Город богачей

Легко ли выжить человеку в мире, в котором за все приходится платить, если зарабатывает он честным трудом? Если не обманывает, не жульничает, не нарушает закон? Можно ли будет назвать его жизнь легкой? Его выживание в крохотном жилище, которое он обрел только с помощью тяжелого и, может быть, даже опасного труда, можно сравнить с болотом, из которого он не может выбраться в одиночку. Из этого болота поможет выбраться либо ангел на белых крыльях, который протянет утонувшему руку и заберет с собой на небо, либо богатый покровитель, стоящий на приличном расстоянии от поглощающей жизни топи, который закинет веревку, если захочет.

Глава I

Аморальные ценности

Мошногорск – это город, созданный желанием местных властей, помещиков, заботящихся о его благоустройстве. Они старались сделать город таким, каким сами хотели его видеть: все виды дорогих развлечений, рестораны, элитные отели, торговые центры. В Мошногорске все по высшему разряду: если парк, то охраняемый, ухоженный, если школа, то полностью благоустроенная, оснащенная всем современным оборудованием, если новая дорога, то из лучших материалов, содержащаяся в постоянной чистоте и презентабельном виде, – все, чтобы внешний облик города создал впечатление гостеприимства и богатства. Но так было только в центре.

На маленьких улочках, где живут простые люди и куда никогда в жизни не заедет лимузин, дома были такие же красочные, ухоженные, крепкие на вид, а дороги ровные, словно обновляются все время, но это лишь внешний вид. Только местные жители знали, что представляли собой эти районы с обратной стороны. Главное, что вид этих улиц уютен и привлекателен, и если на них забредет турист, он не подумает о городе дурного.

В Мошногорске бескорыстность, так же как и честность, была понятием чуждым почти каждому, независимо от слоя общества. Здесь за все приходилось платить: парк – вход платный, школа – обучение в копеечку, и благодаря таким взносам в Мошногорске есть те самые качественные дороги, ведь из городского бюджета обновлять их без остановки слишком дорого, а прогулки по дорогам бесплатные! Зависимость людей от денег в Мошногорске выходила за все рамки допустимого. Каждый день здесь случались ограбления, убийства, убийства с ограблениями, и никто не мог ничего с этим сделать.

Этот город существует словно отдельное государство – здесь свои порядки, свои правила, уникальные моральные устои и идеалы. Мошногорск – это рай для богачей и тюрьма для бедняков. Они здесь родились, они здесь выросли, они не видели мира за границей города. Но каждый думает, что в любой момент сможет уйти, – так какая же это тюрьма?

Дни сменяли ночи, и времена года чередовались по кругу, стремительно меняя внешний вид города. Так было всегда, и так всегда будет. Как только в мире появлялось какое-то новшество, значит, рано или поздно оно украсит центр Мошногорска, и во всех новостях о нем будут твердить, и каждый турист будет восхищаться, убиваясь мыслью, что в родном городе такого не найдет, – это, на самом деле, и есть цель создания всей этой мишуры. Зачем углубляться в суть, искать зарытые вглубь изъяны, если поверхность так привлекательна? Идеал должен оставаться идеалом! По крайней мере, для посторонних глаз.

Теплым октябрьским днем, когда весь город уже окрасился в золото, а небо угрожающе застлалось тучами, по Юдолевой магистрали, слившись с потоком чистых до блеска иномарок, проезжал не известный никому черный Rolls-Royce. Он двигался медленно, чтобы пассажиры могли осмотреть и оценить всю прелесть «города мечты»: центр города, обозначенный большой круглой площадью меж высотных зданий разных форм и цветов, заполняли потоки людей и машин; в середине площади из-под плитки били потоки воды – весь день без остановки танцующий фонтан давал представления, а по периметру в узких кольцах зеленой изгороди росли декоративные кусты; на стеклянных фасадах играли блики; свое отражение можно было увидеть даже в каменных плитах новостроек. Несмотря на то, что город был основан давно, ни одного старинного здания не было. Центр сверкал новизной и чистотой, словно каждый день его перестраивали заново.

На заднем сиденье Rolls-Royce сидел солидной наружности мужчина средних лет, рано поседевший, но не скрывающий серебра среди темных волос. Рядом с ним, задумчиво разглядывая кружащие в воздухе листья клена, сидел юноша в черном бушлате, его густые темные волосы были очень старательно уложены, подобно страницам книги на разворот. Его красивое лицо с аккуратными чертами было совершенно несчастным, совсем как у мужчины подле него. Можно подумать, улыбке не было места в салоне этого автомобиля.

Пассажирами Rolls-Royce были Федор Андреевич Иноземцев и его сын Алексей. Их поездка затянулась и оказалась не самой веселой. Последний час оба ехали молча, глядя каждый в свое окно, будто они вовсе не знакомы друг с другом. Однако их приятные лица имели схожие черты и неоднозначно печально-серьезный вид.

– Ну вот, – сказал с тяжелым вздохом Федор Андреевич, когда автомобиль проезжал вдоль центральной площади, – вот мы и в городе богачей… Что я могу сказать? Красивый город… Вполне дружелюбный, как мне кажется… Наверное, здесь мы с тобой сможем счастливо жить. Средства у нас на это есть и… ну… нам же надо где-то год переждать…

Алексей не отрывал взгляда от окна. Он несколько безучастно осматривал вершины высоток и так же безучастно ответил отцу:

– Извини, отец.

Повисла пауза. Теперь оба смотрели по сторонам невидящими глазами, прокручивая в голове дальнейший диалог на насущную тему, и оба не хотели его продолжать. Федор Андреевич напрягался, глотая слова, готовые вот-вот вырваться наружу, и в конце концов не выдержал:

– Нет, я все же не могу этого понять! – говорил он умеренным, но напряженным голосом. – Мой сын не поступил в университет! Как это вышло?

Он снова замолчал, ожидая ответа, но Алексей вовсе не был настроен на диалог и даже не повернулся к отцу, он продолжал изучать цветастые новостройки.

– Четырех баллов не хватило! Четырех баллов! Это как же так? Как они могли моего сына не принять из-за четырех баллов!

– Я старался, отец. Извини.

– Да еще сказали, что на платное место вполне попадаешь. Это что получается? Мой сын будет учиться платно, как эти малолетние идиоты, которые ничего не знают, но за родительские деньги в любой вуз попадут?! Не позволю, чтоб о моем сыне так думали!

По тону Федора Андреевича можно было понять, что он недоволен не своим сыном, а университетом, в который тот не поступил. Он так и не обернулся к Алексею. Невидящими глазами он уставился на стриженый куст в виде денежной лягушки на площади и мялся, думая, стоит ли продолжать тему разговора. Юноша молча ожидал, что отец добавит что-то, но пауза затянулась, и вскоре он понял, что негодование Федора Андреевича себя исчерпало. Дальше ехали молча.

– А я ведь, между прочим, здесь родился, – наконец дал о себе знать человек, сидящий за рулем. Он на протяжении дороги молчал почти все время, лишь изредка напоминая о себе, и то если тема заходила о Мошногорске. – С предыдущим моим начальником уехал в Питер и с тех пор мечтал вернуться. Ух! Это самый лучший город на Земле!

– Хм, действительно, лучший? – недоверчиво поинтересовался Федор Андреевич, отвлекшийся от своей проблемы.

– Еще бы! Вы только посмотрите, как тут красиво. Поражает воображение, не так ли? А все благодаря нашему основателю – графу Александру Михайловичу Честолюбцеву. Он ведь, когда заложил первый камень, сказал: «Здесь будет город, достойный моего величия!» – что означает, что город будет величайшим.

Алексею показалось, что прозвучало это выражение несколько высокомерно и подразумевало совсем другую мысль, но свое мнение он выражал редко, только когда к нему обращались, и никогда не спорил со старшими, поэтому промолчал. Это слепая любовь к родному городу. Теперь юноше стало ясно, почему, как встал вопрос о переезде, водитель не просто предлагал, а настаивал посмотреть это место.

– И назвал его как! Мошногорск! – гордо произнес водитель. – Мошна – это, знаете ли, кошелек по-старинному. Мотивировал, так сказать, деньги делать, чтоб город богатым был. Во какой! Александр Михайлович позаботился о том, чтоб город еще долгие столетия после его ухода процветал. Знаете, что он сделал? Первым местом, где он побывал на этой земле, оказался пустырь посреди леса. С него, кстати, эта дорога начинается. Пустырь был обширным, живописным, в окружении смешанных лесов, и он решил так: на этом пустыре ничего стоять не будет. Здесь получит право построить себе дом богатейший человек – тот, кто первым заработает миллиард рублей. Понимаете? Столько денег в то время и в казне-то не было. Наш основатель подвигал на великие свершения тысячи человек.

– Интересно, и долго пустовал этот лесок?

– У-у-у-у, долго! Вот только лет пятнадцать назад застроили. Там у нас сейчас живет в каком-то смысле король. Чеканщиков Григорий Макарович.

– Вас здесь почти год не было. Думаете, до сих пор живет?

– Уверен! У нас знаете сколько претендентов на этот пустырь в лесу было! Он с этого трона не слезет! Это ж такой статус! Юдолевая магистраль, кстати, не просто так такое имя имеет. Ведь что такое юдоль – жизнь с ее тяготами и проблемами. Начинается Юдолевая магистраль с дома Чеканщиковых – оттуда начал свой путь великий граф Честолюбцев. Великий! А заканчивается улица обрывом, вон там, прямо за залом суда. Там жизнь графа и закончилась. Он ушел, как и все великие, очень рано. Эх… великий он был человек! Великий!

Чем объясняется такой фанатизм к человеку, который жил сотни лет назад и с которым водитель даже не был знаком, Алексей не понимал. Федор Андреевич тоже предпочел не отвечать на изречения водителя: Алексей решил, что отец с ним солидарен. Дальше ехали молча.

Объехав площадь, Rolls-Royce свернул в чуть менее узкую улицу, пестрившую чередующимися голубыми, розовыми, желтыми и зелеными домиками, узкими и очень высокими. Здесь водитель добавил скорости, но это не помешало пассажирам, чей взгляд теперь уже ясно смотрел на город, разглядеть удивительную чистоту и новизну этих зданий, а также то, что улица казалась бесконечной, уходящей за горизонт. Скоро машина снова свернула, и город сменился как по волшебству. На следующей улочке стояли исключительно коттеджи. Все они были в одном стиле, дополняя друг друга и создавая образ города мечты, чистого, тихого и богатого. Людей на этой улице почти не было.

Автомобиль проехал несколько домов и остановился возле коттеджа из белого камня с ухоженной живой изгородью на переднем дворе. Дом был не самый большой, но уютный. Внутри он оказался просторней, чем кажется с виду. Белый вестибюль с панорамными окнами и колоннами украшала янтарная мозаика, полностью скрывающая одну из стен. Минимальное количество мебели, белая мраморная плитка на полу и такие же белые панельные стены зрительно делали дом еще больше.

Роскошь и величина нового жилища, казалось, вообще не волновала Алексея. Он так и остановился в проходе, мельком оглядывая вестибюль.

– Ну, вот он – наш новый дом, – сказал Федор Андреевич бесцветным тоном. – Здесь, кажется, все для жизни есть… То есть я надеюсь, что ты, Алексей, проведешь этот год с пользой. В городе есть всевозможные курсы, репетитора можно нанять… Эх…

Каждый раз, поднимая эту тему, Федор Андреевич замечал, что сын на диалог не настроен, и все больше казалось, что учеба его не интересует. Но даже если подозрения верны, не может же он оставаться без высшего образования! Как может человек с фамилией Иноземцев всю жизнь ходить с клеймом необразованного человека? Подобные мысли постоянно тревожили Федора Андреевича. Ослепленный любовью к единственному сыну, он злился на университетскую комиссию, не разглядевшую такого способного юношу, как Алексей, и – в чем боялся признаться самому себе – на сына, который в школе отличался острым умом и широким кругозором.

– Ладно, сынок, иди. Комнату себе выбирай. На втором этаже три спальни. Выбирай себе, какая понравится.

Алексей обрадовался, что неприятный диалог закончен, хоть виду не показал, и спешно поднялся по лестнице наверх. Не задумываясь над тем, как будет выглядеть его комната, открыл ближайшую к лестнице дверь и зашел внутрь.

Комната была меблирована, но при этом казалась пустой. Обои были светлые, золотистого оттенка паркет сиял чистотой; одну из стен полностью занимало панорамное окно с тонкой рамой, в середине другой стены стояла широкая кровать, застланная белоснежным бельем, с банкеткой у подножья, в углу стоял письменный стол, рядом с ним узкие белые книжные полки, а между дверью и кроватью встроенный шкаф-купе с изображением прелестного домика на холме. Может, неприятное чувство пустоты возникало из-за малого количества мебели и светлой цветовой гаммы помещения, а может, из-за того, что в этой комнате никто никогда не жил, она не хранила в себе никаких историй, словно чистый лист в альбоме, который никто никогда не открывал.

Алексей осмотрелся пустым взглядом, не проявляя никакого интереса к данному помещению, но твердо решил остаться здесь. Когда в скором времени в комнату занесли коробки с вещами, он неохотно стал разбирать их, то и дело останавливаясь на какой-то вещице, разглядывая ее так, словно не видел никогда. Вскоре какая-то часть одежды была размещена в шкафу, часть книг оказалась на полках, а стопка учебников по экономике предусмотрительно была выставлена на письменном столе, как главный на данный период жизни предмет. Разбирая коробку с вещами постоянного пользования, из которой он извлек учебники, Алексей заметил в ней махровы сверток. С того момента, как лезвие канцелярского ножа прорезало скотч на этой коробке, юноша жаждал найти именно этот сверток. Он развернул его и словно бы застыл на несколько минут, разглядывая старую семейную фотографию в позолоченной рамке. На фотографии маленькая ныне семья была несколько больше. Справа от пятилетнего улыбчивого мальчика с красивыми темными волосами стоял, изящно расправив плечи, неузнаваемый Федор Андреевич в строгом костюме, а слева женщина приятной наружности, как будто бы сердце семьи, приобняла за плечи сына. Раньше Алексей мог часами любоваться на этот след прежней жизни, но теперь ему было достаточно нескольких минут. Фотография была настолько важна, что заняла почетное место на полке над письменным столом. Короткое путешествие в прошлое приободрило юношу и пробудило интерес к настоящему. Алексей снова оглядел комнату, но с большим интересом, чем в предыдущий раз. Теперь, когда светлое помещение наполнилось некоторыми вещами и коробками, закрытыми, стоящими стопкой у двери, и открытыми, разбросанными повсюду, оно стало казаться более живым. Теплый свет солнца озарял всю комнату через панорамное окно, домик на дверце шкафа излучал какой-то невиданный уют, похожий на мечту, недостижимый, но дающий надежду на идеальную жизнь.

Окна были зеркальными. Алексей понял это, когда подошел к ним вплотную и заметил на въездной дорожке двух девушек, которые горячо обсуждали что-то, изучая взглядами его новый дом, и даже не отвлеклись, когда их взгляды скользнули по фигуре юноши. Чем так заинтересовал их этот дом? Можно подумать, его вчера построили. Он не выделялся из ряда домов, не отличался особенной роскошью или величиной. Должно быть, эти девушки были осведомлены о приезде в город Иноземцевых, потомков того, кто до революции носил титул графа, и сейчас обсуждали эту новость, предполагая, что остановиться он мог в этом доме.

Алексей долгое время провел в раздумьях у окна, разглядывая фасады домиков напротив. Своими стеклянными стенами, односкатными крышами, колоннами с подсветкой и ухоженными, аккуратными двориками они идеализировали район, словно жизнь здесь ограничена толстенным томом правил, которые под угрозой казни запрещено нарушать, чтобы сохранить идеальный внешний вид. За длинными рядами косых крыш возвышались высотные дома. Они бороздили редкие облака своими пиками и на фоне вечернего неба казались почти совсем черными. Близился закат. Солнце раскидывало золотые лучи по плитке тротуаров, по искусственным зеленым газонам, отражалось в стеклах окон и преображало даже прохожих, но из них никто не обращал внимания на закат. «Интересно, – думал Алексей, – осознают ли эти люди, насколько красив этот город и как сильно он отличается от любого другого? Конечно, центр любого города как его лицо должен отличаться особенной привлекательностью, но как же живут здесь небогатые люди?» Алексея вдруг посетило желание прогуляться в район победней и оценить, насколько в Мошногорске жадные власти.

Раздался стук в дверь, и желание вмиг исчезло, словно его никогда не было.

– Сынок, можно войти? – раздался голос Федора Андреевича.

Юноша без раздумий рванул к письменному столу, бесшумно опустился на стул и раскрыл первую попавшуюся книгу. Эта операция заняла не больше трех секунд, и ответное «Заходи, пап!» прозвучало без задержки.

Вошел Федор Андреевич, оглядывая убранство единственной комнаты в доме, которую он еще не успел посетить. Медленно шагая, он осматривал каждый сантиметр помещения, словно его безумно интересовали узоры на плинтусах и материал плафонов бра.

– Ты выбрал эту комнату, Алексей? А другие видел? Они просторнее.

– Я решил остаться здесь. Здесь… вид из окна красивый.

– Что ж, дело твое. Занимаешься?

– Да.

Алексей ответил на этот вопрос не сразу. У него кошки скребли на душе из-за лжи, и он ответил односложно, чтобы избежать возможных вопросов. Федор Андреевич заметил, что больше половины коробок были не разобраны, но сын уже сидел за книгами. Такая страсть юноши к учебе заставила уже немолодого мужчину постыдиться своей строгости, и он смягчил тон:

– Знаешь, сынок, тебе не нужно постоянно заниматься.

Алексей, не поверив своим ушам, замер, уставившись невидящим взглядом в книгу, затем оправился и обернулся к отцу с полными непонимания глазами.

– Я знаю, ты старался, – пояснил Федор Андреевич. – Поступить в хороший вуз непросто, я это понимаю, и тебе не хватило всего ничего до поступления, поэтому… я хочу тебе сказать, что… ты молодец и я уважаю твои попытки…

– Пап, – прервал его Алексей, – я поступлю.

Алексей был не охотником общаться. Он вообще редко открывал рот и в диалоге предпочитал молчать и слушать. Он редко высказывал свое мнение, никогда не спорил, и, если бы люди не затевали с ним беседу, он, наверное, молчал бы всегда. Это грациозное молчание казалось окружающим признаком большого ума, и они были правы. Умный человек никогда не назовет себя умным, и это лишь один из предметов размышления юноши, проводившего большую часть жизни в диалоге с самим собой.

Наконец блуждающий по комнате взгляд остановился на полках над письменным столом, и Федор Андреевич заметил фотографию в позолоченной рамке. Алексей снова смотрел в книгу и не видел печальных глаз отца, застывших на образе супруги. Пользуясь тем, что его не видят, Федор Андреевич постарался сделать сердитое выражение на лице и, когда почувствовал, что у него это получилось, сказал:

– Ты выставил фотографию? Неужели ты простил?

– Простил, папа. Прошло много лет, и я многое понял.

– Пытаешься оправдать ее поступок?

– Я считаю, что нельзя винить человека за его чувства. Если мама правда полюбила другого мужчину, я не могу держать на нее зла. Она уехала, и это лучше, чем если бы она осталась с нами и всю жизнь мучилась, мысленно обвиняя нас в том, что мы испортили ей жизнь. Дом и семья не должны быть бременем. Я считаю, что мама правильно поступила.

Федор Андреевич восхищенно посмотрел на сына. В его взгляде читалась смесь удивления и гордости, но показать свой восторг он счел неуместным, поэтому сохранил суровую, немного обиженную интонацию.

– Она не позвонила тебе ни разу за эти десять лет, – сказал он.

– А вдруг что-то случилось?

– Да что могло случиться! – Федор Андреевич хотел съязвить, однако Алексей услышал отчаяние в его голосе

– Случиться может все что угодно.

– Да ничего не случилось.

– Откуда ты знаешь?

– Просто я уверен в этом.

Этот не имеющий веса аргумент послужил педалью тормоза для диалога, и оба замолкли. Любые аргументы при такой точке зрения были бы бессмысленны, Алексей это понимал, поэтому просто оставил мнение при себе. Он снова стал притворяться, что читает, бегая глазами по строчкам, а его отец снова, но теперь несколько наигранно оглядел комнату. Ничего нового он не заметил, прокомментировать для смены темы было нечего, поэтому, продолжая бесцельно вертеть головой, он сказал:

– Неплохой дом. Это, конечно, не наша усадьба, но жить можно. Хотя, как по мне, он слишком… современный. Не привык я к такому.

Федор Андреевич бросил взгляд на сына. Тот не реагировал на его слова, сидел молча, уткнувшись в книгу.

– Ладно, сынок… Разбери оставшиеся вещи, в комнате должен быть порядок. Моя комната напротив, если что вдруг…

– Да, папа.

Федор Андреевич снова замолчал, чувствуя, что должен сказать что-то сыну, чтобы избавиться от напряженной атмосферы, но не мог найти правильных слов. Он встал и, направляясь к двери, вспомнил нечто важно, ради чего он пришел:

– Нас завтра на обед пригласили.

– Кто?

– Чеканщиков, кажется. Так же говорил Игнат? Он крупный бизнесмен и в прошлом районный судья. В его доме нас будут ждать завтра в два часа.

Федор Андреевич произнес это с некоторым пренебрежением, словно одно сочетание слов «судья» и «бизнесмен» вызывало у него неприязнь.

– Хорошо, папа, – ответил Алексей без интереса, точно ему было все равно, где находиться, но на самом деле он просто не понимал, чего он хочет. Он не мог отказать отцу, поэтому просто принимал его слова как данность, не зная наверняка, что принесет ему этот обед – незабываемые счастливые воспоминания с милыми хозяевами или неприятное знакомство с высокомерными и жадными буржуями.

В половине второго семья Иноземцевых вышла во двор, холодный и мокрый. Утром прошел дождь, и небо до сих пор было затянуло серой пеленой. Солнца было совсем не видно. Обычно оно показывало разницу между днем и ночью в тихом спальном районе, но теперь, не имея при себе часов, трудно было сказать, день сейчас, вечер или утро. По тротуару через дорогу, словно по задумке, туда-сюда ходили одни и те же люди, как бы ненароком бросая взгляды на новых соседей. Федор Андреевич не заметил этого, а Алексей со своей необыкновенной внимательностью и проницательностью понял, что две девушки, остановившиеся возле его дома вчера, были не случайными прохожими. Наверняка они распространили информацию о том, что у этого ничем не примечательного коттеджа появились хозяева. Алексей решил, что статус его отца теперь всем известен. Неужели эти зеваки теперь все время будут крутиться вокруг дома?

Когда Rolls-Royce выехал с участка и свернул на улицу, прохожие тут же утратили свою скрытность и неприлично уставились вслед удаляющемуся автомобилю. Такое внимание вызывало у Алексея дискомфорт, и он старался не смотреть в окно, чтобы не видеть любопытных лиц, считающих сидящих в машине людей за диковинку. В мыслях он представлял, как скатывается вниз по сиденью, чтоб его взгляды со взглядами прохожих не сталкивались.

Выехав на Юдолевую магистраль, автомобиль больше не притягивал любопытных взглядов. Он слился с потоком дорогих иномарок и не казался чем-то особенным, но Алексею теперь каждое человеческое лицо, повернутое в сторону Rolls-Royce, казалось заинтересованным в пассажирах этой машины. До самого конца маршрута, до конца Юдолевой магистрали, где последний рядом идущий автомобиль свернул на другую улицу и жилые дома сменились лесом, юноша ожидал неприятных любопытных глаз. Только здесь не было совсем никого. Несколько минут за окном мелькали кроны деревьев, не разбавленные ни полями, ни озерцами – только густой лес. Если бы дорога не была такой узкой, можно было подумать, что город остался позади и автомобиль теперь пересекает трассу между городами, что вот-вот покажутся огромные пустые поля, усыпанные маленькими домиками холмы, водоемы. Алексей четко представил себе новое путешествие, забыв об истинной цели этой поездки, и испытывал желание ехать долго-долго, воображая себе другую жизнь, простую и приятную, со своей романтикой и уютом под крышей одного из тех домиков на холме. Но дорога резко закончилась, стерев в пыль фантазии юноши, и густой лес сменился живой изгородью и стриженными в виде разных животных кустами.

Юдолевая магистраль, 1 – самый роскошный дом в городе. Его двор представлял собой кольцо, вымощенное декоративным камнем; по периметру его украшали розовые кусты разных сортов; позади них виднелась местами поросшая виноградником ажурная перегородка; эти перегородки заканчивались прямо возле здания, перерастая в арки, что вели на задний двор. Сейчас был октябрь, от кустарников остались лишь голые ветки, но с фантазией Алексея нетрудно было представить, насколько прекрасно это место летом.

Автомобиль проехал по кольцу, обогнув большую круглую клумбу с фонтаном по центру, и прямо перед мраморным крыльцом открылись двери. На крыльце уже встречала Елена Евгеньевна, хозяйка этого особняка, одетая в светлый костюм с кружевными перчатками и декоративной шляпкой. Она была одета так, словно пыталась возродить своим внешним видом моду начала двадцатого века.

Увидев ее, Алексей подумал: «Под королеву Англии косит? К чему эта нарочитая изысканность?» С первого взгляда у него сложилось не самое приятное впечатление об этой женщине, слишком широко улыбающейся из-за самых обычных гостей.

– Федор Андреевич! – воскликнула она с отвратительно услужливой улыбкой. – Я безумно рада вас видеть!

– Добрый день, – отозвался гость с гораздо меньшим восторгом.

– Алексей, вас я рада видеть не меньше! Прошу вас. Прошу вас, проходите в дом!

Распахнулась дверь, и перед гостями предстал огромный зал, стены которого облицовывал светлый камень, а освещение давали свисающие с потолка на разной высоте хрустальные птицы. Мебели здесь не было вовсе, от чего помещение казалось еще просторнее. Звук шагов разлетался эхом по громадному вестибюлю. Дворецкий забрал верхнюю одежду гостей, и хозяйка провела их мимо массивной изогнутой лестницы, в основании которой располагался шкаф-купе, затем по коридору, из которого выходили несколько дверей.

Под конец коридор стал шире и завершился залом, чуть меньше вестибюля, с потолками высотой в три этажа, длинным узким обеденным столом, фортепиано и большой хрустальной люстрой в центре потолка. С одной стороны помещения выходила дверь в кухню, а с другой поднималась еще одна лестница, повторяющая изгиб закругленной стены.

Во главе стола сидел и жадным взглядом гипнотизировал закуски, очевидно, глава семьи. Это был мужчина в строгом смолисто-черном костюме с удушающим галстуком на массивной шее, румяный и улыбчивый. Его круглое тело и такое же круглое лицо делали его похожим на ребенка, любящего вкусно и много покушать. Рядом с ним Елена Евгеньевна казалась гораздо выше и раза в четыре его тоньше. Мужчина барабанил пальцами по столу в ожидании разрешения приняться за еду. Услышав эхо приближающихся нескольких пар ног, он встал и протянул руку вошедшему гостю.

– Григорий Макарович. Рад встрече, – сконфуженно проговорил он, словно чувствуя себя не в своей тарелке, и поспешно сел на свое место.

Федора Андреевича усадили напротив хозяина, на противоположный конец длинного стола, а рядом с ним его сына. Последней села Елена Евгеньевна, не убирая с лица натянутой улыбки. Григорий Макарович уставился на закуски, мечтая начать трапезу, но он хорошо знал свою супругу. Он знал, что ему не дадут так просто пообедать без длинного диалога с гостями. Он старался казаться как можно незаметнее, надеялся, что этот раз ему не придется задавать гостям целый ряд вопросов, его совсем не интересующих. Надежды себя не оправдали. Начались расспросы. Расспросы о том, как добрались, нравится ли новый дом, впечатление о городе, о том, что в Мошногорске они уже успели увидеть. Елена Евгеньевна задавала большинство вопросов сама и то и дело тыкала под столом супруга, чтобы тот отвлекся от мыслей о еде и задал один из отрепетированных заранее вопросов. Гости тоже не начинали трапезу.

Алексей сидел молча. К нему не обращались, и поэтому он, словно тень, даже не шевелился. Казалось, что все уже забыли о его присутствии, но он не видел нужды в том, чтобы напомнить о себе. Хозяйка дома ему однозначно не нравилась: она вела себя слишком манерно, причем очень наигранно, и то, что она не задавала вопросов Алексею, только радовало его. Он не смотрел на нее, а еле заметно двигал головой, осматривая помещение. Он заметил, что стол был накрыт на пятерых и одно место по правую руку от главы семьи пустовало. Хотя этот вопрос и интересовал юношу, он не решался его задать. Он считал неприличным задавать лишние вопросы, если хозяева сами не делятся информацией. Его взгляд побрел по комнате.

Куполовидный потолок поднимался на уровне третьего этажа, его украшали светлые узоры; во всю высоту стен размещались в ряд высокие узкие окна с тонкими рамами и массивными портьерами; ровными рядами размещались ажурные бра, между ними декорировали зал живописные картины в толстых рамах; под ножками стола стлался винтажный ковер голубых и телесных оттенков, и его пара, ковер такой же расцветки, покрывала паркет под роялем у окна. Паркет блестел чистотой, солнце играло дневным светом, шутливо полосили деревянные угловые столики, ловя тени оконных рам. Эти столики размещали вазы с ароматными букетами свежесрезанных цветов из сада. Они являлись главным украшением комнаты. Обеденный стол, покрытый белой узорчатой скатертью, украшали позолоченные канделябры и золотистые сервировочные салфетки. Ни единой пылинки на картинных рамах, кушетки и стулья выставлены в ряд спинка к спинке, подлокотник к подлокотнику. Все идеально – настолько идеально, как будто никто здесь никогда не жил.

Внимание юноши зацепила одна вещица – кукла в балетной пачке на деревянной подставочке. Она стояла на рояле у окна. Целиком состоя из дерева, она поражала своей детальностью и изяществом, проработаны были до мельчайших подробностей красоты человеческого тела, вплоть до мягкого изгиба ключиц и фаланг пальцев на кистях рук. Глаза, полузакрытые густыми ресницами, скорбно смотрели в пол, а на губах не играли ни веселая улыбка, ни печальная дуга – они выражали смирение с неизменной жизнью пленницы, но Алексею думалось, что кукла вот-вот поднимет голову. Она выглядела как живая, и казалось, словно она тоже испытывает человеческие эмоции. Кто мог создать подобное чудо? Нигде доныне Алексей такого не видел.

За изучением убранства помещения Алексей умудрился пропустить все нудные расспросы, задаваемые, очевидно, по списку. Наконец принялись за еду. Григорий Макарович, которого явно давно не кормили, как ужаленный схватился за приборы и начал уплетать салат. Иноземцевы кинули на него ничего не выражающие взгляды, и Елена Евгеньевна, заметив это, залилась краской. Она восприняла слишком резкое движение супруга как угрозу идеальному приему. Для нее было крайне важно оставить безупречное впечатление о своем доме, и каждая мелочь казалась ей катастрофой. На ее удачу, Федору Андреевичу было безразлично поведение хозяина. Он сам больше не сказал ни слова. Опустошая тарелку, он слушал восторженные рассказы о Мошногорске. Елена Евгеньевна рассказывала о всех нововведениях, новых постройках, о богатых семьях города и о том, кто из них пробился в шоу-бизнес. Через двадцать минут диалога Алексей понял три вещи: первое – хозяйка дома отлично разбирается во всем, что касается богатства и известности, второе – остановить ее уже не получится, третье – в доме главная она. Еще через несколько минут ее слова стали сливаться в непонятную бессмысленную кучу в голове юноши, и его мысли улетели далеко-далеко, в маленький домик на зеленом холме, точь-в-точь такой же, как картинка на его шкафу.

Он видел, как дверца домика распахнулась, и оттуда выбежала белокурая девочка в полосатом платьице, за ней мальчик помладше, в шортиках и маечке. Он держал в руках воздушного змея. Дети побежали по склону, радостно смеясь, и растянули веревку. Бумажная птица взмыла в воздух, сопровождаясь восторженным детским визгом. На пороге показался Алексей, такой же молодой, как сейчас. Он с улыбкой смотрел на своих дочку и сына. В ладони его была зажата рука девушки. Ее лица было не видно. Алексей никогда не представлял себе ее внешность. Он стоял и смотрел, как малыши бегали под яркими лучами солнца, более красивого, чем в реальности, и отбрасывали четкие темные тени. Ветер развевал их светлые волосы, и лица, озаренные радостью, вдруг поймали золотистый свет уходящего солнца. Позади бегающих детей не было города, там была лишь полоска леса вдали, а до нее – покатый спуск и большая поляна. От дома не вело ни одной дороги, словно он единственный в мире…

– Алексей!

На юношу звук собственного имени подействовал как разряд молнии. Он никак не ожидал его услышать, и оттого, что из мыслей его вырвали так неожиданно, фантастический мир разбился точно ваза, упавшая с десятого этажа.

– Алексей, – повторил голос, принадлежавший, как оказалось, хозяйке дома, – нам очень хотелось бы побольше узнать о вас. Кем вы собираетесь стать в будущем?

Не сразу осознав, где он находится, юноша, оправившись от путешествия в прекрасный мир грез, четко проговорил:

– Я унаследую дело моего отца. Буду заниматься бизнесом.

– Как замечательно! – восхитилась Елена Евгеньевна. – Бизнес позволяет делать очень хорошие деньги!

– Разумеется, – сказал Федор Андреевич, – наша семья уже несколько поколений владеет двумя заводами под Петербургом. Они – наш основной источник заработка.

– Да, я слышала об этом. Прелестно!

Сверху послышался стук каблучков и шуршание тканей. Головы всех присутствующих взмыли к верхним ступеням и стали наблюдать, кто же сейчас появится. Алексею было интересно, кому предназначалось пятое место за столом. Может, это идет его хозяин? Сперва Алексей не понимал, что он увидел: за перилами показалось что-то объемное, и Алексею почему-то сразу представился Григорий Макарович в атласной мантии, по его мнению, именно так он бы и выглядел. Но, спустившись ниже, глазам всех присутствующих предстала фигура миловидной девушки, причем совсем не тучной, как показалось Алексею, а, наоборот, очень даже стройной. Изящно выставляя с носка тонкие ножки, она медленно спускалась вниз. Григорий Макарович подавился огурцом, Елена Евгеньевна покраснела словно помидор, а гости застыли точно статуи. На девушке было надето платье, какие носили благородные дамы два века назад: лиф имел аккуратный воротничок и широкие рукава с шелковыми манжетами, шелковая юбка цвета лазури на каркасе закрывала ноги до щиколоток, голову покрывала шляпка с цветами и лентой, а на ногах были надеты белые чулочки и старинные шнурованные ботиночки. Девушка изящно проплыла по ступеням, перед последней ступенью сделала грациозный поворот и присела на свое место. Ее прекрасное лицо, окаймленное светлыми кудрями, выражало крайнее довольство собой.

– Аннетт… – произнесла Елена Евгеньевна, собравшись с мыслями; она была не в силах принять тот факт, что увиденное ей не померещилось, поэтому глаза ее выпучились, как у резиновой игрушки, которую изо всех сил сжали в кулаке. – Аннетт, ты пришла… в этом?

– Да, мама. Ты же просила надеть что-нибудь приличное. Пожалуйста! Что может быть приличнее платья дворянки?

– Это же твой театральный костюм!.. – Елена Евгеньевна пришла в крайнее возмущение. – Ты же… Ты же… Переоденься, Аннетт!

Аня не послушалась. Состроив издевательскую гримасу в сторону матери, она взялась за приборы. Некоторое время был слышен звон приборов лишь с ее стороны. Потом Григорий Макарович, подтирая подбородок салфеткой, сказал:

– А что, Леночка, по-моему, ей очень идет.

– Спасибо, папа. Я тоже так считаю.

– Григ! – возмущение Елены Евгеньевны теперь было направлено на мужа. – Это же костюм для театра! Она может его запач… То есть… не запачкает, конечно, просто… внешний вид должен соответствовать поводу.

Аня только ехидно улыбнулась, словно в голове у нее созрел план. Елена Евгеньевна сконфузилась. Она изо всех сил пыталась найти объяснение такому поведению дочери, которое можно было бы скормить гостям и оставить хорошее впечатление. Она отступилась, не пытаясь больше спорить, и снова зазвенели приборы.

– Это наша дочь Аннетт. Она просто… в этом году заканчивает лицей и поступает в театральное. Она изучает культуру дворянства девятнадцатого века, – с наигранным восторгом пропела хозяйка. – Она делает большие успехи! У нее, между прочим, скоро выступление. Она играет в пьесе «Купцы» главную роль, дворяночку Натали. Героиня, кстати, отлично владеет пианино и поет, как и наша Аннетт. Да, она эту роль получила не за красивые глаза. В пьесе, кстати, Натали исполняет очень интересную песню. Аннетт, не сыграешь нам?

– С превеликим удовольствием, маман!

Девушка ловкими плавными движениями отдалилась от стола. Присев в поклоне с игривой ухмылкой, девушка порхнула к инструменту. Она быстро села на скамью, а ее воздушное платье мягко опустилось вслед за ней.

Не выжидая времени, Аня сразу начала играть плавную, нежную, приятную для слуха и при этом не известную Алексею сюиту. Юноша любовался, как Аня красиво двигает пальцами рук, как выдерживает идеальную осанку, и все в ее внешности и движениях казалось юноше гармоничным и эстетически прекрасным. После второй гаммы краем глаза он уловил какое-то движение над клавиатурой рояля. Снова Алексей подумал, что ему показалось, но деревянная кукла взаправду шевелилась. Она подняла лицо, носящее извечное траурное выражение, встала на носочки, вытянулась в блестящем арабеске, затем мягко согнулась, потянувшись к носочку выставленной вперед тонкой ножке, коснулась тонкими пальцами пуанта и снова выпрямилась. Все движения она проделала абсолютно бесшумно, словно танцевала на облаке. Это поражало воображение.

Когда пришло время слов, протяжный звонкий голос Ани заполнил зал.

– Наш великий основатель

Был красив, хитер, умен.

Он решил построить город,

Вечной славой заклеймен,

Самый лучший город в мире,

Полный злата и красот.

В нем лишь тот познает счастье,

Кто не ведает забот,

Кто похвастаться сумеет

Тонной новеньких банкнот.

Остальные тонут в муках,

Опускаясь к дну болот,

А детей-сироток трупы

В реках крови уплывут…

Последняя нота сюиты пролетела по залу эхом, а после нее разразилась гробовая тишина. Кукла-балерина завершила па и вернулась в исходную позицию. С гордым видом Аня проследовала на свое место за столом. Она не считала нужным прокомментировать свое выступление или хотя бы поздороваться с гостями, молча села и взялась за приборы. Алексей увидел на ее лице улыбку, имеющую неясный характер. Она была настолько слабой, что улыбкой ее было не назвать. Она как будто бы была, но в то же время отсутствовала. Веки были слегка опущены, а глаза под ними сияли уверенностью и довольством собой.

– Это… – вымолвила хозяйка в надежде найти объяснение такому необычному номеру, но так и не смогла его придумать. Она выглядела одновременно испуганной и смущенной.

– Так понимаю, пьеса в жанре мистики? – уточнил Федор Андреевич, отреагировав на услышанное совершенно спокойно.

Елена Евгеньевна в знак согласия покачала головой, но глаза, увеличившиеся раза в два, говорили об обратном. По ним было понятно, что хозяйка дома не ожидала услышать такого художественного произведения. Но она быстро справилась со своим шоком, ожила и, стремясь отвлечь гостей от неугодной песни, дала команду для обеда.

Распахнулась дверь кухни, и, словно речной поток, по столовой поплыла колонна официантов. Они одновременно сменили пустые тарелки из-под салата на миски с супом. Судя по их внешности, именно она и служила главным критерием выбора официантов для обеда. Все были одеты одинаково, все одинаково молоды, стройны и ухожены. На каждом была надета белоснежная рубашка с бабочкой, черные брюки со стрелками, и волосы всех были зачесаны с одинаковым пробором. Все двигаются синхронно, молчат, четко выполняют инструкции. Все схожи, как на подбор. Федор Андреевич и семья Чеканщиковых отвлеклись на эту процессию, Елена Евгеньевна засветилась лучезарной улыбкой: больше не надо было выдумывать глупых оправданий поведению дочери. Процессия официантов сменила гостям тарелки, проскользила вдоль стола, образовала колонну и удалилась в кухню.

Елена Евгеньевна продолжила расхваливать Мошногорск, и старый диалог возобновился. Принявшись за суп, Аня как будто бы впервые заметила, что за столом есть кто-то, кроме ее родителей. Может, она бы и вовсе не заметила их, если бы неизвестный юноша не глазел на нее уже почти минуту без перерыва. В его глазах не читалось ни жадности, ни наглости, а лишь испуг. Широко раскрытые глаза выглядели глупыми. Ане показался этот взгляд забавным и даже милым. Она кокетливо улыбнулась. Алексей одернулся и внезапно осознал, что смотрел на незнакомку неприлично долго. Он сконфуженно опустил голову к своей тарелке и стал есть.

Целый мир вокруг перестал существовать для него, Алексей бездумно опустошал тарелку, не имея понятия о ее содержимом. Он больше не слышал голоса Елены Евгеньевны, и даже его разум не выдавал четких мыслей. Никогда еще он не чувствовал такой потерянности. Он не чувствовал вкуса супа, не слышал голосов, и мысли как будто бы в комок свернулись, превратив умного юношу в глупца. Внезапно осознав, что ложка скребет дно пустой тарелки, юноша очнулся. Он таращился на дно тарелки, боясь поднять глаза. Теперь он прислушивался к голосам с особой тщательностью. Елена Евгеньевна рассказывала про Жеодиных, очень богатую семью в этом городе; слева серебряная ложка в руке отца звенела о фарфор. Алексей заглянул в его тарелку, и она была почти полной. Это отец так долго ест или Алексей смел всю порцию за минуту? Он продолжал слушать. На дальнем конце стола пыхтел и шуршал салфетками Григорий Макарович. Аня ни одного звука не издавала. Здесь ли она? Алексей не шелохнулся, не поднял головы, но глаза скользнули по скатерти, и, по непонятной причине, взгляд упал прямо на лицо девушки. Она не ела. Она смотрела в окно. Воспользовавшись моментом, пока она не обращала внимания, Алексей любовался ей, ее аккуратными маленькими глазками, похожими на утренний туман, дивным изгибом губ, напоминающих цветочный лепесток, грациозно вздернутым маленьким носиком. Больше всего внимания привлекала ее улыбка. Девушка как будто бы не улыбалась, но уголки губ были подняты, а в глазах читался хитрый умысел.

Аня сидела в этом положении уже довольно долго, и Алексей не мог понять, что так заинтересовало ее на заднем дворе: там не было ничего, кроме ряда деревьев неподалеку. Когда хозяева дома и Федор Андреевич были заняты трапезой, Аня внезапно издала тот самый звук, который невольно вырывается из груди, когда человек вспоминает что-то важное или видит невиданное. Но Алексей видел, что за окном ничего не было. На вздох отреагировали все, все отвернулись к окну, и в этот момент со стола соскользнул масляный брикет. «Она это специально сделала?» – подумал Алексей. Брикет прокатился по гладкому паркету несколько метров и остановился между стульями Ани и Алексея. Вопросительные взгляды направились на Аню. Всем хотелось знать, что такого удивительного она нашла в грустной октябрьской пелене облаков.

– Там была такая красивая птица! – пояснила она.

Когда суповые миски были опустошены, дверь в кухню снова открылась, будто повара или официанты чувствовали, что пора подать следующее блюдо. Снова великолепная процессия проскользила по залу в белоснежных рубашках с бабочками и с серебряными подносами в руках. Их головы были подняты выше линии горизонта, и они явно не смотрел под ноги. Их колонна обогнула стол, и на лице Ани заиграла неприятная хитроумная ухмылка. Не всем официантам было суждено добраться до цели. Один из них поскользнулся на подтаявшем брикете масла и налетел на молодого человека, идущего перед ним. Процессия продолжала движение. Они следовали установленному плану. По жирному масляному следу прошел еще один человек и, падая, зацепил того, кто первый поскользнулся на масляном брикете. Тот в свою очередь налетел на резко остановившегося юношу перед ним. Уже подошел момент подавать горячее. Официант протянул блюдо с лососем перед Алексеем, и в этот момент его чуть не сбило с ног ударившее в бок чье-то тело. Блюдо соскользнуло с ладони, перевернулось, вверх дном упало на край стола, а рыба, прежде лежащая в нем, теперь промачивала салфетку гостя, успев при падении оставить брызги соуса морковного цвета у него на рубашке. Елена Евгеньевна чуть сознание не потеряла. Ее затрясло от ужаса, и она не знала, как извиниться перед драгоценным гостем. Она не сдержалась и заскулила очень высоким, не своим голосом:

– Я прошу прощения… Я уволю их. Всех их уволю. Позвольте проводить юношу в уборную.

– Мама, дай я провожу! – воскликнула бодрым голосом Аня, вскакивая со своего места.

Не дожидаясь ответа, она подбежала к выходу в коридор и поманила Алексея к себе.

Вдвоем они вышли из столовой. Теперь, оказавшись ближе к девушке, которая словно прошла сквозь время, Алексей не мог вымолвить ни слова. Он плелся за ней против воли, ощущая себя марионеткой, и задавался вопросом: «Она так и хотела? Чтобы меня соусом обрызгало?» Ноги сами несли его. Он не мог дать этому объяснения, но и сопротивляться не видел причин. Он заметил, что Аня ведет себя как-то подозрительно: каждые несколько шагов оборачивается назад, заглядывает в каждую дверь, мимо которой проходит, и при этом молчит. Алексея с отцом проводили в столовую по этому коридору, он его хорошо запомнил, но внезапно что-то изменилось. Резко интерьер сменился. Алексей даже сообразить не успел, что произошло. Один миг, и Алексей стал ведомым. Аня, крепко сжимая его руку, бежит по узкому коридору. У него не было никаких ответвлений, только стеклянная дверь в конце. Парень даже не пытался сопротивляться. Он активно перебирал ногами, чтобы не отстать, но разум его при этом словно отключился. Дверь распахнулась, девушка выбежала на улицу. Ветер потрепал пышную юбку ее платья и кудряшки под полами шляпы. Блики гладкой ткани ударили в глаза, и Алексей зажмурился. Когда и он оказался снаружи, его пронзил холодный воздух, но когда он открыл глаза, неудачное первое впечатление затмил пейзаж заднего двора. Мощеная садовая тропинка вела по сиреневой аллее. Голые кусты не придавали этому месту шарма, но осенью здесь никто не гулял, и красота была ни к чему. Однако живое воображение юноши помогло воссоздать картинку этого места поздней весной. Аромат здесь в мае, должно быть, просто божественный.

Пробежав по аллее, Аня потянула своего нового знакомого через задний двор по засохшему газону до поросшего вьюном кованого забора. Под пожелтевшими листьями живого навеса недоставало двух прутьев – невероятный изъян для такого дома. Аня проскользнула на ту сторону, Алексей за ней. Лес окружал особняк Чеканщиковых со всех сторон, и, пройдя под вьюном, Алексей увидел плотно растущие голые деревья, накрытую белой пленкой кучу неизвестно чего, ржавую тележку и отпаянный кусок забора, который когда-то закрывал дыру под вьюном.

Вся наигранная чванливость девушки вдруг исчезла. Скомкав в руках пышный подол, Аня ловко вскарабкалась по тележке и села на загородку. Она расслабилась, опершись обеими руками позади себя, и откинула голову. Алексей видел теперь перед собой совершенно другого человека, он не знал, как себя вести. Он стеснительно огляделся.

– К нам приезжали рабочие делать беседку, – неожиданно начала говорить Аня. – Моя озабоченная мамаша запретила им тащить в дом грязь, а из сада другого выхода нет, вот они и сделали собственный выход. Думаю, они хотели ей таким образом отомстить, но дыра заросла, и мама этого даже не заметила. И о мусоре она не знает, который они оставили, – Аня кивнула в сторону накрытой пленкой кучи. – Не думаю, что она вообще хоть раз была за забором.

Алексей остолбенел от внезапного откровения. Он не мог определиться, нравится ли ему такая смена в поведении девушки, на которую ему по какой-то причине хотелось смотреть без остановки. Он не знал, что ответить. Повисло молчание.

В саду за забором было пусто, и звуки создавали только лесные жители. Пахло сыростью. Солнца не было, и трава после утреннего дождя так и не успела просохнуть. Какое-то время раздавались тихий шелест, стук издалека и треск веток. Юноша, против воли приведенный с непонятной целью в незнакомое место, тем более в такую холодную и ненастную погоду, в десятый раз осматривался вокруг себя, лишь бы не встретиться взглядом с девушкой.

– Как тебя зовут? – спросила она, прожигая взглядом лицо юноши.

– Алек… Алексей.

– Почему так официально?

– Не знаю, меня так папа всегда называет.

– Буду называть тебя Леша. Я Аня.

Алексею понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и решиться задать вопрос. Он старательно изучал землю, словно под ногами у него были начертаны шпаргалки для разговора с девушками.

– Аня… можно спросить… почему мы здесь? Мне нужно что-то сделать с рубашкой…

Он изобразил неясный жест, неуклюже указывая на пятна от соуса.

– Что ты так волнуешься из-за рубашки?

Алексею не удалось сформулировать ответ, он сам не знал точно, почему чистая рубашка так важна.

– Мы здесь, потому что я хотела с тобой познакомиться. Ты интересный и нравишься моей маме.

– Маме нравлюсь? Я думаю, она так со всеми гостями обращается.

– Не-е-е-ет, – насмешливо протянула Аня, – дело не в том, что ты гость, а в том, что ты голубой крови.

– Голубой крови?

– Я про твой титул. Титул графа.

– Нет никакого титула. В Советской России графский титул был ликвидирован, и теперь мы просто бизнесмены с богатой историей.

– Да какая разница! Если лишить принца титула, в нем все равно останется королевская кровь.

– То есть, по-твоему, человека определяет то, кем он родился?

– Ну… да. Вот я родилась в доме богатейшего и самого уважаемого человека в городе, и я уверена, что если я вдруг обеднею – хотя я уверена, что этого не будет, – то я все равно останусь дочерью богатейшего и самого уважаемого человека, и относиться ко мне будут так же.

Алексей задумался. Что, если прохожие, которых сегодня так заинтересовали они с отцом, тоже считают Федора Андреевича графом? Весь город придерживается того же мнения, что и Аня? Важно не то, кто он, а то, кем были его предки? Это объясняет подхалимство хозяйки дома.

Где-то вдали от города раздался глухой раскат грома. Аня ловко спрыгнула с тележки и улыбнулась.

– Гроза будет, – заключила она.

Из-за деревьев не было видно грозовых туч, но осторожный человек не стал бы ждать худшего. Аня же, напротив, снова схватив руку юноши, помчалась глубже в лес.

– Аня, может, стоит вернуться? Ливень может начаться.

Теперь, после диалога с Аней, Алексей почувствовал в себе смелость, и слова не казались таким каторжным трудом, как раньше. Кроме того, эти слова не мешали ему любоваться миловидным лицом необыкновенной девушки и костюмом дворяночки, так хорошо сидевшим на девичьей фигуре.

– Ты что, воды боишься?

– Нет, но мы же намокнем.

В ответ на лице Ани появилась ухмылка.

Оба остановились у небольшой поляны. Небо хмурилось, и из громоздких темных туч закапал дождик. Аня раззадорилась. Она выпустила руку Алексея и выбежала в центр поляны. Дождь стремительно усиливался. Наслаждаясь каждой каплей, Аня кружилась под проливным дождем, словно лист на ветру. Ее юбка развевалась солнышком и кружилась вслед за хозяйкой. Лишь здесь, на открытом пространстве, выяснилось, что день сегодня довольно ветреный. Пряди светлых волос разлетались в разные стороны, повинуясь капризам стихии. Цветочная шляпка, покрывающая голову и плечи девушки, колыхалась, изгибая свои поля то вверх, то вниз. В конце концов очередной порыв сорвал ее с головы и поднял к кронам деревьев. Алексей все это время прятался от дождя под алой листвой дуба, но, увидев летящую вниз шляпку, понесся к ней. Он поскользнулся на мокрой траве, проехал полметра на рукавах, которые были до этого совершенно белыми, и донельзя их испачкал. Аня была тронута героическим поступком, но не могла сдержаться от смеха. Ее звонкий смех заглушил шум дождя и вызвал у Алексея по странной ему самому причине не обиду, а радость. Аня по примеру нового знакомого повалилась на землю и стала кататься по ней, при этом смеясь, как будто ее щекочут. Алексей чувствовал, что он счастлив. Никогда он не думал, что ему может принести удовольствие валяние на мокрой грязной траве под ливнем, но так весело ему не было очень давно. Они не вставали, пока не кончился ливень. Они глотали капли дождя, словно сладкий сироп, безудержно смеялись, резвились, точно дети, пока капли с неба молотили их по коже.

Кончился ливень довольно быстро, и почти сразу на небе появился просвет. Оба лежали на земле еще какое-то время, наслаждаясь моментом.

– Аня, – сказал, не вставая, Алексей, убирая с губ капли воды, – что будет за то, что ты запачкала костюм для театра?

– Ничего не будет, – ответила Аня, она любовалась небом и щипала рукой траву. – Я специально это сделала.

– Специально запачкала платье?

– Ну да. Хотелось мать позлить.

– Правда?

– Она меня совсем достала своей одержимостью аристократией. Она решила с чего-то, что принадлежит к роду Ослинских, вот и старается соответствовать статусу. Ты ведь не мог не заметить, как она себя ведет. Тошнит! И из меня хочет такую же, как она, сделать. Отправляет меня в театральный учиться.

– А ты не хочешь?

– Нет.

– А чем ты хотела бы заниматься?

– Не знаю. Ничем. Зачем вообще где-то работать? Папа богат, а все его богатство и мое тоже. Буду в будущем как ты.

– В смысле – как я?

– Ну, буду вести отцовский бизнес.

– Ах да…

Аня поднялась на ноги. Вся ее прическа распалась, а вьющиеся пряди прилипли к лицу, юбка вобрала в себя воду и поникла, белый лиф, равно как и чулки, был измазан землей и соком травы. Алексей оценил ее новый облик и заключил, что она осталась красавицей, а грязь ее ничуть не портила.

– Давай возвращаться, пока мама не вызвала национальную гвардию, – сказала она с усмешкой и пошла в направлении дома.

Когда они вернулись, взволнованная Елена Евгеньевна кружила по вестибюлю, тараторя что-то неразборчивое. Отцы Алексея и Ани задумчиво стояли у выхода. Увидев шлепающих по коридору чад, Федор Андреевич дар речи потерял, он не мог поверить, что из уборной можно вернуться в таком виде; Григорий Макарович тоже сперва оторопел, но быстро очнулся: ему нужно было поймать падающую в обморок супругу.

Весь день Алексей думал об этом удивительном приключении. Он прокручивал в голове встречу с Аней и все, что было после. Он не понимал, что случилось. Он много раз был в театре на классических пьесах, видел очень симпатичных актрис, играющих дворяночек, но почему эта девушка так глубоко засела в его памяти? Что было в ней такого особенного? Она казалась ему бесспорно красивой, но это не то. То ли ее ребячество заставляло душу Алексея смеяться, то ли свободолюбие, ему не доступное, то ли бесстрашие: не часто он видел девушек, готовых одеться к приему гостей так нестандартно.

Мысли не оставляли его и за ужином. Целый день прошел, как будто бы его не было, а за ужином юношу окликнул отец. В этот момент Алексей понял, что находится дома, сидит за обеденным столом и бесцельно таскает по тарелке кусок котлеты. Громко работает телевизор, передают новости, а отец, привыкший читать газеты за едой, перебирает листы в поисках интересной статьи.

– Что с тобой, сынок?

– Все нормально, пап. Извини, что испортил рубашку.

– И брюки, – добавил Федор Андреевич, не глядя на сына.

– И брюки.

– И туфли.

– Да, и туфли.

– Я не злюсь. Но ты можешь мне объяснить, что произошло?

Федор Андреевич свернул газету и устремил взгляд на сына.

– Я упал.

– Упал… – недоверчиво повторил Федор Андреевич, но лица его не было видно, он снова развернул газету. – Скользкие полы в их ванной, выходит. И высажены там, очевидно, зеленые насаждения? Эх… Это она тебя надоумила «падать»? Дочка их?

– Это случайно получилось.

– Она еще та паршивица. Совсем старших не уважает, наглая такая.

Алексей мог бы возразить, но, с логической точки зрения, отец был прав. Юноша оставил при себе свое мнение, и на этом диалог был закончен.

В новостях стали рассказывать про нападение на ювелирный магазин, и оба отвлеклись на ведущего.

– Сегодня ночью было совершено ограбление магазина ювелирных изделий «Изыск», принадлежащего бизнесмену Лисицыну Вадиму Карловичу. Были украдены все деньги из кассы в размере четырехсот восьмидесяти девяти тысяч, а также ювелирные изделия на сумму более трех миллионов рублей. По словам очевидцев, преступники принадлежали к банде налетчиков, которых в народе прозвали «Монета». Камеры видеонаблюдения зафиксировали трех налетчиков в серых банданах с изображением монеты. Именно такие банданы и носят члены «Монеты». Примечательно то, что преступники не прибегали к взлому. Дверь была открыта своим ключом, сигнализация не сработала. Подробности выясняются.

Эта же банда была замечена при ограблении бутика Best восьмого сентября нынешнего года. Тогда они совершили кражу на сумму почти пяти миллионов рублей и скрылись до приезда полиции. Была подтверждена их причастность еще к пяти вооруженным нападениям…

– Многовато преступлений для такого маленького города, – сказал Федор Андреевич. – Им бы улучшить охранную систему. Я слышал, что город развивается очень стремительно, и что? Они не могут придумать что-нибудь для охраны своей собственности, раз уровень преступности такой высокий?

– Согласен с тобой, – ответил Алексей и снова погрузился в свои мысли.

Его отец еще долго продолжал обсуждать новости, но Алексей больше его не слышал. Он снова вспомнил тот момент, когда зашуршали сверху ткани и по гранитной лестнице спустилась вниз удивительная особа. Он вспомнил, как сжалось сердце в комок и как бешено оно потом заколотилось. Заметил ли кто-нибудь это? Слышал ли кто-нибудь, как его сердце бешено билось? Сейчас оно тоже словно с ума сходило – то сжималось и замирало, то начинало колотиться, и это только от воспоминания о том, как, поставив ножку в шнурованном ботиночке на последнюю ступеньку, Аня сделала поворот вокруг себя. Догадалась ли она о причине его неуклюжести и смущения? Знает ли она, что человек, знакомый с ней один день, теперь желает видеть ее постоянно? Даже если нет, Алексей теперь безумно хотел иметь повод попасть в дом Чеканщиковых снова. Теперь его мысли сменились, он стал выдумывать всякие несуществующие причины пребывания в особняке на окраине города. Забыл кошелек? Хотел обсудить с Еленой Евгеньевной ее родословную? Аня попросила помочь отрепетировать сцену для театра? Может, не вредно один раз воспользоваться своим положением и сыграть на мании хозяйки дома к графскому титулу гостя?..

– Алексей, – позвал Федор Андреевич сына, который в раздумьях просверлил ножом в котлете дырку и за последние несколько минут ни кусочка в рот не взял. – О чем задумался?

– Ни о чем, все в порядке, папа. Я пойду наверх.

Алексей быстро доел блюдо и спешно поднялся наверх. Он хотел остаться один, чтобы никто не отвлекал его от мыслей, и собственная комната была как нельзя кстати. Он бухнулся на кровать и почувствовал, что лег на что-то твердое и гладкое. Это оказался его телефон, по рассеянности забытый здесь после посещения Чеканщиковых. На верхней панели мигала белая точка, извещая о новом сообщении. Аня нашла его в соцсетях. Под ее портретом в круглой рамке было отмечено непрочитанное сообщение:

«Жду завтра к шести вечера. Устрою тебе экскурсию по городу».

Глава II

Королева жизни

Неужели это правда случилось? Появился повод прийти в дом Чеканщиковых, и даже врать не пришлось! Вчера вечером Алексей получил сообщение в мессенджере с приглашением от Ани, и радость его была неописуема. В той части его разума, которая оказалась способна мыслить в этот момент, пронеслась мысль о том, что Аня не берет в расчет мнение юноши: может, у него на этот день были планы, а она уже решила, что ему делать. Возможно ли такое, что она уже тогда поняла, что она и есть все его планы?

Алексей долго размышлял о том, почему ему так сильно хочется встретить Аню снова. Они знакомы всего один день, но он насчитал в девушке море недостатков, которые она даже не скрывала: пренебрегает порядком, совсем не уважает чужое мнение, стремится вывести из себя родную мать. Последнее было Алексею совсем неясно. Он бы все отдал, чтобы обнять свою маму, но Аня, имея такое сокровище, совсем его не ценит. Раньше юноша никогда не испытывал такой жажды с кем-то встретиться, и ему в голову пришло лишь одно разумное объяснение своей привязанности: в Ане сочетаются некоторые черты, которые по отдельности в других людях не вызывали у Алексея никакого восторга, а лишь презрение, но в этой девушке они присутствуют настолько гармонично, что кажутся безумно привлекательными, – цинизм, своенравие, прямолинейность. А может ли эта привязанность стать чем-то большим? Или интерес пропадет через какое-то время сам по себе, если, допустим, Аня не наденет больше костюма дворяночки или не улыбнется больше своей особенной улыбкой, легкой и таинственной? А может, все дело в ее характере, в ее бесстрашии, которого Алексею так не хватает?

Наш герой провел весь день в своей комнате под предлогом подготовки к поступлению. На самом же деле учиться не было никакого желания. Он для прикрытия открыл на письменном столе учебник по экономике чтобы, если отец войдет, можно было изобразить чтение, а сам встал у окна и устремил взгляд вдаль. Он надеялся там разглядеть лес, окружающий дом Чеканщиковых, и светло-серую кровлю их высокого особняка. Именно в этот момент он осознал, насколько он мелок. Он живет на длинной улице среди таких же дорогих, но ничем не выделяющихся домов, как его собственный, принадлежит богатой семье, но богатство это, может, даже не больше соседского. Может, он даже беднее никому не известного мужчины из соседнего дома, но удостаивался особенного внимания местных. Оставалось лишь надеяться, что Аня позвала его гулять не поэтому.

На часах четырнадцать двадцать три. Что сделать, чтобы время шло быстрее? Что сделать, чтобы быстрее наступил вечер? Ожидание становилось невыносимым. Каждые три минуты Алексей смотрел на часы. Чем сильнее он хотел ускорить время, тем медленнее оно шло. Его образ уже должен был отпечататься в зеркальном окне, ведь он простоял на одном месте уже несколько часов, прерываясь только на бессмысленные круги по комнате. Описав свою спальню пару раз, он возвращался в исходную позицию и устремлял взгляд на горизонт.

Эта череда бессмысленных действий могла бы длиться вплоть до самого вечера, если бы в голову юноши, подобно удару током, не проникла мысль: отец не в курсе его сегодняшних планов. Юноша так увлекся фантазиями и воспоминаниями, что совсем забыл предупредить отца. Аня совсем не понравилась Федору Андреевичу, и теперь Алексею нужно было как-то аккуратно поставить его перед фактом, что вечером состоится прогулка и что гулять он будет один, иначе отец его не отпустит.

Молодой человек вышел из комнаты и остановился возле двери напротив. Дальше ноги не шли. У Алексея все тело дрожало от мысли, что придется соврать, и от того, что врать он не умеет и ложь будет обличена. Но делать было нечего. Сказать правду означало однозначный провал, но ложь давала надежду. Алексей решил рискнуть в надежде, что Федор Андреевич не станет задавать лишних вопросов. Юноша постучал в дверь и вошел.

– Привет, Алексей. Решил-таки зайти ко мне?

Комната Федора Андреевича была больше, чем Алексея, но из-за обширного количества мебели казалась тесной. Сам Федор Андреевич сидел на софе у окна и читал книгу. Он перевернул книгу на коленях, когда вошел Алексей, потер уставшие глаза и сказал:

– Разбирал документы, решил отдохнуть, почитать. Как твои успехи?

– Хорошо, пап. Знаешь… я сегодня хотел бы пойти погулять.

– Погулять? Возьми с собой шокер.

Такого ответа Алексей совсем не ожидал. Он думал, будут расспросы: куда, с кем, до скольких. Юноша сориентировался быстро.

– Хорошо. Спасибо, пап, – проговорил он и поспешил к двери, обрадованный тем, что не пришлось говорить ничего о компаньоне для прогулки. Но, к несчастью, будучи уже у выхода, он услышал позади себя голос:

– Погоди. С кем пойдешь?

«Облом… » – подумал парень.

– Ни с… ни с кем.

Федор Андреевич долго смотрел на сына, словно влезая ему в разум. Он четко понимал, что тот ему врет, но посчитал допрос излишним. Он оставил диалог и по привычке сразу вернулся к чтению. Он всегда так делал, когда диалог заходил в тупик. Алексея это вполне устраивало. Он очень ценил отцовское качество, не позволяющее лезть в душу сыну или выпытывать из него не такую уж важную правду.

Юноша снова собирался уходить, но на этот раз его остановило собственное зрение. Краем глаза он заметил позолоченную рамку на дубовой полочке над кроватью. Рамка была новая, но фотография в ней очень старая и склеенная посередине. Молодой человек с фотографии держал на одной руке младенца, а другой обнимал девушку. Он улыбался. Алексей не сразу узнал это лицо. Сколько он себя помнил, отец никогда так не улыбался. На фотографии он молодой, румяный и, кажется, безумно счастливый. Если сравнить с ним нынешнего Федора Андреевича, то он кажется измученным и несчастным. Времени прошло не так много, а состарился он сильно, как если бы пил без продыху и работал в три смены.

– Удивлен? – спросил он сына, заметив, что тот застыл, глядя на фотографию. – Я поразмыслил над твоими словами и решил, что ты был прав. Нельзя винить человека за его чувства. Это не менее глупо, чем спорить из-за вкусов.

– Значит, ты простил маму?

– Нет. Вряд ли я смогу простить ее за то, что она бросила семью, но я попытаюсь. Все-таки у нее ведь была причина… Порой я не понимаю, сынок, откуда ты черпаешь эту мудрость.

У Алексея не нашлось что сказать. Он очень хотел показать, что приветствует такой поступок, но не знал, как это выразить, поэтому, поколебавшись недолго, он пожал плечами и вышел за порог.

В половине шестого Rolls-Royce выехал со двора Иноземцевых, проехал площадь и направился по Юдолевой магистрали к лесу. Когда жилые дома перестали мелькать перед окном, сердце юноши буйно забилось. День был солнечный, и пейзажи выглядели совсем не так, как вчера. Деревья отпускали в полет последние листья. Ветра не было, и они, кружась и отражая солнечный свет, падали на землю.

Вот и живая изгородь, вот и стриженные под животных кустарники, вот и главный вход. Алексей проследовал в вестибюль, где его уже ждала хозяйка дома, чья улыбка растянулась еще шире прежней.

– Здравствуйте, Алексей! Я так рада, что вы здесь! И Аннетт рада. И мой муж рад. Мы всегда рады видеть вас в любое время!

Тошнотворная лесть. Ради чего это подхалимство? Что она получит от хороших отношений с семьей Иноземцевых? Зависть окружающих? Алексей догадывался, что эта дружба строится на корысти. Больше всего Алексею хотелось убежать куда-нибудь, чтобы не видеть и не слышать этой неприятной женщины.

Ему повезло. Терпеть ее общество пришлось недолго. Через пару секунд по лестнице, ведущей на второй этаж, пронесся топот. Это бежала вниз Аня. Она кинула в сторону гостя "Привет!", схватила из шкафа-купе под лестницей манто и подбежала к выходу.

– Алексей, вы идите, а Аннетт вас догонит.

Алексей попрощался и вышел. Елена Евгеньевна взяла дочь за предплечье и подтянула к себе:

– Я вообще удивлена, что после вчерашнего он вернулся. Пожалуйста, не позорь меня. Сделай так, чтобы он о нашей семье дурного не подумал.

Она сказала это не сводя глаз со спины спускающегося с крыльца юноши, чтобы быть уверенной, что он не слышит. Но он слышал. Алексей уже преодолел последнюю ступеньку. Обернувшись, он увидел следующую сцену: Елена Евгеньевна держала дочь за плечо, но в ответ на взгляд гостя растянула дружелюбную улыбку и разжала пальцы, Аня же наградила мать ухмылкой, которая должна была означать «Я делаю что хочу». После этого она выбежала наружу, и парадные двери затворились.

На въездной дорожке стоял электронный самокат. Его привезли, пока Алексей был в доме. Аня вприпрыжку спустилась по ступеням, встала у самоката и сказала:

– Чего ждешь?

– Мы поедем на самокате?

– Ага, это лучший способ посмотреть весь город, причем так, как мы хотим. Залезай.

Алексей не представлял, как они поедут на самокате вдвоем. Во-первых, это запрещено законом, во-вторых, ему что, придется ее взять за талию? Он подошел, встал позади нее, но обнять не решался. Аня не стала ждать, она рвалась вперед. Самокат резко тронулся, и Алексей машинально схватился за талию девушки, чтоб не упасть. Он ударился в краску. Он ведь никогда не трогал девушек ни за что, кроме кисти руки. Нормально ли обнимать девушку, которая не давала на то своего согласия, – новый повод для волнения. Он боялся, что что-то сделал не так, что она сейчас разозлится, остановит самокат и убежит прочь, но она стояла ровно и смотрела вперед. Волнение постепенно улеглось, Алексей расслабился.

Аня поехала быстрее. Ее волосы развевались на скорости и касались его груди. Они так красиво блестели на солнце, что ни одно природное чудо не могло с ними сравниться. Лес сейчас казался намного красивее, солнце было особенно приветливым и теплым, а запах здешней природы помог понять, почему автомобилю Аня предпочитает самокат. Все вокруг казалось невероятно прекрасным, и Алексей не хотел находить этому объяснение.

Через несколько минут пейзаж неожиданно сменился. Лес пропал, у дороги прибавилось две полосы, и теперь по обе стороны вдоль тротуаров возвышались пестрые домики. Самокат свернул с Юдолевой магистрали и помчался по узкой дороге.

– Сначала покажу тебе окраину! – крикнула Аня, ведь сбавь она голос хоть чуть-чуть, шум машин заглушил бы его полностью.

– Почему не центр? – так же громко спросил Алексей.

– Центр красивей ночью, а на окраине мы увидим закат!

Встречать закат с кем-то – романтическая затея, и не Алексей ее предложил. Юноша подумал, хорошо бы знать, что у Ани в голове. А вдруг он тоже ей нравится, как и она ему?

Самокат ехал по свежему асфальту. Дорога была ухожена, чиста, тротуары вдоль нее уложены плиткой. Дикорастущей зелени в сравнении с центром здесь было намного больше. Здания были проще, как правило в форме параллелепипедов. Если присмотреться, все имели по пять этажей с простыми окнами и по размерам напоминали хрущевки, только облицованные яркой плиткой. Дворы тоже были ухожены, украшены клумбами, застроены беседками, детскими и спортивными площадками. Алексей решил, что в этом районе живет средний класс, вот только прохожие выглядели не очень счастливыми для обеспеченных людей. Большинство из них было одето очень старомодно. Они брели по тротуарам, опустив головы к земле. Довольных и хорошо одетых было мало. Алексей думал спросить, почему эти люди так печальны, но Аня проводила ему экскурсию, и он не стал перебивать.

Девушка рассказывала про памятники, выставленные близ дороги, про дома, имеющие архитектурную ценность (единственные здания в городе, выглядящие старыми, группировались здесь), про пекарню, кормящую своими хлебобулочными изделиями весь город. Ни одно здание, хоть как-то выделяющееся из общей массы, не обошлось без ее комментария.

Внезапно Аня испуганно втянула воздух, и самокат затормозил. Алексей неуклюже навалился на нее, в тот же миг отстранился и пробормотал нечто похожее на «извини». Он выглянул из-за спины девушки, чтобы узнать причину остановки. В полутора метрах от него на пешеходном переходе стояла женщина с ошеломленным видом и выпученными глазами смотрела на самокат. Она закричала:

– Вы что, совсем за дорогой не следите?! Тупицы малолетние! Понапокупают самокатов и людей давят!..

Ругательств в запасе у этой женщины оказалось много, и она была намерена продемонстрировать их все. После длинной тирады она швырнула пустой стакан из-под кофе. Он ударился о руль самоката. После она дальше пошла через дорогу, сыпля ругательствами и обвиняя во всех несчастьях молодежь и электронные самокаты.

Аня совсем не дала комментария произошедшему. Она поехала дальше. Она не говорила ни слова, и это насторожило Алексея. На такие ситуации было принято хоть как-то реагировать: извиниться или же ответить грубостью и обвинить в сложившейся ситуации. Молодой человек не видел ее лица и подумал, не плачет ли она.

– Аня, все хорошо?

– Конечно, – мгновенно последовал ответ.

Тон голоса был неясен, и на всякий случай Алексей решил Аню поддержать:

– Люди бывают грубыми.

– Здесь таких много.

– В Мошногорске?

– Нет, в этом районе. У них денег нет, вот и злятся из-за всего на свете. Что бы ты ни делал, они найдут повод обвинить. Просто не обращай внимания. Так выглядит бедность.

– Бедность? Но здесь дома такие красивые. В моем родном городе в таких домах не живут бедные люди.

– Они лишь снаружи красивые. Это часть города, а значит, должны ему соответствовать. А внутри вонь, холод и разруха. Не стоит винить их в грубости. Они не виноваты, что здесь родились.

Алексею показалась такая идеализация неправильной. Если власти хотят сделать жизнь бедных людей лучше, то почему только облицовкой зданий? Если у них есть деньги на такую роскошь, почему бы не прибавить заработные платы и социальное обеспечение жителям? Это сделало бы их счастливей. Аня ничего особенного не видела. Она как ни в чем не бывало продолжила свою экскурсию, будто каждый день кто-то матерится на нее и кидается стаканчиками из-под кофе.

– Вот этот парк славится большим количеством голубей, самым большим во всем городе. – Аня поворачивала голову то направо, то налево, заваливая своего слушателя интересными фактами про район. Несмотря на плачевное состояние этого места, Аня рассказывала о нем с восторгом, как рассказывают о чем-то важном для себя и даже бесценном. Алексей еле поспевал вертеть головой туда-сюда, чтоб уделить внимание каждому воспоминанию Ани.

– А здесь мы с Алей сигареты делали.

– Что за Аля?.. – поинтересовался Алексей, не сразу поняв суть сказанного, но потом интонация вопроса резко изменилась: – Что?!

Аня в голос засмеялась и пояснила:

– Аля – моя подруга детства. Она была мне отличным компаньоном для игр. – Девушка указала на сооружение из красного кирпича без окон и дверей, огражденное лентой: – Мы с ней в этом самом гараже заворачивали всякие травки в бумагу и воображали, что курим.

Аня снова засмеялась, вспоминая свои детские проказы.

– А этот фонтан был построен на деньги моего отца. А этот магазин трижды грабили. Его хозяин, видимо, полный неудачник! – воодушевленно рассказывала Аня, она удивительно хорошо знала район бедняков. – А здесь я пряталась, когда убежала из дома, – Аня кивнула в сторону кованой оградки подвала.

На улице становилось прохладно. Солнце светило теперь прямо в глаза, а тени становились длинными и комичными. Самокат проехал еще пару кварталов до конца дороги и свернул влево. Теперь вдоль правой полосы был только лес. Город оказался меньше, чем Алексей предполагал. Дорога серпантином вывела к круглой площади. Она была маленькой, но облагороженной кленами. К этой площади вели дороги с трех сторон, а с той стороны, где дороги не было, стояло внушительного вида здание с флагами над входными дверями.

– Районный суд, – сообщила Аня.

Прошло чуть больше часа с начала экскурсии. По словам водителя Игната, здесь завершалась пересекающая весь город Юдолевая магистраль. Такой продвинутый город, но такой крошечный! От одной его крайней точки до другой можно на самокате за час доехать!

Аня проехала по площади и свернула на тропинку вдоль стены здания суда. Заднего двора у него не было, лишь полянка, словно бы не принадлежащая никому. Она не имела ни декораций, ни парковых скамеек. Трава здесь была не стоптанная, разве что та, что прилегала к стене дома – по ней явно ходили чаще. За кустарниками, густо растущими в конце поляны, проходила дорожка, у дорожки – оградка, а за оградкой – обрыв.

Оказавшись в таком красивом месте, мало кто мог сдержаться от восторга. С этой площадки были видны холмы вдали, протекающая между ними река, ельник под обрывом, горстка ворон, копошащаяся с громкими криками над крышами какой-то деревеньки, а что самое главное – пунцовые облака в свете уходящего солнца. Солнце окрасило и лес, и холмы, и крыши домов. Перистые облака обрывками закрывали небесные краски и роняли огромные тени на ельник.

– Ого-о-о-о! – протянул Алексей.

– Закаты тут невероятные. Где еще такое увидишь.

В голосе девушки не было восторга или интереса. Она словно экскурсовод, водивший туристов по одному и тому же маршруту уже пятнадцать лет, – налюбовался им, и он его уже не восхищал.

– Скажи, красиво?

– Очень, – промолвил юноша, пораженный ослепительной красотой матушки природы. – Знаешь, этот обрыв мог бы стать главной достопримечательностью вашего города. Мало где такие есть.

– Это неинтересно, – сказала бесцветным тоном Аня, свесившись над оградой и шныряя взглядом по кованым прутьям

– Неинтересно? – удивился юноша. – Это же природное чудо!

– Да, но… город же никак не причастен к появлению этого природного чуда. В Мошногорске властям важно продемонстрировать прогресс, богатство и первенство в ряде самых развитых городов страны. А рассвет… он красивый, но достижением его не назовешь. Достопримечательностью можно считать то, что город создал сам, чего его власти сами добились.

– Власти? – переспросил Алексей. – Ты хотела сказать – люди?

Аня игриво улыбнулась.

– Ну, разве что такие, как мой папа, чтоб блеснуть достатком!

– Но ведь… и простые люди на многое способны.

Аня отвернулась и замолчала. Ее внимание отняла внезапно возникшая мысль, неведомая Алексею. Он терпеливо ждал ответа, но девушка молчала. Она безучастно смотрела куда-то вниз. Умные глаза свидетельствовали о серьезной внутренней работе, а руки теребили ленточку на манто.

– Главное здесь – демонстрация превосходства, – наконец сказала она. – Время в Мошногорске течет как нигде быстро, и статус самого современного города он получил не зря. Здесь всегда все на высшем уровне, без каких-либо изъянов… Простые люди неспособны создать что-то, что соответствовало бы требованиям города. Людям остается пользоваться тем, что власти им дают, и не мешать прогрессу.

Аня говорила обыденным тоном, словно ничего необычного она в своих словах не видела, словно считала такие принципы верными.

Выходит, власти народа в Мошногорске нет вовсе. Город казался Алексею все страннее и страннее с каждым новым фактом, который он узнавал. Словно отдельное государство, словно чудо-город из какой-то малоизвестной сказки, он привлекал своей необычностью, но в то же время отталкивал постоянно мелькающими ремарками про деньги и власть. Алексей отказывался верить, что все население города может ставить материальные ценности выше моральных. Если это все же правда, от чего люди стали такими?

Аня села на основание изгороди, свесив ноги вниз между прутьями. Алексея бросило в жар. Этот поступок был не таким выдающимся, как уловка с брикетом масла, но Алексей был восхищен. Он постеснялся бы так сделать, ведь это привлекло бы внимание и кто-нибудь обязательно осудил бы такой поступок. Но Аню чужое мнение едва ли волновало. Такое своенравие вдохновляло Алексея. По всему его телу пробежала приятная дрожь.

– Ну что, расскажешь, чем живешь? – спросила Аня.

– Чем живу?

Алексей растерялся. Он ушел в себя, мысленно рассуждая, почему образ Ани его вдохновляет и почему, разбирая по кусочкам ее личность, он начинает потеть. Девушка своим вопросом после долгой паузы застала его врасплох.

– Да. Чем увлекаешься, как проводишь свободное время, зачем переехали сюда и надолго ли.

С тех пор как Алексей познакомился с Аней, он стал замечать, что глупеет. Его обширный словарный запас стал скудеть, и соображать он стал медленнее. Он замечал это за собой, но показывать другим не хотел. Ему было стыдно за свою глупость, но, когда Аня находилась рядом, все его мысли сворачивались в комок, и все уроки русского языка и литературы с лучшими учителями Санкт-Петербурга сводились на нет.

– Чем увлекаюсь? Эм… ну… читать люблю. Я… много учусь, и свободного времени у меня мало, поэтому… я не знаю. У меня нет хобби.

– Да, ты похож на человека, который целыми днями только и делает, что прокачивает свой мозг, – сказала Аня, не глядя на Алексея, и бросила вдаль маленький камешек, чтоб узнать, как далеко он долетит.

– Прости?.. – не понял Алексей заявления своей спутницы.

– Говорю, на умника похож. Значит, ты учишься все время? Это печально. – Теперь Аня неотрывно глядела на облако, заслонившее солнце, и, похоже, пыталась понять, на что оно похоже. – Я вот не люблю учиться. Я считаю, если урок не принесет вклад в твое будущее, можно на него не ходить. Учителя не согласны со мной, но какая разница!

Лицо Ани сохраняло спокойствие и непринужденность, словно речь шла о чем-то повседневном и неважном. У Алексея высказывания Ани вызывали лишь непонимание, но он попытался осмыслить ее точку зрения.

– То есть… ты прогуливаешь школу?

– Бывает.

– А за плохие оценки не ругают?

– Не-а. У меня не бывает плохих оценок.

– Как так?

– Ну-у-у… – Аня задумчиво пожала плечами, – на контрольных у меня всегда пятерки. Я не пропускаю уроки, на которых проверяют наши знания. Я могу не ходить на учебу днями, потом прийти, написать контрольную – и все!

«Если она пропускает занятия, как может быть, чтоб она не терялась в темах? – размышлял юноша. – Не может быть, чтобы прогулы не сказывались на успеваемости, ведь каждый урок – это уйма новой информации».

– Не понимаю. И ты не отстаешь от других?

– То, что для других непостижимо, для меня элементарно. И если ты мог подумать, что родители платят за мои оценки, то это не так.

– Я так не думал! – поспешил оправдаться Алексей. Расстроить или оскорбить Аню он не хотел. Не похоже было, чтоб она хитрила. Если учеба дается ей так легко, значит, пропуск пары занятий ничего не мог испортить. Теперь Алексей смог ответить на давно родившийся в его голове вопрос: «Да, она специально спустила на пол брикет масла, чтоб запачкать меня соусом. Она умная. Это так круто… » Он быстро придумал, как реабилитироваться и доказать, что он не сомневался в словах Ани:

– Аня, так вышло, что я… я видел, как ты вчера на обеде масло уронила. Ты намеренно это сделала. Ты была уверена, что случится то, что случилось?

Аня все так же задумчиво глядела вдаль, поглаживая ногти на руках и перебирая губами. Вскоре она дала емкий ответ:

– Да.

– Но разве это можно было предугадать?

– Я не гадала. Я просто просчитала все наперед, – ответила Аня повседневным тоном, даже не задумываясь над ответом. Ее отрешенное выражение лица создавало впечатление, что думала она о другом, а отвечала на автомате. – Мама репетировала выход официантов много раз. Я знала в деталях, как они ходят, сколько шагов делают, какова их зона обзора. Отличаться в моих расчетах могли лишь движения при падении, но результат мог быть только один.

– О-о-о, впечатляет, – произнес Алексей более наигранно, чем хотел. Искреннее восхищение у него не получилось.

От Ани последовал внезапный вопрос, заставший юношу врасплох:

– Ты когда-нибудь прогуливал занятия?

– Э… нет.

– Хм, могла б догадаться. Если ты так любишь учиться, тебе это и не надо. – Аня усмехнулась, но устремленный вдаль взгляд свидетельствовал об отрешенности ее мыслей. Алексей до сих пор не мог уложить в голове: как она умудряется размышлять о чем-то и при этом вести диалог на другую тему и не теряться в нем?

– Не то чтобы… Я никогда не думал пропустить урок.

– Ты такой тихоня!

Подобные слова, как правило, либо обижают людей, либо призывают к спору, либо заставляют улыбнуться, но Алексей совсем потерялся в своих мыслях. Пусть слова немного оскорбительные, но юноша понимал, что Аня права.

– А почему вы решили сюда переехать?

Аня часто скакала с темы на тему. Это было необычно, но сбивало с толку. Алексей постепенно начинал к этому привыкать.

– Папа решил, – ответил юноша, оправившись после очередной резкой смены темы.

– Надолго?

Повисла пауза. Алексей призадумался. Отец привез его сюда после неудачной попытки поступить в университет. Тогда Федор Андреевич был в большом шоке и хотел скрыться от мира, чтоб утаить этот провал.

– На год… наверное.

– На целый год? Звучит как вызов.

– О чем ты?

– Этот город не для всех, – пояснила Аня, поднимаясь на ноги: солнце уже почти село, и небо утрачивало свои краски, наблюдать за ним уже было не интересно. Девушка изменилась в лице. Задумчивость как рукой сняло, и уголки губ расплылись в загадочной полуулыбке. Она взглянула в глаза Алексея, и он тут же смущенно отвел взгляд. – Не для такого правильного, как ты, это точно.

Алексей не знал, как реагировать и какой вопрос задать. Аня вроде бы сделала комплимент, но после него некомфортно стало и страшно. Парень опять потерялся. Он довольно долго думал, что могут значить ее слова, но спросить побоялся. Помимо этого, его очень интересовало, почему она так задумчиво глядела вдаль. Он сложил наконец в голове вопрос.

– Можно спросить тебя… а… о чем ты думала все это время? – Вопрос, после того как был произнесен, показался юноше несколько бестактным, но слово не воробей.

– Да так, вспомнила одну старую легенду, связанную с этим закатом, – ответила Аня, не выказывая недовольства из-за любопытства спутника.

Алексей любил всякие легенды, сказки, и тот факт, что его новый город тоже такие имеет, рождал неподдельный интерес.

– Расскажешь? – попросил Алексей в надежде на пополнение своего сборника историй новой легендой.

– Знаешь, она немного жестокая. Давай не будем портить прекрасный вечер отвратительной историей этого города.

– Отвратительной историей?

– Давай не сейчас.

Алексей почувствовал смущение от того, что что-то сделал не так, и пристыженно замолк. Больше он этой темы не поднимал.

Когда солнце скрылось за горизонтом, путешествие продолжилось. Самокат снова выехал на Юдолевую магистраль. В сумрачном свете начинали загораться фонари. Когда стемнело, засветились рамы высоток, включились подсветки домов, неоновые вывески, рекламные щиты, – все освещало улицы ночного города, наполненного толпами людей. Из каждого квартала доносилась музыка, где-то из клубов, где-то из ресторанов, где-то из магазинов. Аня и здесь не соврала – ночной Мошногорск восхищал. Экскурсия продолжалась, но комментарии здесь были совсем другие:

– Здесь самая лучшая французская кухня, и интерьер у них богатый; а в этой музыкалке я занималась в детстве, петь училась. О! Мой любимый бутик!

Алексей заметил, что про район бедняков Аня рассказывала с большим азартом, не скупясь на эмоции. Похоже, воспоминания из того района были для нее более ценны. Все, что она комментировала на Юдолевой магистрали, имело исключительно материальную ценность.

Проезжали мимо небоскребов, напоминающих зефирную косичку, мимо высоток, с крыш которых спускались водопады, мимо стеклянных улиц, где под ногами плавали рыбы, и все это было настолько удивительно, что казалось сном. Утепленные тротуары, роботы-гиды, масштабные граффити с имитацией брызг, инсталляции гигантских предметов быта, в основном талисманов богатства. Человек, побывавший здесь хоть раз, может подумать, что нет в мире города богаче и лучше.

Музыка вдруг стала громче, и Алексей увидел, как поднимаются в небо лучи фиолетовых и зеленых прожекторов.

– О, мы вовремя успели! – обрадовалась Аня.

После того как самокат проехал очередную высотку, открылся вид на центральную площадь. Там была установлена сцена. Дым заполонил полплощади, и из толпы, собравшейся вокруг, видны были только поднятые вверх руки. Машины и музыка из клубов искажали звуки, и Алексей смог расслышать лишь слова: «Я не вижу ваши руки!» Затем раздались приветственные вопли.

– По выходным здесь проходят всякие концерты! – прокричала Аня, чтобы сквозь гул голосов Алексей мог ее слышать. – Сегодня выступает Suits.

– Кто это? – прокричал в ответ Алексей.

– Рэпер, наша местная звезда.

Площадь была огорожена, и со всех сторон стояли шатры для оплаты входа. Издалека слова песни были неразборчивы. Фанаты шли на опережение и читали рэп громче самого исполнителя, из-за чего понять текст было почти невозможно. Несмотря на это, атмосфера веселья, которую создавали и фанаты, и толпы людей за ограждениями, придавала песне шарма.

Самокат проехал на самой низкой скорости мимо одного шатра, мимо другого, съехал с площади.

– Мы не пойдем на концерт? – поинтересовался Алексей.

– Нет, Suits здесь часто выступает, я на его концертах уже была. И вообще, я не любитель русского рэпа. Текст очень поверхностный, часто нескладный, и смысл всегда один. Но ты посмотри, какая у него шапка!

С обратной стороны площади было лучше видно исполнителя. У него на голове была надета золотистая шапочка шута с монетами вместо бубенчиков.

– Эм… Да, забавная.

– Ага.

Остроугольное здание в форме звезды перекрыло сцену, а вскоре и всю площадь. Стало тише, голоса толпы заглохли.

– Я хотела с тобой пойти в другое место, – сказала Аня.

– Куда?

– Увидишь.

Самокат выехал на тихую аллею. В темноте Алексей разглядел мраморные звезды под колесами – плитки с какими-то текстами. Обычно на подобных пишут имена известных личностей и их свершения. Резкий поворот, самокат пересек проезжую часть и остановился прямо под малиновой неоновой вывеской DAMAYL. Аня поспешила ко входу, словно давно мечтала здесь оказаться. Как только дверь открылась, вместе с двумя вусмерть пьяными парнями на улицу вырвался оглушающий бит. Аня зашла первой, Алексей за ней.

Толпа людей, заполнившая помещение, оказалась еще более активной, чем толпа на площади. Под клубную музыку они дергались, но танцем эти телодвижения было назвать сложно. Над ними уже поработал алкоголь. По полу плавал сценический дым; освещение менялось с красного на зеленое, с зеленого на синий; по углам искрились фонтаны. Визги, нескладное пение, вопли радости при смене очередного трека – все признаки некультурного времяпрепровождения. Это ночной клуб. От одной мысли Алексею стало дурно. Кто-то запустил змейку. Друг за другом, распихивая людей на пути, колонна шатающихся в разные стороны людей извивалась по всему помещению. Алексей находился возле сгиба змейки, и одна из девушек при повороте заржала ему в лицо. От нее сильно воняло спиртным. Это красное лицо с широко раскрытым ртом пронеслось за мгновение, но этого хватило, чтобы понять, насколько отвратителен вид пьяной девушки. Алексей не показал своего недовольства, он заметил, что Аня быстро удаляется в толпу, и скользнул за ней. Пропихнувшись между людьми, они выбрались с танцпола и сели за свободный столик.

– Зачем мы здесь? – спросил Алексей. – Разве не лучше посмотреть город? Здесь столько… пьяных!

Алексей кинул последнюю фразу с пренебрежением, с трудом скрывая отвращение.

Аня ответила не сразу. Она смотрела на своего спутника сначала спокойно, а потом ее губы растянулись в ухмылке.

– Мама меня бы ни за что сюда не пустила, а ты ей нравишься. Она даже не позвонила мне ни разу, лишь бы не помешать. Пошла бы я на прогулку с кем-то другим, она бы надоедала постоянно звонками. Тебе она доверяет.

Алексею вспомнились утренние тревоги, когда его разум посетила здравая мысль о том, что Аня просто пользуется тем, что Алексей понравился ее маме. Нехорошо использовать человека как прикрытие. Юноша должен был развеять сомнения.

– Ты ведь не только из-за этого меня позвала? – с надеждой спросил Алексей. Он бы не хотел, чтобы его использовали.

– Да нет, конечно. Я же говорила, ты интересный.

Алексей не понимал, как она это делает, но своим непринужденным поведением она вынуждает всех себе верить. Парню стоило бы размышлять логически, но она была убедительна. Во время ответа она читала меню. Подошел официант, и Аня сделала первый заказ. Алексей только помотал головой, когда молодой человек предложил ему выпить. Юноша чувствовал себя некомфортно среди людей, для которых слово «развлечение» равнозначно выпивке.

Он наблюдал за группой парней и девушек, которые, в голос смеясь, вливали водку в горло одному из своих. Сразу не скажешь, рад был тот парень или пытался спастись, но добром этому развлечению закончиться было не суждено. Парень больше не хотел быть бесконечным сосудом для напитков и вырвался, а струя алкоголя полилась ему на макушку. Внимание опьяневшей молодежи было рассеяно, и они не сразу поняли, что струя идет мимо, но когда заметили, попытались схватить беглеца. Он стал беспорядочно махать руками и ударил локтем по щеке одной из девушек. Парень с опухшим лицом, видимо ее парень, решил отомстить, махнул кулаком в сторону носа, но цель неуклюже увернулась, завалившись на пол. Опухшего парня от неудавшегося замаха занесло, и удар пришелся по совсем не тому человеку. Механизм бесцельной драки был запущен. Началась свалка из мелькающих рук и ног и падающих тел. Шуточное сражение в цирке не было бы таким смешным, как этот нелепый бой. Его участники не подозревали, что выставляют себя дураками. Они были серьезно настроены, за что их «вежливо попросили удалиться». Охрана принялась разнимать дерущихся.

Когда мимо столика Алексея и Ани под локти вели парня с разбитым носом и заплывшим глазом, девушка сказала:

– Вы поглядите, кто здесь! Неужто наш пай-мальчик ходит по таким местам! Слышишь, Леша, это мой одноклассник! Посмотри, какая красота! – Аня зло улыбалась, попивая через трубочку коктейль. – Интересно, что скажут другие по этому поводу?

– Кто – другие?

– Как кто? Одноклассники.

– Ты… хочешь рассказать им о том, что видела? – неуверенно спросил Алексей, не веря своим ушам.

– Да, хочу, – ответила Аня с мечтательной улыбкой, болтая в бокале остатки мартини. – Считаю, он незаслуженно пользуется большой популярностью. Он, конечно, красавчик, сын юриста и надежда нашего российского футбола, но полный тупица! Отец за него все делает: одежду подбирает, за опрятностью следит, чтоб он походил на принца, делает домашнюю работу и все проекты, лишь бы прикрыть его глупость.

– С чего ты это взяла?

– Да у него все доклады, сочинения и прочее всегда на юридические темы, а задаешь ему вопрос, он и двух слов связать не сможет. – Аня перевела взгляд на извивающуюся фигуру одноклассника: сейчас он совершенно не соответствовал описанию. – У него всегда безупречно выполнена домашняя работа, и учителя наивно полагают, что он прилежный ученик. Они его умнее меня считают! Несправедливо.

В глазах Алексея это был бы жестокий поступок. Он не привык учить кого-то жизни и предпочитал держать свое мнение при себе, и поэтому, как обычно, промолчал.

Он так и не стал делать заказ. Он даже не открывал лежащее перед ним меню. Зато Аню оно очень заинтересовало. Она досконально изучала одну из страниц. Мартини был уже допит, и юноша искренне надеялся, что с алкоголем на сегодня покончено. У него до сих под перед глазами стояла девушка, красная, дурно пахнувшая, смеющаяся ему прямо в лицо.

– Хочешь что-то заказать? – поинтересовался Алексей.

Аня лукаво улыбнулась и подняла руку. Подошел официант. Аня молча протянула ему двухтысячную купюру, получив в ответ маленький медный жетон.

Девушка ничего не объясняла. Она встала, а Алексей за ней. Из-за дыма, мелькающих перед глазами красок, голов и рук трудно было разбирать дорогу. Впереди Алексей заметил барную стойку и подумал, что Аня направляется к ней, но эта барная стойка вскоре осталась позади, а девушка остановилась перед большим автоматом с пятью крантиками. Над каждым из них светилась рамка с надписью. Алексей смог разобрать только "Пшеничное" и "Берлинское белое". Остального из-за дыма и мигающего освещения не видел.

– Аня, это что? Автомат с пивом?

– Ага, – довольным голосом ответила она, кинула жетон в прорезь и стала любоваться, как стакан наполняет золотистый напиток. Вверх побежала густая пена и остановилась шапкой высоко над краем сосуда.

– Ну разве не прелесть! – воскликнула Аня восторженно.

В выемке внизу выкатился тот самый жетончик. Он был готов услужить любителю пива вновь.

– Знаешь, в чем прикол? Этот жетончик бесконечный! Это крутая фишка клуба. Знаешь, как расшифровывается его название?

– Его название – аббревиатура? – удивился Алексей.

– Да. Drink as much as you like – пей сколько влезет. Сокращенно DAMAYL. Пока я тут, могу брать сколько захочу.

– Но ты же не станешь пить много?

В ответ снова последовала лукавая улыбка, которая начинала казаться Алексею недобрым признаком. Он вспомнил, как в первый раз после этой улыбки его рубашка оказалась обрызгана соусом, в другой раз за улыбкой последовало валяние в грязи, которое довело Елену Евгеньевну до обморока.

Аня с удивительной быстротой опустошила первый стакан, затем поставила его под другой крантик и снова наполнила.

– Аня, может, этого достаточно?

– Ну нет. Я заплатила за то, чтобы пить сколько влезет. Именно столько я и выпью.

Юноша, расстроенный, отступился. Он решил, что каждый человек вправе сам за себя решать. Она понимает, что делает, по крайней мере, Алексей на это надеялся.

Вскоре второй стакан был пуст. Набрав еще, Аня резко погрустнела. Она не стала выпивать, а просто уставилась на тающую пенку. Она больше не была похожа на себя. С лица пропала самоуверенность и радость, брови нахмурились, веки словно потяжелели.

– Аня, – тихо позвал Алексей.

Аня не откликнулась. Она долго смотрела на шапку пива в стакане, потом медленно поплелась к своему столику, Алексей за ней. Он настороженно следил за тем, чтобы на нее никто не налетел. Он не делал ей замечаний, не осуждал, а лишь наблюдал, как она проходит, не глядя на людей вокруг, к своему столику и как, пошатываясь, садится на свой стул. Алексей сел напротив. Он старался делать вид, что не замечает изменений в поведении своей спутницы. Аня откинулась на спинку стула, оставив полный стакан на столе, и тихо произнесла:

– В детстве у меня был друг. Он не был богат или знаменит, и мама запретила мне с ним общаться. А мне хотелось. Он был интриган. С ним было весело. Я уже тогда знала, как обойти камеры в нашем дворе, и рассказала ему. Он приходил ко мне в гости втайне ото всех. Мы с ним сбегали из дома и смотрели город. Он мне многое показал. Благодаря ему я знаю много о жизни бедных. Я узнала, что у роскоши есть обратная сторона, я узнала, что такое бедность. Мать бы ни за что не одобрила посещение бедных районов, но она не знала, что я бывала там, причем бывала часто. Она вообще много чего не знала. Я не раз сбегала из дому. Я не мирилась с ее маразмом и делала то, что хотела. Мне было абсолютно наплевать на статус моего друга. Мне было с ним интересно, а остальное значения не имело… Но один раз он пробежал по двору не очень удачно, натолкнулся на громилу. Мать пришла в ярость. Она вышвырнула его семью из города. Она была уверена, что ограждает меня от дурного влияния и что в будущем я буду ей благодарна… Ненавижу ее.

Безучастным взглядом, слегка пошатываясь на месте, Аня уставилась на Алексея. Она была мрачнее тучи, словно достала из глубин своей памяти все самые неприятные моменты жизни.

– А где твоя мама? – спросила она после недолгого молчания.

– Моя?

Алексею всегда было сложно говорить о маме, но ему казалось, что этой девушке напротив он может доверить любую душевную тревогу. Несмотря на легкое опьянение, она вызывала у него нежные чувства, казалась надежным человеком, и он был готов поделиться с ней любым секретом.

– Мама оставила семью, когда я был маленьким, – произнес вполголоса Алексей, отведя взгляд. – Папа говорил, нашла себе другого. Просто вернулся я однажды из лагеря, а мамы уже нет.

Аня помрачнела еще больше.

– Мне жаль. Я всегда считала, что лучше вовсе не иметь чего-то, чем терять это.

Алексей не нашелся, что на это ответить. Он мог согласиться с этим высказыванием, но подумал о детях из приютов. Кому хуже: им, детям, не знавшим родительской заботы, или тем детям, что, прочувствовав ее в полной мере, в какой-то момент навсегда лишаются?

– У меня была гувернантка Нелли, – продолжила Аня рассказ о болезненном детстве. Градус освежил память о прошлом, извлек все самое худшее. – Я много шалила в детстве, а попадало всегда ей. Моя чокнутая мамаша от нее избавилась. Не смирилась с тем, что я больше любила свою гувернантку, чем мать, или же Нелли как-то задела самолюбие матери – не знаю. Да и какая теперь разница! А знаешь, каким был ее отвратительнейший поступок? Она продала мою собаку. А знаешь почему? Потому что я отказывалась ее слушаться! Мать всю жизнь из меня веревки вила, куклой меня пыталась сделать. Думала, я стану такой, какой она хочет. Ха! Ну уж нет! Она не хочет, чтоб я пила, – значит, я буду пить!

Аня залпом выпила стакан. Алексей успел схватить стакан и оттащить, лишь когда тот был уже пуст.

– Аня! Я думаю, этого хватит! – возразил он, испугавшись собственных слов. Он не мог позволить себе строгость по отношению к другому человеку, и предложение прозвучало неуверенно.

Аня даже не думала послушать его. Она восхитилась собственным протестом и способностью пить залпом пиво, поэтому лицо ее снова озарилось самодовольной улыбкой. Глаза смотрели рассеянно, словно в никуда, и юноша понял, что это взгляд не вполне трезвого человека.

– Аня, ты раньше употребляла алкоголь? – как можно громче спросил юноша, так как трек сменился и был встречен бурными овациями.

– Она не хотела, чтоб я гуляла по району нищих, поэтому я убегала! – продолжила Аня свою тираду, словно вовсе не слышала Алексея. – Несколько раз убегала, потому что могла! Она хотела, чтоб я выглядела как нелепая кукла-дворянка, чистенькая и красивенькая, и поэтому я валялась под дождем в грязи. Она хотела, чтоб я училась в музыкальном классе, и именно поэтому в кабинете музыки из ниоткуда играли песни «Рамштайна». Ха-ха! Не будь я дочь моего папы, меня б давно из школы выперли. Но теперь я в классе точных наук! Она хотела, чтоб я вела себя прилично…

Эти слова Алексея особенно насторожили. Закономерно всем ее предыдущим заявлениям сейчас она должна поступить крайне неприлично. Она и в здравом-то уме много себе позволяет, а что она может выкинуть пьяной!

Взгляд Ани упал за спину Алексея. Он обернулся. Там по обе стороны от будки диджея поддерживали активность ночного клуба синхронным танцем две танцовщицы. Алексей разгадал замысел девушки. «Только не это… » – испуганно подумал он и похолодел. Мгновенно поняв, что можно противопоставить материнским требованиям, Аня в два счета влезла на близлежащий никем не занятый стол и поймала ритм играющего трека. Такой поступок требовал большой смелости или высокого градуса. Аня от природы обладала первым, а в данный момент еще и вторым. К этому можно добавить ее особенную черту – чувство абсолютной безнаказанности. Эти три составляющие позволяют человеку совершать экстраординарные поступки. Нельзя было сказать, что Алексей не пытался ее остановить, схватив за руку, но она выскользнула, обделив вниманием его попытку. Своими четкими действиями и твердыми намерениями она давала понять, что ее никто не удержит в узде.

Аня закрыла глаза и полностью отдалась музыке. Вокруг нее собралась толпа зрителей, которым приходились по вкусу раскрепощенность и бесстрашие. Алексей не отходил от стола. Он видел, какими жадными глазами смотрели на танцующую девушку некоторые зрители, и его передернуло. Он хотел стянуть Аню со стола. Только протянув в ее сторону руки, он почувствовал резкую боль в области носа и услышал грубый голос: «Руки убрал! Смотреть можно – трогать нельзя». Затем послышался хриплый смешок. Юноша чуть не упал от удара. Оправившись, он взглянул на человека, разбившего ему нос. Плотное телосложение, некрасивое лицо и глупый взгляд. Он смотрел на Аню и отряхивал кулак со сбитыми костяшками. Впервые в жизни Алексей испытал на себе чужой кулак. Он совсем не умел и не хотел драться. Он был пацифистом и в любой ситуации физической силе предпочитал интеллект. Но даже если бы сейчас ему нужно было применить силу, со своим хлипким телосложением он не имел шанса одержать верх. Носом пошла кровь.

– Она моя… Она со мной, – проговорил Алексей и снова потянулся к Ане.

Девушка продолжала танцевать, не открывая глаз. Она не видела, как юношу стали толкать, дергать и угрожать кулаками; из-за оглушающих битов она не слышала возмущений и угроз. Она не замечала ничего, что происходит вокруг.

Вторую попытку снять Аню со стола парни не простили. Они грубо толкнули юношу дальше от стола. Он не сумел оказать сопротивление, натолкнулся на столешницу позади себя и чуть не лег на ее поверхность. Быдловатый парень схватил его за грудки и замахнулся огромным кулачищем в глаз своей жертве. Алексей испугался, дернулся, и в следующую секунду над левым веском по коже стал разливаться жар. Алексей обмяк и чуть не упал. Когда он поднял голову, понял, что шанс сбежать был упущен. На него уже замахивался не один кулак, а три. Один за другим трое парней стали беспощадно колотить Алексея, намеренно целясь в его лицо, а юноша, как мог, заслонялся руками. Теперь он знал, что чувствовали неудачливые персонажи из фильмов, когда их избивали до полусмерти. Это больно. А Аня с улыбкой на лице и закрытыми глазами словно парила над землей в экстазе. Она тонула в музыке и восхищенных возгласах зрителей, даже не подозревая, что в трех метрах от нее бьют ее друга.

Охранник появился быстро, и это спасло Алексея от серьезных травм. Буйных посетителей остановили, насильно вывели за дверь, а Алексея не тронули, ведь он не оказывал сопротивления и силы не применял, – единственный плюс его бессилия. У него была разбита губа, щека покраснела, и ныло правое колено. Но все это ерунда! Остальная толпа не давала ему приблизиться к девушке, продолжавшей свое шоу. Стоило ему подойти, парни в толпе его отталкивали и продолжили наслаждаться зрелищем.

– Это не дочка Чеканщикова? – послышалось из толпы зрителей.

Кто-то достал телефон и начал съемку. В этот момент у Алексея внутри все закипело. Аня хотела поступить жестоко, раскрыв секрет своего одноклассника, но на него Алексею было наплевать. Позволить же порочащему честь Ани видео попасть в сеть он не мог. Он змеей проскользнул сквозь толпу, запрыгнул на стол и крепко обнял девушку, закрыв ее спиной от камер. Он от души надеялся, что Ани на видео не будет видно, ведь он появился почти сразу. К его великому удивлению, девушка его не оттолкнула, а лишь обрадовалась тому, что новый друг к ней присоединился. Она отпрянула от его груди, сжала его руки и стала импровизировать в неизвестном партнеру танце. Поначалу Алексей просто стоял в позе богомола и озирался на толпу зрителей: почему они больше не пытаются его оттащить? Тот молодой человек, что оставил ему на лице следы кулака, поднял руки вверх в знак раскаяния и что-то сказал. Из-за музыки Алексей понял лишь, что Аню приняли за его девушку. Он хотел было ответить, но промолчал, то ли потому, что знал, что его не услышат, то ли потому, что желал, чтоб эта неправда стала правдой. Люди перешептывались. Он решил, что теперь все присутствующие поняли, кто эта девушка. Еще двое направили на танцующих камеры телефонов. Алексей снова обвил руками Аню. Он решительно не знал, что делать дальше. Такой трюк позволял выиграть всего несколько секунд, пока Аня не начнет вырываться, но этого нельзя было допустить. Волнение и дискомфорт, который испытывал юноша, стоя на столе в обнимку с пьяной девушкой под несколькими десятками любопытных глаз, мешал думать, но стоило Ане в первый раз дернуться, как Алексей выпалил:

– Ты не пробовала черное пиво! Пойдем попробуем?

Аня на секунду застыла. Она фокусировала взгляд на юноше, потом ухмыльнулась и неуклюже сошла со стола двумя излишне уверенными в ее состоянии прыжками – со стола на стул, затем на пол. Как на первом, так и на втором она покачнулась, но лицо сохраняло самодовольную улыбку, словно спуск задумывался именно таким. Толпа не была рада тому, что шоу закончилось. Молодежь издавала звуки недовольства, но Аня назад не вернулась, она направилась к автомату с пивом.

Алексея тревожил теперь серьезный вопрос: что делать с Аней? Если приведет ее домой, ее родители сочтут, что он позволил их дочери довести себя до такого состояния. Тогда он окажется в черном списке ее матери. Ну а если расскажет ее родителям всю правду, что она не благовоспитанная леди, какой ее хотели бы видеть, кем он будет после этого?

После очередного стакана Аня затихла. Веки сомкнулись, и она стояла, покачиваясь, на одном месте, пока не стала падать. Рядом стоял Алексей. Он был совсем не против, если у него на плече поспит девушка, по странной причине заставляющая его сердце сжиматься в комок. Он тянул время, смущенно придерживая ее одной рукой и обнимая другой. Громко играла музыка, гремели биты, заглушая голоса. В такой толпе, если вокруг лишь чужие люди, возникает чувство отчужденности, словно все вокруг иллюзия и все эти люди не видят тебя, не слышат тебя, являются частью другого мира, очень далекого. Алексей закрыл глаза, стал вдыхать дурманящий аромат сирени от локонов Ани и ушел в себя. Оставаясь в одиночестве, он любил помечтать о чем-то далеком и невозможном, но теперь его мечты казались гораздо ближе.

Глава III

Мошногорск – город мошенников

Аня проснулась от яркого солнечного света. Она лежала на жесткой постели в неизвестной комнате. По сравнению с ее спальней эта комната была очень маленькой, простенькой и захламленной коробками. На всю стену напротив кровати растягивалось панорамное окно, и свет от восходящего солнца заполнял все помещение.

Голова болела, но не так сильно, как могла бы. На прикроватном столике стояла бутылка с водой, а возле нее записка: «Выпей, если будет плохо». На записке лежала коробочка с обезболивающим. Аня выпила таблетки, запила почти половиной литра воды, чему несказанно удивилась, и завалилась обратно на кровать, закрывшись подушкой от раздражающе яркого солнца. Она стала пытаться вспомнить события прошедшей ночи. Это удавалось ей с трудом. Она вспоминала свою прогулку по минутам, но чем больше думала, тем больше болела голова.

Аню удивляло то, что в телефоне не было ни одного уведомления о пропущенных звонках. Она решила написать маме о том, что скоро приедет, но увидела, что ее кто-то опередил. В час двадцать три минуты было отправлено сообщение со словами: «Мам, привет. Все хорошо. Переночую в отеле». Аня сперва решила, что писала сообщение она, но неужели ее состояние тогда позволяло писать без ошибок? Кто бы ни оставил это сообщение, Елена Евгеньевна ничего не заподозрила, отправив одобрительный ответ.

Прошло около полутора часов до того момента, как нечто невидимое, сдавливающее чуть ли не до хруста череп Ани, перестало ее беспокоить. К этому моменту она вспомнила почти все, что было ночью. По крайней мере, она так думала. По крайней мере, до того момента, как она влезла на стол. Последующие события, оставшиеся тайной, немного беспокоили ее. Как ни странно, сейчас она осознала, какую глупость сделала. Позволить себе впасть в бессознательное состояние было самым нелепым поступком в ее жизни. Она переживала, что могла сделать что-то, выходящее за ее собственные рамки, и забыть об этом. Она надеялась, что ее новый друг поможет пролить на них свет.

К полудню Аня вышла из комнаты. Она спустилась по лестнице и прислушалась: из-за необычайно широких раздвижных дверей доносились голоса двух человек. Аня встала чуть поодаль и как бы ненамеренно посмотрела в щель.

Алексей, поникший, сидел в кресле, а пожилая женщина в черном платье с передником и седыми волосами, держащая в одной руке ватку, а в другой миску, обрабатывала ему раны. Его лицо уродовали фиолетовые пятна и красные царапины. Трудно было представить, что такой тихоня мог с кем-то подраться, но Аня была уверена, что травмы он получил именно так.

Женщина касалась кожи Алексея очень бережно и заботливо, как любящая мать. Возле окна спиной стоял хозяин дома. Он будто бы не хотел видеть своего сына. Несколько раз, повернувшись к нему, он сразу отдергивал голову к окну.

– Зачем ты полез? – спросил Федор Андреевич таким голосом, словно потерпел величайшее разочарование. – Драка – это развлечение для людей, которые не могут иначе решить свои проблемы, для невежд. Ты ведь понимаешь это?

– Понимаю, папа.

– Да еще и где! Подумать только – в ночном клубе! Ты же знаешь, что там наркоманы?

– Да, папа.

– Это она тебя подговорила, да?

– Нет, папа. Аня ни при чем. Она меня не подговаривала.

– А когда мы к Чеканщиковым ездили, это тоже не она была?

– Нет.

– Алексей… – произнес Федор Андреевич недоверчивым тоном. – Ты мой сын. Я знаю, что ты по своей воле не стал бы вести себя как поросенок, драться и посещать заведения, не соответствующие твоему уровню интеллекта. Да мне все знакомые твердили в один голос о том, что ты удивительно спокойный, воспитанный, интеллигентный и умный мальчик. Ты всегда был таким. Зачем ты пытаешься меня обмануть? Не надо защищать эту девчонку! Не нужно покрывать чужие проступки, тем более брать на себя чужую вину.

Федор Андреевич замолк. Он явно ждал ответа, но Алексей молчал.

– Алешенька, тебе не больно? – спросила женщина, обрабатывающая раны, и спасла его тем самым от ответа.

– Нет, Анастасия Петровна, спасибо вам.

Федор Андреевич с отвращением покосился на лицо юноши в очередной раз и спросил:

– Анастасия Петровна, скажите, вот это у него надолго?

– Да не-е-ет, – протянула пожилая женщина уверенно, – недели две, и все пройдет.

В это время Анастасия Петровна с любовью крепила на щеку Алексея последний пластырь. Федор Андреевич давно ждал момента, чтобы остаться с сыном наедине, поэтому сказал:

– Пожалуйста, Анастасия Петровна, организуйте на ужин томленой говядины.

На секунду Аня подумала, что ее раскроют, и в голове вмиг начал созревать план, где можно укрыться, но женщина отвернулась от того места, где стояла Аня. В гостиной находилась еще одна дверь, которую Ане с ее угла обзора было не видно. Женщина вышла через нее.

Теперь, когда ран не было видно и шаги горничной совсем стихли, Федор Андреевич сел в кресло напротив Алексея и взглянул ему прямо в глаза.

– Скажи, сынок, что происходит?

– О чем ты?

– Что-то изменилось. Кроме дурного на тебя влияния, я не вижу причин подобного поведения. Тебе не стоит общаться с этой девушкой.

Алексей будто окаменел, а глаза невольно округлились. Отец хотел лишить его чего-то важного, заставить делать то, чего он не хотел, и Алексей безумно испугался. Аня прочитала этот страх в его глазах. «Но почему ему так сложно ответить «нет»? – думала Аня. – Неужто отец побьет его за неповиновение? Алексей же уже совершеннолетний и сам может выбирать, с кем ему общаться. Властный отец сделал из него абсолютно бесхребетное создание. Довольно ему унижаться!»

– Вообще, я уже пожалел о том, что принял приглашение в этот ужасный дом, – продолжал Федор Андреевич. – Такого лицемерия я давно не видел…

– Папа, позволь… Такое не повторится, клянусь!

Федор Андреевич открыл рот, чтобы ответить, но не успел: на пороге появилась Аня. Хозяин дома уставился на нее, спрашивая взглядом, что она успела услышать, но девушка умело делала вид, что только что появилась и не слышала ни слова. Она понимала, что речь в диалоге шла о ней, но отнеслась к критике в свой адрес равнодушно. Она не чувствовала обиды или желания возразить. Она получила информацию и отправила ее в ту часть памяти, где хранились бесполезные воспоминания. Любое знание может пойти на пользу, если не давать воли сильным эмоциям! Ее лицо оставалось спокойным и сохраняло отсвет самоуверенной улыбки. Это было ее самое обычное состояние, своего рода маска, скрывающая мысли и истинные эмоции девушки от всех вокруг.

– Добрый день, – сказала она.

– Добрый день, – холодно ответил хозяин дома.

– Как ты, Аня? – поинтересовался Алексей.

– Замечательно. Хорошие таблетки.

Разразилась тишина. Краем глаза Аня заметила, как Федор Андреевич закатил глаза, но и этот грубый жест она проигнорировала. Когда Аня подошла к креслу друга, юноша почтительно встал и указал на диванчик, приглашая девушку сесть, затем снова опустился на свое место. Аня села и стала неприкрыто наблюдать за напряженной ситуацией. Федор Андреевич не мог найти себе места в кресле, постоянно ерзал, вертел головой, стараясь отвести внимание от своего недовольного лица, и это был верный знак, что он разочарован появлением гостьи; Алексей следил за его движениями и явно расстраивался.

– Милый у вас дом, – нарушила тишину Аня с игривой усмешкой. Кто не знал ее, мог бы подумать, что это сарказм. – Расскажете, откуда вы родом?

– Из культурной столицы, – холодно отозвался Федор Андреевич, анализируя мысленно наглый тон гостьи.

– Я так и подумала. Если вы хотели вести прежнюю жизнь благородных господ и при этом сохранить свою личность, вы выбрали не тот город. Здесь процветают подхалимство, двуличие, люди трясутся над собственной репутацией, как над умирающим ребенком, а за приличную сумму душу готовы продать.

– Это шутка? – Федор Андреевич стал раздражаться. Ему все меньше нравилась эта девушка, превосходившая, как он думал, всех прочих наглостью и самоуверенностью.

– Нет, не шутка. Я с рождения здесь живу, и ничего не меняется. Здесь у людей особая ДНК. Иногородние тут надолго не задерживаются.

– Мне показалось, или вы намекаете, что мы должны уехать?

– Папа, нет. Она не это хотела сказать… просто… – сделал ничтожную попытку Алексей.

– Просто это неоспоримая правда жизни, – закончила Аня его фразу с такой же игривой усмешкой.

Собеседник злился все больше, Аня это видела, но менять тон диалога не собиралась. Она смотрела на него так, словно в душу заглядывала.

– Здесь большинство людей такие, особенно богачи. Моя мамаша тоже такая.

Федор Андреевич не выдержал и вспылил:

– Да как вы смеете так про свою мать говорить! Тем более при чужих людях!

– А вы что, сами этого не поняли, когда к нам приезжали? Разве я вас удивила чем-то?

– Это отвратительно!

– Да, увы. Но я не собираюсь выпендриваться, притворяться идеальной, как это сборище лицемеров.

– Аня, прошу, давай сменим тему, – взмолился юноша, но его слова игнорировали. Отец вспылил, и паровоз на всем ходу было не остановить.

– Это не дает вам права оскорблять людей.

– Это не оскорбление. – Аня, по сравнению с Федором Андреевичем, была абсолютно спокойна и все так же улыбалась. – Знаете, почему вас пригласили в дом Чеканщиковых? Мама захотела похвалиться тем, что мы опередили всех богачей этого города и к нам к первым на обед приехал граф. У вас еще будет немало приглашений, и теперь вы знаете тому причину.

– Это глупо. Я же даже не граф!

– Папа, не злись, пожалуйста! – молил Алексей, но его слова вновь пропустили мимо ушей.

– Только на бумаге. Но для этих людей вы граф и всегда им будете. Считайте, под вами теперь весь город. Тот, кто печется о репутации, сделает все, лишь бы вам угодить.

– Вы перегибаете палку!

– Вы даже не представляете, что значит статус.

– Пожалуйста… – молил Алексей.

– Конечно представляю.

Аня самоуверенно помотала головой.

– Поверьте мне, ни в одном уголке мира он не важен так, как здесь.

– Неужели?

– Вот смотрите, вы только приехали. О вас ничего не известно. Вы не занимались благотворительностью, не вытаскивали детей из горящего дома, а люди так и толпятся у ваших ворот. Не замечали?

– Прекратите, – напряженным голосом выдавил Федор Андреевич, и наступила тишина.

Аня на протяжении всего диалога говорила с таким достоинством, будто факт ее правоты неоспорим. Сейчас она и ее собеседник пронзали взглядами друг друга, только ее взгляд был спокоен и самоуверен, а в глазах Федора Андреевича горел огонь. Собеседник Ани старался вести себя сдержанно, хотя его переполняла неприязнь. Его раздражало в девушке напротив абсолютно все: ее самоуверенность, поднятая выше линии горизонта голова, пронзительный взгляд и изгиб губ – неясно было, улыбается она или нет. Аня же, в свою очередь, не испытывала негативных эмоций, глядя на собеседника. Она поражала многих откровенными речами, выставляя дураками население целого города. Она не боялась осуждения, не боялась упасть в чьих-то глазах, ведь что значит быть непринятой одним человеком, когда на твоей стороне власть? Сама она не признавала своей зависимости от толпы и считала себя бунтарем, готовым в любой момент идти наперекор кому угодно.

– Не верьте в бескорыстную людскую доброту, пока вы здесь, – добавила Аня и встала. – Спасибо за гостеприимство, – сказала она со своей обычной улыбкой, пока хозяина дома распирало от гнева.

Аня вышла из комнаты, а Алексей рванул за ней.

– Я провожу ее до дома, папа, – кинул он напоследок и тоже скрылся за косяком.

Аня позволила Алексею надеть на себя манто, и оба вышли во двор. Вид у Ани был повседневный, словно после приятной беседы. Никаких негативных эмоций она не испытывала, но удовольствия тоже. То, что Федор Андреевич мог счесть гадкими речами, была обыкновенная правда жизни. Лучше пусть он узнает об этом сразу, ведь, как говорится, предупрежден – значит, вооружен.

– Значит, ты меня проводишь? – спросила без задней мысли Аня.

– Да… Я подумал, что ты не знаешь дороги.

Девушка усмехнулась и вынула из кармана телефон, намекая на его абсолютное могущество.

– Ты думаешь, я в картах не разберусь?

– Э… нет, что ты… Если не хочешь, провожать не буду.

– Вообще-то хочу. Пусть все думают, что ты за меня дрался. Это ведь правда?

Она ласково погладила щеку юноши, где из-под пластыря виднелось пятно содранной кожи. Алексей налился краской. Он неуверенно кивнул, а потом спросил:

– А ты что, не помнишь?

Он соврал. Аня это сразу поняла. Его воспитывали как интеллигента, и ложь противоречила образу, который стремился получить Федор Андреевич, оттого и ложь выглядела так неуверенно. У Ани сложилось впечатление, что травмы он получил не в драке – его просто побили, как боксерскую грушу, и он просто стеснялся в этом признаться. Аня решила ему подыграть. У него и так самооценка ниже плинтуса. Она сказала:

– Помню лишь до того момента, как мне безумно захотелось потанцевать.

– А что потом? Не помнишь совсем ничего?

– Нет. Помоги мне вспомнить.

– Ну-у-у, ты залезла на стол, стала танцевать. Посетители клуба приняли это за диковинку и собрались вокруг тебя…

– Ты почему такой потерянный? – спросила Аня, стараясь поймать взгляд юноши, который он постоянно отводил в сторону. Вид у него был такой, словно он очень старался, но не смог предотвратить что-то ужасное и необратимое, и Аня заволновалась, что действительно могла сделать какую-то серьезную глупость.

– Они… снимать начали. Я пытался тебя защитить, чтобы они не опозорили тебя…

Мысленно, не показывая виду, Аня облегченно выдохнула и сказала с игривой улыбкой:

– Многие говорят, что я хорошо танцую. А ты как считаешь?

– Э… да, хорошо.

– А теперь об этом узнает гораздо больше людей. Скажи, из тех, кто смотрел на меня, кто-нибудь смеялся?

– Кажется, нет.

– Ну вот, значит, у меня сектор «приз».

– Что?

– У нас это означает, что я совершила что-то невероятное, получив расположение большого количества людей. Или что-то в этом роде.

– То есть не стоило их останавливать?

– Нет, конечно, стоило. Я же могла по пьяни, скажем, начать срывать с себя одежду. Это было бы даже для меня слишком.

Алексей ударился в краску. Его правильность и скромность умиляли Аню. Она еще не встречала настолько неиспорченных парней. Он словно прилетел на машине времени из другого века. Юноша растерянно попятился назад и сказал:

– Я… я… прикачу твой самокат.

По мнению Ани, актером он был никаким и скрывать смущение не умел совсем. Она сразу поняла, что собеседник просто убегает от темы.

Он вернулся быстро и сразу же заговорил:

– Вчера ты показывала мне ночной город, а сегодня я увижу дневной. Погрузить твой самокат? Мы можем поехать на машине, если… ты хочешь.

Он явно надеялся, что новая тема вытеснит прежнюю. Ане показалось такое поведение очень милым, и в поддержку Алексея она завершила разговор о клубе.

– Не хочу. Из окна автомобиля смотреть город не так интересно.

Аня взялась за руль самоката и позвала к себе Алексея. Он был только за. Вчерашняя поездка оказалась даже лучше, чем представлялось Ане. Она планировала прогулку с человеком, который мог бы дать ей иммунитет от материнской прилипчивости, но Алексей оказался к тому же еще и необычным человеком, вызывающим у Ани неподдельный интерес.

Самокат выехал со двора и двинулся прямиком по новому для Ани району к Юдолевой магистрали. Сегодня Аня не рассказывала о назначении разных зданий, о достопримечательностях и историях, с ними связанных. Время в дороге было потрачено на восстановление событий этой ночи. Алексей с особой тщательностью подбирал слова. Он анализировал каждую мысль, прежде чем ее озвучить, и многие моменты упускал, каждую утаенную мысль Аня улавливала, но виду не подавала. Он не рассказал ей, к примеру, про объятия, правдивую историю побоев или о том, с каким недовольством его отец в час ночи принял гостью. Когда очередь в рассказе доходила до одного из таких моментов, юноша колебался, и эта пауза представлялась Ане пробелом, в котором что-то было намеренно упущено. «Стесняется», – думала она. Она ехала спереди и не видела взволнованного лица юноши, а он, в свою очередь, не видел милой улыбки, расплывающейся на ее лице.

Ане нравилась эта прогулка. Несмотря на то что она нарушила массу правил, установленных в ее семье, она знала: ругать ее за это не будут. С другой стороны, ее это слегка разочаровывало, ведь ради доказательства своей независимости и была задумана вчерашняя экскурсия. Аня не собиралась ничего скрывать от родителей, она не боялась, что что-то может выйти из-под контроля, ведь что бы ни произошло, на ее жизни это никак не отразится: слишком уж богат и влиятелен был ее отец. Эта истина позволяла ей не бояться вообще ничего и быть уверенной в себе и своем идеальном будущем.

Когда Алексей стал рассказывать про вчерашнее возвращение домой, Аня задала внезапный каверзный вопрос, поставивший парня в тупик:

– Мне мама вечером пять раз звонила. А потом перестала. Думаешь, почему?

– П-прости, – сконфуженно промямлил Алексей. – Я не хотел, чтоб твои родители узнали о том, что ты… ну… напилась, поэтому написал твоей маме, чтоб она не волновалась. Но ты не переживай: я не читал твоих переписок, ни с мамой, ни с кем-либо еще, клянусь!

– Да успокойся ты. Знаю, что не читал.

– Знаешь? А зачем спрашиваешь?

– Просто проверяла, врешь ты мне или нет. А ты, оказывается, не такой уж тихоня!

Аня кинула одобрительный взгляд своему пассажиру и увидела, как запунцовели его щеки. Алексей спешно продолжил свой рассказ. Он утаил также и то, как они вдвоем добирались до дома. Он привез Аню домой на такси и на руках донес до своей постели, но этой романтичной сцене было суждено остаться тайной, как и последующему неприятному диалогу с отцом. Он рассказал лишь, что привел ее домой, и о том, что утром достал из почтового ящика приглашение на бал.

– На бал? – удивленно переспросила девушка. – Случайно, не благотворительный бал-маскарад?

– Да, а ты откуда знаешь?

– Нам давно его обещали. Позолотов любит такого рода развлечения. Ну, из разных эпох. Он проводил как-то рыцарский турнир, делал постановку про жизнь аборигенов. Он историк, кажется. И о-о-о-очень богат.

– Ясно.

– Если вам прислали приглашение, значит, и нам тоже. Скорей бы прочитать!

Аня загорелась идеей прочесть долгожданное послание. Подобных мероприятий в Мошногорске еще не проводили, и этот первый бал должен был привнести торжественности в слишком современный продвинутый город. Все-таки роскошь бывает разной, и когда она уносит своей атмосферой в прошлое, ценность ее только растет, причем ценность нематериальная, что довольно необычно. Она дарит особенные эмоции, которые невозможно получить другим способом. Нельзя сказать, что жизнь раньше была легче (ни в одно время за всю историю человечества жизнь не была простой), однако жизнь в прошлом, как правило, кажется человеку интересней, и по этой причине предстоящий бал был самым ожидаемым событием этого года.

Теперь Аня не могла сосредоточиться ни на чем другом. Она воображала, как выглядит конверт с приглашением, размышляла о его содержимом, и улицы вокруг перестали иметь всякий смысл. Смысл имело лишь предполагаемое содержание письма, платье, которое теперь требуется приобрести к балу, зал, в воображении Ани украшенный лентами и цветами, классическая музыка и факт того, что наверняка придется заучить несколько танцев.

На Юдолевой магистрали всегда проходило много машин, но для самоката это не проблема. Велодорожки тянулись вдоль обочины, позволяя не волноваться из-за пробок или иных дорожных проблем. Это одна из причин, по которой Аня всегда предпочитала машине самокат. Еще одна причина – отсутствие лишних ушей. Можно было общаться с пассажиром на любые темы с глазу на глаз, не боясь быть подслушанным.

После того как самокат проехал площадь, воздух пронзил женский визг. Аня понизила скорость.

На пересечении Юдолевой магистрали с улицей поменьше прямо под вывеской «Антиквариат. Драгоценные камни без огранки» испуганная до полусмерти женщина вертела головой и надрывалась в крике. На нее озирались проходящие мимо граждане. Некоторые из них менялись в лице, заметив суету, возникшую в помещении за ее спиной. Они тут же без раздумий убегали куда подальше. Некоторые из них оставались. Это была или самая бесстрашная, или самая глупая часть населения. Судя по выражениям их лиц, они не имели ни малейшего представления о происходящем. Они вглядывались в стекла витрин за спиной поднявшей панику женщины. Там мелькали образы мечущихся туда-сюда людей. Солнце на улице светило гораздо ярче, чем внутри лавки, стекла бликовали, и образы людей были не вполне ясны.

Женщина закричала еще громче и пронзительнее, когда на стекло витрины изнутри налетел мужчина в деловом костюме с разбитым носом и безвольно сполз вниз, оставляя на стекле кровавый след. Он был без сознания. Помимо него были видны образы с нечеловеческими лицами. Аня замечала, что, помимо людей, у которых все черты лица были ярко выражены, по комнате пробегали существа, на голове у которых не было пышных причесок, а на том месте, где должны располагаться глаза, нос и рот, находились разных форм овалы. Они время от времени мелькали у стекла, Аня пыталась их разглядеть, но яркое солнце мешало. Они летали по помещению туда-сюда, словно очень сильно куда-то спешили. Женщина на улице перестала кричать. Она побелела от ужаса, а взгляд ее застыл на лице приникшего к витрине мужчины. Она прерывисто дышала, тихо стонала и тряслась всем телом. От удара о стекло многие любопытные подпрыгнули, другие, поняв, что происходит, побежали прочь.

Вдали послышался нарастающий вой сирены. Несложно было догадаться, что пунктом назначения была именно антикварная лавка.

Второе тело ударилось о витрину. В разные стороны полетели старинные часы, перья для письма, развалились стопки книг, которые должны были заманивать покупателей. Женщина снова закричала. Ее очередной крик привлек много народа. Из любопытства на эту улицу стекались пешеходы, сбегались смельчаки, наивно полагающие, что могут помочь даме в беде. Не зная, почему она кричит, любая проблема кажется решаемой, но стоит лишь взглянуть на витрину, и всю смелость и уверенность как рукой снимает.

Сирена выла все громче и громче. Она стремительно приближалась, не останавливаясь ни на одном переходе. Люди внутри тоже ее услышали, переполошились, забегали еще быстрее. Дверь наконец распахнулась, любопытные зеваки попятились назад. Из антикварной лавки вылетел тот, кого Аня сочла человекоподобным существом без лица. Им оказался молодой человек в балаклаве мышиного серого цвета с рисунком монетки на лбу. Под мышкой он держал спортивную сумку. Он преодолел расстояние в четыре метра за два прыжка и помчался по улице, подальше от сирен. Прямо за ним из лавки выскочил еще один человек в такой же балаклаве, с такой же сумкой, во второй руке он держал небольшой сверток. С небольшим отрывом выбежал еще один человек. Этот был пониже ростом и зрительно слабее. Выпрыгнув на улицу, он споткнулся о бордюр и улетел на полтора метра вперед, в ту сторону, где стояли наши герои. Все, кроме Ани и Алексея, отпрянули назад. Парень поднялся не сразу. Он видел, что перед ним электронный самокат – роскошь, доступная не каждому. Причем этот самокат не напрокат взят, он украшен наклейками и лакированными письменами – он имеет хозяина! Парень посмотрел на людей, что стояли в двух метрах от него с самокатом и не шелохнулись. В его глазах читалась черная зависть. Должно быть, он думал, что, будь у него такая вещь, он не бегал бы как ужаленный и не пришлось бы сегодня вечером лечить ободранные коленки. «Малой, шевелись!» – крикнул человек в балаклаве, что бежал впереди. Он остановился, когда младший из банды упал. Сирены стали совсем громкими. Из-за поворота выехал полицейский автомобиль. Парень быстро поднялся и, прихрамывая на одну ногу, побежал за товарищами.

– Это «Монета», – сказал Алексей, обращаясь к Ане, – банда воров. О них в новостях передавали.

Воздух разрывала судьбоносная песня сирен. Шансов убежать у преступников уже не было. Они бежали по тротуару, и по пути им не встретился ни один проход во дворы, ни одного поворота, куда они могли бы свернуть и оторваться от погони.

– И это их последняя кража, – дополнила Аня, понимая, что убежать от автомобиля они не сумеют.

Грабители тоже это понимали. Еще ни одна преступная группировка до них не имела такого списка успешных краж. Они выходили сухими из воды не один раз, но полиция была уже близко. Вот он – долгожданный поворот во дворы! Въезд не был перекрыт, и ничего не мешало автомобилю последовать за своей целью, кроме разве что пешеходов, сплошным потоком переходящих дорогу на въезде. Перед тем как идти на дело в людном месте, налетчики продумали план отступления. Впереди бегущий и хромой шмыгнули между людьми во двор, а последний, что держал в руках сверток, быстро развернул его и кинул над головой. Словно фейерверк, содержимое свертка в воздухе разлетелось на кучу голубых чудно пахнущих банкнот. Самый дорогой листопад этой осени! У прохожих, которые не смогли сопоставить бегущих людей в балаклавах с летящей на большой скорости полицейской машиной, округлились глаза. Не раздумывая, они принялись с жадностью ловить купюры. Машина затормозила. Суета, возникшая вокруг денежного дождя, перекрыла не то что проезд, но даже обзор для полиции, и преступники скрылись.

– Ого! А они знают, что почем! – подметила Аня со сдержанным восхищением. – Теперь ясно, как они каждый раз сбегали.

– Мне показалось, или тебя их поступок восхищает? – осуждающе спросил Алексей.

– Еще бы! Ты посмотри, как изящно спланирован налет! В очередной раз скрылись. Чистая работа!

– Не понимаю, как ты можешь это поощрять.

– Да ладно тебе, не отрицай, что действуют они эффектно.

– Как бы они ни действовали, я против правонарушений, тем более с ущербом для здоровья, – Алексей кинул взор в сторону витрины, где, навалившись на окровавленное стекло, лежали два покалеченных человека.

– А ты думаешь, преступники – это лишь те, кто носит оружие и балаклавы? Эти, по крайней мере, не прикрывают свои действия маской добронравия.

Порой Аня вводила в ступор своими заявлениями, и часто диалоги с людьми из-за них заканчивались: размышления над ответом могли затянуться на долгие часы. После таких вопросов нужно было уединиться и спокойно подумать, но в некоторых ситуациях и жизни было бы мало, чтобы найти ответ. На этот вопрос Ани Алексей промолчал, и Аня знала, почему: он был согласен, но ответить означало бы противоречить самому себе.

Аня тоже не стала продолжать диалог. Ее внимание было обращено на служителей закона, крутившихся вокруг своей машины. Они упустили преступников, и спешить теперь им было некуда. К ним подбежала женщина, поднявшая крик. Машина стояла довольно далеко, и о чем зашел разговор, Аня не слышала. Суета из-за денежного дождя исчезла быстро, как и сами деньги. Минуты не прошло, как фееричный фейерверк стал просто красивым воспоминанием. «Должно быть, кражи были довольно успешными, раз они могут себе позволить такие трюки», – думала Аня. Она ожидала действия, но ничего не происходило. Полицейские долго беседовали с женщиной, и в конце концов происходящее перестало вызывать интерес.

– Для Мошногорска это нормально, – заявила Аня разочарованно спустя долгое время, словно наедине с собой она все еще продолжала обсуждать действия «Монеты».

Аня нажала на газ, продолжив путешествие по Юдолевой магистрали.

– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался Алексей.

– Скажи, ты когда-нибудь слышал об истории Мошногорска?

– Да, слышал… немного… о том, что основал его граф Честолюбцев…

Алексей замолчал, вспоминая детали диалога с водителем, а Ане не терпелось проверить его знания.

– Так…

– Он стремился создать город, который будет долго после его кончины процветать, где все будут богаты и счастливы…

– Звучит как шутка.

– Что? Почему?

– Мне безумно интересно, кто тебя так дезинформировал?

– Э-э-э… наш…

Аня не дала Алексею закончить, в ее голосе заиграла недобрая нотка. Она напористо заявила:

– Честолюбцев хотел построить город, который всем будет казаться лучшим – большая разница. Мошногорск не зря носит это название. В древности мошной назвали мешочек для денег. Их изготавливали мошенники, раньше это слово имело значение мастера мошон, а со временем стало синонимом жулика. Первым делом Честолюбцев построил магистраль. Она должна была быть и красивей, и крепче, и шире, чем где-либо в то время, короче говоря, лучше любой другой магистрали, все ради статуса. Украшением ее должны были быть богатые дома. Результат был важнее процесса. Строительство он хотел завершить быстрее, чем кто-либо когда-либо, чтобы выделиться, при этом не имея особенных технологий. Технологии были те же, что и везде, – рабочая сила. Сроки были сжатые, условия для рабочих почти никакие, люди спали мало, питались два раза в день, полная антисанитария и плохое питание сгубили сотни жизней за то время, пока строилась только магистраль. Оттуда и ее название – Юдолевая. От погибших рабочих остались сироты, а делать с ними было нечего. Кормить и растить их за счет города было невыгодно, и Честолюбцев решил извлечь максимум из их безвыходного положения. Он использовал детей как бесплатную рабочую силу, а поскольку заступиться за них все равно было некому, он не ограничивал своего гнилого сознания. Дети работали до изнеможения днями напролет, а при иногородних гостях их прятали в подвалы – никто извне не должен был знать, что за ужас здесь творится. Местные, конечно, знали, но едва ли им было какое-то дело до «выродков черни». Сироты умирали от холода, от голода, от болезней, лечить которые никому даром не надо было. Все улицы этого города залиты детской кровью. Честолюбцев возвел город на крови, отдавая за строительство минимум, а получая максимум! Но некоторые дети все же пережили те времена, они выросли и решили отомстить графу за свои загубленные жизни и за жизни погибших товарищей. Честолюбцева связали, прицепили конец веревки к седлу лошади, и та протащила его по всей Юдолевой магистрали. Он был еще жив, когда оказался на площади перед залом суда, – едва жив. Он хотел схитрить, прикинувшись мертвым, чтоб его больше не трогали, но не тут-то было. Крестьяне не оставили его лежать на площади, а подняли и потащили к обрыву. Там его история и закончилась. Есть легенда, что небо над его могилой обагрилось его кровью, поэтому закаты с обрыва такие яркие… – Аня сделала короткую паузу. Ей было противно осознавать в очередной раз, что она потомок той самой знати. В знак протеста она добавила: – Он заслужил. Он создал город воров, город убийц, город жуликов. А знаешь, что самое главное? – спросила она у Алексея, но не дала времени на ответ, она ответила сама: – С тех пор ничего не изменилось! Добро пожаловать в город мошенников!

Алексей проводил Аню до самого ее дома. Возле главного входа на ступенях стояла Елена Евгеньевна. Она беседовала с человеком в строгом костюме и с очень деловым видом. Аня не удостоила его своим вниманием. У нее в голове словно колокольчик звонил каждый раз, когда появлялась возможность вызвать у матери злость, страх или возмущение. В очередной раз колокольчик зазвонил прямо сейчас, когда Елена Евгеньевна повернулась к дочери с лучезарной улыбкой. Аня резко поцеловала в щеку своего спутника, спрыгнула с самоката и помчалась по ступеням вверх. Пробегая мимо матери, она, к своему удивлению, не увидела на ее лице злости или хотя бы смущения. Она просто стояла как вкопанная и смотрела в пустоту. Даже поздороваться забыла. Видимо, в этот раз Аня просчиталась. Она решила, что это выражение лица матери должно измениться на выражение абсолютного счастья уже через пару секунд, но свою теорию не проверила – пробежала стрелой через вестибюль прямиком к лестнице. По ней как раз вниз спускался дворецкий со стопкой полотенец.

– Для меня почта есть? – бросила Аня.

– Да, в спальне лежит приглашение на…

Дворецкий не успел договорить. Аню интересовало лишь наличие в его ответе слова «да». Услышав его, она скрылась за балюстрадами второго этажа.

Оставшись в пустом коридоре наедине с собой, девушка сбавила шаг и всерьез задумалась над своим поступком: «Вдруг этот поцелуй был ошибкой? Мать теперь наверняка решит, будто для ее дочери нашлась пара. Ну и пускай думает! Какая разница! Я же все равно свою жизнь сама строю! И почему другие люди так боятся осуждения? Почему они так трясутся из-за чужого мнения? Оно что, может как-то навредить?» Аня всегда считала, что мнение других людей – ничто и никак не может изменить ее высокого положения. А что касается мнения матери, так Аня пойдет на все, чтобы вызвать у нее гнев или смущение. Это стало для девушки главной жизненной целью, и успех вызывал несказанное удовольствие.

Войдя в комнату, Аня сразу бросила взгляд на письменный стол. На нем лежал конверт телесного цвета с восковым оттиском печати посередине. Из-под оттиска вниз спускались две красные ленты, а выше каллиграфией было написано: «Приглашение для Чеканщиковой Анны Григорьевны». В углу снизу был прописан адрес доставки, и девушка изучила каждый миллиметр долгожданного конверта. Она целый год ждала этого момента, и вот наконец он настал. Девушка аккуратно вскрыла конверт и развернула сложенный в несколько раз идеально ровным сгибом листок бумаги.

«Уважаемая Анна Григорьевна!

С превеликим удовольствием приглашаем Вас посетить самое значимое событие этого года – новогодний благотворительный бал-маскарад, который состоится 29 декабря в 19:00 во дворце графа Александра Михайловича Честолюбцева.

Вы погрузитесь во времена Российской империи, когда процветали искусство и культура, знать промышляла благотворительностью, а высокие моральные качества ценились больше золота.

29 декабря – день, когда каждый из нас сможет ощутить себя современником великой императрицы Екатерины II. Живая музыка, танцы, развлечения привилегированной знати, интерьер летнего дворца графа Честолюбцева, построенного в первой половине XVIII века. Под потолком танцевального зала загорится люстра из тысячи свечей, а в Малом зале будет выставлена частная коллекция живописи Антона Андреевича Липового, доступная каждому ценителю прекрасного. Для развлечения гостей будут исполнены такие танцевальные жанры, как венский вальс, полонез и мазурка, принять участие в которых могут все желающие. Репетиции будут проходить в малом зале ДК А. М. Честолюбцева с 15 октября каждую среду и пятницу с 18:00 до 20:00.

Тема бала-маскарада – птицы. Птичья маска и костюм могут быть декорированы перьями и любыми другими украшениями на данную тему. По правилам нашего мероприятия свою личность нужно держать в секрете до конца вечера. Смысл этой меры в непредвзятых новых знакомствах, налаживании дружеских связей со всем высшим светом Мошногорска. Ровно в десять часов вечера, после третьего удара часов, все гости снимут свои маски.

Пожертвования можно будет вносить неограниченное количество раз во время мероприятия. Пусть же бедняки лучшего в мире города знают, что знать о них не забывает!»

– Боже, какое лицемерие! – сказала Аня, свернув обратно письмо. – Даже не написали, куда деньги пойдут. Хотя какая разница! Наконец состоится бал!

Алексей совершенно не хотел возвращаться домой после беседы Ани с его отцом. Он вызвал такси, но у маленького парка в двух кварталах от дома вышел. Дальше он пошел пешком и медленным шагом. Он ожидал дома малоприятный разговор, который должен был содержать фразу «Я запрещаю тебе общаться с этой девушкой!». Юноша был более чем уверен, что сегодня услышит из уст отца эти слова, и, наверное, впервые в жизни задумался над тем, чтобы его ослушаться.

Смог бы он жить, не видя перед глазами этой самоуверенной улыбки, этих умных, пронзающих душу глаз, русых локонов, всегда идеально сложенных на плечах? В эпоху интернета и соцсетей такая романтика разлуки теряет ценность, но Алексею фотографии в профиле, обработанные десятками разных способов, казались всего лишь немыми картинками, не передающими ни грамма личности человека. Ценность имеют лишь фотографии, сделанные исподтишка, когда человек не знает, что его настоящие эмоции запечатлели на камеру. Но кто же станет выкладывать такие фотографии в сеть?

Для Алексея разлука была невыносима, особенно теперь, когда Аня поцеловала его на прощание. Она упорхнула, даже не обернувшись на него. Она не видела, как он остолбенел, как ноги его стали ватными и он потерял над ними контроль, как стоял около минуты, тупо глядя в пустоту перед собой и не замечая ничего вокруг. Как же хорошо, что она этого не видела! Алексей не хотел показаться ей дураком. Но что значил этот поцелуй? Взаимны ли его чувства? Может, она хочет дать старт новым отношениям? Такие приятные и в то же время чуть ли не до боли сжимающие сердце мысли казались юноше чересчур сказочными, но он все же допускал вероятность этой желанной для себя правды. Одно он знал точно: Аня не просто нравится ему, теперь он не сомневался, что впервые в жизни в его сердце проникла любовь.

Но за мыслями о самом желанном следовали мысли мрачные и пугающие: остался один квартал до дома. Может, если с порога заявить отцу, что Алексей до вечера будет заниматься, разговора удастся избежать? Ведь упрекнуть в дурном влиянии поводов не будет. Такая уловка может лишь отсрочить неизбежное, выиграть крупицы времени, но даже если отец не поднимет эту тему сейчас, обсудить диалог с Аней он все равно пожелает. И что же делать? Вовсе не возвращаться домой?

Алексей остановился и поднял голову: через два коттеджа возвышался отцовский дом. Минуту раздумий юноша провел, глядя на его зеркальные окна, будто ждал какой-то подсказки. Но он не выделялся, не давал каких-либо знаков, как поступить. Мимо проходили люди, с подозрением озираясь на приросшего к месту парня, и один из таких взоров заставил его сдвинуться с места.

Войдя в дом, Алексей заглянул в арку гостиной, где, закрывшись газетой, в кресле сидел отец, и решил все-таки воспользоваться своей единственной стратегией.

– Я вернулся, папа. Пойду к себе, до ужина буду заниматься.

Он проговорил эти слова быстро, не давая отцу и слова вставить, и поспешил к лестнице. Но далеко он не убежал. Он остановился у нижней ступени, услышав шорох бумаги и спокойный голос отца:

– Подойди сюда, сынок.

Алексей послушно развернулся и вошел в гостиную. В душе он надеялся, что разговор сейчас зайдет о какой-то мелочи, вроде выбора меню на ужин, поэтому молчал, стараясь не напоминать о случившемся.

Федор Андреевич выглядел абсолютно спокойным. Он свернул газету и сложил ее на край стола рядом со стопкой писем. Алексей внимательно следил за каждым движением отца, будучи в нетерпении узнать тему предстоящей беседы.

– Что ж, – со вздохом сказал Федор Андреевич, – я просто в ужасе от этой девушки.

Алексей побелел и чувствовал, что не может вымолвить ни слова. Он будто онемел. Его кошмар начал сбываться.

– Ты знаешь, сын, что я желаю тебе исключительно добра, поэтому вынужден оградить тебя от общения с подобными людьми…

– Папа…

– То, что она во время прогулки с тобой напилась до полусмерти, я еще могу стерпеть, но после того, что она наговорила мне сегодня утром, я сделал выводы.

– Папа, прошу тебя! Общение с ней никак не скажется на моей учебе! Я клянусь тебе!

– Об общении и речи идти не может. Да и дело тут не в учебе. Не позволю, чтоб ты перенял ее гнилые идеалы…

– Папа, она не такой плохой человек, каким кажется. Она просто… за правду. Она старается никогда и никому не врать.

– Грязью поливая свою семью? Тебе еще многое предстоит узнать о жизни, и я не позволю, чтобы она тебе в этом помогала. Мне совершенно не важно, в какую тюрьму ее заведут эти высказывания, но ты достоин лучшей судьбы…

– Нет, папа, прошу…

– Я все сказал.

– Позволь мне доказать…

– Решение окончательно. Иди заниматься, сын.

– Но, папа!..

– Иди!

– Я что угодно для тебя сделаю, только…

– Иди!

– Мне на колени встать?..

– Не вздумай!

В горле встал ком, больше слов Алексей не мог найти. Неужели отец не отступится? Неужели все кончено? Неужели теперь, чтобы видеть Аню, ему придется сбегать из дома и врать? Алексей знал одно: он что угодно сделает ради встречи с дочкой толстосума Чеканщикова. Собрав в кулак все свое мужество, он расслабил ноги и упал на пол, до боли ударив о паркет колени.

Повисла гнетущая тишина. Зрачки старика сузились, а ноздри гневно раздулись.

– Никогда не смей ни перед кем унижаться! – завопил он и в порыве ярости швырнул в дальний конец комнаты ручку. Разбившись о стену, она раскололась, и чернильное пятно потекло по полу. – Слышишь? Не смей унижаться ни перед кем! Уж лучше кулаками махать, чем на колени падать!

От руки разъяренного мужчины на пол полетела газета, развернувшись при падении, и стопка писем, засыпав половину комнаты.

Испуганный юноша, не отводя взгляда от озверевшего отца, который никогда в жизни не повышал на сына голос, поднялся на ноги, и оторопь заставила его напрочь забыть про ноющую боль.

Уловив испуганный взгляд сына, Федор Андреевич вмиг успокоился, подошел к Алексею и обнял его.

– Никогда так не делай, слышишь?

– Да, папа.

– Жить с воспоминаниями об унижении мучительно, и стерпеть эту муку могут не все. Многие не выдерживают. Лишь крайняя необходимость может оправдать обречение себя на подобную пытку. – Федор Андреевич отстранился, держа теперь сына за плечи. – Так неужели ты действительно на все пойдешь ради этой девушки?

– Абсолютно… на все, – еле слышно вымолвил Алексей и снова оказался в крепких отцовских объятиях.

– Раз так обстоит дело, я не могу тебя удерживать.

Федор Андреевич отпустил Алексея и отошел к окну.

Это означает победу? Он изменил решение? Алексей сможет встречаться с Аней?

– Я понимаю твои чувства, сынок. Подавлять их означает причинить боль своему ребенку, а я так не поступлю. Ты мое единственное сокровище, и твое благополучие для меня на первом месте. – Федор Андреевич поднял с пола один из конвертов, повертел его в руках и с отвращением швырнул на стол. – Тем более в чем-то она была права. Подхалимство здесь процветает.

Осознав наконец, что все закончилось благополучно, Алексей подошел к столу и прочел текст на конверте. Это было приглашение, как и все прочие, покрывающие сейчас блестящий паркет.

– Спасибо, папа.

Алексей поплелся к своей комнате, все еще ошарашенный внезапным всплеском эмоций отца и до конца не верящий своему счастью. За арочным проемом гостиной он увидел взволнованных дворецкого и горничную, которые, очевидно, прибежали на крик и оставшийся диалог слушали за стенкой. Юноша прошел мимо, хоть и понимал, что они подслушали: сейчас для него это было не важно.

Несмотря на победу, он был опечален. Ведь он сам виноват в том, что чуть не потерпел крах. Он поднялся в свою спальню, запер за собой дверь и упал на кровать. Он не смог подобрать нужных слов, когда от этого зависело будущее! Но в чем причина? В замкнутости? В крайне ограниченном общении с людьми? Если взять для сравнения Аню, то из нее речь течет рекой, красиво, складно и с выражением, и говорит она именно то, что хочет. Она, похоже, вообще никогда не страдает недостатком слов – это восхищало. Но на ее фоне Алексей чувствовал себя ничтожеством. Да, теперь он может общаться с Аней, но захочет ли она общаться с ним?

Снова тема поцелуя стала для Алексея острой. Чем гадать, он решил совершить мужественный поступок – написать ей. Но тему поцелуя поднимать не решился, думая, что жизнь все решит и рано или поздно он узнает о чувствах девушки.

Алексей написал: «Привет. Встретимся завтра?» – и стал ждать, нетерпеливо глядя на экран телефона, ожидая, пока она прочитает. За это время он даже не моргал, незаметно для себя склоняясь все ниже над экраном. Глаза уже заслезились. Алексей отвлекся на секунду, зажмурил глаза, а когда открыл, в диалоге уже пришел ответ: «В 18:00 у меня». Текст сопровождал подмигивающий смайлик. О большем и мечтать нельзя было! Расплывшись в улыбке, юноша раскинулся на кровати. Давно ему не было так хорошо! Но стоило расслабиться, о себе напомнила ноющая боль в коленях. В другой момент она бы показалась довольно неприятной, однако сейчас не могла свести с лица счастливого юноши улыбки.

Глава IV

Новый парень Чеканщиковой?..

Уже давно выпал первый в году снег, сильно сократился световой день, а деревья, сбросив свои листья, покрылись мерцающим белым одеялом, прячась от декабрьских морозов. Близился всеми любимый праздник Новый год, и в этот раз все внимание населения Мошногорска переманил на себя предстоящий бал. Он стал главной темой беседы на любых званых вечерах и светских встречах, его активно обсуждали ученики лицея им. А. М. Честолюбцева, и даже те, кого на этот бал не приглашали, не могли оставить его без внимания, страстно желая хоть одним глазком его увидеть. Подготовка к нему требовала времени и в большинстве семей началась за несколько месяцев, занимая собой все мысли будущих гостей праздника. Однако среди них были и такие, для кого бал особенной ценности не имел.

С каждым новым днем пребывания в Мошногорске Федору Андреевичу Иноземцеву все меньше нравились местные люди, их порядки, идеалы и привычки; все больше на него давило лицемерие и подхалимство высшего слоя; и он был все ближе к тому, чтобы согласиться с Аней. Приглашений на бал-маскарад в дом Иноземцевых пришло два, но одно из них так и не было вскрыто. «Я уже увидел все, что мог дать мне этот город», – заявил Федор Андреевич, когда Алексей спросил, почему тот не хочет идти на бал. Спорить Алексей не стал. Он тоже приехал издалека, и местная культура порой вводила его в ступор, но, в отличие от отца, у него было то, что привязывало к этому месту и не позволяло даже помыслить о переезде.

После нестандартной экскурсии по городу Аня и Алексей стали видеться довольно часто. В свой дом Федор Андреевич девушку не пускал, зато дом Чеканщиковых принимал юношу с распростертыми объятиями. Когда Аня сама не инициировала встречи, Алексей выдумывал самые разные предлоги, чтобы попасть к ней в дом: то хотел обсудить с ней новый фильм, то забрать какую-то забытую вещь, то подарить подарок на какой-нибудь никому не известный праздник. Вскоре он понял, что поводы вовсе не нужны, – родители Ани радуются просто тому, что он посещает их дом. Однако было то, что Алексей никак логически объяснить не мог: после прощального поцелуя Ани их отношения не изменились ничуть. Алексей из добрых соображений не касался этой темы, чтобы не спугнуть Аню, но она вела себя так, будто поцелуй в щеку – это самый обычный подарок для каждого встречного и не означает ровно ничего. Она была все так же открыта и весела в общении с юношей, но ее мысли оставались по-прежнему загадкой. Сперва Алексей расстроился, что нового этапа отношений не намечается, но его грусть как рукой сняло, стоило ему подумать о том, что отношения могли вовсе развалиться, однако его поступок, что говорил громче слов, позволил их сохранить, не сбегая из дома. Пусть это не была победа в драке или подъеме тяжестей, но он чувствовал в себе невероятный прилив сил и знал, что он способен на многое.

В один из снежных ноябрьских дней он в очередной раз посетил дом Чеканщиковых. Все-таки заявляться без приглашения или повода ему не позволяло воспитание, поэтому он обеспечил себя достойным предлогом – хотел попросить у Ани танец. Услышав столь элегантный предлог, Елена Евгеньевна поплыла от удовольствия. Она быстро состроила образ благородной дамы. Гордо расправив плечи, как деловитый павлин, она постаралась составить предложение в соответствии со своим статусом и сказала: «Это достойнейшая просьба, юноша. Аннетт будет в восторге. Она сейчас в своей комнате. Прошу пройти за мной». Алексей, разумеется, ничего не сказал, но от этой приторной наигранности его мутило.

Елена Евгеньевна шла впереди, гордо держа осанку и вздернув нос, словно танец просят у нее. Алексей старался держаться позади и молчать. Оба вошли в комнату Ани после стука.

Хозяйка комнаты сидела за трюмо, и юный стилист, девушка чуть постарше ее на вид, трудилась над прической. Судя по тому, что волны русых волос, гладко расчесанные, спускались на спину, а в прическу девушка забрала лишь пару прядей, работа началась недавно.

Алексей вошел в комнату после Елены Евгеньевны, увидел незнакомую девушку и засмущался. Он не знал, прилично ли наблюдать за девушкой, которая занимается туалетом, или лучше удалиться. Он остановился на пороге, не находя себе места, хотел было развернуться, но Елена Евгеньевна взяла на себя обязанность объявить о его приходе.

Аня не шевельнулась, но Алексей заметил, как ее взгляд в зеркале скользнул к двери.

– Привет, Леша.

Аня улыбнулась своей загадочной улыбкой.

– Здравствуй… Аня.

– Ты что стоишь на пороге? Заходи.

Алексей смущенно шагнул в комнату. Приглашение уверенности ему не прибавило. Он повернуть головой не в ту сторону боялся, не то что задать какой-то серьезный вопрос, особенно в присутствии других людей. Алексей надеялся остаться с Аней наедине, но, похоже, Елена Евгеньевна хотела увидеть романтичный момент, когда ее дочь получит приглашение на танец от самого графа, прямо как дворяночка из далекого прошлого! Она была вдохновлена мыслями о романтике. Возможно, Алексей бы испытывал схожие эмоции, если бы никого постороннего в комнате сейчас не было.

– Твой костюм для бала уже готов? – внезапно спросила Аня, обращаясь к гостю.

– А… Да. Готов.

– А вот мой до сих пор нет.

Аня указала направлением взгляда на стену, что дальше от окна, где в ряд стояли четыре портновских манекена. Алексей их до этого не замечал. Он все время сконфуженно смотрел в пол.

– Угадай, какое из них я хочу надеть на бал.

Юноша рассмотрел платья на манекенах: два из них вполне соответствовали канонам моды XVIII века – спокойные цвета, кружевные оборки, рукава с воланами; одно было черным и казалось легче остальных, из-под юбки виднелись пышные складки крупной черной сетчатой ткани, а на лифе с глубоким декольте в стороны плеч расходились золотистые и фиолетовые перья; последнее платье было кукольно-розового цвета, его украшали шелковые бантики на рукавах, на подоле и на лифе. При взгляде на последнее Алексей решил, что никто в здравом уме его не наденет. Отсюда просится вывод: Аня могла специально пойти на это, чтобы матери насолить.

– Я думаю, вон то, розовое, – предположил юноша.

Аня в голос засмеялась.

– Да ты что! В этом наряде Барби! Да ни в жизни! Почему ты выбрал его? – спросила Аня, все еще смеясь.

Юноша промямлил что-то невнятное.

– Но это все равно лучше, чем в похоронном идти! – возмущалась Елена Евгеньевна.

– Оно не похоронное – оно экстравагантное!

– Не важно! В черном ты не пойдешь!

Аня до этого сидела без движения, и стилист довольно быстро создавала на ее голове чудесное творение, но сейчас она резко развернулась, и стилист от неожиданности вскрикнула и выронила из рук пряди волос.

– Хочешь, чтоб я посмешищем выглядела перед всем городом?

Взгляд Ани, устремленный теперь на мать, казалось, мог испепелить любого, но Елена Евгеньевна дочери не уступала.

– Не нравится розовое – иди в этом! – Елена Евгеньевна напористо подошла к манекенам и дернула волан рукава платья, что казалось самым подходящим для новогоднего бала.

– Ну нет! В таких там будет половина гостей. Не хочу быть на них похожа!

– Это традиционный наряд!

– Я с толпой не сольюсь!

– Вздор! Я тебя из дома не выпущу, если ты это наденешь! – Елена Евгеньевна, вконец вышедшая из себя, грубо ткнула пальцем в жаккард черного платья.

Аня вскочила со стула, и девушка-стилист, только-только возобновившая процесс своей работы, снова выронила пряди.

– Это мы еще посмотрим!

Елена Евгеньевна затряслась от гнева. Она подошла вплотную к дочери и еле сдерживалась, чтоб не закричать.

– Такое поведение недопустимо! – процедила она сквозь зубы вполголоса. – Ты забываешь, чья ты дочь! Ты выставляешь весь наш род идиотами перед гостем!

– Леша, в отличие от некоторых, судит о людях не по фамилии! – так же напористо и тихо процедила Аня.

Алексей хотел сквозь землю провалиться. Он не должен был быть свидетелем приватного разговора.

Елена Евгеньевна выпрямилась, закрыла глаза и постаралась успокоиться. Подобные споры с дочерью были частью быта дома Чеканщиковых и, как правило, ни к чему не приводили. Чтобы не заработать репутацию семьи, члены которой грызутся по любому поводу, Елена Евгеньевна, сделав несколько ровных вдохов, улыбнулась и мягко произнесла:

– Давай обсудим это позже, Аннетт. Этот юноша хотел сказать тебе нечто важное.

Елена Евгеньевна, на вид абсолютно спокойная, отошла в сторону, чтобы дать наконец слово гостю, но там, где минуту назад стоял Алексей, теперь никого не было.

Алексей сбежал от накала страстей, чтобы не стать частью семейной ссоры. Он вышел в коридор. Из открытой двери спальни Ани ругань была слышна на всем этаже, и при всем желании спрятаться от нее можно было, лишь запершись в другой комнате. Алексей отошел на несколько дверей по коридору и присел на тахту, заполняющую пустое пространство в небольшом углублении. Его взгляд падал вперед – за окно, что выходило из комнаты за открытой дверью. Он не задавался вопросом, что за комната перед ним, просто смотрел насквозь, на пушистые хлопья снега и широкие белые рамы, которые на фоне яркого снегопада казались темными. Алексей старался сосредоточиться на этом красивом природном явлении, чтобы не быть невольным свидетелем чужих ссор. Как ни старался, ему это не удавалось, но когда гневные голоса вдруг стихли, снег его заворожил. Он стал вглядываться в движения каждой снежинки, плавные и элегантные, словно эти движения были заготовлены и тщательно отрепетированы, чтобы любой ценитель прекрасного мог ими насладиться…

Перед окном пронеслось нечто темное, отвлекшее на себя внимание юноши. Окно находилось довольно далеко: его отделяли от тахты широкий коридор и просторная комната, но Алексей так увлекся наблюдением за снежным вальсом, что мысленно перенесся к этому окну, и нечто, пролетевшее будто у него перед глазами, заставило его вздрогнуть.

– Рубашка сидит как влитая! – раздался из комнаты знакомый голос.

Неужели в этой комнате кто-то был?

– Сожалею, но она мала, – сказал другой голос, которого Алексей прежде не слышал.

Ближе к двери подошел Григорий Макарович. На нем были надеты выходные брюки и белая рубашка, пуговицы которой разъезжались в стороны. Тучный мужчина с напрягом втянул живот, чтобы пуговицы не натягивались, и стал крутиться на месте, очевидно разглядывая себя в зеркале на стене, которого Алексею с его ракурса не было видно.

– Да неужто! – усмехнулся Григорий Макарович в ответ второму голосу. – Посмотри, как хорошо! Тащи жилет.

Мигом появился второй участник диалога – дворецкий дома Чеканщиковых с жилетом в руках. Он попытался натянуть жилет на своего босса, пуговицы сошлись, но с большим трудом, лишая образ джентльмена всякого изящества.

– Не пойдет так, Григорий Макарович! Нужно перешить костюм, пока время есть.

Хозяин дома старался втягивать живот, чтоб зрительно казаться стройнее, и при этом думал, как поступить. Вид у него был при этом как у задумчивой гориллы.

– А может, с фраком незаметно будет? – выдал он в итоге мысль, с которой сам же и поспорил почти сразу.

– Так он ведь даже не застегивается, – возразил дворецкий, недоуменно глядя на хозяина.

– Ну, может, хоть внимание отвлечет! – Григорий Макарович направил дворецкого жестом подать ему фрак. Тот поднял с тахты брошенный предмет одежды, который, оказывается, и был тем самым «нечто», пролетевшим прямо перед зимним окном.

Фрак не дал желаемого эффекта. Григорий Макарович долго крутился перед зеркалом, вдавливая руками свой необъятный живот.

Наблюдая за этой комичной картиной, Алексей не мог не улыбнуться. Он чувствовал себя зрителем в театре комедии и с нетерпением ждал развязки. Он считал неприличным смеяться над недостатками людей, но Григорий обладал хорошим чувством юмора и самоиронией. Он похлопал себя довольно по животу и сказал:

– Каково пузо отрастил! А! – Григорий Макарович добродушно усмехнулся, но тут же тяжело вздохнул. – Его ведь уже перешивали! Не могу допустить, чтобы Леночка моя узнала, что я еще поправился. Расстроится же!

– В таком случае я отнесу костюм в ателье, – сказал дворецкий. – Если Елена Евгеньевна будет про него спрашивать, скажете, что я забрал почистить, так-то и так-то, несчастный случай с пылесосом.

– Митенька! – просиял Григорий Макарович. – Ты будешь моим спасителем!

Наблюдая за приятным весельчаком, Алексей забыл про скандал Ани с матерью, но быстрый стук каблуков снова напомнил ему об этом. Быстрые шаги и шуршание ткани стали приближаться с невероятной скоростью со стороны комнаты Анны. Пара-тройка секунд, и перед Алексеем пронеслась высокая женская фигура, оставив за собой след дорогого парфюма. Юноша сразу его узнал – этим ароматом пользовалась Елена Евгеньевна. Она пролетела мимо гостя, не заметив его, и при этом что-то бубнила себе под нос. Алексей решил, что скандал себя исчерпал, и неуверенно направился к спальне девушки.

Когда он вошел, то испытал чувство дежавю: Аня сидела перед зеркалом, стилист заново начинала прическу. Ее ловкие руки быстро перемещались по локонам девушки, в каждом движении чувствовалось мастерство. Аня легко улыбнулась, бросив взгляд через зеркало на дверь.

– Не стесняйся, заходи, – сказала она.

– Все хорошо?

– Да, конечно. Теперь ты знаешь, как мы проводим время семьей, – Аня усмехнулась.

Алексей посчитал неприличным обсуждать чужие семейные дрязги, поэтому огляделся, чтобы найти о чем поговорить. Вопрос в голове появился сам собой, когда взгляд упал на портновские манекены.

– Значит, ты хочешь пойти в этом платье? – Алексей смотрел в этот момент на черное платье. С каждой секундой оно казалось ему все более привлекательным.

– Да, определенно, в нем пойду.

– Оно красивое.

– Да. Такого точно ни у кого не будет.

– Я нарушил правило бала. В приглашении было написано, что мы должны держать личности в тайне, а теперь я знаю, как на балу тебя найти.

– Боже мой! – съязвила Аня. – Там же будут все звезды нашего города! Они в большей степени друг друга знают, и маска, закрывающая пол-лица, не помешает им друг друга узнать.

– Ты разве знаешь, кто там будет?

– Приблизительно. Всякие бизнесмены, политики, папины знакомые, его партнеры по бизнесу, Suits – мы видели его концерт, – и все они с семьями. Треть моего класса там будет и еще много известных личностей. Половина из них мне так или иначе знакома.

– А другие люди?

– Какие?

– Ну… не звезды, обычные люди. Они ведь не могут все друг друга знать.

– Таких не будет.

Алексей не спешил высказать свою точку зрения. Из чего она сделала такой вывод? Это факт или ее догадка? Хоть и каждое ее заявление Алексей ставил под сомнение, до сих пор она оказывалась права.

– Почему ты так думаешь? – спросил он с осторожностью.

Ответа не последовало: Аня засмотрелась в зеркало на прядь волос, спадающую над правым ухом.

– Убери ее, мне не нравится, – сказала Аня своим обычным повседневным тоном.

Стилист переместила прядь выше. Обсуждение бала резко сменилось на выбор лучшего места для русого локона. Аня крайне критично подходила к вопросу своего внешнего вида, и то, что эта девушка-стилист не вызывала к своей работе никаких вопросов до сих пор, могло говорить лишь об одном: она делала для Ани прически и макияж уже давно и знала все предпочтения заказчика.

Алексей терпеливо ждал, пока девушки закончат сравнивать сочетания всех вариантов прически с платьем, но безумно хотел узнать ответ на свой вопрос. Пока Аня вертела головой, разглядывая себя со всех сторон, поглядывая при этом на платье, юноша любовался ее изящным профилем, приятным и ровным тоном кожи, умными глазами, темными ресницами и красивым изгибом бровей. В какой-то момент он совсем потерял связь с миром, перестал слышать, о чем говорят девушки и вообще какие-либо звуки, но милый взор, до сих пор кочующий от зеркала к манекену, встретился наконец со взором гостя, и Алексей понял: Аня разговаривает с ним, но он не слышал ее слов. Давно ли она ему что-то рассказывает?

– Извини, – перебил Алексей, – повтори, пожалуйста.

Ему понадобилось время, чтобы вспомнить, о чем он спрашивал Аню, как ему казалось, целую вечность назад, но он довольно быстро собрался с мыслями.

– Я сказала, что это мероприятие для элиты, требующее больших вложений. Мало кто может себе такое позволить: платье, маска, и уж тем более пожертвования, они ведь будут немаленькие. Понимаешь, они должны окупить затраченную на организацию вечера сумму, иначе смысла не будет.

– И правда…

– Да и гости не смогут открыться, не зная, с кем говорят и танцуют. Представляешь, если моя мама начнет диалог с незнакомцем, а это окажется какой-нибудь неизвестный и необеспеченный человек! Она с ума сойдет. Знаешь ведь, круг общения должен соответствовать статусу.

– Ну…

– А еще, я уверена, многие гости были бы недовольны, узнав, что, сделав подобное развлечение доступным для каждого, его лишили ореола исключительности.

– То есть?

– То есть гости там не привилегированная знать, а просто люди. Те, кто считают себя королями жизни, не обрадовались бы, если бы их приравнивали к толпе.

По мнению Ани, в Мошногорске была проведена очень четкая грань между слоями населения, словно кроме капитала между ними есть существенные различия, не позволяющие им жить в гармонии друг с другом. В очередной раз Алексей не хотел верить в слова Ани, в очередной раз он надеялся, что она ошибается. В такое устройство мира он не хотел верить.

– Но ведь смысл мероприятия пропадает. Ведь встреча в одном месте разных слоев населения инкогнито могла стать шагом ко всеобщему единению.

Аня мило улыбнулась и посмотрела на Алексея как на наивного маленького ребенка, с умным лицом рассуждающего о серьезных вещах.

– Смысл мероприятия не в этом.

– А в чем же тогда?

– Показуха. Видимость близости к людям низких социальных слоев.

– Ты… правда так считаешь?

– А ты приглашение, что ли, не читал? Там даже не написано, на что пойдут собранные деньги. Завершается письмо словами «И пусть бедняки знают, что знать о них не забывает!» или как-то так. Ради этого все – не ради благотворительности, а ради ее видимости, чтобы тыкать ею в лицо каждому встречному. Все ради репутации.

Алексей не задумывался над тем, что благотворительное событие может быть организовано ради корыстных целей, но теперь, когда Аня так уверенно высказала свою точку зрения, он тоже засомневался, и его надежды, что она ошибается, быстро тускнели.

– А еще это повод выставить богатство напоказ. Кто придет в самом роскошном костюме, или сделает самый щедрый взнос, или еще каким-то образом произведет впечатление, возвысится в глазах окружающих.

– Ты-то точно впечатление произведешь, – сказал Алексей с улыбкой, кинув взор на черное платье.

Аня засветилась от этих слов. Она чванливо приподняла голову и несколько раз медленно кивнула, что означало ее согласие и довольство самой собой.

– Но может, все-таки в этом мероприятии нет корыстных целей? – вернулся к старой теме Алексей. – Может, организаторы просто не так слова подобрали, а о назначении пожертвований сообщат на празднике?

Аня не спорила. Она так же мило улыбнулась, посмотрев на друга, как на милого маленького ребенка, и перевела взгляд на свое отражение. На свободно лежащие локоны одно за другим накладывались изящно скрученные кольца вьющихся волос. Через каких-то десять минут работа стилиста стала напоминать элегантный пышный узел, состоящий из множества блестящих колец. Аня увидела, что Алексей зачарованно смотрит на ее волосы, и спросила:

– Нравится?

– Что? – спросил Алексей, вздрогнув.

– Прическа. Тебе нравится?

– Д-да, очень.

– Ты выглядишь загруженным. О чем думаешь?

Он думал о том, что пообещал Елене Евгеньевне, но, пока стоял в этой комнате, десять раз успел передумать. Наверное, просить танец – это лишнее. Кто в наше время так делает? Никто так не делает. Вдруг она его старомодным сочтет? Алексею эта затея казалась теперь ужасно нелепой, и он решил от нее отказаться, но когда Аня таким простым вопросом застала его врасплох, мысли спутались в комок, и язык сам стал нести всякую чушь.

– Я… Понимаешь, на балу все будут па… Ты… Я подумал…

Алексей в зеркале увидел, как Аня улыбается, и ударился в краску, однако не прекращал попытки составить фразу.

– Я хотел бы… В общем, я надеялся, что ты окажешь мне честь и позволишь… пригласить тебя на танец…

Стилист заслонила собой отражение Аня, и Алексей больше не видел выражения ее лица. Он почувствовал, как жарко стало его голове и как в ушах у него запульсировало.

– Если ты предпочтешь танцевать с кем-то другим, я пойму… Я вовсе…

– Да, я буду танцевать с тобой, – послышался из-за спины стилиста смеющийся голос Ани. – Вообще-то я думала, что мы пойдем на бал вместе, в смысле как пара.

Мир вокруг замер, время остановилось, пропали все звуки, кроме одного повторяющегося слова: «Пара! Пара! Пара!»

– Ты серьезно? – спросил Алексей, оправившись. Он не знал точно, сколько времени прошло, пока он был в трансе, но казалось, что целая вечность.

– Ну конечно, серьезно. Шутка это была бы совсем не смешная.

– Так ты… хочешь пойти на бал вместе со мной? Но почему?

– Не идти же одной. – Девушка сказала это как бы между делом, не добавляя какой-то эмоциональной окраски, словно эти слова не имели никакого значения. – Ты лучший кандидат на эту роль.

– И танцевать будешь со мной?

– Не только с тобой. Помнишь того парня из клуба, который напился до потери памяти и его охрана на улицу вышвырнула? Это мой одноклассник, я говорила.

– Да, помню.

Алексей затаил дыхание. Он смутно помнил лицо того парня, зато четко помнил слова Ани: «Красавчик, надежда футбола, сын юриста, оценки высокие». У Алексея возник серьезный повод для волнения. Он задумался: «Получается, он красивый, богатый и влиятельный спортсмен… Неудивительно, что она хочет с ним танцевать. Но она, кажется, говорила также, что он глупый. Непонятно, почему она тогда хочет с ним танцевать? Изменила мнение? Он ей нравится?» Море вопросов, одновременно возникших в голове юноши, не давали покоя. Алексей собрался с мыслями и как можно спокойней спросил:

– Ты хочешь с ним потанцевать?

– Да, хочу. Мама спортсменов на дух не переносит, как и всех потных и грязных людей. А этот спортсмен соответствует всем критериям бесячести по маминым меркам. Удивительно, конечно: он ведь сын юриста, богат, одевается хорошо.

– Так это ради маминого неодобрения?

– Конечно. Просто так к этому идиоту я и не приблизилась бы. Он понравился бы разве что девушке с таким же уровнем интеллекта, как у него.

Алексей почувствовал в груди облегчение. Все дело в матери! Ну конечно! Это всего лишь очередной способ продемонстрировать свою независимость.

– Ну как вам? – раздался голос девушки-стилиста, только что зафиксировавшей лаком последние пряди волос. Прическа приобрела законченный вид в удивительно короткий срок. Алексею она показалась элегантной и вызывала чувство гармонии и вдохновение, как бывает, когда человек видит что-то прекрасное. Судя по выражению лица Ани, она была с ним солидарна.

– Превосходно, – ответила Аня. – А ты как считаешь, Леш?

– Да, очень красиво. С платьем хорошо сочетается.

– Замечательно. Вика, повторишь это перед балом? Хочу точно такую же прическу.

– Да, конечно.

Стилист ушла. Аня разглядела последний раз в зеркале свою внешность, и в следующее мгновение по-особенному уложенные волосы перестали ее интересовать. Она плюхнулась на свою широкую белоснежную кровать с высоким матрацем и поманила к себе Алексея. Он подошел, встал у подножия и не делал ничего, пока Аня с неопределенным выражением лица сверлила его глазами. Эти хитрые глаза, эта легкая полуулыбка таили в себе какой-то секрет. От одной мысли о задумках девушки парня бросало в дрожь. Серо-голубые умные глаза словно душу ему насквозь пронзали, и Аня при этом ничего не говорила, а лишь, как и всегда, слабо улыбалась. Юноша напряженно ждал, чтобы узнать, зачем Аня его позвала. Девушка протянула руку.

– Хочу кое-что попробовать.

Не думая, Алексей подал ей свою ладонь.

– Ты когда-нибудь целовался?

– Что?.. – единственное, что успел сказать Алексей, прежде чем упасть к Ане на кровать: так сильно и быстро она дернула его руку, притянув парня к себе и примкнув губами к его губам. Все случилось в считаные секунды, так что Алексей даже сообразить не успел. Только что он стоял на полу у кровати, страшась неизвестного, и вот он, опираясь одним коленом на кровать, широко расставив руки, чтобы ненароком не задеть Аню, вдыхает сладкий аромат ее цветочного парфюма, слушает ее ровное дыхание и тает в поцелуе нежных губ. Сердце сжималось все сильнее, от него растекалось тепло, прошибая пот по всему телу. Такого блаженства он еще не испытывал никогда. Пока он чувствовал касания дурманящих губ, держал глаза закрытыми, просто наслаждаясь мгновением, но в какой-то момент понял, что Аня отпрянула назад. Он открыл глаза. Девушка перед ним сидела, игриво строя ему глазки. Ее таинственная улыбка теперь казалась более оживленной.

– Что скажешь? – спросила она.

Алексей долго приходил в себя. Он поздно сообразил, что все еще стоит руками и коленом на кровати, и, осознав это, он как ошпаренный вскочил на ноги. Он хотел ответить на вопрос Ани, но, вместо того чтобы выдать хоть одно подходящее слово, его рот просто бесцельно открывался и закрывался, не находя нужных выражений.

– Так и думала. Значит, Диме понравится.

– Диме? – Алексей совсем потерялся в реальности. – Какому Диме?

– Как какому? Этому футболисту-болвану.

Танец с неприятным человеком Алексей еще мог принять как данность, но поцелуй! Язык не поворачивался спросить, шутит она сейчас или нет. Ясное дело, не шутит! Мама же в ярости будет! И Аня может делать что хочет…

Алексей отшатнулся назад. Пару шагов он сделал задом, не оборачиваясь, наткнулся на геридон, чуть не уронил его, схватил в последний момент и вернул на место.

– Что с тобой? – спросила девушка.

– Все нормально… Мне просто нужно идти.

Алексей быстро вышел из комнаты, не оглядываясь.

Он вернулся к себе домой. Пробежав мимо двери в гостиную, он побежал вверх по лестнице в надежде на что, что отец не станет задавать вопросов.

Уже два месяца прошло, а видео под названием «Новый парень Чеканщиковой» до сих пор оставалось в топе. Когда Аня, повысив градус веселья, забралась на стол в ночном клубе, Алексей старался закрыть ее своим телом, чтобы защитить от того, что в итоге все же случилось. Снимали все, кто мог, в соответствии с уровнем опьянения, удержать в руках телефон, и закрыть Аню со всех сторон Алексей не мог. Той же ночью в сети появилось несколько видео, самое удачное из них с невероятной скоростью стало набирать просмотры. Аня все больше набирала популярность. За ее бесстрашие, независимость и откровенный цинизм она вызывала уважение у молодежи и обзаводилась фанатами. Ее способность набирать популярность из-за своих личных качеств многих вдохновляла и поражала, тем более что к славе она вовсе не стремилась, а просто была самой собой. Особенно это вдохновляло Алексея.

Видео из клуба видели все, кто только мог, даже Федор Андреевич, ни разу в жизни не посещавший соцсети. Именно потому, что видел это видео, он не задавал больше сыну вопросов об Ане и не вмешивался в его личную жизнь. Гораздо больше его волновало второе видео, идущее следом и имеющее весьма оскорбительный заголовок «Новый парень Чеканщиковой слабак». Любитель нездорового юмора, выложивший это видео, посчитал забавным оскорбить человека, пострадавшего в неравной драке. Интересно, как он к этому отнесся бы, оказавшись на месте этого самого «слабака». Видимо, оператору во время драки виднее!

Вот в чем разница между такой девушкой, как Аня, и таким парнем, как Алексей: Аня стирала границы и шла до конца, не боясь позора или провала, и стала звездой, а Алексей, в жизни не нарушающий своих принципов и норм морали, вовсе не желающий славы, со своими законами чести стал главным позором интернета. Спасало то, что качество съемки в темноте было низким, и камера тряслась так, словно оператор с ней прыгал, так что загадочный «парень Чеканщиковой» оставался лишь на просторах интернета.

Алексея вовсе не волновало, кем он был в виртуальном мире, однако он был тем самым человеком, кто пересмотрел видео с танцем Ани не один десяток раз. Сейчас он лежал на кровати и пустыми глазами смотрел в экран телефона, где циклично проигрывалось видео «Новый парень Чеканщиковой». Он недавно вернулся домой после поцелуя любимой девушки, послевкусие которого дало адскую смесь чего-то безумно сладкого с чем-то до слез горьким. В тот момент, когда губы Ани коснулись его губ, он подумал, что нравится ей, но в таком случае она не стала бы использовать его как помидор, на котором учатся целоваться! И с чего он вообще взял, что может ей понравиться? Она так красиво танцует, что насмотреться невозможно! В ней же все идеально: и лицо, и рост, и фигура, и стрижка, и одевается она прекрасно, и походка изумительна, и голос словно птичье пение, и улыбка словно кусочек радуги, а еще она умная, бесстрашная, целеустремленная – прирожденная звезда! Самая яркая звезда на небосклоне! Куда до нее такому ничтожеству, как этот хиленький паренек, страдающий по ней в своей постели в темноте и одиночестве? Сейчас он сам хотел назвать себя тем словом, которым нарек его горе-юморист оператор. Чем больше Алексей анализировал свои поступки, тем сильнее падала его самооценка, и он все больше ненавидел себя за бессилие. Но ведь не может же он быть абсолютно никчемным человеком! Алексею очень хотелось, чтобы кто-нибудь сейчас его поддержал.

Видео с дракой, запустившееся после видео с танцем, длилось всего пятнадцать секунд. Под ним тянулось большее двухсот комментариев. Один подлец высмеял храбрость и честь, каких сам не имел, сняв это видео, но Алексей надеялся получит от других людей поддержку. Он стал читать комментарии:

«Ну и лошара!» (три смеющихся смайлика);

«Не может он быть ее парнем»;

«Эта точна ни ее парень эта розигрыш»;

«На что ей сдался этот олух!» (смеющийся смайлик);

«Блин…»

«Бедный! Не стыдно им всей толпой на одного парня кидаться!»;

«Алкоголики хреновы. Пить меньше надо!»;

«Зачем так бить-то? (плачущий смайлик) Бедолага!»

«Аткуда инфармацыя что это паринь ее?»;

«Капец! Что за парень? Кто он?»;

«Неудачник какой та ачевидно» (смеющийся смайлик).

Дальше он читать не хотел. Надеясь увидеть хоть один комментарий, констатирующий истину, он получил лишь поток пустых насмешек и оскорблений. Еще хуже было от комментариев, где люди заступались за несчастного слабака! Неужели они не поняли, что произошло?! Неужели им всем плевать на справедливость?! Он же девушку защищал! Толпы неадекватной молодежи не побоялся! И пусть у него это не получилось, но разве рыцарскими качествами не стоит гордиться?

Каждый трус в интернете становится храбрецом, обличая свою гнилую душонку, потому что знает, что за эти слова ему ничего не будет. За толстой чугунной стеной каждый заяц будет смельчаком! Но ни одному из них не хватает духу проявить такую смелость, какую проявляет Аня, высказывая свою точку зрения в лицо, не прикрываясь ником «инкогнито». Никто из них не признался бы в своих словах открыто, не повторил бы их вживую. Это малодушие!

Под видео с танцем оскорбления и насмешки были похлеще. Меж восторженных отзывов людей, оценивших по достоинству танцевальные способности Ани, встречались и такие, в которых ее назвали, мягко говоря, девушкой легкого поведения, а приклеившегося к ней парня посчитали озабоченным, думая, что ему невтерпеж с ней поцеловаться, то-то он и полез на стол обниматься с ней. «Все эти люди лишь завистники и хамы, которым некуда девать свой негатив! – размышлял Алексей, пытаясь заглушить душевную боль. – Их слова не имеют никакой ценности и не стоят того, чтобы на них обращать хоть какое-то внимание. Аня точно на них бы не обиделась. Она, похоже, всех пустозвонов попросту игнорирует. Да, она слишком умна, чтобы зацикливаться на оскорблениях!» Алексей решил для себя, что он не будет слабаком. Не важно, что его таким считают. Ну и ладно! Аня вот так не считает, ведь иначе бы уже давно сказала. А ее слово в миллионы раз дороже, чем все эти комментарии! Она ведь захотела пойти на бал с ним – с ним, а не с кем-то другим, – посчитала его достойнейшим из всех, значит, он не пустое место для нее и имя Леша не просто набор букв! Он хотел заслужить ее взгляд, он хотел быть достойным диалога с ней. Даже будучи ей просто другом, он мог стать кем-то большим. И теперь он был твердо уверен, что всем сердцем хочет этого добиться.

Декабрьский вечер накануне бала. Все, кто был приглашен на праздник, уже завершили свои приготовления. Теперь уже поздно было суетиться, оставалось лишь репетировать бальные танцы, что каждый желающий их исполнить изучал на протяжении последних месяцев, и с предвкушением ждать следующего вечера.

Празднество обещало быть грандиозным. Позолотов, организовавший торжество, даже распорядился заказать несколько десятков карет, чтобы гости смогли полностью погрузиться в жизнь дворян XVIII века. Час пик закончился, главную улицу перекрыли, и вереница конных экипажей вошла в город. Неспешно она пересекла опустевшую Юдолевую магистраль, вызывая восторженные возгласы прохожих. Цокот десятков копыт выманивал на улицы абсолютно всех, чтобы каждый мог увидеть вживую, как под густым снегопадом белоснежные повозки с роскошной золоченой лепниной тянут грациозные скакуны, укрытые от мороза красными и фиолетовыми попонами. На головах коней красовались украшенные камнями налобники, на груди и крупе поверх попоны тянулись красивые тонкие ремешки с золотистыми кисточками. Восторг зрителей был неописуем. Кто свешивался с балконов, кто наблюдал с улицы. Все, как зачарованные, следили за необыкновенным парадом, пересекающим весь город. Люди знали, где ждать торжественную делегацию – везде, где стражи порядка перекрыли проезжую часть. Новости в маленьком городе разлетаются быстро, и если в одной части города кто-то заметил что-то необычное, то в другой уже через считаные минуты об этом узнают и распространят. Перегон повозок по магистрали не задумывался как шоу для любопытных, однако на протяжении всей дороги тротуары были забиты зрителями. Они получили удовольствие и праздничное настроение, наблюдая за волшебной картиной, но стать ее частью было суждено лишь избранным – уже завтра экипажи повезут гостей новогоднего бала.

Глава V

Маски

В преддверии праздника в доме Чеканщиковых творился страшный бардак: слуги носились туда-сюда в спешке, подгоняемые недовольными возгласами Елены Евгеньевны, – они завершали приготовления к балу. Казалось бы, что можно подготавливать накануне праздника, если не являетесь хозяином торжества, и все, что требуется от гостей, – это костюм, маска и пара танцев! У Елены Евгеньевны мелких поручений хватило бы на целую армаду. Теперь слуги бегали впопыхах, уточняя тонкости перевода средств, выясняя цвет будущей кареты и подбирая к ней по цвету верхнюю одежду, в которой Чеканщиковым предстоит добираться до бала. Елена Евгеньевна к любым приготовлениям подходила основательно и поднимала на уши весь дом. Григорий Макарович, прекрасно зная нрав своей супруги, заранее спрятался в кабинете на втором этаже, где не слышно суеты и можно в тишине дождаться карету.

Аня закрылась в своей комнате с той же целью. Елена Евгеньевна так и не смогла убедить дочь не надевать на бал черное платье. Аня была уверена, что угрозы матери не сбудутся, поэтому просто делала то, что хотела.

Она уже оделась для бала. Все ближе был тот час, когда на территорию особняка прибудет, стуча колесами и подковами, новогодний экипаж. Аня не боялась опоздать, просто ей хотелось со всех сторон увидеть свой наряд. Она крутилась перед зеркалом-трельяжем, оценивая внешний вид, и понимала, что этот наряд ей действительно нравится, и не только потому, что маме он не по душе. Платье было пышное благодаря мягкому каркасу, из очень нежной лоснящейся черной тафты; лиф не имел рукавов, его украшали тонкие золотистые узоры на груди, золотистые и фиолетовые страусиные перья вдоль линии декольте; верхний слой юбки из жаккарда на уровне голени был собран складками и со всех сторон приоткрывал пышную многослойную сетку, зрительно облегчающую платье; до локтей руки облегали перчатки под цвет перьев; а лицо закрывала карнавальная венецианская маска стрижа телесного цвета, расписанная красными блестящими узорами и украшенная очень пышными красными, фиолетовыми и золотистыми страусиными перьями.

Розыгрыш птичьих масок проходил вскоре после того, как гости получили приглашение на бал. Каждый забронировал себе один вид птиц, поэтому двух одинаковых птиц во дворце графа Честолюбцева не встретить.

Эта идея пришлась Ане по вкусу. Она решила, что каждый выберет себе маску, отражающую его внутренний мир, и даже не догадается об этом. С нетерпением девушка ждала вечера, чтобы проверить свою теорию. Ей интересно было узнать, как видят себя другие люди. Аня выбрала маску стрижа.

– Милая, ты тут? – послышался голос Григория Макаровича и последовавший за ним тихий стук в дверь.

– Да, папа, заходи.

Увидев в зеркале, как в дверь ввалился тучный Григорий Макарович, Аня грациозно покружилась, продемонстрировав пышную юбку, и спросила:

– Ну как тебе, папа?

Григорий Макарович расплылся в улыбке и раскраснелся, очарованный прелестью своей дочурки. Он от восторга всегда краснел, и сейчас его щеки налились краской, точно свекла.

– О-хо-хо! Аннушка, ты у меня красавица!

– Спасибо, папа.

Григорий Макарович тоже был уже готов – в абсолютно черной фрачной паре, зрительно улучшающей фигуру, с голубым камербандом вместо жилета. В руках он держал маску попугая, оперенную ореолом круглых голубых перышек.

«Попугай, да? – думала Аня, посмотрев на маску отца через зеркало. – Попугай… Попугай… У попугаев же матриархат. В стаях попугаев самка занимает лидирующую позицию, используя самца в личных целях… Напоминает нашу семью».

– Ты тоже хорошо выглядишь, папа, – Аня загадочно улыбнулась и перевела взгляд обратно на свое отражение.

– Ой, дочка, скорей бы снять этот ужас! – Григорий Макарович потянул себя за узкий воротник, стесняющий шею и уже намокающий от пота. – Жарко и тесно. Только Леночке не говори, что я так сказал, ладно? А то расстроится.

– Конечно, папа.

– Григ! – разразился, как раскат грома, возглас Елены Евгеньевны.

В комнату вбежала хозяйка дома. Григорий Макарович вздрогнул, услышав за спиной голос дражайшей супруги, и его лицо вмиг утратило всякую краску. Он побелел как бумажка.

– Вы готовы? – спросила разгоряченная Елена Евгеньевна. Она выглядела так, будто вот-вот случится нервный срыв.

Аня быстро оценила в уме ее внешность: платье из изумрудного цвета шелка с золотистыми рюшами и павлиньими перьями. По мнению Ани, платье было слишком тяжелым и перегруженным мелкими деталями. Надевая на глаза маску павлина с хохлом, хозяйка дома протараторила:

– Скорее выходим! Кареты прибыли!

Она поправила шелковые лацканы на фраке мужа, достигая идеальной симметрии, и поспешила к выходу.

– У-у-у-у-у-уф, – выдохнул с облегчением Григорий Макарович и сразу же похудел на два размера.

– Кажется, пронесло, папа, – усмехнулась Аня, изучая в зеркале свое платье со всех сторон. – Она тебя не слышала.

Спустившись в вестибюль, семья Чеканщиковых накинула верхнюю одежду, специально подобранную Еленой Евгеньевной, чтоб с костюмами сочеталась: Григорию Макаровичу темная соболиная шуба до колена, себе и дочери меховые накидки. Конечно, по традиции поверх фрака носят пальто, но честолюбивой женщине казалось, что шуба будет смотреться богаче. Прежде чем выйти, Елена Евгеньевна взяла мужа под руку, пару-тройку раз посмотрелась в зеркало, поправила складки накидки и долго размышляла, не забыла ли она что-то важное. Все это время Григорий Макарович стоял на месте, потея, и терпел, пока дражайшая супруга не решится наконец пересечь порог к блаженной прохладе.

– Мама, ты весь день готовилась, а от нас требуется лишь присутствие на балу в костюме. Что ты могла забыть!

– Подожди, Аннетт. – После этих слов Елена Евгеньевна неразборчиво бубнила что-то себе под нос, судя по интонации, перебирая все пункты подготовки, и когда закончила, выпрямила спину и с гордостью произнесла: – Открывай!

Дворецкий распахнул перед четой Чеканщиковых входные двери, которые по размерам можно было бы приравнять к воротам.

– Григ, сделай серьезное лицо, – шепнула хозяйка дома мужу.

– Да, дорогая.

Она хотела красиво появиться на своем собственном дворе. Аня не понимала, ради чего эта напыщенность сейчас, если из зрителей будут лишь кучера? Им, кажется, абсолютно все равно, как выглядят их пассажиры: главное, что зарплату получат.

Оказавшись на улице, Аня почувствовала на коже приятный морозец. Уже совсем стемнело. Вечер был тихим, безветренным и довольно теплым. Шел густой снегопад, закрывая от глаз высотки Мошногорска. Ничего дальше леса поблизости видно не было.

У лестницы стояли две кареты, запряженные пышно украшенными лошадьми. На козлах сидели в одинаковых пальто кучера. Возле одной из карет стоял, прислонившись к дверце, Алексей в длинной дубленке. Дубленка на нем была не застегнута, и девушка рассмотрела под ней темно-коричневую, почти черную фрачную пару с шоколадного цвета пикейным жилетом, расшитым золотыми нитями и такого же золотистого цвета лацканами. Парень смотрел в экран телефона и какое-то время не замечал Чеканщиковых. Когда под их ногами на ступенях захрустел снег, он поднял голову и тут же спрятал телефон.

Спускаясь вниз по лестнице, Аня неотрывно смотрела на остолбеневшего друга, который даже поздоровался с задержкой. Неужели ее внешний вид настолько впечатляющий?

– Привет, – сказал Алексей спустя несколько секунд молчания после того, как Аня уже спустилась и встала возле него.

– Привет.

– Выглядишь великолепно.

Такие комплименты всегда приятно слышать, особенно если человек при этом теряется в мыслях и краснеет: это значит, что точно не врет!

– Спасибо, – ответила Аня, мило улыбнувшись.

Алексей внезапно сорвался в места, открыл дверь кареты и подал Ане руку. Владеть этикетом – естественно для потомственного дворянина. Алексей всегда был обходителен с девушками, но когда дело касалось Ани, он на месте все забывал и начинал походить на простачка, старавшегося влиться в круг элиты.

Аня забралась в карету. Изнутри все было обито красным бархатом. Ей подумалось, что организатора праздника никто не переплюнет в роскоши, даже мама, как бы сильно она ни постаралась. Интересно, после этих карет, аренды дворца и благотворительных мероприятий у Позолотова хоть что-то останется? Или собранная сумма покроет все его расходы?

Аня слышала, как Алексей поздоровался с ее родителями, и голос Елены Евгеньевны стал очень бархатным и приторно сладким. Девушка не слышала, о чем шел диалог, но судя по этому тону, мать опять подлизывалась к Алексею. Аня видела только своего друга, стоящего боком, слушавшего Елену Евгеньевну и отвечавшего односложно, видимо для того, чтоб она скорей замолчала.

Вскоре снег на дороге захрустел: родители ушли к соседней карете. Юноша тоже забрался в карету и закрыл за собой дверь. Прежде чем сесть, он поднял с сиденья свою карнавальную маску. Это была сова, оперенная умеренным количеством строгих полосатых перьев бурого цвета.

– Почему ты выбрал сову? – поинтересовалась Аня.

– Почему сову? – Алексей повертел маску в руках, словно хотел найти в ней ответ на вопрос. – Не знаю. Мне нравятся совы. Я не особенно задумывался над этим.

– Сова – символ мудрости. Может, ты мудрый?

– Почему ты решила, что маска как-то связана со мной?

– Мне просто кажется, что выбор, который мы делаем неосмысленно, может многое сказать о личности. Понимаю, звучит как бред, и наверняка психологи захотят со мной поспорить, но на примере нашей семьи эта теория работает.

Алексей задумался над словами Ани, потом спросил:

– А что у тебя за маска?

– Стриж.

– Почему стриж?

– Стриж – птица высокого полета, рожденная летать, и она никогда не спускается на землю. А если спустится…

– Она умрет… – добавил Алексей, видимо вспоминая не самые приятные статьи про этот вид птиц, но быстро понял, что сморозил глупость. – Извини. Это к тебе не относится.

Аня приняла слова юноши как неплохую тему для размышлений: она всегда чувствовала себя летящей по жизни, свободной, независимой и возвышающейся над всеми, но что будет, если она вдруг упадет? А еще это повод посмеяться над выбором других людей, представив, что эта теория действительно работает, перенося характеристики этих птиц на владельцев масок. Забавно думать, что город населяют антропоморфные пингвины, петухи и страусы.

– Что ж, с этого дня ты для меня мудрая сова! – торжественно заявила Аня с усмешкой, а Алексей в ответ скромно улыбнулся.

Кучер дернул вожжи, и Аня увидела, как на кольцевой двора ее дома тронулась карета родителей. Когда она развернулась к воротам и выехала за пределы участка, кучер кареты Ани и Алексея тоже погнал лошадь, и экипаж двинулся с места.

Что за волшебный вечер! Мерцающие белоснежные сугробы, пушистый снегопад на фоне темного неба, живописно сложенные на ветках деревьев снежные одежды, тишина, покой и запах свежести, дарованный спящим зимним лесом. Снаружи раздается цокот конских копыт и тихое поскрипывание старинного изобретения. Никакая иномарка не сравнится с этим чудом. Ни одна иномарка не подарит такого ощущения торжественности и не даст прочувствовать романтику прошлого!

Экипаж неспешно ехал по городу. Это был самый обычный Мошногорск, но через окно кареты казался особенным. В нем была сказочная новогодняя торжественность и притязательность, созданная праздничными декорациями. На площади в центре устремлялась в небо колоссальной высоты ель, роскошно украшенная фонарями, блестящим серпантином и напудренными серебром бантами. Как и всегда в Мошногорске, под вечер на площади собралось полно народа. Сейчас у них было особое развлечение – праздничные кареты. Любопытные сбегались к краю тротуара, когда видели приближающуюся повозку, и пучили на нее удивленные глаза.

– Ты ездила когда-нибудь в карете? – неожиданно спросил Алексей. До этого он молчал, а Аня любовалась красотой города.

– Нет, никогда. Но знаешь… – Аня унеслась мысленно в свое детство, в приятные воспоминания, пробужденные восхищенными лицами наблюдателей, – в детстве я думала, что я принцесса.

– Дети большие фантазеры.

– Нет, ты не понял. Это были не фантазии. Мне много книг читали в детстве, и я сопоставила образы принцессы с собой и поняла, что ничем от них не отличаюсь. Я думала, что отцовский дом – это замок: он довольно большой, а в детстве и вовсе казался огромным; слуг у меня полно, платьев еще больше, желание исполнится любое, что я ни загадаю, все вокруг меня кружатся, трясутся надо мной, подарками заваливают, комплиментами. Я была уверена, что папа – король, а я его принцесса, и когда я вырасту, то выйду замуж за принца. Единственное, мне всегда казалось странным, почему мама с папой корон не носят. А потом я узнала, что это был всего лишь прием для воспитания непослушного ребенка. Знаешь, думая, что я принцесса, у меня была мотивация обучаться нудным обрядам. Да-а-а-а… Отличная повесть с моралью «Никому не верь на слово».

Алексей улыбнулся, выслушав девушку, и сказал:

– Но можно сказать, что так и есть. У тебя есть повод считать себя принцессой.

– Точно. Кому нужны формальности и бумаги, если факты говорят сами за себя!

«Если по документам мой папа лишь бизнесмен, то по факту он бог и царь этого города, каким бы смешным и добродушным он ни был! – думала Аня. – Я с детства помню эти взгляды, прикованные ко мне. Я думала тогда, что их восхищало мое очарование, но сейчас понимаю, что они просто хотели оттяпать кусок от папиного пирога, лестью лаская его слух».

– Я считаю, что мы – те, кем себя ощущаем, – сказал Алексей, смущенно уставившись на подол Аниного платья. Его взгляд иногда поднимался на лицо девушки, но тут же испуганно переключался на что-то еще.

Короткая пауза. Аня смотрела сбоку на его встревоженное лицо и думала: «Такой пугливый. Прелестно!» Затем ее взор последовал за взором Алексея. Юноша смотрел бесцельно на свои колени, где держал маску совы.

– Выходит, работает моя теория с масками, – приподнятым тоном заявила Аня.

– Что? Почему?

– Признайся, почему эту маску выбрал?

Алексей еще больше сконфузился и стал крутить маску в руках.

– Меня просто папа… мудрым называет, вот я и подумал… – юноша отложил маску подальше от себя, словно стыдился ее. – Прости, это было слишком высокомерно.

– Да нет, ничуть. Мне нравится.

Меж новостроек и деревьев парковой зоны промелькнул дворец графа Честолюбцева.

– Вон он, смотри! – воскликнула Аня.

Юноша потянул голову и тоже стал всматриваться в пробелы меж постройками. Скоро экипаж доехал до поворота и развернулся. Теперь он двигался по широкой дороге, завершающейся дворцовой площадью. С разных сторон стекались десятки таких же карет. Алексей предусмотрительно надел маску.

Дворец становился все ближе, и сердце в груди затрепетало. Аня смотрела, как приближается к необыкновенной красоты старинному зданию, где когда-то жил граф – основатель города. Это было высокое двухэтажное здание цвета ванили, зрительно сильно возвышающееся из-за подсветки; на фасаде его украшали декоративные мраморные колонны и крупные арочные окна, заполняющие собой большую часть свободного пространства стен, а довершала ансамбль очень широкая лестница у главного входа, выложенная из того же мрамора, что и колонны. Его монументальность заставляла всех, кто на него смотрит, чувствовать себя мелкими и ничтожными существами по сравнению с хозяином этого произведения искусства.

Достигнув площади, Аня видела через окно, как из других карет выходят гости. Все они были до неузнаваемости хороши. Они красовались друг перед другом, демонстрируя свои фраки, бальные платья и маски. Наряд каждого был уникален, построен на самовыражении. Некоторые откровенно переборщили, желая выделиться в своем наряде, и к числу таких людей Аня приписала Елену Евгеньевну – яркий пример того, как легко переступить границу хорошего вкуса, мечтая доказать свое превосходство.

Кучер открыл Ане дверь и подал руку. Вот и пришел час самого необыкновенного в жизни праздника! Сердце в груди стало тревожно сжиматься.

Широкие дворцовые двери стояли открытые. В них стекалась толпа дам в пышных пестрых платьях вперемешку с кавалерами в нетрадиционных фраках. До идущих позади гостей долетали восхищенные охи и ахи впереди идущих: они уже увидели бальный зал. Аня под руку с Алексеем шла прямо за своими родителями. Елена Евгеньевна во весь голос обсуждала архитектуру здания, чтоб все знали, что она разбирается в искусстве, а Григорий Макарович, будучи простым обывателем, со всем соглашался.

– Здесь красиво, да? – обратился к Ане Алексей. Раньше он не начинал диалог сам, а сегодня это случилось уже дважды. Он был в шоке сам от себя.

– Да, очень, – ответила Аня и прибавила с усмешкой: – Но если тебе хочется узнать об архитектуре дворца больше, просто послушай мать. Она тебе все мозги выест.

Дальше шли в молчании. Коридор завершился малым залом, отведенным под галерею. Только сегодня Антон Андреевич Липовый позволил абсолютно бесплатно любоваться своей частной коллекцией живописи всем гостям бала. Здесь были собраны произведения, в частности, эпохи Ренессанса, но встречались экземпляры и более новые. Здесь Елена Евгеньевна сочла необходимым продемонстрировать свои познания в живописи, громко обсуждая картины, которые она уже видела раньше и знала о них что-либо. Впереди идущие люди оглядывались на нее. Аня решила, что большинство из них уже поняли, кто скрывается под маской павлина, ведь тому, кто с ней знаком, догадаться об этом нетрудно.

За галереей следовал длинный коридор, а в конце высокие распахнутые двери вели в большой зал. Всякий, переступивший их порог, не мог сдержать восторга. Аня ждала с нетерпением, чтоб впереди идущие люди скорее достигли своей цели, и вскоре тоже узнала, чему они так восхищались. Наконец и Аня достигла конца коридора. Толпа впереди больше не мешала: шик и блеск отличали абсолютно все в огромном зале, куда ни глянь. Впервые в жизни девушку посетила удивительная мысль, что дом отца – просто собачья конура. Потолок с росписями был так высок, что, будто Олимп, казался недосягаемым; великолепная хрустальная люстра посередине горела тысячью свечей и зажигала все помещение разноцветными бликами; новогодняя ель, превосходящая по пышности все существующие новогодние ели, доставала верхушкой чуть ли не до самого потолка, а ее основание перекрывали горы подарков; по обе стороны от ели тянулись чуть ли не во всю длину зала два узких стола с закусками; особого внимания заслуживал мозаичный паркет с живописными узорами времен графа Честолюбцева, за ним тщательно ухаживали, чтобы сохранить изначальный вид; вдоль стен поддерживали высокий потолок мраморные колонны, их обвивала в честь праздника зеленая, напыленная серебром и золотом мишура; от люстры во все стороны тянулись гирлянды из множества фонариков, покрытых искусственным снегом, они заполняли весь зал теплым светом. На фоне играл мелодичный саундтрек.

– Ты погляди! – восхитился Алексей, задрав кверху голову. – Неужели граф Честолюбцев был так богат? Я посещал много дворцов за свою жизнь, но подобную роскошь видел разве что в Эрмитаже!

– Мне кажется, после строительства этого дворца он перестал быть богатым, – Аня усмехнулась. – Гляди, какие смешные!

Вдоль стен зала стояли молодые люди в одинаковых фраках и одинаковых масках муравьев. Все они, словно манекены, в одинаковых позах держали подносы и полотенца.

– Красивые у них маски, – сказал Алексей, не понимая, что так насмешило его даму.

– Красивые-то да! Но это насекомые. Теперь я понимаю, почему тема бала – птицы. Птицы рождены летать, – Аня кивнула в сторону подогнанных под одну гребенку слуг, – а они – ползать…

Аня не договорила. Веселость почти сразу сошла с лица и сменилась еле заметной и загадочной улыбкой: среди гостей она увидел знакомую фигуру.

– Ты погляди! – сымитировала она слова друга, но с ноткой сарказма, устремив взгляд на группу стоящих неподалеку людей. Среди них был высокий, хорошо сложенный мужчина с гордой осанкой и массивными кистями, на лице была надета маска орла, а в руке он держал фужер. Подле него стояла скромная на вид женщина, значительно ниже его ростом, щупленькая, одетая скромно, но изящно, она выглядела запуганной и как будто бы обиженной, лицо закрывала маска воробья. Рядом стояла молодая пара: высокий темноволосый широкоплечий юноша в маске буревестника и невысокая худенькая девушка с пучком викторианских локонов и таким же невеселым лицом, как у женщины рядом. Девушка не отличалась особой привлекательностью: тусклые темные волосы, непропорциональное худенькому телу круглое веснушчатое лицо, бледная сероватая кожа, и одета была скромно, в темно-синее лоснящееся платье простого покроя с острыми желтыми перышками на поясе. Ее лицо частично скрывала маска куропатки, но Аня узнала свою старую подругу. «Куропатки такие же пугливые, неприметные, как Аля, – провела анализ Аня. – Какой была, такой и осталась!» Но больший интерес вызвал молодой человек, стоящий рядом с ней. «Маска буревестника… – Аня задумалась. Она перебирала в голове научные факты об этих птицах. – Буревестники, они… бесстрашные, свободолюбивые, независимые, а еще хитрые и жестокие… Интересная пара для такой скромной трусишки, как Аля!» Увидев вдали Аню, девушка отвернула от нее своего молодого человека и сама спряталась за его широкими плечами. Такой жест не обидел Аню, а только раззадорил ее. Она хитро ухмыльнулась и потянула своего кавалера к группе знакомых лиц.

Стремительно пробравшись сквозь толпу, Аня быстро оказалась на месте, все время таща Алексея за руку.

– Ну, здравствуй, дорогая подруга!

Строгий мужчина и скромная женщина, родители Али, только что отошли, и от группы осталась лишь молодая пара. Девушка крепче вцепилась в руку своего молодого человека, словно хотела подчеркнуть, что он занят.

– Привет, – холодно ответила она.

– А это кто? – Аня с наигранной кокетливой улыбкой осмотрела парня. – Познакомишь нас?

– Не познакомлю. Ты же знаешь, что личности нужно держать в тайне.

– Можно подумать, причина в этом. – Аня холодно улыбнулась, и Аля содрогнулась, потянув парня назад, но он не поддавался.

– Можешь называть меня Буревестник, – парень в ответ состроил поддельную улыбку, пронзая взглядом новую знакомую, и Аля потянула сильнее.

– В таком случае зови меня Стриж, – Аня протянула руку для рукопожатия, и парень без раздумий пожал ее.

– Ты отлично выглядишь, – сказал он.

После этих слов Аля дернула парня с тройной силой и оттащила его в гущу толпы. На лице Ани играла довольная улыбка.

– Кто это был? – спросил Алексей.

– Моя старая подруга, часть моего детства.

– Мне показалось, что она вела себя не очень дружелюбно.

– Ага, – Аня кивнула в сторону удаляющейся пары. – Ты посмотри, какого она красавчика себе отхватила. Боится, что я его уведу.

– Почему? Разве ты бы так поступила?

– Не во мне дело. Просто она понимает, что я ее во всем обхожу, и поэтому прячет от меня свое главное жизненное достижение.

– А зачем ты с ним кокетничала?

– Нечего было меня кидать!

Мелодия на фоне замолкла, раздался звон стеклянного фужера. Зал погрузился в тишину, и все гости до единого обернулись к источнику звука: на балконе второго этажа, узкой полосой тянувшегося вдоль стены, стоял пухлый бородатый мужчина. Его губы растекались в радостной улыбке, а глаза украшала маска чайки.

– Дорогие гости! Я безумно рад, что вы пришли на благотворительный новогодний бал! Я трудился над его организацией больше года, и принимать таких высокопоставленных господ для меня огромная честь! Наши предки посещали подобные мероприятия с целью развлечься, отдохнуть и показать себя. Сегодня мы погрузимся в историю Российской империи, почувствуем себя ее частью. Мы будем отдыхать, как это делали наши с вами предки: за танцами, играми и светскими беседами. Между прочим, танец для дворян был не способом самовыражения через телодвижения, он служил для знакомства и общения дам и кавалеров между собой, а также давал возможность зарекомендовать молодого человека или девушку как лучшую партию для бракосочетания, ведь обучение танцам было обязательно для всех дворян, и на девушку, которая хорошо танцует, обращали особое внимание. Я мог бы многое рассказать о балах, но не хочу грузить вас заунывными речами! – По залу пробежала волна сдержанного смеха. – В малом зале вашему вниманию представлена частная коллекция живописи Андрея Липового. – Позолотов указал на одного из гостей, и тот, повернувшись, помахал рукой. – Позвольте заметить, что все полотна являются оригиналами, никаких подделок! С ними вы сможете ознакомиться чуть позже, а сейчас, если позволите, я возьму на себя честь открыть новогодний бал! Прошу вас, дамы и господа, объявляется полонез!

Заиграла музыка, все танцующие направились к двери.

– Можно тебя пригласить? – Алексей протянул Ане руку в полупоклоне.

Аня приняла приглашение, и вместе со своим партнером они встали в колонну к другим парам, остальные гости разошлись вдоль стен зала. Аня тянула голову, выглядывая знакомых. Все-таки маски скрывали личности лучше, чем она думала, но несколько человек она смогла узнать. У нее было достаточно времени, пока шел проигрыш, чтоб разглядеть походку, фигуру и повадки знакомых – все, что отличает людей в необычных костюмах друг от друга. Она заметила среди зрителей двоих бизнес-партнеров отца, часто бывавших у нее в гостях, несколько своих одноклассниц, Suits, директора ювелирного завода и хозяев некоторых городских заведений со своими отроками-подростками. Дальше Аня прошлась взглядом по колонне танцующих: на две спины впереди стояла Аля со своим тайным кавалером, перед ней старая знакомая, дочка дипломата, позади на три спины возвышался кучерявый рыжеволосый парень со странным изгибом губ, словно ему только что на ногу встали. На нем была надета маска страуса, но сквозь прорези для глаз Аня узнала очень бледные голубые глаза. «А вот и он!» – подумала она.

Слух пронзала громкая музыка, что исполняли вживую музыканты. В просторном помещении акустика была великолепная, и звуки, точно лучи света, отражались от стен. Первая пара сделала глиссе, и колонна в такт музыке двинулась в элегантной процессии. В конце зала колонна разделилась фонтаном на дам и кавалеров, которые теперь по разные стороны окольцовывали зал. У точки, где начинала танец последняя пара, две колонны должны были встретиться. Аня думала, как ближе подобраться к футболисту. «В полонезе все движения определяет первая пара танцующих, – размышляла она. – Лишь от них зависит, как будет развиваться танец. Во время танца сменить партнера или место в колонне невозможно, разве что… обмануть зрение окружающих».