Древние Свитки
Черная комета
“На заре времен,
когда не было ни света, ни тьмы,
извечное Сознание блуждало в небытии..”,
– так начинались Древние Свитки.
– Учитель! Учитель! – молодой мужской голос ворвался в просторную залу, высеченную на вершине горы Дахаро, древней обители серринов.
Тёмное пространство огромной пещеры пронизывали стройные лучи необычайно яркого звездного света, струящегося сквозь высокий арочный свод. Исполинские колонны пересекали пространство библиотеки Школы Звёздного Света, словно древние колоссы, застывшие в вечном бдении. Величественную твердыню серринов покрывали мириады серебристых прожилок звездной руды, мерцающей в холодном свете звезд, а все стены от пола до потолка были заполнены множеством вырубленных прямо в камне полок, заставленных всякого рода ветхими книгами, свитками и пергаментами, помнящих еще те времена, когда школа только зарождалась. Здесь были и трактаты об устройстве вселенной, и монускрипты о движении небесных тел, и толкования небесных знамений, а также множество записей об удивительных свойствах звездного света, который питал необычные способности этой высокогорной расы.
О чем думали Небеса, молчаливо взирая на спешащего молодого человека, никто не знает, но можно с уверенностью сказать, что с самого рождения он находился в поле их зрения. Сколько себя помнил, Даррен всегда жил в школе. Здесь он знал каждый уголок, и древняя библиотека была не исключением. Она стояла на этой горе с незапамятных времен, словно свидетель старинной красоты и мудрости, которая ранее таинственно оберегала эти края. В ней ученики и учителя школы проводили немало времени в попытках постичь загадки вселенной.
Во всех семи расах, населяющих Терру, серрины были теми, кто занимался исследованием небесных явлений и постижением силы, которую давал звездной свет. Иногда их называли звездочеты, что было верно лишь отчасти, ведь помимо изучения космических явлений, они также исследовали магию звездного света, которая определяла их особые способности и их необычный облик. Роста они были около ста семидесяти сантиметров, худощавые, кожа их была почти белой, как и прямые длинные волосы. Глаза у них были большие и светлые. Нрав их изначально был возвышенный, а ум устремлен в постижение видимого и невидимого, но со временем первое почти всецело вытеснило второе, а то, что осталось от второго, полностью исказилось.
Случайному наблюдателю могло показаться, что бегущий юноша тоже принадлежит к народу серринов, но присмотревшись, можно было заметить, что рост его был выше, кожа его была не такой белой, как у серринов, глаза, хотя почти такие же прозрачные, но всё же не такие большие и светлые, а волосы его были и вовсе серыми и волнистыми, а не прямыми, как было принято у серринов, и не росли ниже плеч. Однако, несмотря на это, на нем была форма Школы Звездного Света: светло-серые штаны из шерсти лунных лам, перехваченные до голени синими кожаными ремнями, мягкие туфли и подпоясанная светлая длинная рубаха с кожаными наручами, украшенными серебристыми узорами.
По словам наставника Даррена мастера Ван Хорна, в возрасте двух лет его ему отдал отшельник Мунг, живший в уединении на горе Чундоу, а по совместительству наставник самого Ван Хорна. Откуда тот взял мальчика, никто не знал, а сам он на все вопросы отвечал уклончиво. Он только говорил, что ребенок сирота, и родители его умерли. “Наставь его на Светлый путь”, – это единственное, что сказал тогда Мунг Ван Хорну.
Даррен был очень любознательным ребенком и всегда донимал мастера всевозможными расспросами: “А почему серрины могут использовать магию звездного света, а другие расы нет?”, “А почему звёзды с некоторыми разговаривают, а с некоторыми нет?”, “А на других планетах тоже живут серрины?”, и Ван Хорн терпеливо всё ему объяснял, как родному сыну, но однажды мальчик спросил:
– Почему я не такой, как другие?
Ван Хорн, как обычно, в это время был в библиотеке и что-то сосредоточенно изучал, но услышав вопрос, он тут же отложил массивный свиток, который был у него в руках, и посмотрел в большие голубые глаза мальчика. Он давно ожидал этого вопроса, но как на него ответить, он сам не знал, поэтому только честно сказал:
– Просто ты немного от них отличаешься.
– Но почему я не такой, как они? Ведь я тоже серрин, – удивился в ответ звонкий мальчишеский голос.
– Да, – вздохнул Хорн и опустил взгляд, – Постарайся не обращать внимания.
И Даррен старался не обращать внимания, однако другим ученикам это плохо удавалось, поэтому со сверстниками отношения у него не особо складывались. Они часто задирали его из-за отличающейся внешности. В итоге он держался от них немного в стороне, а они от него, и вместо посиделок с друзьями он всё своё время проводил за занятиями, в библиотеке или за тренировками. Наверное, это была одна из причин, почему в итоге он стал одним из лучших учеников школы. Хотя искусство владения техниками звездного света давалось ему хуже, чем остальным, его упорство и настойчивость в итоге вывели его в ряды самых преуспевающих учеников, после чего желающих его задирать заметно поубавилось. Осталась только шайка Бадхиджа, которая по непонятным для Даррена причинам питала к нему особую неприязнь. Наверное, им было обидно, что он достиг больших высот в овладении стихией звездного света, чем они, чистокровные серрины благородных кровей, которых преимущественно принимали в школу, несмотря на способности. Случалось, что детей бедняков тоже брали, но только если те показывали выдающиеся таланты, а таких было немного. Гораздо больше было тех серринов, которые во что бы то ни стало желали отдать свое дитя на престижное обучение владению стихией звездного света и не жалели на это ни сил, ни средств. Ведь обучившись владению стихией, серрин обретал невиданную силу, возвышавшую его над сородичами.
Как раз из таких семей и были Бадхидж и его друзья. Сам он был сыном влиятельного серрина, нажившего состояние на торговле шерстью лам. Его пастбища покрывали широкие горные долины, а его дом, скорее напоминавший дворец, располагался высоко на южном склоне и блестел белоснежными колоннами из дваргского мрамора.
По-началу Бадхидж с тремя друзьями просто дразнили Даррена словечками типа “безродный”, но став постарше, они дошли до откровенных издевательств. Как-то раз подростки обманом заманили его и заперли в пещере с ламелями, крупными, до метра в длину, ящерами с гладкой серой кожей, там обитавшими, сказав, что он должен быть со своими сородичами. Там, в темноте, среди снующих ламелей Даррен просидел всю ночь. Мастер на следующий день нашел его, виновных наказали, но юноша запомнил это чувство несправедливости и унижения, которые ему причинили сверстники только за то, что он немного от них отличался. В тот день он впервые испытал чувство ненависти. Словно сгусток тьмы, она окутала его сердце, пока он сидел в мрачной пещере, и словно темный туман, она поглотила каждую искру света внутри него. Она была словно пламя, разжигаемое безумным жаром страсти, испепеляющим все на своем пути. Словно токсичный яд, она проникла в его душу, отравляя каждую мысль, каждое дыхание. В объятиях ненависти звучали роковые аккорды, разрывая тишину и приводя к мрачному падению.
Это был один из тех моментов, который остро давал почувствовать юноше темную сторону этого мира. Впервые он ее ощутил, когда осознал, что у других детей есть любящие родители, братья и сестры, бабушки и дедушки, которые заботились о них, дарили игрушки и угощали сладостями. Даррен же с детства был лишён этих простых радостей жизни. Игрушками его были камни, растения и деревянный кинжал, который сделал ему Мунг, когда Даррену было два года, а питался он так же скудно, как его учитель-аскет.
Когда Мунг отдал мальчика Ван Хорну, тот не был готов к роли отца, и по-началу относился к нему так же, как к остальным ученикам, строго требуя соблюдения дисциплины и распорядков школы, предназначенных для более взрослых учащихся. Но Даррен везде за ним следовал и часто вместо игр листал древние трактаты в библиотеке, пока Ван Хорн занимался там своими исследованиями. Со временем, приметив любознательность и смышлёность ребенка, а также его упорство и трудолюбие, Ван Хорн взял его в свои ученики.
Однажды, когда Даррену было три года, он сказал, что луна разговаривает с ним. Когда Ван Хорн спросил, что она ему говорит, маленький Даррен ответил, что она говорит, что это не его родной дом. Мастер про себя решил, что мальчик сказал это из-за того, что чувствовал себя неуютно и одиноко в школе, и с тех пор стал больше проявлять заботы о своем подопечном и иногда привозить ему из города Астерии, столицы серринов, сладостей и игрушек. Мастер Хорн фактически стал отцом этому ребенку и дал ему свою фамилию Ван.
Несмотря на скромные условия, в которых рос Даррен, сдержанность учителя и отсутствие привычных детству радостей и игр, в целом ему было присуще видеть мир в светлых тонах, кроме того случая с шайкой Бадхиджа. Именно тогда он понял, что даже если ты сам не желаешь никому зла, зло все равно может настигнуть тебя, и от него необходимо уметь вовремя защититься. Хотя Даррен был сильнее своих обидчиков, но всё же недостаточно силён, чтобы одолеть всех четверых. Однако он был не из тех, кто готов смириться со своим положением. Впоследствии он перерыл всю библиотеку в поисках техник, которые могли бы свести на нет численное преимущество противника, но ничего подходящего так и не нашел. Конечно, были звездные клинки и техника расщепления, которая создавала множественные копии оружия и направляла их в цель, но она была смертельна, и использовать ее друг против друга ученикам было строжайше запрещено.
После истории с ламелями Даррен хотел отомстить обидчикам, но мастер сказал, что месть – это низменное чувство, недостойное ученика Школы Звездного Света. Несмотря на это, на днях Даррен чуть было не убил Бадхиджа во время соревнования по боевым искусствам, приставив к его горлу звездный кинжал так сильно, что оставил длинный кровавый след на его шее, настолько в нем кипела обида и злость. Даррена исключили из соревнования, а мастер Хорн снова напомнил ученику, что ему необходимо избавиться от разрушительного стремления к мести, которое незаметно для него самого способно поглотить все светлые стремления, которым, пусть и в теории, но все же обучали на горе Дахаро.
Гора Дахаро, где стояла Школа, издавна была местом сосредоточения энергии звездного света, а сердце горы находилось на ее самой высокой вершине. Здесь в окружении скальных пиков возвышался пронизанный крупными серебристыми жилами каменный монумент три метра высотой и около метра шириной, в центре которого, словно самая яркая звезда на небосклоне, сиял белым светом Свет Серинэ, прародительницы серринов. Это был Источник, который в разной степени наделял представителей расы способностью использовать энергию звездного света, и подобные источники были у всех семи рас.
В центре монумента можно было разглядеть небольшой бриллиант вытянутой формы. Это был камень алеандр. Когда-то давно он был дарован прародителям серринов Серинэ и Серину, от которого и пошло наименование расы. Алеандр наделял владельца особой силой к управлению стихией, и такие камни были у всех семи рас, населявших Терру. Алеандры, как и Источники, бережно охранялись. Как правило, ими владели старейшины, но у серринов алеандр принадлежал всей школе и помогал собирать звездный свет, который поступал с небес в гору. Проходя через Источник и камень, свет преобразовывался в энергию, которая наделяла серринов особыми способностями, а также превращалась в очень легкий и прочный серебристый металл, пронизывающий всю гору, словно вены. Из этого металла мастера школы изготавливали звездные клинки, изысканные длинные белые кинжалы, достояние и гордость Школы Звездного Света. Напитанные энергией светил, они источали мягкое белое сияние и позволяли творить в бою удивительные вещи. В последние годы они стали использоваться особенно часто из-за усилившихся нападений на страну серринов Сериндан различных странных существ, наводнивших в последнее время весь континент Терра.
Совсем недавно серринам пришлось оборонять столицу своего царства Астерию от нашествия магуров, огромных жутких тварей с клыкастой мордой, длинными острыми рогами, светящимися в темноте желтыми хищными глазами и выгнутой вверх спиной, покрытой черной взлохмаченной шерстью. Давно уже серрины не сталкивались с такой угрозой. Мастера школы отбились от атаки, но перед тем магуры унесли с собой немало жизней жителей столицы и посеяли во всем Сериндане панику. Астерию накрыл такой хаос, от которого жители не сразу смогли оправиться. Старейшина успокоил горожан, усилив в городе патруль из мастеров и лучших учеников школы. В одном из таких патрулей однажды участвовал и Даррен, юноша восемнадцати лет. Та ночь прошла гладко, если не считать того, что к патрулю постоянно подходили простые серрины с просьбой провести ритуал с использованием звездного света, особенно же просили сделать предсказание. Некоторые его товарищи за определенную плату охотно соглашались, но Даррен считал такие дела недостойными членов школы. Это отношение передалось ему от Ван Хорна, который знал от своего учителя Мунга о том, что изначально звездный свет было запрещено использовать в подобных целях.
Небеса сами дают возможность узнать будущее, когда они этого хотят и кому хотят, – как-то раз говорил Ван Хорн своему ученику, – и не следует самовольно пытаться во что бы то ни стало вторгаться в их замыслы. Так было сказано в Древних Свитках, но сейчас, когда они преданы забвению, все виды гадания расцвели пышным цветом. Пусть старейшина Мидх считает их важной частью деятельности школы, мы с тобой оставим это дело другим.
Ван Хорн частенько рассказывал Даррену о том, что древние правила родоначальников школы были забыты, и со временем звездный свет стал использоваться не только для познания тайн вселенной и защиты от зла, но и для всевозможных магических ритуалов на исполнение желаний тех, кто мог хорошо за это заплатить: заговоров, приворотов, вызова духов, и прочих обрядов, притягивающих удачу, богатство, славу, успех, выгодное сотрудничество, большую любовь и прочее, и прочее, что приносило школе немалый доход. Постепенно эти запретные практики распространились и по другим школам, ведь никто не хотел уступать другим в части богатства и власти.
– Однажды это всё может погубить народы, – бывало, говаривал мастер Мунг Ван Хорну, стоя рядом со своей хижиной на вершине горы Чундоу и устремив вдаль печальный взгляд. – Настали такие времена, когда всеобщее искажение целей жизненного пути достигло таких масштабов, что только великое бедствие способно вернуть сердца народов на путь истины.
После этого он уходил обратно в свою хижину, оставив ученика в тягостных раздумьях. Это был один из тех редких моментов, когда лицо Мунга было наполнено тревогой, будто он видел то, что предстоит пережить народам в будущем, но потом, проведя некоторое время в созерцании, его дух снова обретал присущую ему легкость и светлую радость, словно в эти моменты его взгляд проникал далеко за завесу времени и пространства и видел то, что приносило ему утешение.
Инцидент
Даррен добежал в конец зала, где на невысоком постаменте располагался длинный каменный стол, заваленный многочисленными пожелтевшими от времени свитками, края которых уже начали осыпаться от времени. Над одним из них склонился невысокий худощавый мужчина лет пятидесяти в плотной темно-синей мантии в пол, испещренной серебристыми символами. Его длинные белые, словно снег, волосы ниспадали на спину, а пряди у лица были убраны назад. Светлое узкое лицо выражало сосредоточенность, брови были нахмурены, а губы напряженно сжаты.
– Мастер Хорн, я ее видел! – взволнованно выпалил юноша, одновременно пытаясь отдышаться. – Я видел черную комету на востоке, за ней тянется черный след! Всё, как вы говорили!
Ван Хорн поднял на ученика внимательный взгляд.
– Значит, время настало, – угрюмо проговорил он. – Всё, как предсказал Мунг.
Между бровей мужчины пролегла глубокая складка, а его лицо стало еще серьезней, чем обычно. Некоторое время он постоял в раздумьях, после чего, наконец, сказал:
– Даррен, смотри, что я нашел в пещере Мунга на горе Чундоу. Здесь всё написано так, как он говорил.
С этими словами он повернул к ученику развернутый потемневший свиток.
– Это записи мастера Ларэлла. Он предупреждал еще триста лет назад, что эти времена настанут.
Даррен встал над свитком и при свете мерцающей лампады начал читать вслух:
– "В лето 1061-е третьей эпохи я, Ларэлл, мастер Школы Звездного Света, странствовал по свету и повстречал в земле Хаш бессмертного воина в царских доспехах. Он поведал мне, что народы забыли свое предназначение и извратили свой путь на земле, за что вскоре их постигнет великая скорбь. Земля погрузится в хаос, небеса разверзнутся и исторгнут яростный огонь, который пожрет Терру".
Даррен перекинулся с мастером встревоженным взглядом и продолжил читать:
– "Начало этих времен знаменует черная комета с длинным хвостом, которая придет с востока, как сказано в Древних Свитках”. Дальше, видимо, приписка мастера Мунга, – Даррен аккуратно развернул тонкими пальцами крошащийся край свитка и продолжил, – “Я стал искать Свитки, ибо помнил, что были некогда в Терре древние письмена, принадлежащие еще прародителям и передававшиеся народами из поколения в поколения, но нигде не мог их найти".
Текст обрывался, оставшаяся часть записи была утрачена. Учитель и ученик некоторое время молча стояли, с тревогой вглядываясь в текст.
– Древние Свитки, – наконец задумчиво проговорил Ван Хорн, – мастер Мунг долго искал их, путешествовал в далекие земли, обращался в разные школы, но никто ничего о них не знал, и всё же однажды ему удалось встретить в западных землях одного дорлинга, у которого обнаружилась копия Свитков. Кажется, его звали Доринг. Они подружились, и мастер остался у него на три месяца, чтобы прочесть их, и, однажды прочитав, он уже не был прежним. С тех пор он удалился на гору Чундоу, полностью разорвав отношения с остальным миром, только нам с тобой он иногда позволял навещать его.
Ван Хорн вспомнил всегда радостное лицо мастера Мунга, и его сердце наполнилось светлой печалью. Прожив на горе Чундоу в уединении много лет, тот постиг нечто, что никогда не давало ему унывать. В отличие от других серринов, он с радостью ожидал день своей кончины, так как всегда говорил, что земная жизнь – лишь этап на пути к вечности. И хотя Мунг увещевал Ван Хорна не огорчаться, когда его не станет, говоря, что они еще с ним увидятся, когда придет время, в этот момент мастер остро ощутил, как сильно ему будет не хватает мудрого наставника, к которому он за эти годы так привязался. Хорн мотнул головой, стряхнув нахлынувшие воспоминания, и вернулся к принесенной Дарреном новости.
– Нужно созвать Совет Старейшин, предупредить, что пророчество начало сбываться. Земля Хаш в наши дни называется Пустыней Песков Времени, она в трех днях пути от нас, отправимся туда. Я слышал, там есть какое-то сооружение, если идти на север. Может быть, мы сможем найти того бессмертного, – с этими словами он стремительно направился к выходу, захватив с собою свиток.
Пока Ван Хорн уверенным шагом пересекал просторные каменные залы в направлении покоев старейшины, он вспоминал о том, как вчера в ночном небе заметил отделившуюся от горы Чундоу светлую точку, которая плавно вознеслась к небесам. Так он понял, что душа мастера Мунга покинула эти земли навсегда. Тот прожил девяносто лет, сорок из которых провел на горе Чундоу, оставив школу и предавшись созерцанию. До этого он всю жизнь посвятил обучению молодых серринов техникам управления энергией звездного света, а одного из них даже взял в свои ученики, пытливого и проницательного юношу по имени Ибн Ван Хорн. С тех пор минуло много лет, и сейчас юноша уже сам стал наставником необычного ученика по имени Даррен.
Много лет назад Мунг говорил Ван Хорну о том, что после его смерти они увидят на востоке черную комету, которая знаменует губительные для всей Терры времена. Удивительно, но как только Мунг покинул мир живых, его пророчество тут же начало сбываться. К сожалению, не все в школе доверяли словам старого странного Мунга, а о Свитках и вовсе уже никто не помнил.
Ван Хорн подошел к украшенной серебристым орнаментом большой двустворчатой двери, постучался и, не дожидаясь ответа, приоткрыл одну из них. Тяжелая каменная дверь тяжело подалась вперед.
Старейшина Мидх находился в своих покоях. Он сидел за столом и внимательно просматривал записи о доходах школы. Лицо его было немного полноватым, что было не вполне свойственно серринам, рот и нос крупные, а длинные белые волосы собраны в низкий хвост. Его ярко-синюю мантию с белыми символами украшал роскошный ворот из белоснежного меха шиллы, редких зверьков, обитающих в горах, а шею обрамляло ожерелье из сапфиров – дар одного клиента, хотя старейшина старался избегать этого слова, заменяя его на "благодетеля". Благодетелями же назывались богатые представители пяти рас, живших в Медее, как называлась восточная часть Терры. Те обращались в Школу за хорошими предсказаниями, знамениями и толкованиями, а иных, как правило, и не было, ведь тогда не было бы и благодетелей, не желающих слушать о себе что-либо дурное. Сам он был из семьи потомственных звездочетов, связанной давними тесными связями с высшей прослойкой серринского общества. И хотя пост старейшины в Сериндане формально не передавался по наследству, уже в третьем поколении ими становились представители семьи Мидх.
Отношения со старейшиной были у Ван Хорна довольно натянутыми, но оба старались не показывать этого, ведь надо же как-то сосуществовать под одной крышей. Мастер Хорн вслед за Мунгом был убежден, что школа свернула со своего предназначения и занимается не тем, для чего изначально была создана, Мидх же считал, что главный показатель правильного пути – это доходы школы, но поскольку позицию Ван Хорна почти никто в школе не разделял, отстаивать ее было бесполезно. Оставалось только молча с грустью наблюдать за происходящим, осторожно на уроках пытаясь вкладывая в умы учеников, для чего на самом деле они обучаются владению стихией.
Просторное помещение с полукруглым сводом было славно обставлено: резной стол из синего камня, высокое резное кресло, вычурно украшенное драгоценными металлами и камнями, и скорее напоминавшее трон. На комоде черного дерева стояли дареные графины дорогих напитков, пол устилал темно-синий дорлингский ковер, изображавший звездное небо, а стену украшала огромная мозаика из разноцветных дваргских кристаллов, сложенных в изображение уступа звездочета на горе Дахаро и старейшину Синга Мидха в синих одеждах, со значительным видом всматривающегося в небо.
– О, Ван Хорн, входи, любезный друг, присаживайся, – старейшина обратился к мужчине, появившемуся на пороге, и жестом указал на обитый синим бархатом стул, который хоть и был дорого украшен, но не так, как кресло старейшины, которое лишний раз служило напоминанием посетителю, кто здесь хозяин.
Ван Хорн, не обращая внимания на любезность Мидха, тут же приступил к делу:
– Старейшина, время настало. Предсказание мастера Мунга начало сбываться. На востоке появилась черная комета. Нужно немедленно собрать совет, сообщить всем, что…, – начал спешно он рассказывать об их с Дарреном открытии.
– Тише, тише, мой друг, – недовольно поджав губы, оборвал его Мидх, – опять ты про бредни этого старика. Сколько раз я тебе говорил, что лучше тебе заняться делом, приносящим реальную пользу, а не пустыми россказнями.
Он постучал указательным пальцем по записям на своем столе, которые служили самым ярким свидетельством того, что Мидх считал пользой.
– Это то, о чем говорилось в Древних Свитках! – настаивал Хорн.
Его голос стал тверже, он надеялся, что уверенность его слов прибавит веса тому, что он говорил.
– Свитки! – старейшина раздраженно вскинул руками. – Кто их хоть раз видел своими глазами?
– Мастер Мунг видел.
Старейшина никогда всерьез не относился к рассказам мастера Мунга, и Ван Хорн, конечно, об этом знал, но сейчас, думал он, настало время, когда нужно отбросить сомнения и принять решительные меры для защиты от надвигающейся угрозы.
– Ты уверен, что он их видел? – Мидх вышел из-за стола. – Может он выдумал их, как и того бессмертного воина, которого тоже никто больше не видел?
– Его видел мастер Ларэлл триста лет назад.
Внезапно на столе перед Мидхом возник потертый свиток, который Ван Хорн неожиданно положил прямо поверх записей о доходах школы. Теперь-то Мидх поверит, ведь записи Ларэлла служили неоспоримым свидетельством того, что слова Мунга не просто фантазии. На мгновение на лице старейшины промелькнуло неудовольствие, он удивленно поднял бровь и развернул осыпающийся пергамент. Прочитав, он повертел его в руках, как какую-то безделушку, и вернул Хорну.
– Неймется тебе, Хорн.
В его голосе мастеру, помимо неудовольствия, послышалась скрытая насмешка.
– Вечно тебе мерещатся какие-то мрачные пророчества и угрюмые предзнаменования, а мир как стоял, так и стоит. Почему бы тебе не научиться просто наслаждаться тем коротким мигом, который нам отмерен и зовется жизнью?
Старейшина устало посмотрел на серрина перед ним.
– Трудно наслаждаться жизнью, когда над нами нависла угроза немыслимых масштабов, – в голосе Ван Хорна проскользнул укор. – Не кажется ли тебе странным, что слова мастера Мунга начали сбываться сразу после его смерти?
– Позволь тебе напомнить, что мы звездочеты, Хорн. То, что Ларэллу и Мунгу удалось предсказать появление кометы, говорит лишь о том, что они хороши в своем деле, но это еще не значит, что за ней что-то последует. Ни я, ни другие мастера не видим в ней ничего особенного, или ты думаешь, что мы настолько бездарны?
Глаза Мидха недобро сверкнули, предостерегая от продолжения этой темы, но Хорн упорно стоял на своем.
– Синг, – Ван Хорн решил обратится к старейшине по имени, как к старому другу, которого знал всю жизнь, – ты прекрасно знаешь, что не все серрины обладают способностью толковать небесные знамения, а те, кто обладают, делают это не одинаково хорошо. Ларэлл и Мунг были одними из наиболее одаренных толкователей, и их предсказания подтверждают слова того бессмертного.
Мидх снисходительно посмотрел на Ван Хорна как на надоедливого ребенка, который весь день не дает ему покоя, и сказал:
– Сомневаюсь, что в нашем мире остались бессмертные, если они вообще когда-либо существовали, – махнул он рукой. – То, что Ларэлл кого-то встретил, назвав его “бессмертный”, еще ничего не значит. Почему он ничего никому не сказал, а только сделал какую-то сомнительную запись?
– Мы не знаем наверняка, говорил он кому-то или нет. Он мог сказать, но ему не поверили. До сих пор всех, кто заговаривает о бессмертии, считают чудаками, не так ли?
Ван Хорн посмотрел на Мидха большими серыми глазами, в которых читался тот же вопрос. Он знал, что уже давно никто не воспринимал легенды о бессмертных всерьёз. Никто, кроме мастера Мунга и Ларелла.
– Всё это сказания давно минувших лет, Хорн. Как может взрослый серрин вроде тебя верить в них?
Мидх окинул мастера снисходительным взглядом, но Ван Хорн продолжал настаивать. Обычно мастер предпочитал не ввязываться в споры, если дело не представляло исключительной важности, но сейчас был именно такой случай. В такие моменты, когда требовалось проявить настойчивость, Ван Хорн терпеливо, но твердо отстаивал свою позицию, невзирая на насмешки оппонента. Он стоял на прямых чуть расставленных ногах, с прямой спиной и взглядом, полным непоколебимой решимости. Он был похож на скалу, которую невозможно сдвинуть с ее места никакими усилиями людей и богов.
– Ларэлл и Мунг были выдающимися мастерами, как тебе хорошо известно, – голос Ван Хорна стал жестче. – Их способности превосходили всех в Школе Звездного Света. Они оба были знакомы с Древними Свитками, и оба относились к ним всерьез. Оба говорили о бессмертии и пророчестве как о реальности. Оба оставили школу и стали отшельниками, так как постигли нечто важное.
Он стоял посреди покоев старейшины, держа в руках потертый свиток и всем своим видом показывая намерение доказать истинность слов Мунга, но для Мидха эти слова были совершенно ничего не значащими, словно детский лепет.
– Да, они были одарены, но одаренность не гарантирует защиту от безумия. Одиночество легко может стать почвой для поврежденного разума, чему есть немало примеров, – Мидх вскинул указательный палец вверх, будто поучая нерадивого ученика. – Вспомни беднягу Навелла, как он ушел в отшельники, и стали ему там мерещиться призраки и умертвия, что и свело в итоге бедолагу с ума. Доотшельничелся!
Все знали историю с Навеллом, она была и впрямь трагическая, и она такая была не одна. Цель у бедняги Навелла была благородная – совершенствование духа вдали от мирской суеты, наедине со вселенной и своим внутренним “я”. Вот только это “я” оказалось неподготовленным к такому испытанию, которое оказалось не только физическим, но и духовным. Физически оно было связано с тем, что приходилось вдали от цивилизации и привычных удобств организовывать свой быт, но духовная проблема была в том, что не было практического руководства для подобного жительства, ведь Древние Свитки были утрачены, а написанные в древности руководства, в отрыве от Свитков, были мало понятны и не приводили к нужному результату. Поэтому смельчакам приходилось руководствоваться только догадками своего несовершенного разума, что довольно часто вело их попытки к краху. Так случилось и с Навеллом, которого мастера смогли вернуть обратно в школу, но привести в равновесие его разум так и не смогли. Еще долго он пугал обитателей горы своими внезапными криками о том, что на гору надвигаются полчища призраков и исполинский демон.
Были и другие истории, когда отшельники через какое-то время начинали считать себя преуспевшими в духовной жизни. На этой почве в их душах вырастали обильные семена гордыни и самомнения, которые в итоге тоже низвергли бедняг в состояние глубокой духовной болезни. Так, например, мастер по имени Сиринах двести лет назад после десяти лет жизни в уединении, по своему мнению, достиг такого уровня просветления, что стал считать себя чуть ли не небожителем не от мира сего. Ему стали являться светлые крылатые существа, убеждавшие его, что он достиг такой высоты духа, что тело его уже тоже одухотворено и не притягивается к земле, а только к небу, к горним обителям, где ему самое место, и убеждали его прыгнуть с утеса, на котором он обитал, и убедиться в этом, продемонстрировав веру и твердость духа, что он в итоге и сделал, разбившись, конечно же, насмерть.
– Может и не было ничего, ты об этом не думал? Ни “бессмертного”, ни пророчества? – продолжал Мидх. – А только плод больного воображения, обострившегося в одиночестве? А Мунг нашел записи Ларэлла и пошел по его стопам.
– Если бы пророчество было плодом больного разума, то оно не начало бы сегодня сбываться, – серьезно ответил Ван Хорн, устремив на старейшину пронзительный взгляд. – Посмотри сам.
Они вышли из комнаты на просторную каменную террасу, с которой открывался захватывающий вид на горную долину. Ночное небо глубокого темно-синего цвета было усыпано россыпью бесчисленных звезд, протянувшихся в рукаве Ориона, а холодный свет полной луны подсвечивал очертания горных пиков. Темно-синяя порода горы Дахаро с серебристыми прожилками, сверкающими в лунном свете, в темноте будто сливалась со звездным небом, так что казалось, что земля и небо соединились воедино.
Мидх подошел к своему телескопу и навел его на участок, который указал Ван Хорн. Некоторое время он пристально всматривался в восточном направлении. Там виднелась маленькое черное пятно с длинным хвостом. Заметить его можно было только благодаря небольшому свечению вокруг, а также по тусклым всполохам внутри.
– Друг мой, ты видишь то, что хочешь видеть, я же вижу простую комету.
Старейшина отошел от телескопа.
– Она черная! С длинным хвостом, как и было предсказано! Как часто ты видел черную комету? – не удержался Ван Хорн.
– Мы не знаем достоверно, из каких материалов состоит это небесное тело, вот и дают они черный цвет. Еще столько всего на этом свете, о чем мы не ведаем, друг мой!
“Да, мы не ведаем здравого смысла”, – мрачно подумал Ван Хорн.
– Хорн, я думаю, тебе нужен отдых. Возьми отпуск и не забивай свою голову всякой бездоказательной ерундой. Так называемое пророчество всего лишь больные фантазии выжившего из ума старика Ларэлла. Перестань копошиться в прошлом, избегая настоящего, и своего странного ученика тащить туда же.
Как только Мидх вспомнил Даррена, на его лице снова отразилось неудовольствие.
“Как этот старый болван может игнорировать такое знамение, о котором есть три свидетельства?” – недоумевал Ван Хорн, направив на старейшину пронзительный взгляд. То, что Мидх не обращает внимание на любые предостережения об опасности, стало для него последней каплей. Понимая, что старейшину ему не убедить, он решил в этот раз не держать свои мысли при себе. Слишком долго он скрывал их, а все его попытки озвучить их, предпринятые ранее, тут же пресекались.
– Прошлое – это то время, когда Школа Звездного Света занималась поистине великими делами, – угрюмо ответил Ван Хорн.
– Знать и аристократы всех семи рас идут к нам на поклон и несут свои дары, разве тебе мало величия? – Мидх выпрямился во весь рост, как будто желая продемонстрировать величие на своем примере.
– Если бы величие измерялось богатством, то великими бы считались торговцы.
– Брось, Хорн. Наша школа одна из самых уважаемых во всех семи расах, чего тебе еще нужно?
– В былые века заниматься тем, чем мы сегодня занимаемся, считалось позором, – мрачно проговорил Ван Хорн, вперив в старейшину из-под бровей угрюмый взгляд больших серых глаз.
Лицо Мидха побагровело, ноздри вздулись, а глаза налились гневом и стали словно два красных шара, из которых, казалось, сейчас посыпятся искры.
– Хватит! Довольно! – не выдержал он. – Ты кем себя возомнил?! Тебя здесь никто не держит! Ты волен идти, куда хочешь, и заниматься самыми почетными делами, какими тебе вздумается! Убирайся!
Ничего не говоря, Ван Хорн развернулся и вышел из кабинета.
***
С тех пор, как наставник покинул библиотеку, Даррен стоял, склонившись над длинным каменным столом и рассматривал записи мастера Ларэлла трехсотлетней давности, который Ван Хорн обнаружил в пещере Мунга. Его голову заполнило множество вопросов. Где Мунг их нашел? Получается, пророчеству не менее трёхсот лет? Кто этот бессмертный воин, которого встретил Ларэлл? Неужели в те времена еще жили бессмертные? Вдруг размышления Даррена прервал голос, полный издёвки:
– Слышал, старейшина выгнал твоего мастера, – ехидно прошипел голос.
Даррен повернулся и увидел, как к столу вальяжно подошли трое из шайки Бадхиджа. Одного из них звали Барх. Он был выше остальных ростом, крепче, и сейчас высокомерно взирал на Даррена взглядом, полным превосходства. Двое других были поменьше, но тоже смотрели на юношу с нескрываемым презрением.
– Давно надо было его выгнать, – усмехнулся тот, что справа, – Взял под свою опеку какого-то выродка.
Они приближались. Даррен вышел из-за стола. Бадхиджа с ними не было, значит, он всё еще в лечебнице. “Сильно я, похоже, его ранил”, – успел подумать Даррен, как вдруг раздался выкрик Барха:
– Астерия васха!
Перед лицом Даррена вспыхнула белая вспышка, и в его глазах потемнело. Его отбросило его назад и повалило на пол. Компания тут же набросилась на него и стала нещадно бить. Посыпались удары ногами в бок, ноги, живот, руки. Даррен закрыл голову руками и почувствовал, как его накрывает гнев. Словно раскаленная сталь, это чувство стало растекаться по жилам, обдав все внутренности нестерпимым жаром. Все мышцы его напряглись, зубы стиснулись до скрежета, кровь запульсировала во всём теле и загудела в голове, отбивая странный ритм. Кулаки сами собой сжались, а ногти больно впились в ладони. Дыхание спёрло и стало невозможно дышать.
– Ааа! – заревел он и отпихнул одного из нападавших.
Внезапно он увидел, как из его тела кругом вышла фиолетовая волна и с силой оттолкнула всех вокруг, издав при этом низкий гулкий звук. Нападавшие отлетели на три метра в разные стороны и больно упали на каменный пол. Чувствуя боль во всём теле, Даррен тяжело поднялся и с удивлением посмотрел на свои руки, все в ссадинах и синяках. Что это сейчас было?
– Ты!! – вдруг услышал он яростный вопль Барха.
Глаза гордого серрина метали молнии. Он выхватил звездный кинжал и набросился на юношу, который успел только выставить вперед правую руку, чтобы защититься от удара, как вдруг увидел, что его ладонь вся загорелась холодным фиолетовым огнем. На секунду Даррен замешкался, пытаясь понять природу этого странного явления, но почувствовав внутри, что пламя ему послушно, он быстро направил руку в сторону Барха. Огонь тут же обвился у того вокруг шеи и вздёрнул его в воздух, словно рыбу на крючке. Двое друзей Барха ошарашенно смотрели на происходящее, не осмеливаясь вмешиваться.
– Это что за магия? – спросил один из них дрожащим голосом, медленно пятясь назад.
“Какое пьянящее чувство”, – вдруг подумал Даррен, держа в воздухе своего давнего врага и смотря, как тот корчится и бессильно бьет ногами воздух. Барх безрезультатно пытался ухватиться руками за удавку на шее, но не мог, и только беспомощно хрипел.
– Отпусти! – взмолился он осипшим голосом.
Вдруг Даррен услышал звук быстро приближающихся шагов, разомкнул ладонь и выпустил из тисков задыхающегося Барха. Тот упал на пол. Чуть придя в себя, он вскочил и с выражением не скрываемого ужаса на лице все трое убежали в темноту, из которой выплыл Ван Хорн.
– Что тут случилось? – спросил он, с удивлением провожая взглядом стремительно уносящих ноги учеников. – Ты же знаешь, что драки в школе запрещены.
Увидев своего подопечного, Ван Хорн остановился на месте с озадаченным видом. Перед ним стоял бледный Даррен, его грязная одежда местами была порвана и заляпана кровью, лицо покрыто ссадинами, а с уголка рта стекал тоненький ручеек крови. Тот медлил с ответом, ошарашенно рассматривая свою руку.
– Эти трое напали на меня, – наконец тихо выговорил он.
– Я соберу их учителей, – сказал мастер и решительно развернулся, чтобы уйти, но Даррен остановил его.
– Не надо! Они уже получили по заслугам, – поспешно сказал юноша, но не из-за того, что опасался за их участь, а скорее был обеспокоен, как бы его самого не выгнали из школы за использование какой-то невиданной доселе магии. Он и так считался в школе странным, а тут еще это. Эти трое навряд ли захотят опозориться на всю школу, рассказав, как он одержал над ними верх, и так он сможет сохранить от всех свою новую тайну.
– Как ты их одолел? Их же трое, – спросил Ван Хорн, внимательно вглядываясь в Даррена.
– Я… и сам не знаю. Меня наполнила ярость, а потом возник этот фиолетовый огонь.
Даррен был обескуражен. Перед его глазами до сих пор стояла картина, как его правую руку охватило холодное пламя. Что это? Он никогда такого раньше не видел. В Школе серринов такие техники не изучают, это точно не магия звездного света.
– Что?? – удивился Ван Хорн.
– Я сам не понял, как это вышло… Этот фиолетовый огонь, он будто возник внутри меня и потом вырвался наружу…
Ван Хорн нахмурился, но ничего не сказал, а только внимательно посмотрел на ученика еще более серьезным и задумчивым взглядом, чем обычно. Даррен потом не раз пытался разузнать у учителя об этом огне, но в ответ получал лишь угрюмый настороженный взгляд.
Вечером Ван Хорн сидел в своей комнате. Его одолевал сон, но как бы ему не хотелось лечь в кровать, события последних дней, стремительно хлынувшие в его устоявшийся распорядок и сломавшие его восприятия привычного и обыденного, не отпускали его разум и беспокоили все больше и больше. Нахмурившись, он потер сухой ладонью больное колено и сменил неудобную позу. Поведение Мидха, который никогда не отличался сдержанностью, было ожидаемым, хотя в глубине души мастер всё же надеялся, что хотя бы теперь, при наличии столь неоспоримых свидетельств, тот станет серьезней относиться к словам Мунга.
Для Мидха комета была очередным скоплением льда и пыли, не несущим никакой угрозы. Однако хоть она и была далеко, ее уже было видно. Огромная безжалостная глыба неслось к беззащитной планете в бесконечной глубине космоса, и Ван Хорн понимал, что то, что она с собой несла миру, было ужасным. “Небеса разверзнутся и исторгнут яростный огонь, который пожрет Терру”, – вспомнил мастер строку из пророчества. Значит ли это, что комета вызовет природные катаклизмы, или это предзнаменование чего-то иного? В любом случае, ничего хорошего. А еще это нападение на Даррена. Нужно будет принять меры в отношении шайки Бадхиджа. А еще фиолетовый огонь. Сердце серрина тревожно сжалось. Даррен всегда отличался от других учеников, но это уже выходило за рамки. Ван Хорн вспомнил, что когда-то слышал о том, кто в семи царствах владеет фиолетовым пламенем, и его охватило нехорошее предчувствие. Всё это будило старые воспоминания, обрывками возникшие в его памяти. Они, словно кусочки мозаики, стали формировать перед закрытыми веками давно забытые картины, а потом рассеиваться, не успев сфокусировать внимание серрина, который стал медленно погружаться в сон.
Серрины
Раса серринов пошла от прародителей Серина и Серинэ. Пять тысяч лет назад Создатель вылепил их фигуры из чистейшего снега на вершине горы Дахаро, и когда наступила ночь, под мягким светом луны вдохнул в них дыхание жизни, и они ожили. Снег превратился в белую сияющую мягким светом кожу и белоснежные длинные волосы, а лунный свет – в светло-серые глаза и длинные серебристые одежды.
Их взгляд почти всегда был устремлен в небо. Ночью они ходили по горам, и в их чистых сердцах рождалась неземная песнь о горнем мире, о Творце, о судьбе. И когда они начинали петь, на небе зажигались звезды. Так, из года в год, гуляя по горам и напевая свою вдохновенную песнь, они усыпали звездами всё небо, и каждой дали свои имена.
Как и другие прародители Терры, Серин и Серинэ жили в прямой связи с Создателем, и были сотворцами ему, совместно украшая и совершенствуя этот мир. В каждого из прародителей семи народов Творец заложил частицу своей сущности, сделав их причастными своей божественной природе. Это были красивые и славные создания, ростом достигавшие трех метров. Каждый из них управлял своим владением и вносил свой вклад в совершенствование этого мира, за что Создатель наделил их особыми дарами. Офийцев, живших вблизи вулканов, он наделил даром управлять огнем. Ниберийцев, жителей Великих озер, управлять реками и создавать из воды твердый материал. Дваргов, обитавших в глубоких горных пещерах, умением выращивать необыкновенные кристаллы, которые давали тепло и энергию. Эрлингов, жителей Небесного города, способностью уплотнять воздух и управлять ветрами. Дорлингов, жителей лесов, создавать из растений удивительные эликсиры и управлять животными. Рондорейцев, обитавших в стране ночи, даром помогать мертвым обрести покой. А серринов, жителей высоких гор, он наделил умением собирать и хранить звездный свет.
Серрины прекрасно переносили холод и предпочитали ночной образ жизни, а жили в изысканных залах, которые обустраивали себе в пещерах. В горах они разводили лунных лам, из шерсти которых ткали тонкую шелковистую одежду. Своей мягкостью и теплом она славилась на всю Терру, а сытным молоком лам и всякими яствами, из него приготовленными, они могли питаться долгое время. В отличие от обычных лам, лунные ламы были больше, а их белоснежная шерсть была более длинной и густой.
Серин и Серинэ, как и все прародители Терры, умели общаться с Создателем напрямую, но уже их потомки “осуетились в умствованиях своих и омрачилось несмысленное их сердце”, как сказано в Древних Свитках. Те, кто хотел идти путем древних, раскрыть в себе частицу Создателя, образовали кланы или школы. Дорлинги образовали Школу Священного Древа, ниберийцы Школу Лотоса, дварги Школу Недр Земли, орфийцы Клан Вечного Пламени, эрлинги Школу Бури, рондорейцы Клан Ночи, а серрины образовали Школу Звездного Света. Так сложилось семь школ, изначальной целью которых было изучение Светлого или Божественного Пути, как назывались заветы Создателя, следование которым должно было привести желающих к достижению божественности и бессмертия.
Следовавшие Светлым Путем со временем приобретали сверхъестественные силы: могли исцелять болезни, видеть сквозь время, мгновенно преодолевать расстояния, творить различные чудеса и управлять любой из стихий, невзирая на расовую принадлежность. Физические законы этого мира были не властны над ними.
Они проживали настолько долгую жизнь, что их называли “бессмертные”, хотя на самом деле бессмертными они не были. Точнее были, но не в этой, земной жизни. Самую долгую жизнь прожили прародители. Такими их создал Создатель, но потом, увидев, на что стали тратить отведенное им время их потомки, он укоротил их жизнь, “чтобы не распространялось зло по земле”, как сказано в Древних Свитках, но и в этот небольшой отрезок времени они умудрялись обрасти различными пороками, уничтожавшими заложенную в них свыше частицу божественности. Серин и Серинэ прожили 1200 лет, их потомки, те из них, которые преуспели на Светлом Пути, могли дожить до 800 лет, но однажды и их души всё же покидали смертную оболочку и отправлялись в мир светлых духов, среди которых они занимали самое почетное место, первых после Всевышнего, образуя Небесное Царство.
Первые тексты в Свитках начали записываться еще прародителями, и на протяжении тысячелетий дополнялись теми, кто достиг успеха в деле духовного совершенствования. Со временем в Свитки вошли также различные сказания и истории, призванные научить народы жить в мире и согласии, а желающих совершенства научить Светлому Пути. Последних, помимо сверхъестественных сил, отличали кротость, доброта, снисхождение, милосердие и радостный дух.
Как и другие школы, Школа Звездного Света серринов сначала занималась изучением пути прародителей – Светлого пути, а также наблюдением за звездами, стремясь через них познавать волю Творца и его творение. Однако постепенно связь потомков с Создателем начала слабеть, а жизнь серринов, как и других народов, начала сокращаться. Со временем потеряв способность общаться с Творцом напрямую, они научились читать его волю по звездам и предсказывать в жизни Терры те или иные события, но шли столетия, и познание невидимого было практически полностью вытеснено познанием видимого, и они стали изучать звезды не для того, чтобы познавать Создателя, а исключительно для исследования устройства видимой части вселенной, что и стало со временем основной целью и занятием школы. С годами у них появились грандиозные обсерватории и обширные библиотеки с тоннами свитков и пергаментов, описывающих движение и структуру небесных тел. Но однажды они обнаружили, что звездный свет можно использовать не только как источник света и для защиты, но и для проведения всевозможных ритуалов на исполнение желаний, удачу, успех, богатство, здоровье и даже разговоров с умершими. Последствия не заставили себя ждать.
Как-то звездочет по имени Минэ прочитал по звездам, что через год гора Дахаро обрушится. Немедленно были созваны все маститые звездочеты, и один из них, по имени Нирунэ, вспомнил, что где-то в их архиве хранится древний текст, в котором говорится, как можно предотвратить подобное сему бедствие. Несколько дней они искали Свитки, и наконец нашли их в старой заброшенной части архива, куда уже давно никто не заглядывал, среди покрытых толстым слоем столетней пыли пергаментов.
Из текста они узнали, что обрушение горы им грозит как следствие использования чистого звездного света в колдовстве. Оказывается, во время ритуалов со звёздным светом происходило обращение к темным силам. Немедленно мастера школы вместе со всем народом собрались на центральной площади столицы своего государства Сериндан и принесли всенародное покаяние перед Создателем, клятвенно обещав более никогда не использовать дар Владыки Неба в темных ритуалах, и записав эти события в Древние Свитки, которые с тех пор покоились на почетном месте в специально возведенном храме Создателя Неба и Земли, а трактаты об использовании звездного света в колдовстве сожгли. Так они смогли избежать разрушения своего края. Но шли столетия, их сменяли тысячелетия, новые поколения забыли заветы отцов, храм Создателя пришел в запустение, Древние Свитки снова убрали в архив и постепенно о них забыли. В школе снова стали исследовать запретные свойства звездного света и использовать его для темных ритуалов.
Довольно быстро школа стала одной из самых известных и богатых в семи народах. К ней стекались со своими нуждами и стар и млад, богатые и бедные, питая гордыню членов школы и наполняя их и без того набитую под завязку сокровищницу. Школа становилась всё краше, одежды звездочетов богаче, убранство каменных залов сверкало всякими видами драгоценных камней, однако сами серрины становились всё мельче, кожа их утратила первоначальное сияние и приобрела серый оттенок, глаза и волосы их посерели, а природа вокруг становилась суровей, снегопады обильней, морозы крепче, а ветра стали дуть сильней, и все чаще звездное небо стали застилать густые низкие облака, сквозь которые не проходило ни одного лучика звездного света.
Следующих Путем Божественности становилось всё меньше. Не потому, что не было желающих, а потому, что путь им представлялся слишком сложным, ведь он был несовместим с сиюминутными желаниями, а желания эти всегда были неизменны: слава, наслаждение и богатство. Небесное Царство стало казаться мифом, ведь никто оттуда не возвращался, а Светлый Путь стал казаться пустым делом. Свидетельства о достигших бессмертия меркли и постепенно становились легендами. Земной мир был гораздо ближе его обитателям, чем мифический духовный мир. Земные дела и проблемы были гораздо более насущными, а задачи понятными, чем таинственный Божественный Путь.
Постепенно народы забыли, для чего они поселены на земле, и каждый стал жить по своему усмотрению, предав Путь Создателя и его Свитки забвению. Забыв о высоких заветах Творца, ими постепенно начали овладевать низменные желания, и вместо совершенствования духа Школы стали всё больше заниматься совершенствованием своего земного существования. Их стали прельщать нарядные одежды, красивые вещи, богато обставленные жилища, а также восхищение и похвала окружающих, и чтобы окружающие звали их “учитель”. Вскоре за ними потянулся и остальной народ, для которого “учителя” были беспрекословным авторитетом и примером для подражания. Изредка еще можно было услышать от того или иного учителя слова о божественности, о сострадании и любви, о вечной жизни, но всё чаще звучали слова о необходимости беспрекословного подчинения учителям и знати, и о том, что содержать и обеспечивать тех всем необходимым – святое дело простого народа. Сами же учителя всё больше предавались роскоши. Ими овладевала алчность, тщеславие, распущенность и худший из всех грехов – гордыня. Постепенно отказываясь от Светлого Пути, они, сами того не ведая, становились на тёмный путь, и стали делать все те вещи, которые когда-то были объявлены Создателем пагубными.
Пустыня Песков Времени
Едва взошло солнце, коснувшееся своей праздничной короной края горного массива, оно осветило комнату Даррена мягким золотистым светом и привело с собой новый день. Пробудился юноша неожиданно для себя резко, словно от враждебного толчка в бок. Он попытался встать и тут же пожалел о своей дерзкой попытке. Встреча с недружелюбными поклонниками не прошла даром. Болела спина, стучало и кололо где-то в боку, но самым странным было покалывание в руке, такое знакомое и пробудившее неожиданные мысли.
Как во сне, Даррен сжал и разжал кулак, покалывание усилилось, и по руке пробежали фиолетовые всполохи, но стоило ему сосредоточится на них, они тут же нырнули под кожу, словно трусливые белки в крону деревьев, будто прячась от неуместного внимания. Даррен тряхнул головой и еще раз посмотрел на ладонь. Никаких следов фиолетового огня он более не увидел. “Показалось”, – подумал он, и осторожно, стараясь не тревожить больные участки тела, встал на ноги. Начался новый день, и он, почему-то подумал Даррен, принесет с собой что-то тревожное.
Несмотря на просьбу Даррена, Ван Хорн всё же собрал учителей, чьими подопечными были друзья Бадхижда, и рассказал о произошедшем, упустив, однако, упоминание о фиолетовом огне. Барху и остальным было стыдно признаваться, что их одолел тот, кого они считали “безродным голодранцем”, и они просто виновато покивали головой, признав себя инициаторами нападения и клятвенно обещав больше такое не затевать. Наставники их пожурили и с миром отпустили, хотя Ван Хорн настаивал на наказании хотя бы в виде месяца общественных работ, чтобы у них отпечаталось в памяти, чем грозят такие бесчинства в школе, но старейшина Мидх, никогда не благоволивший Даррену, и к тоже же поругавшийся накануне с Ван Хорном, не поддержал эту идею.
Несколько дней Даррен залечивал побои, нанесенные шайкой Бадхиджа, после чего они с мастером отправились в путь. Ван Хорн решил еще раз осмотреть пещеру Мунга, так как у него было чувство, что он упустил что-то важное, а Даррен намеревался отправиться в Пустыню Песков Времени в поисках следов бессмертного воина, а может и его самого.
Четвертого числа третьего весеннего месяца иммелаха третьей эпохи Даррен с учителем верхом на лунных ламах начали спуск по северному склону горы Дахаро. Несмотря на весну, вершина горы, где располагалась школа, была вся присыпана снегом, а воздух был морозен и свеж. Внизу, словно острова в туманном море, парили среди облаков горные пики окрестных гор.
Даррен всё еще думал о странном событии, произошедшем с ним в последние дни. Почему учитель не захотел ему ничего рассказать о фиолетовом огне? Он явно что-то знал. “Если найду бессмертного, попробую узнать у него”, – решил он.
С севера подножие горы было укутано лесом, за которым в синей дымке виднелось пустынное предгорье. С других сторон гору окружали горы поменьше, с широкими зелеными долинами между ними. На одну из таких гор, Чундоу, и ушел жить в свое время мастер Мунг. На северо-западном горизонте начинались леса дорлингов, а на востоке выглядывал край обширной долины с полями, на которых выращивался амарант, фрукты и овощи, которые также служили пищей серринам.
Почти всю гору покрывала столица Сериндана город Астерия, где различные сооружения и улочки были вырублены прямо в податливой горной породе, но на северном склоне практически никто не жил. Иногда путникам попадались одинокие вырубленные в горе дома, в которых прятались испуганные после нападения магуров жители. В последнее время монстры довольно часто нападали то тут, то там, и не всегда патрули из воинов Школы Звездного Света вовремя оказывались там, где нужно, поэтому жители Сериндана всё чаще предпочитали не выходить из своих домов и, заслышав шум, опасливо выглядывали из маленьких окошек своих пещерных жилищ, но увидев, что это идут члены школы, они выходили и подносили кто молоко, кто мясо, кто хлеб, кто деньги и драгоценности, прося защиты. У многих магуры утащили лам, служивших чуть ли не единственным источником пропитания для жителей гор, поэтому количество бедняков за последнее время заметно выросло, но даже те крохи, что у них остались, многие из них старались преподнести в дар воинам Звездного Света.
– Возьмите, благородные господа! – девочка-серринка в бедном сером платьице протянула путникам амарантовый хлеб.
– Не нужно, оставьте себе, – ответил Ван Хорн, с сожалением оглядывая испуганных жителей, ощущая на себе вину за их бедственное положение, и хотя прямой его вины здесь не было, воины школы не справлялись с защитой жителей. Он тоже воин, а значит, размышлял Ван Хорн, вина и на нем.
– Кажется, школа плохо справляется с защитой города, – сказал Даррен, оглядывая бедных жителей Астерии.
– Да, – угрюмо кивнул мастер.
Он знал, что с тех пор, как школа стала заниматься темными практиками, алчность охватила сердца мастеров, и защита простых серринов ушла на второй план. Трудно отказаться от соблазна красивой и богатой жизни, но школа как раз была создана для того, чтобы помочь избежать подобных искушений, и она действительно изначально в этом помогала, обучая серринов следованию по Светлому пути, но Свитки утрачены, Путь предан забвению, и все виды пороков расцвели в школе пышным цветом. Алчность и тщеславие со временем вытеснили из сердец мастеров школы бескорыстие и заботу о тех, кто не владел в той же мере силой звездного света, и, пока угроза не касалась их лично, они исполняли свой долг не особенно тщательно.
Горная тропа шириной около полутора метров была вымощена плоскими камнями, а край огорожен невысоким мощеным поребриком. Иногда путники шли вплотную к крутому склону. Отвесной каменной стеной он нависал над ними, время от времени осыпая их мелкими камнями и грозясь обрушиться. Где-то через километр тропа стала резко спускаться вниз, и дальше они пошли пешком, держа в руках поводья с ламами.
– Мастер, значит, старейшина не поверил вашим словам? – вдруг спросил Даррен, до этого о чем-то сосредоточенно размышлявший.
– Он не хочет видеть угрозы привычному образу жизни, – вздохнул Ван Хорн, но было видно, что разум его учителя занимало что-то еще.
– Но как же записи Ларэлла?
– Для него они не имеют ценности.
– Он не верит им? – удивился Даррен.
– Он верит только тому, чему хочет верить. Нам придется обратиться к другим старейшинам, а заодно поискать доказательства того, что пророчество и угроза реальны. Наверняка у других рас тоже что-то есть. Возможно, мы сможем найти способ предотвратить катастрофу.
Несмотря на то, что Ван Хорн и сам был недоволен реакцией Мидха, все же уважение к старшим было важной частью воспитания в школе, поэтому открыто критиковать старейшину при своем ученике он не стал. Если ученики не будут уважать старших, то как будут к ним прислушиваться? А если не будут прислушиваться, то как воспитать из них благородных воинов Звездного Света? Вот только благородство и великодушие ушло из сердец мастеров школы, думал Ван Хорн, как ушли чистота и бескорыстие, присущее предкам. Эти качества стали редки, словно переливчатый цветок Ариона, который ранее рос сквозь снега и покрывал гору Дахаро, подобно перламутровому ковру. Теперь и то, и другое безвозвратно ушли в прошлое.
Даррен был озадачен решением старейшины. Разве небесные явления – не его стихия? Разве он не тот, кто должен первым их распознавать? Почему он не видит в комете никакой угрозы, не видит знамения? “Значит, Мидх подвергает опасности весь наш мир из-за того, что не верит свидетельствам двух выдающихся мастеров? – с удивлением думал про себя Даррен. – Вместо того, чтобы срочно созвать Совет старейшин, он просто отмахнулся от нескольких предупреждений! Мы можем упустить драгоценное время, чтобы предотвратить бедствие, или хотя бы подготовиться, и всё из-за одного не дальновидного старейшины? Как это возможно, что судьба нашего мира зависит от одного серрина? Разве это справедливо?”. Его начинала одолевать злость. Он почувствовал внутри бурю, готовую разрушить все на своем пути. Она, словно вулкан, спящий долгие годы, при малейшем толчке готова была извергнуться с мощной яростью, сжигая всё, к чему прикоснется. Даррен почувствовал, как злость стала затмевать разум и сердце, заставляя трепетать даже самые твердые устои. Словно вихрь, бушующий внутри, дай ей волю, она готова была утащить за собой все в своем безумном танце разрушения и хаоса.
– Что с тобой? – голос учителя резко выдернул Даррена из мрачных размышлений.
Даррен увидел, как Ван Хорн пристально на него смотрит сосредоточенным взглядом, а между его бровями пролегла глубокая складка, свидетельствующая о тревоге. От взгляда учителя не ускользнуло то, как изменилось лицо его ученика. Оно потемнело, как будто внезапно ночь накрыла его своей тенью, а в глазах заиграли огненные всполохи, или это ему показалось?
– Всё в порядке, учитель.
Даррен не стал рассказывать мастеру о нахлынувших на него чувствах, так как Ван Хорн неоднократно говорил ему о том, что нельзя давать в сердце волю гневу и злости, ведь если дать им волю, они могут привести к катастрофическим последствиям, которые гибельны и разрушительны не только для всех окружающих, но прежде всего для него самого. “Низменные чувства не должны находить себе места в душе ученика Школы Звездного Света, – неоднократно поучал Ван Хорн своего ученика. – Им нужно всячески противостоять, умиротворяя свой разум с помощью техники отрешения”. Так называлась техника успокоения ума, которая приподнимала сознание над обыденностью. В возрасте семи лет все ученики в обязательном порядке ей обучались и потом постоянно практиковались для того, чтобы ум не был излишне порабощен тревогами, беспокойствами и заботами, но мог вынырнуть из моря бушующих помыслов и обрести способность взглянуть на ситуацию отрешенно от эмоций, со стороны, что в то же время успокаивало чувства.
– Хм, – только и ответил в этот раз мастер, продолжая наблюдать за учеником.
К Мидху Даррен и до этого относился настороженно. Он давно заметил, что тот всегда смотрел на него со смесью недоверия и неприязни, и знал, что старейшина принял его в школу только из-за уговоров Ван Хорна и Мунга принять способного сироту, и всё время, пока Даррен жил в школе, выражение лица Мидха при встрече говорило ему: “Тебе здесь не место”. Однако юноша не стал озвучивать свои мысли вслух, но про себя он окончательно убедился, что Мидх напрасно занимает свое место. Он только и умеет, что брать подарки и принимать в школу детей из богатых семей, не взирая на их способности к управлению стихией звездного света, думал Даррен. Видимо, это и стало причиной духовного и интеллектуального упадка школы. Даррен снова нахмурился. “И такие серрины возглавляют Сериндан”, – мрачно подумал он.
Спустя два километра склон стал расширяться и покрываться травой, появились низкие кустарники, а за ними деревья и сосны. Дорога стала шире, путники снова оседлали лам, спускаться теперь было гораздо проще.
– Как можно предотвратить то, что предсказано в пророчестве? – вдруг спросил Даррен у едущего рядом на белоснежной ламе учителя. – Ведь если оно говорит, что что-то произойдет, то по логике, это должно произойти?
– Я не знаю, – помедлив, честно ответил Ван Хорн, – но мы не можем сидеть сложа руки и смотреть, как Терра гибнет. Мы обязаны хоть что-то предпринять. Нам необходимо найти Древние Свитки, в которых содержится полный текст пророчества. Возможно, надежда еще есть.
Подумав, Ван Хорн добавил:
– Мастер Мунг говорил, что в Свитках указаны причины постигающих нас бедствий, и что в них содержатся ответы на все наши вопросы. А грядущее бедствие хуже и масштабней всех за последние три тысячи лет. Нам, как никогда, необходимы ответы.
– Причины бедствий? – Даррен с удивлением посмотрел на учителя.
– Мастер говорил, что причина постигающих нас бед кроется в наших поступках.
Даррен на минуту задумался.
– Как чьи-либо поступки могут быть причиной появления кометы в небе или, к примеру, природной катастрофы? – удивился он.
Он говорил, что есть некие незримые духовные законы, которые не стоит нарушать.
– Какие законы? – пытливо расспрашивал Даррен, который от природы был любознателен.
Ван Хорн замолчал, раздумывая, сможет ли ученик понять то, что он собирается ему рассказать, но решив, что вне зависимости от того, сможет или нет, рассказать ему это всё же необходимо, и он продолжил:
– Есть материя, которую мы видим и осязаем, а есть дух, который делает плоть и всю материю живой, и который мы не видим, но утонченным чувством можем его ощущать. Так вот, как есть физические законы, как, например, если спрыгнешь с высоты, то разобьешься, так есть и духовные законы, которые если нарушишь, то повредится твой дух. Мастер говорил, что если дух поврежден, то в жизни такого существа начинают происходить беды, его постигают болезни и разного рода неприятности, а если всё общество состоит из поврежденных душ, то болезни и беды постигают всё общество. Но если в отношении общества это всегда так, то в отношении отдельных личностей не всегда. Есть и другие причины постигающих нас бедствий, но эта самая распространенная. Бывает и наоборот, кого-то не постигают беды в этой жизни, но это значит, что они настигнут его в жизни будущей, ведь никто и ничто не умирает на самом деле, но душа лишь временно разлучается с телом, но это уже другая тема. Мир видимый и невидимый взаимосвязаны, вот, в чем дело, но мы не видим дальше своего носа. Мы видим только то, что воспринимает глаз, а внутреннее око нашей души замутнено многочисленными преступлениями духовного закона, и оно ничего не видит. Так говорил Мунг.
Вспомнив о мастере, Ван Хорн почувствовал, как сердце его окутала теплота. Это был худощавый серрин невысокого роста, с белоснежными волосами, завязанными на макушке в пучок. Его большие глаза были почти прозрачными и светились звездным светом Серинэ. Помимо того, что он в совершенстве владел всеми техниками школы, он был один из немногих за всю историю школы, кто овладел техникой Серебряного луча и мог низводить с неба на землю столб звездного света. Помимо выдающихся навыков, он многими почитался за мудреца, который мыслил вне привычных рамок, хотя некоторым это казалось не мудростью, а безумием.
Спустившись еще пару километров вниз по пологому склону, путники наконец вышли на холмистое предгорье, покрытое редким лесом. Далее их пути разошлись. Ван Хорн пошел по узкой тропке на запад к горе Чундоу, крикнув на прощанье ученику: “Иди только днём! Ночью здесь опасно!”. Даррен кивнул и отправился дальше на северо-восток, к Пустыне Песков Времени.
До конца дня юноша шел по утоптанной тропинке через лес, где встречались холмы, поросшие мхом валуны, заросли кустарника и покрытые свежей весенней травой луга, украшенные разноцветными первоцветами. К вечеру он остановился на ночлег на уютной поляне на берегу реки Инари, которая брала свое начало на горе Дахаро и далее впадала в полноводную Ивери. Хоть серрины и предпочитали ночной образ жизни, но в незнакомых землях все же предпочитали идти днем.
Даррен достал флакон звездного света, шепнул “Асха дорану”, и тот засветился белым сиянием. Пристроив флакон на ветке цветущей рядом вишни, он устроил себе на мягкой весенней траве ночлег и стал ужинать питательными амарантовыми хлебцами с сыром из молока лам. Он и раньше спускался в окрестности горы Дахаро, но нечасто, а в лесах бывал и того реже. Снизу всё выглядит совсем иначе, думал Даррен. Гора Дахаро кажется еще более величественной, обвитая кружевом из мерцающих серебристых нитей звездной руды. Воздух здесь тоже совсем другой, наполненный ароматами смолы, листвы, земли, цветов, и дышится здесь иначе. И отовсюду звучит музыка леса: трель и пение птиц, шелест листвы, шорохи, треск. Лес живет и дышит. Но родной дом всё же милее, хотя к Даррену, как отличающемуся от остальных серринов, там относились предвзято. Все, кроме мастера Мунга и Ван Хорна, который был для него и отцом, и другом, и наставником.
Даррен доел скудный ужин и устроился спать, разглядывая прекрасное ночное небо. Звезды сегодня были особенно яркими, а гора Дахаро необыкновенно прекрасна, горделиво поблескивая в сиянии звезд своей снежной вершиной. Вот только черная точка кометы в небе стала больше, хотя если бы Даррен о ней не знал, наверное, он бы ее и не заметил.
Из-за всех этих звуков и шорохов спалось Даррену с непривычки плохо, и, чуть стало светать, он снова отправился в путь. Постепенно лес сменился на мелкий кустарник, а еще через полдня исчез и он. Теперь холмы покрывала только поросль зеленой травы. Взобравшись на один из каменистых холмов, он сделал привал, но провалился в сон и проспал до ночи, а ночью, подкрепившись, снова отправился в путь, благо ночь выдалась ясная.
Петляя по тропе между холмов, внезапно до него донесся оглушивший долину пронзительный вой, один, другой, третий. Вой приближался, и вскоре он заметил в темноте на одном из холмов несколько светящихся желтых глаз. Магуры. Значит, их логово где-то недалеко, совсем близко к Сериндану. Откуда эти твари здесь взялись? Этот путь всегда был безопасным, и таких хищников тут отродясь не водилось. “Что-то неладное творится в Терре”, – подумал Даррен. Лама занервничала и начала беспокойно фыркать. Даррен спешился. На ламе ему от магуров не убежать. “Надо было послушать мастера и идти днем. Дурак!”, – ругал он себя, доставая звездный кинжал. В левую руку он взял флакон звездного света, шепнул ему “Асха дорану” и высоко поднял над землей. Свет вспыхнул, словно молния, осветив темную холмистую долину и пять черных существ с выгнутой спиной, длинными клыками и острыми рогами. Если бы не их светящиеся глаза, Даррен мог бы их и не заметить. Пять пар глаз не сводили с него взгляд и медленно приближались.
Юноша взмахнул кинжалом, блеснувшим звездным светом. Воздух рассекла белая дуга и стремительно полетела в приблизившегося магура. Тот ловко отпрыгнул, ощетинился и зарычал. Даррен думал, что это их напугает, но не тут-то было, они только бросились на него с большим остервенением. Две мощные лапы с длинными когтями чуть было не вонзились ему в ноги, но он проворно увернулся от атак, быстро нарисовал кинжалом в воздухе знак Штар, и перед ним тут же появился белый полупрозрачный щит, в который с размаху влетело две клыкастой морды, от чего щит глухо зазвенел, словно старый колокол. Еще один зверь подкрадывался сбоку, а двое пропали из виду, что настораживало.
– Астерия даннарис! – крикнул Даррен.
От кинжала тут же один за другим отсоединились тридцать белых полупрозрачных копий и полетели в трех монстров, находившихся в поле зрения Даррена. Двоих он убил на месте, а третий, поняв, что имеет дело с необычным противником, решил, что лучше будет найти себе другую добычу, и скрылся за холмами. Даррен повернулся, чтобы защитить ламу, но, к его удивлению, сзади никого не оказалось. Только что она стояла прямо за его спиной, а сейчас ее уже нет, только кровавый след тянется от того места, где она находилась. “Только не это! – пронеслось в голове юноши. – Что мне теперь делать? Неужели придётся идти по пустыне пешком?”. Он побежал по следу и вскоре уперся в небольшое низкое логово среди камней, окруженное четырьмя магурами.
– Астерия даннарис!
В магуров снова полетели призрачные копии. Двое, громко взвизгнув, тут же полегли, а двое смогли увернуться и убежать. Даррен подошел ближе. Всё логово было усыпано обглоданными костями животных, между которыми виднелись и несколько серринских черепов. Здесь же он увидел бездыханное тело ламы. “Почему я не послушал мастера и пошел ночью? Он ведь предупреждал… Что теперь делать?”. После того, как он столько прошёл, мысль повернуть назад его удручала. Он глубоко вздохнул, снова мысленно ругая себя за свое решение идти по этим местам ночью. Молча постояв над ламой, он наклонился, вытащил из-под тяжелой туши сумку с провиантом и повесил ее через плечо, после чего побрел обратно к тропе, в одной руке всё еще держа флакон звездного света, а из другой не выпуская кинжал. Иногда он замечал то на одном, то на другом холме пару горящих желтых глаз, но теперь они уже не решались приблизиться к одинокому путнику с сияющим белым клинком.
Придется идти пешком. Мастер говорил, что где-то на границе между пустыней и землями дорлингов есть гостиница, где можно нанять лам, но до нее еще нужно дойти. Стало светать, и первые лучи утреннего солнца озарили долину, почти полностью покрытую пожелтевшей травой. Скалы и холмы остались позади, и через несколько километров началась практически безжизненная каменистая пустыня. Здесь дорога сворачивала на запад, к землям дорлингов, а впереди расстилалась серая пустошь. На распутье стоял каменный знак около полуметра высотой, с двумя выбитыми на нем стрелками. Под стрелкой, указывающей на запад, была надпись “Таверна “Серая Мгла”, а под стрелкой, указывающей на север, было незамысловатое предупреждение: “Смерть”. Оба варианта не вызывали особого желания почтить их своим присутствием, но “Мгла” все же казалась предпочтительней. Там он сможет нанять ламу, дождаться мастера, и вместе они уже примут решение, идти им в пустыню или, может, всё же не надо.
Даррен, не долго думая, решил было пойти по дороге на запад до гостиницы, как внезапно почувствовал, что ему непременно нужно идти дальше, в пустыню. Как будто невидимые нити тянули его к незримому месту, которое манило своей таинственностью, обещанием новых открытий и приключений. Чувство было столь сильным, что оно захватило его полностью. Всё его нутро как будто кричало ему: “В пустыню!”. Там, где-то прямо перед ним было что-то важное, что ему нужно обязательно найти. Невзирая на доводы разума, он свернул с дороги и направился в Пустыню Песков Времени.
Около двух часов он шел в северном направлении. Вокруг, насколько хватало взгляд, простиралась бескрайняя серая пустошь. Порывы ветра то подбрасывали вверх, то опускали вниз вихри серой пыли. По-началу иногда попадались засохшие деревья с редкими изогнутыми ветвями, словно согнутыми чьей-то неумолимой силой, но вскоре не стало и их. Через час ходьбы плато, по которому шел Даррен, стало совершенно плоским, как будто некий гигант срезал землю огромным острым мечом.
Вдалеке, у самого горизонта сквозь серую дымку проглядывало тусклое белое солнце. “Очень странное место”, – подумал Даррен. Конечно, в Терре много разных удивительных мест, о которых он читал в книгах и слышал от мастера Мунга и Ван Хорна, но это определенно одно из самых чудных. “Оно как будто не из этого мира”, – думал Даррен, пока брёл по ровной пыльной долине туда, куда его вело чутьё.
“Что тут забыл бессмертный воин? – размышлял он. – Здесь ни трава не растет, нет ни птиц, ни зверей. Может Ларэлл ошибся? Или в его времена это была вовсе не пустыня? Кажется, она всегда здесь была, только никто сюда не ходил, а тот, кто ходил, не возвращался. А может это привычная среда обитания бессмертных? Не зря ведь их давно никто не видел. Неужели попрятались в этой пустыне?”. Даррен оглянулся по сторонам в поисках хоть каких-то следов легендарных обитателей Терры, но вокруг был только песок и серая мгла. “Вживую их и правда никто не видел, сохранились лишь предания, – продолжал он свой внутренний монолог. – Вот было бы интересно повстречать бессмертного! Говорят, что они обладали особыми способностями. Помимо того, что они долго не умирают, что само по себе поразительно, они могут видеть сквозь пространство и время. Они знают, что находится за пределами видимой оболочки этого мира, могут подчинять себе его физические законы, якобы они могут даже мертвых воскрешать”.
Ветер усилился, и Даррен сильнее закутался в серую мантию, которую нещадно трепал ветер. “Если встречу бессмертного, попробую выяснить у него, кто я такой, и как достичь бессмертия. Будь я бессмертным, я бы узнал, как устроен этот мир. Будь я бессмертным, я бы постиг вселенную и силу, которую она дает, а не занимался бы этими бесполезными ритуалами, которым учит школа. Будь я бессмертным, я бы изучал не только стихию звездного света, но и стихии других народов. Ну и что, что мы не можем управлять другими стихиями? Будь я бессмертным, я бы нашел способ их освоить, и кто знает, может предотвратил бы надвигающуюся катастрофу. Может быть, этот бессмертный воин поможет нам? Но как его найти в этой безжизненной пустоши? Вроде бы на севере есть какое-то странное сооружение. Нужно найти его”, – устало думал Даррен, с трудом глядя вдаль из-под укрывающего его от ветра капюшона.
Его мантия с потускневшими белыми символами развевалась на ветру, словно потертый серый флаг, а нижнюю половина лица закрывал платок, в несколько слоев повязанный вокруг шеи для защиты от песка, который норовил забиться в нос, рот и глаза. Через плечо висела небольшая сумка. Даррен чувствовал себя изможденным и еле перебирал ноги, бредя на север и оставляя позади себя тонкую вереницу следов, которые быстро заносило серым песком.
– Еще немного, – устало прошептал он, пытаясь подбодрить самого себя, в то же время внутренне понимая, что, похоже, его путешествие так и закончится здесь, в этой серой песчаной могиле.
Он остановился и снова взглянул на горизонт, где сейчас на фоне бледного уходящего солнца он вдруг разглядел очертания острого пика, устремленного ввысь. Ближе к земле пик приобретал правильную форму равносторонней пирамиды. “Кажется, это то, что мне нужно”, – подумал Даррен и, ободрившись, направился в сторону загадочного сооружения.
Приблизившись, он понял, что высота строения составляла не менее трехсот метров. Пирамида из серого камня возвышалась над плато, словно непоколебимая твердыня древней цивилизации, от которой сквозь тысячелетия смог сохраниться только этот гигантский каменный монолит. Подойдя ближе, юноша увидел, что идеально гладкая поверхность пирамиды была местами изъедена мелкими трещинами, из которых тоненькими струйками сочилась серая пыль, тут же подхватываемая порывами ветра, уносящими ее в бескрайнюю пустыню. На сооружении не было никакого намека на вход. Ветер усилился, и вокруг пирамиды теперь царила только серая непроглядная мгла.
Изнурённый, Даррен прошелся вдоль гладкой стены пирамиды в попытках найти вход, но его нигде не было. “Нет сил…”, – устало подумал он, и, как будто услышав мысли хозяина, его ноги предательски подкосились, и он упал на колени. “Не могу больше”, – успел подумать он перед тем, как рухнул на пыльную землю и, окончательно лишившись сил, провалился в забытье.
Очнувшись, сквозь туман в голове его стали посещать беспокойные мысли: “Пустыня… пирамида… вход…”. Он открыл глаза и обнаружил прямо перед собой возникший непонятно откуда проход внутрь, как будто, пока он был без сознания, кто-то услужливо открыл перед ним дверь, хотя самой двери не было, был лишь высокий ровный треугольный проем в стене. Внутрь вела такая же монолитная каменная дорожка, изъеденная мелкими трещинами. “Как долго я тут лежу?”, – подумал он, поднимаясь. Страшно хотелось пить, но последнюю воду он выпил несколько часов назад. “Возможно, внутри найдется кто-то, кто сможет помочь”, – подумал он и осторожно ступил внутрь.
Каменная тропа была абсолютно прямой, как и всё в этой странной пустыне. Вокруг тропы царила тьма. Пройдя несколько шагов, тьма начала рассеиваться, и Даррен увидел, что по обе стороны от него вдоль стен пирамиды протянулся уступ метров пять шириной, который окаймлял внутренние стены пирамиды по периметру. С его краев, словно струи гигантского водопада, вниз стекал серый песок и терялся в глубине бездонной серой бездны. Впереди он увидел тонкий каменный мост, ведущий с уступа куда-то в центр пирамиды, где всё было покрыто непроглядным облаком серой пыли.
Даррен ступил на хрупкий с виду мостик, и ему сразу показалось, что под его ногами он сейчас начнет осыпаться. Он инстинктивно повернул назад, чтобы отступить на безопасную твердую землю, но за уступом никакого проёма уже не оказалось, а только голая исполинская стена, уходящая в туманную высь. Пути назад не было, и он осторожно пошел по сужающейся нависшей над бездной каменной тропе.
Впереди откуда-то сверху струился тусклый свет. “Так и сгину здесь, среди песков времени. Безвестный серрин в безвестной пирамиде”, – пронеслось у него в голове после того, как он прошел метров сто по мосту. Он вспомнил, как еще мальчишкой зачитывался рассказами о подвигах Наринэ, последнего правителя объединенного царства семи народов государства Терранадан, что на древнем наречии означало “Столпы Терры”. Оно возникло после победы над могущественным прародителем Страны Ночи Родондроном и знаменовало конец первой эпохи. Жителям Терры тогда пришлось пройти немало трудностей, чтобы прийти к созданию единого царства, и много усилий для этого приложил сам Наринэ. Легенды гласят, что он прошел сквозь преисподнюю и небеса, и смог добиться помощи небожителей, которая и стала решающей в победе над Родондроном. У Даррена всегда вызывала восхищение судьба этого необычного серрина. Странно, что он вспомнил о нем здесь, в этой таинственной пирамиде.
Он прошел еще метров сто, и узкий мост внезапно вывел на каменный остров, как будто парящий посреди ущелья. С облегчением ступив на землю, Даррен прошёл вперед по направлению к лучам света и обнаружил, что свет падал на исполинский каменный трон, возвышающийся в центре каменного острова. Он так же, как и вся пирамида, был весь покрыт пылью и трещинами, как будто стоял тут не одну тысячу лет. На троне, склонив голову на грудь, сидел гигант, около трёх метров ростом, в царском воинском облачении. Его золотые доспехи давно потеряли свой первоначальный блеск, во многих местах они были потерты и покрыты толстым слоем пыли, но даже сквозь нее виднелись следы от ударов мечом. Тяжелый шлем скрывал верхнюю часть лица, а снизу выступала короткая седая борода, густо покрытая пылью. В правой руке в золотой кольчужной рукавице он держал исполинский меч с золотой рукоятью, украшенной драгоценными камнями. В левой руке у него была какая-то небольшая блестящая вещица, а на его коленях лежал свиток.
Даррен тут же вспомнил рассказ мастера Мунга о бессмертном воине. Именно так он его и описывал, если не считать того, что сейчас этот воин сидел неподвижно. Это как будто был один из гигантов древности, прародителей Терры, живших пять тысяч лет назад, о которых рассказывал Ван Хорн. Мастер говорил, что они созданы самим Творцом, который поселил их в дивном саду, каким раньше была Терра.
Звук упавшего рядом камня вывел Даррена из размышлений. Подойдя поближе к трону, он потянулся за свитком, лежащим на коленях у гиганта, и, стряхнув с него толстый слой пыли, прочитал:
Семь народов сошли с пути,
Древние Свитки пренебрегли.
Не избегнут посрамления те,
Кто Светлый Путь предал забвенью.
На небе явится звезда,
Темное время знаменует она,
Черный хвост за собой оставляет
Скорбь и беду она приближает.
“Это пророчество!” – понял Даррен. Откуда оно здесь? Похоже, это действительно тот воин, которого встретил Ларэлл, но почему он сидит с этим свитком? И что это у него в другой руке? Даррен потянулся к блестящей вещице в левой руке гиганта. Это оказались небольшие песочные часы размером где-то три на десять сантиметров, внутри которых мягко парили в невесомости серые песчинки. Колба была украшена изысканным узором из серебряной нити, а на постаменте выгравирована надпись:
Когда разум будет во тьме
Крепко держи этот ключ в руке
Отныне то, что было сокрыто
Больше не будет тобою забыто
“Это что? Тоже часть пророчества?”, – удивился Даррен странному стихотворению. Он повертел часы в руке и положил вместе со свитком в сумку. Еще какое-то время он разглядывал величественного воина, подсвеченного струящимся сверху золотистым светом, обошел по кругу трон в поисках каких-либо надписей, указывающих на то, кто этот гигант, но ничего не нашел. Хорошо, что до него не добрались охотники за сокровищами, подумал Даррен, иначе здесь осталась бы только груда костей.
Повернувшись назад, он направился назад к мосту. “Как мне отсюда выбраться?”, – раздумывал он, ступая на мост. Сделав пару шагов, внезапно он почувствовал, что твердое каменное основание под его ногами исчезло и левая нога неудержимо соскальзывает в пустоту. Едва удержавшись на ногах, он обернулся и с ужасом увидел, как сразу за ним каменный мост начал рассыпаться на мелкие песчинки и осыпаться вниз. Он резко развернулся и стремительно побежал по мосту в направлении того места, где ранее был проем. С каждым шагом он видел, как мост впереди все сильней и сильней покрывается трещинами. Его сердце бешено заколотилось от мысли, что любой шаг может стать последним. “Где же конец моста?!”, – отчаянно стучало в голове. Когда он почувствовал, что твердый камень под ногами становится мягким шуршащим песком, он из последних сил рванул вперед, но ноги его уже стали проваливаться вниз, и он с ужасом осознал, что начинает падать. Он стал судорожно хватать руками летящие камни и песок, пытаясь зацепиться хоть за что-то, и внезапно схватился за что-то теплое, что сжалось на его правом запястье и с силой потащило вверх.
– Держись! – услышал он знакомый голос.
Наконец рука вытащила его на землю. Оказалось, что он не добежал совсем чуть-чуть и начал падать уже в самом конце моста.
Едва нашел тебя.
– Мастер! – радостно воскликнул Даррен, узнав голос, после чего оба упали на землю в клубы пыли, пытаясь отдышаться.
– О чём ты думал, отправившись сюда пешком? – с укором спросил Ван Хорн, лежа на земле.
В голосе мастера не было ни гнева, ни злости. Пока он шел по пустыне, он так и представлял себе, что и как скажет ученику, когда его найдет: что какая это идиотская затея идти в пустыню пешком, что стоило его подождать в гостинице, и прочее, однако заготовленные слова и эмоции не пригодились, сейчас их перекрывала радость от того, что он успел вовремя. Еще секунда, и Даррена он мог уже не спасти.
– Я и сам хотел дождаться вас в гостинице, мастер, – хрипло сказал Даррен, лёжа в пыли и откашливаясь, – Но только я собрался свернуть к ней, как почувствовал внутри чувство… что мне нужно сюда. Как будто пирамида меня звала. Не знаю, это трудно объяснить.
Мастер поднялся с земли и внимательно посмотрел на ученика. Даррен всегда был странным. Не только внешность выделяла его среди серринов, но и необычайные события, которые с ним происходили. Как тогда, когда он сказал, что луна разговаривает с ним. Сейчас, когда он сказал, что пирамида звала его, Ван Хорн снова вспомнил тот случай.
– И всё же. Твоя затея чуть не обернулась гибелью. Не всегда стоит доверять внутреннему голосу. На наш разум действуют разные силы, Даррен, и не все из них благие.
Ван Хорн осмотрелся по сторонам.
– Ты нашел его. Место, о котором столько слухов, – сказал он.
– Да, мастер, – ответил Даррен, поднимаясь и отряхивая одежду. – Место, которое не очень жалует посетителей.
– Эта пустыня совсем не изучена. Ни разу не слышал ничего внятного о ней. Похоже, пирамида сама выбирает, кого ей впускать и выпускать.
– Не то, чтобы я не был ей благодарен, – сипло ответил Даррен, – но похоже, она меня впустила, чтобы на обратном пути превратить в пыль.
– Кажется, она всё тут превращает в пыль, – сказал Хорн, оглядывая ручейки мелкого серого песка, вытекающие прямо из стены. – И пока она не взялась завершить задуманное, лучше нам скорее отсюда уйти.
Оба направились к выходу, который на этот раз снова оказался открыт. Даррен с удивлением увидел вновь открывшийся проём, и хотел уже спросить, откуда он тут снова взялся, как понял, что это место полно необъяснимых явлений, которые даже мастер скорее всего не сможет объяснить, и молча прошел дальше. Ван Хорн дал ученику флягу с водой, которую Даррен с жадностью выпил, почувствовав, как его иссушенное тело вновь оживает.
– Я видел следы крови по дороге к пустыне, и понял, что что-то случилось, – сказал Ван Хорн. – Нашел ламу в логове магуров. Точнее то, что от нее осталось, но тебя там не было. Значит, ты пошел дальше. Хм. Магуры так близко к Астерии. Дурной знак. Я оставил в гостинице письмо в школу об этом инциденте. Надеюсь, они как можно скорее его доставят.
На минуту он задумался, а затем продолжил:
– Дойдя до гостиницы, мне сказали, что ты у них не появлялся. Я понял, что ты направился в пустыню. Безумная затея, Даррен. Я уже не уверен, что стоило брать тебя с собой.
Ван Хорн покачал головой. Они вышли из пирамиды, снова оказавшись в серой ветренной пустоши.
– Увидев это, – Ван Хорн кивнул в сторону пирамиды, – Я тут же осознал свою ошибку, отправив тебя сюда одного. Не стоило этого делать.
– Похоже, я нашел бессмертного, – сказал Даррен, не обратив внимания на слова мастера. – Вот только… кажется, он умер.
Ван Хорн остановился и с удивлением уставился на ученика. На фоне последних событий у него совсем вылетело из головы, зачем они сюда пришли.
– Еще, похоже, я нашел пророчество и кое-то еще.
Даррен достал большой кусок пергамента, который забрал с колен воина, и песочные часы. Ван Хорн взял в руки пергамент и прочитал.
– Здесь говорится о комете! – взволнованно воскликнул он. – Это подтверждение слов Мунга! Но отсюда неясно, что нам делать, как избежать бедствия…
С минуту подумав, он продолжил:
– Нам нужно найти того дорлинга, у которого Мунг нашел единственный экземпляр Свитков. Отправимся к нему. Возможно, он еще жив.
– И вот еще, – Даррен протянул руку с песочными часами. – Не могу понять, что это.
Ван Хорн повертел часы в руке, с любопытством разглядывая. Серые песчинки парили в невесомости, как будто на них не действовал закон тяготения.
– Хм. В них есть магия, но я ее не распознаю. Это какой-то ключ, судя по выгравированному тексту. Вот только ключ для… хм.. разума? Это странно.
– “Когда разум будет во тьме”. Что это значит? – спросил Даррен, тоже внимательно рассматривая часы.
– Не знаю…, – неуверенно проговорил Ван Хорн и отдал часы Даррену.
Почувствовав усилившийся ветер, он добавил:
– Разберемся с этим позже, а сейчас нам нужно скорее выбираться отсюда.
Они подошли к стоящим у входа в пирамиду ламам. Длинная плотная шерсть животных была покрыта густым слоем серой пыли, а сами они понуро стояли, переминаясь с ноги на ногу, как будто остро ощущая неуютность этого места. Даррен, как никогда, был благодарен наставнику, что тот привел ему ламу. Он страшно вымотался за этот длинный день, а его ноги ныли от усталости. Какое счастье, что не нужно снова идти пешком, подумал он. Они быстро оседлали своих лам и стремительно помчались на запад, оставляя за собой клубы серой пыли.