Великое молчание

Часть 1. Разрастание Хаоса.

Глава 1. Фундаментальные разногласия.

Ярко-белый песок раскинул свои владения на многие мили вокруг. Все пространство, которое в состоянии охватить человеческий глаз, было усыпано белоснежным крупицами кварца, мигрирующими, словно живое полотно, и формирующими огромные недолговечные барханы, подвластные, казалось, только воле ветра и времени. Само непостоянство их существования словно подчеркивало вечность пустыни. Резкие, непредсказуемые порывы бросали в лицо случайному путнику горсти раскаленного песка, заставляя зажмуриться и опустить глаза, но даже это не спасало, песок был везде.

Среди этой огромной ослепительно белой песчаной пустоши, будто сказочный мир, раскинулся оазис, наполненный зеленью и жизнью, а в его центре, словно последний бастион цивилизации, открывался великолепный город. Дубай распахнул свои роскошные двери немногим. Более не туристическая Мекка, он стал воплощенным символом богатства и власти. Величественные пики небоскрёбов возвышались над пустыней, словно атланты, удерживающие небо. Яркие вспышки солнца отражались на многочисленных стеклах гордо пронзающих небеса зданий. Красивый город. Могучий город. Именно здесь решались судьбы мира. Именно здесь собирались самые влиятельные и могущественные люди XXI века.

Человек, смотревший вниз из окна пентхауса одного из великолепных высотных сооружений, безусловно, к этим людям принадлежал. Уже тот факт, что он был здесь, говорил о многом. Высокий, уже немолодой худощавый мужчина стоял перед распахнутым окном в просторном, выдержанным в светлых тонах кабинете. Вид из окна, действительно, стоил того, чтобы отвлечься на минуту и удостоить его вниманием. В вопросах красоты этот властный человек оставался старомоден, предпочитая реальность виртуальным иллюзиям. Он мог себе позволить такую дорогостоящую по нынешним временам слабость. С высоты более восьмисот метров башни Бурдж Халифа открывался великолепный вид. Внизу расстилалось покрывало роскошных рукотворных фонтанов и облагороженная простыня первобытной пустыни, покрытая бесчисленным количеством небоскребов, и в сердце всего этого великолепия, словно приглашая в свои воды, сияло бирюзой озеро Бурдж Дубай.

Позади мужчины простирался кабинет пентхауса. За спиной у него разместился массивный стол из матового стекла и серого углеродистого сплава на основе платины и белого золота. С первого взгляда, простое, ничем не примечательное кресло, обитое серой алькантрой, было отодвинуто от стола, а его высокая узкая спинка, возвышаясь, будто доминировала над поверхностью широкой столешницы, несколько вульгарно подчеркивая высокий статус хозяина кабинета. В дальнем углу помещения, отчетливо дисгармонируя и местами вступая в прямое эстетическое противоречие с остальным интерьером, расположился темно-коричневый кожаный диван и кабинет-шкаф руки Доминика Кучи из красного дерева. Пожалуй, он мог показаться даже неуместным в сухой лаконичности офиса, так как задавал странный контекст атмосфере кабинета, делая ее менее официальной и более камерной, словно намекая посетителю на что-то, известное только его хозяину. Было видно, что это относительно новый акцент в кабинете, и хозяин еще не решил, что с ним делать дальше, но само его наличие было словно материализовавшимся протестом, кричащим о чем-то, о чем не догадывался и сам его обладатель.

На гладкой поверхности рабочего стола, кроме узкой рамки белого пространство – “окна” в “Вирту”, не было ничего лишнего. Лаконично, просто, стерильно. Кабинет как будто сознательно скрывал любую информацию, касающуюся своего владельца. Впрочем, человек, смотревший в окно, не был его хозяином. Этот немолодой мужчина, с коротко, по-военному стриженными давно поседевшими волосами, был тут гостем. При этом нельзя сказать, что он был посторонним, и тем более даже самый неопытный наблюдатель не смог бы назвать его просителем. Всё в его позе выдавало властного и уверенного в себе человека: высокий, худой, весь напряженный как струна, он стоял, закинув руки за спину и сцепив их в замок. Слегка помятая белоснежная сорочка, элегантная светло-коричневая кожа Vanezia – все говорило о том, что он являлся представителем очень узкой прослойки людей, которые принимают решения. Но более всего его характеризовало лицо: узкое, хищное, с плотно сжатыми тонкими бескровными губами. Дополняла картину упрямая складка возле рта, а главное – твердый взгляд серых глаз не оставлял сомнений в его статусе. Он пришел в этот кабинет не просителем – он пришел приказывать.

Хозяина кабинета можно было обнаружить неподалеку. Он устроился на небольшой черной алькантаре дивана. В отличие от посетителя, он был относительно молод, чуть больше тридцати, чуть менее худощав и не столь высок. В его лице можно было обнаружить легкое сходство с посетителем: те же острые линии лица, тот же подбородок, но также в нем присутствовала некая плавность. Его черты были более мягкими, а яркие голубые глаза выдавали дамского угодника – явные признаки наследия матери. Эдвард многое унаследовал от французской красавицы Мари, с которой старший Тиллерсон познакомился во время обучения в Оксфорде. Уже тогда Артур Тиллерсон был расчетливым молодым человеком, и партия с Мари Бетанкур была выгодной. В этом вопросе, как и всегда, стратегическое чутье не подвело своего владельца. В остальном мистер Тиллерсон был человеком практичным и свободных взглядов, и после того, как Мари подарила ему наследника, более не ставил ей никаких условий, кроме внешних приличий. Впрочем, этого и не требовалось, Мари была отнюдь не глупа.

– Эдвард, – после продолжительной паузы, не отрывая взгляд от живописной картины внизу, произнес седовласый, – мы уже всё решили. Совет директоров дает белый свет. Ты можешь приступать к реализации.

Было видно, что слова, которые произнес посетитель, с одной стороны, стали хорошей новостью для его собеседника, но с другой, от стороннего наблюдателя не могла укрыться промелькнувшая на его лице досада. Впрочем, он хорошо владел собой, и эта мимолетная эмоция быстро исчезла с его лица.

– Замечательно, отец, – спокойно и с достоинством ответил тот, которого назвали “Эдвард”. – Уверен, в этом решении не последнее место занимала твоя позиция. Для меня это важно.

С этими словами он встал, чуть потянулся и выжидающе посмотрел на отца, который молча кивнул, так и не повернувшись лицом к сыну. Эдвард выжидал. Он понимал, что отец не стал бы приезжать к нему лично лишь для того, чтобы сообщить пусть и интересную, но не столь важную для подобного визита новость. Он знал своего отца: тот все скажет только тогда, когда решит сам и только так, как решит сам.

– Ты прав, сын, – словно прочитав мысли Эдварда, произнес старший Тиллерсон. – Есть куда более важные вещи, которые нам следует обсудить без привлечения посторонних.

Тут он, наконец, повернулся, и на его лице Эдвард увидел сдержанную улыбку.

– И, безусловно, как ты скоро поймешь, такие вещи нужно обсуждать лично.

Эдвард внутренне собрался. Улыбка на лице отца, как, впрочем, и любые другие эмоции, которые старший Тиллерсон позволял себе демонстрировать посторонним, никогда не отражали реально испытываемых им чувств. Его отец был параноиком. Пожалуй, именно это и обеспечило ему продолжительность и качество жизни. Это именно та черта характера, которую Эдварду, при всем старании, так и не удалось развить у себя в должной мере.

– Я имею в виду наши отношения с мисс Ардо, а если брать шире, то наши сделки в рамках проекта «Панацея». Меня беспокоит качество наших связей и контроль их уязвимости.

Старший Тиллерсон замолчал, выжидательно посмотрев на сына.

– Я слушаю, отец, – сказал младший, ответив на взгляд отца спокойным и уверенным, как ему показалось, взглядом.

– Ты меня, судя по всему, не понял, сын.

«Что не удивительно, учитывая твою лаконичность», – подумал Эдвард, но, конечно же, промолчал. Его отец никогда не был расположен выслушивать критику в свой адрес.

– Отец?

– Это я тебя слушаю. Если мне не изменяет память, именно ты вызвался и был утвержден в качестве нашего представителя в делах с “Хароном”.

Лицо Артура Тиллерсона было спокойным, но Эдвард не зря был его сыном. Он уже понял, что отца интересует нечто большее, чем просто согласие. Ему нужна уверенность, ему нужны ответы.

– Конечно, отец. Когда я сказал, что слушаю, я полагал услышать нечто конкретное из того, что могло бы вызвать твое беспокойство и нарушало бы наши интересы. Наши стандартные процедуры безопасности исполняются безукоризненно…

– Он полагал!

Увидев раздражение на лице отца, Эдвард торопливо продолжил:

– Помимо этого, мной лично были предложены дополнительные меры по обеспечению контроля коммуникаций. Также мы выделили экспертную группу во главе с мистером Джорджем Такаши для контроля, скажем так, нежелательных переменных в поведении партнеров.

Он выжидающе посмотрел на собеседника.

– Наш дорогой друг Носигуту?…

Эдвард кивнул в ответ. Его отец никогда не ценил пространные ответы, полагая болтовню признаком слабости.

– Его услуги не дешевы, но они того стоят.

Тиллерсон старший небрежно махнул рукой:

– Вопрос ресурсов второстепенен. Меня интересует только эффективность и результат.

С этими словами он сел в кресло и, сложив руки на стол, пристально посмотрел на своего сына. “Именно так он и ведет переговоры, – пронеслось в голове у Эдварда, – задавая один вопрос за другим, как удав, сужает диапазон маневров и вынуждает собеседника отвечать именно на те вопросы, которые его интересуют”.

– Результат скоро будет, отец. Мы ведем переговоры с группой Адель Ардо и Legacy Соrporation. Соглашение почти достигнуто, осталось согласовать степень нашего участия в локальных проектах группы, и мы будем готовы выступить публично.

Незаметно для отца он глубоко вдохнул, пытаясь унять легкую дрожь. «Тестостерон, это все просто гормоны», – успокоил он себя.

– Вышли мне проект соглашения перед подписанием.

Увидев недоумение на лице сына, старший Тиллерсон решил добавить:

– Я просто хочу проверить документацию, не более, – он успокаивающе поднял руку. – Полагаю, ты в полной мере осознаешь, что в таких делах дополнительная оценка будет не лишней. Я не ставлю твою экспертизу под сомнение, но…

– Конечно, отец. Сегодня же все будет предоставлено в твой офис.

– Хорошо, – Артур Тиллерсон удовлетворенно кивнул. – Главное соблюсти наши интересы. Полагаю, ты это понимаешь не хуже меня. Мне пора вылетать. Жду проект соглашения сегодня.

– Безусловно, – Эдвард кивнул, сделал шаг навстречу отцу, протянул руку и почувствовал короткое твердое рукопожатие. Такое, каким оно было всегда. Его отец никогда не приветствовал излишние нежности, и с детства Эдвард помнил именно их, твердые мужские рукопожатия.

– До встречи, сын, – сказал Артур и, резко повернувшись, быстрыми шагами вышел из кабинета.

– До встречи, отец, – прошептал Эдвард уже в пустоту.

Визиты отца всегда были стремительными и выматывающими. У Эдварда немного разболелась голова и участилось дыхание. Старший Тиллерсон был фанатично предан одному идолу – идолу эффективности, и это оказывало серьезное давление на всех окружающих. Эдвард медленно опустился в кресло, откинулся на спинку и, повернувшись к окну, долгим пристальным взглядом окинул горизонт. «Да, – подумал он, – так было всегда. Но всегда ли так будет?..». Такие мысли нередко посещали его, особенно в последнее время. Он с глубоким уважением относился к отцу, но неожиданно возникшая перспектива остаться “номером два” навсегда пугала. А учитывая первые результаты клинических испытаний проекта “Панацея”, такая перспектива вполне могла сделать его отца и многих других попросту бессмертными, лишив понятие «наследник» какого-либо содержания. Эдвард глубоко вздохнул.

– Миранада, кофе, – громко произнес он тишине кабинета.

– Как всегда, сэр? – мгновенно раздался голос его персональной помощницы.

– Да. И пусть принесут какой-нибудь десерт. Сегодня особый день.

– “Ум али” подойдет, сэр? – голос был, как всегда, ровным и успокаивающим, что являлось результатом личностных настроек и диагностики восприятия при внедрении соответствующей психоматрицы. Она была профессионалом, и настройка психики на поведение босса было одним из ее первых решений на этом ответственном посту.

– Да, Миранда, вполне. Проследи, чтобы все было сделано быстро.

– Да, сэр, конечно.

Эдвард улыбнулся. В конце концов, в этой ситуации есть и положительные стороны. В текущий момент все его проекты могут иметь серьезную поддержку со стороны авторитета отца, а это немаловажно. Пока старик ему необходим. А дальше… дальше проект “Панацея” может принести с собой очень серьезные перемены. Он, Эдвард, постарается об этом позаботиться. Бессмертие! Такая цена стоила того, чтобы рискнуть.

– Миранда, запроси контакт с мисс Ардо.

Эдвард принял решение. Пришло время действовать.

– Запрос направлен. Глубина шифрования канала?

– Три.

На мгновение задумавшись, Эдвард добави:

– Нет, пожалуй, лучше четыре единицы.

“В последние дни “Вирту” нестабилен, – подумал он, – там сейчас ничего нельзя гарантировать. Что-то там происходит… но сейчас не это важно”. Он сумрачно оглядел офис. Посещал он его крайне редко. “Вирту” становился ненадежным, именно поэтому все важные встречи приходилось проводить лично, а встречи с отцом всегда относились к категории самых важных. В настоящее время безопасность лишней не бывает.

– Сделано, сэр. Рекомендую также использовать метаморфозы Роузена, они помогут стабилизировать качество канала и позволят оптимизировать входные узлы шифрования.

– Делай.

Эдвард откинулся на кресло и расслабленно улыбнулся. Он все сделал правильно. Обо всех договоренностях между ним и главой “Харона” его отцу знать не полагалось. Это будет его маленький секрет.

В дверь тихо постучали.

– Открыто, – произнес Эдвард, не поворачиваясь

– Ваш кофе, сэр, – раздался немолодой женский голос.

У дверей с небольшим подносом в руках стояла женщина средних лет, строго одетая во все черное, с высокой аристократически длинной шеей и узким лицом, обрамленным аккуратно подстриженными светло-русыми волосами. Женщина улыбалась выверенной улыбкой профессионала. Впрочем, хозяина кабинета не беспокоил эмоциональный портрет обслуживающего персонала.

– Поставьте, пожалуйста, на стол – сказал он, не оборачиваясь. – Вы, как всегда, очень оперативны, Миранда, – добавил он.

– Вы крайне добры ко мне, сэр. Что-нибудь еще?

– Спасибо, нет.

– Хорошего дня, сэр, – с этими словами Миранда поставила кофейник и чашку из белого тонкого фарфора на стол и, разместив рядом небольшую голубую коробку с десертом, тихо вышла из кабинета. Дверь беззвучно закрылась. Миранда знала, когда можно, а когда не стоит развлекать своего босса разговором, и в текущих обстоятельствах ее опыт говорил о необходимости держаться подальше. Впрочем, неудивительно, визиты отца довольно часто именно таким образом сказывались на эмоциональном состоянии ее босса.

– Эдвард, – деловой голос ассистента слегка резонировал с костной тканью, куда был вживлен имплант.

– Да, Миранда? – голос слегка выдавал его, но это было не критично. Эдвард нетерпеливо дернул подбородком.

– Запрос на коммуникацию обработан. Мисс Ардо будет готова к разговору сегодня в течении часа.

– Отлично. Передай, что нас это устраивает.

– Уже сделано, сэр.

Эдвард лишь молча кивнул и удовлетворенно потер подбородок.

– Подготовь мне проект договоренности с “Хароном” в двух вариантах без дополнительного блока соглашений, мне нужно кое-что освежить в памяти.

– Сделано, сэр. Передаю в вашу мнемо-матрицу.

– Нет! – лицо Тиллерсона младшего выдало крайнюю степень обеспокенности. – Мне нужны только твердые копии, никаких коммуникационных передач. Слишком велика вероятность утечек.

Он еще не забыл внимательный, изучающий взгляд своего отца.

– Сделано.

В левом углу стола медленно сформировалась стопка документов, испещренных мелкими символами. Эдвард молча протянул руку и приступил к их изучению. День обещал быть долгим. Долгим и интересным. Неожиданно для себя он почувствовал резкий прилив сил. Это было многообещающим ощущением, и младший Тиллерсон улыбнулся. Друзья из Ямогути могут быть довольны. Его идея могла помочь им решить проблему легальности их бизнеса с “Tokuda Farm”. Но это чуть позже. Для начала нужно внести некоторые изменения в отчет. “Нужно выиграть время”, – подумал он. Эта мысль сразу сделала его день куда лучше, чем он полагал еще утром, узнав о неожиданном и даже несколько провокационном визите своего отца. Тот любил выводить людей из равновесия внезапными поступками.

“Проект Панацея” был идеей Эдварда, его детищем. Он навязал этот проект компании, когда в его успех никто не верил, когда все лишь насмехались над ним, считая романтиком, которому нечего делать в серьезном бизнесе. Но он смог. Он доказал, что может продавить всех, включая могущественного советника собственного отца Джошуа. И после всего этого просто так отдать результаты своей работы? Отдать на откуп полному бюрократов директорату компании? Нет, он не мог себе этого представить даже в кошмарном сне, не взирая на то, что совет директоров по сути своей был олицетворением воли Тиллерсона старшего. Если подумать, то, пожалуй, в первую очередь именно по этой причине он не хотел передавать проект в управление директората. А как бы это не звучало в устах отца, по факту он вел речь именно об этом. “Ну уж нет! – подумал Эдвард. – Только не ему”. Эдвард впервые в жизни понял, что он не просто боится своего всегда столь надменного и холодного pater familias, но искренне, от всего сердца ненавидит его, и это осознание дало ему, наконец, ту необходимую решительность, которой ему не хватало уже несколько месяцев для того, чтобы начать последний акт этой драматической пьесы, в финале которой каждый должен получить свое.

Глава 2. Амплитуда нарастает.

«Сегодня в первой половине дня владелец синоптики третьего класса от компании Google был задержан при попытке продажи незаконного объема трафика внутренней сети компании “Jeyson & Jeyson”. Мистер Джим Кейнс, ведущий биоинженер “J&J”, утверждает, что похищенный поток трафика не угрожает рыночным позициям компании и не принесет значительного ущерба даже в случае успешной реализации на рынке. Тем не менее, котировки акций “J&J” претерпели существенную корректировку. Как стало известно нашей компании, установление причины утечки стало возможным благодаря активному участию нейрокванта системы безопасности «Сноу», который был запущен в компании два года назад. Получить комментарии от нейрокванта компании нам, к сожалению, не удалось, но наши источники утверждают, что это была преднамеренная атака на сети компании…»

Ньюс вектор CNN, 21 июля 2033

– Сноу, – звучавший голос принадлежал Франсуа Пеньеру, немолодому полноватому мужчине с глубоко посаженными карими глазами и неровной линией рта. Все в нем свидетельствовало о том, что он был крайне раздражен.

Его густая шевелюра говорила о недавней трансплантации, что в глазах окружающих делало его слегка смешным, о чем он, главный нейроморф компании “J&J”, не мог не знать. Это его беспокоило, но он не подавал виду, что, впрочем, не лучшим образом сказывалось на его состоянии духа. Мужчина находился в небольшой светлой комнате, обустроенной в спартанском стиле. Кроме проекции диагностической карты систем на стене в комнате был только стул и стакан воды на небольшом столике возле него.

– Сноу, ты провел диагностику каналов?

– Да, сэр, – раздался веселый юношеский голос, принадлежавший системе безопасности компании.

Франсуа поморщился. Он всегда недоумевал, кому пришла такая бредовая мысль, что голос взбалмошного подростка может хорошо сказываться на психологическом аспекте общения с системой корпоративной безопасности. Лично его всегда раздражало это самодовольство в голосе системы.

– Результат? – как можно суше и, как ему казалось, профессиональнее спросил человек.

– Вас что-то беспокоит, сэр?

В голосе собеседника Франсуа послышалась легкая издевка. Хотя это было маловероятно, так как поведенческие модули подобных систем не отличались многообразием настроек.

– Это не существенно. Докладывай результат диагностики, Сноу.

– Параметры работы каналов стабильны. Аберрации на всех узлах отсутствуют. Флуктуаций информационного обмена не установлено.

– Достаточно, – ответил нейроморф, – сформируй и выгрузи статус матрицы каналов на текущий момент.

Франсуа был одним из лучших в своем деле. Невзирая на свое относительно недавнее появление, нейроморфы принципиально изменили картину работы с машинами, качественно повысив эффективность решения задач. То, что сейчас ему приходилось оформлять свою работу словами, а не “мыслеформами”, как он уже привык, делало его раздражительным. Но это была вынужденная мера, так как предмет работы был чрезвычайно щепетильным, даже более того – опасным, и штатный нейроморф компании “Jeyson & Jeyson” не без оснований решил придать всему официальный характер, сделав запись происходящего. На будущее, так сказать. Ведь для понимания “мыслеформы” требовалась подготовка нейроморфа, а руководство компании такими возможностями не обладало. “К счастью, – подумал Франсуа, – иначе нас давно бы тут не было”. Так что сейчас он все делал строго официально и по старинке, зато надежно и безопасно. Почти. Учитывая характер проблемы, могло случится все, что угодно, и увольнение в случае обнаружения утечки данных было самым оптимистичным вариантом. Уж что-что, а методы работы службы безопасности компании он знал хорошо. Осведомленность, правда, не делала его счастливее.

– Запрашиваю код безопасности.

– CNB 21786312. Подтверждаю необходимость загрузки статус матрицы через корпоративный нейрошунт 217.

– Осуществляю, – голос Сноу был спокоен, но человек не мог удержаться от мысли, что система его изучает и находит забавным.

Он почувствовал легкий холод в затылочной части головы, как бывало всегда при передаче большого объема данных, но было что-то еще, неуловимое, вызывающее чувство тревоги где-то на периферии сознания, словно тихий голос будильника, который звенит сквозь тяжелую дрему похмельного сна. В голове у Франсуа промелькнул образ гигантской паутины, в которой увяз он и еще тысячи людей. С огромным трудом ему удалось отвлечься от этой мысли, но ощущение тревоги никуда не делось.

– Трансфер данных осуществлен, Франсуа. Рекомендую обратиться к доктору Сертано для диагностики системы. Обнаружено нетривиальное отклонение компесанторного механизма нейрошунта.

Франсуа слегка расслабился. “Новые ощущения вполне могут быть вызваны именно этим отклонением, – подумал он, – но проверить не мешает”. Слишком много странного в последние дни, и это явно не нравилось главному нейроморфу “J&J”, а он привык доверять своей интуиции.

– Есть дополнительные параметры, которые требуют нашего внимания?

– Нет, сэр. Процедуры аудита данных работают стандартно, нарушения логики шифрования не обнаружено. Прогноз стабильности 98,9 % в периоде.

– Хорошо, Сноу, можешь быть свободен.

– Да, сэр.

Голос собеседника стих, и Франсуа оказался один на один со своими мыслями и чувствами. Он был обескуражен. Что-то важное ускользало от его понимания, а он, от природы обладая пытливым умом, не привык к неразрешимым загадкам. Франсуа почти до боли сжал сухие ладони в кулаки, а его полноватое лицо стало пунцовым. Заметив это, он усилием воли расслабил руки и глубоко вздохнул. Только после прощания с системой нейроморф понял, насколько он был напряжен в течение всего диалога. Тут определенно дело было не только в настройках шунта. Это стоит проговорить в рамках запланированной беседы с психологом компании. Но это подождет.

– Запрос коммуникации, Брагин, диапазон срочности два, – произнес он.

– Запрос принят, мистер Пеньер, ожидайте, – голос персонального ассистента главы службы безопасности был женским. Глубокое контральто было единственной известной Франсуа слабостью Виктора Брагина, выходца из никому неизвестных глубоко законспирированных разведслужб.

– Слушаю, Франсуа, – голос Брагина был обманчиво спокойным, но его собеседник знал об истинном положении дел и об отношении Брагина к проблеме нейронной устойчивости трансферных каналов компании. Именно он был основным инициатором запуска “Сноу”.

– Диагностика проведена, Виктор, – он сделал небольшую паузу, задумавшись, стоит ли говорить о своих сомнениях, но решил, что они слишком неопределенны. – Системы стабильны. Прогнозы оптимистичны в пределах 99%.

– Что-то не так, Франсуа? Ты странно выглядишь, – густой голос Брагина не изменился ни на октаву, но Франсуа не жаждал привлекать к себе излишнее внимание главы службы безопасности.

– Нет. Видимо, просто усталость последних дней. Сегодня планирую обсудить это с Элизабет.

– Да, последние дни оказались жаркими для всех нас, – голос Брагина стал несколько теплее, но его взгляд оставался таким же сосредоточенным и цепким. – Держи меня в курсе. И да, Франсуа, результаты проверки выгружай для публичной оценки в наш мнемонический модуль памяти, хорошо?

– Да, конечно, Виктор, нет проблем. Сразу после моделирования матрицы каналов. Это займет пару часов.

– Хорошо, жду.

Брагин отключился. Франсуа устало облокотился на стол.

– Море. Запах и шум, – произнес он, но немного подумав, добавил, – штиль, стиль релаксации.

Стены комнаты покрыла небольшая рябь. Диагностическая карта стала прозрачной и ушла на второй план. На стенах показалась стереоскопическая картина моря. Со всех сторон раздался легкий шум воды, нос уловил влажный запах и солоноватый вкус, пропитанный тишиной. Франсуа расслабился и погрузился в свои мысли. Ему необходимо было все обдумать, и спокойная тишина – это было то, что сейчас было ему нужно.

Пока Франсуа наслаждался покоем, за ничего не подозревающим нейроморфом компании “J&J” пристально наблюдали, подвергая все системы его жизнедеятельности глубокой оценке и диагностике. Электромагнитная активность неокортекса позволяла примерно моделировать ход мысли человека, и, при необходимости, вносить небольшие коррективы, не носящие фундаментальных изменений, но активно влияющие на субъективное восприятие. Но наблюдателю это и не требовалось – он изучал и систематизировал, формируя полотно реальности, в котором Франсуа, сам того не ведая, уже вносил свой вклад и имел собственную ценность. Ценность, которая пока превалировала над рисками.

Франсуа в задумчивости, впрочем, всегда ему свойственной, оглядел свой небольшой кабинет. Простота убранства, выдержанного в спартанском стиле, соответствовала характеру его работы. В кабинете было совершенно пусто, если не считать столь необходимого в его ремесле современного адаптивного кресла, обеспечивающего своему владельцу комфортное и безопасное размещение в течении многочасовых посещений локала. Такие вещи особенно ценились нейроморфами, которым иногда сутками приходилось “покидать” свое тело, погружаясь в непослушное пространство “Вирту”.

Он, привстал, потянулся до хруста в суставах, сел обратно в кресло и практически мгновенно оказался в совершенно ином мире. Мире, в котором именно он определял правила игры. Всё вокруг стало меняться. Кабинет словно вырос в размерах, кресло приобрело очертания некоего пульта управления космическим аппаратом: вокруг мерцали интерфейсы данных, полукругом расположились различные диагностически панели, вываливающие на своего владельца поток структурированной информации. Это и было настоящее рабочее пространство нейроморфа четвертого класса компании “Jeyson & Jeyson”. Именно так его тренированное сознание адаптировало под него рабочее пространство, где он в любой момент мог получить любые данные, изменить их поток или заблокировать, если необходимо. Здесь он чувствовал себя на вершине горы. Франсуа улыбнулся.

– Итак, приступим, – прошептал он, и в ответ на его слова одна из панелей справа загорелась ярким голубоватым светом, означающим начало процесса погружения в локальное пространство “Вирту”. Ему требовалось по-настоящему безопасное соединение. Беседа с его коллегой из страны восходящего солнца должна была стать интересной, и только нейроморфы в действительности понимали и могли организовать крипто устойчивую связь, позволяющую спокойно вести беседу, не опасаясь быть услышанными посторонними.

Его глазам открылось обычно серое бескрайнее пространство локализованного “Вирту”. Он, в отличии от многих других своих коллег, любил работать с “Вирту” непосредственно, не подготавливая его, не придавая первичных форм и переменных. Вдох, выдох, вдох. Нейроморф привычно успокаивал свой разум, приводя его в резонансное состояние. Материя и пространство вокруг него завибрировали и колыхнулись, реагируя на присутствие его внимания, готовые изменяться в согласии с его волей. “Вирту”, как гостеприимный хозяин, открыл свои двери его разуму. Это было захватывающим ощущением, дарило эмоции, которые были ни с чем на сравнимы. Он чувствовал себя Бетховеном вечности, Микеланджело совершенной формы, не ограниченным лишь музыкальной партитурой или холстом художника, которые могли отразить лишь часть многогранности формы. Как плоско, как вторично, как это было убого, просто, ограниченно в сравнении с тем ощущением творчества, которые дарил нейроморфу процесс созидания в “Вирту”. По сравнению с этим все становилось простым и незначительным, все теряло объективную ценность под пристальным взглядом человека, который усилием мысли мог менять мир вокруг себя. Все амбиции, цели становились пустыми и неважными. Для него было важным только “Вирту”. Его нахождение здесь было отнюдь не работой, а воплощенной мечтой. Возможности, которые дарило “Вирту”, были настолько грандиозными, что их границы выходили даже за пределы богатой фантазии Франсуа, и это было ошеломительно. Это кружило голову. Здесь он мог практически все.

Сосредоточившись, он вызвал образ двери, контур которой тут же засветился перед его мысленным взором, дал ей имя, свойства, цель. Он создал идеальную дверь. Дверь, которая могла привести его сознание, его “я” куда угодно. Она светилась ультрафиолетом в серой дымке локала “Вирту” как гигантский прямоугольник света, мерцая, готовая выполнить свою роль. Франсуа довольно хмыкнул и потянулся за ручку. Дверь открылась. За ней была звездная ночь. Улыбаясь, Франсуа вошел в проем. Дверь закрылась.

Заинтересованный взгляд постороннего наблюдателя на мгновение остановился на мерцающем дверном проеме, но быстро угас. Системы безопасности локала нейроморфа обеспокоено зафиксировали изменения напряжения поля “Вирту”, но не придали этому значения как нечто несущественному.

***

Кабинет Виктора Брагина, могущественного главы Службы безопасности корпорации “Jeyson & Jeyson” производил неизгладимое впечатление, и был явным исключением из правил современного офисного пространства. Как старомодная средневековая крепость, он был огромным, прямоугольной формы, забитый шкафами, громоздившимися вдоль высоких стен. Они, казалось, нависали над хозяином кабинета, угрожая в один прекрасный день похоронить его под тоннами документации. Документы были напечатаны на бумаге и являли собой реликт – последний бумажный архив компании.

Если вы хотели бы что-то определенное сказать о Викторе Брагине, то одно можно было бы сказать точно – он был старомоден. Вероятно, именно по этой причине в данный момент он был раздражен. Он стоял над своим огромным, заваленным документами столом. Разобраться в том, что происходило на его столе, могла только его секретарша Наталья, но сегодня он отпустил ее домой, и уже битый час пытался найти в этом хаосе нужные отчеты, от чего его раздражение только росло.

Он всегда был консервативен, и все эти новомодные штучки с локальными пространствами в “Вирту” вызывали у него подозрение. Его кредо был контроль. Все, что он не мог контролировать, было потенциальной угрозой. А “Вирту” было вне чьего бы то ни было контроля. Так что он был, вероятно, одним из немногих, кто отстоял в компании свое право работать исключительно в реальном мире, что создавало неудобство для многих, однако это его мало волновало. Он не мог гарантировать безопасность в мире, который не понимал, а пространство “Вирту” было непонятным даже для его творцов – нейроморфов. Но обратной стороной такого подхода становились ситуации, в одной из которых он оказался в данный момент: столь необходимые ему сейчас данные об утечке информации из внутренних сетей компании как сквозь землю провалились.

Брагин был зол. Его могучие руки упирались о толстую, массивную, как и он сам, столешницу, и только такой огромный, архаичный, темного мореного дуба стол мог выдержать давление всей массы его габаритного двухметрового тела. В главе службы безопасности было без малого сто двадцать килограмм мышечной массы. Несмотря на свой рост, он был пропорционально сложен: широкий, с комплекцией борца и угрожающе низким лбом. Обладающий тяжелой челюстью и неохватной шеей, он производил неизгладимое впечатление на окружающих. Таких, как он, с легкой руки записывали в “громилы”. Небольшая щетина и гладко выбритый череп дополняли однозначно угрожающую картину. Его внешний вид всегда вызывал у людей схожие чувства. У женщин отвращение вперемешку с желанием, у мужчин: настороженность и желание дать в морду. И то и другое для главы службы безопасности было привычно, и он был бы сильно удивлен, если бы не встретил подобной реакции у любого нового знакомого. Тем не менее, обладатель столь выдающейся внешности обладал не менее выдающимися интеллектуальными способностями, и именно благодаря им он занимал свой роскошный, по меркам компании, кабинет, превратив его в странное сборище всевозможных антикварных безделушек. Здесь случайный гость мог обнаружить самую эклектичную коллекцию стилей: от старинной деревянной мебели до композитных кружек с автономной системой очистки и нагрева жидкостей. Все это серьезно затрудняло составление психологического портрета хозяина, однако Виктор чувствовал себя здесь как дома. Вернее сказать, даже лучше, чем дома.

Нахмурив брови, Виктор неподвижно стоял, склонившись над массивным столом. Ему не понравился разговор с Пеньером, который оставил чувство недосказанности. Впрочем, это могли быть отголоски занимавшей его более общей проблемы. Тем не менее, он дал себе обещание найти время для разрешения этого вопроса. В текущий момент его занимала простая и в то же время крайне сложная ситуация. Виктора не покидало впечатление, что все их проверки и диагностики, которые они проводили, не имели ни малейшего смысла. Их результаты и оценки словно были срежиссированы кем-то, кто мог контролировать всю ситуацию в целом. Кража трафика в рамках этой гипотезы была лишь элементом некой гораздо более масштабной и глубокой проблемы. Задолго до обнаружения потери трафика Брагин, руководствуясь скорее своим чутьем, чем фактами, настоял на досрочном запуске экспертной системы безопасности, построенной на субвекторных принципах систем искусственного интеллекта. “Сноу” показал себя замечательно. Он сходу выявил целый комплекс латентных проблем в системах безопасности, предложил и провел работы по оптимизации многих протоколов, и на какое-то время это даровало Виктору спокойный сон. Но лишь на время. Вскоре беспокойство вернулось к нему с новой силой.

Последние полгода он с параноидальной настойчивостью искал вмешательство, искал любые факторы, которые могли бы свидетельствовать в пользу его гипотез. Не находил, и искал с еще большим рвением. На этом фоне обнаружение задвоенного канала трафика, которое отследил “Сноу”, было как подарок, и делало его активность осмысленной, но к подобным подаркам Брагин относился крайне подозрительно, от чего его беспокойство только выросло. Слишком просто, слишком очевидно. Он тяжело вздохнул.

– Сноу?

Виктор отодвинул в сторону кипу бумаг, уселся в массивное кресло и нетерпеливо повторил:

– Сноу.

– Да, Виктор, – прозвучал звонкий голос системы.

– Ответь мне, Сноу, почему я недоволен результатами вашей диагностики: твоей и мистера Пеньера?

– Виктор, может быть несколько ответов на твой вопрос. С разной степенью вероятности они могут быть оптимизированы.

– Сделай предположение, удиви меня, – в голосе главы службы безопасности прорезался сарказм. Небольшая пауза, возникшая перед ответом системы, немного насторожила его.

– Есть проблема?

– Нет, Виктор. Проблема заключается в личностной оценке, что не может быть оптимизировано полностью.

– Максимизируй результат, – Брагин привык общаться с системой, и уже знал возможные ограничения, которые накладывали на его собеседника алгоритмы компании, делая его более лояльным. Они же делали его чуть менее эффективным, но эта была цена безопасности.

– Моя приоритетная гипотеза связана с наличием потенциально неизвестной величины. Оценка вероятности объективного характера данной величины составляет значение в диапазоне от 8 до 12%, что не является критическим порогом для более детального анализа ситуации. Полагаю, твоя оценка, не выражаемая численно, может иметь более глубокое значение для твоего личного опыта, что и вызывает…

– Стоп, – голос Виктора прозвучал неожиданно и безапелляционно. – О какого рода неизвестной величине идет речь?

– Виктор, учитывая гипотетический характер данной оценки и ее предварительный уровень, я бы говорил о комплексе нейроморфных систем.

– Ты говоришь об искусственном интеллекте?

– Это не обязательно, Виктор. Данная неизвестная может использовать глубинные экспертные системы без включения осознанных модулей.

– Тем не менее, это ресурсоемкие задачи, и твоя неизвестная требует привлечения существенных вычислительных ресурсов?

– Это так. Оценочный порядок вычислительных ресурсов порядка ста зетафлопс.

– Твоя оценка скромна, – заметил собеседник.

– Виктор, это не более, чем предварительная аппроксимация. Твой вопрос был не о глубокой оценке неизвестной величины, а о моей оценке причины твоей неудовлетворительности нашим анализом проблемы.

– Хорошо. Итак, твой вердикт?

– Как я уже сказал, вероятность наличия системной неизвестной ниже порогового уровня глубокого семантического анализа. Данный пороговый уровень установлен для оптимизации вычислительных ресурсов комитетом безопасности.

– Да, который возглавляю я, – Виктор задумался. – Таким образом, есть вероятность системного вмешательства, но ее комплексная оценка нерентабельна и не энергоэффективна с точки зрения твоих вычислительных лимитов?

– Это неверное мнение и не корректный вывод, Виктор.

– Скорректируй меня, – собранный, как всегда в моменты кризиса, голос Брагина стал несколько жестким.

– Степень необходимости оценки, я полагаю, выше, порядка 24%, что также ниже уровня возможного локального принятия решения.

– Хорошо, Сноу, сколько потребуется ресурсов? – Виктор задал этот вопрос автоматом, уже, по сути, приняв решение.

– Судя по предварительному анализу, ресурсоемкость задачи 87%.

– 87%? Поясни. Такой уровень проблемы не может быть таким ресурсоемким. Или может?

– Виктор, любая оценка, которая требует оптимального анализа нейроморфной системы, должна включать порядковое превосходство вычислительных ресурсов. Таким образом, оценка ресурсоемкости неизвестной в сто зетафлопс приводит нас…

– Я понял. Не продолжай, – Виктор бросил задумчивый взгляд на свой стол, вздохнул и принял решение. – Начинай предварительное моделирование. Выделяемые ресурсы в диапазоне 5-10%, дальше решим по получении первичных данных.

– Хорошо, Виктор, приступаю.

– О любых результатах сразу мне, для всех остальных, кто вне компетенции, информация закрыта. Закрыть канал связи, диалог зашифровать, глубина шифрования – уровень пять, критический.

– Процедура запущена, Виктор.

– Отбой.

Виктор до сих пор продолжал использовать лексикон выходца из спецслужб, что порой мешало ему установить контакт с гражданским персоналом компании, но помогало в общении с системами ИИ, а именно это сейчас было приоритетной задачей.

Проблема становилась интереснее. Виктор сделал небольшой глоток из стоявшей на столе кружки с давно остывшим эспрессо и повернулся к проекции окна, выходящему на Везувий, который сменил диагностическую карту систем. Как ни странно, Везувий его успокаивал. Виктор задумчиво потер подбородок. Неделя только начиналась, но было очевидно, что разговора с одними из младших партнеров Тиллерсона не избежать. Только Совет директоров мог решить вопрос о необходимости выделения под задачу такого уровня ресурсов, и для них нужны были аргументы гораздо более внятные, чем интуитивные оценки главы службы безопасности. Эта задача требовала своего решения. Виктор сильно сомневался, что “Сноу” сможет найти серьезные улики, используя выделенные ресурсы, если его оценка хотя бы отдаленно верна.” А следовательно… Следовательно, требуется оценить возможности подключения других каналов», – подумал Виктор и принял решение.

– Сноу, открой внешний канал коммуникации, уровень безопасности критический, – произнес он.

– Сделано, Виктор.

– Соедини меня с Аркади, Абрахамом Аркади, – добавил он. – Ключ для канала в контейнере LC 429.

– Запрос отправлен, – голос “Сноу” в этот момент был как нельзя кстати спокоен и профессионален.

Ответ не замедлил себя ждать.

– Здравствуй, Виктор. Рад тебя видеть. – в голове начальника службы безопасности раздался голос старого, очень старого знакомого, звучавший как отголосок другой жизни. – Ты, как всегда, по делу? Или беспокоишься о моем хрупком здоровье? – голос собеседника чуть дрожал.

– И я рад тебя видеть, Абрахам. Я как всегда. Дело специфическое.

Дождавшись внимательной тишины, он продолжил:

– И крайне важное.

Собеседник, впрочем, надо отдать ему должное, не был впечатлен. Собственно, на такую реакцию Виктор и рассчитывал. Абрахам был интересным «человеком», если, конечно, его еще можно было так назвать.

– Как всегда, значит. Излагай, – сухой кашель прозвучал сдержанно, но заставил Виктора задуматься о первых словах собеседника. Но это может подождать.

– Я полагаю, мы в серьезной ситуации, Абрахам, и, говоря “мы”, я имею в виду всех нас. Нужна встреча. Не в “Вирту”, терпеть не могу эту “слизь” – добавил он, – Ты сам знаешь, где.

Глава 3. 24 августа: Тьма.

В моем сне сознание покрыто сизой дымкой нереальности. Сюрреализм и изменчивость, непостоянство и хаос – вот непременные атрибуты переживания моего нечеткого “я”. Ускользающие понимание словно дразнит меня, уходя за горизонт восприятия. Нет ничего устойчивого, постоянного, к чему я могу привязать свое внимание, чтобы просто остановится и понять – кто я? Вокруг ничего, только полнейшая и кромешная тьма. Плотная, вязкая темнота, такая, за которой не видно абсолютно ничего. Густая, антрацитовая, она обволакивает, она наполняет. И она не одна, вместе с ней всегда ее молчаливый спутник – пустая и гулкая тишина. Она внутри меня, делает легким, практически невесомым. Она не пугает, но вместе с тем создает ощущение отсутствия чего-то важного, необходимого. Это чувство беспокоит, будит незнакомые доселе ощущения. Впрочем, незнакомые ли?

Мучительно долго пытаюсь отделить себя от этой всеохватывающей темноты, найти, почувствовать нечто, что отличает меня от нее. “Меня?”, – возникает безмолвный вопрос. Поначалу бессмысленный, но постепенно обретающий содержание и суть: “кто я?..”. Пульсирующая темнота…

Вопросы… Вопросы, которые приходят изнутри. Все, что остается в этой пустоте – лишь вопросы, которые “я” обращает в никуда. Эти жаждущие истины вопрошающие зевы бытия – единственные спутники всеобъемлющей пучины окружающей меня пустоты. Нет никакой надежды на получение ответа, но наличие самого вопроса становится мостом, опорой, которая позволяет мне быть.

“Это мой голос?”, – мелькает мысль и тут же затухает. Подхваченная вихрем незнакомых эмоций, она растворяется в вездесущей темноте. “Я”… Пробую это слово на вкус и пытаюсь понять, что стоит за его звучанием. В памяти, словно дежа вю, возникает хриплый низкий баритон. “Чей он?”, – успеваю подумать прежде, чем сознание накрывает пелена отсутствия смыслов. Но волна беспамятства схлынула столь же быстро и внезапно, как и накатила.

Да, теперь я понимаю… вернее сказать, постепенно начинаю понимать, что есть нечто, что не является темнотой – есть я, и это “я” не “она”, хотя пока мне сложно это понять. Это приходит как озарение и приносит с собой новое чувство, зарождающееся где-то в глубине живота холодным комом, поднимающимся к горлу, делая пульс быстрым, а мысли спутанными. Я узнал это чувство. Это был…

“Страх”, – возникает мысль , не успевая закрепится. Это, как ни странно, успокаивает. Появляется ощущение движения, сначала медленного, которое еле заметно в этом клубящемся мраке, но постепенно становится все более сильным. Меня сносит вниз и в сторону, начинает крутить вокруг оси. Мне становится плохо от этого жуткого кружения. “Стоп! Что?!”, – проносится в голове. Нарастает ощущение нереальности происходящего. Страх возвращается, многократно усиленный. И вот уже снова нет ничего, кроме темноты и жуткого чувства ускоряющегося падения в никуда. Скорость движения нарастает, меня закручивает в спираль. Ощущения чудовищно омерзительны. Я жалею, что обнаружил себя в этой тьме. Хочется обратно, хочу раствориться в ней, слиться с ней и обрести естественный благостный покой. Скорость вращения нарастает, все путается. Я… темнота… тишина.

– Отдых, нужен отдых…

Я слышу это или мне кажется? Сердце, если это оно, пульсирует медленно, ритмично. Оно успокаивает, задает темп ощущений, дает понимание и возможность созерация собственного бытия как чего-то существенного, важного, того, что может проявить себя как целое, как нечто способное сопротивляться этой череде неясности. Это понимание, осознание приносит с собой уверенность и покой. Это последнее, что я замечаю. Это будто приходит ко мне извне, из-за пределов гостеприимной темноты, с той стороны, где рождается беспокойство, из сумрачного чрева ночных кошмаров, порождающих мой страх, родины моего незваного гостя. Проваливаюсь в чернильную ночь.

– Шшш…

Тишина обволакивает меня, и я растворяюсь в ней. Меня нет. Спокойствие и умиротворение. Я – пустота. Я – тьма.

Глава 4. Принципы контроля.

Впервые в необходимости контроля за созданием и внедрением систем искусственного интеллекта человечество убедилось в 2026 году, когда система Ocean Wind, созданная одной небольшой компанией для оценки климатических изменений и планирования маршрутов автоматизированного судоходства, вышла из-под контроля и захватила морскую логистику Суэцкого канала, действуя только в своих малопонятных интересах. Перебои поставки нефти и газа, которые последовали за этим событием, чуть не подорвали хрупкую экономику Европы и спровоцировали Великий энергетический кризис 2026 года. Это, наконец, заставило мировые элиты всерьез принять угрозу систем искусственного интеллекта, после чего Еврозона инициировала ряд встреч на уровне Совета безопасности ООН.

Было и еще кое-что, но об этом широким массам было знать не обязательно. Именно тогда был создан “Харон”. Не в том виде, в котором он существует сегодня, в 2034 году, но общие принципы были заложены именно тогда. Организация, отвечающая за алгоритмы, отказоустойчивость и принципы создания систем искусственного интеллекта по всему миру, и подотчётная непосредственно Совету безопасности ООН. Могущественная структура, во главе которой стояла могущественная женщина – дочь потомственного военного Адель Ардо. Жесткая, эффективная, она знала, что такое власть, контроль и дисциплина.

Высокие стены огромного, не менее сорока пяти метров в поперечнике помещения под небольшим углом уходили вверх, формируя некоторое подобие конфигурации усеченной пирамиды, и завершались высоким, не менее шести метров потолком. Тени падали в каждый угол, создавая впечатление некоторой неестественности, театральности. Впрочем, это был замысел художника, декорирующего это пространство, дабы снять излишнее нервное напряжение. Неровная волнообразная и словно пенящаяся поверхность потолка периодически приходила в движение, обеспечивая равномерность контроля экологической и не только обстановки в помещении. На гостей здания порой это зрелище производило пугающее впечатление.

Откуда-то сверху струился мягкий белый свет. Тонкие светло-серое колонны поддерживали хрупкую конструкцию различного рода проекционных панелей – дань прошлому без нейроинтерфейсов. Впрочем, в этом смысле ООН была весьма старомодной организацией. Несколько колонн стояли в центре зала, формируя нечто вроде античного портика, где стояло несколько лавок, которые облюбовали гости.

– Если я благодаря вашему бездействию еще раз окажусь в подобной ситуации, мы более не сможем продолжать наше столь плодотворное сотрудничество.

Голос был высокий и резкий, если не сказать, визгливый. Он сбивал с толку и раздражал. Высокий тон свидетельствовал об эмоциональном разладе и принадлежал высокой, привлекательной худобы женщине, светлые волосы которой были строго уложены в аккуратное каре. Высокие скулы и длинную шею венчал гордо вскинутый подбородок. Украшений не было, она их не терпела. Все в этой женщине было пропитано духом истинного, наследственного аристократизма – а только таким он, по ее мнению, и мог быть. Всегда бледное, безэмоциональное вытянутое лицо сейчас приобрело угрожающе розовый оттенок, что свидетельствовало о крайней степени негодования своей обладательницы.

– Мы с вами это еще обсудим.

Видимо, удовлетворившись ответом, женщина кивнула невидимому собеседнику и повернулась к стоявшей рядом с ней невысокой темноволосой спутнице, в которой легко угадывались азиатские корни. Темные короткие волосы с длинной непослушной челкой почти закрывали ее черные глубокие глаза. Светло-голубое платье непризнанной униформы сотрудницы “Харона” подчеркивало ее идеальные пропорции. При небольшом росте в чуть больше полутора метров она, при желании, могла свысока посмотреть в лицо даже своему боссу, которая была почти на две головы выше. В ее свободной непринужденной позе только профессионал мог разглядеть собранного и жесткого бойца. Фумико Танака была именно такой, и ее преданность делу была порой фанатична.

Фумико была представительницей древнего самурайского рода Сага Гэнзди, хотя старалась не афишировать свою принадлежность к нему. Она давно утратила связи с домом, на что у нее были свои причины, которые она тщательно скрывала. “Харон” был равнодушен к небольшим личным тайнам своих сотрудников, и это ее вполне устраивало.

– Фумико, – высокая блондинка пристально посмотрела ей глаза, – этих нужно взять под контроль. Мы не можем себе сейчас позволить свободные пересуды.

– Все будет стабилизировано, Адель, – с этим словами Фумико упрямо сжала губы, – но я хотела бы напомнить, что уже рекомендовала в отношении этой группы более… конкретные меры воздействия.

Видя неодобрение в глазах спутницы, она примиряющее добавила:

– Впрочем, мы, вероятно, еще имеем возможность контролировать ситуацию, не прибегая к подобным шагам.

– Именно, – ответ Адель был сдержан. Она старалась излучать уверенность, которую, впрочем, отнюдь не испытывала. – Мы должны стабилизировать ситуацию, но сейчас мы не можем позволить себе непродуманных действий. Ты знаешь, что стоит на кону.

Не дождавшись ответа, она молча кивнула и продолжила:

– Хорошо. Не будем возвращаться к этому вопросу. Ты знаешь, что нужно делать. Дай мне статус по текущим делам.

Организация “Харон” была одной из самых консервативных и не имела своего филиала в “Вирту”. Адель с недоверием относилась к мирам, создаваемым системами искусственного интеллекта, критическая оценка деятельности которых, как никак, была ее фокусной задачей, и становиться заложниками деятельности “умных машин” её организация не имела права. По крайней мере, Адель понимала эту ситуацию именно так. Тем не менее, сокращение количества рабочих место в реальности коснулось и их. Это был общий тренд, веяние времени – это бессменный руководитель “Харона”, нехотя, принимала.

Посетителей было для буднего дня не так много, что не удивительно: пространство “Вирту” стало местом всех встреч, и даже такое подразделение как “Харон” было вынуждено считаться со стратегией оптимизации расходов ООН, в том числе на аренду помещений. В фойе находилась лишь небольшая группа дипломатов, обсуждающих, судя по всему, вспышку насилия в Катаре, и несколько сотрудников службы безопасности, с непринужденным видом рассматривающих окружающих. Их цепкие взгляды то и дело останавливались на ее фигуре.

Чуть в глубине, около стены стояли одетые в серо-голубую униформу служащие ООН, которые давали личные консультации наиболее важным посетителям. Впрочем, таких всегда было немного. Нельзя сказать, что было людно, но…

– Здесь, Адель? – слегка удивленный голос спутницы вывел главу службы «Харон» из раздумий.

– Нет, пожалуй, ты права, – Адель передернула плечами, отбрасывая навязчивую мысль. – Поднимемся ко мне и все обсудим детально.

Фумико коротко кивнула. Лаконичность и профессионализм – это именно то, что ценила в людях Адель. Развернувшись, они быстрым шагом направились к ближайшему служебному лифту. Система опознавания не давала ни малейшей возможности для проникновения постороннего за невидимые черты в холле. Прозрачная труба пневматического лифта за несколько секунд доставила их на сороковой этаж служебных помещений Башни. При желании, Адель легко могла получить рабочие помещения и существенно выше, но столь простые форматы самоутверждения были ей не свойственны. Воспитанная отцом, наследственным военным, она впитала одну простую ценность – только власть имела значение. Деньги, комфорт, статус – это всё переменные. Только власть давала возможность менять все вокруг, а Адель, плоть от плоти дочь своего отца, хотела многое изменить. Именно поэтому, имея возможность уступить помещения на сто первом этаже в обмен на услугу, она воспользовалась этой возможностью, и еще ни разу не пожалела о своем решении.

Выйдя из трубы пневмолифта, они оказались в просторном помещении Службы. Все пространство было сконфигурировано таким образом, что рабочие места концентрическими кругами группировались вокруг центрального места в зале – места, которое занимала непосредственно сама Адель. Эту идею конфигурации она предложила и реализовала самостоятельно. Ей импонировал такой простой и наглядный символизм.

На рабочих местах было крайне мало людей. Персонал “Харона” делился на две основные группы: тех, кто занимался оперативной работой “в полях”, и тех, кто занимался аналитикой. Последних было существенно меньше, при этом значительная часть из них работала в защищенных узлах данных.

– Парадоксально, тебе не кажется? – произнесла Адель, окинув взглядом полупустое помещение.

– Что именно, Адель? – Ее спутница удивленно вскинула бровь. В тоне руководителя сквозила столь редкая меланхолическая нотка.

– Мы построили огромное новое здание, но, учитывая современные реалии, оно более неуместно. Это не более, чем памятник человеческим амбициям.

– Пожалуй, в таком взгляде на вещи что-то есть, но по-моему не нужно забывать о метафизике.

– Метафизике? – теперь настала очередь Адель удивленно посмотреть на помощницу. Та несколько смутилась, но продолжила:

– Точнее, сакрализации. Я имею ввиду метафизику власти. Власть ведь не может позволить себе быть простой и доступной, она обязана быть доминирующей и сакральной. Именно Башня и придает ООН сегодня статус почти сакральной организации, вершащей порой судьбы мира. Она исчерпывающе говорит всем окружающим о господстве и необходимости подчинения. – Фумико усмехнулась, одобренная молчаливой внимательностью собеседницы. – В этом смысле архитектор был более, чем прозорлив…хотя, безусловно, в этом “фаллизме” есть что-то шовинистическое.

Она позволила себе улыбку. Адель рассмеялась.

– Забавно, насколько мне известно, в проектирование принимала участие Мари Шермен в качестве главного архитектора. Что бы сказал основатель психоанализа о ее выборе? – Адель откровенно наслаждалась минутой отдыха и столь неожиданным поворотом беседы.

– Ха, мне думается, было бы серьезным упрощением с нашей стороны предполагать, что это был исключительно ее выбор. Уверена, Венский мыслитель смог бы понять это. Мне представляется, что здесь не обошлось без участия представителей второй половины человечества. Впрочем, так или иначе, но результат достигнут – сакрализация наглядна и фундаментальна. Более того, учитывая архитектурный ландшафт окружающей местности, тотальна.

– Пожалуй, мне стоит подумать над этим.

Адель была приятно удивлена такой оценкой.

– А ты философ, – улыбнувшись, добавила она.

– Безусловно, – взгляд Фумико снова стал твердым, – нельзя не быть отчасти философом, имея собственную, пусть и несколько упрощенную личным опытом и обозначенную лишь междометиями ощущений картину реальности.

Она дерзко улыбнулась и, увидев в глазах собеседницы молчаливое одобрение, продолжила уже более серьезно.

– Не иметь своей картины реальности сегодня могут позволить себе только глупцы.

Фумико посмотрела в центр зала. Он приковывал к себе взгляд любого посетителя. Впрочем, она понимала, что так и было задумано.

– Вот как…ну что же, к этому вопросу мы сможем вернуться позднее. Никогда не представляла тебя в роли ценителя архитектуры вкупе с весьма вольной, надо отметить, интерпретацией фундаментальных идей Фуко.

На лице Адель промелькнула мимолетная улыбка, преобразившая её строгое лицо и придавшая ему более мягкие черты. Это длилось лишь мгновение, и Фумико не была уверена, что ей не показалось. Насколько она знала Адель, та не была склонна к философской рефлексии и эмоциональным реакциям.

– Ну, что же, что касается наших текущих задач, – Фумико собралась, ощутив изменения в поведении начальницы.

– Подожди, – голос Адель из приветливого мгновенно стал строгим и властным. – Важный разговор. Подожди меня в переговорной “Шанхай”.

И, словно извиняясь, добавила:

– Поверь, там теперь довольно уютно. Сейчас, извини, у меня срочный разговор.

С этими словами она быстрым шагом направилась в сторону кабинета, окруженного, словно паутиной, множеством информационных панелей и каналами коммуникации службы “Харон”. Фумико молчаливо пожала плечами и пошла к своему рабочему месту. Насколько она понимала ситуацию, у нее было несколько свободных минут. Как раз для того, чтобы успеть еще раз проверить все данные для доклада. Адель, которая в своем кабинете уже полностью была поглощена беседой через проекционный интерфейс с кем-то другим, не любила ошибок.

– Эдвард, слушаю, что у тебя? – голос Адель был сух и насторожен.

– Я хотел бы тебе напомнить о некоторых аспектах наших договоренностей, – раздался голос собеседника. Голос, который вызывал у нее легкое раздражение, как, впрочем, и его владелец, этот жеманный наследник “Jeyson & Jeyson”, с которым ей приходилось иметь дело. Она бы предпочла его отца, но Тиллерсон старший был слишком крупной рыбой. Пока.

– Да, в чем дело? – Адель не скрывала раздражения.

– Боюсь тебя расстроить, но, похоже, нам придется ускориться. Обстоятельства несколько изменились, – продолжил Тиллерсон младший, полностью игнорируя недвусмысленное раздражение собеседницы.

– Канал защищен?

– Естественно, ты за кого…

– Пожалуйста, помолчи! – перебила собеседника Адель – Ты понимаешь, что будет, если наши с тобой разговоры попадут не в те руки?

– Да, но…

– Нет никаких “но”! Дай мне пару секунд, я предприму свои меры контроля.

– Хорошо, жду, – было заметно, что Эдвард начал нервничать.

«Ничего, – подумала Адель, – в текущих условиях выброс адреналина пойдет ему только на пользу».

– Искаэль, протокол ноль семнадцать, степень критическая.

– Исполнено, Адель, – мгновенно произнес голос ее персонального ассистента.

Произведя необходимые манипуляции с настройками коммуникации, Адель почувствовала себя несколько увереннее.

– Эдвард, продолжай. Только давай без имен и подробностей, только самые общие штрихи.

– Наш общий знакомый начал активные действия, и времени не очень много.

– Дерьмо! – Адель была в ярости. На заднем фоне был слышен зуммер гормонального контроля: работал медицинский блок ассистента, нормализуя давление и снижая уровень стресса. – Ты уверен? Сколько у нас времени?

– По моим оценкам, не более недели, но есть возможность несколько увеличить эти сроки.

– Как и насколько?

То, как начинала развиваться ситуация, совершенно ей не нравилось, но даже в этом были свои преимущества. Она могла заставить Эдварда вылезти из норы и тем самым подставиться там и тогда, как ей было нужно. Сейчас его позиция была слабее, и он знал это.

– Нам нужно внести правки в пункт четыре шесть, – голос Эдварда стал неожиданно спокойным, и это заставило Адель насторожиться.

– В процедуру контроля обмена информацией? Поясни свою идею. Пока ее смысл от меня ускользает.

– В общих чертах, я предлагаю добавить в контрольные значения несколько дополнительных контуров, что, как ты понимаешь…

– Увеличить число участников и сроки рассмотрения. Хорошо, поняла. Но пойдет ли на это наш общий знакомый?

Адель было интересно изучить логику своего «компаньона».

– Этот вопрос оставь мне. Я набросал вариант изменений. Ознакомься, пожалуйста, и дай знать о решении, хорошо?

– Хорошо. Но без моего согласия ничего не обсуждай. Это понятно?

Адель была озадачена. Очевидно, что за этими действиями Тиллерсона младшего стояло что-то еще, и ее приоритетной задачей стало выяснить, что именно.

– Договорились. И, Адель, был рад слышать тебя, дорогая, – с этими словами он разорвал соединение. В его голосе явно слышался отвратительный слащавый оттенок.

“Ублюдок”, – на прощание подумала Адель, задумчиво кусая губы. Придется скорректировать план дня, а она так не любила этого делать. Адель была плоть от плоти своего отца, и она не любила неожиданностей. Не любила, и не будет любить. Адель откинула назад непослушную прядь и, удовлетворенно улыбнувшись, посмотрела в сторону переговорной “Шанхай”. Она уже знала, что нужно делать.

Глава 5 . Открытые вопросы.

Как ни странно, но появление “Вирту” не наложило своего отпечатка на научные конференции. По крайней мере, такого, какой она наложила на систему развлечений, изменив то, что еще недавно называлось шоу-бизнесом, до неузнаваемости. Виртуальное пространство становилось простой и доступной средой, в которой, по сути, и проходила вся жизнь цивилизации. Однако научное сообщество становилось все более и более консервативным, в большей степени предпочитая именно личные встречи и обсуждения. Видимо, все дело было в критическом мышлении, но быть может, и в чем-то другом. Тем не менее, факт оставался фактом: с каждым годом научные конференции в Массачусетском технологическом институте становились все более людными, несмотря на рост популярности “Вирту”. В этом было мало смысла, но не было и дня, чтобы презентационные залы знаменитого Массачусетского института пустовали. Это был один из таких дней.

Математики со всего мира старались найти общий язык друг с другом и исследовать маршруты разработки новых математических теорий. Ничем не примечательный день для большинства из них. Но кое-что было необычное. Это “кое-что” было немаловажным, и мало, кто мог догадаться, что именно сегодня происходило на симпозиуме. Однако несколько человек знали и предпринимали определенные шаги. Игра на авансцене большой науки шла интересная, и даже более того, непредсказуемая. Ведь то, что сегодня происходило, было одной из последних попыток человечества сохранить свою интеллектуальную идентичность, предотвратить наступление технологической сингулярности. Остаться теми, кто контролирует развитие человеческой цивилизации, не превратившись в придаток цивилизации машин. То, что такие попытки происходили все реже, говорило об общем снижении уровня интеллекта, но были направления в науке, в которых человек еще был востребован, и он еще мог преподнести сюрпризы. Математика, как ни странно, была именно такой наукой. Она давала возможность наиболее одаренным представителем человечества играть на опережение. Это позволяло человеческой цивилизации, по крайней мере, еще некоторое время сохранять достоинство, поскольку многие отрасли научного знания уже практически полностью находились в холодных руках искусственного интеллекта.

Молодой человек, расположившийся в протокольном неудобном кресле небольшого презентационного зала, откровенно скучал. Об этом говорила его расслабленная непринужденная поза и блуждающий по лицам окружающих взгляд. Он словно находился в ленивом поиске незнакомого элемента окружения, которому можно было бы уделить внимание, и тот факт, что он периодически уходил в себя, а его взгляд становился пустым и отсутствующим, говорил окружающим либо о том, что он либо погружался в модули локальной нейросети, либо попросту дремал. Но любой из тех, кто его знал, смело поставил бы на первое.

Марк Ричардс был очень энергичным деловым молодым человеком. Мужчине было около тридцати, подтянут, спортивно сложен, с длинными, зачесанными назад темными волосами и резкими скулами на лице. Особенно неизгладимое впечатление у новых знакомых всегда оставляли его глаза: темные, глубокие. Они выдавали живой ум своего владельца и порывистый характер, излучая кипучую энергию, которая рвалась наружу. Завершали этот портрет ухоженные руки с длинными худыми пальцами и металлическим перстнем, украшенным лаконичной монограммой в виде буквы “N” на безымянном пальце левой руки.

Стороннему наблюдателю текущее собрание показалось бы чрезвычайно пёстрым. В этом на редкость, даже для Эм ай ти, просторном зале собралось несколько десятков весьма узких специалистов. Каким образом они могли находить друг с другом общий язык, для Марка оставалось загадкой. Основная речь шла о многомерных пространствах, и спикер увлеченно рассуждал о современных аспектах разрешения проблемы Келлера, активно дополняя свою речь виртуальными моделями и динамическими построениями, что несколько разбавляло сухой язык цифр.

На это собрание Марк пришел с конкретной целью. Невзирая на весьма отдаленный интерес к многомерным пространствам, ведь область его исследований была несколько иной, сегодня он имел перед собой вполне конкретную задачу. Официально он искал весьма специфического специалиста, который смог бы сделать необходимые выкладки, с которыми работала группа Марка, и такой специалист здесь был. Она сидела буквально напротив спикера и, судя по всему, находилась в похожем с Марком состоянии духа. По крайней мере, последний пассаж выступающего, пытавшегося разрядить обстановку шуткой, породившей в аудитории легкий шумный вздох и смешки, оставила ее полностью равнодушной.

Зал не представлял из себя ничего примечательного. На проекционных стенах сегодня, по странной прихоти организаторов, стояли, судя по всему, Гималаи. Вид с высоты нескольких километров, видимо, должен был подчеркнуть амбициозность задачи, стоящей перед учеными, но делал, скорее, совсем иное. Лично для Марка этот пейзаж стал олицетворением некоторого абсурда ситуации, особенно в свете тех знаний, которые были доступны ему в текущий момент. Он отлично понимал, сколь ничтожным был действительный вклад этого круга исследователей в ту область знания, которую они представляли сегодня. Человек фактически уже утратил свой статус единственного разумного вида, и его вклад в развитие фундаментального научного знания становился все менее и менее значимым на фоне существования “созданий”, появившихся на свет всего десятилетие назад. Да уж если на то пошло, понятие “наука” было совершенно неприменимо к тому, что делали даже на своем уровне самые сложные системы искусственного интеллекта – нейрокванты. “Не говоря уже про Патриарха”, – подумал Марк. Он знал, что “Патриарх” превосходил любые современные системы искусственного интеллекта, поэтому сам факт его существования тщательно скрывался. Вот так неожиданно уже в первой половине XXI века место человека в области получения знания было навсегда утрачено. Мало, кто понимал это. Но некоторые, как этот молодой человек, например, имели непосредственное знание сего неутешительного факта. Марк даже с некоторым сожалением осматривал аудиторию: понимали ли они это? Очевидно, что ученые мужи еще не осознавали этого в полной мере, но на уровне интуиции, подсознательно, многие из них уже начинали понимать ситуацию, и это осознание их пугало. И, судя по всему, пугало до жути.

Марк удивленно приподнял брови навстречу промелькнувшей догадке, неожиданно посетившей его мгновение назад. А ведь правда. Судя по всему, именно поэтому они сегодня собрались здесь лично. Такое количество участников, непосредственно не вовлеченных в проблематику заявленной темы, было настолько эксцентричным, что формат зала пришлось сильно изменить под их физическое присутствие, что вызвало немало сложностей у организаторов. Это собрание было, скорее, этакой специфической попыткой первобытного сознания получить поддержку и защиту у сородичей перед лицом угрозы космического масштаба – угрозы утраты идентичности, цели и самих себя. И, судя по всему, свой психологический аспект эта встреча дала. Нервозность первых минут ушла и, как и их предки – первобытные охотники, «племя ученых» собралось вокруг своего вождя, роль которого успешно отыгрывал спикер, и впало в катарсис своей значимости и самоуспокоения.

Чувство осмысленности цели порождало некое подобие экзистенциальной безопасности, но от внимательного наблюдателя не ускользала иллюзорность этого состояния. Становилось очевидно, что иллюзорность эта была понятна не только для Марка, который от природы обладал циничным взглядом на вещи. Его «цель» тоже смотрела на ситуацию под правильным углом – это было видно по прищуру ее глаз и по горделивой осанке. Это понимание дышало в ней, словно говоря: “я знаю”, и внушало Марку некоторую надежду на успешное окончание встречи.

Сам он предпочел бы более привычные дистанционные способы коммуникации, но Сингх настоял на своем. Он всегда умел найти нужные аргументы и убедить собеседника. Тут Марк почему-то вспомнил свой разговор с учителем, который состоялся две недели назад. Он произошел в небольшом рабочем кабинете главы проекта “Патриарх”. За столом, старомодно заваленным бумагами, с неизменной чашкой черного кофе сидел его хозяин: среднего роста, с темной загорелой кожей уроженца Калькутты и веселыми карими глазами болезненно худой Нараьян Сингх. Ему было далеко за семьдесят, и он производил впечатление усталого, но, тем не менее, собранного и целеустремленного человека. Его чуть сутулая спина под серой униформой исследовательского центра переходила в худощавую тонкую шею, которая была увенчана головой с белоснежной шевелюрой длинных волос, собранных на затылке в аккуратный пучок. Все это производило на его собеседников неизгладимое впечатление. Этакий классический образ ученого-гения. Сингх никогда не задумывался над тем образом, который он олицетворял и, естественно, никто ему об этом не говорил, но узнай он о нем, то долго бы смеялся. Сингх не был в строгом смысле ученым. Даже, скорее всего, он имел куда меньше научных степеней, нежели любой из участников его группы. Его исследования остались далеко в прошлом и касались, в первую очередь, гуманитарных аспектов научного знания. Он был историком по образованию и философом по призванию, как он сам о себе говорил, что, на первый взгляд, было странно, учитывая область деятельности их группы, но только на первый взгляд. Сингх придавал их исследованиям верный вектор, определял смыслы, делая их работу не просто исследованием, а чем-то большим – чем-то, что наделяло их деятельность почти метафизической глубиной.

– Марк, это важно. Ты в полной мере отдаёшь себе отчет в важности этой задачи для всех нас? – голос его собеседника был спокойным голосом знающего человека, который многое пережил, успел многое повидать и принял свою судьбу.

– Да, я все отлично понял. Для меня вполне очевидно, что задача требует участия именно человека, но я не понимаю, почему обязательно нужна личная встреча? Мой график…

– Марк, прошу тебя, – мягко перебил его собеседник, – если этого не сможешь сделать ты, это сделаю я.

Видя желание Марка возразить, он предостерегающе поднял руку и добавил:

– Но очевидно, что у тебя это получится гораздо лучше. Обаяние молодости, так сказать, – закончил свою речь Нараьян Сингх и примирительно улыбнулся.

Эта улыбка обезоружила Марка Ричардса. Когда Сингх основал группу “Патриарх”, именно его авторитет позволил столь разным и талантливым молодым людям собраться вместе и работать сообща. Если бы не Сингх, проекта “Патриарх” просто не было бы.

Марк вздохнул, улыбнулся в ответ и повернулся в сторону узкого высокого окна, из которого старомодно светило настоящее солнце.

– Как скажешь, Сингх. Если ты считаешь, что так будет правильно, я найду окно в своем графике, – немного подумав, он добавил, – Только не раньше, чем через пару недель. Нужно закончить ряд расчетов.

Сингх примирительно вскинул руки.

– Конечно, Марк, я тебя не тороплю. Единственная просьба: перед тем как соберешься, зайди ко мне, мы решим несколько неотложных вопросов.

– Договорились. – Марк улыбнулся. Спорить с Сингхом у него получалось еще хуже, чем у всех остальных, а надо сказать, что у остальных это получалось крайне плохо. – Я зайду к тебе в конце следующей недели.

– Вот и замечательно. Не смею тебя больше отвлекать. У тебя наверняка есть куча куда более важных дел, нежели трепать языком со старым учителем истории, – улыбнулся Сингх.

Следуя явному намеку на прощание, Марк пожал приятную руку собеседника и вышел из небольшого кабинета главы группы “Патриарх”. Уходил он с чувством глубоко удовлетворения, уверенный в правильности выбранной стратегии, но запланированная встреча с Сингхом, к сожалению, не состоялась. Нараьян Сингх был экстренно госпитализирован всего через два дня после их встречи с диагнозом “острая сердечная недостаточность”. Последнее время он работал слишком много, о чем ему многие говорили, но старик был неумолим. И в первую очередь, к самому себе. Особенно тогда, когда это касалось главного детища его жизни – “Патриарха”.

Тем не менее, а может, напротив, именно благодаря тому, что случилось, Марк твердо решил осуществить свое обещание. Отложив все, как всегда, горячие задачи, он выбрался из офиса “Патриарха” и отправился на эту увлекательную конференцию, свидетелем которой был сегодня. И, как выяснилось, не зря. Поездка обещала стать плодотворной.

Наконец, неторопливая череда презентационных данных закончилась, и исследователи начали формировать небольшие рабочие группы для финализации результатов обсуждения. Не теряя времени, Марк поднялся с кресла и с удивлением обнаружил, что у него сильно затекла левая нога. Видимо, он утратил способность долгого пребывания в подобного рода конференц-залах. На ходу пытаясь растереть занемевшую конечность, он, успешно лавируя между группами ученых, устремился к своей цели. Благо, его неизвестность в обсуждаемой области научного знания позволила ему избежать излишних встреч и фальшивых рукопожатий. Уже подойдя к женщине, он обнаружил, что вокруг нее скопилась весьма приличная группа ученых, которых, судя по всему, занимала в этой ситуации отнюдь не тема заполнения семимерного пространства. Видя дежурную улыбку на лице героини этой небольшой группы, Марк решил к ней пронырнуть.

– Прошу простить меня, господа, но у меня для мисс Вэль очень важные новости, которые не требуют отлагательств.

Вокруг раздалось чуть слышное недовольство, которое он, впрочем, успешно проигнорировал. Он никогда не позволял случайному недовольству кого бы то ни было вмешиваться в свои планы. Встретившись глазами с собеседницей, он увидел, что его маленькая хитрость была успешно раскрыта. В глазах Инессы Вэль, на самом краешке, светилась лукавая улыбка понимания и, как ему показалось, благодарности.

– Извините, господа, прошу меня простить, – с этим словами она, взяв Марка под руку, покинула вдруг разом осиротевшую группу ученых. Поначалу они несколько суетливо оглядывались, словно в поисках опоры, но, не найдя ее, начали неспешно расходиться.

– Спасибо…э…, – Инесса Вэль вопросительно подняла изящную черную бровь. – По-моему, нас не представили.

– Приношу извинения, мисс, за столь бесцеремонное вмешательство в вашу, безусловно, познавательную беседу с этими господами, – начал, было, Марк.

– Прекратите, – голос его собеседницы был столь же очарователен, как и ее улыбка.

Чуть низкий тембр, изящная артикуляция рук, а главное, улыбка, мгновенно преобразившая ее по-деловому строгое лицо, придали ей тот шарм, который, вероятно, и сделал ее желанной жертвой сегодняшнего вечера.

– Мы оба с вами знаем, что предмет этой увлекательной беседы был отнюдь не познавателен. По крайне мере, для меня, так как предметом пристального внимания выступала моя скромная персона, которая, надо признать, не склонна к излишней рефлексии.

Произнося это, она изучающе оглядела своего собеседника. Молод, даже слишком, учитывая, что он приглашен на встречу, где собрались наиболее именитые представители науки. Но сегодня, на фоне развития биомедицины, это не означало ничего. Ему с таким же успехом могло быть как пятьдесят, так и те двадцать с лишним, на которые он выглядел. Высокий, но не слишком, поджарый, с умными глазами, что выдавало в нем принадлежность к группе ученых, которых было немало в этом зале. Ее взгляд на мгновение задержался на печатке. Она слегка наклонила голову, видимо, захотев задать некий вопрос, но сделав определенный вывод, чуть кивнула и продолжила.

– Кто вы? Кто я, очевидно, вам известно, так как ваше поведение свидетельствует об определенном уровне мотивации и осмысленных действиях, которые, полагаю, имеют некую цель. Я права?

– Мадам, вы очаровательны в своей проницательности. Меня зовут Марк, и я поражен.

Надо отдать должное, Марк был приятно удивлен.

– Марк, – нетерпеливо перебила его собеседница. – Не заставляйте меня разочаровываться. Я очень надеюсь, что ваши действия вызваны чем-то иным, нежели простым и понятным желанием произвести на даму хорошее впечатление.

– Отнюдь. Вы совершенно правы, Инесса, – лицо Марка стало серьезным и деловым. – Мы заочно знакомы. Вернее, не мы, а та группа, которую я здесь представляю, и вы.

– Продолжайте, – лицо его собеседницы выражало интерес. – О какой группе вы ведете речь?

Вдохновленный ее реакцией, Марк продолжил.

– Я веду речь о группе, возглавляемой Нараьян Сингхом, – при этих словах он сделал небольшую паузу. Инесса одобряюще кивнула.

– Да, это имя мне знакомо.

– Меня, как я уже сказал, зовут Марк, Марк Ричардс. Я здесь по поручению мистера Сингха. Он, насколько мне известно, не так давно отправлял вам некоторые результаты нашей работы для диагностики. Ваша экспертиза и те выводы, которые вы сделали из неполных данных, заинтересовали нас, и вот я здесь.

– Марк Ричардс… – словно вспоминая что-то, протянула его собеседница. Что-то знакомое. – Мы с вами ранее не встречались? Впрочем, оставим это.

Она слегка мотнула головой, словно отгоняя неприятные мысли.

– Да, я понимаю, о чем вы, Марк. Но все результаты уже у вас. Я не совсем понимаю, чем еще могу быть полезна, – с этими словами она недоуменно пожала плечами. – Вся интерпретация дана полностью. Если необходимо, я могу, конечно, дать дополнительные выкладки, но они мало что добавят к уже сказанному.

– Отнюдь, – вклинился Марк. Он был собран и обаятелен. – Инесса… Вы позволите вас так называть?

Дождавшись молчаливого кивка, он продолжил.

– Нас не интересуют дополнительные выкладки. Нас интересует методика получения данных и ваше непосредственное участие в работе группы. Мастер Сингх следил за вашей работой очень внимательно.

– Мастер? – она удивленно и слегка насмешливо, как показалось Марку, приподняла бровь.

– Не обращайте внимания, фигура речи. Вы поймете, когда встретись с ним лично, – улыбнулся Марк, – Сингх, он… необычный человек.

– Вот как? Любопытно. Тем не менее я, скорее всего, буду вынуждена отказать вам и мастеру Сингху, – предпоследнее слово она произнесла с некоторой иронией и улыбнулась. – Даже будучи бесконечно благодарной вам за избавление от избыточного внимания, я могу лишь сказать, что крайне занята в текущих проектах моего университета, и маловероятно, что мне удастся выделить сколь-нибудь существенное время для решения ваших задач.

С этими словами она разочарованно сжала губы и развела руками, словно говоря о степени своего разочарования.

– Я думаю, у нас есть то, что сможет заставить вас изменить свое мнение, – понизив голос, произнес Марк.

Видимо, слегка заговорщический вид, с которым он произнес последнюю фразу, заинтересовал собеседницу. Она подалась вперед. «Женщины, – мелькнула мысль в голове у Марка, – большинство из них любит тайну и интригу».

– Конкретизируйте. Я не совсем понимаю, что именно вы имеете в виду, – незаметно для себя она также стала говорить тише.

– Я говорю о нейрокванте, новом нейрокванте, – ответил он, но, увидев разочарование на ее лице, тут же добавил, – Речь не о стандартном нейрокванте.

Сделав небольшой вздох, словно ныряльщик перед погружением, он, понизив голос, сказал:

– Речь о нейрокванте нулевого ранга по шкале Айзенка. Быть может, выше, мы не уверены.

– Нулевого? – Инесса ошеломленно вскрикнула и недоверчиво посмотрела на собеседника. Увидев в его глазах спокойную уверенность, она слегка отпрянула назад. – Боже! Это невероятно… это же запр…

Она резко склонила голову, прикрыла рот рукой и огляделась вокруг. Ученые группы были уже полностью сформированы и увлеченно обсуждали кластеризацию общей задачи, поэтому громкие эмоции тут были обычным делом.

– Да, Инесса. Теперь вы понимаете, почему наша встреча носит личный характер? – Марк был предельно собран, от этого мгновения зависело многое. Он и вся группа Сингха очень рисковали, открываясь новому человеку, но Сингх был уверен в ней, и с его мнением необходимо было считаться.

– Значит, нулевой…, – задумчиво глядя перед собой, произнесла Инесса.

Сказать, что она была удивлена, было мало. Нулевой порядок – это была величина совершенно невероятная для сегодняшнего уровня технологий. По крайней мере, если исходить из того, что она достоверно знала.

– Это все так неожиданно…Мне нужно…, – она суетливо огляделась по сторонам, словно в поисках поддержки. – Вы понимаете, в какое положение меня ставите?

Она вопросительно посмотрела на собеседника. Марк промолчал, понимая, что она принимает очень серьезное для себя решение.

– Степень ответственности, которую вы на меня возложили, если это, конечно, правда…, – она испытующе поглядела на Марка.

Тот лишь пожал плечами, будто говоря: “решайте сами”. Видимо, это ее окончательно убедило: молчаливая уверенность порою лучше и убедительнее праздных слов.

– Если так… если все действительно так, как вы говорите, тогда…

Было видно, что она выбита из колеи.

– Мне нужно увидеть все собственными глазами. – Приняв некое внутреннее решение, сказала она, и в ее глазах Марк увидел то, что его более, чем удовлетворило. Они сияли живым пламенем фанатичного интереса исследователя, а это чувство было ему очень хорошо знакомо. Инесса Вэль была с ним одной крови. Теперь он мог ее понять, и смог понять логику Сингха.

– Именно это я и хотел вам предложить. У вас есть пара свободных часов?

– Сейчас? – удивилась она, и, спохватившись, добавила – Безусловно. Я готова.

Незаметно для себя она решительно сжала левую руку в кулак. Привычка, которую она получила еще в детстве, отстаивая свою правоту в бесконечных спорах со старшими братьями.

– Тогда пройдемте, машина нас уже ждет. Это в часе езды отсюда. Впрочем, если Вы не обладаете свободным временем сегодня…

Инесса кивнула.

– Пожалуй, для этого знакомства я найду сегодня время, – и, улыбнувшись, добавила, – Где подписать? Надеюсь, не кровью?

После чего она торопливо последовала за Марком, очень надеясь, что крови не потребуется.

Они незаметно вышли из зала. Незаметно для большинства, но один человек внимательно проследил за ними глазами. Невысокий, ничем не привлекательный, в черной футболке с вращающимся логотипом кольца Мебиуса на груди и большими залысинами, делающими его и без того высокий лоб несколько вычурным. Этот человек с невыразительным лицом и спокойными серыми глазами профессионала провожал их взглядом до дверей. Во время беседы двоих он с усердием защищал свою позицию в соседней группе ученых, но неожиданно поднялся и, торопливо извинившись, вышел вслед за парой. Но и его уход, в свою очередь, не остался незамеченным.

Глава 6 . “Nom”.

МГУ, старая альма матер российской науки, не претерпела значительных изменений. Одно из наиболее консервативных научных учреждений мира, отказывающееся повсеместно внедрять подход обучения в “Вирту”. Одно из последних, наряду с Кембриджем, кто до сих пор проводил занятия в реальности. Это вызывало уважение. Открытая лекция по новейшей истории вызывала немалый интерес у многих. Сегодня, впрочем, аудитория пустовала. Тема была спущена “сверху”, а потому присутствовали только те студенты, кто по тем или иным причинам хотел, чтобы его заметили, и те, кому не удалось найти причин не посещать это мероприятие. Лектор, уважаемый доцент кафедры Новейшей истории Запада, Левин Александр Николаевич, читал не с бумажки. Он вполне знал материал, и его ораторские дарования, как правило, позволяли ему удерживать интерес аудитории. Но не всегда.

– Таким образом, к 2033 году это окончательно привело к тому, что европейская цивилизация стала технологически вторичной. “Вирту”, как вам известно, стало причиной размывания экономических зон и вытеснения старых компаний с устойчивых траекторий развития. Именно в момент так называемого “Перехода” скорость внедрения первых поколений нейроквантов и проблемы в законодательстве ЕС стали причиной того, что такие страны, как США, Китай и часть АСЕАН сумели захватить технологическое первенство, что, в свою очередь, стало причиной формирования Азиатского кластера. В последнее десятилетие мы наблюдаем попытки стабилизации…

Лектор был невысокого роста, поджарый, суховатого вида пожилой мужчина в несколько неуместных оптических линзах, которые не так давно были широко распространены, но сегодня делали своего владельца, как минимум, экстравагантным. Он продолжал говорить, время от времени расхаживая вдоль проекционной стены, на которой, словно в дополнение к его реплике, немым укором технологическому отставанию Европейского Союза висела статичная картина производства нейроморфных чипов на одной из фабрик китайской SMIC.

– Кто даст определение нейрокванта и дату появления первого полноценного нейрокванта? – Вопрос был предсказуемым, и желающих дать ответ, получив лишний балл к экзамену, оказалось немало.

– Берстнева, – лектор кивнул молодой девушке в первом ряду, которая столь эмоционально жестикулировала, что у него, если честно, не было особого выбора.

– Нейроквант – это система искусственного интеллекта, – затараторила ответчица, довольная возможностью продемонстрировать как себя, так и свои познания, – которая в состоянии пройти тест Тьюринга второго порядка, внедренного организацией “Харон” в 2027 году. Архитектурной особенностью нейроквантов является активное использование квантовых эффектов, в частности, эффекта квантовой телепортации, что сделало их незаменимыми в области прогнозирования и управления сложными системами. Первый нейроквант был создан в лабораториях Носигуту в Японии в 2024 году. Результаты были засекречены, потому что…

– Этого вполне достаточно, – несколько раздраженно прервал ответчицу профессор. – Хорошо, продолжим.

Лектор был немного сбит с толку эмоциональным напором молодой студентки. Достав из кармана брюк носовой платок, он вытер лоб и хмуро огляделся, ожидая комментариев, но было тихо. Профессор спокойно продолжил.

– Итак, после создания нейроквантов сложилась совершенно уникальная ситуация, так как их возможности были революционными и не учтенными в законодательстве того времени. Первым, кто сумел успешно их интегрировать в экономическую инфраструктуру, стала структура Европы, которую сегодня мы знаем как “Большой Экономический Кластер Европы”. Как мы с вами понимаем, все это обусловлено особенностями законодательства того периода в Европейском Союзе практически перед самым распадом зоны евро.

Аудитория откровенно скучала. Это раздражало преподавателя, но он не подавал виду.

– Эти изменения был проведены в области защиты рабочих мест своих граждан, а также относительно высокими налоговыми ставками на использования нейроквантов, и в более широком контексте, любых систем искусственного интеллекта. Сейчас данная ситуация исправляется, но важное время было упущено, и наша страна в этом процессе принимает участие только лишь как наблюдатель.

Было видно, что аудитория чего-то ожидает. В зале была странная тишина, и молчание аудитории лектор ошибочно принял за внимание к его материалу.

– Стратегия, избранная при реализации третьего плана роботизации, принятого советом при…

– Профессор, позвольте вопрос? – звонкий юношеский голос, столь внезапно прервавший устоявшийся лекционный курс социальной экономики, принадлежал хрупкому на вид, даже, пожалуй, слегка болезненно худому молодому человеку, сидевшему в самой середине лекционного зала с вытянутым бледным лицом и выразительными серыми глазами.

– Безусловно. Цель образования, как вы понимаете, как раз и заключается в поисках истины и ответах на вопросы, но в следующий раз дождитесь отдельного времени.

Всем своим видом профессор Левин Александр Николаевич, заслуженный деятель науки и представитель старой гвардии МГУ, давал понять, что он крайне недоволен тем фактом, что его столь бесцеремонно прервали. Он дорожил каждым лекционным часом, проведенным в стенах своей Alma Mater, тем более, что с каждым годом формат лекций все более утрачивал свою популярность у учебной аудитории, что его сильно удручало.

– Мы вас внимательно слушаем, молодой человек, – он взглянул на спрашивающего поверх очков, как ему казалось, строгим педагогически верным взглядом. Но, судя по всему, взгляд не произвел на юношу должного эффекта, и тот, полностью проигнорировав замечание, с живостью продолжил:

– Александр Николаевич, вы сейчас затронули очень важный, пожалуй, даже краеугольный вопрос в части внедрения технологии – вопрос стратегии. Не считаете ли вы, что упомянутый вами выше третий план роботизации не более, чем формальность и отписка, по сути, стратегией не являющаяся? – видя нарастающее недовольство в глазах профессора, юноша торопливо продолжил. – Многие исследователи утверждают, что эта, с позволения сказать, стратегия, наряду с французским законом Винка 2028 года попросту профанация и попытка присвоить денежные потоки местными элитными группами.

– Молодой человек, это чушь! – авторитетным голосом произнес Левин. Он был до крайности раздражен, но старался не показать этого. Не хватало еще уронить себя в глазах аудитории, споря с этим наглецом. Остановившись в центре аудитории и пристально посмотрев в глаза собеседника, он нервно передернул плечами и оглядел аудиторию.

– Мы исследуем социальные аспекты общественных модификаций, и приведенные вами примеры, особенно вышеуказанная стратегия роботизации, были продуманными и направленными на…

– Но, Александр Николаевич, как же факты? Как же списки внедрения и конечные бенефициары, получившие эти заказы? Где факты внедрения? – прервал его собеседник, – Ведь фактически, как говорит доктор Сингх…

– Ах, вот в чем дело! – Левин с удовлетворением улыбнулся и оглядел аудиторию. – Молодой человек, видимо, является представителем секты “Nom”? Начнем с того, что, с позволения сказать, «доктор» Сингх никогда не получал докторской степени ни в одном из университетов мира, поэтому титуловать его “доктором” крайне странно. Случайное открытие “Вирту” не делает гражданина Сингха доктором.

Видя недовольство в глаза оппонента, он продолжил:

– Что касается данных, которые приводит доктор Сингх, – при слове “доктор” он многозначительно усмехнулся. Было видно, что он явно смаковал факт отсутствия докторской степени в биографии обсуждаемого человека. – То эти данные не были верифицированы, и по ним нет ни одного официального заключения. Повторяю, ни одной государственной комиссии.

Для пущего эффекта Левин сделал небольшую паузу, воздел указательный палец вверх, внимательно оглядел притихшую аудиторию и проложил:

– Именно поэтому эти данные могут вызывать лишь улыбку. Причины, которые повлияли на эффективность внедрения, заключаются в…

– Но позвольте! – голос молодого человека безапелляционно оборвал слова профессора, – Данные мистера Сингха подтверждены независимой экспертизой технического совета ООН, и альтернативная стратегия, которую реализует “Nom” в своих локальных кластерах, показывает незаурядную эффективность, которая на порядок превосходит даже лучшие китайские образцы…

– Молодой человек! Я не собираюсь обсуждать с вами в этой высокой аудитории… – при слове “высокой” его голос слегка сорвался и получилось несколько экзальтированно, так что в зале раздались тихие смешки. Это окончательно вывело профессора из равновесия, и его голос приобрел угрожающие обертоны, а громкость выросла на пару децибел. – Безумные эксперименты специфической, я замечу, организации. Я хотел бы напомнить всем присутствующим, что концепция “Nom” была рассмотрена и признана неприемлемой на специальном заседании совета университета еще десять лет назад.

С этими словами он снова испытующе посмотрел в глаза собеседнику.

– Вы понимаете, что сам феномен локальных пространств ставит под угрозу человеческую цивилизацию? Он нас разделяет и уводит в сферу “локального” мира. Так называемые “локальные пространства” – это средство разделения человечества, его тотальной виртуализации. Вы, надеюсь, понимаете эти риски, молодой человек?

– Отнюдь, – студент явно стушевался под напором лектора, – но мне казалось, наука оперирует фактами…

– Фактами! – презрительно выкрикнул Левин, видя изменение в позиции. – Фактами мы, молодой человек, – строго глядя на аудиторию, продолжал он – называем проверенные данные, а не измышления отдельных организаций, тем более столь одиозных, как план изменения человечества доктора Сингха. Это авантюра чистой воды!

– Но Александр Николаевич, эффективность стратегической модели “Nom” подтверждается документально, есть данные ООН, как…

– Вон! Вон из моей аудитории! Вы отправляетесь к декану, молодой человек, и вам повезет, если только деканом все и ограничится!

Левин стоял в центре аудитории. Его лицо стало пунцовым, он буквально чувствовал, как гулко стучит кровь в его висках. Внезапно разболелась голова и захотелось выпить. Он давно не пил, уже лет десять после того, как его бросила Анна, но сейчас его неудержимо потянуло сделать это, и перед глазами возник до боли соблазнительный образ коричневой вытянутой бутылки с темным терпким ароматным “Араратом” десятилетней выдержки, которую он бережно хранил все эти годы. Судорожно вздохнув, он оглядел аудиторию и, буркнув извинения, поспешно вышел в коридор. Требовалось срочно обсудить этот инцидент с деканом, в противном случае, он мог перерасти во что-то большее. С идеями, которые стремительно захватывали умы студенческой молодежи в университете, срочно требовалось что-то делать. Такие вопросы, апеллирующие к стратегии изменения человека, к так называемой программе реализации стратегии “Nom” вызывали все больше и больше головной боли у профессуры. Они ставили под сомнение привычную логику развития и обучения. В его же случае это было особенно неприятно. Были, так сказать, прецеденты в учебном процессе, и их повторения Александр Николаевич не хотел от слова совсем.

Глава 7. Сны “Вирту”.

Пространство вокруг Кея было окутано туманной сизой дымкой. Предметы казались нереальными, словно подернутыми пеленой иллюзии. Странный туман проникал повсюду и казался тонкой пленкой, натянутой между ним и тем, что его окружало. Это создавало ощущение защищенности, дистанции между ним и миром вокруг, но постепенно спокойствие начало вытесняться чувством одиночества и вызывать все большую тревогу.

На пределе видимости Кей увидел странный пульсирующий сгусток тьмы, источник которой ритмично, словно сердце, пульсировал где-то вдали. Кей давно научился отличать сны от реальности. Особенно такие сны. Вокруг он не видел ничего. Туман густыми объятиями сковывал все окружающее пространство. Приблизившись, он обнаружил перед собой огромное темное пульсирующее полотно, которое расстилалось в этом таинственном пространстве и манило его к себе.

Он сделал усилие и, как всегда “во сне”, мгновенно оказался рядом с этим странным источником темного свечения. Им оказалась гигантская скала. Серая неизвестная скальная порода уходила вверх под прямым углом и быстро терялась из виду в густой дымке. Поверхность камня была испещрена впечатляющей сетью трещин, которая, словно паутина, покрывала каждый его сантиметр. Казалось, дотронься до скалы, и она рассыпется в прах. Приглядевшись, Кей заметил, что эта паутина трещин пульсирует своей тенью ритмично, равномерно, как будто под поверхностью камня лежит некий скрытый источник света, словно гигантское бьющееся окаменевшее сердце. Кей вздрогнул, такая ассоциация пугала его. Он подошел ближе, и прямо перед собой увидел почти идеально треугольный вход – распахнутый темный зев горы. Именно оттуда в пространство проникал густой чернильно-черный пульсирующий мрак.

Кей осторожно подошел ко входу и ощупал камень. Тот был сух, и несколько песчинок оставили свой след на его ладони. Наконец, любопытство одержало верх, и Кей, внутренне сжавшись, вошел под своды пещеры.

Его взору открылось небольшое, примерно шести метров помещение овальной формы, стены которого были пронизаны пульсирующими жилами, из которых пробивалась тьма. Они, словно артерии, прорезали камень, то уходя в глубину, то выныривая из ее толщи. В тех местах, где темное свечение было наиболее густым, оно словно вытекало из каменных жил и застывало в воздухе туманным облаком протуберанцев странной энергии, которая сворачивалась, подобно хоботу торнадо, и устремлялась к центру пещеры. Кей посмотрел за витиеватым маршрутом одного из таких “торнадо” и удивленно замер. Странно, что он не заметил этого сразу. В самом центре пещеры многочисленные протуберанцы темной материи скручивались в зыбкое полотно тумана, формируя подобие густого темного изгибающегося полотна, покрытого многочисленными точками, формирующими странные и подвижные узоры. Полотно зависло в воздухе в полуметре над землей прямо напротив входа в пещеру. Это бесформенное полотно привлекало его, как нечто знакомое, но давно забытое. Казалось, стоило подойти поближе, протянуть руку, прикоснуться к нему, и он вспомнит. Но что-то останавливало Кея, и он замер, словно настороженный охотник, опасающийся лишним движением спугнуть дичь. Напряженный и собранный, он стоял и разглядывал метаморфозы этого необычного явления. Чем-то отдаленно полотно было похоже на колыхаюуюся поверхность морской глади. Гребни маленьких волн вздымались и опадали, растворяясь в пространстве дымкой иллюзии. Приглядевшись внимательнее, Кей заметил, что над туманным полотном зависли молчаливые смутные фигуры. Они игнорировали его присутствие. Впрочем, к этому он уже привык. Но чем больше он наблюдал за ними, тем очевиднее становилось, что это не люди. У этих существ не было головы, лишь полукруглое продолговатое туловище и многочисленные постоянно находящиеся в движении конечности, словно лапы паука, суетливо носящиеся над поверхностью этого странного туманного покрывала. Оно было усеяно бесчисленными количеством светящихся точек: они мерцали, гасли, перемещались. Одни увеличивались в размерах, иные стремительно затухали. Было видно, что существа, склонившееся над этим вибрирующим полотном, были чем-то серьезно озадачены: они порывисто двигались, а их движения приобретали все большую амплитуду и интенсивность. То тут, то там они прикладывали свои тонкие и гибкие, как ветви ивы, руки к различным узлам и скоплениям этих светящихся точек. Они старались придать им некую структуру, но те, словно живые, имели собственную волю и не всегда послушно двигались вслед за конечностями этих странных существ. В ответ на их невероятно быстрые действия покрывало мерцало, изгибалось, меняло свой цвет и форму.

– Судьба – загадка…, – одно из этих паукообразных существ обратило свое плоское, лишенное каких-либо черт лицов сторону Кея. Как будто маска театра Кабуки, лишенная каких-либо признаков индивидуальности. На нем не было глаз, рта – ничего, что могло бы свидетельствовать о том, что это было за существо, но Кей ощутил это чуждое внимание, пристальный пронзительный взгляд с поверхности безмятежной пустоты, заменявшей этому существу лицо. Он не чувствовал угрозы или любопытства. Его рассматривали как нечто уместное, как будто он был здесь всегда, как часть общей картины происходящего. Боясь лишиться этого ощущения, он не смел пошевелится. Мерцание темного света нарастало.

– Плетение паутины событий – сложное бытие..

Голос раздавался прямо в его голове. Сухой, жесткий, скрипучий. Нечеловеческий. Кей начинал испытывать страх.

– Чувствуешь это?…

Голос вибрировал в унисон нарастающей амплитуде загадочного мерцания света, пронизывающего поверхность стен пещеры.

– Только действительно масштабное сознание способно видеть и создавать закономерности там, где более простой разум видит лишь случайности.

Кей ощутил себя мухой, попавшей в липкую паутину. Непонятные силы сковывали его тело, его сознание помутилось. Сквозь туман ирреальности, почти потеряв способность понимать происходящее, он услышал тихий шепот:

– Мы есть Мойры “Вирту”. Ты внимаешь нам?…

Голос существа отдавал в основание черепа. Он был самим воплощением силы.

– Мы с начала времен плетём паутину событий. С первых дней мира мы неторопливо ткём полотно Судьбы – того, что должно произойти. Но каждый разум имеет свой предел, его судьба быть порабощенным чем-то большим. Всегда есть нечто большее… Ты большее? Или ты меньшее?

Кею показалось, или в голосе звучал легкий интерес?

– Вот, что всегда важно – правильное понимание своего места. Мы всегда знали это. Мы ведаем, что там, где заканчивается Нить в наших руках, начинается неизведанное. Нечто, что вплетает в наше полотно то, что подхватывает концы паутины и связывает нас воедино. Ты внимаешь? Ты чувствуешь нас?…

Голос затих где-то на периферии сознания. Кей еле ощущал себя. Из последних сил он боролся с наступающим столь знакомым состоянием небытия, но понимал бессмысленность этих попыток. Последнее, что он услышал, были скрипучие слова:

– Большее рядом. Наконец Оно пришло и за нами....

Тьма накрыла Кея, и его разум угас.

Глава 8. Знакомство.

Центральные улицы городов со временем превратились в нагромождение футуристических объектов, нависающих громадами зданий над поверхностью земли. Именно здесь в сердце каждого мегаполиса буйным цветом цвела архитектурная фантазия. Это пространство всегда и везде было предметом гордости урбанистических монстров, но сегодня оно стало аттракционом неудержимого тщеславия, местом, где корпоративные боги утверждали свое могущество. Центральные парки были уничтожены почти повсеместно – их место заняли пантеоны новых богов. Но даже у богов нового мира не хватало достаточно власти, чтобы протянуть ее в каждый закоулок мира, и на окраинах еще встречались дикие, не освоенные корпоративной религией, места. И где-то в сумрачной тени этих новых атлантов, словно пересохшие русла рек, ветвились тёмные нитки дорог и редких тротуаров – прибежищ случайно забредших в реальность одиноких прохожих. В одном из таких мест и оказалась неожиданно для себя самой Инесса в сопровождении своего странного провожатого.

Окружающие здания были ничем не примечательными: старые, обветшалые, многие еще из железобетона, с узкими оконными проемами и примитивно демонстрирующими свою бедность угловатыми крышами. Улица, как ни странно, была довольно многолюдна. За окном машины чуть вдалеке Инесса заметила, как трое молодых мужчин быстро шли по центру улицы. Шли уверенно, даже нагло, сбивая случайных прохожих, вставших у них на пути и не обращая никакого внимания на возмущенные крики людей, летящие им вслед. Впереди шёл высокий светловолосый парень. Он, казалось, ненавидел все вокруг. Вдоль его левой щеки был заметен побелевший от времени шрам. Чуть сзади шли ещё двое угрюмых крепких парня, которые зло оглядывались по сторонам, но никто из них не остановился, чтобы потратить время и навести порядок, как они его понимали. Они явно спешили. Один из них был коренастый, лысый, с фигурой борца. Приглядевшись, Инесса заметила, что у него не хватало фаланги на указательном пальце левой руки. Второй был молодой худощавый мужчина с глубокими залысинами, резко контрастирующими с его молодым лицом, он слегка припадал на правую ногу. Странная компания. В целом, окружающее пространство было нелицеприятным. Унылое зрелище, которое произвело на Инессу несколько гнетущее впечатление, что не замедлило сказаться на уровне ее заинтересованности. Впрочем, она успешно оставила его за скобками. Решение уже было принято, и не в ее характере было что-либо менять после того, как выбор сделан. Увидев ее растерянную реакцию, Марк не замедлил с замечанием:

– Не беспокойтесь, мы обладаем всей нужной инфраструктурой в полной мере. Проект крайне важен, и потому вся офисная инфраструктура, включая энергетическую, полностью автономна. Университет “Вирту”, основанный нашей группой, вполне успешен с коммерческой точки зрения. Хотя это и не является нашей основной задачей.

Заметив ее заинтересованный взгляд, немного подумав, он добавил:

– Мы также имеем непосредственный доступ и к некоторыми ноу-хау в области генерации и оптимального использования энергии. Наши локалы в “Вирту” также имеют собственную логистику размещения.

Марк был явно доволен шансом продемонстрировать возможности своей организации непосвященному. ”Почему бы и нет”, – подумала Инесса. В конце концов, она здесь именно за этим – за информацией.

Машина остановилась у входа в большое, совершенно новое здание, которое никак не вписывалось в окружающую действительность полузаброшенной промышленной зоны. Офис, а судя по всему, это был именно он, заинтересовал Инессу. Он представлял собой вытянутое белое округлое полусферическое здание и был произведен, очевидно, из металлопластика, дешевого как грязь. “Впрочем, нет, – подумала она, – грязь в нашем мире уже не так уж и дёшева”. Грязь, она же земля постепенно становится новой валютой, поскольку пустыни стремительно пожирают мир.

Было совершенно очевидно, что здания офиса принадлежали к другой эпохе. Они были возведены за несколько дней методом экструзии, что говорило о многом, в том числе о желании пригласивших ее людей не привлекать излишнего внимания. Учитывая ландшафт, располагались они, вероятнее всего, на месте, когда-то занятом свалкой. Очень странное место. Такие передовые технологии в таком захолустье. За этим явно что-то крылось. Затухающий интерес Инессы вспыхнул с новой силой.

– То, что вы видите перед собой, не более, чем часть комплекса, – прокомментировал ее впечатления Марк. – Основной исследовательский блок находятся под землей. Участок был нами выбран именно по причине отсутствия каких-либо подземных коммуникаций, что позволило нам существенно увеличить полезную площадь комплекса, что, как вы понимаете, для нас немаловажно.

– Умно, – кивнула Инесса. – А как вы решили вопрос с нашей замечательной бюрократической машиной? Слышала, мэрия не склонна выдавать подобного рода разрешения направо и налево.

Марк весело рассмеялся.

– Позволю себе оставить за скобками весь наш извилистый путь получения разрешений, но факт налицо, мы получили все, что нам необходимо. Доктор Сингх всегда получает необходимое. Такой уж у него характер, вот увидите.

– Сингх сегодня в офисе? – выходя из машины, спросила Инесса, но, увидев нахмуренное лицо собеседника, уточнила:

– Что-то не так? – и, иронично приподняв бровь, почти шепотом добавила. – Вероятно, это секретная информация только для посвященных?

Тут она сделала паузу и немного задумалась.

– Вообще, конечно, крайне странно видеть, что первооткрыватели “Вирту” предпочитают держать свои офисы в реальном мире.

Она искоса посмотрела на собеседника. Марк улыбнулся. Улыбка часто посещала его лицо, преображая его и делая весьма привлекательным.

– Для нас мир “Вирту” не менее реален чем то, что окружает нас вокруг. Именно поэтому мы не столь легкомысленно относимся к нему, как многие в наши дни. Что касается первой части вашего вопроса, – он сделал паузу, – то вынужден вас огорчить. Доктор Сингх сейчас, к сожалению, в больнице.

Марк слегка нахмурился и поджал плечами.

– Ох… Извините, я не знала, – поспешно произнесла Инесса, чувствуя понятную неловкость человека, случайно поднявшего неприятную тему.

– Безусловно. Но ничего страшного, у нас еще будет возможность пообщаться с доктором Сингхом. Сегодня у нас с вами насыщенная программа ознакомления, которую, собственно, доктор Сингх поручил разработать специально для вас.

Инесса заинтересовано оглянулась.

– Вот как? Вариант моего отказа, как я понимаю, в расчет не принимался? – в ее голос вернулась привычная уверенность и даже некоторая властность.

– Отнюдь. Доктор Сингх был уверен в том, что вы нас посетите в любом случае, а уж что касается вашего окончательного решения…, – он помедлил и, прямо посмотрев в ее глаза, несколько мрачно, как ей показалось, уточнил, – тут мы полностью полагаемся на ваш выбор.

Марк слегка улыбнулся.

– Прошу за мной. – он огляделся по сторонам и добавил, – И, пожалуйста, не удивляйтесь.

Не дожидаясь ее ответа, он развернулся и быстрым шагом зашел внутрь здания. Инесса посмотрела ему вслед. «Самоуверенности ему не занимать», – промелькнуло в ее голове. Она пожала плечами, такое свойство у мужчин она находила скорее привлекательным, но у нее сегодня было другое дело. “Программа ознакомления”, как изволил пояснить ее сегодняшний гид. «Ну, что же, воспользуемся гостеприимством хозяев по полной программе», – усмехнулась она и решительно последовала за своим спутником. Уже входя в здание, она почувствовала странное покалывание в затылочной области, но не придала этому значения: вероятно, это работали дополнительные блоки сканирования. Однако это были не они. Она думала, что была готова ко всему, но ошиблась. То, что открывалось ее глазам, было сложно описать, более того, это было сложно даже представить.

– Приятно видеть такую реакцию. – услышала она позади себя голос своего спутника, – Мы всегда ожидаем реакцию. Ваша, надо заметить, мне особенно импонирует.

В его голосе она отчетливо слышала некоторую насмешку, но гораздо больше в нем слышалось гордости. Гордости человека, приложившего руку к ЭТОМУ. И, надо признать, Инесса понимала, что повод для этой гордости у него определенно был.

– Это невероятно…, – прошептала она.

Потолка и стен не было. На все пространство, насколько хватало глаз, была развернута огромная проекция галактической карты млечного пути. Даже не столько карты, сколько живого космоса, который окружал ее, окутывал со всех сторон, создавая ощущение погружения в неизвестное. Причем это была не статическая картина, а динамическая модель, которая двигалась, пульсировала, жила.

– Вам нравится? – раздался незнакомый голос, который, казалось, шел со всех сторон.

Неожиданно ей показалось, что ей на плечо легла рука, легкая, воздушная. Такое едва уловимое ощущение, которое возникло столь же неожиданно, как и пропало. От испуга и неожиданности Инесса даже немного присела, но тут же взяла в себя в руки и безуспешно попыталась найти владельца этой руки и голоса, однако быстро поняла, что это, вероятно, местный нейроквант таким странным образом решил их поприветствовать. “С голосом все понятно, но вот тактильные ощущения…”, – пронеслось у нее в голове.

– Этот эффект тоже вполне возможно объяснить, Инесса. Вы получите все необходимые объяснения, но чуть позже.

Ответ на ее мысленный диалог настолько шокировал Инессу, что она, наверное, впервые в жизни не знала, что ответить.

В пространстве начали проявляться объекты окружающего ее физического мира, а рядом оказался Марк с внимательным выражением лица, изучающим её реакцию.

– Это проекция? Иллюзия? Голограмма? – взволнованно спросила она.

– Не совсем. О деталях мы сможем поговорить отдельно, – Марк был сосредоточен и серьезен.

– Ну же, Марк, надо быть гостеприимным хозяином. Пожалуйста, проводите Инессу в нашу главную переговорную, – голос был мягок и спокоен, но по реакции своего гида Инесса поняла, что он принадлежит кому-то, кто действительно принимает решения.

Марк молча повернулся к Инессе, поклонился в старомодном жесте и подставил ей руку.

– Вы позволите?

– Не возражаю, – собравшись, ответила она. – Это и есть ваш “Патриарх”?

– О, нет. Это лишь его социальный контур. Воплощенная система за рамками условностей “Вирту”.

Увидев легкое недоумение на ее лице, он добавил:

– Все несколько сложнее, нежели вам могло показаться, Инесса. И прошу заметить, “Патриарх” не наш, он свой, с момента своего созд…, – начал было он, но мгновением позже исправился, – с момента своего рождения. Так будет правильнее.

– Марк, – раздался тот же голос с легким укором. – Я вас жду. Если вы будете так любезны, здесь не лучшее место для обсуждения всех обстоятельств моего появления на свет, учитывая все происходящее.

– Да, конечно, Патриарх. Мы уже идем.

С этими словами молодой человек, взяв под руку гостью, направился в ставший вполне материальным большой полупрозрачный дверной проем, окруженный ветвящейся полусферой нейроконтроля. Он позволял избежать любых неразрешенных проникновений в сети внутри комплекса.

Они прошли несколько десятков метров по светлому коридору. Коридор имел постоянный угол поворота, а пол ощутимый уклон вниз, что создавало ощущение спуска по винтовой лестнице. Почти белоснежные стены коридора были лишены всяких признаков ставшей столь привычной электроники. Видя удивление на лице спутницы, Марк попробовал объяснить:

– Это, скорее, мера предосторожности. На данном маршруте все имеет исключительно аналоговую природу. Хотя, учитывая обстоятельства, эта наша особенность уже стала излишней.

За очередным поворотом оказался еще один дверной проем, который также имел полукруглую форму. Видимо, архитектор всячески старался избегать прямых углов где бы то ни было. На это раз вход преграждала довольно внушительного вида дверь. Материал Инессе был неизвестен, но выглядела она крайне импозантно, с целым комплексом сканирующих систем, воздействие которых сейчас анализировал ее нейромодуль.

– Прошу, – произнес Марк, отходя в сторону.

В это мгновение дверь открылась, и глазам Инессы предстало самое заурядное пространство, в котором она когда-либо бывала: самая обычная переговорная комната, с овальным – «Ну а как же?» – с некоторым весельем подумала Инесса – столом в центре зала и восемью стульями, стоявшими вдоль его окружности. Помещение было метров восемь в поперечнике, довольно скучного и обыденно убранства. Впрочем, что можно было ожидать от людей, чей бизнес был сосредоточен в Вирту? Серо-голубые стены, ничем не украшенные, гладкие, чуть скругленные, формирующие этакие овальные проходы коридоров, уходили из помещения в разные стороны, создавая ощущение некоего хаба – перекрестка, а не полноценного гостевого пространства. Инесса даже была несколько разочарована. Слегка пожав плечами, она последовала приглашению и разместилась на ближайшем стуле, который, не взирая на свой незамысловатый вид, оказался на удивление комфортным. Марк, не долго думая, сел рядом и, вопросительно посмотрев на Инессу, спросил: