Так не бывает!

Квалиа

– Арсений Попов! – озвучил кладовщик, здоровенный бородатый мужик, обладатель ровного мягкого баса.

– Да, это я, – сказал Сеня, протягивая паспорт.

– Не надо, – в глазах рабочего мелькнуло узнавание. – Видел вас в "Добром утре". Вы тот самый Попов, который изобрёл, как её, эту… Квалию?

– Квáлиа, – вежливо поправил Сеня. – Прибор для полного взаимопонимания.

– Ну да, – сказано это было нарочито скептически.

– Что ж, чтобы прийти ко взаимопониманию прямо сейчас, мой прибор нам, слава богу, не потребуется… Да?

Кладовщик нахмурился и уставился на посетителя недобрым взглядом. Повисло молчание.

– Можно мне забрать реагенты? – теряя терпение, спросил Сеня. – Побыстрее, пожалуйста. Мне давно пора домой.

Мужчина поднял брови, будто смотрит на что-то диковинное, покачал головой и исчез среди полок. Скоро он вернулся, неся в руках нужные коробки.

– Вот здесь всё, что в списке.

– Хорошо.

– Можно задать вам нескромный вопрос? – вдруг спросил кладовщик, что-то отмечая в планшете.

– А можно ответить вопросом на вопрос?

– Валяйте.

Сеня склонил голову, как делает всегда, когда указывает людям на их нелогичность или иной более лёгкий порок:

– Если я спрошу – насколько нескромный вопрос вы хотите задать – то вы сразу же зададите его или всё-таки попробуете сначала мягко выразить направление своей мысли, чтобы потом по моей реакции понять, следует ли поднимать озвученную тему?

Казалось, в сгустившемся от столкновения двух реальностей воздухе можно было вешать ложку.

– Мне говорили, что вы мудак, а я всё никак не мог взять в толк, о чём это они…

Пришло время Сени хмуриться:

– Простите, что вы сказали?

Кладовщик облокотился на обе руки, подвинулся поближе к Сене и сказал:

– Добрые люди говорят, что вы – мудак. Не потрудитесь ли вы доказать мне обратное, ответив на нескромный, можно сказать, личный вопрос?

Сеня сглотнул. "Что ещё за добрые люди, Ницше их подери?!", – подумал он, но всё же не смог сказать "нет".

– Что за вопрос?

– Вы с женой свой аппарат когда-нибудь пробовали?

– Что? Нет!

– Боитесь?

– Чего мне бояться? Мы с женой любим друг друга!

Кладовщик сделал понимающий вид.

– Вот и проверьте! Вы же учёные всегда так делаете? Будет вам приключение! – сказал он и рассмеялся громко и с большим удовольствием.

– Не ваше дело! – вяло запротестовал Сеня. Было что-то в этом человеке обескураживающее.

– Да я же не со зла, господи! – подняв правую руку перед собой, сказал мужчина. – Просто я был женат. Трижды! И застрелите меня, если я не хотел бы знать, что было в головах у этих… женщин, – сказав это, он с неподдельным удивлением стал разглядывать голый безымянный палец. – Как он, этот ваш аппарат вообще работает? Я вас, кстати, не отвлекаю?

Сеня не любил такие ситуации. Хуже всего – быть обязанным человеку за банальное дружелюбие. Что ему от меня надо, этому типу? Сначала лезет ко мне в личную жизнь, смотрит на меня как на говно, а теперь окатит контрастным душем – одной рукой похвалит, а другой ударит? Да пошёл он!

– Отвлекаете, – сказал Сеня. – Я уже сказал вам, что тороплюсь домой. Не будем тратить время впустую, и пусть каждый займётся задачами, которые ему по силам. До свидания.

Он вернулся в лабораторию, где подготовил всё для завтрашней работы, а затем наконец-то вышел на улицу и сделал очень глубокий вдох. Дома его ждала вечно отстранённая Мальвина, и он хотел лишь поскорее запереться в своём кабинете и проспать без снов до утра, чтобы вернуться к работе. В другое время он бы пожаловался на это хамло со склада, но нынче разум Сени был поглощён его последним изобретением – биосемантическим синхронизатором, или Квалиа, как называл его он сам. Этот прибор позволял проникать в самую суть организации категорий в голове другого человека.

"С помощью него люди действительно заговорят на одном языке!" – думал сорокалетний изобретатель, подходя к двери съемной квартиры.

– Привет, кот учёный.

Мальвина приготовила ужин и теперь прихорашивалась. Сегодня она собирается в кино с подругой. Сеня не обращает на неё никакого внимания, он ест, не чувствуя вкуса, размышляя о своей чудо-машине для взаимопонимания, отвлекаясь иногда на паскуду-кладовщика, никак не желавшего покидать его психику.

Насытившись, он-таки льнёт к Мальвине и пытается её обнять, но она отстраняется.

– Не надо, у меня…

– Что? – спрашивает он.

– Маникюр! – говорит она, показывая ему свои неестественно длинные ногти.

– Как маникюр мешает принять мои объятья?

– Давай ты не будешь строить из себя жертву домашнего насилия, ладно? – поняв, что это было грубовато, она делает вид, что не имела в виду ничего личного.

У него неприятно ухает в груди. Каждый раз, когда она отвергает его нежность или доброе намерение, от него будто откусывают кусок. Я уменьшаюсь рядом с ней? Почему она просто…

– Ты правда не понимаешь, почему это меня задевает?

– Что – это? – спрашивает Мальвина, состроив гримасу осуждения.

– Что ты… Что я… Что мы…

Мальвина громко смеётся ему в лицо.

– Ну ты прирождённый оратор! Ты хотя бы спасибо сказал за ужин. Я к тебе кухаркой не нанималась, понял?

Он испытывает стыд – не из-за того, что говорит она, а потому что сам не мог подобрать нужных слов… Он трус? Или она – дура? Мы живём вместе уже полтора года, но с самого начала это было её идеей. Почему она всё ещё со мной?

– Мальвина, не хотела бы ты принять участие в научном эксперименте? Завтра!

Вечером лаборатория пустовала – только охранник на первом этаже смотрел передачи по кабельному.

– Мальвина Степанна, – плотный усатый мужчина сопроводил приветствие учтивым кивком.

– Привет, Морозик!

Охранник нисколько не удивился, когда Сеня привёл Мальвину в нерабочее время. В отделе часто проходили популярные лекции, и иногда подготовительная работа велась даже по ночам. Попов славился преданностью любимому делу, а Мальвина любила контроль и не любила оставаться дома одна. Она много раз бывала здесь и знала всех его сотрудников, а также и их родню. Иногда Сене казалось, что она даже заигрывает с некоторыми из них, но он предпочитал этого не замечать. Беспокойство такого рода могло лишить его сна, а без сна совершенно невозможно работать!

Он усадил Мальвину в кресло и встал напротив неё, держа в руках шлем, наподобие мотоциклетного.

– Это ещё что? Мы едем кататься?

– Что-то вроде того, – уклончиво отвечал Сеня.

– Серьёзно, что это? Это твой прибор? У меня причёска. Что он на самом деле делает? Читает мысли? – казалось, Мальвине эта идея не нравится.

– Конечно, нет! Это невозможно! – внутренне напрягшись, ответил Сеня. Он был абсолютно уверен, что она не смотрела "Доброе утро" с его участием. Его работа, несмотря на постоянное присутствие Мальвины в отделе, её никогда особо не интересовала. По крайней мере, она так себя вела. Что его устраивало полностью – всегда, и особенно сейчас. Он легко мог сказать ей любую чушь.

– Как я и говорил, Квалиа позволяет… Улучшить мозг!

– Ого! – Мальвина вскинула брови. – Как это?

– Ну…С годами мозг становится хуже, он стареет, становится менее пластичным. Я научился его…улучшать.

"Да что же я такое несу?!"

– Это типа омоложения?

– Ага, точно.

– То есть, я снова стану четырнадцатилетней дурой? – спросила Мальвина. В её голосе Сеня не обнаружил следов иронии.

– Нет, – ласково сказал он. – Ты просто будешь…Как бы это сказать… Быстрее думать. И память улучшится. И ещё ты ощутишь странные вещи, как при наркотическом опьянении. Но это абсолютно безопасно, я и сам пользуюсь этим прибором!

– Пф, – фыркнула Мальвина. – Чего же мы ждём, дорогой? Я вся твоя! Я твоя подопытная мышка.

Она выхватила шлем из его рук, и он помог ей надеть его. Судьба причёски Мальвину уже не беспокоила.

– Посиди так, пожалуйста, – сказал Сеня, опустив перед её лицом тёмное защитное стекло.

Сев в кресло напротив, он надел на себя идентичный шлем.

– Пожалуйста, расслабься.

Опыты на обезьянах показали, что после синхронизации мозг испытуемых быстро приходит в норму, и только после неоднократного использования Квалиа с одним и тем же напарником часть воспоминаний, знаний и привычек всё-таки передаётся – к сожалению, иногда в извращённой и неадекватной форме.

Однако опытный оператор сразу мог на определённую глубину нырять в чужое сознание. Сеня использовал этот экспериментальный аппарат несколько раз – с разными добровольцами мужчинами из своего отдела. Все они были примерно одного возраста и социального положения. Каждый из экспериментов прошёл вполне успешно. При "погружении", как они это называли, Сеня испытывал чувства, похожие на те, которые испытывают любители псилоцибина. Его личность как бы распадалась на десятки (сотни?) маленьких личностей, взирающих друг на друга одновременно с противостоящих холмов. Его – и партнёра – ужимки и попытки к самообману обнажались и выпячивались. С каждым разом контролировать своё мышление в погружении было всё легче. Наконец Сеня научился запрашивать информацию из чужого мозга собственным мысленным усилием. Никто из его отдела не достиг такой степени владения Квалиа.

Он прогнал этот факт из головы, чтобы подключённая к нему Мальвина ненароком не догадалась о том, что он хочет сделать. Он чувствовал, как она начинает щупать его мозг, хотя даже не знает, что они с ней сейчас связаны. "Цепкая баба!", – подумал Сеня, испытывая тень того восхищения, которое когда-то привело к их женитьбе. Глубоко вдохнув, как перед погружением в воду, он поставил таймер на отключение прибора и активировал глубокую синхронизацию.

То, во что я копал, то, навстречу чему я шёл, не взирая на страх и дискомфорт, то, что я в себе развивал специально так много лет, то, что я считаю правильным и даже необходимым – всё это кажется ей непроизвольным психованым семяизвержением моего мозга! Вся моя суть для неё – пшик, стечение обстоятельств. И она что-то скрывает! Теперь это так ясно. Я ей неприятен, она хочет, но не может уйти. Она ищет запасной парашют, но не бросается на первый попавшийся вариант, потому что хочет сохранить статус. Она верна лишь снаружи, а внутри она – хитрая эгоистичная стерва!

Он понял это за считанные секунды. Сеня был уверен на все сто, что Мальвина не смогла бы разобраться в этих новых для неё ощущениях, в то время как он – он видел достаточно.

Тем временем Мальвина сама сняла шлем и теперь сидела, склонив голову набок. Спустя время она с недоверием посмотрела на Сеню и сказала:

– Я от тебя ухожу…

– Арсений Попов!

– Это я!

– Пройдёмте на досмотр!

"Чёрт! В чем дело?"

Полицейские проводили Сеню в комнату досмотра, где он, к своему удивлению обнаружил того самого кладовщика, теперь одетого в светлые джинсы и белоснежно белую майку. Копы тут же вышли. За столом был всего ещё один стул, и Сеня, не задавая лишних вопросов, его занял. Перед ним лежал его собственный прибор для взаимопонимания в разобранном виде. Сумка со шлемами стояла в углу.

– Кто вы всё-таки такой?

– Я кладовщик. Собираю вещи, – сказал и подмигнул!

– Издеваетесь?

– Я?

– А кто?

– Ну а вы – что?

– Что – я?

Здоровяк рассмеялся в голос. Этот смех нельзя было спутать ни с чем иным. В нём была жизнь и душа.

– Ох, отличное начало обсуждения государственной измены!

Если у Сени и была душа, то в этот момент она его покинула.

– Чт… Что, как? Что вы имеете, я имею ввиду, что вы такое говорите? – возмущённо бормотал он.

– Как вы и говорили, нам оказался не нужен ваш прибор для того, чтобы понять ход вашей мысли. Но он нужен нашей стране и лично мне. Мы давно следим за вами, и мы знаем, кто вы такой лучше, чем вы сами.

– И зачем же вам Квалиа? Будете внедрять детям в школах правильные идеи?

– А что, можно и так? – делано удивляется кладовщик. – Впрочем, на данном этапе для меня важно на самом деле не это. Ваше изобретение должно оставаться на территории нашей страны. Я не могу позволить вам вывести его за границу. Это будет расценено, как государственная измена.

Сеня задумался. Он просто хотел бежать – бежать, куда глаза глядят, подальше от Мальвины, которая бросила его без объяснения причин, подальше от опостылевших стен. Какая жуткая ирония! Прибор для идеального взаимопонимания обнажил невозможность оного! Работа всей его жизни насмехалась над ним. А теперь ко всему прочему, его пытаются обвинить в государственной измене!

Вдруг Сеню как молнией пронзило озарение. Пускай! Пускай они поделятся своими тараканами друг с другом! Посмотрим, что из этого получится! Финансирование, господдержка… Если подумать, это как раз то, чего он так долго ждал!

– Безусловно, я остаюсь, – сказал наконец учёный. – И вы можете рассчитывать на мою полную включённость!

– Он врёт! – услышал он голос позади себя.

Это была Мальвина, но совсем не такая, как была прежде. На ней был деловой костюм, от её позы веяло холодом. Вообще вся она была какая-то бледная и нервная.

– Этот человек – потенциальный предатель! – продолжила она. – Его прибор должен быть уничтожен! Нельзя использовать его для…

– Мальвина Степановна, – протестовал кладовщик. – Кто вас сюда пустил?

– Я подслушивала! – сказала она. – Вы не понимаете, Стас, эта штука опасна. Она сделает совсем не то, что вы думаете.

– Я читал ваш отчёт…

– Твой ОТЧЁТ? – Сеня округлил глаза. – Да что здесь вообще происходит?

– Поедем в штаб, подробности будут потом…

– Штаб? – снова удивился учёный.

– Арсений Викторович, – спокойным, но не терпящим возражений тоном, сказал кладовщик. – Вы у нас в кармане. Мы следили за вами с момента первой публикации ваших результатов. Ясно же, что подобные технологии нельзя распространять бесконтрольно.

– Но вы дали мне выступить по телевидению!

– Страна должна знать о своих героях! Но не больше, чем нужно! Пусть знают, что технология есть, но её суть должна оставаться тайной. Это рационально, не находите?

– Я никуда не поеду, пока вы не скажете мне, в чём дело!

– Дело в том, Арсений Викторович, что мы столкнулись с чем-то, что находится за пределами нашего понимания.

– Осмелюсь предположить, речь идёт не обо мне?

– Смешно, – кивнул Стас. – Нет, вы нам как раз понятны полностью, это-то и пугает. Вы совершенно не подходите для работы, которую мы на вас взвалим.

– Ну?

– Я не знаю, – унимая дрожь в руках, сказал Сеня. – Мне кажется, я и впрямь не подхожу для этой работы.

– Расскажите нам что-то менее очевидное, Арсений Викторович. Так получится у вас допросить эту штуку?

– Это?.. Допросить? Пф… Оно… Я не уверен.

– То есть, это возможно?

– Пока не попробуешь, точно не получится, – помедлив, заключил учёный. – Его мозговые структуры устроены не так, как у людей. Да не то, что людей… Там просто каша с точки зрения анатомии. На МРТ ничего не понятно. Но я регистрирую активность его мозга своим прибором и вижу те же диапазоны частот, что и у нас. Это… Ох. Я… Я не знаю, где вы его взяли? Кт… Что это вообще?

– Это мы и хотим выяснить, – сказал Стас. – Разбудить его у нас не вышло.

– Почему бы его просто не вскрыть?

– Если его вскрыть, оно, полагаю, умрёт?

Сеня небрежно пожал плечами. Стас посмотрел на него исподлобья и секунду пристально изучал глазами.

– Предлагаю немедленно приступить к эксперименту.

Сеню доставили сюда с закрытыми глазами прямо из аэропорта. Ничего не объясняя, ему показали живого гуманоида, находящегося в подобии спячки в специальной застеклённой камере. Он во всём напоминал человека, но отличался от людей в каждой детали. У него была серая кожа и голова, по форме напоминающая дыню, на которую будто приклеили странную ничего не выражающую морду без рта и ушей. Только две прорези на уровне глаз, да узкий нос с одной центральной дыркой и клапаном, впускающим воздух. Пальцев на руках и ногах у него было по шесть, а на месте человеческих половых органов – гладкая поверхность. То, что сочли клоакой, находилось на том же месте, что и у большинства живых существ. Сеня про себя назвал его многофункциональным отверстием.

Единственными признаками жизнедеятельности гуманоида были дыхание, с трудом регистрируемая работа мозга и слабая циркуляция жидкости в подобии вен. Почти все мышцы, или их аналоги, были полностью расслаблены, не было замечено ни выделений, ни испражнений, ни явных симптомов голодания или стресса. Одно только ровное дыхание через клапан. Минимум энтропии.

– Я должен знать, – сказал Сеня, надевая шлем. – Откуда оно взялось? Как давно? Где вы нашли его?

Стас по обыкновению громогласно объявил:

– Государственная тайна, милóк! Но если сможете прочитать его, то, я полагаю, сами всё узнаете. Готовы?

– Нет!

– Хорошо. Значит, начинаем!

– Нет! – протестовал учёный. – А вдруг это меня убьёт? Неужели нельзя найти для этого кого-то ненужного?

В ответ Стас выразительно улыбнулся.

– Да пошли вы! – взорвался Сеня. – Я отказываюсь!

Он хотел было уйти, но понял, что не знает, куда. Сделав несколько кругов по комнате, он вернулся в исходную точку.

Стас смотрел на всё это со снисхождением, готовый однако в любой момент дать команду охране.

– Вы не поняли, Арсений Викторович, – сказал он. – Ваша жена – секретный агент. Мы вели вас несколько лет. Ваше положение исключительное и юридическому регулированию не подлежит. Поэтому всё предельно просто. На одной чаше весов пожизненный срок за вывоз в недружественные страны технологий, представляющих государственную тайну. А на другой – медаль за отвагу и пожизненное содержание.

– Или смерть! – взвизгнул Сеня.

Стас утробно хихикнул.

– Что?

– А, – махнув на учёного рукой, отвечал здоровяк. – Объяснять бесполезно. Приступим.

Сеанс прошёл на удивление безболезненно. Сеня облокотился на стол и сосредоточенно думал.

– Ну? Какие впечатления? Под запись.

Учёный нервным жестом пригладил свои жиденькие волосы. Эта штука определённо жива и более чем разумна. Вероятно, это был первый для человечества близкий контакт третьей степени…

Сеня кашлянул в кулак и попробовал описать свой опыт, при этом активно жестикулируя:

– Ну… Оно там не одно. Оно связано с кем-то. Их минимум двое. И я был ими. Мы балансируем вокруг центра. У каждого из нас по пять точек координации – руки, ноги и голова. Нас связывают простые, но бесконечные отношения между пульсациями. Семёрки, пятёрки, тройки, двойки и единицы. Всё происходит одновременно, и вместе мы выдерживаем какой-то странный ритм… Но мы не способны увидеть картину целиком. Мы навязываем друг другу логику действий, сумма которых превосходит вычислительные мощности каждой из частей. Однако система работает. Работает на задачу. Мы пляшем, и совокупность наших действий – это симуляция параметров вычисляемой задачи…

Стас почесал живот, коснулся рукой носа, нахмурил брови, покосился на охрану и серьёзно спросил:

– Ты хоть помнишь, как тебя зовут?

– Меня зовут герой России! – прошипел в ответ учёный. – Попрошу мне хотя бы не ты-кать! Слушайте, что вам говорят! Мои впечатления свежи, и я говорю быстро, чтобы передать максимум информации. Это не человек. Я ощутил нечто… Очень нехарактерное. Поэтому все детали важны.

– Просто звучало это бессвязно, я боялся, что вы повредились умом, – спокойно сказал Стас.

"Так себе дипломатия".

– Я должен изложить вам всё в виде официального обращения в трёх экземплярах, прошедших глубокую лингвистическую экспертизу?

– Продолжайте, пожалуйста. Давайте не будем вот это вот всё…

Сеня резко вдохнул и выдохнул через нос.

– Ясно только, что это существо ищет ответ на поставленную задачу.

– Какую задачу?

– По-моему, оно и само не знает. Только оба участника – вся система "знает" это.

– И где второй?

– Я не знаю.

– Сможете узнать?

– Я могу взять перерыв? После использования прибора непременно нужен сон, чтобы восстановить биохимический баланс в мозгу. Иначе я сойду с ума и тогда уж точно забуду, как меня зовут.

Его поселили прямо там, в секретном комплексе. Удивительно, но у них здесь были вполне приличные гостевые комнаты. Телефон у Сени отобрали, интернета и телевидения не было, поэтому развлекаться было особенно нечем. Людей он здесь встретил не много, не более двадцати человек. На его вопросы никто не отвечал. В лучшем случае, они молчали, в худшем – грозили тюрьмой за шпионаж. Один тип его прямым текстом обматерил. Поэтому, перекусив макаронами по-флотски в столовой, Сеня сразу же пошёл в свою комнату, принял душ, выключил свет и лёг под хрустящее от чистоты одеяло.

Вроде и кровать была удобной, и подушка идеальная, и пахла она свежестью, но он всё равно долго ворочался и никак не мог уснуть. Ведь учёный рассказал своим тюремщикам и начальникам далеко не всё, что видел и ощутил во время сессии.

Когда Сеня встроился в причудливое биение чужих разумов, один из них, тот, который жил в этом теле, сразу обратил на него внимание. Вернее так – они узрели друг друга. И под пристальным взором этого существа учёный вдруг почувствовал обескураживающе полную наготу. Оно поняло и приняло его. Это было так естественно, приятно и легко… Никогда в жизни он не испытывал подобной гармонии в общении с кем-то, хоть и не понял и не смог бы объяснить, о чём шла "речь". Это понимала только совокупность их разумов. Но он твёрдо запомнил ощущение, которое сопровождало эту связь. Согласие работать на совместный результат. Никаких ужимок, никакого подтекста, лишь прямота, открытость и бесстрашие. Они были беззащитны друг перед другом, и сознание этого заставляло их уважать чужие границы.

Тень этого прежде неведомого чувства невероятного единения с другим живым существом, таким странным и чужеродным, маячила перед внутренним взором учёного и ещё долго не давала ему уснуть.

На следующий день Сеня проспал подъём. В лаборатории его дожидалась Мальвина.

– Здравствуй, – сказала она.

Он опять не узнал её. Совсем другой человек! Удивительная способность перевоплощаться!

– И тебе не хворать, – сказал он. На его вкус это прозвучало недостаточно кисло, поэтому он продолжил. – Кто ты вообще такая? Супершпион-шлюха-убийца?

Мальвина поджала губы, видимо желая что-то сказать, но вместо этого быстро качнула головой в знак согласия.

– Зачем вы так со мной поступили? Свадьба! Секс! Я даже к твоим родственникам ездил! Они что – тоже шпионы?

– Актёры, – сказала она. – Аутсорс. Мы же не можем всем подряд рассказывать о подробностях своей работы.

Сеня рухнул на стул.

– Я просто слепой дурак! Идиот!

– Не без этого, – согласилась Мальвина. – Но также ты гений и герой. Ты… Не мой тип мужчин, но ты отважный человек и настоящий патриот. Поэтому спасибо тебе большое. И прости за то, что пришлось тебе врать. Такая у нас работа.

Учёный уставился на Мальвину, словно пощёчиной ударенный этой внезапной похвалой. Он вскочил со стула, подошёл к ней поближе и, встав перед ней вплотную, сказал, чеканя слова:

– Пошла. На. Хер.

– Что?! – по её тону Сеня понял, что такого она точно не ожидала. Это ему понравилось.

– Мягко стелешь, да жёстко спать! Не знаю, что ты задумала, но я ни одному твоему слову не верю. Кроме, возможно, типа твоих мужчин. Я был у тебя в мозгу, помнишь?

Мальвина на секунду смутилась, но быстро собралась.

– Ну и что? Я тоже была у тебя в мозгу.

– Думаешь, что смогла увидеть так же глубоко, как могу видеть я? Я тренировался работе с этим прибором, дорогая моя. Ты только понюхала крышечку, а я сделал жадный глоток. И я видел всю твою подноготную, все твои пустые переживания, мысли и планы на свою никчёмную жизнь. Карьеристка, вечно в поиске лучшего решения. Что ж, должен сказать, что ты профессионально даёшь за деньги. Жаль, что в последнее время ты стала отлынивать. Я-то из уважения терпел, но оказалось, что всё было оплачено. Скажу твоему начальнику, чтобы вычел из твоей премии. Кстати, где он?

– Я тут, – отозвался утробный бас из тёмного угла. – Слушаю вас, не нарадуюсь. Про премию я учту, действительно, непорядок!

Мальвина вспыхнула и чуть не рыча, спросила:

– Что ты сказал?!

Стас подошёл ближе и поднял обе руки в воздух.

– Шучу, – сказал он.

Мальвина ещё пару секунд посверлила его взглядом и ушла.

– За работу? – предложил Стас.

Пока они готовили установку, Сеня как бы невзначай обронил:

– Подумать только! Мы не одни во вселенной.

– Ага, – отозвался здоровяк.

– Столько лет люди хотели знать это наверняка – и вот оно живое доказательство. Silentium universi нарушено! Величайшая загадка в истории решена, а я даже не удивлён. Это вообще нормально?

– Не знаю, – ответил Стас.

– К тому же, видимо, биологические существа всё-таки способны пересечь мрак космоса. Это само по себе – отличная новость.

– Слушай, мне по херу, если честно. У меня есть задание – узнать, откуда эта штука прилетела, а не ответить на вопрос о том, может ли она летать. Само её присутствие здесь – это ответ. Состав изотопов не наш.

– Хм. Это да! – сказал Сеня. – И где вы, говоришь, нашли его?

– Я не говорил, – раздражённо бросил Стас. – Потому что это…

– … государственная тайна! – договорил Сеня. – Я это понял. Но мне нужно больше точек соприкосновения с… с ним. В процессе контакта я буду взывать к вероятным общим категориям. Его мозг – очень мощная нейросеть. Рано или поздно он разберётся в моих запросах, но если я буду упоминать что-то, что есть в его опыте, то оно вероятно быстрее распознает нейронные корреляты таких событий, и мы быстрее наладим связь.

Здоровяк склонил голову на бок. Подумав, он сказал:

– Мы нашли его в вечной мерзлоте. Он был погружен в непрозрачный кокон. Температура жидкости внутри него была ниже нуля. Когда полярники вскрыли кокон, оно начало дышать. Это всё, что известно о его происхождении.

– А корабль? – почему-то Сене казалось, что непременно есть корабль.

– Масштабные поиски вокруг находки не дали результатов. Никаких технологических штучек, земных или каких-либо ещё. Только кокон с гуманоидом – и всё.

– И сколько он там пролежал?

– Судя по структуре льда – сотни тысяч лет. А может и дольше. Ребята ещё не придумали, как определить возраст его тканей.

Сеня приподнял брови в искреннем удивлении.

– А генетически?

– Пф, – фыркнул Стас. – Это не ко мне. Биохимики до сих пор ковыряются с данными. Как и чего в точности в нём работает – не очень понятно. Генов в привычном смысле они не нашли, а оторванные от организма клетки сразу распадаются в труху, что, мягко говоря, затрудняет их исследование. Собственно, мы зашли в тупик, поэтому и лезем к нему в голову. Может быть всё-таки приступим, а?

– Конечно! Вот список слов, которые вам нужно будет произносить, пока я синхронизирован, – Сеня протянул Стасу приготовленную заранее бумажку.

– В уме никак?

– Сигнал, поступивший через слуховой анализатор, гораздо сильнее, чем у мысли, подуманной про себя. Начинайте сразу, как мы свяжемся. Интервал между понятиями – две минуты.

Гуманоид уже был подключён. Учёный уселся в кресло и надел шлем. В этот раз для полноты погружения он был не только слеп, но и глух. Связь держали через шумоподавляющие наушники, встроенные в шлем. Стас управлял работой своего микрофона при помощи кнопки, чтобы в ходе эксперимента Сеню ничто не отвлекало от концентрации на озвученных категориях.

– Только никуда не уходите, – взволновано сказал Сеня перед началом эксперимента. – Настолько глубокую синхронизацию невозможно отключить самостоятельно. Я смогу говорить вслух, но с трудом.

– Всё будет нормально, – ответил здоровяк. – Не первый год в седле.

Он активировал глубокую синхронизацию, отключавшую всю моторику ниже головы подопытного, и Сеня тут же был подхвачен сложным несимметричным ритмом.

Это существо, гуманоид, без сомнений, было связано со своим родичем некоей ментальной связью. Природу этой связи следовало бы выяснять физикам. Но эффект, которого достигали эти существа при контакте сознаний, очень напоминал эффект от использования Квалиа. Сеня испытал прилив гордости за свою работу. Можно сказать, что он изобрёл технологию космического уровня!

Эта мысль так взбудоражила его, что он утратил контроль над собой. Сущности плясали в безумном вихре, закрученные и сгруппированные друг вокруг друга. Они симулировали что-то очень сложное и большое, кажущееся хаотичным неподготовленному уму Сени. Его интуиция уже не успевает докладывать о своих планах его разуму. Его существование сейчас – это трансляция. Без оценки, без рефлексии и переосмысления. Он как перелётная птица – скользит сквозь среду без лишних заморочек. И ему это нравится. Здесь ему гораздо лучше, чем…там.

– Ты меня слышишь? Приступаем? – искажённый динамиками голос Стаса вырывает Сеню из сладкого забытья.

– Да!

– Дом!

Учёный сфокусировал мысль на этом понятии. И чудом перед его мысленным взором возникли картины далёкого мира. Хотя нет, он не столько видел, сколько ощущал их. Здесь влажно и тепло, уютно и свободно. Никогда Сеня не чувствовал себя ближе к дому. Ему показалось, что только здесь он мог надеяться на любовь и прощение. Дом…

– Друг!

Тут же увидел он десятки дынеголовых инопланетян, и каждого он мог отличить от другого. И каждый был готов подставить ему своё плечо. Друг! Кажется, Сеня только теперь понял, что значит это слово. Любой из них готов отдать часть себя ради меня, ничего не прося взамен. Никто из людей никогда ничего подобного для Сени не делал. Вся его жизнь – скучные вариации на тему одиночества. Но вдруг оказалось, что бывает по-другому.

– Родители.

Я вижу их. Их трое. Они заботятся обо мне. Один следит за тем, чтобы я потреблял правильную пищу. Второй учит меня отличать полезную информацию от миражей. Третий объясняет мне мои эмоции. Вместе они готовят меня к тому, чтобы я продолжал их путь. Их жизни перестанут быть напрасными, только если у них получится преобразовать мою природную жадность, неразумность и неразборчивость в щедрость, критический взгляд на мир и способность любить.

– Враг!

Что-то меняется, когда Стас произносит это слово. Рисунок активности стал резче. Сеня вдруг ощутил пронизывающий насквозь холод. Перед глазами встали образы уничтоженных инопланетных городов. Постройки высотой в несколько километров рушатся прямо на головы миллионов испуганных жителей. Враг! Он гипер разумен, но ему не ведомы эмоции. Интеллект без души, которому дали ясную задачу – улучшить мир. Он занимается зачисткой. Созданием плацдарма для светлого будущего. Для него эти существа – просто грязь. Он стряхивает их с их же земли с детской небрежностью.

Они гибнут миллиардами, но вскоре дают отпор. Враг пытается изжить их с лица планеты, но они находят его слабое место и побеждают. Закреплять успех приходится ценой отказа от прежнего образа жизни. Все проявления врага удалены из их мира. Сеня видит, как далёкая индустриальная планета руками небольшой группы выживших превращается в биотехническое чудо. Теперь их мир – это истинная Гея, какой её представляли фантасты и эзотерики. Внезапно до учёного доходит, что кокон, в котором нашли инопланетянина – и есть корабль.

– Личность! – произносит Стас. Почему-то он задержался с очередным понятием, но Сеня был этому только рад. Он успел "увидеть" много важного.

Когда слово "личность" проникло в ум Сени, существо отреагировало нетипично. Вместо того, чтобы породить серию образов, связанных с этим понятием, оно воззвало к личности в себе и тогда проснулось то, второе существо.

Оно отделило от себя Сеню, будто тот был прилипшим к коже куском мокрой бумаги, и хорошенько "рассмотрело" его психею.

"А я думал, ты мне снишься".

"Ты говоришь по-русски?!" – мысленно изумляется учёный.

"Нет, – сказало оно. – Я не имею ни малейшего понятия о твоём языке, но я вижу, как ты сделан, поэтому могу говорить с тобой. Я даю тебе мысль целиком, а озвучиваешь её ты сам – понятными тебе средствами".

"Действительно, звучит понятно", – ответил Сеня.

"Спасибо".

"Пожалуйста. Рад, что у вашего народа есть понятие о благодарности".

Существо оставляет эту мысль без внимания и настойчиво спрашивает:

"Как ты подключился к этому телу?"

"Я изобрёл прибор, который позволяет синхронизировать разумы", – не скрывая гордости, сообщает Сеня.

"Похвально, – отвечает инопланетянин. – Значит, несмотря на мою неудачу, вы сами сделали первый шаг… Хотя, не быстро, конечно, не быстро. Средне".

Сеня хочет испросить пришельца сразу обо всём, но вдруг из профессиональной привычки вспоминает про Стаса. Идёт эксперимент. Почему тот молчит? С большим усилием возвращая контроль к своим лицевым мышцам, он зовёт здоровяка по имени:

– Стас!

Молчание.

"Что там происходит?" – спрашивает существо.

"Ты ничего не слышишь?"

"Это тело сломано. Последний раз я смог им воспользоваться как раз перед тем, как оно угодило под лёд и застряло там. Я создал кокон и запрограммировал спячку из чисто врождённой бережливости. По большому счёту, вещь на выброс".

"Вещь?!"

"Это всего-навсего аватар, воплощённая форма, сделанная из моих биоматериалов. От этого экземпляра давно не было сигналов, поэтому я и забыл о нём думать. Однако недавно я ощутил присутствие кого-то ещё. Я долго искал, потому что у меня много тел, наделённых своими подсознаниями. И какая неожиданность – меня побеспокоил представитель разумного вида, пока не вошедшего в высшую лигу. Надо сказать, твой труд впечатляет. Но твои родичи не скоро поймут, что ты им дал. И скорее всего сначала они используют твоё творение наиболее неразумным образом".

Несмотря на столь жуткий прогноз, учёному всё же польстила эта мысль. Неужели, он и впрямь сделал что-то стоящее? Ну раз уж ЭТОТ говорит так, то наверняка так и есть! Наконец-то его заслуги признал хоть кто-то! И не просто кто-то, а ого-го кто!

Но Сеня пребывал в этом состоянии недолго. На него медленно, но верно накатывало необъяснимое беспокойство. Столько всего обрушилось на него за несколько минут! С научной точки зрения, эксперимент вышел из под контроля.

– Стас! – промямлил он вслух. – Вы где?

В динамике раздаётся голос:

– Слышишь меня, кот учёный?

– Мальвина?

– Она самая, – Сеня идентифицировал опасное количество самонадеянности в её голосе и не на шутку испугался, ведь сейчас он был абсолютно беспомощен.

– Что происходит? Почему остановили эксперимент?

– Проект закрывается.

– Где Стас?

– Этот никчёмный хам и жирдяй? Уволен вышестоящим начальством.

Внутри у Сени похолодело.

– Он убит?

– О, да, как и ещё двадцать сотрудников этого бездарного цирка с конями! Как хорошо наконец сменить ведомство! Ты бы знал! Семь лет они бьются над задачей и до сих пор были одни только расходы. Теперь, когда к проекту подключили тебя, всё должно было измениться. Им казалось, что Квалиа позволит прочитать мысли этой твари. Но когда мы с тобой синхронизировались, я поняла, что этот прибор сделан вовсе не для взаимопонимания, как тебе казалось. Ты! Ты подселил мне в голову что-то! Свои бредни и сомнения! Твой способ мыслить! Я всю неделю сходила с ума от неуверенности в себе и идей, которые не могла осознать. Ладно. С этим мне худо-бедно помогли справиться антидепрессанты. Но чувство, будто я что-то упускаю не уходило. И однажды меня осенило! Стас и его команда даже не подумали о том, что твои мысли также будут открыты для пришельца. Я говорила ему несколько раз! Но плевать он хотел на госбезопасность. Этот близорукий толстый кусок говна только корчил из себя шпиона, а на деле он пиявка на теле государства. Дорвался! Но сосать бюджет – это одно. А вот стать предателем – это нечто совершенно иное!

– Стас? Предатель? – Сеню насмешила эта мысль. Здоровяк в его понимании был олицетворением государства. – Кто тебе поверит?

– А мне не надо верить, – с усмешкой отвечала Мальвина. – Это факт. Вы, кретины, открыли секретную информацию потенциальному сверх могущественному врагу.

– Какую ещё информацию?

– Которая находится в твоём мозгу, идиот! Вот, как обстоят дела с нашей точки зрения. Технология Квалиа засекречена. Ты попал на эту базу лишь для того, чтобы избежать государственной измены.

– Мы же договорились!

– Да, тут всё честно, так как мы пошли на сделку. Но позднее, пользуясь своим положением эксперта, ты ввёл в заблуждение персонал, чтобы передать секретные технологии лицам, не являющимся гражданами нашей страны.

– Лицам? Каким ещё лицам?

– Вчера ты доложил Стасу о контакте с вычисляющей сущностью в мозгу этого пришельца? И что эта сущность связана с другой, вероятно, находящейся в стане врага?

– Врага?!

– Ты так и будешь повторять за мной, милый? Или ты окончательно отупел в этом шлеме?

– Они нам не враги! – искренне выпалил вдруг Сеня.

– Ага! Предатель! – торжествует Мальвина. – Спасибо. Этого мне вполне достаточно для твоего разоблачения. В общем, что я хочу сказать? Я здесь, чтобы в особом порядке оповестить тебя о том, что высшее руководство приговаривает тебя к немедленной ликвидации. Формальность, конечно, но мы уважаем твои былые заслуги. Твоим родственникам будет объявлено, что ты пал жертвой собственного эксперимента. Прибор мы забираем. Тело пришельца тоже. Здесь ты был прав – надо бы его просто вскрыть.

– Какая же ты…

– Шлюха-убийца? – перебивает Мальвина. – Я знаю, дорогой. Я знаю.

За приглушённым хлопком следует взрыв адской боли в груди. Не получается вздохнуть! Руки в чём-то липком… Сквозь боль приходит странное, тревожное чувство, будто что-то катастрофически не так. Сеня вцепляется руками в кресло, изгибается в предсмертной агонии и испускает дух.

Несколько десятков фигур с головами, похожими на дыни, и лицами, которые раньше казались бы ему одинаковыми, столпились вокруг стола, на котором лежал Сеня. Он хотел было что-то сказать, но понял, что у него нет не только рта, но и языка, и зубов. Ощущение было не из приятных.

– Это тебе больше не нужно, – передал ему мысленно один из них.

– Кто вы? Где я?

– Мы друзья. Ты дома. Расслабься. Тебе нужно поспать.

Сеня вдруг понял, что и впрямь чувствует острую слабость. Он оглядывает своё тело и видит серую кожу и шестипалые руки. Прислушавшись к своим ощущениям, учёный замечает, что ему совершенно необязательно дышать. Ну и не надо. Это слишком утомительно.... И как уютно и тепло здесь! Это мой дом. Мои близкие рядом. Глаза слипаются сами собой.

– Спи с миром, Сеня. Завтра будет новый день.

Конец.

Мои нервы горят восприятием

Настя

"Пощади, Господи! Эта погода сведёт нас в могилу!", – думала Лена, закрывая за собой дверь. Она всё ещё ёжилась от холода. На улице влажный ветер обжигал кожу и пронзал одежду как горячий нож масло.

Дальний Восток. Страна крайностей и контрастов. Уехать в эту глушь было большой ошибкой. Но хотя бы этот день позади!

– Лен, ты? – спросил муж.

– Нет.

– Иди есть.

Пока она раздевалась, её длинные светло-русые волосы зацепились за золотой крестик, подаренный отцом на шестнадцатилетие. Единственная вещь, которая их ещё связывала. Она чуть не задушила себя, пытаясь освободиться.

– Блин!

Когда с этим было покончено, взгляд Лены упал на полку. На ней лежали письма. В душу прокралось странное щемящее предчувствие. Она поняла, что почему-то боится этой стопки конвертов и газет.

– Ты почту смотрел?

– Не-а.

Новость о смерти младшей сестры не вызвала у Лены слишком сильных чувств. А могло ли быть по-другому? Да, она поплакала, вспоминая о лучших моментах детства. Но их было не так уж и много, а когда они подросли, между сёстрами и вовсе вырос незримый барьер.

С тех пор как оказалось, что мама указала в завещании единственным наследником Ольгу, между ними не могло быть прежнего тепла. Лене всё время приходилось жить с мужем на съёмных квартирах, бесконечно откладывая зачатие желанного ею ребёнка до лучших времён. Времён, которые уже не наступят… Ну а младшая, скажем так, нравственно дезориентированная сестра получала в своё пользование и деньги, и их старую Тойоту, и просторную квартиру – ну в очень удачном районе. Трёхметровые потолки, школа, детский сад и парк рядом с домом – словом, всё, о чём только может мечтать человек.

Лена не стеснялась своих желаний. Разве это не нормально – желать для себя лучшей жизни? Но, увы, жизнь – не коробка конфет. Она научила Лену, что желания и действительность столь же непохожи, как две стороны Луны.

Папа говорил, что Господь всегда испытывает нас самым неожиданным образом. А ещё, что лучший способ рассмешить Бога – рассказать ему о своих планах… Достойный и глубоко верующий человек, он собирал деньги на реставрацию церкви, но погиб в автокатастрофе, когда Лене было шестнадцать – через три дня после её дня рождения.

Мать тогда окончательно потеряла веру и совершенно оскотинилась. Поладить с ней стало невозможно. Когда Лена вышла замуж за Букина и уехала из дома, та видимо решила, что заботиться о дочери больше нет надобности. С тех пор Лена не знала ничего, кроме нужды и работы. Но на связь с семьёй она и сама практически не выходила, частично конечно же из желания доказать, что она может жить сама по себе, хотя в основном из-за того, что каждый разговор с родными оставлял на её душе очередную незаживающую рану.

С Божией милостью, они справлялись и сами. Букин – трудолюбивый и добрый мужик, и, к сожалению или к счастью, она полюбила его именно за это, а не за размер его зарплаты. Даже сейчас, когда его фирма разорилась, а он сидел без работы и периодически выпивал с друзьями за её счёт, она была послушной и хорошей женой. Лена считала такую любовь благочестивой и бескорыстной, а потому заслуживающей поощрения.

Но матери муж никогда не нравился. В свойственной ей насмешливой манере она прямо говорила: "Лёшка твой – балбес. Он и за деньги не отличит хер от жопы. Только и может, что сидеть и глазами хлопать".

Никогда в карман за словом не лезла… И что только отец в ней нашёл? И как она могла так унижать её? А потом и вовсе лишить семейного человека прав на имущество и оставить всё Ольге и её странненькой внебрачной дочери – по сути, ублюдку.

Каждый раз, когда Лена пыталась проникнуть в мотивы матери и сестры, ум её наталкивался на непреодолимые препятствия. Это было просто непостижимо… Даже Тойоту! Чем я хуже? Ладно – квартира. Пусть – на то посмертная воля нашей сумасбродной мамаши. Но машина?… Неужели на том свете не сошлась бы бухгалтерия, если бы они немного нарушили условия завещания, и вторая сестра получила бы часть семейных благ?

Сама она бы ни за что так не поступила с родным человеком, это уж точно.

Лена понимала, что Всевышний, пожелай он явиться ей, конечно потребовал бы от неё прощения своих родственников. И как бы она хотела найти эту кнопку, на которую надо нажать, чтобы всё встало на свои места! Но должна же быть грань между христианским всепрощением и блаженным попустительством! Оставалось только уповать на то, что Бог видит всё и воздаст каждому по деяниям его.

И действительно, проведение само решило за Лену этот ребус. На мёртвых чего обижаться? Сестра выкопала себе яму собственными руками.

Целый год она – врач по образованию – носила в себе болезнь, по поводу которой не предпринимала никаких действий. Что-то там с мозгом. Сходила бы, что ли, к гомеопату, раз медицина бессильна? Вместо этого Ольга стоически молчала о своём недуге, и в какой-то момент её организм просто выключился. На то, что она знала о грядущей трагедии, указывало найденное у неё дома завещание, в котором она отписывала имущество Лене, при условии, что та возьмёт опеку над её одиннадцатилетней дочерью – Настей.

Лена видела девочку всего-то несколько раз, но та не говорила при ней ни слова. А по полным туманных словесных вывертов рассказам матери, можно было судить, что у ребёнка серьёзные проблемы с головой. Настя не ходила в обычную школу. Её образованием занималась сестра или наёмные педагоги. А кроме того, она была под постоянным наблюдением каких-то врачей.

Ничего себе обуза! А нужна ли она мне, эта квартира, когда вместе с ней мне прилетает такой вот "подарочек"?

"Ладно. Через неделю у меня будет отпуск".

Лена решила не рубить с плеча и всё-таки для начала посетить квартиру, в которой она жила много лет назад, ну и заодно поглядеть на состояние девочки. Вдруг что-то изменилось? Она объявила Букину о том, что ему придётся её сопровождать, и, скрепя сердце, выложила половину своих скромных накоплений за билеты в Москву. Оставшиеся деньги помогут продержаться первое время. Конечно, это риск, но Ольга явно не бедствовала, и даст Бог, мне что-нибудь, да перепадёт в этой поездке.

Настю поселили в специальном центре для детей, лишившихся своих опекунов. Здесь молодых людей держали, пока определялся их правовой статус. Бóльшая их часть отправлялась отсюда в детские дома, остальных усыновляли или удочеряли бабушки, дедушки или другие родственники.

Лена с Букиным явились сюда в день приезда. Иного способа получить ключи от квартиры не было. От долгого перелёта болело всё тело. В сегодняшних их сутках будет тридцать шесть часов, на дворе раннее утро, погода немногим лучше, чем дома, а усталость уже такая, что хочется выть. Поэтому Лена стремилась поскорее закончить с бумажной работой.

– Пока что мы оформим временную опеку, – сказала директриса центра, обращаясь к Букину. Ровесница Лены. – Вы напишете заявление на удочерение, затем мы вас проверим…

– Проверите? Это как? – спросила Лена.

– Ничего особенного, – успокоила её женщина. – Нас интересуют ваши отношения с законом. Налоговые задолженности, судимости… Кроме того, мы должны будем посмотреть, как вы живёте.

– Бумаги проверяйте, мы люди верующие и законопослушные, – сказала Лена. – Но мы же прописаны на Дальнем Востоке. И только сейчас планируем переезжать в Москву. Что вы собираетесь смотреть? Нашу пустую квартиру?

– Нет-нет. Мы же в курсе вашей ситуации. Наш работник будет навещать вас в вашей новой квартире на протяжении месяца. Посмотрит, как вы устраиваетесь.

– Как это понимать?

Директриса снисходительно улыбнулась, сняла очки и, держа их перед собой, ответила:

– Я конечно же ничего не хочу сказать плохого про вас лично, но мы должны быть уверены, что этот необычный ребёнок попадёт в добрые руки, понимаете? Это наша работа. Отнеситесь к этому не как к инспекции, а как к естественной для добропорядочных и цивилизованных граждан процедуре. Такие сейчас правила.

На слове "необычный ребёнок" Лена скривилась. Видя это, собеседница интересуется:

– Вы вообще как, знакомы с девочкой?

– Мы виделись несколько раз. Сами понимаете, расстояние…

– Я понимаю. Ну и вы должны понимать, что случай непростой. То, что она осталась сиротой – само по себе трагедия. Но ко всему прочему девочка совсем не разговаривает. Иногда, Настя делает вид, что не слышит и не понимает никого и ничего. В эти моменты с ней бывает трудно. И ещё, другие дети очень странно на неё реагируют. Вчера самый тихий и спокойный мальчик ни с того ни с сего набросился на неё с кулаками; а девочки с этажа жалуются, что она пугала их по ночам. Правда, бездоказательно… Наши педагоги в итоге поселили её одну, что, кажется, всем пошло на пользу. В последнее время её единственный гость – наш штатный психолог.

"М-м-м, вот оно как, значит", – подумала Лена и сказала:

– Ну так, чего же мы ждём? Пойдёмте к ней? Или вы её сюда приведёте?

Директриса чуть вскинула брови и прочистив горло, медленно вернула очки на место.

– Нет, мне нужно будет отлучиться, – глядя куда-то в сторону, сказала она. – Бумагами займётся мой секретарь, а к Насте вас отведёт Лидия Михална. Она и есть наш психолог.

Лена вздрогнула, осознав, что позади них уже какое-то время стоит та, о ком шла речь – сухая пожилая дама в свободном бежевом платье. Как она прокралась сюда так тихо?

– Пойдёмте, – говорит Лидия Михална и скользящей походкой движется к выходу. На ногах у неё шерстяные тапочки. Живёт она, что ли, тут?

Лена и Букин еле за ней поспевают, но в итоге нагоняют в коридоре. Когда они равняются с ней, та вдруг останавливается.

Они проскочили несколько шагов вперед и удивлённо обернулись на свою спутницу.

– Что-то забыли? – спросил Букин.

Лидия Михална раздражённо отмахивается от него и обращается к Лене:

– Выслушайте меня! – её голос скрипит, то ли от страха, то ли от старости. – Я… Как специалист я должна сказать, что Настя находится в очень сложном положении. Ей требуется постоянный надзор и квалифицированная психологическая помощь. Задайте себе вопрос – я готова к этому? Отказаться от свободного времени ради будущего этого ребёнка? Вы готовы посвятить всю себя ей?

Чрезмерный драматизм Лидии Михалны показался Лене комичным.

– Господь терпел и нам велел, – ответила она. – Мы с ней не очень хорошо знакомы, но она всё-таки моя племянница. Она моя семья. Больше у меня никого, кроме мужа, и не осталось… Неужели всё так плачевно?

Психолог хмурится, будто вспомнила что-то неприятное.

– Скажем так, это действительно необычный ребёнок. Я не знаю, как Настя узнаёт то, что она узнаёт, но будьте готовы к тому, что она вас каким-то образом подставит или жестоко разыграет. У неё не слишком хорошо с личными границами, – сказав это Лидия Михална сдавленно хохотнула. – Честно говоря, их попросту нет. У вас, насколько я знаю, нет своих детей?

Усталость, голод и головная боль сделали своё дело. Лена поддалась порыву и вывалила на эту женщину всё своё недовольство:

– А вы, прошу прощения, кто? Сиделка? Делайте свою работу! Отведите меня, пожалуйста, к племяннице и на этот раз можно обойтись без профессиональных комментариев?

– Вы, без сомнения, должны отказаться от этого ребёнка! – убеждённо сказала Лидия Михална.

– Что?! – Лена и не знала, что у неё есть ещё силы на ярость, подобную той, что она испытала сейчас.

Эдак старая кошёлка лишит её наследства!

– Дамы! – вставил своё слово Букин, но этого никто не услышал.

– Я вас предупредила! – сказала психолог. – Но и здесь ей тоже не место – по закону её вообще нельзя запирать. А не запирать – нельзя! Поэтому, делайте, что хотите. Забирайте. Может я и "сиделка", да хоть старая дура, но помяни́те моё слово – вам это ещё аукнется. Вторая дверь налево. Вот ключ. Вернёте секретарше. А я ухожу! Так ей и передайте. Ноги моей здесь не будет, пока вы и этот ребёнок тут!

Она бросила пластиковую карточку Лене в ноги и быстрой скользящей походкой проскакала мимо.

– Психичка! – бросает ей вслед Лена и нагибается за картой.

Первый контакт с Настей, вопреки всем опасениям Лидии Михалны, прошёл без происшествий. Девочка с нехарактерными для её семьи чёрными волосами и не слишком подходящей ей стрижкой каре совсем не разговаривала, но и не проявляла ни малейших признаков беспокойства или желания кого-то разыграть. У неё было приятное круглое белое личико, высокий лоб и глубоко посаженные чёрные глаза. Уголки её рта были опущены, но морщинки между бровями придавали Насте насмешливый вид. Она встретила тётку какими-то слишком уж официальными объятиями и молча приняла участие во всей бумажной волоките. Всё это время девочка держалась рядом с Леной, отчего та испытала уже позабытое чувство ответственности за другого человека.

Ну, если всё и дальше будет складываться именно так, то жаловаться будет не на что, думала она.

Закончив с делами, они погрузились в такси (ещё не хватало заблудиться в метро!) и поехали на квартиру.

– Охренеть! Да тут полы с подогревом! – радость Букина была почти детской.

– И сколько она за них платила? Выключи!

– Дорогая моя, на улице собачий холод! – протестовал муж. – Ты приехала в свою новую квартиру! Больше не надо платить каждый месяц по двадцать пять тыщ! Я думаю, ты можешь позволить себе включить обогреватель!

– Я – могу, – сказала Лена.

– Да ну тя, – обиделся Букин и выключил обогрев.

В детстве комнату Насти занимали они с сестрой. Ни одной вещи из тех, что принадлежали им тогда, здесь не осталось. В квартире сделали капитальный ремонт, всё вокруг было таким современным и дорогим. Встроенная бытовая техника, роскошный чёрно-белый диван, мягкие и приятные ногам и глазу ковры, плазма в половину стены…

Вот, значит, как люди живут!

Детская теперь была поделена на два пространства. В дальней части комнаты стояла кровать и там же был Настин гардероб, а в ближней ко входу половине всё внимание к себе привлекал большой звукорежиссёрский стол с выдвигающимся из под крышки клавишами. По бокам от широкого монитора расположились на специальных полках две крупных колонки. Справа в столе была устроена стойка, в которую были вставлены один над другим различные приборы. Сзади болтались пучки проводов разного цвета и толщины. Лене вся конструкция напомнила какой-то старинный коммутатор.

– Так ты музыкант? – спросила она, глядя на это чудо инженерной мысли.

Настя кивнула и включила компьютер.

Лена слишком устала, чтобы говорить с девочкой на серьёзные темы. Но что-то сказать было надо.

– Ты понимаешь, что мы теперь семья?

Настя снова кивнула.

– Ты умеешь хотя бы писáть? Печатать?

В ответ на это девочка отвернулась, села в кресло и уставилась в экран загрузки. Лена продолжила свои попытки достучаться.

– Нам нужно будет как-то общаться, так?

Они встретились взглядами и… Ох… Лену без всяких причин пронзил обжигающий стыд. Какой позор! А что скажут другие? Да как же мне теперь быть?!!! Душа её рвалась наружу. Лене вдруг захотелось расцарапать себе грудь и, стеная, упасть на колени.

Всё это случилось за считанные мгновения. Стоило Насте отвернуться обратно к экрану, и чувство прошло так же быстро, как и наступило. Не осталось даже привкуса, одно только воспоминание.

"Да вроде бы и не такое уж сильное было чувство". Лена перекрестилась и сделала глубокий вдох. "Всего лишь недомогание на почве смены часовых поясов, – успокоила она себя. – Надо поспать, пока бес совсем не попутал".

Тем временем, Настя пропала в компьютере. Лена посчитала, что ребёнок достаточно занят, чтобы она наконец могла посвятить время себе. Пошатываясь, она пошла на выход, но вдруг услышала позади себя свист. Девочка держала перед собой наушники и, по всей видимости, звала её к компьютеру.

Лену возмутил этот способ обращения. Так дело не пойдёт. Это надо остановить сейчас же!

– Не надо мне свистеть, Настенька, хорошо? Я тебе не собачка.

Девочка в ответ хихикнула, а потом кивнула. Лена подошла к ней, взяла из её рук наушники и надела их. Настя нажала на пробел и на экране появилась Ольга. Худющая, измученная, с чёрными мешками под глазами.

– Привет, сестрёнка, – сказала она. – Знаю, выгляжу паршиво. Почти так же я себя и чувствую. Я не просила об этом всём. Я знаю, как ты переживаешь из-за того, что все эти вещи достались мне, но, поверь мне, другого выбора не было. Мы не могли впутывать тебя в это. Я не смогла бы объяснить. И никто бы не смог. Теперь же… Это всё твоё. Я больна, сестрёнка. Я тяжело больна и, если ты это смотришь, то я уже скорее всего… Мда. А пока это не произошло, я должна попросить тебя – присмотри, пожалуйста, за Настенькой. Она очень необычный ребёнок…, – на этом месте Лена фыркнула, – …и всё её существование тщательно спланировано. Чтобы у вас с ней всё было хорошо, нужно следовать простым инструкциям. Во-первых, всё должно происходить по графику. Расписание найдешь на журнальном столике в гостиной. Во-вторых, к ней будут приходить разные люди – педагоги и другие специалисты. Список имён на тумбочке в моей комнате. Никому из них не отказывай. Их работа оплачивается из фонда, которым я пока что заведую. Оттуда же будет оплачиваться коммуналка и ваше с Лёшей содержание – по сто пятьдесят тысяч в месяц на каждого, считая Настю, вплоть до её совершеннолетия. Таково моё завещание. В-третьих, корми её хорошо. Следи, чтобы она кушала только то, что можно, и пила лекарства вовремя. Список продуктов и расписание приёма препаратов найдешь на холодильнике. В-четвёртых, не смотри ей в глаза слишком долго. Тут объяснить трудно, сама поймёшь. В-пятых, просто не мешай ей. Будь ей другом, помогай ей. Не расстраивай её и не пытайся понять. Ей это совершенно не нужно, – говоря это, Ольга начала торопливо вытирать набежавшие слёзы. – Если ей что-то понадобится, педагоги тебе передадут. Потребностей у неё немного. Она любит гулять… И… Ох, пока сестрёнка, я больше не могу…

На этом видео обрывалось. Настя, дождавшись концовки, бесцеремонно сняла со своей тётки наушники, положила их на стол и занялась в компьютере чем-то своим, мгновенно и полностью потеряв интерес к окружающему миру.

Лена как во сне вышла из комнаты и первым делом включила обогрев полов. Букин был этому несказанно рад. Он лёг прямо на кафель и сказал:

– Ништяк… Есть хочешь? В душ пойдёшь? Или поспать?

– Нет, – сказала Лена, после чего поела, приняла душ и легла спать.

Ей снились странные вещи.

Она часть кристаллической решётки. Она заточена здесь с другими, оберегая что-то очень ценное. Они ни шагу не могут ступить сами по себе. Ходит только вся конструкция целиком: в едином порыве, слаженно и чётко.

Отсюда ей не видны все части кристаллического кокона; она видит только то, что находится в непосредственной близости.

Но она знает, что в центре есть нечто. Оно не мыслит себя без скорлупы, а оболочка и не может существовать без него. Они неразделимы, но отдельны.

Лена теряет себя, становясь всего лишь функцией, винтиком в чём-то более сложном и осознанном, чем она сама.

Ей не нравится это чувство. Она была готова мириться с собственной глупостью, но не могла позволить себе раствориться в чём-то, что будет ею пренебрегать.

Лена бунтует против тюрьмы, в которую угодила. Она ищет спасения в вере. Господь любит её, вот что на самом деле важно! Бог её создал и с тех пор следит за её жизнью и оберегает её ото зла. Он делает её существование целостным и наполняет её бытие смыслом и силой. Он делает её саму особенной и важной.

Зацепившись за эту мысль, Лена снова становится собой. Она тотчас выпадает из ансамбля заточённых в кристаллический плен песчинок и просыпается от громких барабанных ритмов. Рядом сопит Букин, но ему это хоть бы хны. Она смотрит на настенные часы. На них нет цифр и вообще каких-либо символов. Вот же чудо модное. Вроде бы семь часов. На улице темно. Утра? Вечера? Не важно! Эту дискотеку следует прекратить!

Лена скидывает с себя одеяло и целеустремленно движется в комнату Насти. Барабаны играют так интенсивно, что кажется, будто они пляшут прямо у неё перед глазами. Но когда она открывает дверь, звук внезапно пропадает, и Лена видит совсем не то, что ожидала.

В комнате темно и тихо. Компьютер выключен.

"Чертовщина какая-то!"

Лена крестится и делает несколько неуверенных шагов вглубь и видит, что ребёнок мирно спит в своей кровати.

– Настя, – негромко зовёт она, но девочка не отзывается.

– Настя! – говорит она громче.

Никакого эффекта. Тогда она решает коснуться её. Вздрогнув, ребёнок поворачивается к Лене и смотрит ей прямо в глаза.

Как же стыдно! Как можно было так себя вести? Как я могла быть.... Такой?! Жадной, наглой, подлой…

Лена не способна оторваться от глаз своей племянницы. Её тело сотрясают бесшумные судороги. И снова звучат эти безумные барабаны!

Слёзы скапливаются в глазах, становится трудно дышать через нос, и она всхлипывает. Ей хочется убежать, залезть под кровать, спрятаться, лишь бы не пожирало это чувство отчуждения за содеянное! Но она не может.

"Я ведь ничего не сделала!" – в возмущении думает Лена, но это не работает. Стыд такой сильный, что сомневаться в нём нет никакой возможности.

Наоборот, стало ещё хуже. Лена начала винить себя за всю свою жизнь сразу. Куда ни плюнь – везде ошибка, провал или уродство. Это было невыносимое парализующее ощущение.

Тем временем чёрные глаза Насти пожирали и поглощали её, не оставляя ни единой лазейки для адекватной самооценки. Этот плен казался Лене в тысячу раз страшнее кристаллических пут, из которых она вырывалась во сне.

И тут она снова вспомнила о Боге, ведь именно мысль о Нём помогла ей буквально минуту назад. Подходящая молитва сама упала на язык. Этим словам её научил отец:

– Господи, Ты Милостивый; скажи мне, что должна я делать, чтобы смирилась душа моя?! Господи, сподоби нас дара Твоего святого смирения! Господи, даруй нам ту́не смиренного Духа Твоего Святого, как туне пришёл Ты спасти людей и вознести их на небо, чтобы видели славу Твою…

Говоря это, Лена чувствовала, как стыд постепенно уходит, но вместе с тем её покидали и силы. Последние слова она произносила, проваливаясь глубокое забытье.

Наутро болела голова. Букин сходил в аптеку, приготовил завтрак и принёс ей еду и все бумаги для изучения прямо в кровать. Сказал, что покормил девочку по расписанию и выдал ей лекарства. Слава Богу!

– На, выпей ибупрофен, – сказал муж. – Ты спала, считай, что сутки. Ещё бы голова не болела!

– А ты, пока кормил, не замечал за Настей ничего странного? В глаза ей не смотрел?

Букин мотнул головой и ответил:

– А чего там может быть странного? Ну не заговорила, если ты об этом.

– Не об этом. Ты в глаза ей, спрашиваю, смотрел?

– Не знаю! Да! Или нет. Откуда я знаю? А что с ними?

Лена обратила внимание, что прямо сейчас он и ей не смотрит в глаза. А хоть когда-нибудь смотрит?

– Ничего, – сказала она и погрузилась в бумаги.

В глубине души Лена понимала – если в дело вмешаны сверхъестественные силы, то беды не миновать. Человек против таких вещей бессилен. На всякий случай она перекрестилась. Бог не посылает нам испытаний, с которыми мы не можем справиться, так? Неужто Господь сделает ради неё исключение и явит ей чудеса? Вряд ли. Поэтому ничего ей не угрожает, и ничего необычного не произошло.

Размышляя в подобном ключе, Лена в конце концов решила, что ночной инцидент мог ей и присниться. Иначе как она снова оказалась в постели? Это всё нервы. Новость о смерти сестры, длинный перелёт, психолог ещё этот жути нагнала. А барабаны, от которых весь дом стоял на ушах, а Букин их будто и не слышал? Да наверняка приснилось. Ещё столько всего надо устроить! А ведь даже не понятно, как теперь будет выглядеть их с Букиным жизнь…

Так сидела она над бумагами, пока без десяти одиннадцать утра не раздался звонок. Она пошла на звук и, выйдя в коридор, увидела на экране домофона какого-то мужчину лет сорока, одетого в длинный чёрный пуховик.

– Кто это? – спросила Лена, сняв трубку.

– Я Настин педиатр. Антон Васильевич. Получилось чуть пораньше, чем надо. Подождать снаружи?

– Бондаренко? Заходите, – сказала Лена, сверившись со списком вхожих, который прихватила с собой.

Антон Васильевич был неразговорчив. Под пуховиком у него был скучный классический костюм. Мужчина отказался от предложенного чая и тут же скрылся в Настиной комнате, строго наказав их не беспокоить, пока не закончится сеанс. Лена решила подслушать, но за всё время оттуда не донеслось ни звука. Ни шороха, ни шёпота. А через час Антон Васильевич вышел из комнаты, откланялся и хотел было убежать, так ничего и не прояснив.

Когда Лена в последний момент попросила его ответить на несколько вопросов, Бондаренко сказал:

– Могу только сказать, что здоровью девочки ничто не угрожает, и если и дальше придерживаться предписанного образа жизни, то всё будет хорошо. Не вникайте. Это не ваша забота.

– А если не придерживаться? – спросил Букин.

– Вам же хуже будет, – ответил педиатр и быстренько ретировался, сославшись на острейшую занятость.

Любопытство Лены росло. Чем на самом деле больна девочка? Почему никто ничего не говорит ей о болезни? Разве это законно? Что на самом деле случилось с сестрой? И что это за фонд, которым она руководила? Похоже придётся каким-то образом разнюхивать правду самой.

Лена твёрдо решила вцепиться покрепче в следующего посетителя, кем бы он ни оказался.

Звонок прозвенел в половине второго. К своему неудовольствию, Лена обнаружила на экране домофона эту сумасшедшую – Лидию Михалну.

– Что вам нужно?

– Вы не хотели бы прогуляться?

– С чего бы мне этого хотеть?

– Вы уже смотрели ей в глаза?

Лена без колебаний оделась и вышла. Этот сон всё никак не выходил из её головы. И сестра тоже упоминала про глаза.... Даже в отдельный пункт это вынесла.

Психологиня должна что-то знать.

– Как вы себя чувствуете? – спрашивает Лидия Михална.

Снег под ногами напоминает пенопласт. Скрипя ботинками они удаляются от дома вглубь парка. Посреди рабочего дня здесь почти никого нет. Мороз цепкий, но сухой, не злющий. Когда они говорят, из их ртов валят плотные клубы пара. В зимней одежде Лидия Михална кажется старше своего возраста. Сколько ей? Шестьдесят пять? Семьдесят?

– Переспала, – сказала Лена. – В остальном, хорошо. А что? Что вам надо? Вы не к Насте пришли?

– Нет! – казалось, психолог ужаснулась одной этой мысли. – Я пришла справиться о вашем состоянии и помочь, если моя моя помощь понадобится. Вот, возьмите мою визитку.

– Вам-то какое до нас дело? – спросила Лена, автоматическим жестом пряча кусочек картона в карман.

– До вас лично в принципе никакого, но я боюсь, что ситуация с Настей может войти в …э-э-э, так сказать, более активную фазу.

– Что вы имеете в виду? – Лена теряла терпение.

– Вы заметили, что у Насти есть необычные способности?

– Да что все заладили одно и то же? Я с ней была от силы несколько часов. Всё остальное время я спала! Что я такого должна была заметить?

– Но вы ведь смотрели ей в глаза, так? Что вы испытали?

Лена замялась.

– Во-от, – протянула Лидия Михална. – Не хочется говорить даже! Настолько жутко. Стыдно! Даже за то, чего и не делала.

– Да, – согласилась Лена. – И что, это её способность? Взглядом насылать на людей стыд?

– Было бы хорошо, – сказала Лидия Михална. – Если бы всё было так просто… Я смотрю, на вас это почти никак не отразилось? Вы правда нормально себя чувствуете? Нет никаких, не знаю, там, желаний необычных, неосознанных позывов? Чуждых для себя ощущений?

– Нет. А должны быть?

– У меня есть. Кажется, есть и у других.

Лену всё это злит. Она чувствует, что начинает замерзать, поэтому резко останавливается посреди дорожки и выпаливает:

– Может, хватит темнить и выложите мне свою теорию? Вы уже выглядите сумасшедшей. Хуже не сделаете! Это я вам точно говорю.

Лидия Михална мнётся на месте. Ей трудно говорить, но она не может не говорить.

– Я пока не разобралась. Скажу вам, что видела, а вы сами решите, верить мне или нет.

– Хорошая идея. Вы настоящий учёный.

В ответ на острóту Лидия Михална корчит кислую мину, но всё же продолжает:

– На протяжении той недели, что Настя провела в центре, к ней постоянно ходили какие-то люди. Мы обычно никого не пускаем, но по поводу них директриса сделала особое распоряжение. Кто-то за ней приглядывает, причём хочет делать это тихо. С самого начала Настю поселили отдельно, а после ряда инцидентов её перестали выпускать к другим детям.

– Каких инцидентов? Мальчик там на неё какой-то кинулся?

– Да, – сказала Лидия Михална. – Мальчик. Не просто мальчик. Андрюша – мальчик-одуванчик. У него задержка в развитии. Вернее, мы так думали, поскольку он совсем не разговаривал, как и Настя. Но после того, как она посмотрела ему в глаза, Андрюша заговорил. Я сама видела это. Не просто заговорил – его будто прорвало, причём такими словами, каких не ждёшь от ребёнка. Маленький мальчик называл Настю ведьмой, чёрной тварью, мерзостью и пожирателем душ! И ещё много как. Это было жутко, я вам скажу, – Лидия Михална тряхнула головой, прогоняя наваждение. – А когда вы забрали её из центра, Андрюша потерял сознание и, насколько мне известно, до сих пор в себя не приходил. Но никто, кроме меня этой связи не видит! Я пыталась сказать своим коллегам, но надо мной посмеялись. Назвали "мисс Марпл". Директрисе вообще не важно, что случилось. Она ж не полиция и не ФСБ. Ей важно, чтобы всё происходило гладко. Мальчика увезли в больницу, и все рады. Нет человека – нет проблем.

– И что мне, по-вашему, делать со всей этой информацией? – недоумевала Лена. – Кому жаловаться, куда бежать? Вы можете мне прямо сказать, от чего лечат Настю? И что у неё за способность такая? У этого есть название?

Лидия Михална насупилась и сказала:

– Я не знаю ни о какой болезни. Кроме того, что девочка абсолютно глуха.

– Вы уверены?!

– Можете не сомневаться. Я много наблюдала за ней на этой неделе, и я убеждена, что Настя глуха, как пробка. Я проверила это при помощи системы громкоговорителей. Она ни разу не отреагировала на звук, если рядом не находился другой человек. При всём этом, девочка легко угадывает потребности других, быстро перенимает чужие привычки и сильно меняется в зависимости от того, кто находится рядом с ней. Я думаю…, – Лидия Михална откашлялась. – Я предполагаю, что у Насти какая-то форма телепатии, которую она не контролирует. А стыд, который мы испытываем, вступая с ней в контакт – это побочный эффект от взгляда на самих себя со стороны. Если её силы будут расти…

– Вы сошли с ума, – заключила Лена и пошла в сторону дома.

– Она феномен! – кричала ей вслед Лидия Михална. – Убедитесь сами! Поставьте в её комнате скрытую камеру! Посмотрите, чем эти люди там с ней занимаются!

– Придёте ещё раз, вызову санитаров! – бросила через плечо Лена и направилась в ближайший магазин электроники.

Темнело. Следующий посетитель явился около четырёх часов вечера. На вид это был какой-то маргинал. В ушах и носу серьги, выбеленные волосы, джинсы с потёртостями, куртка не по погоде. Как он там не умер от холода?

– Я на машине, – сказал он.

– М?

– Ну вы так смотрите, я подумал, что вас удивляет мой внешний вид.

Лена поджимает губы, не зная, что ответить.

– А вы, Степан, кем будете?

– Когда вырасту? – шутит посетитель.

– Не похоже, что это произойдёт, – едко замечает Лена. – Но я не об этом. Сегодня у нас были педиатр и психолог. А вы кто?

– Я Настин учитель музыки.

– Да что вы говорите? Интересно как! Ну проходите тогда. Музицируйте. Мы с удовольствием послушаем.

Только теперь она впускает его в квартиру. Он расшаркивается на коврике и разувается. Как и предыдущий мужчина, он попросил не беспокоить их во время занятий.

– Ей нельзя отвлекаться, иначе пропадёт терапевтический эффект. Поэтому ни в коем случае не заходите в комнату.

– Что – и чаю предложить нельзя?

– Чаю, говорите? Нет. Но спасибо.

На протяжении всего занятия из детской не донеслось ни одной ноты, то есть вообще ничего такого, что можно было бы счесть музыкой; разве что в глухом топоте и скрипе стульев таилась какая-то ритмическая идея, но если она там и была, от Лены эта идея ускользнула.

– Что за музыкой такой вы занимались? – спрашивает Лена, когда Степан вышел из Настиной комнаты. – Я ничего не слышала.

Степан бросает короткий взгляд налево, берётся надевать ботинки и говорит:

– У Насти повреждён слух. Мы используем специальные наушники для занятий.

– Но вы даже не разговаривали с ней!

– А вы подслушивали?

– Даже глухие издают хоть какой-то шум! Здесь стены картонные!

– Я общаюсь с ней в мессенджере.

– Где?

– В "Телеграме", – сказал Степан, закончил с обувью и встал. – Прошу вас, не надо больше вопросов. Я не хочу потерять эту работу. Мне отлично платят за то, что я делаю, и в моём договоре есть пункт про корпоративную тайну, к нарушению которого начальство относится чрезвычайно чувствительно. Мне сказали, что вы не будете задавать лишних вопросов. Вижу, что меня дезинформировали. Давайте не будем мешать друг другу жить, хорошо?

И он выскочил за порог раньше, чем Лена успела что-то сказать.

Позже вечером пришёл куратор из центра ювенальной юстиции. Её звали Елизавета Сергевна. Это была приятная женщина с лицом хохотушки. Она прошлась по комнатам, посмотрела, как Настя играет в "Фоллаут", и спросила, как идут дела в семье.

– Дела? Дела нормально, – отвечала Лена. – Мы будем получать хорошее пособие, но мне всё равно нужно уволиться с работы, чтобы не получить запись в трудовую. Я подумываю не дожидаться, пока кончится отпуск и слетать домой.

– Очень ответственно с вашей стороны, – похвалила её Елизавета Сергевна. – А как, по-вашему, дела у девочки?

– Она не жалуется. Пока никаких проблем не было. Хоть вы можете мне сказать, от чего её лечат?

– Не знала, что её от чего-то лечат, – сказала кураторша. – У меня здесь ничего не написано.

Вскоре она ушла, отметив, что по её мнению, всё идёт хорошо:

– Думаю, удочерение пройдёт без проблем.

На следующий день посетители значились с обеда, поэтому Лена с утра пораньше отправила Букина с Настей в детский мир, дав им в дорогу по паре сэндвичей.

Кажется, эти двое неплохо ладили, и Лена была этому очень рада. "Вот! Не такой уж и бесполезный у меня мужик!", – думала она, дискутируя в уме с покойной матерью в поиске удачного места для скрытой камеры.

Прибор был совсем миниатюрный, размером не больше майского жука. Продавец настроил всё так, что изображение транслировалось прямо на экране её телефона.

В конце концов Лена прикрепила камеру к декоративному банту на шторе в левом верхнем углу окна, а затем прибралась в комнате. Покончив с уборкой, она кинула грязное бельё в стирку и приготовила завтрак на троих.

Вскоре муж и племянница вернулись из магазина.

– Ешь, – сказала Лена, видя, как Настя ковыряет яичницу вилкой.

Вместо подчинения, девочка бросила вилку на стол, оставив на его поверхности жирные следы.

– Это ещё что такое?! – возмущается Лена.

Но Настя нема как рыба. Она складывает руки в замок на груди и смотрит куда-то вниз.

– Ты можешь не есть, если не хочешь, но ты не должна швыряться вещами за столом, поняла меня? Кивни, если поняла.

Настя не реагирует, и Лена чувствует, как изнутри в ней поднимается волна протеста. Что эта девчонка себе позволяет? Если так будет продолжаться, то она окончательно сядет им на шею и начнёт ими помыкать, как ей вздумается. Нельзя же, чтобы дети дети жили в атмосфере вседозволенности! Кто из неё вырастет тогда? Мерзавка и сволочь!

– Эх ты, – сказала Лена. – А ещё говорят, что ты особенная. Особенные дети так себя не ведут! Особенные слушают старших и делают, как им велено. Только обычные, заурядные и глупые дети швыряются вилками в людей, которые их кормят.

Настя определённо поняла всё, что ей сказали, поскольку тут же вонзила в тётушку свои чёрные глаза. Но на сей раз Лена была готова. Она вспомнила о Боге и ухватилась за мысль о Нём.

Всеобъятность. Непостижимость. Неотвратимость. Нечто большее, чем мы все. То единое, чему подчинено всё сущее. Ему подвластны любые формы. Оно проявляет себя на всех уровнях бытия, от бесконечности космоса до замкнутых друг на друга петель человеческих судеб. Из него и во славу Его проистекает всё вокруг.

Настя встречает в глазах Лены отпор, и кажется, что она этому удивлена. Девочка отводит глаза первая.

Тяжело дыша, она вдруг закатывет глаза и валится лицом в тарелку.

– Что вы с ней сделали? – возбужденно спрашивал Антон Васильевич после сеанса.

– Ничего я с ней не делала, – отнекивалась Лена, умело скрывая чувство триумфа, которое она испытала, победив Настю в недавней дуэли.

Кажется, девочке ничего не угрожает. Она быстро пришла в себя, а потом Лена её умыла, и с тех пор та никак не проявляла ни обиды, ни враждебности. От еды она, правда, отказалась.

А затем пришёл её педиатр и снова заперся с ней в комнате. На этот раз Лена подглядывала за ними, и то, что она увидела, не имело никакого смысла.

Мужчина просто сидел напротив Насти в позе лотоса и с закрытыми глазами. Они дышали в такт, и периодически синхронно совершали какое-нибудь движение, например, вскидывали руки или резко раскачивались из стороны в сторону. А когда это шизанутое представление подошло к концу, педиатр Насти ошарашил Лену обвинением в том, что она что-то "сделала" с девочкой. Как, интересно, он об этом узнал?

– Нет, вы точно что-то сделали, – не унимался Антон Васильевич. – Чего-то она недополучила. Настя явно не в порядке. Я доложу начальству.

– А докладывайте! – вдруг гаркнула на него Лена, побудив Букина выглянуть в коридор. – Можно подумать, что я тут на работе! Если с девочкой что-то не то, я хочу знать, что именно! Я не собираюсь выслушивать упрёки от какого-то хрена с горы в собственном доме! Кто вы такие, люди? Что ещё за фонд? Что вам надо от Насти? Что вы с ней делаете и зачем? Пока мне не ответят, хрен я кого к ней ещё пущу!

Вопреки всем ожиданиям, Антон Васильевич истерично рассмеялся. Этот звук напомнил Лене скрип ржавых колёс.

– Странно, что вы ещё сопротивляетесь, ей-богу, – сказал он, успокоившись. – Не представляю, как вам это удаётся.

– Как мне удаётся что?

Но вместо того, чтобы ответить, педиатр Насти распрямился и замер. Глаза его остекленели.

– Соблюдайте график, – безразлично сказал Антон Васильевич, после чего молча обулся и ушёл, перестав реагировать на любые попытки Лены привлечь к себе внимание.

– Не, ну ты видел?! – возмутилась она, когда дверь хлопнула у неё перед носом. – Букин! Ты чего молчишь?

– А? – рассеянно отвечал муж. – В смысле?

– Ты вообще слушаешь? Алё! Господи!

– Надо дать Насте лекарства, – сказал он и, пошатываясь, побрёл на кухню.

Лена последовала за ним. Муж невидящей походкой дошёл до шкафа с аптечкой, вытащил её, положил перед собой на стол и открыл. Достав оттуда пачку таблеток, он налил стакан воды и, не замечая Лены, пошёл в комнату Насти. Та ждала его в дверях. Букин протянул девочке стакан, а затем достал из пачки пару таблеток и тоже отдал их ей. Та выпила лекарство, вернула пустой стакан обратно и бесшумно скрылась за дверью.

– Букин?

– А?

Он стоял посреди гостиной в одних трусах и майке со стаканом в руке, такой растерянный и жалкий, что Лене вдруг стало противно. Она бросила Букина наедине с его замешательством, и оделась.

– Ты куда? – спросил муж, по-видимому, так и не пришедший в себя.

– Пойду по магазинам.

– Но надо соблюдать график…

– Вот и соблюдай! – прикрикнула она напоследок и хлопнула дверью.

Выйдя на улицу, Лена сощурила глаза от яркого света и засунула руки в карманы, где сразу же нащупала визитку Лидии Михалны. Мысленно выругавшись, она достала телефон.

– Неудивительно, что ваш муж так быстро сдался, – заключила Лидия Михална, выслушав рассказ Лены.

Они прятались от холода в одном из многочисленных кафе Москвы и пили горячий кофе.

– Что вы имеете в виду?

– Я специально не стала говорить вам сразу. Вы и так меня за сумасшедшую приняли. Но теперь скажите честно – ведь, кажется, что Настя способна подчинять себе людей, так?

– Что-то вроде того, – вынуждено согласилась Лена. – Люди делают то, что ей нужно, когда она не просит.

Старушка энергично кивнула и продолжила излагать:

– Но не все реагируют одинаково. Кто-то сопротивляется, как вы, а кто-то сдаётся сразу. Вопрос в том, чем одни отличаются от других? Почему, скажем, я по прежнему могу действовать самостоятельно, и вы тоже можете. А вот директриса или муж ваш – они превращаются в её марионеток по первому же зову. Что вы противопоставили ей?

– Ничего особенного, – сказала Лена. – Я просто помолилась.

– Что-что вы сделали?

– Помолилась, ясно?! Я попросила Господа Бога о помощи.... И он мне помог.

– Это очень странно…, – недоуменно пробубнила психологиня.

– Чего тут странного? Сколько молюсь, всегда помогает. В этом весь смысл.

– Может быть, – сказала Лидия Михална. – Но когда девочка смотрела мне в глаза, единственным, за что держалась я, была рациональная картина мира, в которой эмоции – всего лишь рычаги для запуска поведения. Я понимала, что со мной происходит и только поэтому смогла отделаться от неё. Готова поклясться, что мне помогло именно это. Я думаю, Насте проще всего манипулировать теми, кто не имеет внутреннего стержня, что ли. И я видела, как директриса проиграла ей в первом же раунде. И неудивительно – она вообще ни во что не верила, – говоря всё это Лидия Михална и впрямь приобрела некое сходство с Мисс Марпл.

– Господь – мой стержень, – сказала Лена и поцеловала отцовский крестик.

– Вероятно, так и есть, – рассудила Лидия Михална. – Но по-настоящему важно не это.

– А что?

– Что это за фонд, которым заведовала ваша сестра? Вы знаете? Зачем эти люди приходят к Насте? Каковы их цели?

– А хочу ли я всё это знать? Может, меньше знаешь – крепче спишь?

– Тогда почему вы мне позвонили?! – казалось, Лидия Михална не на шутку завелась. – Не потому ли, что происходит какая-то чертовщина? Вы сами видели то, чему нет нормального объяснения. Я, может, и не учёный, но провела немало лет в кругу образованных людей и, всё-таки, работаю в профильном учреждении… Так вот, я, так сказать, положа руку на Большую Советскую Энциклопедию, утверждаю, что мы стали свидетелями исключительного явления, которое, если не уничтожит мир, то обязательно перевернёт его вверх дном! Это беспрецедентно!

"Опять её несёт".

– У вас гигантомания, – заключила Лена.

– Подумайте секунду, прошу, – игнорируя очередную колкость, сказала Лидия Михална. – Даже если мы отбросим спекуляции на тему механизма её способностей. Представьте на секунду, что вы с рождения телепат. У вас ещё нет своих мыслей, а вы уже слышите чужие. Любые мысли – чёрные, светлые, самые сокровенные и откровенно пустые. То же самое с эмоциями и любым другим опытом. В кого вы превратитесь в одиннадцать лет? И почему они скрывают это удивительное открытие? Не потому ли, что делают из девочки монстра, которым хотят управлять? Вы, раз у вас появилась такая возможность, должны, нет, вы обязаны ей как-то помочь, как-то поучаствовать…

– Знаете, что? – сказала Лена. – Пусть даже происходит какая-то сверхъестественная хрень, но вы абсолютно безумны. Одно другого совершенно не исключает.

– Безумны именно они! Они используют маленькую девочку для того, чтобы…

– Чтобы что? – перебила Лена. – Они наблюдают. Оно и понятно. А что с ней делать, если так подумать? Запрятать в подвал? Или выставить напоказ в цирк? Или уничтожить, как аномалию? Или что? Или запустить её в обычную школу и посмотреть, как быстро у однокашек поедет крыша? Быть может Господь послал её нам как дар.

– Или же как испытание…

– Знаете что я вам скажу, Лидия Михална?

– Что же?

– Я вот слушаю вас, и… Есть что-то ценное в ваших пассажах, но, боюсь, что вы и сами опасны, особенно для Насти. Поэтому попрошу к моему дому больше не подходить.

– Но вы же сами мне позвонили!

– Да, так и было. И если начнётся криминал или ещё что, выходящее за рамки, конец света, например, то я вам снова позвоню – в самую первую очередь, будьте уверены. Сможете ли вы помочь в таком случае, я, правда, не знаю. Вряд ли. Но по крайней мере вы сможете сказать своё "я же говорила". А до тех пор – до свидания!

Лена уже вставала из-за стола, когда услышала:

– Я пойду к журналистам и в полицию, если вы не расскажете мне, кто за всем этим стоит.

– Вы угрожаете мне полицией? Это абсурд! И с чего мне бояться журналистов?

– Очень просто. Лично на вас мне абсолютно плевать, я это уже говорила, – голос психологини, и без того трескучий, стал ещё жёстче. – Но я пойду против тех, кто платит за банкет. Рухнут они – и вы лишитесь всего. Не думаю, что у вас получится оформить опекунство на себя, когда в прессе напишут, что вы в этой истории с незаконными экспериментами над детьми являетесь прямым выгодоприобретателем. Квартира, крупные ежемесячные выплаты, машина. Вы – спица в колесе и пойдёте под откос вместе с остальными. Что ж, совершенно не жаль. Однако я могу повременить с сенсационными обвинениями, если вы узнаете, кто за этим стоит, и какова их цель. И скажете потом мне, конечно. Если так подумать, это в ваших же интересах.

Лена вдохнула и выдохнула через нос.

– В моих интересах, чтобы ничего этого не было…

– Вы вовлечены в какую-то поистине странную историю; неужели не возникает желания прояснить как всё устроено? – искренне удивлялась Лидия Михална.

– Ладно, я, – ответила Лена. – Но зачем вам всё это?

Психологиня откинулась на спинку стула и сказала:

– Я просто хочу быть уверена, что подобными делами заняты компетентные органы, а не изолированная группа сумасшедших.

– Вы абсолютно ненормальная.

– Я знаю.

– И с чего я должна начать? – серьёзно спросила Лена.

– Не знаю. Покопайтесь в вещах сестры. Залезьте в её компьютер, посмотрите в скрытых папках.

– Но я не умею!

– Тогда принесите его мне, – предложила Лидия Михална.

– Кого? Компьютер? И как я эту бандуру понесу? Тем более, незаметно!

– Я имею ввиду ноутбук или планшет, наверняка что-нибудь такое было?

– Я не видела никакого ноутбука.

– Вы давно переехали? Везде смотрели?

– Я поищу, – пообещала Лена.

Лена прошлась про магазинам и бегло набрала корзину, которую в обычный день формировала бы битый час. Она сочла это достаточным алиби, и, волоча две здоровенные сумки с едой, наконец пришла домой.

Она потянула дверь на себя и сделала шаг через порог. Там живой и здоровый, только сильно постаревший, буднично стоял в проходной комнате…

Её отец.

Букин встретил жену и, забирая пакеты, сообщил:

– Сказал, что пришёл по поводу Насти; в списках его нет. Представился Арсением.

– Хорошо, – словно в тумане отвечала Лена – Сделай-ка нам чайку, дорогой.

– Это можно, – обрадовался муж. Он любил заваривать всем чай.

Пока Букин суетился на кухне, раскладывая продукты по полкам, Лена бросилась на отца с криком:

– Двадцать лет!

– Двадцать два, – поправил отец. – Но всё это не зря, моя пуговка, я клянусь тебе.

"Моя пуговка?!" Эти слова сбили ей дыхание и обездвижили. Что-то очень интимное было в этом обращении. Отец действительно называл её так, но это совершенно выпало из её памяти. И теперь вместе с этими словами на Лену обрушилась волна воспоминаний из детства, таких, которые не пробудила даже смерть родной сестры.

Она не выдержала и расплакалась. Рыдая и дрожа, Лена теперь медленно приближалась к человеку, который не мог быть никем, кроме как призраком.

В комнату забежал Букин.

– Кто ты такой?! – окончательно разревевшись, вопрошала Лена. – Почему?!

Она дотронулась до отца, чтобы проверить, настоящий ли он.

– Действительно, кто вы такой? – храбрясь, поддержал её Букин. – И почему?!

– Я отец Лены и её сестры Ольги, – ответил Арсений. – Перед тем, как судить меня, я прошу выслушать мою историю. Могу я воспользоваться таким правом? Решать тебе, дочь. Обещаю, если вы пойдёте со мной, я вам всё расскажу, – говоря это, он развёл руки перед собой. – И, быть может, ты простишь меня.

Лена вытерла слёзы. Всё это было слишком. Последние два дня были настолько насыщены невероятными событиями, что её вдруг посетила страшная мысль: а что, если отец на самом деле не отец? Знал ли кто-нибудь ещё про "пуговку"? Ольга, мама…

– Как звали нашу собаку?

– Послушай, я изменился, но не настолько, чтобы…

– Как звали нашу собаку?

– У нас никогда не было собаки.

Только после этого Лена пригласила его на кухню. Глядя на новообретённого отца, она с ужасом осознавала, что ищет повод его отринуть. Почему? Это ведь её семья. Может быть, это дьявол шепчет ей на ухо свои мантры? Или с отцом и впрямь что-то не так? Была в его повадке какая-то новая деталь, которую Лена затруднялась идентифицировать. Какая-то недобрая нервозность таилась за непробиваемым фасадом его былой благости.

Ей почему-то захотелось дать ему пощёчину, но она сдержалась. Надо дать ему оправдаться. Это разумно, это богоугодно, и, главное, это даст ей больше информации.

– Где ты был всё это время? – спросила она, когда они уселись за стол. Настя стояла рядом со своим дедом и не сводила с него глаз. Он на это никак не реагировал.

Лена продолжала допрос.

– Зачем подстроил свою смерть? Что, чёрт побери, происходит?!

– Не нужно приплетать сюда чёрта, дочь…

– Не нужно избегать ответа на конкретные вопросы!

– Тщ! – шикнул Букин.

– Я не избегаю, – оправдывался отец. – Я просто хочу сделать всё правильно.

– Меня устроит, если ты ответишь на каждый вопрос по порядку.

– Сейчас я прошу вас поехать со мной. По дороге я расскажу то, что могу.

– Куда ты нас повезёшь?

– В церковь.

Они взяли Тойоту. Отец сел за руль, Лена устроилась в пассажирском кресле, а Букин с Настей расположились на заднем сидении. Когда они выехали на кольцо, отец, не дожидаясь новых расспросов, заговорил:

– Всё это время я был в Москве. Я чудесным образом выжил в той катастрофе. Врачи уже констатировали смерть мозга, и я провёл почти сутки в морге, числясь среди погибших. Но Господь снова вдохнул в меня жизнь. И он сказал мне, что я должен совершить нечто важное, прежде, чем покину этот мир.

– Сказал тебе? – с недоверием переспросила Лена. – В смысле, ниспослал знак?

– Нет, – сказал отец. – Он сказал мне прямо: "Не время умирать Арсений. Дочь твоя однажды понесёт и родит мне отпрыска, который приведёт народ к истинной вере. Пришло время моего второго пришествия в мир. Откажись от всего, что тебе дорого, собери верных последователей и подготовь благодатную почву для моего божественного дитя". И я дал сей обет и исполнил его, приняв постриг, а потом, ровно через одиннадцать лет родилась Настя. Всё это время я следил за вами издалека. И когда проявились необычные способности Насти, последние сомнения отпали. Я убедился воочию, что Господь сказал мне чистую правду и воистину послал на Землю чудо.

В машине повисло неловкое молчание. Лена искренне верила в Бога; она знала, что где-то там, или может быть повсюду, есть некто или нечто, способное осознать и выразить всё, происходящее в мире.

Но согласно этой концепции выходило, что человек – слишком маленькая фигура на доске. В душе каждого из людей происходит битва размером со вселенную и Бога, но для истинного Бога эта битва – лишь часть общей картины. Лена верила, что Бог не стал бы напрямую вмешиваться в жизни людей, ведь таким вмешательством он лишил бы нас свободы воли, которая была дарована нам, чтобы самостоятельно искать пути Господни.

«Может быть папа просто повредился головой?», – думала Лена, пытаясь хоть как-то оправдать отца.

Она всё же решила не высказывать этих мыслей. Пока.

– Так что же, выходит, что Настя – это Иисус Христос в юбке? – спросил вдруг с заднего сиденья Букин, кося глаза на свою соседку.

Храни его Боже, он ненавидел неловкие паузы.

– Если не принимать во внимание твой богохульный тон, то да, всё именно так и есть. Она плод непорочного зачатия. Дщерь Божья.

Когда они приехали на место, уже начало темнеть. Лена плохо ориентировалась в Москве и не очень ладила с техникой, поэтому не понимала, где в точности они находятся. Это заставляло её нервничать.

– Интернет отвалился, – вторя её мыслям рапортовал Букин.

На небольшой стоянке перед церковью скопилась дюжина авто. Сама церковь была ну очень старой. Она находилась на огороженной территории, попасть на которую можно было только через массивные стальные ворота с прорезанной в них дверью. Дверь была открыта. Сквозь густые сугробы к ней от стоянки вела небольшая тропинка. Дорожки в церковном саду были расчищены вручную, но добросовестно.

Ёжась от внезапно окрепшего мороза, они вчетвером поторопились ко входу в здание церкви.

Оказавшись внутри, они будто попали на другую планету. В ноздри ударил приятный запах ладана, а глаза столкнулись с буйством красок в приглушённом свете. Отовсюду на них взирали образа святых, оживающие в свете наверное тысячи свечей и вселяющие трепет во всякого посетителя дома Господня с первых мгновений.

– Пройдёмте за мной, – велел Арсений и открыл одну из дверей.

За ней начиналась лестница, ведущая в церковный подвал. Крупные серые кирпичи с отколотыми краями формировали непредсказуемый рельеф древних стен. Ступеньки здесь были высокие и неудобные.

Лена пристроила Настю позади себя. Букин замыкал шествие.

В конце спуска их ждал широкий коридор с выкрашенными в белый цвет грубыми стенами, на которых на одинаковых расстояниях были закреплены искусственные свечи, мерцавшие, совсем как настоящие. Пол был сделан из брусчатки, будто раньше это место было улицей древнего города.

Дважды на развилках они поворачивали направо, после чего вышли в широкую галерею. Свет и здесь исходил лишь от свечей на стенах, поэтому центр залы терялся в тени. Потолки высотой, наверное, метра два с половиной. По правую руку хранились на специальных полках большие деревянные бочки. Из выложенного плиткой пола тут и там торчали большие прямоугольные камни. Лена присмотрелась и распознала в них надгробия.

Холодок коснулся её сердца. Кладбище.

Она прижала Настю к себе и тихо спросила отца:

– Зачем ты привёл нас сюда?

– Здесь собираются те, кто служит ей.

Когда его слова растаяли в сумраке, на стенах мелькнули чьи-то смутные тени. Скоро стало понятно – с разных входов сюда стекаются люди. Все они были в тёмных одеждах и с закрытыми лицами. Когда движение прекратилось, Лена насчитала одиннадцать человек.

Настя вдруг улизнула у неё прямо из рук и оказалась в окружении загадочных фигур на самой границе тьмы. Лена попыталась сделать шаг вслед за ней, но отец предостерёг её жестом.

Чтобы занять руки, Лена схватила за Букина за рукав.

– Ребёнку необходима мать, – сказал Арсений так, чтобы звук его голоса был хорошо слышен всем присутствующим. – Ольга произвела на свет чудо, которое, увы, было слишком могущественным для неё. Теперь ты должна принять на себя её ответственность, иначе дитя погибнет. Она говорит, что время на исходе. Только ты можешь её спасти!

– Что значит, "она говорит"? – настороженно спросила Лена.

– Впусти её, и поймёшь. Посмотри ей в глаза и не сопротивляйся.

"Он совершенно спятил?!"

Лена бросила короткий взгляд на Настю. Та выглядела зловеще. Её чёрные волосы стали ещё темнее, отчего лицо казалось теперь совершенно белым, как у вампира.

– Нет! – горячо сказала Лена. – Я не буду этого делать!

Люди Арсения подходили всё ближе.

– Это потому что ты грешна, дочь моя, – сказал он. – Не бойся, признай, где согрешила, отпусти защиту, дай ей то, чего она хочет. Раскаяние – вот, что спасёт тебя и всех нас.

– Нет! – повторила Лена, продолжая пятиться к коридору, ведущему прочь с кладбища.

Тени зашевелились где-то по бокам. "Они хотят окружить нас!"

– Если ты откажешься, моя пуговка, то мы вынуждены будем тебя заставить.

Лена испугалась по-настоящему. Всё, что происходило до сих пор было просто странным; теперь же события приобретали истинно зловещий характер.

Её отец во плоти и крови стоит перед ней во главе какой-то полоумной секты и требует совершить немыслимое! Разве он не понимает, что впустить Настю в свой разум она могла бы, лишь поддав сомнению свою веру? Её настоящий отец никогда бы не требовал от неё такого. Кем бы ни был этот человек, он сошёл с ума.

– А ты не думал, папа, что это дьявол тебе нашептал всю эту чушь? – сказала Лена, перекрестившись. – Не возгордился ли ты и не родил ли на свет очередную ересь? Вы все! Вы ищете Бога или уже нашли? Нигде в Библии не сказано, что на свет родится дочь Господа Бога. Да как вы вообще можете считать себя верующими людьми, если думаете, что вам известны Его планы?

Кажется она смогла выиграть им немного времени. Она сделала ещё несколько маленьких шагов назад к сужающейся арке коридора. Букин держался рядом. Тени застыли и ждали, что скажет вожак.

– Знамения, которые Господь даёт нам, безусловны, – сказал отец. Голос его вдруг обрёл дополнительную силу. – Грядёт конец света! Сначала был мор, а затем и война, и продовольственный кризис. А этим летом было нашествие саранчи, помнишь? Всё это ясно, как Божий день. Грядёт Великий Суд. Грешники отправятся в ад, а праведникам будет открыт путь на небеса.

– И что вы собираетесь делать дальше? Убивать первенцев?

– Мы сделаем всё, что необходимо, – сказал отец. – К счастью, Господь обычно справляется с такими вещами сам. Не думаю, что он будет просить нас причинить кому-то вред. Сейчас мы можем лишь ждать, пока Настя не решит исполнить пророчество. До тех пор мы должны поддерживать её любыми средствами.

– Но ведь Ольга умерла от этого! Умерла от того, что Настя всё время ковырялась у неё в мозгах! Ты хочешь, чтобы и я умерла? Я – твоя единственная живая дочь!

– На самом деле, я не твой отец, – помедлив, сказал Арсений. – Твоя мать изменила мне с каким-то проходимцем. Да! Не смотри на меня так. Я воспитал тебя, как свою, потому что так хотел бы Бог. Но теперь у него для меня есть другая работа…

Лена замерла, будто поражённая молнией. Сегодняшний день определённо приносит ей избыток сюрпризов. "Боже!", – взмолилась она. – "Дай мне сил!"

– Почему я?! Почему не кто-то другой? Почему не ты, например?

Отец, или кем он там ей приходился, отвечал:

– Никто кроме тебя не способен сделать этого. Наверное что-то было в твоей матери хорошее, потому что Бог наделил её даром, который она смогла передать обеим своим дочерям. Теперь твоя очередь послужить доброму делу. Хватит разговоров! Схватите её и тащите сюда!

– Букин! Бежим! – крикнула Лена.

Но вместо того, чтобы ринуться в коридор, Букин с силой схватил жену за оба предплечья, не давая ей сдвинуться с места.

– Ай! Больно! Ты чего?!

Но он лишь крепче сжал пальцы на её руках. Его глаза смотрели куда-то сквозь неё. Вмиг пропала вся его суета и неряшливость; Букин будто бы стал совершенно другим человеком.

– Отпусти! – крикнула Лена и попыталась вырваться.

Хватка окрепла. Если раньше было больно шевелиться, то теперь было просто больно. Лена расплакалась. К ним приближались эти странные люди. Арсений вёл перед собой девочку.

– Заклинаю тебя! – прорычала сквозь слёзы Лена. – Если ты меня не отпустишь, я выцарапаю тебе глаза и оторву тебе твою драгоценную пипирку, понял?!

С этими словами она ударила Букина коленом в промежность. Тот тяжело ухнул и всё-таки отпустил Лену, сложившись пополам и загораживая остальным путь в коридор, ведущий наружу.

Лена побежала, не оглядываясь, но споткнулась на первом же пороге и упала, больно ударившись руками о брусчатку. Её быстро настигли люди в чёрном. Один из них перешагнул через неё, поднял и развернул лицом к остальным. Лена кричала и сопротивлялась, но двухметровый сектант держал её мёртвой хваткой.

Арсений подвёл к ней Настю, держа девочку за плечи.

– Смотри ей в глаза! – приказал он. – Откажись от защиты!

– Пошёл ты к чёрту!

Громила, державший её, освободил одну из своих ручищ и, продолжая удерживать Лену одной рукой, схватил её за голову, не давая ей отвернуться.

– Что я тебе говорил про чёрта? – посетовал Арсений.

В ответ на это Лена закрыла глаза.

И тут прозвучал выстрел. Хлопок был настолько сильным, что оглушил всех, кто был в подвале. Лена вздрогнула всем телом и почувствовала, как руки здоровяка отпускают её.

– Не двигаться, ублюдки! Мой муж – полковник ГРУ. Я вас всех тут перестреляю, и глазом не моргну, понятно?! Давайте сюда девочку, живо! И отойди от неё ты, амбал!

Сектант подчинился требованиям. Лена схватила Настю за руку, и избегая её взгляда, развернулась лицом к Лидии Михалне. Та держала обеими руками пистолет, направленный в корпус Арсения.

– У меня здесь ещё шестнадцать пуль, ясно? Только дёрнись, псих чёртов, я угощу лично тебя парочкой, а остальные потрачу на твоих друзей апостолов. В коротком проходе вам не жить. Если кто-то из вас пойдёт за нами, я буду стрелять наугад, и всё равно попаду.

– Успокойся, старая, – сказал амбал. Лицо его скрывала балаклава.

– Я может и старая, но стрелять ещё не разучилась. Попытай своё счастье, бычара, если тебе жизнь не дорогá. Ну?! – говоря это, Лидия Михална и уверенным жестом направила оружие в его сторону, метя ровно между глаз.

Среди сектантов послышалось уважительное мычание. Арсений метнул острый взгляд назад, и оно прекратилось.

– Пошли! – приказала Лидия Михална, пятясь и держа врагов на мушке.

Лена схватила Настю на руки и понесла её к выходу. За первым же поворотом Лидия Михална развернулась и побежала, вскоре догнав Лену. Двигалась она на удивление хорошо и практически бесшумно. Наверное, она проникла в подвал сразу же вслед за ними и слышала весь разговор. Удивительная женщина…

Они вышли из подвала, стараясь не шуметь. Психологиня осмотрела дверь, достала из кармана куртки карабин и использовала его в качестве навесного замка.

– Это их ненадолго задержит, – сказала Лидия Михална.

Настя, с интересом наблюдала за всем происходящим, не чиня никаких препятствий их побегу. Не торопясь, женщины проследовали к выходу из церкви. Стоило им подойти к дверям, как со стороны входа в подвал стали слышны стуки и крики.

– Бесстрашные ублюдки! – ругнулась психолог.

– Лидия Михална! – шыкнула на неё по привычке Лена. – Мы же в церкви!

Старушка аж крякнула от переизбытка чувств и идей, её обуявших, но ничего не ответила. Они вышли на улицу. Холод больно обжёг вспотевшее тело. Нос и подбородок мгновенно онемели. Слава Богу, Настя передвигалась самостоятельно и не пыталась убежать.

Беглецы прошли по расчищенным дорожкам и оказались на стоянке. Лена было пошла к Тойоте, но Лидия Михална остановилась, достав из другого кармана складной нож.

– Что вы хотите сделать? – ужаснулась Лена.

Вместо ответа старушка развернулась, пошла к припаркованным машинам и начала методично прокалывать шины всем подряд.

– Что вы делаете?

– Это задержит их, – тяжело дыша, отозвалась Лидия Михална. – Надеюсь, надолго.

– Там остался Букин!

– А по-моему, ему там понравилось!

Лена вспомнила про синяки от его рук и не стала спорить. Не похоже, что сектанты хотят причинить Букину какой-то вред. Он одумается. Ему просто промыли мозги…

Когда они сели в машину, из церкви выбежало несколько человек.

– Поехали! – приказала Лидия Михална, и Лена вдавила педаль в пол.

Она не знала, куда ехать, но психолог подсказала правильный поворот, и через час они снова оказались на кольцевой дороге.

Лидия Михална с Настей сидели сзади. Лену трясло. Всё это время они молчали, но стоило им влиться в равномерное движение по кольцу, её словно прорвало.

– Да что это за херня происходит, Господи?! Чем я это заслужила? Неужели тем, что я тоже ублюдок?

– Что вы такое говорите?

– Ну выходит, что я незаконнорождённая, – на глазах у Лены навернулись слёзы. – Говорят, такие люди больше других подвержены злу.

– А чего сразу ублюдок-то? – удивляется Лидия Михална. – Раньше таких называли байстрюкáми. И то как-то краше звучит.

– А мы с Настей, стало быть, байстрючи‌хи? – слово это заставило Лену улыбнуться.

– Ну да. И что с того?

– Ничего… Просто я подумала… Да нет, ерунда это всё…

– Нет, – сказала Лидия Михална. – Говорите!

– Хорошо. Я подумала, а вдруг моя мать тоже незаконнорождённая? И её мать? И её? Вдруг у меня весь род такой? Род шлюх? И что может выносить такое племя? Я имею ввиду, вдруг, папа… вдруг сектанты ошиблись, но не совсем?

– Скажите яснее.

– Вдруг Настя – посланник совсем не оттуда, откуда они думали?…

– Так, – сказала Лидия Михална и обняла Настю за плечи. – Девочка – никакой не посланник. Она жертва, ясно? Эти люди совершенно рехнулись! Вы-то сохраняйте здравый рассудок! Настя имеет не большее отношение к Богу и дьяволу, чем вы или я. Вам немедленно надо поесть. У вас есть тут зарядка для телефона?

Лена открыла бардачок, и на пол тут же вывалился белый планшет.

– Оп! – хлопнув в ладоши, сказала психолог. – А давайте-ка остановимся где-нибудь и перекусим.

Лена сводила Настю в туалет, они заказали суши и роллы и принялись изучать планшет Ольги.

– Вот её почта, – сказала Лидия Михална. – Везде упоминается какой-то "ПостТех". А вот и контакты. Знаете таких?

– В первый раз слышу, – сказала Лена. – Погодите, разве мы не должны обратиться в полицию?

– В полицию, говорите? И какую версию вы прикажете им изложить? Уверяю вас, нам обеим светит дурдом. И потом, пистолет у меня незарегистрированный, плюс проколотые шины. Боюсь, что в полицию нам решительно нельзя!

– А что ваш муж? Вы сказали, что он…

– Он давно погиб, – сказала психолог и цокнула языком.

– Простите.

– Ничего.

– Что же делать?

– Сегодня уже ничего. Переночуйте у меня. Поковыряемся в планшете, может быть там найдётся что-то ещё. А завтра свяжемся с этим "ПостТехом". Похоже, это какой-то НИИ или типа того. Вряд ли те сектанты имеют к ним какое-то отношение.

Так и порешили. Официант принёс заказ. Лена помнила, что девочку надо кормить строго по расписанию и соблюдая диету, но решила, что один день погоды не испортит. Она взяла Насте мисо суп и роллы с лососем. По её мнению такая еда подошла бы любому человеку, однако девочка есть не стала. Она отодвинула от себя доску с роллами и уставилась куда-то в пол.

Лена слишком проголодалась, чтобы обращать внимание на её капризы, поэтому полностью отдалась еде. А когда подняла глаза, увидела, что Настя смотрит прямо перед собой невидящим взглядом.

Лидия Михална, пропадавшая в планшете, подняла голову и проследила полный ужаса взгляд Лены.

Настя запрокинула голову назад и вдруг резко выпрямила конечности, задев столовые приборы. Они с шумом повалились на пол, привлекая внимание других посетителей.

Девочка, завалилась на бок. Изо рта у неё пошла пена.

– Господи, помилуй! – воскликнула Лена. – Что с ней?

– Эпилептический припадок!

Психолог подскочила к Насте и аккуратно положила её на диван, на котором та до этого сидела. Девочка вытянулась в стрелу и тряслась всем телом.

– Надо вызвать скорую! Надо открыть ей рот! Надо засунуть ей в рот…

– Нет! – гаркнула Лидия Михална. – Ничего не надо. Это сейчас пройдёт.

– Что случилось? – спросила подоспевшая официантка. – Я могу как-то помочь?

– Да, – сказала Лена. – Вызовите скорую!

– Нет! – ещё громче рявкнула психолог. – Я сказала, ничего не надо. Это эпилептический припадок. С ней такое бывает, – говоря это, Лидия Михална буравила взглядом Лену. – Это сейчас закончится, и мы продолжим здесь сидеть, как ни в чём ни бывало. Понятно? Или у вас принято выдворять людей с эпилепсией?

Официантка, которой был адресован последний вопрос, совершенно растерялась. Пока она искала подходящее оправдание для этой бессмысленной инсинуации, Настя начала приходить в себя. Девочка перестала трястись. Её голова лежала на коленях у Лидии Михалны, а глаза были закрыты. Дышала она отрывисто и тяжело.

– Тише-тише, родная, – сказала психологиня, поглаживая её чёрные волосы. – Вот всё и закончилось. Не так и страшно, правда?

В ответ Настя выдавила из себя невнятный стон и открыла глаза, тут же столкнувшись взглядом со своей тёткой.

Это было похоже на удар пыльным мешком по затылку. Лена не ожидала такого напора от истощённой приступом девочки, но сразу же поняла, в чём причина. Это был голод. Выпад последней надежды в попытке спастись от уничтожения. В этот момент Лена впервые подумала, что за фасадом невинного ребёнка в Насте может скрываться расчётливый и бескомпромиссный хищник.

Подобно плотоядному насекомому девочка вцепилась своими ментальными жвалами в самооценку Лены и впрыснула туда яд сомнения, чтобы парализовать её душу и высосать из родной тётушки её собственное Я. Из ниоткуда поднялось вдруг в Лене чувство обиды и расползлось по членам, быстро завладев каждым нервом в её теле.

Я – никто. Я ублюдок. Мой отец – сумасшедший чужой мужик. Моя мать – больная на всю голову шлюха! Я плод греха; и я обречена тускнеть и погружаться всё глубже во тьму. Я такая дура… Богу на меня плевать… Чего я вообще жду от жизни? Поколение за поколением уходит в ничто, и о большей части из этих людей никто и никогда не узнает. Кто вспомнит про меня через, скажем, пятьдесят лет? Детей я иметь уже не могу. Букин, и тот меня предал… Всё, сделанное мной, было сделано впустую. Нелепая случайность направляет любую жизнь и такая же нелепость её прерывает. Люди с радостью закрывают глаза на это, но не могут этого избежать. Как жаль… Себя, других, всех, кто угодил в капкан бытия… Не проще ли просто дать Насте то, что она хочет?

И если бы Лидия Михална не дала Лене пощёчину, то битва была бы проиграна. Боль подействовала отрезвляюще.

– А ударьте ещё раз, пожалуйста, только с другой стороны.

– Как это по-христиански! – трудно было понять, шутит ли психологиня, но просьбу она исполнила незамедлительно, чем окончательно привела Лену в чувство. – Вы в порядке?

– Кажется, да. А с ней что?

Настя сидела, уткнувшись лбом в стол.

– Насколько я поняла, – сказала Лидия Михална, – Насте нужен носитель или "база", что ли – человек, который мог бы хранить в своём мозгу часть её телепатической сущности. Сектантам кажется, что этим человеком должны быть вы. Я придерживаюсь иного мнения, но проверить это мы сможем только связавшись с этим "ПостТехом". Скорая нам тут явно не помощник. Причём, ехать надо сейчас. Рабочий день ещё идёт. Кто знает, что может случиться с ней этой ночью…

Офис "ПостТеха" находился относительно близко – полчаса по зимним дорогам. Это было серое здание в стиле советского брутализма. Массивные железобетонные конструкции нависали друг над другом под опасными углами, не создавая, впрочем, впечатления хрупкости всей конструкции. Напротив, здание казалось основательным и вполне подходящим хранилищем для самых неудобных секретов.

Интерьер заведения соответствовал его облику. Лене подумалось, что если бы геометрия была религией, то это место несомненно стало бы её храмом.

На проходной их встретила женщина, указанная в контактах Ольги. Пожалуй, она выглядела слишком уж опрятно. Настоящая чистюля. Глядя на неё, Лена даже слегка устыдилась своей испачканной в мрачных церковных подвалах куртки, но быстро остыла, осознав всю мелочность подобных мыслей в этих обстоятельствах.

Им выдали временные пропуска, после чего все они вчетвером направились к лифту. Работница "ПостТеха", представившаяся Галиной, не задавала никаких вопросов, но всё время держалась возле Насти, внимательно изучая её и делая какие-то записи в планшете.

Лидия Михална молчала и вообще делала вид, что её здесь нет.

Они поднялись на верхний этаж и оказались в широком коридоре, ведущем в стерильно белое круглое помещение, в центре которого было установлено какое-то оборудование, назначение которого Лене было абсолютно неведомо. Среди всех этих проводов и приборов в металлических корпусах она узнала лишь клавиатуру синтезатора, которая смотрелась здесь абсолютно неуместно.

В комнате находилось несколько человек в белых халатах. Они выглядели как лаборанты какой-нибудь фармацевтической корпорации. Двое из них носили странные очки, напоминавшие плавательные. Все они были мужчинами.

– Приветствую вас в нашей обители, – заговорил тот, что был ближе. – Меня зовут Артур Иваныч. Я вам помогу.

Он не носил очков, был высок и статен. Лет ему было, наверное, сорок пять. Волосы – чёрные, как дёготь; лицо бледное, как у альбиноса; а губы большие и чувственные. Мужчина широко улыбался и не прятал глаза; в его взгляде не было вызова, как не было в его улыбке следов какой-либо неискренности. В целом, он создавал впечатление человека, которому можно доверять.

– Здравствуйте, – сказала Лена. – Настя…

– Мне доложили, – мягко перебил он. – Мы проследим, чтобы она хорошо отдохнула.

Когда он сказал это, один из лаборантов в очках, тот, что с рыжими волосами, подошёл к Насте и протянул ей руку. Девочка с лёгкостью согласилась проследовать с ним, будто это было дежурной процедурой, и Лена не стала этому препятствовать. Галина ушла вместе с ними.

– Прошу вас, садитесь, – сказал Артур Иваныч, и его лаборанты тут же, как по команде, принесли стулья и покинули помещение. – Я вам всё объясню.

– Мы занимаемся исследованиями, в том числе и прикладными, в области квантовой биологии. Концентрируемся в частности на вопросах генетики и нейрофизиологии. Настя – результат наших попыток излечить хромосомный дефект, обнаруженный на ранних стадиях формирования плода.

– Зачем делать анализ ДНК плода на ранних стадиях беременности? – поинтересовалась Лидия Михална. – Это же опасно для зародыша, разве нет?

– С нашими технологиями взятия проб это совершенно безопасно, – заверил Артур Иваныч. – Мы не забираем клетки для дальнейшего анализа in vitro. Вместо этого мы собираем копию генома прямо внутри клеток эмбриона, а затем выводим весь синтезированный материал при помощи специальных упаковочных и транспортных белков, специально разработанных для этих задач.

– Это не ответ на мой вопрос, – заметила психолог.

– Ваша правда, – согласился он. – Я просто хочу подчеркнуть то, что мы здесь очень внимательно относимся к вопросам безопасности своих подопечных. Однако вы правы, обычно в подобных пробах нет нужды. Ольга работала в нашей фирме с момента её основания, и поэтому воспользовалась её услугами для искусственного оплодотворения. Естественно, она была обслужена по высшему разряду с полным пакетом услуг совершенно бесплатно…

– То есть, вы хотите сказать, что у Насти нет отца? – уточнила Лена, до сих пор понявшая лишь половину сказанного.

– Технически – есть. Она изволила желание использовать для этого мою сперму, – Артур Иванович говорил это без тени смущения. – Но мы с ней никогда не состояли в интимных отношениях, если вы об этом. Насколько я знаю, Ольга всё ещё хранила девственность на момент операции.

– Непорочное зачатие…

– В некоем извращённом смысле да, – сказал учёный. – Если, конечно, не считать пороком науку как таковую. А почему вас так интересует отец Насти?

– Позвольте я скажу? – попросила Лидия Михална. – Я стала свидетелем того, чего не попросту не может быть. Я хочу знать, во-первых, каков механизм способности Насти подчинять себе других людей, и, во-вторых, каковы ваши дальнейшие действия?

– А кроме того мне интересно услышать от вас о людях, которые считают Настю дочерью христианского Бога, – добавила Лена.

– О, похоже, вы встретились с Арсением…

– Так вы его знаете?

– У нас все его знают, – ответил Артур Иваныч с явным неудовольствием. – Он добился судебного разрешения на опеку над Настей на один день в неделю. Использовал свои связи в церковных кругах и подал всё это под соусом заботы о моральном облике молодёжи, конечно же. Как итог, мы были вынуждены согласиться с решением суда, и теперь пожинаем плоды. Он считает девочку чуть ли не святой и, как мы ни пытались, органы опеки не смогли обнаружить признаков жестокого обращения или других нарушений прав ребёнка в действиях отца Еремея, как он теперь себя называет. Насколько я знаю, официальная церковь не одобряет его деятельности, и сейчас он близок к тому, чтобы потерять свой приход. У вас были какие-то проблемы с ними?

– Да, – сказала Лена.

– Об этом позже, – вмешалась Лидия Михална. – Теперь отвечайте на мои вопросы!

– А вы настырная женщина, – заметил Артур Иваныч.

– Не надо думать, что раз я старая и женщина, то я обязательно тупа и бесполезна.

– Я этого не говорил, – сказал учёный. – Хорошо, будь по вашему. Кажется, вы знаете достаточно, чтобы ничего от вас не скрывать. Кто знает, может вы у нас ещё поработаете?

– Я вся внимание.

– Итак, механизм действия… Говоря самым примитивным образом, что-то в спинном мозгу Насти позволяет ей связывать свободные электроны с электронами в нервных системах других людей. Видите ли, эволюция давно научилась обращаться с квантовой запутанностью. Спинномозговая жидкость – идеальная среда дли проведения операций запутывания, а миелиновое волокно – идеальный изолятор для сохранения когерентности подобных связей. Оно также не дает нам, обычным людям, быть истинными телепатами, но заодно и защищает наши нервы от многочисленных «наводок» извне, как электро-магнитных, так и квантово-механических. Однако мозг Насти способен преодолевать потенциал этой изоляции и действовать на почти любых расстояниях. Она буквально «щупает» чужие мозги своими дальнодействующими ментальными щупальцами. Но чтобы активировать эту связь, ей почему-то необходим прямой взгляд в глаза, который сопряжён с весьма неприятными ощущениями и различными последствиями для разных людей… Природу этой активации мы и пытаемся установить на данном этапе. Собственно, мы полагаем, что Настя неосознанно усилила параноидальные наклонности отца Еремея…

– Я почти ничего не поняла, – призналась Лена.

– Я поняла, – сказала Лидия Михална. – В двух словах, как я и думала: девочка-телепатка свела с ума своего дедушку. Остался последний вопрос. Что вы намерены делать дальше? Ведь вам доложили, что у Насти припадки? Вам известна их причина?

– Папа… Отец Еремей сказал, что Настя не может жить сама по себе, – сказала Лена. – Что ей надо как бы присосаться к кому-то, чтобы не умереть. Якобы она ему это «сказала». Он хотел, чтобы я смотрела ей в глаза и не сопротивлялась!

– Даже так? И что вы сделали?

– Конечно, сбежала!

– А почему? Чего вы испугались?

– Потому что я не могу, не могу! – воскликнула вдруг Лена. – Я боюсь её! Бог дважды помог мне устоять перед её вторжением, но ещё раз я этого не вынесу.

– Бог, говорите? – удивляется Артур Иваныч. – И как он вам помог?

Лена прикусила губу, ища подходящее сравнение.

– Он как будто стоит на пятне, которое она пыталась во мне занять. Я не знаю, почему это так, но я так чувствую! Если я впущу её, то Бога во мне не станет. И точка.

– Странно, – заключил учёный. – Однако, я вынужден признать, что отец Еремей совершенно прав. Если Настя не будет поддержана другим сильным сознанием, то она может умереть. Последняя неделя, с тех пор как умерла Ольга, была очень напряжённой. Мы следили за состоянием девочки, и, когда она жила среди других детей, её состояние слегка стабилизировалось. Но те начали вести себя неадекватно; люди начали болтать всякое, и её пришлось изолировать. Потом появились вы, и – о, чудо – вы оказались идеальным кандидатом на роль Ольги. Прекрасная генетика, отличное здоровье… Жаль, что препятствием к спасению Насти является ваша идеология.

– Вера – это не идеология, – возразила Лена.

– А что же это такое?

– То, что не впускает тьму в мою душу!

– Как обтекаемо.

– Так что же вы теперь намерены делать? – спросила Лидия Михална. – Я так понимаю, что вы хотели предложить Лене то же самое, что и её сумасшедший папаша?

– Честно говоря, да, – признался Артур Иваныч. – Это единственный известный мне способ спасти девочку.

– Нет! – отрезала Лена.

– Но есть вероятность, что Настя…

Сирена не дала ему договорить. Вслед за ней из громкоговорителей на стенах раздался голос:

– Говорит начальник системы безопасности. Произошло незаконное проникновение на территорию комплекса. Нападающие вооружены и очень опасны! Всему персоналу приказано спрятаться, запереться, забаррикадироваться и не покидать укрытия до специального оповещения!

Объявление ещё не успело прозвучать, как в лабораторию вбежали лаборанты в очках, и Галина с Настей. Дверь за ними автоматически захлопнулась.

– Что происходит?! – перекрикивая сирену, спросила Лидия Михална. – Кто напал на нас?

Ответила Галина. Она была страшно перепугана.

– Это люди отца Еремея! Они совершенно рехнулись! Застрелили Чижика!

– Кого?! – переспросил ее Артур Иваныч.

– Охранника!

– Боже мой…, – пробормотала Лена.

Только двое лаборантов в смешных очках хранили молчание. Лена обратила внимание на то, как они на самом деле похожи. Одинаковая комплекция, одинаковые причёски и даже одинаковые ботинки.

Сирена утихла и сквозь стены до них донеслись приглушённые звуки стрельбы очередями. Лене показалось, что кто-то закричал, но когда она прислушалась, звук уже пропал.

– Что будем делать, братцы? – спросила Лидия Михална.

– Мы должны дать им то, чего они требуют, – сказал Артур Иваныч. – Может тогда они пощадят нас…

– Я так не думаю, – сказала старушка.

– Я тоже, – согласилась с ней Лена.

– А что вы предлагаете?

– Вызывайте полицию! – почти что хором ответили женщины, включая Галину.

– Полиция уже едет, – заверил их Артур Ивыныч. – Сигнализация автоматически посылает сигнал на станцию. Но когда они приедут, мы, как и сотрудники полиции, всё ещё будем в опасности. Если сделаем то, чего они хотят, то все от этого только выиграют. Послушайте, это совершенно безвредно! Просто посмотрите Насте в глаза на минуточку, и это закончится. Никто не пострадает!

Двое лаборантов одновременно рванулись к Лене и схватили её за руки. Прозвучало два выстрела. Кровь брызнула в разные стороны, и оба они упали замертво. Галина завизжала, как резаное животное. Лена сделала несколько неуверенных шагов назад.

Лидия Михална направила свой пистолет на Артура Иваныча.

– Я сразу поняла, что ты проходимец!

– Сомневаюсь, что ты сможешь победить, старая карга!

– А, вот оно! Попёрло из тебя твоё истинное Я! – ответила ему психологиня.

– Заткнись! Ты всё испортила! Вы, чёртовы дуры, уничтожаете наш билет в идеальный мир полного согласия между всеми живыми существами!

– Больной ублюдок! – брезгливо процедила Лидия Михална. – Мне с тобой всё понятно. Ложись-ка на пол и положи руки за голову, иначе я тебя застрелю. Надеюсь, в этом у тебя сомнений нет.

– Боюсь, что не могу этого сделать, – сказал Артур Иваныч и сделал шаг в их сторону.

Лидия Михална выстрелила. Пуля просвистела в нескольких сантиметрах от учёного и угодила в стоящий позади него экран, вызвав столп искр.

Артур Иваныч даже не вздрогнул.

– Я могу заставить их сделать всё, что угодно! – закричал он, после чего закрыл руками лицо и начал ковырять свои глаза пальцами.

Через несколько секунд у него пошла кровь.

– Что вы делаете?! – закричала Лена.

Но учёный продолжал калечить себя, сохраняя при этом полное молчание. Что-то белое мелькнуло в его ладони, и он тут же бросил это в Лену. Она попыталась увернуться, но не смогла. Красно-белый ошмёток оставил следы на куртке и упал.

Перед ней на идеально белом полу полу лежал покалеченный человеческий глаз вместе с идущими от него нервами.