовый набор сети «Эмпатия» и оформи подписку со скидкой. Первый месяц «медиума» – бесплатно.

Но её партнёр и по совместительству начальник Марк Иванов «Эшкой» почти не пользовался. Только по работе, и то в режиме «наблюдения». С одной стороны, правильно, они оба работали на сеть. С другой – странно продавать технологию, которую презираешь. Наверно. Надо свериться с базовым списком человеческих противоречий. В служебном арсенале были какие угодно исследования людского характера.

Ольга зубрила их наизусть и сверяла по ним свои реакции. Надо быть нормальной. Чуть лучше среднего, но не слишком. Не привлекать внимания. Она и грудь уменьшила на два размера, чтобы снизить к себе интерес со стороны противоположного пола. Марк тогда орал на неё несколько дней. Почему-то он думал, что раз она подчинённая в его отделе, то и за пределами корпорации шагу ступить не может. Как будто он совсем не ожидал от неё инициативы, мало-мальски самостоятельного решения. Какой предсказуемый. Иногда она не понимала, зачем Марк с ней встречается? Почему он так проникся её историей и забрал из того жуткого места? Пять лет знакомы, год живут вместе, а партнёр до сих пор оставался для неё загадкой.

У обоих не было друзей. Зато у Марка имелась семья: мама, папа, две сестры. Даже один племянник пары лет от роду. Редкость по нынешним временам. Но к родителям он ни разу её не возил. Ольга не настаивала. Ей было чем заняться без него. Чем больше свободы, тем лучше. Но в последнее время всё чаще приходилось врать и придумывать предлоги для отказа.

Жаль. Может, перейти в другой отдел? Интересно, из подразделения по связям с общественностью возьмут в службу привлечения новых клиентов? Или маркетинговых исследований? Вариантов было больше сотни. А самые засекреченные, с запредельными зарплатами и социальным пакетом, занимали целый этаж. Туда даже у Иванова не было доступа. Хм, это уже интересно. Глоток свободы.

Начальник не подозревал, что она мечтает сбежать от его контроля. Кто бы отказался от шефа, который окружает тебя заботой, как любимая мама? И от мужчины с внешностью героя любовного романа? Ольга делала исследования про это смешное направление архаичной литературы. Ниша оказалась востребованной для домохозяек. После анализа «Эмпатия» открыла целое сериальное направление «Любовь – это…». Кто-то платил деньги, чтобы смотреть на то, как реальные пары изводят друг друга ревностью и оскорблениями, вместо того чтобы съехаться сразу после выявления идеальной совместимости. Нелогично. Но, видимо, жизненно.

Счастливая внимательно смотрела на Марка, отмечая выражение лица, положение уголков рта и морщинок возле глаз.

Доволен или всё ещё подозрителен?

Марк плюхнулся рядом с ней на кровать, ущипнул за грудь.

О, сексуально возбуждён и, как там, игрив?

– Эшка. Уровень «медиум». Раздел «эротика». Поиск: «прелюдия», «возбуждение», «предвкушение», – скомандовал Марк.

– Эшка, выход из системы. – Ольга вздохнула. Мир и покой сменился покалываниями, прерывистыми вздохами и раздражающим волнением.

– Операция заблокирована администратором Марк Иванов, – бесстрастно отозвалась сеть.

– Нет, оставь шлем. – Марк подмял Ольгу под себя.

– Когда ты установил второго пользователя на мою сеть? – Она покорно терпела его торопливые поцелуи.

– Администратора, дорогая. Сразу, как ты переехала. Я всё надеялся поймать тебя на горячем. Экзотический секс, мальчики, девочки, унижение, сопротивления. Но эти твои пробежки на берегу океана и медитация под лучами утренней зари – самая скучная история просмотров, которую я видел.

– Так. «Эшка». «Глубокий» уровень. Раздел «порно». Мужчины, женщины. Оргазм. Не менее десяти минут. Отложенный старт на пять минут. – Ольга выскользнула из-под мужчины и оседлала его.

– Ого. Подтверждаю доступ. Иногда я тебя боюсь. – Во взгляде её любовника страсти не было, только любопытство.

– У тебя пять минут. Успеешь? Я хочу приготовить завтрак и не опоздать на работу. – Она прикусила его мочку уха.

– Это унизительно. – Руки Марка зашарили по её груди.

Внезапно мозг Ольги взорвался чёрной тишиной, одновременно противно запиликали коммутаторы под кожей запястий у обоих.

– «Продвинутый» уровень закрыт для всех пользователей сети «Эмпатия» по техническим причинам. Всему персоналу срочно выйти из служебной модификации «глубокий» уровень и отключить устройства от сети. Приносим свои извинения за доставленные неудобства.

Ольга стянула шлем. Марк водил указательным пальцем по руке, над ней горел прозрачный голографический экран с быстро меняющимся текстом.

– Можешь не открывать свой. Нарушения в работе сети, ЧП, срочный вызов всех сотрудников. Даже тех, кто в отпуске.

Несмотря на срочность, из дома они вылетели только через полчаса. Десятиминутного оргазма не случилось. У Счастливой его не случилось совсем. Пока Марк пыхтел над ней – тринадцать с половиной минут, она засекала, – Ольга продумывала алгоритм выявления фальсификаторов.

Глава 4. Совещание

В кабинете владельца корпорации «Эмпатия» было влажно и душно. Ольга чувствовала, как пот выступает на лбу. Она покосилась на Марка. Её мужчина-начальник, казалось, не чувствовал неудобств. Его хоть в бассейн с акулами засунь, он и там будет излучать уверенность и доказывать хищникам, что водоросли полезнее перекусов человечиной.

Зато здесь был самый чистый воздух во всей Москве. Кабинет размером с небольшое футбольное поле был заставлен кадками и бочками с землёй, в которых росли пальмы и фикусы. На стенах вились лианы, с потолка свисали гроздья винограда и каких-то цветов, о которых Счастливая никогда не слышала. Уголок сельвы в северном мегаполисе. И альпийские горки с лягушками и сверчками прямо в помещении на сотом этаже.

– Просто я могу себе это позволить, – довольно грохотал Алан Красный, когда посетители в первый раз оказывались в этом райском уголке.

Он явно был родом из южных краёв, потому что в мини-джунглях чувствовал себя как рыба в воде или как лев в саванне. Двухметровый мужчина с широкими плечами нарочно отрастил гриву седых волос до плеч, он знал о своём сходстве с хищником и всячески его подчёркивал.

Сейчас он ещё и рычал. Рвал и метал. Мимо Ольги пролетели уже несколько трёхмерных прозрачных кубов размером с кулак. На них были записаны отчёты по «Эшке» после инцидента.

– Они потребовали отключить сеть, – возмущался Алан. – Формалисты. Бюрократы. Я только отпраздновал – аж пятьдесят миллионов пользователей заимел. Треть страны – треть! – проводит у меня в гостях полдня. Я нужен людям.

«Я» означало «мы», что могло бы быть девизом сети «Эмпатия». Все победы были его личными, а вот поражения Алан персонализировал. Ольга сдвинулась на десять сантиметров, чтобы ещё один прозрачный куб не попал ей в плечо.

Он был экспатом из Латинской Америки или Африки. Никто точно не знал, сколько ему стукнуло, то ли восемьдесят, то ли все сто, но со стороны он казался сорокалетним. Самый популярный внешний возраст на той части земной суши, где продолжительность жизни теоретически составляет сто двадцать лет. А пластическая хирургия доступней воды из-под крана, как и биотехнологии.

Точно было известно, что в каждой точке земного шара, где вспыхивали войны и революции, отметился Алан. Он изучал людей, разбирал их на запчасти, вскрывал черепа и экспериментировал с лобными долями руководителей стран и лидерами повстанцев. Поэтому находился в розыске в каждой второй стране мира. Зато в России был самым влиятельным среди известных людей, после президента, разумеется. Переехал сюда десять лет назад, примерно тогда в первый раз засветился в инфосети с рассказами о новой виртуальной реальности, которая будет ярче и привлекательней, чем сама жизнь. И сам же её и создал.

– Ещё раз. Объясните мне, как так получилось, что зарезали девчонку, а сдох парнишка в пятистах километрах от неё. – Красный замер в ожидании.

– Электромагнитные волны оказались в сотню раз мощнее стандартной величины, – проблеяла Счастливая. – У всех жертв инцидента были новые обручи для приёма сигнала «Эмпатии» с неисправными предохранителями.

– Об этом я в курсе. – Алан уставился на неё, как голодный волк на отбившуюся от стада упитанную овцу.

– Излучение затронуло другие участки мозга. Те, которые не задействованы в приёме-передаче раздражителей. Обычно не задействованы. Площадь поражения выше стандартной в десять раз. Мозг реципиента в момент гибели ровно на минуту стал точной копией разума донора. Те же нейроны, те же реакции. Дмитрий Никифоров на шестьдесят секунд превратился в Арину Мышкину. Он поверил, что умирает. И умер. – Ольга кратко пересказала доклад отдела техники мозга на сто страниц.

– Это шикарно. Запредельный уровень эмпатии. Над такой степенью достоверности я бился десять лет. Кто этот чёртов гений? Кто воссоздал чужую личность? Это же не просто зрение, слух и тактильные ощущения, это, чёрт возьми, подкорка, подсознание, глубокие слои личности, строительство новых нейронных цепей! – Красный уважал и ненавидел злоумышленника одновременно.

– Запросы в техподдержку зарегистрированы отсюда. – Марк занервничал.

– Из офиса «Эмпатии»? – Корпорация занимала целый небоскрёб, но Алан был уверен, что в него и мышь не проскользнёт.

– Из вашего кабинета. За полчаса до атаки. Цепочка сигналов шла из Австралии, – добавила Ольга.

– И на этом можно расходиться, – фыркнул Красный.

Континент пустынь и кенгуру законсервировался лет сорок назад. В прямом смысле. Австралийцы накрыли землю и прибрежные волны полупрозрачным куполом непонятного состава и отгородились от мира с его страхами и волнениями. Из-за плотного барьера ни туристы, ни мигранты, ни армейские отряды не добирались до берега. Что там происходило, никто не знал. Сообщения были краткими и скупыми. Марк как-то пошутил, что изобретение электромагнитного поля стало первым и последним научным прорывом австралийцев. Мол, придумали, но не поняли, как так получилось, и теперь не могут отключить. Зато их спутники работали. На них ли? Весь пиратский трафик и незаконные операции регистрировались на околоземной орбите.

– Нам пока известно о троих погибших, реакция МИТа обоснована. – Марк встал и загородил собой Ольгу.

– Я не верю. Невозможно, чтобы подписчики погибли во время трансляции на «продвинутом» уровне. «Эмпатия» – это самый безопасный способ разорвать пасть крокодилу и не оцарапаться. Прыгнуть со скалы, упасть в аэрокаре. Да мы же год проводили тесты с экстремалами, никто из наблюдателей даже на бессонницу не жаловался. Это диверсия. – Красный вернул ещё один прозрачный снаряд на стол.

В кабинете Алана был только один угол, свободный от листьев, цветов и горшков с землёй. В круглом стеклянном ящике в прозрачном физрастворе находился обугленный дроид, зафиксированный цепями посередине. У этого экземпляра на удивление хорошо сохранилось лицо. Красивое. Располагающее к себе. А вот шея, скальп, туловище без рук и ног были испещрены следами от пуль, обуглены от пламени огнемёта. На месте, где у людей располагается сердце, чернела рваная дыра. Всю электронную и синтетическую начинку выскоблили, а чучело замариновали и оставили в назидание потомкам.

Это был подарок от государства, его прислали три года назад, накануне официального запуска «Эмпатии». Такие же стояли в каждом правительственном учреждении в зонах, куда не было доступа посторонним. Вместе с табличкой «Оставайся человеком», как жёсткое напоминание о том, что происходит, когда люди слишком сильно полагаются на решения информационных систем и искусственного интеллекта.

Красный поставил останки дроида на видное место. Заказал систему насыщения кислородом, дополнительные прожекторы. Останки робота-убийцы переливались в пузырьках, искрились и светились. Алан мог часами любоваться ошибкой российских разработчиков.

И только его не тошнило от того, что ещё плавало в этом аквариуме.

Вот и сейчас он направился к Ване, как он называл модель Т–9765. Дроид-полицейский для патрулирования улиц.

– Когда российское правительство игралось с искусственным интеллектом, как пещерный дикарь с ядерной бомбой, я мечтал осчастливить людей. Подарить им радость. Смысл жизни. Да, это самая спокойная и сытая страна в мире. И что? Она загибается. Сто пятьдесят миллионов человек работают четыре дня в неделю по шесть часов в день, а в остальное время только спят и жрут. Они даже не совокупляются. Им нечем заняться, им не к чему стремиться. Эволюционный тупик. И тут появляюсь я, «Эмпатия». Учись, узнавай, путешествуй – и всё это не выходя из квартиры. А социальный заказ? Я же ни разу не отказал МИТу. У вас упала рождаемость? Нате вам ролики-впечатления от счастливых мамаш с младенцами. Получайте эмоции новобрачных, добавьте эротики в трансляции со спортивных матчей. Никто не идёт в отделы программирования рабочих специальностей? Да не вопрос, давайте покажем увлекательную жизнь специалиста по настройке комбайнов на полях с пшеницей. На границе волнения? Ерунда какая, у нас целый раздел с историями русских эмигрантов, которые уворачиваются от пуль в Техасе, дерутся за место под мостом с бомжами в Нью-Йорке, спасают детей в парке от колумбийских охотников за человеческими органами. Да тут вся палитра переживаний мира! Как её можно закрыть? – взвыл Алан.

– Когда? – уточнил Марк.

– У вас две недели. Четырнадцать дней на то, чтобы найти и залатать бреши в системе безопасности «Эмпатии». И столько же на доставку им на порог убийцы девчонки и его помощника. Того, кто выкрутил на максимум усилитель эмоций в трансляции.

– Этим займётся Ольга?

– Да. И пусть уже начинает, пошла отсюда.

Счастливая кивнула и испарилась.

– Как она? – Алан сменил тон.

– Послушная. В основном. – Марк пожал плечами.

– Сбавь пока обороты. Пусть разберётся с МИТом и расследованием, дальше продолжим. И сотри все записи по ней. Оставь мне одну копию на физическом носителе, – приказал Алан.

– Завтра сделаю, – согласился Марк.

– Сегодня, идиот. Завтра тут всё заполонят милые люди в сером, которые будут обнюхивать даже сортиры и копаться в дерьме, чтобы выяснить, не нарушали ли мы этические протоколы. – Алан злился, но шептал.

И смотрел на стеклянный короб с расстрелянным дроидом. В отличие от других памятников людской безответственности, в этой инсталляции было одно дополнение.

В физрастворе плавал человеческий мозг с одним глазом. Зрелище безумное, но жути нагоняло ещё и то, что серо-розовый комок до сих пор жил. Зрачок то увеличивался, то сжимался, следил за гостями Красного и за самим хозяином кабинета. Это всё, что осталось от главного разработчика программного обеспечения модели Т–9765.

Глава 5. Напарники

Кристиан нёс в руках термос с кофе, семеня за Алексом. Оба были в серых деловых костюмах, на этом сходство между ними заканчивалось. Если Синий с вытянутым лицом и блёклыми глазами напоминал суслика на двух ногах, то Холодов – коршуна. Большую опасную птицу.

Но командовал почему-то Кристиан.

– Медленнее. Мы никуда не торопимся. Будет лучше, если вас придётся ждать. – Кристиан на ходу снял крышку от термоса, перевернул и налил в неё кофе.

– Это некорректно по правилам этикета. – Алекс притормозил и послушно взял напиток, который только цветом и запахом напоминал популярный стимулятор.

– Я добавил витаминов и антидепрессантов. Чтобы разгрузить часть мозга. Угнетает возбуждение, улучшает обменные процессы. Не факт, но через неделю сравним результаты. – Синий ещё сильнее замедлил шаг.

– И всё-таки. Почему они должны меня ждать? Там как минимум мой начальник. И несколько высших чинов из «Эмпатии». – Алекс пил не морщась.

– Так вы повысите свою значимость. Без вас не начнут, значит, вы важная птица. – Синий объяснял терпеливо, как привык.

Он наслаждался ролью тайного конфидента самого загадочного сотрудника МИТа. Пока окружающие считали его недотёпой, Кристиан тайно корректировал поведение Холодова. Все гадали, зачем здесь понадобился бывший коллега Алекса, ещё и двадцати пяти лет от роду. Подросток. Даром что работает с четырнадцати. Присматривались, вынюхивали, расспрашивали, но ничего не выяснили.

Решили, что Алексу нужен личный слуга. Если бы они только знали.

Кристиан был фанатом древних комиксов. Его личная коллекция настоящих бумажных графических романов стоила тысячи кредитов. А на что ещё было тратить эту невероятную зарплату? Он бы обходился соцнабором от государства, как и раньше, во времена работы техником в полицейском управлении, но из-за Алекса арендовал коммерческое жильё поближе к конторе и накупил электроники и инструментов. Некоторые – на чёрном рынке. «На всякий случай», – сглотнул Синий. В глубине души он надеялся, что они не понадобятся. Но кредиты оставались на счету и копились каждый месяц.

Пока ему в руки не попал ветхий обгоревший номер про Бэтмена и Робина.

Да, супергерои на защите человечества. Мегамозг и его секретный помощник. Когда-нибудь все узнают, какую роль в спасении мира сыграл нескладный ассистент.

Иногда ему, правда, снилось, что Алекс рубит его на кусочки, засовывает в мусорный утилизатор и сжигает вместе со стопками комиксов. Потому что это логично – уничтожить свидетельство своей неполноценности.

Кристиан списывал это на увлечение хоррорами в «Эшке». Меньше ужасов надо смотреть на ночь. Но логика в таком исходе была. Пока Холодов через раз вспоминает имя жены, Кристиан ему нужен.

Жидкость в термосе как раз закончилась возле двери кабинета Лесного. Кристиан огляделся, подозвал уборщика-дроида, подождал, пока тот откроет верхнюю панель, и выкинул жестяную ёмкость.

– Испарить, – приказал он.

Дроид понял указание – на боковой панели загорелся зелёный – и поскрипел дальше по коридору.

– Все формулы у меня в голове, – постучал по лбу Кристиан.

– Тогда демонтируй входы для «Эшки», – постучал по его виску Холодов. – Я выяснил, что сеть снимает больше данных, чем декларирует в статистике. Но что ещё она забирает у пользователей, я пока извлечь из потока данных не могу.

– Я подумаю, – огрызнулся Синий. Хотя понимал, что после совещания придется обратиться к местным техникам за помощью. Если Алекс приказал, надо выполнять.

А то на кусочки и в утилизатор… Надо сменить репертуар просмотра. Вроде у бабушки сохранилась коллекция двухмерных фильмов прошлого века. В некоторых из них люди плясали в ярких нарядах и пели. Скучно, конечно, без сенсорного сопровождения, но раньше зрителям этого хватало. И психических расстройств, кстати, было куда меньше, чем сейчас. Да, отличная идея.

В кабинет Холодов зашёл без стука. Решительно. Даже слишком. На его фоне Синий, который просочился вслед, смотрелся ещё более жалко, чем обычно.

Кроме Лесного за длинным столом сидели ещё двое. Мужчина и блондинка вся в белом, прозрачная, как фарфоровая статуэтка. Она лишь раз посмотрела на Кристиана, и ему стало грустно.

Обидно, когда высокий интеллект выдаётся с неловкостью и невзрачной внешностью. Успех у женщин – у настоящих женщин – не купить никакими кредитами. Почему условная Ира выбирала условного Лёшу, а не его, Кристиана, он понять решительно не мог. Он знал ребят и победней, и пострашней себя, но даже у них были партнёрши. Может, всё-таки использовать талоны на «дроидобордель», салон для релаксации? Потренироваться говорить с ними, с этими, как с настоящими? Или даже попробовать? Но Синий представил себе смешки коллег и похоронил эту мысль. Они узнают, это точно. Тут мало что оставалось в тайне. Кроме самого главного.

Рядом с женщиной был плечистый шатен в дорогом костюме. Ну, конечно, натуральная ткань. Никакой синтетической приглаженности и блеска. Всё мятое, шероховатое. Швы наружу, ещё и кривые, чтобы показать, что шили вручную. И пара ниток торчали из рукавов, всё как на неделе моды рекомендовали, чтобы окружающие уж точно не пропустили, что владелец одежды мало того что неприлично богат, так ещё и со вкусом.

А лицо у мужика идеальное, точно вырезано и скроено, злорадствовал Кристиан. Пригляделся. Нет, бывают же такие счастливчики. Победители генетического отбора с правильной внешностью, ровным прикусом и мужественными подбородками. Одним словом, урод. Всё недоступное Синий обесценивал – древнейший фокус человеческого мозга, не дающий умереть от зависти.

– Алекс, Кристиан. – Макс кивнул на свободные места.

Холодов и Синий сели. Оба смотрели на своего начальника, а не на гостей. Они и так знали, кто сегодня пожаловал в офис Министерства. Но выслушали представления и объяснения, как будто не изучали их досье и неофициальные данные из дружественного ведомства внутренней разведки несколько часов утром.

Марк Иванов – глава отдела по связям с общественностью сети «Эмпатия». Пустозвон, но красавчик. Лицо корпорации. Свадебный генерал. Презентует новые разделы, награждает лучших авторов, светится в инфосистеме по каждому упоминанию об «Эшке». Но сам ей не пользуется. Разъёмы надевает только на публичные мероприятия, по данным сканирования, они нерабочие. Накладные. Он из технофобов. И из хорошей семьи – пять поколений на службе государства. Потомственные чиновники высокого полёта.

А это его персональная ассистентка даже в постели – Ольга Счастливая. Возможно, главный исследователь и новатор отдела. Точно неизвестно. Но самые амбициозные проекты, скорее всего, разработала она. Подпись Марка на всём, но откуда ему знать о нюансах мелководья и продвинутого погружения?

Тёмная лошадка эта Ольга. Возникла из ниоткуда пять лет назад, во время запуска пилотной станции «Эмпатии».

– Итак, – прервал светские обмены любезностями Лесной, – дело номер 0003–N14569. Кодовое название «Рок-н-ролльщик».

На стенах засветились виртуальные экраны. Снимки Дмитрия и Арины занимали половину пространства. Подростков сфотографировали после смерти. Ирокезы, белые татуировки на лицах, странные наряды из чёрной кожи. Искажённые лица, выпученные глаза. Много крови.

Рядом бегущей строкой шли цифры ущерба от «инцидента», как его пока называли и Министерство, и «Эшка».

– Пять подписчиков умерли мгновенно. Двоих нашли позднее, они жили одни. Более шестисот госпитализированы. Сто пятьдесят из них находятся в искусственной коме, мозг повреждён у всех одинаково, пострадали одни и те же участки, – прочитал вслух Макс.

– Позвольте, я поправлю, – вмешался Кристиан. – Точно говоря, двадцать процентов мозга погибли безвозвратно. Не подают никаких сигналов, не отвечают на раздражители, ткань неживая, кровообращения нет. Это как раз те зоны, которые отвечают за память, речь, координацию в пространстве, дыхательную систему. По факту, они мертвы. А тело поддерживают системы искусственного жизнеобеспечения.

– Это ещё не окончательный диагноз. – Голос Ольги был ей под стать. Мягкий, приятный, но ничем не запоминающийся. – Врачи ещё разбираются с инцидентом, это первый случай в их практике. Отмечу, что «Эмпатия» взяла на себя все расходы по медицинскому обслуживанию.

– Слова, слова, слова. Россия – единственная страна в мире, которая бесплатно лечит своих граждан от всего. Демагоги. А похороны ваше соглашение с пользователями предусматривает? – Холодов был в своём репертуаре.

– Наше замечательное государство активно внедряет биотехнологии и бесплатно заменяет органические части тела на биомеханику. Вы прекрасно об этом знаете. Только на прошлой неделе был скандал с девушкой из Сибири, которая пришла в травмпункт с ушибом колена, а вышла с протезом ноги, – скривился Марк.

– Мозги ещё никто синтезировать не научился, – пискнул Синий.

– Совмещение человеческого интеллекта с искусственным запрещено во всём мире. Сами знаете после чего. Я бы попросила вас даже не допускать мысли о том, что «Эмпатия» будет вмешиваться в модифицирование человеческого организма на уровне биоорганики в сфере разума. Я подчёркиваю, наша корпорация оплатит лечение людей, а не замену частей тела, – подхватила Ольга. – И мы не снимаем с себя вины за произошедшее, случай из ряда вон.

– Конечно. Среди погибших один несовершеннолетний. Тот, которому доступ на «продвинутый» уровень закрыт. По вашим уверениям. Трёхфакторная аутентификация. – Лесной сказал это с изрядной долей ехидства.

– Да. Пароль, ДНК-паспорт и голос. Парень оказался слишком хитёр на свою голову, вышел в сеть под виртуальной личиной матери. – Иванов был полон сочувствия, в которое никто не верил.

– Да как он туда вошёл? Разъёмы монтируют только с восемнадцати лет, после психологического тестирования, с допуском врача! – Лесной всё-таки взорвался.

– К сожалению, в его школе нашёлся один умелец, который имплантировал самодельные устройства всем желающим за небольшое вознаграждение. На наше счастье, поклонников роковых паслёновых среди них оказалось немного. Мы уже выявили всех, кто прошёл эту процедуру, – мягко пояснила Ольга.

– А умелец? – Лесной явно жалел, что на юного изобретателя первым вышел не он.

– Он находится в отделе внутренних расследований «Эмпатии». Речь идёт об авторском праве и наших патентах, необходимо выяснить, где он взял схемы, – торопливо объяснил Иванов. – Всё в рамках закона. После нашего допроса мы передадим его вашим коллегам.

На самом деле после изъятия воспоминаний парень сможет только слюну высокохудожественно пускать изо рта. Все присутствующие об этом знали.

– Он несовершеннолетний, вы сдурели на нём «Очищение» проводить? – возразил Лесной.

– Я не вправе раскрывать детали нашего внутреннего расследования. Тем более комментировать закрытый частно-государственный проект. Этот несовершеннолетний нарушил авторские права. И получал за это кредиты. Коммерческое применение чужих технологий и произведений декриминализует любые ответные действия владельца интеллектуальной собственности, – заученно отчеканил Марк. – Переведу. Де-факто преступник рисковал головой за то, что использовал чьи-то достижения. Вы прекрасно об этом знаете. Это мировая практика.

Холодов и Синий посмотрели на шефа. Тот мрачно кивнул.

Лондонский пакт 2035 года. Людоедский закон, конечно. Но иначе в те времена с воровством идей и патентов не могли покончить. Суды по всему миру были завалены исками. Тогда решено было создать общую базу и установить единые правила. И наказания. Промышленный шпионаж и плагиат закончился, когда за него начали пытать и убивать.

– Нам нужны данные сеансов всех погибших. И пострадавших. Протокол передачи данных авторов, обработка каналов связи пользователей. – Холодов встал.

– Алекс. Сядь, – приказал Лесной.

– Заключения медицинских экспертов пришли. – Холодов направился к выходу.

– Посмотришь их вместе с Ольгой. Она твоя напарница в этом расследовании. Мы делимся всей информацией с «Эмпатией», – выдавил шеф. – Распоряжение сверху.

Глава 6. Визит

«Эмпатия» расщедрилась на корпоративный аэрокар. Автопилот, разумеется, был четырёхместный, отделка сидений из настоящей кожи, разрешение на полёты на самой высокой магистрали – пятьсот метров от земли. Алекс им пользовался в первый и последний раз. Не хватало ещё корпорации отслеживать его передвижения.

Свой личный транспорт с антирадаром и блокированием слежки он уже послал в точку прибытия. Успел, пока Ольга и Марк расшаркивались с Лесным на прощание. Совместное расследование, и «хвост» из этой жизнерадостной идиотки был совсем не к месту. Но внутри было комфортно, не поспоришь. Внешний вид аэрокара стилизовали под такси прошлого века. Или начала нынешнего.

В двадцать первом веке время разогналось, мир менялся необратимо каждые десять лет, с витком развития технологий. Особенно когда искусственный интеллект и дроиды стали привычней кофеварок. Лет на десять, до Голодного бунта в России. Потом на эти технологии наложили предсказуемый мораторий. Третьей мировой официально не было – не называть же таковой африканский конфликт, – и на том спасибо.

Алекс сидел напротив Ольги, но смотрел в окно вниз. Небоскрёбы и смог. Серая серость на сером фоне. А неоновые огни рекламы и яркие экраны инфосети только подчёркивали однотипность пространства.

Москва насчитывала уже сорок миллионов человек, а границы остались такими же, как и полвека назад. О проблеме перенаселения задумались, когда девяносто семь процентов жителей страны стали ютиться в городах. Государство кардинально решило квартирный вопрос, и что такое ипотека, все забыли в одночасье. Рынок частной недвижимости рухнул.

Снесли старые дома, возвели безликие высотки. Одинокие получили восьмиметровые комнатушки со всеми удобствами в коридоре, семейные – отдельные двадцатиметровые квартиры. Клетушки, зато кухня своя и душ. Холодов и сам так жил когда-то давно. Воспоминания замерцали искрами. Сороковой этаж, окна от пола до потолка, которые не открывались. Одинаковое всё, от ручек дверей до ковриков возле них.

Он однажды вернулся со смены в полиции воздушных путей и ошибся этажом. Заснул у соседа, тот был медбратом, работал в «ночную». Он и разбудил Алекса утром после дежурства. Обошлось без выяснения отношений. Потревоженный владелец как-то умудрился вломиться в такую же квартиру в другом районе мегаполиса, перепутал адрес, когда называл его аэрокару. Личных вещей ни у кого всё равно почти не было. Хватало того набора, который выдавало государство вместе с пайком и талонами на вещи и услуги первой необходимости. Когда это было? Лет двадцать назад?

Голова заболела. Алекс откинулся назад и начал считать до ста. Доставать таблетки при Счастливой не стал.

– Кстати, корпорация ещё раз приглашает вас вернуться в проект «Терапия». – Ольга улыбалась. – Моё руководство просило передать, что глубоко сожалеет о случившемся и намерено возместить нанесённый вам ущерб. Совместные исследования с вами могли бы…

– Нет. – Алекс даже не стал открывать глаза.

– Ладненько. Чудесный денёк, не правда ли?

– Вы помните, по какому поводу мы в принципе встретились?

– Разумеется. Я уверена, что всё скоро выяснится. Будут приняты меры. И всё опять будет…

– Чудесно. – Алекс всё-таки посмотрел на Ольгу.

– Вот видите. Хорошие эмоции заразны. – Счастливая сияла.

– Ваша компания приносит больше вреда, чем пользы. Просто за эти три года люди ещё толком не разобрались.

– Да вы ретроград. Это же новая ступень развития человечества. Социальная сеть, в которой можно делиться не просто изображениями и записями, но и эмоциями, настроением, своей личной историей. Высшая степень доверия друг к другу. Искренность, которая становится трендом, модой, законом. Через полгода открытия сети рынок порнографии исчез почти во всём мире. – Ольга развела руками как бы в восхищении.

– Я читал аналитику. Актёры больше не могли симулировать удовольствие. Датчики фиксировали боль и отвращение даже на уровне «наблюдения». А при глубокой съёмке мозга даже во время постановочного полового акта – воспоминания о насилии, ненависть к себе. Память об инцесте, нищем детстве или рожа пьяного отчима, который среди ночи внезапно зажимает тебе рот и рвёт трусы, эрекции не способствует. – Алекс произнёс это максимально спокойно и любезно, как будто они обсуждали погоду.

– Вы не правы, Алекс. Проблема сексуальной эксплуатации женщин, мужчин и детей, наглядной объективизации испарилась сама по себе. В сети «Эмпатия» есть контент человеческих удовольствий. Но он записан совершеннолетними людьми добровольно. Это здоровые эмоции. – Ольгу было невозможно смутить.

– А в странах «мусорки», или третьего мира, как его называли раньше, нездорово вырос уровень реального сексуального насилия по отношению ко всем вышеперечисленным. Порно в свободном доступе держало потенциальных маньяков в узде. Не всех. Но значительную их часть. – Алекс знал, о чём говорил.

– В странах третьего мира? Никогда такого не слышала.

– А в странах «золотого миллиарда» появились новые ролики-эмоции. В которых мужчин, женщин и детей из стран третьего мира накачивают обезболивающими и наркотиками. Их насилуют, режут, колют, калечат. – Алекс всего лишь описывал то, что видел каждый день.

– Это чёрный рынок, – не сдавалась Ольга. – В «Эмпатии» в открытом доступе этого нет.

– Это ещё и лайт-версии. В хардкорных вариантах нет спасения. И ваши технологии позволяют это создавать. Записывать на физические носители. И воспроизводить на оборудовании для подключения к «Эмпатии», только без связи с вашими серверами, лишь бы был обруч для «глубокого» погружения, да хватит даже набора для «продвинутого» уровня. Я только позавчера нырял в последние воспоминания девочки-шлюхи двенадцати лет. Ей в конце отрубали руки, а она говорила спасибо. Чем вы занимались в двенадцать лет? – Он внезапно наклонился к Ольге. Просто чтобы проверить реакцию.

– Играла Джульетту в школьном театре. – Счастливая не сдвинулась ни на миллиметр. – Я понимаю вашу профессиональную деформацию. Но вы и раньше, до «Эмпатии», сталкивались только с чёрной стороной жизни. Знаете, с таких позиций всё вокруг кажется таким…

– Чудесным? – Алекс уже откровенно над ней издевался.

– Сколько раз вы ныряли в воспоминания этой девочки? – осторожно спросила Ольга.

– Тридцать-сорок раз. Пока не разглядел обшивку контейнера, в котором её мучали. Увидел её глазами первые цифры блока, разобрал запах гнилых мандаринов. Коллегам из международного бюро расследований этого хватило для поиска по международным портам.

– Вам определённо нужно вернуться в проект «Терапия», как эксперт я настаиваю на этом для вашей же безопасности. – Ольга отсела от него максимально далеко, насколько позволяла кабина аэрокара.

Она держалась от него подальше и после высадки в закрытом посёлке. Въезд сюда был по пропускам, заселение – через разрешение от государства. Члены пасторального сообщества, обитающего в нескольких десятках двухэтажных таунхаусов, явно работали в каком-то особом министерстве. Здесь даже был газон. Настоящий, зелёный.

– Какая прелесть. Воздух такой свежий. – Ольга улыбалась.

– Пахнет чем-то чудесным. – Алекс поднялся по крыльцу нужного ему дома и постучал в дверь. – Горем, что ли.

– Мы же летели в школу Дмитрия Никифорова. – Ольга неуверенно присоединилась к Холодову.

– Я изменил маршрут.

Дверь распахнулась. На пороге стояла бледная Людмила Николаевна. Заплаканная, растрёпанная, в том же платье, в каком нашла мёртвого сына. Потёки крови высохли и стали коричневыми. Ольга уже было развернулась, но Алекс схватил её за руку и почти зашвырнул в холл.

– Людмила Николаевна, правительственная комиссия, МИТ. А это, – он кивнул на Счастливую, – представитель социальной сети «Эмпатия». Она хочет задать вам несколько вопросов о бреши в защите доступа. И контенте, который потреблял ваш сын под вашей личиной.

Никифорова повернулась к Ольге. Наконец убитая горем женщина увидела ту, на ком можно выместить всю злость и обиду за трагедию.

– Ты? Да как у тебя совести хватило заявиться, отродье дроидское? – Людмила Николаевна двигалась к ней медленно, как будто собиралась атаковать.

– Расскажи ей про счастье и радость. Предварительный допрос уже был, но вдруг ты выяснишь что-то новое. – Холодов закрыл входную дверь и крикнул: – Отчёт к вечеру!

Глава 7. Дом, милый дом

Холодов сидел в своём аэрокаре на заднем дворе собственного дома. Сначала включил «глушилку» и только потом набрал на передней панели код вызова Синего. Лицо Кристиана замерцало на переднем стекле.

– На тебя поступила жалоба от Счастливой, – вместо приветствия сказал парень.

– Это серьёзно?

– Шеф даже распечатал документ, на настоящей бумаге. А потом скомкал и кинул в ведро. Этим своим жестом, типа он звезда баскетбола. – Кристиан явно был под впечатлением от расточительности начальства.

– Алгоритм подбора роликов по жертвам готов?

– Будет через пару часов. «Эмпатия» со скрипом поделилась данными. Всё как всегда. Выбор был случайным, исходя из предпочтений пользователей.

– Всё равно надо проверить, что-то общее у жертв должно быть.

– Нам. Им. Всем, короче, повезло, что автора зарезали на первой песне. Обычно музыканты начинают концерты с опозданием, традиция такая. Максимальное количество подключений зарегистрировано минут через пятнадцать. И через пять после смерти девушки.

– Трансляция продолжалась?

– Да. Ужас, любопытство, истерика свидетелей, паника тех, кто пытался покинуть зал, страх тех, кого обыскивали. Ролик час был в топе «Эмпатии», пока его не удалили.

– Слушай, надо сравнить данные трансляций концерта с предыдущим выступлением группы.

– Сейчас отправлю запрос в «Эшку».

– Это открытые данные, не привлекай пока их внимания. Это рабочая версия.

– Насколько важная? – Кристиан слишком хорошо его знал.

– Пока главная. Но в отчёт не включай. Проверим. Если цель не убийство, а дискредитация сети… – Алекс запнулся.

– То МИТ расформируют, а мозги сотрудников вычерпают чайной ложкой?

– Не понял.

– Не обращай внимания. Я тут увлёкся старыми фильмами. Вот там насилия и «чернухи» насмотрелся, не ожидал даже. Неужели полвека назад в каждом доме жил маньяк, а прогулка вечером по улице была тем ещё смертельным аттракционом? Как они так жили, а?

Россия пару десятилетий назад стала одной из самых безопасных стран в мире. Тотальный контроль за гражданами ввели ради всеобщего блага. Никто не возражал. Сканеры на каждом шагу и личные идентификационные датчики, вшитые в тело, не давали ни единого шанса замести следы. Кражи, разбои, хищения канули в Лету.

Потенциальных маньяков и убийц вычисляли ещё в детстве на ежеквартальных школьных осмотрах. Если медикаментозное лечение не глушило агрессивные наклонности, то ребятишки с жаждой крови переезжали в специальные учреждения, «санатории», пожизненно.

Зачем рисковать свободой и грабить кого-то, если правительство обеспечивает тебя базовым набором всего необходимого и даже жильём?

Изнасилования стали городской легендой после открытия центров релаксации, или «дроидоборделей». Не складывается с сексуальным партнёром? Делай что хочешь с человекоподобным роботом два раза в неделю. Анонимно и легально.

Преступность не искоренилась полностью, но ушла в кибернетическое пространство и инфосеть. Никто не приставлял никому нож в тёмном переулке. Зачем, если можно взломать банковский счёт? Месть ограничивалась размещением компромата на форумах и подделкой фото- и видеоматериалов. Но и это сошло на нет после бума на «личины». Изображения и запись даже перестали считаться доказательством в суде, эту роль сохранили только факты на основании записей в государственных системах наблюдения. Жизнь была беззубой, сытой и почти всех устраивала. До недавнего времени.

– Мы типа беседуем. – Синий вздохнул. – Цветы?

Алекс посмотрел на соседнее сиденье. Букет из двадцати пяти красных голландских роз стоил ему месячной зарплаты.

– Синий. Я хочу развестись. – Холодов озвучил то, над чем думал уже не первую неделю.

– Нет. Мы же договорились. Её нельзя упускать из виду. – Кристиан готовился к этому разговору.

– По идее, после работы я должен отдыхать. – Алекс замолчал, увидев, как ассистент грозит в камеру кулаком.

– Не по интеркому. Это раз. Во-вторых, нет, нет и ещё раз нет. Вспомни, когда они с сыном пять лет назад лежали в больнице. – Аргумент был весомым.

– Увлёкся на допросе, бывает, – отмахнулся Холодов.

– Разбил голову свидетелю, – уточнил его собеседник.

– Потому что он наблюдал, а не помогал жертве. Он так мерзко хихикал от удовольствия и в допросной тоже хрюкнул. – Алексу самому было интересно, чего он тогда так разгневался.

– Скажи спасибо, Лесной уверен, что ты давно с катушек слетел, замял происшествие. Но ты же за неделю умудрился со ста баллов по шкале пофигизма переместиться на миллион по оси раздражения. По поводу и без. Марина тебя успокаивает. И не спорь. – Синий явно хотел закончить этот разговор.

– Я сплю в одном доме с психованной алкоголичкой, которая держит ножи под подушкой, – признался наконец-то Алекс.

– Спальни у вас разные. Подопри вечером дверь креслом. В целом я её понимаю и не осуждаю. – Сочувствия Кристиан не проявил. – Её зовут Марина. А сына – Николай. Твоего сына.

– Да. – Алекс знал, что будет бубнить эти два имени несколько минут, пока не зайдёт в дом. Потом забудет. Но один раз всё же успеет произнести.

– Хорошо. На связи. Спасибо.

– Не за что, – автоматически ответил Алекс.

– Нет, мне спасибо. Это нормально – благодарить людей за то, что они занимаются чужими личными делами в ущерб своим.

– Да, спасибо. На связи.

Алекс выключил интерком. Потом – «глушилку». Вышел из аэрокара, вспомнил про цветы, вернулся за ними. До крыльца было несколько минут ходу, но он зачем-то остановился и осмотрелся.

Тратить столько времени на дорогу до работы и обратно ему казалось бессмысленным. Но Синий настоял, что минимум два раза в неделю Холодов обязан видеться с семьёй. Ночевать с ними под одной крышей, завтракать, гулять с сыном, хвалить грядки и огороды соседей.

Негласное соревнование заставляло владельцев домов сажать картошку, огурцы, перцы. Кто-то ставил теплицы и трясся над рассадой экзотических фруктов. И одна стена парника обязательно была прозрачной, чтобы окружающие оценили заросли винограда или саженец манго.

Жители дома справа разводили лимоны, слева – томаты. Что касается жены Холодова, первые несколько лет она даже не подстригала газон. Тот разросся, превратился в крапиву, сорняки, бурьян. Марина предпочитала садоводству вино – слишком много вина – и свою затхлую мастерскую под чердаком. Но после того неприятного, хм, происшествия она как с цепи сорвалась – начала обустройство дома и двора. Пока все остальные хвастались урожаем, она разбила цветник.

Красиво, дорого и бессмысленно. Экстравагантно, да. Вот как это назвал Кристиан. Ещё он подсчитал, за сколько можно продать букеты, и присвистнул.

– По крайней мере, своё земляничное вино она оплачивает сама. Не спрашивай, как она это делает. Не нуди, что супругам государственных служащих запрещено заниматься коммерцией. Пусть её сестра раз в неделю увозит лилии и хризантемы охапками в мегаполис. Я проверил, лишних движений по банковским счетам у обоих нет. За это не сажают и не лишают льгот. Пусть развлекаются. Не лезь к ней. Марине нужна отдушина. Меньше свободного времени – меньше расспросов. Оставь её в покое, ей и так несладко! – Синий тогда в первый и последний раз повысил на него голос.

Алекс всего-то предложил скосить цветы и засадить всё многолетним газоном. Аккуратно и скромно. В этой новой жизни главное – не выделяться.

В деревне отставных полицейских, шпионов и кого-то там ещё, чьи личные данные не найти в общем доступе, было тихо, свежо и зелено. Три часа полёта от Москвы, и перед глазами открывалась идеальная картинка садово-огородного товарищества прошлого века.

Отдельные деревянные двухэтажные дома, клумбы под окнами, деревья на тротуарах. И высокие заборы, и максимальная степень защиты тех, кто когда-то занимался делами государственной важности. Закрытые каналы связи, запрет на кабели и приёмники «Эмпатии», охрана с воздуха и на земле двадцать четыре часа в сутки. Гости – только по предварительному согласованию с указанием времени прибытия и отъезда.

Дорогой заповедник для экс-госслужащих. Насколько Алекс знал, грунт сюда привозили со всей России, с незаражённых земель. Саженцы выращивали в лаборатории, даже за травой ухаживали биологи с научными степенями.

Дешевле было уничтожить всех, кто имел доступ к государственной тайне. Но логично предположить, что преемников в таком случае больше не смогли бы найти.

Холодов с семьёй попал в программу с неофициальным названием «идеальная пенсия» благодаря заступничеству Лесного. Можно сказать, что повезло. Если не знать истинной причины.

А ведь когда переводился из службы воздушной дорожной полиции в отдел расследования тяжких преступлений, он думал, что будет умирать от скуки и безделья. Почти умер. По-настоящему.

Глава 8. Розы

Когда Алекс зашёл в дом, никто и не заметил. В гостиной за накрытым столом обсуждали предстоящую ярмарку в Посёлке. Судя по репликам, в этом году все шансы на победу были у Анастасии Никитичны, едкой пенсионерки, которая жила на окраине и выращивала гигантские тыквы полметра радиусом. Она была ещё и самой пожилой в сообществе Посёлка, как его называли сами жильцы. Так что первое место ей – это и дань уважения, и не обидно для остальных. Настоящая борьба шла за второе и третье места.

– Нет, ну правда, виноград Соболевых? – Соседка Диана Лисова закатила глаза. – Два года подряд? Это уже перебор. К тому же я слышала, что они заказывали генномодифицированные саженцы из Китая. Они и на бетоне расти могут.

– Дорогая, меньше слушай сплетниц в вашем книжном клубе, – осторожно возразил её муж Филипп.

Контрастная парочка. Полная Диана с ярким макияжем, высокой налакированной причёской и крупными яркими украшениями выглядела как новогодняя ёлка. Завистливая и любопытная, она набивалась в друзья всем, кто не успевал сбежать при её появлении. Алекс её терпеть не мог. Он подозревал, то, что она спрашивает, и то, что хочет выведать, – это две большие разницы. Наверно, поэтому Марина и приглашала Лисовых в гости.

Зато Филипп, на полголовы ниже своей крикливой спутницы жизни, напоминал колобка из одноимённой детской сказки. Он говорил тихо, мало и по делу. Оживлялся только во время разговоров об удобрениях, поливе и лопатах. Холодов даже уважал его за это: человек разбирался в том, чем занимался, и не упускал ни одного шанса повысить квалификацию. Это логично.

– Добрый вечер. Марина, с днём рождения. – Алекс нёс розы перед собой, как щит.

– Какие люди! Посмотрите, кто к нам присоединился. – Жена Холодова была уже изрядно под хмельком.

Марина поднялась из-за стола, подошла к мужу, позволила дежурно чмокнуть себя в щёку. Тонкая, высокая, с вытянутым лицом и жгучими карими глазами, она напоминала гречанок с картин времён античности. Она прекрасно об этом знала, потому и надела сегодня длинное красное платье без рукавов с вертикальными складками и миниатюрным поясом. Ещё распустила каштановые волосы, она никогда не стриглась, локоны доходили до пояса. Неуместная. Так она раньше себя называла и добавляла, что лучше бы родилась на пару веков раньше. Если бы не стала живописцем, то чьей-нибудь музой – точно.

– Тебе доставили подарок? Извини, я сам не успел, работы много. – Алекс не забыл наставления Синего.

– Конечно, спасибо. – Марина подняла правую руку и показала гостям два почти одинаковых браслета из платины. – За что люблю Алекса, так это за отсутствие сюрпризов. Этот на тридцать четыре года, а этот – на тридцать пять.

– Лучшее – враг хорошего. Что ты от мужика хочешь, вам презенты выбирать – всё равно что по минному полю ползти без сапёра, – подал голос ещё один гость, Андрей Балтенко. – Здорово, Алекс.

Бывший коллега Холодова, а теперь ещё и сосед, редко выбирался из дома. На его инвалидной коляске можно было и летать, пусть и невысоко, но затворник общался в основном с помидорами и своим взрослым племянником.

– Мариночка, он решил наверняка, чтобы не рисковать, – поддержал Балтенко Филипп. – Это же антиквариат?

– Да, ручная работа, середина двадцатого века. – Именинница поняла, что перегнула палку. – Видимо, это начало моей новой коллекции. Пойду цветы в вазу поставлю.

– Алекс, привет, – с кухни высунулась Аня, младшая сестра жены, – ты вино или что покрепче будешь? Сейчас тарелку принесу.

– Чай. Возможно, сегодня ещё вернусь в контору, – безразлично отозвался Алекс и притулился с краю стола.

Гости жадно на него смотрели. Учитывая специфику Посёлка, никто никогда не обсуждал рабочие вопросы и даже прошлые места службы. Но пенсионеры и отставники явно скучали, несмотря на все грядки, ярмарки и клубы по интересам.

– Это из-за «Эшки», да? Мне дочь звонила, ругалась, что «продвинутый» уровень отключили, а деньги не вернули. И когда восстановят, неизвестно, – закинула удочку Диана.

– Правда, что тысяча подписчиков погибли во время трансляции? И у всех раны были, как у изначальной жертвы? – даже Филипп не удержался.

– Нет. Это ответ на эти и все последующие вопросы. – Алекс пытался быть корректным.

Как раз вовремя Аня принесла ему тарелку, приборы и кружку с чаем. Алекс молча рассматривал салаты, остальные без слов за ним наблюдали.

– Ты рано приехал. Мы как раз почти сговорились свергнуть Анастасию Никитичну с пьедестала почёта за однообразие. Решили пожалеть, если в этот раз она выставит гигантские кабачки. – Марина вернулась из кухни с двумя открытыми бутылками вина.

Диана захихикала и переглянулась с мужем.

Видимо, тема продолговатых больших овощей несла на себе дополнительную смысловую нагрузку и ко всему прочему относилась к инстинкту размножения. Но за столом все явно оживились. И это было к лучшему.

– Органика, боже. Даже запах другой, не то что у синтетики. – Диана явно нацелилась если не съесть, то попробовать все овощные салаты на столе.

– Милая, правда, Марина отлично готовит? – Филипп заёрзал.

– А что тут уметь, если всё натуральное? Дорого, конечно. Мы вот не каждый день выращенное на земле едим. А наш урожай пока поспеет… – Диана зацокала.

– И мы рады, что наши друзья столь щедры и заботливы. Тем более сегодня праздник и это оправданно. – Мужу завистницы было за неё явно стыдно, он схватил бутылку вина и стал разливать по бокалам.

Алекс решал для себя дилемму: отчитать Марину за выставленное на стол богатство или нет, – но решил позже обсудить это с Синим. Химии среди угощений не было вовсе. Мясо, овощи, фрукты – всё натуральное. Хлеб и тот она сама испекла.

– Я слышал, что у ныряльщиков мозги через уши вытекли. – Девятилетнему сыну Алекса было плевать на все ограничения взрослых.

Он недавно вернулся с прогулки. Ноги были грязные до колен, на руках царапины, на шлеме пара новых вмятин.

– Где ты такое слышал, сын? – Имя Алекс уже забыл.

– Пацаны сегодня на речке обсуждали. Инфосеть блокирует все сообщения, но слухи ходят. Правда, что «Эмпатию» запретят насовсем? – Коля не унимался.

Да, точно. Его зовут Коля.

– С днём рождения меня, да, хороший мой? – неожиданно на помощь пришла Марина.

– Ой. Сейчас, принесу. – Мальчишка умчался на второй этаж.

– Не торопись, умойся, – вслед ему крикнула мать.

– Дурацкое изобретение, «Эшка» эта, – пожал плечами Балтенко и поднял бокал с вином, сворачивая неприятный разговор: – Тост за хозяйку дома! Пусть твоя жизнь будет такой же изобильной и щедрой, как это роскошное угощение.

Все стали чокаться, Диана потянулась поцеловать Марину, Филипп тем временем схватил ещё один кусок хлеба и принялся быстро жевать его. А Марина смотрела на Балтенко и почему-то крутила в руке подвеску на цепочке. Алекс присмотрелся. Золотой мольберт с кистью.

– Как твоя реабилитация, Андрей? – внезапно сменила тему Диана.

– Как видишь, очень успешно. Приняли в балетную школу, тренируюсь на подмостках, думаю взяться за партию чёрного лебедя. – Балтенко хлопнул по ручкам инвалидной коляски.

– Просто сейчас такие биотехнологии развитые, я давно не видела никого даже на костылях. – Лисову было не унять.

– У меня аллергия на эти дроидские штучки, – отрезал Балтенко. – Вылечат как-нибудь.

– Конечно, придумают ещё что-нибудь. С дроидами ты загнул, конечно. Там же нет искусственного интеллекта, просто биомеханика, внешне на ощупь и не отличить. – Филипп опять взял на себя роль громоотвода.

– Это они так говорят. А я смотрю на эти запасные руки-ноги и думаю: кто ж на них раньше бегал, – пожал плечами Балтенко. – Только бэушных конечностей мне не хватало.

– Так, хватит этих разговоров. – Аня встала со стаканом в руке. – Тост за мою сестру, умницу и красавицу, и ставка. Кто последний допивает, тот говорит правду.

Замешкалась почему-то Марина. Надо было попросить её сестру заменить ей алкоголь на сок, бесстрастно отметил Алекс.

– Ой, ладно, признаюсь! В розыгрыше органики я получила ананас! – восторженно завопила Аня, перекрывая тихое шипение Марины.

Как ни странно, ежемесячно в соцпакет входил сюрприз – это могла быть и смородина, и слива, чаще – яблоко. Теперь вот ананас. Только Балтенко не расспрашивал о весе и вкусе фрукта, он с сочувствием смотрел на Марину.

– Ненавижу красные розы. Ненавижу. – Тридцатипятилетняя неудавшаяся художница и идеальная домохозяйка последнее слово почти что выплюнула мужу в лицо.

Глава 9. Встреча

Москва, 2066 год

Пятого июня всегда шёл дождь. Выпускница художественной академии двадцатипятилетняя Марина Жемчужная мокла, но упрямо шла по знакомому маршруту. Это стало частью её ежегодного ритуала, так было легче вспоминать.

И забыть о том, что куратор ей предложил сегодня вести арт-терапию в доме престарелых. Выбор был невелик: или работа по решению государства, или волонтёрство на благо общества в каком-нибудь из центров реабилитации и надзора за малолетними преступниками и душевнобольными. В этом сезоне свободные вакансии открыли только эти учреждения. Правда, оставался ещё один вариант: снова пойти учиться, но теперь уже на востребованную специальность. Стать антикризисным сотрудником колл-центра для буйных клиентов. Контролёром-технологом на пищевом производстве. Техником-агрономом.

Марина со своей любовью к искусству и многочасовым посещениям музеев и галерей в социальный заказ не вписывалась. Она рисовала, потому что это её спасало, хотя больше обдумывала и представляла, что изобразит, чем творила. Полгода она откладывала своё социальное пособие и предвкушала, на что его потратит. Холст из натуральной ткани стоил почти две сотни кредитов. Кисти и краски – ещё триста. Марина давилась химией, носила синтетику, обходила стороной парфюмерные магазины и лавки со старой бижутерией.

На антиквариат из драгоценных металлов смотреть было невыносимо больно. Но кем надо трудиться, чтобы столько зарабатывать? Пятьсот кредитов за серебряные серёжки середины двадцатого века, серьёзно? Правда, они стоили этих денег. У украшений были история, прошлое, царапины и вмятины, которые и делали их уникальными и столь притягательными на фоне современных изделий. О, эти-то штамповали тысячами. Идеально ровные, гладкие и совершенные. Никакие. Как и все вокруг. Мама бы поняла. И папа. Вот они. Отлиты в бронзе.

Марина наконец добралась до конечной точки своего ежегодного паломничества. Ей даже повезло, в отличие от других детей. Скульптор почему-то выбрал фотографии её родителей для центральных фигур монумента в честь жертв дроидов. На самом деле это был памятник Голодному бунту. Но правительство делало акцент не на том, что люди вышли на улицы из-за нищеты и безработицы. А на том, что нескольких тысяч протестующих расстреляли меньше чем за десять минут полицейские роботы.

Машины оценили степень угрозы, количество демонстрантов, баррикады, вспомнили заповедь «с террористами не договариваются» и отключили внешнее управление.

У всех дроидов было одно лицо – парня с ямочками на щеках и белозубой улыбкой. Русоволосый атлет с веснушками вызывал у людей доверие, так решили разработчики после годового обсуждения облика нового охранника правопорядка с фокус-группами. Идеальный служащий. Не устаёт, не жалуется, видит в темноте, двигается как гепард, знает все виды оружия и не берёт взятки.

К сожалению, программное обеспечение тоже оказалось совершенным. Самообучаемым. А в основу заложили разум какого-то реального полицейского с лучшими показателями по раскрытию преступлений. Как оказалось, цель для него оправдывала средства. А преступников он за людей не считал.

Папа Марины был водителем какой-то тяжёлой техники, бульдозера, кажется. Когда-то они жили в Сибири возле угольных шахт. Но потом на рудники пришли дроиды. У них не было профсоюза, и они работали столько, сколько им прикажут.

Семья переехала в Москву. Все сюда перебирались, уж в столице-то должна быть работа.

Жемчужная помнила маленькую комнатёнку, в которой они жили втроём. Она спала на раскладном кресле, родители – на одноместной тахте. Больше сюда ничего не помещалось. Папочка и мамочка каждые несколько месяцев меняли работу и всё чаще ругались с хозяйкой коммунальной квартиры, которая сдавала им жильё.

Мама тоже рисовала. Вечерами Марина наблюдала, как лёгкие карандашные штрихи на бумаге превращались в замки, принцесс, драконов, луга и поля. Но это было никому не нужно, как и диплом дизайнера по рекламе. Мама приходила вечером измотанная и печальная. Продавец в магазине, курьер, посудомойка, уборщица, сиделка – кем она только не была.

Но число вакансий стремительно уменьшалось. И с каждым днём прилавки, кассы, офисы и склады заполняли человекоподобные роботы с идеальной внешностью.

Всё шло не так уж и плохо, папа подрабатывал извозом. А потом – бац! – на рынок запустили аэрокары. Пока он занимал деньги на переобучение и новые водительские права, выяснилось, что пилоты им не нужны. Управление велось только в автоматическом режиме. Идеальное решение для мегаполиса. Дешёвый и безопасный вид транспорта. И никаких пробок.

Но идеальное не значит лучшее. Безработных гнали домой, не только в Москве, по всей России происходило то же самое. Редкие технофобы-владельцы небольших предприятий разорялись. Они не могли конкурировать с компаниями, которые заменяли людей идеальной техникой, производили больше, продавали дешевле.

В тот роковой день мама и папа ушли на баррикады. Они ходили на демонстрации почти неделю. Но пятого июня две тысячи сорок шестого года кто-то начал громить магазины и рестораны, вытаскивать оттуда мебель, загораживать улицы, зажигать костры. Как только первый коктейль Молотова полетел в робота-полицейского, все они – чёртовы железные куклы – перешли в автономный режим самосохранения. Это логично. Кстати, очень по-людски.

Пятилетнюю Марину через несколько дней вытащила из-под кровати хозяйка. Она была мерзкой, крикливой и жадной московской старухой. Но в то утро она плакала. Обняла девочку, долго качала на коленях. Перед тем как отвести её в приют, накормила досыта и дала с собой конфет.

И все же родители погибли не зря. Дроидов сняли с производства и ту серию уничтожили, всех до единого. Бои с ними шли ещё месяц по всей стране, а эксперименты по сращиванию человеческого и машинного интеллектов запретили. Правительство запустило социальную программу «Гражданин». Бесплатное жильё, еда, даже одежда и бытовые услуги. Само собой, образование и медицинская помощь тоже входили в соцпакет. Теперь никому не приходилось унижаться из-за трудоустройства или голодать.

Вот только родителей у Марины больше не было. И своего дома.

Половину пособия за этот месяц она потратила на одну красную голландскую розу. Как-то повелось, что в годовщину Голодного бунта именно этот цветок приносили к памятнику родные погибших.

Марина села возле памятника с розой в руках, спиной к скульптурам. Прижалась к ногам отца – точнее, его бронзовой копии, которая закрывала собой ещё одну: застывшую навсегда худую женщину в изодранном платье, с гривой каштановых волос. Девушка точно знала, какого они цвета, у неё были такие же.

– Хотите кофе? Горький вкус подслащивает день. – Из воспоминаний её выдернул серьёзный высокий парень с острым лицом. Он тоже вертел в руках красную розу.

Уже в кафе она узнала, что её нового знакомого с серыми глазами зовут Алекс, а во время Голодного бунта погибла его тётя.

Глава 10. Наблюдатели

Соседи Холодовых вернулись в свой дом через дорогу. На крыльце Диана повернулась и помахала Марине с её сестрой и сыном. Те устроились на веранде на полу и играли в карты.

– Какое милое семейство. – Диана криво улыбнулась.

Уже можно было. С такого расстояния её толком не видно. Выражения лиц изменились у обоих, как только Филипп закрыл дверь.

– Не могу. Возвращаюсь от них как больная, как будто меня там наркотой накачали, а тут отходняк накрывает, – пожаловалась Диана супругу.

– Земляничное вино. Нет, ты видела? Бутылок шесть за вечер сменили на столе. – Теперь и муж совсем был непохож на благодушного подкаблучника.

– Да я такое один раз в жизни пробовала, на свадьбе у твоего дядьки, помнишь, десять лет назад, когда он удачно женился на наследнице этого… который производством микросхем для бытовой техники занимался. Я как-то смотрела на аукционе редкой органики, сколько ягоды стоят. А когда зазырила цену кустиков и усиков для грядки, дроид их забери… Она даже не стесняется! – Диана сняла обувь и швырнула её в угол.

У Лисовых тоже был двухэтажный деревянный коттедж. Те же стены, потолки и комнаты. Но в них не было стеллажей со стеклянными вазами и деревянными игрушками, глиняных горшочков с фиалками и картин на стенах, антикварной мебели и вручную сшитых подушек с сюжетами классических полотен. Диана как-то пыталась расставить столы и стулья, как в гостиной Марины, но получилась карикатура на уютное и светлое жилище.

Ещё бы, как повторить дизайн с настоящими льняными скатертями и белым кружевным тюлем, если и то и другое, даже располагая сотнями кредитов, сперва надо найти и привезти в Посёлок?

– И яблоки душистые! А сейчас даже не сезон. Это с другого континента, точно. Дешевле свой самолёт купить. – Филипп не мог забыть угощение.

– Слишком они богаты для нашей деревни отставных полицейских. Много мнят о себе.

– Непростые они. Оба. Хватит её подкалывать, ещё перестанет тебя в гости приглашать. И деревня не наша, помнишь?

Филипп схватил себя обеими руками за кожу на шее и снял парик. Жалюзи плотно закрыты, соседи и не узнают, что на самом деле он лысый, а накладку носит, чтобы скрыть два разъёма с металлической крышкой на макушке.

Диана тем временем взяла ионовые салфетки с полки, подержала их в паре сантиметров от лица и избавилась от броского макияжа. Без косметики у неё оказались колючие и неприятные черты лица.

– Перегнёшь палку – до свидания, солнце, воздух и вода. – Филипп пошёл в кладовку.

– И повышенная пенсия. Да не бросит она со мной общаться. Кому она тут нужна в деревне со своей мазнёй! Тут не соседи, а галерея живых героев. Кто людей спасал, кто за президента грудь подставил. И она, художница недоделанная! Ты видел её «шедевры»? Да наш Санечка в три годика рисовал лучше! – Диана тоже сняла парик, обнажив на блестящей макушке такие же разъёмы, как у мужа.

За дверью кладовки скрывался пункт наблюдения. Никаких окон не было. Только мониторы, компьютеры, провода, два больших квадратных экрана на стене. Лента из шести экранов поменьше на соседней стене в режиме реального времени транслировала картинку с камер наблюдения в доме и дворе Холодовых. На большом столе валялась груда маленьких прозрачных кубов и автономные обручи для подключения к «Эшке» необычной конструкции.

Продолжить чтение