ОБЕЩАЙ МНЕ СТАТЬ СЧАСТЛИВЫМ

ОБЕЩАЙ МНЕ СТАТЬ СЧАСТЛИВЫМ.

Посвящается…

Основано на реальных событиях

Свёрток.

Весна, пятнадцатое марта одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года, окраина города Ташкента.

Какое удивительное время года. Вековые чинары и дубы еще спят, уже до подлинно не известно, когда именно и кем они посажены, ведь их роль не маловажна в опеке и защите этого места от любопытных глаз и предстоящего изнуряющего летнего зноя, совсем скоро оденутся в свои нежно зеленые одеяния.

Каждый год, следуя написанному и утвержденному свыше расписанию, не желающая уступать свои позиции зима, как закрепительный урок, с напоминанием об уходе, после кратковременного пробуждения и вступления в права весны, нежно обволакивающей своим теплом всё живое, безжалостно накрывает землю холодной белой вуалью.

Но даже обо всём этом зная, «выскочки», персики и абрикосы за короткий период, как будто играя в квест, успевают отцвести и сбросить свои нежно розовые цветы на землю, образуя нежный ковер у самого своего основания, имитируя последний снег.

И наконец, когда зима закроет за собой дверь, нежным цветением с ароматом весны, покроют себя урючины, шпанки, вишни, яблони.

Заключительным аккордом, перебивающие все запахи вокруг, и меняя свои цвета от белого до темно сиреневого, станет безумное цветение сирени.

Воды, робко журчащие в арыках, несущие прохладу таявших снегов с Чимганских гор, совсем скоро станут неоспоримой живительной влагой, утоляющей от жажды и засухи.

Одноэтажные кирпичные дома ничем особым не отличаются друг от друга, как правило покрашены в белый цвет, который не притягивает солнечных лучей, а после апрельского землетрясения одна тысяча девятьсот шестьдесят шестого года практически все укреплены контрфорсами (дополнительной опорой).

В одном из таких домов, собралась вся семья, поводом стал семидесятилетний юбилей хозяина дома.

Свой дом, Марк Петрович построил еще до войны на участке, полученном от швейной фабрики «Красная заря», где проработал всю жизнь, начиная от слесаря до главного инженера.

Конечно, дом не был таким, как сейчас, тогда это было всего две комнаты, но с годами он достраивался и стал включать в себя пять помещений из которых, две комнаты для его девочек, одна для него с женой, комната для общего пользования, и кухня.

Только теперь Марк Петрович жил в доме, совсем один. Две дочери вышли замуж и живут ближе к центру города, в многоэтажных домах.

Несколько лет назад, совсем внезапно, из жизни ушла его Танечка, единственная женщина всей его жизни, самая любимая и дорогая.

Марк Петрович совсем не выглядел на свой возраст, чуть выше среднего роста, довольно крепкого телосложения, зелёные глаза излучали янтарную прозрачность, и только копна седых волос, зачесанных назад, предательски напоминала о прожитых годах.

Пока две его дочери Надежда и Елена Марковны суетились на кухне и накрывали на стол, Марк Петрович отдыхал в спальне.

Сестры совершенно были не похожи друг на друга, только разрез глаз и их цвет, темного шоколада, достались им в наследство от мамы.

Надежда Марковна, сорока семи лет приятной наружности, среднего телосложения, старалась тщательно закрашивать седину в тон своих каштановых, коротко стриженных волос. Пошла по стопам мамы, преподавала в школе историю. Работа в школе, наложила неизгладимый след на её облик, в соответствии с профессией. Прямая юбка ниже колен и жилет, застегнутый на все пуговицы из черного мелкого вельвета, белая водолазка плотно скрывала шею.

Муж Сергей Валентинович, на два года старше своей супруги, высокий, худощавый шатен, слегка седеющими висками, трудился технологом на Ташкентском авиационном заводе имени Валерия Павловича Чкалова, одевался, пожалуй, как все и ничем не выделяясь, классические черные брюки, рубашка и незатейливый джемпер.

Старшему, двадцати четырехлетнему сыну Илье, оставался ещё год учёбы в Ташкентском государственном университете.

Младший сын, Дмитрий, внешне похожий на своего отца, пытался на сколько это было возможно, не отставать от моды, малиновые брюки в стиле «бананы», белая финка и свободный, цвета слоновой кости, с какой-то эмблемой на груди, вязанный джемпер, учился в девятом классе.

Елене Марковне, было сорок два года, стройная блондинка, волосы убраны назад в заколку – «черный бант», на ушах большие круглые золотые серьги, платье из серого трикотина, прямого покроя с рукавом «летучая мышь» и с воротничком «стойка», была большой поклонницей певицы Ирины Понаровской, и старалась соответствовать своему кумиру. Работала бухгалтером на Ташкентском заводе сельского машиностроения, или коротко «Ташсельмаш» имени Климента Ефремовича Ворошилова.

Михаил Леонидович, работал на том же заводе, где они собственно и познакомились в своё время, со своей женой Еленой Марковной, и являлся сотрудником отдела Главного механика.

Единственный сын Кирилл, служил в рядах Советской Армии на границе с Афганистаном в городе Кушке.

– Ну всё, садитесь уже за стол, а я папу позову, – командным голосом произнесла Надежда Марковна, ставя на стол вазу с салатом.

– Мальчики, вы что не слышите, выключайте свой телевизор, ну прям как дети малые, – возмутилась Елена Марковна, шедшая следом из кухни за сестрой.

Надежда Марковна осторожно вошла в комнату отца.

Комната, обклеенная потемневшими обоями в мелкий цветочек, с мебелью шестидесятых годов, не высокий шифоньер, большой красный ковер на стене у изголовья кровати, трельяж в углу у окна с полупустым флаконом духов «Красная Москва», серые льняные шторы с красными тюльпанами снизу, прикрывающие старенький тюль, напоминала о маме, всё как при ней.

– Пап, ты спишь? – тихо спросила Надежда Марковна.

Надежда Марковна всегда трепетно относилась к обоим родителям, она одинаково любила и папу, и маму, но с Марком Петровичем были особые отношения, он был для неё лучшей подружкой, а мама, ревнуя, самую малость, называла её «папина дочка». Он каждый вечер после работы заходил к ней в комнату, и она рассказывала ему абсолютно всё, и про девчонок, и про мальчишек. Всегда слушала его советы, считая, что с высоты прожитых лет ему виднее, ведь он папа, и никогда не будет ей желать плохого, только лучшее.

Его девочки, Наденька и Леночка были для Марка Петровича «маленькими принцессками», но перед старшей он всегда чувствовал вину, что его не было рядом, когда она была совсем малышкой, конечно можно было бы сказать, что время такое было, война, но как детдомовец, он понимал на сколько тяжело жить в мире, где нет той заботы и нежности получаемых от родителей.

Но это совсем не принижало любви к младшей дочери, хотя она росла и купалась в любви мамы и папы с самого своего рождения.

Надежда Марковна пошла по стопам мамы и поступила в педагогический, только потому, что, видя, с какой нежностью к ней относится Марк Петрович, она сделала её своим эталоном.

– Нет Наденька. В моём возрасте уже много спать не получается, – улыбнулся Марк Петрович и присел на край кровати ища ногами тапочки.

– Тебе помочь? – спросила Надежда Марковна, наклоняясь к тапочкам.

– Да ты с ума сошла. Я сам, – показывая жестом руки отойти в сторону.

– Ну тогда мы тебя ждём к столу, всё готово, – улыбнулась Надежда Марковна.

– Хорошо, – вставая с кровати произнес Марк Петрович.

Долго ждать не пришлось, буквально через пару минут вышел из комнаты Марк Петрович, и подошёл к стулу, во главе большого прямоугольного стола, стоявшего по средине комнаты, на спинке которого висел его праздничный пиджак с орденскими планками.

По одну сторону стены, стояли два шкафа, из той же серии шестидесятых, один из них был полон книг, в основном художественная литература, в другом красовался хрусталь и в деревянной рамочке фотография Татьяны Семёновны, жены Марка Петровича.

Марк Петрович отодвинул стул и бегло посмотрел на сидящих за столом.

– А где Илья? – спросил он, как бы между прочим, усаживаясь за стол.

Явного предпочтения к кому-то из внуков Марк Петрович никогда не выказывал, но в семье знали, что Илья был его любимчиком. Может потому что все годы, каждое лето мальчик, из душной многоэтажки, переезжал в дом к бабушке и дедушке. «Лисий хвост», так шутя внука, называла Татьяна Семёновна, который целыми днями ходил за дедом. Они дружили, и, если Илья, что-то делал ни так, Марк Петрович обижался по-настоящему. Почему именно Илья занимал большую часть его сердца, Марк Петрович и сам не знал. Может потому, что он инстинктивно воспринимал Илью, как сына, которого у него не было, и сдержанная мужская любовь проявлялась на внуке. Он всегда с ним чувствовал какое-то родство душ и когда Ильи не было рядом Марк Петрович скучал по своему внуку.

– У своей девушки, наверное, застрял, – улыбаясь и несмотря ни на кого ответил Дмитрий.

– Митя, – сделала замечание сыну Надежда Марковна.

– Ну тогда начнем без него, семеро одного не ждут, – сказал Марк Петрович в голосе которого прозвучала нотка сожаления.

В комнате стало суетливо, только Марк Петрович сидел и не подвижно наблюдая за происходящим в комнате.

Надежда Марковна, которая сидела рядом с отцом стала накладывать в его тарелку всего по не многу.

– Так вы говорите, что у вашего Илюши появилась невеста? – улыбаясь спросила Елена Марковна.

– Какая там невеста? Ему год еще учиться, – резко отрезал Сергей Валентинович.

– Ну как, невеста, он нас с ней ещё даже не знакомил, – смягчила разговор Надежда Марковна.

– Пусть сначала выучится, работу найдет, получит общежитие, в очередь на квартиру встанет, а там уж и жениться можно, – вставил Сергей Валентинович.

– Зачем общежитие? – строго спросил Марк Петрович.

Все посмотрели на Сергея Валентиновича, который разливал водку по рюмкам при вопросе Марка Петровича застыл.

– Пусть у меня живут, вон пять комнат пустуют, я тут как приведение в музее, – продолжил Марк Петрович.

– Папа, я давно тебе говорила переезжай к нам, – пытаясь заступиться за мужа сказала Надежда Марковна.

– Я этот дом своими руками построил не за тем, чтоб по вашим квартирам жить, – немного нервничая ответил Марк Петрович.

– А давайте за здоровье именинника выпьем? – Елена Марковна попыталась сменить тему подняв рюмку.

В этот момент в комнату буквально влетел Илья.

– Ну наконец-то – обрадовалась Надежда Марковна и посмотрела на Марка Петровича, который незаметно, уголками рта улыбнулся.

– Ты чего опаздываешь? – спросил строго Сергей Валентинович и сел на стул поставив бутылку на стол.

– Дед, прости, вот за тортом «Птичье молоко» в «Зарафшан» забежал, очередь, не рассчитал, каюсь, больше не повторится, – Илья обнял деда, тот похлопал его по спине в ответ.

– Иди на кухню тор поставь, до него еще далеко, – сказала Надежда Марковна.

Илья отнес торт и сел на свободный стул в конце стола. В комнате опять началось оживление, и все заметили, что Марк Петрович, как будто повеселел.

– Дед, я не понял ты жениться собрался, или это тебе наши родственники столько цветов надарили? – спросил, улыбаясь Илья, кивнув головой в угол комнаты, где на полу стояло ведро с разнообразными букетами цветов, облокоченными о большой комод, на котором возвышался телевизор «Фотон».

– Да с утра сегодня, как к мавзолею, то пионеры со школы, то с военкомата, даже со старой работы пришли и конверт с премией вручили, надо же помнят, – усмехнулся Марк Петрович.

– А вы теть Лена, смотрю Иссык-кульский загар уже смыли? – не унимался Илья.

– Здрасти приехали, конечно, мы же в июне там были, за это время всё что хочешь отмоется. Мы в этом году тоже планируем поехать, вот папу с собой зовём, не соглашается, – Елена Марковна посмотрела на отца.

– Да дорога то шестнадцать часов на автобусе, развалюсь, где ни будь по пути, – усмехнулся Марк Петрович.

– Зато я чебочка там наловил, отменная рыбка, – похвастался Михаил Леонидович.

– Ой, как там ваш пансионат называется? – немного ехидно спросил Сергей Валентинович.

– «Юбилейный», – гордо ответил Михаил Леонидович.

– Ну наш пансионат «Золотые пески», то получше будет, об этом все знают, – облокотившись на спинку стула сказал Сергей Валентинович.

– Бред, Северное побережье, во-первых, холоднее, а во-вторых, утыкано со всех сторон посёлками, как муравейник. Толи Южная сторона, вся девственность природы в первоначальном виде сохранилась, – рассмеялся Михаил.

– Ну вы ещё подеритесь, – вмешалась Надежда Марковна.

– О, мама, это сейчас было опрометчивое предложение, у папы с дядей Мишей разные весовые категории, – заметил Илья, все рассмеялись.

Михаил Леонидович был одногодкой с Сергеем Валентиновичем, поэтому никогда ему не уступал, да и занятия боксом в молодости наложили отпечатки на его коренастую фигуру.

– Как дела у Кирилла? – спросил Марк Петрович у Елены.

– У Кирюши всё хорошо, идёт на поправку? Пусть до мая в госпитале продержат, а там уже дембель или пусть комиссуют, только не обратно. Это надо же два года прослужить и осталось три месяца, и какой-то идиот подстрелил моего мальчика, – Елена Марковна была возбуждена.

– Их душманами, называют, тётя Лена, – вставил Дмитрий.

– А мне без разницы, как они называются. Два года раненных с границы забирал и сюда в Ташкент в военный госпиталь перевозил, а теперь сам в этом госпитале лежит, – Елена Марковна заплакала.

– Ну что, ты дорогая успокойся, всё же обошлось, живого привезли, – Михаил Леонидович обнял жену.

– Ой спасибо, что не груз двести. Да? И кого мне за это поблагодарить? – Елена Марковна не сдерживала эмоций.

Марк Петрович встал и подойдя к Елене Марковне обнял её.

– Прости папа, – Едена Марковна вытирала слёзы носовым платком, который ей дал Михаил Леонидович.

– Никого благодарить не надо, это твоя любовь и твоё материнское сердце берегут его, – сказал Марк Петрович.

– Идём дорогая, надо привести себя в порядок, – Надежда Марковна взяла сестру за руку, и они вдвоём вышли из комнаты.

– Простите Марк Петрович, что так получилась, – Михаил Леонидович извинялся за жену.

– Здесь совершенно не стоит извинятся, она мать и этим всё сказано, – Марк Петрович задумался.

– Дед!… – торжественно произнес Илья, встав из-за стола и подняв рюмку водки.

– Почему ему можно, а мне нельзя? – специально сказал Дмитрий, обращая внимание Сергея Валентиновича на рюмку водки в руках у старшего брата.

– Ты вон лимонад свой пей, «Буратино» кажется? – отрезал Илья попытки младшего брата повлиять на отца и подчёркивая, что он уже взрослый.

– Мальчики… – тихо сделала замечание вошедшая Надежда Марковна.

– Как Леночка? – спросил Марк Петрович.

– Нормально, сейчас выйдет, – успокоила отца Надежда Михайловна.

– Прошу прощения за свои эмоции, – улыбнулась вошедшая Елена Марковна и направилась к отцу.

– Это ты прости меня, дурака старого, – извинился Марк Петрович.

– Всё хорошо, – сказала Елена Марковна и прошла села на своё место возле Михаила Леонидовича.

– Меня тут перебили, но не суть. Хочу всем напомнить, что мы сегодня собрались здесь все вместе, что в последнее время бывает крайне редко, из-за нашего дорогого и всеми любимого деда, Марка Петровича. Знаешь дед, я всю жизнь горжусь, что мне так повезло иметь такого деда. Правда, я всегда и перед пацанами во дворе хвастался. Вон некоторые пионеры, только на девятое мая в школе ветеранов видят, а у нас есть свой, собственный. Живи долго и будь счастлив, не смотря, ни на что, – торжественно произнес Илья и комната заполнилась звоном хрусталя.

– Спасибо Илюшка, – улыбнулся Марк Петрович посмотрел на всех сидящих и поднялся со стула.

– Папа, тебе что ни будь принести? – тут же спросила Надежда Марковна.

– Нет Наденька, просто пришло время, я сейчас, – сказал загадочно Марк Петрович и пошел в свою комнату.

– Что с ним? – спросила Надежда Марковна, ожидая услышать ответ от окружающих.

– Наверное устал, – почти губами ответила Елена Марковна.

В комнате воцарилось молчание.

– А что все замолчали то? Ну устал дед, отдохнёт и выйдет, – прервал молчание Илья.

– Какой-то странный он сегодня? – задумчиво произнесла Надежда Марковна.

– Вот когда тебе будет столько лет сколько ему, посмотрим какая ты будешь, – сказала Елена Марковна, после чего все оживились.

Надежда Марковна только отмахнулась рукой.

– Ну-ка поглотитель лимонада поделись с братом чудным напитком, – сказал Илья, протягивая пустой бокал в сторону брата.

– Перебьёшься, на вот тебе «Ташкентской», для здоровья полезно, – ехидно сказал Дмитрий и поставил перед братом бутылку минеральный воды.

Илья резко выхватил из рук Дмитрия бокал с лимонадом, и выпил одним залпом.

– Мааам, – протянул Дмитрий, собравшийся пожаловаться на брата.

– Да что же это такое, прекратите немедленно, – резко прервала перепалку сыновей Надежда Марковна.

– Вот видишь Мишенька сколько проблем, когда в семье много детей, – положив голову на плечо мужа сказала Елена Марковна.

– Да это разве много? – удивился Михаил Леонидович.

– Пойду проверю как там папа, – сказала Надежда Марковна, вставая со стула, но в этот момент открылась дверь и из спальни вышел Марк Петрович.

В руках он держал небольшой сверток, перевязанный старенькой красной тесьмой.

Марк Петрович остановился в дверях, посмотрел на всех, громко вздохнул и подошел к столу.

– Папа…? – забеспокоилась Надежда Марковна.

– Всё хорошо, – ответил, улыбнувшись Марк Петрович.

– А когда торт есть будем? – вдруг спросил Дмитрий.

– Илюша, иди чайник поставь, – попросила Надежда Марковна, сына.

Илья, дав подзатыльник младшему брату ушёл на кухню.

– Мааам… – пожаловался Дмитрий, потирая рукой голову.

– Ну всё. Можно пять минут спокойно посидеть? – возмутилась Надежда Марковна.

Марк Петрович, убрав свою тарелку в сторону положил сверток на стол и стал медленно развязывать тесемку.

Все затаили дыхание.

Убрав в сторону тесемку, Марк Петрович развернул сверток.

– Что это? Можно? – спросила Надежда Марковна.

Марк Петрович положительно кивнул головой и присел на стул.

Надежда Марковна, осторожно достала из свертка маленькую белую сатиновую рубашечку, украшенную кружевами. По краям подола и рукавов были вышиты разноцветные цветы шелковыми нитками, оно очень напоминала платье для девочки.

– Какая прелесть, это же ручная работа, – осторожно рассматриваю рубашечку сказала Надежда Марковна.

Все сидели молча и только Елена Марковна почему-то улыбалась.

– Лена! Так, у вас все-таки будет малыш? – спросила, улыбаясь Надежда Марковна.

– Ооо, Михаил поздравляю!!! – Сергей Валентинович протянул руку Михаилу Леонидовичу для поздравления.

– Лена??? – в глазах Михаила Леонидовича были только вопросы.

– Да вы что все с ума по сходили, нет, нет и еще раз нет, – стала возмущаться Елена Марковна, отвечая каждому по очереди начиная с мужа.

– А что вы ещё молодые, – попытался вывести на чистую воду Сергей Валентинович.

– Это скорее ваш Илья обрадует, что вы скоро станете бабушкой и дедушкой, – Елена Марковна махнула головой в сторону входящего Ильи.

– Теть Лен, вы что такое говорите, да ещё при родителях? – стал возмущаться Илья.

Надежда Марковна с Сергеем Валентиновичем строго посмотрели на Илью.

– Это моя, – громко сказал Марк Петрович, прервав семейные дознания.

Все удивленно посмотрели на Марка Петровича.

– Это моя, – тише повторил Марк Петрович.

– В смысле? – не удержалась Елена Марковна.

– Я никогда вам не рассказывал, про себя, время было другое, а теперь как бы стало можно, перестройка…– ухмыльнулся Марк Петрович и глубоко вздохнул.

– Ну как это не рассказывал? Мы прекрасно знаем, что ты вырос в детском доме и кто твои родители ты не знаешь, – начала успокаивать Надежда Марковна, взяв за руку отца.

Марк Петрович высвободил свою руку и нежно похлопал по руке дочери.

– Знаю, – многозначительно сказал Марк Петрович, осторожно развернув лист бумаги и протянул Надежде Марковне.

– Что это? – Надежда Марковна осторожно взяла пожелтевший лист бумаги, который казалось сейчас развалится на мелкие кусочки у нее в руках.

– Можно сказать мои метрики, – улыбнулся Марк Петрович.

– Я не понимаю, – Надежда Марковна и правда не понимала.

– Да ты будешь уже читать, или ждешь пока мы все здесь лопнем от любопытства? – возмутилась Елена Марковна.

– «Кулешов Марк Петрович родился пятнадцатого марта одна тысяча девятьсот восемнадцатого года в деревне «Подберезье» Самарской губернии, мама – Надежда Савельевна, десятого февраля одна тысяча девятисотого года рождения, папа – Петр Игнатьевич, родился двадцать седьмого декабря одна тысяча восемьсот девяносто пятого года. Мой дорогой сыночек Маркушечка, мне надо дождаться твоего папу с фронта поэтому ты уезжаешь сейчас один, я не знаю встретимся ли мы снова, но обещай мне стать счастливым. Мама так сильно любит тебя, помни всегда об этом. Написано двадцать четвертого сентября одна тысяча девятьсот двадцатого года», – прочла Надежда Марковна и подняла глаза на отца.

– Дайте мне тоже посмотреть, – протянул руку к записке Дмитрий.

– Осторожно, – Илья перехватил записку из рук матери и в очередной раз дал брату подзатыльник.

– Мааам, – завопил Дмитрий.

– Да вы прекратите сегодня или нет? Иди проверь на кухню может чайник вскипел, – строго сказала Надежда Марковна, посмотрев на Дмитрия: «А ты чего молчишь?» – теперь досталось и Сергею Валентиновичу.

– А что я? Я могу только обоим подзатыльники отвесить, – откинувшись на спинку стула спокойно произнес Сергей Валентинович.

– Ну прямо Макаренко, – рассмеялся Михаил Леонидович.

– Вот всегда так, – пробурчал Дмитрий и шаркая ногами пошел на кухню.

– Папа, что это? Нет. Откуда? – спросила Надежда Марковна.

– Я не мог об этом никому рассказывать, хотя очень хотелось, но время не позволяло, – тихо ответил Марк Петрович.

– А мама знала? – спросила Елена Марковна.

– Конечно, – улыбнулся Марк Петрович.

– Давно? – Елена Марковна пристально посмотрела в глаза отцу.

– С самого начала. Вы же знаете маму, Танюшка, она была такая принципиальная, честная. Как я мог скрывать от нее? – Марк Петрович провел ладонями по лицу.

– Так меня назвали в честь бабушки? – спросила Надежда Марковна.

– Да, – ответил Марк Петрович.

– Прекрасно, – сказала Надежда Марковна, разведя руками.

– Чайник закипел, – услышали все голос Дмитрия из кухни.

– А давайте будем пить чай с Илюшкиным тортом, – предложил Марк Петрович.

– И это всё? Ты ничего больше не хочешь рассказать? – удивилась Елена Марковна, передавая лист бумаги отцу.

– Этот разговор не для застолья, а вот в кресле за чашечкой чая, с удовольствием, – улыбнулся Марк Петрович.

– Илья иди чайник завари и несите торт, а мы здесь на столе немного приберем, – сказала Надежда Марковна.

– Дед, без меня ничего не рассказывай им, – крикнул скрывающийся за дверью Илья.

– Хорошо, – усмехнулся Марк Петрович.

«Заяц».

Ранним утром, двадцать пятого сентября одна тысяча девятьсот двадцатого года, товарный поезд прибыл по расписанию на станцию «Платовка», для разгрузки содержимого вагонов, в одно из самых больших, находящихся на отрезке Оренбургской железной дороги, зернохранилище.

– Савченко, идем поезд принимать, – сказал громко, молодой человек наблюдавший за станцией через окно.

Молодой человек был лет двадцать семи, не высокого роста, но довольно крепким на вид. Поставив стакан чая в железном подстаканнике на стол, и сняв кожаную кепку с гвоздя на стене, посмотрел на полуспящего на скамейке, одетого в солдатскую шинель, обеими руками прижимающего к себе винтовку, мужчину лет пятидесяти.

– Савченко, – почти крикнул молодой человек.

– А? Что? Так точно, – еще не проснувшись, соскочил со скамейки солдат.

– Смотрю я на тебя Савченко и диву даюсь, как ты до своих лет то смог дожить? Пошли, – усмехнулся молодой человек.

– Константин Тимофеевич, ты не серчай то на меня, на минуточку просто отключился, – догоняя, мелким шагом сзади, оправдывался Савченко.

– Где начальника поезда носит? Каждый раз их искать надо, – возмутился Константин Тимофеевич.

– Да вон мужичок идёт. Наверное, он? – показывая рукой в начало поезда радостно сообщил Савченко.

Мужичок, был лет сорока пяти, плотной комплекции, и на начальника поезда совсем не похож, больше походил на заведующего какого ни будь большого продуктового магазина, держал под мышкой потертый кожаный портфель, и всё время снимал кепку, протирая свою лысеющую голову носовым платком.

Когда мужчина подошел и представился Стефаном Арсентьевичем, все вместе, втроём пошли вдоль поезда проверять пломбы на вагонах.

– Так что, Стефан Арсентьевич, говорите без происшествий доехали? – спросил Константин Тимофеевич, мужчину.

– Без происшествий, Слава Богу! – ответил Стефан Арсентьевич и перекрестился.

– Бога нет! – утверждающе заметил Константин Тимофеевич.

Стефан Арсентьевич промолчал, только подумал про себя: «Ага, вчера был, а сегодня уже нет. Интересно куда это он подевался? У всех он есть, только у каждого свой».

– Что это? – спросил Константин Тимофеевич, смотря на последний вагон поезда.

– Вагон вскрыт, Матерь Божья, – испугано произнес Стефан Арсентьевич, снимая фуражку с головы и протирая лоб носовым платком.

– Да что вы со своим Богом то? Савченко быстро дежурного по станции приведи, акт надо составлять, – нервно скомандовал Константин Тимофеевич.

– Слушаюсь, – крикнул Савченко и насколько мог быстро, мелкими шагами, побежал с сторону станции придерживая винтовку.

– А вы говорите без приключений, – пожурил, Константин Тимофеевич, мужчину.

Савченко добежал до комнаты, где должен был сидеть дежурный милиционер, но того там не оказалось. Разведя руки в стороны и резко опустив их, Савченко выбежал на перрон. В конце перрона он заметил фигуру милиционера, опиравшегося локтем о стену, в просвете виднелась фигура девушки.

– Витька, а ну подь сюда, живо, – крикнул Савченко подзывая рукой молодого человека.

Высокий, лет двадцати пяти, милиционер, предварительно извинившись перед девушкой, быстро подошел к Савченко и навис над ним.

– Степаныч, какой я тебе Витька? Я, Виктор Александрович, уполномоченный, …– сквозь зубы выдавливал каждое слово милиционер.

– Хватит лясы точить, там ЧП, в конец поезда беги заждались уже небось тебя. Уполномоченный Виктор Александрович …– скомандовал Савченко, показывая рукой направление.

Виктор Александрович, быстрым шагом пошел по указанному направлению, а Савченко быстро передвигаясь, опять такими же мелкими шажками, старался не отставать.

– Что произошло? – не доходя до группы людей спросил Виктор Александрович.

– Да вот вагон вскрыт, – показал рукой на задвижку двери вагона Константин Тимофеевич.

Добежавший из последних сил Саченко уперся головой об вагон чтобы перевести дух и отдышаться.

– Когда? Кто? – спросил Виктор Александрович, снял фуражку, поправив свои, как смоль, черные волосы, вновь одел её.

– Да чтоб мы так знали, как ты нас об этом спрашиваешь, – ответил иронично Константин Тимофеевич.

– Когда поезд пришел? – спросил Виктор Александрович.

– Сегодня, – ответил Константин Тимофеевич.

– А по точнее, – не унимался Виктор Александрович.

– Сегодня двадцать пятого сентября, по новому летоисчислению, одна тысяча девятьсот двадцатого года, в пять часов двадцать четыре минуты, – словно читая по книге ответил Константин Тимофеевич.

– Там кто-то есть, – тихо произнес Савченко тихо отходя от вагона.

Виктор Александрович подошел к вагону и приставил ухо.

– Все в сторону, – сказал Виктор Александрович, доставая из кобуры револьвер и показывая рукой всем отойти.

Все сделали шаг назад, но прятаться никто не стал.

– Выходи, руки вверх, а то стрелять буду, – громко крикнул Виктор Александрович.

– Витька, а вдруг это просто крысы? – тихо спросил на полном серьёзе Савченко.

– Ага, сами вагон открыли, зашли и сами с обратной стороны закрыли, чтоб не дуло. И какой я тебе Витька, сколько можно говорить? – рассердился Виктор Александрович.

– Да помню я, помню, уполномоченный, Виктор Александрович, – буркнул Савченко и отошел в сторону.

– Выходи по-хорошему, а то стрелять буду, – повторил громко Виктор Александрович.

Из вагона никто не выходил.

Тогда Виктор Александрович, резко толкнул рукой дверь вагона и когда она открылась все были сильно удивлены.

На полу вагона среди мешков с пшеницей сидел малыш, укатанный в большой пуховый платок, из-под которого виднелись кружевные рукава белой рубашки, и теплые шерстяные носки, одетые на маленькие ножки.

Малыш посмотрел на людей, открывших вагон, но не сдвинулся с места и продолжал собирать зерна, рассыпанные на полу и ложить их маленькой ручкой себе в рот.

– Вот тебе и крыса Савченко, – рассмеялся Константин Тимофеевич.

– Так это не крыса, это же во всех отношениях форменный «заяц», – рассмеялся Савченко.

– Ну слава Богу, – произнес Стефан Арсентьевич, протирая платком вспотевший лоб.

– Вот Бог ваш тут, уважаемый товарищ Стефан Арсентьевич, совсем ни причем. Накладная где? Мешки все на месте? Уверены? – строго сказал Константин Тимофеевич.

– Не знаю, – пожав плечами, осторожно ответил Стефан Арсентьевич.

– Так залезайте в вагон, и пересчитывайте мешки, пока мы с этим «зайцем» разбираться будем, и не дай, ваш Бог, хоть одного мешка не будет хватать, – сказал Константин Тимофеевич и посмотрел на малыша.

Стефан Арсентьевич перекрестился и что-то тихо пробормотал себе под нос.

Первым в вагон поднялся Виктор Александрович и подал руку Стефану Арсентьевичу.

– Эй… уполномоченный, ребетёнка то давай сюда, – крикнул Савченко.

– Ты мне покомандуй еще, – возмутился Виктор Александрович.

– Он прав, надо с ним что-то решать и чем быстрее, тем лучше, – поддержал Константин Тимофеевич.

Виктор Александрович взял малыша и протянул его Константину Тимофеевичу.

– Не, не, не. Я этим управлять не умею. Савченко бери безбилетника и идем, надо в Оренбург позвонить, что такой ценный груз сейчас им доставим, – Константин Тимофеевич пошел быстрым шагом.

– А как доставлять то будем, это же не посылка? – Савченко старался не отставать.

– Вот ты и доставишь, – ответил, не поворачиваясь Константин Тимофеевич.

– Что значит я? – Савченко застыл на месте.

Павел продолжал идти, не обращая внимания на вопрос.

– Ты чей будешь то? – спросил Савченко у ребенка.

Малыш, на каком-то понятном только для него языке, что-то пролепетал.

– Понятно с тобой всё, – сказал Савченко малышу, а потом крикнул Константину Тимофеевичу вслед, быстро уходящему вперед: «Константин Тимофеевич!»

– Савченко, догоняй, – не оборачиваясь ответил Константин Тимофеевич.

Пока Савченко тяжело дыша, добрался до единственной скамейки, стоявшей на перроне, Константин Тимофеевич уже звонил по телефону объясняя кому-то о происшествии.

– Маленький, а тяжелый какой, – сажая ребенка и поставив винтовку рядом, сказал Савченко буквально рухнув на скамейку.

– Ты давай, Савченко, не расслабляйся, минут через пятнадцать – двадцать, почтовый пройдет Московский, стоять будет минуту, я договорился, – сказал Константин Тимофеевич, подходя к мужчине.

– И как я с ним, и куда потом там? – Савченко был озабочен.

– Да здесь часа полтора от силы ехать, к начальнику станции подойдешь, там тебя будут ждать, отдашь и назад, – пояснил Константин Тимофеевич.

– А назад как? – не унимался Савченко.

– Ножками, ножками Савченко, – Константин Тимофеевич рассмеялся и зашел назад в помещение.

Савченко задумался, прикидывая сколько времени ему понадобиться на обратный путь.

– Вот свалился же ты на мою голову, – Савченко достал из кармана шинели сахар, завернутый в платок и один кусочек протянул малышу.

Малыш схватил двумя ручками сахар и стал жадно его обсасывать.

– Ты хоть знаешь, как тебя зовут то? – спросил Савченко погладив малыша по голове.

Тот, не отрываясь от приятного занятия покачал положительно головой.

– Ну и как тебя зовут? – спросил Савченко.

– Масусечка, – ответил малыш, и продолжил облизывать сахар.

– Марусечка? – удивился Савченко: «Так ты же вроде как парень?».

– Масусечка, – повторил малыш, строго посмотрев на мужчину.

– Ну ладно, ладно, серьёзный какой. Мне оно то без разницы, это тебе с этим жить, надеюсь мамка твоя знала, когда тебе имя чудное давала, – пожал плечами Савченко.

– Мама? – сказал малыш и начал смотреть по сторонам, его глазки намокли, и нижняя губёшка начала дергаться.

– Ты мне это брось, даже не сей, ну дурак старый, ляпнул не подумав, – Савченко понимал, что сейчас малыш начнёт плакать, ситуацию спас подошедший Константин Тимофеевич.

– Чего расселся, хватай мальца, и за мной, у почтового здесь остановки нет, сейчас тормозить будем, поэтому у тебя одна минута, – крикнул Константин Тимофеевич и побежал вперед по перрону, держа в вытянутой руке красный флажок.

Савченко быстро встал, повесил на плечо винтовку и взял на руки малыша.

– Ту-ту, – показывая пальчиком на приближающийся поезд сказал малыш.

– Ага, сейчас с тобой ту-ту, а потом дядя своими ножками топ-топ, – догоняя Константина Тимофеевича, специально громко говорил Савченко.

– Савченко, вот не стыдно, ты же солдат непобедимой Красной Армии, а жалуешься малышу? – Константин Тимофеевич дошел до края перрона и повернулся лицом к приближающемуся поезду, вытягивая руку с флажком.

– Кто жалуется? Это так мысли в слух…– вздохнул Савченко поравнявшись с Константином Тимофеевичем.

– Да не переживай ты так, попросил я там местное начальство, что бы тебя на поезд посадили, – рассмеялся Константин Тимофеевич.

– А вот за это благодарствую, – Савченко воспрял духом.

Приближавшийся поезд начал резко тормозить, окутав паром стоявших на перроне людей.

– Что случилось? Почему остановились? – спросил мужчина лет сорока в синей форме железнодорожника, из первого вагона, обращаясь к машинисту.

–Так вот же, – машинист показал рукой вниз на белые клубни пара.

– Что ты мне голову морочишь? – в голосе железнодорожника слышалось раздражение.

– Начальник станции «Платовка» Поздняков Константин Тимофеевич, – пар стал рассеиваться, и железнодорожник увидел людей.

– Вы должны знать, что у вас нет полномочий останавливать наш поезд, – строго сказал мужчина спускаясь вниз.

– Знаю, но ситуация не предвиденная, надо вот моего Савченко с вместе с этим мальцом, до Оренбурга подбросить, их там будут ждать, и вот, – Константин Тимофеевич протянул железнодорожнику бумажную ленту телеграфа.

– Хорошо, садитесь только быстро, – сказал железнодорожник, прочитав текст на ленте и поднялся в вагон.

– Ну все Савченко давай, одной ногой туда, другой обратно, – усмехнулся Константин Тимофеевич, похлопав мужчину по плечу.

Савченко забрался в вагон и поезд тронулся. Константин Тимофеевич какое-то время стоял на перроне провожая взглядом, уходящий поезд с чувством удовлетворения, а потом вспомнив о незакрытом вагоне, где сейчас должны были находится Виктор Александрович с Стефаном Арсентьевичем, быстрым шагом направился в конец стоявшего на втором пути поезда.

Записка.

– Товарищ солдат просыпайся, подъезжаем, – сказал железнодорожник, осторожно теребя Савченко за плечо.

– Что уже приехали? – протирая глаза папахой спросил Савченко.

– Подъезжаем, минут через десять будем, – пояснил железнодорожник.

– А сколько стоять будите? – Савченко посмотрел в окно, где уже вечерело.

– Пол часа. А вам то зачем? – удивился железнодорожник.

– Да вот думаю сразу с поезда прыгать или по ступенькам время будет спуститься, – пояснил Савченко.

– Смешно, – улыбнулся железнодорожник и вышел из купе.

– Ну что парень, просыпайся, сейчас я тебя передам и домой, – облегченно вздохнул Савченко взяв на руки малыша.

Малыш начал капризничать из-за нежелания просыпаться.

– А ну ка перестань, ты же будущий красноармеец, а значит негоже тебе слёзы лить, – строго сказал Савченко.

Малыш успокоился секунд на пять, а потом снова заплакал.

Но уже нечего не могло испортить настроение Савченко, его миссия успешно подходила к концу.

После остановки поезда, Савченко с малышом на руках, вместе с железнодорожником направились к начальнику станции.

Многоэтажное здание Оренбургского вокзала немного напугало Савченко, «как бы не заблудиться?», подумал он и буквально наступая на пятки начальника поезда, шёл за ним следом.

Добравшись до кабинета начальника станции города Оренбурга, мужчины остановились. Из-за двери было слышно, как там о чем-то громко спорят.

Железнодорожник постучал в дверь и вошел первым, за ним Савченко, присутствующие резко перестали спорить и одновременно посмотрели на вошедших.

– Здравствуйте, разрешите? – спросил железнодорожник.

– О, Московский? – спросил мужчина лет сорока восьми, среднего телосложения, практически весь седой, сидевший за столом в гимнастерке на груди которого сиял Орден Красного Знамени, сзади на стене, по центру комнаты висел портрет Владимира Ильича Ленина.

– Начальник почтового поезда Москва – Ташкент, Вдовин Осип Федорович, – ответил железнодорожник.

– Начальник станции Денисов Роман Харитонович, – мужчина встал из-за стола прихрамывая на одну ногу и поприветствовал вошедших рукопожатием.

У окна стояла полноватая молодая женщина лет тридцати шести, с короткой стрижкой. Красная косынка на голове, завязанная назад, сливалась с ее рыжими волосами. По верх белой ситцевой блузки, застегнутой на все пуговицы надет коричневый, немного потертый, кожаный пиджак. Черная прямая длинная юбка, до щиколоток, из плотной ткани, касалась своим краем ремешков коричневых туфель на небольшом квадратном каблуке.

– Ну что, Анна Антоновна, будите принимать малыша? – спросил, словно повторяя свой вопрос Роман Харитонович.

– Товарищ Денисов, ну сколько можно? Не могу я, у меня мест нет. Своих девать некуда. Да еще день через день отовсюду «бывших» везут, сами знаете. Пусть уже в Ташкент едут, раз сопровождение есть, – Анна Антоновна отвернулась к окну.

– Я что-то сейчас не очень понял, люди добрые. Мальца забирать будите или как? – поинтересовался настороженно Савченко.

– Или как, солдатик, – усмехнулся худощавый молодой человек в форме милиционера, который всё это время сидел в углу комнаты за другим столом молча.

– И куда извольте поинтересоваться, мне его тепереча девать? – начиная нервничать спросил Савченко.

– Вот, на почтовом его до Ташкента и довезете, – сказала Ольга Анатольевна.

– Что значит довезёте? Мне про то ничего сказано не было. Я не могу, Константин Тимофеевич серчать будут, – Савченко стал отходить спиной к двери.

– Кто такой Константин Тимофеевич? – спросил Роман Харитонович у начальника поезда Осипа Федоровича.

– Начальник «Платовской» станции, – пояснил Осип Федорович.

– Вот вам малец и делайте с ним что хотите, – Савченко посадил малыша на стол начальника станции.

– Да погоди ты, – к Савченко подскочил милиционер и попытался удержать его за плечи.

– Ты что меня как гимназистку то щупаешь? – Савченко сделал ещё шаг назад освобождаясь от рук милиционера.

– Любезнейший, не знаю вашего имени отчества, – Роман Харитонович подошел к Савченко, отодвинув рукой милиционера.

– Степан я, отца Ермолаем звали, – с чувством достоинства ответил Савченко.

– Дорогой вы наш Степан Ермолаевич, мы все попали в очень затруднительную ситуацию и помочь нам всем, можете только вы, – Роман Харитонович обнял Савченко по-дружески за плечо.

– Правда, солдатик милый, выручай, – нежным голосом произнесла Ольга Анатольевна.

– Что значит выручай? У меня там ответственный пост без охраны остался, а я по вашей милости должон сейчас в самоволку? – Савченко был сердит.

Малыш сидящий неподвижно на столе, испугавшись криков взрослых, начал плакать.

– Ольга Анатольевна, но хоть вы столбом не стойте, успокойте ребёнка. Это, я надеюсь вы можете? – Роман Харитонович понимал, что ситуация выходит из-под контроля.

Ольга Анатольевна взяла на руки малыша от чего он начал плакать еще сильнее и тянуть свои маленькие ручки к Савченко.

– Степан Ермолаевич, ну, где ваша революционная сознательность? – спокойным голосом произнес Роман Харитонович.

– Эх хлопец, ну что ты со мной делаешь? – Савченко забрал у Ольги Анатольевны ребенка и тот начал потихоньку успокаиваться.

– Ну видишь. Кто если не ты? – Роман Харитонович заглянул Савченко в глаза.

– А как же Константин Тимофеевич? – Савченко переживал.

– Сейчас товарищ милиционер, пойдет к нашей Катеньке, и отправит телеграмму вашему Константину Тимофеевичу, – Роман Харитонович строго посмотрел на милиционера.

– А как же я назад то доберусь? Путь то, не ближний, – спросил Савченко поправив малыша на руках.

– За это вообще не переживайте, дорогой вы наш Степан Ермолаевич, мы всё решим. Вас там и встретят, и обратно отправят. Ну выручай, – все в ожидании затаили дыхание.

В этот момент открылась дверь кабинета и на пороге появился юноша лет семнадцати.

– Роман Харитонович, Московский почтовый погрузили, можно отправлять, – сказал парень и закрыл за собой дверь.

Все направили свои взгляды с надеждой на Савченко.

– Навязался ты на мою голову. Ну что с тобой делать то? Поедем ту-ту? – Савченко достал кусочек сахара и дал малышу.

– Ту-ту, – радостно воскликнул малыш.

– Товарищ Вдовин, забирайте своих пассажиров и вперед, – облегченно произнес Роман Харитонович выпроваживая всех из своего кабинета.

На улице уже совсем стемнело и только редкие фонари освещали перрон тусклым желтым светом.

Осип Федорович и Савченко с малышом, как только поднялись в вагон, поезд тут-же тронулся.

– Ну что, как тебя там? Масусечка, кипяточка бы? – вопрос Савченко больше был адресован Осипу Федоровичу, чем к малышу.

– Сейчас чайку попьем, – похлопал по плечу Савченко Осип Федорович и зашел в соседнее купе.

– Как хорошо, видишь, дядя нам сейчас чай принесет, – Савченко, посадил малыша на полку, винтовку и шинель повесил на крючок.

За окном раздался протяжный гудок поезда.

– Ту-ту, – малыш радостно показывал пальчиком в окно.

– Да нам с тобой еще дня два ехать, надо платок с тебя снять, а то вон красный какой стал, как помидор, – Савченко улыбнулся и стал развязывать платок.

– Вот и чай горяченький, – зашел Осип Федорович с двумя стаканами чая в металлических подстаканниках.

– Сейчас чайку попьем и спать, – Савченко пододвинул к стене малыша чтобы ему было поудобнее сидеть встряхнул платок и подложил ему его под спину.

–У вас записка упала, – сказал Осип Федорович, показывая на листок тетрадной бумаги сложенного в четверо.

– Это не моё, я-то ни писать, ни читать не умею, – насторожился Савченко и протянул записку Осипу Федоровичу.

– Не удобно как-то. А если не прочтем, вдруг что-то важное? – как будто сам с собой договаривался Осип Федорович.

– Ваша правда, читайте, – Савченко не терпелось узнать, что же там написано.

– Это его, – показывая головой на малыша сказал Осип Федорович.

– Так что там написано, не томите уже, – немного нервничая сказал Савченко.

Осип Федорович прочитал всю записку и в купе на короткое время воцарилось молчание.

– Так ты просто Маркушечка? Марк значит, – первым заговорил Савченко.

– Масусечка, – повторил малыш.

– Так что же там такого случилось то у вас, что тебя от сердца оторвали и непонятно куда отправили? – задумчиво произнес Савченко боясь повторить ошибку, не сказав слово «мама», погладив малыша по голове.

– Я думаю лучше нам этого не знать, – Осип Федорович оборвал мысли Савченко.

– Дааа, – протянул Савченко и громко хлебнул горячего чая.

Спустя два дня, в полдень поезд прибыл в Ташкент.

Ташкент, бывший более пятидесяти лет главным городом Сырдарьинской области и всего Туркестанского генерал-губернаторства, теперь с одна тысяча девятьсот восемнадцатого года, стал столицей Туркменской Автономной Советской Социалистической Республики.

Каждого приезжающего встречала однокупольная церковь с колокольней «Благовещения Пресвятой Богородицы», построенная на средства работников железной дороги, в народе её еще называли «Привокзальной». Солнечные зайчики весь день без устали прыгали по её золочённым куполам зачаровывая приезжающих. Для отъезжающих, церковь, благословляла каждого в добрый путь.

Здание вокзала Ташкента сильно отличалось от вокзала в городе Оренбурге, оно было одноэтажное, но не чем не уступало своим Туркестанским модерном.

На улице ярко светило солнце прогревая воздух до тридцати градусов тепла. Складывалось впечатление, что осень просто забыла про этот город, где всё еще тихонько царствовало лето.

Савченко обрадовал тот факт, что всё то, что обещал начальник станции Оренбурга Денисов Роман Харитонович, было исполнено, только по неизвестной причине немного опаздывала девушка из детского приюта.

Степан Ермолаевич сидел у окна на стуле в кабинете начальника станции, малыш стоя на его коленках тыкал пальчиком в окно и что-то лепетал каждый раз смотря на Савченко, понял ли тот его.

–Аха, – только и отвечал Савченко совсем не понимая что хочет сказать ему ребенок.

– И вы понимаете, его? – спросил подошедший начальник станции посмотрев в окно.

Начальник станции был плотного телосложения, лет около шестидесяти, в белой форме железнодорожника без знаков различия, только фуражка в его руках, за спиной, обозначала его статус бросаясь в глаза красным цветом.

– Не единого слова, он скоро поймёт, что его дурят и начнет реветь как девка. Да? – спросил Савченко.

–Дя, – ответил малыш.

–Что-то опаздывает представитель из приюта, здесь рукой то подать…, – мужчина достал карманные часы и посмотрел на время.

– Здравствуйте, – в кабинет впорхнула, словно бабочка, девушка, на вид ей было лет двадцать пять, короткие каштановые волосы прикрывала белая вязанная шапочка «клош» с незатейливыми цветочками с боку. Льняное, бледно голубое платье, свободного кроя с заниженной талией, которое было украшено тонкими кружевами на воротнике, рукавах и подоле. На ногах были одеты черные туфли с ремешком.

– Можно? – спросила девушка.

– Вы… – мужчина развернулся на сто восемьдесят градусов закрывая своей фигурой Савченко с малышом.

– Устелемова Любовь Михайловна, с детского приюта, – опередила вопрос девушка.

– Ну что же вы, Любовь Михайловна, голубушка опаздываете? Вам то здесь остановки четыре от Пушкинской доехать…– спокойным тоном пожурил мужчина.

– Извините, трамвай сломался, – оправдывалась Любовь Михайловна.

Савченко, сидя на стуле вытягивал шею пытаясь увидеть с кем разговаривает мужчина.

– Ну, где наш малыш? – спросила Любовь Михайловна.

Мужчина отошел в сторону, и Любовь Михайловна наконец увидела Савченко с малышом.

– Мама, – вдруг произнес малыш и протянул ручки в сторону девушки.

– Да, это теперь будет твоя мама, – немного с грустью сказал Савченко.

– Наверно я похожа на его маму, – Любовь Михайловна, как будто извинялась за сходство.

После того как Савченко передал малыша в руки девушки быстро рассказав, как тот попал к нему и передал записку с просьбой сохранить её для него, Любовь Михайловна забрала Марка и отправилась с ним в Дом малютки.

Савченко стало немного грустно и одновременно хотелось посмотреть город, но надо было возвращаться домой.