Стигмат

По озеру плывёт лебедь. Чёрный, как ночь, он колышет водную гладь. Другие птицы держатся подальше, потому что свято верят, что в черноте его перьев скрывается истинное зло.

«Я убил своих родителей», – настойчиво звучит голос в голове парня, который очертя голову бежит вдоль пустого переулка. – «Это моя расплата». Умирать ему почти не страшно, но всё-таки хотелось бы ещё немного пожить. Он не думал, что кара будет настолько внезапной. Позади уже слышатся плюхающие и слишком быстрые шаги по свежим лужам.

А ведь ещё утром всё было хорошо. Даже почти отлично. Он в нейтральном, слегка приподнятом настроении выбежал из квартиры. Вроде бы, даже, чему-то улыбался. Навстречу по узкой лестнице поднимался высокий мужчина в чёрном костюме с тяжёлым чемоданом в руке.

– Привет, дядь Вальт. Как жена? – ухмыльнулся парень, перелетая мимо него через ступеньки.

– Привет, шутник, – с невесёлой усмешкой ответил мужчина. – Лифт не работает.

– Вижу, – крикнул парень уже с площадки второго этажа.

На улице возле дома соседи разбили палисадник. Сажали туда ландыши и другую цветочную муть. Парня это не бесило, пока его по весне не запрягли работать на благо всего пятого подъезда. Надо ведь пожилым соседям помогать. И помог, чем смог: рыл ямки под молодые растения и кусты, носил воду, инструменты. Почти не отлынивал. Тут из-за того самого куста, который они всем подъездом торжественно сажали, высунулась седая голова в широкополой шляпе с совершенно не добрым лицом, изрытым глубокими морщинами.

– От необязательный товарищ! – гаркнула бабуля, разгибая вечно согнутую спину. – Кто мне обещал вчера воды в лейки набрать и землю дотащить?

– Извините, баб Люд, на пары спешу. Экзамены скоро, – на ходу ответил «товарищ», поправил затёртый до дыр рюкзак и стремительно исчез за углом давно облупившейся советской многоэтажки.

Впереди показался широкий проспект. «И чего бабулям неймётся? Семь утра, а они уже в грядках», – думал студент, перебегая гудящую улицу. Нацепил на голову огромные наушники, поверх них капюшон. Врубил на максимальную громкость старенькую песню Короля и Шута – «Отражение», одну из тех, что стояли у него на репите. Всё ради того, чтобы не слышать шум города. Пробки в Москве – вещь постоянная и привычная. Поэтому возможно с точностью до секунды предугадать, когда для водителей загорится красный и можно будет лавировать между машин без опаски, что тебя собьют.

Он бежал вдоль тенистой аллеи, где уже вовсю цвели первые летние деревца и ненавистный, особенно аллергикам, тополиный пух. Он залетал то в нос, то в глаза, то лип к чёрной толстовке и джинсам. Солнце только-только игриво выглядывало из-за мрачных серых высоток, поэтому от земли ещё тянуло ночной прохладой. Студент поёжился, глубже натянул капюшон на смоляные волосы и побежал сквозь плотный людской поток в сторону метро.

Утро в спальном районе, где он жил, всегда отличалось суетой. Неподалёку пригородные поезда и самая переполненная ветка – фиолетовая артерия заМКАДышей, которым и он когда-то был – Таганско-Краснопресненская. Люди спешат на работу, пересаживаясь с электрички на метро. Вечная толкотня и давка. Это вам не благородная Сокольническая – красная нить, что проходит через сердце столицы. Там Охотка, Библиотека, Пруды. А тут…добро пожаловать в сущий ад. Прежде, чем закроются двери, не забудьте пихнуть локтем соседа и закусить волосами бабули, которая в утренний час пик спешит бог знает куда вместе с пунктуальными работниками и зевающими студентами. По пути вам могут оттоптать обе ноги, заехать телефоном в лицо или оторвать руку вместе с поручнем, когда поезд резко затормозит где-нибудь посреди тоннеля. Но не беспокойтесь, это пустяки по сравнению с тем, что будет твориться на переходах и у раскрытых дверей вагонов. Живые потоки из разноцветных пингвинов обложат эскалаторы со всех сторон, и придётся сильно постараться, чтобы спуститься вниз или подняться наверх. Если удача улыбнётся, можно змейкой проскользнуть в первый поезд, если нет – придётся морозиться у белой линии шесть-восемь поездов до момента, когда придёт более-менее свободный. Но и в этом случае снова жаться к стене, чтобы кто-нибудь вдруг не толкнул сонного пассажира на попутчика. Такое бывало со студентом не раз. И, увы, не два.

Этим утром он летел мимо стеклянных колпаков остановок, как обычно, краем глаза примечая оборванных и грязных людей, что спали там в обнимку с пустой бутылкой. Хотя за людей их считали единицы. «Пьяные барракуды. Расселись по лавочкам и лакают своё вонючее пойло», – с омерзением думал он, подходя ко входу в метро.

По фиолетовой на другой конец Москвы с двумя пересадками. Почти час езды. Так ещё и от метро на автобусе минут десять. Из-за такого сложного местоположения вуза студенту приходилось вставать за два часа до занятий, собираться буквально за тридцать минут, на ходу перекусывая чем бог пошлёт, и бежать к переполненной подземке. Туго, но каким-то чудом удалось поступить в престижный Институт Современных Гуманитарных Дисциплин. На другой вуз баллов по ЕГЭ не хватило. Образование хоть и платное, зато по любимой специальности.

Выбегая из метро, решил сократить путь через узкие щели притёртых друг к другу почти вплотную многоэтажек. Он делал так каждый раз, когда опаздывал. Сегодня в вагон получилось зайти только с десятой попытки, поэтому сильно задержался. А следующий автобус, как назло, отходит через три минуты. Успеть бы. Запросто перемахивая через низкие и высокие заборчики возле школ и подъездов, он нёсся сквозь арочные тоннели к институту.

Оставалось всего лишь пересечь детскую площадку, которую огораживал квадрат пятиэтажки. Но студент снял наушники и остановился прямо перед ней. Натянул обратно капюшон. Между домов у обшарпанной арки стояли двое: молодая женщина в синем плащике и криминального вида мужчина с поломанным носом, под которым виднелась запёкшаяся кровь. Мужчина скалился, пытаясь отобрать у женщины сумочку. Но она не сдавалась: громко звала на помощь и, упираясь каблуками в асфальт, тянула ремешок на себя.

– Чего орёшь, дура?! – рычал грабитель. – Прибью ведь!

Не отпуская сумку, он вытащил из кармана перочинный нож и наставил на женщину. Она мгновенно потеряла все силы. Умолкла. Руки слегка ослабили хватку. С застывшим в глазах ужасом она смотрела на нож, который опасно поблёскивал в руке грабителя.

– Отпустишь сумку, и я тебя отпущу, – уже мягче предложил он.

– Но там ведь деньги…на операцию…маме, – растерянно промямлила жертва. Теперь широко раскрытые глаза смотрели не на нож, а на сумку, где хранились, похоже, все её сбережения.

Мама. Студент мог бы сейчас же уйти, обогнуть злосчастный переулок со стороны автострады и вскоре навсегда забыть про неприятное происшествие. Никто бы ему и слова не сказал: те двое заняты сумкой, вокруг ни души. Беги, пока цел. Но в голове плотно засело слово, от которого он никак не мог отвернуться – мама. Самый дорогой для этой женщины человек находится в опасности, а какой-то пьянчуга решил отобрать его у неё? Нет. Нужно что-то делать. По утрам этот район часто патрулируют росгвардейцы, а значит, они могут быть сейчас где-то поблизости. Пока бежал, никого не увидел. Возможно, они на площадке за аркой или у автострады. Возможно, зашли в магазин «Напротив» за стаканчиком кофе и булочкой. В любом случае, надо их найти.

Не думая о последствиях, студент рванул вдоль переулка. Была крохотная вероятность, что грабитель, заметив свидетеля, испугается и убежит. Но как только студент стал огибать его и жертву, оба лишь растерянно на него уставились, так и не выпустив из рук злосчастную сумку.

Почему-то именно в этот момент у студента зачесалась правая ладонь. Дело дрянь. Подобный зуд он испытывал крайне редко. Последний раз такое случалось лет семь назад. Тогда он сбежал из школы через окно первого этажа и увидел, как на заднем дворе трое старшеклассников избивают Лерку из его класса. Та настучала на них завучу. Ладонь словно кипятком окатили. Затем она стала жутко зудеть. Совесть вопила – вмешайся и помоги, но он ясно помнил, как эта девчонка ещё неделю назад вместе с подругами и пацанами из соседней школы его гнобили. Удары старшеков становились жёстче, а ладонь зудела всё сильней. Он бегом вернулся в школу. Сообщил о случившемся завучу и, сославшись на плохое самочувствие, ушёл домой. По дороге чуть ли не до крови расчесал все пальцы, на которые успел перейти зуд. И только дома эта странная аллергия, наконец, прекратилась.

Совпадение? Он так не думал. Наверное, опять совесть мучает. Но в этот раз завучу не сообщишь, и рядом не видно ни одного служителя закона. Ладонь жгло. Она зудела и пульсировала, словно воспалённый заусенец. Не в силах больше это терпеть, студент быстро стянул чёрную перчатку без пальцев, которую обычно на людях никогда не снимал. Одно неловкое движение – и перчатка упала на землю. Он не мог её потерять. Никак не мог. Без неё нельзя. Парень резко остановился и присел прямо перед выходом из арки. А когда перчатка снова оказалась в руке, и он уже стал подниматься, с него рывком сорвали капюшон и приставили к горлу холодное лезвие ножа.

– Стой смирно, – потребовал насмешливый голос грабителя, который стоял у парня за спиной. – А ты, – обратился он к жертве, – отдай сумку. Иначе смерть мальчишки будет на твоей совести.

– Отдам! Я всё отдам! – на грани паники заорала женщина. Каблуки медленно застучали по асфальту, эхом отдаваясь от бетонных стен арки.

Зловонное дыхание смерти вперемешку с перегаром опаляло шею студента. А ведь он всего лишь хотел вовремя добраться до вуза. Но шантаж! Этот изверг решил воспользоваться совестью бедной женщины вместо того, чтобы её убить. Вряд ли он настолько глуп. Наверное, решил убрать сразу и свидетеля, и жертву. Как только женщина передаст сумку, он прирежет сначала «мальчишку», а потом и её. Подонок! Разрушать чужие жизни ради бутылки водки – это бесчеловечно. Впрочем, он давно не человек, он зверь. Горькая отрава извратила его ум и сердце. Нельзя позволить ему зайти ещё дальше.

Ладонь больше не зудела. Студент понял, что сейчас на кону стоит не одна, а три жизни. Если он струсит и в этот раз, то потом будет сильно об этом жалеть. Грабитель отвлёкся, чтобы забрать сумку. Стук каблуков стих. Пришло время действовать. Студент воспользовался моментом, двинул локтем бандиту в живот, выбил у него из руки нож и повернулся. Женщина дрожащими руками протягивала сумку, но, когда увидела, что грабитель безоружен, тут же прижала её к груди.

Преступник согнулся пополам, но слишком быстро оправился. Ловким движением он снова схватил нож и с рыком бросился на студента. Не человек. Дворовый пёс. Парень не успел сообразить, что можно противопоставить холодному оружию. В испуге он выставил вперёд ладонь, которая только недавно зудела, и зажмурился. На руку налетела крепкая грудь бандита, а затем…затем случилось что-то невероятное. Студент ощутил, как в нём разливается тепло и почему-то…радость. Словно вот-вот его не пырнут ножом в живот, а погладят по головке и протянут шар сладкой ваты. Он ждал. Ждал, когда сталь вопьётся в тело, и кровь хлынет на разбитый асфальт. Ждал адскую боль. Крики женщины, у которой в больнице умирает мать. Свои сдавленные стоны. Страх. Но вместо всего этого услышал, как на асфальт с коротким лязгом упал перочинный ножик. Открыв глаза, он обомлел.

– Я убил, я покалечил, я украл…, – в диком, можно сказать первобытном ужасе прошептал грабитель, глядя в глаза студенту. – Я убил, я покалечил, я украл…, – ещё тише повторил он и отступил назад, в панике хватаясь за голову. Ошалелые глаза уголовника блуждали то по дороге, то по двору за спиной парня. Покачиваясь из стороны в сторону, он рвал на себе волосы и повторял, словно мантру, одни и те же слова.

Женщина в оцепенении стояла и смотрела на безумца, который её только что чуть не убил. Натянув перчатку, студент кинулся прочь из арки, чтобы найти хоть какую-то помощь.

К счастью, вдоль детской площадки проходили два сотрудника полиции: один усач лет под сорок, а другой совсем молодой пацан с наивными детскими глазами. Форма ему совсем не шла. Наверное, прошлогодний выпускник института. Студент едва не влетел в них, когда выбежал из арки, и торопливо указал на переулок:

– Там…там…грабитель….

Полицейские переглянулись, а затем посмотрели ему за спину. Внимательно, серьёзно. После этого они снова переглянулись и разразились диким хохотом. Студент не понял, отчего такая реакция. Он спешно развернулся. Переулок был совершенно пуст. Только пара мусорных бочков возле дома и облезлая серая кошка, что роется в пакете с объедками.

– Тут была женщина…с сумкой…для мамы. И уголовник с ножом. Он нам угрожал, хотел забрать сумку, – сбивчиво пытался объяснить парень, не понимая, куда они оба делись всего за несколько секунд.

– Глаза разуй, никого там нет, – засмеялся младший из полицейских.

– Или ты обкуренный? – с подозрением посмотрел на него усач.

Парень выпалил, не думая:

– Нет! Я студент!

– Ах, так вот в чём дело, – взгляд старшего потеплел, он снисходительно улыбнулся. – Не сиди ночами за книжками, а спи, тогда и грабители больше не привидятся.

– Но я не…

Он хотел оправдаться, но патруль только пожелал ему удачи в учёбе и быстро свернул за угол. Чертовщина какая-то! Пару минут назад уголовник и жертва были здесь, а сейчас их нет. «Не испарились же они, в конце-то концов?!» Так и не найдя логичного объяснения всему произошедшему, студент плюнул, надел наушники, капюшон, поправил перчатки и осмотрелся. Вроде бы слежки нет – преступник действительно сбежал. Очень быстро, но сбежал. Парень понадеялся, что та женщина хотя бы успеет передать в больницу деньги. После такого шока очевидно, что она рванула отсюда со всех ног. Он бы тоже рванул, если бы не долбанная совесть.

На автобус студент, конечно, не успел. Пришлось спуститься в подземный переход и бежать мимо цветастой толпы, чтобы на верхнем переходе не простоять ещё минут, эдак, десять.

Институт построили на месте пустыря, в окружении спального района, где было не слишком людно и шумно. В этом заключался один из главных для студента плюсов данного учебного заведения. Витиеватый чугунный забор высоким стражем защищал довольно большую территорию с несколькими учебными корпусами. Снаружи они выглядели, как застеклённые цилиндры и кубы с крышей в виде прозрачной пирамиды. Чёрный металл, стекло и кое-где дерево – основные материалы, из которых был построен вуз. Вместе они создавали ощущение, что это мир будущего, о котором грезят писатели-фантасты. Внутри лучшая на сегодняшний день техника, кресла-подушки, навороченная библиотека, обтекаемые столы и кабинеты для занятий в виде отсеков космического корабля. А ещё столовая, в которой питаются только избранные: 300 рублей за пирожок – это что-то на богатом. С такими наценками недолго и на обедах разориться. Поэтому студент всегда брал обед с собой. Или не брал. Зависело от наличия еды в холодильнике.

На территорию института пускали только по студенческим билетам или паспортам. Студент на ходу предъявил охране пропуск и помчался к главному корпусу. Именно там через десять минут должна начаться первая пара. Молодой профессор будет готовить их к летней сессии. Экзамен важный – пропускать никак нельзя.

Корпус находился почти у ворот, поэтому студент особо не волновался, что может опоздать. И напрасно. Возле стеклянных дверей его встретили, но далеко не сотрудники института или однокурсники. Дорогу преградили три короткостриженных амбала. Наушники пришлось снять.

– Эй, прокаженный, сижки не найдется? – насмешливо спросил тот, что стоял посередине. Он же значился членом студенческого совета.

– Не курю, – мрачно ответил студент и попытался их обойти. Связываться с хулиганьём, как называла подобных элементов общества бабушка, себе дороже. Особенно с ребятами с факультета менеджмента. Такие управленцы – враги народа. Им волю дай – любого изувечат и опустят до уровня плинтуса, а особенно тех, кто слабей. Для них это как изощрённое хобби. К тому же, после недавнего потрясения совершенно не хотелось влезать ни в какие разборки. Забиться бы на крайнюю парту и слушать препода. Объясняет он, кстати, неплохо.

Но желания не всегда имеют свойство сбываться. Приятели члена совета выставили ручищи, чтобы не дать парню пройти, и натянули на кирпичного вида лица неприятную ухмылочку.

– Я слышал о тебе, – сказал главарь. – Худший студент прошлого семестра.

Язык чесался ответить им что-нибудь в саркастическом духе, но было понятно, чем всё закончится. Поэтому студент промолчал, угрюмо глядя на парней. Где-то под ногами вдруг раздалось тоненькое «мяу». Несколько пар глаз опустились к объекту писка. Это оказался тощий чёрный котёнок с белыми лапами, который частенько бродил между корпусами и заглядывал на кухню столовки. Повара его втихомолку подкармливали. Добропорядочный член совета, имени которого студент не помнил, с размаху пнул бедное животное тяжёлым кроссовком. Котёнок отлетел к забору и упал на асфальт. Жалобно замяукал, пытаясь подняться на мягкие лапки.

– Опять этот грязный комок шерсти тут ошивается! – презрительно выплюнул амбал, глядя на котёнка. Его дружки в голос заржали.

Студент знал, что они жестокие, но чтобы настолько…Он перемахнул через лестницу и вмиг оказался возле раненого животного. Медленно и аккуратно подобрал его и прижал к груди. Котёнок доверительно мяукнул и посмотрел серыми глазками в глаза человеку. Студент ласково его погладил, а пацаны на это только рассмеялись.

– Вы зачем так? Он ведь живой, – сказал студент, мягко улыбаясь котёнку.

– Глядите-ка, – усмехнулся член совета, – у нас тут теперь два немытых бродяжки. Не слышал приказ ректора? Всех бродячих убрать, иначе приедет отлов животных.

– Лёх, так он тоже, получается, попадает? – задумчиво спросил один из его дружков, кивнув на студента.

– Куда?

– Под приказ. Бедный наш сиротка, – съехидничал парень, – Давайте эту сладкую парочку отсюда уберем? Чтоб глаза не мозолили.

– Точно! – главарь воодушевился. – Помогаешь котам, будешь с ними на улице куковать. Приказ ректора!

Студент даже не успел подумать, как ответить. Его мигом обступили три спортивных старшекурсника. Жалость, доброта и справедливость в этот миг покинули территорию института. Он спрятал пищащего котёнка в карман-кенгуру и приобнял, прекрасно понимая, что будет дальше. Снял и отбросил подальше любимый рюкзак.

Резкой подсечкой студента сбили с ног. С трёх сторон полетели удары. Били только ногами, чтобы не пачкать руки, и по самым открытым местам: рёбра, спина, лицо. Пинали, как недавно котёнка. Студент принял позу эмбриона и крепко обхватил карман, в котором сидело бедное животное. Охранник не обернулся, как и ребята, которые опаздывали на занятия. С такими отморозками связываться не хотелось даже им. Пока преподы не видят – можно закрыть глаза на их выходки. Бояться тех, кто сильнее – это нормально. Парень не держал на них зла. Но если бы кто-нибудь сейчас хоть чуточку помог, словом ли, делом, он был бы благодарен ему до конца своих дней. На его теле уже почти не осталось живого места, когда Лёха, всё ещё наслаждаясь каждым ударом по рёбрам, с издёвкой спросил:

– Ну и как тебя зовут?

– З-зачем т-тебе? – еле выдавил студент, исподлобья глядя на мучителя и выплёвывая на асфальт нитку почти чёрной крови. Один глаз подбили, но он пока не заплыл. Котёнок жалобно пищал и брыкался в кармане.

– Хоть знать будем, кто у нас в институте главный мальчик для битья.

Студент молчал. Железисто-солёный привкус во рту и разливающаяся по всему телу боль не смогли унять его решимости не дать этим выродкам тронуть пушистый комочек. Он сунул дрожащую руку в карман и ласково провёл ладонью по грязной шёрстке. «Тише, маленький. Я не позволю им тебя обидеть», – мысленно говорил он, поглаживая котёнка. Из кармана послышалось довольное «мяу», зверёк немного успокоился. Лёха с презрением фыркнул и с силой ударил парня под дых.

– Назови своё имя! Или я неясно выразился?! – гаркнул он, собираясь нанести ещё один удар.

– С-с-стигмат, – прошептал парень разбитыми губами, на которых пузырилась кровь.

– Стигмат? – здоровяк усмехнулся, поглядывая на дружков. – Это что, правда твое имя?

– К-кличка, – выдавил из себя парень, сжимаясь в клубок не столько от боли, сколько защищая крохотное существо, что шевелилось в кармане.

– Как у собаки, что ль? Стигмат, к ноге! – съехидничал Лёха, и вся группа дружно заржала.

– Стадо баранов, – пробубнил студент себе под нос.

Но его услышали и пнули ещё пару раз. Он зажмурился, терпеливо принимая удары и пытаясь нормально дышать. Воздуха катастрофически не хватало.

– Что ты там сказал?

Отвечать недалёким – себя не уважать. Да и силы уже оставили. Стигмат приоткрыл один глаз, чтобы посмотреть, кто нанесёт последний удар перед тем, как он вырубится. Но тут он заметил движение за спиной Лёхи. От дверей главного корпуса к ним спешили несколько парней. И первым среди них был Влад Белявский. Красавчик с серебряной ложкой во рту и репутацией подлизы. Его обожали все – от преподавателей до студентов. Блондин, высокий, стройный, загорелый из-за недавней поездки на Бали, водит крутую спортивную тачку ярко-красного цвета и носит исключительно популярные бренды. Он производил неизгладимое впечатление. Особенно на девчонок. И учился этот парень на графического дизайнера, в одной группе со Стигматом. Если Влада знали все, то худшего студента семестра только шкафы вроде Лёхи. Надо же им над кем-то издеваться. Но одна из девчонок никак не поддавалась на деньги и чары Белявского – Карина Смородина из параллельной группы. Смуглая студентка с огоньком в карих глазах и насмешливой улыбкой. Она не из богачей, но у отца имеется собственный бизнес в сфере красоты. Поэтому с ней дружит вся общага и несколько групп, которым она изредка делает вычурную причёску или неплохой макияж. Конечно, не за спасибо. Стигмат никогда не понимал, зачем ей дизайн с такими способностями. Пошла бы лучше на визажиста.

Блондин и его команда направились прямо на верзил, которые всё ещё пинали беззащитного парня. А он, скрючившись, лежал на земле, стискивал зубы и прижимал к груди маленький пищащий комочек. Ему было странно, что Влад, который со времён поступления ни разу с ним и словом не обмолвился, сейчас на всех парах мчится к группе местных скандалистов.

– Остыньте, парни, – сказал блондин и положил руку на плечо члена совета. Повеяло дорогим парфюмом. Тот рванул плечо и стряхнул с себя изящную ладонь парня с таким выражением лица, будто это был птичий помёт.

– Пай-мальчик мне указывать будет? – сверкнул глазами Лёха. – Кто он тебе, чтобы за него заступаться?

– Никто. Просто…котёнка жалко, – тут же ответил Влад и широко улыбнулся.

– Это приказ ректора. Засунь свою жалость себе…

– Подождите-подождите, – блондин примирительно выставил перед собой руки, – не думаю, что ректор имел в виду избавиться от котёнка именно так. Скорее, он попросил вас вышвырнуть его за ворота. И всё. Никакой жестокости.

Менеджеры переглянулись. Таких озадаченных лиц Стигмат у них ещё не видел. Лёха выудил из кармана телефон, набрал кому-то, отошёл подальше, и после короткого разговора вернулся с кислой миной.

– Мажор, на сегодня мы закончили, – сказал он, но вместо того, чтобы сразу уйти, наставил телефон на изящный нос блондина. Его дружки напряглись, готовые в любой момент встать на защиту такого произведения античного искусства, как Влад. – Но запомни: ещё раз помешаешь нам накостылять этому готу, поедешь не на Бали, а к пластическому хирургу. Уяснил?

– Полегче, я всё понял, – Влад снова улыбнулся той слащавой улыбочкой, с которой подходил к преподам после занятий. – Надеюсь, инцидент исчерпан?

– Исчерпан…инцидент, – с усмешкой бросил Лёха, махнул своим амбалам, и они вместе исчезли за углом института. Пошли в курилку.

Всё время, пока они пререкались и выясняли, на чьей стороне правда, Стигмат лежал на асфальте и поглаживал котёнка, который уже перестал мяукать и тихо мурчал. Парень хрипел, перед глазами у него плавали мушки, а дыхание сбилось из-за точного попадания кроссовком под дых. Блондин на него даже не взглянул: с ослепляющей улыбкой он разглядывал девушек, которые спешили на первую пару и чуть ли не падали от восхищения при виде его очередного подвига.

– С-с-спасибо, – прохрипел Стигмат, медленно поднимаясь на ноги. Хоть тело и ныло, но, по крайне мере, кости были целы. Так он думал, осторожно двигая конечностями. Парень собирался отпустить котёнка, но бедное животное крепко вцепилось коготками в толстовку и, кажется, в кожу на груди. Жалобно мяуча, зверёк смотрел на него круглыми глазами и совершенно точно не собирался никуда уходить.

Влад повернулся к сокурснику всё с той же ослепительно-белой улыбкой. Но улыбка тут же обратилась гримасой отвращения, когда он кинул взгляд сначала на подбитое лицо Стигмата, а затем на грязный пушистый комочек, который покоился у него на руках.

– Издеваешься, придурок? Стану я какого-то нищеброда спасать. Ненавижу этих тварей, – Влад зыркнул на котёнка, – но репутацию ангела надо поддерживать. О, Смородина идёт! Подыграй мне.

Он и его дружки покосились куда-то за спину Стигмата. С выражением превеликого удовольствия на смазливом лице, Влад начал наглаживать одну из «этих тварей». Мимо процокала каблучками стайка разукрашенных, как куклы Барби, девиц во главе с Кариной. Девушки с интересом посматривали на Влада, который, улыбаясь во все тридцать два, ласкал чумазый комочек шерсти. Но котёнку его изящная ручка, покрытая слоем парфюмированного крема, не понравилась. Он мило чихнул и зашипел, а затем царапнул загорелую кисть, от которой чуть ли не за километр разило цитрусами и морским бризом. С Бали, наверное, запашок привёз. Как только Карина с подругами скрылась за стеклянными дверями института, Влад одёрнул руку и прошипел:

– Ах ты, злобная тварь! Дай сюда, – скомандовал он и потянулся к животному, что мирно сидело на руках Стигмата. – Сейчас я его отсюда выкину!

Котёнок снова начал шипеть и выпускать коготки, стараясь расцарапать и другую руку ненавистника рода кошачьих. Забрать его у блондина так и не вышло. Шатаясь, как лист на ветру, Стигмат осторожно поместил котёнка обратно, в карман толстовки.

– Не отдам. Позволь мне самому вынести его за ворота.

Влад посмотрел на царапину, которая уже покрылась алыми каплями. Дружки тут же подали ему пару влажных салфеток и побрызгали на рану антисептиком, чтобы, не дай бог, он не получил заражение крови.

– Ладно, – высокомерно согласился блондин, глядя на шипящий комок. – Иди. И сам с ним оставайся, тебе тут всё равно не место.

– Спасибо, – уже более уверенно ответил Стигмат, нацепил на спину рюкзак и развернулся к воротам.

– Спасибо? – Влад скорчил недовольную гримасу. – Ты. Мой. Должник. Если я когда-нибудь что-нибудь попрошу – обязан выполнить.

– Понял, – не поворачиваясь к нему, сказал парень. – Без проблем.

Он действительно был благодарен блондину, несмотря на его заносчивость. Всё-таки, если бы он не вмешался, кто знает, как бы всё обернулось. Качаясь, Стигмат двинулся к воротам, на ходу вытирая с губ вязкую красную слюну. При виде него опоздавшие студенты пугались и спешили поскорее пройти контроль, а охранник делал вид, что всё в порядке. У него на это могло быть две причины: подкуп или страх. В любом случае, Стигмату было не до размышлений: еле волоча ноги, он нёс маленький комочек за ворота. Но уже там, на тротуаре перед вузом, силы его покинули. Как подкошенный, он рухнул на колени, а потом завалился на бок. Но руки от кармана так и не отнял.

– Беги, – шепнул, опустив взгляд на любопытную чёрную мордочку, которая высунулась из толстовки. – И держись подальше от этой выгребной ямы.

Котёнок будто понял слова человека, вылез из своего укрытия и, хромая, побежал куда-то за угол чугунного забора. Стигмат понадеялся, что он сюда больше не вернётся.

Прохожие, в основном, обходили парня стороной. Кто-то рвался помочь или вызвать скорую, но он уверял, что всё хорошо и скоро поднимется сам. Пару раз по нему чуть не проехались гонщики на электросамокатах и велосипеды доставки еды. Гавкали чьи-то собаки. Лишь когда боль немного отступила, студент и правда поднялся. Доковылял до корпуса и увидел, как Влад делает неловкие комплименты Карине. Обычно он более дерзкий, а тут стесняется, как девчонка перед поцелуем. Но Стигмат знал – если Карина весело смеётся и отводит глаза, – снова его продинамит.

Блондин уже пошёл в контрнаступление: залез в карман и явно хотел вытащить оттуда какую-нибудь дорогущую безделушку с Бали, но из стеклянных дверей вышла преподша по истории дизайна – сорокалетняя дама со светлым каре и огромными серьгами в виде геометрических фигур. Она окинула строгим взглядом Влада и Карину, которые мигом друг от друга отскочили. Теперь они улыбались во весь рот только ей. Затем перевела взгляд на Стигмата, который привычно нацепил капюшон и остановился возле парочки, делая вид, что рассматривает кладку лестницы.

– Белявский, Стигматов – в деканат. Быстро, – скомандовала историчка, развернулась на каблуках и направилась в глубь корпуса.

Студенты непонимающе переглянулись и пошли за ней. На прощание Влад улыбнулся Карине и самонадеянно попросил, чтобы без него не скучала, потому что между парами они обязательно встретятся в столовке. Стигмат только закатил на это глаза. По пути в деканат блондин шёпотом, чтобы не услышала строгая преподша, сказал:

– Наверняка хотят меня наградить за то, что спас тебя от этих придурков.

– Угу, – буркнул Стигмат, не обращая внимания на самохвальство блондина. Ему почему-то было тревожно. Как если бы их вели не в деканат, а на плаху.

Едва перешагнули порог, как на них устремились взгляды секретарей и преподавателей, которые вечно сгибались над бумажками. Заставить их оторвать глаза от компьютеров и папок мог только какой-то особо важный повод. И это сильно напрягло Стигмата. Отложив документы, из-за главного стола поднялся декан факультета графики – высокий статный мужчина с залысиной и небольшой бородкой. Выглядел он серьёзно. Даже слишком.

– Владислав, – опираясь кончиками пальцев на стол и глядя в лисьи глаза Белявского, произнёс декан, – зачем вы подвергали себя такой опасности? А если бы те ребята переключились на вас?

Конечно. Блондина всего лишь мягко отчитают и отпустят. Он ведь, как никак, сын лучшего друга ректора, основателя крупной IT-компании. А Стигмату придётся стоять на ковре, пока на него не выльют ведро словесных помоев.

– Э-э-э, – Влад опешил, – Я думал, вы наградить меня хотите.

– За что? За то, что один из лучших студентов влезает в чужие драки? – ровным, но слегка раздражённым тоном ответил ему декан.

Блондин такого не ожидал. Его лицо переменилось. Место озадаченности на нём заняла льстивая улыбочка. Одна из тех, за которые ему всё спускали с рук.

– Извините, Лев Геннадьевич. Признаю свою ошибку. Впредь такого не повторится.

Декан сузил глаза и пристально вгляделся в смазливое лицо студента. Затем он сложил руки за спиной и ответил как можно более непринуждённо:

– Хорошо. Раз ошибку признаёшь, значит наказывать тебя не будем. К тому же, это первый твой проступок. Иди на занятие. Передай, что опоздал по моей вине.

– Спасибо, – его белозубая улыбка стала ещё шире, – До встречи, Лев Геннадьевич! Хорошего вам дня! – слащаво возвестил он на весь деканат, отчего молоденькие секретарши зарделись.

Перед тем, как выйти из кабинета, блондин одарил Стигмата надменной ухмылкой. Лев Геннадьевич и две преподавательницы, включая историчку, направили строгие взгляды теперь на него. Но волков бояться – в лес не ходить. Студент был готов к любым последствиям не своего проступка.

– Оправдываться будешь? – спросил декан.

– Нет.

– Иди-ка ты, Стигматов, в академический отпуск. Мы, конечно, всё понимаем – больной дедушка, сирота, но оценки за тебя исправить не сможем.

Как же…оценки. Он знал, что главная причина в другом. Если останется – будут разборки с родителями управленцев. Половина института видела их стычку. Хотя это и стычкой-то не назвать: трое на одного, без какого-либо сопротивления. Родители студентов – крупные бизнесмены. У них деньги, а значит и власть. Они не пустят ситуацию на самотёк. Свалят вину на парня, у которого в кармане одни гроши, отпор ведь им всё равно никто не даст. А их детишек в любом случае оправдают. Поэтому иных вариантов у декана нет.

– Успеваемость у тебя и правда так себе, – заметила историчка. – И перестань, наконец, сидеть на занятиях в капюшоне! – Она из тех преподавателей, которые придираются не только к оценкам, но и ко внешнему виду студентов. А Стигмат в их престижной группе один выделялся своими специфическими вкусами в одежде. – Ещё один неуд и вылетишь, как пробка из бутылки!

– Выбирай: исключить тебя или уйдёшь в академ, – сказал декан и поставил жирную интонационную точку.

Спорить с ними бесполезно. Да и, в принципе, Стигмат ничего не терял, кроме года жизни. В армию всё равно не заберут: врождённая аномалия и слабое здоровье в результате частых прогулок под дождём. А других опасностей не предвидится. Зато будет время подтянуть сложные предметы.

– Хорошо, – смиренно опустил голову парень, – я уйду.

– Через год вернись подготовленным, – предупредила преподавательница английского, самая кроткая и мягкая женщина в универе. – Не обижайся на нас, пожалуйста. Мы хотим оградить тебя от…ну, сам понимаешь.

– Марья Евгеньевна! – прикрикнул на неё декан.

– Молчу-молчу, – женщина стушевалась и прикрыла мягкой ладошкой рот. А глаза-то на мокром месте. Когда на неё повышают голос – сразу начинает рыдать. Особенно на занятиях. Бывало, зайдёт декан, чтобы пожурить за ошибку в документе, так потом всей группой её успокаивать приходится. Иногда, когда Стигмат задерживался в универе и видел, как она тихонько плачет в деканате, заходил и просто около часа сидел рядом, поглаживая пухлую белую руку. Мягкая, во всех смыслах. Таким сложно работать с людьми. Но ещё сложнее жить в этом жестоком социуме.

Стигмат её понял. Он обвёл трёх преподавателей тяжёлым взглядом, получил от декана указания по поводу академического отпуска, тихо попрощался и вышел. Ему требовалось вернуться сюда на днях. А после…после он покинет это место на год…или навсегда. Зависит от обстоятельств, и от желания учиться.

Никто из присутствующих в деканате не обратил внимания на его уход. Никто там в принципе внимания на него никогда не обращал. Поступил – пришёл – ушёл. Это не Влад, чтобы ему в рот заглядывать. И даже не управленцы.

Учёба давалась Стигмату тяжело, но всё-таки давалась. Из-за того, что прежде он не покупал курсы по рисованию и посещал самую обычную школу, полезных навыков было маловато. Так, ходил в местный кружок и напросился в ученики к старику, который писал портреты туристов на Арбате. Однако у него от природы был талант к рисованию. Старик это заметил и помог его развить. Поэтому он и сумел пройти все творческие испытания.

Стигмат всё-таки решил остаться на занятия хотя бы сегодня. Слушать молодого препода довольно интересно, у него хорошо выходит увлекать толпу. Да и новые знания никогда не будут лишними.

Когда после пар Стигмат выходил за ворота, вслед из окна второго этажа со всё той же надменной ухмылочкой на него смотрел Влад. Блондин уже обо всём знает. Радуется, гадёныш. Но Стигмат на него не обижался. Он вообще редко на кого-то злился, кроме самого себя. Только вот дедушку жаль. Он много лет копил деньги, чтобы пристроить внука в хороший университет. Неужели все его старания пойдут коту под хвост?

Погружённый в тяжёлые мысли, студент побрёл вдоль забора к метро. На автобусе ехать незачем, ведь больше ему некуда спешить. С первого дня он знал, что в этом вузе ему не прижиться. Знал, но пошёл. Ради дедушки. Ясный день, над головой чистое голубое небо, а в душе парня засела мрачная чёрная туча. Собирался нырнуть в мир любимых треков, но от наушников остался лишь кусок разбитой пластмассы и погнутая проволока. Выкинул их в урну возле остановки. Вспомнил о грабителе и решил пройтись вдоль автострады, там как-то безопаснее, что ли.

Только студент миновал остановку, как перед ним выскочил чёрный комочек шерсти с подбитой левой лапкой. Увидев человека, который его спас, котёнок радостно замяукал. Стигмат остановился.

– Ну что, приятель, теперь мы оба оказались на улице.

Он присел, погладил котёнка и улыбнулся. Лицо болело, поэтому улыбка вышла слегка кривоватой. Зверёк потёрся о его ногу. Замурлыкал.

– Бродяжки друг друга в беде не бросают, – сказал студент, приподнял котёнка и сунул в недавнее укрытие. Тот не сопротивлялся.

Едва они дошли до оживлённого проспекта, как небо заволокли тучи. Солнце спряталось за густыми тёмными облаками, словно кто-то выключил лето и заново врубил дождливый май. Подул сильный ветер. Асфальт окропили первые холодные капли. «Странно, – подумал парень, – вроде бы обещали жару». Дед зорко следил за прогнозом погоды и каждый день сообщал внуку, что ему следует взять с собой: летом – зонт, весной – резиновые сапоги, осенью – зонт и резиновые сапоги, а зимой – шапку и шарф. Но Стигмат никогда не пользовался зонтом. Даже в самый жуткий ливень он снимал капюшон и приходил домой насквозь мокрый. Привычка.

Вот и сейчас парень оказался без зонта. Но в кармане котёнок. А ему болеть нельзя, он ещё слабенький. Тогда Стигмат принял решение свернуть в тот самый переулок, чтобы бежать дворами. Там хотя бы деревья прикроют. Парень прошёл детскую площадку и спрятался под облезлой аркой. С опаской глянул по сторонам, вниз. Следов грабителя не видно.

И только он выдохнул свободно, как краем глаза заметил возле качелей движение. Повернул голову. Одно из сидений мерно покачивалось за пеленой крупных капель дождя. Будто его кто-то случайно задел. Или не случайно? В голову полезли страшные мысли о грабителе, который мог поджидать его на месте несостоявшегося преступления. Но они быстро оборвались, потому что над детской площадкой неожиданно взвился маленький смерч. Он закружил крупицы песка и зелёные листья. Подобные явления в Москве не редкость, но что-то в этом смерче студента напрягло. Он поспешил отсюда убраться и направился к узкому проходу между домами.

Впереди показался другой двор. Стигмат ускорился. Оставалось преодолеть ещё половину тропинки, как сзади послышались чьи-то быстрые шаги. Хотелось обернуться и посмотреть, кто идёт, но, если это тот, о ком он думал, любое промедление грозило смертью. По лицу и капюшону хлестал дождь, котёнок в кармане надрывно мяукал, а Стигмат бежал. Несмотря на дикую боль, он придерживал маленький комочек одной рукой и бежал. В сердце ещё теплилась надежда, что это не преступник, а обычный прохожий, которого также, как и студента, застиг врасплох летний дождь.

Шаги позади не стихали. С каждой секундой они становились всё ближе и ближе. Преследователь почти настиг парня, когда тот выпрыгнул из ловушки многоэтажек и в несколько секунд пересёк очередной двор. Прыгать через лавочки и карусели с пассажиром в кармане оказалось занятием нелёгким, но он справился. Впереди безлюдный переулок, за ним станция метро. Протянуть бы ещё немного…

Стигмат ускорился. Но быстрые, почти нечеловеческие шаги за спиной сломали его хрупкую надежду. Он жертва. В голове пронеслись воспоминания о родителях. Тупая горечь вывернула мысли наизнанку. Он не жертва – он преступник. И винить здесь можно только себя. Получается – это всего лишь долг, который он не возвращал Богу много-много лет. Грабитель, кирпич на голову или авария – без разницы, исход для парня один. Однако умирать именно сейчас, оставлять деда, друзей и маленький писклявый комочек он не хотел. Поэтому перешёл на спринт. Обхватил котёнка двумя руками и рванул к большой красной букве «М». Это его ориентир. Это его спасение.

Во время бега с головы сорвался капюшон, но поправлять было некогда. Главное – не оборачиваться. Говорят, что в моменты опасности у людей открывается второе дыхание. Оно даёт силы перемахивать через высокие заборы и поднимать двухтонные машины. Такое дыхание открылось и у Стигмата. Он больше не обращал внимания на боль, она исчезла, словно по волшебству.

Не глядя под ноги, парень поскользнулся на недавно взрытой рабочими земле, которая сейчас была горой глины. Предугадав опасность, он успел упасть не на живот, а на колени, выставив вперёд обе руки. Перчатки, неприятно чавкнув, окунулись в бурую жижу. Теперь преследователь стоял у него за спиной. Его шаги стихли всего в паре метров от жертвы. Стигмата охватила паника. Инстинкты кричали встать и бежать, но он понимал, что едва сорвётся с места, как ему в спину вонзится острый нож. Но и сидеть без дела тоже нельзя. Тогда он с плеском стукнул кулаком по луже и выкрикнул:

– Добить пришёл? Не на того напал!

Пусть это будет его последний бой, пусть он проиграет, но больше безропотно никому сдаваться не будет. Грабитель, наверное, забрал не одну жизнь, и не один кошелёк, поэтому забрать его с собой на тот свет казалось неплохой идеей. Стигмат незаметно вытащил котёнка из кармана, резко развернулся и вскочил на ноги. Однако перед собой он увидел совсем не того, кого ожидал.

На парня пронзительным взглядом смотрел молодой мужчина в чёрной кожаной куртке с капюшоном, джинсах и берцах. Синие, с белыми концами длинные волосы, несколько прядей из которых заплетены в косички, почему-то не выглядели мокрыми. Хотя на улице вовсю лил дождь. На висках выбриты волны, а глаза настолько синие, что, кажется, это не их естественный цвет, а хорошие дорогие линзы.

Он собирался напасть. Кулаки сжаты, взгляд направлен на студента. Но чем будет бить? Кулаками? Времени обдумывать не оставалось. Стигмат метнулся в сторону и опрокинул под ноги преследователя огромный мусорный бак. Синеволосый, будто сбежавший с косплей-фестиваля парень, легко его перепрыгнул и рванул за студентом.

Выяснять, чего он к нему прицепился, Стигмат не захотел. Да и если бы попробовал, его бы обязательно подвёл голос. Все силы от второго дыхания ушли на спринт. Он спешил добежать до метро, но перед носом вдруг снова возник слабый вихрь. «Даже природа против меня!», – с досадой подумал парень и попытался обогнуть смесь мусора, песка и листьев. Вопреки его ожиданиям, мини-смерч набирал мощь, превращаясь в настоящее торнадо. Разразилась целая буря. С неба лил дождь, рокотал гром, а землю освещали трескучие ветвистые молнии. Стигмат ощутил, как рюкзак, и его вместе с ним, засасывает в грязно-коричневую воронку. Дождь не мешал этому действу. Он будто подпитывал вихрь. Можно было бы снять рюкзак и оставить на съедение матушке-природе, однако эта вещь была для парня слишком дорога.

Воронка слишком быстро выросла. Она оторвала Стигмата от земли и поднимала всё выше. Он испуганно вскрикнул и начал судорожно осматриваться, надеясь отыскать что-то или кого-то, кто смог бы его спасти. Но точно не Влада.

Преследователь стоял внизу и с ядовитой усмешкой наблюдал, как жертву утягивает вихрь. В глаза Стигмату попал песок, они заслезились. Острые ветки и мусор иглами пронзали одежду, нос забила пыль. Он зажмурился, потёр глаза тыльной стороной перчаток. Не особо помогло. Ещё немного и какая-нибудь случайная склянка лишит его жизни. «Нужно отсюда выбираться», – подумал парень, силясь раскрыть хотя бы один глаз. Когда ему наконец-то удалось это сделать, песчаный смерч уже поднял его достаточно высоко над землёй, где-то на уровень третьего этажа.

Из окон окрестных домов высунулись люди. С ужасом на лицах они смотрели, как человек кружит над землёй. Вряд ли они такое когда-либо видели не по телевизору. Кто-то стоял с телефоном, наверное, звонил в МЧС. Но пока спасатели доедут, будет уже поздно. Помимо встревоженных людей Стигмат заметил длинный сук дерева, которое росло за мусоркой в нескольких метрах от него. Он вытянул руки, чтобы его схватить. Но длины рук оказалось мало. Тогда парень снял рюкзак, открепил лямку и бросил его в сторону дерева. С первой попытки не получилось. Он выждал ещё немного, а затем попытался кинуть вновь.

Провал. Ещё раз.

Круг за кругом, он поднимался выше и вскоре понял, что следующая попытка должна стать последней. Дальше его ждёт только одно – небо. В прямом смысле. Он, как мог, прицелился одним глазом, настроился на победу и кинул…Рюкзак пролетел всего в нескольких сантиметрах от ветки. Треск грома и молний заглушал остальные звуки. Если смерч наберёт ещё немного мощи, то Стигмат столкнётся с мусором покрупнее. В ход пойдёт всё: мелкие деревца, баки, куски выброшенного дивана, запчасти от бытовой техники и стекло. Глядя на то, как поднимаются ввысь пакеты с мусором, и каждый из них разрывает на мелкие кусочки, парень мысленно попрощался с жизнью. В воздухе встретились диван и части старинного зеркала. Осколки взметнулись к небу, чтобы смешаться с песком и деревьями. Парень прикрыл глаза, покрываясь каплями пота, стиснул зубы. И всё же…умирать страшно.

Чертовски страшно.

Неожиданно треск молний разрезал ещё более неприятный звук – мигалки спасателей. И смерч ослабил хватку. Парень ощутил, как его мощь немного угасла, мусор потихоньку начал спускаться вниз. А вместе с мусором и Стигмат. Он открыл оба глаза и увидел, что находится прямо напротив высокого дуба. Прицелился, бросил рюкзак. Попал! Вещь угодила между мелкой и большой веткой. Стигмат с трудом подтянулся к дереву. Несколько мгновений, и он уже висел на суку, уцепившись за него двумя руками. Спасатели подоспели вовремя. Они увидели человека, который свисал с дуба, и растянули под ним специальное полотно.

Раздался сильнейший раскат грома. Почти сразу за ним небо над Москвой озарила ветвистая змейка из молний. Одна из этих электрических гадин с треском долбанула в дерево, на котором висел Стигмат. Зелёная крона вспыхнула, ствол разбило напополам. Дуб изнутри охватило алое пламя. Теперь он тлел, как палочка благовоний. Парень с тревогой опустил глаза – спасатели махали ему и кричали, чтобы немедленно прыгал. Сорвав с горящих ветвей рюкзак, он разжал онемевшие пальцы, зажмурился и полетел вниз.

Это был короткий полёт. Полотно прогнулось под тяжестью человеческого тела. Когда студент открыл глаза, он увидел над собой зелёный факел и листья, которые медленно падали, сгорая на лету. Дождь прекратился, а вместе с ним и нежданная гроза. Сквозь тёмные тучи пробились первые солнечные лучи. С веток и деревянных кормушек слетела стая голубей. Где-то громко каркнул ворон. Всё закончилось также внезапно, как и началось. Над парнем столпились спасатели, из домов высыпали встревоженные люди.

– Потерпи, сейчас подъедет скорая, – сказал один из спасателей, подавая руку жертве стихии.

– Нет-нет, я в порядке. Не надо скорой, – хрипло ответил Стигмат. Он поднялся на ноги, быстро забрал рюкзак и, пошатываясь, направился к метро.

Из толпы выступила боевая на вид старушка с клюкой.

– Ты себя видел? Едва жив остался, лицо всё в синяках, а ещё куда-то рвётся.

Люди обступили парня со всех сторон. Но не для того, чтобы избить или отругать. Они интересовались, как он себя чувствует, и в один голос советовали дождаться врачей. Человек десять набежало. Не только старики. Взрослые, дети…«Целая толпа так переживает за какого-то незнакомца?» – удивился студент. Раньше с ним такого не случалось. Далеко не каждому взбредёт в голову безвозмездно помогать ближнему.

Но от помощи Стигмат всё равно отказался.

– Я правда в порядке. Но спасибо за сочувствие, – говорил он, улыбаясь и поднимая руки, чтобы люди ему поверили.

Тогда добрые люди перестали переубеждать парня и переключились на горящее дерево. МЧСники уже тащили шланг, чтобы его потушить. Когда толпа немного расступилась, Стигмат из неё вынырнул и побрёл к букве «М», до которой так долго не мог дойти. Остановился. Вспомнил о странном парне, что хотел на него напасть. Осмотрелся, но косплейщика нигде не было.

Несмотря на это, задерживаться нельзя. Вдруг он ещё где-то поблизости. Когда парень оказался возле метро, к нему, прихрамывая на одну лапку, выбежал чёрный котёнок. Собрат по несчастью по-прежнему жалобно мяукал, просил, чтобы человек не оставлял его в беде. Он и правда не смог. Как оставить такую кроху? Да ещё с подбитой лапкой? Подхватил комочек на руки и спрятал в карман. «Я сегодня прямо кенгуриха», – мысленно усмехнулся парень и забежал в подземку.

Проездной, что лежал в кармане джинсов, потрепался, но всё ещё действовал. На эскалаторе Стигмат постоянно оборачивался и внимательно смотрел по сторонам, пряча мокрую голову под настолько же мокрым капюшоном. Впереди парень в куртке с надписью «Источник окситоцина», сзади растрёпанная и заплаканная девушка – никаких следов преследователя. «Вряд ли он станет нападать в метро», – с облегчением подумал Стигмат и сошёл с эскалатора. Котёнок больше не пищал, а точнее, не издавал вообще никаких звуков. Уснул, бедняжка. Понимая, что к себе он взять его не может, студент соображал, куда бы его лучше пристроить. Где он будет по-настоящему счастлив?

Ноги предательски подкосились, как только он зашёл в вагон. Второе дыхание покинуло, стоило лишь чуть-чуть расслабиться. Вовремя ухватившись за блестящий поручень, парень заметил свободное местечко. Двинулся к нему. Но, словно из-под земли, перед ним вырос бородатый старичок с пухлой сумкой на колёсиках. Выдавив слабую улыбку, Стигмат жестом указал на место, которое пустовало. Старичок довольно улыбнулся ему в ответ и присел. Тогда на полусогнутых ногах студент двинулся к стоячим местам у электронной карты метрополитена. Но и они уже были заняты. Пришлось собрать всю волю в кулак и, крепко сжав зубы и поручень, стоять возле дверей. Наверное, люди в вагоне принимали его за бомжа или пьяницу. Об этом красноречиво говорили их косые взгляды. Подбитый глаз, грязные чёрные шмотки и кровоподтёки на губах – явно не признаки прилежного студента. Если увидят менты – сразу загребут в участок. И доказывай потом, что три раза был жертвой. За один день! Либо это судьба, либо роковая случайность. К тому же, мотивы преследователя с синей шевелюрой для него оставались загадкой. Было не похоже, что он обычный грабитель, как тот, в переулке. Скорее это какой-то неформал, который горит желанием истребить других неформалов. Думая обо всём этом, Стигмат благополучно добрался до своей станции. Час пик давно прошёл, поэтому не пришлось дышать кому-то в спину или жаться к стене. Славно.

Солнце немного подсушило толстовку и волосы. Тело заныло с новой, ещё более чудовищной силой. Казалось, мышцы рвутся, а кости дробятся на тысячи мелких осколков. Боль пульсировала в губе и под глазом, саднила щека. Несмотря на это, Стигмат хотел скорее вернуться домой. Его там ждут.

Терпеливо переставляя налитые свинцом ноги, парень брёл по тротуару. Мимо пролетали самокатчики и ребята из доставки, катились на скейтах школьники, петляли молодые мамы с колясками, тащили из «Пятёрочки» тяжёлые сумки бабули. Жизнь шла своим чередом. Но в этой череде Стигмат чувствовал себя лишним. Его снова перестали замечать. Не обходили стороной, а чуть ли не сбивали, при этом недовольно что-то ворча и цокая языком.

В палисаднике копошились соседки. Сажали экзотические цветы. «Зачем? Дом от этого краше не станет», – каждый раз удивлялся Стигмат, обегая взглядом облупленную штукатурку и ржавые прутья балконов, которые уныло смотрели во двор. Он незаметно заскочил в подъезд и вызвал лифт. Голова кружилась, во рту появился привкус желчи, смешанной с кровью. А лифт всё не ехал. Парень снова нажал на кнопку, и только сейчас до него дошло, что огонёчек на ней не горит с самого утра. Лифт сломался. Третий раз за неделю. «Когда он не нужен – работает, а как только понадобился – вырубается. Закон подлости», – мысленно проклинал железную коробку студент. Подтянул рюкзак. Шестой этаж – не десятый, и без лифта подняться можно.

Так он считал, пока не дошёл до третьего. Ноги сделались ватными, в голове зашумело. Стигмат опёрся на перила, чтобы немного отдохнуть. Как только перевёл дыхание, двинулся дальше. На пятом этаже почти лоб в лоб столкнулся с соседом, который бодро бежал вниз, как обычно, в неизменном костюме с иголочки. В руке уже был кейс, а не чемодан. Увидев парня, мужчина остановился. Всмотрелся в его покрытое ссадинами и синяками лицо.

– Кто это тебя так? Дай посмотрю, – он приблизился и с беспокойством протянул руку, чтобы ощупать лицо парня, но тот отшатнулся и зашипел.

– Дядь, не надо! Всё нормально.

– Ерошка, мне-то не завирай, – устало вздохнул мужчина и прилизал каштановые волосы, из которых выбилась седая прядь. Пока одна. Стигмат ещё в детстве её приметил. С тех пор седых прядей на голове дядьки не прибавилось. Молодой ещё, всего 43 года.

– Не называй меня Ерошкой, мне не пять лет, – как можно твёрже попросил парень и втянул сквозь зубы воздух, как только пальцы дядьки коснулись свежей ссадины на его щеке.

– Согласен. И не десять. Но ведёшь ты себя, как пятилетка. А потому буду называть тебя соответственно, пока не подрастёшь.

– Дядь Вальт, я всего лишь помог этому зверёнышу, – как только он упомянул спасённый комочек меха, тот зашевелился у него в кармане и тихо мяукнул.

Мужчина удивлённо перевёл взгляд на карман. Оттуда высунулась чёрная грязная голова. Серые глазки посмотрели на дядьку, и котёнок тут же спрятался обратно.

– Ему сегодня досталось. Вот и боится, – улыбнулся студент.

– Себе возьмёшь? Не думаю, что твоему дедушке это понравится.

– Нет, конечно. Отдам бабе Гале.

– Да ты всё предусмотрел, – мужчина тоже улыбнулся. – Придёшь домой – обработай раны перекисью. И йодом помажь, на всякий случай. Увидимся!

Стигмат кивнул, а сосед уже спешил вниз по лестнице. В кармане тренькнул телефон: «телега» шлёт сообщения. Писали одногруппники. Открыл общий чат: мало ли там что-то срочное.

«Прикиньте, нашего чмыря исключили!»

«Да ладно?»

«Какого из?»

«Ну, тот, тихий, в чёрном балахоне ходит»

«А, неформал?»

«Да, он самый»

«А я слышал, что его не исключили, а отправили в академ»

«Хз, может быть»

«Верните мне мой 2007 хахах»

«Лол, ребят, он всё ещё здесь»

В следующую секунду староста группы исключил его из общего чата. Как будто и не было там студента под ником «Стигмат». Логично. Из всего института он поддерживал связь только с…несколькими преподавателями. И то, потому что они его жалели. Остальные лишь презирали нищего, по меркам этого вуза, студента, и всячески от него открещивались. Как говорит дядя Вальт: «Бизнес – это игра в шашки. Не сожрёшь ты – сожрут тебя». Тоже самое касается учёбы в вузе, где тебе не место. Был бы Стигмат жестоким и безбашенным – парни бы так просто не ушли. Но он предпочитал молчать и не высовываться.

Перед тем, как пойти домой, он постучал в дверь соседки, которая жила через стенку от них. Открыла старушка – божий одуванчик. Низенькая и сухая, она действительно походила на цветок, а шапка пушистых седых волос только дополняла образ.

– Ерофей! – радостно воскликнула старушка, но её добрая улыбка тут же сникла, как только она увидела раны у него на лице. – Батюшки, что случилось? Сильно болит? Да ты заходи, не стой на пороге, – бабуля отошла и жестом пригласила его к себе.

– Нет, баб Галь, – уверенно ответил парень. – Я домой. Только хотел сделать вам небольшой подарок. К юбилею.

На мутно-голубых глазах старушки выступили слёзы, но она их сдержала, с теплотой глядя на юношу.

– Не думала, что кто-то вспомнит о моём юбилее. Восьмой десяток уж. С каждым годом всё трудней не думать о смерти.

– Типун вам на язык, баб Галь! Вы ещё меня переживёте, – Стигмат широко улыбнулся и принялся вытаскивать что-то из кармана.

В следующий миг он уже держал в руках чёрного котёнка с белыми грязными лапками. Старушка ахнула, хлопнула в ладоши и принялась полными восторга глазами рассматривать сие чудо природы.

– Нашёл у института. Ректор животных запретил, а мне его жалко стало. С юбилеем, Галина Ивановна! – и он торжественно вручил котёнка старушке.

Тот сначала уходить не хотел, поэтому больно цеплялся за толстовку и руки парня, но как только бабуля его приняла и погладила, затих. Животина добрых людей сразу чует.

– Спасибо тебе, мальчик мой, – сказала новая хозяйка. – Будет хоть с кем поговорить. Ты, когда я помру, возьми его себе. Он без хозяина не выживет.

– Что вы всё помру да помру? – недовольно ответил Стигмат. – Живите, пока живётся. Как назовёте? – спросил он, глядя на котёнка, чтобы увести её от неприятной темы.

Старушка призадумалась.

– Роня, – выдала она, с улыбкой поглаживая жёсткую шёрстку питомца.

– Почему? – удивился студент.

– Больно на тебя похож. А глазёнки-то какие…большие, серые. Зеленью отливают. Прямо как у тебя. И волос чёрный.

Стигмат взглянул на котёнка. И правда. Раньше он как-то об этом не думал. Выходит, они похожи не только судьбой, но и внешностью. Как бы в подтверждение слов хозяйки, Роня громко мяукнул.

– Надеюсь, вы о нём позаботитесь, – сказал Стигмат и погладил тёзку по голове. – Он многое пережил.

– Как и ты, милый мальчик, – с грустью ответила баба Галя. – Ступай. Дедушка, небось, уж заждался.

Попрощавшись, старушка захлопнула дверь и унесла Роню в новую, счастливую и сытую жизнь. А Стигмат вернулся туда, откуда пришёл. Домой. Он снял кроссовки, без сил опустился на табуретку возле вешалки и приложился макушкой к стене. Голова уже не кружилась. Осталась только лёгкая тошнота и боль. В комнате деда орал телевизор.

Немного передохнув, парень с трудом поднялся и поплёлся сообщить, что он дома. По «Первому» крутили новости. Дед лежал на широкой кровати с дырявым постельным бельём. Комната отдавала нафталином и хорошим индийским чаем. Родители купили его незадолго до трагедии, когда ездили в Индию отмечать годовщину свадьбы. Теперь упаковка стояла на бабушкином комоде, как неприкосновенная реликвия.

– Де, – привлёк к себе внимание внук, – твой прогноз сегодня оказался неверным.

Старик с небольшой щетиной на впалых щеках, пивным животом и редкими седыми волосами отвлёкся от телевизора и посмотрел на мокрого парня. Глаза его сделались круглыми.

– Дождь? Не передавали. Синоптики никогда не врут.

– Гроза со смерчем, – поправил его Стигмат, стягивая сырую толстовку.

– Смерч? – дедушка ещё больше удивился, аж с кровати поднялся. – В Москве? Ни в одной новости об этом не слыхал.

– Там репортёров не было. Зато был я.

– Это тебя так ураганом потрепало? – дед обул тапочки и шаркающей походкой подошёл к внуку, рассматривая его подбитое лицо.

– Да, – соврал тот. Ему не хотелось тревожить дедушку. Особенно по таким пустякам, как побои или академический отпуск. Жив, и ладно.

Когда дед вернулся на кровать, внук прошёл в маленькую, но уютную кухню. Там не было ничего лишнего. Всё довольно минималистично: стол у стенки, три стула и кухонный гарнитур цвета тёмного дерева. На вытяжке, холодильнике и столе ярко-жёлтые стикеры с надписями крупными буквами: «ПЛИТУ НЕ ВКЛЮЧАТЬ!», «ПОСТАВЬ ТАРЕЛКУ В МИКРОВОЛНОВКУ И ПОКРУТИ РУКОЯТКУ ДО ОТМЕТКИ 2» «ТАБЛЕТКИ ПИТЬ УТРОМ (9:00), ДНËМ (14:00) И ВЕЧЕРОМ (21:00)». Стигмат заглянул в кастрюлю, которую перед уходом оставил на плите: внутри заветренная овсянка с перемороженной сливой. Соседка в прошлом году с дачи привезла, угостила бедолаг. Какие-никакие витамины. Он разогрел, наложил себе тарелку и собирался садиться. К обеду желудок урчал китом, потому что утром позавтракать парень не успел. Но тут на глаза попалась прозрачная длинная коробочка, которая всегда лежала на самом видном месте.

– Де, опять таблетки выпить забыл? – гаркнул он, стараясь перекричать телевизор.

– Ничего я не забыл…

Бухтит – значит точно забыл. Спустя пару минут на кухне появился дедушка. У него был слегка виноватый вид.

– А это что? – внук взял со стола таблетницу и демонстративно потряс ею в воздухе. Послышался характерный стук. – Я для кого всё это покупаю и трачу последние копейки?

– Не дави на жалость. Лучше об экзаменах думай, – проворчал дед и пошаркал обратно в комнату. – Таблетки выпью позже. Обедал недавно, а врач их только через полчаса разрешил.

Стигмат заглянул в холодильник и обнаружил там нетронутый вчерашний борщ, слипшиеся макароны и дубовую котлету. Вздохнул.

– У меня только ты остался. О ком мне еще думать?

– Девчонку что ль завел бы, – дед снова зашел на кухню, налил стакан воды и отобрал у внука таблетницу. Открыл одним щелчком и мигом заглотил три цветных пилюли. – Уже двадцать, а не помню, чтобы хоть раз привел кого-нибудь домой.

– Кого мне приводить? Сам знаешь, каким меня считают. Странным. Нелюдимый, прокаженный, интроверт, социопат. Мне продолжить?

Он знал, что спорить с дедом нельзя. Но почему-то всё равно спорил. Его точила обида за то, что единственный живой родственник не может понять боль мальчика, который целых двадцать лет терпел насмешки.

– А как же моя Лизонька? Она тебя любит, в рот смотрит, как дитю малому. Бери её в жены, Антон! Мы с Валькой внуков заждались, а вы всё не телитесь.

Глаза деда остекленели, затем взгляд стал рассеянным. Как будто он был уже не здесь. Он здесь и не был. Старик разговаривал со своим зятем, который погиб много лет назад. Стигмат был сильно похож на своего отца, поэтому во время припадков дед его не узнавал. Старческий мозг, изъеденный ядом болезни, воспроизводил лишь смутные образы из прошлого. От этого у Стигмата щемило сердце, а на глаза наворачивались слезы. Ему тоже сильно не хватало отца. Временами дед видел в нем и свою дочь, когда та была еще студенткой. Это особенно сильно тревожило душу Стигмата, который потерял обоих родителей, когда ему было всего 8 лет.

– Женюсь, Константин Васильевич. Только долги отдам, и сразу женюсь.

– Обещай мне, парень. И не смей обманывать! Я ж тебя и в могиле достану!

Иногда внук был для него зятем, иногда дочерью, однажды женой. Со временем к этому привыкаешь. Невозможно привыкнуть лишь к одному: беспомощности перед страшным диагнозом. Видеть, как близкий сгорает у тебя на глазах и забывает всё, что ему было дорого – невыносимо. Эти муки порождают в душе монстров, чёрных и ужасных, как сама смерть. Порой парень задумывался над тем, чтобы сдать дедушку в специальный центр для таких же, как он. Не мучить ни себя, ни его. Но совесть и жалость не позволяли. Да и откуда бы бедному студенту взять деньги на его содержание? Стигмат сглотнул и с трудом ответил:

– Разумеется, Константин Васильевич. Клянусь, я сделаю вашу дочь счастливой.

– А-ну, смирно! – дед давно ушёл в отставку, но армейских привычек не забывал. Во время припадков он чеканил слова, как настоящий военный. А Стигмат безоговорочно выполнял все его нелепые указания. – Шагом марш!

Отдав деду честь, внук проводил его обратно в спальню и двинулся в направлении своей комнаты, которая находилась прямо за ней. Таблетки скоро подействуют, но пока лучше оставить старика одного.

Парень кинул такой же грязный, как он сам, рюкзак на кровать и улёгся рядом с ним. Провёл рукой по пустому животу. Он дико урчал, но выходить, пока дедушка не придёт в себя, слишком опасно. Во внука частенько летели тапки, книги, пульт или сковородка – всё, что попадалось под руку. Жестокость и агрессия проходили спустя пару часов. Дед не помнил, что натворил, и всегда спрашивал, откуда у любимого внука ссадина на щеке, или почему из носа идёт кровь. А тот с неизменной усталой улыбкой отвечал, что оступился и упал с лестницы или неудачно открыл дверцу шкафа. Оправдания всегда менялись, но суть оставалась прежней: незачем деду знать о другой стороне его личности. Он этого не переживёт.

В комнату сквозь плотные шторы пробивались яркие лучи солнца. Оно сильно припекало к чёрным джинсам и майке. Несмотря на неудобства, студент их снимать не желал. Он повернулся на бок, одну руку подложил под голову, а другой стал гладить нашивку в виде чёрного лебедя на кармане любимого рюкзака.

Этот рюкзак сшили специально для него по заказу мамы в тот день, когда он пришёл домой побитый и с рваным портфелем. Ему было всего восемь лет. Одноклассники назвали его «заразным», потому что носит перчатки, не снимая. А затем стали издеваться и бить. Учителя еле оттащили их от мальчика. В этот день у него впервые зачесались ладони. Обе. Зуд прошёл только когда мама прижала его к сердцу и погладила по голове. «Как бы я хотела, чтобы мир был другим, – сказала в тот день она. – Чтобы люди опомнились и перестали травить тех, кто на них не похож. Не бойся, сыночек. Я буду тебя защищать. До последнего вздоха. Пока мама рядом, никто тебя больше не обидит». Спустя несколько дней она подарила ему чёрный рюкзак с нашивкой, изображавшей прекрасного лебедя. Ерофей очень радовался такому подарку.

Когда он плакал, мама часто повторяла, сжимая его в своих тёплых объятиях: «Мой чёрный лебедь. Да, может быть, ты не такой, как все, но разве это плохо? Значит, ты просто необыкновенный. Однажды люди об этом узнают и полюбят тебя также, как любим мы с папой, бабушкой и дедушкой». Она тогда ему ласково улыбнулась, и в самые чёрные дни попросила заглядывать внутрь, потому что вся суть человека именно там, внутри. Сын расстегнул блестящую застёжку и увидел на карманчике вышитые белыми нитями слова: «В каждом человеке живёт чёрный лебедь. А в тебе живёт белый». Мама призналась, что эту надпись она сделала сама. Чтобы он знал, что она всегда рядом. С тех пор рюкзак стал его оберегом. Вещью, с которой он не расставался на протяжении почти тринадцати лет.

И мама ему не соврала. До своего последнего вздоха она заботилась о сыне и ходила на каждое родительское собрание, чтобы вразумить грозных мам его жестоких одноклассников.

Без опеки родителей мальчик быстро узнал, что справедливости на свете нет, как нужно оплачивать счета за квартиру и почём фунт лиха. Годы нищеты, издевательств и слёз, чередой рваных кадров пробежались перед глазами Стигмата. Он задремал.

Когда проснулся, ладонь, облачённая в заскорузлую от глины перчатку, лежала на «чёрном лебеде». Он с трудом разлепил глаза. Перевернувшись на спину, стянул обе перчатки. Вытянул руки вверх, растопырил пальцы и осмотрел кисти с обеих сторон. Что же это за дрянь? Мутация или страшная болезнь? Если болезнь, то почему не умер сразу? Одни и те же вопросы, на которые парень пытался ответить всю жизнь, и ни одного достаточно правдоподобного объяснения.

В его кистях, прямо по центру ладоней, блестели крупные монеты из чистого серебра. Они будто были вшиты в его плоть. Когда он родился, врачи сказали отцу и матери, что удалять их нельзя. Монеты настолько сильно вросли в руки, что кости, жилы и сосуды оплетают их, как сеть, и, если нарушить эту связь, мальчик может остаться без обеих кистей. Поэтому родители оставили аномалию в покое и попросили мальчика на людях всегда носить перчатки. И ни в коем случае их не снимать.

Но самое странное было в другом: с тыльной стороны кистей монеты были совершенно гладкими, без единой царапины, даже когда он пытался чертить по ним ножом, а со стороны ладоней они были поделены на 10 равных секторов, в каждом из которых красовался причудливый узор или голова куклы. Сколько бы он над этим не размышлял, понять, что это и зачем нужно, так и не сумел. Совсем не набожная бабушка после рождения внука стала ходить по церквям, молиться и спрашивать батюшек о природе этого явления. В один голос они отвечали: «На всё воля божья. Не сетуйте на Создателя, он лучше знает, кого и чем одарить». Подарок так подарок! Клеймо. Как у коровы, только намного хуже. С детства «заразный» урод, к которому не разрешали подходить даже родители потенциальных друзей. Он сидел в песочнице и собирал полные перчатки песчинок. А маме приходилось их постоянно стирать.

Теперь мамы нет. Стирать приходится самому. Через ломоту и боль во всём теле парень поднялся с кровати, захватил перчатки и поплёлся в ванную. «Надо блюсти чистоту», как говорила бабушка Валя. В коридоре пусто, телевизор привычно орёт. Похоже, дед успокоился. Ржавенькая ванна местами потрескалась, но только в ней Стигмат находил желаемый покой. Это была его крохотная обитель, его пристанище, личный уголок счастья, куда не было доступа никому, даже дедушке. Он набирал воду и долго лежал в клубах ароматной пены, ощущая себя окутанным тёплым махровым полотенцем. Тишина. Только капли из подтекающего крана мерно разбиваются о водную гладь.

Хорошо, что в запасе всегда были несколько пар перчаток. Поэтому грязные он бросил в стирку. Туда же улетели и джинсы с толстовкой.

– Еро-о-о-шка! – раздался протяжный крик из спальни.

С колотящимся сердцем парень поднялся, в две секунды выскочил из ванной, успев только обмотаться полотенцем, и влетел в дедову комнату. Старик спокойно листал «Российскую газету». Как только внук переступил порог, он поднял на него блестящие глаза, которые прятались под толстыми линзами очков.

– Долго я проспал? Обед, небось, пропустил?

Убедившись, что всё в порядке, Стигмат поправил полотенце на узких бёдрах, и приложил ладонь ко лбу.

– Пропустил, де. И я пропустил. Сейчас будем ужинать, – он вымученно улыбнулся и на ватных ногах прошёл обратно в ванную, смыть шампунь, который остался на волосах.

После ужина, который вчера назывался обедом, Стигмат проводил дедушку в кровать и пожелал доброй ночи. Но старик не дал ему просто так уйти – каждый вечер целовал внука в лоб, как маленького ребёнка. Так делала когда-то мама, потом бабушка. А значит, должен и он. Бывший военный выполнял все прихоти покойной супруги. Она завещала, когда её не станет, позаботиться о внуке точно также, как это делали они с дочкой. Приказы для него – это иконы, которым нужно поклоняться. Их не обсуждают и не осуждают. Их выполняют. Чётко и беспрекословно. По этой причине внук исполнял каждый из них, даже самый, казалось бы, нелепый.

В своей комнате Стигмат сразу же уселся за ноутбук. Ему, наконец-то, дали большой заказ по дизайну сайта для распиаренного салона красоты. Он не любил девчачьи штучки, но работа есть работа. Денег, которые он иногда зарабатывал на мелких заказах, хватало им на неделю, реже – на месяц. Но и этого было вполне достаточно для того, чтобы не умереть с голоду и покупать кое-какие вещи в «Смешных ценах» или секонд-хенде.

Закончив работу, парень надел толстовку потеплей, спортивные чёрные штаны и удобные кроссовки. Вытащил из ящика в шкафу пару свежих перчаток и туго набитый тёмный рюкзак. Мамин простирнул и оставил сушиться. С собой его брать нельзя – слишком ценная вещь.

Стрелки на часах показывали половину двенадцатого, а значит, пора выходить. Он не особо боялся, что грабитель или неформал нападёт: на дворе ночь, вряд ли бы хоть один из них стал следить за обычным студентом и поджидать его возле дома. Стигмат надел рюкзак и осторожно, стараясь не скрипеть старым паркетом, прошёл в коридор. Из спальни доносился громкий храп. Дед уснул. А спал он обычно крепко, утром не добудишься.

Парень выскользнул из квартиры и, перепрыгивая через несколько ступеней сразу, за пару минут оказался на улице. Вокруг тихо, только пьяные смеются и бьют бутылки, да подростки слушают через портативную колонку матерный рэп. Никого подозрительного не видно.

Для верности Стигмат осмотрелся ещё несколько раз, прежде чем идти к метро. Вот где народу было гораздо больше. Двенадцать, а люди всё ходят и ходят. Лето. Жизнь в этот сезон кипит даже по ночам. Особенно в выходные. Приложив социальную карту к терминалу, парень рванул вперёд и понёсся вниз по эскалатору. Благо, на нём стояло всего два человека. Заскочив в последний вагон, он забился в угол и скинул рюкзак на соседнее место. Как обычно. Сейчас бы очень пригодились наушники. Натянул капюшон, чтобы три тётки, подросток и мужик, случайным образом раскиданные по вагону, не увидели его лица. Сделал вид, что спит, а руки засунул в карманы толстовки.

Ему не нравилось быть на виду, особенно в поездах. Когда люди находились слишком близко, что бывало с ним каждый день перед учёбой, появлялась опасность раскрыть свой секрет. Если бы он порвал перчатку, на него смотрели бы совершенно иначе. Не как на обычного пассажира, а как на урода или инвалида, которого хочется пожалеть. Кинуть лишнюю копейку на лекарства или отвернуться и посочувствовать молча. Жалость к убогим он тоже испытывал, правда, давать им было нечего. Но себя таковым никогда не считал. Он полноценный здоровый парень, пусть и с небольшим изъяном.

Миновав череду полупустых станций, поезд с лязгом затормозил на нужной Стигмату остановке. Глубокий мужской голос сообщил: «Станция Студенческая. Платформа справа». То, что нужно для парня, которого только сегодня вышвырнули из института. Он подхватил рюкзак, выпрыгнул из вагона и двинулся в сторону выхода к Киевской улице. Под Третьим транспортным кольцом находилось место, которое он искал, и куда временами наведывался: легендарная стена московских граффити-райтеров нулевых.

Ночью шанс того, что его заметят, был ниже. А уж к стене рядом с путями вряд ли кто-то захочет идти по собственной воле, кроме, конечно, нариков или уличных художников. Поэтому он без опаски бросил рюкзак на землю и вытащил оттуда баллончик краски, садовые перчатки и толстый чёрный платок. Обвязал платком лицо, заменил кожаные перчатки на садовые, сделал хвостик, чтобы волосы не мешались. Надел на голову фонарик, включил.

Стена была исписана чужими граффити, которые недавно закрасили коммунальщики. Об этом красноречиво говорили белые квадраты поверх бетона и ржавых потёков. Но несколько ярких пятен с пузырчатым или угловатым текстом на английском языке всё же остались нетронутыми. Выходит, сюда в последние дни никто не заходил.

Стигмат расположился прямо по центру, там, где стену будет хорошо видно из окна проезжающих поездов. Один с грохотом уже промчался мимо. Первый пшик, и на белом квадрате появилась ярко-жёлтая линия. За ним второй, третий. Из нечётких линий постепенно вырисовывался каркас – основа будущего творения. Когда он был готов, парень поменял баллончик на другой. Теперь поверх жёлтого цвета пошёл оранжевый. Затем появились красные и голубые «мазки». Белая скучная стена на глазах преображалась. «Пол дела сделано», – сказал себе парень и отошёл, чтобы посмотреть, удалось ли воплотить задуманное.

Общие черты сложились. Осталось лишь придать творению нужную форму. Он уже занёс над стеной баллончик с пурпурной краской, как с правой стороны в глаза забил яркий свет. Парень зажмурился и быстро прикрыл лицо ладонью. Попался. Открыв глаза и повернув голову к свету, он подтвердил свою догадку. Перед ним стоял полицейский с включённым фонариком. И вид у него был далеко не дружелюбный.

– Опять ты? – с ходу гаркнул служитель закона. Стигмат полностью развернулся к нему и отбросил баллончик в сторону. – Я ещё в прошлый раз тебя предупреждал – не ходи сюда. Извини, парень, сам напросился. Поехали в участок.

– Господин полицейский! – воскликнул Стигмат и уже спокойнее добавил: – Можно я вам кое-что покажу?

Служитель закона нахмурился, меж густых бровей пролегла морщина. Парень испугался, что откажет.

– Хорошо, – внезапно согласился он. – Но учти – у меня табельное на взводе.

Стигмат немного расслабился. Перспектива уехать в участок, чтобы смотреть ближайшие 15 суток на небо в клеточку ему не улыбалась. Поэтому он впервые, наверное, за всю жизнь, самовольно снял перчатки, которые уже изрядно запачкались краской. Отбросил их к баллончикам и выставил ладони перед офицером. В свете фонарика заблестели серебряные метки. Служитель закона вмиг округлил глаза.

– Это ещё что за хрень?! Заразная?

– Нет-нет, не переживайте, – поспешил успокоить его парень. – Такая «хрень» есть только у меня. Не знаю, сколько мне осталось…неделя или месяц…, – он со скорбью взглянул на стену, – а рисование спасает от грустных мыслей. Прошу, дайте мне закончить.

Полицейский оторвался от созерцания монет, окинул оценивающим взглядом рисунок, парня, а затем сочувственно покачал головой.

– Ну что ж я, изверг какой? Валяй. Сегодня можешь порисовать. Но завтра твои художества закрасят.

– Спасибо, господин полицейский! – удовлетворённо ответил парень и улыбнулся, хотя под платком, который закрывал половину лица, этого было не видно.

Когда служитель закона ушёл, он снова надел перчатки и взял свежий баллончик. Пурпурный. Тот, на котором его прервали. Рисуя, он думал о том, что пусть и на короткий миг, но люди, а, особенно, дети, которые ежедневно проезжают мимо и бездумно палятся в окна, увидят на серой стене в серой этажности города нечто прекрасное. Не странные буквы или матерные слова, а то, чего не бывает в реальной жизни.

Сказку.

Он дорисовал, отошёл подальше и взглянул на своё творение. Со стены живыми голубыми глазами на него смотрел пурпурный единорог. А за ним простиралось волшебное ярко-оранжевое поле с голубыми травами. Серости вокруг и так хватает, а особенно в жизни сироты, который, благодаря своему клейму, носил исключительно тёмную одежду. Сочные и насыщенные граффити были его отдушиной. В них он мог выразить себя с помощью искусства. «Искусство – это форма естества, – говорил старый учитель, – Если твоё естество – рисовать, ты будешь великим художником, если петь – прекрасным артистом, ну а если любить людей – ты будешь проповедником добра на Земле». Лишь одного не мог он понять: почему доносить до людей красоту – это плохо? Почему искусство на стенах, под мостами и в переулках считают незаконным? А то, что иногда вешают или расставляют в галереях, за что люди платят миллионы, считают подлинным шедевром? Отдаёшь последние гроши на краску, чтобы подарить людям красоту, а её безжалостно стирают. Где справедливость?

Полюбовавшись немного на волшебную лошадь с серебристой гривой, парень сделал фото, собрал инвентарь в рюкзак и двинулся к метро. Занимались первые лучи солнца, когда Стигмат перешагнул порог своей квартиры. Из спальни слышался громкий храп. Дед ещё спит. Внук снял кроссовки и, стараясь не шуметь, прошёл к себе.

Бросил грязный рюкзак у кровати, и, прежде чем завалиться спать, взглянул на стол. Там, возле ноутбука, в какой-то дешёвой занозистой рамке стояло общее фото. На фоне красного ковра, который с 80-х украшал стену, счастливо улыбались родители, бабушка и дедушка. А посреди них, на выставленной специально для него табуретке, королём восседал Ерофей. Бабушка с мамой с одной стороны, дед с отцом с другой. В тот день он с родителями приехал к старикам, чтобы отметить годовщину их свадьбы. На единственном совместном снимке улыбались все. Все, кроме внука. Шестилетний мальчик насупился и скрестил руки на груди. Он не хотел сниматься, но подруга бабушки заставила: сын купил ей новый цифровой фотоаппарат, надо было опробовать. А тут и случай подвернулся.

Вспоминая тот юбилей, Стигмат начинал ненавидеть себя ещё больше. Это фото было его карой, его постоянным проклятием. Видеть, как тогда воротил нос от снимка вместо того, чтобы порадоваться вместе с семьёй, подавляло в нём всякое желание жить.

Но он жил. Жил ради деда.

Парень откинул капюшон, взял в руки памятное фото и присел на край кровати. Глядя на улыбки близких, тихо прошептал:

– Прости, де. Снова я чуть не влип, снова чуть тебя не расстроил.

Сон в эту короткую, как и многие другие, ночь был неспокойным. Приходили мама с папой, бабушка и знакомые, которых больше нет на этом свете. Они прощали его за ошибки прошлого, улыбались, гладили по голове. Но мальчик с фото сидел на табуретке и хмурился, а потом до рези в глазах бил себя по рукам, облачённым в кожаные перчатки.

Стигмат проснулся от громогласного выкрика дедушки:

– Подъём!!!

Такое происходило уже года два, не меньше. Дед кричал из кухни, когда вставал раньше него и собирался завтракать, а еду найти не мог, или когда внук опаздывал на занятия. Парень взглянул на экран телефона – 9:00. В общей сложности ему удалось поспать всего 2 часа. Если бы спешил на учёбу – вообще не прилёг бы.

Зашёл на кухню: дед, кряхтя, лез в шкаф у холодильника. Там внук прятал его любимое печенье, с изюмом. Сам он терпеть не мог изюм, но дедушке всегда покупал пакетик-другой. Выдавал как по талончику – две штуки в день, а то сахар поднимется.

– Куда руки тянешь? – с доброй насмешкой спросил внук. Знал, что дед боится быть обнаруженным.

Старик тут же одёрнул руку, захлопнул дверцу шкафа и развернулся. Перепуганные глаза говорили о том, что он не ожидал увидеть внука так рано.

– Я…я…а что ты здесь делаешь? – ловко выкрутился дед, переводя стрелки. – Опоздал на учёбу, так и бежал бы. Я ж тебя разбудил.

– Так это…, – Стигмат неловко почесал взъерошенный затылок, – дали пару выходных, чтобы выучить билеты к экзамену.

– Какие билеты? Ты куда-то едешь? – взгляд дедушки помутнел. Он вдруг поджал морщинистые губы. На глазах выступили слёзы. Затем шагнул к внуку и порывисто его обнял. – Лизонька, не уезжай. Лизонька, Лиза, останься…Тебе нельзя. Тебе…, – мгновение спустя он отшатнулся и с усилием вгляделся в лицо парня. – Ты кто? Я тебя не знаю.

Стигмату было очень тяжело видеть деда таким – беспомощным и слабым, как ребёнок. Приступы случались всё чаще, а ясный рассудок мутнел, подобно старческим глазам, незаметно и стремительно. Внук помнил, каким строгим и упрямым был дед до смерти родителей. Его слово – закон, его жизнь – кодекс чести. Ничто не могло выдавить из него слезу.

– Я твой внук – Ерошка, – мягко ответил парень и сжал в своих руках тощие плечи деда. – Или Лизонька. Или Антон. Или Валька. Называй, как хочешь. Но я не посторонний. Ты знаешь меня. Я твой родной человек.

Он отпустил его плечи и взял со стола таблетницу. Телевизор в спальне вещал утренние новости. Девять утра – пора пить лекарства.

Двое суток пролетели незаметно. Стигмат провёл большую часть времени в заботах о дедушке и мелких заказах. Даже на улицу выходил только ночью, чтобы где-нибудь порисовать или заняться паркуром. Он любил в потёмках бегать по крышам, стенам и перелетать через заборы. Это была своеобразная тренировка ловкости. К тому же, паркур давал ему свободу. В первую очередь, от навязчивых мыслей. Да и после драк, которые он никогда не затевал, тело не так сильно болело.

Граффити с единорогом и правда стёрли. Осталось лишь некрасивое белое пятно. Пришлось искать новое место, где никто бы ему не помешал. Лучше всего подходили бетонные стены, но где-то они были частной территорией с охраной, а где-то мешала близость к трассе. Поиски новых мест закончились неудачей, хотя немного порисовать всё же удалось. В переулках и возле спортивных коробок. От этого и настроение как-то улучшилось. А преследователя он больше не видел.

Рано утром Стигмат отправился в универ, завершить бумажные дела. Взял скейт, чтобы не тащиться пешком. На плечи накинул любимый рюкзак. Из спальни вышел дедушка.

– Экзамены сегодня?

– Один. Несложный.

Внук не соврал. Сегодня начиналась летняя сессия. Первый зачёт. Он бы без проблем его сдал, если бы не уходил в академ.

– Не дрейфь! – с энтузиазмом сказал старик. – Ты внук военного, в тебе не должно быть трусости. Сдашь, будь уверен.

– Да, дедуль, всё получится, – со слабой улыбкой ответил парень, а у самого на душе скребли кошки. Как же сложно лгать, когда знаешь правду.

– Ты что, Гальке котёнка притащил? – вдруг с недовольством спросил дед, сведя седые брови. От нечего делать он задружился с бабулями на лавочке.

– Не притащил, а вручил, как подарок. У бабули юбилей, а поздравить некому. С ним ей хоть не так одиноко будет.

– Додумался! Она завтра помрёт, а его куда? Себе возьмёшь, умник? Животина без хозяина не может. Ей добрая рука нужна. А слышал, какой Вальтер куш сорвал? – спросил дед, внезапно перескочив на другую постоянную тему дворовых сплетен, – На несколько миллионов! Только вот не знаю, рублей или долларов. И чего в нашей коммуналке сидит?

– Де, ты бы лучше так таблетки пил, как сплетни собираешь, – осадил его внук, – Вон уже дорогу до квартиры сам вспомнить не можешь, соседи помогают.

– Да забыл я…

– Забыл, забыл…Я для кого наклейки клею и ставлю таблетницу на самое видное место? Ты сегодня рано встал. Позавтракай и выпей лекарства.

– Выпью-выпью, не ворчи, – отмахнулся старик. – Как мать уже стал. Она, бывало, тоже чуть что заставляла всякую дрянь пить.

Парень прервал длинный и не очень приятный для него рассказ, вышагнув в коридор. Прикрывая за собой дверь, он погрозил деду пальцем:

– Я пошёл. К обеду приду, проверю.

На лавочках пока было тихо. Только курлыкали голуби, да мурчали дворовые коты, облезлые, как стены многоэтажки. Бабули, видно, пошли в поликлинику. У них там общий слёт – врач из отпуска вернулся, надо бы проверить здоровье. А заодно пообщаться: узнать, куда летал, чего привёз.

За углом дома парню встретился сосед. Он ставил на сигнализацию свой премиальный «Роллс-ройс» из серии призраков. Чёрный и сверхнавороченный. Зачем ему эта машина – Стигмат не имел понятия. Тем более в этом городском захолустье. Гаража у него тоже не было, ставил у дома. Однако была крутая система охраны, поэтому если кто-то и зарился на «призрака», то слышно было на весь двор. Собственно, и когда машина заводилась, её тоже все прекрасно слышали. Ревела похлеще медведя.

Мужчина с кейсом в руке не слишком торопился домой. Он часто разъезжал по стране или миру, возвращаясь в квартиру рано утром либо поздно вечером. Бывало, не возвращался неделями. Стигмат подошёл, чтобы поздороваться. Тут мимо них проплыла изящная дама чуть за пятьдесят. Второсортная актриса, живёт в соседнем доме. За слоем пудры и краски было сложно разобрать её настоящий возраст. Она имела виды на самого богатого мужчину двора, поэтому никогда не упускала случая с ним заговорить. Как только сосед заметил студента, она выскочила перед ним и кокетливо поздоровалась, щуря опушённые веером накладных ресниц глаза:

– Доброе утречко, Вальтер Эдуардович. Домой идёте?

Студент и сосед немного растерялись. Первым нашёлся мужчина. Он с непонятным Стигмату намёком заглянул ему в глаза и ответил даме:

– Доброе. Нет. Вызвался, вот, подбросить парня до института.

– А мне казалось, вы поставили машину на сигнализацию…, – с сомнением произнесла она и взглянула на «Роллс-ройс».

Вальтер без лишних раздумий обогнул актрису и, хлопнув студента по плечу, ответил:

– Проверял, как работает. Пару дней назад у меня магнитолу чуть не увели.

Дама усмехнулась нелепой шутке, а Стигмат стоял и растерянно хлопал глазами. И только когда сосед торопливо подтолкнул его к машине, понял, что придётся подыграть. Просто так эта женщина не отвяжется. Когда оба уселись в прокуренный салон, он бросил скейт на заднее сиденье. Вспомнил, сколько оно стоит, и рванулся забрать, но мужчина мягко отрезал:

– Ничего. Пусть лежит.

– Но там обивка на несколько миллионов…

– Заработаю ещё. Оставь. Ты не против, если я действительно тебя подброшу до университета?

– Да нет, – неуверенно ответил парень. Ему было неловко разъезжать на дорогом автомобиле. Да и что скажут студенты, если увидят, как он выходит из него возле ворот? Наверняка станут смеяться. Или поиздеваются: чего, мол, грязной шавке делать в салоне авто класса «люкс».

– Вот и замечательно, – сказал сосед, заводя мотор.

Чёрная махина тронулась с места. Под восхищённый взгляд Натали, как велела называть себя когда-то актриса, они скрылись за поворотом.

И снова московские пробки. Если бы не двойное стекло, в салоне бы стало невыносимо громко. Настолько сильным был гул от десятков клаксонов и проезжавших сквозь поток машин мотоциклов. Люди сходили с ума от невозможности двигаться. Их будто сковала железная цепь из таких же дорожных узников, как они. Развязок становилось с каждым годом больше, но пробки никуда не исчезали.

– Как сессия? – спросил дядя Вальт. Лишь одно развлекало водителей в длинные часы пик – разговоры. Было бы с кем, а тема всегда найдётся.

– Сегодня первый зачёт.

– Готов? – он открыл окно и закурил дорогую сигарету. По салону разошёлся белёсый сладковатый дым, вперемешку со шлейфом дорогого парфюма. Что-то древесное. Но уж точно не морской бриз.

Стигмат колебался. Он ещё никому не сказал о своём академе. Сосед не из болтунов, однако и его следует опасаться. Не доложил бы деду…

– Конечно. Ничего сложного, – бодро ответил студент. Избегая дальнейших расспросов, он спросил: – Дядь, а правда, что ты куш сорвал?

– Да какой там куш, так, пара лимонов, – привычно сухо ответил мужчина.

– Не прибедняйся. Что для тебя пара лимонов, для нас манна небесная. На кой чёрт тогда в этом клоповнике живешь? У тебя денег – куры не клюют. Я бы на твоем месте давно переехал в какой-нибудь пентхаус под крышей Москва-сити.

Дядя Вальт скупо усмехнулся и сделал ещё одну затяжку.

– Нужен мне этот пентхаус, как собаке пятая нога. А здесь…вид хороший, соседи приятные. Привык за двадцать-то лет.

– Ну и зря. А женщины? – Стигмат вспомнил недовольное лицо Натали. – Неужели тебе никогда не хотелось завести семью? Была ли та, единственная?

Они редко заговаривали на подобные темы. А когда заговаривали, дядька постоянно сливался. То дела у него, то ещё что-нибудь.

– Была, – неожиданно ответил он голосом, полным грусти. – Я побоялся ей признаться. Она нашла парня, а я…нашел себя в бизнесе.

– И больше вы не встречались?

– Нет, – словно острым ножом отрубил мужчина. – Отсюда сам дойдёшь? А то, полагаю, мы в пробке до обеда простоим. На зачёт опоздаешь.

– Дойду. Спасибо, дядь Вальт! Увидимся!

– Да, если что, – окликнул его сосед, выбрасывая из окна окурок, – меня какое-то время не будет. Скажи Зинаиде, чтобы отправляла мне счета.

– Куда ты?

– Бизнес требует времени и встреч. По стране покатаюсь. Может, ещё один куш сорву, – он усмехнулся и закрыл тонированное окно.

На самом деле до института было не близко, но сосед всем видом показывал, что лучше бы парню проехаться на метро. Такую резкую смену настроения он видел у него не часто. Только когда бизнес стоял, как машины в утренней пробке. Немного подзаработав на заказах, Стигмат решил заглянуть в магазин техники, чтобы купить наушники. Без музыки всё же не то. Прокатился до какой-то палатки возле ТЦ, купил самые дешёвые из средней категории качества, а затем нырнул в прохладу подземки.

Вагон, куда можно было забиться в час пик, пришёл на удивление быстро. Вот всегда так: когда опаздываешь – мест нет, а когда никуда не спешишь – проходи, дорогой, гостем будешь. Парень с наслаждением нацепил наушники и включил плейлист с песнями групп Сплин, КняZz, Три дня дождя и других попсовых и рок исполнителей. Старых, новых – он слушал всё вперемешку. Так ему никто не мешал, и он оставался в своём уютном коконе ритмов.

Вскоре он выпрыгнул из душного вагона, где невыносимо воняло потом, и рванул на улицу. Свежий утренний воздух щекотал ноздри. Приятно пахнуло сочной листвой. Прохожие спешили на вход и на выход, стараясь не опоздать по своим делам. Прийти вовремя – роскошь в огромном мегаполисе, где от одного до другого конца десятки станций и минут пути. Плотный людской поток огибал стоящего возле стеклянных дверей парня, иногда что-то ворча, иногда ругаясь, иногда толкая его в тощую спину.

Он встал на скейт и под топовый трек погнал между угрюмых домов. Как только тронулся с места, ему показалось, что кто-то из толпы громко позвал его по имени. Но музыка настойчиво перебила этот клич. Будто не хотела, чтобы он услышал. Да и кто бы его позвал? Троица друзей, которые вернутся с рок-фестиваля только вечером? Или больной дед, который из дома выходит крайне редко и почти всегда теряется где-то во дворах? Не обращая внимания на странные мысли, Стигмат петлял возле заборов, иногда делая слайды1 по перилам.

Вскоре впереди показалась злосчастная арка. Парень сделал над собой усилие и погнал к ней. В наушниках долбил рок-кавер «Ветром стать», клеймёные ладони немного вспотели. Во всех деталях он вспомнил то утро, грабителя с ножом и женщину с ужасом в стеклянных глазах.

До арки оставалось всего ничего, каких-то пару метров. Но внезапно прямо посреди дороги возникла женщина. Она явилась словно из ниоткуда, как привидение из хоррор-фильмов. От неожиданности парень потерял равновесие, качнулся назад. Скейт выскользнул из-под ног и поехал дальше, а его хозяин больно упал на асфальт. С головы разом слетели и капюшон, и наушники.

Женщина неприятно ухмыльнулась. Она остановила летящий к ней скейтборд, с лёгкостью поставив на него изящную ножку в красной туфле. Парень широко раскрыл глаза и присмотрелся: высокая, статная, на вид лет тридцати пяти. Ярко-красное платье-футляр со звёздами из страз прекрасно подчёркивает точёную фигуру, на руках шёлковые перчатки по локоть, платиновый блонд изящно уложенных волос с двумя алыми прядями венчает золотая диадема со сверкающими камнями. Эта женщина его поразила. Ладно внешний лоск, ладно королевская стать, но эти серые глаза, в которых будто клубится густой дым, этот пристальный, уничижительный взгляд…и плотно сжатые губы, облачённые в алую помаду. Не женщина – царица.

– К-как? – только и спросил парень дрожащими губами. Краем глаза он видел её в толпе. Возможно, именно она ему кричала. – Ты ведь только что была у метро!

Женщина улыбнулась одними уголками изящного рта, убрала ножку со скейта и приблизилась к парню, сидящему на земле. Нагнулась и заглянула в удивлённые, но такие же серые глаза. От неё стойко пахло дорогими духами и, почему-то, выхлопными газами.

– И всё-таки ты меня прекрасно слышал и видел, Ерофей, – с насмешкой ответила незнакомка. – Так чего ж не обернулся?

– Я…я…, – у него будто язык отсох. Впервые к нему обращалась настолько красивая женщина. – Откуда ты вообще меня знаешь? – он даже не задумывался над тем, насколько фамильярно с ней общается. Шок от внезапной встречи нейтрализовал в нём все правила приличия. Но, кажется, женщину это совершенно не заботило. Как ни в чём не бывало она выпрямила спину и дала свой ответ:

– Наверное, лучше называть тебя Стигмат. Ты ведь больше так любишь?

Не может этого быть! Парень понял, что дело тут нечисто. Возможно, за ним уже давно следят, а она пришла лишь для того, чтобы закончить его мучения. А синеволосый косплеер, скорее всего, прячется где-то поблизости. Но зачем? Почему? Он ведь обычный студент, без денег, дорогого имущества и, теперь, похоже, светлого будущего. Родители тоже ничем таким не отличались. Простые работяги на службе у государства. Дед? Не-е-т. Было бы что-то серьёзное, внука старого вояки давно сдали бы в утиль.

Не желая больше думать, в чём провинился, Стигмат попятился назад. Ловко развернувшись, он в один прыжок поднялся на ноги и дал дёру. Обратно, к метро. Пофиг на скейт, тут бы самому живым остаться. Но в нескольких метрах от него снова возникла роковая женщина. Её руки были спокойно сложены на выступающей груди. С улыбкой хищницы незнакомка, повиливая стройными бёдрами, двинулась на парня. Подойдя ближе, спросила:

– Ты всегда бегаешь от красивых женщин?

Стигмат растерялся. Он застыл с широко раскрытыми глазами, точно котёнок, который не знает, куда бежать от шаловливых ручонок ребёнка.

– Кто ты такая? – твёрдо спросил он. – Ты ниндзя? Шпион? Тебя послали убить меня? И этого…косплейщика тоже?

– О, Создатель…как много вопросов, – женщина сокрушённо приложила тонкие пальцы ко лбу. Затем она снова выпрямилась и, театрально разведя руки в стороны, торжественным голосом объявила: – Я – Москва.

– Чего? – Стигмат опешил. Кажется, его глаза в этот миг округлились ещё больше. – Издеваешься? Или это кликуха такая?

Женщина опустила руки и обиженно поджала губы.

– Не веришь?

– Ты сама себя слышала? – не унимался парень. – И как я должен это понимать?

Странная незнакомка скрестила руки на груди, и лицо её приняло прежний, надменно-насмешливый вид.

– Хорошо. Я тебе объясню. Меня зовут Москва. Я, выражаясь современным языком, визуализация города. Его душа, его страж. Хранитель, если угодно.

– Да у вас, дамочка, кукуха поехала. Стоит обратиться к врачу, – для наглядности Стигмат постучал пальцем по виску. – Москва? Ха! А может, это я двинулся? – он начал рассуждать вслух: – Всё-таки выперли из универа, дед не в адеквате, ещё грабитель с косплейщиком…

Парень схватился за голову, зарылся руками в волосы и присел. Как же он поможет деду, если и себе помочь не смог? Слетел с катушек раньше, чем старик. Женщина медленно подошла и опустилась на корточки прямо перед ним. Заглянула в лицо, полное беспомощного ужаса.

– Ты в порядке. По крайней мере, насколько я могу сейчас судить.

Взгляд серых глаз перестал блуждать по асфальту и сосредоточился на незнакомке. Она больше не выглядела надменной или насмешливой. В её дымных глазах блестела серьёзность. Губы снова поджались.

– Послушай, Стигмат, – обратилась она к парню, – Я понимаю, что всё это для тебя неожиданно и странно. Но ты должен мне поверить.

– Поверить? Тебе? Плоду своего воображения? – тихо спросил он. – И почему должен? Должен я только деду за то, что меня растил.

Женщина расстроенно вздохнула, отвела глаза и поднялась.

– Я не плод воображения. Я действительно существую. Ты же прекрасно видел, как я исчезала и появлялась в разных местах.

– Да, поэтому и говорю.

– Сними перчатки и взгляни на свои руки, – устало попросила женщина.

– Откуда ты…

– Сними и посмотри, – уже жёстче потребовала она.

Стигмат повиновался. Он стянул перчатки и опустил взгляд на две серебряные монеты. Обе блестели как-то по-особому. Ярче, что ли.

– Видишь? – женщина самодовольно улыбнулась. – Они так реагируют только когда рядом хранитель города. В данном случае я. Не спрашивай почему, на это я тебе не отвечу. Но ты родился избранным. Скажешь, и эти метки плод твоего воображения? Плод, который видят все?

Рассматривая монеты, Стигмат всё больше осознавал, что она права. Это не просто мутация или ошибка природы, это какой-то знак. На самом деле, он с детства что-то чувствовал, просто верить не хотел. Получается, и эта женщина не фантазия. Она действительно хранитель, действительно Москва. Но какой, к чёрту, избранный?!

– Допустим, я тебе поверил, – спокойно ответил парень и поднялся. – Но кем я был избран? Для чего? Я не Гарри Поттер, мне письмо счастья в 11 не прилетало. Если только из участка, за мелкое хулиганство.

Москва усмехнулась.

– А ты юморист, Стигмат.

– Только вот мне, почему-то, совсем не смешно, – грубо отрезал он, глядя на женщину.

– Понимаю, – видя враждебность в глазах парня, она добавила: – Нет, правда, я тебя понимаю. Жил себе двадцать лет, никого не трогал, а тут является потрясающей красоты незнакомка и говорит, что ты избранный. Любой бы удивился.

– Удивился? Слабо сказано. Да я уже себя в психушку сдал три раза за наш разговор. И, пожалуй, стоило бы набрать номерок, чтобы меня немедленно туда увезли.

Вместо того, чтобы разозлиться или возразить, Москва заливисто рассмеялась. Её тонкий звучный голос огласил переулок, однако из ближайших окон никто даже не выглянул. «Ненормальная», – подумал Стигмат, и опустил недоверчивый взгляд на монеты. Отсмеявшись, женщина приняла серьёзный вид и сообщила:

– На тебя возложена особая миссия. Ты – Созидатель, и должен избавить мир от Губителя.

Вот теперь Стигмат точно собирался вызвать медиков. Ему вдруг стало так плохо, что перед глазами поплыли чёрные круги, а горло сдавила судорога. Не чувствуя ног, он немедленно осел на асфальт. Взглянул на солнце – оно тоже покрылось чёрными пятнами. Некрасивыми, рваными. Словно вся его жизнь в мгновение ока схлопнулась, как недочитанная книга. Несмотря на состояние парня, Москва продолжала:

– Каждые несколько веков на свет появляются два одаренных ребенка. Вспомни: Пушкин и Дантес, Моцарт и Сальери, Цезарь и Брут. Они являют собой добро и зло. У одного есть сила разрушения, у другого – любви и созидания. И в самый критичный для Земли момент они вступают в схватку. До этого всегда побеждала любовь.

Несколько долгих минут Стигмат переваривал в голове то, что она сказала. В итоге, пришёл к неутешительному выводу: если родился с метками, похоже, отвертеться не получится. Это как с палисадником у дома: живёшь в пятом подъезде – будь добр, помогай сажать цветы. Закономерно, но несправедливо.

– Погоди-ка, – скептически отозвался он. – Так ведь Пушкин, Моцарт и Цезарь были убиты. А их враги проживали эту жизнь припеваючи еще несколько десятков лет. Что-то в твоей версии не сходится…

– Да. Они погибли. Такие были времена. Но перед смертью смогли каким-то образом усмирить разрушения. Никто не знает как, но они сделали это. Иначе бы мы с тобой здесь не стояли, а мир давно пал под гнётом четырёх богов стихий.

– Что за боги стихий? Ты же говорила про Губителя.

– Губитель – это человек, который подливает масло в огонь людской злобы. В каждом человеке сосуществуют два мира: Рай и Ад. С помощью своих сил Губитель вытягивает наружу самые тёмные уголки человеческого Ада. Отсюда войны, массовые убийства и месть. А духи стихий питаются силами разрушения, которые он черпает из людей. Заметил, как в последние годы изменился климат? А все эти погодные аномалии? В новостях каждый день то ураганы, то землетрясения, то лесные пожары в разных точках планеты.

Стигмат коротко кивнул.

– Это значит, что Губитель где-то рядом, – подытожила хранительница.

– Почему ты думаешь, что он в Москве?

– Потому что ты, Созидатель, здесь. В мировой истории рядом со светом всегда ходит тьма. То, о чём я недавно говорила. Избранные рождаются в разные годы, в разных местах, но обязательно встречаются, когда приходит время.

Парень вспомнил недавний эпизод.

– Кажется, я его уже видел…

– Губителя?

– Да.

– Не может быть, – уверенно ответила Москва. – Опиши мне его.

– Высокий, сильный, синие волосы, ходит в чёрной косухе с капюшоном. На висках выбриты волны.

– Ясно. Это не он, – хранительница с облегчением выдохнула. – Если бы он тебя нашёл – мы бы уже не встретились.

– Прекрасно, – в голосе парня сквозила ирония. – Мне вот интересно: а где была метка у других избранных? Почему над ними не издевались так, как надо мной?

– У всех индивидуально. Видимо там, где никто бы не заметил. Метка в разные эпохи тоже разная. Сегодня это металл, а еще вчера была татуировка. Вроде родимого пятна. Сама у Пушкина видела, на лодыжке.

– Повезло, – стиснув зубы, сказал парень. – И что теперь? Другой избранный будет меня искать, чтобы убить?

– Да. Поэтому тебе необходимо встретиться с хранителями городов. Прокатишься по стране, мир повидаешь.

– Каких? – у Стигмата снова округлились глаза. Он не ожидал, что придётся так вдруг куда-то бежать.

– Список я тебе дам.

– И как я их найду?

– Оставь знак в каждом городе. Любой.

– Как это поможет?

– Мы, хранители, чувствуем твою энергию. Она остаётся в творениях, которые ты создаешь. Но будь предельно осторожен: духи стихий ее чувствуют не хуже нас. Они уже начали на тебя охоту.

– Так этот синеволосый – один из них?

– Именно. Он повелевает стихиями ветра и воды. Грозы, торнадо – его рук дело.

– Теперь понятно, почему меня кружило над землёй посреди Москвы. Но почему он отступил? Когда я упал, его уже не было.

– Появились свидетели. Духам нельзя, чтобы их кто-то заметил. Они маскируются под людей, потому что Губитель – человек. Если свидетелей много – они предпочтут сбежать, и не использовать силу, но если мало – люди обратятся камнем, землёй, водой или золой.

– Не духи, а Медуза Горгона какая-то…

Москва подошла к парню и, с тревогой глядя ему в глаза, взяла его за руки. Монеты засверкали ещё ярче.

– Стигмат, тебе срочно нужно отсюда бежать.

Парень не спешил соглашаться. Он не мог оставить семью и друзей, чтобы в одиночестве колесить по стране ради спасения мира. Отстранившись, он потупил голову:

– А как же дедушка? Универ?

– Я в курсе, что ты ушёл в академический отпуск. И это отличный повод соврать дедушке, что вас куда-нибудь отправили от вуза.

– Но врать – нехорошо.

– И это говорит мне тот, кто каждый день меняет маски, чтобы не расстроить дедушку, – Москва скептически изогнула бровь.

– И об этом знаешь? – удивился Стигмат.

– Я – дух города. Я могу быть везде, где только пожелаю. А когда твои силы открылись пару дней назад, мне выпала честь за тобой присматривать. Мы в одной связке, Стигмат, и должны друг другу доверять. Поэтому, прошу, возьми билет и завтра же уезжай из города.

Она отступила на пару шагов и вытянула вперёд изящную руку. На ладони, облачённой в красную перчатку, сверкая золотыми искрами появился блокнот. Маленький, с изображением Храма Христа Спасителя. Москва с улыбкой кивнула, и парень его забрал.

– Там ты найдёшь то, что ищешь.

– Так ты…следила за мной? – Стигмат повысил голос, чтобы казаться более грозным, чем есть на самом деле.

– Следила. Но только ради твоего блага, мальчик, – и снова по алым губам пробежалась надменная улыбка.

– А что будет, если я не захочу?

– Бежать? – безразличный тон женщины сменился обеспокоенным. – Тогда умрёшь первым. А мы потонем вслед за тобой. Весь мир канет в пучину горя и отчаяния. Повсюду начнутся войны, катаклизмы, и вскоре наступит конец.

– Понятно, – равнодушно ответил парень, а затем спросил: – Расскажешь обо мне ещё что-нибудь интересное? То, чего я не знаю?

– Запомни – гнев для тебя разрушителен. В желании помочь и любви твоя истинная сила.

Теперь усмехался Стигмат. Но без надменности, с горечью.

– Любви, говоришь…Все, кого я любил, давно мертвы. Ну, кроме дедушки. И как мне тогда быть?

– В каждом человеке есть частичка любви. Даже в самом отъявленном мерзавце. Тебе всего лишь нужно её отыскать. У тебя есть особые таланты. Не знаю, правда, какие, но ты должен будешь их раскрыть. Эти руки даны тебе не только для того, чтобы спасать котят от ботинок хулиганов.

– Об этом тоже знаешь…, – парень опустил голову и надел перчатки.

– В блокноте есть ещё одна тайна, о которой я тебе не скажу. Прочитаешь сам.

Стигмат без энтузиазма кивнул и встал на скейт. Подтянул рюкзак и двинулся к арке.

– Негоже спасителю мира на палатях отлёживаться! – крикнула вслед Москва, словно прочитав его мысли.

Парень остановился. Повернул к ней голову.

– Я-то думал, ты дамочка современная.

– Как же? А Красная площадь, Китайгородская стена, Патрики, дом купца Баулина? Во мне ещё остались отзвуки империи.

Усталым, но твёрдым голосом Стигмат заявил:

– Послушай, мне не нужны чужие проблемы. У меня и своих по горло. Я просто хочу спокойно жить с дедушкой в своей старой квартирке, гулять с друзьями и заниматься творчеством.

– Нет, мальчик, это ты меня послушай, – Москва понизила голос и с напором произнесла: – Избавься от него, избавься от Губителя. Тогда вы с дедушкой, твои друзья и все люди на планете, все вы будете жить спокойно. По крайней мере, некоторое время.

Парень сверкнул глазами на Москву. Она озадаченно приподняла брови.

– Когда-то я убил собственных родителей, – сталью прорезал воздух голос Стигмата. – Тебе этого мало? Мало, да?! Хочешь, чтобы я и дальше убивал?!

– Ты не прав, – Москва была непреклонна.

– На этом всё. Я не хочу отсюда уезжать.

Парень надел наушники и капюшон, оттолкнулся ногой от асфальта, и, под шорох колёс скейта, стремительно исчез в темноте арки.

– Упивайся своим горем сколько хочешь! – крикнула ему вслед Москва. – Только помни: от тебя зависят 8 миллиардов жизней!

Студент ехал через площадку и недоумевал: город, в котором он жил столько лет, живой! Он живёт и постоянно следит за своими жителями. Даже не следит, а присматривает. В нём есть душа. Но душа эта, к его разочарованию, поехавшая дамочка. Она думает, что человек вроде него способен остановить какого-то разрушителя и саму природу? Наивная. Такому как Стигмат в этом мире нет места. Он изгой, отрыжка общества, плевок на асфальте. Возможно, его художества кому-то и нравятся, но вряд ли это заставит его подумать о себе иначе. Он грязь под ногами мажоров. И не только он один. Его друзья тоже, в глубине души, считают себя грязью. Только вслух об этом не говорят. «Быстрее бы с ними встретиться», – думал парень, подъезжая к чёрным воротам универа.

К счастью, студенты были либо на занятиях, либо на зачётах, поэтому Стигмат без проблем прошёл охрану, два этажа и коридор. В деканате было полно народу. Все кричали, перебивали друг друга и звонили по телефонам. Декана на месте не было. Одна из секретарш пояснила, что он готовится к прибытию важного гостя из аппарата правительства, поэтому просил студента самостоятельно заполнить бумаги и уходить. Чтобы, упаси господь, не попался на глаза руководству. Так он и поступил.

Спустя какое-то время бумаги были готовы. Студент передал всё секретарше и вышел в коридор. Там было тихо и удивительно спокойно. Вдохнув полной грудью, он зашагал по ступенькам вниз, к выходу. Стигмату было радостно от того, что ни встретил по пути ни Влада, ни парней из менеджмента. Сбегая вниз по лестнице, он громко рассмеялся, да так, чтобы слышал весь этаж. И, глядя только себе под ноги, резко в кого-то влетел.

– Юноша! – завопил чей-то громовой голос у него над ухом.

Послышался топот нескольких пар ног и цокот туфель. Стигмат отшатнулся, кто-то грубо сорвал с него капюшон. Перед парнем стояли двое: солидный мужчина в строгом костюме со значком в виде флага РФ, и декан. За ними выстроилась очередь из преподавателей и обслуживающего персонала. Каждый из них впивался в студента возмущённым до глубины души взглядом. Кто-то тихо выругался.

– Что за смех, господин Стигматов?! – взревел декан. Это он снял с парня капюшон, потому что сразу узнал, кто под ним прячется.

Не зная, как на всё это реагировать, Стигмат сбивчиво извинился перед важным гостем. Надо ж было попасть в такую ситуацию, просто спускаясь по лестнице! Какой стыд. Видно, когда всем раздавали везучесть, он шёл по улице без зонта под проливным дождём.

– Прогуливает, так ещё и смеётся? – пробасил гость и осмотрел замызганный наряд парня. – Поменьше бы таких студентов в вашем вузе, поменьше бы. Всё-таки вы не ПТУ, а имидж надо держать.

Декан растерялся, как и часть преподавателей за его спиной. Послышались неловкие попытки оправдаться. Декан открыл было рот, чтобы взять слово, но Стигмат его опередил, вперив твёрдый взгляд в лицо важного гостя:

– Перед вами я уже извинился. А за имидж не беспокойтесь – я уже не студент этого вуза. Доброго вам всем дня.

Он обвёл тяжёлым взглядом кучку удивлённых сотрудников за спинами не менее удивлённых декана и гостя, а затем торопливо их обогнул и выбежал из здания. Напоследок зачем-то обернулся: из-за стеклянных дверей на него смотрел Влад. На лице парня вместо привычной издевательской усмешки не было ничего. Равнодушный, почти симпатизирующий взгляд и плотно сомкнутые губы. На этот раз он ушёл первым.

Дорога домой заняла много времени. Стигмату нужно было побыть в одиночестве, поэтому он прицепил скейт к рюкзаку, убрал наушники и забрался на крышу одного из домов. Беготня по крышам приносила ему удовольствие и помогала проветрить голову. Обычно он занимался этим ночью, но сегодня, после такого потрясения, решил пробежаться днём. Солнце припекало к чёрному капюшону, будто собиралось выжечь из парня все ненавистные мысли. Здесь, на высоте, только порывы тёплого ветра нарушали уютную тишину. Где-то внизу гудел залитый горячими лучами город, суетились букашки-люди. Отсюда не хотелось уходить. Вдыхая ветер свободы, Стигмат на минуту прикрыл глаза. В лицо, отрезвляя, ударил новый порыв ветра.

– Начнём, – сказал парень самому себе, резко распахнул глаза и сорвался с места.

Прыжок, свободный полёт в несколько долгих секунд, кувырок через плечо и снова бег. Хорошо, что дома стоят друг к другу почти вплотную, и расстояние между ними совсем крохотное. Ещё пара крыш, полёт, «кэт лип»2 и снова мягкое приземление.

Паркур для парня был лучшим средством на время освободиться от цепей, которые его стягивали. Он учился всему сам: как правильно прыгать, кувыркаться, лезть по стене и возвращаться на землю так, чтобы не сломать себе ноги. Изучал ролики в Интернете, зависал в библиотеке, чтобы полистать редкие книги каких-то старых паркурщиков, и много, очень много тренировался. Домашние дела и проблемы оставались там, внизу, когда он беззвучно перелетал через очередную стенку или пропасть между многоэтажками. Бдительные жители изредка вызывали участкового, чтобы призвать парня к порядку. Он убегал, но всегда возвращался. Бесполезно давить на совесть тому, кто рвётся ввысь.

Когда-то он начал прыгать, чтобы достать до неба. С детской наивностью мечтал, что однажды поднимется чуть выше крыш и сможет увидеть родителей. Они прижмут его к себе и расцелуют, а потом…потом простят за то, что он был для них плохим сыном. Он верил, что родители ушли на небо, ведь их место точно там, и нигде больше. Мама – врач-педиатр, которая лечила детей, даже когда сама была на грани изнеможения. Папа – архитектор в строительной фирме. Он создавал высотки, где люди могли с комфортом встречать новый день и видеть современный ландшафтный парк, раскинутый прямо у них под окнами.

Погружаясь в воспоминания, Стигмат тут же отгонял их от себя, как комаров, пищащих над ухом. Он нёсся по плоским крышам, надеясь, что они никогда не вернутся. Но эти кровопийцы постоянно возвращались и сосали из него силы жить. Некоторые моменты прошлого манили его, как мотылька, и он летел на эту горячую лампочку. Другие обжигали, стоило лишь долететь. С опалёнными крыльями он падал в бездну отчаяния, которую сам для себя открыл, а потом лежал на дне, в темноте и одиночестве. Без света. Без надежды. Без любви.

Из глубин мрачных мыслей парня вырвал неожиданный столб огня, пролетевший мимо него. Пламя жарким потоком опалило рукав толстовки и врезалось в каменную трубу. На белом теле дома остался чёрный красивый ожог в виде цветка. Стигмат затормозил и в недоумении развернулся. К нему, точно также перепрыгивая с крыши на крышу, бежал какой-то псих. Весь в чёрном, на голове капюшон. Не успел Стигмат сообразить, как из ладони преследователя вырвался ещё один столб пламени и полетел прямо в него.

Если бы реакция была чуть медленнее, он бы уже поджарился, как та труба. Но парень успел отпрыгнуть в сторону, упасть и перекатиться за другую трубу. Преследователь зловеще рассмеялся. Так смеются только психи, ну, или антагонисты из каких-нибудь ужастиков. Его трескучий, как поленья в костре, смех разрушил мирную тишину городских крыш. Казалось, даже ветер ослабил хватку и замер.

Тяжело дыша, Стигмат прятался за трубой, припав к холодному белому камню. Он ясно понимал, что обычный человек не способен извергать пламя из ладоней. А значит, Москва была права. За ним пришли.

– Сам выйдешь или тебе помочь? – раздался насмешливый трескучий голос где-то рядом.

Как быть? Бежать – он пошлёт вдогонку огненный столб, прятаться – найдёт по запаху, биться – силёнок не хватит, да и зачем, если это сам дух стихии. В любом случае, проигрыш будет за человеком. И Стигмат решился на отчаянный шаг. Помирать, так с музыкой!

Он врубил на всю громкость песню «Крылья», встал и вышел к преследователю. Посреди крыши стоял, поигрывая в руке огненным шаром, невысокий тощий паренёк с язвительной ухмылкой. Он уже снял капюшон, поэтому Стигмат сумел его рассмотреть: короткие огненно-рыжие волосы с красным хохолком, и большой рот с двумя рядами заострённых зубов, который больше походил на акулью пасть. Одет примерно также, как синеволосый – косуха с шипами на плечах, рваные джинсы и берцы на толстой подошве. Чем-то он напомнил Стигмату его друзей-панков.

Как только жертва покинула укрытие, рыжеволосый оторвался от созерцания шара в своей руке и устремил пронзающий взгляд на неё. Глаза парня отливали алым. В них будто горел негасимый огонь. Парень сжал кулак, и пламя в его руке тут же исчезло. Ветер разнёс по округе лишь крохотные жёлтые искры.

– После 11? – удивлённо спросил он.

– А? – Стигмат не понял, к чему такой вопрос и замер, сжимая в руке телефон.

– Песня группы «После 11»? – уточнил дух, явно теряя терпение. Огонь в его глазах разгорался.

– А-а-а, да, – парень неуверенно прибавил звук. Вдруг это последняя песня, которую он услышит?

Рыжеволосый хищно осклабился, в его ладонях зажглось уже два огненных шара.

– У тебя хороший вкус, Стигмат, – сказал он, приближаясь к жертве. – Я их тоже иногда слушаю.

– Ты знаешь моё имя? – удивился парень, но чуть позже понял, что удивляться тут нечему. Это духи. Раз уж Москва его знает, то и они должны. – Ты пришёл убить меня?

– Была б моя воля – убил бы. С особой жестокостью, – он противно облизнулся, всё ещё щеря острые зубы в улыбке, отчего у Стигмата по спине пробежалась толпа мурашек. – Но это не моя задача. Мне нужно только привести тебя к нему.

– Ты о Губителе?

– В точку.

– А ты…кто ты такой? – парень немного расслабился, зная, что этот тип его точно не убьёт. По крайней мере, пока он его не разозлит или не случится что-то из ряда вон.

Рыжий с наглой ухмылкой подошёл к нему и заглянул в глаза. Смотрел долго и пристально, а из динамиков всё ещё лилась старенькая песня из альбома «Детям до 16».

– Догадайся, – рыжий запрокинул голову, трескуче рассмеялся и снова взглянул на парня. Уже без улыбки. – Догадаешься – пойдёшь со мной, нет – убью на месте, а Губителю скажу, что ты оступился и упал с крыши, пока я за тобой бежал.

От его слов ветер, что только недавно ласкал кожу Стигмата тёплыми потоками, резко заледенел. Или это ему вдруг стало холодно? Парень сглотнул и нажал на паузу. Музыка прекратилась.

– Ты…, он не боялся, что ошибётся, ведь ему было всё равно, от чьей руки погибнуть. Однако что-то внутри не позволяло умереть прямо сейчас. – Ты – дух огня.

Рыжий снова рассмеялся. Треск его голоса в это мгновение будто вернул ветру тепло. Стигмат ощутил, как по коже разливается приятный жар.

– А ты неплох, Созидатель, – парень подошёл ещё ближе, осклабился, кончики его волос заполыхали. – Моё имя Жар. И я сильнейший из духов стихий. А теперь…, – он замолчал и с торжествующим оскалом впился пожаром глаз в жертву, – повышаем ставки. Назови остальных духов стихий, и останешься жив. Пока.

– Это какая-то игра? – недоумевал Стигмат. – Ты обещал не трогать, если угадаю кто ты такой.

– Никогда не верь огню. Он может казаться тихим и спокойным, покачиваясь на кончике свечи, а уже в следующую минуту спалит к чертям весь твой дом! А-ха-ха-ха-ха, – и снова жуткий смех разрезал тёплый летний воздух.

«Этот псих не отпустит, даже если угадаю», – с тревогой подумал парень, и принялся искать способы от него сбежать. Побег – единственный, хоть и крайне опасный метод. Но проблема в том, что, похоже, Жар неплохой паркурщик. Он в два счёта догнал Стигмата, не слишком-то напрягаясь.

Тогда парень решил осмотреться. Поблизости не было ничего полезного, кроме труб. Жар терял терпение. В его ладонях снова сформировались огненные шары. Он умело ими жонглировал и усмехался, краем глаза посматривая на свою жертву.

– Ну и? Ответишь или мне тебя прямо сейчас прикончить?

– Дай мне минуту.

Судорожно соображая, куда бежать, Стигмат шарил глазами по крышам. И тут вдалеке, через два дома, появилась слабая надежда. Приоткрытая дверь, которая вела к лестнице. Чтобы отвлечь духа, парень заговорил:

– Если ты – дух огня, следовательно, остальные духи тоже являют собой части природы. В китайской философии, например, стихий, насколько я помню, пять: огонь, дерево, вода, земля и металл. Но вас четверо. Получается, вы должны быть первородными элементами. А их как раз четыре: земля, вода, огонь и воздух. Но это не точно…

Жар с садистским удовольствием наблюдал за размышлениями Стигмата, но огненные шары в его руках только увеличивались. Парень посчитал, что сейчас лучшее время для того, чтобы сбежать. Если он помедлит ещё хотя бы минуту – дух его не пощадит, несмотря на правильность ответа.

– Ещё кое-что забыл, – Стигмат продолжил свои рассуждения вслух и потихоньку начал пятится назад, к краю крыши. Жар, вроде бы, этого не заметил. – Есть другая точка зрения на основные элементы. Кто-то думает, что их пять, но они другие: вода, земля, огонь, воздух и эфир, то есть дух. Но вы сами духи, поэтому эта теория не имеет смысла.

– Умный такой, раз в институте учишься? – съязвил Жар и метнул один из шаров в Стигмата. Тот успел вовремя увернуться, но ему опалило второй рукав. Столб огня разбился о кирпичный борт крыши.

– Я больше там не учусь! – выпалил парень, размахивая рукой, чтобы потушить тлеющий рукав. – Вы за мной охотитесь, должны знать.

– Смотри, пацан, не доводи меня. Огонь тоже умеет кусаться, – Жар ощерился и клацнул острыми зубами.

Момент настал. Стигмат сунул телефон в карман, случайно нажав при этом на кнопку воспроизведения, развернулся и помчался к краю. В один длинный прыжок он перелетел на другую крышу, зацепился за бортик, подтянулся и рванул дальше. Вслед ему летели проклятия и огненные шары, но за шумом ветра и песней группы «Сплин» он не разобрал и четверти слов.

Заветная дверь манила протяжным скрипом. До неё оставалось всего около ста метров, когда проклятия позади стали громче. Динамики орали, ветер свистел, Стигмат летел к цели. Темнота подъезда приближалась, а с ней и возможность выжить. Дедушка будет волноваться, если внук не придёт домой. Он останется совсем один. В пустой квартире, где когда-то было шумно и весело. Наедине с фотографией семьи, на которой внук не улыбается. Ну уж нет! Стигмат твёрдо решил выжить, чтобы вернуться к деду и улыбнуться ему ещё раз.

Мотивация дала выход адреналину, который годами копился в сломанном духом парне. За два прыжка он оказался у двери и прыгнул в чёрную пасть подъезда. Этажом ниже горел свет. И он, как мотылёк, полетел на него, но уже не для того, чтобы сгореть. Лампочки на этажах стали путеводной звездой в кромешной тьме его страхов и сомнений.

Стигмат с лёгкостью перемахивал через перила и бежал вниз, слыша, как наверху его костерит дух, который почти не отстаёт. На весь подъезд играет какая-то песня, кто-то с верхних этажей хлопает дверьми, проверяя, кто тут хулиганит. Парень надеялся, что Жар испугается людей и уйдёт, но тихая ругань всё ещё слышалась у него за спиной.

На втором этаже перед носом Стигмата открылась дверь и вырос плечистый мужчина в махровом халате и тапочках. Парень замер, а мужчина сурово взглянул на него из-под кустистых бровей.

– Только со смены! Поспать не дают! – он схватил парня за руку и хорошенько встряхнул. – Какого хрена по подъезду бегаешь? Ещё и с музыкой?

Когда мужчина отпустил руку, Стигмат тут же нажал на «стоп». Рок-волна перестала сотрясать стены и без того чахлого дома.

– Оформить административку тебе, что ли? Штраф заплатишь и гуляй, – мужчина бегло осмотрел помятого парня. – Весёлая ночка?

– Утро, – честно ответил Стигмат. – Вы из полиции?

– Верно. Покой мне только снится…Ты ведь не из нашего района, да? Я тут всех знаю.

Вместо того, чтобы адекватно ответить, Стигмат затараторил, тыча пальцем вверх:

– За мной сейчас парень бежит, остановите его, пожалуйста! Он собирается меня убить.

Мужчина с громким хлопком закрыл дверь и, как был, прямо в халате и тапочках рванул наверх. Парень остался на площадке. Прислушался. Кроме возмущённых голосов жителей дома больше он ничего не услышал. Вскоре полицейский вернулся ещё более хмурым, чем уходил.

– Подшутить хотел, пацан? Ну-ка, иди сюда, – он снова схватил Стигмата за руку и встряхнул. – Фамилия, имя, место жительства! Явишься к своему участковому, заплатишь штраф. Весь подъезд перепугал, малолетний…

Не договорив, полицейский с презрением сплюнул и отпустил парня. Стигмат назвал ему нужные данные и поспешил покинуть чужой дом. В полной растерянности он присел на лавочку. Мысли путались, сердце бухало в груди, как маятник старых часов. Будто отмеряло минуты, которые ему остались.

Подумав, что Жар увидел, как его хватает жилец подъезда, Стигмат немного успокоился. Скорее всего дух убежал обратно на крышу, от греха подальше. Ведь Москва говорила, что они не любят сталкиваться с людьми. И показывать при них свою силу им нельзя. Но факт оставался фактом – за избранным началась охота. Сначала синеволосый, дух воды, затем дух огня. Кто дальше? Земля и воздух?

Стигмат запустил руки в волосы и согнулся пополам, не в силах принять всё, что с ним происходит. Зажмурил глаза: «это всё неправда, неправда, неправда…», – мысленно повторял, зная, что как только их откроет, окажется там, где был. И тем, кем стал. Созидателем.

Когда мама в детстве читала ему сказки, уже тогда мальчик понимал, что не такой, как все. Он отличался от здоровых и больных, от сильных и слабых. От любого из людей, которые его окружали. Эти метки…Они словно вышли из страниц книг или комиксов, которые ему очень нравились. Их не бывает в реальной жизни. Не должно быть. Но они были.

Это не сказка и не комикс. А он не супергерой. Он всего лишь робкий мальчишка, с виду бродяга и хулиган, на которого обращают внимание лишь служители порядка. И как с такой невезучестью он вообще дожил до двадцати? Этим вопросом Стигмат задавался не раз. Теперь, после нападений духов, ему стало ясно, что обычная, скучная и размеренная жизнь кончилась. Наступила пора бороться. Восемь миллиардов, о которых говорила Москва, его интересовали мало, но он прекрасно понимал, что если не уйдёт, могут пострадать те, кто ему действительно дорог: дедушка, друзья, соседи. Лишь по этой причине стоит попробовать. Даже если ничего не выйдет, если он проиграет тьме, он будет знать, что сделал всё, что мог.

По дороге домой забежал в участок, чтобы заплатить штраф. Пятьсот рублей – не такие уж большие деньги, но для его маленькой семьи на эту сумму можно закупиться едой на два-три дня. Не страшно. Внук вознамерился отдать деду то, что заработал, а вот говорить о визите в полицию не собирался. Слишком опасно. У деда и так приступы участились, а с подобными переживаниями он и вовсе быстро сляжет. Потом Стигмат заглянул в фотоателье. Сделал снимок на память деду и попросил оформить его в красивую рамку.

Когда зашёл в квартиру, по дому распространялся едкий запах гари. Парень бросил рюкзак и с ошалелым видом влетел на кухню. У плиты стоял дед и пытался лопаткой отскрести что-то со дна сковородки. Внук подлетел к нему и отобрал лопатку.

– Уйди, я сам! – прикрикнул на деда.

Сгорбленный старик пошаркал к столу. Присел на стул и подпёр кулаком подбородок. Пока внук отдирал с копчёной сковороды горелые макароны, дед с недовольством сказал:

– Ты долго. Вот я и разогрел.

– Разогрел так разогрел! – съязвил внук, показал деду угольно-чёрную сковородку и опрокинул её содержимое в мусорное ведро. – Попросил бы тёть Зину.

– Её дома не было. Олег сказал, на кладбище поехала, Гошку навестить.

Внук положил лопатку в раковину и помрачнел. Им овладели полынно-горькие воспоминания, которые он не хотел бы оживлять в памяти. Дедушка вдруг сердито гаркнул:

– На себя погляди!

Стигмат вынырнул из омута прошлого и удивлённо приподнял брови.

– Где кофту спалил?

Парень поднял руки, взглянул на обгорелые рукава. Башка дырявая! Запах гари спутал ему все карты, так что даже переодеться забыл.

– В институте попросили сжечь мусор. Слишком близко подошёл к огню.

В его словах была доля правды. К огню он сегодня подошёл и правда слишком уж близко. Но, скорее, это огонь нагло подошёл к нему.

– Гляди, – назидательно сказал дед, – с огнём шутки плохи. Держись от него подальше, тогда и не обожжёшься.

– Хорошо, – с печальной усмешкой ответил внук. «Если бы всё было так просто, дедушка», – подумал он, но вслух сказал:

– Нас от института на практику отправляют. В Карелию…писать пейзажи.

Дед от такой новости встрепенулся, как едва оперившийся птенец.

– А деньги?

– Институт заплатит. У них там всё схвачено, – нашёлся Стигмат.

– О, как. Добро. Помнится, по молодости там служил. Красивые места…

Дед слегка задумался, будто хотел что-то вспомнить, но получалось с большим трудом.

– Практика…Время хорошее. Вальку тоже от института посылали на практику. Картошку сажать. Правда, в сентябре. Может, хоть там себе девчонку найдёшь.

– Де, хватит об этом, – твёрдо отрезал внук. – Давай я тебе картошки сварю, раз уж ты о ней заговорил. Завтра выезжаем, оставлю тебя на тётю Зину. Если что – зови её. Или звони мне.

– И надолго вы?

– Пока не знаю. Возможно, до конца лета. Но постараюсь вернуться раньше.

– Да, ты уж постарайся, – дед, кряхтя, поднялся со стула и направился в спальню. У двери добавил вполголоса: – Одного тоска берёт.

Услышав об этом, Стигмат опустился на стул и издал протяжный вздох. Всё-таки старик ему не чужой. А родные люди не должны страдать в одиночестве. Только не теперь, когда Стигмат отказался от идеи оставить мирские заботы и делал всё, чтобы облегчить болезнь дедушки.

После обеда он вытащил несколько вместительных сумок из пакета с пакетами, который висел на ручке в прихожей, и пробежался по близлежащим супермаркетам. Искал, где дешевле. Набрал по акции консервов из рыбы и мяса сомнительного качества, макарон, замороженных овощей, разных круп и конфет. Этого деду на первое время должно хватить. По дороге домой забежал в аптеку, купил ему лекарств, как минимум, на два месяца.

Истратив все деньги, он шёл домой со счастливой улыбкой. Мимо проходили соседи по двору, некоторые удивлялись, куда это он столько еды тащит. А парень только вежливо кивал им и отвечал: «про запас». В хорошем настроении он бывал не часто, поэтому соседи удивлялись ещё больше. Обычно нелюдимый паренёк надевал наушники, натягивал капюшон так, что лица не видно, и бежал, сгорбившись, за поворот, даже не думая с кем-то здороваться или рассказывать о жизни. Но сегодня случай особый. Ему предстоит долгое и, наверняка, мучительное путешествие, а когда он вернётся – неизвестно. И вообще, вернётся ли. Поэтому разговор с соседями лишним не будет.

Отдав деду распоряжения по поводу еды и прочего, Стигмат отправился встречать друзей. Они должны были приехать сразу после захода солнца, в час, когда на летний город опускается ночная тьма, а из закоулков выползают бродяги, пьяницы, панки и прочая городская нечисть. Ну и Стигмат, как часть неприглядного интерьера Москвы.

В сумерках кусты шуршали громче, чем обычно, и каждый такой шорох напоминал парню о том, что на него идёт охота. Где-то в сердце города рыщут четыре духа, готовые ради поимки Созидателя уничтожить всё на своём пути. Они бы, наверняка, и Москву с землёй сравняли, если бы подвернулся случай. Помня об этом, парень избегал пустынных улиц и тропинок между дворов. Он намеренно шагал по тротуарам, где друг за другом лежали на лавочках или сидели неровной кучкой мужики и женщины с бутылками спиртного. Несколько таких гуляк зазывали парня к себе, но он только глубже натягивал капюшон и врубал музыку на полную громкость. Его тошнило от запаха их дешёвых сигарет.

Вопреки здравому смыслу, чем дальше он уходил от площадки в районе, где провёл детство, и весёлых компаний, тем больше его мутило. Горло обжигала желчь, а в правый бок впивались иголки. Состояние ухудшилось, когда он подошёл к метро, а мимо пролетела с визгливыми мигалками карета скорой помощи. В глазах зарябило, поплыли чёрные круги. Стигмат успел схватиться за спинку лавочки и присесть, прежде чем темнота забрала бы его с собой. Через какое-то время в кармане зазвенел телефон.

– Алло, – ответил он слабым голосом.

– Стиг, ну ты где? – человек на том конце провода был явно недоволен. – Мы уже полчаса ждём!

– Как? Я что…опоздал? – парень вяло оторвал телефон от уха и взглянул на время. Действительно, опоздал.

– Давай, ноги в руки и вперёд. Иначе Стасян тебя раздавит своим авторитетом.

Из трубки послышались матерные крики и ехидные смешки, затем грохот телефона. Звонок прервался. Стигмата это нисколько не удивило: типичное поведение друзей.

Он медленно поднялся с лавки, проверил, прошло ли головокружение, и направился к стеклянной двери метро. Поток ветра из тоннеля успокаивал и освежал. Голова прояснилась, как и спутанные мысли. Если по дороге на него никто не бросался, значит, духов рядом нет. А в метро они не сунутся – слишком людно.

Спустя двадцать минут дрёмы и лирики в наушниках, парень прибыл на вокзал. Возле станции его встретили три слегка потрёпанных пассажира с туго набитыми походными сумками: два парня разного роста в шипованных косухах с заплатками и цветными ирокезами на головах, и пухлая девушка с ядовито-зелёным каре в кожаных брюках и косухе. Чёрные стрелки девушки улетали вверх, а глаза в фиолетовых линзах угрожающе уставились на Стигмата. Сейчас она напоминала голодную змею, готовую вот-вот заглотить маленького запыхавшегося кролика. Парни не пытались её остановить. Они только улыбались во весь рот, снабжённый парочкой золотых зубов.

– Ты какого…нас не встретил?! Мне что, всё это самой тащить?! – зарычала девушка, чуть ли не брызжа слюной. Она подошла к Стигмату и бесцеремонно обрушила ему на руки две тяжёлые сумки с вещами. Парень покачнулся, но не упал.

– Стасян, ну ты на него глянь, белый, как призрак. Оставь мальчишку, сама донесёшь. В тебе силы, как в…как в…

– Коне! – закончил за высокого парня низкий и широко улыбнулся.

– Дибил! Каком коне? – приятель с силой наступил ему на ногу и тут же обратился к уже достаточно разъярённой девушке: – В лошади, Стасян. В лошади. Или…или в лани. Они ж, как их там?

– Грациозные? – выдавил из себя Стигмат, стараясь удержать в руках, как минимум, 20 кг вещей.

– Опять Стасян? – с нарастающей интонацией, не сулящей ничего хорошего, спросила девушка, развернулась и направилась к высокому парню. Тот сначала опешил, а потом не сдержался и издал короткий смешок. Этот смешок, насколько мог понять Стигмат, стоил ему парочки лет жизни. – Говорила же, ещё раз назовёшь меня Стасян, и твои золотые зубы будут лежать у меня на полке, как трофей.

Не церемонясь, девушка с размаху влепила парню звонкую пощёчину. От тяжести рюкзака он не удержал равновесие и плюхнулся на спину. Его низкий приятель в голос заржал. Тогда её гнев переключился на него. Низкому пришлось куда хуже: девушка схватила его за рюкзак, раскрутила и дала пинок под зад. Парень с криком улетел в ближайшие кусты.

– Один ты меня понимаешь, – доверительно, но не без строгости, обратилась девушка к Стигмату. Тот и не думал над ней шутить. Он просто держал сумки, пока дрожащие ноги позволяли это делать.

Из друзей у Стигмата были только эти трое: два местных панка и бодипозитивщица, экоактивистка и феминистка Стася. Вообще, Станислава, потому что в семье их двое – Стася и Стас, то бишь Станислав, её родной брат. Но Стас, в отличие от сестры, никогда не страдал лишним весом, и это её очень задевало. К тому же, он нормальный: закончил МГУ и получил престижную работу в какой-то химической фирме, в то время как активная сестрёнка страдала фигнёй и закончила ПТУ на повара-кондитера. С тех пор у неё пошли заезды по поводу лишнего веса, экологии и плохого отношения к женщинам. Хотя сама ленивая, как вареник, с места не сдвинешь.

Панки же, словно ещё два Стаса, везде и всегда следуют за ней. Им просто нравится издеваться над бедной девушкой и тем, что у неё не получается ничего, за что бы не взялась. А она им постоянно устраивает за это нагоняй. Единственное, что Стигмат знает о панках – это их кликухи, Каланча и Бобик, потому что говорить настоящие имена или свою биографию они наотрез отказываются. Так и ходят по району разношёрстной весёлой компанией.

Но самый странный в этой компании всё же Ерофей. Или Стигмат, как называют его знакомые. Фамилия Стигматов подарила ему кликуху и ещё один повод ненавидеть эту жизнь. А всё потому, что с самого рождения у него на руках были отметины. Стигмы, как бы назвали их священники. По церквям, даже ради бабушки, Ерофей никогда не ходил, потому что боялся, что духовники сочтут его дьяволом. Но когда он встретил эту троицу, вернее, это они его встретили, то стали не разлей вода. Хотя интересы у ребят разные, их всегда объединяло одно – непохожесть на других, странности и лютые заезды. Как говорится, спелись.

Когда парни оклемались, компания собралась на лавочке у вокзала. Троица тут же выудила из сумок банки с пивом, щёлкнула крышками и припала к вожделенному пойлу.

– Много потерял, бро, – сделав смачный глоток, сказал Каланча. – На фесте такое месилово было, закачаешься.

– Я и так, как видишь, – ответил Стигмат, пошатываясь стоя напротив лавки, где с трудом уместились его друзья.

До того молчаливый Бобик сказал, вытянув вверх руку с початой баночкой:

– Да ты сядь, выпей за приезд. Мы там штук всяких привезли.

– Да-да, – бордо подхватила Стася, – и тебе кое-что. Зря с нами не поехал. Там твои любимые рокеры выступали.

– Вы же знаете, столпотворения – не моё, – парень убрал руки в карман толстовки и присел на железный подлокотник. – И перестаньте уже хлебать эту дрянь, – сказал, кивнув на баночки пива.

– Бро, мы панки. Ты чё взъелся-то? – засмеялся Каланча и для наглядности сделал ещё несколько больших глотков.

– Она вас в могилу сведёт.

– И это говорит тот, кто два раза пытался выпилиться? – друг с удивлением выгнул пирсингованную бровь и взял вторую баночку.

Но Стигмат настаивал на своём. Он отвернулся от друзей и пробормотал:

– Из-за это дряни я чуть не остался круглым сиротой. И мне не улыбается перспектива потерять ещё и вас, дурни.

– Эй, полегче с ними! – подключилась Стася. – Что это с тобой сегодня? Ты никогда не заводил разговор о вредных привычках или чём-то подобном. Ну-ка, кались!

От Стаси ничего не скрыть. Она, как бравый сыщик, найдёт любого по жёваной резинке или следу на ступеньках подъезда. Стигмат тоже попадался: несколько раз они с парнями заставали его на крыше или за рисованием граффити на стене какого-нибудь гаража.

– Да я…ну…я…, – он не мог подобрать правильных слов и метался между тем, чтобы рассказать им правду и тем, чтобы оставить это в секрете. – За мной охотятся киллеры и мне срочно нужно уехать из города, – на одном дыхании выпалил он, повернувшись к друзьям. Это была правда, без подробностей, но та, которую он точно мог открыть.

Вместо поддержки он увидел только сочувственные улыбки на их лицах. А потом…потом они разом засмеялись.

– Бро, да ты реально бредишь, – с гоготом произнёс Бобик.

– Киллеры. Ещё скажи ниндзя, – добавил Каланча, покатываясь со смеху так, что уронил полупустую банку. Шипящее пиво чёрной лужей растеклось под ногами парней.

Сквозь слёзы смеха в разговор включилась и Стася:

– За что тебя убивать-то? За граффити в неположенных местах? Или за твоё занудство? Душнила!

Он понимал, что этим всё и закончится. Друзья ему не поверят. Он бы и сам не поверил, если бы кто-то из них вдруг заявил, что за ним охотится киллер. Но, попытка не пытка. По крайне мере, он сказал им правду, и теперь, перед отъездом, совесть его чиста.

– Ладно вам, – он примирительно поднял руки и грустно улыбнулся. – Это была шутка. Я от института поеду в Карелию, на практику.

Смех внезапно стих. Три пары круглых глаз устремились на парня. Даже о баночках все на время забыли. Первой заговорила Стася, хмуря аккуратные бровки:

– Неожиданно. Ты на всё лето нас кидануть решил или на пару недель?

– Как получится, – виновато пожал плечами парень. – Отдохну там. Дед говорит, места красивые. Попишу пейзажи месяц-другой. И кто говорил про кидалово? Это моя работа. Я должен поехать.

Настроение на лавочке заметно упало. Парни со скучающим видом допили пиво, а Стася и вовсе выкинула почти полную банку в урну.

– Чел, ты вообще-то возвращаться собираешься? – поинтересовался Каланча, искоса глядя на друга. – А то про вред алкашки затираешь. Прямо как батя перед тем, как уйти из семьи за хлебушком.

Панк притих и опустил полный тоски взгляд на свои руки. Несколько пальцев у него были в шрамах от ожогов, но он никогда не говорил, откуда они взялись. Стася мягко накрыла его руку своей, не пугаясь шрамов, и посмотрела на Каланчу с почти что материнским сочувствием.

– Он так не сделает. Он – не твой отец. Правда, Стигмат?

Откровение Каланчи отозвалось болью в груди парня. Глаза вдруг снова заволокло чёрной пеленой, а во рту появился горький привкус желчи. Подавляя этот непонятный приступ, парень надавил на одну из меток. Друзья о них знали, но относились к этому спокойно. У каждого свои странности и недостатки. Люди, в конце концов, не идеальны.

– Д-да, – на выдохе ответил Стигмат, подавив, наконец, тошноту и слабость. Он встряхнул косматой головой. Капюшон слетел, и в глаза полезли чёрные пряди волос, закрывая от него лица друзей. – Я не собираюсь там оставаться. Мне надо вернуться в Москву. Тут дед, вы…

Заморосил дождь. С каждой минутой он набирал силу, а ветер сделался пронизывающе холодным. Стигмат в испуге огляделся по сторонам: не дух ли над ним издевается? Если так, то нужно срочно отсюда убираться. Он-то ничего, но вот друзья пострадать не должны. Стигмат убрал с лица мокрые пряди, вскочил и принялся высматривать кого-то в кустах и у магазинов.

– Э-э-э, чел, ты в порядке? – обеспокоенно спросил его Каланча.

Так и не увидев в толпе или где-то поблизости никого подозрительного, парень подошёл к друзьям и, всё ещё с опаской поглядывая по сторонам, присел на прежнее место.

– Да. Показалось, – коротко ответил он.

– Чего раскисли? – Бобик встал с лавки, выудил из кармана разбитый телефон и врубил тяжёлый рок. Пассажиры, которые только что вернулись из дальних поездок и с полными сумками стояли в ожидании такси, с укоризной качали головами, глядя в сторону молодёжи. – Давайте тусить! Раз Стиг завтра уезжает, почему бы сегодня не погудеть?

Каланча и Стася не слишком-то хотели веселиться. Они оторвались от тяжёлых, как их рюкзаки, дум, и с вопросом посмотрели на Стигмата. Парня трясло. Откуда-то дул холодный, совсем не летний ветер, а дождь усиливался. Его взяла тревога. Стигмат поднялся с лавки, но говорить не спешил. Просто не знал, что сказать. Он никогда не успевал ни с кем как следует попрощаться. Другие всегда уходили раньше него. А теперь настала очередь ему уйти и кого-то оставить. Как оказалось, сделать это ничуть не легче.

– Э, молодёжь! – крикнул таксист, который стоял неподалёку на обочине. – Выключайте свою шарманку, у нас клиенты недовольны! Или, хотя б, потише сделайте.

– Дядь, вас никто не спрашивал! – с лихой улыбочкой ответил Бобик. – Мы на улице! Где хотим, там и слушаем!

– Я щас полицию вызову, быстро приберут! – таксист погрозил кулаком. Тогда Стася встала с лавки, отобрала у Бобика телефон и вдребезги разбила его об асфальт.

– Ты чё?! – панк схватился за голову и присел возле осколков гаджета. – Батя меня пристрелит!

– Вот и хорошо. Скулить тут не будешь без толку.

Её непримиримый тон испугал всех, включая Стигмата. Не часто ему приходилось видеть Стасю в настолько плохом расположении духа. Обычно она хоть и кричала на парней, и даже покалачивала их, но всё это было в шутку. Сейчас же круглое суровое личико говорило, что лучше больше никому её не злить. Таксист на той стороне улицы тоже умолк. Наверное, увидел, как страшны бывают девушки в гневе.

– Стигмат, – она обернулась к парню и взяла его за плечи. Взгляд девушки потеплел. – Тебе точно надо ехать? Может, останешься?

Он отвёл глаза и освободился из её тёплых рук. Холодный дождь продолжал хлестать его по щекам.

– Стася, парни…Мне тяжело. Очень тяжело. Но вы должны меня понять. От этой поездки зависит моё будущее, – он поднял глаза и обвёл взглядом грустные лица троицы. – Я не буду с вами прощаться. Мы ещё обязательно увидимся и погудим. Но не сегодня, Бобик. Каланча, присматривай за ними. Ты здесь за старшего. А ты, Стась, не давай в обиду Каланчу. Он хоть и рослый, но ранимый.

Когда он закончил своё короткое и неуклюжее прощание, Стася сжала его в своих крепких объятиях. Дождь закончился. Значит, и опасность он себе надумал. После этого к другу подошли панки и стукнулись с ним кулаками, как напоминание о том, что он им сегодня пообещал.

Первую половину ночи друзья делились впечатлениями от поездки и показывали сувениры, которые успели собрать: мятая бутылка из-под воды одного из солистов какой-то группы, бандана крутого барабанщика, майка с эмблемой фестиваля и ещё куча бесполезного мусора. Но для ребят этот мусор был моментом прошлого, приятным воспоминанием, которое не сотрётся из памяти и не поблёкнет, как фотография в старом альбоме. Стигмату они подарили футболку с логотипом панк-группы, которая нравилась всем троим, кроме Стигмата. Но, в благодарность за дружбу, и на долгую память, он её принял.

С обещанием, что иногда будет выходить на связь, парень покинул шумную компанию. Вторую половину ночи он провёл у стены, где недавно рисовал граффити. Из-под белой краски всё ещё проглядывал ярко-жёлтый контур. Солнце над головой единорога. То, которое никогда не померкнет. Которое обязательно воссияет на небе утром, и будет светить каждый день для каждого человека на земле. Если Стигмату и суждено быть тем, кто не даст солнцу окончательно померкнуть, то он сотрёт со стены белую краску. Он должен. Ради друзей, ради деда и соседей по лестничной клетке, которые всегда им помогали. Ради их спокойствия и долгой жизни, он должен суметь всё исправить.

С этой установкой парень вернулся домой. Он уже купил билет, собрал любимый рюкзак и положил в него деньги, отложенные на учёбу. Часик вздремнул на неудобной, но родной кровати. Когда ещё теперь он сможет засыпать и просыпаться дома? Утром оставил тёте Зине немного наличных и листок с чёткими рекомендациями по питанию и лечению дедушки. В тяжёлые времена дед и внук не отвернулись от неё и дяди Олега, поэтому сейчас супруги были готовы взять на себя ответственность за старика.

Пора уходить.

Взвалив на плечи тяжёлый рюкзак и надев перчатки, Стигмат застыл в прихожей. Переминаясь с ноги на ногу, позвал деда. Из спальни к нему вышел заспанный, обросший жёсткой щетиной старик. Почёсывая согнутую спину, спросил:

– Уже?

– Ага, – неловко ответил внук, отведя взгляд в пол. – Самолёт одного меня ждать не будет. Надо ехать.

– Давай.

Несмотря на немногословность, в глазах дедушки парень увидел тоску. Ему не хотелось отпускать внука, но раз обстоятельства заставляют, придётся подчиниться.

– Это тебе, – Стигмат достал из кармана рюкзака свою фотографию в аккуратной деревянной рамке, и протянул деду.

– Когда это ты успел? – спросил тот, разглядывая снимок.

– Вчера.

– И зачем она мне? – проворчал старик, хотя по тёплому взгляду было видно, что фотография ему понравилась.

– Любоваться будешь. Хочешь, буду для тебя Лизонькой, хочешь – Антоном, хочешь – Валькой. Я могу быть всеми, кого ты потерял. Только не забывай меня.

– Почему это я должен тебя забыть? Я ничего не забываю, – заупрямился дед.

– Потому что…

– Что?

Дедушка иногда забывал о своём диагнозе. Например, сейчас. Поэтому внук не стал его грузить лишними разъяснениями.

– Мало ли, на практике задержусь. Только не создавай тёть Зине проблем.

– Когда это я их создавал? – возмутился старик, и быстро спрятал фотографию под мышку.

Внук сдался и с грустью заглянул ему в глаза.

– Ладно. Я пойду. Звони, если почувствуешь себя одиноко. И пей таблетки по расписанию! Хорошо, де?

– Посмотрим.

Когда дедушке не нравилось решение кого-то из семьи, он делал вид, что зол, говорил всякие глупости, а потом всё равно соглашался. Поэтому Стигмат был за него спокоен. Он крепко обнял старика и вышел за дверь под его печальный, тоскующий взгляд.

На глаза навернулись слёзы, но парень быстро их смахнул и, перепрыгивая через несколько ступенек, побежал вниз. Во дворе ещё никого не было. Редкое явление. Однако на стоянке он заметил «Роллс» дяди Вальта. Наверное, он ещё дома. Но прощаться с ним – неловко и тяжело, поэтому, пусть отдыхает. Бабу Галю с Роней парень тоже не навестил. Зачем? Чтобы сделать им больнее? Старушка бы точно расплакалась. Пускай лучше тёть Зина всё и всем расскажет. Так для них будет лучше.

Пункт 2

Однажды, чтобы не тревожить других птиц, чёрный лебедь отправился в дальнее путешествие. Он хотел найти место, где никто не будет считать его плохим, где ему будет легко и уютно. Но куда бы он ни пошёл – везде его встречали лишь осуждающие взгляды и ненависть.

С утра в электричке было полно народу. Хотя, казалось бы, люди должны ехать в Москву, а не из Москвы. Давние стереотипы Стигмата ломались, как дешёвые макароны. Хорошо это или плохо – он не знал, но точно знал, куда ему следует ехать.

Парень ухитрился занять место в безлюдном уголке вагона. Было несложно догадаться, почему туда никто не садился: на одном из сидений полулежал мужик с жутким перегаром и в покрытой слоем грязи и пыли одежде. То ли бродяга, то ли просто не повезло. Разбираться в этом Стигмат не хотел. Ему было противно от резкого запаха, поэтому он уткнулся носом в толстовку и прислонился головой к мутному стеклу. Удалось даже немного подремать.

Как только Стигмат проснулся, то сразу вспомнил про свою цель. Сиденья оставались пустыми, но запах перегара заметно уменьшился. Парень глянул наискосок от себя – бродяга там больше не сидел. Видимо, кто-то нажаловался, и его вывели. Дышать стало намного легче.

По-прежнему в капюшоне, но не пряча нос, Стигмат опустил взгляд на руки. Чёрные перчатки без пальцев прикрывали от мира проклятые метки, которые в один день изменили всю его жизнь. Москва говорила про сигнал для городов. Что за сигнал? Как его отправить? Он глубоко задумался и ненадолго освободил руки из-под защиты перчаток. Поднёс одну из них к стеклу. Монета посреди ладони красиво блестела и переливалась в лучах утреннего солнца. Вырезать бы её и продать – получил бы много денег. Серебро стоит недёшево. Выкинув из головы бредовые мысли, от которых хотелось смеяться во весь голос, парень переключился на свою цель: «она говорила про творчество…Город сам меня узнает, если я сделаю что-то…но что?». Вопросы множились, а ответы всё не приходили. Тогда Стигмат опустил глаза на руки, которые лежали на коленях ладонями кверху. И тут ему в голову пришла блестящая, как проклятые монеты, идея. А что, если использовать метки? Хранители непременно обратят на них внимание. Он открыл блокнот, который подарила Москва, и внимательно изучил маршрут. Сравнил с монетами и рисунками секторов, изображённых на них. Затем несколько раз перепроверил свою догадку. Всё сходится! Десять секторов, десять рисунков, десять городов. По одному рисунку на каждый город. Но радоваться рано, нужно ещё проверить, правильно ли он мыслит. А для этого необходимо доехать до первого города.

В запасе оставалось ещё полчаса, поэтому Стигмат решил потратить их с пользой и прочитать запись, которую оставила ему Москва. Открыв блокнот на последней странице, он пробежался глазами по изящному, как силуэт хранительницы, тексту: «Стигмат, прости, что не сказала лично. Но метки – это ещё не всё, что с тобой не так», – после этих строк парень напрягся. Дальше он читать почему-то не хотел, пальцы мелко задрожали, но если и выяснять жестокую правду, то лучше сразу и всю, до последнего слова. Он выхватил из текста следующие строки: «Ты никогда не сможешь иметь детей. Получил дар – отдай что-то ценное взамен. Это равновесие Вселенной».

Мир перед глазами поплыл. Запах перегара будто за секунды усилился и ударил в нос, подгоняя к горлу комок горькой желчи. Пытаясь не выплюнуть скудный завтрак, парень отбросил блокнот на соседнее сиденье и посмотрел на ладони. Вот они. Бесы. Монеты глумливо сверкали в лучах солнца, как беспощадное напоминание о том, что это они поломали всю его жизнь. «Дар?! Какой, к чёрту, дар?! Это проклятие!», – мысленно вопил он, едва справляясь с подступившей тошнотой. Чёрные круги разрастались, и вагон быстро потонул в их страшной одинокой бездне.

Проснулся Стигмат от лёгкого похлопывания по плечу. Открыв глаза, различил строгое лицо контролёрши, которая уже пару раз повторила:

– Молодой человек, проверка билетов.

Её взгляд случайно упал на руки парня. А там блестели метки, которые он не успел прикрыть, потому что вырубился от очередного потрясения. На этот случай у него была припасена беспроигрышная отмазка: