Время убивать

Глава 1 – Явно не альфач

1961 год, Чикаго, Иллинойс, Сисоро

Зарывшись в бумаги, я и не заметил, как наступила ночь. В пепельнице тлело уже несколько окурков, а из-за дыма свет настольной лампы казался пластиковым, ненастоящим. Уже с самого начала я понимал: это очередное дело, которое выебет мне мозги и выжмет из меня все соки. За окном шёл дождь. В лужах, как в зеркалах, отражались фонари и фары редко проезжающих машин.

– Кто… кто… кто… – да, я часто говорил вслух, чтобы сосредоточиться. Мысли носились в голове хаотично, одно цеплялось за другое, переплетаясь с какой то новой информацией. Не отрывая взгляда от бумаг, я открыл пачку сигарет Red Apple, привычным движением отделил фильтр, щёлкнул зажигалкой и глубоко затянулся. Горечь дыма наполнила лёгкие, немного прояснив голову.

– Получается, что подозреваемого видели на Уэст-Огден-авеню, 5029, с полуночи до трёх. Миссис Кетгут следила за ним из окна своей квартиры. Говорит, мужчина ошивался у мотеля, нервно смотрел на часы. Может, он кого-то ждал или сам куда-то опаздывал, – я сделал ещё затяжку, – блять. В кабинете уже было совсем дымно, но сквозь клубы сигаретного тумана всё ещё можно было разглядеть атмосферу этого места.

Сама комната была маленькая, как коробка из под пончиков, и с каждым выдохом казалось, что стены сдвигаются все ближе к центру. Сероватые, болезненно-зелёные стены с облезшей штукатуркой выглядели так, будто и они устали от этой работы. Когда я искал офис, в объявлении было написано “Уютный оливково-зеленый интерьер”. Оливковое тут было только на полу – банка от оливок в которой я хранил окурки тогда, когда переполнялась пепельница. На фоне вселенского уныния стоял одинокий цветок в горшке, выживающий на упрямстве. Иногда мне казалось, что и у него появилась никотиновая зависимость, как в прочем и у всех, кто здесь задерживался слишком на долго. Не буду скрывать, говоря сам с собой я частенько обращался к Стиву. Да, вы правильно поняли, я дал имя цветку…Пиздец.. Скрипнул стул, когда я сменил позу. Старый, покосившийся, он давно заслуживал замены, но держался, как и я. Стол передо мной был покрыт чем то липким, царапинами и пылью. Он служил мне верой и правдой – лучше, чем большинство людей, кстати. Документы, разбросанные повсюду, выстраивали свой собственный порядок, понятный только мне. В углу коробки с делами по ограблениям, сверху пара изнасилований. За столом громоздилась гора за последние пять лет, а на самой столешнице – те дела, что горели прямо сейчас. Ну или, по крайней мере, что-то, на что можно поставить кружку, чтобы не испачкать стол еще больше. Дым стелился по комнате, как мысли, разбегающиеся во все стороны. В голове я перебирал слова миссис Кетгут. Почему он так нервно смотрел на часы? Время явно давило на него, так же как на меня давит эта комната, этот хаос, эта гора дел, в которой я блять точно когда-нибудь утону. эхх Где-то за окном взвизгнули тормоза. На секунду я отвлёкся, но тут же вернулся к своим размышлениям. Этот район никогда не спит, но и живым его не назовёшь. Это место, где чужие тайны пахнут дешевым виски и табачным дымом. Я затушил сигарету в переполненной пепельнице. Несколько окурков выпали и немного пепла осели на папке с делом о взломе, будто ещё одно напоминание о хаосе, в котором я утопаю. Взгляд снова упал на разросшуюся кучу на полу. Каждое преступление – как паутина, в которую влетела дурная муха. Найти ту нить, что всё свяжет, – не искусство, а рутина. Лениво повернувшись на стуле, я окинул взглядом доску с уликами, пытаясь выстроить единую картину. Молодая девушка, 18 лет – Пичес Уайт. Слишком юная, кстати, чтобы остаться навсегда в этом ебаном грязном мотеле. Убита ночью. Подозреваемый – известный в узких кругах писака, Пэт Гиблерт. Писатель, или, как его называют критики, бумагаморатель. Я покрутил в руках вырезку из газеты о нём и снова приколол её на доску. Тридцать семь книг эротических романов – один сплошной дешёвый пафос, но ни одного объяснения, что он делал в том месте, в то время. Разумеется, он ничего не помнит, но совершенно точно уверен, что никого не убивал. Старушка Кетгут утверждает, что видела его из окна той ночью. Она, мучаясь от старческой бессонницы, прищуривалась, разглядывая его сквозь пыльное стекло, смахивая в сторону штору. Теперь она уверена, что это был он. Мне кажется даже слишком уверена, как для пожилой леди, чей слух и зрение наверняка оставляют желать лучшего. Но пока что у нас не так много улик, чтобы отказываться даже от таких сомнительных свидетельств. Тело нашёл консьерж. Высокий, тонколицый, и очень мутный. Как будто червяк, который всеми силами пытается улизнуть с крючка. Он якобы хотел позвонить в полицию, но вместо этого бежал ко мне, будто я тут и врач, и священник. Орудие убийства – ваза для цветов. Тупой предмет, который когда-то украшал номер. На нём, разумеется, ни единого отпечатка пальцев. Несколько ударов. Это не похоже на вспышку гнева, скорее намеренное убийство. Кто-то хотел, чтобы она больше никогда не вышла из мотеля на мокрые улицы Сисоро. Я бросил взгляд на имя подозреваемого. Пэт Гиблерт. Этот человек пишет, но не создаёт. Его тексты, как и жизнь, – дешёвка. Он подходит под описание, но неужели у него хватило смелости на убийство? Он скорее холеный потаскун, явно не альфач. Где-то в этом хаосе уже лежит ответ. Дело не в том, чтобы найти его, а в том, чтобы он встал на своё место, как кусочек пазла, которого никто не ждал. Подойдя к окну, я всмотрелся в темноту улиц, где тускло мигали несколько вывесок, едва освещающих мокрый асфальт. Улица была почти пуста, как и всегда поздней ночью, и лишь редкие машины пробегали по дороге, оставляя за собой светящиеся следы. В темных витринах магазинов отражались мои мысли, и я снова вернулся к делу. Писателя видели и в местном баре на Уэст Стрит, а заключение криминалиста давало нам окно: смерть наступила в течение трех часов между этими наблюдениями. Это должно было быть не просто совпадением. Писатель был, казалось, и там, и там, но не все так просто. Время между двумя событиями – зыбкое, как дым сигареты, медленно растворяющийся в воздухе. С одной стороны, можно было бы предположить, что он мог быть одновременно и в баре, и в мотеле, но точно сказать, что они совпали по времени, невозможно. Этот маленький, но критически важный момент не оставлял мне покоя. Мы могли бы найти доказательства его присутствия в обоих местах, но кто гарантировал, что не было других, более темных мест, о которых мы еще не знали?

От мотеля до бара – не больше десяти минут пешком. Вроде бы, его кто-то мог подвезти, но старушка увидела бы что он приехал на машине, а значит тут начинается засада: бармен твёрдо заявляет, что писатель был пьян. Получается, что он двигался медленно, как человек, которому и каждый шаг даётся с трудом. Не мог он прыгать от мотеля к бару, как будто в спешке, он плёлся, задыхаясь от алкоголя, цепляясь за каждый угол. Мог ли он убить в таком состоянии парой точных ударов это чертовой вазой? эхх Вопрос в том, сколько времени ему понадобилось, чтобы пройти этот путь. Но вот это окно в три часа… Оно висит между фактами, как остриё ножа, словно специально подбрасывает неопределённость в самый неудобный момент. Это как дым, который не хочет развеяться, и ты всё равно продолжаешь в нём блуждать. В воздухе повисла вонь сигарет, старых половых досок и пива и крепкого кисловатого кофе, который, казалось, не выветривается из пространства, как навязчивый запах, преследующий, как бы далеко ты ни ушёл. Ночной город всегда оставляет этот едкий привкус в воздухе – смесь машинного масла и нераспахнутых окон, как воняющая тайна, от которой невозможно избавиться. Я снова глянул на часы на стене. Секундная стрелка застыла, как в тупике, и время будто подло замедлилось, не давая ни капли покоя. Уже было два часа ночи, и то, что меня угнетало, не было связано с количеством минут или секунд. Было похоже, что ответы так и не придут – этот застрявший механизм, хрустящий по ночи, лишь показывал, что время становится не твоим другом, а твоим врагом. И каждый взгляд на эти часы только усугублял чувство, что я теряю контроль. Рано сдаваться, я не могу просто так взять, блять, и пойти спать. Детективы не раскрывают дела, потому что им видите ли захотелось поспать, ой посмотрите бедненький детектив Титос. В голове снова звучал голос матери, как старый проигрыватель, в котором заело пластинку, где самый родной человек отчитывает меня по каждому поводу. Я отряхнул голову, как мокрая псина, и попытался сбросить с себя эти ненужные мысли. Взял со стола три листа, скрепленных между собой. Бумага была желтоватая, как старый дневник, а на ней – печатный шрифт, "Протокол допроса подозреваемого по делу номер 419". Бегло пробежав глазами по строчкам, я тяжело вздохнул. Блять, Ну хоть бы одна зацепка… Но нет, как обычно: "Я был пьян", "Да не помню я", "Я не убивал". Эти фразы были как знакомая трещина в старой плитке – неважно, сколько раз её видел, она всегда остаётся на месте. На лице задержалась гримаса досады. Всё так, как я и знал: подозреваемый не меняется, как этот чёртов протокол. Всё одно и то же, утомительная рутина. Я положил протокол обратно на стол, но не убрал взгляд с этих строк, будто от них зависело, выйду ли я сегодня с работы или нет. Никакой правды. Никакого ответа. Стив, дружище, и в этот раз ты нихера не нашел. Как всегда, какой-то полудурок с пустыми словами. Я снова выдохнул. Я любил свою работу, в каком-то смысле. А кто её не любил бы? Это как зависимость, но без удовольствия – и в этом вся суть. Когда настигаешь нужный след, когда в носу запах железа и пыли, а сердце бьется быстрее, потому что ты, черт возьми, близок. Это то ощущение, которое заставляет тебя думать, что ты живой. Но до этого… Весь этот процесс, весь этот бег за ускользающей ниточкой – от этого начинает тошнить. Ты как тот дурак, который гонится за тенью, понимая, что все равно не поймает. И всё, что ты чувствуешь, – это адреналин, который никогда не заполняет пустоту. Тебе нужно больше, тебе нужно следующее дело, чтобы снова почувствовать этот вкус жизни, который всё равно окажется обманом. Это как наркотик. Он тебе не нужен, но ты просто не можешь остановиться. Потому что если остановишься, то всё это станет еще более пустым пустым чем эти ночные улицы. И вот, ты продолжаешь гнаться, сам не понимая, зачем.

Сдаюсь. Это не первый раз, когда я уступаю, но каждый раз это ощущается как провал с потерями. Словно я отрываю кусочек от себя. Поднялся со стула, стараясь не выдать усталости. Далеко не первый раз. Ноги, казалось, не хотели меня слушаться, и каждый шаг давался с усилием. Я выключил лампу, и комната погрузилась во мрак. Даже тьма как будто была легче – её было проще носить на себе, чем этот тонкий слой нервного напряжения, который не хотел отпускать. В темноте мои глаза почувствовали облегчение, как если бы они наконец-то избавились от всего того, что мешало разглядеть правильный ответ среди путанных показаний свидетелей. Я застывал в пустом пространстве на несколько секунд, словно заглядывал внутрь себя, пытаясь не потерять остатки разума. На улице пронеслось какое-то старое корыто, грохоча, как древняя машина, стараясь забыть, что она когда-то ездить не могла. Я вздрогнул от шума, злясь на себя за реакцию, выругался, не сдержавшись. В этой тишине каждый звук был как удар, каждый шорох – как напоминание, что мир не остановится, пока ты не можешь сделать хоть что-то.

Я схватил пальто с силой, будто оно могло бы сопротивляться пытаясь остаться здесь, в этом кабинете, в этом вечном аду, а не выходить на проклятую улицу. Но я его сильнее – у него просто не было выбора. Вышел из кабинета, захлопнув дверь с таким шумом, что, кажется, даже стены пошатнулись. Внутри меня всё снова отозвалось эхом, но я не мог остановиться. Мимо пронеслись огни города, желтые и тусклые, и я пошел в темную ночь, зная, что с каждым шагом иду все дальше от себя.

Глава 2 – Лабиринты времени

До дома оставалось примерно тридцать пять минут ходу. Ночной город жил своей особенной жизнью – ленивой и чуть настороженной. Мелкий моросящий дождь едва заметно цеплялся за кожу и ткань пальто, превращая воздух в холодный мокрый туман. В нем словно растворился запах города: сырой асфальт, железный привкус ржавчины от старых заборов и чуть прогорклый аромат дыма из труб завода. Узкие улочки сменяли друг друга, словно главы однообразной книги. Низкие домишки стояли бок о бок, их тени расползались по тротуарам, упираясь в дороги. Некоторые окна светились тусклым, желтоватым светом, напоминающим разбавленный виски. Где-то вдалеке рычал двигатель грузовика, и звук, эхом отражаясь от стен, напоминал ворчание голодного зверя. Я шел то по тротуару, то по проезжей части, обходя лужи, которые начинали собираться в углублениях дороги. В подземном переходе пахло сыростью и чем-то едким, будто кто-то давно забыл здесь бутылку с нашатырным спиртом. На стенах – чьи-то каракули и теги, обведенные размытым от влаги контуром. В переходе царила особая тишина, давящая и вязкая, нарушаемая лишь моими шагами. Как в дешевом триллере подергивался свет электрической лампы. Забор возле завода тянулся вдоль дороги, как металлический хищник, скаля зубы изогнутых прутьев. Пожарные гидранты выглядели как молчаливые солдаты, покрытые тонкой пленкой ржавчины и дождевых капель. Их металлический блеск почти терялся в свете редких уличных фонарей. Периодически на дороге появлялся автомобиль. Его фары выхватывали из темноты мокрый асфальт, ветки деревьев и грязные обочины. Но стоило машине проехать, как мир вновь погружался в полумрак, наполненный тихими звуками дождя, редкими хлопками дверей вдалеке и шелестом мокрых шин. Я зябко закутался в пальто, чувствуя, как холодный воздух пробирается под ткань. Дождь становился все более навязчивым, словно желая стереть с города все краски, оставив только оттенки серого. Но даже в этом было что-то неуловимо красивое – город как будто обнажал свою истинную сущность. Дорога домой позволяла мыслям блуждать, но они неизменно возвращались к одному – к делу. Оно цепляло, словно заноза под кожей, мешая расслабиться даже на мгновение. Я шагал сквозь дождь, слушая размеренный стук капель по тротуару, но внутри все бурлило, как в котле. Картина преступления никак не складывалась: улики были, но не те, что приводят к истине. Они скорее путали, чем подсказывали. "Писатель, бар, мотель. Всё крутится вокруг этих точек, – размышлял я, наступая на мокрые листы, разбросанные ветром по дороге. – Но почему? Почему кто-то убил человека, у которого вроде бы не было ни врагов, ни долгов? Что кстати удивительно для Сисеро и для молодой девочки без родственников. Что она сделала или что узнала? Кто хотел заставить ее замолчать навсегда?" Мой разум перебирал зацепки, как пальцы четки: показания бармена, расплывчатые свидетельства соседей, этот проклятый трехчасовой разрыв. Время – самое раздражающее из всего. Оно не сходилось. В голове появлялась и исчезала мысль, что кто-то специально тянул время, путал следы, словно играя в шахматы со мной, намеренно оставляя ложные ходы. Может, всё проще, чем я думаю? Или, наоборот, я не вижу главного, что лежит прямо перед носом? – Вздохнул, переходя через дорогу и уклоняясь от брызг, что оставили шины грузовика. Я остановился у очередного фонаря, чья тусклая лампочка едва справлялась с задачей освещать мокрый асфальт. Взглянул на отблеск своего отражения в луже и отвел взгляд. "А что если я ищу не там? Может, убийца был с ней в баре? Или они столкнулись уже на улице? А может она кого то отшила еще до встречи с писакой?" Эти вопросы звучали как затяжная мелодия без финала. Я чувствовал, что где-то здесь, в ночной тишине города, среди мокрых домов и скрипящих заборов, прячется ответ. Он будет найден, рано или поздно. Главное – не позволить себе сбиться с пути, даже если сам город, кажется, пытается тебя запутать. Издалека я заметил силуэт мужчины, медленно, но как-то суетливо продвигающегося вдоль тротуара. Он шел, будто весь вес мира обрушился на его плечи, а он отчаянно пытался выскользнуть из-под него, словно знал, что у него осталось лишь несколько шагов до падения. Одежда висела на нем клочьями, мокрая от дождя, почти сливаясь с серой обшарпанной улицей. Под тусклым светом фонарей она выглядела так, будто еще чуть-чуть, и расползется окончательно. Его шаги были шаткими, почти бесшумными на мокром тротуаре. Шорох дождевых капель, скользящих по лужам, казался громче, чем его движения. Казалось, этот человек вот-вот рухнет в грязь, станет частью ночной улицы, ее теней и заброшенности, навсегда исчезнув из мира тех, кто хоть немного борется за жизнь. Я замедлил шаг, инстинктивно. Это было не любопытство, а привычная осторожность, которая нарастает, как электрический ток в воздухе перед грозой. Подобные сцены редко означали что-то безобидное. Мужчина был похож на тех, кого жизнь покалечила не только физически, но и морально, оставив существовать на границе выживания. Его волосы, прилипшие к лицу, скрывали черты, но в мокром капюшоне, съехавшем на бок, читалась беспросветная усталость. Он двигался вперед, словно кукла, которой управлял безразличный кукловод. В его суетливости сквозило что-то тревожное – не просто попытка идти, а почти животный страх или безысходность. "Может, просто очередной пьянчужка," – мелькнула мысль. В этом районе такими никого не удивить. Один из десятков обитателей местных баров, пропитанных дешевым виски и застарелым запахом пота. Но что-то не сходилось. Его шаги не напоминали походку пьяного, они были слишком рваные, будто человек не мог решить, куда ему свернуть. Или кого ему избегать. Мокрая тряпка капюшона скрывала лицо, но движения говорили сами за себя. То, как он осматривался через плечо, чуть пригнув голову, выдавало страх. Это не был просто очередной бедолага, что вывалился из бара. Этот шел с какой-то целью. Или от нее. Я остановился. Глаза привычно начали сканировать пространство, ища намек на что-то необычное. Дождь моросил мелко, но уверенно, капли на моем плаще успели превратиться в тонкую пленку воды. Линия мокрого асфальта впереди преломляла свет фонарей, как масло. Пара машин проехала мимо, шумя шинами по лужам. Никого, кроме него. Только мокрые стены домов, мерцание реклам, закрытые двери магазинов. Пейзаж был пустым, как и эта ночь, но фигура мужчины будто нарушала привычный порядок. Казалось, что он не отсюда, не часть этой сцены, что он не вписывается в окружающую серость, потому что несет в себе что-то чуждое, что-то неправильное. "Неужели мне это только кажется?" – мелькнуло в голове. Но ощущения обмануть было сложно. Нечто глухое, тревожное витало в воздухе, размытое дождем, как отражение в луже. Я снова погряз в своих мыслях, пытаясь разобрать этот странный силуэт, размышляя о том, кто он может быть, и что его тащит по этим грязным улицам. Не отпускают и воспоминания о деле, которое я пытаюсь раскрыть. Кажется, в этом городе никого не волнует, сколько людей попадет под каток преступности, пока ты не найдешь ту ниточку, которая все это разрулит. Слишком много преступлений, слишком много лжи, и каждый новый день кажется, что кто-то из людей просто исчезает в тени, и ты остаешься наедине с вопросами, на которые не получаешь ответов. Я думал о том, как меня затрахало это расследование, как давно я не видел смысла в чем-то, кроме работы. Грустно, но только за дело можно было зацепиться, хотя бы на время забыть, кто ты. Старая привычка думать об одном, и не замечать, как уходишь от всех остальных вопросов – где ты был, почему тебя не ждут дома, что ты будешь делать завтра… Вопросы, в которых нет ответа. Резко из темноты прозвучал голос. Хриплый, едва различимый, будто шепот старика или тень из прошлого, но я отчетливо услышал его, как будто он был рядом, у самого уха.

– Эй, мужик? – сказал голос, едва касаясь моих нервов, растягивая тишину.

Мой взгляд моментально свернулся на того, кто стоял в тени, но я не увидел ничего. Не успел. В голове уже проносились мысли. «Кто? Что?». Я шагнул вперед, стараясь скрыть настороженность. На улицах города, где каждый угол полон недосказанных историй, а каждый взгляд может быть последним, такие встречи часто заканчиваются вопросами, на которые не хочется отвечать.

Мужик, – повторило неповоротливое обтекаемое светом фонаря тело.

Что? Кто здесь? – я поднял глаза, пытаясь разглядеть, что скрывается под капюшоном. Грудь стягивала напряженность, в воздухе запахло чем-то прогорклым, как от забытых сигаретных окурков, застывших в пепельнице. Где-то за углом еще поскуливал тихий шум дождя, но в этой ночной тишине его почти не было слышно – только этот голос.

Мужик, часы купи? – голос снова прозвучал, хриплый, как будто он исходил из самого сердца темноты. Тень прохрипела, закашлялась и сплюнула. Я замер, не в силах пошевелиться. В этом районе что-то всегда не так. И вот он – странный попрошайка, призрак из ночи, и всё, что он предлагает, – это что-то бессмысленное, какие нахер часы?!

– Чего блять? – я всё же нарушил тишину, шагнув ближе и эти слова были самое вразумительное что я мог из себя выдавить. Глаза привыкли к темноте, и я разглядел его лицо – мертвенно бледное, с синяками под глазами, с заостренными чертами, как у умирающего животного, готового уйти в этот мир или исчезнуть в следующем. Он ухмыльнулся. Эта усмешка была не человеческой, скорее принадлежала кому то из ночного кошмара.

– Ты че, глухой? Или тупой? Часы купи! , – он явно начинал нервничать, оглядывался по сторонам и это наводило на мысль, что часы краденые. Но сам диалог меня интересовал гораздо больше.

– Накой хер мне часы в такое время?, – какой глупый вопрос. Скорее всего бродяга никогда и не задумывался о том, что такое спрос и предложение, что такое мотивация покупателя и… о чем я вообще думаю…

– Ага, тупой. В какое такое время? Часы то у меня, – гору лахмотий явно веселил мой вопрос, он видел себя крутым комиком в этот момент, а возможно в нем играл алкоголь, от него несло не только табаком и тухлятиной, но и крепким.

Я завис. Я и так шел сбитый с толку, погруженный в свои собственные мысли, которые путались даже из-за дунавения легкого ветра, а этот мерзкий тип будто та муха. Дурная муха в паутине.

– Часы, мужик, время. Вся жизнь крутится, а ты ждешь, пока она сама на тебя нападет. Но все уже случилось. Ты просто не видишь, – его слова, как холодный ветер, поднимали у меня волоски на затылке. Я стоял, не зная, как реагировать.

– Ты не в ту сторону идешь, хотя я не знаю куда тебе надо, хаха, – добавил он, разжав пальцы и показывая на тротуар передо мной. – Всё, что ты ищешь, прямо здесь, прямо сейчас, под твоим носом. Но ты даже не увидишь этого, пока не одумаешься., – что-то неуловимое сжалось в моем животе, но я не знал, что это. И тогда, когда я сделал шаг вперед, фигура вдруг растворилась в темноте, а из далека раздавалось: ,,Какой тупой мужик, ходит ночью один и без часов. И еще такой говорит – зачем мне часы в такое время, а сам времени и не знает, умора! ахахахаха”.

Его смех продолжал звенеть в ушах, и я почувствовал, как пространство вокруг меня сжимается. Звуки отскакивали от серых стен, тонкие, хриплые, словно каждый из этих домов знал больше, чем мне позволяли понять мои глаза. Эхо превращалось в что-то живое, неумолимое, цеплялось за мои мысли, вползало в уши. Я ощущал, как мое сознание медленно отключается от реальности, как усталость разъедает меня изнутри. Руки сами собой опустились, а мысли поплыли в какой-то безбрежный хаос.

И вот оно, это тупое желание – лечь прямо здесь. На мокрый, холодный асфальт, в эту туманную ночь. Пусть дождь продолжает капать, пусть этот город продолжает хрипеть. Я бы просто лег и уснул. Укутался бы в свой плащ и забылся. Было бы так просто.

Но нет. Нет, не сейчас. Пальцы сами нашли карман, начали похлопывать его в поисках сигарет. Я забыл их. “Блять” – вырвалось из меня на выдохе. На столе в офисе, где я в спешке бросил свои вещи перед тем, как выйти. Просто пиздец.

Я поднял глаза к небу, обогнул очередной угол, но вместо того, чтобы сосредоточиться, снова вернулся к этому проклятому смеху. Он как будто был везде, и его не удавалось игнорировать. Сигареты – это мелочь, конечно. Но мне хотелось чего-то простого, привычного, чтобы хоть на секунду почувствовать, что я снова контролирую ситуацию. А вместо этого я продолжал идти, все дальше, не зная, куда меня ведет эта ночь.

«Срань!», – выругался я вслух и зашагал дальше.

Я открыл дверь с легким скрипом, как всегда, несмотря на старания смазки на петлях. В квартире было темно, как и должно быть в этом убитом районе, в этом месте, где свет словно боится заглядывать, тем более в это время. “А сколько сейчас времени?” – сам над собой посмеялся я, когда фраза бродяги про то что мне нужны часы, всплыла в сознании. Пахло сыростью, старым деревом и сигаретами, запах, который давно стал частью меня. Я шагнул в прихожую, снял мокрое пальто и повесил его на крючок, не особо заботясь о том, что капает с него на пол. Не то время, не то место для порядка.

Сразу напротив – зеркало. Я мельком взглянул на свое отражение, но не задержался. Лицо было бледным, глаза тусклыми, мне не хотелось всматриваться, потому, что я боялся не узнать отражение. В углу, у входа, стояла пара грязных ботинок. По ту сторону комнаты – стол, за которым я, видимо, должен был работать, но, наверное, не работал уже целую вечность. Письма, пустые стаканы, горы пепла от сигарет, как маленькие памятники моим нерешенным делам. Стопка старых газет. Прошел мимо, не удостоив взглядом.

В дальнем углу стояла маленькая лампа с тусклым светом, но я не стал включать ее. Вся эта обстановка – лампа, скрывающие на стенах потеки картины – искусство для уродов, невидимое для большинства, – вся эта обстановка вызывала тошноту и в то же время ощущение что я наконец дома. Я прошел в кухню, там был только кофейник, отставленный на край раковины, и пара старых банок с едой. Всё было настолько незначительным, что на секунду казалось, будто бы не я здесь живу, а кто-то еще. Просто пустое пространство, где люди заблудились. Кухонный стол, который я использовал для всего, что не касалось еды: для записи дел, для оставшихся бумаг, для разбросанных по нему чернил. Я положил на него свои ключи и вытащил пачку табака из полки над плитой, скрутил трясущимися руками, закурил, заставляя дым окунуть меня в знакомую ни к чему не ведущую пустоту.

Когда я вернулся в комнату, не включая свет, я просто упал на кровать. Без мыслей. Без надежды. Включил радиоприемник, после шуршания раздалась триада женских голосов умоляющая о почте мистера почтальона – The Marvelettes – "Please Mr. Postman". Я погрузился в повторяющийся припев и ночь снова отняла меня.

Глава 3

Разлепив глаза я снова зажмурился от яркого света. Потолок в трещинах, свет из окна лениво ползет по стенам. Голова гудит, как будто по ней всю ночь стучали молотком. С первым же вдохом я вспомнил о деле. Рукой нащупал пачку на тумбочке. Щёлк. Дым заполняет легкие, и приятная горечь разливается по языку. Поднявшись с кровати я почувствовал прикосновение грубоватого ковра, но это лучше, чем шуршать голыми ногами по холодному крашеному деревянному полу. Дым от сигареты покатился по воздуху, и я направился за ним к окну, чтобы втянуть немного свежего запаха утреннего дождя, но что-то меня останавливает. Делаю шаг назад к старому радио на столе, одним движением включаю его, и сразу наполняюсь этим едва слышным шепотом утреннего эфира. Сквозь стрекотание электро волн и барабаны дождя по окну, раздались легкие джазовые всплески, перебиваясь с низким голосом ведущего. Он говорит о чем-то неважном – о погоде, о том, что завтра опять будет дождь. Я снова затягиваюсь сигаретой, слушая, как трещит и шипит приемник. Далеко за окном начинает ворчать первый городской автобус. Жизнь идёт своим чередом, а я всё ещё не могу избавиться от мыслей о деле. Нужно освежиться. В небольшой ванной комнате сохранялся порядок, несколько сероватых полотенец, пара баночек с разными средствами, зубная щетка и паста в стакане, мочалка. Открыв воду, джаз перебили звуки труб, я зашёл под струи прохладной воды, сигарета во рту угрожая зашипела, но не отпала. Вода скользила по коже, а мысли все возвращались к делу. Сегодня предстоит отправиться в бар и хорошенько все разузнать. Сначала мне казалось, что я просто переживаю, что все это не выходит из головы, но чем больше я думал, тем больше понимал – это дело не оставит меня в покое. Погружаясь в туман пара, я почти мог бы забыть обо всём. Сигарета совсем вымокла, и я отбросил её в раковину, отмахиваясь от последних мыслей о том, как ещё в этом деле можно ухватить за хвост правду. После душа я сразу направился к шкафу, не особо обращая внимания на утренний свет, который всё так же лениво пробивался сквозь жалюзи. Одеваюсь быстро, почти механически – рубашка, джинсы, туфли. Никакого завтрака. Мне не хочется есть. В голове слишком много всего, чтобы беспокоиться о еде. Я не в том настроении, чтобы жевать, пережевывать что-то – сегодня мне нужно что-то другое. Что-то, что поможет разобраться с этим. Быстро хватаю сумку, проверяю карманы. Ключи, кошелек, сигареты – всё на месте. Взгляд мельком задерживается на чашке, оставшейся от вчерашнего кофе. Уже холодный. Желудок раздался урчанием и я понял что скорее всего придется все же зайти за кофе. Шаг за шагом я мерил улицу, а мимо проходили люди, кто то спешил на работу, кто то уже шел с нее домой в надежде в кой то веке выспаться. Знакомый и привычный запах бензина в перемешку с кофе, я дошел до заправки быстро, даже не заметил.

Детектив, – кассир кивнула в мою сторону, – я часто бывал тут, в первую очередь потому, что это единственное место, где можно выпить кофе круглосуточно. Конечно, есть бары, но на заправке публика спокойнее, да и народу намного меньше.

Доброе утро, Синди, как жизнь?, – светские диалоги мне никогда не нравились, но это залог любого успешного детектива, вы можете быть закрытым и очень темным типом внутри, но знать об этом окружающим совсем не обязательно. Разве кто то потом, если что то случится, захочет вам излить душу? Надо делать вид что вам интересно слушать про их проблемы каждый раз, и однажды это сыграет вам наруку.

Ой, да какие тут дела, опять задержали зарплату, зла не хватает, а Мисси кстати снова залетела.

Ого, не уж то от Тейта?, – я участливо наклонил голову, как та собака, которая внимает своему хозяину.

Нет, в этом то и вся суть. Какой то Рикки на горизонте. Я его не знаю, но девченки говорят, что он огого, – Синди незамечая, автоматически обслуживала других покупателей, в большинстве случаев зная кто что закажет, потому что работала она тут уже добрых лет пять. И как это обычно бывает до сих пор называла эту работу временной.

Это у нее уже который?, – разумеется мне было известно, что это уже третий, но ради поддержания разговора я должен был спросить. Тем временем я делал кофе – на столике всегда стоял свежесваренный черный кофе в пузатом стеклянном чайнике. Его делали чуть ли не раз в два часа, так как в шаговой доступности других кофеен или заправок не было, каждый бродяга или водитель забегал за чашкой сюда. В большинстве своем маленькую чашку черного ароматного кофе выпивали на месте, но все так спешили, что долго ждать, пока освободится место не приходилось.

Третий, боже упаси. Ее так разнесло после второго, куда уж, ой, кофе только сварила, взбодрись, конечно! Что то еще будешь?, – незаметно для себя самой Синди переходила на ты к середине разговора, но я и не был против.

Да, пожалуй сахарный пончик не помешает, – она обрадовалась как маленький ребенок и повернулась к прилавку с выпечкой, чтобы упаковать для меня один. У нее всегда была аккуратная прическа, часто можно было почувствовать запах лака для волос, который оседал горечью на языке и почти мгновенно растворялся. Светлые волны волос лежали на ее плечах, а сверху была завязана повязка в фирменных цветах заправки – белый и красный.

Вот, держи, – она протянула шуршащий бумажный пакетик.

Сколько с меня?

40 центов. Но все свежее, – убеждающе и будто с оправданием проговорила Синди.

Верю, – протянул деньги и улыбнулся дежурной улыбкой я. Получив оплату она переключилась на других покупателей, а я направился к столику. Как всегда погруженный в мысли чуть не столкнул с ног летевшую на меня юную девочку, которая бежала за мамой. Очень захотелось выругаться, но я сдержался.

Сначала запах поглотил меня, а после первого глотка я ощутил бодрящую горечь и небольшую кислинку кофе. Еще пара небольших порций и я развернул пончик. С него сыпался сахар, и часть налипала на губы, хрустела на зубах, а мягкое тесто будто растворялось на языке. Контрасты вкуса, запаха – завораживали и бодрили. Но нет времени рассиживаться, сегодня нужно много успеть.

Бар располагался на 31 улице, к счастью пока я шел, дождь почти прекратился. Сразу со входа пахло смесью пива, сигаретного дыма и жареного мяса. Ушедшее в туманное прошлое время оставило следы на деревянных панелях, поцарапанных столах и полу. Сильно изрезанные столешницы, на которых даже в тусклом свете ламп мелкие трещины выглядели как тени прошедших лет. С потолка свисали старые вентиляторы, чуть покачиваясь, а запах спиртного так или иначе проникал в каждый вдох. Казалось я пьянел даже так, просто вдыхая эту смесь. В углу стоял старый автомат, с выцветшими картинками и где можно было заказать музыку. Стены украшали рекламные плакаты с изображениями красивых женщин в платьях, рекламирующих сигареты и джин, а также старые флагштоки с ленточками, свидетельствующие о праздниках, прошедших десятилетия назад. В баре было не много людей – несколько рабочих, один-два человек в дорогих костюмах, которые явно не были местными, а также пару хмурых стариков, сидящих у стойки и тихо переговаривающихся, казалось, что они как и мебель, безвылазно провели тут уже несколько десятилетий. Необычайно высокий и даже узкий бармен с серьёзным выражением лица протирал стаканы, не оборачиваясь, когда кто-то заказывал напиток. Кожа его была жесткой, а пальцы, хоть и тонкими, но – крепкими, жилистыми и натертыми, видимо, от долгих лет работы в этом месте. В углу сидела пара женщин, разговаривающих между собой. Их разговор был тихим, но можно было понять, что они обсуждают что-то вроде новых слухов о местных завсегдатаях. Они были аккуратно одеты, но это не делало их более привлекательными, скорее наоборот – в этом месте никто не пытался привлекать внимание. Запах табака витал в воздухе, а мягкое жужжание старых вентиляторов придавало атмосфере тревожности. На полке с напитками висел старый глобус – странный атрибут в месте, которое ощущалось как уголок, застрявший во времени. Заглядывая за барную стойку, можно было заметить, как один из местных сидит там, задумчиво глядя в стакан. Лицо его было обветренным, как будто он много лет проработал на улице, в его взгляде была скрытая боль и усталость – скорее всего, это был тот самый тип, который сидит в таких местах по ночам, чтобы забыть всё, что было. Как только кто-то из посетителей вновь расплатился за выпивку и вскочил, чтобы выйти, дверь слегка скрипнула, впуская в помещение свежий воздух с улицы, который так сильно не подходил этому месту. Очевидно, этот бар был тайником, где когда-то скрывались секреты, незначительные для других, но важные для тех, кто в нём ночует. И я в этот раз пришел, что бы узнать о том, что скрывается за дверьми этого бара.

Много у вас разновидностей пива?, – решил с этой нелепой фразы начать разговор.

Если ты не собираешься надраться в сопли, переходи к делу, – не отрываясь от протирания бокалов и даже не взглянув на меня проговорил бармен.

Я ищу нервного типа, он, как говорят, мог быть тут на днях, с шестнадцатого на семнадцатое ночью, – я протянул фото писателя, предусмотрительно захваченное из дела.

Нервных типов тут каждый день, тьма. У нас не клуб для душевных разговоров.

Среднего роста, лет 40, со светлыми волосами, виднеется залысина. Мелкие очки на тонкой оправе, которые он часто поправляет. Глубоко посаженные глаза. Полноватый, но не слишком. Одет в темный костюм, слегка потертый, но с явным намеком на утонченного пижона, светлая рубашка, коричневые туфли, черное пальто с широким воротником. Видел такого?

Ну, как сказать… Костюмы тут тоже не редкость, и кто-то всегда что-то поправляет. Чувствуется, что парень не из наших. Но мне кажется в ту ночь как раз я работал.

О, отлично, может ты его вспомнишь? Скорее всего он был с девушкой.

Девушкой? Вот может девушку вспомню, если есть фото.

Как назло, я не захватил, – сказал похлопывая по карманам, – 18 лет, худощавая, высокая, темные длинные, слегка волнистые сухие волосы, темные глаза, в день смерти была в довольно потертой кожанке, обтягивающем топе ярко желтого цвета, светлые узкие джинсы, черная кожаная сумочка с короткой ручкой, темные высокие сапоги на платформе, несколько дешевых украшений, волосы могли быть заколоты ярко розовой пластиковой заколкой.

Ну, это уже ближе, – сказал он, поднимая взгляд. – Хотя таких девушек тут довольно много. Как я говорил, я работал той ночью. Было много людей, кое-кто приходил с девушками. Но ты знаешь, бывает, что и лица забываются. Вот если бы ты принес фото – дело бы пошло быстрее. Дай ка еще раз гляну на мужика, – я протянул фото, бармен облокотился на стойку и задумался.

Да, точно. Это он.

Ты вспомнил? Ты видел его той ночью?

Видел, я же и полиции тогда сказал, но не мог вспомнить ничего конкретного. А сейчас как прошибло. Сидела она воон за тем столом, видишь, где сейчас советник блюет?

Ага, – я начал делать пометки в блокноте.

А мужик на баре, пил все что горит, все пялился на нее. А она хвостом крутила с каким то кошельком. Этот бесился, бубнил что то под нос, потом пару раз поссать отходил, и снова пил.

Так они вместе не сидели?

Нет, кажется нет. Он только пялился все время. Но во сколько каждый из них ушел не знаю, я тут работал вообще то.

О чем болтаете, мальчики? , – к нам подошла девушка, в ярко красном коротком платье, которое казалось еле сдерживало ее, на столько оно было тонким и обтягивающим.

Бармен взглянул на девушку с осторожностью, но не сказал ни слова. Она подошла ближе, и ее ярко-красное платье сверкнуло под тусклым светом бара. Я остался холоден, но слегка заинтригован, несмотря на очевидную вызывающую манеру.

Да так, о скучных делах, – отбросил я.

О, ну, ты меня совсем не очаровал, милый, – сказала она, присаживаясь на стул, прямо напротив, – А кто тут у нас такой душный? Скажи, ты не хочешь проветриться?, – ее рука скользнула к моему колену.

А может ты мне поможешь иначе? Ты случайно вот этого мужика тут не встречала в ночь на семнадцатое?, – я подвинул фото к ней, не убирая ее руки с моих брюк.

Может и встречала, а что мне за это будет?, – она подвинулась так близко, что я начал задыхаться от запаха табака, пива и сладких духов.

Если будешь себя хорошо вести, не придется ехать в участок, – я положил руку на ее руку у себя на колене.

Коп? фууууу, – она одернула ладонь и махнула бармену, что бы тот поставил ей еще виски.

Так что ты мне можешь рассказать?

Пичез работала той ночью, Пичез ее зовут, если не знал, пыталась снять хозяина цветочного магазина. Но тот был так пьян, что вообще не понимал что происходит. А этот, с фотки, грустными глазами пялился на нее. Может они и были знакомы, а может нет, не знаю. Но Пичез была дерзкая, может и отшила.

Вы с ней были близки?

Ну ты загнул, просто работали вместе. А в душу лезть у нас не принято, – она затянулась и выпустила большое облако дыма.

Спасибо, можно даме за мой счет еще виски и посчитать, пойду пожалуй.

Из бара я вышел в раздумьях, что же их могло связывать? Может все же они были знакомы до того момента в баре? Возможно. Перед тем как пойти домой, я решил еще немного задержаться в офисе и проверить почту. В последние дни работаю без перерывов, и часто бывает, что важные вещи проскальзывают мимо. Среди новых писем обнаружил одну записку от секретаря моего коллеги-юриста. Она была написана на обычной бумажке, от руки, небольшим и немного небрежным почерком. Я прочитал: «Звонила девушка, сказала, что подруга убитой в мотеле и хочет встретиться с вами. Оставила номер». Эти ошибки случаются, и я уже почти привык. Когда я размещал объявление, перепутали цифры в номере, и теперь многие клиенты по привычке приходят ко мне с юридическими вопросами, а он, мой коллега, в свою очередь, получает запросы по делам, связанным с расследованиями. Ничего особенного, но это постоянно отвлекает. Однако, записка была все-таки интересной, хотя по сути, она ничего нового не обещала. Я еще пару минут смотрел на номер телефона. Что же мне с этим делать? Девушка, вероятно, переживает, и, скорее всего, будет просто рассказывать об убитой подруге, делая предположения. А может, она и вправду что-то знает. Все-таки ее связь с погибшей может дать дополнительную информацию. Но так или иначе, что-то подсказывало, что никакой сенсации здесь не будет.

Я все равно решил встретиться с ней. Вряд ли она скажет что-то важное, но так или иначе, нужно разобраться. Не хотелось бы оставлять это на потом, ведь малейшая деталь может оказаться решающей. Завтра встретимся. А пока что, думаю, стоит разобрать остальную почту.

Глава 4

Я проснулся с тяжестью в голове, будто она была не моей, а чужой – чужой и битой. Горло саднило так, словно я провел ночь, глотая песок, наивно полагая, что это поможет утолить жажду. Попробовал вдохнуть носом – тщетно, он был наглухо заложен, как сейф в банковском хранилище. Вдохнул ртом, и воздух прошел через горло с таким хрипом, что я невольно поморщился. В груди разлилось неприятное тепло – не согревающее, а болезненное, напоминающее, что я опять не в порядке. Я никогда не отличался крепким здоровьем, часто болел в детстве. Возможно дождливый Сисоро не лучший выбор для такого как я. Огляделся, и даже эта простая попытка вызвала глухую боль в затылке. Комната утопала в полутьме. Шторы я, как всегда, забыл закрыть до конца, и утренний свет, тусклый и серый, пробивался полосами через грязное окно. На столе, в углу комнаты, лежала пустая бутылка из-под виски, рядом – чашка с недопитым кофе. Рядом валялся блокнот с помятыми страницами – мой вечный спутник, записная книжка. Совершенно не могу думать не делая пометок на бумаге. Мозг будто отключается, когда я пытаюсь собрать факты воедино. Доска на работе отлично помогает, можно увидеть все со стороны, легче начать думать как тот, кого пытаешься вывести на чистую воду. Пепельница на комоде была переполнена, и тонкий запах старого дыма висел в воздухе, будто туман. Вчерашний вечер мелькал в памяти расплывчатыми фрагментами: стакан, рука, зажженная сигарета, какая-то бумага. Всё было смазанным и неважным. На полу валялись мои ботинки, почти не помню как вчера лег спать. Кости ломило, каждое движение отдавалось где-то глубоко внутри противной, тупой болью. Тело словно напоминало, что я давно не спал как следует, не ел как человек и слишком часто гнал себя вперед, а тут еще этот дождь, скорее всего из-за него я и простыл. Хорошенько прокашлявшись я набрал Дрю Прескотта. Этот тип, бывший коп, а теперь частный детектив, как уличный пес, который всегда тебя найдет, если захочет. А вот захочет ли… если только не будет смотреть очередной матч. Если он занят – мир может гореть до тла. Мы с ним не пересекались уже лет пять, но голос Дрю в трубке был всё тот же – хриплый и с какими-то нотками усталости, как будто он всю жизнь вёл записи в грязных блокнотах и ловил паршивых людей. О, кажется это я о себе… поймал себя на мысли.

– Дрю?

– Писатель? – переспросил он, будто сам себе сомневался в разумности происходящего. – Боже мой, Титос, мотель, писатель и ещё эти старушки. У тебя тут целый сезон сериалов. Ладно, встречусь, но ты меня потом не вини, если эта бабушка начнет вспоминать, как она видела, как я убивал её кошку в 1995 году, и там же машину времени спиздил. Ты ведь знаешь, как они могут начать привирать.– Титос, если ты опять хочешь, чтобы я побежал за твоими старухами, я тебе говорю сразу – я не поеду! У меня теперь только новые клиенты, и они в основном не такие… старые, – буркнул он, узнав мой голос. – Ты ещё научи меня, как работать с бабушками, Дрю, – ответил я, откидываясь на кресло. – Здесь одна говорила, что видела писателя, которого мы разыскиваем, предположительно ночью у мотеля где возможно он убил девушку. Он был там, и она всё это точно запомнила. Я хочу, чтобы ты с ней встретился. Ты знаешь, как старухи могут приврать, но и ты тот еще сыскной пес. А я собирался и сам, но мы же живем как в киселе, я снова простыл. У меня вообще на сегодня еще одно дело было, со мной связалась подруга убитой, хотела пересечься, но куда там. Да, это ладно, думаю она просто хочет справедливости для своей подруги, может душу излить. Через пару дней сам сгоняю. А вот насчет писателя надо обязательно выяснить.

Я рассмеялся. Дрю был прав: с такими старушками, как эта, никогда не знаешь, где правда, а где фантазия, и не знаешь, что именно они могут вспомнить, когда их спрашиваешь. В Сисоро старики всегда были загадкой, особенно если они начинают рассказывать, как сильно они «всё видели». Но в то же время, из-за их бессонниц и ненависти к миру, они хорошие наблюдатели.

– Ладно, ладно. Я проверю, но знаешь, Титос, такие бабушки могут рассказать тебе о таком, что ты сам будешь думать, что этот писатель – это ты сам. Все эти исторические моменты и бесконечные подробности. – Дрю коротко вздохнул, а я почувствовал, как он прикидывает, что из этого получится. – У нас тут все живут в прошлом, и старушки – главные хранители всех местных тайн. Они как куриные яйца, которые не хочется разбивать, но если разобьешь, то яйца могут стать омлетом, а ты знаешь, у меня аллергия на яйца. И кто будет жрать этот омлет? Ты, Титос?– Мне нужно, чтобы ты реально постарался понять, она что-то видела или это просто глюки? , – от разговора я зашелся кашлем.

Я усмехнулся. Всё как всегда. Дрю всегда был немного не в себе, этот циничный перец, который наблюдал за всеми, и никому не доверял. Иногда доходило до паранойи, но винить его в этом нельзя. Порой я и сам задумываюсь, а могу ли я доверять себе или отражению в зеркале. Я закрыл глаза, представляя, как Дрю пойдёт к этой бабушке. Он был опытным парнем, но Сисоро – это не то место, где ты можешь расслабиться, даже если у тебя есть опыт. Всё это сводится к интуиции и тому, как ты чувствуешь атмосферу города. Для него встреча с бабушкой была как очередной неудачный рабочий день, а вот для меня это было чем-то большим. Я хотел знать, что она на самом деле видела. А может я преувеличиваю значимость этого свидетеля.

– Постарайся не попасться в ее ловушку, Дрю. Она же ещё может поверить, что ты – убийца, если начнёшь задавать слишком много вопросов.– Ладно, Титос. Я схожу и запишу все, и, если что, я тебе сообщу, что из этого выходит. Надеюсь, эта старушка не начнёт в подробностях рассказывать мне всю свою жизнь и о своих похождениях. – Его голос немного потускнел, а я понял, что это была последняя шутка перед встречей.

Дрю рассмеялся. Это был тот смех, который ты не слышишь в обычных условиях – смех изнутри, где не только кожа дрожит, но и душа, будто он знал, что в следующий момент всё может пойти не по плану. Мы с ним закончили разговор. Я положил трубку но не спешил вставать с кресла. И хотя я знал, что Дрю вернется с нужной информацией, в глубине души я уже не был так уверен. Кажется, с каждым днем я теряю больше, чем нахожу. Пожалуй мне нужен горячий чай, но черт подери, у меня дома, конечно же, такого добра не водится.

Когда я понял, что дома нет чая, внутренний голос начал меня раздражать. Вроде бы мелочь, но мне никак не удавалось не заметить этот пустой шкаф, горло саднило, хоть просто горячую воду из под крана пей. Я вздохнул. Мои отношения с соседями можно назвать поверхностными, если совсем без лицемерия. Мы здесь не на дружеской ноте. Я знаю, кто живёт в соседней квартире справа – это старушка, которая вечно недовольна как все топают и ходят мимо ее двери. Но вот квартира слева недавно оказалась занята, и я о них только слышал со слов посетителей заправки. Я несколько раз заметил, как там появлялись разные люди, но ни с кем толком не разговаривал. А сегодня мне предстоит это сделать. Придется пойти к соседям за чаем. Кто вообще в рабочий день будет дома утром? Без шансов. После нескольких постукиваний распахнулась дверь. Соседка, похоже, была в числе тех, кто не склонен скрывать свои привычки и манеры. Я встретился глазами с молодой девушкой в шелковом халате, который был больше похож на ее вторую кожу, чем на обычную домашнюю одежду. Она улыбнулась мне чуть шире, чем следовало бы, и слегка наклонила голову.

– О, детектив, – её голос был мягким, словно кофе с молоком, – вот уж не ожидала встретить персонажа вроде вас у себя на пороге. Что привело вас ко мне, в такой ранний час? , – я почувствовал, как её глаза сверлят и раздевают меня, а сама она явно наслаждается своим положением. Я не был идиотом и сразу понял, что игра начинается. Откуда она знает кто я? Я на мгновение задумался, но в целом это не было удивительно, мир полнится слухами.

– Кажется я простыл, а дома не оказалось чая, – ответил я, стараясь не выдавать своих эмоций. – Возможно вы могли бы меня выручить?

Она сделала шаг назад и жестом пригласила меня войти. Я слегка колебался, но, так как у меня не было другого выбора, в конце концов шагнул в ее квартиру. Я почувствовал на себе её взгляд, который был настойчивым и проницательным, как будто она искала что-то большее, чем просто дружескую беседу.

– Да, конечно, – она говорила легко, её голос был ласковым, но в этой сладкой неге будто не было ничего настоящего. Это было как ловушка, и кажется я в нее попался.

– Проходите сюда. Вы пьете его с лимоном или молоком, или может немного корицы?, – мы оказались в небольшой уютной кухне. Было чисто и светло, на мой вкус даже слишком светло. Но честно говоря, не смотря на физическое истощение, я не мог концентрироваться на интерьере, я был сконцентрирован на другом.. Вот уже больше двух лет прошло с тех пор, как мы с Лили… возможно из-за болезни я стал уязвим и тяга к женскому телу сильнее меня, пока иммунитет борется с другими вирусами. Я не знал, что ответить. Все ее манеры, всё её поведение заставляли меня чувствовать себя слишком мягким и немного тонущим. Я покачал головой, пытаясь собраться.

– Просто чёрный чай, без всего лишнего, и я думал вы мне просто отсыпите немного чая и я пойду, – сказал я, пытаясь вернуть разговор в обычное русло.

– Что вы, я не могу отпустить вас. Кажется вы больны, и вы мой гость, так что я приготовлю для вас чай. Может добавим все же немного меда? Это поможет вашему горлу, – она улыбнулась, поворачиваясь к столешнице, а я присел за столик. Атмосфера квартиры была странной – смесь старинных ковров и современных аксессуаров. Я заметил, как она подошла к полке с медом, её движения были плавными и почти театральными. Вся её фигура в этом шелковом халате казалась искусно вылепленной, как если бы она идеально подходила для какой-то роли, которую мне, возможно, никогда не удастся разгадать. Когда она вернулась к столу с чашкой, её взгляд был уже гораздо более внимательным, с каким-то вкрадчивым интересом, как если бы она ожидала чего-то от меня, что я ещё не осознавал. Я почувствовал, как воздух вокруг нас словно становился плотным, и мне стало немного трудно дышать. Это или возбуждение, или пневмония. И не ясно, что в данный момент хуже.

– Мед… – Я вздохнул. – Да, наверное, будет не лишним.

Она наклонилась ближе, её плечо коснулось моего, и я почувствовал, как по спине пробежала легкая дрожь. Это было странно – я был детективом, привык отслеживать детали, разгадывать мотивы, а тут сидел перед ней, как наизнанку вывернутый. Что-то в её присутствии сбивало меня с толку. Что то? Да понятно что, и подростку ясно еще с того момента как она открыла дверь в халате, который будто вот вот рассыпется как образ в сновидении. Она ловко положила ложку меда в чашку, её руки были невероятно нежными, а её лицо так близко от моего, что я мог ощутить ее дыхание. Она улыбнулась, но в этой улыбке было нечто обманчивое. Пахло терпкими духами. Blossom Swing с ярким ароматом мандарина и карамели.

– Вы так серьезны, детектив, – её голос стал тише, почти шепот. – Обычно люди, как вы, избегают таких… случайных встреч. Вы ведь не часто заходите к соседям, правда? , – я попытался отстраниться, но, похоже, она заметила это. Она сделала шаг вперёд, и, прежде чем я успел что-то ответить, её рука мягко легла на мою. Я почувствовал, как её пальцы скользят по моей ладони, и это было настолько неожиданно и тепло, я не одернул руку.

– Знаете, я всегда любила людей с таким обостренным чувством контроля, как у вас, – её слова проникали прямо в сознание, делая меня еще более бесконтрольным. Я повторял про себя “КОНТРОЛЬ!”, но что такое контроль? Вся жизнь это иллюзия контроля. – Вы всегда всё держите под контролем, так, как вам удобно. Но что, если я захочу немного нарушить этот порядок?

Она шагнула ближе, её взгляд был всё более пристальным. Теперь она стояла прямо напротив меня, мои чувства стали поддаваться её напору. Я ощутил, как мои руки начинают дрожать, как дыхание становится учащенным. Я не был готов к этому, и всё же оказался в её ловушке.

– Вы хотите, чтобы я…. – Я сказал это почти машинально, потому что слова вырывались, как будто они были предсказаны самой ситуацией.

Она ответила только коротким смешком и, не отрываясь от меня, облокотилась на столик, ее тело почти касалось моего. Я почувствовал, как всё вокруг начинает исчезать, как эта квартира, как ее манеры и взгляд превращаются в нечто иное – как если бы я был частью её игры, частью ее пространства. И как только я понял это, я осознал и принял, что не смогу уйти так легко. С её стороны не было слов, но её движения были самыми четкими и уверенными. Она плавно переместила чашку с чаем в сторону, ее руки начали медленно, почти бесшумно, скользить по моему запястью, направляя меня всё ближе. Я попытался встать, но она сразу удержала меня на месте, просто скользнув пальцами по моим плечам, заставляя меня ощутить себя неподготовленным и беспомощным.

Предвкушение потери контроля пугает, но когда это происходит, начинаешь получать от этого удовольствие. Тепло ее тела, ее запах, её взгляд – всё это вскоре привело к тому, что мы оказались в общем танце теней. Она лежала там, оголенная как искрящийся провод, её дыхание учащалось с каждым движением. Казалось что я беру ее под свой контроль, но это очевидно, я был в ее власти, чувствовал, как её тело подо мной прогибается, как ее руки касаются моей спины, слегка царапая кожу. Мы не говорили, не было необходимости в словах. Всё происходило в тишине, иногда разрываемой стонами, в том плотном воздухе, где каждый жест был как последний шаг на грани. Её взгляд был полон страсти и безумия, что заставляло меня двигаться быстрее, словно кто-то другой управлял моими движениями. Она управляла. Я чувствовал, как её тело подо мной напрягается, она ловила каждый мой жест, не давая мне ни малейшего шанса замедлиться. Я был в её власти, и, к черту все сомнения, мне это нравилось. В этот момент не существовало ничего, кроме нас двоих, этого стола, который скрипел под нами, и её губ, которые искали мои в каждом движении. Я стал животным. Животным, которое жаждит только одного. Её руки, уверенные и властные, сжимали моё тело, будто требуя большего. Каждый мой шаг, каждое движение становилось всё более интенсивным, и она не могла остановиться. Я не мог… не хотел останавливаться. Я чувствовал, как её тело, горячее и требовательное, скользит подо мной. Это было как ураган, который разрывает всё на своём пути, а я – лишь часть этого вихря. На время я забыл о простуде, о недомогании, о боли в горле, о чае, о расследовании, о никчемной жизни.

Я не мог оторвать взгляд от её лица, от её глаз, полных вызова и наслаждения. Она знала, что я не смогу устоять, и она была права. Мы двигались с такой силой, что стол едва не скользил по полу, а её дыхание стало таким быстрым, что сливалось с моим. Всё вокруг исчезло, были только мы и это место, которое стало ареной для чего-то гораздо более первобытного. Всё, что я знал, это то, что я был с ней здесь и сейчас, и это было всё, что имело значение, потому что впервые за долгое время я перестал думать. Перестал душить себя изнутри.

После того как я вышел из её квартиры, я чувствовал себя почти пустым, как если бы что-то пропало безвозвратно. Вкус её тела ещё был на губах, от меня пахло ее духами, а в голове витали мысли, которые не хотелось обдумывать, но я не мог избавиться от них. Я снова почувствовал себя измотанным. Эмоции взяли свое, а физическое истощение начало набирать обороты. Когда я вернулся домой, мне было трудно сосредоточиться, а мысль о том, что я совсем один в своей квартире, лишь усиливала ощущение пустоты. Я резко задернул штору, пытаясь скрыть свет от уличных фонарей. Это было бесполезно. Я вдруг понял, как сильно не хватало простого человеческого контакта, пусть даже всего лишь пару минут разговоров. В то же время, никаких тупых разговоров не хотелось, но было стыдно признать, что я вот такой. Сегодня всё вышло иначе, и я не знал, что делать с собой. Меня переполняло чувство надежды, вины, стыда и наслаждения. Медленно расставляя вещи на столе, я думал, что самое время прекратить сидеть в одиночестве. Что-то во мне откликнулось на нужду в покое, хотя бы на некоторое время. Я развалился на диване, как бы поддавшись усталости, которая сгущалась, будто плотно обвивала мои плечи. Лишь в тот момент я понял, как мне тяжело и как меня клонит ко сну. Но сон, как всегда, приходил с запозданием. Как раз тогда, когда я провалился в сон, раздался стук в дверь.

– Кто? – прохрипел я, пытаясь прогнать остатки сна и собрать силы.

В дверях стоял Дрю. У него в руках было несколько пакетов с лекарствами, чаем и какой-то ерундой, о которой я не просил, но он знал, что нужно.

– Я тебе чая привез, – с ухмылкой сказал он, входя и ставя пакеты на стол.

– Я тут уже сходил за чаем. Удачно, – осекся я. Я вздохнул, облегченно откинувшись на спинку дивана. Это было как глоток свежего воздуха среди всего того хаоса, который я пытался скрыть от себя. Он всегда знал, когда я начинал терять контроль. Словно интуитивно, он почувствовал, что я на грани.

– Ты как? – спросил он, бросив быстрый взгляд на меня. Его тон был беспокойным, хотя он старался скрыть это за насмешкой.

– Прекрасно, – ответил я, скривив губы в небрежной улыбке. – Немного поспал, мысли, дела, сам знаешь…

Дрю только покачал головой, молча распаковывая пакеты и начиная разогревать воду в чайнике. Он знал, когда не нужно задавать лишних вопросов, а когда хватит просто присутствовать, чтобы я сам рассказал всё, что нужно. Забота о мелочах, его привычка заботиться о деталях – и вот уже чай на столе, лекарства рядом. В этом был какой-то комфорт, несмотря на всю тяжесть, которая висела на мне. Мы невидились несколько лет, но он совсем не изменился. Похожий на промаслянный беляш, хоть и подкачанный, пухловатый, с гладко бритой головой, с виду больно короткий. Глаза стали немного меньше и грустнее, морщины, по ним всегда можно сказать, часто ли человек улыбается, или же хмурится. У него на лбу были заметные складки, ведь все в этой жизни его удивляло и он показушно поднимал брови. У губ морщины, улыбался. Дрю веселый парень. Этого не отнять.

– Чай – это, конечно, хорошо, но вот бабка, кажется, все-таки дала нам кое-что интересное, – сказал он, опираясь локтем на стол и смотря на меня с легкой ухмылкой. Я взглянул на него и поднял бровь. Я уже и успел позабыть о деле.

– Да, расскажи, что она тебе рассказала. Не откажусь от подробностей.

Дрю ухмыльнулся, словно предвкушая, что мне понравится информация. Он начал рассказывать, в его голосе слышалась насмешка, но и тревога тоже скользила где-то между слов.

– Она… не сказать, чтобы была разговорчивой, но кое-что все-таки вытащил. Рассказала, что этот парень – нервный тип. Постоянно поглядывал на часы. Слишком часто, я бы сказал, – я отпил глоток чая, ощущая, как тепло расползается по телу, но в душе становилось только тяжелее. Вся эта информация – часы, его нервозность… этот парень явно что-то скрывает. Может он и не убивал, но как то с делом точно связан. А вот бабка… Хер его знает.

– То есть она видела его, как он у отеля суетился? – уточнил я, не скрывая своего интереса. – Но не сразу призналась, что его видела?

Дрю кивнул, его взгляд стал более сосредоточенным. Он знал, что я ждал ответа.

– Да, именно. Она поначалу старалась всё отмазаться, то тему меняла, то просто в старческие разговоры уходила. Я столько херни наслушался, ты мне должен теперь!

Я закрыл глаза и слегка нахмурился, теряя ощущение времени. Мой ум скакал между событиями, пытаясь найти логическую связь, но каждая деталь была как частичка мозаики, которую следовало собрать, чтобы увидеть картину целиком. Весь этот разговор с бабкой только подливал масла в огонь.

– Нужно будет подкопать информацию об этом отеле, – сказал я, пробегая взглядом по комнате. – Может, бабка не всё видела, но ее показания точно не должны быть проигнорированы, – Дрю кивнул, скрестив руки на груди. Он привык работать с такими ребятами, как я – с теми, кто не боится заглядывать в самые тёмные уголки и искать ответы в самых неожиданных местах.

– Я тоже так думаю. Но и один день это дело терпит, тем более те кому было суждено, уже отчалили. Давай сначала с этим чаем разберемся. Тебе нужно немного прийти в себя, иначе твой мозг не потянет все эти детали, – сказал Дрю, подвигая мне еще чашку чая. Я вздохнул и улыбнулся в ответ. Да, я знал, что мы на правильном пути, но где-то в глубине души было ощущение, что этого будет недостаточно.

Глава 5

Утро встретило меня серым небом и мокрыми улицами. Туман цеплялся за дома, будто не хотел уходить, а я чувствовал себя примерно так же – тяжёлым, разбитым и нежеланным в этом дне. Голова гудела, горло саднило, а каждый вдох напоминал о том, что я не должен был вчера валяться на холодном кухонном столе. Тёплый душ не помог, а кофе больше раздражал желудок, чем бодрил. Я закутался в шарф так плотно, что едва мог повернуть голову. Взял своё пальто, которое теперь казалось весом в полтонны, и вышел на улицу. Машина, конечно, не завелась. Этот день явно не хотел мне делать поблажек. Пришлось идти пешком, а ноги путались, будто я вылез из постели только наполовину. Пока брёл по мокрым тротуарам, в голове всплывали отрывки вчерашнего вечера. Её запах. Тёплая кожа под моими ладонями. Я поморщился. В груди поселилась неловкость, которая неприятно грызла изнутри. Не то чтобы я жалел, но… Как я теперь ей в глаза смотреть? Она наверняка посчитала меня очередным "забавным случаем". А я? Я позволил себе увлечься, позволил отступить от своего обычного холодного контроля. Чёрт побери, Титос, соберись. Вчера было вчера. Сегодня – это другое дело. Хотя на практике, вся моя жизнь – день сурка. Офис уже маячил впереди. В голове всё ещё мелькали её глаза и шелковый халат. "Сосредоточься, у тебя есть работа. Убери эту чепуху из головы," – твердил я себе, но это было куда сложнее, чем казалось.

На подходе к офису я едва не почувствовал облегчение. Всё это проклятое утро скоро останется позади, а там можно будет хотя бы притвориться, что я – профессионал. Но, как оказалось, судьба решила дать мне ещё один удар под дых. Они стояли у кафе, как специально, прямо на моём пути. Лили, моя бывшая, о которой я не вспоминал довольно долго до вчерашнего дня, и какой-то парень в слишком дорогом пальто, который выглядел так, будто никогда в жизни не терял контроль. Чёрт, даже его волосы были уложены так идеально, что я ощутил раздражение только от одного взгляда. Лили заметила меня первой. Её глаза слегка сузились, а затем быстро пробежались по моей фигуре. Пальто с помятым воротником, шарф, завязанный так, будто я этим занимался во тьме, и, конечно, моё выражение лица, которое могло быть “до” в рекламе антидепрессантов.

– Титос, – сказала она с тем вежливым удивлением, которое делают бывшие, чтобы ты понял, что они перешли на "следующую главу" гораздо раньше тебя. Кокетливо поправив волосы она взялась за руку своего спутника. Я остановился, только чтобы не показаться трусом. Глубоко вдохнул, но запах её духов тут же заполнил легкие. Всё те же. Почему я ещё помню это? Morning Cascade – чистый, почти мыльный аромат.

– Лили, – выдавил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Рад тебя видеть.

Это была ложь. Я не был рад. Совсем.

– Познакомься, это Ричи, – добавила она, кивая на своего спутника. Ричи? Похоже на собачью кличку. Он протянул руку, улыбаясь так, будто ему доставляет удовольствие втаптывать чужое достоинство в размытые дороги Сисоро.

– Ричард Коулман, приятно познакомиться, – сказал он, а я пожал руку, чувствуя, как сжимаются зубы. Его руки были огромными, белыми и очень гладкими, холодными.

– Взаимно, – пробормотал я, понимая, что это еще одно самое большое враньё за всё утро.

Они оба выглядели счастливыми, будто сошли с обложки какого-то журнала. А я стоял здесь, чувствуя себя гостем, которого случайно пригласили на вечеринку, где никто его не знает.

– Ну, мне пора, – резко сказал я, делая шаг в сторону. Лили кивнула, но мне почудилось, что в её взгляде мелькнуло что-то вроде жалости. Когда я свернул за угол, сердце всё ещё колотилось быстрее, чем должно было. Туман не казался уютным, а промокшие ботинки раздражали больше чем обычно. Настроение, которое уже плелось на последнем издыхании, рухнуло окончательно. "Скорее бы кофе," – подумал я, толкая дверь офиса. Если кто-то ещё сегодня решит напомнить мне, что я неудачник, я, пожалуй, просто лягу на пол и притворюсь мертвым.

Я устроился за столом, чувствуя, как меня слегка тянет в сон. Головная боль не отпускала, а горло продолжало ныть. От только что снятого пальто тянуло прохладой. Вдохнул глубже, огляделся. Стол, как всегда, был завален бумагами. В углу лежал старый блокнот и ручка – два моих верных спутника. А вот отчёты и бумаги, которые я должен был прочитать ещё вчера, так и не сдвинулись с места. Всё как всегда: блокнот, ручка и куча задач, которые ждут, чтобы кто-то принялся за них. Я взглядом искал на столе хоть какое-то средство для спасения. Словно на помощь мне мог бы прийти этот же старый блокнот, но, по правде говоря, я уже не был уверен, что даже листы в нём способны хоть как-то помочь разобраться в том, что творится в моей голове. Я покосился в сторону уголка, где стоял Стив – мой фотосинтетический друг в горшке с землей. В отличие от блокнота и ручки, Стив не задавал вопросов и не требовал отчетов. Он просто был. Конечно и блокнот вслух ничего не спрашивал, но смотря на вопросы, которые я туда записывал голова начинала гудеть еще сильнее.

– Ну что, Стив, как ты там? Ты мне ещё веришь? – пробормотал я, наклоняясь, чтобы слегка подправить его листья. Иногда мне казалось, что Стив – это единственное существо, которое не считает меня никчемным. Если бы растения могли говорить, он, наверное, сказал бы: "Ты всё ещё не принёс мне ни одного нового друга". Но он молчал, как всегда.

– Я ведь, наверное, тоже никогда не выйду отсюда, правда? – продолжал я, откидываясь на спинку стула и глядя в потолок. – Мы с тобой, похоже, братья по неволе. Ты – как я. Только не возражаешь, если я тебя иногда поливаю, а ты молчишь и растешь. Хотя ты, наверное, не против. В отличие от всех этих людей. Да и растешь ты не благодаря мне, а скорее вопреки. Стив оставался молчаливым, и я поверил, что это, наверное, лучший способ общаться. Так я продолжал думать о том, как бы себя вести дальше, и что, наконец, стоит сделать первым. Впрочем, у меня был только один способ справиться с этим состоянием: кофе. Старенький электрический перколятор – надёжный друг в это серое утро. Он был не новым, но зато проверенным временем. Я взял из шкафа банку с молотым кофе и вгляделся в её слегка потёртую этикетку – бренд, который ещё с прошлого века не переставал быть популярным.Налив в перколятор воду, я аккуратно засыпал пару ложек кофе. Запах свежемолотого кофе сразу наполнил помещение, но было ещё рано радоваться – ещё несколько минут, и аромат заполнит комнату полностью.

Заглянул в окно, снова почувствовав себя не в своей тарелке – вроде бы всё вокруг знакомо, а на самом деле что-то не так. Слишком много мыслей было в голове, и среди них – её глаза и этот странный момент, когда я вдруг позволил себе быть другим. Но вот и перколятор заработал – тихо жужжа, поднимал воду и позволял ей снова и снова прокачивать фильтр. Приятный звук, настраивающий на размышления. В такие моменты я чувствую, как всё вокруг замедляется. Я взял свою чашку, наполненную до краёв горячим напитком, и поднёс её к губам. Тёплый пар моментально коснулся лица, и я на мгновение закрыл глаза. Всё это – часть утреннего ритуала. Может, кофе не сделает меня идеальным, но хотя бы поможет на минуту забыться и дать себе шанс начать день, как будто он ещё не потерян.

Как только я поднёс чашку к губам, не успев насладиться первым глотком, в кабинет ввалился Дрю. Он как всегда был в своём репертуаре – с пачкой свежих газет под мышкой и улыбкой, которая могла бы осветить всю комнату, если бы не его маленькие грустные глаза. Я замер на секунду, проклиная свой несчастный момент расслабления. Дрю выглядел, как обычно: пухловатый, но с неким подкачанным видом, как у кого-то, кто за последние пару лет старался не забывать про спорт, но без фанатизма. Его голова, гладко выбритая, блестела на свету, а морщины возле губ говорили о том, что смех у него – это не просто привычка, а жизненная необходимость.

– Что тут у нас? – Прескотт смеялся, оглядываясь на чашку в моих руках. – Кофе мне сделал? Как ты знал что я приду то? – с этими словами он забрал мой кофе. Он подбоченился, расправив свои слегка квадратные плечи и бросил газеты на стол. Я вздохнул, стараясь вернуть себе контроль над ситуацией. Всё, что я хотел – это пару минут покоя, и свой кофе! Черт бы его побрал. Еще бы 5 лет не общался. .

– В следующий раз буду запирать кабинет. – я скрестил руки на груди и посмотрел на его уверенное лицо, а затем – на газеты, которые он только что бросил на стол, как если бы в этом скрывался какой-то ключ к разгадке. – Что там в этих газетах? – добавил я, не пытаясь скрыть лёгкое любопытство. Прескотт бросил на меня взгляд, который обычно предшествовал какому-то неожиданному повороту событий, и, не торопясь, сделал первый глоток. Его глаза сузились, будто бы он по-настоящему что-то разглядывал.Он проигнорировал мой вопрос так профессионально, что ему бы впору было в актеры податься.

– Ты вообще меня слушаешь, Титос? – с серьёзным видом спросил он, отставляя чашку. – Моя дочь – тот ещё экземпляр, понимаешь? Вчера устроила мне такое, что я думал, что она меня в угол загонит и по голове отлупит. Не хочет есть кукурузу! Ты слышишь?! Кукурузу, блин! А я ей, значит, объясняю – ну как взрослый человек, без нервов, знаешь, – «Дочка, если ты хочешь вырасти как надо, то ешь, как все. – Это полезно! – он снова сделал паузу, ожидая, что я скажу, но продолжил без всякого участия с моей стороны.

– «Кукуруза? Это что, типа как на ужин для птиц?» Вот так вот моя умничка. И я ей, как взрослый, объясняю, что это не просто зерно, а настоящая супер-еда. Тут тебе и клетчатка, и витамины, и даже белок! Это тебе не чипсы с пивом жевать, ну? Это тебе энергия, а не пустые калории. А она, понимаешь, стоит и делает лицо, как если бы я ей сковородку с горячими гвоздями на завтрак дал. Мол, кукуруза – не вкусно ей. Ишь!

Он тяжело вздохнул, как будто в этот момент его жизнь потеряла всякий смысл.

– Я ей говорю: «Ты что, на диете по уму сидишь, или мне в какой-то клуб здорового питания вступить? Кукуруза – это как топливо для машины. Съешь – будешь жить, не съешь – уедешь на такси к врачу!» – и она всё равно косится, как будто я ей новый сорт дыма на ужин предложил. Да даже бабки в деревне, которые уже 100 лет на земле живут, все знают, что кукуруза – это как витаминный запас, который всегда под рукой!

Дрю снова сделал паузу и с наслаждением отхлебнул из чашки.

– Ну и что я сделал? – он подмигнул, продолжая с видом победителя. – Взял её тарелку с этой кукурузой и запихал ей в рот. Не просто так, понимаешь, а так, чтобы она точно запомнила, что кукуруза – это не для птиц, а для людей. Зачирикает у меня еще! Хаха, слышишь, да?

Утопая в рассказе о кукурузе, мои глаза случайно зацепились за имя на одной из газет, которая была свернута под другими. На заголовке было написано: "Шокирующая находка: Тело Пэта Гилберта обнаружено в мотеле на Уэст-Огден-авеню – убийство или несчастный случай?". Я замер на месте, взгляд прилип к заголовку, как будто что-то невидимое будто вцепилось в меня. Сердце екнуло – не может быть. Пэт Гилберт. Я его знал. Он был одним из подозреваемых по делу той девушки. Но я и не думал, что его найдут мертвым в таком… месте. Это как-то не нормально уже. Руки сами потянулись к газете, я схватил её, развернул и стал читать, затаив дыхание, словно каждая строчка могла изменить всё. «Тело Пэта Гилберта было обнаружено вчера в одном из мотелей на Уэст-Огден-авеню. В момент смерти, по предварительным данным, Гилберт находился один. Причина смерти – пока не установлена. Следов насилия на теле не найдено. Однако…». Дальше я уже не читал – то ли от шока, то ли потому что за меня всё прочитал Дрю, который уже подсел ко мне, закинув ногу на ногу и потирая руки, как будто это было его личное дело.

– Ты это видел? – я наконец выдохнул, почти шепотом. – Это же тот самый Пэт Гилберт. Он был в деле по той девушке, помнишь? До сегодняшнего дня он был главным подозреваемым.

Дрю закашлялся, как будто только сейчас понял, о чём я говорю. Он откинулся назад и хмыкнул:

– Вот тебе и раз. Я думал, что это просто случайное совпадение. Но, чёрт побери, если он попал в этот мотель, то всё становится как-то не по себе. Так что, детектив, теперь что? Ты собираешься на место преступления или позвонишь всем своим друзьям в «дружеской» полиции?

Я потер виски. Дрю всегда знал, как вовремя вмешаться.

Я быстро набрал номер полицейского участка, не дождавшись, пока Дрю скажет что-то ещё. Чёрт, в голове уже гудело, а мне нужно было подтвердить, что это действительно тот самый Гилберт. Телефон дребезжал в руке, пока я ожидал ответа. Когда наконец кто-то снял трубку, я быстро заговорил:

– Эй, это капитан Титос. У меня вопрос по делу… это действительно Пэт Гилберт, которого нашли в мотеле на Уэст-Огден? Убедитесь, что я не ошибаюсь, вы там, в участке, точно это проверили?

Полицейский на другом конце провода хмыкнул и начал что-то листать. Через пару секунд ответил:

– Да, это он. Задушен подушкой. Документы при нём не оставляют сомнений. Пэт Гилберт, тот самый писака, про которого говорите. Всё совпадает: документы, описание, все дела.

Я выдохнул, но продолжил, не давая себе расслабиться:

– Хорошо. Он был невысокий, лысый, в темных штанах, вероятно, с часами на руке. Вы не заметили их при нём?

Тишина на другом конце провода затянулась, а затем полицейский снова заговорил, немного с запинкой:

– Ну, насчёт часов… их не было. Вообще никаких. Да, документы подтверждают, что это тот человек, но вот с часами… ничего не нашли. Правда, нам не очень важно было, что на нём было, мы же не собирались устраивать шоппинг,– Я почувствовал, как всё внутри напряглось, я положил трубку.

– Чёрт, интересно… – произнес я, но вслух только сам себе. – Знаешь, бабка одна говорила, что тот урод постоянно пялился на свои часы. Я думал, может это просто её фантазии, но, может быть, он просто забыл их дома. Как думаешь?

Дрю усмехнулся, покачав головой.

– Забыл, говоришь? Или скрывал? Ты сам решай. Но мне что-то подсказывает, что там есть ещё какая-то фигня, о которой ты даже не догадываешься.

Я стоял у своей доски, раскинув перед собой все фотографии, заметки, документы и карты, приделал заметки с новыми фактами набросав их по быстрому на клочке бумаги. Шумный город за окном как бы не существовал – я погрузился в это дерьмо по уши. Каждый взгляд на эту доску только больше запутывал меня. Ваза, подушка. Орудия убийства, которые казались такими простыми, но сейчас мне начали напоминать ребус.

– Понимаешь, Дрю, вот что меня напрягает, – я провел рукой по подбородку, взглянув на фотографии девушки, найденной в том же мотеле, где позже оказался Гилберт. – Убийца использовал вазу для того что бы убить девушку. Нет ни следов борьбы, ни лишней крови – просто взял вазу и ударил. Без всякой мысли, как будто просто взял что-то что под руку попалось. И он может быть либо человеком, который не продумывает свои действия, либо таким, который и так знал, что всё сойдёт с рук. Слишком самоуверенным, – Дрю из-за спины посмотрел на фотографии и хмыкнул:

– Так ты хочешь сказать, что он либо совсем тупой, либо невероятно уверенный в себе? Почему нет третьего варианта? Может, это всё как раз та самая маскировка? Все эти глупости с вазой и подушкой?

Я перевел взгляд на Дрю.

– Почти без следов насилия, но ей он задушил мужика, Гилберта, использовал то, что было на месте. Может убийца и часы забрал, на которые пялился писатель по словам бабки? Те ли это часы, которые были у бездомного, а может совпадение? Но тогда часов на убитом не было сразу после убийства девушки. О пропаже никто не заявлял. Но он и так был под подозрением, может боялся больше себя закапывать.

– Да, …. Причем, если Гилберт так и был убийцей, то это может быть какая-то странная случайность. Он уже был в положении, когда его даже могут поймать, и вдруг этот акт с подушкой? Я не могу понять – он что, тупо не подготовился, или сам был настолько в себе уверен, что решил – приду и на месте решу чем буду убивать.

Дрю скинул со стола пачку газет и закурил, анализируя взглядом снимки на доске.

– Может, ты прав, они связаны. Или… наоборот. Два убийцы. Не исключаю, что одно из убийств может быть просто совпадением. Ты же знаешь, как это бывает. А может кто то мстит за убийство девушки? Надо проверить ее ухажоров, поискать, может кто то был в нее сильно влюблен? Но учитывая ее “хобби” список может быть длинным.

Я начал ходить вдоль доски, сосредоточенно прикидывая детали.

– Знаешь, Дрю, это может быть и целая игра. Кто-то убил девушку, потом попробовал нас запутать, подкинув нам Гилберта. А тот, в свою очередь, мог быть тем же человеком, кто заодно затёр все следы. И если он просто не мог быть связан с этим делом… – я обвел взглядом фотографии Гилберта, – …то всё получается как-то запутано. Это может быть двусторонняя игра, всё переплетено. – я остановился, задумавшись. Дрю откинулся на кресле и с улыбкой сказал:

– Так ты думаешь, они связаны? Два убийцы или один? Или, может, и правда есть какой-то третий человек, который как дирижер управляет нашим вниманием? Может, у тебя просто воображение разыгралось?

Я снова подошел к доске, указывая на все снимки.

– Не знаю. Если я продолжу смотреть на доску, то решу что этот дирижер вообще ты.

Дрю, ухмыляясь, потянулся за сигаретой, сделал глубокий вдох и, будто бы не замечая напряженной атмосферы, заговорил с лёгкой насмешкой.

– Ты меня раскусил, о великий детектив, – сказал он с нарочитым серьёзным выражением на лице. – Ты же сам понимаешь, я люблю загадки, а это точно моя стихия. Мотивы? Ну, например, подушка. Дело не в убийстве, а в том, что я реально не выспался, вот и решил, что время кого-то усыпить. А вот с вазой… да ты что, я ж забыл жене цветы купить. Вот и подгадал, случайно. Подарок от всего сердца!

Он расплылся в широкой улыбке, подмигивая мне, словно я был частью какого-то безумного театра абсурда.

– Ты правда думаешь, что я мог бы это сделать? Да я лучше шутки свои продам за пару баксов, чем людей валить, – добавил он, подавив смех и делая театральную паузу. Я посмотрел на него с недоумением, пытаясь понять, где заканчивается его игра и начинается серьёзность.

– Ты точно не перепутал профессию, Дрю? Может, тебе действительно пора вернуться в театр, а не в этот твой мир детективов? – сказал я, немного расслабляясь от его шуток.

Дрю поднял бровь, как будто бы задумался над этим предложением, а потом снова подмигнул. Окончательно расплывшись в улыбке, заливался смехом, громким и искренним, будто я только что рассказал ему самую смешную шутку в мире он продолжил:

– О, поздравляю с висяком, Титос! – он сделал паузу, весело стряхнув пепел с сигареты. – Главное, чтобы висяка в штанах не было, да? – подмигнул он, явно наслаждаясь своим остроумием. – Ты же знаешь, как они эти дела любят запутывать. Вот сейчас сидишь, а завтра я тебе скажу, что ты тут сам себе всё придумал – и на тебя подозрение падёт.

Он продолжал смеяться, явно разыгрывая своё шоу, но я не мог не заметить, что в его глазах скрывался какой-то интерес. Может, он и шутил, но всё же в том, как он говорил, было что-то большее, чем просто смех.