Весь мир в кармане
Броня, Клайд и другие
Небо становилось всё ниже. Оно упорно набухало изнутри чем-то тяжёлым, постепенно меняя цвет в сторону тёмно-свинцового. Сергей поднял голову, разглядывая небеса с потаённой надеждой, но выглядели те всё так же хмуро, и даже немного угрожающе:
«Нужно прямо сейчас поторопиться в отель», – подумал он. – «Пока эти хляби небесные не разверзлись вконец. А то, не приведи господь. Дождик-то, судя по всему, обещается знатный».
Он знал, что на стоянке в машине его ждёт Марк. Ждёт долго. Но уходить не хотелось никак. Он ещё раз окинул взглядом Стену Плача, перевёл его на множество, окружавших еврейскую святыню, людей. Никого из них совершенно не пугала стремительно возрастая вероятность предстоящего дождя, напротив, многих даже изрядно радовала. Весна выдалась на удивление жаркой даже для этих мест. Осадков не было давно, почти месяц стояла сплошная сушь, поэтому перспектива намокнуть никого особо не волновала.
Сергей сделал неудачный шаг в сторону, попав подошвой на небольшой, но неудобный камешек, и чуть не упал. Тело моментально обдало жаром, а потом бросило в озноб, во рту хорошо ощутился металлический привкус, голова слегка закружилась.
«Под ноги нужно смотреть чаще!» – мысленно поругал сам себя. – «А задумываться – реже! Слишком рассеянным стал, постоянно в облаках витаю. Да и выспаться нужно, наконец, по-настоящему».
Немного постоял, переведя дух. Кое-как пришёл в себя, развернулся и направился к машине. Но память хитрая штука, каждая мелочь, попавшаяся на глаза, может стать очередным спусковым крючком, внезапно вызывающим новую волну воспоминаний. Странный комок в горле никак не желал оставить его в покое.
«Сколько же лет-то с тех пор прошло? Четверть века, не меньше. Надо же, а помню всё так ясно, будто вчера…»
Память услужливо подбросила яркую картинку из отдалённого прошлого. Он в кабинете географии. В классе умеренный гам. Как и положено. Перемена. Рядом знакомые до боли лица, друзья: толстенькая рыжая Броня, маленький, худой, невероятно ушастый Клайд и всегда спокойный, уравновешенный Влад. В каком же тогда они учились классе? Кажется, в четвертом. Или нет, в пятом. У них уже началась география. Точно.
В тот день после урока они задержались. Перемена была большой, следующий предмет – лёгким. Куда спешить. Клайд достал с верхней полки глобус. Их, в кабинете стояло несколько, целый ряд, разных по величине. Самый большой – с футбольный мяч, самый маленький – с крупное яблоко. Клайд взял самый маленький. Глобус был совсем небольшой, однако на нём также ярко голубел океан, а суша разделена на страны, раскрашенные в разные цвета. От этого разноцветья, глобус напоминал новогодний ёлочный шар.
– Смотрите, други мои, – важно и со значением проговорил Клайд, – мир, совсем небольшой! Вот такой шарик, которым можно легко поиграть в футбол. А ещё его можно поместить сюда!
И засунул глобус себе в карман.
Ребята, молча, наблюдали за его действиями, даже притихли. Сергей хорошо помнил, что подумал в тот момент – лучше бы вернуть глобус на полку, иначе могут быть неприятности.
Но Клайду, похоже, было всё равно.
– Вот так! Понятно? Теперь у меня весь мир в кармане! – смеялся он.
Сергей вспомнил, как стоял тогда напротив Клайда, как смеялся вместе с ним. Но сам продолжал думать о том, что надо бы вернуть глобус на место.
Сейчас, десятки лет спустя, он мог с уверенностью сказать: да, теперь у меня весь мир в кармане. Я могу поехать куда хочу, когда хочу и на любой срок. Мне могут принадлежать многие вещи, исполнение множества моих желаний, совсем не вопрос. А тогда это была просто игра. Игра, которая у каждого из них стала жизнью. Или может это жизнь, в какой-то момент почему-то превратилась в игру…
– Клайд, поставь глобус на место, – неожиданно твёрдо сказал Влад, до сих пор никак не реагировавший на «цирк», устроенный товарищем.
– А если не поставлю? – стал делано нарываться Клайд.
– Поставишь! – уверенно и спокойно констатировал Влад, и ушёл готовиться к уроку. Более по этому поводу он не проронил ни слова. Но Клайд, покуражившись ещё пару минут, всё же вернул глобус на место.
Сергей родился в середине семидесятых, и вместе с семьёй жил в районе Киева под названием Подол. В то время там проживало много еврейских семей. Семья Сережи Гельфмана была одной из них. Мама Сергея – Майя Абрамовна работала на торговой базе, отец – Александр Яковлевич был ювелиром. Семья жила достаточно обеспечено. Хотя всё это, безусловно, тщательно скрывалось. Отец Сергея был верующим, часто читал Тору, и заставлял всех членов семьи следовать его примеру. Кроме Сергея в семье были ещё две девочки – Бэлла и Сара. Однажды Сергей случайно подслушал разговор родителей, которые мечтали о том, как им дадут разрешение на выезд из Союза, и они уедут в Израиль. Дочек отец хотел отдать замуж за своих, еврейских парней. Разговоры о том, что девочки могут полюбить представителей других национальностей, в семействе строго пресекались, культивировалась надежда, что разрешение будет получено прежде, чем дочери подрастут.
Что касается непосредственно Сергея, то его жизнь лёгкой не была. Он был весьма неуклюжим подростком, носил очки и немного заикался. Ребята в классе над ним подсмеивались, иногда откровенно смеялись. Были даже те, кто зло называл его толстой жидовской мордой. Сергею было обидно, зачастую очень, но в драку он не лез никогда, потому, как конфликтов не любил в принципе, да и победить в поединке вряд ли бы смог. А быть побитым и прилюдно униженным не хотелось. Отсюда – единственно верная тактика: стараться тщательно избегать любых провокаций, как со стороны одноклассников, так и со стороны старших учеников школы. Однако это не всегда срабатывало, и время от времени он ходил в синяках.
Друзей у него практически не было. Хотя… Броню, Клайда и Влада, пожалуй, можно было назвать друзьями. Да-да, не просто приятелями или товарищами, а именно друзьями.
Первый раскат грома прозвучал достаточно глухо и удалённо, но уже второй неприятно резко ударил по барабанным перепонкам в непосредственной близости. Сергей снова поднял голову. Прямо над ним небо разрезала яркая стрелка молнии. На землю упали первые капли дождя.
«Быстрее к машине, быстрее», – подумал мужчина и ускорил шаг. Только дождь накрыл сразу. Мощно и тотально. Сергей почти бежал, чувствуя, как капли попадают за шиворот и прохладными струйками стекают по его спине.
«И что же я раньше-то не ушёл! – посетовал мысленно. – Ведь понимал, что вот-вот хлынет…»
– Сергей Александрович! – ему навстречу с раскрытым зонтиком в руках спешил Марк. – Вы же не взяли… А тут такой ливень…
– Поздно! – Сергей шагнул вплотную к Марку и оказался под зонтом. – Поздно пить «Боржоми», когда почки отказали, – добавил улыбаясь.
– Что? – не понял Марк. – Что пить?
Сергей, уже почти смеясь, обернулся к нему:
– Так говорила моя школьная подруга, Броня. Но тебе, парень, смысл этой фразы понять не дано. Не жил ты в Союзе.
Родители Марка, тоже жили когда-то в Киеве, на Подоле. Но уехали в Израиль ещё до того, как родился Марк.
– Мне и здесь хорошо, – неопределённо хмыкнул парень. К машине подошли вместе. Марк распахнул дверь, продолжая заботливо придерживать зонт. Сергей сел, мазнул рукавом по стеклу, протирая, и уставился в окно. Наблюдал, как растекаются водный и людской потоки. Дождь усиливался, и народ, которому поначалу даже нравился этот естественный душ, видимо понял, что ливень зарядил надолго, поэтому дружно двинул от Стены Плача.
– Смотри сюда! Картина маслом! Бегут, все бегут! – лучился Сергей хорошим настроением.
– Ну да! Такой сильный дождь! Здесь подобное случается редко, – Марк завёл машину. – Вы сказали, что подружка у Вас в школе была Броня. Это имя такое странное? – поменял вдруг тему.
– Да, странное имя. Её звали Бронислава. А мы называли коротко – Броня.
Сергей замолчал, глядя в окно. Перед глазами возникла девочка лет одиннадцати: рыжая, толстенькая, всё лицо в веснушках. Почему-то он помнил её именно такой, хотя видел Броню всего несколько месяцев назад. Сейчас это была красивая, статная женщина, с копной волнистых рыжих волос и зелеными, как изумруд, глазами. Наверное, не нашлось бы мужчины, независимо от возраста, который не оглянулся ей вслед. Но тогда, в далёком советском детстве, Броня была самым настоящим «гадким утенком» и объектом насмешек всего класса. Ребят смешил и её неуклюжий вид, и её странное имя.
Бронислава Олеговна Бокун родилась в рабочей семье. И мама, и отец работали на заводе «Большевик». Отец – сварщиком, мама – стропальщицей. Девочку назвала бабушка, убеждённая коммунистка. Она всегда считала, что у ребёнка должно быть имя, славящее революцию. Поэтому, когда сын и невестка осчастливили её внучкой, бабушка предложила им несколько имен на выбор: Октябрина, Владилена и Бронислава. Как назовут девочку сыну, по большому счёту, было всё равно. Невестка же была приезжей. Она прекрасно понимала, что коли живёт со свекровью вместе, и в её квартире, то лучше к советам прислушиваться, а частенько и принимать условия, которые та выдвигала. Немного поразмыслив, согласилась на Брониславу. Надеялась, что дочку будет звать коротко – Славой, и все будут довольны. Но бабушке такой вариант сокращения столь звучного, лелеянного имени решительно не понравился. Она называть внучку не иначе как Броней. Имя приклеилось к девочке, как липучка, и, что интересно, удивительно ей подошло. Броня росла тихой, незаметной, но очень хитрой и злопамятной. Она хорошо знала и любила математику, много читала различных книг, особенно детективов и приключенческих романов, временами писала стихи. Со стороны учителей никаких претензий к девочке не было, зато в классе её почему-то не любили. Ребята часто шутили над ней, и эти шутки были далеко не безобидными, а зачастую злыми и даже жестокими. Сергей помнил, как однажды выручил девочку из двойной неприятности, когда один из их общих однокашников привязал её за косичку к соседней парте, да ещё умудрился запихнуть Броне в волосы кусок смолы. Девочка тогда долго и горько плакала. Сергей помог, чем мог, а потом старался утешить и поддержать добрым словом. С тех пор и подружились. Но своего обидчика Броня не простила. На очередной контрольной, когда тот исхитрился достать заготовленную шпаргалку – тут же засекла паршивца и незамедлительно «сдала» его учительнице. Парень получил «неуд» и обозлился ещё больше. Так они воевали до самого окончания школы. И таких врагов у Брони было немало.
– Льет-то как, – Сергей продолжал рассеянно смотреть в окно, пребывая в действительности где-то далеко. Небо пребывало тёмно-серым, похожим на большое суконное одеяло. Время от времени его резала пополам молния, порождая через паузу оглушительные громовые раскаты.
– Да, давно такого дождя не было, – Марк обрадовался, что Сергей снова заговорил. Ему хотелось хоть о чём-то поговорить с этим немного странным, но очень богатым субъектом, о котором в его семье рассказывали легенды. Молодому человеку казалось, что через этот разговор он получит некое послание, инициацию на обретение этого самого богатства. Ещё бы! Марку только недавно исполнилось двадцать три. Он вдохновенно мечтал стать состоятельным и успешным человеком, построить бизнес. Но пока помогал отцу. А сейчас, по поручению того же отца, возил Сергея Александровича по святым местам. Парню очень хотелось получить пользу от общения с этим непростым человеком, но Сергей снова необъяснимо и надолго замолчал. Молодому человеку не дано было узнать, что сейчас его умудрённому родственнику опять вспомнилось детство, и совсем далёкая киевская весна, и совсем другая гроза.
Той весной они с ребятами бегали кататься на фуникулере с Владимирской горки. Билет стоил совсем недорого, к тому же компания иногда умудрялась вчетвером прокатиться на два билета. Память развернула перед глазами изумительно яркий майский день, весь насыщенный необычайными ощущениями, эмоциями и впечатлениями. И точно такой же, внезапный дождь с грозой, и сверкающие плети молний, и вздыбившиеся над головой небеса. Как раз на половине пути, когда они спускались на фуникулере вниз. От раскатов грома закладывало уши, создавалось такое чувство, что сама ткань неба прямо сейчас разорвётся на множество кусков. Рыжая Броня, брошенным котёнком, съёжилась в углу кабинки;
– Страшноооо… – дрожала она, не переставая.
– Не боись! – бодрился Клайд. – Выберемся как-нибудь. – Но было хорошо заметно, что сам он боится ничуть не меньше.
– Аааа… если мы здееесь возьмём и зависнем? – осипшим от волнения голосом беспокоилась Броня.
– Молчи лучше, – зло цыкнул на неё Клайд, оглядываясь по сторонам.
Сергей и Влад тогда сидели тихо, каждый в своих мыслях, и в обсуждении не участвовали. Кабинка здорово раскачивалась, однако медленно ползла вниз. В какой-то момент гром, усиленным артиллерийским залпом, прогремел совсем рядом. Броня вжалась в угол ещё сильнее. Клайд вытер лоб. То ли это капли дождя задуло под козырёк, то ли на его лбу от страха выступила испарина. Сергей помнил, что ему самому тогда тоже было страшно до жути, хотя вида он, конечно, не подавал, стараясь держать марку. Один только Влад был удивительно спокоен.
И тут кабинка остановилась. Совсем. Она повисла прямо над склоном Владимирской горки, достаточно густо поросшей деревьями и кустарником. До земли было не менее пяти-шести метров. И никого вокруг. Только косогор внизу с мокрыми деревьями и мокрой травой, да, как назло, постепенно нарастающий ветер.
– Аааа почему мы остановились? – тихонько пискнула Броня.
– Потому, что кое-кто накаркал, – немного зло выдал Клайд. – И кто тебя за язык тянул?
– Наверное, они решили, что в кабинках никого нет. Вот и отключили питание, – резонно заметил Влад. – Мы же в этот раз билетов вообще не покупали.
– И что же делать? – в голосе Брони послышались нотки подступающей истерики.
– Думать. Очень хорошо подумать. Нужно чтобы нас заметили и снова включили фуникулёр, – Влад был предельно собран и, как всегда, прав.
– Ну и как же это сделать? – не унималась Броня.
– Снимай берет! – скомандовал Влад.
– Зачем тебе мой берет? – не поняла Броня.
– Затем! Снимай, я сказал.
Девочка послушно сняла красный шерстяной беретик и протянула его Владу. Тот, недолго думая, взял головной убор, взобрался на сидение и высунулся в окно.
– Держите меня, – скомандовал ребятам. Убедившись, что ноги его держат надёжно, парень вытянулся, насколько мог, вперед, и принялся размахивать беретом, оглашая окрестности на всю силу лёгких:
– Помогите! Эй, кто-нибудь, помогите!
Ребята, без промедления, тоже стали ему вторить. Вскоре они увидели, что где-то, далеко внизу, в будке возле выхода, началось какое-то движение. Затем кабинка вздрогнула и поехала вниз. Сергей вспомнил, как их потом задержали, вызвали родителей, долго вразумляли и воспитывали, а старенький дядька в форме, видимо дежурный, с горечью выговаривал взрослым за то, что их дети катаются «зайцами».
Эх, Влад, он уже тогда был из них самым правильным, самым «реальным», живущим «здесь и сейчас». Они встречались, наверное, пару лет назад, только ближе к лету, где-то на излёте мая. Сергей летал в Москву и удивительным образом наткнулся на друга детства прямо в Шереметьево. И хотя они не виделись до этого уже несколько лет, он без труда узнал Влада, выхватив взглядом в человеческом муравейнике. Раньше регулярно созванивались, пересекались. А потом как отрезало. С Броней и Клайдом какое-никакое общение ещё сохранялось, а вот Влад пропал. Честно говоря, Сергей его и не искал. Он жил своей жизнью. Состоятельного человека и знаменитого учённого. Друзей детства вспоминал от случая к случаю. А тут Шереметьево, скоро рейс на Нью-Йорк и неожиданно знакомое лицо в толпе.
– Влад! – неприлично громко проорал Сергей и, не обращая внимания на возмущённые возгласы, ринулся в самую гущу отъезжающих.
– Серёга! Ого! Привет дружище! – Влад был искренне рад видеть старого товарища. – Какими судьбами здесь?
– Прилетал по приглашению РАН, читать курс лекций. А ты уже в Москве живёшь?
– Нет, всё так же в Екатеринбурге. Здесь тоже проездом, в командировке.
Они тогда долго, со вкусом разговаривали, вспоминали детство. О своей нынешней жизни Влад рассказывал мало и неохотно, отделываясь шуточками. Сергей знал, что он служит в правоохранительных органах. Но где собственно, в каком звании, чем занимается – понятия не имел.
Влад был коренным киевлянином в четвёртом поколении. Но после школы учиться уехал почему-то в Москву, в высшую школу милиции, да так и остался в России. Чем он жил сейчас, и как сложилась его карьера, Сергей не знал, но зато хорошо помнил товарища в детстве. Отец Влада был человеком настойчивым и самоотверженным, полностью преданным своему делу. А поскольку работал следователем, дома появлялся не часто, и ненадолго. Когда ребята учились эдак классе в восьмом, родитель внезапно погиб при исполнении. На дворе уже стояли те самые, лихие девяностые, так что факт был, безусловно, трагическим, но вполне рядовым. Влад остался с мамой и младшим братом, в один день став главным мужчиной в семье.
Мама у Влада работала нянечкой в детском саду. Зарплаты у нянечек во все времена, мягко говоря, весьма скромные. Поэтому после смерти мужа она стала брать подработки, чтобы хоть как-то выживать с двумя детьми. Сначала мыла полы в конторе автобазы, потом устроилась туда же дежурить по ночам на проходную. Теперь Владу стало совсем не до развлечений и встреч с друзьями. Он либо оставался приглядывать за маленьким братом, пока мать была на работе, либо и сам помогал ей как мог. Да и всё домашнее хозяйство было на нём всецело.
– Какие планы на завтра? – голос Марка вырвал его из размышлений.
– Я подумаю. А сейчас поехали в отель. Устал, хочу отдохнуть.
Марк разочаровано вздохнул. Он понял, что разговора с именитым пассажиром не получится. Настаивать не стал. Вдруг гость обидится? Лучше подождать более подходящего момента, чтобы Сергей Александрович был более расположен к разговору, решил парень. Может быть, тогда он и поведает ему, Марку, секрет богатства и процветания, или, о крайней мере, даст какой-нибудь действительно дельный совет. Молодой водитель, как-то совсем по-детски, надул пухлые губы и сосредоточился на дороге.
Дождь барабанил по крыше, странно расслабляя и убаюкивая. Бим-бам, бим-бам, дун-дун-дун.
«Прямо сейчас приму душ и лягу спать, устал», – подумалось Сергею.
Почему и отчего устал? Он полдня сегодня провёл в отеле. Упражнения, завтрак, массаж, просмотр свежей прессы. Потом совсем немного поездили с Марком. Пустяковая, лёгкая прогулка.
«Отчего же я так устал? От воспоминаний, что ли?»
Сквозь прикрытые веки, Сергей искоса взглянул на Марка. Тот сосредоточенно вёл машину, уверенно маневрируя в плотном потоке транспорта. Его пухлые, слегка прикушенные, губы навеяли Сергею новую порцию воспоминаний. Так всегда кривил губы Клайд, когда хотел сделать вид, что обиделся. На самом деле обидеть Клайда по-настоящему было крайне сложно. Был он каким-то необъяснимым, антиэмпатийным, ну и совсем нечувствительным что ли. Для сверстников, зачастую, непонятным. Маленький, худенький, ушастый. С пухлыми как у девочек губами, слабый физически, но практически гений в вопросах математики и программирования. Подросток грезил компьютерами ещё в то время, когда «что это такое» не знали толком в школе даже учителя. Клайд знал. Более того, он постоянно интересовался всем, что мог найти по данному направлению, до чего способен был дотянуться. Только этим и ничем другим.
Клайд жил с мамой. Отца у него никогда не было. Эту тему мама не любила. Когда мальчик ещё в детстве пытался устраивать ей расспросы, но в ответ, как обычно, получал подзатыльники. Потом, когда парень стал постарше, и вопросы зазвучали более настойчиво, она принималась рыдать всякий раз, объясняя попутно, сквозь слёзы, что отец его просто подлец и подонок, который обманул её молодую, соблазнил и бросил. Мама Клайда работала в мясном магазине. Подруг у неё не водилось, как и приятельниц, да и просто хороших знакомых.
– Всем им только одного и нужно. Купить лакомый кусочек мяска по блату – сетовала она.
Периодически, исключительно ситуативно, дружила мать только со своей сменщицей, Клавой. Эта странная дружба, то вспыхивая, то затухая, продолжалась уже много лет, и, видимо, именно в такой форме устраивала обеих. Собственно, именно Клавдии Клайд и был обязан своим именем. Однажды мать рассказала ему, что, когда забеременела – от неё отвернулись все знакомые, друзья, и даже родственники. И только Клава, нет-нет, да и помогала ей, поддерживала, и даже, местами, сочувствовала. Именно тогда мать и пообещала, что, когда родится дочь, а в этом она совершенно не сомневалась, назовёт её именем подруги. Но получилось немного иначе. Родился мальчик. Недолго думая, мать, выполняя обещание, назвала сына Клавдием. Много лет спустя, узнала, что подобное имя бытовало в среде римских императоров. Попыталась объяснить это сыну. Но припозднилась крепко – к тому времени Клайд ненавидел лютой ненавистью и свое имя, и мать, и «благодетельницу» тётю Клаву.
Сергей потёр глаза и вздохнул. Воспоминания окончательно вымотали его. Он понял это наверняка. Как-то в момент ощутил, что тонкая связь, проложенная сквозь время, требует невероятных энергозатрат. Сейчас хотелось остановиться, прекратить думать вообще и расслабиться.
Однако воспоминания не отпускали. Это было так непросто, но чудовищно притягательно, ноюще и сладко одновременно. Опять перед глазами тот самый день, они снова там, все вместе, в кабинете географии, а Клайд залихватски смеётся и запихивает глобус в карман:
– Теперь весь мир у меня в кармане! Весь мир! – куражится мальчик, как бы бросая вызов любой предопределённости, всему, что будет потом.
Клайд, старый приятель, интересно, где ты сейчас? Последний раз Сергей повстречал их с Броней вдвоём, на курорте в Турции, прошлым летом. Симпозиум в Афинах по уровню скуки выдался запредельным, и «светило капиталистического ракетостроения», совсем неожиданно для себя, рванул на крошечном чартере в соседнюю страну буквально на несколько часов.
Выглядели они достаточно странной парой: высокая, статная, рыжеволосая Броня и маленький, худой, такой же ушастый Клайд. Но приглядевшись, становилось понятно, что они во многом дополняют друг друга. Хотя, конечно, могло и показаться.
Сергей был несказанно рад такой встрече, ребята тоже. Присели за столик подвернувшегося кафе, заказали кофе и какие-то мелочи. Вспоминали киевское детство, все свои проказы и приключения. И в тот день, и в кабинет географии мысленно вернулись тоже.
– Смешные мы тогда были, – ковыряла ложечкой какое-то безглютеновое пирожное Броня. – Мир в кармане! Приколисты! Мечтатели в розовых очках. Только теперь, разбивая лоб о действительность, понимаешь, как это мало – просто мечтать. Чтобы весь этот мир был у твоих ног или, скажем, в кармане, нужны деньги. Много денег. Горы.
– Ну, мы же не совсем нищие: тратим прилично, позволить себе можем многое, бываем в различных интересных местах, путешествуем. Неужели мало? – как-то безучастно заметил Клайд, позвякивая льдом в широком стакане.
– Да, да. Но это же не весь мир, – вздохнула Броня.
– Всё ещё у нас впереди, – так же безразлично продолжил Клайд.
Сергей смотрел на ребят и улыбался. Они хоть и изменились внешне, но, по сути, остались такими же – знакомыми и понятными ему детьми. Только лица чуть старше, да одежда подороже. И в кабинет географии – вот так запросто уже не попасть.
– А ты Серёга? Всё больше молчишь да усмехаешься. О чём думаешь? Ты же можешь иметь весь мир, а? – повернулась Броня к нему.
– Наверное, – слегка повёл он плечами, отпил глоток чая из чашки-тюльпанчика и добавил, – могу.
– Так почему же не путешествуешь? Это ведь здорово, – не могла успокоиться Броня.
– Не знаю, не задумывался как-то об этом. Разъезжаю много, а путешествовать не путешествую. Всё больше лаборатории, полигоны да лекционные залы. Города меняются, а обстановка неизменна. Наверное, судьба у меня такая.
– Ты веришь в судьбу? – Броня вопросительно вздёрнула брови.
– Верю, – просто ответил Сергей, – верю.
Броня хмыкнула, пожала плечами, задумалась, а потом вдруг изрекла:
– Вечность даёт нам возможности. Но порой для того, чтобы создать личность, она приглашает судьбу.
– Ты это к чему? – нахмурился Клайд.
– К тому, что Серёга у нас личность, да ещё какая, поэтому для него судьба имеет значение. А мы с тобой – что Бог на душу положит.
– Ого, а ты у нас философ оказывается, – рассматривая её как в первый раз, и как будто что-то для себя решив, наконец-то просветлел лицом Клайд.
– Нет, это не мои слова. Прочитала в какой-то умной книжке.
Судьба, что ты такое? Тропинка? Дорожка? Колея? И так ли в тебе всё предначертано, как случается? Сергей редко, но всё же нет-нет, да и забредал своими размышлениями в дебри этой темы. Быть может ему, и правда, суждено было стать тем, кем он стал, и свершить всё то, что он сделал. Как там сказала Броня? Вечность даёт возможности? Ну да, конечно. Важно лишь увидеть их, не пропустить, не пройти мимо. А заметить, понять и использовать. Тут уж не поспоришь. А дальше? «Чтобы создать личность она приглашает судьбу». Выходит, что личность может проявиться только когда следует заранее заданной колее? Кем? Когда? Может фраза так, пустяк – раздумья ради раздумий? А если всё же истинна? Значит уже тогда, в прошлом веке, светлой киевской весной восемьдесят восьмого – ему уже было предназначено стать великим ученным? И прожить всё то, что он уже прожил. И ещё всё то, что предстоит.
Двигатель мощного автомобиля работал практически бесшумно. Дождь прекратился моментально, как и не было. Сергей облегчённо выдохнул, окончательно расслабился и закрыл глаза.
Артистка
– Каждому своё. Это понятно, но лично я буду артисткой!
Броня стояла в середине комнаты и яростно бросала в чемодан вещи.
– Что за ерунда! Чушь! – пыталась урезонить подрастающее поколение бабушка, повышая количество обертонов голоса. От этого её лицо покраснело.
– Почему чушь? Очень даже хорошая профессия.
– Это профессия хороша лишь для всяких ветреных дамочек, а не для моей внучки. Я, как коммунистка, не позволю!
– Бабуль! Проснись! Твой коммунизм давно закончился. Был да сплыл. Вот и Союза больше нет. Всё меняется!
– Нет! Ты не права! Это всё происки империалистов и незрелого руководства нашей страны. Развели демагогию! Сталина на них нету!
– Ага! Сталина! Вспомни ещё царя. То, чем ты живёшь – необратимое, забытое прошлое, архаика. Сейчас в мире, да и у нас, собственно, свобода и демократия. Куда хочу, туда и еду! И вообще, кем хочу, тем и буду. Поеду поступать в Щуку. Точка!
– Куда-куда? В какую Щуку?
– В Москву, в Щукинское училище. Артисткой буду.
– Ну, хорошо! – неожиданно смирилась бабушка. – Хочешь быть артисткой, будь. Но почему в Москву? Зачем в Москву? В Киеве тоже есть театральный институт. Хороший. У меня даже приятельница имеется, муж которой там преподаёт. Договорюсь обязательно.
– Нет! Я поеду в Москву, решено, – топнула ножкой Броня.
– Далась тебе эта Москва! Не пущу! Ты моя единственная внучка! Думала, хоть ты вырастешь сознательным человекам. Не то, что твои родители! А ты туда же! Яблоко от яблоньки…
– Бабуль! Ну, я же и твоё яблочко тоже! Характер у меня твой. Решила, что поеду, и поеду. Вспомни себя в былые годы? Кто мне рассказывал, как приехал из деревни в Киев? И как все были против? Помнишь? Вот я и выросла, такая же, как ты! – Броня была ещё тем дипломатом, интуитивно определяя самые веские аргументы в споре, да и договариваться всегда умела.
Бабушка зарделась, как в молодости:
– Ну да. Тут ты права, Бронюшка. В меня ты и характером, и статью, – обняла внучку за плечи и горестно вздохнула. – Ладно, езжай.
Идею ехать в Москву полностью сформулировал Клайд. Для этого у него было как минимум две причины. Первая: он давно искал предлог, чтобы уйти из дома. Понимая, что, если останется в городе, мать его всё равно найдёт. А отыскав – постарается ещё больше привязать какими-то условностями и моральными обязательствами, при этом вмешиваясь в жизнь сына так же, как делала это до сих пор. Окончания школы парень ждал с зудящим нетерпением и мечтал уехать куда подальше, лишь бы мать не могла к нему приезжать. Возможно он вообще уехал бы в несусветную глушь: на север, в Сибирь на заработки, но… Была и вторая причина. Клайд обожал компьютеры.
К тому моменту, когда ребята окончили школу, компьютеры претерпели значительные изменения, сделав серьёзный рывок в развитии. Это были уже не огромные, шкафоподобные агрегаты, которыми владели только крупные организации. В обиход вошло понятие ПК – персональный компьютер. Это был относительно небольшой и относительно удобный аппарат, которым, в принципе, мог владеть и отдельный гражданин. Хлынувшие в жизнь постсоветских людей рыночные отношения, ускорили процесс насыщения общественности малознакомой машинерией. Постепенно ПК не просто появились на территории бывшего Советского Союза, но местами стали вполне успешно вписываться в повседневную жизнь организаций и отдельных пользователей. Во многих городах в университетах появились факультеты, которые готовили специалистов по данному направлению. А «самое крутое образование» можно было получить именно в Москве. Ну, по крайней мере, из доступного. Да и приобрести свой собственный ПК в российской столице, конечно, тоже было проще.
На самом же деле Клайд мечтал попасть куда-нибудь за границу и выучиться там. А может и вовсе остаться навсегда жить «за бугром». Но «финансовый вопрос только испортил его». На всём постсоветском пространстве бушевал экономический кризис и гиперинфляция, накопить-то и на учёбу в Москву было делом почти неподъёмным, а о загранице вообще можно было только мечтать.
Броня продолжала собирать вещи, когда зазвонил телефон. Бабушка взяла трубку:
– Алло! – важно сказала она. – Слушаю.
Броню всегда умиляла важность, с которой бабушка разговаривала по телефону, и ещё она любила наблюдать, как во время разговора меняется выражение бабушкиного лица.
Нет-нет! Бабулю свою она очень любила, поскольку именно она в основном и занималась её воспитанием, а не родители, которые либо работали, либо уезжали за город, на дачу. Бабушка дачу не любила, она говорила, что ещё в молодости вдоволь нажилась в деревне. Броня относительно дачи с бабушкой была солидарна. Попытки родителей привлечь дочь к выполнению долга, по сбору очередного урожая, натыкались на стальное сопротивление. Как со стороны Брони, так и со стороны бабули. Это незримое единство самое старшее и самое младшее поколения семьи всегда подкрепляли исподтишка приветственным жестом «Рот Фронт».
Сейчас же Броня, к своему удовольствию, наблюдала, как лицо бабушки из важно-сурового превращалось в милое и приветливое.
– Владушка? Ты? Да, спасибо, конечно, спасибо! Да, Броня дома. Сейчас дам, – и бабушка протянула ей трубку. Влад был единственный из всех Брониных друзей, кого бабушка уважала, уважение это не скрывала и всячески демонстрировала. Сергея, она, как старая коммунистка, не любила, всегда повторяя, что это евреи развалили великую страну и предали дело революции. Клайда вообще терпеть не могла. Во-первых, он был сыном «торговки мясом». А эти торгаши, все как есть, конечно же, предатели и пособники империализма. А во-вторых, она считала Клайда непутёвым, «шпаной подворотной», и всегда остерегала внучку:
– У него же на морде написано, что тюрьма по нему плачет! Горючими слезами и ненадолго.
– Ну что ты, бабуль, Клайд хороший, – пыталась переубедить её Броня, но занятием это было совершенно бесполезным и напрасным. У бабушки уже сформировалось своё, стойкое, коммунистическое мнение.
К слову сказать, как раз к моменту окончания школы, девушка поняла, что Влад ей очень нравится. Определённо. Также не могла не заметить, что Сергею и Клайду нравится она сама. А вот Влад в своём отношении продолжал оставаться нейтральным и дружелюбным. Короче, таким, как и раньше.
– Привет, мой свет, – взяла трубку Броня.
– И вам здрасте, желаю счастья, – ответил со смешинкой Влад. Они так баловались завсегда. – Ну что, готова, или как?
– Почти. Поезд у нас когда? – уточнила девушка.
– В десять вечера. Собираемся за сорок минут у входа в вокзал.
– Хорошо. Тебя твои провожать придут?
– Кто? Мамка работает, брат ей помогает. А твои?
– А мои трудятся на дачных просторах. Разве что бабуля…
– Провожать? Конечно, поеду! – вмешалась бабушка, понимая, о чём идёт речь.
– Ага, бабуля провожать нас будет, – доложила девушка приятелю.
– Вот и хорошо. Тогда до вечера.
– Пока.
Броня опустила трубку на аппарат и тут же вспомнила, что хорошо бы с собой взять ещё и платье в горошек. Оно чудесно держит форму после глажки, немножко стройнит силуэт и приятно на теле. Его она очень любила. А вот куда подевала – вопрос. Поэтому девушка без промедления вернулась в свою комнату, к шкафу.
Влад тоже повесил трубку и присел на табуретку, рядом с кухонным столом. На сердце было тягостно. Уезжать из родного города не хотелось, тем более что он оставлял мать одну, да ещё и со школьником-братом на руках. Но в Москве, в высшей школе милиции работал давний друг отца. Он взялся похлопотать и устроить судьбу сына своего погибшего друга и коллеги. Выбирать не приходилось. Тем более, как сказал его друг Сергей: «От таких предложений не отказываются».
Однако самому Владу от этого было не легче. Хорошо хоть, что едет не один, а вместе с ребятами. Клайд решил поступать в Московский университет на вычислительную математику и кибернетику, Броня – в Щукинское театральное, а Сергей в технический университет имени Баумана.
«Да, жизнь идет, всё меняется. И завтра будет точно не таким, каким мы себе сегодня его представляем. Лучше или хуже? И что нас там ждёт? У всех ли получится поступить? Сможем ли прижиться в новом городе?» – терзал себя Влад всё новыми вопросами, и не находил ответа. Нужно было спешить, заканчивать сборы, а парень так и сидел в раздумьях на кухонном стуле, ничего не замечая и глядя в одну точку.
Клайд в это время собирал вещи. Сборы старался сделать максимально незаметными, чтобы мать, придя с работы, не сразу догадалась о его отъезде. Рассказывать матери о поступлении в московский ВУЗ сын не собирался. На все вопросы, что он собирается делать дальше после школы, отвечал коротко – ещё не решил. Мол, вот лето закончится, тогда и скажу. Мать злилась, но Клайду было всё равно. Он давно привык, что его слова и поступки не в меру злили окружающих. Ему это даже нравилось. Возможно, парню было очень важно заявить о себе, обратить на себя внимание, а сделать это было ой как непросто. К школьному выпускному он стал ещё менее симпатичным, чем был в детстве. Большая голова, торчащие в стороны уши и худое, угловатое тело. Да и с ростом не повезло. Он был почти на целую голову ниже Брони, что уж говорить про ребят.
Сейчас, складывая вещи в рюкзак, парень твёрдо решил никогда и ни за что не возвращаться в родной город. Даже если не получится поступить.
«Лучше вагоны разгружать, чем жить с матерью. И постоянно видеть её лучшую подружайку – малахольную тётю Клаву. Ненавижу!»
– Сережа! Вот пирожки! Сынок, ты, как приедешь, тебя встретит дядя Моня. Пока экзамены будешь сдавать, у них поживёшь. Там будет хотя бы нормальное питание! – Майя Абрамовна складывала в пакет бутерброды и пирожки.
– Мам, ну зачем так много? – Сергей не привык перечить матери, однако, еды и впрямь было невероятное количество.
– Как зачем? А эти твои, друзья? Они ведь тоже едут. Клайд, безотцовщина. Вечно голодный. И Влад.
– Что Влад?
– Ничего. Хороший мальчик, толковый. С ним дружи. А Клайд ваш босяк босяком. От него держись подальше. Плохо кончит. Тюрьма по нему плачет.
– Мама, ну что ты начинаешь?
– Ничего я не начинаю! Слушай, что тебе мать говорит! Держись поближе к Владу. Он толковый. И защитит, если что. Угощай его, там семья бедная, мать одна, да ещё и брат младшенький. Денег в семье лишних нет.
В это время Броня достала из шкафа платье в горошек.
«Пойду в нём на экзамен. Оно привлекает внимание. Или как раз наоборот, отвлекает? Важно, чтобы я им запомнилась, понравилась. И то, что читать буду. И то, как буду выглядеть. Мне нельзя пролететь. Иначе потом бабуля меня никогда и ни за что в другой город не отпустит. Это мой единственный шанс и его упустить никак нельзя. Я должна стать артисткой!»
Клайд вышел из квартиры и прямо в подъезде встретил мать. Она почему-то вернулась пораньше. Специально ведь решил уйти из дома в пять вечера, хотя поезд был в десять, предпочитая вокзальную суматоху возможному объяснению с родительницей. Ей он оставил лишь короткую записку: «Поехал поступать в Москву. Позвоню». А то, что мать работает до шести вечера, парень знал хорошо, поэтому вроде всё рассчитал верно. Однако просчитался. У матери на работе отключили свет, и она закрыла магазин не по графику.
– Ты куда это намылился? – начала она без церемоний, тыкнув пальцем в рюкзак на плече Клайда.
– Куда нужно, – бросил парень коротко, отвернув лицо.
Но матери нужны были пояснения здесь и сейчас, быстро сдаваться она не собиралась. Женщина проворно уцепилась в рюкзак и резким движением сдёрнула его у Клайда с плеча.
– Нет, ты мне расскажешь! Всё расскажешь! Иначе никуда тебя не пущу!
Клайд возражать не стал, лишь ухватился покрепче и, молча, потянул рюкзак на себя. Между ними завязалась борьба. Они перетягивали рюкзак, как канат, не произнося ни слова. Упорство и ярость борьбы нарастали. В какой-то момент Клайд дёрнул рюкзак изо всех сил, и вырвал его из рук матери. Женщина пошатнулась и отлетела в сторону, не удержавшись на ногах. Клайд быстро побежал к двери.
– Сынок! Сынок, куда ты? – услышал он вслед, однако даже не оглянулся. Этот дом, этот двор, этих людей нужно было покинуть как можно быстрее. А, если повезёт, то и прошлого себя тоже.