Под новогодней елкой – старая любовь

Размер шрифта:   13
Под новогодней елкой – старая любовь

Глава 1

Под ночным северным небом, сопротивляясь ветру, отчаянная женщина проталкивала чемодан через сугробы …

На этот раз все действительно пошло не так. За два месяца до Нового года я потеряла свою первую и единственную работу – ту, которой посвятила последние шесть лет, и работала бы, наверное, еще долго, если бы не новая начальница-мегера, которая сразу меня невзлюбила. Через две недели после этого я слегла с гриппом. А когда до главного праздника в году оставался ровно месяц, застукала своего парня в его квартире с моей лучшей подругой.

Недолго думая, я собрала вещи и ночным поездом отправилась в родной город. Все остальное: слезы, переживания, поднятие иммунитета, поиски новой работы и нового пар… Стоп! А вот парня не обязательно! В общем, разбор полетов я отложила на потом. Сначала забраться в берлогу и зализать раны.

Стуча колесами, поезд уносил меня вдаль, туда, где небо низко висело над землей, где снег прятал под собой тундру, а море, сливаясь с океаном, дышало холодом и покрывалось льдами. Я так соскучилась!

***

Когда я вышла из автобуса, привезшего меня с вокзала, холодный ветер сразу нырнул под воротник. Темно. Северное небо затянули тяжелые тучи, скрывая далекие звезды. Редкие машины проносились мимо, увлекая за собой снежинки и обнажая полустертую зебру на асфальте. Я перебралась на другую сторону дороги, где посреди пустыря возвышались два серых панельных дома. Табличка с названием улицы, освещенная тусклой лампой, подтвердила: я иду в правильном направлении. Хотя и без таблички было понятно: здесь все оставалось, как я запомнила с детства. Магазин с яркой вывеской «Продукты» уже закрылся, так что до утра я на диете. Жаль, что мамы больше нет – она обязательно бы что-нибудь придумала. А тетя… ну, она в соседнем городе, но с ней мы давно разругались.

Во дворе горел только один фонарь, и тот с перебоями: то на мгновение освещал пару метров узкой дорожки, то снова погружал все во мрак. Ноги утопали в сугробах, из-под которых изредка выпрыгивали низкорослые елки. Я посмотрела на дом – освещались лишь несколько окон, из-за чего место казалось почти заброшенным.

Остановившись посреди двора, я отпустила ручку чемодана и глянула наверх. Снежинки медленно падали с неба, кружась в воздухе и бесшумно ложась на землю.

Вдруг из-за угла показался темный силуэт. Я прищурилась. Он быстро приближался, шагая по сугробам в огромных ботинках, хотя в трех метрах виднелась только что расчищенная тропинка. Расстегнутый пуховик небрежно болтался на плечах, а волосы торчали из-под шапки. Половина лица скрывалась за темной бородой. Когда он заметил меня, замедлил шаг, а потом просто подошел и остановился, молча глядя на меня.

– Добрый вечер, – сказала я.

– Добрый, – ответил он и в его взгляде промелькнул вопрос.

Я попыталась разглядеть его получше, подняв голову, но в этот момент чемодан внезапно повалился в снег, я схватилась за ручку, и она потянула меня за собой.

– Ой! – последним, что я успела увидеть, был фонарь, который то гас, то снова загорался. Мужчина шагнул ко мне, протягивая руку.

– Спасибо, – сказала и, ухватившись за нее. Ветер стих, снег падал крупными хлопьями, искрясь в свете фонаря. Одна снежинка медленно опустилась на длинные ресницы собеседника, и я на мгновение залюбовалась.

– Алена? – его голос показался знакомым…

Я присмотрелась. Серые глаза, темные брови, прямой нос. Борода мешала составить полную картину. И тут я заметила на щеке, возле уха, белесый шрам. Я замерла.

– Эд? – только теперь я отчетливо осознала, кто передо мной. Это был Эдик. Тот самый Эдик, который ровно восемь лет назад, в такой же день за месяц до Нового года, бросил меня, потому что поверил, что я ему изменила с Борькой. Я тогда неделю провалялась в унынии, а затем не раздумывая, уехала учиться в другой город. Больше мы не виделись.

– Зачем приехала? – спросил он натянуто.

– А разве нельзя? – ответила я, слегка улыбаясь.

С бородой он был совершенно неузнаваем. Если бы не шрам, который он получил, когда спасал меня, упавшую в ледяное море – я бы его точно не узнала. Но несмотря на годы, он все тот же Эдик – молодой, красивый, просто выглядел так, будто давно не следил за собой так же хорошо, как делал это раньше.

– Ты в этот дом? – спросил, махнув рукой в сторону серой панельки.

– А куда же еще? На третий этаж.

– Но там живу я, – сказал он тихо, пристально наблюдая за мной.

Я усмехнулась. Ну да, ну да, открыл Америку.

– В обеих квартирах сразу?

– Нет, только в своей, – нахмурился он.

– Значит, все в порядке.

Я подхватила чемодан и пошла к дому. Скрип снега позади подсказывал, что Эд идет следом.

Старая дверь подъезда скрипнула, разорвав тишину зимней ночи. Я вошла, а следом за мной – он.

Нахмурив брови, Эдик наклонился, протянул руку и смахнул снег с моего плеча. Я попятилась назад, но он шагнул навстречу и завершил начатое.– Ты надолго приехала? – спросил он, обгоняя меня на лестничной площадке и преграждая путь. Куртка сползла с одного плеча, шапка сбилась набок, открывая темные, вьющиеся волосы с легким рыжеватым отливом, такие же, как я запомнила.

– Я могла бы задать тебе те же вопросы. Но я к тебе не пристаю, верно?

Еще лет семь назад, когда мама была жива, она рассказывала, что Эдик тоже уехал учиться в другой город, хотя я ее об этом не спрашивала. Потом, когда она переехала ко мне насовсем, оставив эту квартиру запертой, она говорила, что Эдик собирается жениться. Что произошло дальше – я не знала. И, честно говоря, больше не хотела вспоминать об этом человеке.

Теперь он стоял прямо передо мной и задавал странные вопросы.

– Я здесь, чтобы привести мысли в порядок. – он пожал плечами. – Не думал, что ты тоже приедешь.

Я ухмыльнулась, предполагая, что Эдик не очень-то рад моему обществу.

– Я не собираюсь тебя отвлекать.

– А жених тебя не потеряет? – зачем-то спросил Эдик.

– Тебе не о чем волноваться, – ответила я после паузы, не собираясь посвящать его в вопросы личной жизни.

Он долго смотрел на меня, а на стене холодно мигала лампа, то освещая наши лица, то погружая во тьму. За окном тихо падал снег, и все вокруг казалось каким-то нереальным. Время будто остановилось. Эдик внезапно забрал у меня чемодан.

– Не беспокойся, – добавила я, обходя его стороной.

Поднявшись на третий этаж, я остановилась у двери и вынула из сумки ключ.

– И все-таки, – тихо произнес он, ставя чемодан рядом с дверью, – Зачем ты приехала?

– Я хотела провести здесь отпуск, – сказала я, отмыкая дверь. – Очень устала.

Для ушей Эдика этой информации было более чем достаточно. Я не планировала рассказывать, что все в моей жизни рассыпалось, словно замок из песка, и что я сама не знаю, что мне делать дальше. Я приехала, чтобы побыть в одиночестве и отвлечься от всего плохого, что со мной произошло.

Замок щелкнул, и дверь тихо открылась, приглашая меня в темный коридор.

– Значит, останешься на праздники? – спросил Эд, вынимая из кармана ключ от своей квартиры и позвякивая им на ладони.

– Вероятно, – я открыла дверь шире и взялась за ручку чемодана, всем видом показывая, что собираюсь войти. – Кто еще здесь остался?

– В нашем подъезде – только я. В соседнем – баба Вера с внуками. В третьем – Борис с семьей.

Нога зависла над порогом, когда я услышала это имя, но взяв себя в руки, я вошла в квартиру и оборачиваясь, сказала: – Спокойной ночи!

Эд пристально на меня посмотрел.

– И тебе.

Я захлопнула дверь.

Глава 2

Пройдя внутрь, я включила свет и обрадовалась, что лампочка загорелась. Все-таки здесь давно никто не появлялся, и меня мог ожидать любой сюрприз. Но радость моя оказалась напрасной, и уже в следующее мгновение свет моргнул и потух. Я вынула из сумки карманный фонарик, который прихватила на такой случай и зажгла. Затем, оставив чемодан в маленькой прихожей, завешенной старой одеждой разной масти, я прошла на кухню.

В доме царила тишина. Небольшая комнатка, обставленная совершенно стандартно, тоже не освещалась, но зато здесь было тепло – отопление работало исправно. В воздухе ощущался легкий запах сушеной мяты. На квадратном столе лежали два тюбика акварельной краски. Я наклонилась ближе, чтобы разглядеть название: ганза желтая. Мама когда-то учила меня рисовать, и именно это вдохновило меня стать дизайнером. Похоже, она оставила краску, переезжая. Впрочем, в новом месте у меня было столько дел, что рисовать пришлось ей одной.

Я положила тюбик на место и, выйдя из кухни, прошла в небольшую гостиную. К счастью, свет здесь включился.

Между двумя окнами с деревянными рамами стоял стол, накрытый тряпичной скатертью, с двумя венскими стульями по бокам. На столе виднелась старая лампа с облупившейся краской, освещенная лунным светом, пробивавшимся с улицы. Я выглянула в окно – снег, наконец, прекратился, небо очистилось.

На скатерти выделялись несколько пестрых акварельных пятен. Я опустилась на один из стульев и начала медленно водить взглядом по краям засохшей краски, будто разгадывая узоры. Глаза постепенно начали слипаться, но я встрепенулась. Рано засыпать.

Возле настольной лампы лежала потрепанная тетрадь. Я машинально взяла ее и пролистала несколько страниц: рецепт ягодного пирога, засушенные листья, короткие и длинные записи витиеватым почерком. Мой дневник, который я категорически запретила маме брать с собой. Начиная с середины, большая часть записей была посвящена Эду и тем временам, когда мы только познакомились, после его переезда в соседнюю квартиру вместе с родителями.

Я захлопнула блокнот, напоминая себе, что вспоминать об Эдике я вовсе не собираюсь. Наша история закончилась в тот день, когда я два часа простояла у него под дверью в надежде, что он выйдет и я смогу объяснить, что ничего у меня с Борисом не было. Он все придумал специально, чтобы нас разлучить.

Чтобы отвлечься, я направилась в мамину спальню. Включив ночник, присела на кровать. У изголовья стояла старинная этажерка, на которой теснились запылившиеся книги, свечи, вазочки и разные мелочи. Протянув руку к первой попавшейся книге, я случайно задела стеклянную пепельницу, и она с глухим стуком упала на деревянный пол. Я облегченно вздохнула – не разбилась. Ведь это память о папе, которого мы с мамой потеряли слишком рано.

Из пепельницы высыпалась россыпь мелочей: заколки, резинки для волос, колечки и прочая мелочь. Я быстро собрала все и вернула на место, аккуратно сложив справа от тряпичной куклы с длинными косами на круглой ватной голове. Мама всегда бережно хранила все, что было ей дорого, но так и не успела перевезти это в новую квартиру.

Над кроватью висели фотографии: маленькая девочка с родителями, она же, но постарше, уже одна, девушка с распущенными волнами, сбоку подхваченными заколкой, и папа с черной лентой на углу рамы. На другой стене – мастерски отрисованные акварели, оформленные в паспарту: портреты меня и папы, озеро в камышах, которое родители обнаружили во время свадебного путешествия, сосновый лес на закате, где мама гостила у подруги, любопытная ворона на деревянном заборе, том самом, через который я так часто перелезала, отдыхая на юге у бабушки.

Я вздохнула. Надо было как-то расположиться и поспать – утром предстояло много работы.

Но, прежде чем лечь, я отыскала в шкафу белье и застелила постель. Подключила воду – мама на всякий случай выключила все перед отъездом. Когда согрелась после дороги, отправилась в душ, невольно отмечая в голове, что нужно будет купить несколько вещей на завтра, чтобы сделать свое пребывание здесь максимально комфортным.

После разобрала чемодан, вытащила из него оставшуюся провизию и заварила чаю. В запасе еще был кофе и какао, немного сахара и пара бутербродов. До утра я точно не пропаду. Хотя, конечно, было бы разумнее подготовиться получше, зная, что приеду ночью. Я мысленно отругала себя за то, что не подумала этот момент.

Я понятия не имела, что буду делать дальше после праздников. День, когда собиралась всерьез об этом подумать – пятое января. К счастью, у меня имелась небольшая заначка, а еще я всегда могла подзаработать удаленно как дизайнер, так что о голодной смерти можно не беспокоиться.

Подойдя к окну, я выглянула на улицу. Напротив нашего дома стоял еще один – такой же серый и тоскливый, но немного ниже, всего в пять этажей. Свет горел лишь в одном окне, и это показалось странным. Еще не пробило и девяти – слишком рано укладываться спать. Но больше всего удивило другое: во дворе горел только один фонарь. Тот самый, под которым мы недавно встретились с Эдом. Холодный свет мигал неравномерно, так и норовил погаснуть. Остальные не работали вовсе.

Не было и привычных для декабря праздничных огней. Никто не потрудился установить елку или хотя бы украсить ту малышку, что давно выросла во дворе. Конечно, до Нового года еще оставалось время, но в моем детстве дворы здесь наряжали заранее – за полтора, а то и за два месяца. Это всегда оживляло серые зимние вечера и поднимало настроение. Сейчас же казалось, что город потерял ту искру, которая когда-то грела его в долгий холодный сезон.

Внезапно я задумалась о том, нарядила ли елку тетя, но быстро отогнала эти мысли. Ехать к ней я все равно не собиралась. Все у нас в семье упрямцы, и я не исключение.

Когда глаза начали слипаться, я отправилась в постель. Пролистала ленты социальных сетей, пока, задремав, не уронила телефон себе прямо на нос. На этом мое бодрствование закончилось – я отложила телефон в сторону и легла спать.

Посреди ночи меня разбудил резкий грохот. Вздрогнув, я быстро встала с кровати. Сердце заколотилось. Даже не задумываясь о том, как я выгляжу, я выскочила из спальни.

– Что за черт? – пробормотала я, оглядываясь по сторонам.

Остановившись посреди коридора, я прислушалась. Снова резкий звук – на этот раз чуть тише, но все равно нервирующий. Звук доносился снаружи, из подъезда. Осторожно приблизившись к глазку, я заглянула в него и замерла.

Эд.

Он стоял у своей двери. В руках у него… какая-то коробка. Затем он поставил ее на пол, открыл и вытащил что-то длинное, похожее на провод. Новогодняя гирлянда! С яростным энтузиазмом он начал ее распутывать, явно запутавшись в проводах. Периодически он тянул за собой длинные шнуры, дергал их, что-то сердито сжимая в кулаке. В другой руке он держал молоток.

Я невольно улыбнулась, наблюдая за этим абсурдным зрелищем. Эд выглядел абсолютно поглощенным процессом, как будто гирлянды были вопросом жизни и смерти. Он всегда таким был: если что-то увлекало, то он забывал обо всем остальном.

И тут я поймала себя на мысли: «А зачем я вообще за ним наблюдаю?»

Между тем он резко дернул за провод, и гирлянда рухнула на пол с громким звуком. Внезапно Эд замер и обернулся, посмотрел… прямо в глазок.

Я вздрогнула, застигнутая врасплох. Он прищурился, явно что-то подозревая.

– Вот же! – прошептала я, отступая от двери.

Но было уже поздно. Эд понял, что я смотрю.

Я открыла дверь.

– Ты что, с ума сошел? – вырвалось у меня. – Не мог дождаться утра, чтобы гирлянды повесить?

Эд выглядел слегка растерянным. Его рот чуть приоткрылся, словно он собирался что-то ответить, но тут я, почему-то решив, что стоять в дверном проеме неудобно, сделала шаг вперед.

– Ну ты и… – начала я, но тут же почувствовала, как за что-то зацепилась ногой.

Гирлянда.

В следующий момент я потеряла равновесие и, махнув руками, споткнулась, неловко ударившись плечом о косяк. Но самое ужасное случилось через секунду: дверь за моей спиной с глухим щелчком захлопнулась.

Все замерло.

– Черт, черт, черт! – выдохнула я, обернувшись.

Дверь была закрыта. А ключ, конечно же, остался внутри, висел на крючке в прихожей.

Кровь отхлынула от лица. Эд, прищурившись, смотрел на меня, не пытаясь скрыть усмешку.

– Что здесь происходит? – приподняв бровь, Эд наклонил голову набок.

– Это все из-за тебя! – огрызнулась я, чувствуя, как щеки начинают гореть от злости и стыда.

Только теперь я заметила, что стою в носках, и ноги уже начали мерзнуть. Эта ночь обещала стать одной из самых длинных и неловких в моей жизни.

Глава 3

Эд усмехнулся, скрестив руки на груди. Он привалился к стене, разглядывая меня так, словно ему было до ужаса весело наблюдать за этим цирком.

– Из-за меня, значит? – протянул он лениво. – А прыгать по гирляндам тоже я тебя заставил?

– Ты можешь хоть сам обмотаться этой гирляндой! – огрызнулась я, указывая на его нелепую «декорацию». – Все из-за твоих… кхм, ночных инициатив.

Он покачал головой, делая вид, что слова прошли мимо.

– Так что, у тебя запасной ключ есть или будем ждать сантехника с набором отмычек?

– Нет ключа, – пробормотала я, чувствуя, как краска заливает лицо.

Эд приподнял бровь, усмехнулся и, будто наслаждаясь ситуацией, лениво добавил:

– Тогда мы в тупике, соседка. Разве что попросить у меня ночлег, но… – он нарочно замолчал, позволив фразе повиснуть в воздухе.

Я вскипела.

– Ни за что!

– Тогда можешь постучаться к кому-нибудь еще, – невозмутимо отозвался он. – Дом переполнен людьми, ты же знаешь.

– А может, перестанешь язвить и просто дашь мне подумать?

Эд пожал плечами и поднял руки в жесте капитуляции.

– Ладно, я тебя не тороплю. Но учти, здесь зимой холодно, а ты босиком.

– Ночью, конечно, слесарь не работает, – пробурчала я, приподняв одну ногу. Пол был ледяной, и ступни начали подмерзать.

– Осторожно, – иронично заметил Эд. – Не хватало только шею свернуть для полноты картины. Ну и натворила ты дел.

Он взглянул на запертую дверь, потом открыл свою пошире и, наклонившись передо мной, будто какой-нибудь галантный дворянин, изобразил приглашающий жест:

– Прошу, мадам, в мою скромную обитель.

– Со мной все будет в порядке, – сказала я, упрямо подняв подбородок, хотя сама не верила своим словам.

Эд пропустил это мимо ушей, лишь кивнул:

– В память о добром соседстве и дружбе наших родителей. Мы ведь не можем их разочаровать, правда?

Понимая, что выбора у меня больше нет, я глубоко вздохнула и шагнула внутрь.

– Ладно, спасибо, – тихо сказала я.

– Ничего страшного. До конца года я совершенно свободен.

– Я надеюсь решить проблему уже завтра утром, чтобы тебе не пришлось меня так долго терпеть.

– Определенно, – усмехнулся Эд.

Квартира Эда оставалась неизменной, словно застыла во времени. Обстановка казалась чуть запущенной, с легким налетом старости, будто здесь уже долго никто не жил. Однако везде царила чистота и порядок. Это странное чувство уюта и запустения одновременно вызвало во мне тихую грусть.

Как странно, что за прошедшие восемь лет мы оба потеряли своих близких. Мама Эда ушла в тот же год, что и моя. Его отец не выдержал разлуки и ушел следом, оставив Эда и его сестру в одиночестве. В воздухе витала некая общая тишина утраты, будто сама квартира понимала, что здесь больше никогда не зазвучат прежние голоса.

– Раз уж ты приехала, – проговорил Эд, – проведи время с пользой, насладись городом. Как в старые добрые времена, когда… – он осекся и на мгновение опустил глаза. Лицо его утратило дружелюбную маску, проблеснув чем-то болезненным, почти уязвимым.

Но этот момент быстро исчез: Эд взял себя в руки, натянув улыбку.

– Может быть, – пробормотала я.

Эд провел меня на кухню, и я огляделась. Все выглядело так же, как я помнила. Даже чайник остался прежним – удивительно, учитывая, что современные чайники ломаются с завидной регулярностью. Только за прошлый год мне пришлось сменить два.

Проследив за моим взглядом, Эд долил воды нажал кнопку, и кухня загудела, как маленький самолет перед взлетом.

– Мы можем устроить ночной ужин, – громко сказал он, перекрикивая шум.

Я вздохнула. Вот в чем плюс пустого подъезда – можно шуметь сколько угодно, даже если… Я взглянула на часы над дверным проемом.

– Вообще-то, уже ночь, – заметила я. – И, честно говоря, я очень не хотела бы тебе мешать. А уж тем более нарушать твои планы.

Эд усмехнулся, даже не повернув головы.

– Ты ничего не нарушаешь, – спокойно ответил он, доставая из шкафчика хлеб. Затем направился к холодильнику, и уже через минуту на столе появились вареная колбаса и ломтики тильзитера.

– А я уже давно спала, – пробормотала я, больше для себя.

Эд, будто не слыша, быстро нарезал все и аккуратно выложил на круглую тарелку с новогодними узорами. Поставив ее передо мной, он налил чаю нам обоим и сел напротив.

– Приятного аппетита, – сказал он, подперев щеку рукой и наблюдая за мной с непонятным выражением. – Я хороший парень и точно не собираюсь тебя травить.

– А вот это и правда обнадеживает, – ответила я, приподняв бровь.

Я не хотела с ним больше спорить или ругаться. В конце концов, он меня приютил. Хотя, если быть до конца честной, если бы не его ночные бдения, я бы и не оказалась в таком положении. Но что уж теперь. Прошлого не изменить. Что бы между нами ни произошло раньше, пролетело уже много лет, и, наверное, мы могли бы попытаться стать добрыми соседями. Во всяком случае, мне хотелось думать так этой ночью.

– Итак, – начал Эд, облокотившись на спинку стула, – ты дизайнер, верно?

– Ты осведомлен, – кивнула я. – Правда, в этом нет секрета.

– Наши мамы общались до самого конца, – сказал он спокойно.

– Знаю.

Я бросила на него короткий взгляд. Когда мы встретились под фонарем, он не был таким милым. Почему же теперь оттаял? Но спрашивать я не собиралась, не хотелось снова все испортить. Как будто прочитав мои мысли, Эд тихо сказал:

– Извини, я был груб… там, на улице. Просто ты приехала так неожиданно, и я растерялся.

– Ничего, – улыбнулась я, стараясь выглядеть искренней. – Я тоже не подарок.

– Это точно! – выпалил он и тут же осекся.

Я хмыкнула, но ничего не сказала. Эд провел рукой по бороде и наклонился чуть ближе, а его голос стал тише:

– Думаю, есть срок давности для обид, – сказал он, глядя мне прямо в глаза. – И наши давно просрочены.

Его взгляд скользнул по моему лицу, задержался на миг на губах, а затем Эд посмотрел мне в глаза.

– Ведь так?

– Конечно, – кивнула я, стараясь скрыть волнение. – Теперь мы можем стать хорошими соседями… на ближайший месяц.

– Надеюсь, что так и будет.На секунду Эд показался разочарованным, но тут же улыбнулся, выпрямившись.

И все-таки, один вопрос не давал мне покоя. Женился ли он? Если да, то где его жена, а если нет, то почему? Но спросить я, конечно, не решилась.

Когда мы доели наш полуночный ужин, вместе убрали со стола, и Эд постелил мне в комнате своей сестры, которая теперь жила на юге, у моря. Я устроилась в уютной постели и, уставившись в потолок, стала ждать, когда сон, наконец, придет.

Эд

Эд сел на кровать, потерев лицо руками. В комнате было темно, но за окном на балконе слабо мерцали огоньки гирлянд, повешенных сегодня вечером. Он даже украсил квартиру, хотя вовсе не собирался этого делать. Спать не хотелось. Мысли об Алене не отпускали его, словно пытаясь напомнить, что прошлое вернулось, но не в том виде, в каком он его оставил.

Он задумался о том, что их пути пересеклись вновь. Удивительно, как одна только встреча там под фонарем могла запустить столько воспоминаний и чувств. Он убедил себя, что давно все отпустил, но увидев Алену, понял: это ложь. И хотя он твердо решил не позволять прошлым обидам управлять его жизнью, ее присутствие будоражило.

Ему нравилось в ней все, как и раньше. Ее манера двигаться, запах – легкий, чуть сладковатый, с нотками пряностей, ее светлые волосы, все те же длинные и густые. Она, безусловно, изменилась, но эти перемены сделали ее еще привлекательнее. И все же она осталась той самой Аленой, которая однажды причинила ему сильную боль.

Уже к вечеру созрела шальная идея закрутить интрижку с первой красавицей школы на время новогодних праздников. Почему бы и нет. А через месяц – разъехаться по своим жизням, без обязательств и сожалений. Ведь серьезных отношений с Аленой он точно не собирался заводить. Обманула раз – обманет и другой. Наступать на одни и те же грабли он не хотел.Оставался почти месяц до главного праздника в году, и, казалось, волшебство уже начинало происходить. Ведь он даже не мечтал увидеть ее когда-нибудь снова.

Но Алена держалась настороженно, не подпускала его близко. К тому же, она вовсе не выглядела счастливой. Что-то в ее жизни явно не клеилось. Возможно, случилась серьезная неприятность. Она ведь собиралась замуж, а приехала одна и сразу на целый месяц. Это не давало Эду покоя.

А еще Эд почувствовал легкий укол вины, прекрасно зная, что в прикроватной тумбочке его спальни все это время лежал запасной ключ от Алениной квартиры.

Продолжить чтение