Пульсация

Эдди Ди

Послышались громкие аплодисменты и такой звонкий смех детей, что казалось, будто десятки крохотных колокольчиков одновременно заиграли свою мелодию. Он был заразительным, ярким, искренним – почти физически ощутимым. Малыши, залившись смехом, хлопали в ладоши с такой энергией, что даже взрослые не могли сдержать улыбок. Некоторые из детей, не в силах остановиться от смеха, хватались за животы, едва ли останавливая слёзы радости.

Завораживающая картина… Этот момент был как заклинание – будто время остановилось, и каждый звук, каждый жест наполнялся магией детского счастья.

Мужчина, сидя в тени за кулисами, медленно вытащил потрёпанный серый блокнот, не отрывая взгляда от оживленных маленьких зрителей. Шутка клоуна являлась не просто комичной – она должна стать настоящим успехом, подарившим радость детям. Он был уверен: её обязательно следует записать. Ведь у него нет права забыть такую драгоценную историю..

Его педантичность в записи казалась почти болезненной. Родители, уже давно ушедшие, всегда восхищались таким вниманием к деталям. Они мечтали, чтобы он продолжал искать радость даже в самых обыденных вещах.

И вот по сегодняшний день, в его обшарпанной комнате, в старом шкафу, стояла стопка аккуратно сложенных блокнотов, наполненных шутками, собранными с представлений самых известных клоунов штата. Это были воспоминания, которым он уделял внимание с трогательной бережностью.

Выступление близилось к завершению, и незнакомец поспешно дописал несколько фраз в блокнот, прежде чем осознал: пора уходить. Он внезапно встал, как будто пробудившись от длинного сна, и, тщательно пряча блокнот в карман старого, местами рваного, коричневого пальто, поспешил к выходу. Мужчина двигался быстро, но бесшумно, стараясь исчезнуть из этого мира так же незаметно, как и появился.

Да, здесь его никто не знал. Другой город. Другие люди.

Эдди, пробираясь через охрану, уже мысленно предвкушал, как расскажет своим ребятам те забавные шутки, что так старательно записывал в свой драгоценный блокнот. Наверняка они будут смеяться!

Мужчина знал, как они любят его юмор – ведь у него такие чудесные, добрые ребята, самые лучшие на свете!

Сердце Эдди наполнялось теплотой, когда представлял их счастливые лица. Дети с радостью примут его слова. Он мечтал о светлом будущем, в котором ребята вырастут успешными и милосердными. И эти шутки, эти простые, но искренние слова, должны помочь им сохранить тот светлый огонь, что горел в их сердцах с самого начала.

Они будут улыбаться.

Они будут смеяться.

И, возможно, станут хоть немного счастливее.

Но вот, промозглый ветер злобно обжигал его кожу, и Эдди, не успев выдохнуть, поднял воротник пальто, стараясь укрыться в ткани, как в последнее прибежище от холода. Взгляд усталый, а внешность – совершенно не та, чтобы кто-то ожидал от мужчины подвоха или грубости. Из-за порванного пальто, обтрепанных чёрных ботинок и небрежной щетины он скорее напоминал бродягу, чем того, кто когда-то имел какое-то представление о благополучии. Впрочем, Эдди давно научился не обращать внимания на свою внешность. Она больше не волновала его. Всё изменилось после того, как потерял свой уютный дом.

Когда-то он был клоуном в бродячем цирке.

Когда-то смех людей был его жизнью.

Цирк являлся настолько волшебным и завораживающим, что у Эдди перехватывало дух, когда он с замиранием сердца наблюдал, как его друзья натягивают шатёр. В воздухе витала особенная атмосфера: запах свежего каната и мускусного наполнителя, нервное напряжение, предвещающее приближение грандиозного шоу. Нина, его подруга и невообразимо грациозная акробатка, словно фея, выполняла сложнейшее упражнение – фирменное банолло, и всё вокруг казалось праздником.

Эдди чувствовал восторг от этих подготовок и не мог усидеть на месте. Всё, о чём думал в этот момент, – это как можно скорее попасть в нужное место, чтобы начать краситься. Он спешил к гротеск-наезднице и, сбивая её с ног, просил белой краски – ну куда же клоуну без его неизменного, комичного грима?

Эдди безумно любил свою работу. Считал своим призванием. Правда, не всё так безоблачно.

Дети не смеялись над его шутками. А он, как ни старался, всё равно не мог заставить их улыбнуться. Они хмурились, шептались друг с другом, дразнили его. Обида резала сердце. Это не просто дети, считал Эдди, – это маленькие чудовища, способные довести до белого каления. Они не могли по-настоящему оценить ни одну из его шуток, а ведь Эдди вкладывал в них душу.

Такие дети, как говорил клоун, не стоили внимания. В их глазах нет искры радости, а значит, нет и смысла в его труде. Малыши были дикими, необузданными, как бешеные собаки.

«И что с ними делать? Только усыплять. Иначе никакой пользы», – пронеслось в голове в Эдди, и он невольно вспомнил случай, произошедший четыре года назад и те обидные фразы, брошенные этими детьми-собаками.

«– Фу! Это не смешно!» – восклицал мальчик, изогнув губы в гримасе от явного недовольства. Его худенькие белые ручки сжимались на груди, а голова резко повернулась в сторону, словно хотел убежать от этого ужасного зрелища. В его взгляде читалось презрение, как будто желал одним видом прогнать нелепого клоуна с манежа. Окружающие дети начинали поддакивать, обменявшись недовольными взглядами, но едва ли кто-то осмеливался голословно поддержать его.

В тот период бродячий цирк уже целый месяц кочевал по городу, но несмотря на весь объем смеха и фокусов, детям так и не удалось насладиться настоящим весельем. Каждый день директор цирка объявлял нового клоуна, но всегда на манеже оказывался Эдвард Диас – в грязных, обтрепанных одеждах, с лицом, белым, как мел, и зловещей маской, которой он называл своей «улыбкой».

Ребята, даже самые старшие, совершенно не могли понять странных шуток, касающихся оторванных пальцев, растерзанных ног или висящих на веревках кишок. Для них это была не комедия, а какой-то странный кошмар.

Однажды, когда Эдди пытался проделать свой очередной номер, маленький семилетний мальчик не выдержал – его стошнило от отвращения. Родители не присутствовали на выступлении – это являлось условием самого клоуна, но они слышали, как дети дразнили его: «Эдди Ди, лучше пошути!» или «Эдди Ди, иди спи!».

– Эдди Ди, к чёрту иди! – в тот злополучный вечер раздался резкий голос с заднего ряда.

Клоун замер, будто его ударило током. Он удивлённо уставился на мальчика, а потом как-то странно застыл, замер, пытаясь понять, что делать дальше. В зале повисла тишина. Все дети, даже самые храбрые, притихли, ожидая, что произойдёт. Никто не осмеливался нарушить тишину, даже когда Эдди, затаив дыхание, резко втянул воздух ноздрями, прищурил глаза. Через мгновение он рванул с места, словно побежал за диким зверем.

Скользя между лавочками, оказался у самого обидчика. Мальчик сжался, глаза стали огромными от страха, а руки задрожали, как осенние листья. Его лицо побледнело, лишив всех оттенков живого человека: теперь оно стало таким же белым, как порошковая краска на лице Эдди.

Все замерли. Ожидали неминуемой беды. А Эдди вдруг… вдруг начал смеяться. Это похоже на смех безумца. Смех, от которого кровь стыла в жилах. Его огромные плечи содрогались в такт, и мальчик, словно приваренный к месту, не мог пошевелиться, в оцепенении, не в силах даже крикнуть. Смех становился всё громче и страшнее, будто источником являлся сам ад.

И вот, в одно мгновение, Эдди замолчал. Он остановился и пристально взглянул на испуганного мальчика, как хищник на свою добычу. Потом, резко наклонив голову, одним движением поднял руки и впился пальцами в рот ребёнка, растягивая его лицо в ужасающую улыбку. Мальчик, испытывая настоящий шок, отчаянно пытался оттолкнуть его, но клоун не сдвинулся с места.

Дети в зале взвизгнули от ужаса, а некоторые даже закрыли глаза, не в силах смотреть на происходящее. Крики и вопли заполнили манеж, словно это какой-то фильм ужасов. Последнее, что помнил Эдди Ди – ругань родителей и директора.

Его выгнали из бродячего цирка, как из нежеланного гостя. Лишили всего – дома, семьи, друзей. Вдобавок, самого себя, своего старого «Я».

Эдди до сих пор не мог понять, что же случилось. Почему? За что? Он просто хотел, чтобы дети смеялись, чтобы их лица озарялись радостью, а сердца наполнялись счастьем.

Выныривая из воспоминаний, мужчина не заметил, как машинально открыл ржавый железный засов, и в тёмную, затхлую комнату ворвался холодный, тяжёлый воздух.

Запах сырости и плесени обжигал ноздри, но Эдди как-то привык к нему. Да и ребята, казалось, не возражали. Он даже постарался сделать это место хоть немного похожим на дом. Шары, гирлянды, яркий ковёр с красными и белыми полосами – всё, хоть и в тусклом свете, создавало впечатление цирковой арены. Впрочем, для Эдди это единственный способ сохранить хоть какие-то воспоминания о жизни, которую он потерял.

И вот, послышался жалобный вой. Жалобный, полный страха и боли.

Это Нэнси.

– Что такое, милая? – его голос прозвучал мягко, почти ласково, когда Эдди подошёл к клетке. – Я приготовил для вас новую шутку. А сегодня вечером будет гороховый суп.

Дети в клетках знали, что это значит. Страх сковывал их, заставлял дрожать, но они понимали, что другого выхода нет. Оставаться послушными – это единственный способ.

Когда-то Кевин пытался сбежать. Но старый клоун быстро поймал его. Пальцы, сжали шею. Щелчок. И больше никто не видел Кевина.

Эдди медленно подходил к каждой клетке, насвистывая какую-то мелодию, едва различимую в тягучем молчании. Он не спешил, наслаждался каждой минутой, проведенной с детьми, а шаги отдавались глухим эхом в серых стенах. Остановившись у дверей, сделал широкие жесты, словно дирижёр на сцене, и указал детям на старую, ободранную лавочку, приглашая их на собственное представление.

Дети вышли из своих тёмных уголков, послушно ступая на холодный бетон. Подходя к лавочкам, они, стараясь не выдать свой страх, садились на места, прижимаясь друг к другу тонкими, трясущимися телами. Их маленькие плечики дрожали, а в глазах читалась отчаянная робость. Вид этих детей был настолько жалким, что у Мэтта, одного из мальчишек, поднимался ком в горле. Ему противно не только от самой ситуации, но и от того, как он чувствовал себя – беспомощным, словно потерянным в этом мрачном мире.

Нэнси, новенькая девочка, не могла скрыть своих истинных эмоции. Она была слишком маленькой, не умела маскировать свой страх, который, словно ледяной поток, растекался по венам, сковывая каждую клеточку. Её глаза ползли по комнате, не находя успокоения. Сердце сжималось от боли. В этом году девочке исполнилось всего шесть лет, и хотя она уже три месяца жила здесь, этот мир являлся для неё чуждым и страшным. Все попытки привыкнуть к жестоким порядкам клоуна казались напрасными, её маленькая душа сопротивлялась этому кошмару.

Эдди, тем временем, подошёл к старому чемоданчику, стоящему в дальнем углу, и с лёгкостью извлёк оттуда пудру, краски, ярко-красный нос и парик. Он ловко нанёс несколько мазков на лицо, и вот уже перед детьми стоял весёлый, яркий клоун – по крайней мере, в его интерпретации. Смех Эдди Ди звучал громко и неестественно, как и сам его образ, который казался зловещим, несмотря на все усилия казаться смешным.

– Здравствуйте, ребята! – голос прозвучал натянуто, а руки, раскинутые в стороны, казались неумелым жестом, лишённым всякой уверенности. – Вы готовы к представлению?

Дети, переполненные смесью страха и отчаяния, судорожно закивали, с трудом сдерживая слёзы. Только Мэтт и Алекс не поддавались панике – они здесь давно, больше года, и всё это уже начинало восприниматься как часть повседневной реальности.

– Я расскажу вам веселую шутку! – Эдди, возбуждённо размахивая руками, как будто собирался взорвать пространство вокруг себя, громко воскликнул. Он был недоволен тем, как другой клоун исполнил тот анекдот и решил немного переделать, добавив собственный штрих. – «– Пух, куда мы идём? – спрашивает Пятачок. – Свинью бить. – А если она убежит? – Я тебе убегу!».

Мужчина пристально смотрел на детей, ожидая реакции. Но они знали, что надо делать… Все, за исключением Мэтта и Алекса, рассмеялись, но их смех звучал натянуто, вымученно. Они старались, чтобы это выглядело правдоподобно, но не могли скрыть своего страха. Однако, несмотря на смех, среди них проскользнуло нечто иное – всхлипы, а затем тихий, но явный плач.

Это была Саманта.

Она не выдержала, её хрупкие плечи задрожали, и слёзы потекли ручьём. Это было не впервые – когда-то Алекс не мог сдержать себя и не рассмеялся по-настоящему. Клоун жестоко наказал его.

Эдди Ди резко подскочил к девочке и, не давая ей времени на реакцию, присел на корточки. Дети замерли, задержав дыхание, от каждого движения этого человека зависела их жизнь. Клоун поднял руки и, ухмыльнувшись, пальцами сжал рот Саманты, заставляя её лицо растягиваться в нелепой, обезображенной улыбке.

– Неправильный ребёнок, – прохрипел Эдди, голос дрожал от злости, а грязные пальцы всё сильнее вжимались в лицо девочки, оставляя на коже следы. – Плохой ребёнок.

В голове Эдварда не было места для сомнений. Голос, холодный и безжалостный в его голове шептал:

«Неправильный ребёнок. Ты не заслуживаешь даже этой жалкой улыбки».

Саманта пыталась понять, что ей нужно сделать, но тело не слушалось. Она не могла остановить слёзы, не могла заткнуть этот поток страха, который захлёстывал изнутри.

Эдди, нахмурившись, продолжал смотреть на неё, его взгляд был ледяным и беспощадным.

Мэтт успел быстро прижать Нэнси к себе, обвив руками, чтобы она не увидела этого ужаса. Мальчик чувствовал, как её маленькое тело дрожало, и знал, что она понимает происходящее. Остальные дети в панике зажмурили глаза, стараясь избежать зрелища, которое уже врезалось в их память, словно глубокая рана.

В тишине раздался хруст – звук, который всегда звучал так, словно что-то ломается внутри, а за ним последовал тяжёлый звук тела, падающего на пол. Всё стало ещё более страшным и безжалостным.

Эдди Ди больше не нуждался в Саманте. Он найдёт себе другого ребёнка, с чистой и искренней душой, более благодарного, чем эта вечно плачущая девчонка, которая только тянет вниз их радостную и весёлую жизнь. Её слёзы для него, как яд – они не давали ему покоя, мешали наслаждаться процессом. А он ведь уверен: только тот, кто не проявляет слабости, достоин внимания и любви.

Мэтт крепче сжал Нэнси, стараясь не показать, насколько сам напуган, ведь если они станут слабыми, если хоть кто-то из них сдастся – всё закончится для всех смертью. Но в этом безумном мире, где страх стал нормой, мальчик отчаянно надеялся, что сила любви и привязанности всё ещё способна защитить их, хотя бы на мгновение.