Дети Солнца. Книга первая
Посвящается Аркадию и Борису Стругацким
«… не стоит кричать в Пустоту. Ибо неизвестно кто вам отзовется…»
В.Полоша.
Начало.
Я проснулся от неприятного жжения во рту. С трудом повернув сухой язык внутри горящей полости рта я ощутил какой-то посторонний предмет. Довольно-таки упругий, чтобы быть моей рвотой и достаточно холодный, чтобы быть частью моего тела. Одновременно с моими исследованиями я непроизвольно отметил то, что остальные мои четыре чувства как-то притуплены. Или отключены вовсе. То есть я хочу сказать, что я ничего не видел- я попытался открыть глаза, но либо из-за того, что так и не смог этого сделать, либо из-за того, что находился в абсолютной темноте, я не смог заметить никакой разницы между тьмой ДО и тьмой ПОСЛЕ. Я не чувствовал ни ног, ни рук, хотя каким-то шестым чувством ощущал (знал? помнил?), что должен сейчас стоять. Я так же не ощущал никаких запахов.
Даже запахов собственного тела.
Мои попытки резким выдохом прочистить носоглотку тоже не привели к изменениям. Сенсорный вакуум продолжался.
Наконец мне удалось выдавить изо рта посторонний предмет, и я услышал странный прерывистый хрип. Мое дыхание. Словно пловец, задержавший дыхание и вынырнувший с огромной глубины, я начал шумно дышать, захлебываясь, откашливаясь и хрипя.
В этот момент надо мной зажегся свет.
Изначально было так заложено (это я тоже понял «шестым чувством»), что для того, чтобы я не ослеп от резкого света, он начинался с еле заметного красноватого, а потом постепенно раскаляясь заливал все вокруг меня своим белым сиянием. За это время зрачки успели сузиться, и я смог наконец разглядеть что же меня все-таки окружало и где я находился.
Во-первых, я был абсолютно гол.
Во-вторых, я находился внутри какой-то трубы, высотой почти в два и диаметром в один метр. Впереди меня был какой-то черный прямоугольник. Пол был немного шершавым и наклонным. Я пошевелил пальцами ног и понял, что это какой-то пористый материал, предотвращающий скольжение.
В-третьих, от меня (или ко мне?) тянулись красные шлейфы катетеров, концы(начала?) которых уходили куда-то в небольшую панель с разноцветными, мигающими огоньками. Катетеры целым пучком входили мне под кожу в местах левого запястья, поясницы, и в область висков. Странно, что я не чувствовал их до того, как увидел их.
Не успел я так подумать, как что-то внутри панельки пискнуло. Катетеры, мгновенно сменив цвет на синий, сами собой вяло спали. Свет от невидимой лампы набрал свою силу и теперь прямоугольник впереди стал просто зеркалом. Я вспомнил, что это стекло, но видимо снаружи было темно…
…я начал вспоминать…
Я- Лев Бонки. Мне одиннадцать лет.
Рост- метр тридцать.
Вес- …не помню…
Телосложение-до гиперсна- среднее.
Коэффициент мускульной массы- 0,45.
Слегка оттопыренные уши, карие глаза, тонкие губы. Голый череп без волос, как следствие долгого анабиозного цикла. Свыше…свыше… сколько свыше? Я не мог вспомнить- сколько должен был спать… видимо, я это вспомню потом. Зеркало с едва слышным шипением медленно начало подниматься вверх и по ногам ударила волна холодного воздуха снаружи. Я непроизвольно отшатнулся, но упершись спиной в заднюю стенку своей анабиозной камеры, понял, что надо выходить.
Пол был настолько холодным, что мне в начале показалось, что я примерз к нему своей голой подошвой стопы. Я неловко подпрыгнул, поскользнулся на какой-то тряпке и, едва не упав, допрыгал до маленького шкафчика. На дверце которого было моё стерео и надпись-
Бонки Лев К. Технический Экипаж.
Какая-то неприятная мысль появилась в моей голове, заставив меня на секунду остановиться и оглядеться вокруг.
Темно. Тихо. Холодно…слишком холодно…
Потом додумаю…
Я рывком открыл шкафчик и с облегчением увидел, что внутри него лежит одежда- начиная от нижнего белья до белоснежного комбинезона. На верхней полочке лежало мое кепи с эмблемой тех. персонала и какой-то брелок. На нижней- находились носки и полуботинки с магнитными подошвами. Я быстро натянул на себя все это, не переставая стучать зубами от холода.
Все. Теперь пора было и оглядеться.
Я помню, что помещение, в котором я находился сейчас- было примерно метров триста в длину и метров пятнадцать в диаметре. По оси этого отсека тянулась длинная лампа, которая должна была освещать всё цилиндрическое пространство. Но судя по всему- она не работала. Единственный источник света-это моя быстроостывающая анабиозная камера. Я также помню, что когда я засыпал, здесь было много людей. Задача одних была- проследить за всеми процедурами для погружения в гиперсон членов Первой Вахты (вспомнил- Первая Вахта Разгона), задача других- расположиться поудобней в ячейке, набрать в рот …фу-у!.. гадость…лучше б не вспоминал!.. и уснуть.
Лет эдак на двести.
Помещение называлось Анабиором. То есть это был отсек внутри которого находилось полторы тысячи анабиозных ячеек с колонистами и членами экипажа звездолета. Такими как я.
О, точно!
Я был членом экипажа звездолета «Хотира». Звездолет класса «Ковчег»! Сорок пять тысяч человек…
А где все? Почему ничего не работает? Почему никого нет из Вахты Торможения?
Я наклонился и поднял ту тряпку, о которую споткнулся в начале.
Грязно-коричневая тряпка. Какая-то плотная ткань. Скорее всего была влажной- на ровных местах искрит иней. Видно, что в Анабиоре было намного холоднее, чем сейчас. Пальцы нащупали какое-то уплотнение на тряпке, и я машинально попытался раскрыть его. Заиндевевшая ткань захрустела и поддалась.
Из-за слабого освещения я не смог понять, что же там было за утолщение. Я подошел поближе к своей камере- отметив, что свет от нее стал немного слабее, – и попытался еще раз разглядеть тряпку повнимательнее. Какие-то буквы, но трудно прочитать- грязь въелась в ткань.
«Вер…вин Александр Д. Вт…рой штур…н».
Это был шеврон дяди Саши. Да, его ячейка была слева от моей…
Все еще держа в руке остаток шеврона, я почти на ощупь двинулся к соседней камере, стараясь идти боком, чтоб случайно не загородить и без того слабый свет. Не дойдя до нее полметра я неожиданно вляпался в какую-то плотную кучу тряпья так, что чуть не упал. Глупо махнув руками и вытянув перед собой руки я удержал равновесие.
Анабиозная камера дяди Саши была пуста. Колпак был открыт, но внутри никого не было. Около камеры чернело какое-то темное пятно, от которого шла такого же цвета широкая полоса, уходящая куда в темноту.
Пытаясь разглядеть это пятно я сел на корточки. Что-то продолговатое кольнуло мне в бедро через ткань комбинезона. Вытащив из кармана брелок, я с запозданием вспомнил, что это фонарик.
Дурья башка. Хожу в темноте, а все это время ношу с собой фонарик. Только бы батарейка не села…
Светодиод вспыхнул прямо мне в лицо белым светом. После получаса темноты он чуть не лишил меня зрения. Проморгав как следует, я сел около пятна и направил луч света себе под ноги.
На полу было большое пятно засохшей крови. То, что я посчитал темной полосой- было просто кровавым следом. Я поднял к глазам шеврон- коричневая грязь, скрывающая от меня имя дяди Саши тоже было кровью. Куча тряпок, о которую я споткнулся- было остатками человеческого тела, от которого в темноту уходила «полоса темного цвета». Почему-то я не сомневался в том, что если пройти вдоль этой «полосы», от тела, можно прийти к тому месту, где сейчас стоял я.
Тут я вспомнил ещё и липкий страх сковал меня.
–Мама! Папа! Где вы?!
Пограничье.
I.
Тик-так.
Это часы. Тикают как настоящие старинные часы. Когда-то у меня были такие. В детстве.
Тук-тук…тук-тук… это моё сердце стучит…я живой. Не клон, не дубликат, ни андроид. Надо просыпаться- через час моя вахта. Надо сменить Элку. Она там скучает, небось…
Тук-тук…тук-тук… Тук-тук…тук…ТУК…тук…
Что?!
* * *
В 4:40 по- бортовому завыла сирена боевой тревоги.
– Это не учения! – прогремел голос капитана, – мы идем на сближение с вражескими крейсерами.
Месяцы тренировок не прошли даром – через две с половиной минуты я уже был закован в броню скафандра, в кресле стрелка и подключал все необходимые системы и режимы. Завершающим движением подготовки к бою было включение связи интеркома и включение режима «актив».
– Р П Г номер семь –к бою готов, – отрапортовал я капитану.
– Принято, Семерка, – ответил Полосков.
– Здорова, Лев,– поприветствовала меня Элка,– номер четыре. Готова.
– Есть, Четвертая.
– Р П Г- три – к бою готов,– это Корней. Номер три.
– Кто это у нас в нейтральной зоне? – спросил я.
– Она такая же твоя нейтральная как и паучья,– густой голос Диксона,– номер шесть. Готов.
Я посмотрел на свой сектор обстрела, но он был чист. Было слышно, что где–то на его краю искрилось облако ионизированного газа. Мой «фонор»-тактический звуковой синтезатор позиционирования целей -озвучил это облако переливами маленьких колокольчиков, не резко и едва слышно.
– Ребята,– обратился я к нашим,– на моём секторе никого. Где они?
– Дай максимальное увеличение на сектор Диксона,– сразу отозвался Зеф,– номер два. Готов.
Ага. Я увеличил масштабирование и услышал приглушенный мерный рокот далеких (а кажется где-то справа, сзади) двигателей. Хотя какой на самом деле звук у контурных ускорителей хо-дракц я, конечно, не знаю. Но пусть уж как-то звучат, чем вообще- никак…
Богомолы.
Два цхе -тхематца только что вынырнули из пограничной облачности и медленно, видно, что только с энго, шли в нашу сторону. Астрономически мы лежали в одно точке, пусть и разделены двумя миллионами километров. Однако сейчас нас с противником разделяла разность хода времени- хронотакт. Мы только что ускорились, чтобы хоть как-то уравновесить наши с противником силы на случай астробоя…а он будет, я это чувствую…
Хо-дракц начали прочесывать астроторию и вскоре быстро пошли в нашу сторону- вдоль остаточного следа наших двигателей. Не снижая скорости, богомолы разошлись, чтобы в случае нашего обнаружения взять нас в клещи.
– Всё,– внезапно сказал Диксон,– унюхали. Теперь держитесь.
– Залп- по готовности,– услышал я приказ Полоскова.
Противник еще не был в моей зоне поражения и мне оставалось только наблюдать, надеясь, что выпадет шанс засадить парочку мегаватт под броню (или что у них там) хотя бы одному из крейсеров.
Первый цхе- тхематц, раскрыл свои недра извергая из себя два звена штурмовиков, которые перестраиваясь на ходу в боевой порядок, метнулись прямо к нам. Эфир вокруг меня сразу взорвался какофонией звуков – старательный фонор поспешил озвучить мне каждый из двенадцати астуверцов, добавляя громкости для тех, кто уже вошел в зону моего обстрела.
– Комары!.. мать их!– ругнулся Зеф,– Ща я вас…
Быстрым движением я возвращаюсь к исходному масштабированию…
… прямо мне в лицо брызнул то ли ливень, то ли град из огня -штурмовики начали атаку- и я инстинктивно втянул голову в плечи, тут же нажав на гашетку Р П Г. Пол подомною вздрогнул и резко пошел вверх. Меня вдавило в кресло и картинка на панораме актива пошла вниз. Уши резанул нарастающий рокот, словно на меня шел на всех парах огромный тягач на паровом двигателе, и передо мной мелькнул – так близко?!– контур вражеского крейсера в окружении ярких вспышек- ответных огней нашего артопа .
Мы сделали вираж и вращаясь по продольной оси отстреливались от противника.
Снова на активе россыпь огоньков- штурмовики опять были в моей зоне.
Так! Я силой вцепился в штурвал наводки и повел перекрестие прицела влево -за далеким ромбиком штурмовика. Судя по звуку, он делал разворот с последующим боевым заходом на цель (на меня).
Есть! Палец мягко нажал на гашетку и теперь я ясно услышал такое приятное и такое успокаивающие прерывистое гудение моей пушки. Ярко-голубые трассы ушли вдаль, слегка на опережение, к уже развернувшемуся штурмовику- комару. Когда до него осталось совсем немного, тот резко поднырнул и вильнув в сторону, перевернувшись, выплюнул в меня несколько желтых капель. Они прошлись надо мной с зубодробительным скрежетом и растаяли за спиной.
Мимо. И я и он.
Еще один мощный пробой, пущенный со стороны одного цхе-тхематца, прошел «над головой».
Пол снова вздрогнул и раздался надрывный визг сирены разгерметизации.
– Попадание в левый борт!– оповестила система артопа.
Какие-то крики в грохоте новой атаки штурмовиков .
– Щит!– закричал кто-то,– прикрой Щит!..
Я выцепил взглядом самого ближайшего ко мне- будем просто, как на учениях сбивать ВСЁ, что попадает в зону обстрела…
Раз! Тяжелое гудение пушки и дуплет пошел вдогонку за одним комаром.
Еще один удар по «Горномору» и меня едва не сдернуло с кресла.
– Попадание в девятый радиальный сектор рострного отражателя.
Два! Выстрел на опережение, чтобы сбить на излете.
Есть! Комар, уходя от первого залпа, вильнул в сторону и нарвался на мой второй залп.
…замигало табло: «тактическое попадание».
Враг поврежден, но не уничтожен. Его еще можно будет починить, наверное…
Сейчас я тебя…Быстро делаю корректировку огня. Меняю залп на четверть мегаватта. Отсеиваю дурацкий фон -он по-прежнему показывал мне далекое облако межзвездного газа, откуда вышли хо-дракц.
Быстро нахожу того «раненного» гада и уверенным движением выстреливаю…
Вспышка, остывающие искорки, и скрежет разрывающегося неизвестного металла.
Абсолютное попадание!
Еще один штурмовик выскочил снизу, выпустил в меня мегаватт, попытался уйти. Я нагнал его у самого края и засадил в него аналогичный заряд, но промазал. Штурмовик крутанулся на месте и огрызнулся в половину мегаватта.
По артопу прошла мелкая дрожь и на панораме прошли радужные всполохи- наше защитное поле едва смогло рассеять выстрел врага.
– Семерка!!!– раздался у меня под ухом бас Полоскова,– вам что -хронотакта мало? Избавьтесь от этой занозы!!!
– Есть, капитан!– не отпуская гашетку я повел беглый огонь в этого юркого комара, заваливая свою Р П Г на право.
Строка разрывов метнулась за пауком, нагоняя его, отмечая пунктирными точками мои недолеты. Но вот одна из точек зацепила комар и, словно споткнувшись, свечкой рванул вверх, беспорядочно крутясь по продольной оси… я попытался достать цель снова, но, в тот момент, когда уже был готов отправить его в Рай для разорванных паучков, он лопнул. На активе ярко-красным сиянием подтверждение моего второго абсолютника. запоздало раздался –о, наконец-то! -звук далекого взрыва.
– Семерка- мостику!– радостно закричал я,– цель уничтожена!
Я сбил второго!!!
В этот момент Актив, одним махом, наполнился яркими точками. словно кто-то сдернул с Панорамы штору, закрывающую от нас множество ярко-зеленых вспышек. Каким-то чудом мы проскочили между разрывами, едва не задев ядовито-зеленые всполохи, но уже следующая серия выстрелов истребителей зацепила нас.
Гад! Второй крейсер исподтишка попытался достать нас издали, не вступая в прямое боестолкновение.
– Попадание в левый борт…попадание в кормовой рефлектор…внутреннее повреждение в отсеке 4-бис…
«Горномор» чертыхнулся, спотыкаясь о вражеский мегаватт и с натугой, которую я почувствовал нутром, рванул в сторону.
Резкий приступ тошноты. и на мои плечи разом легла вся масса моего скафандра…
Чччто происходит?!..
… словно тяжелой кувалдой – удар в спину. Едва успеваю упереться руками в рога штурвала наводки…
– Вот он!– раздался крик в интеркоме,– рядом! Гаси его!.. Выстрел!!!
Я услышал удаляющийся рев тяжелой торпеды, выпущенной по далекому врагу. Причем это была не мелкая сошка, на всякую шушеру торпеды не тратят. Артоп. как будто избавившись от тяжести двадцати тонного «Бульдога», сразу взмыл штопором вверх. Я попытался разглядеть удаляющуюся торпеду на панораме, но она уже скрыл ась из видимости.
Тяжесть скафандра стала более терпимой.
Спустя секунды до меня донесся мощный раскатистый гром, подавляющий все звуки вокруг и, как показалось, заглушающий мысли. В интеркоме наступила тишина, прервавшаяся радостными криками торпедной команды.
– Есть! Горит! Горит!
Я увеличил масштаб. Где-то далеко, за кормой артопа, все еще с резкими хлопками и гулом распускался огромный- даже по космическим масштабам – фиолетово-белый цветок. Он еще не раскрылся до конца и я мог видеть как сквозь эту фиолетовую красоту еще видны какие-то слабые очертания вражеского цхе-тхематца.
Да- а. Еще один плюс хронотакта- видеть в замедленном времени взрыв вражеского крейсера, насладиться, так сказать, его агонией…хотя, о чем я? После попадания в него он.наверное, взорвался за тысячные доли секунды, оставив после себя обломки, радиацию и кусочки- маленькие такие- паучков.
Броня перестала давить, и я облегченно откинулся в кресле.
Где второй? Как– то без интереса, но с каким-то злорадным любопытством, подумал я. На панораме его не было. Его вообще нигде не было. Видимо- удрал.
Трусы, подумал я. Бросили своих комариков, вон- двое осталось. Ленка (номер пять)их добивает. Я еще раз обвел свою зону обстрела.
На моей панораме больше не оставалось активных целей, и хотя я слышал, как вокруг нашего артопа проносятся визжа штурмовики. и огрызаются наши пушки, у меня появилось ощущение, что накал астробоя сходит на нет.
Через минуту, под наши радостные вопли, Лена и Элка добили последнего комара и в 4:52 прозвучал отбой тревоги. Хронотактовые поля отключились и мы вернулись к стандартному течению времени.
Наш бой длился меньше десяти локальных минут и всего две стандартные секунды.
Тик-так…
II.
Проснулся я от того, что Элла резко встала с койки и зацепившееся за ее плечо простыня проползла через мое бедро.
– Мы с тобой проспали завтрак,– не открывая глаз, с игривой суровостью сказала Элка.
Я потянулся до хруста в костях и сел. Наши глаза оказались друг к другу так близко, что как-то само собой получилось, что минуты на две мы опять забыли о завтраке.
– Мы сейчас и обед проспим,– отстраняясь от ее губ, напомнил я.
– Давай- не пойдем,– сонным голосом предложила Элла.
Я посмотрел на нее, предполагая, что она опять захочет многочасового секса, но она просто стала засыпать на моем плече. Мой сон, тем не менее, был нарушен. Взглянув на часы, я понял, что действительно-скоро время обеда. Надо было вставать и одеваться.
Я аккуратно встал с койки и тут же споткнулся о лежащий на полу брошенный впопыхах ботинок. Где-то должен быть второй, но сначала надо найти форму- ее с меня сняли (сдернули) первой…
Застегивая комбинезон, я поймал свое отражение в зеркале, висевшее на створке коммутационной шахты.
Да. Сегодня я- Лев Бонки- выгляжу намного лучше, чем вчера. Нет, мой средний рост, среднее телосложение, короткая прическа на почти круглом черепе остались неизменными. Не изменило свою форму и мое слегка скуластое лицо со слегка оттопыренными ушами. Просто вчера не было этого внутреннего сияния в темно- карих глазах и вот этой самодовольной улыбки, которая выдавала внутреннее пение души.
Причина всего этого фонтана чувств сейчас полулежала на койке позади меня, приподнявшись на локтях, разглядывая меня через полуоткрытые веки. Ее маленькие, нежно- розовые пальчики ног, выглядывавшие из-под простыни, казались мне совсем детскими. Хотелось по- родительски подойти и поцеловать каждый из них.
Отвернувшись от зеркала, я заметил хищный блеск в черных Элкиных глазах. Она цокнула языком, приглашая, но мне пришлось остудить ее.
– Но- но, стрелок, через пять минут обед,– осторожно сказал я.
– Да, я в курсе,– она тряхнула своими черными локонами, отчего несколько прядей упали ей на переносицу.
Элка скосила взгляд и прицелившись отбросила их точным пыхом. Резко отбросив простыню, она с грацией кошки прошлась по тесной каюте. Ее обнаженное тело, подходящее больше подростку, чем женщине, на секунду заставило меня задуматься- а не опоздать ли нам все-таки на обед? Но Элла слишком быстро нашла свою одежду и юркнула в душевую. Коварная мысль отступила.
– Я- готова!– она выпрыгнула из комнатки санузла и встала по стойке смирно.
– Вообще– то, я младше тебя по званию…– начал было я, но тут же получил щипок.
– Вперед!
Пока мы спускались с арт- галереи, обходя поврежденные в недавнем бою отсеки, моя Элла стала ныть, что этот Большой Прыжок сидит у нее вот тута вот, что ей надоело сидеть без дела, что ей хочется одеть противорадиационный скафандр и помочь ремонтникам. Может тогда и время пролетать будет не заметно…
– Особенно тебя ждут в бригаде, которая сейчас латает рефлекторный щит,– поддел ее я.
Она огрызнулась, мол, у них с Отто давно все нормализовалось, они стали просто друзьями, а я глуп, что ревную.
Согласен. Может я и ревную. Просто мне до сих пор непонятна причина, из-за которой Элла бросила здоровенного андроида, с которым встречалась почти три биомесяца. И легкость, с которой она сошлась со мной. Я понимаю, что я далеко не красавец, что моральных качеств у меня не много, что я простой стрелок. То есть я невольно задавался вопросом- а на сколько серьезны наши отношения сейчас и не бросит ли она меня с той же легкостью, как это было с Отто. Хотя, при той любви, которая дарила мне Элеонора каждую минуту со мной, я полагал, что пара недель в запасе у нас все-таки есть.
Чтобы скрыть неловкость, я слегка разозлился и начал цитировать капитана (тем более, что сам подходил к нему с вопросом -давайте я как-нибудь, кому-нибудь помогу, надоело, вот, ничего не делать):
– А что ты умеешь делать, стрелок? Твое бремя- пушка. А о «Горноморе» -ремонтные андроиды позаботятся. Профилактику завершила? Пушка в норме? Еще раз учебную тревогу захотела?
– Чё эт ты? -совсем грубо спросила Элла.
– Да так, отмахнулся я. -все равно завтра дойдем до ремонтной базы …торопись давай, а то в столовую опоздаем…
В этом бою «Горномор» лишился основного субсветового ускорителя -из-за повреждений в оболочке его пришлось экстренно катапультировать. Не считая несколько легких-с точки зрения техников- пробоин и «поцарапанный» Щит, артоп оставался в боевом состоянии. Однако, дальнейшее патрулирование отведенного нам участка было уже невозможным из-за низкой скорости. Поэтому, после нескольких сеансов связи с ближайшими мирами, Полосков разогнал нас на вспомогательных и, перейдя в энго, взял курс к ближайшему из них.
Со слов Петьки, второй помощник-навигатор, мы шли сейчас к Лепро-VII. Когда Петька объявил нам- стрелкам- эту новость все облегченно вздохнули. Лепро входила в Кислородный Альянс и это значит, что на время ремонта нам разрешат размять кости на Поверхности- у всех на памяти была Сайера, где мы были недавно. Налоги на фильтрацию углекислого газа сильно ударили по карману всего экипажа.
Но Петька ждал моей реакции- мы были с ним «земляками». И он и я были с Лепро. Только он был уроженцем этой песчаной планеты, а я просто гражданином. К его сожалению, я только пожал плечами. Петя не мог знать о том, что на «Второй Родине» я не был лет шесть, что я уже отвык от перенаселенных планет. Мне по душе спокойная, размеренная жизнь на артопе, с его искусственным микроклиматом, порядком и тишине по ночам. С Элкой.
Путь до планеты займет всего пять суток стандартного времени, как сказал капитан. В принципе, это нас устраивало- в энго нападение хо-дракц было невозможным, а вектор нашего пути лежал во внутрь Империи.
Для нас- стрелков- наступило затишье.
Плохо было то, что один из штурмовиков засадил нам в кромку Щита торпеду (Слава Богу- она не сдетонировала), но мы остались без отсека 4 -бис. То есть без камбуза.
Голодная смерть нам не грозила, так как наш корабельный повар Рено имел привычку держать консервный запас по всему артопу в самых немыслимых местах, порой удивляя нас неистощимостью этих запасов.
У Рено привычка- в любом порту набирать сверх положенного для артопа пайка консервы, дополнительные офицерские пищевые добавки, обезвоженные. молекулярно-сжатые, саморазогревающиеся брикеты всякой всячины. Зачастую- контрабандой, но с благословения капитана.
Тут была замешана какая-то фобия. Я слышал ходившие по артопу слухи, но на прямую спросить о странностях Рено у кого-то пока не решался.
Теперь наша «столовая» была маленьким закутком в машинном отделении. Идея собрать стрелков у себя под боком принадлежала Валере Петровичу-командиру машинного отделения.
–Во-первых, – у меня полно места. Во-вторых, – до вашей артиллеристской галереи- рукой подать, один переход с палубы на палубу. В-третьих, – в конце концов, когда мы еще сможем так легко посидеть, болтая между собой?
Из-за того, что Валера был почти всегда в самом сердце артопа (как в прямом, так и в переносном смысле)– в самом закрытом, самом защищенном, и в самом скучном месте во всем артопе. Там, где находилось то, что делало простой тихоходный звездолет настоящим звездным прыгуном, покорителем пространства и измерений- энгоновый леброкс.
Поэтому Валера начал писать картины. В начале с помощью стило, позже- прикупив в каком-то порту- вискарными стержнями на пластмассовых листах.
Темой для его картин были наши рассказы. Он с удовольствием слушал наши разговоры, что-то расспрашивал, что-то уточнял, чтобы потом неспешно перенести услышанное на плоский лист. Это утоляло его информационное голодание, которое испытывает каждая творческая личность, находясь внутри машинного отделения. А Валерий Петрович таковым являлся.
Он служил восемнадцать лет в Космофлоте. Он знал свое машинное отделение как свои пять пальцев. Он, полагаясь только на слух, мог определить точное напряжение в гуранговых ресиверах, на «пульс» прослушивал центрифуги, по мельканию бликов определял разнобои в гироскопах. В добавок к этому- он знал тысячи разных историй, свидетелем которых приходилось быть или ему, или его сослуживцам. Иногда он рассказывал их нам. Но чаще- рисовал.
Я видел пару таких рисунков. Было это красиво и необычно. Но это не было произведением искусства, как ни крути. До Водомирского ему было далеко. Но я уважал Петровича и свое мнение никогда не высказывал.
С Элкой мы пришли самими последними- наша стрелковая братия, как называл нас Валера, была уже в полном составе. Из самих машинистов были только Лешка, Оля и Рустам. Остальные были или на вахте или восстанавливали повреждения (машинному отделению тоже досталось не мало).
Рено видимо уже ушел- на импровизированном столе- кожух от оптических накопителей- уже были расставлены сухие брикеты еды с флягами. Все ждали нас. Посередине стола стояла слабенькая лампа, придававшая всей обстановке некое подобие уюта, которого порой нам порой не хватало.
Высокий Корней с трудом встал с корточек, едва не задев «столешницу» и жестом позвал нас к себе.
– Садитесь, тут посвободнее. Подвинься, Оль.
Все заерзали, освобождая место для нас, одновременно пытаясь выкроить место поближе к лампе. Наконец я сел около Ольги, а Элла- опираясь на плечо Андрея- села на корточки, ближе к Корнею.
Валера поднял флягу и торжественно произнес:
– Молодежь. Я вам это, что в моей фляге- не предлагаю. Вдруг- не дай Бог-тревога…хотя, какая в энго тревога?.. хочу сказать следующее: вы живы. Это главное,– он обвел нас взглядом,– я, ладно. Я старый механик. А вам- еще жить и детей рожать.
Он в два глотка выпил содержимое своей фляги и шумно втянул воздух.
– Давайте, налетайте,– скомандовал он и мы начали обедать.
Элка властным жестом отобрала у меня тюбик с каким-то паштетом и выдавила на мою пластмасску темно-красное желе. Оно зашипело и увеличилось в размере. Элка что-то еще подсыпала и размазала по всей поверхности набухшего …мяса?!
– Морской еж, в собственном соку!– гордо, словно именно она его сжимала в тюбик, озвучила блюдо Эля,– ешь, тебе силы нужны!
Я кивнул и достав палочки начал есть.
Ёж так ёж.
За это время все перемешали и передавили из тюбиков, баночек, пакетиков всё что можно и в полутемной комнате разнесся приятный запах молекулярной еды.
Потом мы болтали о всяких пустяках. Корней с Андреем взяв под локотки Лешку, стали упрашивать показать им датчики леброксного преобразователя. Валера, тихо переговариваясь с Ольгой, время от времени подливал себе в стакан что-то из фляги и сразу выпивал. При этом его собеседница каждый раз пыталась его остановить, но Петрович слабо от нее отмахивался.
Девчонки спросили Рустама, старший оператор поляризатора, о том, как им видится астробой отсюда-с закрытого машинного зала. Выяснилось, что вполне мрачновато. Для машинистов наш поединок с противником – это бешенный скачки напряжений в циркальных решетках, постоянное слежение за частотой магнитных ловушек плазменных шнуров (кажется, он так сказал). Причем потенциалы поля меняются почти каждую секунду, а запас каких-то параболических камней у нас на исходе. И так далее… так что- это вам не в паучков тапочками шлепать.
От этой фразы я поперхнулся, но на меня никто не обратил внимания- Элла, Лена и Катя слушали Рустама затаив дыхание. Голос старшего оператора, был густым и, наверное, приятным для женского слуха. Так что не важно что он говорил, лишь бы говорил.
Корней, Диксон, Андрей, Зеф вместе с Лешкой ушли за станины леброкса. Судя по кряхтению и сдавленным кашлям Диксона- они там распивали «запрещенное содержимое» еще одной фляги Петровича. Я повернулся к Ольге и спросил:
– Слушай, а что с инертными гасителями было?
Она на мгновение прищурила свои ярко-зеленные глаза и проглотив очередной кусок еды, уточнила:
– Когда?
– Да ближе к концу боя, до того, как мы в них «Бульдога» запустили.
– На счет торпеды не знаю- это вы оружейников спросите. А на счет гасителей,– она отмахнулась как от чепухи,– кадроновые трубки лопнули.
– И чё?– не унимался я, пытаясь хоть что-то понять.
Я совершенно не представлял себе работу всех механизмов, которые сейчас окружали нас.
Ольга посмотрела на меня удивленным взглядом. Но потом она вспомнила, что перед ней сидел простой стрелок (увидел- выстрелил- забыл- уснул, как дразнили нас техники) и глядя в одну точку нудным тоном ответила:
– Перегрев V- охладителей, автоматический сброс напряжения в блоке инерционных ускорений. Переход на вспомогательный блок. В последующем- замена лопнувших трубок и подача напряжения на основной блок ускорений,– словно на лекции продекламировала Ольга,– вам все понятно, стрелок Бонки?
– Нет,– честно ответил я.
– Вопросы еще есть? Че спрашиваешь?
– Просто. А нельзя?
– Как твой бой?– она перевела разговор на другую тему,– говорят, первого подстрелил?
– Даже двух,– скоромно потупив взгляд сказал я.
– Ну, поздравляю.
Около меня сел Зеф.
– Ффф,– поморщилась Элка,– Перси, неужели нельзя заесть это чем-то?
Зеф дернулся всем телом и тихо отрыгнул в сторону.
– Элка, не тарахти. Я вообще- к Бонки.
– Пить он не будет,– грозно сказала Элла.
– Я не о том. -он подмигнул мне,– тут вы о абсолютниках говорите? Когда наколки делать будешь?
Элка повернулась всем корпусом ко мне и сжала мою ладонь.
– Точно, Лева!
Я попытался найти ответ в ее широко распахнутых глазах, но потом вспомнил недавний разговор с Корнеем.
На Флоте пошла мода- колоть на руке тату паука. За абсолютно сбитого паука. Личного абсолютника. Причем кололи именно тех, кого сбили. То есть по прозвищам вражеских судов.
На нашем «Горноморе» умел колоть только Зеф. И делал он это легко и красиво- его тату красовались на руках стрелков, энгоников и даже на волосатой руке бронемастера.
Зефу так же доставляло удовольствие и то, что при коротких встречах с другими командами артопов, некоторые стрелки забегали к нему «на часок», пренебрегая услугами остальных мастеров. И тогда у каюты нашего второго стрелка выстраивались маленькие очереди из заносчивых молодых людей (попадались и весьма привлекательные особы).
Элка закатала рукав моего комбеза и ткнула пальцем место, около локтя.
– Перси, тут одного, а рядом второго. Зелененьких, да?
– Зеленые,– согласился с ней Зеф,-«комары», все-таки.
– А каким цветом шершень?– поинтересовался я у Ленки.
Лена с довольной миной закатала правый рукав и протянула мне руку. На внутренней стороне белоснежной руки пятого стрелка ядовитым оранжевым цветом блестел шершень с длинным жалом. Около него располагались три бледноватых комарика и два овода.
Ну вот. Теперь и мне будет чем похвастаться перед людьми.
– Зеф, а не больно?– глупо спросил я.
Вместо него ответил Корней, появившийся из темноты:
– У него рука легкая,– стараясь не дышать на Элку с Олей, почти на вдохе, сказал он,– он мне их одиннадцать уже нарисовал.
III.
За несколько часов до подлета к Лепро я и Андрей вступили на вахту у своих орудий. «Горномор» уже вернулся в Родное измерение и теперь, сбавляя скорость, приближался к темно-желтому планетоиду. Несколько раз в зону моего пассива попадали охранные спутники, которые, приблизившись к нам на какое-то расстояние, поспешно исчезали за огневым горизонтом. Может они боялись, что мы случайно сожжем их, а может просто таким образом они демонстрировали свое присутствие, мол, мы тоже не дремлем, если что- мы рядом.
– Цирк, какой-то,– время от времени Андрею надоедало молчать,– как будто артоп никогда не видели…
– Да брось ты,– мне тоже было скучно,– они, может, не могут по-другому засвидетельствовать свое почтение патрульному флоту.
– Не вояки они. Привязаны к орбите. Никуда не ходят. Никому не нужны.
Ага. Сейчас он скажет, что только Патрули на острие войны ходят…
– Другое дело артопы…
Ну вот. Я ж говорил.
На Панораме появился новый статус-цель. Быстро считав с радаров все показания, пассив вывел параметры нового тела, сразу же обозначив ее как «дружественная», своя. Добавил пиктограмму скрещенного гаечного ключика и молоточка.
– Все, добрались,– я откинулся в кресле.
Блеснув неестественным для звезд светом из-за планетарной тени, показалась ремонтная станция. В наушниках послышалось слабое урчание вперемешку с мерным постукиванием маленьких молоточков. Как в старинной кузнице, елки-палки. Где это фонор нахватался таких анахронизмов?
Рядом, вплотную к станции, появилось обозначение двух гражданских судов. Звуков от них не было и пассив обозначил одного как «на стадии профилактического обслуживания» (орбитальный челнок «Кормаган») и «в процессе наполнения» (танкер- газоперевозчик «Мерхан»).
По мере подхода артопа к станции к ее пиктограммке постепенно прибавлялись другие, наползая на первоначальное обозначение, но не затмевая ее как основное. К значку «ремонт» добавились «ложка-вилка», «кроватка», «фильтр», «больница», «бартер», «бордель», «терминал Информатория» и т.д. Когда мы приблизились на расстояние в полсотни километров значки плавно расступились, и уже стало понятно- где что находится и что под чем расположено.
От наблюдательного пассива так же не ускользнуло и то, что по периметру станции расположены огневые точки- орудия дальнего боя. Возможно, еще парочка есть и внутри, но пассив не в состоянии сейчас их заметить.
Я переключился на Актив.
Панорама неприятно замигала и по всему рисунку станции. словно россыпь угольков, заалели два десятка орудийных башен. Панорама указала приблизительные углы атаки каждой. параметры, огневые горизонты, мертвые зоны каждой и выделила опасно- красным три пушки, которые в данный момент были нацелены прямо на «Горномор».
Ого.
Через три секунды после включения моего актива половина орудий уже смотрели на нас.
– Седьмая! В чем дело?!
Я вернулся в пассив.
– Проверка режима актив, бронемастер.
– Ты мне за седые волосы потом ответишь…
Я хлопнул себя по шлему.
– Все нормально, Слава, – вдруг услышал я голос Полоскова,– зато мы знаем, что они тоже не спят.
Это он специально при мне так сказал бронемастеру?
Ремонтная станция «Бродяга» шокировала всех, кто видел его впервые- многокилометровое переплетение блоков жилья техперсонала, чаши ремонтных доков, заправочные, контейнеры со- всем- что- может- быть. С высоты, а мы приближались к ней перпендикулярно к плоскости, станция походила больше на медленно вращающуюся гигантскую паутину, в которой полно всякого налипшего мусора, подмигивающую нам с разных плоскостей своих конструкций-тенет. И в центре всего этого отдельным пятном было километровое сооружение, издали похожее на многослойный диск, который при «ближайшем рассмотрении» терял эти очертания абсолютно. Но судя по виду самого диска- это было самое старое место во всей станции, возможно- от него она и начинала строиться.
Это была почти истина. Но не совсем.
«Бродяга» стал тем, чем он был сейчас недавно- десять лет назад. Согласно приказу местной судоремонтной фирмы «Вийкаба энго- Л» старый звездолет эпохи Первой Звездной Экспансии «Хотира» был перестроен в ремонтную станцию орбитального базирования. На деле же- к частично демонтированному первопроходцу был добавлен весь старый хлам, который имелся на балансе у судоремонтников. За время войны «Вийкаба энго- Л», постепенно разрастаясь, в экономическом смысле, превратилась в концерн и приобрела неплохую репутацию в верхах, так что переименованная и модернизированная «Хотира», стал источником дохода для трети населения аграрного Лепро.
А этот диск- было то, что не смогли, а точнее- побоялись, трогать представители «Вийкабы». Внутри находились системы жизнеобеспечения и нормального функционирования сорока-тонного искусственного мозга. Кибермозг, как когда-то называли много веков назад его проектировщики и обслуживающий персонал.
– Здравствуй «Умник»,– прошептал я.
На какой-то миг я ощутил, как мой шепот прошел через интерком, нырнул в главный коммутатор, а потом каким-то неизвестным мне способом достиг радаров Большого Уха. От них мой шепотом нырнул в недра «Бродяги» и…
… из пустоты пришел приятный добрый голос, который никто не услышал на «Горноморе», но который был адресован только мне.
– Здравствуй, капитан .
Ощущение связи с «Умником» пропало так же резко как и появилось.
Подо мной, раскинувшись своим телом, проплывал «Бродяга».
* * *
– Ну что, стрелки,– весело гаркнул Зеф,– как проведем увольнительные? Вместе или врозь?
Он хлопнул меня по плечу и я невольно поморщился. Несмотря на Элкины просьбы, Зеф наколол мне комаров у предплечья. Мотивируя тем, что я «…молодой, настреляю еще, место на руке экономить надо». Наколки заживали медленно, даром, что Элка каждый вечер мазала их какой-то мазью.
– Я предпочитаю- врозь,– вдумчиво ответил Диксон,– так лучше и не повторяется. Потом будет что вспомнить. А то у всех одно и тоже, даже не интересно…
– Правильно,– поддержал его Андрей,– помните как на Пайде…Элка, ты уже была с нами, когда мы заходили на Пайду?.. а, да. А ты, Лев? Был с нами?..
Я неопределенно кивнул ему и быстро перешагнув через комингс, выскочил в переходник. Судя по топоту ботинок, которые я услышал за своей спиной –я был не один, кто терпеть не мог занудного Андрея.
Спустя три шага меня догнал Зеф и Элка.
– Я с вами до лифтов, а потом- как договорились!– быстро предупредил нас Зеф.
Мы вышли из «Горномора» и пройдя длинную кишку «предбанника» очутились в полупустом доке.
Зеф стоял, разглядывая открывающийся вид на трехсотметровый технический док, закругленные стены которого были тускло освещены габаритными огнями. «Горномору» было отказано в судоремонтном доке, в котором мы бы смогли поместиться целиком. Поэтому нас подогнали к каким-то фермам и просто состыковали с мобильными техничками. Основные работы начнутся только завтра, потому что, насколько я понял, основная ремонтная техника должна расконсервироваться и быть подогнана с противоположного края станции. А сейчас в доке находились большей частью погрузчики.
Я огляделся. Когда-то это был Анабиор. На шпангоутах до сих пор виднелись кронштейны от систем жизнеобеспечения. Теперь на них подвешивались сварочные аппараты, люльки-каюты самих рабочих, какие-то контейнеры, диагностические шунты и прочая дребедень. Выгнутый бок «Горномора», вздымающийся сзади нас и теряющийся за плотной «присоской» был по-домашнему теплый и гладкий. Словно трогаешь какое-то живое существо, преданно любившее тебя. К которому ты питаешь самые нежные чувства. В принципе- так оно и было. Элка машинально достала из кармана дозиметр и прислонила к «Горномору».
– Нормально, почистили.
– Так бы тебя и выпустили отсюда.– начал было я, но тут Зеф сделал несколько шумных вздохов.
– Че эт ты?– в духе Элки спросил я.
– Воздухом дышу,– мрачно изрек Зеф.
А, ну да. После артопа всегда кажется, что воздух других планет пахнет по-другому. По-особому. Отчасти это правда- каждой планете присущ свой неповторимый запах. Даже на тех, которым приходиться постоянно его прогонять через обогатительные плотины. Просто на «Горноморе» то, чем мы дышим, столько раз прогнано через фильтры, что любой запах исчезает бесследно.
Сейчас в воздухе носился запах машинного масла, выхлопов какого-то механизма и пота человеческих тел.
Элка.видимо, тоже унюхала последнее и поморщилась.
Я хлопнул стрелка по плечу.
– Пошли.
– Куда?– Зеф оглянулся,– сейчас ребята выйдут. Корней вчера выходил. Он знает как добраться до стратосферных лифтов.
– Перси, я сам тебя доведу до лифтов,– я взял стрелков под руки и толкнул вперед,– я все-таки здесь жил какое-то время.
– Да ну?– удивилась Элка, вышагивая рядом.
– Я на «Бродяге» в третий раз,– успокоил я их,– кстати, есть тут на станции одно неплохое место…
– Кабак мне нужен только на Поверхности,– предупредил меня Зеф.
– Ну хорошо. Сейчас вот к этому переходнику и на третьем уровне выходим,– я повел их к подъемнику.
Зная Зефа, я уже выучил всю его программу развлечения. Он идет в ближайший кабак, там тратит все деньги, а когда они кончаются, а возвращаться надо,– устраивает или драку или какую-нибудь азартную игру (чтобы оплатить следующую пьянку).В любом случае- через сутки с капитаном Полосковым связывается портовый патруль правопорядка и просит забрать стрелка(так как утихомирить Это- никто не в состоянии).Полосков говорит, что в данный момент у него нет свободного транспорта и т.п. П П П обещает дать свой и туда и обратно-то есть привезти того, кто утихомирит Зефа, к самому Зефу, и обратно, то есть довезти оных до артопа. Таким образом, Зеф экономит на обратной дороге, кто-то из наших совершает «экскурсии» до ближайших вытрезвителей, а Полосков- имеет авторитет капитана бесшабашной команды во Флоте. Это все отрепетировано по ролям и четко налажено (мне самому довелось ездить за стрелком, переодевшись в форму старшего бронемастера Стеклова).
Промежуточный уровень, до которого мы втроем добрались раньше всех, был заполнен прибывающими ремонтниками станции. Судя по загорелым лицам, часть из них прибыла все-таки с Поверхности. Значит можно сразу уйти вниз на лифте, не дожидаясь «попутки». Я боялся. что ремонт- профилактика «Кормагана», челнока который мы видели при подходе к станции, заберет все стратосферные лифты.
– Перси,– я дернул Зефа за рукав,– осторожней. На Лепро очень строгие порядки…
– Да ладно,– отмахнулся он от меня,– мне только прогуляться немного…в первый раз, что ли…
Зеф тут же помчался к ближайшему лифту и, сделав на минутку остановку у интерфейса местного Информатория, нырнул в ближайший переходник, махнув Элке своей рыжей пятерней.
– А как мы?– спросила меня Элла, когда мы подошли вплотную к створкам лифта. – сколько у нас в банке?
Я молча достал свой тубус и нажал на кнопку, расположенную на одном из его торцов.
– 40 киловатт,– ответил я.
– Ну и у меня 34 .
– Что так много?
– Ну, с прошлого раза осталось…Отто за все платил…ну и за сбитого комара двадцатник,– поспешно добавила она,– Лев, почти 70 кВт! Давай снимем здесь номер, в гостинице. Энергии хватит и на робота– консьержа, и на электрокамин, и на горячую ванну…,-она почти повисла на моей руке,– я так давно не лежала в ванне…
– Давай-ка я свяжусь кое с кем,– попытался начать я и подошел к Информаторию.
Элла искренне удивилась.
– У тебя здесь есть знакомые?
– Ну да, а что?– я нажал код доступа и вошел в планетарную сеть.– я вообще гражданин Лепроан,– добавил я не оборачиваясь.
– И давно?– она подошла и заглянула за мое плечо, пытаясь разобрать, что я там набиваю на поиске.
– Девять лет.
Ага. Экран открылся мне нежным лицом Костиной жены.
Судя по взъерошенным волосам, сонному взгляду и полутемной комнате- на Поверхности была ночь.
– Чем могу помочь?– она взглянула на мои воротниковые нашивки,– военный, ты знаешь сколько сейчас времени?
– Мне нужен Константин…Игнатьевич,– вот отчество Кости я чуть не забыл.
– Константин Игнатьевич сейчас …-тут глаза Милы резко расширились,– ЛЕВА?! Левка! Это ты! Где ты? Как ты?– посыпался на меня шквал вопросов,– ну-ка, ну-ка! Я отодвинулся от сенсора, чтоб она смогла разглядеть меня получше,– О-о! Да ты стал ромбом! Ну надо же! За три года…а нет, мы же общались год назад…взрослее стал, что ли?
– От хронотакта все мы быстро взрослеем,– ответил я.
– Толстый,– крикнула Мила Костю,– быстро сюда!
Большие удивленные глаза Элки смотрели то меня, то на Милу.
– Я думала, что ты шутишь,– извиняющимся шепотом сказала она.
– Так, ребята,– строго сказал я,– просыпайтесь. Через часа два буду у вас.
На экране появилось заспанное Костино лицо.
– Я же сказал- не беспокоить…-начал было он, но увидев меня осекся. – Ты где? Ты здесь? Почему не предупредил? Я бы!.. -шепотом закричал он.
Костя вскочил, схватил коннектер и куда-то побежал- за его нечесаной головой промелькнули какие-то лампы, вроде коридор, какие-то деревья…в огород что ли выскочил.
– Просыпайся,– тихо сказал я,– в новостях все скажут. Варенье не забудь из погреба достать, ванну приготовь- приедем, с дороги умоемся. Я не один буду.
Сзади меня раздалось довольное фырканье и чья-то хищная рука ущипнула меня за бок.
Мы быстро нашли кассы и купили билеты на ближайший рейс «Станция «Бродяга»– космопорт «Океанский-2» стратосферного лифта.
Я специально доплатил и купил места у самого окна, чтобы Элка могла увидеть красоту плавно выгибающегося сине-зеленого горизонта, превращающийся в бескрайний Большой Океан. А что может быть красивее. чем колыбель чей-то жизни, пусть не земной, пусть еще не разумной, и не окрепшей, но все-таки уже зародившейся на этой планете?
«Падать» до планеты нам предстояло минут сорок и вскоре, как только мы привыкли к слабенькой гравитации, к нашим креслам подошел стюард.
– Господа стрелки. Не желаете ли что-нибудь?– лучезарная улыбка.
Я махнул рукой, мол, нет. Элка попросила воды, чтоб хоть чем-то придавить желудок, рвавшийся наружу. Я хмыкнул.
– Чего ты смеешься?– обиделась она,– я не привыкла быть в невесомости. Это неестественно, что на таких лифтах нет гравикомпенсаторов. И вообще тут как-то душно.
– Элла, ты удивишься, но тысячу лет назад люди ходили в космос и без компенсаторов. И существовали в невесомости. Ели, пили и…а ты не беременна?
Я сказал это не специально, просто это была моя первая догадка. Пусть сырая, не додуманная, а потому и подлая. У Элки произошел выброс воды через нос и рот. Может, желудок оказался легче двухсот граммов воды?
– Лев. Я убью тебя.
Я подумал, что такой матерый стрелок- треугольник-11- словами бросаться не будет и действительно убьет меня в тот самый момент, когда сила тяжести станет нормальной. Я отвернулся к окну.
Лифт начал проходить первые слои облаков, за которыми обычно располагаются рекламные дирижабли. Хоть почитаю, что сегодня рекламируется на Лепро- та же гамма-кукуруза (подводные плантации и поверхностные угодья на материке экспортировали свой товар на добрую четверть Империи) или что-то другое (нельзя же рекламировать одно и то же семь лет подряд). Небо за иллюминатором резко посветлело. Я разглядел внизу рванное одеяло второго слоя облачности и желтую полоску Веерного Побережья. Сам город Океанский было не разобрать – лифт начнет планировать к нему только на пятикилометровой высоте.
Я почесал подбородок.
Кажется, мы садимся «в утро». Костя спал, по океану еще блестят планктоновые разводы микродариума, небо чистое от смога.
– Лучше расскажи мне о себе,– наконец услышал я приглашение к разговору,– девять лет ты гражданин этой планеты. А до этого? Ты же не здесь родился. Я знаю- видела твою личную закурапию у Полоскова.
– Там не было сказано- откуда я?– спросил я.
– Не помню. Республика какая- то. Я потом искала на галакте, но не нашла. А потом забыла. У меня с галактографией всегда плохо было.
– Этой республики сейчас уже нет, -успокоил ее я,– переименована четыреста одиннадцать лет назад в Округ Дуктис.
– Эй!– встрепенулась Элка,– это же почти у самого Солнца! Ты- родом из Солнца?
– Все мы ходим под светом Солнца,– процитировал я Императора. –нет. Я родился не на Солнце. Это вообще, если ты не знаешь, желтая звезда, недалеко от Дуктиса. Но именно на орбите Солнца есть планета Земля.
– Та самая?
– Да.
За иллюминатором промелькнула пузатая тень дирижабля и лифт начал скользить вдоль его многокилометровых транспарантов, которые на такой скорости падения как наша стали складываться в определенный рисунок и текст. «Месторождения Лепроан- место рождения Лепро!!! Компания Сантагаз!!!» Слава Богу! Кукуруза отошла на второй план. Дирижабли за окном рекламировали природный газ, который недавно начала добывать на втором материке местная компания.
– Ну и?..Дуктис. В смысле, -ну и как называлась та, твоя, республика ?-не выдержала Элла, когда мы снова нырнули в уже второй слой облачности.
– Республика Проксима. Первая республика на второй колонизированной землянами планете. Кстати. Этот «Бродяга» тоже с Республики Дуктис. Был колониальным перевозчиком. Первая Звездная Экспансия.
– Ага. Значит, этот первопроходец и ты с одной планеты,– Элка ткнула пальцем вверх, в сторону ремонтной станции, от которой мы уже порядочно ушли.
Я улыбнулся и кивнул.
Она откинулась в кресле, чему-то торжественно улыбаясь. И затем, помрачнела.
– Сейчас я задам вопрос. Нет –два. Ответь честно и не ври.
Я кивнул еще раз.
– Ты сказал, что на «Бродяге» ты в третий раз. А когда был первый?
– Первый раз я поднялся на его борт – тогда он не так назывался -десятилетним мальчишкой.
– То есть это было…примерно, десять лет назад?
– Это второй вопрос? Нет? А, ну ладно. Нет, не десять. Семьсот двадцать шесть лет назад.
Элка схватила меня за рукав, притянула к себе и попыталась заглянуть мне в глаза.
– Ты один из тех, кто был на этом корабле?– шепотом спросила она.
– Да,– в тон ей шепотом ответил я.
– Колонист?!
– Нет. Последний член экипажа.
IV.
Мы сидели с Костей за маленьким столиком и играли в шахматы, отрываясь от игры, только когда из ванной комнаты раздавалось очередное Элкино уханье.
– Она что- никогда ванной не пользовалась?– осторожно спросил Костя.
– Такой как твоя- нет,– ответил я, переставляя фигуры,– пойми, что эти люди почти всю жизнь проводят внутри искусственных микроклиматов, где крайне редки такие понятия как «много воды», «много горячей воды» или,– я махнул в сторону окна,– живое, настоящее дерево. С червячками в коре и птичками на ветке.
– Консервная банка!– подытожил Костя,– не дыши, не пыхти, не мойся.
– Не совсем так,– возразил я,– намного проще, чем было у нас. Но в целом- да.
Исход партии был предрешен уже пять минут назад, но упрямый Толстяк-Костяк никак не мог с этим согласиться и бросал в бой все фигуры. Когда в очередной раз Костя, не поднимаясь с кресла, потянулся за вареньем он задел рукавом халата несколько моих фигур.
Поле мигнуло и погасло. Фигурки плавно опустились на плоскость столешницы.
– Ой,– сказал он,– кажется, я задел кнопку сброса…
– А я так и знал,– успокоил его я,– тебе мат был через два хода.
Я начал собирать фигуры в футляр.
– Да, в шахматы я так и не научился играть,– Костик принял поражение,– хотя … у меня на это нет времени… А у меня для тебя сюрприз.
Он ухмыльнулся и откинувшись в кресле вдруг совершено неожиданно для меня вытащил из кармана халата сигару. Не сказать, чтобы я удивился. Но настоящую сигару я видел только в своем далеком детстве. Потому что в современном стерильном мире, порядок, царящий внутри звездолетов, где каждый килограмм кислорода на счету, такие вредные привычки как курение- лишняя нагрузка на фильтры. Я думал, что эта привычка искоренена временем.
Костик закинул ногу на ногу и с помощью неизвестно откуда взявшейся зажигалки попытался раскурить сигару. Получалось у него это не совсем умело. Спустя несколько секунд он поперхнулся дымом и противно закашлял.
– Там вроде надо было что-то надкусывать.-пожалел его я,– я помню это по кино.
– Не знаю, не знаю,– Костя с сожалением отложил свой сюрприз,– я был уже слишком правильным ребенком, когда попал в список колонистов «Хотиры».
– Ты не успел стать неправильным- ты еще пацаном был.
– Ты мой ровесник, между прочим!
– Ты хочешь сказать, что я курю?
– А что- нет?.. а…ну да.
– Ага!
За спиной шикнула дверь и перед нами предстала во всей своей красе Мила- вторая половина Кости. Причем его лучшая часть. За тот год, что я ее не видел, она немного похудела. Хотя, может стереокартинка ее просто полнила?
– Лева!– мягко сказала она, наклонилась и поцеловала меня в щеку,– живой. Как приехал?
– Не поверишь- на метро! Ты откуда?
– Отпросилась с работы. Как далеко на этот раз занесло тебя?– традиционный от нее вопрос.
– На этот раз близко- семнадцать световых,– традиционный от меня ответ.
Костя фыркнул.
– Близко для меня- это в пределах пяти минут на моноплане. Естественно, без захода на «второй этаж».
– Близко для меня,– сказал я в тон ему,– это в пределах одного Малого Прыжка. Мил, я не один…-как бы прося прощения обратился я к хозяйке домашнего очага.
– Да ерунда, – отмахнулась та, как будто приводить кого-то в ее дом для меня было обычным делом.
Легкий кивок в сторону Элкиного комбинезона.
– Я надеюсь, мода в Космофлоте не изменилась и эти корсетные робы все еще носят только женщины?– Мила подмигнула,– где она?
– В душе…-я попытался встать с кресла, но был властно посажен назад.
– Мы –девочки – сами разберемся.
Мила легкой походкой прошла через всю комнату, к лестнице на второй этаж.
– Я сейчас переоденусь и мы…-начала было Мила, но внезапно остановилась на половине лестницы. Принюхалась.
– Что за противный запах?
Костя быстро втянул голову в плечи и суетливо смахнул со столешницы крошки табака.
– Дорогая! – нарочито громко объявил он,– Там Лева тебе цветы принес! На тумбочке.
Мила вернулась с пол пути, легко сбежала со ступенек, и подошла к букету.
– Боже мой. Игалии!
Утопив лицо в голубых бутонах, она глубоко вдохнула приятный аромат этих лепроанских цветов.
– Какая нежность,– с едва заметным сожалением Мила аккуратно поставила цветы обратно в вазу,– жаль, что цветут они раз в год…
– Обещали, что расцветут через несколько дней. Новый сорт!– обнадежил я.
– Лева, – супруга Кости улыбнулась мне как ребенку,– они всем так говорят. Особенно приезжим…
Давно я не был на своей второй родине. Во всяком случае, я попытался сделать Миляне приятное.
– Костя,– обратилась она к мужу,– я переоденусь, а потом на нашей летней веранде что-нибудь придумаю. Отпразднуем приезд нашего Скитальца и его знакомой. Так что,– уже строго добавила она,– на ваши мальчишеские разговоры- у вас полчаса.
Мда-а…мы с Костей переглянулись. По большому счету, если бы мы хотели поговорить конфиденциально, то мы могли бы перейти на родной эсперанто. Но это будет не совсем красиво по отношению к Миляниному гостеприимству. Я потянул Костю за рукав.
– И проветрите комнату,– услышали мы вдогонку.
– Мила, -чуть не забыл я.– вычеркни из предполагаемого меню пракидакоры.
– Да? А почему?– не поняла Костина супруга.
– Реабилитационная вакцинация! –ответил за меня ее муж.
Мы быстро выскочили в сад.
– Чуть не попался!– выдохнул Толстяк, когда мы отошли от дома.
– Не можешь- не пробуй.
Костя спрятал сигару во внутренний карман халата.
– Откуда?
– На прошлой неделе был накрыт очередной черный рынок антиквара. Среди абсолютного барахла- бусы, игрушки, кнопочные аппараты связи, абажуры и кофемолки- попались три тонны агрозапасов,– Константин вытащил из кармана пакетик,– кстати. Вот,– и протянул мне.
«Семена кукурузы. Сорт Гея-2»-прочитал я на словно новенькой, только с типографии, упаковке.
Внутри меня похолодело.
«Собственность корабельного агрофонда. Звездный корабль «Хотира».Упаковано в саратон месяц 208 года ».
Вот это да!
За секунды, которые я стоял, оглушенный сюрпризом, держа его между ладонями, ничего не видя и не слыша вокруг, из памяти короткой вспышкой возникли лица моих родителей и какие-то неясные контуры перенаселенных городов. Низкое, сизое от смога, небо, масляная вода Райского Моря…
Видение исчезло.
Это Проксима. Родина. И с каждым разом все меньше и расплывчатее. Время брало свое.