Страж Мёртвых
1933 год. США.
«И обратился и сошёл Моисей с горы; в руке его были две скрижали откровения, на которых написано было с обеих сторон: и на той и на другой стороне написано было;
Скрижали были дело Божие, и письмена, начертанные на скрижалях, были письмена Божии.
И услышал Иисус голос народа шумящего и сказал Моисею: военный крик в стане.
Но Моисей сказал: это не крик побеждающих и не вопль поражаемых; я слышу голос поющих.
Когда же он приблизился к стану и увидел тельца и пляски, тогда он воспламенился гневом и бросил из рук своих скрижали и разбил их под горою;
Исход 32 глава – Библия».
И доводилось мне читать легенды, что кто-то из народа Моисея, после того как он разбил Скрижали, потратил немало своего бесценного времени. Дабы собрать осколки сих скрижалей.
И как гласят легенды – когда последний кусок был найден – то осколки Скрижалей превратились в странные камни, подобные кускам стекла… И в камнях этих заключалась странная сила, непонятная людям…
Так люди нашли – шамиры. Удивительные камни, в которые превратились отвергнутые Моисеем Скрижали. И были эти шамиры странными камнями. Поскольку они появились из Скрижалей, которые создавали руки самого Бога.
Вдумайтесь – те самые руки что создавали наш мир, что замешивали глину для сотворения Адама, что вдохнули жизнь во всё – эти руки создали Скрижали, от которых отрёкся Моисей… И что удивительного в том, что камни, в которые превратились куски Скрижалей, тоже таили в себе немыслимую силу…».
Отрывок из письма 1676 года, хранящегося в секретных архивах Ватикана. Автор письма не установлен, так как письмо сильно пострадало от времени.
Утро выдалось на редкость солнечным, и очень приятным – тёплый, несильный ветер разогнал морской туман на Пристанях, и полностью выдул из портовых трущоб жуткую вонь нечистот и гниющей рыбы. Это утро было совершенно несочетающимся с тем мрачным обстоятельством, что вынудило детектива Крокера прибыть в Пристани…
Как назло, машина была в гараже, и вызов пришёл в момент смены колеса на ней. Посему пришлось хватать первое попавшееся такси и мчать в Пристани на нём.
Около громадного, грязного ангара уже суетилось несколько полицейских в форме и детективов (под данным термином надо понимать – полицейский в штатском. Примечание автора), что отгоняли от старого, покрытого пятнами ржавчины и кое-как наспех приваренными листами металла, ангара любопытствующих и ругались друг с другом. Судя по всему, тут произошло что-то жуткое и мрачное. Расплачиваясь с таксистом, Крокер обратил внимание, что у старого ангара суетилось очень уж много полиции – слишком много для пустяковой кражи или мелкой поножовщины. Что бы тут не случилось, это было весьма серьёзно.
И, как убедился Крокер, это было совершенно так.
– Крокер Говард? – проговорил вышедший из ангара немного бледный, но всё же держащийся крепышом, молодой мужчина, в сером, истрёпанном временем и невзгодами костюмчике. На его ремне висела толстая бляха детектива.
– Он самый, детектив из отдела по расследованию убийств. Что тут произошло?
– Да как я думаю, опять гангстеры что-то не поделили, – детектив покачал головой и стянул перчатки. – Просто жуть какая-то. И что характерно, никто тут ничего не слышал. С кем не поговорю – они все говорят, мол, не слыхивал ничего. Но то, что там гангстеры друг друга положили – это точно – там одного оружия столько, что немецкую атаку хватит отбить.
Крокер печально усмехнулся и осмотрелся по сторонам, прикрыв глаза, а потом сделал вдох и «посмотрел»…
Темнота в его плотно закрытых глазах привычно рассеялась, обрисовав строения Пристани, в виде призрачных силуэтов зданий, в которых тускло, сияли пульсирующие сферы света. Крокер «прислушался» и уловил в пульсации сияющих сфер спокойное и тусклое удивление и интерес. Окружающий его мир, который он пронзал своим удивительным зрением, был очень тих, спокоен и умиротворён.
– Крокер, что с вами?
Крокер повернул голову, всматриваясь в пульсирующую сферу света перед собой, а затем сделал глубокий вдох и «отпустил» своё внутренний взор. И открыл глаза.
– Всё в порядке? – поинтересовался детектив, с любопытством посматривая на Крокера.
– Лучше быть не может. Я так понимаю – ты Элдридж Буффало (Буффало – Бизон. Примечание автора)? Меня предупреждали о твоём прибытии ещё вчера, но я не думал, что ты вот так рано прибудешь и сразу в работу включишься.
– Так как говорил мой придурок-папенька – «чем раньше тесто замесишь, тем быстрее пироги напечёшь». Я приехал вчера вечером, и сегодня утром пошёл оформляться. А тут дежурный сообщил об этом… побоище. Ну, я и решил месить тесто, пока оно не слиняло.
– Ого. Твой папенька что, был пекарем?
– Да какой пекарь… – Элридж скривился и махнул рукой. – Может об этом попозже поговорим? Там нас трупы ждут.
Крокер криво усмехнулся, вспомнив, как он и его товарищи случайно попали в окопы на линии фронта, которые немцы обстреляли газом. Там действительно сидели и ждали мертвецы… Причём сидели в прямом смысле слова – газ сразил их утром – многие солдаты успели сесть за свои импровизированные столы, за ними же умерли. Так и остались сидеть… Сидеть и ждать.
…Пристани были самым мрачным и жутковатым местом города. Как и многие районы Сент-Шилдс Пристани начинали свою жизнь оживлённым портом Атлантического Океана, где ежедневно разгружались десятки кораблей, что привозили товары со всего мира. Возили так же и рабов, причём не только негров, но и «белую рвань» из Европы. (Издевательское прозвище белых мигрантов в США времён Сухого Закона и Великой Депрессии. Примечание автора)
В Пристанях оседали списавшиеся на берег моряки, пираты и прочие мрачные личности, а затем появились бордели, игорные дома и прочие мелочи цивилизации, окружающие подобные заведения.
В годы Гражданской Войны тут кипела активная жизнь – именно через Сент-Шилдс шли торговые караваны на мятежный Юг из Европы. После Гражданской Войны Сент-Шилдс оставался цветущим и кипящим жизнью городом. Но ещё до самой Гражданской Войны Пристани стали превращаться в очень опасный участок города – в городских районах, что вырастали вокруг Пристани, всё чаще и чаще селились достаточно малообеспеченные жители – освободившиеся, но не нашедшие своего места рабы, убежавшие от Великого Голода ирландцы, а также великое множество китайцев и японцев.
Во время Гражданской Войны количество нелегальных гражданских увеличилось в разы, пока не превратилось в какой-то своего рода дикий народ, что жил по своим законам, и уважал только свирепую и безжалостную силу…
Всё это превращало Пристани в очень неприятное место, с которым никто не хотел, особо, иметь дело. Однако всё стало хуже, когда началась Великая Депрессия – чудовищное явление, равного которому не было больше ста с лишним лет, с момента введения англичанами своих Налоговых Законов, что привели к Войне за Независимость. Уровень преступности тут рос с каждым днём, а полиция не всегда успевала справляться с этим.
Там где не хватало сил полицейским, появлялись свои, особые силы, мрачные и жутковатые…
…Ворота в склад были просто захлопнуты, не заперты на замок. Сам склад был обычным помещением для хранения всяких грузов, разгружаемых с кораблей Доков. Правда, сейчас он выглядел скорее как бойня. Всё было забрызгано кровью. Везде были лужи этой самой крови… И трупы.
Первые два трупа валялись у самых ворот. Это были тела двух здоровенных парней, с грубоватыми лицами коренных обитателей деревни, которые облачились в дорогие костюмы, от видных портных города.
– Таки и Скорпена, – проговорил Крокер, указывая на убитых. – Не так давно прибыли к нам из Италии, уже успели засветиться как пара «вышибал» – собирали долги у тех, кто взял в долг и не торопился возвращать. А костюмчики то у них новые. Марк-Портной шил. Даже разносить не успели.
Повернув голову, Крокер присмотрелся к медику и убедился, что его глаза не обманули хозяина. Медик оказалась невысокой, стройной женщиной, лет тридцати семи, с громадной косой, которую она обмотала вокруг головы на самый что ни на есть простецкий манер. Сидя на корточках у жутко выглядевшего трупа, женщина неспешно ковырялась в его внутренностях, что-то там выискивая.
– Это кто такая? – удивился Крокер, потирая пальцы правой руки, которые опять стали неметь.
– Это новенькая. Василиса Кубанова. Ты просил врача? Вот тебе врач, – проговорил Элридж.
– Э, я просил человека, а не женщину.
– А тебе не всё равно кто? У нас и так народа нету. Бери, кого выделили.
– По имени она русская?
– Да-да, – громко сказала Василиса, вставая с пола и отряхивая юбку. – Я из России. Пока тут у вас подрабатываю. А вы и есть тот самый Всевидящий?
– Он самый и есть. Но так меня зовут только необразованные бандиты и воры. А простые граждане меня знают как Крокера.
Василиса протянула руку Крокеру и тот, забывшись, пожал её, отметив, какие крепкие и сильные у женщины пальцы.
– В общем, этому трупу разорвали живот чем-то на редкость острым и длинным – выпущены и разрезаны все внутренности и перерублен позвоночник. Собственно тело держится за счёт куска кожи. Сроду такого не видела, хотя я повидала многое, уж поверьте мне, – доложила она.
– Хм… – Крокер прикусил палец и посмотрел на немного позеленевшего Элдриджа. – А ведь Таки и Скорпена убиты каким-то холодным оружием?
– Там фигурировало что-то вроде дубины. Но с шипами.
– Ага… Бритый Джо… – понимающе кивнул Крокер и, увидев удивлённые лица Василисы и Элдриджа, объяснил: – Это правая рука самого Цверга – нашего «хозяина ночи» – главы бандитской организации. Бритый Джо ему служит…Амбал и громила, бывший вышибала долгов. Жуткий тип, как похмелье, после Дня Всех Святых. Его здешний народ зовёт Бритый Джо, поскольку своего имени настоящего он не помнит. Полное чудовище и урод. Обожает убивать голыми руками… ну не совсем голыми, он наматывает на пальцы цепи из свинца и таскает с собой «окопную секиру».
– «Окопная секира»? Это не то ли оружие, что использовали штурмовики Италии в Вели-кой Войне? (Название Первой Мировой Войны, вплоть до Второй Мировой Войны. Примечание автора).
– Оно самое – там такой кусок заточенного металла привязанный к палке. Бритый Джо, да будет вам известно, миледи, воевал и отбил этот трофей на Великой Войне – убил двух немецких «штурмовиков», что прорвались к нему в окопы, и взял оружие одного из убитых себе как трофей… – Крокер показал на трупы Таки и Скорпены. – Этих двоих он убил кулаком. А вон того – «окопной секирой». Умеет, гнида, убивать. Ему это нравится, я совершенно уверен.
– Погодите – но судя по количеству крови, там ещё кого-то убили – у убитого в руке было вот это…
Элридж показал на лежащий на столе, накрытом брезентом, жутковатый боевой «арте-факт» – охотничье двуствольное ружьё со спиленными стволами.
– «Лупара», – проговорил Крокер, поморщившись. – Жуткая дрянь. При выстреле в упор человека напополам разрывает. Если в живот стрелять.
– Обрез. Так его у нас в России зовут, – проворчала Василиса. – Судя по следам крови – этот перерубленный тип успел кого-то убить. Но трупа нет.
– Люди Цверга всегда уносят своих убитых и раненных. Убитых хоронят, а раненных лечат.
– Крокер! – из тёмного угла склада, где бурила наиболее активная возня, величаво вышел Джинс Кидд, начальник полиции Сент-Шилдс.
Кидд был очень широкоплечим и рослым мужчиной, высокого роста. Однако из-за его привычки ходить, чуть склонившись, он казался гораздо ниже, чем обычно.
У Кидда было широкое лицо, с не менее широким ртом и он, до слёз, напоминал Мистера Жаббса из книги «Ветер в ивах». Однако его странная внешность, не мешала ему пользоваться определённой популярностью у слабого пола, отчего он пару раз попадал в неприятные истории – из одной такой его с трудом вытащил Крокер.
– Это какая-то бойня! Восемь трупов! Парни из банды Дона Пастуха, между прочим.
– Это дело рук Цверга, – проворчал Крокер. – Тут троих, как минимум, Бритый Джо завалил. А ты знаешь, что он у Цверга – правая рука.
– Тьфу ты! И знаешь, из-за чего они столько народу убили? Из-за Библий!
– Библий?
– Вон груз – книги из Европы. Библии, Евангелия, молитвенники… несколько ящиков вскрыто и содержимое выброшено. Мы тоже проверили все остальные ящики и что б ты думал? Там одни Библии. Из-за этого Цверг восемь человек убил?
Крокер прикрыл глаза и осмотрелся.
Василиса предстала перед ним сферой светящегося света, пронизанной багровыми, пульсирующими нитями. Причём, что интересно – больше всего нитей было снизу её световой сферы. Крокер встречал такое у людей, получивших ранение в живот и выживших.
Элридж был совершенно чист и не имел никаких странностей – как и обычный здоровый человек.
Однако было кое-что необычное – в отличие от Василисы, Элдридж еле-еле сдерживал свой страх. Он боялся, до дрожи в коленях боялся. Сразу было видно, что это жутковатое массовое убийство ему явно в новинку. А вот Василиса была тверда и спокойна как камень. Видимо видывала и не такое….
От сферы Кидда веяло отвращением и плохо сдерживаемой яростью. А вот от кучи ящиков исходил странный, тёмно-синий свет, который Крокер встречал только на минных полях и на местах, где были или капканы или опасные участки – например, трясина или прогнившие половицы.
– Ну? Что увидел, Всевидящий? – поворчал Кидд, что уже давно был в курсе способностей своего подчинённого.
– Книги… они странные. Что-то в них не то.
– Ещё бы, ради них восемь человек ухлопали.
– А чего же тогда не забрали? Нам оставили… – Крокер переступил через лужу крови и побрёл к ящикам.
Элдридж, брёл за ним, как привязанный.
Остановившись у ящика, Крокер достал первую попавшуюся книгу и неторопливо пролистал её.
Книга была как книга – дешёвый переплёт из картона, пожелтевшие страницы и немного расплывшиеся буквы. Никаких тайных закладок или тайников. Ничего. Такие книги часто раздавали священнослужители во время выдачи бесплатной пищи, безработным. Однако…
– Нужно бы отправить их на исследование, – проворчал Крокер, пытаясь понять, для чего люди Цверга убили столько народу и при этом не забрали сами книги.
– Крокер, ты-ж меня прям без ножа режешь… – вздохнул Кидд.
– Ага, вот прям «зубом ем», – согласился Крокер и покаянно опустил голову.
– Тебе не вредно, меня-то «зубом есть»? От меня у тебя изжога будет, – попенял ему Кидд, махая рукой паре полицейских, что ходили по складу.
– Ну… ничего, пережую как-нибудь, – виновато развёл руками Крокер.
– Ох. Не ожидал от тебя такой чёрствости-и-и-и-и…
В этот миг все услышали оглушительный, визгливый вопль ужаса и страха, что шёл с улицы.
Василиса и Кидд резко отскочили за ящики с Библиями, а Элридж коршуном прыгнул вперёд, прикрыв собой Крокера.
– С дороги! – Крокер выскочил из склада и завертел головой по сторонам.
Визг прекратился – видимо кричащему нужно было набрать воздуха в грудь, но Крокер успел понять, откуда кричат – крик шёл из большого жилого дома, переделанного в «гостевой» – так называли дома с комнатами, которые могли себе позволить снять всякие не шибко богатые постояльцы.
Из окна на пятом этаже высунулась полная женщина, которая замахала руками и снова издала чудовищной силы визг. Крокер даже не нужно было приглядывается – он уже успел навидаться смертельно испуганных людей и мог отличить их безо всякого всевиденья.
Оттолкнув от двери стоявшего и курящего зеваку, Крокер ворвался на лестничную площадку, и посмотрел наверх.
Сверху свесилась через перила полноватая женщина, которая увидев Крокера, отчаянно замахала руками.
– Иди сюда, посмотрите, что тут творится!!! Аа-а-а-а-а!!!
Элдридж приплющил Крокера к стене и, выдернув из-за кобуры револьвер, стремительно запрыгал по ступенькам вверх, к крику.
Крики раздавались с предпоследнего этажа. Кричала невысокая, полноватая женщина, стоящая у перевёрнутого ведра с водой и у открытой двери в один из «нумеров». Крокер оттолкнул Элдриджа и влетел в комнату.
И застыл, увидев то, что там было.
В роскошном кресле у окна сидел совершенно белый человек, выглядевший так, словно его высушили горячим воздухом. Кожа обтянула лицо, и приобрела беловатый цвет. Глаза вылезли из орбит, а губы настолько ссохлись, что обнажили крупные желтоватые зубы.
Его одеждой был только большой женский халат, да ещё и расстёгнутый, не скрывавший его тела.
На руках человека сверкали драгоценные камни – браслеты, несколько колец, а с одного пальца Крокеру алчно подмигнул огромный рубин, впрочем, тут же погаснувший.
Довершал этот дикарский наряд огромный кулон.
Крокер прищурил глаза и тут же понял, что перед ним труп – причём человек умер буквально пару минут назад – его «сфера» медленно гасла, словно тусклая лампочка.
У ног этого трупа лежала совершенно обнажённая девушка, с длиннейшими волосами, что была прикована к креслу длинными наручниками, кольцо которых успело хорошо разодрать ей запястье – видимо бедняга билась, пытаясь вырваться из хватки «стальных приятелей» (прозвище наручных кандалов в США во время Великой Депрессии. Примечание автора). Девушка валялась на грязном ковре совершенно недвижимо – её «сфера» светилась совершенно ровной, безразличной пульсацией серого цвета. Крокер видел такую у раненных, кои впадали в глубочайшее беспамятство, а так-же у больных, что получали большую дозу снотворного.
– Что тут творится? – ужаснулся Элридж, водя по сторонам стволом пистолета. – Не, что это?
– Тихо ты, – фыркнул Крокер и посмотрел на кричащую женщину так, что та сразу же примолкла. – Не шуми.
Затем Крокер присел перед обнажённой девушкой, что по-прежнему лежала на полу, и даже не пыталась пошевелиться. Её глаза были совершенно пусты и смотрели не на Крокера, а куда-то сквозь него. Её глаза, полное впечатление, не видели Крокера. Или смотрели через него.
– У неё шок, – проговорил Крокер. – Помогите отцепить её от этого кресла.
– Минутку, – Элдридж отстранил Крокера и жестом фокусника вытряхнул из рукава какой-то странный предмет, похожий на ёршик.
Что-то звякнуло и наручники на руке девушки раскрылись, однако та даже не обратила на это внимания, по-прежнему глядя сквозь Элдриджа и Крокера пустым, отстранённым взглядом.
Сделав вдох, Крокер прикрыл глаза.
Сфера сидящего в кресле человека потихоньку истаивала и превращалась в «пар» – человек умер, тут не было сомнений. А вот сидящая рядом с ним девушка просто излучала дикую, невероятную ауру спокойствия. Она была настолько спокойна, что Крокера аж, на миг, захлестнула зависть – ему такого было добиться невозможно. Однако справившись с этой завистью, Крокер ощутил стыд – девушка пребывала в глубочайшем шоке, который фактически запер её в глубинах разума.
– Что это? Крокер. Что тут происходит? – Элдридж крутанул револьвер в руках, и ловко закинул его, не глядя, в кобуру.
– Сам не знаю, – Крокер сделал глубокий вдох и, прикрыв глаза, осмотрелся.
Однако ничего необычного не увидел – комната была безо всяких сюрпризов или тайников.
– Кто хозяин этой комнаты?
– Ну, знаете, раз вы спрашиваете, то таки придётся признать, что это я. По крайней мере до вашего вопроса – была ей, – кричащая минуту назад женщина вышла вперёд.
Крокер присмотрелся к ней – сильно перепуганная женщина, однако держащаяся вполне даже нормально, с хищным, свирепым взглядом и решимостью в глазах.
– Меня зовут Сара и я, как бы считаюсь тут главной. Эти вот типусы – они снимали у меня здесь комнату. Уже две недели как. И вот сегодня я пришла проверить их комнату, на предмет мойки-чистки. И нашла тут такое жуткое зрелище. И что мне прикажете делать?
– Вызвать полицию, – буркнул Элридж.
– Таки я вас и позвала! – расцвела женщина.
– А по телефону не могли? – прищурился Крокер, осматривая высыпавших из комнат жильцов, через которых, решительно, проталкивались полицейские.
– Могла, но вот так, голосом – оно вышло быстрее, – пожала плечами Сара.
– Кто это? – Крокер указал на покойного.
– Да так, муж и жена, ну вроде бы, что снимали тут у меня комнату, на двоих. Платили хорошо, как бы и жаловаться на них было грех.
– Никому не входить! – расшвыряв, иного слова не придумать, толпу, к Крокеру подбежал Кидд, и, остановившись, упёр руки в колени и хрипло перевёл дух. – Уф! Думал, сдохну! Что тут творится?
– Труп нашли, – кратко ответил Крокер и впустил начальство прямо в комнату.
Кидд, увидев то, что творилось в комнате, выпучил глаза так, что стал похож на жабу, за-лезшую в полицейскую форму. Затем он покачал головой и проворчал:
– Ну, Крокер, не ожидал от тебя!
– А его от меня-то?! – опешил Крокер. – Я что ли этот труп сделал?
– Не. Ты его – нашёл!
***
Феномен Всевидящего – странная история. Представьте себе человека, что пережил тяжелейшую черепную травму, но не только не помер от неё, но даже вполне поправился и приобрёл странный дар (как у супергероя из комиксов) – в общем Всевидящий – детектив Крокер, умел видеть через стены. Да-да, вот так – просто закрывал глаза и спокойно так проникал взглядом через стены, пол, потолок и пол – через любой материал, кроме свинца. Свинец его удивительное зрение не могло «пронзить»… Вот так. Так же Крокер хорошо видел, говорят ли ему правду, или лгут. Он способен был, просто глянув на человека (причём с закрытыми глазами) определить – врёт тот ему, говорит правду и вообще – что он о нём думает…
Странный тип был – в нашем городе его боялись – из-за его таинственного дара. А он этим пользовался – никого так наши бандитские рожи не боялись и не опасались как этого типа в широкополой шляпе, чёрном плаще и повязке на глазах.
И я так скажу вам, парни – Крокер был умным человеком. Он знал, что его боятся, и пользовался этим…»
Из архивов Биоинститута СССР. Раздел «Необычные люди».
Труп заволокли в морг и без преамбул плюхнули на стол, причём основная работа досталась именно Крокеру и Элдриджу. Василиса пыталась помочь, но её решительно пододвинули в сторону на том основании, что она женщина и вообще – не дело это, когда два здоровых мужика позволяют "корячиться" девушке.
Василиса смерила их презрительным взглядом и предложила, за компанию, и сам труп вскрыть, раз уж он оказался в компании "здоровых мужиков".
– Нет уж, – проворчал Крокер, утирая лоб. – Этак ты и замуж потянешь, оглянуться не успеем. Давай-ка лучше ты вместо нас.
Василиса фыркнула и принялась сноровисто раздевать тело. Крокер с любопытством следил за ней. Ни одного лишнего движения или неловкости. Было видно, что женщина привыкла стягивать одежду с мужчин, причём именно с неподвижных. Такие движения были ему хорошо знакомы – насмотрелся на Мировой Войне. В военных госпиталях и землянках медиков.
– Кем вы были, на Великой Войне?
– Что это тебя так интересует? Медсестрой была, в полевом госпитале.
– Это-ж сколько лет вам, было? – опешил Крокер, не ожидавший от Василисы такого признания.
– Двенадцать, – нехотя призналась та, стягивая с тела штаны и нижнее белье. – Мой батя казаком был, с реки Дон. У нас в семье это потомственное было – в армии служить и землю пахать. А я… ну, в общем, после одной нехорошей истории – дома мне места не было. Вот меня и взяли с собой. В Европу.
– Ребёнка, в армию? Да ещё и на Великую Войну? Это как-то слишком сильно. Не находите?
– Не нахожу, ваша правда…
Василиса скинула одежду покойного в корзину и задумчиво уставилась на тело. А посмотреть, было на что.
Труп принадлежал крепкому, мускулистому мужчине средних лет, но сейчас он выглядел так, словно провалялся на солнце с неделю. Причём очень сильно побледнел и усох. Мышцы выглядели словно вяленые, и вообще мертвец больше всего походил на засушенную солнцем тушу.
Крокер припомнил одну ферму во Франции, где в сарае для животных остались висеть туши свиней, брошенных хозяевами. Свиньи сильно высохли и выглядели точно так же как и труп на столе Василисы. Однако те тушки висели в амбаре как минимум месяц, а покойного видели живым ещё прошлым вечером…
– Говорите что хотите, но я подозреваю, что мы имеем дело с ядом, – Элдридж вытер лоб. – Только какая-то отравленная гадость могла сделать такое. Посмотрите на труп, он высох!
Василиса, что как раз снимала с шеи покойного ожерелье, только покачала головой.
– Это не яд. Его убил не яд. Готова станцевать для вас голой, если он отравлен. Это, какое то физическое воздействие.
– Тебе-то откуда знать отравлен он или нет?
– А вот знаю и все тут… – женщина лукаво усмехнулась. – Это моя особенность такая…
Василиса передала Крокеру ожерелье покойного – оно оказалось настолько тяжёлым, что Крокер, привыкший к дешёвым безделушкам, чуть не выронил его. Ожерелье оказалось из золота, правда настолько тусклого и, грязного, что больше всего оно напоминало медь. На большом кулоне сверкала россыпь разноцветных камней и были видны, какие-то буквы.
– Это итальянский язык, – тут же определил Крокер и стиснул кулон в кулаке. – Вот интересно, это кто же нам такой попался-то?
– Проведём вскрытие и узнаем.
– Что, думаете, он свой паспорт или водительские права проглотил? – усмехнулся Крокер. – Вообще я бы сказал так – у нас тут явно, какой то вор. Сами видите – этот гарнитур на нём, ну кроме перстня, он женский.
– Женский? – удивился Элдридж и повертел в руках ожерелье. – Да ну…
– Нет, Крокер прав, такое ожерелье только девушка и нацепит – очень уж оно безвкусное для мужчины, – Василиса стянула с левой руки мертвеца браслет и, подкинув его, покачала головой. – Этот браслет тоже женский.
– Да и судя по манере исполнения, из одного гарнитура, – Элдридж постучал по камням ногтем. – Хех! Ты глянь. Камушки-то настоящие.
Крокер повертел браслет в пальцах, и согласился с Элдриджем. Браслет был хоть и очень большой – явно создавался в расчёте на руку побольше, чем даже у самого Крокера, но это, вне всяких сомнений, был женский аксессуар. Причём очень грязный – бывший хозяин за ним явно не следил и даже толком не чистил.
Среди россыпи мелких камушков и грязи виднелась надпись на итальянском, которую детектив никак не мог разобрать – браслет надо было чистить – судя по его виду чисткой это украшение не баловали последние лет пятьдесят. Однако даже не очень профессионального взгляда Крокера было ясно, что браслет и кулон из одного ювелирного гарнитура.
– Да, непохоже всё это на… Что за чёрт! – Василиса потрясла рукой. – Ребята, этот перстень не снимается!
– В смысле?
– Ну не снимается и всё! Словно врос в кость! – Василиса подёргала перстень и удивлённо посмотрела на Крокера и Элдриджа. – Сами попробуйте!
Крокер с таким уже сталкивался – иногда некоторые типусы от жадности натягивали на свои толстые пальцы очень маленькие перстни, которые в прямом смысле слова врастали в пальцы, не позволяя снять себя. Иногда доходило до мрачных вещей, особенно при ограблении – например, отрезания искомых пальцев озверевшими уличными грабителями.
– Давай помогу, – Крокер отстранил Василису и взялся за перстень…
И вздрогнул – тело уже успело остыть, но вот перстень почему-то остался тёплым. Словно его подогревало что-то изнутри.
Прикрыв глаза, Крокер всмотрелся в перстень, но ничего необычного не увидел, разве что ему, на миг, показалось, что внутри перстня что-то шевельнулось, вперив в него мрачный взгляд.
Затем пришли проблемы побольше – перстень ни в какую не хотел сниматься. От слова «совсем». Он, полное впечатление, врос в палец – Крокер даже не мог его сдвинуть с места. Василиса и Элдридж, молча, смотрели за потугами Всевидящего, но когда детектив сдался, то Василиса решила действовать решительно.
– Так… погоди…– женщина загремела посудой в шкафу. – Ага, вот. Давай, как с этим перстнем по старинке попробуем.
Набор инструментов ювелира у судебных экспертов был вещью первой необходимости, поскольку в морг часто привозили трупы в совершенно непотребном состоянии – например, после ДТП. И у некоторых их украшения находились в совершенно диком виде, и их приходилось спиливать с тел.
Крокер придержал палец покойного, а Элдридж прижал к столу запястье. Василиса, грозно подув на пилу для пилки алмазов, приставила её к перстню и начала пилить. Причём скорость и сноровка, с которой она это делала, выдавала в ней очень хорошую практику.
– Это где ты такому научилась?
– А ты думаешь, Всевидящий, что в госпитале не нужно было выпиливать из тел раненных проволоку колючую или осколки? Однажды нам в госпиталь привезли парня, которого пробило насквозь куском водопроводной трубы – вот там пришлось помучаться, чтобы выдернуть её из него, – ответила Василиса. – Да что за чёрт! Не пилится!
– Да ладно! – Крокер присмотрелся к пальцу покойного и действительно увидел необычную вещь – пилка скользила по перстню, не оставляя на нём ни единой царапины. – Не, ну ты глянь сюда… Что б меня лягушки разодрали.
Василиса несколько секунд смотрела на пилу, а затем для пробы ширкнула ей по краю стола. На столе остался глубоченый прорез. Пилка была в порядке, но вот почему-то никак не желала пилить странный перстень.
– Ладно, давай по-простому, – проворчала Василиса, отбросив пилу и достав из шкафа мрачного вида кусачки.
– Эй, постой, что ты собираешься дел… – начал, было Элдридж, но глухое «хруп!» оборвало его слова.
– И нечего тут всякой фигнёй страдать, – Василиса подняла отрезанный палец и начала снимать с него перстень.
Однако и тут перстень так просто не сдался – он, словно врос в кость и плоть покойного, не позволяя себя снять. Только когда озверевшая Василиса, покраснев от натуги, рванула перстень и палец в разные стороны, перстень, с мерзким хрустом, наконец, расстался с пальцем.
– Вот ведь чёрт, – проворчал Элдридж, посмотрев на перстень.
– Мдя, эти европейцы умеют быть забавными… – согласился Крокер, глядя на упрямый перстень.
Причиной его столь упорного нежелания расставаться с пальцем покойного были длинные, кривые шипы, что торчали из внутренней поверхности. Они были настолько длинные, что фактически должны были впиться в кости умершего. Что, кстати так и было, как определила Василиса.
Сам перстень был очень лёгким и каким-то странным – очень похожим на кость, но никак не на металл, способный противостоять пиле, которой пилят алмазы. Огромный алмаз выглядел очень красиво и пускал сотни ярких искорок. Крокер повертел его, любуясь странной мистической красотой перстня – красивый снаружи и мрачный внутри.
– И вот что это такое? – потряс мрачным перстнем Крокер, а затем бросил его в миску со спиртом, поданную Василисой. – Ты что-нибудь слышала о таких перстнях или украшениях?
– Да нет, ни разу не слышала, – проворчала Василиса и потянулась ко второму браслету.
Тот отстегнулся безо всяких приключений, как и ещё один, на ноге.
– Хм… а вот что странно, – Элдридж посмотрел в банку с украшениями. – Этот перстень не похож на остальной гарнитур. Он какой-то чужой. Не находите?
– Это верно… – Крокер почесал в затылке и, прикрыв глаза, посмотрел на покойного.
Он бы не удивился, если бы покойный сел или заговорил с ним. Но, увы – на этот раз чуда не произошло. Труп лежал на столе, как и положено трупу.
– Проведёшь вскрытие этого Джона Доу? (Неопознанные трупы в США проходят под общим названием «мистер Доу» – если Мужчина – Джон Доу. Если женщина – Джейн Доу. Примечание автора).
– Проведу… Хотя знаете что, – Василиса провела пальцами по телу покойного. – Я вспомнила, где видела такое. У нас однажды, господа офицеры устроили велопробег. Ну, сели на велосипеды и катались наперегонки, прямо между воронок. И вот у некоторых ноги выглядели именно так. Да. Точно. Как этот труп. Правда, чего уж греха таить, спустя пару дней снова в норму пришли.
– Что-то я в его доме не заметил велосипеда.
– Да это явно яд какой-то, – проговорил Элдридж.
– Нет. Это не яд, – неожиданно проговорила Василиса. – Ну не яд это. Клянусь…
– Откуда тебе знать? – проворчал Крокер. – Ни исследований, ни анализов ещё не было.
– Да уж поверьте мне, знаю. Моя бабушка была родом из Османской Империи – дед её как трофей из Балканской Войны привёз. Она была так называемым «дегустатором» – пробовала еду и напитки – искала яд. От неё это умение моей матери перешло и мне. Если бы тут был яд, то я бы это почуяла.
– Чушь! – проворчал Элдридж, немного отодвигаясь от Василисы.
– То есть для тебя то, что я вижу, когда мне врут, и способен увидеть через стену – это норма?
***
«Что такое «шомполушка? Это просто кукурузная мука. Обычно, парень, мы замешивали её в котелках, дабы получалось густое тесто. Затем обмазывали это тесто вокруг шомполов и жарили над углями костров… И ели.
Нельзя считаться настоящим «дикси», если ты ни разу не ел «шомполушку»…».
Отрывок из письма оставшегося неназванным ветерана Гражданской Войны США.
«Шомполушка» нравилась Крокеру тем, что она не менялась на протяжении многих лет. Небольшая забегаловка, в первом этаже крупного жилого дома, основанная старым ветераном Гражданской Войны. Тихое, уютное место, с неплохой кухней и неизменным хозяином – Томасом Пеном-Младшим, более известным как «Культя».
Томас был одним из немногих солдат, что воевал в Гражданской Войне, причём на стороне Конфедерации. Так-то в этом ничего необычного не было – Сент-Шилдс всю Гражданскую Войну занимался тем, что снабжал оружием и провизией КША. Однако после войны многие жители города предпочитали не упоминать об этом и делали вид, что активно поддерживали таки США.
Однако Томас был предельно честен и откровенен. Он в открытую сообщал, на чьей стороне воевал в Гражданской Войне, и плевать хотел на мнение окружающих.
Это было далеко не так просто – не всем такое отношение к истории нравилось – Крокеру, поначалу, тоже. Но потом он пересилил в себе предрассудки, а когда познакомился с Томасом поближе, то и крепко подружился.
Сам Томас носил прозвище Культя – у него не было левой руки, потерянной незадолго до конца войны.
Василиса и Элдридж немного ошарашено озирались по сторонам, когда Крокер привёл их в «Шомполушку» – они словно перенеслись в прошлое США – лет так на пятьдесят.
– Удивляюсь, как тут всё ещё эти ребята из сих районов не разворовали.
– Попробовали бы… Здешний хозяин не понимает такого юмора. – Крокер посмотрел на Культю, что сидел за столом и неторопливо протирал стаканы и тарелки натянутой на руку салфеткой. – Привет Культя.
– Хо-хо! Всевидящий! Эт с каких же красот ты решил посетить наше скромное обиталище? Да ещё не один, а с какими-то типам?
Культя встал из-за стола и протянул Элдриджу свою культю.
Увидавши перед собой культю Томаса, Элдридж не слегка побледнел и отшатнулся, а вот Василиса, ловко оттерев его бедром, схватила Культю за руку и, прежде чем тот успел отобрать у неё свою конечность, проговорила:
– Господом Богом клянусь, что над вашей рукой поработал врач, который своё дело знал лучше, чем мой дядя – масти коней! Крокер, посмотри, как аккуратно тут всё зашито, санировано и подровнено! Вот это мастер был!
– Эй… – Культя сверкнул глазами, но, как и многие люди, оказался падок на лесть. Даже такую. – Ты руку то мне назад давай, а то вцепилась как лягушка, в малька… Эту руку мне сам Снарк-младший врачевал. Можешь себе представить – пацан сопливый, лет, наверное, десяти. А он в нашем госпитале такие операции проводил, что эта костлявая дура со своей косой, не солоно хлебавши уходила.
– Ого.
– Культя. Нам бы сначала чего перекусить. А заодно у тебя кое что спросить… Слышал о стрельбе в Доках? Там кто-то итальянцев положил целую кучу…
– А чё там знать то? Цверг. Его бандюганы там постарались, – проворчал Культя, садясь за стол и глядя на Элдриджа и Василису. – Ты чем таким был занят, Всевидящий, раз уж простых вещей не знаешь? У нас тут на Цверга начали бочку катить, с порохом. Эти итальянцы, вот, скажу тебе, борзые они стали здесь… совсем без берегов. Ихний Дон Пастух решил немного Цверга, как у нас говорили ранее – «попятить». Ребятки Дона хотели девок всех в порту прибрать к рукам, да и казино пару штук сделать. Но для этого, как ты знаешь, надобно Цверга убрать. Он тут свои дела мутит, и эти итальянцы стали его выгонять. Вот он Дона-Пастуха и предупредил.
– Непохоже на Цверга – тот бы сразу этого Дона-Пастуха грохнул бы и не мучался.
– Этого итальяшку целая армия охраняет. И все верны ему как псы. Цверг даже не пытался к нему подходы искать. Видимо решил, что проще будет лишить этого зарвавшегося Дона-Пастуха его источников дохода.
Официант, темнокожий старик, с белоснежными волосами, поднёс поднос к уставленный тарелками с картошкой, зелёным горошком. В середине ароматно парило блюдо с стейками.
– Неплохо, – Крокер потёр руки и посмотрел на Василису, которая достала из кармана небольшую баклажку и, плеснув на руки прозрачной жижей, растёрла её по рукам. В воздухе заблагоухало спиртом.
– Это я просто руки очищаю от грязи – простым спиртом медицинском, – объяснила она. – А то не дай Господь, холеру подцеплю. У нас в госпитале многие медсёстры болели холерой, когда больных трогали и рук не мыли.
– Ох ты-ж! – Культя, не без ободрения, посмотрел на Василису. – Вот с кого пример надо брать, Крокер! Девка явно боевая, знает толк в болезнях.
– Я ж в госпитале была. Во время Великой Войны за раненными ухаживала.
Взгляд Культи окончательно потеплел, а затем старый ветеран заулыбался во все тридцать два новеньких вставных зуба. Судя по всему, он окончательно решил, что Василиса – это «своя». Крокер, кстати, давно замечал, что отношение Культи к врачам (неважно какого профиля) было очень тёплым и добрым
Крокер отнял у Василисы флягу и растёр свои руки спиртом, и передал флягу Элдриджу, сопроводив свои действия таким мрачным взглядом, что тот без возражений начал чистить руки.
– Так что ты про эту перестрелку знаешь, в порту?
– Да только то, что это сделали люди Цверга.
– Знаю, там Бритый Джо постарался – его боевое «рубило», ни с чем не спутаешь. Как и трупы, что от него остаются. Однако почему груз такой странный?
– А что там было?
– Да простые Библии. Самые простые. И ради них такую бойню устроить?
– Ну, вообще то это логично… – начал Элдридж, что как раз накладывал себе горошек и стейки. – Эм… простите.
– Говори, – коротко приказал Крокер, разрезая ароматный стейк.
– Ну, если груз не очень важный, то и охраняли его не так как, допустим, что-то важное. Вот и весь сказ.
– Вот и весь сказ… – Крокер постучал себя по зубу ногтем. – А ведь точно. Убитые бандиты были не самого высокого полёта. Да и охраняли, какую то странную штуку. Кучу Библий. Вот зачем им Библии?
– Ну… У нас в армии был один тип, он приторговывал… контрабандой. Опиум моим ребятам поставлял. Понял? – Культя поморщился, явно вспоминая что-то некрасивое. – И вот он как делал – допустим, если заключал с нашими парнями сделку, то сначала им отправлял что-то такое глупое – типа молитвенников или картиночек из Библии. И если его охранники хватали с этим делом, то ему ничего не было – так, по шее пару раз врезали бы и выкинули. В если он не попадался, то во второй раз нашим парням опиум привозил. Мы долго не могли понять этот его фокус. Но уж когда поняли…
– Да уж… Понятно, – Крокер посмотрел на Элдриджа. – Ты мне понадобишься. Надо съездить к одному человеку. Машину водить умеешь?
– Да всё я умею. Мой батя мне говорил, что я упрямый, как бизон. Только может быть это…
– Что?
– Ну, поедим, для начала?
***
"Пистолет-пулемёт Томпсон" крайне сильно не понравился Армии США – по причине своей чудовищной дороговизны. Он стоил 200 долларов (для сравнения, за 400 долларов в те времена можно было купить автомобиль элитного класса, а не какую-то «фордовскую коляску»). В силу этих причин – "Томпсон" обрёл невероятную популярность среди гангстеров, которые высоко оценили его скорострельность и мощность. Многие историки утверждают, что во времена Сухого Закона и Великой Депрессии "Томпсона" было убито больше американских граждан, чем немецких и японских солдат во время Второй Мировой. Неудивительно, учитывая его популярность: после многочисленных инцидентов журналисты объявили автомат – стандартным оружием мафии. В народе появилось множество различных прозвищ, данных "Томпсону": "Томми-ган", "Двигатель торговли", "Чикагская пишущая машинка", "Чикагское пианино", "Чикаго-стайл", "Чикагская шарманка"…».
Оружие организованной преступности США. «Сухой Закон и Великая Депрессия».
– Как ты понял, мы все не обратили внимания на одно обстоятельство – а именно – кому нужны Библии? Каким бы не был этот груз, он должен иметь своего получателя. А вот получателя мы поему то не искали.
– Я искал. В накладных написано, что Библии должны быть перевезены в Странноприимный дом Святого Яков, – Элдридж сел в автомобиль и помог Крокеру туда залезть. – Но я толком и не знаю, что это за дом такой.
– Обычная церковь, где кормят и поят тех, кто потерял работу, – пожал плечами Крокер. – Так же распространяют всякие листики и священную литературу. У тебя таких в Вашингтоне что, не было?
– Мой отец говорил, что еду просят те, кто не хочет на неё сам заработать, – Элридж завёл двигатель и машина, громко зарычав, дёрнулась всем корпусом. – Правда, тогда я спросил – чем же зарабатывала моя мама, когда была беременна мной. И мой отец сильно смутился и замолк.
Крокер усмехнулся и помахал рукой Василисе, что направилась назад, в полицейское управление.
– В Доме Святого Якова мы с тобой поговорим с отцом Уолдорсом. Если кто и заказа эти Библии – то, как раз он.
– Кто это такой?
– Его к нам перевели из Чикаго, где сей падре ухитрился наломать дров – он изгонял демона из одержимой, как он считал, старухи и немного перестарался. Старушка отправилась со своим демоном прямо в Рай. В принципе это логично – пусть сам Бог и разбирается с демонами.
– Немного богохульственно. – проворчал Элдридж, объезжая валяющегося на дороге пьяницу.
– Поверь, мой друг, когда ты повоюешь на Великой Войне, то станешь таким же атеистом, – покачал головой Крокер. – В общем падре Уолдорса перевели в наш город, да ещё назначили руководителем дома для бедных. То ещё занятие, я тебе скажу, учитывая, что его назначение совпало с Депрессией. Но он тут обжился. Кормит бедноту, раздаёт им книги всякие.
– Интересно, а кормит на какие шиши? И книги закупает? – Элдридж поморщился и осторожно объехал переходящего дорогу пьяного мужика. – Если на дворе Великая Депрессия, то откуда у священника деньги на прокорм нищих и бродяг? Да я так полагаю, что и кроме них очень много нуждающихся.
– А вот сам не знаю. Но слышал, что ему деньги даёт Круг Отцов… Блин то… – Крокер потёр виски, которые начали сильно болеть.
Затем он поморщился, покрутил головой, и вытащил из кармана чёрную маску, совершенно не пропускающую никакой свет и надел на глаза.
Мир немного помутнел, засветился всеми цветами радуги, но ничуть не изменился. Даже с плотной повязкой на глазах Крокер отлично видел всё вокруг и мог пользоваться своим «всевиденьем».
– Эй, ты что? – с опаской проговорил Элдридж, наблюдая за странными манипуляциями Крокера. – Зачем это?
– Ой, не лезь в душу. – Крокер откинулся на спинку сиденья. – После тяжёлого ранения, мои глаза стали немного не так видеть. Иногда им надо передохнуть. И тогда я ношу эту маску.
– А видишь как?
– Я всё вижу, – кратко ответил Крокер.
Несмотря на то, что Элдридж и Крокер прибыли в Дом Святого Якова после двух часов дня, в доме было полным полно народу, причём самого что ни на есть мрачного вида. В основном это были жители Пристани, к которым прибавилось много новых оборванцев, что сидели на крылечке Дома с мисками похлёбки из рыбы и мрачно посматривали на Крокера и Элдриджа.
На Крокера все смотрели по-разному – те, кто знал Всевидящего, глядели на него со страхом. А вот новички – с осторожностью и недоумением – Крокер щеголял в своей маске, что скрывала его лицо.
В своей широкополой шляпе, да этой маске и тёмном плаще – он выглядел как то совсем смешно (по крайней мере, для тех, кто видел его впервые).
Элдридж, даже не особо скрывая этого, держал руку на пистолете и осматривался с таким мрачным видом, что пристать к нему не решился бы и упившийся самогона каджун.
Лестница, что вела в дом, была сделана и самого лучшего известняка, что добывали в Миннесоте до Гражданской Войны. Каждые десять ступенек были украшены огромными статуями ангелов – успевших за прошедшие годы весьма утерять свой блеск.
…Отец Уолдорс сидел на одной из скамей столовой и о чём-то болтал стремя широкоплечими, мрачными парнями. Парни ничуть не походили на простых работяг – крепкие, откормленные, в дорогих костюмах. А запах их одеколона заставлял уже самого Крокера чувствовать себя последним бродягой. Однако лица у них были скорее лицами крестьян – грубые, со следами постепенно сходящего загара.
Все трое уставились на Крокера как на деревенского сумасшедшего, однако от попыток «подкатить с предьявой» обошлись – видимо в церкви они всё же вели себя прилично. Хотя они могли, банально, побояться связываться с Элдриджем, который стоял за спиной Крокера, и, даже не пытаясь скрыть это, постукивал пальцами по рукояти револьвера, в расстёгнутой кобуре.
Между прочим «сфера» самого Элдриджа была очень агрессивной – Крокер ни на секунду не сомневался, что тот начнёт стрелять, как только ему почудится хоть что-то – даже отдалённо, напоминающее агрессию. Видимо трое громил в дорогих костюмах, это тоже чувствовали, поэтому и обошли Крокера и Элдриджа «по стеночке».
Увидев Крокера, отец Уолдорс встал во весь рост и низко поклонился детективу, а затем перекрестил его, явно надеясь, что тот схватится за сердце и исчезнет в клубах серного дыма.
– Как я вижу, уважаемый Всевидящий решил прийти ко мне в дом, дабы отречься от своего дьявольского дара? Дни и ночи молюсь, чтобы Господь внушил тебе истинный путь спасения твоей души, – голос Уолдорса был спокойный, громкий, и хорошо поставленный.
– Избавляться от своего дара я не собираюсь, падре, – коротко бросил Крокер. – Не для того меня наградил им Господь, чтобы я с презрением отвернулся от него в дни, когда людям нужна помощь.
– Людям… Помощь… – в голосе Уолдорса мелькнули нотки глубочайшего презрения. – Ваша гордыня не даёт вам понять, что этот дар не от Бога, а от Дьявола. Неужели вы не откажетесь от этого смрадного дьявольского дара, ради себя? Ради своей души? Помогать надо не людям, надо спасать свою душу.
– А людям что мне, говорить, которые ждут от меня помощи? – Крокер театрально раскинул руки, привлекая к себе внимание людей. – Люди часто просят меня помочь им. И я помогаю.
– Ну что поделать? Их спасёт Бог, – улыбнулся Уолдорс. – Именно Господь спасает людей, а не вы. А вы лишь – представитель гордецов, которые вообразили, что дар Дьявола даёт им право вершить судьбы людей.
– Это вы правы. Да. Но сейчас я сюда явился не выслушивать ваши проповеди, а серьёзно поговорить.
Крокеру не нравился Уолдорс – его «сфера» была кристально чистой, не замутнённой ложью или увёртками. Святой отец говорил только правду и только то, что думает. Очень опасное сочетание – ибо такое Крокер видел только у фанатиков, а так же людей, которые убивали других людей просто так. Из любви к самому процессу…
– Поговорить? И о чём же вы хотели поговорить? – Уолдорс показал на свой кабинетик, приглашая Крокера и Элдриджа в гости. – Надеюсь это что-то важное?
– Ну как сказать… сегодня в порту люди Цверга напали на людей Дона-Пастуха и убили их. При этом они не тронули интересный груз, который, судя по всему, предназначался для вас. Это груз Библий. Ничего не хоте сказать?
– Конечно, хочу, – спокойно проговорил Уолдорс. – Эти Библии я заказал из Гамбурга, для того, чтобы немного утешить тех, кто приходит ко мне, в поисках милосердия. Я заказал их в серьёзной фирме и ждал прибытия со дня на день. Полагаю, что я сумею забрать этот груз?
– Почему этот груз охраняли люди Дона-Пастуха? И что в них было такое, что Цверг и его люди напали на них?
Уолдорс открыл двери своего кабинета и впустил в него Крокера и Элдриджа.
Кабинетик Уолдорса был аскетически тихим и спокойным. Большой стол, покрашенный краской для пола, несколько продавленных стульев и роскошный фикус в кадке, в углу. На стене висело скромное распятье из дерева, а книжные полки, прибитые прямо к стене, были завалены Библиями и листовками на религиозную тему.
– Как вы, наверное, можете заметить, у нас сейчас неприятная ситуация. Наша страна, страна свободы и великих свершений, сильно изменилась. Люди стали как звери. Нищета доводит до ужасных вещей. Я не могу рисковать, тем, что кто-то из них попытается ограбить мой груз. Грабить церковь, это, как вы знаете – очень плохо. Поэтому я попросил Дона-Пастуха, чтобы он выделил пару своих людей присмотреть за грузом.
Крокер потёр подбородок. Уолдорс не врал – ни слова неправды не сказал. Его объяснения были довольно логичны и объясняли многое. Но не всё.
– А почему Цверг напал на ваш груз?
– Я думаю, он напал на людей, которые охраняли этот груз. А сам груз ему по барабану. У Цверга и Дона-Пастуха сейчас сложные отношения. Дон-Пастух, чей разум помрачён страшнейшими грехами – гордыней и жадностью, пытается отнять у Цверга его силу и богатство. Я слышал, что они очень сильно не поладили. Дон-Пастух пытался убить Цверга, но не сумел. Это конечно, ужасно – убивать ради денег и власти… Убийство страшное преступление и может быть оправдано только ради помощи ближнему своему, нуждающемуся в помощи. И никак иначе, – Уолдорс на секунду примолк и его аура, впервые, на пару секунд, изменила цвет на какой-то мрачно серый. – Но Цверг решил, что убивать его нехорошо и решил, видимо, таким вот образом намекнуть Дону Пастуху на то, что тот неправ.
– Хорошо намекнул. Пять трупов.
– Это же преступники. У них свой подход к жизни… – Уолдорс вздохнул и внимательно посмотрел на Крокера. – А вот Библии мои вернёте? Это книги, которые нужны простым людям. Они наполнят их души, особенно в эти мрачные времена, надеждой, спокойствие и тишиной.
– Постараюсь помочь, – проговорил Крокер, ощущая, как у него прекращает болеть голова.
Стащив с глаз повязку, он, со вздохом облегчения, потёр виски и поглядел на Уолдорса, отметив, то мрачное и волевое лицо священника исказилось от отвращения.
Святой отец боялся способностей Крокера и, вне сомнений, считал их не от Бога.
Бац!
В дверь, абсолютно без стука, ввалился широкоплечий, высокий парень, с глуповатым выражением лица. Парень был облачён в роскошный фартук, богато заляпанный всякими останками еды, и белоснежный поварской колпак.
– Это, я тут опять без припасов… – проговорил парень, разводя руками и обдавая всех сидящих дикой смесью застарелого пота и варёной капусты. – Отец мой, чего ж делать-то?
– Мимак… Сколько раз тебе говорить, что перед тем, как войти, следует стучаться? – чуть-чуть склонил голову Уолдорс. – Выйди прочь и жди меня на кухне.
– Ага. Но это… еды-то нету, – промямлил Мимак, ломая руки и глядя по сторонам слегка расплывчатым взглядом. – О, Крокер, привет! Сухарь будешь?
Мимак залез в грязный передник и вытащил оттуда кусок серой галеты, тщательно завёрнутой в тонкую кожу.
– Привет, Мимак, – Крокер взял галету и спокойно принялся жевать.
Лицо Мимака растеклось в добродушной улыбке, а его «сфера» начала излучать умиление и счастье, что сильно потеснили мрачные мотивы грусти и печали. Мимак был «человеком крайностей» и легко переходил от отчаянья, к веселью, и наоборот. Крокер, способный видеть его «сферу», без труда этот процесс «видел».
– Привет, Всевидящий. На обед останешься?
– У меня особые дела, Мимак. Приказ от начальника – расследовать одно дело.
– Это какое? То, с тем нехорошим человеком?
– Каким нехорошим человеком? – прищурился Крокер, насторожившись.
Краем глаза он отметил, что Уолдорс немного напрягся, и стал внимательно вслушиваться.
– К Мимаку приходил тот самый человек – с нехорошим перстнем и девушкой, – проворчал Мимак, «ломая руки» и глядя в потолок. – Ну, того, что вы потом в доме нашли. Которого перстень съел.
– Перстень съел? – Крокер аж поперхнулся галетой.
– Ага. Он такой перстень на руке таскал. Плохой. Злой. Словно упырь, что крови насосался… Да, – лицо Мимака исказилось от ярости, на миг став похожим на морду какого-то лесного чудовища. – Мимак боялся этого человека. А он видел это. И ходил ко мне! Пугал!
– Пугал? Зачем?
– Он был плохой! – взвизгнул повар и его серые глаза заполнились слезами. – Я боялся. Боялся его перстня. Он это видел и меня пугал! Его это веселило! О, какое счастье что перстень, этот кровавые демон, он его сожрал. Он плохой был! От этого человека… от него пахло могилой. А за ним ходили проклинающие его тени… Да…
– Это… Мимак, не хочешь конфету? – проговорил Элдридж, вставая и протягивая Мимаку две больших конфеты в ярких оболочках. – Держи.
– Э нет. Одну я съем, а другую ты – враз успокоившись, как это бывает у душевнобольных, проговорил Мимак и деловито захрустел обёрткой, сдирая её с конфеты.
– Да не вопрос, конечно. Держи.
– А зачем сюда заходил этот человек? – Крокер, уловив, что Мимак успокоился, занятый конфетой, «вклинился» в диалог.
– Ну, это… Он тут с какими-то людьми говорил. А эта женщина она всегда на него смотрела, да такими нехорошими глазами…
– Нехорошими?
– Мимаку никто не верит. Мимака никто не слушает… Но я так тебе Крокер, скажу – эта женщина влюблена была в человека плохого. Нехорошей, злой любовью. Словно её опоили каким-то ядом, который заставлял её смотреть на этого вонючего человека со страшным перстнем, глазами – полными обожания.
…Выйдя из кабинета Уолдорса, Элдридж демонстративно скатал меж пальцами обёртку от конфеты.
– Мимак – он немного сумасшедший, – пустился в объяснения Крокер. – Последствия контузии. Во время Великой Войны он был поваром на фронте. В кухню попала мина. Он чудом выжил. Его нашли под обломками кухни, всего в ошмётьях и крови его друзей. С той поры у Мимака небольшие проблемы с головой.
– Да уж видно и так, что у парня с головушкой то беда-беда, – кивнул Элдридж, метко швыряя бумажку в набитую окурками урну. – Только это чего получается, что он видел нашего покойного? Ну, того, с кем мы утром общались?
– Получается что так. Вот только что он тут забыл? Помнишь драгоценности, которые мы сняли с тела? С такими сюда, в это место, лучше не заходить – ограбят быстрее, чем ты что-то сделать успеешь. А наш покойный сюда даже девушку красивую таскать не побоялся.
– Кто это место… ну… как бы защищает? – Элдридж вышел из странноприимного дома и, прищурив глаза, от яркого солнца, огляделся.
– Никто. Сюда никто не полезет. Тут и вымогать то нечего, да и это нелепо – всё равно, что… Чёрт!!! Ложись!!!
…Чудо-зрение Крокера практически никогда не подводило, но в случаях смертельной опасности реагировало со скоростью света. Причём не просто реагировало – Крокер даже понять ничего не успел, как его периферийное зрение засекло машину, с кроваво-багровыми сферами агрессии, что стояла у лестницы. Когда они с Элдриджем приехали – тут было пусто.
В следующий миг из машины выскользнул один из тех парней, что были в странноприимном доме – с пистолетом-пулемётом в руках, который тут же изрыгнул смерть – стаю пуль, что устремились в Крокера…
Вот только самого Крокера на их пути уже не было – уже только уловив хлынувший из машины цвет агрессии, он рухнул на грязную лестницу странноприимного дома и покатился по ней, под прикрытие массивной статуи.
Краем глаза Крокер увидел, как Элдридж прыгает под прикрытие статуи с другого края, и тут по лестнице застучали пули!
Цепочка воронок выбиваемых пулями устремилась к Крокеру, но достать его не успела!
Бах!
Стрелок выронил пистолет-пулемёт и схватился за горло – через его пальцы плеснуло кроваво-красная пена – в следующий миг раздался ещё один выстрел – голова стрелка взорвалась, окатив машину и улицу кровью и мозгом!
Элдридж метнулся под прикрытие статуи, не выпуская из рук револьвер. К тому времени Крокер уже выдернул свой «Кольт» и, практически не целясь, и не думая о последствиях, вроде случайного попадания или рикошета пуль в сторону прохожих, открыл огонь по машине, поскольку там, в салоне, тоже были агрессивные люди, чьи «сферы» просвечивались через двери.
Элдридж тоже присоединился к Крокеру и всадил в машину весь «барабанчик», после чего прижавшись спиной к статуе, стал торопливо перезаряжать револьвер.
Крокер перезарядил пистолет и, держа машину под прицелом, присмотрелся.
Машина, немного похожая на дуршлаг для макарон, стояла на месте и не двигалась – а в её салоне медленно «таяли» останки «сфер».
– Мы их уложили, – проворчал Крокер, не думая и опускать пистолет.
– Ага, – странным голосом проговорил Элдридж, глядя назад.
Крокер посмотрел назад и скрипнул зубами, от ярости – стрелок, стремясь убить его, особенно не зацикливался на осторожности и скосил пулями из «Томпсона» как минимум троих бедолаг, что сидели на лестнице. И ещё четверых ранил.
Спустившись с лестницы, Крокер пнул машину, и осторожно заглянул в неё.
Водитель сидел, опустив руки и уткнув лицо в «баранку» – на его боку было три рваных окровавленных раны. Его спутник лежал рядом, с разорванным в клочья горлом и двумя пулевыми отверстиями в груди. Запах в машине стоял настолько мрачный, что Крокер только головой повертел, стараясь изгнать из себя воспоминания о Мировой Войне, связанные с этим запашком – крови и нечистот.
– Поздравляю. Мы только что грохнули сразу троих, – проворчал Элдридж, что как раз перетягивал своим ремнём ногу одного из раненных.
Услышав это, толпа стремительно набежавших зрителей отшатнулась метра на два. Люди, пусть и привыкшие к мрачной жизни в Пристанях, с ужасом смотрели на Крокера и Элдриджа. Крокер физически ощущал исходящий от них страх.
Страх не испускал только Мимак. Повар стоял на крыльце, рядом с бледным отцом Уолдорсом и смотрел на Крокера странным взглядом – взглядом мрачного, хищного зверя. Который встретился с более агрессивным противником и с уважением осматривает его.
– Отец Уолдорс! – рявкнул Крокер, и потёр висок. – Потрудитесь объяснить, что тут происходит?
– Я бы вас попросил со мной в таком тоне не говорить… – прошелестел Уолдорс.
– Да? А в каком тоне с вами говорить? – Элдридж встал и упёр руки в бока. – Этот тип, что пытался сделать из нас миски для отбрасывания пасты, общался с вами, когда мы пришли.
– И его приятели – тоже, – ввернул Крокер, мигом вспомнив, где он вдел нападающих.
Это были трое тех громил, которые смотрели на него с изумлением и страхом.
– Я не знаю, кто они, – проговорил Уолдорс. – Они пришли в мой дом как странники. Я не могу их знать. А ты… ты… ты – колдун. Их убил!
– Что бы они меня не убили.
– Убили? Да ведаешь ли ты что натворил – чародейское отрепье? Этих людей можно было спасти и привести к Богу! А ты их убил.
– Они подняли на меня оружие. И получили в ответ то, что несли другим…
Крокер усмехнулся, а затем проговорил, более играя на публику, на недалёких, глупых людей.
– Я – само возмездие. От меня ничто не укроется.
И увидел, как сферы зрителей приобрели тусклый, тёплый свет надежды…
…– Без обид, Крокер, но тебя из дома лучше не выпускать. Что это за чушь такая? Не успел из участка выйти, как в перестрелку вляпался, – проворчал Кидд, осматривая место происшествия и вытирая лоб салфеткой. – И троих убил. Ты что, никак от Великой Войны отойти не можешь?
– А пусть сами не наезжают, – парировал Крокер. – И вообще шеф, что за дела? Меня с Элдриджем тут чуть не уложили, в два штабеля, а ты на меня бочку катишь. Может мне, помереть было нужно?
– Да я не спорю, на тебя напали, ты отбился. Но есть, какие предположения. Почему эти типы к тебе вообще привязались? Не просто же так устроили эту стрельбу.
– В принципе могли и в этом странноприимном доме устроить стрельбу, – проворчал Элдридж, вытирая лоб. – Жарко что-то стало. Это… я к чему? Они ещё в этой церкви могли устроить стрельбу. Но не стали.
– Элдридж – это итальянцы, готов съесть свою шляпу, если не так. Для них стрельбу в церкви открывать – это дикий грех. Хоть эти уроды и полные психи, но у них есть свои границы зла.
– Всевидящий, смотри, чего я у одного из них нашёл, – осматривающий тела Роджер показал Крокеру записную книжку, заляпанную кровью. – Может тут, что интересное есть?
– Есть, – кивнул Крокер и показал Кидду книгу. – Смотри вот на этот рисунок.
Записная книжка была заполнена названиями улиц, номерами домов и названиями лавок и магазинов – в общем, обычный путеводитель для приехавших из Италии – поскольку все записи шли на итальянском. Однако среди всего этого выделялась – до боли знакомая штука.
– Чё такое? Какая-то побрякушка?
– Точно такую же побрякушку мы сняли с трупа, который в доме у мадам Сары нашли, – Крокер посмотрел на рисунок. – Ну да, точно она.
– И что? Ты-то тут причём? – проворчал Кидд. – Не ты же этого приятеля грохнул, чего на тебя-то бочку катить.
Он отстегнул от пояса флягу и, открыв её, передал Крокеру.
Сделав глоток воды Крокер призадумался. В принципе Кидд был прав – с логической точки зрения этим типам вовсе ни к чему его убивать. Они его видели-то впервые.
Или не впервые?
– Роджер! Дай-ка я их осмотрю… – оттолкнув Роджера, что как раз осматривал трупы. Крокер присел на корточки и принялся осматривать их одежду и обувь.
Одежда у всех троих убитых была чистой, новой, но уже хорошо поношенной – побывавшей в чистке и стирке. Обувь тоже была хорошо стоптанной на каблуках и носках. А вот сами парни были похожи на крестьян, что приплыли из другой страны и приоделись благодаря какой-то халтурке. Загорелые – с обветренными лицами, грубыми пальцами – в мозолях, и с не так давно остриженными волосами, что успели выгореть на солнце.
– Ты точно с ними незнаком? – проворчал Кидд, глядя на Крокера.
– Нет. Но они меня знают. И пытались убить.
– Что за фигня?! Крокер, Кидд, гляньте сюда, – проговорил Виллис, что ползал на коленях и собирал пули, выпущенные из пистолета-пулемёта неудавшихся убийц. – Ты смотри что тут.
Крокер, Кидд и Элдридж подошли к Вильямсу и заглянули в его блюдо, куда он скидывал пули. И сами удивились.
– Чтоб меня. Это же серебро, – Крокер поднял одну из пуль и повертел её в пальцах. – Они меня что, за оборотня приняли?
– Тут не все пули из серебра. Вообще часть – простые пули из свинца. Но есть и серебряные, – прогудел Виллис. – Я бы так вам сказал, что там на каждые пять простых патронов приходился один с серебряной пулей.
– Не, ну это уже чушь какая-то. Я им что – упырь какой?
– Упырь? – удивился Кидд.
– Ну… я на Великой Войне общался кое с кем… В общем с русскими и сербами. В Европе есть верование, что оборотня или живого мертвеца – упыря, можно убить серебряным оружием.
– А не осиновым колом?
– Осиновый кол вбивают в труп в могиле, чтобы он встать не мог. А так – серебром пуляют.
– Что за чушь?!
– Чушь не чушь, Кидд, но эти ребята, похоже, в неё верили и считали, что меня можно завалить только серебром. И знаешь, если такая пуля попала бы в меня или Элдриджа, то мы бы смело могли себя записывать в покойники.
Виллис приподнял пинцетом одну пулю и долго всматривался в неё. Затем повернулся к оружию неудавшихся убийц, сложенных кучкой на старом одеяле и, выудив из него пистолет-пулемет, осмотрел его.
– Если это не новое оружие, то можешь обозвать меня дурнем и звать так, до скончания времён. Смотри, ствол чистый, грязи нет. Приклад не поцарапан, – Виллис почесал в затылке. Ничего не понимаю! А пули, чтоб ты знал – самодел. Словно они серебро на домашнем тигле расплавили и отлили пули.
– Дома такую температуру не создать, – проговорил Элдридж. – Это только в ювелирных салонах или на сталеплавильных предприятиях.
– Или на кузне… – Крокер повертел патрон в пальцах. – Вот его до ума доводили. Шлифовали. И, похоже, простым кузнечным напильником. Видишь, сбоку заметны следы шлифовки? Эта пуля была отлита вручную, но при отливке часть металла попала в воздухоотводы и получился брак – его убирали напильником, уже после отливки. Вообще-то не могу понять, что тут творится? Это ж бред какой-то. Они что реально думали, что я живой мертвец или оборотень?
– Ну чисто теоретически тебя, после того ранения, что ты на фронте получил, можно к живым мертвецам отнести
– Хочешь дурное предположение, Всевидящий? – поинтересовался Элдридж. – Мне кажется, мы имеем дело, с какими то наёмниками. И, похоже, что они в этом странноприимном доме выпытывали у вашего батюшки, или кто он тут, какую-то информацию важную. И скорее всего касающуюся тебя. В церкви они по тебе, почему-то палить побоялись.
– Скорее всего, им просто было нечем стрелять, – Крокер указал на «Томпсоны». – Сильно сомневаюсь, что они с ними бы попёрлись в странноприимный дом. Да и я сразу бы их заметил и тогда бы нас пристрелить было труднее – они и врасплох-то нас застав не сумели ничего сделать… Кстати. Хорошо стреляешь.
– Да… Мой батя, чтоб его, был солдатом во время Гражданской Войны. А после Гражданской Войны подался в «ганфайтеры», и в какой-то заварухе его жутко ранило. Так, что он стал простым пекарем. С моей мамой познакомился поздновато, и меня родили уже в старости. Однако папаня решил, что меня стоит воспитать «настоящим янки» и всё детство гонял и муштровал. Такие дела.
– Ну что скажешь. Хорошо, что он тебя так воспитал.
Крокер прикрыл глаза и «осмотрел» толпу, отметив, что почти все люди излучают, спокойный жёлтый свет миролюбия. Однако от Уолдорса, что шагал к ним, расталкивая людей, исходило сияние дикой, с трудом сдерживаемой ярости.
– Старший капитан! – рявкнул он на Кидда. – Я требую у вас арестовать этого урода и немедленно посадить его в камеру, пока он тут полгорода не перестрелял!
– Эй! Потише, святой отец. С чего я тут буду Всевидящего закатывать на нары? – Кидд выудил грязноватый платок и вытер им лысину. – Совсем спятили. Его, значит, тут убивать буду, а он и не отбивайся? Ты извини, но так дело не пойдёт. Мне Крокер так то, живым нужен.
– Послушайте, старший капитан, неужели вам не видно, что всё это по вине вашего подчинённого? Он сумасшедший колдун! Его надо нейтрализовать и остановить.
– И не подумаю, – проворчал Кидд. – Да и ты подумай сам, святой отец – в прошлом году кто тебе помог от злых наветов избавиться? А? Крокер тех воров сумел взять за шиворот, а не я. Крокер спас тебя. Так поимей хоть чуть-чуть благодарности.
– Благодарности? От кого? От какого-то человека, с демоническими способностями? Да даже если бог его выбрал что бы его руками спасти меня, то это не значит, что я должен перед ним пресмыкаться!
– Никто не просит тебя пресмыкаться, – прорычал Кидд, и ткнул Уолдорса в грудь. – Имей немного благодарности. А теперь давай, расскажи, кто эти типы и что они у тебя делали.
Крокер улыбнулся, посмотрев на Уолдорса, безо всякого своего «всевиденья» – всё равно люди не могли увидеть, когда он смотрит обычными глазами, а когда – не совсем простыми
– Я видел их впервые. Они пришли ко мне в странноприимный дом, с пожеланием пообедать и узнать, нельзя ли тут переночевать, – Уолдорс смерил Крокера взглядом, полным ярости и ненависти. – И они были совершенно нормальные люди – ты, грязный убийца!
– И лгуны, – проворчал Крокер. – У них в кошельках было достаточно денег, чтобы купить весь ресторан «Лэнгфорд» на улице Персефоны. Однако ты не врёшь. Я – вижу.
– Много ты видишь… – Уолдорс с трудом сдерживал ярость. – Всё! Разговор закончен.
– Эй! – Кидд начал было поднимать руку, чтобы остановить Уолдорса, но Крокер схватил капитана за руку.
– Не трясись, кэп. Для меня понятно, что он что-то скрывает. Однако он не лжёт. Он не знает, кто это.
– Больно ты спокоен, Всевидящий. В тебе тут попытались дыр навертеть, а ты даже ухом не ведёшь.
– Так тебе-то, откуда знать? Я, может, полные подштанники навалил. Вот и хожу так спокойно…
Элдридж сильно закашлялся и постучал себя по груди ладонью. Затем вытер вспотевший лоб и повернулся к Крокеру.
– Ну что, попробуем потрясти местное население и узнать, что тут за чушь творилась?
– Здешний народ тебе ничего не скажет. Вон. Смотри. Видишь там, меж двумя домами. Стоит тип в костюмчике?
Элдридж посмотрел через плечо и увидел рослого мужика, облачённого в довольно дорогой костюмчик в полосочку.
Мужчина стоял в тени, меж двумя домами и покручивал в руках длинный мундштук с сигаретой.
– Это сутенёр из тех, что служат Цвергу. В его присутствии никто со мной говорить не будет. Цверга боятся.
– Угу, сейчас разберёмся, – проворчал Элдридж, засучивая рукава.
– Эй, ты, куда это собрался?
– Да счас схожу и ему рыло начищу. Я быстро.
– Эй! – Киддс схватил Элдриджа за рукав, – не так быстро. Не строй из себя бизона. Не надо нарываться на всякие неприятности.
– Если их бояться, то на кой мы тут нужны?
Элдридж пошёл к сутенёру с самым что ни на есть агрессивным видом. Крокер откинул полу плаща, и, очень демонстративно, вогнал в пистолет новую обойму с патронами.
Сутенёра он знал – это был мелкий шулер, по прозвищу Каджун. Он был из начинающих шулеров – и очень хороших, пока не напился до «зелёных чертей» и не подрался с не вовремя подвернувшимся автомобилем. По итогам драки – автомобиль одержал убедительную победу, переломав пальцы шулеру. Переломы оказались очень значительные, и руки Каджуна так и не восстановились после этого.
Да и автомобиль, с которым он подрался, принадлежал аж самому Цвергу, который как раз закатывал в гости к своему знакомому в карточном доме, где на Каджуна накинулась «белая горячка»
К счастью для горемыки, Цверг отнёсся к драке с его автомобилем очень положительно, и знатно посмеялся над таким поединком, поскольку всё происходило прямо на его глазах. После чего велел как следует полечить Каджуна (в самом что ни есть хорошем смысле – отправил к своему врачу – «изгнать «белку» и полечить пальцы) и поставил «пасти девок.
– Привет, фараон. Что тебе нужно? – поинтересовался Каджун, когда Элдридж подошёл к нему с самым что ни на есть грозным видом.
– Видал что творится? Мне пытались навертеть в организме кучу дырок, дабы была несовместимость с жизнью. Не знаешь ничего, что с этим связано?
«Сфера» Каджуна резко поменяла свой цвет с спокойно-напряжённого на ОЧЕНЬ напряжённый. При этом Каджун стрельнул глазами в сторону Крокера, но от попытки удрать воздержался.
– Слушайте. Сэр… – слово «сэр» было сказано с хорошо различимой издевкой. – Моё дело не за всякими дураками с пушками следить, а сигаретками торговать. Кстати…
– Не курю. Курение вредит здоровью. Может тебе показать как? – Элдридж усмехнулся и потёр костяшки пальцев.
Из подворотни, у которой стоял Каджун, плавно вышло несколько крепких парней, с не очень-то обременёнными интеллектом и ангельской добротой лицами, что, осуждающе, уставились на Элдриджа. Причём один, так же осуждающе, принялся чесать костяшки пальцев покрытые мрачными мозолями. Впрочем, в «бутыль» пока не лезли, поскольку уже видимо были в курсе, чем кончаются попытки «накинуть рога» на Крокера и его помощника.
– Ты ведь знал тех, кто меня и Крокера убить хотел. Я тоже это хочу знать. Не скажешь – пожалеешь.
Если бы Крокер не «видел» сферу Элдриджа, то ни на секунду бы не засомневался в том, что тот говорит правду. Однако Элдридж говорил очень умело играя, разыгрывая холодную ярость человека, которому, в общем, то нечего терять, он, тем не менее, держал себя в руках.
Правда, говорить с полицией в присутствии своих держиморд Каджуну тоже не хотелось…
– Уважаемый Всеглаз, я могу вам чем то помочь?
Крокер повернулся и несколько секунд рассматривал старого, сгорбленного китайца, лысого как бильярдный шар, с длинной бородкой и клюкой из какой-то ветки. Одет, сей китаец был в балахон, состоящий из сплошных заплат, а на его ногах были простые соломенные сандалии.
– Привет, Угорь. Ты здесь, какими судьбами?
– Так уж получилось, что я, недостойный, случайно услышал о ваших неприятностях и спешно, теряя тапки и шляпу, прибыл сюда, дабы удостовериться, что с вами, уважаемый, всё в порядке, – Угорь отвесил низкий поклон и посмотрел на «горилл» Каджуна. – Ребятушки, шли бы вы… чайку попить? Дайте нам поболтать о делах скучных и вам неинтересных.
«Горилл» словно ветром сдуло, а Каджун, явно мечтавший «сдуться» с ними за компанию, остался один, перед Элдриджем и Крокером.
– Не наши это были, вот хоть чем тебе поклянусь, – проговорил Угорь, складывая руки на тросточке и глядя на Крокера умильным, спокойным взглядом доброго дедушки. – Типы эти появились тут три недели назад. Вели себя тихо, никуда не лезли. Один из них, правда, в карты проигрался, но денежки изволил отдать без убеждений. В общем, если ты мне позволишь так подумать, эти трое тут кого то ждали. И я тебя уверяю, что мы тут не причём.
– Эти типы крутились вокруг этого дома, – проворчал Каджун. – Ходили туда, смотрели. Один раз с какой-то девкой приезжали. Такой молодой, кудрявой. Рыжей, кстати. Походили тут и ушли. Наркоту или выпивку ни у кого не покупали.
Крокер кивнул – Угорь и Каджун не врали. Совсем. Уж в этом-то он мог поклясться.
Однако так и оставалось непонятным, для чего было совершенно нападение на него.
…Элдридж прислонился к грязной стене дома, и втер лицо рукавом пиджака.
– Что-то меня знобит, – проворчал он. – Не привык к тому, что в меня стреляют. Это батяня мой был тем ещё головорезом. Он бы сдюжил под пулями. А я что-то совсем расклеился.
– Какие твои годы, – Крокер провёл по руке пальцами. – Кстати, ты познакомился с самим Угрём. Это правая рука самого Цверга. Очень опасный тип. Поменьше с ним лайся.
– Ага, не вопрос. О, смотри, кто прибыл в гости…
По улице, распугивая прохожих, промчался громадный автомобиль, с длинным капотом, украшенным золотой гравировкой. Мощное колесо со спортивной покрышкой, тихо и бесшумно раздавило валяющуюся на дороге куклу. Затем бесшумно раскрылись двери, и на улицу выбрался судья Аберкхит.
Один из Отцов Сент-Шилдса, судья Аберкхит, был широкоплечим мужчиной, седыми волосами, уложенными в дорогую, сверкающую от лака и бриллиантина, причёску. Его дорогой костюм из шерсти, и обувь их шагреневой кожи были сшиты на заказ и со стороны выглядели скорее частью тела судьи. Сам Судья ничуть не напоминал судей из газет и книжек – он был плечистый, мускулистый и поддерживал в себе спортивную форму постоянными тренировками.
Несмотря на это, его лицо выглядело несколько необычно – большие, чуть-чуть выпуклые глаза, и длинные губы, делали его похожим на не до конца, превратившегося в человека Принца-Лягушку.
За Аберкхитом на свет Божий, щурясь ёжась, выбрался его помощник и секретарь – Шон Пасюк, низенький, серенький мужчина, с длинным носом и тонкими пижонскими усиками, которые делали его лицо похожим на крысиную мордочку.
Увидев Крокера, Пасюк расплылся в широчайшей улыбке, а затем, поймав взгляд детектива, чуть-чуть мотнул головой, указывая в сторону ближайшей подворотни.
Крокер, удивлённо, прикусил губу – обычно Пасюк мало с кем болтал, предпочитая предоставлять болтовню своему хозяину. А вот такое откровенное предложение поболтать наедине, было для него совсем уж «за гранью лояльности». И явно свидетельствовало о чём-то в высшей мере невероятном.
– Крокер! – рявкнул судья так, что в радиусе квартала замолчали даже дорвавшиеся до интересного дела кумушки, отчаянно трепавшие языками. – Да тебя из дома надо в наручниках выпускать! Не успел выйти из отделения – троих убил!
– Если бы я этого не сделал, то они бы убили меня, – отрезал Крокер. – За самозащиту у нас пока не карают.
– Ой, ли? – прищурился Аберкхит. – И это ТЫ говоришь?
– Я, – отрезал Крокер таким тоном, что в пот бросило всех, кто слышал. – И хватит… не старые времена. Эти ребята хотели убить и меня и Элдриджа, и отмечу, во время этой стрельбы убили троих и ранили четверых. Им было плевать на жертвы. Ну и мне стало плевать на их жизни.
– Знаешь, Крокер, – Аберкхит сбил пылинку со своего дорогого шёлкового галстука. – Ты конечно смелый, сильный и проницательный. Я знаю, за что тебя ценят… но у всего есть свои границы и свои пределы. Не переступай их.
– Хорошее дело! – проворчал Элдридж, что уже сидел у стены и утирал пот со лба. – То есть что нам? Помереть нужно было? Не на тех напали, сударь.
– Поквакай мне ещё тут, стажёр!
Крокер развёл руками, мол, я не виноват – меня заставили. И немного призадумался над тем, почему Аберкхит сегодня какой то нервный. Обычно судья, конечно, за языком редко следил, но сегодня у него прямо из всех щелей так и лезло глубокое презрение, что было как-то странно.
Судья, цокая ботинками с серебряными подковками, отправился к Кидду, а Крокер зашёл в подворотню и принялся ждать там Пасюка.
Помощник Судьи прибыл буквально через пару секунд и напряжённо осмотрелся по сторонам.
– Тут никого нет, уверяю вас, кроме крыс, – пожал плечами Крокер и демонстративно осмотрелся. – Что случилось?
– Так-так…Слушай, Крокер, ты наверное в курсе, что у судьи Аберкхита, есть некий «любимчик», некий Джон Смит-Младший, коий не так давно стал баллотироваться в Сенат? Причём сразу в Вашингтон, в помощники самого Рузвельта.
– Да кто-ж об этом не слышал.
– Ну, в общем, всё так вот случилось… – Пасюк потёр руки и нервно осмотрелся по сторонам. – Помнишь ту девицу, которую вы сегодня утром в гостевой комнате, в компании трупа нашли?
– Хотел бы я такое забыть… А что?
– Наш Бараньи Семенники, решил из неё сделать «трамплин» для своего «любимчика».
– Эм-м-м-м… – не совсем понял Крокер.
– В общем, судья вбил себе в голову то, что она – шпионка Москвы. И планирует её признать шпионкой. И на этом основании – отправить на «иголку», – Пасюк сделал пальцами движение, словно ставил кому-то укол с отравляющей смесью.
– Он что, сбрендил? Какая шпионка? Какая Москва?
– А вот… – Пасюк покачал головой и скривился в отвращении. – В общем Аберкхит уже сегодня назвонил всем своим приятелям и готовится, раздуть шпионский скандал, что «был раскрыт благодаря Джону Смиту-Младшему, представителю Сент-Шилдса в Сенате США».
– Хм… А вы мне почему об этом рассказываете?
– Крокер! – Пасюк испугано заткнул рот после немного нервного вскрика, и огляделся. – Крокер… Это дело «шито белыми нитками». По всему видно, что тут подстава. А если кто-то копаться в нём будет? Если будут искать нестыковки? Если раскопают, что Аберкхит отправил на смерть невиновного человека ради политической карьеры своего «любимчика»? Что тогда? Ты представляешь скандалище, какой будет? И «по шапке» схлопочет не только Судья, но и куча народу. И я – в том числе. Мне только под старую свою задницу такого скандала и обвинений в подлоге не хватает.
До Крокера начало доходить – Пасюк волновался вовсе не за девушку, которую судья Аберкхит хотел выставить советской шпионкой и отправить на смертельную инъекцию. Пасюк боялся за себя. Скандал такого уровня – фабрикация дела со смертельным приговором – это ужасный риск. Действительно могли ухватиться за него конкуренты и журналисты, и, раздуть жуткий скандал. И тут уже Пасюк был прав – не поздоровилось бы никому. Аберкхит и Джон Смит-Младший ещё могли выкрутиться из этого дела с минимальными последствиями, но вот с такой мелкой рыбёшки как Пасюк точно бы «шкурку стянули».
В таких условиях точно немного напугаешься.
– А почему вы мне это говорите?
– Если честно – то ты единственный, кто может остановить Аберкхита. Я в этом совершенно уверен, – спокойно проговорил Пасюк, потирая руки, и пытаясь раскурить тонкую, женскую сигаретку. – Судья совершенно сошёл с ума. Он считает, что эта девка шпионка… Бред!
– А что его так думать заставляет?
Пасюк немного пожевал губами, и затянулся папироской, набираясь смелости.
– Короче помнишь того парня, которого вы нашли? Мёртвого… Так вот, Судья считает, что его отравили. И отравили каким то хитрым ядом, что не оставляет никаких следов в организме. Вообще никаких. А откуда такой яд может взяться у простой девушки? Тут и опоссум поймёт – она шпионка. Шпионила за тайнами или чем там ещё у нас в Сент-Шилдсе можно разжиться. А этот убитый узнал об этом. Вот его и… Того, траванули…
– Ага, а потом она потеряла сознание и впала в кому. Так что ли?
– Аберкхит уверен, что она притворяется. Или выпила чего-то слабоотравлящего, для отвлечения внимания. Какое-то вещество… Я не знаю, Всевидящий… это вне моего понимания. Просто разберись с этим. Ладно?
– Хорошо, – кивнул Крокер и, прикрыв глаза, огляделся вокруг.
И почти сразу же натолкнулся на странную парочку людей – их «сферы» сияли странным свечением, холодной и жёсткой целеустремлённостью и решительностью. Они настолько странно смотрелись на фоне остальных уличных зевак, что Крокер шагнул вперёд и уставился на эту парочку.
Их было двое. И оба – рослые, плечистые мужчины. Один был очень загорелым, с выгоревшими на солнце волосами.
Второй был каким-то элегантным мужчиной, с седыми волосами и красивым, породистым лицом, словно у «южного аристократа».
Крокер прищурил глаза и вспомнил, где видел их – они были у комнаты, в которой нашли труп странно погибшего парня.
Странно погибшего. Со странным перстнем на пальце.
Крокер присел на корточки и призадумался.
Мамук говорил, что сюда заходил этот парень с перстнем. Кваджун и Угорь тоже упоминали о том, что эти трое несостоявшихся убийц следили за кем-то. Может за этим парнем – с перстнем и девушкой?
И… почему все, кто видел этот перстень, говорят, что в нём был рубин, если там был алмаз?
Неожиданно Крокер кое-что понял.
Перстень. Вот что в этом деле центральное, как пастуший столбец, к которому привязаны овечки.
***
– Что-что тебе выдать? – Пэрис, отставив в сторону кружку чая, с плавающим там лимончиком, посмотрел на Крокера поверх очков. – Не хочу казаться нахалом, Крокер, но ты понимаешь, ЧТО ты просишь? Это вещественное доказательство. С меня шкуру снимут, если я тебе его выдам.
– Слушай меня внимательно, – проговорил Крокер, упираясь кулаками в стол и нависая над дежурным. – Давай ты мне тут не будешь строить из себя крутого дровосека? Я не ворую этот перстень. Он мне нужен на пару дней – показать кое-кому. Потом верну. Не трясись, как сосна перед Поль Бадьяном.
– Крокер! Ну ты ведь меня в приют для бездомных гонишь! (аналог русского «под монастырь подводишь).
Крокер криво усмехнулся и дежурный, молча, выложил на стол проклятущий перстень. После чего шумно отхлебнул из чашки чаю с лимоном, и мрачно посмотрел на Крокера, явно намекая, где он видел его с его идеями.
С дежурным у Крокера были свои, особые отношения – пять лет назад племянника Сэма задержали по обвинению в весьма мерзком деянии – растлении малолетних. Причём всё было против него – улики и даже показания свидетелей.
Крокеру удалось распутать это дело и найти настоящих виновных, сняв с молодого парня все обвинения. Пэрис после такого дела относился к Крокеру с уважением и мог кое-чем помочь. Так, по мелочи, но всё же.
Перстень ничуть не изменился – он был очень лёгкий и, что странно, чуть-чуть тёплый, даже извлечённый из пакета, что лежал в складе вещественных улик, он был тёплый. Крокер повертел его в пальцах, пытаясь понять, что за чертовщина тут творится, но так и ничего не сумел придумать. Поэтому он просто убрал пакет с перстнем в карман и побрёл к телефону.
…К счастью дозвониться удалось сразу.
– Эм-м-м-м… Всевидящий? Это вы? Я так рад вас слышать… – голос у профессора Арджейнла был несколько сбивчивым и запутанным. – Что-то случилось?
– Да, случилось, – Крокер осмотрелся по сторонам. – У меня появилась странная вещь, я бы хотел, что бы вы дали ей профессиональную оценку. Только строго конфиденциально и в частном порядке.
– Так-так! – в голосе Арджейнла появились заинтересованные нотки. – Что-то важное? Интересное?
– Старинный перстень, итальянской, как я предполагаю, работы. Очень странный. Не могу определить, кто его мастерил.
– Можете подъезжать ко мне прямо сейчас. Заодно и пообедаете у меня, – оживился профессор. – Буду рад вам помочь, чем смогу!
– Да? Приятно слышать, – Крокер опустил трубку на рычаги и посмотрел на Немую Церковь. Её тень падала на ратушу – девять утра.
Выйдя из своей каморки, Крокер столкнулся с мрачной, как ночь, Сарой.
Домовладелицу было не узнать – она переоделась в довольно красивое, представительное платье, с большой лисой-горжеткой и шикарными сапогами. Правда вся одежда выглядела потасканной и потрёпанной, и сильно побитой временем и невзгодами. Одна лиса смотрелась красиво. Ну и запах духов – судя по нему, Сара вылила на себя ведро женских духов.
– Послушайте ка, уважаемый, я конечно понимаю, что вам не стоит толковать за всякие глупости… Но когда мою комнату, где этот Господин Рубиновый Перстень жил, откроют? Мне нужно пустить туда новых постояльцев. Так уж вышло, что мне деньги в карман не капают, – проговорила она, помахивая хвостом шикарной горжетки.
Крокер прикрыл глаза и всмотрелся – от домохозяйки веяло ложью и пренебрежением.
– Денег у вас пока достаточно, – припечатал Крокер. – А комнату вам нужно, как я полагаю не для постояльцев, а просто, чтобы снять печати. Так что отвечу вам просто – не скоро.
– Нет, ну что за жуть? Какой-то придурок и его дешёвая шлюшка, переборщили с наркотиками, занимаясь всякими непотребствами… а я – Я! Я должна через это страдать?
– Почему дешёвая? – удивился Крокер, припоминая красивую, измождённую девушку. – Как по мне, так она дорогая.
– Ой, видели бы вы дорогих типов… – Сара фыркнула. – Единственный человек, который выглядел серьёзно, и коего я видывала в своей весёлой жизни, был один тип из Калифорнии. Он был одет как дешёвый клоун. Но когда у меня спёрли сумочку, то он догнал вора и вернул мне сумочку быстрее, чем узнал моё имя. А эти двое… ну это знаете – из тех, что сильно быстро разбогатели, но при этом несильно поумнели. Это парень таскал драгоценности для женщин! Ха! А его рубин – ну ведь убожество, совсем к его пальцам и рукам не шёл.
– Рубин? – Крокер прищурился. – Но это не так, у умершего на пальце был перстень с ал-мазом.
– Алмаз? Ой. Таки не пытайтесь учить торговку с Одесского привоза, отличать красное от прозрачного. Я их и наощупь не попутаю. У него был рубин – такой громадный, как слива, и алый, как вишня в саду у моего непутёвого дяди. Так что там с моими комнатами? Когда я их назад получу?
– Я могу походатайствовать, и печати снимут дня через два. Кстати… – Крокер достал зажигалку и дал Саре раскурить тонкую сигаретку, в длиннющем мундштуке. – Эта девушка покидала когда-нибудь комнату, где нашли убитого?
– Вай, молодой человек… – Сара впустила в лицо Крокер кольцо дыма. – Вот мне уже тридцать пять лет, я уже достаточно навидалась людей, чем вы в свои… сколько вам там натикало на часиках Бога?
– Сорок восемь лет, – огорошил Сару Крокер, не без интереса увидев, как у той изумлённо раскрылись глаза.
– Сорок восемь лет? Но… я вам и тридцати бы не дала!
Крокер растянул губы в улыбке, он и сам знал, что выглядит необычно. С совершенно лысой головой, покрытой татуировками, без седых волос, низкого роста – это действительно делало его похожим на подростка.
– Так что вы там мне хотели сказать за эту девушку?
– Влюблена она была в покойного. До самых своих пяток. Если бы в меня кто так был бы влюблён, то вы бы меня видели бы только на седьмом небе счастья. Эта особа ходила за покойным, как жена за мужем, делая все, что он говорил. Я сама… слышала, – Сара запнулась на слове «слышала», – …как он приказывал ей делать разные… вещи для себя, и она делала их с превеликим наслаждением. Так же она следила за его хозяйством, убиралась, носила и готовила еду… В общем если кто вам скажет, что она была у него рабыней и он держал её на цепи против её воли – то плюньте тому в морду, лично от меня.
– Погодите-ка… а кому вы ещё рассказывали это? – насторожился Крокер. – Судье говорили?
– Этим Козлиным Бейцам? Конечно, говорила, он же меня припёр к стене, как озабоченный матрос, после двухгодичного плаванья и всю закидал вопросами. Ну я ему и ответила.
Крокер прикусил губу. Теперь ему стало понятно, почему судья так упорно вцепился в версию об отравлении покойного. Так же стало ясно, что дело запутывалось ещё больше и больше…
– Крокер! – в коридоре появился запыхавшийся Элдридж. – Крокер, я тебя везде ищу… уф! Пошли срочно в морг. У нас нашего покойного опознали…
***
Итальянский посол собственно послом не был, поскольку Сент-Шилдс не имел своего посольского квартала. Однако так уж получилось, что господин Мазерапани когда-то был самым настоящим послом Италии в одной из европейских стран, а потом эмигрировал в США. Для Крокера в голове не укладывалось, как в Италии могли выпустить столь важную персону, с головой, набитой дипломатическими тайнами. Однако это было так.
Поскольку Мазеропани был послом, пусть и бывшим, то в городе его так и прозвали – посол. А потом привыкли, да и сам Мазерапани особо не возражал.
Мазерапани жил в Сент-Шилдсе как богатый, обеспеченный мажор, не нуждавшийся в деньгах и ведущий весьма роскошный образ жизни – на его званые завтраки, обеды и ужины в городе всегда была очередь из представительных горожан.
Крокера на такие «угощения» ни разу не приглашали, из чего он сделал вывод о своём социальном статусе в глазах бывшего посла.
– Да, да, это тот самый тип. Его зовут Карло-Ювелир, уж его фамилию я подзабыл, – проговорил Мазерапани, осматривая труп. – Это так называемый «сорока». Охотник за драгоценностями. Такой, знаете-ли тип, что ворует драгоценности.
– Не совсем так, они специализируются на похищении драгоценностей, но в простую уголовщину не вмешиваются, – проговорил Крокер. – И откуда вы его знаете?
– Полгода назад мне сообщили, что на меня вышел один из «сорок», с особым заказом – украсть мой семейный комплект драгоценностей. Эти драгоценности мой прадед сделал для любовницы моей бабушки. На заказ, с большими такими камнями.
– Любовницы бабушки? – удивился Крокер, переглянувшись с Судьёй, коий тоже был немного шокирован от такого признания.
– Ну, у нас были сложные отношения в семье… в общем этот комплект драгоценностей включал в себя восемь перстней, четыре браслета и кулон. Во время Великой Войны кое-что было украдено…
– Ага…
Крокер достал из кармана странный перстень и показал послу, прикрыв глаза.
Световая сфера посла, светилась тонкой тенью насмешки, пренебрежения и тщательно скрываемым смехом, словно Крокер показывал послу какую-то глупость или безделушку.
– Это бедняцкий перстень, – проговорил Мазерапани. – Посмотрите, он сделан из кости, а вместо алмаза там кусок простого стекла. Знаете, у нас в Италии такие перстни носят начинающие бандиты – девушкам из деревень или портовых районов в глаза пыль пускать. Он что, был у этого Карло-Ювелира на руке?
– Да. Но там были и другие украшения. Причём женские. Я сильно подозреваю, что это из комплекта вашей семьи. Но вот этот перстень – он совсем не похож на них.
– Дайте сюда! – Мазерапани выдернул перстень из пальцев Крокера и выбросил в урну для мусора. – Вот там ему место и нигде больше! Это мусор и дрянь, за которую вам, в некоторых районах моего города, дали бы не деньги – а по морде. Господин судья, я могу увидеть остальные драгоценности?
– Конечно! – расцвел в улыбке судья. – Пожалуйте в мой кабинет?
Проводив взглядом посла и с трудом сдержавшись чтобы не сплюнуть, Крокер полез в корзинку и вытащил оттуда перстень. Повертев его в пальцах, он покачал головой и сев на стул, призадумался.
Пока картина вырисовалась ясная – в Сент-Шилдс этот Карло-Ювелир приехал не просто так, а с целью «изъять» у Мазерапани драгоценности, на которые кто-то «сделал залог» – так в Сент-Шилдсе называли преступления, совершаемые по предварительному сговору, когда, например кто-то просил вора украсть для него строго определённые «побрякушки». У Мазерапани был ювелирный гарнитур, на который кто-то положил глаз. Так что этот кто-то нанял вора, тот приехал в город, начал искать «подходы» к «клиенту» и… погиб. Причём очень странно погиб – умер от чего-то неизвестного.
Пока всё что видел Крокер, говорило о том, что Карло-Ювелир умер от отравления ка-ким-то ядом. Его тело выглядело очень мрачно и, судя по всему, это таки был яд. Но Василиса была убеждена, что ядом там и не пахло, а смерть наступила от чего-то иного…
И – та девушка…
Крокер помнил её глаза, наполненные диким ужасом. Страхом и отвращением, прежде чем она потеряла сознание и впала в коматозное состояние. Представить, что такое можно подделать было трудно. Девушка и в самом деле была в глубочайшем шоке.
Однако Сара говорила, что девушка души не чаяла в этом Карло-Ювелире, и пылинки с него сдувала.
Что за чушь то тут творится?
***
Тень от Немой Церкви падала на задние больницы Святой Варвары, когда Крокер сумел освободиться и приехать в эту самую больницу.
Больница Святой Варвары была самым первым зданием Сент-Шилдса, построенным из камня. Некий богатый англичанин, прибыв на постоянное место жительства в Колонии, потратил кучу денег, чтобы выстроить это роскошное пятиэтажное здание, в английском стиле девятнадцатого века.
Правда не обошлось без накладок – во время строительства перепутали чертежи и в итоге здание, рассчитанное на пять этажей, получилось четырёхэтажным.
После того, как в Сент-Шилдс открыли новые лечебницы. Больница Святой Варвары быстро превратилась в бесплатную больницу, в которую собирали бедных жителей города.
Крокер никак не мог понять, что заставило Судью перевести подозреваемую в убийстве Карло-Ювелира в это место. Тут было далеко не так безопасно, да и народ тут был… разный.
Вестибюль больницы был полон народа – в основном там были работники «злачных» за-ведений, алкоголики, наркоманы и просто опустившиеся люди. Что бы поддерживать порядок, в Святой Варваре постоянно толклись полицейские, а также выделяемые профсоюзами и даже преступными лидерами города мордовороты.
Такие меры безопасности были очень к месту – Великая Депрессия вышвырнула на улицы сотни и тысячи людей, и поставила многих на грань выживания. Многие люди стали совсем другими – прежние законы и условия не всегда срабатывали. Народ так же привык топить свою боль и отчаянье в алкоголе и наркотиках – и это вело к мрачным ситуациям.
Не так давно Крокеру довелось расследовать преступление о продаже детей в бордель для «гурманов» – этим жутковатым бизнесом занимались совершенно опустившиеся наркоманы, которые шли на это чтобы получить свежую дозу опиума – для облегчения своих страданий.
Их главу Крокер пристрелил самолично – без малейшей тени гордости или удовольствия – только с омерзением. Остальные угодили в полицейское управление, но попав в общие камеры, как-то не сумели дожить даже до утра, не то что до суда.
И это было только немногое из того, что творилось в городе.
Крокер немного постоял у дверей в вестибюль, осматривая толпу пациентов и врачей, а так же здороваясь со знакомыми, коих было великое множество.
Наконец через толпу, словно ледокол через льдины, протолкался один из патрулировавших вестибюль охранников. Это был «амбал» – портовый грузчик, который за часто переломанный нос получил прозвище Кривой Нос.
– Кого я вижу… Сам Всевидящий, – Кривой Нос протянул Крокеру руку, размером с лопату.
– Я смотрю, ты меня не рад видеть? – Крокер пожал пальцы Кривого Носа и усмехнулся.
– Да ты что? Да я… – Кривой Нос вспомнил, за что Крокер получил кличку Всевидящий, и оскалил зубы в удивительно зубастой улыбке. – Да не. Всё путём, брат. Всё путём. А ежели ты за тот случай – так я пьяный был. Как говорится – Дьявол под руку нашептал.
– Что-то ты как за бутылку возьмёшься, так тебе вечно все шепчут, – усмехнулся Крокер, и протянув руку, взял Кривого Носа за пуговицу его роскошной рубашки. – Давай как поближе к телу, дружище. Ты слышал о девице, которую привезли вчера из Гавани? Должен был знать. Она прибыла вместе с судейскими крысами. И где-то ту на койку шлёпнулась.
– А, так это наверху, на «слепом этаже». Да, помню. Только ты туда не попадёшь, там Бейц-Баран охраны натыкал, аж трое мордоворотов с револьверами… Говорят, больно серьёзная птичка… Шпионка.
– Шпионка?
– Ну да, – Кривой Нос взял Крокера за руку и отвёл в угол, к большой кадке, в которой росла на удивление жирная и здоровущая пальма. – Бейц-Баран прям прыгал вокруг неё, как твой козел. Говорил, что она явно русская, поскольку никаких следов и доказательств того, что она «выпарила» того дурня, нет. Мол, только эти русские шпионы могут так без следов работать. Вот…
– А что сама потерпевшая?
– А ничего. Она даж в чувство то и не приходила, понимаешь, какая вот петрушка, творится. Так и лежит без сознания – вот.
– Кто её сторожит?
– Дык это, трое офицеров. С пистолетами – причём у двоих у них – аж «Томи-ганы», так что вот… И твоя девка на «слепом этаже»… вот такие дела.
– Думаю, это мне пригодится, – Крокер кивнул Кривому Носу, и склонил пред ним голову, приподняв шляпу. – Благодарю тебя.
– Да ты чо? Да пусть мня Бог пришибёт, если ему делать больше нечего, что я тебе помочь завсегда рад.
– А теперь сделай мне приятное – свали прочь и не отсвечивай.
Крокер даже не успел договорить, как Кривой Нос испарился, словно упавший в пудлинговую печь кусок льда.
…Мамаша Ари выглядела по-прежнему кошмарно – сухопарая старуха, с редкими седыми волосами, крючковатым носом и сильно отвисшей губой. Драный халат, украшенный неожиданно красивыми и аккуратными заплатами, действовал на психику пациентов Святой Варвары, подобно удару кувалды по стеллажу с драгоценным хрусталём.
– Крокер! Ах, Крокер! Дорогой ты мой!!!
Старуха поставила швабру к стене и наградила Крокера такими объятьями, что у того захрустели кости. С трудом выдравшись из цепких объятий уборщицы. Крокер пошевелил плечами, вправляя кости плеч и деловито поинтересовался:
– Как там ваш ненаглядный Гилберт?
– Ох, что уж тут… Представь себе, опять привёл какую-то лахудру подзаборную, и спит с ней. Никак не повзрослеет парень. Связывается не с девушками своего круга, а с какими-то портовыми отребьями! Стыда нет у парня! Ты уж Крокер, посодействуй, по старой памяти, в том, чтобы изгнать и эту осквернительницу…
– Сделаю что смогу.
– Ой, я так буду рада! И поверь, в долгу не останусь, – уборщица оскалилась в ужасной улыбке – все её зубы – числом четырнадцать, были из чистого золота, правда выглядели они так, словно ими долго и упорно грызли якорную цепь.
Такое странное явление было связано с тем, что Мамаша Ари отличалась на редкость скверным характером и больше всего на свете любила «грызть плешь» всем встречным-поперечным. Не стал исключением и стоматолог, у которого она «меняла зубы» – уж что она ему наговорила – осталось тайной. Однако зубы стоматолог поставил склочной пациентке самые плохие, из довольно низкопробного золота, да ещё отлитого вкривь-вкось. Не иначе собрал весь брак в своём кабинете, что под руку попался.
Мамаша Ари от такого «украшения», пришла в ярость и даже нажаловалась своему сыну – Гилберту Ари, более известному в полиции и преступном мире как «Книжный Термит». Однако Термит оказался человеком со знатным чувством юмора (да и мамаша достала его уже по самое «не могу») так что в отношении стоматолога никаких мер не принял. На том и поладили.
Так что зубы у Мамаши Ари остались золотыми но на редкость корявыми – что производило жуткий эффект при улыбке. Кстати, изначально их было таки тридцать два, но сейчас осталось – четырнадцать. И с потерей каждого зуба была своя, таинственная история, которую Крокер бы предпочёл забыть…
– Собственно за помощью я и пришёл. Мне надо попасть в «слепой этаж» и поговорить с той девушкой, которую привёз уважаемый судья Иезекиль.
Мамаша Ари уставилась на Крокера весьма мрачным взглядом, а затем постучала рукоятью швабры по зубам, словно прикидывая, с какой стороны лучше начать перегрызать горло детективу.
– Вот веришь, нет… Кто другой попросил бы у меня такое – так отведал бы моей метлы на десерт, – проворчала она, смягчившись. – Но для тебя – так и быть, постараюсь. Ты моего сына от всяких портовых шлюх выручаешь. А настоящий аристократ никогда долгов не забывает.
Крокер скривил губы в мрачной усмешке.
Мамаша Ари было сокращённым от Маркиза Аристократка. И, как ни странно, но она бы-ла действительно из старинного рода Сент-Шилдса. Её семья была одной из самых старейших в городе и Мамаша Ари никогда не забывала об этом упомянуть или рассказать. Более того, даже свою старую фамилию – Иванова, она заменила на Ари и записала своего сына под фамилией Ари.
– Пошли, – Мамаша Ари повела его в служебный коридор и выудила из кладовки большой старый халат, выглядевший так, словно им подметали весь вестибюль. – Одевай. И молчи.
Крокер натянул халат, прямо поверх своего костюма и, прикрыв глаза, «осмотрелся» по сторонам.
В больнице его «всевиденье» помогало только на близких расстояниях – уже на дальней дистанции огромное количество световых аур людей наслаивалось друг на друга, создавая странное ощущение того, что Крокер попал в середину огромного песчаного шторма, что кружил вокруг него непроницаемой стеной.
Однако сейчас он «видел», что служебные коридоры пусты, только в туалетах кто-то присутствовал, по своим делам.
– На, маску одень, и шапку, – Мамаша Анри сунула искомые вещи в руку Крокера. – Давай за мной. И потише. Тут всюду… некрасивые люди.
– Да я уж понял, – кивнул Крокер и, чтобы не дать Мамаше Анри возможности нервничать, спросил: – Так как там ваш сынок?
Сына Мамаши Анри звали (конечно, за глаза – в присутствии Мамаши Ари назвать его этой кличкой было чистым самоубийством) – Термитом, в честь прилежных насекомых из жарких стран, что обожает книги, дерево и прочие вещи. Гилберт Иванов, так звали Термита, был очень хорошим работником архивов города и знал о городе побольше чем Крокер. Чем Крокер часто пользовался.
К сожалению, сам Термит давно и прочно сидел под «стопой» Мамаши Ари, которая при всех своих недостатках, была властной и грозной особой. А ещё она дико, просто безумно, любила сына и боялась его потерять. Так боялась, что активно разгоняла всех девушек, что имели несчастье оказаться в прямой видимости её сына. Поэтому Термит менял девушек как перчатки – ни одна у него долго не задерживалась в любовницах – всех «сметало» гневом Мамаши Ари, как муравья – веником.
Удивительно было то, что Термит был парнем не промах – он умел «задавать тон» банди-там и «портовой швали» которые боялись его как огня. Но вот справиться со своей мамой он был не в силах.
– Сыночек мой, как обычно, слеп и не видит, каких портовых девок к себе в дом водит, – проворчала Мамаша Ари, толкая Крокеру в руки вёдра с чистой, воняющей хлоркой, водой и топая к служебной лестнице. – Вечно, приведёт в дом каких-то жутких дур, которые ведут себя так, словно их на улице конной повозкой сбило… Ты в тот раз вроде их разогнал – так ведь нет же, опять кого-то притащил. И откуда он таких откапывает? Не иначе в Докерских Норах ищет.
Крокер сочувственно слушал бубнёж Мамаши Ари, и следовал за ней по служебной лестнице, чувствуя, как с каждым шагом, ведро становится всё тяжелее и тяжелее. Крокер даже будучи подростком-то особой силой не отличался, а после ранения в Бельгии вообще сильно ослабел. Так что подъём с ведром на самый верх для него оказался настоящим испытанием.
«Слепой этаж» назывался так потому, что в нём не было окон. Совсем. По странной при-хоти архитектора, этот этаж был не только без окон, но и очень хитро построен – так, что там было нельзя сделать ни одного окна. Крокер помнил, что во время Великой Войны военные пытались устроить тут госпиталь для рабочих с военных предприятий, но попытка пробить окна столкнулась с проблемой – в стенах было столько несущих конструкций, что одно единственное окно было способно обрушить всё здание.
В ходе размышлений, этому «слепому этажу», было дано своё предназначение – он стал инфекционным блоком, в котором заключались больные опасными инфекционными болезнями.
У входа в «слепой этаж» Крокера и Мамашу Ари встретил здоровенный полицейский – не просто рослый, а настоящий гигант, габаритами больше похожий на двустворчатый шкаф, чем на человека.
– Чего надо? Кто такие?
– Ты вот мне тут поговори, – проворчала Мамаша Ари, и потрясла шваброй. – А ну пропускай меня, ежели не желаешь закусить моим помелом!
– А это кто такой? – здоровяк повернулся к Крокеру всем телом, и мрачно уставился на него.
– Это мой помощник. Или ты думаешь, что я тут вёдра с водой на твой этаж руками должна таскать? Ах ты амбал портовый! А ну пропусти. Или сам тогда сиди и пол мой
– Тебя пустить можно, вот его – нет.
– Э… – Крокер поставил вёдра на пол. – Я тут, на лестничной клетке подожду. Если что – зовите.
Мамаша Ари метнула на Крокера колючий взгляд и, кивнув, схватила вёдра и поволокла их в коридор. Ну а Крокер спустился вниз и, сделав глубокий вдох, прикрыл глаза…
Он сам не знал, как это действует – просто ЗНАЛ.
Мир вокруг него моргнул и окрасился в чёрно-белые тона. Одновременно Крокер ощутил, что на него словно рухнул целый дом – его движения стали очень замедленные и неспешные. Сделав ещё один глубокий вдох, Крокер начал подниматься по лестнице.
Здоровяк на этот раз тупо скользнул по нему взглядом и, прислонившись к стене, стал следить за Мамашей Ари. Крокер неспешно прошёл мимо него и осмотрелся.
Судя по всему, Судья и впрямь отнёсся к этому делу всерьёз – неизвестную девушку охраняли аж трое спецагентов (не считая привратника на входе). Причём все трое были вооружены и смотрели на Мамашу Ари весьма профессиональным взором, отслеживая каждое её движение.
Крокер осторожно прошагал мимо них, стараясь не делать резких движений. Он знал, что сейчас его никто не видит, хотя его можно в этот момент сфотографировать или снять на киноплёнку. Такое странное умение – заставлять людей не видеть себя, у Крокера появилось в Бельгии, ещё до того, как он выписался из госпиталя, после удара электротока.
Так же Крокер знал, что до тех пор, пока он делает осторожные и медленные шаги – его не замечают. Но стоит ему ударить кого-то из спецагентов, как Крокера тут, же заметят и атакуют.
Тише мыши, пробравшись мимо охраны, Крокер вошёл в палату (к счастью двери в неё были приоткрыты) и, прижавшись к стене, сделал тихий выдох.
Тело детектива скрутила боль и судороги – неизбежная плата за использование своей способности. Крокер привычно прикрыл глаза, пережидая боль, а затем осмотрелся по сторонам.
Палата была совершенно обычная для «слепого этажа» – кровать, стенной шкафы и несколько полок для книг и личных вещей.
Девушка, которую нашли в доме умершего «сороки», лежала на кровати, укутанная в толстое грязноватое одеяло и смотрела вверх в потолок, совершенно пустыми, бессмысленными глазами.
Крокер склонился над ней и поводил пальцами перед её лицом. Глаза девушки чуть-чуть пошевелились. И только.
Больше всего девушка напоминала человека, что впал в глубокий шок – Крокер видел таких людей на Великой Войне – извлечённых из-под обломков и засыпанных в траншеях. Такие люди, когда их вытаскивали на свет Бога, часто вели себя очень странно – они словно смотрели куда-то не туда, невидящими глазами. И на посторонние движения никак не реагировали. Они словно не видели окружающего их мира…
– Что же с тобой такое произошло? – прошептал Крокер.
Девушка и впрямь пребывала в состоянии глубочайшего шока – в этом детектив готов был поклясться чем угодно. Однако это не гарантировало, что судья Аберкхит откажется от своих планов объявить её советской шпионкой и отправить на электрический стул. Как он говорил: «Для политического веса нет ничего лучше казнённой шпионки».
Крокер прикрыл глаза и «всмотрелся» в лицо девушки и поводил руками перед её глаза-ми.
Девушка отреагировала как машина из фантастических романов – механически проследила за рукой Крокера и всё. И это было единственное, что она себе позволила. Её «сфера» не изменилась ни на чуть-чуть.
Пошарившись в карманах, Крокер выудил странный перстень и показал его девушке. Та посмотрела на него – тем же безжизненным взглядом машины, и снова уставилась в потолок.
Что бы с ней не произошло, это было что-то необычное…
– А ну с дороги! Совсем с ума посходили, не видите, кто тут с вами говорит?! – раздался из коридора рык Аберкхита. – Документы тебе подавай… я тебе такие документы устрою, быдло, что до конца жизни будешь отхожие места в сиротском приюте драить!
Крокер, молнией, метнулся в шкаф и успел закрыть за собой дверь за секунду до того, как в палату вошёл Аберкхит, в сопровождении Пасюка, главы лечебницы – Ридчарда Нокса и… Василисы.
Увидев Василису, Крокер скрипнул зубами, но затаился – даже дыхание задержал.
– Итак… – Аберкхит, облачённый в роскошный костюмчик из настоящего шёлка, в поло-сочку, подошёл к кровати, и посмотрел на лежащую там девушку. – Ты, Ричи, говоришь, что эта шпионка до сих пор в коме?
– Увы, да. Только это не кома, а своего рода шок. Что-то… ну такое необычное… Василиса? Вы не сталкивались с таким?
– Сталкивалась, – проговорила Василиса, отряхивая подол длинной строгой юбки, которая шла ей как корове – седло. – В общем, вам известен термин «шоковая амнезия»?
Ричард прикусил губу и задумался…
То, что главный врач такой лечебницы, где круглые сутки пребывают посетители с самыми разными видами травм и потрясений, столь слабо знает медицину, для кого-то могло быть странным. Но только не для Крокера, который знал, что Ричард занял это место только для того, чтобы избежать отправки на фронт, в Европу. И с той поры Ричард вёл чисто «внешнюю» работу, не интересуясь, собственно, болезнями и медициной. Впрочем, следовало отдать ему должное – не интересуясь здоровьем пациентов, он делал много для их обслуживания – «выбил» самые новые приборы, сделал ремонт, заменив все коммуникации в лечебнице, и проведя электричество и телефонную связь.
А с медицинскими проблемами неплохо справлялся и простой персонал лечебницы (которому Ричард, кстати, ухитрился повысить заработную плату чуть ли не вдвое – это в условиях то Депрессии!). Собственно по этой причине больница и функционировала – ничего не понимающий в медицине начальник просто не мешал своему персоналу обслуживать больных и не лез в их работу.
– В общем, иногда, при попадании в жуткое или странное дело, человек забывает то, что с ним случилось. Я такое часто видела на фронте.
– А ты что, воевала? – удивился Ричард.
– Ну, так-то я – врач из военно-полевого госпиталя Российской Империи, – пожала плечами Василиса. – Правда числилась простой медицинской сестрой. Но приходилось делать разные операции и всё такое…
– Дожили, уже бабам скальпеля доверяют, – фыркнул Аберкхит, что деловито полировал тончайшим батистовым платком, расшитой золотой нитью, бриллиантовую запонку. – Что дальше? Может быть, оружие им доверят собирать? Это будет чёрный день для Дяди Сэма, уж поверьте мне.
Василиса дёрнула щекой, и стянула с себя косынку и обмахнулась ей.
– В общем, у этой девушки своего рода постоянная амнезия. Она вспоминает что-то и тут же теряет память. Как только она приходит в себя, то вспоминает это что-то и тут же теряет память снова, – принялась объяснять Василиса. – И такая штука может быть очень долгой. Фактически даже бесконечной.
– И что, никак не остановить это?
– Честно говоря, даже не представляю себе как… тут надо, каким-то образом заставить её не вспоминать всё это, но она вспоминает и вспоминает, – Василиса подошла к шкафу и посмотрела на судью. – А почему вы не проконсультируетесь с Крокером?
– Слушай сюда ушами… дура, – проворчал судья, прикрепляя запонку на место. – Я тебе с Крокером дел иметь не рекомендую. О нём тут метут много всякой чуши, но он – простой инвалид, которого из полиции не выгоняют лишь потому, что он имеет привычку вытаскивать из неприятностей задницы разных городских парней. Если бы его не опекали из Городского Совета нашего города, то Крокер уже давно бы в сиротском приюте полы от грязи циклевал.
– Ну,… Мне он показался вполне хорошим человеком. Умным. Он знает, что делать и очень честный. Я ему доверяю, – Василиса открыла шкаф и, несколько мгновений посмотрев на Крокера, спокойно взяла халат, висящий рядом с ним, и, закрыв шкаф, повернулась к кровати.– Счас посмотрим…
Василиса принялась осматривать девушку, а Крокер, прикрыв глаза, следил за ними прямо через дверцы шкафа – его «зрению» тонкие стенки шкафчика преградой не являлись.
Ричард и Аберкхит следили за работой Василисы одинаково равнодушно, явно не вполне понимая, что она делает – для чего трогает пульс, смотрит в глаза или слушает сердцебиение. Крокер, имевший более чем богатый опыт фронтовой медицины, знал – Василиса проводит осмотр девушки, на предмет её реакции на разные раздражители – на фронте, в госпитале, иногда так проверяли больных.
Однако ничего необычного Василиса не нашла, «сфера» девушки оставалась такой же нейтральной и спокойной…
– Ну как я сказала, это сильнейшее нервное потрясение, с тяжёлой формой амнезии, – про-ворчала Василиса, выпрямляясь и вытирая руки. – К сожалению, господин судья, пока нам эту девушку ну никак не допросить.
– Да что б её дьяволы растерзали. И как нам узнать, откуда эта шпионка Москвы взялась?
– А может она не шпионка.
– Шпионка, – проворчал судья. – Я таких как она носом чую… Кстати, не могла она сама яда хлебнуть? Для того чтобы от себя подозрения отвести.
Василиса склонилась над девушкой и обнюхала её губы, а затем, к удивлению всех (и Крокера тоже), поцеловала прямо в губы.
– Нет. Яда у неё нет, – проворчала она, облизнувшись.
– Уверена? – прищурился судья.
– Сомневаетесь?
– Ну… нет. Но только если этот яд тебе знаком. А если ты с ним не сталкивалась?
– Господин судья, я чую любой яд – неважно, какой он. Известный, неизвестный, забытый или неоткрытый – моё чутьё срабатывает не на название яда, а на его действие, – Василиса вытерла руки и, посмотрев в сторону шкафа, продолжила: – Моя семья была в Османской Империи дегустаторами ядов. Несколько поколений. Мою бабушку мой дедушка привёз на Дон как трофей – с Балканской Войны. И мне передался наш семейный дар – чуять яды, отравы и прочие гадости… хоть в воде, хоть в вине, хоть в человечьем теле. Так что если я сказала, что обе наших жертвы не принимали яды, то так оно и есть.
Василиса сняла халат и, открыв дверь, нацепила вешалку рядом с Крокером, чуть виновато ему улыбнувшись. Крокер успел ответить ей столь же кривой улыбкой.
– В общем, судья, я могу вам сказать только одно – этих двоих никто, ничем, не травил.
– И что теперь? Отказываться из-за этого от столь интригующих политических перспектив? – прищурился Аберкхит. – Э нет. Так дело не пойдёт. Твои выводы я, конечно, к делу подошью, но не сомневайся – выводы сделаю соответствующие.
– И какие же?
– А что тут неясно, женщина? – фыркнул судья. – Само собой, что тут явно дело рук Москвы. Только они могут сделать такой яд, который никто найти не может.
– Вполне возможно это даже не яд, а какое то излучение или радиация. – проворчал Ричард, заискивающе глядя на судью. – Тогда вполне понятно, почему труп так странно выглядит.
– Слушайте, я сама лично вскрывала этого Карло-Ювелира. Я его осматривала. Можно сказать, обнюхала изнутри. И единственное что могу предположить, что он умер от того, что у него, по непонятным мне причинам, высохла кровь. Я вспомнила, где видела такое тело как у покойного. Во время Великой Войны, офицеры нашего госпиталя как-то раз устроили велопробег со своими коллегами из рядов Британии. И после этого у них ноги выглядели как…
– Как куски вяленого мяса, – кивнул Аберкхит, который и сам был большим любителем покататься на модных велосипедах. Причём три года назад судья даже ухитрился выиграть городской велопробег. – Но дня через два всё пришло в норму. Молодец, женщина. Буквально с языка сняла.
– Ага. Только если в случае с велосипедистами – это локальное явление, то в случае с нашим покойным – общее. Неудивительно, что он умер – кровь так загустела, что сердце просто физически не смогло её проталкивать по сосудам. Но причина этого феномена мне непонятна.
– Это может быть только яд. Ничто, кроме яда, – заметил Ричард, с натугой порывшись в мозгах.
– О, наконец-то я и от тебя слышу хорошие мысли. Ладно, пошли отсюда. Выпьем кофейку с корицею. Это, как там тебя… Василиса, в твоих услугах больше не нуждаюсь. Давай, топай домой.
Василиса дёрнула щекой, но не стала спорить, а накинула платок на голову и вышла.
Судья покачал головой и достал из кармана огромные золотые часы, усыпанные мелкими рубинами и изумрудами.
– Знаешь, эта русская конечно немного разбирается в том, что касается ядов и прочего – иначе мне бы не рекомендовали её с самого верха… Но в политической конъюнктуре она не смыслит.
– Вы предполагаете, что эта девушка – убийца?
– Убийца и шпионка. Сам посуди – откуда у неё взялся такой мощный, и современный яд, который невозможно найти никакими видами лабораторных исследований? Я приказал послать образцы в Военный Госпиталь, если и там ничего не найдут, то дело ясное. Московская шпионка это. Видимо этот ворюга случайно раскусил её, вот и поплатился. Ничему эту уголовную шваль жизнь не учит.
– Полагаете, он её шантажировал? Ну, грозил сдать в полицию. Если она не буде делать то, что он желает?
– О, наконец, то ты всё правильно понял… – Судья захлопнул часы. – Ладно, давай пошли, время не ждёт.
Крокер прикусил губу и вынув из кармана перстень, посмотрел на него.
На краткую секунду ему показалось, что внутри перстня что-то полыхнуло.
***
Диксон Арнджейл был представителем одного из самых старых Семейств Сент-Шилдса. Его семья занималась торговлей драгоценностями и антиквариатом, который скупала по дешёвке у моряков и гостей города. Сам профессор, кстати, отучившийся в Гарварде, с отличными отзывами, увлекался не только скупкой и продажей всяких товаров, но и коллекционированием. Причём коллекционировал такие вещи, которые попадали под «Закон Комстока», что был введён ещё аж в 1873 году. Согласно этому закону такие штучки дома было запрещено держать.
Собственно говоря, на этой теме Крокер с Арнджейлом и свёл знакомство. К профессору залезли в дом и украли из его коллекции кое-какие вещички, что использовались для ритуальных нужд в глуши Африки. Мало того что украли, так ещё и додумались шантажировать профессора.
Крокер сумел найти воров до того, как те наломали дров, и вернул украденное профессору. После чего всегда мог рассчитывать на кружку чая, с громадным куском торта, в гостях у Арнджейла, и анонимные консультации по теме всяких найденных у воров-грабителей ювелирных украшений.
Семья профессора сейчас переживала не самые лучшие времена – Великая Война и «добровольные пожертвования» уничтожили почти все их денежные накопления. Но, что было ещё хуже – Война так же отняла семью профессора, его сына, дочь и внучку.
После Великой Войны профессор переехал в свой личный музей «Ритуальных артефактов», где тихо-мирно жил, продолжая своё хобби по сбору и скупке разных ювелирных украшений и всяких экзотических безделушек. Впрочем, не забывал профессор и о женском поле – у него постоянно в музее обитали разного рода девушки, причём даже из его студенток. Слухи о самом профессоре и его увлечениях ползали по городу весьма даже похотливые – неподготовленные люди от таких слухов пускали слюнки, но это были только слухи.
Музей «Ритуальных Артефактов» был достаточно старым зданием, выстроенным ещё до начала Гражданской Войны, причём для его строительства прадед профессора не пользовался услугами градостроителей Сент-Шилдс, а нанял для этого бригады архитекторов с Юга. Так что здание было своего рода образчиком архитектуры Юга до Гражданской Войны.
Пройдя по аллее, усаженной кипарисами, Крокер постучал в дверной молоток и огляделся по сторонам.
Тень от Шпиля Немой Церкви почти дошла до музея, так что на чай Крокер успевал.
Дверь открыла Жасмин, служанка профессора, и, по совместительству, давняя знакомая самого Крокера. Он сумел помочь ей с трудоустройством в Сент-Шилдс и с добычей новых документов, гораздо более чистых и невинных, чем старые. По этим документам Жасмин стала родом из Египта, а не Сирии. И была не сбежавшей из гарема сиротой, а просто сиротой.
Девушка была настолько благодарна Крокеру за такую помощь, что очень недвусмысленно намекала на то, какую плату Крокер с неё вправе требовать. Вот и сейчас, увидев его, девушка улыбнулась и кивнула головой так, что её чёрные кудри колыхнулись под чепчиком горничной.