Сердце Севера
Глава 1
Нина загадала желание.
Чистое, глубокое, уже по-осеннему стылое небо сияло миллионами звёзд. Самые яркие подмигивали друг другу, как заговорщики, а потом застывали в ожидании очередной падающей звезды. И тогда где-нибудь на чернильном полотне срывалась в пропасть и тотчас сгорала хвостатая Персеида, оставляя за собой тонкий след надежды на чудо.
Нина усмехнулась. Подумать только! Две недели назад она подшучивала над членами экипажа моторной лодки, когда те прыгали под мостом в ледяную воду в порыве загадать желание. Наивные – думала она тогда, глядя на их испуганные лица в воде, – столько страданий ради приметы. А теперь она сама мёрзнет посреди соснового леса, задрав голову к звёздному небу. Кажется, это свойство человеческой природы: ты иронично смотришь на других мечтателей, но при этом сам никогда не упустишь возможности заказать у Вселенной быструю доставку своего самого сокровенного желания. Разница только в том, во что сам веришь.
За воротами дачного посёлка начиналась грунтовка. С утра до самого вечера по разбитой, изъезженной лесной колее медленно ползали автомобили, днём бродили дачники с корзинами или деревенские псы с печальными глазами, бывало, пробегали дети с пляжными полотенцами и надувными кругами; ночью же дорога принадлежала сверчкам.
Она слегка надавила на педаль велосипеда и тронулась вглубь леса. Под колёсами зашуршал мокрый грунт. Она внимательно всматривалась в каждый слепой участок дороги, пытаясь предугадать препятствия, но всё напрасно – лужа, ещё одна, и вот кроссовки набрали воды, а по куртке стекла грязная струйка, прилетевшая с заднего колеса.
Наконец, показался «Треугольник». Так в народе называли участок леса, разделённый клинышком двумя дорогами: одна вела к дачам, другая – к оздоровительному лагерю. Нина приехала попрощаться с любимым местом до следующего лета.
Когда она была маленькой, папа часто брал её с собой за грибами, и каждый раз это был приключенческий поход. Отец, как лесной чародей, умел удивить: то отыщет среди пожухлой листвы ежа, то покажет диковинную птичку на дереве, то смастерит игрушку из шишек и прутиков. Он всегда знал, что через 4 дня на этой полянке пойдут лисички, а вон там созреет лужайка с земляникой. И никогда не ошибался. Он чувствовал природу. Нина наблюдала, как вечно угрюмый, уставший от ругани отец, оживал в лесу, как он начинал мурлыкать под нос песенку, шутить, как расходились тонкие лучики от уголков его смеющихся глаз.
По привычному маршруту они обходили грибные места в сосновом бору, а потом возвращались на дачу через «Треугольник» и непременно делали остановку, чтобы передохнуть и попить горячего чайку из термоса. И вот тут-то начиналось самое интересное. Пока Нина раскладывала на газетке бутерброды и разливала чай, папа усаживался на сруб у кострища, разжигал костёр и, гладя на неё через прищуренный глаз, спрашивал:
– Ну что, Нинок, какую историю тебе сегодня рассказать?
– Про приключения! – выкрикивала девочка и усаживалась напротив, восторженно глядя на отца.
Он рассказывал истории о своих путешествиях в далёкую Карелию, о белых кудрявых бурунах на суровой Ладоге, о высоких шхерах, напоминающих огромных чудовищ, притаившихся в воде; а Нина жевала бутерброд и представляла, как папа мчит на лодке по волнам, его глаза горят, а руки крепко сжимают кантеле, волшебный инструмент, способный усыпить водяных монстров. И вот он пересёк озеро, преодолел скалы и сошёл на берег маленького необитаемого острова посреди большой воды. Сильный и всемогущий, как герой народных сказок.
В последний раз, когда они обедали на «Треугольнике», папа набрал целую корзину белых грибов, и пока хлеб жарился над угольками, он довольно поглядывал то на дочь, то на лукошко.
– Смотри, дочка, – сказал он тогда, кивая на корзину, – всю зиму будем есть. Без тебя ничего бы не собрал, разве что поганок принёс. Ты – мой талисман!
Через неделю его не стало. Это было двадцать пять лет назад.
Нина посветила фонариком на то место, где когда-то было кострище, но всё заросло бурьяном. Нет больше «Треугольника». Живы только воспоминания.
Она села на велосипед и поехала в сторону дачи. Снова зашуршал под колёсами грунт, запели сверчки, над головой зашелестели и зашептали деревья: «Ты – мой талисман».
Близилась полночь. Но дачный посёлок не спал. В домах горел свет, во двориках играла музыка. Обычно участки к этому часу погружались в тишину, соседи желали друг другу доброй ночи, закрывали теплицы и шлёпали уличными тапочками в тёплый дом. Но в тот вечер было шумно. Люди пели и гуляли; уже с самого утра на улицу выставляли столы и стулья, жарили шашлыки и пили вино: дачники прощались с летом. Это был пятничный вечер одного из последних дней августа.
Когда Нина подъехала к воротам своего дома, на неё выскочила обеспокоенная мама, с подбитыми кудряшками с одной стороны и всклокоченными с другой. Она теребила в руках фонарик, пытаясь его включить.
– Мам, ты чего не спишь? – спросила Нина, слезая с велосипеда. Она не ожидала увидеть маму в столь поздний час, да ещё и на улице.
– Нинок, наконец-то, – сказала женщина и продолжила стучать фонариком о ладонь, на тот случай, если старые батарейки вдруг передумают и оживут. – Свет пропал во всём доме! Наверно опять пробки выбило.
Нина вздохнула.
– Неудивительно…
– Поднимешься на чердак? – спросила мама утвердительной интонацией.
– Конечно. Сейчас всё починим.
Фонарик, наконец, включился. Женщина направила свет на Нину, потом на велосипед, перевела взгляд на кроссовки и спросила:
– А ты где была?
– Каталась, – отмахнулась Нина. – Всё-таки до следующего лета не увижу родные места.
Мама потёрла поясницу, обёрнутую шерстяным платком, и пошлёпала за Ниной в дом.
На чердаке пахло сыростью. Она включила фонарь на телефоне и пробралась к счётчику. Автоматический выключатель, понятное дело, был отщёлкнут, и достаточно было движения одного пальца, чтобы в мгновение вернуть к жизни свет во всём доме, электрический чайник, стиральную машину, телевизор, наружное освещение, пару зарядных устройств, холодильник и электронагреватель в каждой комнате – словом, всё, на что советская проводка явно не была рассчитана.
Когда-то на чердаке отец обустроил детскую игровую комнату с кукольным городком и большой железной дорогой, но когда Нина и её двоюродные сестрёнки подросли, игровую завалили и стали использовать, как сарай. Сюда почти не поднимались, разве что кто-то раз в две-три недели заглядывал, чтобы – как говорит мама – вернуть свет.
Вдоль стен стояла старая мебель. Трёхногие стулья, как цирковые акробаты, взгромоздились друг на друга и висели в воздухе, рядом примостилось прикрытое ветошью зеркало в богатой раме, а у другой стены стояла швейная машинка Zinger с деревянным основанием и красивой кованой педалью. Дальше шли коробки с советским сервизом и бог ещё знает чем. А в самом дальнем углу лежали стопки книг, заботливо перевязанные бечёвкой.
Нина села на корточки и принялась осматривать корешки книг. Большую часть коллекции составляла русская классическая литература. По слухам, бабушке, работающей в перестройку на полиграфическом комбинате, выдавали часть зарплаты книгами. Вроде несправедливо, но и жаловаться не станешь, ведь, как считалось тогда в самой читающей стране мира, книга – лучший подарок.
Среди советского самиздата и постперестроечных детективов стояли сборники фантастики. Нина выбрала себе роман братьев Стругацких на вечер и уже собралась спускаться, как вдруг среди старых школьных учебников она заметила любопытную книгу. Её привлекла кирпично-красная обложка с голубыми разводами и жёлтыми узорами. «Калевала», год издания 1933, финский народный эпос. Книга выглядела настолько ветхой, что казалось, рассыплется прямо в руках. Верхний слой краски потускнел, треснул и разошёлся тонкой паутинкой по всей поверхности. Уголки смялись и обнажили под цветной оклейкой бахрому картона. Хотя даже в таком побитом состоянии угадывалось, что когда-то «Калевала» была нарядным подарочным изданием.
Нина осторожно раскрыла книгу – корешок хрустнул, как французский багет, а в нос ударил горький землистый запах ветхих страниц. От старости и ненадлежащего хранения бумага пожелтела и пошла волнами, буквы потеряли прежний контраст и как будто немного расфокусировались.
Никогда прежде она не видела эту книгу, хотя хорошо знала её содержание. В памяти ожили картинки о том, как она, будучи ребёнком, пыталась выговорить имя главного героя, о котором слышала из папиных рассказов, а отец смеялся и раз за разом повторял по слогам.
«Вяйнямёйнен», – прошептала Нина.
Всё-таки случайности не случайны. Последние несколько дней Нина много думала об отце, о его странной судьбе и внезапном уходе. И вот теперь находит на чердаке его книгу. То, что книга принадлежала ему, не было никаких сомнений. Нина догадалась, что именно оттуда он доставал, как из расписного сундука, сказочные истории о подвигах жителей Калевы.
Было в этой книге ещё кое-что любопытное. На форзаце между переплётом и книжным блоком проходил жёсткий стык, как будто книга была собрана вручную. Возможно, её когда-то ремонтировали, всё-таки изданию много лет, а судя по изношенности, книгой часто пользовались. Нина поднесла поближе фонарик и увидела выцветшую надпись карандашом, которую не заметила сразу. Раньше именно так люди подписывали книги в подарок: кому, от кого, по какому поводу и обязательно тёплые слова «на добрую память», «с наилучшими пожеланиями». Но это не было поздравлением. На ванильного цвета бумаге мелкими прописными буквами было выведено: «Нина, найди сердце севера. Остров Ильматар». А на строке ниже – цифры 310 дефис 336.
Она перечитала ещё раз.
И ещё раз.
Нина всматривалась в каждое слово, не веря своим глазам. Зачем отец (а то, что именно он автор послания она не сомневалась) оставил эту записку внутри книги? Что он хотел этим сказать?
«Сердце севера… что за бред… папа, ты о чём», – прошептала она. Первая мысль была о том, что отец в конце своей жизни утратил связь с реальностью и потерялся в том, чего нет. Он часто пропадал из дома, а мама объясняла его отсутствие двумя фразами «уехал» и «запил». Возможно, эта надпись – послание из хмельного забытья, а, может, последняя воля любящего отца. Но как бы там ни было, нужно первым делом поговорить с мамой.
Нина сунула подмышку «Калевалу» и спустилась вниз.
В спальне горел ночник, это означало, что мама уже спит. Придётся подождать до утра. Нина заварила чай с листочками мелиссы и устроилась на диване под пледом. Через открытое окно на неё смотрело звёздное небо. Миллионы, миллиарды маленьких огоньков мигали и блестели, обещая новую встречу через год. Но в следующем августе Нина уже не увидит эти звёзды, как и саму дачу.
И виной тому найденная на чердаке папина книга.
Глава 2
Утром её разбудило суетное шлёпанье садовых тапочек: топ-топ, туда-сюда. Нина накинула махровый халат – насколько просторный, что вместил бы в себя ещё одного человека – и вышла на веранду, которая служила и кухней, и гостиной. На столе стояли банки всех цветов и размеров, выстроенные по росту, как школьники на линейке.
– Привет, дочь, – поздоровалась мама, – начала тебя в дорогу собирать. Огурчики солёные возьмёшь? Варенье?
– Спасибо, мам, я к вечеру поеду, успеем собраться.
Она ещё раз посмотрела на разноцветные пузатые заготовки и, боясь обидеть маму, осторожно спросила:
– Ты помнишь, что я своим ходом приехала? Мне всё это не утащить.
– Помню-помню. Выберешь сама. Иди пока завтракай!
– А ты мне компанию составишь?
– Конечно, с удовольствием, кофе сварить?
Когда завтрак был готов, Нина замерла в ожидании удобного момента, чтобы заговорить об отце. Но для её мамы не существовало такого понятия, как «удобный момент, чтобы поговорить об отце», все разговоры заканчивались одинаково: ссорой.
– Мам, я вчера на чердаке нашла книгу, – начала Нина. – Она очень старая, 1933 года. Называется «Калевала». Ты помнишь, откуда она у нас?
– Нет!
Мама сделала вид, что увлечённо жуёт яичницу.
– Мам?.. Это же папина книга? Там есть любопытная надпись про остров и сердце. А именно: «Нина, найди «Сердце севера» на острове Ильматар». Что это значит, как ты думаешь?
Вместо ответа – молчание. Точнее – жевание.
– Я знаю, что ты не хочешь говорить про папу, – сдалась Нина и сменила тактику, – но я тебе обещаю забрать столько банок огурцов, сколько ты пожелаешь, если расскажешь про книгу. Возьму малину, смородину, варенья, соленья, и, если хочешь, захвачу всех дачных пауков, только поговори со мной.
Мама усмехнулась и, наконец, отвлеклась от завтрака.
– Дочь! Ну что ты пристала? Ты же знаешь, папа твой был необычным человеком. Это если мягко выражаясь. А если сказать прямо, то ку-ку, понимаешь?
– Это я уже слышала. Про ку-ку. Но он же не всегда был странным. Я его помню нормальным человеком.
Мама хмыкнула и продолжила есть.
– Так это он оставил надпись? – спросила Нина и впилась глазами в мать. – Расскажи, пожалуйста, всё, что знаешь.
Мама шумно вздохнула, отпила кофе и начала говорить.
– Ладно… Как я сказала, папа твой всегда был не от мира сего, а последние годы просто свихнулся. Была одна история…
Женщина сделала ещё один глоток кофе и замолчала. Нина заметила, как мама нервно потирает пальцы.
– Он любил Карелию, – продолжила мама, – и постоянно туда ездил. В тех краях когда-то очень давно жили его прадед и прабабка. Они были финны, собственно, до войны это была их земля. А когда война закончилась, их эвакуировали в Финляндию, потому что эти земли перешли Советскому союзу. Так вот папа твой ездил туда за сокровищем.
– Чего…?
Нина была ошарашена. Это никак не вязалось с образом отца. Она представила, как простой советский инженер бежит по лабиринту пещер, словно Индиана Джонс, унося с собой несметные сокровища.
– Ну о чём я и говорю… – мама в доказательство покрутила пальцем у виска. – Эта книга, что ты нашла на чердаке, якобы (якобы!!!) является дорогой к этому сокровищу.
– Ну допустим. А что за сокровище?
– Семья прадеда и прабабки твоего отца хранили камень. У них в роду был шаман. Лечил всю деревню, духов леса призывал … ну всё как положено. Работал, короче.
Мама иронично улыбнулась.
– А когда шаман умер, – снова заговорила она, – то заковал свою душу в камень в форме сердца. Ну… по легенде. Говорили, что камень умеет исполнять желание.
– Это и есть «Сердце севера»? Камень, исполняющий желание? – спросила Нина.
– Угу, – кивнула мама. – Но вот беда: желание может загадать не любой человек, а обладающий, как и сам шаман, некой природной силой. Отец твой колдуном не был, как ты знаешь, но камень искал. Теперь тебя хочет впутать, даже после своей смерти!
Она резким движением смела в ладонь крошки со стола и выбросила их в открытое окно.
– Получается, папа верил в это предание?
– Ещё как верил! – ответила мама, театрально взмахнув рукой. – Всю жизнь носился с «Калевалой», катался на историческую родину и, как ты знаешь, много пил.
– Знаю, к сожалению.
– Я тебя одна поднимала, пока он камень искал. А вокруг 90-е. Даже трусов не купить, всё доставать надо было.
Мама собрала со стола посуду и отошла к мойке в знак того, что разговор пора заканчивать.
– Подожди… – сказала Нина после недолгого раздумья, – если семья, которая хранила камень, уехала из Карелии после войны, то как отец про камень узнал?
– А там такая история была…
Мама заговорила погромче, чтобы звук воды из крана не заглушал её рассказ.
– После войны, когда дело шло к эвакуации, они спрятали шаманский камень на маленьком острове, чтобы не увозить душу с родной земли. Они же надеялись вернуться! Сейчас вспомню…Катар… Как ты сказала? – она сморщила лоб, пытаясь вспомнить название острова.
– Ильматар!
– Да-да, остров Ильматар! И чтоб сохранить в памяти место тайника, переложили описание в знаки, в руны, я не знаю точно. В итоге их из деревни увезли, но младший сын прабабки – твой дед, получается – потерялся. На всех детей в эвакуации вешали ярлычки с именем родителей, но этот, наверно, сам снял, маленький был, и потерялся. Там же суета была, представь, зима холодная. У неё четверо детей. Ну и не углядела, видать. Пацанёнка пограничники нашли и вернули в деревню. Так он там и остался у дальних родственников, которые по крови – русские. Он, видать, и передал тайну твоему отцу, когда вырос.
– У меня аж мурашки от этой истории, – прошептала Нина. – Я слышала, что у нас предки финны, но впервые слышу о книге, о шамане, о сердце.
– Вот у тебя фамилия Ланкина. А они были Ланкинен. Дед твой в советское время переименовался в Ланкина. Ну … времена такие… Вчера шаман – сегодня партработник.
Мама домыла посуду и бросила на дочь озорной взгляд.
– Только не говори, что будешь теперь ты за камнем гоняться, как твой отец?
– Погоди, мам… а цифры в книге что означают?
– Не знаю, дочь. Правда. Пойду за огурцами. Варенье, говоришь, возьмёшь?
Глава 3
Вечером того же дня на вокзале города-героя Тверь, как обычно, стояла суета.
Народ бегал взад-вперёд в поисках нужной платформы, тревожно всматриваясь в проходящие составы. Ну пропустить бы «Ласточку»: пути – два, а платформы – три.
На вокзале ни табло, ни обозначений, только вздыхающий женский голос из динамика: «Пассажирский состав номер семь-два-пять до конечной станции Москва Ленинградская отправится со второй платформы правая сторона». Люди спрашивали друг у друга: «А где вторая платформа? Где правая сторона?» Кто поумней показывал, мол, там. Но по направлению «там» стоял забор, охраняемый работником РЖД. Проход закрыт. Народ с чемоданами прилип к заборчику, в недоумении глядя на работника РЖД в фуражке.
Заборчик открыли за две минуты до отправления «Ласточки», и толпа ринулась разрушительным потоком занимать места. Женщины, мужчины, дети, собаки – все бежали и летели, теряя на ходу человеческое достоинство. В ход шли локти, ругань, оскорбления. И только когда вагон наполнился пассажирами, на человеческие лица спустилась благодать – успели.
Нина зашла одна из последних, оглядела вагон и выбрала сиденье у окна: разумеется, свободных мест было достаточно.
У неё не выходила из головы история с камнем. Отец и правда, как говорила мама, был не от мира сего: задумчивый, молчаливый, с грустными глазами. Но он не был сумасшедшим. Папа занимал хорошую должность в проектном институте, он чертил мосты; у него были приятели, шахматная компания во дворе, он водил вишнёвую «пятёрку» и выращивал на даче помидоры. Он вёл образ жизни простого инженера, за одним исключением: у него было страстное увлечение пешими походами по Карелии, куда он ездил каждый отпуск. За последние пару лет поездки участились, а заодно участились их с мамой ссоры.
Мама говорит, что он искал сокровище. Но как принять эту информацию? Конечно, проще всего объяснить это сумасшествием. А что, если нет? Вдруг, камень существует?
Нина потрясла головой, прогоняя из головы зарождающуюся мысль.
Она достала папину книгу и принялась читать руны. Перед ней, как в детской книжке-панораме, развернулся мир Калевы и её жителей.
Я собрал все эти речи,
Эти песни, что держали
И на чреслах Вяйнямёйнен,
И в горниле Ильмаринен,
На секире Каукомъели,
И на стрелах Ёукахайнен,
В дальних северных полянах,
На просторах Калевалы.
Поначалу было сложно привыкнуть к стихотворной форме, приходилось возвращаться к началу стиха, чтобы уловить суть, но уже через двадцать страниц Нина перестала замечать, что читает поэму.
Руна за руной плела книга свой неспешный рассказ о сотворении мира, рождении Вяйнямёйнена, его приключениях и злоключениях, о молодой красавице Айно, о генальном кузнеце Ильмаринене, сотворившим величайшее благо человечества волшебную Сампо, о северной земле Похьёле и похождениях беспечного ловеласа Лемминкяйнена.
Иногда Нина делала перерыв и смотрела в окно на пробегающие мимо подмосковные дачи. Она пыталась понять, как эпические рассказы о калевальских героях связаны с тайной её отца. Как он пытался разыскать путь к «Сердцу севера» внутри мифологического сюжета, далёкого от жизни простых смертных?
Размеренный стук колёс и напевная речь «Калевалы» качали её сознание на волнах и убаюкивали, как очаровывающая и усыпляющая игра Вяйнямёйнена на кантеле. Веки стали тяжёлыми, буквы расплылись, Нина положила голову на рюкзак и провалилась в глубокий сон.
Ей приснился лес, укрытый мягким влажным мхом. Она шла по зелёному ковру босыми ногами, стопы проваливались в мох, а земля уплывала вниз. Потом появился снег; ноги тотчас ощутили режущий холод вместо окутывающего тепла нагретого солнцем мха. Исчезли белоствольные берёзки, стали глубже снежные каньоны. Девушку окружили сухие безжизненные корявые стволы; они встали под косым углом, будто их разом разметала неведомая сила. Деревья размахивали ветками в такт ветру, задевая Нину и мешая ей пройти. Ветер стал сильней. Ветки под его напором набирали силу и секли её по лицу и рукам.
Она миновала склон, спотыкаясь и падая, укрывая руками лицо от прутьев. Показался берег. Гладкая зеркальная поверхность озера отражала небо, безмятежная вода спала. Ветер позади стих. У самой кромки воды Нина окунула руки в озеро, чтобы смыть кровь после схватки с жгучими, как плети, ветками деревьев. Капли крови, которые кружились и исчезали, растворяясь в воде.
Вдруг в глубине показался прямоугольный предмет, с красными узорами и синими разводами, он слегка покачивался из стороны в сторону, показывая то один бочок, то другой. Нина схватила куст на берегу одной рукой, другой потянулась в воду за предметом. Но дотянуться не удавалось. Предмет продолжал колыхаться и дразнить, уплывая всё глубже. Куст больно проскользнул в сжатой ладони, девушка отчаянно застонала, и вода уже почти коснулась её лица, дальше пришлось бы только нырять, и, наконец – удача – поймала!
Нина села на берегу и положила перед собой предмет. Это была книга со знакомой обложкой: по голубым руслам на всех парусах мчались калевальские челноки, ловко обходя на пути скалы и крутые берега. Чуть ниже бледными пятнышками стояли деревеньки, где простая человеческая жизнь кипела вокруг чудесной мельницы Сампо. Мельница вращала жернова и дарила людям неисчерпаемое благо.
Она раскрыла книгу, но от воды страницы разбухли и слиплись. От резкого движения корешок хрустнул, размокший картон отошёл и обнажил книжный блок. Что-то блеснуло. Нина осторожно смахнула рукой остатки тины и речного песка. Внутри разломанной книги, на алого цвета подложке лежал маленький ключик. С аккуратным прямоугольным выступом и кругленькой головкой.
Нина проснулась и посмотрела в окно – поезд мчался мимо деревеньки, окружённой бесхозными полями.
На мгновение ей показалось, что она в вагоне одна. Сон ушёл, но сознание осталось затуманенным. Захотелось встряхнуться, чтобы развеять остатки видения. На коленях лежала «Калевала». Она провела пальцами по корешку книги, затем открыла её и внимательно присмотрелась к переплёту – шов был склеен вручную.
Нина достала из дорожной косметички большую металлическую пилку для ногтей, схватила книгу и вышла в тамбур.
Она постояла пару минут у окна, бессмысленно считая столбы вдоль путей. Потом ещё раз провела пальцем по шву на форзаце и уверенным движением вонзила пилку под перепёт. Обложка затрещала. Ещё одно резкое движение, и книга разошлась по шву, оголив изнаночную сторону переплётной крышки. Что-то звонкое брякнулось на пол. Нина присела на корточки и тупо уставилась на пол тамбура пригородного состава, пытаясь убедить себя, что это уже не сон.
На полу рядом с её ногой лежал маленький ключик с аккуратным прямоугольным выступом и кругленькой головкой.
Глава 4
Если есть ключик, значит он что-то открывает.
– А если есть то, что он открывает, значит внутри что-то спрятано. Логично? – спросила Нина в трубку.
На том конце трубки хмыкнули.
– Я понимаю, это звучит неправдоподобно, но … – она взяла в руку ключик и потёрла пальцами круглую металлическую головку, – а как ещё объяснить спрятанный в книге ключ?
– Может, это чья-то шутка? – предположила Маша, подруга Нины. – У вас в семье есть комики?
Нина задумалась. Кто ещё мог знать о книге, кроме мамы? Никто. А она не стала бы так шутить.
– Нет, это не похоже на шутку.
– Положи его обратно и забудь! – предложила Маша, как ей казалось, единственный правильный вариант. – Не забивай голову ерундой.
На пару секунд обе трубки притихли.
– Легко сказать «забудь», – Нина первой прервала молчание. – Представь, если бы ты случайно узнала какую-то интересную историю из жизни своей семьи …
– Но я не понимаю, – перебила её подруга и заговорила чуть громче, – как можно спрятать путь к чему-то реально существующему в книге? Как это возможно?
– Я тоже пока не понимаю, – ответила Нина. – Для начала нужно прочитать саму поэму, потом покопаться в интернете и поискать информацию о переселенцах. Может найду что-то интересное. Вдруг где-то есть упоминание про каменное сердце…
– Кстати, про каменное сердце, – внезапно переключила тему Маша, – вы решили насчёт собаки? С кем останется Пёся?
Пёся…
Пять лет назад Нина и её муж Миша подобрали с улицы рыженького щенка. Одно ухо у него почти стояло, как у взрослой собаки, а второе сложилось пополам и, как тряпочка, болталось. Думали, со временем поднимется. Но нет – так и остался полтораухим.
Пёся много ел, мало спал и двигался каждую секунду. Даже во сне. Каждая часть рыженькой собаки ежесекундно двигалась: от острого кончика хвоста до стёртого от любопытства розового носа. Миша шутил, что можно зарядить телефон, если положить его на собаку.
Пёся заменил Нине ребёнка.
Однажды в лесопарке на собачку набросился бойцовский кабель, вцепился зубами в ошейник и потянул извивающееся рыжее тельце в кусты. Нина изо всех сил пыталась удержать в руках поводок и вырвать из зубастой пасти щенка, но тщетно, сделала только хуже для малыша. Тогда она подобрала с земли увесистый булыжник и пообещала хозяину ротвейлера размозжить собачью башку, если тот немедленно не отпустит питомца. Хозяин, осклабившись, приказал бойцу отпустить игрушку и тут же переключил внимание зверя на уток. А Нина взяла испуганного до смерти Пёсю на ручки и несла до самого дома, обнимая и приговаривая: «Всё хорошо, малыш, мама рядом. Мама всегда будет рядом».
– Да, решили, – ответила Нина, – Миша его забрал себе.
Подруга в знак поддержки тоже вздохнула в трубку и безрадостно пообещала, что всё будет хорошо.
В пустой квартире царила давящая тишина. Ни клацанья когтистых лап о паркет, ни забавных вздохов и поскуливаний во сне – теперь только белый шум автомагистрали за окном и тиканье часов на стене.
Нина продела маленький ключик в серебряную цепочку и повесила на шею. Глядя на себя в зеркало, она не смогла сдержать смех, поскольку самодельная подвеска с найденным чёрти-где ключиком очень уж напомнила известное на весь мир украшение фирмы Tiffany. «А мама говорит, что отец за всю жизнь ничего не нажил, – шутила она сама с собой, – вот моё наследство».
Утром следующего дня Нина заварила кофе и погрузилась в жизнь послевоенной Карелии.
Ей открылись чёрно-белые картинки простого человеческого быта на фоне масштабного потрясения – эвакуации населения.
Лошади, собаки, фартуки, стулья, сено, повозки. Всё куда-то едет и идёт. Детишки в смешных шапочках. У каждого ребёнка на шее висит бумажка – видимо, так выглядел ярлычок с данными, о котором рассказывала мама. Где-то там среди тёмных силуэтов идут Ланкинены, потерявшие в деревнях своего младшего ребёнка. Нина представила, какой сложный путь преодолел малыш. Как, замёрзший и потерянный, переходил из одного села в другое, брёл по заснеженным дорогам и непроходимым сугробам, прижимая к груди мешочек с вещичками. Представлял ли он себя героем народных песен, который смело и бесстрашно возвращался домой в родную Калеву?
Нина оторвалась от экрана уже в сумерках, когда уличные фонари зажглись и склонили над прохожими свои покорные головы. Она зажмурилась, потом широко раскрыла глаза и медленно осмотрела комнату, как бы осознавая пространство. Часы показывали шесть вечера. «Куда подевался целый день? – спросила она у часов. – Я как будто провалилась в кроличью нору и улетела к центру Земли». Кажется, никогда раньше она не чувствовала себя такой отрешённой.
В голове поселились стихотворные ритмы на манер древних рун; мысли цеплялись за них и превращались в четырёхтактный напев:
Скоро будет дома ужин,
Где медовые лепёшки?
Не пора ли нам покушать,
Дочка матери любимой?
На кухонном столе, как верный друг Хатико, ждал утренний кофе. Он напомнил ей о том, что отпуск подошёл к концу, и за последним оставшимся свободным вечером начнётся новый цикл рабочих преодолений, когда некогда есть, пить и дышать.
Нина рисовала шкафы ПТК.
Чтобы не утомлять новых знакомых подробностями своей профессии, она хранила под рукой простой (если не сказать примитивный) ответ на вопрос «чем ты занимаешься»: она создавала технические комплексы для управления энергоблоком электростанции. Обычно после этого люди молча кивали и переключали тему разговора.
Для неё работа была скорее безупречно продуманным нотным строем, нежели вынутой из самого сердца музыкой. Она с точностью композитора выстраивала гармонию модулей и трасс проводов, вычищала до идеала концертную симфонию контроллеров и клемм, так, что в результате с предприятия уходило настоящее произведение искусства. Но не было в этом ремесле и капельки души.
Единственное, за что она любила свою работу – это этап монтажа шкафов на станции: ей нравилось смотреть, как спроектированная ею программная модель встраивалась в жизнь реального объекта. Она не без удовольствия наблюдала, как инженеры станции, удовлетворительно переглядываются и рассматривают её продукт, и это значило для неё намного больше, чем соответствие техническим требованиям – её шкафами будет удобно пользоваться людям.
Нина открыла календарь и нырнула в разноцветные волны: зелёным и синим помечены рабочие встречи, оранжевым и жёлтым – текущие задачи, розовым – личные дела.
Ярко-красным пламенем горела среда – консультация репродуктолога в 19:00. Запись, сделанная восемнадцать месяцев назад, когда она ещё была замужем, когда горел огонёк надежды. Нина поставила курсор на красную полоску и одним движением стёрла встречу из своей жизни.
Красная полоска исчезла навсегда.
Глава 5
Осень выдалась неудачная. Горожане надели пуховые пальто, кажется, сразу на летние майки, настолько резко наступили холода. С мокрых улиц в один день пропали мотоциклы и самокаты. За нудными дождями прошла незамеченной золотая пора. Дело шло к ноябрю.
И чем ближе подступала зима, тем больше Нина принимала мысль о том, что шаманский камень существует.
Этой осенью она много читала, пожалуй, как никогда в жизни.
Однажды, заметив, как дочка впилась глазами в экран телевизора, отец сказал ей такую фразу: «Жизнь похожа на булочную: вокруг много быстрых сиюминутных удовольствий, не приносящих пользу. Всё время питаться этим нельзя, иначе мышление станет рыхлым и вялым, как тело без спорта. Поэтому если твоя цель – длинный забег, а не короткая дистанция, тебе нужны мышцы, а не жир. Читай, дочка! Много читай! Это сделает тебя сильнее!»
Сложно сказать, был ли прав отец, но благодаря ему у Нины сформировалась любовь к чтению с раннего детства. И те книги, что она впустила внутрь себя, развили у неё широкий кругозор и привычку учиться.
В минувшем месяце она прочитала о саамских шаманах, живших когда-то на территории нынешней Карелии. Саамы поклонялись каменным сооружениям, гигантским валунам – сейдам. Ей удалось раскопать подробное описание сцены обращения колдуна в камень для спасения от внезапно настигнувшей бури, которое записал фольклорист со слов его потомка. Она прочитала ещё с десяток страниц свидетельств мистической нечеловеческой силы саамов, но, к сожалению, не нашла никаких документов о реально существующих переселенцах по фамилии Ланкинен; ни одной даже самой крохотной ниточки, за которую можно было бы потянуть и раскрутить клубок родственных связей.
Что касается самой «Калевалы», Нина давно прочитала поэму и начала заново, но более вдумчиво, пытаясь отыскать среди страниц хотя бы крошечную подсказку, связанную с ключом. Но книга молчала.
Всё изменилось в один день.
Позвонила мама и как обычно бодренько затараторила: сходила в поликлинику, измерила давление, сбегала в магазин, когда приедешь, как дела с Мишей, запиши рецепт сырников. И так далее.
Но стоило Нине обмолвиться о том, что она ждёт доставку книги о карело-финской мифологии, тон разговора резко переменился. Мама догадалась о том, что интерес дочки к «Сердцу севера» не только не угас, но и приумножился, и принялась расплёскивать ругательства на Нину и её отца. Она обещала навсегда обидеться на дочь и не пустить её на порог, пока разум к ней не вернётся, и Нина не бросит идею отправиться на остров в поисках камня.
А потом, случайно, уже прощаясь, мама бросила ничего не значащую фразу, просто мысли вслух:
– Мне надо было с самого начала понять, что он за человек. Мы когда познакомились, в библиотеке, он первым делом рассказал мне о «Калевале». Ну ты подумай!
Нина прислушалась.
– … Мы пошли в буфет перекусить, – продолжала ворчать мама, – а он всё не унимался, рассказывал про карельские пирожки «калитки».
– Мам, где, говоришь, вы познакомились? – переспросила Нина и почувствовала, как внутри всё замерло.
Тоже самое было с ней в кабинете врача перед тем, как она услышала вердикт, что поможет только ЭКО: она внутренне собралась в одну напряжённую точку в ожидании судьбоносных слов – да или нет. Также и сейчас. Она знала, что дальнейший ответ или приоткроет тайну, или закроет её навсегда.
– В библиотеке имени Ленина, – ответила мама, не догадываясь, насколько важны для дочери её слова. – Я стояла в алфавитном каталоге, выписывала требование на книгу, там он подошёл знакомиться.
Алфавитный каталог… Требование на книгу…
Нина вспомнила, как выглядит это самое требование. По позвоночнику ледяной струёй пробежал электрический ток.
Как она не догадалась раньше!
Цифры, написанные в книге карандашом, 310-336 – это мог быть шифр хранения в библиотеке. Каждый экземпляр в книгохранилище имеет свой уникальный код, как человеческий ДНК. Это цифры, по которым библиотекарь находит нужную книгу и выдаёт её читателю.
Нина открыла сайт Российской государственной библиотеки, нашла электронный каталог и вбила в поиск цифры:
ТРИ-ОДИН-НОЛЬ дефис ТРИ-ТРИ-ШЕСТЬ.
Секунда ожидания, растянувшаяся на вечность, и машина выдала результат:
Kalevala : Elias Lönnrot. 1887.
Шифр хранения 310-336.
Зал литературы на иностранном языке.
Всё-таки внутреннее чутьё её не подвело, и часть загадки приоткрылась.
Это была ещё одна «Калевала», но на финском языке.
Она снова вернулась к своей (а чьей же ещё?) книге, найденной на чердаке, и прочитала надпись на обложке «Нина, найди «Сердце севера» на острове Ильматар».
Получается, надпись в первой «Калевале» ведёт к следующей подсказке, которая спрятана в библиотечной книге 1887 года: возможно, там её ждёт ещё одно послание на обложке. Но что, если карандашная надпись, сделанная два десятка лет назад, стёрлась, ведь книга не лежит нетронутая на дачном чердаке, она в открытом доступе в публичной библиотеке, которой пользуются миллионы читателей?
Вопросы возникали в голове один за другим, как бесконечные титры в финале супергеройского боевика. Но есть только один способ найти ответ на все вопросы разом – поехать в библиотеку.
Она почувствовала себя персонажем приключенческой игры на PlayStation, когда после прохождения головоломки открывается новый мир, в котором предстоит отыскать очередные артефакты. Итак, впереди незнакомая локация. Библиотека.
Глава 6
Зал с изумрудными лампами к вечеру опустел.
Нина заняла место у окна и подняла голову в поисках света. Занавески пышно спускались волнами почти до самого подоконника, их складки напоминали мешки под глазами не выспавшегося человека, да и сам зал как будто бы спал, погружённый в дремотный полумрак.
«Калевала» 1887 года на финском языке лежала на середине стола.
Нина приподняла расслоившуюся от времени обложку и ощутила, насколько книга ветхая и, если можно так сказать, намоленная. На протяжении нескольких десятков лет филологи, литературоведы, фольклористы изучали поэму вдоль и поперёк и разбирали текст на молекулы. На страницах остались тысячи чёрточек, точек, штрихов и потёртостей, как свидетельство того, что с книгой много работали.
Полтора бессмысленных часа она осторожно листала рассыпающуюся книгу. Одна руна, вторая, десятая, восемнадцатая. Потом сравнила некоторые отрывки из своей книги с оригиналом, надеясь, что разгадка кроется в недобросовестном переводе на русский язык.
Ничего.
Тогда она принялась тщательно осматривать карандашные галочки, подчёркивания, заломы на страницах – всё, что оставила человеческая рука. Вдруг и здесь отец оставил очередную пасхалку в виде надписи карандашом. Все интересные метки, которые, по её мнению, не имели отношения к самому тексту, она выписывала в блокнот.
И, наконец, ближе к концу книги кое-что нашлось.
Почти стёртые цифры 42, 17, 7, 18, 4, стоящие прямо под заголовком 42 руны. Любой другой читатель не обратил бы никакого внимания на эти числа, но только не Нина, поверившая в то, что цифры тоже умеют разговаривать.
Если это то, что она ищет, цифры могли значить что угодно: номер страницы в книге, номер строки в текущей руне, номер слова от начала – гадай-не перегадай! Но если посмотреть на «Калевалу» как на структуру, можно увидеть, что она состоит из определённого количества рун, и все они пронумерованы.
Самой вероятной ей показалась последняя версия: а именно то, что цифры 42, 17, 7, 18, 4 – это некая последовательность рун. И первой в этом перечне стоит как раз 42 руна, под которой и оставлена надпись. Вряд ли это просто совпадение.
Итак. Первой идёт 42 руна.
Если версия верна, то следующим шагом нужно найти какую-то подсказку внутри главы, но что именно искать непонятно: может секрет кроется в сюжете, а может в контексте. Или он зашит в метафору, которую предстоит расшифровать.
Нина зажгла зелёную лампу и принялась внимательно скользить по стихотворным строчкам. Её взгляд перебегал с библиотечной книги на перевод. И обратно.
Долго искать не пришлось.
Напротив строки с номером стиха 180 бледнела еле заметная карандашная скобочка, а чуть ниже и вторая скобочка. Обычно так обозначают начало и конец отрывка.
Нина нашла то же самый отрывок в своей книге и прочитала:
Вот куда свезем мы Сампо,
Крышку пеструю упрячем:
На туманный мыс далекий,
На покрытый мглою остров,
Чтоб всегда там счастье было,
Чтоб оно там вечно жило.
Там ведь есть еще местечко,
Там клочок земли остался
Невредимый и спокойный
И мечом не посещенный.
«Покрытый мглою остров, – повторила она вслух. – Сампо везут на остров».
Ильматар – это остров, на котором предположительно спрятан камень. Так написано в папиной подсказке и о том же рассказывала мама. В 42 руне тоже упоминается остров, куда везут волшебный предмет, дарующий людям вечное счастье. «Хорошо, запомним, – сказала она сама себе, – возможно это просто совпадение».
Как бы там ни было ответ дадут следующие по списку руны.
Следующая в списке руна – 17.
Она открыла нужную главу и принялась искать уже знакомые скобочки. И нашла.
Пока всё сходилось: уже во второй руне подряд выделен определённый отрывок, а значит, если и дальше скобочки продолжат появляться – она на правильном пути. Читать русскоязычный текст и вникать в содержание уже не оставалось времени – библиотека закрывалась. Нужно было успеть просмотреть все отрывки, пока книга у неё на руках, и снять всё на камеру, чтобы найденные кусочки были при ней.
В третьей, четвёртой и пятой руне она также нашла маленькие скобочки, открывающие и закрывающие небольшой стихотворный отрывок.