Подопечные

Пролог

Узкая скрипучая койка, продавленный тощий матрас. Белье пахло сыростью, и, казалось, было влажным. Девочка на соседней кровати спала, тихо постанывая и всхлипывая. Русые волосенки спутались, дышала она тяжело, но, хотя бы, больше не ревела. Лизе порядком осточертело слушать ее завывания. Каждый раз, когда девчонка принималась канючить “мама, мама”, Лизе хотелось кричать. Лишь бы не слышать, лишь бы больше не звала.

В центре поддержки неблагополучных никто не задерживался надолго. Разобщение, суд, и – в новую семью. Каких-нибудь несколько дней. Скорее всего, Лизу заберут раньше малявки, ее привезли только вчера. Или позавчера? Лиза никак не могла понять, сколько же времени прошло. Она не замечала, как вырубалась после таблеток и не осознавала, когда просыпалась: ночь ли, день? Свет не включали. Надзорные говорили, девочкам нужен отдых и покой.

Телефон отобрали еще дома, знай, лежи да смотри в стену. В глаза уродливому нарисованному зайцу без ног – картинке из детской книжки. Зайчонок упрыгал от непутевых родителей и попал под трамвай. Оторванные ноги были изображены как-то слишком натуралистично, с багровыми лужицами крови. Добрый доктор не торопился начинать операцию, он звонил в Попечительский совет, чтобы потрепанного жизнью зайца и его полноватую ушастую супругу сразу лишили разрешения на ребенка. То есть, на зайчонка.

Мысли путались. Лиза слышала голос мамы, читавшей эту сказку. Мама ложилась на край Лизиной кровати с книжкой в руках и Лиза засыпала под успокаивающий ритм стишков. Вот почему так тесно было лежать – мама заняла все место. Нет, это была холодная стенка.

Когда включился свет, Лиза зажмурилась и прикрыла лицо рукой, а малявка снова захныкала. Лампа гудела почище старого холодильника.

– Этой документы оформляйте, все на новую фамилию и отчество. Решение суда уже у Екатерины Борисовны. У маленькой суд завтра, в полвторого.

Лиза сумела-таки открыть слезившиеся глаза и увидела, что малышка подползла к краю кровати.

– Мама, позовите маму! – попросила девочка.

Сотрудница “Печки” оскалилась в нарочито ласковой улыбке.

– Конечно, крошка, не волнуйся. Уже завтра ты увидишь свою маму.

– Правда? – удивилась девочка, а Лиза почувствовала, как сквозь таблеточную одурь проступает злость.

– Правда, малышка, еще какая правда, – печкистка присела на корточки, чтобы видеть лицо малявки, – завтра ты встретишь свою новую маму, настоящую.

Глава 1

– Лиза, вставай!

Лиза открыла глаза и увидела себя. Ее растрепанная голова, практически потерявшаяся среди подушек, отражалась в огромном зеркале. Лизе понадобилось немало времени, чтобы понять, где она находится. Вместе с осознанием накатила тошнота.

– Вставай, опоздаешь к завтраку, – пригрозил едва знакомый голос.

Лиза скинула тяжелое одеяло, села в кровати, услышала, как закрылась дверь. Во рту противно сушило – слизистую стянуло, будто Лиза наелась неспелой хурмы. Лиза встала, толкнула дверцу в дальнем углу комнаты, сдвинула вправо до упора ручку смесителя и напилась холодной воды, оказавшейся прозрачной и чистой. Дома-то водопроводная была мутной, воняла хлоркой. Мама процеживала ее через фильтр, но окончательно избавить от привкуса мог только чайный пакетик.

Стены в комнате были белыми, как в больнице. Искусственное освещение полностью поглощало своим холодом робкие лучики осеннего солнца: яркие, желтые. Лиза раздраженно стукнула по выключателю, лампы в люстре погасли, но теплее не стало. На стене висел постер «Отличников», Лиза поморщилась. Кажется, Ева считала, что Лиза должна была любить именно такую музыку.

Рядом с постером – часы. Лиза сверилась с расписанием, выданным домработницей и сдвинула массивную зеркальную дверку шкафа-купе. В висках закололо: резко пахнуло чем-то цветочным. На вешалках – платья разнообразных оттенков розового, размер Лизин, не придерешься. Неужели Ева думала, что Лизу необходимо одевать соответственно цветовой кодировке? Ведь Лиза не была маленькой. Тиканье часов раздражало, казалось слишком громким, густой запах отдушки вызывал новые приступы жажды.

Интересно, куда Ева дела свитер и джинсы, которые были на Лизе в зале суда? Наверняка выбросила. Ведь Лизе теперь запрещалось носить то, что покупали родители. «Бывшие родители» – поправила себя Лиза.

Без пяти девять Лиза вышла в коридор и на несколько секунд впала в ступор: «Кажется, вчера лестница была справа. Нет, слева. Чертовы таблетки!» Одинаковые окна в обоих концах коридора, одинаковые шторки, одинаковые горшки с фикусами. Лиза прислушалась: тишина. Неужели в этой семье не принято было болтать за завтраком? Шутить, делиться новостями? Лиза пошла направо и не прогадала: там обнаружилась лестница вниз, к гостиной и столовой.

Таблетки не позволяли Лизе волноваться, но, все же, сердце неприятно сжалось, когда она увидела своих «родственников». За неуместно большим столом сидела Ева – «новоиспеченная» мать, и Лизины «брат с сестрой». Сестрица приветливостью не страдала: даже не подняла взгляд. Вечером она назвалась Ольгой. Не Олей, а именно Ольгой. Бросила в Лизу свое имя, вздернула нос и вышла. Братишка был более радушным. Его звали Димкой и он обещал помогать Лизе во всем. Вот и сейчас, улыбнулся, отодвинул стул.

– Садись, чего стоишь, – Ева, наконец, оторвала взгляд от телефона, по экрану которого стучала длинными ярко-розовыми ногтями. Вчера она показалась Лизе молодой и красивой, но сегодня впечатление вышло иным. Возраст выдавали полоски морщин на шее, складки поперек лба и в уголках рта. Да и особенно ухоженной Ева не была. Волосы, нечесаные, собранные в высокий хвост, у корней оказались темнее основной массы. Лак на ногтях частично облупился. У Лизиной мамы всегда были короткие простые ногти нормального человеческого цвета. Врачам запрещалось ходить с такими вот когтищами: не гигиенично. Да и дорого.

Лиза села, Димка снова улыбнулся, одобрительно кивнул. На столе стояли пустые чашки, молочник, ваза с цветами, лежали приборы. Кружка Евы источала кофейный аромат. Из кухни появилась домработница с нагруженным подносом в руках и до Лизы, наконец, дошло, откуда должна была взяться еда.

Стакан сока Лиза выпила залпом, почти не разобрав вкус, а вот есть не хотелось. Яйца, слегка горьковатая, но ароматная крупа, зеленый овощ или фрукт неизвестного происхождения, куриное филе, обжаренный хлеб. Раньше такой завтрак Лиза умяла бы за пару минут: по сравнению с привычной кашей, да даже с «выходными» блинчиками – роскошество.

– У тебя проблемы с аппетитом? – спросила Ева, оторвавшись от телефона.

– Наверное, это из-за успокоительных, – ответила Лиза.

– Нина, напомни мне позвонить Полянскому, – сказала Ева, обращаясь к домработнице. Та кивнула. Лиза продолжила с недоумением смотреть на Еву. Но она снова уставилась в экран телефона.

– Полянский – наш семейный врач, – пришел на помощь Димка. Лиза осознала, что ее только что записали к доктору из-за несуществующих проблем. Таблетки не давали как следует разозлиться. Отсутствие нормальных эмоций было неплохим вариантом по сравнению с сонной одурью, которая полностью владела Лизой во время суда и пребывания в ЦПНБ – центре поддержки неблагополучных. Лиза натянула на лицо улыбку и демонстративно потыкала яйцо вилкой: из него лениво вытек желток. Лизу замутило, во рту снова появилась стягивающая сухость.

– Ева Владимировна, – едва слышно произнесла Нина, – прошу прощения, но Лизе нужно получить код на школьную форму, чтобы я успела до вечера привезти…

– Что? – перебила Ева, отложила телефон скривила губы, без помады казавшиеся практически белыми, – почему у нее до сих пор нет формы? Я же сказала тебе, чтобы ты купила все необходимое.

– Прошу прощения, – лицо Нины сделалось каменным, – но “ЗдравДет” только сегодня утром открыл доступ к школьным кодам, еще вчера их не было.

– Все для людей, – проворчала Ева, – учти, если мне придет штраф за то, что она появилась в школе без формы, вычту из твоей зарплаты. Поняла?

– Поняла, Ева Владимировна, – откликнулась Нина.

Ева отодвинула от себя тарелку с практически нетронутой едой и вышла, Лиза тоже встала, но не успела покинуть столовую, Ева вернулась:

– Чего вскочила, сначала доешь.

Лиза обреченно опустилась на стул.

– Вот, – Ева положила перед ней прямоугольную коробочку с бантом, – это новый телефон. Надеюсь, тебя не нужно учить им пользоваться?

– Нет, я умею. У меня был мамин старый…

Лиза осеклась. У Димки с вилки упала курица, Ольга закатила глаза, Нина, кажется, перестала дышать, взгляд Евы больше не был скучающим, лицо перестало корчиться в досадливой гримасе. Она прикрыла глаза, вздохнула глубоко, раз, другой.

– Поможешь ей, – Ева посмотрела на Ольгу, – чтобы все коды были, какие нужно.

Ева вышла из кухни, а Лиза, под присмотром Нины, осталась, доедать. В конце ставшего пыткой завтрака Нина принесла мензурку с лекарствами и стакан воды на маленьком подносе. Лизе пришлось глотать таблетки под пристальным взглядом Нины, хорошо, что та хотя бы не стала проверять рот, как делали в ЦПНБ.

В кресле у письменного стола восседал Димка, он крутился, щелкал пальцами, поправлял волосы, отражение в зеркале вторило его движениям. От этого мельтешения у Лизы начинала болеть голова. Ольга, наоборот, сидела тихо, как мышь, замерла на широком подоконнике. Смотрела в окно, не поворачивала головы, только периодически хмыкала, и это злило Лизу ровно настолько, насколько позволяли таблетки. Лиза предпочла бы, чтоб Ольги здесь не было.

Димка настраивал гаджет. Скачивал приложение «Здоровое детство». Лиза не слишком уверенно им пользовалась. Дома мама получала нужные коды сама, через свой телефон. Потом отправляла Лизе скрины. Да и кодов у Лизы было немного. Единый – на школу. И еще несколько индивидуальных – на прогулки, одежду, книги, музыку и распорядок дня.

Лизин старый телефон был слишком медленным, не мог справиться с вечно виснувшим приложением «ЗдравДета», в школе Лиза притворялась, что он работает нормально, чтоб родители не нарвались на штраф.

Новый телефон выглядел дороже папиной машины и «летал». Но Лиза не хотела брать его в руки. Будто, развлекаясь с новой игрушкой, она предавала родителей.

– Помочь или сама оформишь? – спросил Димка.

– Если не трудно, помоги. А то я плоховато соображаю.

– Это таблетки. Я от них месяц отойти не мог.

Лиза подошла к Димке и заглянула в экран через его плечо. Он вбил логин и пароль, бумажку с ними дала Нина. Знакомый желто-зеленый интерфейс. Только фамилия и фото другие. Вроде Лиза, а вроде и нет. Димка открыл вкладку «документы прилежного школьника». Следом – «опрятный внешний вид», раздел «форма». В выпадающем списке были только два варианта: «платье с длинным рукавом» и «сарафан + блузка». Лиза чертыхнулась.

– Что? – подала голос Ольга.

– Предлагает только платье или сарафан.

– А ты чего хотела?

– Брюки.

Ольга зашлась хриплым смехом.

– Нифига себе, у тебя запросы. Бери лучше платье, мой тебе совет, сарафаны жмут в подмышках.

– Ладно.

Телефон завибрировал, пришло уведомление: «Услуга оказана, решение положительное». Димка отправил код на форму Нине и принялся просматривать другие разделы. Из музыки разрешалась только классика да пресловутые «Отличники». Список книг, одобренных «Печкой», был удручающе коротким, Димка закрыл раздел, не дав Лизе его изучить:

– Нина уже забила твой шкаф разрешенкой.

Лиза прошлась вдоль книжной полки: «История эпидемии: от вакцин к контролю рождаемости», «Польза демографического роста – великий обман 20 века», «Что, если родителей не выбирают? Сборник. Современная антиутопия», «Герои пограничники», «Павлик Морозов – ребенок, опередивший свое время». Дополнительная литература по нравмору, экономике, истории, обществознанию. Никакой химии, ботаники или анатомии. И чем прикажете заниматься в свободное от уроков время?

– Обязательный отбой в 21.00, – Димка будто ответил на Лизин невысказанный вопрос и сочувственно покачал головой, – код на прогулки точно пока не дадут, но я подам, мало ли.

Ольга цыкнула языком.

– Спасибо, – нарочито громко сказала Лиза.

– Это все и потом можно оформить, – Ольга встала, подошла ближе, уперла руки в бока, – делай школьные коды, которые завтра понадобятся.

Димка послушно открыл нужную вкладку:

– У тебя два дополнительных часа нравмора.

– В неделю? – спросила Лиза.

– В день, – Димка выглядел виноватым, будто он навязал ей этот дурацкий предмет. Но Лизу больше всего волновало другое:

– Когда мне отменят таблетки?

Димка бросил короткий взгляд на Ольгу. Он так и сидел, а Лиза с Ольгой стояли по обе стороны от него и он поворачивался на стуле то к одной, то к другой.

– Это зависит от тебя. И от того, как ты будешь разговаривать с психологом, – сказала Ольга.

– И как надо с ним разговаривать?

Ольга усмехнулась:

– Не так раздраженно, это точно.

– Нужно говорить, что у тебя все в порядке, – Димка снова повернулся к Лизе, – что ты все понимаешь. Держишь хвост пистолетом, короче.

– Но Тамара будет выводить на эмоции, – Ольга покачала головой.

– Да, она это умеет, – Димка нервно дернул головой и пояснил, – наш школьный психолог, Тамара Михайловна.

– Короче, – Ольга сложила руки на груди, и вскинула подбородок, – будешь рыдать – получишь еще таблетки, будешь говорить, что скучаешь по бывшим родителям – получишь таблетки, будешь упоминать бывших, называя их «мама» и «папа», как вот сейчас за завтраком да и вообще, разговаривать о них – получишь таблетки. Усекла?

– Усекла, – откликнулась Лиза. Ольга перекинула волосы на спину и вышла из комнаты.

– Не обижайся на нее, – сказал Димка, как только за Ольгой закрылась дверь.

– Я не обижаюсь, удивляюсь просто, почему она так стервозничает, – ответила Лиза.

– У нее пунктик, – Димка снова дернул головой, – у нее были проблемы с поведением, серьезные. И ее бывшим родителям досталось.

– Что с ними? – Лиза похолодела.

– Вроде как, в трудовом лагере. Но при Ольге об этом лучше вообще молчи, подставишь меня.

– А твои? Ты знаешь, что с ними? – не удержалась Лиза.

– Тьфу-тьфу, – Димка скрестил пальцы, – понятно, что я точно ничего не знаю, но я всегда был на хорошем счету.

Лизе ужасно хотелось расспросить про его настоящую семью и рассказать про свою. Но, она вспомнила совет Ольги и решила последовать ему.

На входе в школу у Лизы возникли проблемы. К турникету в предбаннике необходимо было приложить код, а она никак не могла найти в телефоне нужный. Их оказалось слишком много, приходилось снова открывать и читать уведомления: «Услуга оказана, решение положительное», «Услуга оказана». Мозг работал медленно, мысли никак не хотели набирать нужную скорость. Лиза вспомнила, как допотопная машина папы, пока была еще на ходу, рокоча и вздрагивая, с трудом въезжала на холм у госпиталя. Так же натужно разум пытался преодолеть гору лишних слов в уведомлениях. Лиза очень рассчитывала, что психолог решит не продлевать курс седатива и мысленно повторяла наставления Ольги, дополнив их своими: «не говорить, не плакать, не думать».

Пальцы замерзли и плохо слушались. Лиза собрала позади себя очередь, кто-то засмеялся, она приложила к панели один из кодов. Турникет противно засвистел, замигал оранжевыми лампочками. Недовольный охранник вышел из будки и смерил Лизу подозрительным взглядом.

– Проблемы?

– Извините, – пробормотала Лиза и отошла в сторону. Турникет бодро и ритмично запищал, пропуская других школьников внутрь. Очередь быстро рассосалась.

«Услуга оказана, решение отрицательное», – Лиза прочла еще одно уведомление: пришел отказ в прогулочном коде. Димка оказался прав.

– Ты чего здесь торчишь? – раздался за спиной Димкин голос, Лиза облегченно выдохнула. Хорошо, что он не слишком задержался, болтая с друзьями. Утром Ольга усвистела в школу сразу после завтрака, а Лиза снова долго страдала над полной тарелкой. Ева к завтраку не спустилась, Нина нервничала, поглядывая на часы. Димка, добрая душа, ел нарочито медленно: ждал Лизу.

– Не могу найти код для проходной, – Лиза протянула Димке телефон и покосилась на охранника. Суровый мускулистый мужик с выступающей челюстью продолжал наблюдать за каждым Лизиным действием, будто камеры над входом было недостаточно. В прежней школе на проходной сидел просто дядя Саша, добродушный, полноватый лысеющий мужичок. У него не было разрешения на детей и он любил поболтать с учениками, рассказать им о жизни, дать совет, помочь. Просить о помощи здешнего верзилу в бронежилете было страшно.

Димка быстро пролистал уведомления, вернул Лизе телефон и сказал:

– Советую заскринить все коды в отдельный альбом и подписать, какой код для чего нужен. Так ты сможешь быстрей их находить. На входе в некоторые классы тоже стоят турникеты.

Лиза мгновенно представила, как она будет торчать по полчаса у двери каждого кабинета и копаться в телефоне под смешки одноклассников. А если Димка будет постоянно помогать, все решат, что Лиза ничего не может сделать сама.

Димка открыл перед ней внутреннюю дверь, Лиза прошла вперед и оказалась в огромном холле. Он делил здание школы на две части. Второй этаж тянулся через холл узким балконом, на который полукругом вела мраморная лестница. Лиза представила, как будет поскальзываться на гладком камне и разбивать колени об острые ступеньки. В животе заворочалось нечто склизкое, она пожалела, что под пристальным взглядом Нины все-таки проглотила завтрак.

Большую часть противоположной от входа стены занимал огромный экран. Звука не было, только картинки: мрачный полуразрушенный дом, худенький мальчуган, одетый в лохмотья, плакал над сломанными игрушками, его узкое личико было перепачкано. Следующий кадр: в комнату вместе с ярким лучом солнца вступала женщина в желто-зеленой форме Попечительского Совета. У нее были роскошные золотистые кудри и яркие синие глаза, она протягивала малышу руку. Мальчик смотрел на женщину доверчиво и нарочито тоскливо. Женщина уводила бедного ребенка на чудесную зеленую поляну, где веселились упитанные и розовощекие дети. Одетые с иголочки, они хвастались новыми игрушками: вертолетами на радиоуправлении, говорящими куклами, щенками-роботами. Мальчик бежал к ним, тоже становился чистеньким, упитанным и кудрявым. Получал подарки от слишком ухоженной женщины, за ее спиной стоял мужчина в дорогом костюме и покровительственно поглядывал на происходящее. После этого мальчик обнимал молодую сотрудницу «Печки», изменившую его жизнь, а та вытирала слезы радости и умиления платочком с эмблемой.

Лиза несколько раз моргнула, пытаясь «развидеть» социальный ролик. Картинка сменилась: теперь показывали бравых широкоплечих парней – пограничников. Димка подталкивал Лизу к раздевалке под балконом. Но экран притягивал взгляд. Наверняка, остальные ученики уже привыкли, никто не обращал на него внимания. Лиза сняла куртку, затолкала в рукав шапку с шарфом, быстро переобулась. Она встала перед зеркалом, и придирчиво оглядела новую форму. Темно-синее платье в мелкую зеленую клетку выглядело так, будто принадлежало старушке. А еще, оно придавало Лизиному лицу болезненный вид. Кроме Лизы в зеркале отражался и экран – он снова показывал мрачную, тесную комнату с чумазым мальчишкой и его сломанными игрушками. Только сейчас Лиза заметила злые некрасивые лица по бокам от пацана. Видимо, так были изображены его бывшие родители.

В мыслях тут же возникли папа и мама: папа как всегда гладко выбрит, в уголках глаз – мелкие морщинки, «гусиные лапки», мама в больших круглых очках, оставлявших на переносице красные следы.

Лиза постаралась прогнать воспоминание: если она станет плакать в школе, то точно получит еще один курс таблеток. Да Лиза и не привыкла реветь на людях.

– Нормально ты выглядишь, – Димка похлопал ее по плечу, Лиза вздрогнула. Она слишком долго стояла перед зеркалом, погруженная в свои мысли.

– Уверен? – с сомнением спросила она.

– Красота – страшная сила, – усмехнулся Димка, и Лиза тоже улыбнулась.

Заминок с кодами больше не возникало. Лиза выбирала нужный заранее, на перемене, сверяясь с расписанием. Все равно болтать было не с кем: с Димкой не совпадала половина уроков, Ольга проносилась мимо на крейсерской скорости, задрав нос. Остальные сторонились Лизы. Поглядывали издалека, настороженно. Но не подходили и не пытались заговорить.

Лиза вспомнила Машу – единственную подопечную в прошлом классе. С ней никто не общался и Лиза не задумывалась о причинах, просто следовала негласному правилу. У Маши были следы от ожогов на руках и шее, очевидно, из-за этого ее разобщили с бывшими родителями. Прежние одноклассники шарахались от Маши так, как новые – от Лизы. Они ведь не знали, что на самом деле Лиза – нормальная. «А вдруг Маша тоже была нормальной?» – подумала Лиза.

Впрочем, Лизе и без того хватало внимания: каждая учительница в начале урока заставляла подойти к доске чтобы представиться. Кроме «Меня зовут Лиза, мне шестнадцать», ей было нечего сказать. Все, что она могла бы сообщить о себе осталось в прошлой жизни: увлечение ботаникой, просмотры сериалов с мамой, уроки по починке автомобилей от папы. На музыку, которой Лиза заслушивалась в обществе подруг, даже не дали код. Потому что любимые группы были в списках «одобренных условно». А Подопечным никакое «условное» не полагалось.

К обеду Лиза чувствовала себя разбитой и уставшей: уроки давались тяжело. История и экономика, право и литература, – этим предметам в ее бывшей школе уделялось крайне мало внимания, они казались Лизе скучными и непонятными. История медицины – другое дело, Лиза с удовольствием слушала лекции о том, как поколение врачей-победителей справлялось с эпидемией на фоне провальных мер, применяемых в других странах. Но целых два урока подряд про постэпидемический скачок экономики – это было выше ее сил.

Дополнительные часы нравмора проходили в полупустом кабинете на втором этаже, штрафников было немного, Лиза уселась на самую заднюю парту и, от нечего делать, принялась рассматривать обстановку. Над доской висели портреты Первых Попечителей, чьи имена все заучивали еще в детском саду, любой ребенок должен был выдавать их без запинки, хоть посреди ночи разбуди. Кохановский, мужик в очках и с бородкой клинышком, – был главным, это он придумал Здравсовет, смог победить эпидемию. Поговаривали, что и «Печка» – целиком его детище, но Кохановский, по доброте душевной, поделился лаврами с командой. Лиза втайне гордилась тем, что её родители – тоже врачи, продолжатели дела Кохановского. И не хотела верить в его причастность к некоторым законам, которые протащила «Печка» после его смерти. Лизина бабушка рассказывала: когда Кохановский умер, начались беспорядки – все очень хотели попасть на похороны и проститься с ним, но у многих не было разрешений на выезд из своих городов, на границах с санитарными коридорами стали возникать конфликты. Тогда молодой Емельянов и зачитал свое легендарное обращение к народу, которое транслировалось по всем теле- и радиоэфирам: призвал людей соблюдать заветы самого Кохановского. И напомнил, почему было запрещено собираться на площадях: тот случай дикой вспышки заболеваемости после митингов по поводу закона об обязательном распределении профессий. С тех пор лицо Емельянова запомнил каждый.

Его портрет, естественно, тоже в кабинете был – один из самых распространённых вариантов, репродукция с картины Островича, такая висела в каждом классе Лизиной прежней школы, в коридорах маминого и папиного отделений. И дома у Лизы была тоже, только папа не стал вешать на стенку, а выставлял в сервант, за стекло, перед плановыми проверками «Печки», так-то Емельянов пылился между книг в шкафу.

Вместе с учительницей в класс пришла Ольга. Она не села рядом, как Димка, не подошла поболтать, просто на протяжении всего урока периодически оглядывалась и беззастенчиво рассматривала Лизу: нагло, с вызовом. Лизе очень хотелось крикнуть: «Чо пялишься?» Жаль, она не могла позволить себе в первый же день привлечь внимание учительницы.

Лиза недоумевала: как Ольга умудрилась заработать штрафные уроки? Но, кажется, она была здесь по своей воле. Когда учительница объявляла тему ее доклада, то назвала Ольгу «наша Оленька». Ольга вышла к доске уверенной походкой, с ее губ не сходила самодовольная усмешка. Она вещала про «Роль классического семейного уклада во взращивания здорового поколения» так бодро, будто это была невесть какая интересная тема, даже практически не подсматривала в свои записи, неужели выучила эту пургу наизусть?

К концу нравмора у Лизы ощутимо болела голова, но, вместо заслуженного отдыха, ее ждал психолог. В уведомлении с кодом был указан номер кабинета – триста восьмой, очевидно, находился на третьем этаже. Туда Лизе еще не доводилось подниматься, но, просить о помощи Ольгу она не стала. Проблема решилась сама собой – у класса нравмора Лизу ждал Димка. Он проводил Лизу до кабинета в самом конце пустого коридора третьего этажа и ретировался.

– Ни пуха, – пожелал напоследок Димка, нервно дернув подбородком

Лиза постучала, услышала из-за двери «войдите» и шагнула навстречу избавлению от таблеток. По крайней мере, она очень на это рассчитывала.

Кабинет оказался тесным: вдоль стен стояли шкафы, забитые архивными папками, надписи на корешках – комбинации цифр и букв, не говорили Лизе ни о чем. В глаза бросался гигантский фотопортрет в тяжелой деревянной рамке, под стеклом, он красовался в правом углу кабинета у окна, сверху на рамку была наброшена белая кружевная салфеточка, в отличие от полок – не пыльная. На фото – конечно, Емельянов. И ничего особенного в этом не было. Наоборот, если б психолог из «Печки» не повесила у себя в кабинете портрет начальника, вот это было бы странно. Удивляла монументальность и выбор фото: Емельянов на нем был очень молод.

Форточка была открыта и из нее изрядно поддувало, тем не менее, сквозняк не помогал избавиться от стойкого запаха «Валокордина», просто заставлял тревожно колыхаться салфеточку, прикрывавшую Емельянова.

Под портретом за узким столом сидела женщина. Поначалу Лиза никак не могла понять: что с ней не так. Явно невысокая, хрупкая, еще не старая, но волосы – седые, собраны в пучок, черный свитер с высоким горлом, тонкие запястья, невероятно длинные костлявые пальцы. Но пугающей ее внешность делали глаза: черные, большие, слишком широко посаженные.

– Акимушкина? – спросила женщина. Голос у нее оказался низким, больше похожим на мужской. Лиза не сразу поняла, о чем речь, слишком отвлеклась, да и не успела еще привыкнуть к новой фамилии, даром что весь сегодняшний день слышала ее на каждом уроке. Женщина наклонила голову, выжидающе посмотрела на Лизу исподлобья.

– Да, это я, – наконец сообразила Лиза.

– А я – Тамара Михайловна, твой школьный психолог. Садись.

Диванчик, на который указала Тамара Михайловна, оказался слишком мягким и низким: колени очутились на уровне локтей, держать спину ровно было невозможно, кроме того, смотреть на Тамару Михайловну приходилось снизу вверх, что в целом было не слишком приятно.

– Как ты себя чувствуешь, Лиза?

– Устала. Столько новых впечатлений, – Лиза еще вчера придумала несколько нейтральных ответов на подобные вопросы. Это звучало правдиво, да и, по большому счету, являлось правдой.

– Успела с кем-нибудь познакомиться в школе? – Тамара Михайловна улыбнулась. От этого ее огромные глаза стали чуть уже – больше похожими на человеческие.

– В школе – нет, – честно сказала Лиза, – пока что познакомилась только с братом и сестрой. Они хорошие. Дима сегодня меня везде провожал, а Оля помогла разобраться с кодами.

– Хорошо, – Тамара Михайловна сделала паузу, – как мама?

Лиза почувствовала себя так, словно не принимала седативов. Сердце забилось в горле, в ушах зазвенело.

– Не успели пока пообщаться, – ответила Лиза, еле переведя дыхание, – но она подарила мне телефон.

Лиза полезла в сумку, пальцы дрожали и она медлила, боялась не удержать телефон.

– Смотрите, какой крутой, просто бомба, – Лиза продемонстрировала новенький гаджет, – а еще, она купила мне столько всякой одежды!

– Как мило с ее стороны, ты очень опрятно выглядишь. И, смею заметить, вполне женственно, даже несмотря на чудовищную прическу. Особенно по контрасту с тем, что я видела на записях из суда и ЦПНБ, – Тамара Михайловна сочувственно покачала головой.

У Лизы закололо в носу и защипало глаза. Свитер, в котором она была на суде, мама связала своими руками. А код на стрижку Лиза выпрашивала чуть ли не полгода. Ради него даже сделала дополнительные доклады по нравмору.

– Да, и кормят меня теперь хорошо, – невпопад ответила Лиза, – только вот из-за таблеток не очень хороший аппетит. А так хочется съесть всю эту вкуснятину.

Лизе казалось, она придумала мастерскую подводку к отмене таблеток, но не тут-то было. Тамара Михайловна перестала улыбаться. Кроме глаз у нее расширились еще и ноздри. А губы, наоборот, сжались.

– С чего ты взяла, что это из-за лекарств? – тембр голоса Тамары Михайловны стал еще ниже.

Лиза растерялась.

– Ну, я знаю, что так бывает, от седативных препаратов.

– Кто тебе такое сказал? – глаза Тамары Михайловны едва не выкатились с лица. А паучьи пальцы крепко сжали карандаш.

– Никто не сказал. Я просто, наверное, видела где-то в книжке.

– Где ты взяла эту книжку? Ты читала книги биологических родителей?

Лиза молчала, судорожно пытаясь придумать ответ. Тамара Михайловна записала что-то в блокноте.

– Послушай меня внимательно, Лиза. Похоже, твои биологические родители позволяли тебе читать профессиональную литературу, не подходящую детям твоего возраста. Любые знания, почерпнутые оттуда – ложные. Ты, в силу возраста и отсутствия специализированного образования, не можешь правильно интерпретировать информацию. Психолог ЦПНБ назначила тебе полностью одобренные Здравсоветом препараты. Они не могут навредить твоему здоровью или дать побочные эффекты. Это лекарства нового поколения, они призваны облегчить процесс разобщения и интеграции в новую семью. Они идут тебе на пользу. Ты поняла?

– Да. Я вспомнила, я не читала никаких книг, я слышала это в сериале, в «Госпитале», – Лиза придумала отмазку на ходу, пытаясь выгородить родителей. Но Тамара Михайловна еще сильнее выпучила глаза:

– «Госпиталь»? С возрастным цензом 18+?

Лизу прошиб холодный пот и капитально затошнило. Она решила, что молчать будет безопаснее.

– Ох, деточка, – Тамара Михайловна внезапно сменила гнев на милость, но пальцы все еще терзали карандаш, – вижу, твои биологические допускали много ошибок в воспитании. Ну, ничего, Попечительский совет успел вовремя, у тебя теперь будет хорошая семья и правильная жизнь. Только выкинь из головы всю ту дурь, которую тебе внушали.

Лиза сглотнула, телефон в руках трясся так, что, казалось, будто кто-то звонил и шел вибросигнал.

– Договорились? – спросила Тамара Михайловна.

– Д-да, – с трудом ответила Лиза.

Из кабинета она вышла вся мокрая, будто бегала кросс. Школьное платье и без того было колючим, а, впитав в себя капли пота, стало натирать шею. Лиза долго не могла попасть руками в рукава куртки. В школе было мало народу, остались только те, кто ходил на секции или такие вот неудачники, как Лиза, которым повыписывали кодов на обязательные доп.занятия. Мерзкая стена-экран то ли заглючила, то ли видеоряд поставили на паузу: сотрудница «Печки» обнимала ребенка под надписью «Счастливое детство – залог счастливого будущего». Лизе захотелось швырнуть что-нибудь тяжелое в эту идиллическую картинку.

На выходе из школы Лиза принялась толкать турникет, но он не поддавался и вопил. Охранник вылетел из будки:

– Ты больная? Чего тут ломаешь? Хочешь штраф?

Лиза бессильно опустила руки, перестала дергать турникет. И уже приготовилась разреветься. Но, по другую сторону от выхода, показалась знакомая оранжевая куртка: Димка!

– Отсканируй код, – крикнул он из-за спины охранника.

Лиза последовала совету и через пару минут смогла выбраться на улицу, споткнулась на ровном месте, чуть не упала. Димка взял ее под локоть и повел прочь от школы.

– Ты как? – спросил он, понизив голос и практически не размыкая губ, с ближайшего забора на них смотрела камера.

– Хреново, – честно сказала Лиза, – но, зато Тамара Михайловна начнет потихоньку снижать дозировку таблеток. Сегодня внесет изменения в мой личный кабинет.

– Погоди, как ты об этом узнала?

– Как-как. Она сама сказала.

– Ты что, ее спрашивала?

– Я же хочу, чтобы она отменила таблетки, естественно, я об этом сказала.

Димка замер на месте, глаза у него сделались почти такими же огромными, как у Тамары Михайловны. Щека несколько раз запнулась в судороге.

– Хорошо, Ольга не слышит, – сказал он наконец, – нельзя говорить про таблетки. Если, конечно, ты не хочешь жрать их до конца жизни.

– Могли бы и предупредить, – устало ответила Лиза. Боль в висках пульсировала совсем уже нехорошо.

– Да уж, пожалуй стоило, – согласился Димка, – Но кто ж знал, что ты такой наивняк.

Димка предупреждал, что из-за снижения дозировки таблеток Лизу ждет «отходняк», но не сказал, в чем конкретно он будет выражаться. Лиза ждала чего угодно: приступов ярких эмоций или, наоборот, апатии. Но уж никак не усиления надоевшей вялости. Лиза целыми днями клевала носом, чуть не заработала код на дополнительный реферат по нравмору, потому что невпопад отвечала на вопросы учительницы. При каждом неверном ответе Ольга оборачивалась со своей парты, цыкала языком и кривила губы, из всего класса именно у Ольги был самый высокий рейтинг по нравмору. Лизе было непонятно, чем ее ошибки так не устраивают Ольгу. Но сил злиться не было. Вся энергия уходила на то, чтобы дойти до нужного кабинета и отсканировать правильный код. Охранник на проходной больше не угрожал штрафами и Лиза считала это своим достижением. А еще, она практически перестала обращать внимание на чертов экран напротив раздевалки. Хотя это было сложнее всего. Приближающийся повторный прием у психолога беспокоил Лизу все сильнее. Она считала, что с такой кашей вместо мозгов может облажаться еще мощней, чем в прошлый раз.

Лизе начало казаться, что таблетки сломали внутри нечто важное и теперь сонная заторможенность останется с ней навсегда, но в четверг она ощутила внезапный прилив бодрости, правда, не в самое подходящее время – перед отбоем. Возможно, Нина забыла принести таблетку на ночь, а, может быть, их окончательно отменили, но теперь Лиза крутилась с боку на бок в огромной кровати и не могла уснуть.

В зеркале шевелились тени листвы, за окном шумел ветер, Лиза боялась поворачиваться к отражению спиной – ей тотчас начинали мерещиться шепот и шелест, она практически видела, как гладкая поверхность вздрагивает, покрывается рябью, как темные силуэты переползают к ней на кровать, просачиваются сквозь одеяло. Она резко оглядывалась, ложилась на другой бок, но спокойнее не становилось.

Кто вообще придумал вешать зеркало напротив кровати? Лизе и без того казалось, что за ней постоянно наблюдают. В ее прежней школе камеры висели только в коридорах и раздевалках. Здесь – в каждом кабинете, на лестницах, у проходной, даже у раковин в туалетах да на заборах соседних со школой домов. Лиза точно знала, что в гостиной и столовой Акимушкиных тоже есть камеры, отвечающие за «безопасность». Димка уверял Лизу, что в спальнях камер нет, но верилось в это с трудом.

Лиза снова глянула в зеркало и чуть не скатилась с кровати: она увидела там не себя. Лицо, женское, очень похожее на Лизино, только в очках.

– Мама? – позвала Лиза.

– Лизуша, – ответило зеркало. У Лизы перехватило дыхание, как в детстве, когда она упала с дерева, которое росло рядом с площадкой, упала прямо на спину, плашмя. Целых несколько секунд, показавшихся вечностью, Лиза не могла дышать. Она почувствовала, как мамины руки подняли ее с земли, прижали к груди, услышала встревоженный шепот: «Только не кричи, Лизуша, пожалуйста, не кричи». И Лиза понимала, почему это важно – не кричать: произошедшее мог заметить Детплощнадзор из «Печки», тогда бы родителям грозило разбирательство. Но ведь так хотелось закричать. Громко, отчаянно завопить, вдохнуть глубоко, несмотря на боль в ребрах, и зарыдать, размазывая слезы по маминой блузке. Но было нельзя. И на суде было нельзя. И сейчас – было нельзя.

Лиза шлепнулась на пол и проснулась. Кто-то светил ей прямо в лицо телефонным фонариком, дверь была открыта, в проеме стояла Ева.

– Что произошло?

– Я упала с кровати, – озвучила очевидное Лиза. Она попыталась стащить с ног причудливо намотанное одеяло, но это оказалось не так просто.

– Ты кричала, – сказала Ева, – я позвоню врачу.

– Не надо! – вскрикнула Лиза, прикрыв глаза рукой от света фонарика, – я просто ударилась локтем, больно. Вот и кричала. Но уже все в порядке.

Ева покачала головой, но фонарик милосердно выключила.

– Со мной, правда, все в порядке, – как мантру повторила Лиза и Ева вышла, прикрыв за собой дверь. Лиза посмотрела в треклятое зеркало, но не увидела там маминого лица. Только себя, растрепанную и бледную.

– Я очень постараюсь не кричать, мам, – сказала она вслух.

Следующим утром Ева спозаранку услала Нину за покупками, и Лиза с удивлением отметила, что без чрезмерного внимания Нины, провожавшей взглядом каждую ложку, завтрак кажется куда более аппетитным. А может, дело было в том, что Лизу практически перестало тошнить и больше не сушило рот? Ева не замечала Подопечных, пила кофе, копалась в телефоне, а потом и вовсе ушла, не сказав ни слова. Стоило ей выйти, Ольга отодвинулась на стуле, уперлась носками тапочек в ножки стола и принялась покачиваться.

– Надо же, наша царевна-несмеяна начала есть.

Она говорила вполголоса, почти не разжимая губ, на каждом слове наклоняла подбородок к груди. Лиза ощутила, как на нее накатывает раздражение, сердце забилось быстрее. Это было даже приятно, по сравнению с муторным полузабытьем. Димка тут же начал постукивать вилкой по краю тарелки. Что тоже не способствовало сохранению безмятежности.

– А ты откуда знаешь, что я не ем? Ты же по утрам убегаешь в школу со скоростью света, – у Лизы тихо говорить не получалось, ей было далеко до Ольгиного ленивого спокойствия. Димка ускорил ритм стука, создавалось ощущение, что вилка просто мелко дрожит в его коротких пальцах.

– Только для того, чтоб не наблюдать, как ты страдаешь над полной тарелкой, – нарочито ласково сказала Ольга, – Душераздирающее зрелище.

– Только для того, чтоб лизать жопу училке по нравмору, – в тон ей ответила Лиза. Димка отложил вилку и замер, уставившись на Лизу. Ольга, наоборот, заулыбалась, она, в кои-то веки, выглядела довольной, как кот, поймавший птичку.

– Лизать жопы – это не слишком вкусно, но, иногда, очень полезно, – наконец сказала она, – Только делать это надо умеючи.

– Я и смотрю, что ты умеешь, – буркнула Лиза, озадаченная такой реакцией, – какой у тебя настоящий цвет волос?

Лиза только сегодня утром обратила внимание на то, что Ольгины волосы были неестественно черными. Точно раскрашенными фломастером. И школьная форма у Ольги была более удобная – юбка в клеточку и блузка с пиджаком. Наверняка, код на такую давали за дополнительные баллы.

– Заметила, значит, – Ольга не потеряла самообладания, – корни отрасли?

– Да, – соврала Лиза, – стоило оно того?

– Ой, можно подумать, – Ольга отмахнулась и рассмеялась, с хрипотцой, будто у нее болело горло, – ты ведь тоже, явно, поцеловала пару учительских задниц, чтобы постричь свои патлы? Так ведь, Лизок?

Лиза смутилась, а потом вскипела, к щекам прилила кровь. Да, она делала рефераты, чтобы получить наградные баллы и оформить код на стрижку. Но в парикмахерскую ее водила мама и это был подарок на день рождения. А еще, Лизе не понравилось новое фамильярное обращение, придуманное Ольгой.

– Я не целовал ничьих жоп и у меня нормальная прическа, – выпалил Димка и уголок его губ дернулся. Это было больше похоже на нервный тик, чем на улыбку. Ольга посмотрела на него с неожиданной теплотой, потом легонько дернула Димку за русую прядь.

– Димка не любит ссор, так что, давай не при нем, – предложила Ольга.

– Давай не при ком, – Димка сглотнул, – чего нам ссориться, мы в одной лодке.

В кухню вошла Ева.

– Вы еще здесь, – удивилась она, – на время не смотрите?

Действительно, пора было выдвигаться в школу. Когда они втроем столпились в коридоре, обуваясь и закутываясь в куртки, Ольга едва слышно сказала Лизе:

– У тебя сегодня психолог, уж будь паинькой. А то невылизанная жопа Тамары, обычно, приводит к печальным последствиям.

Она протиснулась мимо растерявшейся Лизы, откинула назад черную косу и улизнула в унылый осенний полумрак.

Сегодня нравмор был не только у Лизы и Ольги, а у всего класса. В надоевшем до предела кабинете было шумно, ждали учительницу. Лиза радовалась тому, что рядом сидел Димка, он скрашивал перспективу новых мучений в кабинете Тамары Михайловны.

– О, привет, Димон! – к их парте подошел высокий светловолосый парень. Лиза не замечала его раньше. Он был довольно симпатичным: большие голубые глаза, ямочки на щеках, крошево из веснушек на носу, будто на него просыпали немного куркумы. Лизина мама любила заваривать из этой пряности горьковатый жгучий чай, когда Лиза болела.

– Привет, – довольно мрачно отозвался Димка, а Лиза опустила глаза. Судя по Димкиной реакции, первый за неделю контакт с одноклассником грозил Лизе неприятностями.

– А с тобой я не знаком, – на этот раз парень обратился к Лизе и игнорировать его стало неприлично. Но она все равно промолчала, потому что Димка принялся стучать коленом по парте.

– Это Лиза, моя новая сестра, – Димка натянуто улыбнулся, ответив за нее.

– Не думал, что у тебя когда-нибудь появится сестра, которая будет похожа на девчонку больше, чем ты сам, – парень сильно хлопнул Димку по плечу и рассмеялся. Димка широко улыбнулся, словно сзади его кто-то взял за щеки и сильно потянул на себя. Лиза не поняла шутки.

– Да ладно, я шучу, – парень снова зарядил Димке по плечу, – вы оба красивые. Сразу видно, все в родителей.

Лиза не ожидала такого удара. Сейчас она не отказалась бы проглотить несколько таблеток разом. В носу сильно закололо, Лиза не могла сделать вдох, уперлась руками в парту, в ушах зазвенело, а перед глазами будто возник рой мошкары, сквозь который она увидела Ольгино лицо: глаза презрительно прищурены, губы сжаты. Ольга наблюдала за происходящим сидя на самом краешке стула, будто была готова броситься в бой.

– Как и ты в своих, Кирюх, – отозвался Димка и они с Кириллом засмеялись. Кирилл – от души, громогласно, Димка – фальшиво, через силу. Несколько ребят, которые прислушивались к разговору, тоже заржали. Лиза глубоко вдохнула, на сей раз – получилось. И попыталась взять себя в руки. Задача «прийти к Тамаре Михайловне в максимально возможном адеквате» начала казаться невыполнимой.

Кирилл отошел, Ольга проводила его взглядом. Она напоминала кошку, охотящуюся на голубей: замерла в ожидании прыжка, прижав уши и угрожающе вздрагивая усами.

За соседней партой никого не было, но на стуле стоял рюкзак: яркий, фиолетовый, с нарисованными мультяшными зверьками, рядом лежал телефон в голубом чехле. Это привлекло внимание Кирилла. Димка заметил, куда тот смотрит, неловко подскочил. Он успел бы взять гаджет первым, если бы от соседней парты его не отделял стул с сидевшей на нем Лизой.

Кирилл схватил телефон. Вопреки ожиданиям Лизы, все притихли, замерли. Никто больше не смеялся, не болтал.

– О, надо же! Это ж мой телефон! Как я мог его здесь оставить? – нарочито громко сказал Кирилл. Он поглядывал в камеру, висевшую над учительским столом.

– Ты знаешь, что это не твой. Это Катин, положи, – тихо сказал Димка. Ольга встала, но не подошла, продолжила наблюдать.

– Нет, Акимушкин, ты ошибаешься! – Кирилл снова посмотрел в камеру, – Это мой! Смотри, вот мой пароль.

Он провел пальцем по экрану и телефон издал щелчок.

– Подсмотрел? – не унимался Димка. Все остальные молчали, а Лиза вовсе приросла к стулу.

– Это мой телефон, говорю тебе! – продолжал Кирилл, быстро стуча пальцами по экрану, – Я всего лишь хочу посмотреть свои новые коды! Оказывается, у меня есть код на поход в театр! А еще, родители оформили мне код на домашнее животное! Не может такого быть, мои родители ненавидят домашних животных.

Дверь открылась и в класс вошла учительница.

– Добрый день, класс!

– Добрый день, Мария Владимировна! – вяло проскандировали Лизины одноклассники. Мария Владимировна сегодня была в новом пиджаке, желто-зеленом, до этого она тоже ходила в зеленом, видимо, хотела подчеркнуть свою причастность к «Печке». Все нравмористы подтверждали квалификацию и контролировались Попечительским Советом, частенько они считали себя лучше других учителей. В Лизиной прежней школе две учительницы по нравмору даже обедать садились за отдельный столик.

Из лаборантской показалась невысокая девушка с двумя косичками, увидела Кирилла с телефоном, на ее белых щеках начали расплываться красные пятна. Видимо, это и была Катя. Она быстро подошла к своей парте и громко сказала:

– Положи на место!

Кирилл с равнодушным видом разжал пальцы, телефон упал на парту. Все старательно делали вид, что ничего не произошло. Ольга повернулась к доске, Кирилл сел. У Кати покраснели глаза. Она схватила свой телефон и Лиза углядела углядела открытое приложение «ЗдравДета».

– Ты что наделал, козел? – вскрикнула Катя и все сразу обернулись.

– Тишина! – громко сказала учительница, – что происходит?

– Мария Владимировна, – Катя всхлипнула, – Кирилл взял мой телефон и удалил мои коды.

– Ковров, встань. Объяснись.

– Я думал, это мой, – развел руками Кирилл, достал из кармана свой телефон в точно таком же голубом чехле, – мне показалось, что он выпал из кармана. Пароль подошел. Откуда мне было знать, что телефон не мой? Да проверьте по камерам, Марья Владимовна!

– Он врет! – Катя сжала кулаки, но выглядело это не слишком внушительно.

Мария Владимировна поджала губы, разблокировала учительский комп, сдвинула очки на кончик носа и, глядя поверх них, защелкала мышкой. Из колонок раздался приглушенный голос Кирилла: «это мой телефон», «нет, Акимушкин, ты ошибаешься». Катя посмотрела на Димку. Он резко отвел взгляд и уставился на свои руки, Лиза заметила, что пальцы у него мелко дрожат.

Мария Владимировна закончила с записью, вздохнула:

– Ваши телефоны действительно похожи, Миронова. Ковров мог перепутать. Запись с камеры это подтверждает.

Ее тон был усталым и равнодушным.

– Но как так! Он удалил код на домашнее животное! Это был мой подарок на день рождения!

– Прости пожалуйста, я не специально, – издевательски вежливо сказал Кирилл, – я удалил код как ошибочный. Мои родители никогда не подарили бы мне животное.

– Потому что ты сам животное! – выпалила Катя.

– Закончили! – таким же ровным тоном сказала Мария Владимировна, – Ковров принес извинения. Нет никаких доказательств умышленности его действий. Миронова, ты ведешь себя агрессивно, тебе нужен психолог. Я выпишу тебе код на два срочных сеанса.

Катя села на свой стул и уже не смотрела ни на Кирилла, ни на учительницу. Лизе было жалко ее, но она не знала, чем помочь. У Димки дрожали губы.

– Ковров, а у тебя я аннулирую код на одну прогулку. Так ты запомнишь это происшествие и в следующий раз будешь внимательнее при работе с кодами. Кроме того, твой новый телефонный чехол слишком яркий для мальчика. Смени его, выбери какой-нибудь более мужественный цвет – защитный хаки, например, – голос Марии Владимировны звучал монотонно, как бот-помощник с «ЗдравДета».

– Справедливо, Марья Владимовна! – Кирилл оглянулся на Катю и улыбнулся. Сейчас он уже не казался Лизе симпатичным, а напоминал сотрудницу «Печки» из социальных роликов на экране в холле. Катя тяжело дышала и всхлипывала.

– За что он с ней так? – тихонько спросила Лиза у Димки.

– Кирилл ее ненавидит. За то, что он – подопечный, а Катя – семейная. А может, просто за то, что родители ее любят, – едва слышно прошептал Димка, но Мария Владимировна все равно обратила внимание.

– Не болтать! Начинаем перекличку.

После уроков Лиза поднялась на третий этаж. Она мысленно повторяла придуманные ночью ответы на возможные вопросы Тамары Михайловны. У кабинета на полу, обняв фиолетовый рюкзак, сидела Катя. Щеки у нее были красными, она быстро-быстро моргала, очевидно, пытаясь не разреветься. Лиза подошла ближе:

– Привет! Ты как? Мне очень жаль, Кирилл ужасно поступил с тобой.

Катя вздрогнула, потом подняла взгляд на Лизу:

– Тебе жаль? Разве ты не радуешься моим проблемам?

Лиза оторопела.

– С чего я должна радоваться?

– Ты ведь тоже Подопечная.

– Да, и что. Но я-то нормальная, а этот Кирилл – явно редкостная скотина.

– Тот еще скот, – подтвердила Катя и улыбнулась.

– Между прочим, Димка первым бросился тебя защищать. Он тоже Подопечный, – напомнила Лиза.

– А, Димка, – протянула Катя и отчего-то покраснела, хотя куда уж было сильнее, – он просто добряк. Тебе с ним повезло.

– Миронова! – из-за двери кабинета раздался басовитый голос Тамары Михайловны и Лизу передернуло.

Катя встала, отряхнула форменную юбку.

– У меня внеочередной код, видимо, поэтому я иду первая.

– Удачи, – искренне пожелала Лиза.

– И тебе, – ответила Катя и вошла в кабинет. Лиза облокотилась спиной на стенку, улыбнулась и подумала, что с Катей, кажется, вполне можно будет подружиться.