1485, апрель

Глава 1

В апреле тысяча девятьсот девяносто четвёртого года Илье Андреевичу Котикову исполнилось пятьдесят два года. Внешность он имел довольно заурядную: невысокий дядечка с уже достаточно округлившимся животиком, с упитанной, всегда гладко выбритой мордочкой и с обширной лысиной, на фоне которой светились добрые голубые глаза. Илья Андреевич преподавал в институте историю и латынь. А ещё он довольно неплохо владел итальянским, хотя ни разу в Италии не был. Среди студентов Котиков слыл весьма добродушным преподом, который ни к кому особо не придирался, и с которым всегда можно было договориться о пересдаче. Впрочем, случайно узнав о своём прозвище среди студентов, Илья Андреевич несколько расстроился. Он ожидал чего-то связанного с его фамилией: «Кот», «Котик», «Котофеич» или что-то подобное, но, как оказалось, для студентов он был всего лишь «Тюленем». Возможно, внешность тут взяла верх над фамилией. Или, как прокомментировал один из его коллег: «Наверное, они имели в виду морского котика».

Распад Советского Союза и переход к рыночной экономике оказались для Ильи Андреевича настоящей катастрофой. Привычный ему мир моментально обрушился, а что делать дальше в новых условиях Котиков абсолютно не представлял. Инфляция и постоянный задержки зарплаты перевели его в режим вечного выживания. Наличие работы уже не давало гарантии достойного заработка, и Илья Андреевич, чтобы получить хоть какие-то деньги на текущие расходы, даже успел продать на смотровой площадке на Ленинских горах старый фотоаппарат «Киев», доставшийся ему от отца. Какой-то перекупщик дал целых двадцать долларов почти немятой бумажкой – наверняка собирался перепродать его подороже иностранным туристам. Впрочем, не всё было так безнадёжно – Людмила, младшая сестра Ильи Андреевича, и её муж сравнительно неплохо встроились в новые рыночные отношения. Муж Людмилы каким-то образом умудрился выкупить изрядно подержанный грузовик «Урал» и теперь занимался перевозками. Работы оказалось много, и доход был сравнительно стабильным; даже несмотря на то, что предприимчивого Николая уже дважды грабили на трассе Москва – Симферополь.

Несколько раз, когда Илья Андреевич оказывался совсем на мели, он приходил в гости к сестре, и добродушно посмеивающийся Николай обычно давал ему украдкой немного денег, приговаривая при этом: «Ну, надо ж поддержать науку, а то вы совсем вымрете как мамонты…»

Илья Андреевич считал это жутко унизительным, но деньги брал – ведь и за квартиру платить надо, да жить на что-то надо тоже… Впрочем, Илья Андреевич не всегда был иждевенцем – пару раз по знакомству его устраивали сопровождать группу итальянских туристов по Золотому Кольцу. Помимо возможности попрактиковаться в итальянском и посмотреть достопримечательности, он тогда получил оплату в долларах, и ещё туристы в индивидуальном порядке благодарно насовали ему примерно столько же в качестве чаевых. Котиков уже не рассуждал, насколько прилично профессору принимать такие подачки – наступившие рыночные отношения успели показать ему, что всё на самом деле очень серьёзно, что деньги, действительно, не пахнут, а за принципы ничего не платят.

Жил Илья Андреевич один. Женщины в его жизни появлялись редко и лишь на короткое время. Осознав, что тот охотнее проводит свободное время с томиком Катулла или Овидия, чем с ними, они довольно быстро и бесследно исчезали, признавая тем самым превосходство римских классиков над собой. Даже со своими студентками Котиков совсем не флиртовал, особенно после одного случая лет двенадцать назад. Тогда, отозвавшись на его ненавязчивую попытку флирта, девушка передала Илье Андреевичу странную записку, написанную почему-то печатными буквами, а пару дней спустя она бросилась под электричку неподалёку от платформы «Опалиха». Так и не разобравшись в содержании записки, Котиков со страхом ожидал допросов и расследования. Однако никто его не побеспокоил, так как девушка, как потом выяснилось, уже давно страдала каким-то психическим расстройством и состояла на учёте в психдиспансере. С тех пор интереса к студенткам Котиков не испытывал – никто не знал, какие диагнозы могли скрываться за внешностью вполне нормальных симпатичных девушек. После того случая у него развилось что-то вроде фобии на эту тему…

В то утро Илья Андревич намеревался поспать подольше – лекция в институте была назначена только на час дня, а значит можно было и выспаться, и заняться чем-нибудь приятным до обеда – например, почитать Овидия в оригинале, или ещё раз пересмотреть тот видеофильм про раскопки в Помпеях, который он совершенно случайно обнаружил в киоске у Белорусского вокзала среди боевиков и эротики. Едва проснувшись, Илья Андреевич с удовлетворением отметил, что на часах было всего лишь пятнадцать минут десятого, а значит можно было ещё понежиться в постели…

Телефон зазвонил резко и неожиданно. Кто бы это мог быть? В голове Котикова сразу появились две, или нет, три теории: во-первых, могла звонить сестра Людмила, чёрт её знает, что ей могло понадобиться; во-вторых, могли звонить из института, что кто-то из преподавателей заболел, и ему надо прочитать лекцию или провести семинар; ну и в-третьих, могли позвонить из «Интуриста», что опять приезжает группа итальянцев, и надо переводить… Честно говоря, в нынешней ситуации третий вариант был бы для Ильи Андреевича наиболее предпочтительным. Друзей, которые могли бы вот так позвонить спрозаранку, у него просто не было.

Трель телефона не умолкала, и Котиков, выбравшись из постели, направился по длинному коридору к высокой тумбочке, на которой ещё с тысяча девятьсот пятьдесят шестого года стоял массивный чёрный телефон.

– Алло? – Котиков поднял трубку.

В ответ раздался незнакомый женский, или, скорее даже, девичий голос (это была явно не Людмила и не Елена Анатольевна с кафедры).

– Здравствуйте, можно Илью Андреевича Котикова? – довольно чётко и уверенно спросила незнакомая девушка.

– Да, я вас слушаю, – ответил Котиков.

«Наверное, всё-таки из «Интуриста»», – успел подумать он.

– Здравствуйте! Вас беспокоят из…

Название фирмы Котикову абсолютно ничего не говорило, он вообще слышал его впервые.

«Значит, это не «Интурист»» – немножко разочарованно подумал Илья Андреевич.

– Простите, откуда? – переспросил он.

Девушка повторила и тут же добавила:

– Наш генеральный директор, Игорь Алексеевич, очень хотел бы с вами встретиться.

«Что за Игорь Алексеевич? Зачем встретиться?» – лихорадочно думал Котиков. Он попытался вспомнить всех Игорей Алексеевичей, которых он когда-либо встречал, но таковых не оказалось. Даже среди бывших одноклассников и одногруппников из института ни одного Игоря не было.

– Простите… – ответил Котиков, – Это, наверное, какая-то ошибка… Я не знаю никакого Игоря Алексеевича. Тем более генерального директора…

Ничуть не смутившись, незнакомая девушка продолжила:

– Это не важно. Главное, что он вас знает и очень хочет с вами встретиться. Как у вас со временем сегодня?

– Сегодня? – Илья Андреевич растерянно огляделся по сторонам, – Сегодня у меня лекция в час… – пробормотал он.

– Секундочку… – девушка, видимо, прикрыла трубку ладошкой и что-то у кого-то спрашивала.

Илья Андреевич терпеливо ждал, наверное, целую минуту. Наконец, девушка снова появилась в трубке:

– Сегодня ровно в шесть часов вас устроит? – спросила она.

– Я вообще не понимаю, о чём вы говорите, – ответил Котиков, – Что всё это значит?

В голосе девушки появились металлические нотки:

– Вы можете подъехать в наш офис сегодня в шесть часов вечера? – довольно строго спросила она.

– Ну… Могу… – сказал Котиков, – А зачем?

– Игорь Алексеевич хотел бы проконсультироваться с вами по одному вопросу… – ответила девушка,– Игорь Алексеевич сам вам всё объяснит.

– И всё-таки я не понимаю… – Илья Андреевич, действительно, ничего не понимал.

– Я думаю, что вы не пожалеете о затраченном времени, – сказала девушка чуть-чуть потеплевшим голосом, – Ваши услуги будут хорошо оплачены. Запишите адрес…

Чисто машинально Илья Андреевич записал огрызком карандаша на подвернувшейся под руку квитанции за квартплату улицу, номер дома и станцию метро.

– Игорь Алексеевич будет вас ждать ровно в шесть, – сказала на прощание девушка и положила трубку.

Несколько минут Котиков растерянно смотрел на бумажку с адресом. «Что это сейчас было?» – подумал он, – «Впрочем, про «хорошо оплачены» – это было бы очень кстати…»

Вряд ли генеральный директор какого-то там «…инвеста» внезапно заинтересовался хронологией римских императоров… Хотя, кто поймёт этих новых русских?

После завтрака читать Овидия расхотелось, и всё время до обеда Илья Андреевич посвятил уборке квартиры. Потом он поехал в институт. Вернувшись домой Котиков чуть-чуть перекусил, пришил на пальто оторвавшуюся ещё в позапрошлом году пуговицу, надел свежую, почти отглаженную рубашку, повязал галстук, и где-то за час до назначенного времени отправился на встречу с таинственным Игорем Алексеевичем.

Котиков ожидал, что фирма окажется типичной полуподвальной конторой со входом со двора в одном из невысоких старых домов в переулке у метро. К немалому своему удивлению, по указанному адресу Илья Андреевич обнаружил высокое многоэтажное современное здание из стекла и бетона. Дождавшись, когда часы у метро показали 17:55, Котиков поднялся по ступенькам и потянул на себя большую стеклянную дверь. В просторном фойе он сразу увидел охранника в униформе, несколько раскидистых пальм в деревянных бочках и красивую девушку за стойкой ресепшен. Возле девушки в высоком стаканчике стояло несколько маленьких флажков: американский, английский, норвежский и пара каких-то ещё. Охранник без интереса посмотрел на Котикова и отвернулся.

Немножко осмелев, Илья Андреевич прошёл мимо пальм к девушке. Та, оторвавшись от какого-то журнала, подняла на него глаза и спросила, слегка склонив голову набок:

– Здравствуйте? Что вы хотели?

– Здравствуйте, я – Котиков, – растерянно пробормотал Илья Андреевич, – Игорь Алексеевич…

Девушка поняла его с полуслова, кивнула и тут же подняла телефонную трубку.

– Наташ, – сказала она, – Тут пришёл Котиков к Игорю Алексеевичу.

Положив трубку на место, девушка приветливо улыбнулась и показала на роскошный кожаный диван возле стеклянной стены.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – сказала она, – Игорь Алексеевич вас ждёт, и сейчас вас к нему проводят.

Котиков присел на мягкий, очень мягкий, кожаный диван. Сразу захотелось посидеть тут как можно дольше… Однако уже где-то через пару минут раскрылись дверцы лифта, и в фойе шагнула другая девушка, чуть постарше той, что сидела на рецепшен, но тоже красивая и с похожей причёской – тёмные волосы были зачёсаны назад и наверх. Девушка едва заметно кивнула своей коллеге с ресепшен и остановилась напротив дивана.

– Господин Котиков? – спросила она.

– Да-да! – суетливо отозвался Илья Андреевич и торопливо поднялся с дивана.

– Очень хорошо, что вы приехали, – сказала девушка, и Котиков сразу же узнал её голос – это она звонила ему сегодня утром.

–Я… – было не совсем непонятно, что хотел сказать Котиков, но девушка кивнула в сторону лифта, который всё ещё стоял с раскрытыми дверями.

– Прошу вас, – сказала она, – Не будем терять времени.

Уже в лифте Котиков не удержался и спросил:

– Извините… А что это всё вообще значит?

Девушка снисходительно взглянула на него сверху вниз и ответила:

– Не волнуйтесь. Просто Игорю Алексеевичу интересно ваше мнение по одному вопросу.

– Вот как… – едва слышно пробормотал Котиков.

Лифт остановился на нужном этаже, и они вышли и пошли по коридору. Девушка шла впереди, и Илья Андреевич просто был вынужден смотреть на её стройную фигурку и аккуратную попку под короткой юбкой. «Наверное, я каким-то образом попал в параллельный мир…» – успел подумать он.

Игорь Алексеевич оказался бодрым, энергичным мужчиной, которого вполне можно было назвать пожилым. Он выглядел заметно старше Котикова, лысый, немножко более упитанный, чем следовало, с выдающимся округлым животиком. Впрочем, его энергии можно было только позавидовать. Едва Котиков вслед за девушкой вошёл в кабинет, Игорь Алексеевич выскочил из-за стола и как-то очень уж воодушевлённо устремился ему навстречу.

– Котиков? – радостно спросил он, – Почти узнал! Изменился, но… Все мы понемногу взрослеем. Здравствуйте! Очень рад встрече! Вы меня помните? Давайте, снимайте пальто и располагайтесь.

Илья Андреевич растерянно уставился на генерального директора. Если честно, то тот больше всего напомнил ему Владимира Ильича Ленина из кинофильма «Ленин в Октябре» – жилетки и бородки, конечно, не хватало, но энергия, бойкий напор, воодушевлённый блеск глаз, лысина – всё это полностью соответствовало образу вождя мирового пролетариата. Илья Андреевич нерешительно пожал протянутую ему руку, повесил свою куртку на вешалку у двери и, даже не поняв как, оказался усаженным в просторное мягкое кожаное кресло. На стеклянном столике перед Котиковым тут же появилась чашечка кофе и тарелочка, на которой лежали четыре маленьких, словно игрушечных, шоколадных эклера.

– Так и не вспомнили? – азартно, почти с ленинской интонацией, переспросил Игорь Алексеевич, – Ну ладно, угощайтесь! Наталья Сергеевна нам потом ещё принесёт, если мы с вами будем себя хорошо вести. Ведь правда, Наталья Сергеевна?

Он плюхнулся в точно такое же кресло рядышком с Котиковым и весело посмотрел на девушку. Та, ничуть не изменившись в лице, едва заметно кивнула и вышла из комнаты.

– Вот так и живём! – бодро сказал Игорь Алексеевич, подхватил свою чашечку с кофе и повернулся к Котикову, – А что, правда, вы меня не узнали? Тогда я вам напомню. Ведь, в сущности, именно поэтому я вас и пригласил.

– Вы меня извините, – Котиков решил искренне всё объяснить, – Но я, действительно, не имею ни малейшего понятия, кто вы, и почему, и зачем вы меня пригласили. Я всего лишь историк… Ну, может быть, немножко линвист… И я совсем не понимаю…

Сбившись, он смущённо замолчал.

– Хорошо! – воскликнул Игорь Алексеевич, – Сейчас мы вместе вспомним. Вам такая тема диссертации ничего не напоминает: «Языческие похоронные обряды поздней Римской Империи»? И, скажем, год – тысяча девятьсот восемьдесят четвёртый?

Илья Андреевич вздрогнул и внимательно посмотрел на собеседника.

– Ага! Вспомнили! – радостно констатировал тот.

– Это… Это… – Котиков удивлённо приподнял брови, – Это была тема моей докторской диссертации… Только она называлась: «Язычество и похоронные обряды поздней Римской Империи».

– Ну, это мелочи! – махнул рукой генеральный директор, – Главное, что суть вашего опуса я помню очень хорошо.

– Но позвольте… – Котиков подозрительно посмотрел на него, – Ведь защита тогда провалилась, и… И всё очень резко тормознули… Мне говорили, что даже автореферат из библиотеки изъяли…

– Знаю-знаю! – Игорь Алексеевич заговорщески наклонился к Котикову, – Партбюро ваш опус остановило. Я сам и остановил. Моим личным распоряжением.

– Вы?! – Котиков пристально уставился на него, словно ожидая, что тот стянет с лица маску и, наконец, покажет свою истинную внешность, – Как это? Зачем? Почему?

– Вы это серьёзно? – улыбка исчезла с лица Игоря Алексеевича, – Вы зачем там Мавзолей и Ленина приплели? Ну, писали о Римской Империи, и писали бы! Зачем вам соцреализм вдруг понадобился? Я вас и тормознул тогда по партийной линии. Если бы не я, никто не знает, чем бы это всё для вас закончилось. Вы, вообще, в какой стране родились? Правил не знали, что ли?

– Так это вы были секретарём парторганизации? – неуверенно спросил Котиков.

– О! На третий день Штирлица осенило! – засмеялся Игорь Алексеевич, – Вы не обижайтесь. Время такое было. И все мы такими были. Но совесть моя и перед партией и перед вами совершенно чиста.

Котиков недоумённо поглядел на него.

– Да-да, чиста! Вы кофе-то пейте, а то остынет… Диссертацию-то я вашу срезал, это правда, но зато помните на конференцию в ГДР кто вас отправил?

– Ну… Мне Телегин тогда предложил… – неуверенно пробормотал Котиков.

– Ха! И кто такой этот ваш Телегин? – воскликнул Игорь Алексеевич, – Я вас рекомендовал, хотя вы и были беспартийный. Я вас и отправил. И вот там, в ГДР, мы с вами и встретились. Помните? Я там за вами тогда присматривал – вы же под мою ответственность поехали…

Котиков неуверенно сделал маленький глоток кофе и удивлённо посмотрел на Игоря Алексеевича. За границей он, действительно, был всего лишь один раз в свой жизни, и это была как раз та самая конференция в ГДР.

– Вспомнили? – ещё раз спросил Игорь Алексеевич.

Илья Андреевич задумался. Да, вроде и не так давно всё это было. В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Конференция историков об итогах Второй Мировой войны и попытках западной пропаганды исказить их… Честно говоря, Котиков мало что мог вспомнить. Разве что выступление венгерского коллеги, такое страстное, непосредственное, искреннее… Или тот румынский историк, с маленькой круглой головой, так смешно говоривший по-русски? Или пожилой немец из ГДР, который долго и скучно излагал какие-то факты и цифры с трибуны? Нет, пожалуй, самым ярким впечатлением Котикова из той поездки была незаконная демонстрация в предпоследний день, свидетелем которой он случайно оказался.

Конференция тогда закончилась довольно поздно, и уже начинало понемногу темнеть. До ужина ещё оставалось какое-то время, и Илья Андреевич решил пройтись по магазинам – благо, в карманах ещё оставалось довольно много марок, выданных в институте перед поезкой, и их можно было (нужно было!) потратить на что-нибудь полезное. В компании нескольких других участников конференции из разных стран социализма он вышел на улицу и, пройдя не более сотни метров, оказался на небольшой площади. Универмаг был на другой стороне. Внезапно внимание Котикова и его коллег привлекли громкие крики. Прямо посреди площади стояла толпа, человек может быть сто. В руках многие из них держали куски картона с написанными на них лозунгами и все всё время что-то громко кричали и скандировали. Митинг, судя по всему, был незаконным, так как прохожие испуганно шарахались в стороны и, прижимаясь к стенам домов, стремились незаметно прошмыгнуть мимо. Котиков тогда сразу подумал, что это была очередная демонстрация за объединение Германии и против Берлинской стены. На плакатах он сумел разобрать по-немецки «Мы – это народ!» и ещё что-то про «свободу». Не отважившись пересечь площадь, Илья Андреевич нерешительно остановился на тротуаре и стал наблюдать за происходящим. Не прошло и минуты, как на одной из примыкавших к площади улиц появилась полицейская машина – обыкновенная жёлтая «Лада-Нива» с мигалкой. Машина выехала на площадь и остановилась с краю. Из неё вылез немецкий полицейский с рацией. Не приближаясь к протестующим, он просто стоял возле машины и с кем-то говорил по радио по-немецки. Очень скоро окрестные улицы наполнились звуками сирен и синим светом полицейских мигалок. На площадь живо выкатились два крытых брезентом грузовика, пара черных «Волг» с синими мигалками и несколько полицейских автобусов с занавешенными окнами. Далее события стали развиваться с молниеносной быстротой. Из грузовиков и автобусов начали выскакивать полицейские. Из автобуса, остановившегося рядом с Ильёй Андреевичем, быстро выбежали двенадцать-пятнадцать девушек-полицейских в униформе. У каждой, не на поводке, а на блестящем прямом металлическом стержне около полуметра длинной была пристёгнута крупная немецкая овчарка в железной сетке-наморднике. Равномерно выстроившись вдоль одной из сторон площади и крепко держа металлические стержни обеими руками, девушки с собаками замерли по стойке смирно в ожидании дальнейших приказов. Овчарки сдержанно рычали, но лаять они не могли из-за намордников.

Тем временем, мужчины-полицейские, распределившись вдоль трёх других сторон площади, развернули большую сеть с крупными ячейками, наподобие рыболовной. Демонстранты начали что-то смутно подозревать, но по-прежнему размахивали транспарантами и выкрикивали свои лозунги, хотя уже не так бодро и и не так слаженно.

Наступила относительная тишина: испуганные и настороженные демонстранты опасливо поглядывали на шеренгу девушек с собаками. Из одной из чёрных «Волг» с мигалками вышел невысокий мужчина в сером плаще и шляпе. Он уверенным шагом пересёк площадь, подошёл к демонстрантам и негромко что-то им сказал. Сначала было некоторое замешательство, но потом один из демонстрантов громко закричал что-то в ответ – видимо, оскорбительное (Котиков разобрал только слово «Шайзе!»), и человек в плаще, резко развернувшись, быстро направился обратно к «Волге».

Проходя мимо девушек с собаками он приостановился и кивнул крайней из них. Та тут же крикнула высоким девичьим голосом какую-то команду на-немецком. Девушки в шеренге абсолютно синхронно чуть наклонились вперёд, продолжая сжимать короткие металлические стержни удерживающие собак. Овчарки, глухо рыча, начали тянуться вперёд…

Демонстранты начали снова выкрикивать свои лозунги, но было заметно, что они боялись…

Потом прозвучала ещё одна команда, и каждая из девушек-полицейских повернула металлический стержень-поводок на пол-оборота по часовой стрелке – тут же с громким щелчком сетки-намордники у собак упали вниз и повисли на их шеях. Овчарки сразу же сорвались в дикий лай – то, чего еще секунду назад они не могли себе позволить из-за намордников. Изрядно оробевшие демонстранты перестали кричать и с ужасом взирали на шеренгу длинноногих девушек в коротких юбках едва удерживающих брызжущих слюной и захлёбывающихся лаем свирепых псов.

По следующей команде, девушки повернули металлические стержни ещё раз, и те внезапно отсоединились от ошейников. Собаки рванулись вперёд, прямо на демонстрантов. Девушки-полицейские безмолвно замерли в ровной шеренге, взяв уже ненужные стержни в правую руку и совершенно синхронно опустив их вниз.

Преследуемые свирепыми овчарками, недобитые агенты Запада в ужасе побежали в разные стороны, но так как все выходы с площади были перекрыты, они в отчаянии бросались прямо в растянутую полицейскими сеть.

Неспешно и уверенно, полицейские окружили сетью всю демонстрацию и, постепенно сужая круг, начали методично опутывать ею всех участников. Причём овчарки, не переставая яростно лаять, бегали вокруг и кусали демонстрантов через сеть за задницы и ноги. Из окружённой сетью толпы раздавались вопли, ругательства, громкие женские крики и визг.

Потом по команде каждая собака вернулась к своей девушке. Защёлкали пристёгивающиеся к стержням ошейники, и девушки-полицейские, синхронно повернувшись налево, строем направились обратно к своему автобусу. Тем временем другие полицейские выпутывали демонстрантов по-одному из сети и сажали в грузовики и автобусы.

Всё происшествие заняло не более пяти минут. Совершенно потрясённый увиденным Котиков безмолвно замер на краю площади; впрочем, как и другие свидетели. Всё это показалось ему сценой из фантастического фильма о далёком будущем. Сногсшибательные девушки в униформе и с собаками произвели на него просто невероятное впечатление. Несмотря на вопли и крики несчастных демонстрантов, Котикову показалось, что он увидел что-то невероятно красивое и гармоничное. «Немецкий перфекционизм…» – невольно пронеслось в его голове.

И в этот момент Илья Андреевич услышал, как кто-то совсем рядом сказал по-русски:

– Вот это! Именно это я бы назвал эстетикой диктатуры!

Котиков повернулся направо и увидел мужчину в сером костюме. Он его сразу узнал – тот тоже был на конференции, и тоже из Советского Союза. Только вот имени его Котиков не запомнил, а, возможно, даже никогда и не знал…

– А что вы хотели? – продолжал незнакомец повернувшись к нему, – Жестокостью и порядком человеческое сердце не покорить! Мы слишком чувствительны и поддаёмся эмоциям. А вот красота и порядок… Красота – это страшная сила. Красоте мы прощаем всё! Поэтому, если диктатура хочет быть эффективной и хочет народной поддержки – она должна быть красивой! Вы согласны со мной?

Котиков неуверенно что-то промычал, но незнакомец, не дожидаясь внятного ответа, прервал его:

– Можете не соглашаться, всё равно я прав, – сказал он, – Вот так, Илья Андреевич, и должна действовать диктатура! Красиво и эстетично! И эффективно!

– Простите… – растерянно пробормотал Котиков, которого удивило то, что незнакомцу было известно его имя, – Я что-то не припомню… И почему вы говорите про диктатуру?

– Диктатуру пролетариата, – уточнил с улыбкой незнакомец и представился, – Меня зовут Игорь Алексеевич. Думаю, что мы с вами ещё увидимся.

И, развернувшись, он тут же зашагал прочь в сторону одного из переулков. Котиков пару секунд недоумённо поглядел ему в след, а потом торопливо пересёк быстро опустевшую площадь – до закрытия универмага оставалось всего полчаса…

– Ну как, вспомнили? – поинтересовался Игорь Алексеевич.

Котиков моментально вынырнул из пучины воспоминаний и обнаружил, что апрель тысяча девятьсот девяносто четвёртого года ещё никуда не делся, и он по-прежнему был в кабинете генерального директора какого-то там «…инвеста».

– Так это были вы? – неуверенно спросил Котиков, – Там, в ГДР, на площади? Эстетика диктатуры…

– Да, это был я, представьте себе, – улыбнулся Игорь Алексеевич, – И я снова могу повторить, что если диктатура хочет выжить, она должна… она просто обязана быть эстетичной.

Илья Андреевич растерянно допил кофе и поставил чашечку на стол.

– А позвольте спросить…– Котиков опасливо посмотрел на директора, – Почему вы меня пригласили?

Игорь Алексеевич рассмеялся.

– Нет, ну разумеется, не для того чтобы предаваться воспоминаниям. Хотя, возможно, мы немножко затронем вашу диссертацию, – радостно ответил он, – У меня есть к вам дело, которое напрямую затрагивает ваш опыт и компетенцию. И более того, я намерен хорошо вам за это заплатить. Вы согласны?

– Я не совсем понимаю… – пробормотал Котиков.

– Тогда слушайте! – воскликнул директор, – Я вам сейчас всё объясню. Только одно условие! Всё, что я вам расскажу остаётся сугубо между нами. Вы согласны?

Котиков кивнул.