Бывшие не влюбляются

ГЛАВА 1

Я стояла на пороге квартиры и задыхалась от слез. Трясущимися от страха пальцами расстегнула пальто, вцепилась в шарф.

– Долго там возиться будешь? – рявкнул муж из кухни. Он гремел тарелками, крышкой от кастрюли. – Жрать нечего! Ты должна была вернуться в восемь, а на часах двенадцать.

– Знаю, – выдохнула я громко и вытерла мокрые щеки. – Случилось ужасное, Дерел. Мне нужна твоя помощь.

Я шагнула на кухню. Здесь при свете тусклой лампы Дерел мог видеть панику на моем лице, красные от слез глаза и то, как меня всю трясет.

Муж сидел за столом перед пустой тарелкой. В правой руке держал хлеб с маслом, в левой – столовый нож. Пустой взгляд Дерела скользнул по вырванному клоку ткани на юбке, по сбитым носкам сапог.

– Почему ты в таком виде?

– Случилось ужасное, – повторила я нервно, чувствуя, как слезы вновь подступают к глазам. – В переулке между храмом и школой на Войт-стрит, я задержалась, чтобы поговорить с малышами из сгоревшего дома. Помнишь, я говорила про тот дом, что сгорел сегодня утром? Хотела записать, что ребятишки чувствуют, поддерживают ли их семью соседи. Я задержалась, Дерел…

– Я вижу, – оборвал он меня. – Ужин в девять, сейчас уже двенадцать. Что я, по-твоему, должен был делать, а?

Я зло стиснула зубы. Муж меня словно не слышит! Растерянно осмотрелась: грязное белье под раковиной ждало стирки, гора немытой посуды высилась на тумбе еще с прошлого воскресенья. Кажется, на нескольких тарелках рис засох настолько, что его уже ничем не отодрать.

– Ты мог бы навести порядок, – пробормотала я.

– Что?

– Порядок, Дерел. Помыть посуду, отнести белье в ванную комнату. В холодильнике есть мясо, сыр и два вида соуса. Вон в том мешке картофель. Ты ведь умеешь готовить, так почему не потушил картофель с мясом? Это недолго. Да и ты все равно пока не работаешь, а я…

– А ты баба! – взревел муж и вскочил со стула. – С чего вдруг я должен выполнять твои обязанности?

– С того, что я много работаю, а ты…

– А я ждал письмо со склада весь день, нервничал и не мог отвлечься! Приперлась среди ночи в рванье, – и это еще узнать надо, где ты была. На задании, говоришь? С каких пор ты возвращаешься с работы по темноте?

Я не узнавала человека передо мной. Он стал таким совсем недавно – как только мы поженились. Но узнавать Дерела заново я не хотела… Такого Дерела – точно нет. А еще он впервые повысил на меня голос, и терпеть это я не намерена.

Он кричал что-то еще. Я уже не слышала. Застегнула пальто, плотнее обмотала шарфом шею и вышла из квартиры. Дерел не пойдет за мной, я уверена, ему лишний раз наклоняться, чтобы обуться, лень.

Покинуть подъезд я решилась не сразу. Стояла, прислонившись к двери, и слушала шум ветра. Он звенел осколками стекла разбитой на тротуаре бутылки, с хрустом срывал сухие ветки с деревьев и бросал их на металлический козырек.

Каковы шансы, что тот человек из подворотни понял, куда я сбежала? Он гнался за мной несколько кварталов. Я петляла между домами, путала следы, пряталась в кустах, подъездах и даже мусорных баках. Прошел не один час, прежде чем я добралась до дома. Вряд ли он видел, куда я исчезла – иначе догнал бы в два счета.

Я тихонько отворила тяжелую дверь и выглянула в темноту. Слабый фонарь, единственный во дворе, мигал. Если я проскочу мимо него и скроюсь вон за тем поворотом, то сумею добраться до пересечения улиц Уэльской и Воттвард. Там находится отделение полиции, и только полицейские смогут мне помочь. Кто, как не правоохранительные органы, способны дать опору и защиту испуганной гражданке?

До участка добралась в два счета, стараясь не выходить на свет. Бесшумно скользила вдоль домов, пряталась в темных арках и замирала у деревьев, чтобы отдышаться. Мне казалось, что преступник следует за мной по пятам, и только невероятной силой воли я смогла убедить себя снова не разреветься. От страха сосало под ложечкой, и каждый шорох, скрип или чьи-то шаги в конце улицы заставляли меня обмирать.

Вот-вот и он меня схватит. Я почувствую его цепкие пальцы на своих плечах и ничего не смогу сделать. Я маленькая и хрупкая, а он… Тот убийца был под два метра ростом. Именно такие, как он, убивают ночами беззащитных свидетелей. Молча. Хладнокровно.

В конце концов, я запугала себя так, что когда ворвалась в отдел полиции, наверняка всполошила еще и дежурного. В панике подскочила к окошечку и выпалила:

– Я хочу написать заявление!

Дежурный полицейский едва дышал объевшись. Поглаживал себя по круглому животу, дожевывая последний кусочек, и с отвращением поглядывал на коробочки из-под еды перед собой. На меня он взглянул нехотя.

– Поспокойнее, дамочка. Что вас беспокоит?

– Убийца меня беспокоит, – процедила я. – Я журналистка, и сегодня вечером меня отправили в трущобы, чтобы пообщаться с жителями сгоревшего дома. Я задержалась и не успела уйти до заката. Возвращаясь домой, решила срезать путь… Эй!

Я оборвала рассказ, когда дежурный вдруг зевнул. Меня он будто не слушал.

– Так вот, – продолжила я, вновь поймав взгляд полицейского. – Я решила срезать путь через парк, а к тому парку ведет узкий темный переулок. Как только я пересекла улицу, то увидела, как один мужчина заколол другого кинжалом. Или ножом. Или еще чем-то подобным. Не знаю, я не рассмотрела. Убийца увидел меня и, не думая, рванул в мою сторону!

– Но вы ведь стоите передо мной, – дежурный вскинул лохматые седые брови. – Значит, вас не догнали?

– Не догнали, как видите. Я хочу написать заявление на него.

– За что? Он ведь вам ничего не сделал. А погоня, насколько я знаю, не карается законом. К тому же он вас так и не догнал.

Я мысленно взвыла. Мигом вспомнились все матерные слова, которые я по случайности узнала еще в раннем возрасте, но блистать знаниями перед полицейским было нельзя – он и так не стремится помогать.

– Он ведь убил человека, – заметила я. – Соответственно, вы должны поймать его, так?

– Разумеется, и мы поймаем! Но что напишете в заявлении вы? Запомнили, как он выглядит?

– Нет, я же говорю – там было темно…

– Может быть, вы знали того, кого он убил?

– Да нет же!

– Тогда что вы хотите?

– Защиты, разве вы не понимаете? Убийца погнался за мной, и наверняка видел мое лицо. Сколько времени ему понадобится, чтобы от меня избавиться?

Дежурный задумался. Я уже было обрадовалась, что достучалась до него, но он сказал:

– Да нисколько. Мало ли таких, как вы во всем Лэстене? Смените прическу и одежду. Научитесь горбиться, или начните хромать. Измените внешность, поведение, привычки, и убийца вас не найдет.

– Вы шутите, что ли? – ошарашенно спросила я. – То есть если я сейчас выйду из отдела и пойду домой, а по пути меня убьют, то я сама виновата?!

– Дамочка, что вы от меня-то хотите? – взбесился полицейский. – Я зафиксировал ваше обращение, но больше ничем помочь не могу. Всё, идите отсюда. Я должен вызвать своих коллег и сообщить им о случившемся.

– Может, заодно и спросите у них, что мне-то делать?

– Они скажут то же, что и я – идите домой. Выпейте чай с ромашкой, лягте спать, а завтра всё забудете.

Пока я подбирала слова, чтобы высказать все, что думаю, дежурный ушел. Он разговаривал с кем-то в соседнем помещении, а я не собиралась уходить. На улице страшно. Мне там за каждым углом мерещится человек с кинжалом, жаждущий избавиться от единственного свидетеля.

Наконец, дежурный появился в компании своего коллеги. Они оба посмотрели на меня слегка недоуменно, и тот, с кем я уже имела честь пообщаться, спросил:

– Вы все еще здесь? Это даже хорошо! Скажите адрес, где произошло преступление, и мы отправим туда наряд.

Я продиктовала адрес. Щупленький помощник главного дежурного записал его в блокнот и взглядом указал мне на дверь:

– Вы свободны.

Вот и всё, мне здесь больше ничего не добиться. Я поняла это в одночасье и едва не разревелась. Дома муж, требующий ужина, а на темных улицах Лэстена – убийца, ищущий девушку в коричневом пальто. Он меня не забудет и, более того – вероятно, продолжит искать. Будь я на его месте, то не смогла бы спать, пока не найду того, кто способен упечь меня в тюрьму.

Я вышла из отдела, опасливо озираясь по сторонам. Первое, на что упал взгляд – огромный баннер на столбе, рекламирующий организацию с незамысловатым названием “Волк и Заяц”. Я уже слышала об этом агентстве, занимающемся защитой свидетелей, но и подумать не могла, что мне придется воспользоваться его услугами. Даже улыбнулась фотографии мужчины на баннере – он был запечатлен с таким неравнодушным выражением лица, что с ним хотелось познакомиться лично и доверить ему свою жизнь.

Что я, собственно, и готова была сделать прямо сейчас, раз полиция не спешит помогать. Я наивно верила, что как только приду к правоохранителям, меня тут же под руки уведут в безопасное место. Но не тут-то было.

А еще я вдруг поняла, что не хочу видеть Дерела в своей жизни. Больше не хочу. Попрошу защиты у “Волка и Зайца” и уеду в глухомань одна. Там дождусь, когда убийца, которого я увидела в трущобах, будет пойман, а вернувшись домой, разведусь с Дерелом.

Так я думала всю дорогу до агентства. Я к нему бежала так быстро, что запыхалась еще на полпути. Изо всех сил обрушила кулаки на дверь, и в ту же секунду она открылась.

Меня молча втащили внутрь. В кромешной темноте увели по коридорам вглубь здания и впихнули в крошечный, ярко освещенный кабинет.

Только здесь, под защитой толстых стен, я смогла вздохнуть свободнее.

Мужчина с баннера сидел в глубоком кресле за массивным ореховым столом. Одетый в яркий праздничный костюм с блестками и лентами, в окружении книжных стеллажей он казался лишним в этой комнате.

Я смотрела на него неуверенно. Он на меня – с интересом. Мы сверлили друг друга взглядами добрых пять минут, прежде чем в глухой тишине прозвучал его звонкий голос:

– Жертва домашнего насилия, не так ли? – радостно спросил он, закидывая ногу на ногу. – Что требуется: спрятаться от жениха, мужа, или от обоих сразу? Или же вас достала свекровь? Неважно, по какой причине вы здесь, мы поможем в любом случае!

– Я видела убийство, – выпалила я на одном дыхании.

С лица мужчины не сползла улыбка, более того – стала еще шире.

– Меня зовут Тирел, – представился он, в мгновение ока оказавшись рядом со мной. Протянул руку и, когда получил мою, потряс ее со всей силы. – А вы?

– Аделаида. Вы мне правда поможете? – я старалась не пялиться на блестящий розовый цветок, приколотый к лацкану пиджака Тирела, но не могла отвести от него взгляд. Передо мной стоял артист, актер театра, клоун… Да кто угодно, только не владелец самого известного в городе агентства защиты свидетелей.

Я могла ошибиться адресом? Да, вообще-то, нет, не могла. Только ленивый не знает, где располагается “Волк и заяц”.

– Конечно, поможем, – Тирел сверкнул белоснежными зубами и вернулся за стол. – Итак, вы говорите, что стали свидетелем убийства?

– Да. Я не запомнила лица того мужчины, не смогу описать вам его. Я видела только, как перед ним замертво падает другой мужчина с клинком в груди. Потом я побежала со всех ног, убийца бросился за мной, но мне удалось скрыться.

Пока я говорила, Тирел писал что-то в толстом блокноте, через каждое мое слово кивая. Надо же, незнакомец и то более вовлечен в мою проблему, нежели муж и полиция.

– Три тысячи фунтов, – Тирел поднял на меня глаза. – Имеется у вас такая сумма?

Я едва не застонала. У меня нет и сотни фунтов! Последние месяцы работала только я, а Дерел искал работу безуспешно. Сейчас я понимаю, что он ее даже не искал, но тогда я ему верила и не думала откладывать деньги. Весь заработок уходил на еду и обязательные платежи.

Из ценного у меня была только крошечная квартирка на окраине, доставшаяся от родителей.

– Как долго полиция обычно ищет преступника? – спросила я, не надеясь на четкий ответ.

– Дайте-ка подумать… Если труп остался на месте, то убийцу поймают совсем скоро. Собрать улики не составит труда, да и найти свидетелей – тоже. Там ведь были жилые дома вокруг? Конечно, были. Ну, я бы сказал, что полиции понадобится примерно от месяца до десяти.

– До десяти чего?..

– Месяцев, конечно. Но не больше полутора лет, точно.

Я устало опустилась в кресло для посетителей. Наплечная сумка оказалась подо мной, и в ней что-то хрустнуло, но я и внимания не обратила. Месяц, десять месяцев, полтора года. А хочу ли я прятаться так долго? Может быть, проще уехать в другой город бесплатно? Три тысячи фунтов – немаленькая сумма, и мне ее никогда не собрать.

Перед внутренним взором возникла тень убийцы. Я запомнила только его темное пальто, и красные, налитые кровью глаза. Прежде чем развернуться и убежать, я успела бросить взгляд на его лицо, освещенное тусклым уличным фонарем. Не запомнила, конечно, да и не особо разглядела – слишком испугалась в тот момент.

Потом я вспомнила Дерела. Если вернусь домой, придется ссориться с ним, объяснять, что мы друг другу не пара, требовать развод.

Не проще ли скрыться там, где меня никто не найдет? Ни убийца, ни собственный муж.

– У меня есть квартирка, – глухо сказала я. – Она маленькая и без ремонта, но три тысячи вы сможете получить за нее.

– Квартирка? – Тирел прищурился, покусывая кончик карандаша. – Но почему вы готовы пожертвовать жильем?

– Надеюсь на новую жизнь, – прошептала я едва слышно.

Тирел расслышал, но уточнять детали не стал. Он снова записал что-то в блокнот, потом вырвал из него листок и протянул мне:

– Это адрес вашего нового дома. Ковентор – город маленький, никому не известный. Искать вас в нем никто не станет, а если и станет – не найдет.

– Никогда раньше о нем не слышала.

– Вот именно! – довольно воскликнул Тирел. – О нем не слышали ни вы, ни кто-либо другой. “Волк и заяц” работает на совесть, и наши клиенты – самые защищенные клиенты в мире. Обратившись к нам, вы можете быть уверены, что ваша безопасность в надежных руках!

Процитировав рекламный слоган, Тирел протянул мне блестящую карточку:

– Это ваш билет на поезд. Дорога займет около десяти часов. Я дам вам с собой обед и ужин в контейнерах. В доме, адрес которого у вас написан вон на том листочке, кладовые забиты едой на один-два месяца. Этого хватит, чтобы дождаться следующей поставки. Главное, запомните: ни в коем случае не пытайтесь выбраться из Ковентора самостоятельно! Мы заберем вас сразу, как только убийца будет пойман. Если же по какой-то причине вы захотите прервать программу, то просто напишите мне письмо и отправьте его через почтовик.

Тирел протянул мне шкатулку-почтовик, которым обычно пользуются только полицейские. Почтовый артефакт – вещица недешевая. Я бы даже сказала – баснословно дорогая. На весь город общественных шкатулок от силы три штуки, да и очередь к ним на часы.

Я приняла почтовик из рук Тирела и сунула его в сумку. Заодно глянула, что там хрустнуло – это оказалось писчее перо. Впрочем, плевать на него. Если я завтра не выйду на работу, – а я не выйду, – меня все равно уволят без выходного пособия, а писчее перо остаётся журналистам на память.

– Итак, повторю: сейчас я отвезу вас на станцию, где уже будет ждать поезд. Садитесь в третий с хвоста состава вагон, там ваше купе под номером шесть. В Ковенторе вот по этой карте, – Тирел протянул мне карту города, – найдете свой новый дом. И все: живите, наслаждайтесь жизнью! Захотите работать – вас примут в организацию по уборке города. Сейчас осень, и лишние руки им не помешают.

Все, что Тирел дал мне, я сунула в сумку. Тряска прошла, но от волнения желудок скручивался в узел.

– Ах, совсем забыл! – громкий возглас Тирела заставил меня подпрыгнуть в кресле. – Вы молодая и привлекательная девушка, а значит, чтобы не вызывать лишних пересудов, вы будете замужем.

– Я замужем, – кивнула я ошарашенно. – Но мужа… Я бы не хотела брать его с собой. То есть, я хотела, но передумала. Знаете, он не лучший муж на свете…

Тирел замахал руками, прерывая меня:

– Я имел в виду, что вы притворитесь замужней! Не волнуйтесь, дом в Ковенторе большой, и вам будет достаточно места для одинокого существования. Но по легенде, которую я только что придумал, вы будете замужем!

Я непонимающе нахмурилась. Тирел хмыкнул и объяснил:

– Клиентов в “Волке и зайце” много, а домов, нам принадлежащих, мало. Когда у нас на пороге возникнет молодой мужчина, который попросит защиты, то мы отправим его в Ковентор к вам. Я сделаю вам скидку – когда вернетесь, заплатите всего две тысячи девятьсот фунтов. Ну а для того, чтобы соседи не сплетничали, вы сделаете вид, что он ваш муж. Жениться по-настоящему нет необходимости.

– Фиктивный муж, который вовсе не муж, – эхом повторила я. – Мне все равно, пусть приезжает. Жить в одиночестве и впрямь не хочется.

– Вот и отлично, – Тирел одарил меня лучезарной улыбкой. – А теперь мы поедем на станцию. Поезд отправляется уже вот-вот.

Тирел стукнул кулаком по стене, что была сразу за его креслом. В ней тут же появился проход, через который мы и вышли во внутренний двор.

Кеб мчал нас по темным улицам. Я прилипла к окошку, прощаясь с родным городом, и уже когда оказалась на станции, едва не передумала. Я хотела всё отменить, но, представив, как возвращаюсь домой к Дерелу, решительно вышла из кеба.

Видеть Дерела я больше не хотела, да и стать еще одной жертвой того убийцы – тоже. Свидетелей в живых не оставляют – так говорил автор одного известного детективного романа, и я ему верила.

Поезд оглушил протяжным гудком, выбрасывая из трубы облако черного дыма. Тирел еще раз улыбнулся мне, сунул в руки пакет с едой и помог забраться в третий вагон.

За каких-то полчаса моя жизнь круто изменилась, а я даже не поняла как. Впереди маячил незнакомый город, новый дом и даже муж. Веселое, однако, будет приключение…

Знала бы я в тот момент, что ничего веселого меня не ждет в ближайшем будущем, выскочила бы из поезда на ходу.

ГЛАВА 2

Из своего купе я смотрела на пустой перрон. Где все пассажиры и проводники? Никого не было. Только Тирел махал мне рукой на прощание, а когда поезд тронулся, он скрылся в кебе и уехал.

Я села на нижнюю полку, прижимая к себе единственное, что со мной осталось – мою сумку. Ее содержимое не поможет мне выжить в чужом городе, так что оставалось только надеяться на добросовестность организации.

Купе оказалось миленькое: мягкий матрас на кровати, откидной деревянный столик и лампа. Чистое постельное белье уже было здесь, так что мне не пришлось ждать, когда его принесут.

Я застелила кровать и легла на нее прямо в одежде, только сапоги скинула. Как заснула – не помню, а проснулась, когда громкоговоритель оповестил, что поезд прибыл в Ковентор.

Услышав название станции, я похолодела. Вот и всё – я на месте. Что ждет меня здесь? Каким будет мой новый дом? А соседи? Подружимся ли мы?

Из вагона я вышла одна. Даже обернулась и подождала, не появится ли кто-то еще, но двери закрылись, и поезд покатился в обратном направлении. Будто и не поезд вовсе, а наёмный кеб.

Дрожащими от волнения руками вытащила карту города и всмотрелась в нее. Тирел красным фломастером отметил все нужные повороты, прочертил ровную линию через кладбище и кружком обвел дом.

Порыв ледяного ветра появился внезапно. Рванул карту из моих слабых пальцев и унес в деревья.

– Эй! – возмущенно крикнула я и бросилась догонять единственную вещь, которая поможет мне найти жилье. – Черт, черт, черт!

Карта лениво кружилась в воздухе. Высоко. Слишком высоко над землей, чтобы я смогла ее достать! Уныло я смотрела, как она опускается на сухую ветку, сломанную ветром, и цепляется за ее острый край.

– Чтоб тебя!

Так, ладно, у меня еще есть листок с адресом дома. Можно ведь спросить у прохожих, так? А если прохожий попадется дружелюбный, то еще и проводит.

Я двинулась в сторону симпатичного кладбища. Странное словосочетание, согласна, но местные захоронения и впрямь были такими аккуратными, что нельзя было ими не любоваться. Впрочем, мне сейчас не до любования могилками. Обед и ужин, выданные мне Тирелом, я не съела – проспала все десять часов пути. Замерзла, устала, и очень хотелось в уборную. Так что я почти бежала по ровненькой, аккуратной тропе, ведущей на центральную улицу города. Куталась в пальто и мысленно страдала – в Ковенторе погода оказалась куда хуже, чем в Лэстене, а я вовсе не была готова к снижению температуры. На мне тонкое шерстяное платье, облезлые сапоги, легкое пальто и шарф, который никакой согревающей функции не выполнял.

Красоту городка почти не замечала. Только пару раз восхищенно вздохнула, когда поняла, что весь город утопает в деревьях и кустарниках. Листья еще не все облетели, и красно-рыжие улочки со старинными каменными домами казались сказочными. Интересно, а каково здесь летом, когда всё вокруг цветет и благоухает? Надеюсь, до лета мне тут жить не придется! Но обязательно приеду в Ковентор в отпуск.

Я мчалась по дороге и на ходу оглядывалась по сторонам. Город словно вымер – ни одного человека! У кого спросить, куда мне идти?

Остановилась, чтобы отдышаться. Нашла взглядом табличку с названием улицы на ближайшем здании и довольно кивнула: улица Бассейная как раз та, что мне нужна. Мой дом располагался на Бассейной.

Впереди мелькнула человеческая фигура. От радости я в три прыжка достигла незнакомца и схватила его за рукав дубленки заледеневшими пальцами.

Старику на вид было лет семьдесят, или чуть больше. Выглядел он, правда, на все двести – сухонький и сморщенный, трясся на ветру как осенний лист. Да и землистый оттенок лица выдавал преклонный возраст. Его выцветшие глаза уставились на меня как на пустое место.

– О, простите, – я отдернула руку и, дабы сгладить неловкость, зачем-то потрепала незнакомца по руке. – Мне нужна ваша помощь! Я жутко замерзла и спешу домой, но боюсь, что не смогу найти его сама.

– Приезжая? – прохрипел старик. – Все вы, новенькие, заселяетесь в один и тот же дом, что стоит на окраине. Бассейная улица, дом номер три?

Я ошарашенно кивнула.

– Вон туда идите, – махнул он рукой в сторону возвышающегося над остальными домами огромного строения.

– Это не… Не школа или что-то вроде того? – уточнила я, понимая, что мой “домик” размером с рыцарский замок.

– Не школа. Дом сдают, что ли… Не знаю я, да только такие, как вы частенько в него заселяются, а потом убегают, сверкая пятками.

Старик фыркнул и покачал головой, потеряв ко мне всякий интерес. Он скрылся в ветхом доме, у которого я его и поймала.

Что ж, сумма, которую я должна буду заплатить за работу агентства, вполне оправдывается тем, что жить я буду в замке. Ладно, ладно, не в замке – но в таком доме я со своим фиктивным мужем и впрямь могу неделями не пересекаться. Тирел при желании может отправить ко мне хоть пятерых мужей, и все равно я буду чувствовать себя одинокой.

Мой новый дом был окружен садом. В нем росли вечнозеленые ели и кустарники, заснувшие на зиму лиственницы и голые тополя. Желтые и красные листья толстым одеялом укрывали тропинку от ворот до главного входа в дом.

Ворота я отворила беспрепятственно, а вот ключ от дома мне следовало найти под треугольным камнем на лестнице. Так сказал Тирел. Я прошествовала по тропинке, шелестя опавшими листьями и вдыхая умопомрачительный запах приближающейся зимы, который в этом саду чувствовался особенно ярко.

Ключ, спрятанный под камнем, весил не меньше фунта. Мне пришлось приложить усилия, чтобы вставить его в заржавевшую замочную скважину и повернуть. Тяжелая массивная дверь легко поддалась и со скрипом отворилась.

Я замерла на пороге, осторожно заглядывая внутрь. Сердце забилось от восторга: холл оказался просторным и светлым, а не мрачным и затянутым паутиной, как я себе представляла. Почему-то думала, что в таких огромных старинных домах комнаты обязательно завалены хламом, повсюду бегают крысы, а с потолка свисают полотна паутины.

Мне понадобилось какое-то время, чтобы свыкнуться с мыслью, где я теперь буду жить. Всю свою жизнь я провела в крошечной квартире, в которой помимо кухни и ванной была всего одна комната. Я жила в ней с родителями, пока они не погибли. Потом вышла замуж, и супруг переехал ко мне. Всю квартиру я могла обойти за десять шагов: пять до ванной, и еще пять до кухни.

Здесь же в один только холл поместилась бы пара квартир, как моя!

Я закрыла дверь, но не стала запирать ее на засов. Держа сумочку перед собой, тихонько прокралась к длинной лестнице, ведущей наверх. Заглянула в темноту еще до того, как шагнула на первую ступеньку. В воздухе плавал едва уловимый запах сырости и плесени, но я только отмахнулась – привыкну. Навести порядок во всем доме все равно не могу, он слишком большой.

Мои шаги гулко отдавались в пустоте помещений. Почему я решила первым делом прогуляться по второму этажу, не знаю, но не зря – то, что я там увидела, поразило меня с первого мгновения.

Широкий коридор вмещал в себя десятки дверей, три поворота, несколько выходов в башню и на галерею. При желании мы с моим фиктивным мужем могли бы занять по башне на каждого и до конца договора не видеться. Наверное, так и поступим. Ему, я уверена, тоже претит мысль играть в молодоженов.

Довольно быстро я устала заглядывать во все комнаты подряд и сдалась на пятом кабинете. Кому вообще могло понадобиться пять кабинетов? Впрочем, неважно. Для себя я выбрала один – самый уютный из всех. Мне он не нужен, но вдруг я захочу вернуться к работе журналиста? Не лишним будет разузнать о жизни в Ковенторе, написать парочку душещипательных статей и опубликовать их по возвращении домой.

Спальню выбрала первую попавшуюся, и потом оказалось, что она была самой комфортной. В ней не продувалось окно, а кровать не скрипела. Утопленная в нише, кровать выглядела свежей и чистой, да и качественное постельное белье будто только-только сняли с сушильной веревки.

Стены. Вот что меня поразило, так это облезлые стены! С них сыпалась штукатурка, оголяя грубые камни. Известь покрывала пол – мыть придется не один раз. Сколько лет этому дому, раз он в таком убогом состоянии? По холлу и не сказать было, что дому требуется ремонт. Жилище встречало свеженькой современной отделкой, но чем глубже проходишь, тем хуже интерьер.

В своей спальне я бросила сумку на кровать и, с трудом найдя в себе силы, вернулась на первый этаж. Здесь, помимо кладовых, постирочных, комнат для прислуги, обнаружилась очаровательная кухня.

Я так и застыла на пороге с открытым от удивления ртом. И даже облезлые стены не бросались в глаза, настолько гармонично в это помещение вписывалась современная мебель и техника. Новенькая плита, холодильный шкаф, раковина и даже стиральная машинка. Последней я обрадовалась как родной – у меня такой роскоши никогда не было, но я всегда о ней мечтала. Это что же, мне больше не придется стирать руки в кровь в попытке вывести очередное пятно с одежды?

Широкое окно открывало отличный обзор на внутренний двор. Я умильно сложила ладони на груди, с легкостью прощаясь с почти тремя тысячами фунтов. Мало того,что они помогли мне скрыться от преследователя, так еще и подарили кусочек роскошной жизни.

Просторная гостиная с камином, старой, но добротной мебелью и пушистым ковром окончательно убедила меня в правоте моих первых впечатлений. Этот дом был по-настоящему сказочным!

Ну а порядок я наведу. В конце концов, жить мне здесь еще очень долго.

Так я думала остаток дня. После того как за раз умяла обед и ужин, и, раздевшись догола, забралась под пушистое одеяло, поблагодарила рекламный баннер напротив отдела полиции. Если бы не он, кто знает, где бы я сейчас была? Возможно, плавала мертвенькая в канале…

Глухой стук входной двери донесся до меня едва слышно. Я распахнула глаза и села на постели. Нужно было запереть дверь на засов!

Оделась молниеносно. Бегом преодолела коридор, ведущий к лестнице, и замерла наверху, осторожно выглядывая вниз.

На пороге стояла старушка со стеклянным взглядом. Она толкала дверь, пыталась переступить через порог, но что-то удерживало ее и не пускало внутрь. Дверь в это время захлопывалась, но старушка вновь толкала ее ладонями, и всё повторялось.

Я расслабленно выдохнула: дом защищен амулетом от непрошенных гостей, вот оно что! А этот “Волк и Заяц” и впрямь не экономит на безопасности своих клиентов.

– Добрый день! – поздоровалась я с улыбкой, быстро сбегая по ступенькам.

Старушка была примерно того же неопределенного возраста, что и незнакомец, который помог мне найти дом.

Она улыбнулась, обнажая беззубый рот. Сухонькой ручкой приветственно махнула и проскрипела:

– Давненько приехала-то, милая?

– Пару часов назад. А вы…

– А я Флимм Элсон. Живу в соседнем доме, в том, что с белыми ставнями. Познакомиться зашла, – старушка зыркнула поверх моего плеча как-то слишком уж заинтересованно. Впрочем, старушки все очень любопытные, ничего удивительного.

Мне в руки сунули тарелку с чем-то дурнопахнущим, накрытую видавшим виды кухонным полотенцем.

– Угощайся, милая. Пирожки сама пекла сегодня утром.

– Благодарю, – я замешкалась, не зная, пригласить ли Флимм внутрь. Усталость пересилила желание выглядеть гостеприимной, и я виновато произнесла: – Вы простите, я только с дороги, и хотела бы отдохнуть. Но я обязательно приду к вам, верну тарелку.

Старушка промолчала. Только продолжала сверлить меня взглядом и улыбаться беззубым ртом.

По моей спине пробежали мурашки, невесть откуда взявшиеся. Обычная старушка, даже дружелюбная – но отчего-то ее пустой взгляд вызывал в моей душе легкую панику.

Я закрыла дверь, попрощавшись, и только когда тяжелое полотно разделило меня и Флимм, свободно вздохнула. Так, ладно, дверь закрывать все равно не стану – мало ли когда приедет мой фиктивный муж. Пусть войдет самостоятельно, мне нет смысла бегать туда-сюда. Ну а амулет защитит от воришек и странных гостей, можно спать спокойно.

Тарелку я отнесла на кухню, так и не решившись посмотреть, чем меня угостили. Береженого Бог бережет, как говорила моя мама, и принимать еду из рук незнакомцев не следует. Ну а раз уж приняла, то просто ее не есть.

Своего ненастоящего мужа я надеялась не увидеть еще хотя бы неделю. Но организация “Волк и Заяц” и впрямь была очень уж известной в Лэстене, так что уже на следующее утро, когда я спокойно завтракала на кухне тем, что отыскала в шкафах, в холле раздались шаги.

ГЛАВА 3

Я уныло посмотрела на яичницу со сладким перцем – даже не успела попробовать ее. Одним махом допила горьковатый кофе с кислинкой и поморщилась: на продуктах организация сэкономила, закупила самые дешевые. Впрочем, мне не привыкать к продуктам плохого качества, вся моя жизнь была такой же, как этот отвратный кофе.

Натянув на лицо улыбку, я отправилась встречать супруга. Размашистым шагом пересекла кухню, гостиную и выскочила в холл.

Взгляд упал на высокого, статного мужчину в хорошем пальто. На резкие черты лица… До боли знакомые. Тонкий нос с едва заметной горбинкой, крохотный шрам над правой губой.

Мужчина поставил чемодан на пол и потянулся, разминая мышцы.

Я на цыпочках попятилась и скрылась за поворотом. Ни за что не выйду его встречать! Да нам и знакомиться-то не нужно – лет шесть уже знакомы. Сердце колотилось бешено, ладони вспотели. Я еще раз выглянула в холл, чтобы убедиться, что мне не привиделось, и мысленно взвыла.

Ретт Уилсон! Долбаный предатель, место которому в аду!

Я слушала его шаги. Четкие, уверенные, тихие. Ретт поднялся по лестнице, не желая осматривать дом. Наверняка расспросил Тирела заранее, чтобы не плутать по приезде в поисках спальни.

Я дождалась, когда он исчезнет на втором этаже. Яичница уже остыла, да и аппетит пропал. Растерянно осмотрелась: ну и куда идти? Да, дом большой, и можно попробовать прятаться от Ретта всё время, пока он здесь, но нужно ли? Кухня, гостиная и холл общие. Рано или поздно мы все равно пересечемся.

Пусть лучше поздно. Прямо сейчас и прямо сегодня я его видеть не хотела.

Не помню, как поднялась в свою спальню. У двери, правда, замерла ненадолго и тихонько заглянула в щель – никого. Заскочила внутрь и закрылась на засов.

Ретт Уилсон!

Одно только его имя вызывает во мне желание найти того убийцу, познакомиться с ним и на правах “другана” попросить его снести Ретту голову с плеч.

Я думала, верила и надеялась, что больше никогда не встречу этого человека в своей жизни. Мы жили словно в разных мирах: я нищая журналистка, с трудом перебивающаяся от зарплаты до зарплаты, а Ретт – известный детектив. Конечно, после нашего расставания я слышала о нем неоднократно. Газеты пестрили его фотографиями, и каждый второй житель города при упоминании Ретта Уилсона восхищенно закатывал глаза.

Его боготворили.

Все, кроме меня.

Да и разве могла я не скрипеть зубами, вспоминая его лицо? Лицо человека, который растоптал меня с отвращением, как навозного жука. Приручил, использовал, выбросил и забыл.

Я и замуж-то вышла, только чтобы о нем не думать…

Тряхнула головой, прогоняя воспоминания. Села на кровать, но тут же вскочила и принялась ходить по комнате из угла в угол.

Так, что я имею спустя шесть лет? Ум, определенно. Я уже не маленькая глупышка, какой была тогда. Перестала верить людям, закалила характер и научилась говорить четкое “нет”.

Я взрослая, самостоятельная, самодостаточная женщина. Да, нищая, но разве Ретт об этом знает? Не знает. А сейчас мы с ним на равных условиях – оба скрываемся…

А от чего сбежал он?

Ой, да неважно. Ничто не важно, кроме того, что я обязана показать себя с лучшей стороны. И вовсе не для того, чтобы Ретт “понял, кого потерял”, а чтобы видел, что я по нему не страдаю.

Совсем не страдаю. Ничуть. И это даже отчасти правда: меня все эти годы мучило только одно желание – чтобы мужское достоинство Ретта отсохло к чертям собачьим.

В стену полетел графин. Я не поняла, как схватила его с тумбы и швырнула в сторону. Только когда осколки со звоном осыпались на пыльный пол, ошарашено моргнула.

До чего меня доводит этот человек! Даже спустя долгие годы я продолжаю злиться и от ярости плохо соображать. Когда Ретт меня бросил, то все, что я могла – просить его остаться.

Я умоляла его не уходить. Как идиотка. Жалкое было зрелище.

Рыдала ночами, спала в его рубашке. Рубашкой я потом мыла пол, но в первые-то месяцы не снимала ее с себя. Она пахла мятным одеколоном – любимым запахом Ретта Уилсона.

Интересно, он до сих пор пользуется этим ароматом?

С трудом заставила себя сесть в кресло. Ноги тряслись. Я обняла себя, чтобы успокоиться, но не помогло.

Что там говорил Тирел – я не могу уехать из Ковентора, пока за мной не пришлют?

Шкатулка! Он ведь дал мне шкатулку!

Я написала Тирелу на клочке бумаги. Поставила с десяток восклицательных знаков, чтобы он точно понял, что дело плохо. Сунула в почтовик и захлопнула крышку. Вот и все, теперь остается только ждать ответ.

Прошло еще не меньше часа, прежде чем я вспомнила, как правильно дышать. Медленно и спокойно. Ну, подумаешь, со мной в одном доме живет Ретт Уилсон, что с того? Он уже наверняка забыл меня… А я его. Я-то его точно не помню, да. По крайней мере, именно так я буду себя вести. Так, словно с трудом вспомнила имя некогда любимого мужчины.

Оставалось найти в себе силы выйти к нему и поздороваться. Шесть лет прошло, столько воды утекло. Он наверняка женат на той туповатой блондинке, к которой от меня ушел. Может быть, у них даже есть дети. О личной жизни Ретта газеты не писали, так что я могла только догадываться, как он живет.

Я уже почти вышла из спальни, когда подумала, что Ретт сейчас наверняка спит с дороги. Надеюсь, он выбрал для себя комнату в самом дальнем крыле дома, иначе я сама перееду. Не хотелось бы, конечно, менять спальню – та, которую я заняла, мне нравилась. Но если комната Ретта окажется поблизости, то у меня не будет выбора.

Какое-то время я разрывалась между желанием свернуться в комочек под одеялом и не выходить, пока за мной не приедет Тирел, и необходимостью встретиться со своим прошлым лицом к лицу.

Я стояла так, пока не начала замерзать. Не знаю, что с отоплением в этом доме, но вряд ли он так уж хорошо протапливается. Как только температура на улице опустится еще на пару градусов, воздух в комнатах станет ледяным. Сейчас мне казалось, что он уже остыл, и юркие пальцы холода пробираются под мою одежду. Или прямо под кожу. Меня начало колотить, и я обняла себя руками, так и продолжая стоять у самой двери.

Я не могу.

Не могу себя заставить.

Но Ретт, скорее всего, действительно спит с дороги.

Я прислушалась. Из коридоров не доносилось ни звука. Если Ретт и разбирал чемодан где-то в своей спальне, то явно вдали от моей. Я вполне могла беспрепятственно выбраться на кухню и выпить горячего чаю. А заодно подготовить себя к мысли, что могу столкнуться с бывшим на лестнице.

Осторожно приоткрыла дверь и выглянула в щель. Коридор был пуст. Я прислушалась – никаких шагов. Тогда я выбралась из комнаты, тихо-тихо прикрыла дверь, чтобы она не скрипела, и принялась красться по коридору.

Каблуки сапог стучали непозволительно громко.

Я что, готова обречь себя на такое? Я готова вот так каждый день пробираться на кухню за едой и обратно, а в остальное время отсиживаться в своей комнате? Кажется, кто-то только что уверял себя в собственной самодостаточности и сильном характере.

Так что нет. Я не собираюсь прятаться!

И, выпрямив спину, храбро промаршировала до кухни и поставила чайник.

Помещение наполнял отвратительный запах. Кислый, с горчинкой. Еще утром здесь пахло осыпавшейся побелкой и немного – осенью. Пока закипал чайник, я огляделась. Странно, я же только вчера приехала. В ведре под раковиной не было мусора, так откуда эта вонь? И она становится все сильнее…

Я прошлась по кухне, заглядывая под стол и за тумбочки. Открыла дверь кладовой и просунулась в нее. Осмотрела штабеля припасов. Но в кладовой пахло только пылью. Тонкий серый слой покрывал упаковки с крупами и мукой, банки с консервированными овощами. На крюках под потолком висела пара вяленых окороков, завернутых в плотную бумагу. Я почти уткнулась в них носом, но не почувствовала ни намека на ту вонь, которая преследовала меня на кухне.

Знакомый голос раздался прямо за спиной, заставив меня сжаться от испуга.

– Мисс? – сказал Ретт. – Я полагаю, вы и есть моя фиктивная…

Я резко захлопнула дверь кладовой и развернулась к нему, страшно жалея, что не могу убивать взглядом. С удовольствием отметила, как лицо Ретта приняло шокированное выражение.

– …жена, – договорил он абсолютно растерянно.

Пару секунд мы молча сверлили друг друга взглядами. Я скрестила руки на груди, пытаясь замаскировать так свою неуверенность. Он не должен заподозрить, что в глубине души я боялась этой встречи.

Ретт плотно сжал губы. По его взгляду сложно было хоть что-то понять. Красивое лицо, которое я когда-то любила гладить кончиками пальцев, окаменело.

Наконец, мужчина глубоко вздохнул:

– Аделаида, – произнес он без выражения.

– Здравствуй, – кивнула я ему.

Держаться. Только держаться. Не думать об унижении, которое он оставил после себя, и которое грызло меня шесть лет, сжигая стыдом изнутри. Ретт – просто посторонний малознакомый мужчина. У меня нет с ним ничего общего. И я не собираюсь унижаться снова, бросаясь на него, чтобы отхлестать по этой наглой физиономии. Хотя рука невольно потянулась к мокрому полотенцу, висящему на краю раковины.

Чайник зашумел. Я заставила себя отвернуться с невозмутимым видом и залила водой ароматные чайные листья.

– Дрянной здесь чай, – прокомментировала буднично.

Голос звучал ровно. Я была в этом уверена. Я слишком много сил потратила, чтобы развить в себе способность держать лицо в любой ситуации.

Подхватила заварник и чашку, поставила их на поднос и понесла к выходу. Только бы не покачнуться. Только бы рука не дрогнула, чтобы я не выронила все это и не дала Ретту понять, как же сильно у меня сейчас колотится сердце.

– Ада, подожди! – сказал Ретт мне в спину.

Я медленно оглянулась. Удерживать поднос с посудой становилось все сложнее.

– Ты действительно моя… кхм, жена? – спросил Ретт, недоверчиво хмурясь. – Не сотрудница организации?

– Потрясающая дедукция, – протянула я. – Ты действительно по праву стал лучшим детективом. Ты ведь детектив, если я не ошибаюсь?

Посуда предательски звякнула. Я отвернулась и продолжила путь.

– Давай помогу, – донеслось мне вслед. Секунда, и Ретт уже шагал вровень со мной, протягивая руки к подносу.

– Нет, спасибо, – мило улыбнулась я. – Ты, наверное, устал с дороги. Отдыхай. Здесь нас никто не увидит. Влюбленных молодоженов будем изображать потом.

Не знаю, как я добралась до спальни. Дверь открывала уже из последних сил. Я буквально уронила поднос на стол и рухнула на колени, опустошенно наблюдая, как по лакированной поверхности растекается лужица горячего чая и капает на запылившийся паркет.

Тирел. Мне срочно нужен ответ от Тирела. Долго я всего этого не выдержу. Я уже готова схватить пальто, сумку и бежать без оглядки.

Тирел говорил, что убийцу поймают через месяц или десять. Или полтора года, максимум.

Сумею ли я провести полтора года под одной крышей с человеком, который когда-то давно, будто в другой жизни, был для меня всем?

Глубоко вздохнула. Решительно поднялась на ноги и выпрямилась во весь рост. Руки дрожали непозволительно сильно, и я надеялась на чудодейственное свойство мяты в чайной чашке. Она меня успокоит. И тогда я с улыбкой вернусь к Ретту, чтобы обсудить с ним нашу дальнейшую жизнь… Вдвоем. Как когда-то я мечтала.

ГЛАВА 4

Чтобы выбросить из головы мысли о Ретте, я попробовала отвлечься. Одной рукой держала чашку с мятным чаем, второй высыпала содержимое своей сумки на кровать. Что у меня есть? Да ничего толком. Начатая упаковка фруктовой жвачки. Толстый блокнот. Осколки стеклянного писчего пера. Три карандаша и две ручки на случай если перо сломается. Трусы и чулки – не помню, когда закинула их в сумку и зачем. Кажется, они совсем новые… Да, точно: я купила их на распродаже в прошлые выходные, а когда пришла домой, то забыла вытащить. Ярко-красная губная помада. Резинка для волос. Билет на поезд, которым я сюда приехала: блестящий, плотный картон без надписей, кроме одной – даты. Чеки из магазинов, проездные билеты, чековая книжка с нулем фунтов на счете. Тридцать два фунта и пять пенсов мелочью.

Круглый пузырек карамельных духов. Ретт любил этот аромат на мне, так что вот уже шесть лет я его не носила.

Я взяла пузырек в руки и осмотрела: золотистые буквы почти стерлись, но все еще можно было прочитать: “Карамельная любовь”. Приторно-сладкое название когда-то мне очень нравилось, а сейчас вызывало только отвращение.

Вернула в сумку всё, кроме блокнота и карандаша. Я ведь хотела написать статью о жителях Ковентора, так почему не сделать этого сейчас? Вот и повод, чтобы уйти из дома.

Собрала волосы в пучок, допила остывший чай и подхватила блокнот. Флимм будет рада, когда я приду к ней в гости, почему-то я в этом не сомневалась. Заодно отнесу тарелку. Нужно только выбросить то, что в ней лежало. Пирожки, кажется? То, как они пахли, мне совсем не понравилось, так что не жалко избавиться от угощения.

Сердце вновь заколотилось и заныло, стоило мне выйти в коридор. Ретта видно не было, но как только я слышала хоть малейший шорох, тут же горделиво вскидывала подбородок. Я не забитая овечка. И выглядеть такой не должна.

Я так и не поняла, рада ли тому, что не встретила бывшего по пути на кухню, или расстроена. Во мне боролись противоречивые чувства. С одной стороны, жутко не хотелось его видеть, с другой – я бы все на свете отдала, чтобы Ретт снова одарил меня влюбленным взглядом… Как тогда. Давно. В прошлой жизни.

– Черт бы тебя побрал, – выдохнула я расстроено и потерла глаза. Долбаный Ретт не выходил из головы ни на минуту, а ведь я о нем не вспоминала уже пару лет точно. Наша встреча – это судьба или злая насмешка Бога? Неважно, что именно, но стоит смириться.

Сдернула полотенце с тарелки и едва сдержала рвотный позыв. Пирожки с мясом – а это совершенно точно когда-то было мясо – разложились. Вонь стояла от них такая, что защипало глаза. Роились мухи и личинки…

Я не сумела справиться с тошнотой и только успела подскочить к раковине, прежде чем расстаться с завтраком.

Флимм принесла угощение вчера. Да, оно стояло на кухонном столе, но воздух достаточно холодный для того, чтобы еда не портилась так быстро. Да даже в жаре за сутки пирожки не стали бы выглядеть так, словно их приготовили месяц назад!

Я выбросила их в пакет. Этот пакет засунула еще в один. Отнесу к уличной мусорке, дома точно оставлять не буду. Помыла тарелку, держа ее на вытянутых руках, и пожалела об отсутствии перчаток.

Прежде чем выйти из дома, отворила на кухне окно. Внутрь тут же ворвался ледяной ветер, громыхнул ставнями и разметал по полу горсть сухих листьев. Плевать, уберу потом. Сейчас – Флимм.

Ее дом с белыми ставнями располагался в сотне ярдов от моего. Одноэтажный, покосившийся от времени, тянущийся к земле под тяжестью ветров, он скорее походил на заброшенный сарай. Правда, имелась просторная терраса, увитая красным плющом, и одно только это придавало домику вполне жилой вид.

Я с трудом продралась сквозь заросли во дворе старушки. Она явно живет одна, и некому ей помочь с уборкой, так что я и внимания не обратила на запущенность территории.

Отряхнулась от сухих колючек, стоя на крыльце, и дважды стукнула дверным молотком.

Надеюсь, Флимм позволит мне задать пару вопросов о ее жизни и жизни города, но если нет – пойду к тому старичку. Он не выглядел готовым общаться, но я попробую его разговорить.

Шаркающие шаги остановились по ту сторону двери. Флимм проскрипела:

– Кто там?

– Аделаида. Ваша новая соседка. Принесла тарелку, как и обещала.

– Открыто, можешь войти.

Я потянула дверь за ручку сначала на себя, но она не поддалась. Толкнула от себя – снова никак.

– Не могу открыть. Проверьте засов или замок, – попросила я.

Что-то брякнуло. Лязгнул металл.

– Открыто, – недоуменно проговорила старушка. – Наверное, дверь села. Дом старый, того и гляди совсем развалится. Временами балки скрипят, да по стенам идут трещины. Попробуй толкнуть посильнее.

Пришлось положить тарелку и блокнот на ступеньку. Навалилась плечом на дверь, и та заскрипела протяжно. Изо всех сил я приподняла ее, и только так она поддалась.

– Вот так-то! – заулыбалась старушка.

Я кивнула, переводя дыхание. Подхватила тарелку, блокнот и вошла в прихожую. Тут же на меня напало желание расчихаться – слишком много пыли оказалось в доме. Она толстым слоем покрывала пол, стеллажи, столики и диван со рваной тканевой обивкой.

Наверное, мне и впрямь стоит поработать в этом вынужденном отпуске. Волонтерство – благое дело.

– Понравились пирожки? – спросила Флимм с надеждой.

Я с трудом заставила себя ответить утвердительно, но к горлу снова подступила тошнота. Почему-то я была уверена, что старушка не со зла решила накормить меня тухлятиной. Очевидно, что крохотная пенсия Флимм не позволяет ей покупать свежие продукты, а если готовить из подпорченных, то блюда не могут храниться долго.

Разуваться не стала, да и Флимм была обута. Она проводила меня в просторную столовую, где за длинным пустым столом сидели двое ребятишек.

Я радостно улыбнулась: пообщаться с малышами тоже лишним не будет. Для статей полезно все. А если журнал выделил тебе колонку в самом конце, то писать можно что угодно. Хоть о тех же тухлых пирожках. Все равно никто никогда не дочитывает журнал до последней страницы.

– Это Марта и Луи, – представила детей Флимм.

Малыши, похожие друг на друга как две капли воды, смотрели на меня удивленными серыми глазами. Когда я вошла, детишки о чем-то жарко спорили, но сейчас поглядывали молчаливо.

– Они двойняшки, – добавила Флимм.

– Привет, – я улыбнулась им и виновато сказала старушке: – Знала бы, что у вас есть внуки, принесла бы угощение. Ой, простите, я и так должна была принести что-то. Вы ведь угостили меня пирожками. Простите, я совсем не умею заводить знакомства с соседями. Всю жизнь прожила на одном месте и не привыкла еще…

– Не стоит переживать! – оборвала меня Флимм. – Марта и Луи не мои внуки. Они – дети наших с вами соседей, молодой семейной пары. Прибегают ко мне временами, а я и не против. Своих-то детей у нас с мужем никогда не было, а деток я люблю. Кто знает, сколько мне еще жить осталось? Хоть с малышами понянчусь.

– А как они вошли?.. – спросила я и осеклась, обернувшись на дверь, которую сама-то с трудом открыла. А я не немощная старушка, и не семилетний ребенок, но мне пришлось приложить усилия, чтобы сдвинуть ее с места.

Флимм проигнорировала мой вопрос. Смотрела на меня всё тем же пустым взглядом, стоя посреди комнаты. Дети молча вылезли из-за стола и, не прощаясь, скрылись в прихожей. Скрипа двери я не слышала, но спустя пару секунд увидела, как Луи тащит Марту за руку через двор к воротам.

По спине снова пробежал уже знакомый холодок. Как в то утро, когда Флимм пришла ко мне знакомиться.

Я тряхнула головой, решив, что странности мне мерещатся от усталости. Даже не физической, – хотя в последние месяцы я работала так много, что некогда было вдоволь выспаться, – а эмоциональной. Я и без Ретта уже готова была идти к доктору за успокоительным, а с появлением в моей жизни бывшего совсем с катушек могла съехать.

– Чаю? – предложила Флимм.

– Не откажусь, – зачем-то согласилась я, хотя чаю не хотелось. Дождалась приглашения сесть за стол и устроилась на скамейке. – Вы не против поговорить о жизни города? – спросила я, не став юлить. – Я журналист, и хотя в Ковенторе я в… свадебном отпуске с моим мужем, была бы рада узнать чуть больше о жизни города и написать об этом в журнале. Развлечений здесь немного, не так ли? Так что я решила не терять время зря.

– Да что о нем говорить, – пожала плечами Флимм, снимая с печи чайник. – Город как город. Население тысяч пять человек или чуть больше, а может, и того меньше. Переписи не было уже многие годы.

Я чиркнула в блокноте: “Пять тысяч жителей”.

Флимм насыпала чайные листья в заварник, залила водой и поставила его на стол. Вытащила из пыльного шкафа фарфоровые чашки, повертела их в руках и вернула на полку. Вместо них достала простые глиняные кружки, будто решив, что фарфор для посиделок с соседкой не годится. А я была и не против, мне все равно из чего пить чай, который и пить-то не собиралась.

– Давно вы здесь живете? – спросила я.

– Да вот уже лет… – Флимм задумалась, уставившись невидящим взглядом в окно. – Забыла. Представляешь? Забыла, в каком году мы с мужем сюда переехали. Но уже давно, очень давно.

– А ваш муж… Простите, не мое дело. Можете не отвечать.

– Шляется, небось, снова, – грубо ответила Флимм. – Я его почти не вижу. Гуляет он, знаешь ли. Сколько его помню, всегда он таким был.

Я растерянно глянула на свои записи. О муже-изменнике писать или не стоит? Подумав секунду, все же сделала заметку.

– Вы знакомы со старичком, что живет в маленьком домике у кладбища? Я встретила его на днях, когда только приехала, но даже не спросила имени. Он показался мне не очень разговорчивым, и я не стала докучать ненужными расспросами.

– Ты о Герберте? Да он злой, как черт, лучше с ним вовсе не видеться.

– У него что-то случилось, или он всегда таким был?

– Случилось, – проворчала Флимм, ставя передо мной кружку с чаем.

Я отметила про себя, что на поверхности воды плавает мутная пленка, какая бывает, если чай очень долго простоит в кружке и остынет. Чтобы убедиться, что мне не привиделось, сделала осторожный глоток.

Чай был холодным. Кислым. Старым.

Я отставила кружку, силясь не показать удивления. Даже посмотрела на чайник, который Флимм уже убрала с плиты. Взгляд зацепился за дверцу обыкновенной дровяной печи, – электрической техники в доме старушки не было.

В печи не тлели угли. Не полыхал огонь. И в целом она казалась давно не топленной. Воздух в доме был ледяными, он щупальцами полз под одежду, но в этом ничего удивительного – трухлявые стены продуваются.

Так, ладно… Стариков часто настигают разные старушечьи болезни. Они теряют память, ориентацию в пространстве, а иногда и вовсе сходят с ума. Флимм вполне могла быть одной из тех пожилых дам, которые искренне верят, что когда-то принадлежали к древнейшему княжескому роду. Такие, как она, бегают голышом по улицам, едят несъедобное и частенько бросаются на прохожих с топорами. Ставят чайник на холодную плиту и думают, что вода закипит.

Старушка больна. Очевидно.

– У Герберта, говорите, что-то произошло, из-за чего он стал злым, так?

– Угу, – хмыкнула Флимм, вытаскивая из миски, накрытой полотенцем, печенье. Песочный квадратик не рассыпался в ее руках, не оставлял крошек. Старушка не кусала его, а мусолила ввиду отсутствия зубов, но печенье казалось давно окаменевшим. – Враг у него был с самого детства. Еще мальчишками Герберт и Трикс не поделили девчонку. Я уж даже не помню, как ее звали. А когда повзрослели, то Герберт женился на ней. Трикс к тому времени уехал на заработки на север, а десятки лет спустя вернулся и попытался увести у Герберта жену. Мол, любил ее всю жизнь, забыть не смог. Герберт, конечно, оказался против. Он уже и не думал, что в довольно преклонном возрасте его настигнет подобная юношеская глупость.

Флимм бросила печенье на стол и пригубила чай. Не отпила, а так – смочила губы. Посмотрела в окно, потом на меня:

– Трикс заколол его вилами.

– Кого? – сиплым голосом спросила я. Горло отчего-то вдруг пересохло.

– Ну, Герберта же. Заколол, а старуху забрал с собой на север. Уехали они, а Герберт один остался.

– Не насмерть же заколол, – прошептала я, нервно усмехнувшись.

– Нет, конечно. Ты ведь видела Герберта живым, разве нет?

– Надеюсь, – еще более нервно хохотнула я.

– Живой, даже не думай. Не привиделось тебе, да и мне уж тем более. Трикс поранил его, только и всего. Герберт, правда, уверяет всех, что грудь до сих пор болит. Будто вилы в него были всажены по самую рукоять.

– А давно это было?

– Давненько уже.

Я поймала себя на мысли, что почти ничего не записала. Флимм ошарашила меня рассказом, и я забыла, зачем пришла. Пришлось спешно прощаться и бежать домой, пока из головы не вылетело ничего из того, что рассказала соседка.

Но меня вновь задержала дверь. Я оторопело смотрела на нее, трижды пытаясь отворить. Дергала вверх и вниз, в стороны, но она не поддавалась.

– Да через окно уж лучше, – посоветовала Флимм, указывая на плотно закрытые створки. – Малышня поди так и пробирается каждый раз.

– А вы-то как из дома выходите? – спросила я холодея.

Флимм улыбнулась, обнажив беззубый рот. И снова оставила вопрос без ответа.

Я рванула створки на себя. Выскочила через оконный проем, горя желанием быстрее отсюда убраться. По зарослям мчалась с бешено колотящимся сердцем. Сорняки путались вокруг ног, цеплялись за лодыжки, не давали уйти. И только когда я оказалась во дворе своего дома, остановилась.

Я не могла понять, что именно меня испугало. Обычная старушка, болтливая немного. Покосившаяся дверь, которую невозможно открыть, не приложив достаточно усилий. Ну а дети заходят в дом и выходят из него через окно…

Все это было простым и понятным, но по неизвестной мне причине я больше не хотела возвращаться в дом Флимм.

ГЛАВА 5

Соседка произвела на меня совершенно ужасное впечатление.

С ней что-то было не так, и я не могла понять, что именно. Может быть, холод, которым от нее веет? Или слишком колючий взгляд? У стариков не бывает такого взгляда. Их глаза обычно теплые, в них читается мудрость прожитых лет и полное смирение с неизбежным концом жизни.

Я попыталась работать. Устроилась в спальне, разложила на кровати чистые, белые листы бумаги, найденные в кабинете. Наточила карандаши. Нужно будет поискать в доме перо и чернила, или купить. Должны же в этом городке быть магазины? Жаль, что нет карты, так можно было бы сразу выяснить, где здесь продаются продукты и товары первой необходимости. Всё имелось в доме, организация “Волк и Заяц” постаралась, но некоторых мелочей, вроде штучек для женской гигиены, или канцелярии, не нашлось.

Так или иначе, выходить сегодня на улицу не хотелось, так что пришлось писать карандашом.

Я посмотрела на листок. Полистала свои заметки. Подумала. Поразмыслила, с чего начать. Занесла карандаш над бумагой и даже нацарапала пару слов… Однако ничего не получалось. Вдохновение исчезло и возвращаться не собиралось.

К тому же меня не оставляло ощущение мороза по коже. Что-то зловещее, неприятное, скребущее осело в глубине души и постоянно напоминало о себе.

Просидев еще полчаса и, так и не выжав из себя ни строчки, я решила спуститься на кухню и сделать чаю.

Желания выходить из комнаты тоже не было. Я знала, что могу встретить Ретта в любую минуту.

Взгляд упал на почтовую шкатулку. Надо же, а я о ней совсем забыла, хотя с нетерпением ждала ответ. Тирел обещал, что не станет задерживаться с ответами, однако, откинув крышку, я уставилась в пустоту. Мое письмо ушло в организацию, а вот обратного я не дождалась.

Руки сжали почтовик, и острые деревянные уголки впились в тонкую кожу.

И вот так всегда. Почему неприятности обязательно должны приходить все вместе?

Я покинула спальню с полной уверенностью, что как только встречу Ретта, то улыбнусь ему. Сухо, исключительно из вежливости. Но, услышав за поворотом шаги, метнулась в противоположном направлении.

Дневной свет с трудом пробивался сквозь сухие прутья плюща, затянувшие окна, но света все равно хватило, чтобы в конце коридора заметить ответвление, которое я не видела в первый день приезда.

Не думая, нырнула в обнаруженный проход и осмотрелась. Этот коридор был уже темнее, теснее. На полу лежал тусклый, выцветший ковер, который явно принесли сюда, когда он отработал своё в более оживленной комнате.

Видимо, проход предназначался для прислуги. Судя по внешнему виду здания, строился дом в те времена, когда не только королевские особы, но и просто зажиточные граждане не мыслили своей жизни без толпы горничных, лакеев и кухарок.

Любовь к старинной архитектуре позволила мне ненадолго забыться. Из головы вылетели все мысли о больной старушке Флимм, о красавчике Ретте. Гадёныше Ретте, но все равно красавчике.

Идея написать статью о городе мгновенно переросла в нечто большее. Ведь можно не ограничиваться рассказом о жителях, а захватить и дом. Но кому, кроме меня, это будет интересно? Да и неважно. Меня все равно уже наверняка уволили, а когда найду работу в новом журнале, то мне могут и не дать колонку. Напишу статью для себя. На память.

Кроме того, пока исследую каждый уголок, то реже буду видеться с Реттом. Как ни посмотри, сплошные плюсы. Так что, забыв о чае, я устремилась вперед.

Коридор действительно вел в помещения для прислуги. Добравшись до конца, я уткнулась в массивную дубовую дверь, обшитую металлическими пластинами. Отодвинула засов, с силой потянула за ручку, и дверь отворилась, душераздирающе проскрежетав по доскам.

За ней обнаружилось просторное помещение с низким потолком. Полотна паутины свисали до самого пола, и только силой воли я убедила себя в отсутствии здесь пауков. Насекомых я не боялась, нет… Недолюбливала, скажем так.

Из гостиной – а это наверняка была гостиная для отдыха слуг – вело еще две двери. За одной оказалась лестница, спиралью убегающая вверх и вниз. Я постояла на лестничной площадке, разглядывая каменные ступени и покосившиеся перила. Окна здесь не предусматривались, и темнота скрывала детали.

В следующем коридоре множество дверей выстроилось в ряд. Промежутки между ними были совсем крошечными. Спальни для слуг не могли похвастаться такими размерами, как у той, что досталась мне.

Я подергала за ручки, но двери не поддались. А, впрочем, сегодня я уже ничему не удивляюсь. Может статься и так, что если я все-таки сумею открыть хоть одну из этих дверей, то попаду в комнату, похожую на жилище Флимм. Может, там даже найдется какая-нибудь пожилая горничная, которой не успели сказать, что она отправлена на пенсию. Может, она так и сидит там у погасшего камина, ожидая, когда давно умершая хозяйка позовет ее…

По коже снова побежала дрожь. Как же все-таки меня впечатлила немощная старушка и ее неухоженный, если не сказать заброшенный дом. И в голову лезут кошмары. А может, переквалифицироваться из журналиста в писателя? Все равно журналистика меня ни к чему не привела. Напишу мистическую историю о прошлых веках и о готическом замке, в котором хозяева соседствуют с призраками. Прославлюсь. Может быть, даже денег заработаю.

Я мысленно посмеялась над собой. Покорение литературных вершин подождет, нужно все-таки осмотреть дом как следует, и поискать ключи от комнат прислуги. Должны же они где-то быть?

Дверь закрывать не стала, чтобы на ступеньки попадало хоть немного света. Осторожно держалась за стену, лишний раз боясь прикасаться к ненадежным перилам, и двинулась наверх. Если пойти вниз, то, скорее всего, попаду в кухню или подвал. А вот наверх… Любопытно, что же там? Чердак, заваленный старинным хламом? Драгоценности? Сундуки с золотом? Личные дневники, газеты, записи?

Я не теряла надежды отыскать хоть что-то интересное.

Следующая лестничная площадка тонула в кромешной темноте. Я пошарила по стенам, и пальцы наткнулись на дверную ручку. Дернула ее с нажимом, и площадку залил дневной свет.

Просторное помещение, поделенное на несколько комнат, оказалось частично разрушено. Стена, что слева, давно обвалилась. Справа каменная кладка держалась скорее по инерции. Пыльное, тусклое окно в ней не меньше полувека не видело тряпки и ведра с мыльной водой. Оно почти не пропускало свет.

В углах что-то непрерывно скреблось и попискивало. Я догадывалась, кто устроился здесь с комфортом, однако сейчас не время думать о крысах. Тем более я никогда их не боялась.

Вдоль стен громоздились рассохшиеся сундуки, шкафы с отвалившимися дверцами, кресла и диваны без сидений или с продавленными подушками. Из некоторых торчали ржавые пружины.

На одной из тумбочек красовалось старинное радио. Я повернула ручку, и прибор разразился зловещим шипением. Поискала работающие каналы, но так и не поймала ни одной радиостанции.

Оставила радио разлагаться дальше и дернула створку единственного выжившего окна. Взору открылся вид на уютную улочку. Дома, затянутые диким виноградом и плющом, тонули в золотой листве деревьев. Аккуратная брусчатая дорога, камешек к камешку, изгибалась змейкой, убегая вдаль.

Отсюда просматривалась подъездная дорожка к черному входу, заросший фонтан и неухоженные клумбы…

У самой двери вдруг мелькнуло что-то темное и остановилось в тени.

Я навалилась на подоконник и высунулась наполовину. Фигура исчезла, будто ее там и не было.

Мозг почти не уловил хруст, да я бы и не успела среагировать. Пол жалобно заныл, под ногами мгновенно исчезла твердая поверхность, и я, потеряв равновесие, с воплем полетела вниз в облаке пыли и обломков трухлявого дерева.

Спасло меня то, что над черным входом обильно разросся дикий виноград. Его побеги затормозили падение, так что я не расшиблась в лепешку, а всего лишь плюхнулась рядом с крыльцом кулем.

Ногу прострелила резкая боль. Со стоном я скрутилась, схватившись за лодыжку. Нет, этот день не мог стать еще ужаснее!

– Ада? – изумленный голос Ретта прозвучал прямо надо мной.

Я ошиблась. Этот день определенно мог стать хуже.

Тихо хныча от боли, принялась растирать ногу. Плечи обхватили сильные руки, заставляя меня выпрямиться. Я вскинула голову.

Ретт склонился надо мной, одетый в темное пальто. Загадочная тень, из-за которой я рухнула вниз, оказалась Реттом. Я снова пострадала из-за него? Нечему удивляться.

В воздухе лениво пикировали алые виноградные листья, которые я сбила, пока летела вниз, обрывая побеги.

– Как ты? – спросил Ретт озабоченно. Скорее, просто из вежливости.

– Все прекрасно, спасибо, – буркнула я. – Гуляю на свежем воздухе. В доме слишком душно.

Ретт устало вздохнул. На какое-то мгновение мне показалось, что он смотрит почти влюбленно. Злорадствует, наверное. Доволен, что я снова валяюсь у него в ногах. Пусть даже на этот раз ни о чем и не умоляю.

– Действительно. Прекрасный день для прогулок, – произнес он задумчиво. – Поэтому мы с тобой сейчас прогуляемся к врачу.

– Ничего подобного! – возмутилась я. – Со мной все отлично. Можешь идти, куда шел.

Злость придала сил, даже боль как будто стала слабее. Я вскочила на ноги и тут же чуть не грохнулась снова. Боль острыми клыками впилась в лодыжку, и я, не сдержавшись, взвизгнула.

Ретт подхватил меня на руки. На долю секунды я замерла, со стоном вдохнула его запах. Мята. Он все еще пользуется мятным одеколоном.

– Отпусти, – попросила я твердо.

– Ада, будь благоразумна! Хорошо, если лодыжка вывихнута, но вдруг перелом? Я могу отпустить тебя, оставить здесь. Надолго ли? В одном платье ты замерзнешь, простудишься и заразишь меня. Считай, что я беспокоюсь о себе.

Ну да, не обо мне же.

Я не собиралась соглашаться с его доводами. Даже открыла было рот, чтобы высказать все, что думаю, но за забором раздались шаги.

– Лед, лед… Проклятый лед… – бормотал женский голос.

Я прикусила язык. Перед жителями городка нам полагалось изображать любящих мужа и жену. Поэтому молчала, пока Ретт вносил меня в дом и устраивал на диване в холле. Потом он ушел и вернулся спустя несколько минут с картой. Его-то карта, конечно, не улетела еще в первый день.

Я украдкой щупала ногу. Лодыжка отекла и ныла. Пульсирующая боль была такой сильной, что приходилось стискивать зубы, чтобы не разреветься.

Плакать нельзя. Только не при Ретте.

В попытках отвлечься смотрела в окно. По дороге вдоль дома брела растрепанная девушка в летнем платье, слишком холодном для осеннего дня. Она обнимала себя руками, дрожала, и даже отсюда было видно, что ее волосы висят мокрыми сосульками. Наверное, поссорилась с мужем и выбежала, в чем была. Бедолага. Не у одной меня семейные проблемы.

– Так, доктор живет совсем недалеко, – сказал Ретт, засовывая карту во внутренний карман пальто. – И прекрати, пожалуйста, спорить!

Он подхватил меня за руки, а я не стала указывать ему на то, что, вообще-то, молчу последние несколько минут.

Дом доктора действительно находился неподалеку. Его окружал разросшийся сад. Я уже даже начала привыкать к тому, что местные жители предпочитают огромные неухоженные дворы. Тропинка, ведущая к входу, еще как-то сопротивлялась натиску природы. По ее широким плитам можно было без труда пройти.

Ретт ногой толкнул дверь, которая, конечно же, поддалась с трудом. Видимо, тугие двери, вросшие в проемы, еще одна местная архитектурная особенность.

Помещение, в которое мы попали, не отличалось стерильностью. Жаловаться на грязь в кабинете врача было некому, да и смысл? Жители Ковентора, похоже, не любили наводить порядок.

На плечах доктора болтался серый халат с медицинской эмблемой. Когда-то он был белым, я уверена. На голове, покосившись, сидела специальная шапочка. Но в остальном… Доктор совсем не внушал доверия.

– П-проходите… в смотровую…

Его речь была неуверенной, а язык заплетался. Мужчина даже пошатывался, как пьяный. Но когда Ретт проносил меня мимо него, я не почувствовала запаха алкоголя.

Ладно. Может, у человека просто проблемы с координацией. Может, у него был инсульт или что-нибудь подобное.

Зачем сразу видеть в людях худшее?

Причина, по которой я с некоторых пор предпочитала сразу видеть худшее, аккуратно сгрузила меня на пыльную кушетку.

Я осмотрелась кривясь. Бедненько здесь. Интересно, доктор вообще имеет понятие о гигиене, чистоте и дезинфекции?

Какая там дезинфекция! Мало того что на всех видимых поверхностях лежала пыль, а под кушеткой от сквозняка перекатывались целые пушистые комья, так еще и склянки с лекарствами и капельницы покрывал слой грязи, как будто они простояли под открытым небом не меньше пары лет. В шкафчиках почти не было лекарств. Из стеклянного стеллажа для таблеток выглядывало всего несколько упаковок, да и те казались такими старыми, что я бы не рискнула ими лечиться.

– Льюис! – донесся из прихожей хриплый голос почти умирающего человека. По тону было очень похоже, что так оно и есть. – Помоги!

– Д-да сколько же можно-о, – проворчал доктор. Он не заикался, нет. Его язык именно заплетался. – Какие жалобы?

Вопрос был адресован мне. Я неуверенно покосилась на дверь, из-за которой доносился стон.

– Наверное, лучше сначала помочь другому пациенту? – предположила я. – Кажется, ему хуже, чем мне.

– Ему не хуже, – ответил доктор. – Это Герберт, он постоянно с-сюда ходит, как на р-работу. Жалуется на бо-о-оль… Видать, хочет, чтобы я ему спирт выписал. Так что подождет. Так по какой п-причине вы здесь?

– Я упала с высоты второго этажа. Ну примерно. Подвернула ногу, по-моему.

Льюис – так его назвал Герберт – принялся ощупывать мою лодыжку. Его руки оказались на удивление осторожными. Несмотря на то что пошатывался, а его синюшное, опухшее лицо не внушало доверия, действовал он аккуратно и профессионально. Не зря говорят, что мастерство не пропьешь.

– Просто в-вывих. Сейчас будет немного больно, – предупредил он и надавил на точку чуть выше косточки.

С тихим хрустом боль прошила меня от пяток до самой макушки.

Крик я сдержала, но с губ сорвался тихий всхлип.

– Т-теперь н-нужно плотно забинтовать на несколько дне-ей.

Льюис извлек из шкафчика бинт и разорвал упаковку.

Я с подозрением присмотрелась, но бинт нареканий не вызвал. Хлипкое плетение белоснежных нитей оказалось чистым. Я терпеливо позволила перебинтовать пострадавшую лодыжку.

– Помоги! – снова донеслось из прихожей

– Да что с ним такое? – не удержалась я от вопроса. – Хронические боли?

– Старческий маразм, – пробурчал Льюис в ответ.

Я оттолкнула руку Ретта, стремящегося мне непременно помочь, и встала, опираясь на тумбочку. Мне даже удалось проскакать на здоровой ноге от кушетки до двери. Но Ретт снова подхватил меня, лишив даже шанса добраться до дома самостоятельно. Я прошипела тихое ругательство.

Мимо нас прошаркал Герберт. Он еле волочил ноги, горбился, прижимая обе руки к груди.

– Помоги… Льюис…

Я нахмурилась, внимательно осматривая его с головы до ног. Когда я встретила Герберта впервые два дня назад, он выглядел вполне себе здоровым. Но старость, она такая – никогда не знаешь, в какой момент напомнит о себе.

– Трикс проткнул меня вилами!

– В к-каком году это было? – рявкнул Льюис. – Иди проспись! Герберт, ч-черт бы тебя п-побрал, клянусь, еще раз п-придешь, повторю то, что с-сделал с тобой Трикс!

Я отогнала мысль о том, что проспаться, кажется, не помешало бы им обоим.

На обратном пути мы с Реттом молчали. Меня одновременно и манила, и пугала перспектива того, что Ретт заговорит со мной. Хотелось обсудить увиденное: всю эту разруху, нищету и грязь… И в то же время я за себя не ручалась. Могла нагрубить, а может, даже вцепиться ему в лицо, если бы он посмел пристать ко мне с разговорами.

Так что я молчала. Да и Ретт за всю дорогу не произнес ни слова, но…

У ворот нашего дома стояла та девушка с мокрыми волосами. Она тряслась от холода, да и не удивительно – ветер сегодня был ледяным, а утром в воздухе пролетали колючие снежинки.

ГЛАВА 6

Ладонь Ретта скользнула по моей талии чуть ниже, к бедрам.

– Руку убери, – процедила я.

– Притворяюсь мужем… любящим.

– Не сейчас. Девчонке плевать на нас и наши якобы отношения. Посмотри на нее.

Незнакомка тянулась правой рукой к воротам. Обгрызанными ногтями царапнула шелушащуюся краску, подошла к решеткам ближе.

– Мы можем вам чем-нибудь помочь? – спросила я громко.

Девушка медленно повернула голову в нашу сторону.

Всё тот же пустой взгляд. Как у Герберта, Флимм, Льюиса…

Что с ними всеми? Я понимаю, что пасмурная осень не вызывает радости в жизни, но не до такой же степени.

– Если вы позволите мне погреться у огня… – звенящий голос разрезал тишину.

Ретт отчего-то очень уж больно стиснул мою талию. Я зашипела на него недовольно, но в этот раз отталкивать не стала – знала, что не удержусь на одной ноге.

Ванда, так звали девушку, вошла в дом беспрепятственно. На нее защита не подействовала, но оно и понятно – хозяева ведь пригласили. А вот Ретт стал хмурым, как грозовая туча.

Я не желала видеть его и попросила избавить нас от своего общества.

– Было бы здорово, если бы ты, дорогой мой супруг, оставил девочек одних, – я не улыбнулась, а скорее оскалилась.

Ретт послушно покинул гостиную, но прежде, чем уйти, где-то раздобыл для меня трость.

Я притащила теплый плед, закутала в него девушку и усадила ее в кресло у камина. Пока она справлялась с рыданиями, я забросила в зев сухие поленья, бересту и чиркнула спичкой. Так-то лучше. Янтарные языки мгновенно облизали дровишки и запищали, будто радуясь.

– Расскажешь, что произошло? – попросила я Ванду, устраиваясь в кресле напротив нее. – Чай будет готов через пару минут.

– Страшно мне… страшно… – голос девушки сделался глухим. Она смотрела на разгорающееся пламя так пристально, словно стремилась увидеть в нем ответы на все свои вопросы. – Холод… ужасный. Мокро. А еще лед… Он острый. Он царапает кожу.

Ванда замолчала, а я мысленно выругалась: каждый, кто встречался мне в этом городке, имеет явные проблемы с головой. Я была почти уверена, что организация “Волк и Заяц” не могли найти более убогого города для своих клиентов и решили, что идеальным местом для сокрытия трусливых свидетелей станет Ковентор – пристанище для душевнобольных.

– Проклятый лед… – выдохнула Ванда с шипением.

– Осень, – пробормотала я, не зная уже, как продолжать разговор. – Дома все хорошо? Никто не обижает?

На вид девушке было лет шестнадцать или того меньше. Она наверняка еще живет с родителями, а, судя по тому, что я успела понять, и ее родители могли оказаться ничуть не адекватнее того же Герберта.

– Некому обижать. Одна живу.

– Совсем? А сколько… тебе лет?

– Семнадцать. Было…

– Было?

– Я не помню когда, – взгляд Ванды задержался на моем лице. Я невольно вжалась спиной в спинку кресла и улыбнулась, превозмогая желание выпроводить девушку из дома. – Мой любимый меня предал…

Я тяжело сглотнула. Мгновенно в Ванде увидела свое отражение. Когда-то и я была такой же: испуганной и жалкой. Я тогда, кажется, даже умывалась не каждый день. Серый цвет лица от недосыпа был моим постоянным спутником.