Меж двух мужей

Глава 1

– Если ты выйдешь за него, ты… ты. .. – Елизавета Павловна запнулась, пытаясь подобрать слова. Сказать: "Ты мне больше не дочь" – можно чего доброго, и правда лишиться дочери, "Ты меня разочаруешь" – глупо, это ведь её проблема, а не дочери, не обязана она соответствовать ожиданиям матери. – Будешь, как я с папой. – Нашлась она. Лера задумалась. Елизавета Павловна грешным делом подумала, что её слова возымели эффект, но Лера засмеялась, чмокнула мать в щеку и крикнула уже из коридора:

– Мам, не переживай, мы с Киром не будем, как вы с папой. Я на пары, пока.

– Когда тебя ждать? – Спросила Елизавета Павловна, но стук захлопнувшейся двери был ей ответом. Она вздохнула и пошла собирать разбросанную одежду мужа.

***

Лера была профессорской дочкой, даже прозвища не надо. Нет, в школе её не дразнили, наоборот, уважали. Никто не знал, что на самом деле Лерин папа был человеком весьма специфическим, если не сказать чокнутым. В жизни его интересовала только флора и фауна. Жена и дочь к ним не относились. Все самое лучшее доставалось фауне, вернее, её представителям, которые вольготно заняли целую комнату их трехкомнатной квартиры. Илларион Бенедиктович ни разу не принёс домой даже булки хлеба, зато его питомцы: все эти пауки, палочники и другие ползающие и лазящие твари никогда ни в чем не нуждались. Им же доставалось все свободное время профессора, не посвящённое лекциям, семинарам, круглым столами и конференциям.

К себе Илларион Бенедиктович относился с таким же пренебрежением, как и к жене с дочерью. Ему было все равно что есть, что пить и в чем ходить. Ко всем прочим бедам, Илларион Бенедиктович совершенно не умел распоряжаться деньгами, все свою зарплату он честно отдавал жене, забирая необходимую сумму на содержание питомцев. Все заботы по дому и ребёнку легли на хрупкие плечи Елизаветы Павловны. В те редкие моменты, когда Илларион Бенедиктович был дома, то и дело раздавалось:

– Лиза, где мои носки? Лера, ты не видела мои коричневые туфли? Как нет коричневых? А куда они делись? А, чёрные, а не коричневые? Давай чёрные, черт с ними.

После ухода профессора в квартире царил хаос: разбросанные вещи валялись по всему дому, в кружке неизменно оставался недопитый чай, а на обеденном столе – чья-то курсовая со следами правок Иллариона Бенедиктовича, щедро присыпанная хлебными крошками.

– Мама, зачем ты за него вышла? – Спросила Лера, когда немного подросла.

– Лера, как тебе не стыдно? Он же твой отец. – Пристыдила дочь Елизавета Павловна.

– Да его палочники интересуют больше. – Возразила Лера.

Елизавета Павловна и сама часто задавалась этим вопросом, но признаться в этом дочери – значит проявить слабость, а с Илларионом Бенедиктовичем она выучилась быть сильной. По-другому просто нельзя. Иногда на лице Елизаветы Павловны можно было застать мечтательно-отсутствующее выражение. В эти моменты она вспоминала Вадика. Это сейчас он солидный во всех смыслах Вадим Валерьевич, хозяин сети шашлычных, а тогда, во времена молодости Елизаветы Павловны, он был просто Вадиком, пылко влюблённым в свою соседку Лизоньку. Он носил её портфель, писал дрянные стихи и не смел даже надеяться на взаимность.

Может, Лизонька и ответила бы рано или поздно на его чувства и сейчас бы вместо дородной Татьяны Ильиничны, супруги Вадима Валерьевича, по многочисленным подбородкам которой можно было определить точное количество ресторанов в сети, разъезжала бы на огромном джипе, потому что в машину меньшего размера она бы просто не поместилась, и раздавала бы направо и налево указания. Но летом по соседству снял комнату молоденький студент.

Оказывается, в их небольшом провинциальном городке водится какая-то особая колония бабочек, их-то студент и приехал изучать. Молодой человек с удивительно старомодным именем Илларион казался юной Лизоньке таким необычным и ему так подходило его имя, особенно, когда он бегал по полю с сачком, смешно размахивая длинными руками, что она не преминула в него влюбиться. Бабочки улетали от неуклюжего студента, при этом его раскрасневшееся лицо принимало такой обескураженный вид, что Лизонька принималась громко хохотать. Илларион в сердцах бросил сачок и собрался уходить, бросив на хохочущую Лизоньку хмурый взгляд. Ей стало жаль бедного студента. Она вооружилась сачком, лёгонькая, как перышко, незаметно подкралась к бабочке и накрыла её сетчатым куполом. Илларион был сражен.

– Лизонька, спасибо вам. Что бы я без вас делал? – Он поцеловал Лизоньке руку и занялся своей бабочкой.

Лизонька осталась стоять, пытаясь разобраться в новых для неё чувствах. Раньше никто не целовал ей руку, это было мило и романтично. Так делали герои её любимых произведений Чехова, Толстого и Тургенева. Место поцелуя горело, как и Лизонькино глупенькое сердце. Она опустилась в траву и стала наблюдать за Илларионом из-под опущенных ресниц.

– Знаете, Лизонька, как называется эта бабочка? – Спросил студент.

– Понятия не имею. – Отозвалась Лизонька.

– Это агоноптерикс аренелла на латыни. – Восторженно произнёс Илларион.

– Как красиво. – Мечтательно вздохнула Лизонька.

– Да. – Согласился студент. – Или моль плоская васильковая. – Добавил он.

– На латыни гораздо красивее. – Заметила Лизонька. Илларион поправил очки и глубокомысленно изрек:

– Название не суть важно, вы взгляните на неё поближе. Это же совершенство. Все, что сделано природой – совершенно.

– Ах. – Только и смогла сказать Лизонька. Она крепко зажмурилась, ожидая, когда студент её наконец-то поцелует. Ведь эти слова по поводу совершенства были адресованы исключительно ей, а не бабочке. Так и не дождавшись поцелуя, она удивлённо открыла глаза. Илларион самозабвенно возился со своей плоской молью, совершенно забыв про неё. Лизонька топнула ногой и в слезах отправилась домой, не выдержав конкуренции с бабочкой. По дороге она встретила Вадика.

– Лизонька, что с тобой? Ты плачешь? – Обеспокоенно спросил Вадик. – Это что, студент, он тебя обидел? – Лизонька кивнула и залилась слезами.

– Ну, я ему покажу. – Вадик развернулся на сто восемьдесят градусов и умчался. Лизонька не стала его останавливать – за свое пренебрежение студент заслуживал хорошей взбучки.

Но, Вадик, мстя за Лизоньку, видимо, перестарался, потому что студента не было видно целых два дня. Лизонька забеспокоилась и отправилась к старушке, у которой он квартировался. Не успела она позвонить в звонок, как дверь распахнулась, и соседка затянула Лизоньку внутрь.

– А где Илларион? – Хлопая ресницами, спросила она.

– Ох, девонька, совсем он плох, боюсь, как бы душу богу не отдал.

– О, Господи. – Лизонька кинулась в комнату. В пене кружевной наволочки лежал её нежный возлюбленный с красно-синими фингалами под обоими глазами. В уголке рта красовался кровоподтек. Лизонька всхлипнула и бросилась к нему на грудь, орошая её горькими слезами. Илларион застонал.

– Прости, прости меня, это я во всем виновата. – В порыве жалости Лизонька покрывала поцелуями побитое лицо. Она приходила каждый день, читала Иллариону любимые книги, кормила его с ложки, внимательно слушала про пауков и червей. Оказывается, жизнь некоторых насекомых не уступала её любимым книгам, а у некоторых была пострашнее триллера. Илларион так интересно рассказывал, что к концу лета Лизонька обнаружила, что беременна. Папа у Лизоньки умер, мама целыми днями пропадала на работе и забила тревогу, когда уже было слишком поздно.

– Слава богу, отец не дожил до этого позора. – Кричала мать. Лизонька только тихонько всхлипывала.

Илларион оказался честным человеком, он забрал Лизоньку с собой в Москву, сделав её частью своей коллекции. Не самой любимой частью. Долг он свой выполнил, а там уже сама.

Мама Иллариона была не в восторге от невестки, которую сын "притащил бог знает откуда". Уж она-то знала, что её сыночка достоин гораздо большего.

– Слава богу, твой отец не дожил до этого дня. Какой позор! – Изрекла она.

Лизонька оказалась во враждебной среде – с одной стороны недовольная свекровь, с другой – палочники, пауки и черви. Все было против Лизоньки.

Когда родилась Лерочка, Илларион подошёл к ней ровно один раз, внимательно проверил наличие крылышек, хоботка и усиков. Не обнаружив ничего из вышеперечисленного, равнодушно отвернулся. Лизонька осталась совсем одна, разрываясь между двумя младенцами – Лерочкой и Илларионом.

Оба требовали внимания. Свекровь после рождения Лерочки пришла ровно один раз. Осмотрела каждый угол, недовольно поджав губы:

– Какая грязь! Илларион, ты взял в жены неряху. – Заключила она.

– А, что? – Его блуждающий взгляд остановился на матери. – Ты что-то сказала?

– Ноги моей больше не будет в этом доме. – Заявила свекровь и, демонстративно развернувшись, ушла. Никто её не останавливал: Илларион вычитал в научном журнале про какое-то новое насекомое, недавно обнаруженное такими же чокнутыми учёными где-то на Мадагаскаре. Он сначала побледнел, потом покраснел.

– Лизонька, ты только послушай. – Она разревелась. – Что-то случилось? У тебя что-то болит? – Бедная Лизонька не могла вымолвить ни слова, рыдания её душили и сотрясали хрупкое тельце.

– Ну, знаешь. – Сказал Илларион и сбежал к палочникам.

Лизонька страдала молча, самостоятельно справляясь с коликами, режущимися зубками, гуляниями, а также стиркой, уборкой, готовкой и разбросанными по дому вещами мужа. Она была замужем за гением, нужно соответствовать. На мужа она смотрела восторженными глазами: кто она такая без своего гения, всего лишь моль плоская васильковая.

Лизонька таяла на глазах, растворяясь в Лерочке и гениальном муже, габаритами она все больше походила на любимых мужниных палочников. Может быть, так бы все продолжалось и дальше, если бы не один счастливый, вернее, несчастный случай. Лизонька дошла до такой степени морального и физического истощения, что просто хлопнулась в обморок.

Глава 2