Ева

Глава 1. Синие перила

В конце мая вонь со стороны болот особенно отвратна. Жуткий запах гнили и грязи раздавался по всей окрестности. До конца неясно, это так пахнет помутневшая зелёная вода трясины в глубине леса, сгнившие деревья ивы или же берёзы, а может, свежий труп чёрной кошки, чьи внутренности уже растерзаны яростными сороками. Не важно, откуда он доносился. Этот запах был повсюду. Так пахла чья-то смерть.

В небе неслись огромные беспросветные тучи, покрывая ночной небосвод своей массой. Тёмная пелена напоминала бездну, нависшую над головой, и готовую поглотить весь этот мир. Внезапно во мраке возникла вспышка. Ломаная белая линия на миг рассекла небосвод напополам и бесследно исчезла. Раздался гром, больше похожий на продолжительный выстрел, взрыв, столкновение. В небо поднялись сотни тысяч воронов, испугавшихся молнии. Они стали невыносимо громко каркать, подняв на уши дворовых собак, которые тут же взвыли и залаяли. Новая вспышка вновь озарила макушки елового леса, которые напоминали острые клыки в пасти зверя. Холодный и пронзающий, будто лезвие ножа, ветер своими порывами стал склонять огромные тополя к земле. Он пролетал между листьями дуба, беспорядочно ими шурша. Дыбом поднимал ветви ивы, оголяя её ствол, затем сплетал их в косы и рвал с корой. Потом озорной ураган смог украсть с какого-то двора белую простыню и две ночнушки, и стал кружить их в бешеном танце над крышами домов.

Через пару секунд с небес стали падать небольшие капли, которые со временем лишь нарастали. Дождь начал отбивать свой ритм по крышам, металлическим заборам, окнам домов, быстро собираясь в лужи на глиняных тропинках. Набирая скорость, они продолжали стучать все чаще и чаще. Холодные мокрые пули будто стремились вломиться в дома и расстрелять всех, кто находился там, но у них никак это не получалось. Только глухие удары о стёкла были слышны по комнатам, будто кто-то отбивал на барабане марш.

А между тем ветер, наигравшись с мокрым бельём, бросил его на карниз крыльца и стал резвиться с дождиком, разбрасывая его капли в разные стороны. Этот шальной свист начинал просто сводить с ума. Капли дождя продолжали бить по стеклу. По шиферной крыше. По железному тазику во дворе.

В глубине одной из комнат, в которую пыталась прорваться стихия, заскрипела старая пружинная кровать. Вспышка молнии на миг осветила все узкое и тесное пространство этого помещения на чердаке дома, забитое коробками и разным хламом, а затем оно снова погрузилось во мрак. Окна с деревянной рамой свистели, и этот свист напоминал плач восьмилетней девочки, бившейся в истерике от испуга. За окном во мраке плясали ветви берёзы, напоминающие кости чего-то огромного и неизвестного, готового забраться в дом и разорвать спящего на куски. Пружины кровати все также скрипели, но теперь вместе со скрипом послышались злостные вздохи и кряхтение. Буквально на мгновение они прекращались, а затем с новым наплывом злости и раздражения звучали в комнате, иногда смешиваясь с хриплым матом.

Но дождю это даже нравилось. Он нашёл себе зрителя, поневоле запертого на этом чердаке. Сейчас он с радостью сыграет все мелодии, которые он когда-либо придумал за эти несколько миллионов лет. И будет это продолжаться всю ночь, до самого рассвета. Затем он придёт завтра, и послезавтра, и через день, и через два… Он будет ходить сюда каждую ночь и отбивать все новый и новый ритм, пока его слушатель не выучит всю его музыку, которой он так дорожит…

– Женя! – хрупкий и до жути хриплый голос послышался откуда-то внизу, – что ты там елозишь-то? Спать ложись, середина ночи!

Старческий бабкин голос звучал ещё более раздражительно, чем нескончаемый стук о стекло. Парень, свернувшись в одеяло, ненадолго замер и пробубнил что-то себе под нос, пряча голову под перьевой подушкой. До невозможного тесная кровать не позволяла сделать лишнего движения, чтобы улечься поудобнее.

Непогода продолжалась долго. Холодный ветер с холодным ливнем рассекали воздух до самого рассвета. И даже рано утром, когда красное солнце пыталось пробиться сквозь серые тучи на горизонте, с небес все ещё падали капли. В мрачную комнату через окно запрыгнул маленький солнечный зайчик, будто вестник нового дня. Он прыгал по жёлтым полоскам на обоях, пробежал по деревянному потолку и все больше стремился запрыгнуть на тёмно-синее одеяло на кровати, под которым прятался спящий Женя.

Во дворе уже проснулись птицы. Но это далеко не те птицы, которых мы ждём с приходом весны. Это не соловьи, которые каждое летнее утро будят своими нежными соловьиными голосками, запевая серенады под окном. Это не хохлатые кукушки, обещающие долгую и прекрасную жизнь, и не ласточки, грациозно парящие высоко в небе. Это стаи чёрных ворон с огромными тёмными крыльями, которые то и дело что каркают и кричат. Это толстые сороки, которые кружат в поисках своей добычи, и неважно, кто ею станет, какая-нибудь пища или же безделушка. Или же одинокие воробьи, маленькие и ничтожные, трупы которых уже усеяли все улицы деревни.

Где-то за окном, в одном из соседних дворов, послышался грохот. Видимо, хозяева разбирали погром, образовавшийся после вчерашнего буйства стихии. На этот грохот мигом ответили все бродячие собаки. их стая, как по команде, взвыла и зарычала. Голосов было много, они были такие разные, и все смешались в один большой хор, исполняющий какофонию.

А между тем ветер все ещё посвистывал, шурша голыми ветвями отсыревшей берёзы…

Женя выматерился сквозь зубы и вновь перевернулся на другой бок. Вот уже четвёртый день одно и то же. Что-то гремит, шуршит, звякает, скрипит, гавкает. Как можно вообще уснуть под такой хаос, да ещё и на старом, рваном и твёрдом матрасе с перьевой подушкой? Ветер просачивался в щели, а затем залезал под одеяло. Сырость, стоявшая в комнате, затрудняла дыхание. Парня выворачивало наизнанку от раздражения к этому месту.

– Женя! – вновь старческий голос раздался из-под деревянного пола и протяжно окликнул парня, – Женя, вставай! Хватит без толку валяться, лучше помоги мне!

Парень промолчал, мысленно проклиная старуху. Женщине уже было за семьдесят, здоровьем она похвастаться не могла. Залезть на чердак в своём доме для неё уже было невозможно, но она все равно слышит каждый писк в этой хибаре. Не обращая на неё должного внимания, Женя вновь попытался уснуть. В этой маленькой комнате было отчётливо слышно, как старуха еле-еле перебирает ноги, шоркая тапками по деревянному полу. Евгений уже научился определять по звуку, в какой комнате она сейчас находится и в каком она настроении. Вот сейчас она вышла из своей спальни, которая была прямо под чердаком, и направилась на кухню. Действительно, куда она ещё могла направиться? В этой крохотной хижине больше комнат не было, кроме как одной спальни, небольшой кухни с печкой и узкого чердака. Конечно, был ещё и подвал, в который никто не залезал уже несколько лет, и неизвестно, что в нем происходило. Как-то раз к бабке зашла её подружка баба Марта, соседка по дому и по участку на кладбище, которое они уже забили для себя. Она то и сказала, что в подвале черт завёлся. Он по ночам сидит себе на полочках и песенки поёт, а поутру деревянный люк когтями скребёт, мол, выпусти меня, старушка, гулять хочу. Правда, бабка Жени потом выругала её за то, что она брехню несёт, а Марта лишь рассмеялась.

– Женя! – бабка вновь окликнула его, – я долго ещё орать должна? Сейчас как поднимусь, ты быстро встанешь у меня!

В этот момент синее одеяло взмыло вверх и слетело на пол. Тощее, длинное тело приподнялось и с хрустом в костях село на кровати. Взъерошенные чёрные лохмотья на голове блестели от жира, а на бледном лице красовались впадины в щеках и синяки под глазами. Потерев глаза своими ледяными руками, Женя попытался встать с кровати. Перед глазами все резко потемнело, а земля уходила из-под ног. Парень пошатнулся, но успел удержать равновесие. Нет, бабка Марта была не права. Черт поселился не в подвале, а на чердаке.

Прихрамывая, Евгений подошёл к окну с деревянной рамой и вгляделся во двор. Выжженная жёлтая трава была вбита в глиняную землю вчерашней непогодой. Ветки потемневшей от сырости берёзки были разбросаны по всему небольшому участку. На заборе висела чья-то наволочка, которую вчера носило по воздуху ветром. А в небе над всем этим хаосом все ещё висели тёмно-серые тучи, намекая, что ещё рано расслабляться, и самое страшное ещё впереди.

– Женя! – крайний возглас звучал на тон выше, наполненный последней каплей терпения, – ты встал?

Последовала пауза. Абсолютная тишина раздумья. Какая-то неестественная и нерешительная.

– Да, – ответил он с хрипом в горле.

– Быстро спускайся! Чайник уже закипел!

Евгений с томным вздохом развернулся и подошёл к выходу. Деревянная дверь отворилась с пронзительным скрипом, подобным визгу какого-то подбитого животного. В узком проёме кружила пыль. Сначала из комнаты показалась одна нога и наступила на деревянную ступеньку. Та заскрипела на весь дом. Следом за ней показалась вторая нога, а там уже и появилось все тело. Потолок был настолько низким, что Евгению нужно было сложиться вдвое, чтобы в нем поместиться и не биться головой об его край. Шаг за шагом парень опускался по крутым ступенькам в не то коридор, не то прихожую. Первый этаж этой хибары выглядел ещё печальнее, чем второй – со входа тебя встречает непонятное продолговатое помещение, которое несёт в основном складские обязанности. Комната слева – это крохотная кухня. Комната справа – бабушкина обитель. Ванной и туалета в доме, естественно, не было. Все удобства на улице.

Женя прошёл мимо комнат прямиком к входной двери. Надев на ноги пару калош и отперев дверь, Женя вышел на крыльцо, смахивающее на веранду. Здесь тебе и стол со скамейкой, и умывальник, и куча пустых и пыльных стеклянных банок. Карниз был украшен резным деревом, покрашенным в голубой и белый цвет. Вот только краска давным-давно полопалась, а дерево разбухло и местами пошло трещинами, и теперь это крыльцо смахивало на острозубую пасть, в глотке которой Женя стоял. За её пределами уже некогда буйствовала природа, от которой сейчас остались только трупы ещё недавно зелёных растений: кусты шиповника, ветви клёна, стволы дуба и много всего. Когда-то этот дворик был ухожен в лучших традициях. Здесь тебе была и тропинка, и клумбы, и палисадник с пионами и розами. Бабушка умела следить за хозяйством. Жаль, что возраст даёт о себе знать. Теперь там, где цвели букеты роз, остались лишь шипы да ветви.

– Может, легче их выдернуть к черту и выбросить? – спросила однажды баба Марта, вошедшая в гости.

– Не надо трогать их, – отвечала старуха, – хоть что-то будет напоминать мне о молодости. Да и руки все разорву, пока дёргать буду.

– Но оно, само собой, не засохнет, а будет дальше расти. Так и в дом залезет…

– Не залезет, чушь не неси…

Женя подошёл к пластиковому умывальнику и надавил на краник. Небольшое количество воды полилось ему на руки. Быстрым движением он небрежно ополоснул лицо и поднял взгляд на зеркало. В заляпанном и битом куске стекла он увидел бледное лицо, с кучей покраснений и двумя огромными мешками под ледяными бледно-голубыми глазами. Сальные и растрёпанные волосы отросли и вечно пытались залезть в глаза. Скулы были напряжены из-за вечно сжатой челюсти. В свои шестнадцать лет он выглядел как сгнивший труп. Вздохнув, он развернулся, чтобы не видеть это безобразие перед собой. Крохотный воробей подлетел к луже и стал пить воду. Евгений подошёл поближе к деревянным балясинам и стал разглядывать птичку. Воробей поначалу испугался и отлетел чуть дальше, но затем снова принялся пить воду. Изредка птица замирала, будто прислушиваясь к происходящему вокруг. В один момент эта пауза оказалась длиннее обычного, и воробей резко взмыл вверх. В эту же секунду из сухих кустов выпрыгнула абсолютно белая собака, на морде которой ярко выделялась пара чёрных глаз и такой же нос.

– Чапа! – улыбка на лице Жени возникла сама по себе, – где тебя носило-то? Иди сюда…

Собака подбежала к хозяину и ткнула носом в его ногу. Женя спустился на колени и стал гладить Чапу.

– Неужели тебе здесь нравится? Это пока блох не нахваталась, думаешь, можно и поскакать.

Чапа лишь прижала острые уши и заскулила.

– Сейчас я тебе вынесу поесть, – Женя поднялся и направился в сторону дома, – ещё вроде бы остался корм…

Евгений вошёл в дом, снял калоши и подошёл к деревянной лестнице, под которой лежало куча сумок. Он стал обыскивать каждую, в поиске остатков собачьего сухого корма, которым они всегда кормили Чапу. Этот корм содержит в себе множество витаминов для её зубов и шерсти. Без него она очень скоро начнёт жутко линять…

– Женя! – зазвучал бабкин голос откуда-то из кухни, – я долго ждать тебя буду? Идём есть.

– Подожди… – перебил её парень, достав из сумки почти пустой завёрнутый пакет с кормом. Юноша тут же ринулся к двери и вышел на улицу, краем уха слыша очередные возмущения старухи.

Чапа верно сидела под дверью в ожидании. Когда хозяин вышел, она запрыгала от радости и подбежала к старой алюминиевой кастрюле, которая выполняла функцию миски.

– Это последнее… – с ноткой грусти произнёс Женя, высыпая корм. Собаке, если честно, было все равно. Еда и еда. Сейчас есть. Потом? Потом и подумаем. Хозяин решит.

Евгений ещё немного остался понаблюдать за своим питомцем. Женя боялся, что любая из них может стать последней.

Парень нехотя вернулся в дом. Закрыв за собой входную дверь, он снял калоши, оставив их на коврике, и направился на кухню.

Стоило ему показаться в проёме, как тут же бабка снова заворчала:

– Неужели явился. Думала, я здесь до вечера буду тебя караулить… Неужели нельзя сразу встать и прийти, когда тебя старшие зовут? Ну ничего-ничего, пойдёшь в армию, там быстро тебя научат…

Низенькая старушка в старом синем халате, мертвенно-седыми волосами под красным платком и огромными очками на переносице стояла у плиты, уперев руки чуть ли не в подмышки. На её красном от недовольства и до жути морщинистом лице читалось такое негодование и злость, как будто Женя только что спалил ей дом.

На плите шкварчала облезлая крохотная сковородка, на которой дымился пригоревший блин. Брызги масла летели на жёлтые обои и падали на деревянный пол, оставляя мерзкие чёрные и коричневые пятна.

Старые занавески бежевого цвета на небольшом окне зашевелились. Бабка подошла к окну и закрыла деревянную ставню. Здесь же в воздухе полетела пыль. Старуха села за крохотный стол, накрытый местами прожжённой скатертью с вышитыми маками.

Женя сел на деревянный стул. На столе рядом с ним уже дымился чай в белой керамической кружке, а на фарфоровой тарелке с отколотым краешком стыли блины.

– Господи! Какая жуть! Ну смотреть на тебя страшно! Ты в зеркало себя видел, глиста? – её голос был медленный и еле разборчивый. Она будто не могла шевелить губами. Старушка как-то странно тянула последние слоги в предложениях, а потом не выговаривала некоторые буквы.

– Ну не смотри.

Женя нехотя свернул жёлтый блин в треугольник и откусил. На языке чувствовался вкус масла. Горячая масса мигом обожгла ему небо. Парень хотел спасти ситуацию чаем, но горьковатая жижа только усугубила положение, лишив его возможности чувствовать вкусы языком. Тем лучше. Блины на звезду Мишлен не претендовали уж точно.

– Да куда ж ты хватаешь-то? Сметаны давай достану, или варенья. Откормить хоть тебя надо…

– Не надо.

Чай был слишком горячий, а разбавить было нечем. Противный вкус масла все ещё держался в его памяти. Его можно было перекрыть вареньем, если бы это варенье не было похожим на смолу, в которой застряли доисторические насекомые. Пытаясь сдержать рвотный рефлекс, он продолжал пихать в себя этот несчастный блин.

– Что значит «не надо»? Кто блины ест без ничего? Привыкли, в городе херь всякую жрать. Это тебе не ресторан, бери и ешь, как нормальные люди!

– Я сказал, не надо, – голос резко стал на тон выше.

Лучи света лениво пробивались в помещение. Желтеющие листья помидорной рассады, растущей на подоконнике, тянулись к солнцу. Приближался полдень. А перед носом все ещё стоял запах палёного масла. Ком в горле не давал банально глотнуть слюну, не то что еду. Будто Женя съел репейник, а он застрял, и никак не может из него выйти который день.

– Ничего не жрёшь, потом все выкидываю. Куда все это девать?

Облака в небе невольно растворялись, местами оголяя голубое небо. Но ветер все ещё еле слышно завывал, намекая, что не стоит давать себе ложные надежды на хорошую погоду. Это прошлым летом было хорошо, больше такого не будет…

– Псину эту ещё привёз, а она вся в хозяина. Видите ли, корм ей подавай. Коты вон, как ходили по двору, так и ходят, а ей по барабану. Вот и в дом залезет кто-нибудь, так она тоже будет лежать себе, и носом не поведёт. Зачем нужна такая?

– Чапа помои жрать не станет, – Женя бросил взгляд на бабушку. Та явно была возмущена.

– На кой черт она нужна такая? Она не в санатории. Надо будет, начнёт.

– Окей, можешь дать ей блинов.

Глаза бабушки увеличились в размерах.

– Ты что, подонок малолетний, вздумал блины мои помоями назвать? – она выхватила у него тарелку из-под рук, – так готовь себе сам, бестолочь…

Евгений поморщился и встал с места, собираясь уйти:

– Приятного аппетита.

– Да иди ты к черту, вместе со своей шавкой! Ей-богу, прогоню к черту, и дело с концом.

– Она первая отсюда сбежит. И я следом.

– Эх ты, паразит! Воспитали, да и бросили на мою шею. Куда родители только смотрели? Хотя какие родители, такой и выродок…

Женя на миг остановился. Его дыхание замерло. Он слегка повернул голову и прошипел:

– А ты давно у нас такой святой стала? Не твоё дело, как меня воспитывали…

– Ещё как моё! – бабка тоже встала из-за стола и приблизилась к внуку. Глаза её будто сверкали искрами, угрожая вот-вот взорваться, – Ты кого еще защищаешь, я понять не могу? Отца своего, алкаша последнего, или мать, которая бросила тебя, предала нас с тобой! Я мать твою, овцу, воспитала, да не до конца. Ну ничего – тебя, барана, приучу! Конец и тебе, и твоей собаке! Отравлю её и дело с концом, чтоб ты мне нервы не трепал!

Евгений сжал руки кулаки. Все его тело хотело одновременно сжаться и заполнить все пространство этого дома, и желательно с оглушающим криком.

– От овцы слышу! – он снес кружку с чаем, и та рухнула на пол. Белые осколки разлетелись по кухне вместе с горячим чаем. Старуха ахнула, – Только попробуй хоть пальцем её тронуть, я тебя отравлю, поняла меня?

Женя развернулся и быстрым шагом направился к выходу.

– Ты что творишь?! Сюда иди! – Но в ответ последовал лишь хлопок входной двери. Старушку с ног до головы пробила дрожь. Она вновь упала на стул и прикрыла лицо ладонями. На миг наступила тишина. Только ветер гудел за окном.

Глава 2. Вишневые цветы

Как только парень вышел на улицу, все умолкло. Словно все звуки в мире просто исчезли. Даже ветер больше не завывал. Евгений понял, что не слышит даже собственного дыхания. Его тело было так сильно напряжено, будто сейчас его кто-то будет бить.

Небольшой дворик был переполнен обилием растительности. Темные ветви низенькой яблони заполняли пространство вдоль серого кирпича дома. Вдоль деревянной ограды разрастался куст малины, напоминая морскую волну, которая ударилась о скалы и замерла. Вдоль протоптанной тропинки покачивали головой желтые одуванчики и дрожал на ветру ковер из изумрудного клевера.

Быстрым шагом Женя двигался прямиком к сеточной калитке, за пределы этого чертового дома. Тяжело дыша, он открыл ее пинком и вышел на улицу. Ему казалось, если он останется еще хоть на секунду в этом чертовом доме, его разорвет на куски от злости. Он думал, что сейчас выйдет на улицу, и там не будет потрепанного дома, высохших деревьев, гнилой травы, мокрой глины…

Но он ошибался. Все те же деревья окружали его. Все та же трава была у него под ногами. Все то же серое небо висело над его головой. И никуда он от них не сбежит.

Евгения выворачивало наизнанку. Чертова старая кляча. Притащила его сюда, в эту Богом забытую деревушку, заперла на чердаке, а теперь еще и нервы трепит! Если бы мама не…

Евгений на секунду замер. Он почувствовал ноющую боль в груди, как будто кто-то схватил его за сердце и стал натягивать, как струну, на которой сейчас будут играть самые тоскливые мелодии.

Он снова почувствовал, как что-то острое вонзается ему в районе затылка, ковыряя те самые ужасные воспоминания. Что-то в сто раз отвратительнее смерти, больнее утраты близкого. Это абсолютное неведение и безысходность. Когда случается что-то, что ты не можешь никак понять, и ты хотел бы это забыть, но вместо этого ты думаешь об этом постоянно… Что самое ужасное – никто не поможет в этой ситуации. Или же, кто-то есть?

Где-то под его ногами прозвучал лай, как будто в знак одобрения. Женя испугался и немного отстранился. Обернувшись, он увидел, как к нему стремительно бежала белая собачка.

– Чапа, – Женя вновь улыбнулся, – ты хочешь пойти со мной?

Собака подошла ближе и стала тереться головой об ногу хозяина.

– Ну пошли, прогуляемся.

После прошедшего дождя тропинки между домами, по которым шел Женя, были наполнены лужами. Они очень затрудняли путь. Расстояние между деревянными сгнившими заборами от силы превышало три метра, так еще и вся тропинка заросла репейником и травой по пояс, так что здесь сильно не разгуляешься.

Да и не только здесь, во всей деревне так. Лишь центральная улица была попросторней. Там изредка проезжали машины, привозили в магазин продукты и уезжали. Остальные четыре улочки были поменьше. И так в геометрической прогрессии – чем дальше от центра, тем уже тропы, и тем больше они заросшие. А дальше только леса да болота. Работает это не только с тропинками. Дома так же здесь были разные: в центре это приличные домишки из кирпича, с железным заборчиком и красивым садом, потом дома попроще, маленькие, с шиферными крышами и деревянными или сеточными заборами, бабкин дом, к примеру. А на окраине уже разваленные хибары, большинство из которых уже нежилые. Там и вовсе зачастую нет ни крыши, ни забора, ничего. А дальше шли леса. Ели, березы, дубы, тополя, бесчисленное количество неприступных деревьев. Этот лес всегда казался бесконечным, и если рискнуть туда зайти, то больше не выберешься никогда. В какой стороне деревни ты бы ни был, ты всегда увидишь где-то острые верхушки этого леса. Он как бы дает понять о своем присутствии, как бы намекает, что ты отсюда не выберешься. Этот чертов купол из острых еловых пиков будет всегда в твоем поле зрения. Деревня посреди леса, где у каждого дерева есть свое лицо.

Женя шел по тропинке в направлении разваленных домов. В центр выходить особого желания не было. На улицах, как обычно, ни души, будто бы эта деревушка вымерла. Евгений был бы рад этому обстоятельству. Изредка парень поглядывал на собаку, которая так же с трудом проходила чрез препятствия, подготовленные им природой.

– Болото, а не деревня… – Выдохнул парень.

Питер тоже был построен на болоте. Но вряд ли эту деревушку можно назвать культурным местом. Но все куда проще – когда-то здесь были озера, и очень много. Во времена поднятия целины сюда приехало много людей и стали использовать эти водные источники для полива полей, которые находились здесь рядом. А затем совхоз стал выделять рабочим земельные участки прямо здесь же.

– Дедушка тогда работал на полях, – из глубины подсознания выскочил знакомый мелодичный женский голос и зазвучал в голове парня, – и ему выделили участок за трудовое отличие. Дедушка очень много работал. Он часто привозил с поля арбузы, дыни, яблоки…

Женя поднял голову и увидел рядом с собой высокую женщину с черными волосами, едва касающиеся кончиками до плеч. Она шла не спеша, аккуратно ступая своими стройными ногами. Подол ее белого платья слегка развевался.

– Мама, расскажи еще про дедушку! – мальчик, лет десяти, уверенно перебирал ногами и шел рядом, держа ее за руку, – он был такой же, как папа?

Женщина внезапно изменилась в лице. Опустив взгляд, она снова посмотрела на мальчика и улыбнулась:

– Не совсем. По крайней мере, не всегда…

Они, не спеша, прогуливались по улочкам деревни, наслаждаясь свежим воздухом. Освежающий ветерок трепетал зеленые листья на ветвях тополей. Яркое летнее солнышко нежно грело их ясные радостные лица. На нежных тонких маминых руках, усыпанных родинками, уже виднелся легкий загар.

В какой-то момент мама замерла. Взор ее синих глаз упал на цветущую вишню за сеточным забором. Множество нежных цветочков молочно-розового цвета на черных ветках высокого дерева издавали такой опьяняюще сладкий запах, что кружилась голова. Их лепестки, словно мазки художника, изредка сыпались на землю, превращая изумрудный ковер под собой в такой же розовый плед. Будто здесь решила устроить пикник одна красивая дама и отошла прогуляться ненадолго.

– Какие прекрасные цветы… – женщина вздохнула, – а как они чудесно пахнут… Ты чувствуешь, Женя?

Мальчик принюхался, активно шевеля ноздрями:

– Ага! И правда, как вкусно пахнет!

– Жалко, что у нас не растет во дворе вишня. Она бы так чудесно пахла! Откроешь утром окно, и весь дом благоухает!

Она томно вздохнула. Женя посмотрел на нее, затем перевел взгляд на вишню. Розовые лепестки точно светились и манили к себе.

– Давай мы вырастим вишню из косточки, когда она созреет!

Мама рассмеялась.

– А давай!

– А бабушка снова ругаться не будет?

– Не будет, – женщина опустила взгляд. Они продолжили свою неспешную прогулку, наслаждаясь легким дуновением ветра и звонким пением птиц. Где-то в поле журчала речка, на пруду, где купались дети, шелестел камыш, и где-то в ветвях сирени пел соловей. Солнце медленно и лениво катилось к закату. Небо розовело в точности так же, как листья той вишни.

Рано утром мама вышла в палисадник, чтобы полить цветущие пышные розы. Она шла между колючих кустов с небольшой лейкой, откуда выливала воду прямо к корням цветов. Чернозем жадно впитывал влагу, не давая ручейку растечься. Женщина с легкостью и изяществом пролетала мимо кустов, напевая какую-то нежную песню. Когда вода заканчивалась, она выходила из палисадника и шла к колодцу, где могла набрать ее снова. Жаркое солнце грело просторный двор. Оно было ярким и жгучим, так что находиться под ним слишком долго было опасно. Но женщину это не страшило – на ее голове очень изящно расположилась широкая желтая шляпа и темные очки.

–Вы только посмотрите на нее! Нарядилась! – кричала из окна кухни бабка, – ты что, алкашей решила соблазнять? Знай, это тебе не городские пьяницы! Оприходуют, а денег-то не дадут!

– Мама! – женщина обернулась и возмущенно воскликнула.

– Не мамкай! И сними это все! Бесстыдница…

Женщина отвернулась и продолжила заниматься своими делами, не обращая внимания на старуху. Как бы она ни пыталась делать вид, что ей все равно, ее выдавали дрожащие руки, выронившие ведро, полное воды. Она попыталась отпрыгнуть от всплеска, но задела ногой лейку, та рухнула на землю и облила ее платье. Закипая от злости, она топнула ногой, сжала кулаки и уже хотела выматериться, как вдруг сзади ее окликнули:

– Мама!

Женщина повернулась и обомлела. Женя вошел через калитку, а в его руках было несколько веточек той самой вишни.

– Ты только понюхай! – он протянул цветы, – какой запах!

Женщина подлетела к сыну в ту же секунду, чтобы обнять. Она взяла цветы в руки. В нос ударил сладкий запах. Будто мед. Она улыбнулась.

– Ты как их достал?

– Мама, представляешь! Там в заборе дырка была! У меня получилось в нее пролезть и нарвать тебе цветочков! Они же тебе так понравились.

– Ты ж мое солнышко! – Она обняла мальчика. Женщина просто светилась от счастья.

Она поставила их на кухню в красивую хрустальную вазу. Их нежный розовый цвет будто стал ярче, а сладкий аромат заполнил весь дом. На удивление они простояли очень долго и заставляли женщину улыбаться каждый раз, когда она смотрела на них.

Женя подумал, что больше никогда не увидит этой улыбки. Она растворится в памяти вместе со всеми детскими воспоминаниями. Одна только мысль о том, что он больше никогда не прогуляется с ней рядом, не будет держать за руку, сводила его с ума.

Невольный всхлип вырвался из груди. Он опустил голову и быстрым шагом шел по дороге, уже пожалев, что вышел из дома. Что вышел из комнаты. Что в принципе оказался здесь, в этой проклятой деревне.

Какого черта его сюда привезли и заперли на этом чердаке? Женя чувствовал себя, как декоративный куст, не имеющий никакого смысла. Ни красоты, ни пользы. Лучше бы его закопали рядом с ней…

Резко пространство вокруг будто двинулось. Земля дрогнула под ногами. Женя обернулся, и на секунду потерял возможность дышать.

– Это невыносимо…

Среди пышных зеленых ветвей клена и дуба, среди репейника и лопухов, утонув в темной зелени, стояло темное дерево, уже немного засохшее, разломанное, но все еще живое дерево вишни. На его отсыревших ветвях были редкие зеленые листья, еще реже – цветы. Бледные, мятые и ничем не пахнущие.

Он никогда не подарит ей больше ни одного цветка. Единственные цветы, которые он теперь мог бы ей посветить – пластиковые могильные венки. Но даже этого не произойдет, ведь он даже не знает, где была могила его матери. Она могла еще столько раз получить столь желанный букет, почувствовать его аромат, искренне улыбнуться… Она никогда больше не улыбнется.

В этот раз между вишней и Женей не оказалось никакого забора, он лежал на земле, словно мертвый. Парень медленным шагом стал подходить к дереву. По правой щеке скользнула горячая слеза. Женя пытался уловить хоть отдаленную ноту того запаха, что так понравился его маме. Ничего. Нос внезапно заложило, и Евгений просто не мог учуять никакой запах. Его горло снова будто заросло репейником, готовым рвать его изнутри. Каждую мышцу в его теле будто сводило судорогой. Он не мог стоять на месте. Тогда он принялся хвататься за ветки и ломать их. Рвать на куски каждую, где когда-то был хотя бы один цветочек. Отрывать от ствола, ломать в руках, бросать на землю и топтать. Схватившись за одну такую ветку, он отодрал ее вместе с большим куском коры, оголяя внутренности ствола. Но парня это не остановило, и он продолжал уничтожать дерево. Треск ветвей перемешивался с его еле слышным ревом, который с каждым разом только усиливался. Затем вместо рева стали слышны лишь всхлипы. Силы будто покидали Женю, но он не хотел останавливаться.

Прошло еще несколько секунд до того, как парень просто опустился на колени, и стал рыдать. Его тело обмякло, а в голову снова вонзился нож. Он почувствовал, будто кто-то положил руку ему на горло и стал душить.

– Мама… – шептал он сквозь слезы, – мамочка, как же так?… Ты оставила меня одного. Ты обещала, что мы всегда будем с тобой вдвоем, не смотря ни на что…

В эту секунду Чапа подбежала к нему, положила на руку переднюю лапку и заскулила. Женя поднял взгляд на трясущуюся собаку. Прижав уши, она так же смотрела на хозяина, всем видом Чапа давала понять, что она с ним, и все хорошо.

– Ты же меня не оставишь? – С надеждой произнес он, – ну хоть ты останешься рядом?

Собака в ответ положила ему на колени голову. Евгений крепко обнял Чапу, и долго еще не отпускал.

Алый диск Солнца рассекал небосвод среди пепельных туч, медленно скрываясь за горизонтом. Жуткий ночной мрак окутал своим черным одеялом верхушки деревьев леса, крыши домов и сараев, поля и болота. В ночной тиши запели лягушки и сверчки. Где-то на полях залаяла стая бродячих псов, заставляя вздрагивать шедших по тропе Женю и Чапу. Сердце неестественно быстро колотилось, отдавая каждый стук в уши. В этой темноте не было видно ничего на расстоянии пары метров. О каком уличном освещении может вообще идти речь, когда не в каждом доме бывает электричество? Ветер тревожно трепал волосы парня, параллельно поднимая с земли опавшие листья и ветви. Он был холодный, словно лед, который бросили за шиворот кофты. Его свист был очень пронзителен и подобен смеху гиены. Голые ветви дуба или лиственницы напоминали тощие лапы с острыми когтями, которые так и норовили разорвать прохожих на куски и закопать в глине. Далекий лай где-то в глубине леса только усиливался. Казалось, что собачья стая увеличивается стократно с каждым сделанным Женей шагом, и скоро они заполнят лес до отвала и скоро ворвутся в деревню, дабы разорвать здесь все на части, оставив после себя еще одно мертвое поле, заросшее полынью и репейником.

Далеко в темноте замерцал свет, льющийся из окон дома. Женя и Чапа подходили к бабушкиной хате. Но и это место не внушало доверия и все также не отпускало чувство тревоги где-то в глубине сердца.

Как только они прошли через калитку, с неба стали вновь падать капли дождя. Одна за другой они увеличивали свое количество в геометрической прогрессии. Становилось неестественно холодно, особенно если учесть тот факт, что через месяц будет уже лето. Чапа пулей оббежала крыльцо и скрылась в своей будке из фанеры. Женя тоже не встал столбом и ринулся к входной двери.

Когда он уже закрывал за собой дверь, на улице начинался самый настоящий ливень. Парень выдохнул с облегчением. Успел. Попасть под ливень явно не входили в его перспективы.

– Где тебя носит по потемкам-то? – Тут же подала из кухни голос старуха. Женя сжал челюсть, – нет бы бабке помочь, а он лазит где попало! Никакого от тебя толку нет!

Но Евгений лишь молча стал считать ступеньки, поднимаясь по лестнице в свою комнату.

Каждый его шаг по деревянному полу создавал пронзающий скрип, который с успехом заглушал бабушкин бубнеж прямо под ним. Быстро и уверенно парень добрался до своей кровати, на которую он рухнул с тяжелым вздохом. Глаза невольно слипались, а тело стало ватным и неподвижным. Женя лежал лицом в подушку, чувствуя, как его тело, словно кусочек масла на солнце, плавно растекается по постели, желая растаять и уползти куда-то вниз. Руки и ноги становились шире и все больше впивались в жесткий рваный матрас. Кости ног хрустели, будто сам скелет пытался вылезти наружу, оставив Евгения в состоянии слизня. Гадкого, мерзкого и вонючего слизня. Ни на что не способного слизня.

Как же, наверно, здорово – быть слизнем! Человеком быть глупо. Люди постоянно должны что-то делать. Учиться ходить, говорить, бежать… Бежать в школу, потом в институт, получать образование, чтобы потом работать, завести семью… Человек может устать, у него будет все валиться из рук. И стоит ему хоть на миг остановиться, и позволить себе выйти из этого адского круговорота, так он сразу станет для всех худшим человеком на свете, лодырем или же наркоманом. Если, конечно же, выживет и сможет вернуться в этот круговорот обратно…

А что же слизни? А слизни-уроды от рождения. Мерзкий склизкий кусок дерьма, не способный ни на что, кроме бренного бытия. С них и спросу нет, с них ничего никогда не требуют. Они и не хорошие, и не плохие, просто слизни!

– Хочу быть слизнем… – пробубнил Женя и лениво зевнул. Парень так вжился в эту роль, что любые его движения сейчас были тягучими и медленными, как будто он реально покрылся толстым слоем гадкой слизи. С каким большим удовольствием он бы так провел остаток жизни. Бессмысленно и скверно…

Глава 3. Найди меня под бледной луной

Желтый диск луны, прячущийся под пеленой молочного тумана, словно огромный кошачий глаз, внимательно следил за тем, что происходит в деревне по ночам. Это могло показаться невероятным, но даже ветер этой ночью решил вздремнуть, ведь не было даже и сквозняка, который мог бы нервно шуршать листьями тополей или гонять пыль на старом деревянном крыльце. Но даже без ветра все еще было неестественно холодно. Вороны, расположившиеся на деревянном заборе, молча спрятали клювы под крылья, дрожа от холода. Ни одна псина не рискнула вытащить морду за пределы своей будки. Казалось, пройдет еще денек-другой, и выпадет снег. Белым жгучим пеплом он покроет дороги слой за слоем и будет падать с неба, не останавливаясь, пока не закопает всю деревню заживо.

В полуночной тишине послышался протяжный скрип. На темный двор четкой и прямой полосой упал луч света, пробившийся сквозь полуоткрытую входную дверь. Вскоре он дрогнул от тени вышедшего из дома человека, а затем и вовсе пропал, когда дверь захлопнули. Медленно ступая по крыльцу, укутанное в полушубок тело с теплым платком на голове двинулось к калитке. Оглядываясь, словно преступник, человек покинул двор, и медленным шагом двинулся по улице.

Мрак окутал все улицы мертвой деревни. Ни в одном из окон не горел свет. Лишь только одинокая луна рисовала очертания треугольных крыш домов и острых шипов верхушек сосен вдали. Где-то в глубине леса раздался вой. Он был подобен мольбе о помощи, паническому крику, кличу безвыходности. Он резко оборвался хриплым рычанием, и снова наступила тишина.

Разглядывая едва заметную протоптанную линию среди сухих кустов, человек в полушубке, дрожа то ли от холода, то ли от страха, двигался вперед. Он точно знал, куда направляется, поэтому быстрым шагом шел к своей цели. Через несколько минут он свернул с тропинки и подошел к голубой калитке перед странным угловатым домом с острой высокой крышей. Из завешанных плотными шторами окон дома прорывался слабый свет. Хозяева еще точно не спали. Замешкавшись, человек в полушубке все же отворил калитку и ступил во двор. Холодная дрожь пробила его с ног до головы. В этом месте как будто бы что-то пряталось. Казалось, где-то в кустах сидит какой-то черт и пристально наблюдает за тем, как кто-то вошел в его двор. Неуверенными шагами человек дошел до входной двери и снова оглянулся. Как только уставшие и потускневшие глаза посмотрели на двор, в кустах шиповника мелькнули тени. Было ли это больное воображение или действительно нечистая сила, понять было трудно, но человек в полушубке вздрогнул и, затаив дыхание, открыл входную дверь. Мигом влетев в дом, он стремительно закрыл засов, тяжело дыша.

В нос ударил приторный запах, заставляющий вошедшего невольно кашлять. Легкий шлейф дымка был еле заметен в тусклых лучах света. Спертый воздух затруднял дыхание, что только усугубляло положение. Складывалось впечатление, что еще при входе на твою шею уже повесили петлю, и при любом удобном случае она взлетит вверх и потянет тебя за собой.

– Авдотька! – вошедшая, все еще пытаясь откашляться, стала снимать полушубок, – опять свои свечи поганые жжешь! Ну хоть окно открой, здесь и задохнуться недолго-то!

Старушка, кряхтя, сняла с себя калоши и развернулась. В прихожей царила все та же темнота, и лишь из большой комнаты, за деревянной белой рамой сочился свет, проскальзывая между деревянными разноцветными бусами. Через мгновенье в дверном проеме возник тонкий силуэт. На нем как будто не было лица, зато четко можно было разглядеть босые и неестественно тощие ноги, легкий шелковый халат чуть ниже колен, и странным образом повязанный на голове женщины платок. Костлявой рукой с длинными, тонкими пальцами и острыми ногтями она держала тонкую сигарету.

– Раиса, я разочарована, – томный голос перекрыл все звуки в округе. – Я была уверена, что как только ты услышишь чудный запах моих новых ароматических свечей, ты тут же его оценишь по достоинству!

– Чего я должна услышать? – Баба Рая поправила на плечах пуховый бежевый платок и направилась в зал, – ты что, уже со свечами разговаривать начала, Кашпировская?

Бабушка раскинула деревянные бусы и вошла в зал. Теперь она смогла увидеть и лицо своей подруги. Покрытое морщинами, бледное лицо с острыми скулами, тонкими губами и такими же тонкими нарисованными бровями. Глаза ее впали, и как будто были из хрусталя. Старушка медленно провела вошедшую взглядом, закуривая сигарету.

Бабка Рая оглядела мрачную комнату. Первое, что бросалось в глаза, это свечи, горевшие на маленьком черном столике – единственный источник света в комнате. Вокруг них лежало много хлама: сухоцветы, колода карт, непонятные разноцветные бусы, ожерелья и браслеты и, конечно же, пепельница, заполненная через верх бычками сигарет. На полу и на стенах комнаты красовались различные ковры с самыми причудливыми узорами.

– Понавешала ковров, – вздохнула старуха, – на потолок тоже прибьешь?

– Таким образом, я охватываю пространство со всех углов, чтобы не было никакой конкретной стороны, которая является нижним ребром, а другая – верхним. Мое пространство свободно от этих понятий.

– Да ты скажи проще – дыры в стене, а заклеить нечем! Я принесу тебе шпаклевки, в сарае еще лежит, мы все тебе сделаем.

– Раиса, – Авдотья закатила глаза, – Присаживайся на диван, рядом с Мартой.

Баба Рая испуганно повернулась лицом к дивану. Она не сразу заметила другую маленькую и полненькую старушку, расположившуюся на диване.

– Господи! Марта! – бабка схватилась за сердце, – тьфу на тебя! Не заметила. Что ты притаилась здесь? Ты хоть там дышишь?

– А что мне еще делать… – хриплый тонкий голосок выдавал отсутствие некоторых зубов у крохотной бабули, – меня никто еще ни о чем не спрашивал, вот я сижу и молчу…

– Итак, – высокая и тощая Авдотья села на свой выцветший потёртый кожаный пуфик и сделала тягу сигаретного дыма, – рассказывай, Раиса. Как все прошло? Уже прошел суд?

Бабка Рая опустила взгляд на танцующее пламя свечи. Язычок огня крутился и плясал вокруг фитилька, демонстрируя всю свою гибкость и проворность.

– Как ты и говорила, суд прошел и Женька остался со мной. Вот, недавно приехал. Мрачный, молчаливый. Видела бы ты его. Тощий, прям как ты. Обросший, немытый, смотреть страшно. А было когда смотреть, он из комнаты практически не выходит. Запрется там и сидит. Выходит, только когда его псину покормить надо. Привез ее на мою шею из города, она бегает, блох собирает…

– Не может никак отойти, так?

– Не то слово…

Язычок пламени блеснул на глазах Марты, наполнявшихся слезами:

– Бедный мальчик. В его возрасте пережить такое…

Она опустила голову и спрятала лицо в ладони. Авдотья, докурив сигарету, выбросила ее в и без того полную пепельницу, и тут же закурила новую.

– Ты ему так и не сказала правду? – стеклянные глаза будто смотрели сквозь Раису.

Баба Рая затаила дыхание:

– Я не хочу, чтобы он знал про это…

– И правильно. – Вздохнула Авдотья, – пусть хотя бы какое-то время святой образ этой женщины останется в его памяти. Не стоит убивать ее и в наших сердцах.

– Царствие небесное… – тихо перекрестилась баба Марта в углу.

В комнате воцарилась тишина. Только тени старых женщин плясали на станах вместе с огоньком свечи. Авдотья потянула руку к колоде карт. Ее длинные костлявые пальцы с хрустом один за другим схватили их, и медленно, словно механически, подняли со стола. Старуха принялась мешать карты. Делала она это так уверенно, что даже не смотрела на них. Ее пронзительный взгляд затуманенных глаз насквозь пробивал бабку Раю, которая боялась поднять взгляд в ответ. Шелест карт был подобен свисту стремительно летящего лезвия ножа по воздуху, и с каждым разом этот звук становился все громче. Баба Рая взглянула исподлобья за спину Авдотье. Ее огромная черная тень была похожа на танцующего черта. Он отбивал копытами в такт свечке непонятный танец. Он извивался подобно змее, скрючивался, а затем снова распрямлялся. Рая наблюдала за ним не отрываясь. Но стоило ей опустить взгляд, как у нее перехватило дыхание.

Свеча была неподвижна. Ее крохотный огонек, словно маленький солдатик с военной выправкой и твердым стержнем стоял на страже магии, которая происходила на столе. А тень за спиной Авдотьи все еще плясала. Даже больше – она стала подходить к кругу пожилых женщин. Через пару секунд она стояла в паре шагов от колдуньи. Демон мог дотянуться до нее и схватить за плечи. Вместо этого он продолжал извиваться, и иногда что-то шептать Авдотье.

Рая боялась пошевелиться, наблюдая за бушующей тенью. Может, просто игра воспаленного воображения? Она перевела взгляд на Авдотью. Старуха смотрела на нее и, казалось, даже не моргала. Бабка Рая не смогла долго держать зрительный контакт и отвернулась посмотреть на Марту. Пожилая женщина, сидящая на краю дивана, тоже наблюдала за тенью гадалки. Прижав палец к губам, она приказала Рае молчать. Та не посмела и повернуть головы. Так она и сидела, полубоком, пока Авдотья не стала раскладывать карты на столе.

– Какой кошмар… – голос старухи вздрогнул.

Раиса повернулась и удивленно посмотрела на нее. Авдотья тяжело вздохнула. По ее щеке покатилась слеза. Она рассматривала картинки на картах. Баба Рая ничего не понимала в этих незамысловатых изображениях, но от реакции Авдотьи чувство тревоги у нее в груди только нарастало. Рая снова посмотрела старухе за спину. Демона не было. Но тень обрела знакомый силуэт. Она стояла неподвижно. Насмотрела прямо на нее. Она плакала.

– Мама… – шептала тень, – мама… Я не виновата, мама… Найди меня, мама. Ты потеряла меня, так найди меня, настоящую…

В голову ударила мигрень, будто сверлом пробивая череп насквозь. Старушка схватилась за голову, зажмурившись. Как только боль отступила, она снова взглянула на Авдотью. Тень за ее спиной стала тощей, скрюченной и неподвижной, как сама Авдотья.

– Ты до последнего надеялась, что твою дочь оклеветали… – спросила колдунья.

Рая молчала. Они смотрели друг другу в глаза, а вокруг плясали тени. Они смеялись и кричали, рвали на себе кожу и ломали кости. Но старухи игнорировали их, вцепившись друг за друга взглядом. Затем старуха продолжила:

– Все, что тебе сказали тогда в участке – правда. Они не пытались оклеветать твою дочь.

Рая закрыла глаза и спрятала лицо в ладони. Как это страшно, хоронить единственного ребенка. Еще страшнее, когда его скелеты выбираются из шкафов и преследуют тебя.

– Какой позор… Господи, почему ты забрал ее, а не меня? Почему я должна жить с этим?

– Ему не стоит этого знать, – продолжила Авдотья, – он все еще очень любит маму. Он потерял слишком много. Не нужно отбирать у него хотя бы это…

Старухи молчали. Никто не решался сказать ни слова. Только тени еле слышно всхлипывали, причитая что-то себе под нос.

Слабое освещение луны пробивалось сквозь тонкую грань между темно-синим ночным небом и бесконечной водной гладью, и стремились в глубину морской пучины. Но бесконечная тьма полностью поглощала любое свечение, не оставляя ни капли жизни внутри себя. Только бесконечная пелена смерти…

В промежутке между небом и водой распахнулась белая дверь.

Безмятежность водной глади нарушилась. Лунное отражение исказилось волнами, лучи света заплясали от колец, бежавших по воде. В центре этого внезапного хаоса оказалось тело, стремительно погружающееся в воду. Евгений открыл глаза и увидел дрожащий лучик, который медленно отдалялся от него. По телу пробежала дрожь, и все его мышцы сковало холодом. Этот холод был холоднее, чем взгляд его отца. Он был ему знаком. Приняв, что биться против него бесполезно, он продолжал медленно погружаться в океанскую пучину, заточенную в этих глазах.

Медленно распахнулись черные ресницы, и в лучах рассвета заблестела слезинка в холодных голубых глазах.

Евгений открыл глаза. Всего лишь сон. Медленно поднявшись, он сел на кровати и посмотрел в окно. Алые лучи солнца пробирались в комнату сквозь ветви деревьев за стеклом. В воздухе пахло гарью. Парень поднялся с кровати и направился к выходу из комнаты, но на полпути острая боль в колене решила остановить его планы. Остановившись у шкафа, он стиснул зубы в недоумении. Прихрамывая, он все-таки продолжил путь.

На кухне бабушка вовсю жарила оладьи. Хотя скорее сжигала до углей. Треск масла на старенькой маленькой металлической сковороде оглушал все остальные возможные звуки.

– Ты встал? – Старушка стояла в желтом фартуке, уперев руки в боки, держа в одной из них деревянную лопатку.

– Нет, лежу еще, не видно, что ли? – Лохматый Евгений пошел дальше до ванной.

– Ты мне не ерничай, сейчас как заряжу по шее… – бубнила бабка в ответ, но, поняв, что ее никто не слушает, остановилась, – есть будешь? – спросила бабушка Рая, когда внук вышел из ванной.

– Нет.

Парень удалился в свою комнату. Чувство голода давно не приходило к нему. Изредка по ночам, он заглядывал на кухню и ел, что под руку попадется, дабы просто не умереть от голода. Такая процедура прошла этой ночью, так что беспокоиться не о чем.

Ритмичное тиканье часов заполнило собой все пространство комнаты. Ни единого звука более. Терпеть эти звуки с каждой секундой было все более и более невыносимо. До следующего дня оставалось всего сорок четыре тысячи восемьсот шестьдесят два тика. Сорок четыре тысячи восемьсот шестьдесят один. Сорок четыре тысячи восемьсот шестьдесят. Сорок четыре тысячи восемьсот пятьдесят девять…

– Восемь, семь, шесть, пять… – Женя стоял лицом к стволу березы с прижатыми к глазам ладонями, – четыре, три, два, один! Кто не спрятался, я не виноват!

Мальчишка развернулся и мигом отбежал от дерева. Женя оглядел двор по периметру, в надежде, что заметит Маму за первым попавшимся кустом. Но не все оказалось так просто. Он побежал вокруг белых стен дома, чуть не споткнувшись об порог крыльца, но снова никого не обнаружил. Наверное, теперь мама решила играть серьезно! Значит, нужно ее искать в более серьезных местах. Тогда мальчик устремился в сторону небольшого старого и захламленного сарайчика. Но его дверь была заперта, а в разбитом окне виднелась только темнота и пыль. Может быть, она спряталась в палисаднике, среди цветов? Она же такая красивая и цветущая, что без проблем может слиться с кустами роз! Женя добежал до сеточного забора зеленого цвета и вцепился в него своими маленькими ручками. Он стал внимательно вглядываться в ароматные кусты. Как бы он ни старался, он не мог разглядеть ни одного цветка, который был таким же красивым, как его мама. Может, потому, что все розы хоть и очень красивые, но очень недружелюбные. Их нельзя обнять, а если попробуешь, напорешься на острый шип. Нет, маме точно здесь делать нечего. Но где же она тогда спряталась?

Где-то за его спиной раздался шепот. Женя вскочил и побежал на звук. Маленькие ножки побежали в сторону клумбы с розами, прямо под окном на кухне. И снова никого.

– Ладно, я сдаюсь! Я не могу тебя найти, мама! – звонкий голосок пронесся по двору. Но в ответ тишина. Мальчик выбежал на центр двора и снова воскликнул о своем поражении. Снова никого. Почему никто не отвечает? Мама больше не будет с ним играть? Или она пропала? На глазах невольно заблестели слезки, но тут снова раздался шепот, и снова со стороны роз. Женя прокрался к ним на цыпочках, но вновь никого не обнаружил. Вдруг из открытого окна на кухне снова послышался голос. Мальчик свел брови к переносице и злобно пошел в дом.

– Мама, мы же договаривались, в доме не прячемся! – Злобно кричал мальчик. Внезапно из кухни вылетел силуэт бабушки. Очень резкий и страшный.

– Цыц! Тихо! – Ее лицо стало еще злее, чем обычно. Оно скривилось в такой безобразной гримасе, а оттенок кожи напоминал желчь, – мама по телефону говорит. Ей срочно позвонили. Иди поиграй сам.

Бабушка вновь удалилась на кухню.

Женя был очень напуган, и, кажется, даже не дышал. Он просто попятился на цыпочках, к входной двери. Прикоснувшись к белой деревянной поверхности, он оперся на нее, и в тот же миг дверь раскрылась, и мальчик провалился вниз…

Тридцать девять тысяч четыреста двадцать семь, тридцать девять тысяч четыреста двадцать шесть, тридцать девять тысяч четыреста двадцать пять…

Глава 4. Гром

Белоснежные облака на небосводе бежали так, будто это кто-то разлил молоко на стол, и теперь оно растекается по всей поверхности. К облакам стремились верхушки тополей. Они были такие высокие, что их трепещущие листья казались крохотными зелеными точками. Мимо них пролетали голуби, стремительно спускаясь к земле. Там уже они зарывались в траву и клевали всю мелочь, что попадется в клюв. Легкий ветерок колыхал сероватые шарики одуванчиков. Они, словно сотни звездочек, рассыпались на зеленом ковре крохотного двора, среди отцветших яблонь. После дождя на улице веяло свежестью. Легкая прохлада приятно окутывала нежностью с ног до головы.

Жаль, что запах от деревянного, покосившегося уличного туалета был куда острее, перебивая все прелести утренней погоды. Но это не так критично. Если дышать реже, то можно насладиться мимолетностью бытия между каждым вдохом. Чем и занимался Евгений, держа в руках кастрюлю с не менее вонючими помоями. В облезшей белой посудине с горелым дном красовались иссохшие блины, блестящие от толстого слоя масла, мертвенно-серые и не обглоданные кости курицы и бледные куски сухого хлеба, накрытые тонким одеялом из изумрудной плесени. Все это плавало в прокисшем вонючем курином бульоне. Держа в руках эту вонючую кастрюлю, женя чувствовал жир на кончиках своих пальцев. Он будто сочился изнутри и растекался по ладони, такой холодный и липкий. Смотря на это, жмурясь, Женя надеялся на благоразумие Чапы, что есть такое она не станет. Да только ничего другого, видимо, не осталось, и теперь они оба обязаны питаться только помоями.

С этой мыслью Женя и вылил в собачью миску все содержимое. Чапа не заставила себя долго ждать. Выбравшись из своей будки, она тут же подлетела к хозяину и принюхалась к миске. Лицо парня перекосило. Нет, она на такое неспособна. Чапа – воспитанная, чистая девочка. Она не станет подражать скоту, которых разводят на убой.

Черный носик сделал два глубоких вдоха. Собачка покружила вокруг миски, прижала уши и завиляла хвостом. Она осторожно подняла мордочку на хозяина, будто желая задать вопрос: а что это вообще такое? Вернув внимание к содержимому, она осторожно переступила лапками. Собачка осторожно лизнула блин и замерла. Глухо чихнув, Чапа развернулась и ушла от миски, пролезла между перилами и удалилась в ближайший куст.

Евгений выдохнул. Он мысленно похвалил подругу за то, что она хранит свою честь, хотя в душе парня кольнуло, ведь чем тогда Чапа будет питаться? Нужно придумать, как решить этот вопрос. Потом.

Ладно, сейчас.

– Ба… – Женя окликнул бабушку, проходя мимо кухни, – в вашем магазине продается корм?

Широко расставив ноги, бабушка сидела перед мусорным ведром, надев белый фартук, покрытый желтыми пятнами, и такую же белую косынку. В одной руке она держала небольшой перочинный нож, а в другой – картошку. Пыхтя, она вытерла со лба пот, пытаясь побороть отдышку. Она делала каждый вдох с таким усилием, будто в ее горле застрял целлофановый пакет.

– Корм? Есть. Для кур, для кроликов… Тебе зачем? Кстати, сходи за хлебом…

– А для собак есть? Может, сухой хотя бы.

– Зачем? Ты только пошел, накормил свою псину. Ей не хватит, что ли?

Евгений молча стоял в дверном проеме, наблюдая за каплями, падающими из серебристого крана в раковину.

– Она не ест их.

– Ишь какая! Ну ничего, поголодает денек другой и будет за обе щеки уплетать.

С этими словами бабка продолжила чистить картофель.

– Она не будет это есть, там один жир и плесень, – настойчиво продолжил Женя, – Ей станет плохо…

– Не станет. С голоду помирать более неприятно, поверь. Сходи за хлебом, говорю тебе. Деньги на подоконнике.

Женя окинул старуху грозным взглядом, будто хотел пнуть мусорное ведро у ее ног, чтобы все содержимое разлетелось по всей кухне, но все, что он сделал, это с громким вздохом вышел из кухни.

Выйдя на крыльцо, парень бросил взгляд на миску. Она все также была заполнена болотным месивом, вокруг которого кружились только мухи. Чапы рядом не было. Зеленоватый бульон лился через края, стекая по стенкам, собираясь в новую лужу на доски крыльца, на ее полопавшуюся облезшую белую краску. Она текла не заканчиваясь. Лужа становилась только больше, приближаясь к калошам парня. Куриные кости зашевелились, стали хрустеть, дергаться, залезать друг на друга и трещать. В глубине миски зашевелились белые точки. Приглядевшись, Женя обомлел. Из бульона стали выбираться белые личинки. Они ползали по полу, по костям, по кирпичной стене. Они стали забираться по перилам, трещины которых стали забиваться белой и зеленой плесенью, буквально гнить изнутри. Обезумевшие мухи в бешеном вальсе кружились вокруг извергавшейся гнилью места, и с каждой секундой их становилось только больше. Насекомые начали налетать и биться о руки Евгения.

Парень испуганно отпрыгнул в сторону, прямо в лужу скисшего бульона. Обернувшись, он увидел, как вонючая жижа стекала с крыши, сочилась между кирпичами со стен дома. Запах кислятины пробивал нос и бил иглой прямо в голову. Жене казалось, он стал зарастать плесенью прямо изнутри. По его рукам стекал жир. Он скользил между пальцами, склеивал их между собой. Холодная субстанция текла по его спине, струями текла по ногам, прямо в калоши. Его калоши были доверху залиты жиром. Парень пытался крикнуть, но его рот был также залит густым, холодным маслом. Он не мог сделать и вдоха. Упав на колени, парень стал блевать желтоватой жижей. Но она никак не могла закончиться. Она заполнила его желудок, легкие, мышцы, кожу и кости. Женя попытался встать, но он намертво прилип к плесневелым бревнам. Удушье давило ему горло. Он никак не мог сделать вдох. Жир тек с его ноздрей, попадая в рот и заставляя его блевать снова. Женя не видел перед собой ничего, его глаза тоже были заполнены маслом. Мутная картинка постепенно чернела. Отчаянные попытки сделать хотя бы один вдох стали сопровождаться судорожными движениями рук и ног. Голова вот-вот была готова расколоться надвое. Чувствуя, что сознание покидает его, Евгений стал медленно заваливаться на левый бок…

Перевалившись через перила, парень рухнул в куст сирени, больно ударившись головой о ее ветку. Сделав шумный, глубокий вдох, Евгений вскочил, выбрался из кустов и оглянулся. Голова гудела, а в носу держался отвратный запах гноя. Отряхнувшись, Женя поспешил как можно скорее выбраться наружу, оставив наедине стаю шустрых мух и смердящую миску с помоями.

Небольшой, ничем не примечательный деревянный дом расположился посредине улицы. Отличался он только тем, что вокруг него не было забора, а входная железная дверь была двойной. Прямо над ней красовалась синяя вывеска с белыми буквами, на которой просто было написано – «магазин». Железная дверь была облеплена различными бумажками, например, график отключения света по разным улицам, объявление о пропаже кота, либо же просто черно-белая листовка, призывающая не открывать по ночам двери незнакомцам. Были и написанные от руки листовки «Яйца – 30 рублей за десяток», «Продам гараж», «Рассада недорого» и, конечно же, «Потомственная гадалка Авдотья Никифоровна поведает всю правду о вашей жизни и не только». Бросив взгляд на это «объявление», Женя закатил глаза, и с усилием потянул массивную железную дверь. Та поддалась ему и впустила парня внутрь.

За небольшим синим столиком, накрытым синей пленкой, на котором расположились огромные бежевые советские весы с надписью «Тюмень», стояла буквально необъятная женщина в красной кофточке и в синем фартуке. На пухлом, поплывшем лице ярко выделялись красные губы, синяя тушь и бородавка на левой щеке. Своими толстыми пальцами она пыталась считать мелочь.

– Баба Марта! Буханка хлеба двадцать четыре рубля стоит! А вы мне четырнадцать суете! – низкий женский голос заставлял все помещение звенеть.

– Да ты что? Ой, горе мне, – горбатая старушка полезла в карман. Кряхтя, она достала из кармана монетку и протянула продавщице.

– Что ты мне даешь-то, баба Марта? Это пуговица!

– Батюшки! Откуда я ее оторвала-то? – Бабка стала щупать свой халат.

– Все, ладно. Успокойся, потом занесешь. Баба Марта, ты мне вот что расскажи, ты у тетки Раисы уже была?

Бабушка промолчала.

– Говорят, к ней внук-то приехал, а Светка, интересно, тоже с ним? Или сына на лето отослала, а сама там в своем городе наверно гуляет! – женщина рассмеялась.

Старушка опустила глаза, затем сказала:

– Нет больше Светы. Похоронили ее не так давно.

Продавщица вскликнула. Ее визг эхом прошелся по помещению.

– Как похоронили? Где? На нашем кладбище?

Старуха помотала головой:

– Нет, батюшка сказал, что нельзя хоронить на кладбище таких… Нельзя.

– А как это… А где ее похоронили?

Дверь заскрипела, и в помещение зашел растрепанный черноволосый парень.

– Здрасте.

Баба марта обернулась и кивнула. Приглядевшись, она узнала мальчика. Ее лицо в тот же миг скукожилось, как будто она съела лимон, она застонала и начала плакать. Неуклюже и торопливо она поспешила к выходу. Парень не стал ее останавливать, просто обошел ее и приблизился к прилавку.

Все продукты стояли за спиной продавщицы, на полочках небольших шкафчиков. Конфеты лежали рассыпанными кучками, словно блестящие камушки. Рядом с ними было много печенья в целлофановых пакетах. Баночки консервов уже покрывались слоем пыли, и стоящая рядом бакалея не блистала разнообразием. Конечно же, отдельный шкаф был занят под алкоголь. Чего-чего, а с этим здесь дефицита уж точно не будет. Рядом с прилавком гудела холодильная камера, в которой лежало все: и сыры, и колбасы, и молоко, и мясо.

– Мяско сегодня хорошее, – улыбнулась женщина, обнажая свои золотые зубы под ярко-красной помадой. –только с утра кабанчика зарезали!

– Хлеб есть?

Женщина цокнула, закатив глаза. С такими не поторгуешься.

– Хлебу? Конечно, есть. Сколько?

– Одну буханку.

С силой поднявшись с места, необъятная леди подошла к одной из полок и взяла кирпичик домашнего хлеба, положила в пакет и вернулась.

– Двадцать четыре рубля.

Парень протянул ей мелочь и взял горячий хлебушек. Собираясь уходить восвояси, он уже развернулся, но его остановили:

– Погоди! А ты у нас чьих?

– Я Женя. – через плечо буркнул парень.

– С какой ты улицы, Женек?

Шумно выдохнув, Женя ответил:

– С Озерной.

– А чьих ты будешь?

– Располовых.

Продавщица сделала вид, будто задумалась, потом громко вскликнула:

– Так ты внук тети Раи! Знаю я, конечно. Как дела у бабушки, рассказывай!

Евгений цокнул.

– Заходите к ней как-нибудь, она расскажет.

– Ну, зайду как-нибудь на днях. Женька, – продавщица отступать не собиралась – А где папаня твой?

Парень молчал.

– Они с мамкой развелись же? Он тебя обратно заберет?

– Нет. – Евгений развернулся и пошел к выходу.

– Ну, погоди! Ну и оставайся у нас жить! Тебе у нас нравится в деревне-то?

– Нет. – Крикнул парень вслед и хлопнул металлической дверью так, что стеклянные бутылки водки на полках зазвенели.

Среди острых еловых пиков сгущались тучи. Они, как дым от костра, поднимались в небо и расширялись с огромной скоростью. Где-то недалеко подвывал ветер, а вместе с ним шуршали листья на деревьях. Этот звук сначала казался таким отдаленным, но с каждой секундой он нарастал и становился ближе. Затем он пробегал мимо и уносился куда-то вдаль, но вскоре вновь возвращался, чтобы повторить эти действия еще несколько раз. На другом конце улицы было видно, как стеной поднимается пыль, кружит, словно небольшой торнадо, и снова сыпется на дорогу.

В глубине леса блеснула молния, намекая на надвигающуюся грозу. В еловой чаще, где-то со стороны болот, завыли волки. Их тоже обеспокоила надвигающаяся стихия. Следом за ними во дворах подали голос все собаки. Бесконечный хор лая превратился в жуткую какофонию, смешавшись с волчьим воем, и все это под аккомпанемент ветреного свиста.

Женя ускорил шаг. Прижимая булку к себе, он надеялся вернуться домой до начала грозы. А ветер будто подгонял его. Каждое дуновение воздуха проникало ему под кофту и пронизывало, будто холодным лезвием. Его звонкое завывание звучало под ушами. Он будто что-то шептал на своем ветреном языке, недоступным для других в этом мире. Женя был уверен – он шептал ему угрозы. Он намекал, что если он не успеет добраться до дома, то его унесет порывом воздуха высоко в небо, а потом скинет на чью-то крышу. От него останется лишь кровавое месиво, которое смоется дождем с шифера на землю, где его останки вместе с водой впитают эти кровожадные кусты шиповника и малины. Они разрослись по тропинке и стремятся уколоть каждого прохожего своими острыми шипами.

Добежав до дома, Женя потянул за ручку, но деревянная калитка сопротивлялась. Поток ветра с большей силой пытался придавить ее к забору. Схватив ручку двумя руками, Евгений с силой потянул ее на себя, сумев образовать небольшую щель. Недолго думая, он скользнул в нее, будто рыба, и в эту же секунду новый воздушный поток захлопнул за ним калитку с оглушительным ударом.

Проклятый ветер с силой бил прямо в лицо. Он скручивал черные обросшие волосы Жени, выкручивал их так, чтобы их кончики врезались в глаза, будто желая выколоть их. Его поток был настолько сильным, что парень не мог сделать и вдоха. Парень открыл рот, но его легкие будто не подчинялись ему. По всему телу пробежали мурашки, его охватила паника. Женя пытался прикрыть лицо руками, но это не помогало. Он чувствовал, будто его ноздри и глотка срослись. К горлу подступал кашель, но он тоже не мог вырваться. Нужно срочно добраться до крыльца и зайти в дом. Сквозь прищуренные глаза Евгений с трудом смог понять, куда ему идти. Голубые перила, казалось, находились так далеко, что добраться до них будет невозможно. С каждым шагом идти становилось все труднее. В глазах темнело, в голове не прекращался звон. Женя нуждался в простом глотке воздуха. Ему казалось, что он больше никогда не сможет выполнить такое простое действие. Легкие в груди будто сжались в плоский лист. Парня затошнило. Но он продолжал идти против ветра, отворачиваясь и ладонями закрывая лицо. Вот-вот он рухнет на землю, и его засыплет песком ветер. Здесь и будет его могила, и никто даже не узнает, как глупо ему пришлось скончаться.

Его ноги подкосились, и Женя потерял равновесие. Вытянув руки, он стал падать вперед. Ударившись коленями о деревянные ступени, Евгений вдохнул всей грудью. Пытаясь усмирить учащенное дыхание, он стал медленно подниматься на ноги, схватившись за одну из перил. В колени ударила ноющая боль. Отряхнув ноги, Евгений выматерился и похромал прямиком к входной двери. Солнце утонуло в черных тучах, и ночь настала куда раньше, чем должна.

Закрыв за собой входную дверь, Женя тут же направился в свою комнату, держась рукой за стену. В коридоре стояла кромешная тьма. Только с кухни лился желтоватый свет, в лучах которого летала пыль. На кухне снова журчала сковорода: бабушка готовила ужин. Оглянувшись, парень принюхался. В доме пахло рыбой и дымом. Поморщившись, он продолжил свой путь до лестницы. На ощупь он искал ступеньки, аккуратно двигая ногами. Боль в коленях не отступала. Словно в них вонзилось множество иголок, мешающих любому передвижению. Женя шипел под нос, но продолжал старательно подниматься.

Внезапно кто-то постучал в дверь. Парень замер на полпути. Это вообще кто?

– Тетя Рая! – послышался голос – Тетя Рая, открывайте!

Зашаркали тапочки по деревянным половицам, и с кухни вышел темный силуэт. Невыносимо медленно и долго он добирался до входной двери и отварил ее. В эту же секунду на улице грянул гром.

– Здравствуйте, тетя Рая! – В коридор влетела полноватая женщина в желтой тунике. Легким движением руки она поправила челку на своей короткой прическе с идеально выбритым затылком, что придавало ее голове форму треугольника. Это даже немного позабавило Женю.

– Кирка, что случилось? – Бабка положила ладонь на грудь.

На улице грянул гром, и послышался шорох дождя.

– Вот это я успела! – Женщина обошла старуху и пошла прямиком на кухню – Ой, тетя Рая, не пугайтесь! Никто не умер! Ой…

Вмиг наступила гробовая тишина. Женя почувствовал резкое напряжение. Казалось, сейчас гром прогремит прямо здесь.

– Господи, прости мою душу грешную… – Женщина издала всхлип. – Я не то хотела сказать… Я хотела…

– Все, все, не начинай, Кирка… – Бабушка медленно почапала обратно на кухню. – Что стряслось?

Женщина выдержала паузу, потом торжественно воскликнула:

– Кирюша мой возвращается! Представляешь? Сказал, что хочет навестить старуху-мать, и не один!

– Только не завизжи от счастья, господи! Откуда он там возвращается?

– Ну я же его отправила поступать после школы, и он смог! Отучился, устроился на работу, отработал два года… Вот, занимается карьерой!

– Раз все так хорошо у него там, чего он сюда прется?

– Я думаю, он мне невесту привезет показывать! – Женщина взвизгнула от счастья. Женя поморщился.

– Понятно, привезет сейчас тебе городскую… Не пойми какую и бегай вокруг нее, как вокруг царевны. Что она сможет? Небось ни по хозяйству помочь, ничего!

– Тетя Рая, ну зачем же вы так! Я верю в лучшее!

– Кирка, – голос бабушки стал серьезнее – ты уже не молодая. Вспомни, что у тебя со здоровьем. Ты саму себя угробила. Тебе нужна помощница!

Женя вспомнил эту женщину. Мальчик много раз слышал про нее от мамы. Это была ее лучшая подруга детства. Они вместе выросли в этой деревне. А потом тетя Кира вышла замуж и уехала куда-то за границу. Последний раз он видел ее на поминках…

Спустя какое-то время она промолвила:

– Вы поэтому Женьку забрали?

– Женьку? Да, да. Из него такой же помощник, как из меня балерина! Что он трутень, что его псина! Толку от них.

– А отца так и не нашли?

Бабушка громко вздохнула.

– Нет. Черт его знает, где он шляется. Он наверно, и не в курсе, что Света…

– Как же так… – голос тети Киры задрожал – Бедная Светка… Мы же с пеленок подружки были! В одну школу ходили, вместе работать собирались, детей друг друга нянчить…

– Не всем везет убежать за границу, как тебе.

– Ну не ругайте меня, тетя Рая! Ну, дурой по молодости была!

– По молодости дура, а всю оставшуюся жизнь жалеть, что была дура.

Все замолчали. Только дождь стучал по окнам, никак не унимаясь. Женя слышал тихие всхлипы тети Киры, тяжелые вздохи бабушки и свое неровное дыхание.

– Приходите завтра к нам. Хочу поделиться с вами моей радостью. Пирожки испеку, самовар поставлю.

– Хорошо. – Вздохнула бабушка. – Придем. Погляжу хоть на Кирюшу твоего.

– Вот и славно. А я пойду. – Заскрипел стул, и женщина легким шагом направилась к выходу. Вдогонку шла старушка, провожая гостью.

– Я буду ждать вас! Не придете – обижусь! – Грозила пальцем женщина.

– Да иди ты уже!

Тетя Кира рассмеялась и открыла входную дверь.

– Вот и дождик закончился. Как мне на руку! До свиданья, тетя Рая!

– Давай, до завтра.

Старушка закрыла дверь и потихоньку пошагала обратно на кухню.

– Женя! – протяжно заблеяла она – Вот же невоспитанный! Слышал, что гости пришли, и даже не спустился поздороваться! Женя, иди сюда!

Евгений с громким вздохом бросил голову. Сквозь зубы он крикнул:

– Иду!

Только стоило ему оказаться в дверном проеме, как бабушка сунула ему в руку тарелку с очередным болотноподобным содержимым.

– Иди корми свою шавку.

– Она не будет это есть. – С ноткой гордости заявил Женя. Да, Чапа у него не такая! Она не станет есть помои! Пусть корм Женя так и не нашел, но это дело времени.

Но старушка в ответ только рассмеялась.

– Выйди на улицу и посмотри!

Женя опешил. На автомате взяв тарелку, он развернулся и пошел на улицу.

Оказавшись на крыльце, Женя бросил взгляд на импровизированную миску. Она оказалась пуста. Нет, это не Чапа. Кто-то залез во двор и съел все помои. Или же это были птицы. Хоть кому-то понравилось сие блюдо. Евгений подошел к старой кастрюле и вылил содержимое тарелки в его руках.

Внезапно кусты сирени, растущие за перилами, задрожали. Из кучи листьев пулей выпрыгнула белая туша. Чапа преодолела расстояние между двумя балясинами и накинулась на свою кастрюлю. Погрузив в нее всю свою морду, она стала жадно чавкать и стучать зубами.

– Как же так…

Женя стал медленно отходить назад. В ужасе он наблюдал за этой картиной и не мог поверить своим глазам. А маленькая белая собачонка стала похожей на грязного, серого волка с острыми клыками и кровожадно-багровыми глазами. Ещё немного, и этот зверь накинется и на него самого. Чапа зверски поглощала все содержимое кастрюли до самого дна, будто всю жизнь питалась чем попало. Оторвавшись от миски, она блеснула красными глазами и посмотрела на хозяина. По телу парня пробежала дрожь. Он снова почувствовал чьи-то холодные руки на горле. Чапа стала красться, словно она собиралась накинуться и напасть на него. Недолго думая, Евгений быстро залетел обратно в дом и запер дверь.

Это место превращает в монстра даже ее. Если так продолжится, то ему перегрызет глотку самое верное ему создание. Нужно срочно что-то придумать. Если бы был какой-нибудь способ сбежать отсюда…

Глава 5. Жесткий

– Сынок, ты чего такой грустный? – теплая ладонь потрепала макушку малыша.

– Мне скучно, и играть не с кем.

– Почему же не с кем? А как же девочки? Ты с ними познакомился?

– Я не хочу играть с девочками! – Женя обиженно скрестил руки на груди и отвернулся от мамы, надув губы.

– Ну а Дамир? Ты его не звал?

– Его бабушка не отпускает… Она сказала, сегодня магнитная буря, нельзя выходить на улицу.

Мама улыбнулась, поправив свои длинные черные волосы за ухо. На ее лице стали виднеться морщинки около глаз и над губами. Однажды мама сказала, что такие морщинки появляются только у счастливых людей. А потом бабушка в ответ сказала, что морщины появляются не у счастливых, а у нервных…

– Хорошо, давай я с тобой поиграю! – Мама протянула жене руку.

– Ура! Давай! Хочу в догонялки! Ты вода!

Женя ткнул пальцем в белую юбку матери и побежал. Та не растерялась, и с громким смехом стала догонять озорного мальчишку. Пока они резвились, на крыльцо вышла баба Рая.

– Что ж вы насаетесь? Сейчас споткнётесь, и лицо оба разобьете, упаси Господь. – Никто не обратил на нее внимание. Старушка нахмурилась. – Светка, ты меня не слышишь? Ну взрослая кобыла же! Иди сюда лучше, помоги мне на кухне!

Мама схватила Женю за плечи и расцеловала его макушку. Крепко обняв, она шепнула ему на ушко:

– Сейчас я помогу бабушке, и мы еще поиграем, хорошо?

– Да!

Мама зашла в дом, а Женя остался сидеть на крыльце. Он стал разглядывать высокие тополя где-то вдалеке. Легкий ветерок шуршал их листья, и они смиренно покачивались из стороны в сторону. На болотах квакали лягушки. Их было слышно по всей деревне и днем и ночью. Вместе с ними в кустах стрекотали кузнечики, а на ветвях соседского клена пели соловьи. Мальчик лениво потянулся и зевнул. В деревне было очень спокойно. Ему здесь даже нравилось жить. Они спали с мамой в одной комнате на крыше, вместе завтракали вкусной едой, один раз даже успели искупаться в речке! Конечно, бабушка была против, поэтому мама попросила его не рассказывать ей. В деревне было хорошо, но скучно. Он никого здесь не знает, гулять не с кем. К тому же у бабушки даже телевизора нет. Женя хотел уже домой. Мама говорит, мы здесь уже четыре месяца, а это очень долго. Тем более, в городе Женю ждет школа, друзья и папа…

Внезапно кто-то стал барабанить кулаками по калитке. Женя испугался и вскочил с места. Неужели к ним пришли гости? Или же это ребята решили с ним познакомиться и поиграть?

Женя быстро добежал до калитки и прислонил к ней ухо:

– Кто там?

– Это я, почтальон. – послышался грубый мужской голос. – Принес посылку для вашего мальчика…

– Мне? – Женя подпрыгнул от радости и дернул щеколду. Калитка открылась. Перед ним стоял высокий мужчина в мятых бежевых брюках, синей рубашке, а в руках у него была коробка. Мужчина смотрел на него, ожидая реакции. Женя воскликнул от удивления.

– Папа! – Малыш обнял мужчину за ногу, уткнувшись носом ему в живот.

– Женька! – Папа обнял его одной рукой. Мальчик поднял глаза и разглядел его лицо. Он улыбался, но лицо его было каким-то серым. Будто бы заместо кожи там был целлофановый пакет. Папа смотрел на сына такими уставшими глазами, что холод этого взгляда вызывал у мальчика мурашки. Но папа продолжал улыбаться пожелтевшими зубами и разбитой губой.

– Папа, наконец-то ты приехал! Ты закончил ремонт? Мы скоро поедем домой?

– Ремонт? – Папа удивленно расширил глаза, обнажая все лопнувшие капилляры внутри. – А… Нет, Женя, еще не закончил, но там недолго осталось…

Женя опустил взгляд.

– Малыш, не расстраивайся! Посмотри, что я тебе привез! – Папа встал на одно колено и поставил коробку на землю. Та внезапно затряслась и стала издавать звуки. Мальчик переглянулся с папой и аккуратно стал открывать подарок. Стоило ему только открыть коробку, его глаза заблестели.

Совсем недавно она смогла открыть глаза, чтобы увидеть свет. Первое, что она увидела – холодный дождь, ледяной бетон и огромные лужи, в которых лежали пушистые комки, похожие на нее. Но чем-то они отличались. Одни были серые, другие рыжие, а один из них вообще был с черными пятнышками. У некоторых ушки не торчали, а просто висели. Но главное, чем она отличалась – Они не двигались. Они лежали в лужах, все в грязи, под холодным дождем, и даже не шевельнулись. Она звала их, кричала. Никто и ухом не повел. Они ее не слышат? Малютка хотела встать и подойти к ним, но ее лапки были слишком слабенькие. Внезапно вдалеке она разглядела еще одну, похожую на нее. Она тоже была белая, но очень-очень большая, и хромала на заднюю лапу. Большая «она» подошла к мокрым комочкам и стала тыкать в них мордой, но те никак на нее не реагировали. Она заскулила. Отчаянно продолжая пытаться разбудить хоть кого-нибудь, она крутилась на месте, кусала и облизывала каждого из них, в конце концов, она села в эту лужу и протяжно взвыла. Дождь заканчивался, а на улице становилось все темнее…

И снова вокруг нее холодная темнота. Такая тесная и беспокойная. Земля под ногами постоянно трясется. И никого нет рядом. Только что их было много, и она лежала в куче из себе подобных, даже не задумываясь о том, как плохо все вокруг. А сейчас она одна, и ей очень страшно.

Внезапно в её картонную клетку пробился лучик света и стал расширяться, пока не осветил все помещение, в котором она находилась. Она увидела над собой голубое небо и зеленые верхушки деревьев. Теперь она сможет выбраться из своего плена. Главное, чтобы крышка над ней снова не закрылась. От волнения она прижала уши и завиляла хвостиком.

Женя заглянул в коробку и увидел маленький беленький комочек. Это был крохотный щенок, который смотрел на него своими большими черными глазками, прижав острые ушки. Его сильно трясло, наверное, он испугался Женю.

– Это девочка, – Папа осторожно погладил щенка указательным пальцем. – Твоя новая подружка. Будешь ухаживать за ней?

Мальчик осторожно протянул собачке руку. Та осторожно принюхалась к его пальцу, а затем лизнула. Женя рассмеялся.

– Она такая маленькая! А где ее мама?

Папа опешил. Его глаза забегали по двору.

– Мама? Ну, она осталась в городе.

– С ее братиками и сестренками?

Папа нахмурился еще сильнее.

– Да, Женя. Она осталась со своими братиками и сестренками.

– Это значит, она вернется за ней? – Грустно предположил мальчик.

– Нет, Женя. Она не вернется. Этот щеночек теперь только твой.

Папа пытался перевести тему в более позитивное русло, но глаза Жени уже заблестели от слез.

– Мама бросила ее? Почему она не вернется за ней? Она что, любит ее меньше, чем других своих щенят?

– Ну почему ты так решил? Конечно, она любит всех одинаково. Просто понимаешь, она не смогла бы справиться со всеми. Щенят много, а она одна, всех надо накормить, напоить, вылизать. Эта девочка оказалась сильнее всех, и первая открыла глазки и начала ходить. Ее мама попросила тебя присмотреть за ней, пока она занимается своими слабенькими щенками. Ты же тоже сильный мальчик!

– Поэтому ты ушел? —По щекам мальчика покатились слезы. – Значит, если я буду сильным, моя мама тоже меня кому-нибудь отдаст? Я не хочу быть сильным! Не хочу, чтобы мама ушла, как ты!

Папа отвернулся, прикусив губу.

– Женя, не надо так говорить, пожалуйста.

– Почему тогда ты не с нами? Если бы мама была слабой, ты бы нас не оставил. А мама сильная, и поэтому ты оставил нас, а сам уехал…

– Женя, ты с кем разговариваешь? – Легкой походкой, словно семечко одуванчика, мама спрыгнула с крыльца и подбежала к мальчику. Увидев папу, она вскликнула и отступила.

– Ну здравствуй, Света…

– Ты что здесь забыл? – Она схватила Женю за руку и дернула. Мальчик испуганно схватился за ногу мамы.

– Приехал Жене подарок сделать. У него же день рождения скоро…

– День рождения у него в августе, а сейчас апрель! – она заглянула в коробку, – Надо же, какой умный! Чтобы снова ни копейки не потратить, решил просто грязную дворняжку с улицы подобрать? Да как тебе не стыдно?

– Света, – Папа хотел подойти ближе, но мама вытянула руку, останавливая его. – Света, я так давно вас не видел, я просто хотел повидаться!

– Повидался? Можешь идти дальше! У тебя явно есть дела поважнее…

– Да как ты так можешь? – Папа начал кричать. Вены на его лбу набухли. Женя залился слезами еще больше.

– О сыне вспомнил, паршивец? – На крыльце стояла бабушка. – Так запомни – нет у тебя сына! И тебя нет! Ты – никто! Ты продал себя, продал свою честь и душу! А свою семью предал! Немедленно уходи с моего двора, а то как сейчас заеду по хребту костылем, поползешь на четвереньках!

Папа был красный, как помидор. Он очень тяжело дышал и переглядывался то на маму, то на бабушку. В конце концов, он посмотрел прямо в глаза Жене. Мальчик испугался, увидев, как его глазах проступали слезы. Женя зажмурился, чтобы не видеть его таким. Он не любил, когда родители плакали. Когда он открыл глаза – папы уже не было. Калитка была заперта. Мальчик повернулся лицом к маме – та стояла, спрятав лицо в ладони. Он подошел к ней и обнял.

– Мама, не плачь!

Женщина вытерла глаза и тяжело вздохнула.

– Я не плачу, сынок. Я свое уже выплакала.

Щенок в коробке еле слышно заскулил. Мама заглянула внутрь:

– И что же с тобой делать теперь? Не выкинешь же.

– Почему не выкинешь? – Подошла бабушка – Давай я его вон, в ведре утоплю.

– Не надо! – Женя снова прослезился – Это подарок мне, не надо!

– Не нужны нам такие подарки. Сейчас его на улицу выгоним, и дело с концом!

– Не надо ее выгонять! Она совсем одна!

– Это еще и сука! – старушка схватилась за сердце. – Еще и щенят таскать будет, замучаешься топить! А если покусает? Это же кошмар! Светка, помнишь, как тебя тогда покусали…

– Меня никогда не кусали собаки. – вздохнула мама – Только люди.

– Как это, не кусали? Или я что-то напутала…

Бабушка медленно поковыляла до палисадника, бубня себе что-то под нос. Женя с мамой остались стоять над коробкой. Мальчик смотрел на Женщину с неистово жалостливым взглядом, будто бы прямо сейчас снова зальется слезами. Мать же с тяжелым вздохом поглядывала то на коробку, то на сына.

– Ну что ж… Оставляем ее?

– Да! – Мальчик запрыгал. Мама потерла переносицу.

– И как ее будем звать?

Женя задумался. В это время мама аккуратно достала щенка из коробки и поставила лапками на землю. Малышка стала делать очень неуверенные шаги. Каждый раз, когда она ставила лапу на дорожку, ее шатало из стороны в сторону. Несколько раз она упала и пыталась встать, задрав высоко хвост.

– Господи, почапала! Разведает новые территории. Точно чапа!

Мама издала смешок.

– Кто?

– Чапа. Что, первый раз слово такое слышишь?

Мама засмеялась еще сильней, следом за ней в хохот ушел и Женя.

– Что вы смеетесь, я понять не могу? – Бабушка пыталась оставаться серьезной, но уголки ее губ сами невольно поднимались, когда она смотрела на дочку с внуком. – Ой, идите в баню! Я пошла в хату!

Обиженной походкой бабушка пошла к крыльцу.

– Давай, чапай! – Мама рассмеялась с новой волной. Старуха, не оборачиваясь, лишь рукой махнула.

– Давай назовем ее Чапа! – Женя снова повернулся к щенку.

– Ты серьезно? Почему?

– Не знаю. Такое слово доброе. Все улыбаются. Люблю, когда все улыбаются. Вот будем ее звать, так сразу все и улыбнутся. Смотри! – Мальчик опустился на колени и погладил щенка своей маленькой ручкой – Чапа! Хорошая!

Мама тут же улыбнулась.

– и правда! Какая хорошая кличка. Чапа! – Раз за разом они повторяли это имя, и с их уст никогда не сходила улыбка, полная счастья.

– Чапа…

Евгений плохо помнил отца. Первая ассоциация с ним была достаточно странная… Когда папа обнимал его, мальчик чувствовал, какой он жесткий и холодный, будто камень. Мама была мягкой и теплой, а папа совсем наоборот. Мама безумно любила мальчика, пока отец относился совершенно равнодушно, и появлялся, словно по графику. Он не всегда был таким. После того дня, как появилась Чапа, она словно забрала у него все человеческие качества, а ему достались только псиные. Наверно, он предал его самым первым, еще тогда, много лет назад.

Всю ночь на улице стрекотали сверчки. Чем дольше слушаешь этот звук, тем больше он начинает резать по ушам. Потом на секунду они затихают, и даже не верится, что тишина может быть настолько приятной. Но потом пластинка начинает играть снова, пока не пойдет кровь из ушей. Если прислушаться, то вдалеке можно услышать, как у соседей вовсю играет радио. Возможно, это тетя Кира готовится к завтрашнему дню, и не покладая рук трудится над вкусной едой. Женя не знал песни, которая играла, но она ему даже понравилась. Она была такой успокаивающей, теплой и светлой, что ему удалось на миг забыть и о сверчках, и о его холодной комнате с неудобной кроватью, и об этом дряхлом доме, и обо всей этой чертовой деревне. Слегка болтая левой ногой в такт, он продолжал наслаждаться незамысловатой мелодией. Как долго она будет играть? Женя надеялся, что она будет играть вечность.

Конца песни он так и не дождался. Лениво повернувшись набок, парень мирно засопел, погрузившись в глубокий сон…

Глава 6. Грустная леди

Рано утром всю комнату залило ярким светом. Ленивые солнечные лучи пробивались через окно, в надежде вытащить хозяина берлоги наружу. Приоткрыв правый глаз, Евгений поморщился и повернулся к стенке. Сквозь приоткрытое окно внезапно донесся запах свежей выпечки. В животе заурчало, отчего Женя хмыкнул. Он сел на кровати и потянулся. Встав с постели, парень, хромая, подошел к окну. Там он увидел, как на крыльце стояла уже бодрствующая баба Рая. Она оглядела двор, перекрестила дом и пошла по двору к калитке, где за гущей зеленых листьев дуба ничего уже нельзя было разглядеть. Вот и баба Рая ушла из поля зрения, будто эта яркая листва поглотила ее в другой мир…

А этот мир ничем и не отличался от прежнего. На таком же ярко-голубом небе светило белоснежное солнце, напоминающее жемчужину в океане. Высокие кроны тополей, будто колонны, поддерживали небосвод, чтобы он точно не рухнул на землю. А выточенные гордые березы раскинули свои ветви, оберегая небольшой сад от палящего солнца. Здесь, в этом саду с пышными розами, янтарно-желтыми бархатцами и поздней сиренью, расположилась белая беседка с шестью углами и черепичной крышей. Внутри стоял стол, накрытый такой же белой скатертью. На столе уже расположился чайник с фарфоровыми чашками, на которых нарисованы алые маки. Рядом с ними остывал поднос булочек с клубникой и абрикосом.

Тетя Кира аккуратно поправляла скатерть. Осмотрев картину полностью, она с шумным выдохом положила руку на сердце и присела за стол. На крышу беседки присели синицы и запели свою любимую песню. Женщина закрыла глаза, наслаждаясь их пением. Она и не заметила, как тихо распахнулась калитка, и во двор вошла первая гостья мероприятия. Легким шагом одна добралась до самой беседки, чтобы найти в ней хозяйку:

– Здравствуйте, Кира Васильевна! – Звонкий голосок прозвучал во дворе. Каждое слово было сладостным и тягучим, точно мед. Тетя Кира удивленно раскрыла глаза, похлопала ресницами и посмотрела на гостью. Перед ней стояла высокая пышногрудая девушка в красном платье и с черной шляпой на голове. Рыжие, как огонь, кудри лежали на ее правом плече. Ее хитрые лисьи глаза изумрудного цвета смотрели на нее сквозь прищур.

– Здравствуйте… – тетя Кира пыталась подобрать слова, – а вы, собственно, кто?

– Я? – Девушка приподняла уголки губ, – просто прохожая. Я долго шла по своему пути и очень устала. Решила заглянуть в ваш уютный дом, чтобы передохнуть. Не выгоните странницу?

Тетя Кира сидела с открытым ртом, подбирая слова:

– Конечно, нет… Ну, садитесь…

– Благодарю! – Девушка села за стол, оперлась подбородком об руку и стала изучать хозяйку. – Вы такая добрая женщина! Мне даже захотелось сделать вам подарок!

– Мне не нужно никаких подарков… – Женщина отсела подальше от стола.

– А мне кажется, совсем наоборот! У вас чудесный участок, большой красивый дом, а хозяйка у него одна… Трудно вам, небось?

– А кто вам сказал, что мне трудно? У меня муж есть…

Девушка звонко рассмеялась. Тетя Кира вытаращила на нее глаза, не зная, что еще сказать. Внезапно незнакомка замолчала. Ее лицо приняло серьезный вид. Она вцепилась взглядом в женщину и, не моргая, внимательно изучала каждую морщинку на ее лице.

– Вы мне лжете. Мужа у вас нет. А вот сын – есть и очень даже неплохой. Но ему нужно заниматься более важными делами. Строить карьеру, зарабатывать деньги… Невесту бы ему найти.

– А вы предлагаете себя на эту кандидатуру?

И снова девушка захохотала.

– Вы знаете, мне бы очень этого хотелось. Рядом с таким мужчиной чувствуешь себя как за каменной стеной! Парень работящий, красивый, сильный… Но есть кандидаты и получше! Смотреть будете?

Тетя Кира оглядела гостью с ног до головы и заулыбалась:

– Так ты свахой будешь? Как до меня-то сразу не дошло! – и снова полился громкий смех, но только теперь хохотали обе.

– Меня зовут Мария, рада знакомству! Значит, я могу звать нашу красавицу? Диана!

Калитка слегка приоткрылась, и во двор вошел тонкий девичий стан в легком белом платье. Ее длинные, тонкие ноги осторожно ступали по дорожке. Каждый ее шаг был легким и воздушным, словно она танцевала. Белоснежные ручки были сложены у груди, словно она о чем-то молила Бога. Она была настоящей леди. Ее короткая светло-русая прическа добавляла некой аристократичности к ее утонченному лицу с прямым носиком и острым подбородком. Пышные рукава ее платья напоминали ландыши, а на шее красовалось жемчужное колье. Она шла, слегка наклонив голову вправо, и улыбалась. В этой улыбке было что-то необычаянно грустное, и как будто бы обреченное.

– Здравствуйте. – Обратилась она к хозяйке дома, слегка присев в реверансе. Ее тонкий голосок напоминал пение синицы.

– Здравствуй, доченька! – Тетя Кира встала, чтобы обнять девушку. – Какая красавица! Просто глаз не оторвать! Ну куколка!

– Спасибо большое. – ее щеки залились краской. – Меня зовут Диана.

Она протянула руку. Кира ответила на рукопожатие:

– Кира, очень приятно! Ты садись за стол, сейчас я чайку тебе налью. А женишок-то твой где?

Диана изменилась в лице. Она опустила взгляд, нервно хрустя пальцами.

– Кирилл срочно уехал в город. У него возникли неотложные дела…

Кира выпучила глаза.

– Какие еще дела могли у него возникнуть? Уже и к матери не может приехать без каких-либо дел!

– Тетя Кира, вы не злитесь на него, – Мария уже уплетала за обе щеки булочку с абрикосом. – Он обещал, что сегодня – завтра приедет!

Женщина цокнула и стала разливать чай по чашкам чай, бубня себе что-то под нос. Ароматный горячий напиток бордового цвета манил своим запахом чабреца и мяты. Легкий пар в танце поднимался над чашкой. Диана осторожно взяла фарфоровую чашку тонкими пальцами и пригубила сладкий чай. Горячий напиток слегка обжог ей язык, но она не подала виду.

– Кушай булочки, дочка! Сама вчера напекла, – с гордостью сообщила Кира.

– Спасибо вам большое!

– И я хочу булочек! – Послышался голос бабы Раи за спиной. Никто не заметил, как старушка зашла во двор.

– Тетя Рая, доброе утро! Садитесь за стол!

Девушки встали из-за стола в знак приветствия. Старушка медленно села за стол, оглядывая девушек.

– Так это ты у нас невестой будешь? – Обратилась она к рыжей девушке. Та кратко засмеялась.

– Нет-нет! Я подружка невесты! А вот Диана, – она указала на подругу, – вот она у нас виновник торжества.

Бабушка перевела взгляд и улыбнулась. Диана ответила ей тем же, опустив глаза.

– Диан, налей тете Рае чаю. – Кира обратилась к девушке. Та лишь похлопала ресницами. Она не сразу услышала ее. – Ну что ты смотришь на меня? Вот чайничек стоит.

Диана вскочила с места и протянула руки к чайнику. На миг она замерла, будто он был раскаленным, но все-таки решилась дотронуться до него и налить ароматный чай в чашку.

– Спасибо тебе, внучка. – Баба Рая хлебнула чай и взяла с тарелки одну из булок.

Пока женщины беседовали за столом о любви и верности, на крыше беседки все также пели птицы. Они слетались со всех деревьев на аппетитные ароматы и доверчиво ждали, что и их пригласят на сие мероприятие. Я рядом с ними, в кустах роз за той же беседкой жужжали и трудились пчелы. Некоторых из них тоже вовлек приятный запах. Они пролетали над столом, но вскоре снова возвращались к цветочкам, понимая, что здесь их ничем не угостят. Зарываясь глубже в розовые лепестки, они старательно собирали пыльцу и уносили к себе в ульи. Рядом с такими труженицами на цветах лениво грелись на солнышке бабочки. Они слегка потрясывали своими белыми крыльями, но улетать пока еще не собирались. А где-то у самых корней куста трудилась целая сотня муравьев, отправляясь группами на разведку территории. Самые смелые ползали по покрытым белой, полопавшейся краской доскам беседки, чуя запах еды. Они пробегали под невиданными ими ранее городскими каблуками и собирали с пола крошки. В целом, каблуками их и нельзя было удивить, есть ли им дело до человеческой обуви?

А в это время по забору тихо крался черный кот. Его шерстка блестела на солнце лучше любого глянцевого журнала. Длинные белые усики торчали во все стороны, словно иглы, а большие и хитрые зеленые глаза уже вовсю выслеживали новую жертву. Его-то булочками не удивишь, ему нужно мясо. Плавными движениями лап он подкрался к крыше беседки и присел. Хищник стал выслеживать себе жертву среди десятка птиц, беззаботно столпившихся в одном месте. Вцепившись взглядом в одну такую зеваку, кот сделал резкий прыжок и обнажил белоснежные острые клыки. Синицы захлопали крыльями и разлетелись кто куда. В панике они бились друг об друга в воздухе, пытались забраться на дерево или же просто улететь куда подальше, даже не заметив, что хитрому злодею с усами удалось поймать их собрата. Схваченная за крыло крохотная птичка пыталась отбиться от зверя свободным крылом, стуча им по морде кота, но тот лишь поморщился. Затем он схватил птицу обеими лапами и прижал к черепице крыши. Испуганная пташка продолжала кричать, широко открывая клювик, даже когда саблезубый кот раскрыл свою пасть и повис над ее головой. С еле слышным щелчком хищник захлопнул челюсти, и крики прекратились. Струйка крови потекла по его мохнатой черной шерсти и растеклась по бордовой черепице. Только перья и пух разлетелись во все стороны. Беспощадный зверь продолжал рвать свою добычу на куски, вырывая от бездыханного тельца крылья, затем и лапки. Возможно, он даже ее и есть не станет, что в ней? Кости и пух. Но сколько удовольствия приносило коту это зверское истязание. Какой вкусной была кровь на его зубах. Этого было вполне достаточно, чтобы развлечь кота на ближайший день. Завтра он найдет себе новую жертву.

– Диан, – Кира обратилась к невестке – А как мой Кирюша тебе предложение сделал? Как это было?

– Ну как это могло быть? – Диана улыбнулась. – Он просто спросил «Ты выйдешь за меня?». Ну я рассмеялась, потому что подумала, что это шутка.

– Ну, и что дальше?

– Потом я сказала: «Ладно, окей».

Заместо пения птиц сад наполнился женским смехом. Улыбнулась даже бабушка, которая до этого сидела с сосредоточенным выражением лица.

– Тетя Рая, – Кира обернулась к старушке – А Женька-то где?

– Черт его знает… – Бабка сделала глубокий вдох – Женя! Же-еня!

Крик распугал всех птиц, что спокойно отдыхали на дереве. Они огромной стаей взлетели в воздух, громко крича и каркая. От этого шума залаяли все дворовые собаки. Их лай пронесся сквозь все дворы, промчавшись от одного края деревни до противоположного, пока не дошел и до окна на втором этаже соседнего дома.

Евгений открыл глаза и издал злостный рык. Парень швырнул подушку в стену и заставил себя подняться с места.

– Же-е-е-ня!

Потерев глаза, парень поднялся с места и подошел к шкафу. Открыв дверцу, на него обрушилась куча мятых вещей и разлетелась по полу. Схватив первое попавшееся тряпье, он ловко натянул его и пошел на улицу.

– Же-еня!

– Хватит голосить на всю деревню. – Парень появился из-за кустов и медленно приближался к беседке.

– Женя, привет! – задорно встретила гостя тетя Кира. – А мы тебя ждем сидим! Пойдём чай пить!

Евгений обратил внимание на косые взгляды девушек, сидящих за столом. Баба Рая молча смотрела в свою чашку.

Парень молча подошел к свободному месту и сел на скамейку. Наступила тишина. Даже плицы перестали петь. Все присутствующие ушли в себя. Только две проворные мухи летали над остывшими сухими булочками. Женя разглядывал полопавшуюся белую краску на древесине беседки. Зевая, он бросил взгляд на остывшие булочки. Аппетит отсутствовал, хотя парень еще ничего не ел. Дня два.

– Жень, познакомься с Дианой! Она же тебе почти как сестра!

Парень повернул голову в сторону девушки в белом платье. Та опустила взгляд, но потом решительно посмотрела ему в глаза и натянула фальшивую нервную улыбку. От нее веяло чем-то добрым и приятным. Точно не местная. Жители этой деревни смрадят гнилью и ненавистью, а она пахнет лавандой.

– Очень приятно, Женя. – С легким кивком торжественно представился парень.

– А я Мария, очень рада знакомству! – Рыжая девушка протянула руку с красными ногтями через стол, но Женя и бровью не повел. Просто продолжил прихлюпывать чай. Тогда Мария сделала вид, что потянулась за новой булочкой и схватила ее своими острыми когтями. Евгений услышал, как она фыркнула в его сторону. Тоже не отсюда. Но не из хороших мест.