Веселый ветер. Записки мореплавателя

Рейс на Англию.

Все действующие лица, описанные в книге, даже похожие на реальных являются плодом воображения автора, а все совпадения случайны.

Теплоход «Костромалес» стоял в Ленинграде в Лесном порту и заканчивал погрузку пилолеса на Англию. На борту была обычная суета, которая возникает перед отходом. Я, будучи старшим помощником капитана, лазил по палубному каравану, проверяя крепление. Матросы принимали на борт запоздавшее снабжение. Второй помощник капитана, Аркаша Кулик, оформлял грузовые документы. Жены, пришедшие провожать, еще оставались на борту, но пора было уже их выгонять. Вот-вот должна была подъехать комиссия таможни и пограничников. Стояло солнечное сухое ноябрьское утро, не типичное для Питера.

– Хорошо выходить в море с утра, – подумал я, – Все выспавшиеся, не измотанные, и еще трезвые.

На «Костромалес», лесовозе типа Мирный финской постройки, я работал уже несколько месяцев. Хорошо помню, как ехал на него в Выборг на электричке и думал о том, что меня ожидает. Новый пароход, новые люди. Всегда немного волнительно. Как выяснилось, волнения оказались напрасными, все сложилось. В первую очередь, благодаря штатному капитану. Назаров Юрий Назарович командовал этим судном уже лет пятнадцать, и его авторитет в экипаже был непререкаем. Седой, несколько суховатый, всегда спокойный и уверенный в себе, он вызывал доверие и уважение. Кроме того, он был однокашником и приятелем начальника пароходства. Благодаря этому обстоятельству он мог позволить себе всякие вольности. Например, частенько ходил в море без первых помощников, то есть без помполитов. Главным недостатком работы на лесовозах было то, что они часто ходили грузиться на север, в Игарку. Ехать туда было долго, а валюта после прохождения меридиана мыса Нордкап не шла. Она не шла и до его пересечения в обратном направлении. Я как-то делал такой рейс на тх «Кимры» – Ленинград – Игарка – Мурманск – Висмар – Булонь – Бремен – Калининград. Но «Костромалес» в Игарку не ходил. Каким-то мистическим образом его туда не посылали. У лесовозов было и серьезное достоинство, благодаря своим малым размерам они заходили в такие дыры, которые и не снились обычным классическим сухогрузам. Малые размеры, правда, понятие относительное. Все-таки 102 метра длиной и 2800 тонн грузоподъемности. Однажды мы становились к причалу в маленьком английском порту под названием Шорем-бай-Си. Это на юге, около Брайтона. Порт был действительно малюсеньким, и наш «Костромалес» в нем выглядел, как бегемот в луже. А на дежурном канале кто-то из конторы капитана порта объявил:

– All ships. All ships. Take care. Big Russian is moving in the harbor. Этот Биг Рашн нас очень повеселил – такие лесовозы как «Костромалес» были самыми маленькими судами в пароходстве.

С Назаровым мы поладили. Я знал его сына, Серегу, который заканчивал Макаровку на год позже меня. Мы даже были с ним вместе на практике на «Зените». Серега работал на «Художнике Пахомове», капитаном которого был Сосновский, однокашник Назарова. А его сын, Сашка Сосновский, работал сэкондом (то есть вторым помощником) на «Костромалес». Такой вот у них был взаимообразный обмен. И Назаров относился к нам, молодым офицерам, как-то по-отечески. И это, не скрою, было приятно. Мы погрузили тогда в Выборге березовый баланс на Италию, затем зашли в Гент, где был большой металлургический завод Сидмар. Там грузили сталь в рулонах для «жигулей». Такой обратный заход был очень типичным у лесовозов. В Генте моряки частенько покупали подержанные автомобили. Я тоже впоследствии свой первый автомобиль, «Ладу-Пятерку», приобрел именно там.

Правда мне с Назаровым удалось сделать только один рейс. При очередном заходе в Выборг он ушел в отпуск. Поменял его Платов Евгений Владимирович, совсем молодой капитан, делавший свой первый рейс. Первый рейс капитаны делали под присмотром капитана-наставника. Платов оказался тоже вполне адекватным, правда немного педантичным. Но мы с ним тоже поладили очень хорошо. Да и старше меня он был всего-то года на три. Еще один рейс на Италию, погрузка в Северной Африке на Роттердам, затем по традиции сталь из Гента, и вот мы стоим в Питере и грузим доски на Англию. Капитан-наставник списался, оставив молодого Платова командовать одного.

Я спустился с палубного каравана, пошел на мостик и объявил по трансляции, – Провожающим покинуть борт судна.

Моя жена, которой наскучило сидеть в каюте одной, уже собралась. Я пошел проводить ее до трапа, а она изъявила желание зайти попрощаться с Сэкондом, с которым она уже была знакома, и уже общалась с его женой, Ленкой Кулик. Мы спустились на палубу ниже. Дверь в каюту Сэконда была открыта. На диване с кружкой чая сидела буфетчица, Дмитриева Екатерина Дмитриевна. Сам Сэконд тоже сидел тут же на стуле. Возникла неловкая пауза. Нина многозначительно произнесла, – Аркаша, пока! – и мы с ней пошли к главному трапу. По дороге она успела поинтересоваться, почему это буфетчица сидит у Аркахи в каюте, как у себя дома. Я промямлил что-то типа того, что мало-ли, зашла чаю попить, сам понимая, что это звучит неубедительно. Дорога до главного трапа, к счастью, была не длинной, что позволило мне избежать допроса с пристрастием. Нина села в ожидавшее ее у трапа такси и укатила, а я вернулся в каюту Сэконда, который уже открывал бутылку водки. Выпить на отход – святое дело.

– Сдаст? – спросил он, разливая водку.

– Сдаст. – ответил я утвердительно, и мы выпили.

Здесь опять придется сделать небольшое отступление. Дмитриева Екатерина Дмитриевна, миловидная блондинка лет тридцати, появилась на судне пару месяцев назад. Ее главным и выдающимся достоинством был бюст то ли четвертого, то ли пятого размера, который выдавался весьма значительно и привлекал всеобщее внимание. Зеркалом души, как известно, являются глаза. Но в данном случае, обратить внимание на глаза как-то не получалось. Взгляд непроизвольно опускался ниже, и чтобы взглянуть в лицо нужно было сделать над собой усилие. По пути в Италию Катька любила загорать на баке, видимо намеренно. Вахтенные же с мостика рассматривали в бинокль выдающийся бюст и вели споры по поводу размера, четвертый или пятый. Этот вопрос так и остался невыясненным. Еще она очень хотела замуж и при этом была весьма кокетливой. Эти два обстоятельства иногда бросали ее из крайности в крайность.

Как найти себе мужа в экипаже, состоящем из двадцати восьми мужиков, большинство из которых женаты? Вопрос не из легких. Комсостав весь состоял из женатиков. Курсантов Макаровки девчонки расхватывали, как горячие пирожки, и к выпуску холостых почти не оставалось. Холостыми в экипаже были только матросы. Матросы на «Костромалес» были все молодые, спортивные и жизнерадостные. Многие занимались восточными единоборствами. И один из них, по фамилии Вересов, все-таки обратил внимание на Екатерину Дмитриевну.

Но первым в бой бросился Аркаха Кулик. Аркадий вообще был эдаким «мачо». Видимо ему не хватало мужественности, и он старался возместить недостаток, используя внешние факторы. Очень любил всякую боевую атрибутику, оружие. Вечно точил пиратского вида нож и проверял его остроту срезая волосы на руке, в том числе и у своей жены, Ленки. Всех женщин в совокупности он именовал одним словом «курятник». В отношениях с Катериной он избрал тактику «Она любит выпить, надо этим воспользоваться».

Каюта старпома на «Костромалес» была небольшой, однокомнатной и располагалась рядом с капитанской. Поэтому свои «посиделки» мы устраивали в каюте Сэконда, подальше от глаз начальства. Она располагалась палубой ниже с правого борта. На этой же палубе была кают-компания и буфетная – рабочее место буфетчицы. Аркаха вечно приглашал Катьку к себе, и она стала в его каюте завсегдатаем. Приносила закуску, участвовала в беседе, кокетничала. Но на этом все заканчивалось. Роман с Вересовым у нее уже возник, он сменялся с вахты в полночь, и к этому времени она всегда убегала.

Однажды, на стоянке в Салерно она засиделась у Сэконда и, изрядно выпив, опоздала с накрытием ужина. Мы приходим в кают-компанию, а ужин не накрыт. Катька в подпитии бегает с тарелками, стараясь сделать все быстро, но получается все кое-как. Хлеб она нарезала толстенными кусками и вместо хлебницы положила по куску каждому в тарелку, прямо в гуляш. Такой черный, круглый хлеб. Платов мне потом занудно выговаривал, что, мол, построже надо быть со службой быта, построже. А Аркаха нарисовал на листе формата А4 окружность, разделил ее прямыми линиями на девять равных частей и вывесил в буфетной, в качестве инструкции по разделке черного хлеба. Развлекался, в общем.

Мы вышли из Питера 17-го ноября, а первым портом выгрузки нам назначили Кардифф, столицу Уэльса. Это на западе Британии в Бристольском заливе. Вторая половина ноября не лучшее время для подобного путешествия. Но над островом стоял мощный антициклон и не пускал канадские циклоны на восток. Пользуясь этим, мы дошли до порта назначения быстро и без приключений. Стоянка была короткой, но я успел на несколько часов сбегать в город. У меня было маленькое, но ответственное поручение. В Англии, по словам старых моряков, продавали туалетную воду по одному фунту. Вполне приличную. В Союзе она шла на ура, и я должен был ее найти и закупить на свою долю и на долю Сэконда. Кардифф оказался очень симпатичным городком, с огромным замком в центре и очень своеобразными улочками, аркадами, которые соединяли между собой большие улицы. Эти аркады, крытые сверху, образовывали такое симпатичное замкнутое пространство, с магазинчиками и кафешками по бокам, в котором было непонятно, на улице ты находишься или внутри здания. В одной из этих аркад я и обнаружил магазин, что-то типа 1000 мелочей, в котором стояла искомая туалетная вода. Двадцать восемь флаконов в коробках. Я уложил их в корзинку и пошел к кассе. Увидев мою покупку, веселая девчонка-кассирша заулыбалась и спросила,

– You have many girl friends?

– Plenty, – буркнул я в ответ, расплатился и пошел восвояси. Задание было выполнено, хотя и частично. Мы предполагали взять по двадцать флаконов.

Вторым портом выгрузки нам номинировали Крикси. Что это за зверь и с чем его едят никто не знал. На картах мы его не нашли. Пришлось запрашивать в пароходстве координаты. Нам прислали координаты точки в устье реки Крауч, где нужно было брать лоцмана. Это было уже на востоке Англии, чуть севернее Лондона. Оказалось, что это маленькая деревенька, в которой есть два причала и королевский яхт-клуб. К месту приема лоцмана мы подошли утром в воскресенье. Лоцман, поднявшийся на борт, был чем-то похож на советского актера Ростислава Плятта, только несколько сухощавее. Фамилия его была Тэтчер. Когда мы вошли в речку, утренний туман сгустился так, что бака не было видно. А тут еще все владельцы яхт королевского яхт-клуба, как водится, в воскресенье вышли в море. Вернее, в речку. Мы включили тифон, и под его утробное рычание двигались по реке, а вокруг нас беспорядочно сновали все эти яхты. Они еще норовили подойти поближе, чтобы рассмотреть Russian ship как следует. Тэтчер уткнулся в тубус радара и стоял, не поднимая головы, наблюдая за яхтами.

Тут на мостик явилась Екатерина с подносом, на котором были чай, кофе и канопе с дефицитной твердой колбасой и сыром для лоцмана. Откидной столик для всего этого находился как раз рядом с радаром, у которого он стоял. Катька установила поднос на столик и задержалась там, как дурочка, без нужды поправляя чашки и ложки. Ей, видимо, было интересно все происходящее. Хотя, повторюсь, из-за тумана вокруг почти ничего не было видно. Тэтчер боковым зрением уловил это шевеление справа от себя, вынул голову из тубуса, посмотрел на буфетчицу и опять уткнулся в радар, но ненадолго. Через пару секунд он снова поднял голову и снова уставился на буфетчицу. При этом в радар он смотреть прекратил. Было видно, что его взгляд направлен не в лицо, а несколько ниже. Платов нервно заерзал в своем капитанском кресле. Тут мне пришлось вмешаться, поскольку старпом на судне как раз и предназначен для решения всяческих подобных проблем. Я подошел к буфетчице и сказал,

– Екатерина Дмитриевна, покиньте мостик, не мешайте управлять судном. – Катька хихикнула и выкатилась с мостика. Пришвартовались мы благополучно.

Сразу после швартовки на борт поднялась английская таможня – парень и девушка. Формальности заняли минут пять, а потом Мастер предложил им выпить, на что они с радостью согласились. В конце восьмидесятых русские были популярны, да и нам тоже хотелось пообщаться с жителями Туманного Альбиона. Девушка-таможенница сообщила, что ближайший город находится в пяти милях отсюда, но зато здесь есть два паба, один в яхт-клубе, а второй в небольшой гостинице. Мы правда ее не сразу поняли, она говорила «побс» вместо «пабс», «трукс» вместо «тракс». И ее напарник пояснил,

– Не обращайте внимания, она из Ливерпуля.

По ее наводке и отпросившись у Платова, мы с Аркахой решили вечером пойти и продолжить общение с местным населением. Причем одели форму, подумав, что так общение станет более вероятным. Крикси был довольно унылым местом, два причала, слева яхт-клуб, справа небольшая гостиница (inn) и все. Первым делом мы отправились налево, в бар яхт-клуба.

В тот период мы изрядно подсели на джин-тоник. И то, и другое покупалось за границей, правда по сниженным ценам tax-free, у шипчандлеров, фирм, у которых закупали продукты. Считалось, что джин должен быть исключительно Гордон, а тоник, в обязательном порядке, Швепс. Однажды, вернувшись из рейса, я не обнаружил дома оставленную ранее бутылку джина. Нина объяснила, что все выпил дядя Вася, наш сосед, плотник и пьяница. Он, по просьбе Нины, что-то чинил у нас в квартире. Водка в эпоху поздней перестройки продавалась по талонам и в тот момент в квартире отсутствовала. Вот она и угощала дядю Васю джином Гордон в качестве платы за работу. Моим сорока-пятиградусным валютным джином! Облом был полным. А дяде Васе, по ее словам, джин понравился. Елкой пахнет.

В баре яхт-клуба народу было не много. Яхтсмены, видимо, уже разъехались по домам. Просидев часа полтора и употребив по три порции джин-тоника (два фунта стакан), мы решили перейти в бар гостиницы. Там тоже столпотворения не наблюдалось. Один местный житель, правда, подошел к нашему столику и спросил,

– Вы, что, офицеры с этого русского теплохода? – Но получив утвердительный ответ, он удалился. Видимо, это было все, что его интересовало.

На следующий день нас быстро выгрузили, и мы снова отправились в море. Зашли, как водится, в Гент, погрузили сталь в рулонах на заводе Сидмар, и домой, вернее в Выборг. Рейс получился не долгим.

В Выборг мы пришли 6-го декабря. А в тот момент, когда «Костромалес» брал лоцмана, наши жены садились в электричку на Финляндском вокзале. Обычно жены на приход привозили что-нибудь вкусное, и что-нибудь выпить. Часто шампанское. На этот раз, возмущенные самим наличием на борту привлекательной буфетчицы, Нина, Ленка Кулик и примкнувшая к ним жена токаря начали употреблять все это прямо в электричке. На троих, так сказать. На борт они ворвались штурмом, как осаждающие врываются в ворота вражеской крепости. Надстройка вздрогнула.

– Кулëк, ты где? Выходи, подлый трус! – кричала Ленка и размахивала сумочкой. Кулик опрометчиво вышел и получил несколько раз сумочкой по кучерявой голове. Он схватил свою жену в охапку и потащил по трапу вниз, на берег. Они пропали из вида среди рулонов со сталью и пакетов с пилолесом, и вернулись только часа через три. Позже я назвал все это Куликовской битвой. Нина, из солидарности, тоже не отставала от подруги. Она и трезвая была способна устроить вселенский скандал, а тут, выпив, просто разгулялась. Я был обвинен в неверности, полигамии, мужском шовинизме и в других смертных грехах. К счастью, выпили они очень сильно, и надолго ее не хватило. Нина утомилась и прилегла.

Платов потом деликатно спрашивал,

– Леонид Павлович, что это было?

– Ничего страшного, Евгений Владимирович, все уже в порядке.

– А, по-моему, женщины были чем-то недовольны.

Стоянка в Выборге тоже оказалась короткой. Через пару дней мы ушли грузиться досками в Финляндию. Когда я после вахты спустился в каюту, там было чисто убрано. Катька постаралась. Уборка в каютах старшего комсостава входила в обязанность буфетчицы. На столе под стеклом, среди документов и схем, лежал какой-то незнакомый клочок бумаги. Что это? Послание? Мне? От Катерины? При ближайшем рассмотрении оказалась, что это вырезка из журнала «Огонек». Такая картинка-карикатура. На картинке пиратский корабль возвращался из плавания. Он несся к берегу на всех парусах. На борту довольная команда подпрыгивала, в ожидании радостной встречи с близкими. А на берегу стояли женщины, видимо жены. У них был грозный и зловещий вид, и они были вооружены скалками, поварешками и другой кухонной утварью. Весь их вид, как-бы говорил,

– Вот только подойдите! Только сойдите на берег! Мы вам устроим!

Подписи под картинкой не было.