Несвоевременность

Глава 1

День выдался погожий, лишь легкий осенний ветер гнал по земле поблекшие лоскуты золота и багрянца, да облачка весело наплывалидруг на друга. Вороны изредка снимались с ветвей лиственниц, чтобы что-то схватить с земли, и с хриплым карканьем усаживались обратно. Лиственницы уже уронили ржавую хвою, и дорожки сходились и расходились сусальными разводами по уставшей земле. Из ворот кладбища к машине вышли двое: он галантно открыл перед ней дверь, помог устроиться поудобнее, затем сел за руль. Она была ощутимо старше, он – молодой еще мужчина. На лицах не было улыбок, но в глазах проскальзывала теплота, а в танце их тел читались свобода и спокойствие, какие бывают между старыми друзьями, давними любовниками и любящими супругами.

– Тебя домой отвезти? – Спросил он. – Или, может, хочешь пообедать?

Она задумалась на секунду. Он любил ее неторопливость: она никогда не отвечала сразу, сначала словно заглядывала на какую-то секретную приборную доску – что у нас там по датчикам? Голод? Холод? Нужно размяться?

– Пожалуй, я бы и правда пообедала.

– Куда хочешь поехать?

– Да куда повезешь.

И она легко откинулась на спинку сиденья. Для игривых улыбок было не место – но в глазах ее горели две искорки, их мерцание будило в нём азарт, и вот он уже мысленно проложил маршрут в «их» ресторан – хотя она никогда не позволила бы ему так его назвать. Тот ресторан, в котором когда-то, много лет назад, всё началось… Хотя нет, на самом деле всё началось гораздо раньше, в обычной рязанской школе о двух этажах, выкрашенной в непонятный красно-бурый цвет, трезвонившей через каждые сорок – десять – сорок – пять минут. Она жила в своем ритме и существовала как отдельная единица в городе.

Арина Ивановна была самой необычной учительницей в их школе, да и одной из самых молодых. Когда Илья пошел в первый класс, она еще училась на последнем курсе, шла на красный диплом и думать не думала ни о каком Илье, ЕГЭ и педсоветах. Точнее, думала, но пока они маячили где-то далеко впереди, а сама Арина мечтала уехать в Санкт-Петербург, влиться в богемные круги и выйти замуж за какого-нибудь поэта. Он будет творить в нищете, она – нашивать ему заплаты на рукава купленного в секонде пиджака, и будут они столь же счастливы, сколь нищи.

Замуж она действительно вышла, и как раз после окончания пединститута. "Оно само" – твердила Арина, объясняя историю своей любви то ли себе, то ли подругам, то ли родителям. В начале пятого курса в ее жизни возник юный айтишник Сережа, тихий, спокойный, надежный и очкастый. Очки в толстой оправе были самой поэтичной частью его образа. Когда Арина узнала, что "Цветы зла", благодаря которым она сама подошла к нему познакомиться, были книгой, которую забыла в его комнате подружка соседа по общежитию, а Сережа ни разу даже не открыл томик, было уже поздно. Она была настолько влюблена, что научилась видеть поэзию в десятеричном коде и метафоры в HTML-тэгах, носила на пальце колечко и выбирала туфли на свадьбу.

Уезжать из Рязани Сережа наотрез отказался. "И чего я в твоем Питере не видел? Дождь, ветер, а цены как на Лазурном берегу". Пожав плечами, Арина осталась с мужем в родном городе. В конце концов, подумала она, есть ведь путешествия, а потом, кто знает – может, он с возрастом передумает, встанет на ноги и захочет поездить по свету. А пока она собирала библиотеку и оформлялась на работу в одну из общеобразовательных школ учителем литературы. Поначалу у нее была гора планов: она хотела открыть дискуссионный клуб, литературный кружок, клуб чтецов, да всё что угодно, лишь бы дети читали и любили книги не меньше нее. Впервые с Ильей она встретилась, когда он пошел в пятый класс и попал к ней. Обычный пацан, слегка не от мира сего, вихрастый, обаятельный. Читать не любил, но дураком не был и на конфликты не нарывался, четверку ее рука выводила не дрогнув.

И вот этот волшебный сентябрь, когда ребята, ушедшие от тебя мальчишками, внезапно вернулись юношами. На самом деле изменения подкрадывались весь предыдущий год, но привычные повадки и установленные правила не давали их заметить. Подумаешь, лишний раз огрызнулся или позволил себе списать в открытую – с кем не бывает. И вот он сидит, взгляд из добродушного стал оценивающим, ноги больше на размер, подбородок вздернут, на переносице россыпь первых розоватых угрей. Всем своим видом он говорит: я уже большой и независимый, но что-то в посадке головы, в косых взглядах а может, только в ее памяти о собственном отрочестве выдает. Что бы он ни транслировал, кожа еще такая тонкая, что шрам на ней останется на долгие годы, если не навсегда.

В свои пятнадцать Илья не знал, как к Арине относиться: она была строгой и ни с кем не сюсюкала, на уроках требовала – и добивалась – полнейшей тишины, и литературу явно любила: из сумочки постоянно торчала книга, и книги эти менялись, ее легко можно было застать, погруженной в чтение, с карандашом за ухом. В то же время проскальзывали и шуточки, и мемы, и равнодушное отношение к оценкам и лозунгам. «Нам с вами положено поговорить о том, как Николай Гоголь выступал против мещанства и крепостного права, – задумчиво сказала она на одном из занятий, – и мы об этом поговорим, но лично я бы вам советовала обратить внимание на то, что Гоголь вообще к людям любовью не пылал. Не только к помещикам». Класс фыркнул: шутка была в тренде мизантропического юмора тех лет.

В конце третьей четверти Арина Ивановна озвучила список тех, у кого оценки выходили спорными. Потенциальным пятерочникам предлагалось прийти, сделать пару дополнительных заданий прямо в классе и, повысив свой балл, порадовать родителей. Для троечников и двоечников посещение было обязательным – «вам же ОГЭ сдавать, я должна хотя бы попытаться». То ли она хотела сойти среди них за свою, то ли совершенно искренне не понимала, что уместно, а что нет. Илья не мог ее расшифровать. У него за четверть выходила тройка, и для него посещение дополнительного урока было обязательным. Он опоздал на двадцать минут. Хорошисты уже корпели над изложением, а троечники – над огромным тестом. Арина Ивановна спокойно указала ему на свободное место, пробежалась по его оценкам. «Вам до четверки не хватает двух пятерочных работ. Может, расскажете что-то наизусть?» – он помотал головой. Она вздохнула и выдала ему два маленьких листочка. «Садитесь, готовьтесь отвечать. Книги на полках есть, если забыли. Телефоном пользоваться можно».

Никто уже давно не пользовался телефоном – у Арины Ивановны словно был встроенный «антиплагиат». Она сразу понимала, если списал с интернета, это было совершенно бесполезно, она клещом впивалась в плагиатчика, задавая дополнительные вопросы, особенно Илью раздражали просьбы выразить свое мнение. Да откуда ему знать, согласен ли он с автором, жившим двести лет назад? Ему всё равно. Сейчас и мир совсем другой, и помещиков нет.

Постепенно ребята расходились. Кому-то удалось повысить оценку, и Арина Ивановна провожала их самой настоящей радостной улыбкой, кто-то так и остался сидеть с тройкой. «На каникулах не забивайте на предмет» – дежурно отвечала она, зная, что эта фраза забудется сразу же, как только ученик закроет за собой дверь. Пятерочники тоже ушли, сдав изложения – какие-то из них Арина Ивановна уже проверила. Илья остался последним. Она его не торопила, пока он сидел, успела проверить чье-то изложение и поставить оценку в журнал. Весеннее солнце уже начало садиться, на ее стол легла сизая косая тень. Что ее, дома никто не ждет что ли? Заняться ей больше нечем?

– Еще пять минут, и я всё же захочу услышать ваш ответ. – Она тонко улыбнулась. Ей не было смешно, а ему было всё равно, что у него выйдет в четверти. Ответ он подготовил, наполовину набросав дежурных фраз, накопившихся после разговоров о важном и прочей белиберды, наполовину подсмотрев в интернете. Книжки с полок он брать и не подумал. Она нахмурилась. – Знаете, Илья, оставлю-ка я вам тройку. Только вот скажите мне… Вы же у нас творческий парень? На концертах школьных играете?

– Ну да… И пою.

– И что, вы планируете и дальше этим заниматься или так?

– Планирую. Я вообще музыкантом стать хочу.

– Каким именно?

– Ну… группу свою хочу собрать.

– Я понимаю, а жанр какой? Русский рок?

– Я русский не очень… Скорее, что-то электронное, такое, чтобы было одновременно за жизнь и весело, и не слишком грустно…

– Хм. Типа «Гориллаз»?

– Вы знаете «Гориллаз»?

– Я-то да. С первого альбома, с детства. А вот вы?

Между ними воцарилось молчаливое понимание. Приятное понимание. Тряхнув головой, она сбросила оцепенение.

– И какой у вас любимый их альбом?

Илье всё еще казалось, что он в параллельной реальности. Ну да, Арина Ивановна не была старой, и она не была даже пронафталиненной в прямом и переносном смыслах, но что его учительница литературы будет спрашивать, какой его любимый альбом «Гориллаз», никак не укладывалось в его представления о том, как оставляют после уроков.

– Наверное, «Хьюманз». А у вас?

– «Пластик Бич». Хотя выбор сложный.

– Но вы быстро выбрали.

– Это называется «домашняя заготовка», Марьин. Вернемся к теме. Значит, музыкант. Но вы ведь не ходите в музыкалку?

– Я самоучка. Мама была против музыкалки.

Арина Ивановна смерила его долгим взглядом, и вдруг ее лицо стало очень понимающим.

– Но куда вы будете поступать?

– В юридический… Или на медицинский.

– Чтобы писать песни? Как Розенбаум – если вы про такого слышали. Хм. Смотрите, не полысейте только раньше времени, фанаткам не понравится. – Она усмехнулась, но он не понял шутки. Арина Ивановна пожала плечами. – Или как… Нет, я не знаю юристов, ставших музыкантами. Можете стать первым. Очень интересно. Впрочем, знаете… У вас, конечно, нет такой свободы…

Свободы не было. Ни «такой», ни вообще никакой. Мать считала, что путь в музыку – это гитара-девочки-бутылка или шприц-могила, и уперлась рогом, а отец всегда делал то, что говорила мать. Никакого патриархата и свободы выбора. Илье предложили две профессии: юрист и дантист, при его катастрофической неспособности принимать решения и крайней неусидчивости, парень был обречен. Спасала только музыка: вобрав в одно ухо все матушкины сентенции, он запирался в комнате с гитарой и стареньким фортепьяно и выпускал их в виде резких злых риффов, отрывистых стаккато, постепенно переплавлявшихся в мелодии.

– Знаете, Илья, приносите свои тексты. У вас же есть?

Он кивнул.

– Если они хоть на что-то годны, нарисую вам дополнительную пятерку в прошлой четверти.

Она потыкала в кнопки калькулятора.

– У вас тогда четверка выйдет, а я почувствую себя хоть не меценатом, но, скажем так, наставницей юных деятелей искусства.

Она улыбалась спокойной доброжелательной улыбкой. Илья всегда ее недолюбливал: ему казалось, что она отчаянно пытается показаться своей в доску. Однако он знал: есть ученики-холопы, и учителя, взиравшие с крепостной башни, и как бы мило последние ни улыбались, стена была непреодолима. И вот ему бросили откидной мостик.

– Спасибо. – Он сухо глотнул.

– Да пока еще не за что.

Она хмыкнула.

– Можете идти.