Хосе Марти и Мануэль Сангили

«Казалось, что дух Апостола умрет в год столетия со дня его рождения, что память о нем исчезнет навсегда. Это было бы оскорбление, нанесенное его памяти! Но его дух жив, он не умер, народ его мятежен, народ верен его памяти. Есть кубинцы, которые погибли, защищая его учение, есть юноши, которые в замечательном порыве решили умереть рядом с его могилой, отдать ему свою кровь и свою жизнь, чтобы Апостол продолжал жить в душе родины. Куба, что было бы с тобой, если бы ты позволила умереть Апостолу!»

Фидель Кастро. История меня оправдает. 1953-й год.

К 50-й годовщине победы Кубинской революции

Автор – Соколова З. И.

Хосе Марти и Мануэль Сангили – Кратко

МАРТИ И ПЕРЕС (MARTI Y PEREZ), Хосе Хулиан (1853 – 1895) – выдающийся революционер-демократ и национальный герой Кубы, поэт, философ, публицист-антиимпериалист, изобличавший экспансионистские планы Вашингтона, создатель Кубинской Революционной партии, основатель и издатель газеты «Патрия» («Patria»), организатор национально-освободительной войны 1895 – 1898 гг. Погиб в сражении в самом начале этой войны. В 1880 – 1895 гг. прожил в США как эмигрант, в серии очерков («Североамериканские сцены», 1881 – 1891) подверг критике власть монополий и так называемый американский образ жизни. Верил в могущество познавательных способностей человека, ему принадлежит афоризм: «господствует лишь сила человеческого разума».

САНГИЛИ-И-ГАРРИТЕ (SANGUILY-Y-GARRITTE) Мануэль (1848 – 1925) – непримиримый противник колониализма, публицист, литературовед, государственный деятель. Прервал учебу в Гаванском университете, чтобы принять участие в Десятилетней войне (1868 – 1878) за независимость Кубы против Испании. Завершил ее в звании полковника Освободительной армии. В 1879 г. окончил Центральный университет Мадрида, получил специальность адвоката. Во время национально-освободительной войны 1895 – 1898 жил в США, решая задачи материального снабжения Освободительной армии. После провозглашения Кубы республикой 20 мая 1902 г. – сенатор, министр иностранных дел. Разработанный им законопроект, запрещающий продажу земли иностранцам, в 1903 был отвергнут конгрессом Кубы.

Публицистика: концепция суверенитета Кубы

Для русского читателя этой книги небезынтересно, наверное, знать высказывание Хосе Марти о русском народе, которую он дал после посещения выставки художника Верещагина:

«… Русский народ несет с собой обновление. Патриархальный, наивный как дитя, возвышенный духом, он то камень, источающий кровь, то крылатое существо с каменными когтями. Он умеет любить, и умеет разить насмерть. Этот народ – словно крепость, стены которой увиты плющом, под замшелыми камнями таятся ползучие гады, а внутри прячется белая голубка. Русский одет во фрак, под которым латы. Если он садится за трапезу, то это пир; если принимается пить – то бочками, если танец – это буря; на коне – он вихрь; его наслаждение – это неистовство; у власти он сатрап, в услужении – раб; его любовь – это кинжал на ковре… В русском есть яркость и страстность, рокот гнева и шепот неги, душевная открытость и сила…»

Хосе Марти.

Выставка картин русского художника Верещагина. 1889 г.

Слово к русскому читателю

Хорхе Марти Мартинес

Чрезвычайный и Полномочный Посол Республики Куба.

Май, 2008

Выход в свет книги З. И. Соколовой «Хосе Марти и Мануэль Сангили» приурочен к 50-й годовщине победы Кубинской революции.

В ней исследована публицистика двух выдающихся мыслителей нашей страны Хосе Марти и Мануэля Сангили, рассмотрены пути становления политических взглядов в процессе их непосредственного участия в революционной войне за независимость Кубы. Начало этой войне было положено 10 октября 1868 г. «кличем из Яра», прозвучавшим из уст национального героя Кубы Карлоса Мануэля де Сеспедеса.

Мамби Мануэль Сангили и революционер-демократ Хосе Марти представляют разные поколения революционеров. Но их объединяет идея завоевания суверенитета народом. Наиболее ярко они выразили эту идею публицистическими средствами в идейной борьбе с противниками независимости и суверенитета. Не во всем идентичны взгляды этих двух публицистов-мыслителей на суверенитет государства. Однако, едина основа их концепции, которую автор внимательно изучил с учетом своеобразия конкретных условий, в которых мыслил, творил и проводил в жизнь свои идеи каждый из них. Поэтому авторская позиция вызывает научный интерес и доверие к его методу анализа. Нам, кубинцам, дорого внимание и объективное отношение к пониманию идейных и идеологических корней истории нашей борьбы за независимость страны и суверенитет государства. И это тем дороже, что Марти относится к числу выдающихся мыслителей, чей гений позволил высветить грядущее, предсказать будущее не только Кубы, но и всего латиноамериканского континента.

Актуальность публицистических идей Марти для современности была обоснована в выступлениях ученых и политиков на международной юбилейной конференции (Сантьяго-де-Куба, 15 – 18 мая 1995 г.) по теме «Хосе Марти и «вызовы» ХХI века». 400 ее делегатов из 26 стран, включая Россию, в «Итоговой декларации» к таковым «вызовам» отнесли: «гегемонию империализма, глобализацию капиталистической экономики, расширение пропасти между богатыми и бедными странами, экологические бедствия и кризис этических ценностей в мировом масштабе».

По убеждению Марти: «Бастионы идей надежней каменных бастионов. Идею нельзя развеять как тучу. Справедливая идея, вовремя воссиявшая перед лицом мира, останавливает эскадру броненосцев, как трубный глас архангела…». Идея суверенитета Кубы, развернутая им в стройную концепцию, была подхвачена новым поколением революционеров во главе с Фиделем Кастро, стала для народа поистине знамением ХХ века. Гарантировала победу Кубинской революции 1 января 1959 года. Сбылось предвидение Марти: «Еще больше я верю в наше будущее, в настоящую республику – с зорким взглядом, не робкую, но и не высокомерную, не утонченную, но и не ослепленную невежеством…». Отстаивая завоеванный суверенитет, находясь в экономической блокаде, длящейся почти полстолетия, Куба не страшится таких угроз Вашингтона, как аннексия острова и вооруженное свержение законно избранного правительства. Оправдывается предвидение Марти: «Плохо знают наш гордый народ те, кто не понимает, что в нем живет несломленная душа и неистребимое свободолюбие, хранится неисчерпаемый клад новых идей».

Не обманула Марти его политическая интуиция. С присущей бескомпромиссностью он обрушился на аннексионистов – были и такие кубинцы – с острым публицистическим обличением: «Неужели мы испугаемся чужой холодной страны? Тот, кто не умеет бороться за жизнь, кто мерит сердца других по своему маленькому и трусливому сердцу, кто думает, что народы – это только фигуры на шахматной доске; кто, родившись в рабстве, настолько свыкся с положением раба, что ждет помощи извне, не пытаясь избавиться от цепей, – все они будут искать спасения чуждого и враждебного нам народа. Однако республика только в том случае гарантирует народу процветание, если она независима и выражает национальный характер народа. Тому, кто думает, что кубинцам не хватает мужества и способностей, чтобы жить самостоятельно в независимой стране, созданной их доблестью, мы скажем: «Лжете!».

В канун 200-летия начала революционных войн за независимость в испанских колониях Америки (1810 – 1826), совпавшего с первыми десятилетиями ХХI века, с особой актуальностью звучит его призыв ко второму освобождению Южной Америки.

Для Марти судьба Кубы не отделима от судьбы «Нашей Америки». Эта категория стала для него публицистической категорией принципиальной политической значимости. Так именовал он Южную Америку и считал, что она никак не «латинская», потому что у этого региона есть собственная идентичность и присущая только ей самобытность. А именно: своя самобытная цивилизация, которой чужд «панамериканизм», провозглашенный Вашингтоном. И в своей политической деятельности он, как неутомимый борец, наделенный дипломатическим статусом многих южноамериканских стран (ему неоднократно оказывалось такое высокое доверие), последовательно, наперекор захватническим амбициям США, осуществлял защиту суверенных интересов региона. Так, ему удалось дать решительный отпор Белому Дому на двух Вашингтонских конференциях (1889 и 1891гг.) и фактически изолировать Соединенные Штаты. Победа досталась Хосе Марти, раскрывшему хитроумно замаскированные замыслы Вашингтона по достижению корыстных намерений. Настоящая книга дает читателю возможность убедиться в атакующей силе публицистического слова Марти, увидеть его могучий потенциал политика,

Как раз в этот период своей деятельности в статье «Наша Америка» он трепетно писал: «Мы не можем больше оставаться народом, который живет подобно деревьям, наполняющим лес то ласковым шелестом своей листвы, то тревожным гулом, смотря по тому, пригревает ли их капризное солнце, или ломит и валит буря. Деревьям надо стать в ряд и преградить путь гиганту в семимильных сапогах! Мы должны идти вперед сомкнутыми рядами, монолитными, как серебро в недрах Анд».

Данная книга написана в ракурсе работы состоявшейся в 2005 году в Гаване международной конференции по теме; «Латинская Америка: универсализм и самобытность». Соответствует ее духу. Данная конференция была проведена по инициативе Посольства Республики Куба в РФ с участием Министерства культуры Кубы, Центра Национальной Славы России и Фонда Святого Всехвального Апостола Андрея Первозванного. Высок политический, научный и общественный резонанс в ответ на затронутые конференцией проблемы. Сама она органически вписывается в ракурс деятельности Мирового Общественного Форума «Диалог цивилизаций», является отражением ведущих направлений его деятельности. Данному контексту созвучен анализ, прежде всего, концепции суверенитета в публицистике М. Сангили, из которой следует органическая несовместимость основ «панамериканизма» и «испаноамериканизма».

Что касается проблемы суверенитета государств и его гарантированности инструментариями ООН в современном мире, то она становится все более актуальной по причине традиционных устремлений Вашингтона реализовать доктрину монополярного мироустройства с внедрением американских стандартов «демократии» и так называемых «либеральных ценностей». Это есть не что иное, как попытки насаждения неоколониальных форм господства в условиях глобализации по-американски. Куба же в борьбе за свой суверенитет основывалась на неприятии как колониального статуса, навязанного Испанской метрополией, так и неоколониализма, в установлении которого коварную роль сыграла так называемая «поправка Платта» к Конституции Республики Куба в начале прошлого века. Эта драма насильственной неоколонизации, нашедшая отражение в публицистике М. Сангили, взывает к бдительности, когда речь идет об отношении к политическим методам Белого Дома по насаждению собственной концепции мироустройства. В наши дни она стала еще более изощренной. Поэтому опыт защиты Кубой своего суверенитета, завоеванного несколькими поколениями революционеров, выходит сегодня за пределы только национальной значимости.

Нам остается выразить благодарность за интерес автора и читателей настоящей книги к истории Кубы. У социалистической Кубы нет более ценного достояния, чем суверенитет государства и независимость страны, на страже которой стоят Революционные Вооруженные Силы Кубы.

Введение

На рубеже ХХ и ХХI столетий человечество переживает всемирный и всеобщий кризис. В мировом сообществе до крайности обострились проблемы национальной независимости и государственного суверенитета. В определенной степени кульминацией этих явлений стал распад Советского Союза и крушение мировой системы социализма в том виде, в каком она существовала. Ее хрупкая и как выявилось, не приспособленная ни к противодействию, ни к конкуренции инфраструктура практически во всех сферах жизнеобеспечения – финансово-экономической, политической, военной и идеологической – подверглась разрушению без каких-либо надежд на реставрацию. По крайней мере, в том виде, в каком она создавалась в процессе формирования собственных основ. Вместе с тем необходимо видеть, что у этих явлений есть свои причины и отражаюшие современные тенденции предпосылки. К их разряду надлежит отнести прежде всего провозглашение доктрины глобализации и методы ее осуществления ведущими постиндустриальными странами в пределах пространства, не ведающего ни территориальных, ни тем более экономических границ. Материальной основой усиления данной тенденции следует считать транснациональный капитал, набравший свою экономическую мощь на базе беспрецедентной монополизации финансово-экономической сферы в мировом масштабе и претендующий сегодня на политическое господство в мире, не ведая границ.

Эти перемены свидетельствуют о проявлениях характерных признаков новой формы угнетения – неоколониализма. Между тем это явление вряд ли можно считать новым, если принять во внимание исторический опыт борьбы кубинского народа за национальную независимость и политический суверенитет на рубеже ХIХ и ХХ столетий.

20 мая 2002 г. исполнилось ровно сто лет со дня провозглашения Кубы республикой и помпезного, под американским флагом, декларирования ее независимости. На самом же деле Куба стала псевдореспубликой, а провозглашенная «независимость» – фикцией. Решающая роль в этой «метаморфозе» политической истории Кубы принадлежала США.

Куба после начала нового этапа освободительной антиколониальной войны 24 февраля 1895 г. уже провозгласила себя «Сражающейся республикой». Произошло это на созванной в сентябре того же года Революционной Конституционной ассамблее в городе Химагуайу в мятежной провинции Камагуэй. К завершению этой войны она пришла, имея законно избранного президента в лице Сальвадора Сиснероса-и-Бетанкура, сформированные с учетом специфики времени структуры государственной власти в форме Правительственного совета и Освободительной армии. Вопрос о переходе к стабильному состоянию с провозглашением независимости острова и суверенитета Кубы вплотную был поставлен на повестку дня всем ходом стремительно развивавшихся событий.

Однако, геополитикой США, с их нацеленностью на экспансию в Латинскую Америку, независимость Кубы не только не предусматривалась, но и полностью исключалась. Поэтому в 1898 г. США навязали Испании, практически разгромленной силами Освободительной армии Кубы, первую в истории международных отношений империалистическую войну, оккупировали остров, установили военно-оккупационный режим власти, отказались признать Сражающуюся республику, хотя она имела свое дипломатическое представительство в США все годы, пока шла антиколониальная война. Конституцию Сражающейся республики посчитали неправомочной, на требование вывести с Кубы свои оккупационные войска ответили отказом, развернули бурную деятельность по закреплению своих особых отношений с Кубой при помощи включения в текст новой Конституции Кубы пресловутой «поправки Платта» (о ней речь ниже). Завершало эту политическую операцию внедрение в государственные структуры Кубы определенных лиц из числа кубинцев, имеющих известность в своей стране, заблаговременно подобранных, соответствующе воспитанных (а точнее, просто подкупленных) в самих США. Их «репатриации» на самый высокий иерархический уровень государственной власти Вашингтон придавал особое значение. Это и были контуры неоколониализма, который с конца ХIХ в., как дамоклов меч, завис над Латинской Америкой на все будущее столетие. А на рубеже ХХ и ХХI вв. его логическим продолжением для этого региона стала так называемая «Инициатива для Америк», о которой 27 июня 1990 г. объявил президент США Дж. Буш (старший).

Замысел же этой «инициативы» состоит в том, чтобы ускоренными темпами (до 2005 г.) создать единое торгово-экономическое пространство – Зону свободной торговли Америки (ЗСТА), куда бы под эгидой США вошли все, за исключением Кубы, страны Латинской Америки1. Ее суть – внедрение в плоть латиноамериканских стран давней (с момента провозглашения в 1823 г. «доктрины Монро») идеи «панамериканизма» («Америка для США»).

Подобный ракурс развития событий в регионе, можно сказать, в деталях предвидели кубинские публицисты Мануэль Сангили и особенно Хосе Марти, создавая концепции борьбы за национальную независимость и государственный суверенитет. Поэтому для современности, когда попираются суверенные права независимых государств, актуальными представляются некоторые теоретические аспекты творческого наследия кубинских публицистов, стоявших у истоков зарождения неоколониализма и предпринявших уже тогда попытку дать аналитическую, на демократической основе оценку его характерных признаков, предусмотреть опасные последствия его эволюции в исторической перспективе и попытаться поставить этому политический заслон.

По ряду соображений актуальной представляется и необходимость изучения природы демократизма во взглядах Сангили и Марти, в частности, по вопросу антиколониальной войны. Во-первых, необходимо видеть существенную разницу в принципах демократического мышления каждого из них, хотя, на первый взгляд, к решению задачи завоевания независимости оба подходили одинаково, исходя из одинакового постулата – необходимости революционной войны. Во-вторых, важно понять, что эта разница во взглядах была обусловлена объективно, по мере усложнения содержания самой задачи освобождения, а именно: нереальностью ее решения на путях только антиколониальной войны с Испанией, поскольку наступила стадия передела мира, которая и началась с навязывания Испании империалистической войны со стороны США. Если мысль Марти схватила эту смену эпох в момент ее зарождения, то Сангили не сразу понял этой перемены, что и стало основой перерождения его революционного (для периода первой антиколониальной революции) демократизма в либерализм, прикрытый демократической фразеологией. В-третьих, нельзя не учитывать демократическую сущность логики их мышления в вопросах государственного устройства после завоевания независимости: абсолютная неприемлемость для обоих любой формы авторитаризма. Они оба – сторонники обеспечения суверенитета на правовой основе. Наконец, особый интерес вызывает вопрос о решающей роли именно публицистики в формировании демократических основ концепции национальной независимости и политического суверенитета, а не сочинения, скажем, типа трактатов.

Изучение поднятой в публицистике совокупности проблем, характерных для своеобразия демократического мышления Сангили и Марти, может иметь значение для современности с ее стремительными процессами, происходящими, в частности, в настоящее время в Латинской Америке. Примером могут служить недавние с молниеносной быстротой развивавшиеся события в ряде стран Латинской Америки.

На политику форсирования глобализации Латинская Америка отвечает ускоренной регионализацией, точнее, региональной самоидентификацией. Относиться к этому следует, как к проявлению попытки отстоять независимость в региональном масштабе. Истокам этой актуальнейшей на сегодня проблемы огромное внимание уделил Марти, обогатив свою публицистику, вызывающе емким политическим термином «Наша Америка». Поэтому, на мой взгляд, концепция «испаноамериканизма», разработанная в публицистике Марти как концепция не только национальной, но и региональной независимости, актуальна методологически и политически для понимания необходимости альтернатив в современном мире. Марти в идеологии «испаноамериканизма» раскрыл альтернативный потенциал «панамериканизму», как идеологии, направленной на создание в регионе таких экономических и, в особенности, внешнеполитических предпосылок, которые гарантировали бы Соединенным Штатам абсолютное господство в Западном полушарии, пресекали бы любые попытки региона к развитию межрегиональных экономических, торгово-финансовых, внешнеполитических отношений и научно-культурных связей. Даже в том случае, если инициатива и заинтересованность в развитии межрегиональных отношений с Латинской Америкой исходит от постиндустриальных стран Европы, союзников США по «доктрине глобализации», не говоря уже об Азии и Африке.

Идеология «испаноамериканизма» имеет свои давние исторические корни, уходящие в эпоху национально-освободительных революций начала ХIХ в. Ее зарождение связано с именем такого выдающегося мыслителя Латинской Америки, как Симон Боливар2. С самого начала эта идеология формировалась как противовес идеологии «панамериканизма». Свидетельством тому является и хронологическое (20-е годы ХIХ в.) совпадение момента их начинавшегося противостояния в вопросе создания континентального объединения. Что касается мировоззрения и конкретного вклада Марти, то он обогатил идеологию «испаноамериканизма», внеся в нее антиимпериалистическую направленность и дополнив практическими рекомендациями регионального значения.

И Сангили, и Марти попытались доступными им средствами противостоять попыткам аннексии идеологии «панамериканизма», раскрыв в своей публицистике ее чрезвычайную опасность для исторических судеб региона. Поэтому изучение их мировоззренческих позиций и публицистических концепций по проблемам национальной независимости и политического суверенитета не только своего государства, но и целого региона представляется актуальным для наших дней, когда США навязывают свою волю не только Западному полушарию, но и всему мировому сообществу по созданию монополярной системы международных отношений. Позиции Сангили и Марти в этом вопросе вызывают тем больший интерес, что они основаны на демократических принципах и неприятии диктата США. Поэтому выработанные ими принципы и критерии основ политического суверенитета могут иметь значение и как исторический опыт для альтернативного противостояния доктрине глобализации, которая по замыслу ее адептов призвана предопределить пути развития человечества, содержание эпохи, открыть максимальный простор для действия ее ведущих тенденций. Что же касается самих этих тенденций, то они потенциально направлены на полную трансформацию уже сложившихся экономических и политических предпосылок, способных гарантировать сохранение государственного суверенитета и обеспечить в исторической перспективе сохранение национальной независимости.

Кроме того, публицистические концепции, воссоздание которых требует сосредоточения идей и отдельных высказываний авторов в единое целое, имеют и самодовлеющую теоретическую ценность, как проявление парадоксальной противоречивости: с одной стороны, высокий уровень развития демократических идей в стране, сбросившей колониальное иго, а с другой – отсутствие гарантированных условий для реализации назревшего демократического потенциала этих идей при всей их кажущейся исторической мобильности. Причем, не по причине незрелости необходимых для этого внутренних материальных условий, а из-за вероломного вмешательства в ход событий инородного природе этих условий внешнего фактора. В данном конкретном случае: аннексия острова Соединенными Штатами, чьи геополитические интересы были заранее спроецированы на недопущение суверенитета и независимости Кубы.

Изучение публицистического наследия, оставленного выдающимися мыслителями Кубы, наконец, актуально для понимания ретроспективы развития международной журналистики с точки зрения профессионального интереса. Это тем более важно, когда речь идет о ее наиболее талантливых представителях, которым удалось в своем творчестве не только отразить содержание и характер своего времени, но и предвосхитить будущее, обогатить собственное восприятие действительности мироощущением грядущей исторической перспективы, разглядев действие тех новых тенденций, которые в тот момент только зарождались и которым еще предстояло набрать силу уже в исторически иную, хронологически более позднюю, эпоху. Именно с такого рода публицистическим явлением соприкасается исследователь творческого наследия таких блистательных журналистов Кубы, какими были Хосе Марти и Мануэль Сангили на рубеже ХIХ и ХХ вв. И актуально это учитывать в наши дни, когда перипетии грядущих перемен – и не только в латиноамериканском регионе – еще не раз заставят обратиться современную общественную мысль к эпохе, которая на свои авангардные рубежи выдвинула мыслителей такого масштаба. Им дано было высветить то для их времени новое, что обрастает плотью и кровью в современных условиях, становится политической «будничностью» для современной общественной мысли всего мирового сообщества. Речь, конечно, идет не об экстраполяции взглядов кубинских публицистов на современность, а о творческом осмыслении тех общественных, экономических и политических явлений, которые им удалось зафиксировать в их зародышевом состоянии и попытаться предсказать характер их эволюции.

В этой связи особый интерес вызывает международная научная конференция, проведенная в Сантьяго-де-Куба 15 – 18 мая 1995 г. по случаю 100-летия со дня гибели Марти (19 мая 1895 г.). Событие это никак нельзя отнести к разряду ординарных не только в научном, но и в политическом отношении ни по представительности (четыреста участников из 26 стран, включая Россию), ни по девизу, который определял направление ее работы: «Хосе Марти и вызовы ХХI века».3 Не случаен выбор и места проведения этой конференции – восточная, наиболее мятежная столица Кубы, неподалеку от которой в сражении под Дос-Риос погиб Марти. В Сантьяго-де-Куба находится и одно из красивейших в мире сооружений, связанное с именем Марти, – его мавзолей из белого с розовым отливом мрамора, воздвигнутый к 100-летию со дня его рождения (1953).

По завершении работы этого международного форума была принята «Итоговая декларация», в которой в частности, было отмечено, что «конкретными вызовами ХХI века» являются «гегемония империализма, глобализация капиталистической экономики, расширение пропасти между богатыми и бедными странами, экологические бедствия и кризис этических ценностей в мировом масштабе»4.

Чрезвычайно важными, на мой взгляд, представляются материалы международной конференции «Латинская Америка: универсализм и самобытность», которая была проведена в Гаване в апреле 2005г. по инициативе Центра национальной славы России и Фонда Святого Всехвального апостола Андрея Первозванного при поддержке Посольства Республики Куба в РФ и министерства культуры Кубы. Не случайно то, что работа этой конференции вызвала большой политический и научный резонанс в рамках деятельности Мирового Общественного Форума «Диалог цивилизаций». Важно отметить также, что время проведения этой конференции символично совпало со 110-й годовщиной со дня гибели Хосе Марти и 80-й годовщиной драматичной смерти Мануэля Сангили.5

Кроме всего сказанного, изучение публицистического творчества Сангили и Марти актуально для научного понимания целостности всего их творчества. Без учета публицистики, цементирующей все их литературное творчество, исследование взятых по отдельности частей творческого наследия этих авторов, особенно Марти, ведет к фрагментарности восприятия как их личности, так и их творчества. Поэтому попытки отдельных исследователей проигнорировать изложенные в публицистике идеи либо как мало связанные, на поверхностный взгляд, с избранной ими для изучения сферой творчества (философия, поэзия, педагогика и т. д.), либо по каким-либо иным соображениям всегда чреваты возможностью искаженной и даже ошибочной трактовки взглядов человека, который на протяжении всей своей жизни занимал активные позиции и не мыслил ни себя, ни своего места в обществе вне энергичной политической деятельности. И деятельность эта отражалась прежде всего через публицистику, которая позволяла с наибольшей полнотой реализовать и мировоззренческий потенциал, и политические принципы, служила источником поэтического вдохновения. Более того, не будет преувеличением сказать, что для самого Марти его собственная публицистика была своего рода методологическим ключом для «входа» в многогранный мир собственного творчества. При всей парадоксальности этой мысли она мне представляется необходимой для верного понимания содержания и характера всего творчества гениального кубинского публициста.

В доказательство обоснованности этого суждения можно обратиться к посвящению, которым открывает Марти свой сборник «Простые стихи», увидевший свет в 1891 г. «Мои друзья знают, как эти стихи вырвались из моего сердца. Это случилось в ту, полную тоски зиму, когда представители испано-американских народов, – одни по неведению, другие – с фанатической верой, третьи – из страха, четвертые – из вежливости – собрались в Вашингтоне, под крыльями грозного орла»6. Стихи, написанные им в дни его чрезвычайной публицистической активности в связи с проведением двух межамериканских конференций7, имели для него особое значение тем, что его устремления были поняты его друзьями. Он пишет: «Эти стихи печатаются потому, что волнение и любовь, с которыми несколько добрых душ восприняло их однажды ночью, полной поэзии и дружбы, уже сделали их общим достоянием…»8.

Внимание на себя обращает сразу же тот факт, что историографический интерес к творческому наследию этих двух публицистов, как на их родине, так и за ее пределами, не поддается сравнению. Личности Хосе Марти, его мировоззрению и творчеству посвящены сотни, если не тысячи, работ. Правда, этот огромный интерес к нему был проявлен главным образом уже после Кубинской революции 1959 г., победа которой кубинским обществом была воспринята прежде всего как торжество идей их великого соотечественника. Национальным же героем он стал еще при жизни, и своими современниками воспринимался не иначе, как Апостол Кубинской Свободы.

Что же касается Мануэля Сангили, то нельзя сказать, что его имя на Кубе было предано забвению, хотя по популярности он, конечно же, особенно сегодня, уступает Марти, своему современнику, которого ему дано было пережить почти на тридцать лет. Для самого Сангили годы без Марти стали не только временем воздаваемых ему заслуженных почестей, роста его популярности и авторитета в обществе, но и поводом для углубленного постижения политических взглядов Марти, некогда воспринимавшихся им как слишком радикальные. Теперь же он убеждался в чрезвычайной актуальности основ антиимпериалистических идей Марти.

Политическая прозорливость Марти основывалась на его отношении к «необходимой войне» 1895 – 1898 гг. как к способу вооруженного противостояния и одновременно как к фактору политического сопротивления империалистическим амбициям США, а также как к единственно надежной на тот момент возможности гарантировать Кубе завоевание суверенитета. Только завоевание подлинной независимости Кубой могло (и должно было) стать, по его идее, прочным заслоном аннексионизму и экспансионистским планам США в Латинской Америке.

Личное общение двух идеологов суверенитета Кубы при их жизни было ограниченным. Сангили в тот момент не считал революционную войну ни политической, ни общественной необходимостью по причине, как он думал, неготовности к ней кубинского общества. Но Сангили никогда не был ни тенью Марти, ни тем более его оппонентом, хотя их личная встреча в Нью-Йорке, инициатором которой выступил Марти, и на которую они оба так рассчитывали, не принесла им ни единомыслия, ни необходимого взаимопонимания. Сангили не принял предложения Марти о вступлении в Кубинскую Революционную партию, созданную им в 1892 г. с единственной целью: возложить на нее политическое и военное руководство революцией.

Не исключена возможность, что Марти лелеял тогда и мысль о возложении на Сангили обязанности главнокомандующего Освободительной армии. При выборе этой кандидатуры Марти мог учитывать и наличие большого военного опыта у Сангили со времен Десятилетней войны, и твердость его политических принципов, выразившуюся в отказе признать заключенный по окончании войны с Испанией Санхонский пакт 1878 г., чем он и снискал в обществе авторитет, славу и репутацию бескомпромиссного мамби9. Что касается бывшего (в Десятилетнюю войну) главнокомандующего Максимо Гомеса, то у Марти были с ним достаточно серьезные принципиальные расхождения относительно политического устройства государства по завоевании суверенитета. Склонность Гомеса к установлению военной диктатуры была неприемлема для Марти. Кроме того, Гомес доминиканец, а не кубинец. Марти желал бы, чтобы главнокомандующим был его авторитетный соотечественник. Но все соображения относительно планов назначения Сангили на пост главнокомандующего – это только моя исследовательская гипотеза, для научного обоснования которой данных пока маловато, хотя и можно их найти. Отказ Сангили от вступления в партию не означал, однако, его отказа от сотрудничества с Марти. Напротив, он выразил безоговорочную готовность и согласие поддержать Марти в его начинаниях по пропаганде идеи независимости и суверенитета Кубы как задачи, имеющей глубокие исторические корни. Но опять-таки можно обратить внимание на небольшой нюанс: согласие на пропаганду идеи суверенитета и независимости, но отнюдь не идеи неотложности революционной войны. Сангили согласился создать (и в кратчайшие сроки создал!) на Кубе пропагандистский печатный орган, готовый сотрудничать с Марти в ходе подготовки новой революционной войны. Это – «Hojas Literarias». Между тем остается очевидным и такой факт: Сангили при жизни Марти не опубликовал ни одной своей статьи или хотя бы заметки в газете «Patria» («Родина»), которая была официальным органом Кубинской Революционной партии, и которую Марти основал также для пропаганды идеи завоевания независимости и суверенитета Кубы посредством необходимой новой революционной войны. В свою очередь, на страницах издаваемого Сангили журнала для этих же целей мы не увидим публикаций ни самого Марти, ни материалов о нем. Трудно объяснить эту кажущуюся противоестественной ситуацию. Что это? Их общее нежелание в целях, быть может, конспирации афишировать свои политические связи? Вопрос не риторический, поскольку в статье об этой газете Сангили фигурирует как один из редакторов, правда, не уточняется, в какое время – до или после гибели Марти10. Или все же здесь присутствует нечто более глубинное – каждый остается при своем мнении, и никто не переходит в открытую оппозицию друг к другу во имя общего для страны дела. У личностей такого масштаба свои, доступные только им, этические и этатические принципы взаимоотношений.

У Марти и Сангили между тем была и общая для них обоих непререкаемого авторитета личность. Это – Хулио Сангили, старший брат Мануэля, генерал Освободительной армии, мужеству и храбрости которого Марти посвятил очерк и к которому не раз обращался с личными просьбами о помощи в самые критические моменты своей деятельности. Свидетельство тому – письма Марти, адресованные непосредственно Хулио Сангили, а также другим деятелям освободительного движения, которым он усиленно рекомендует его как образцового борца, преданного идее независимости Кубы. В эпистолярной публицистике Марти имя Хулио Сангили упоминается десятки раз. И всегда в благожелательном и доверительном контексте.

В 1948 г. на Кубе достаточно широко было отмечено 100-летие со дня рождения М. Сангили, переизданы его публицистические статьи и выступления в виде сборника под красноречивым названием: «Защита Кубы» («Defensa de Cuba»). Эта дань памяти и уважения благодарных потомков революционеру, государственному деятелю и публицисту является объективным свидетельством того, что в истории борьбы кубинского народа за независимость М. Сангили занимает достойное место прежде всего как истинный мамби, представитель поколения кубинских революционеров, которые первыми вступили в революционную войну с метрополией и сыграли выдающуюся роль в формировании национального самосознания кубинцев и самой нации. Предисловие к этой книге было написано крупным ученым Кубы, лично знакомым с автором публикуемых трудов – Эмилио Роигом де Леучсенрингом. Его очерк о Сангили по сей день остается лучшей, наиболее искренней работой о нем.

Объединение имен двух публицистов Кубы – Сангили и Марти – в настоящем исследовании, однако, не является случайным. Оно обусловлено не стремлением к сопоставительному анализу мировоззренческих, творческих или каких-либо иных позиций авторов публицистических статей, целью которых было обоснование необходимости завоевания Кубой независимости. Разница «весовых категорий» творческого потенциала этих двух публицистов очевидна (полное собрание сочинений Сангили составляет 8 томов, а Марти – 28), и подобное стремление могло быть воспринято, даже при наличии тщательной научной аргументации, как чистый академизм или даже снобизм исследователя. Да в этом нет и необходимости. Имена эти объединил исторический фатум идеи суверенитета и независимости. Однако, по горькой иронии судьбы, сама идея независимости Кубы, за которую ратовали – каждый в своей публицистическом творчестве и политической деятельности – Марти и Сангили, которая специфически предопределяла гражданские позиции обоих, их социальное и политическое мироощущение, и во имя осуществления которой они сражались не только на поле брани, пережила драму трансформации

Мартианской концепции независимости судьба предопределила более сложный путь развития. Для ее реализации понадобились новые силы, и эта перспектива стала возможной лишь на путях движения к социализму, то есть с выходом на арену освободительной борьбы кубинского пролетариата. На этом этапе стало возможным и произошло с одной стороны, как бы совмещение обеих концепций, то есть революционный демократизм Марти как бы поглотил «революционный» либерализм Сангили: категория «независимость» была существенно скорректирована понятием «суверенитет»; а с другой стороны, эта «объединенная» концепция независимости и суверенитета, в свою очередь, была дополнена принципиально новым компонентом формационного характера. В случае с завоеванием кубинской национальной независимости решающая роль принадлежала выбору кубинским обществом социалистического пути развития. По всей вероятности, это был единственно возможный и подготовленный историей шанс, когда на судьбу независимости и суверенитета Кубы самым бескомпромиссным образом повлияли мощь и международный авторитет Советского Союза и стран социалистического содружества. И снова – внешний фактор, но с обратным, нежели в начале ХХ в., знаком.

Глава первая. Методология и историография

Дать более или менее полный анализ исследований, посвященных Марти и Сангили, является задачей трудно разрешимой. Объясняется это не только их обилием, но и методологическим противостоянием отдельных историографов, что значительно осложняет изучение темы наслоением на нее дополнительных проблем, не имеющих прямого отношения ни к публицистам, ни к их творческому наследию. Это обстоятельство нуждается в специальном изучении, поскольку возникновение разного рода историографических коллизий вызвано подчас сугубо субъективными соображениями авторов и кажущаяся полемическая «острота» носит преходящий характер и продиктована далекими от науки интересами. Не поиск истины, связанной с объектом изучения, а зачастую совершенно иные, личностного плана стремления историографа определяют цели написания и издания собственных трудов. Часто эти работы нельзя отнести даже к разряду полемического диалога историографа, скажем, с субъектом своего изучения. В лучшем случае они напоминают схоластический спор с известной личностью с целью воспользоваться этим именем и ситуацией для популяризации своей собственной персоны. Правда, справедливости ради следует отметить, что поддающаяся анализу полемика в историографии по данной теме все же встречается, но касается она чаще всего не столько творческого наследия, сколько самой личности публицистов.

Полемика вокруг Марти, и сам он знал об этом, началась еще при его недолгой (всего сорок два года) жизни. Она велась даже среди его близких соратников по борьбе, о чем свидетельствуют обширное эпистолярное наследие самого Марти и особенно его последний дневник, обнаруженный, между прочим, после его гибели среди бумаг главнокомандующего Освободительной армии Максимо Гомеса и названный самим Марти «От Кап-Аитьена до Дос-Риос. Последний дневник»11. И вряд ли в этой связи можно считать случайным то, что значительная часть этих дневниковых записей при публикации была изъята, как считают специалисты, сыном главнокомандующего. Их содержание до сих пор никому не известно, но трудно усомниться в том, что они касались именно их личных отношений.

Что касается творческого наследия Марти, то оно очень скоро после его гибели стало своеобразным полем политических, идейных, идеологических и даже литературоведческих баталий не только на его родине, но и за ее пределами. Не избежало этого и наше отечественное литературоведение. Вызвано оно было скорее всего явлениями методологического характера. Вопрос же выбора авторами той или иной методологии имеет самостоятельное значение для понимания путей развития историографии творчества Марти. Правда, возникшая в данном контексте в нашем отечественном литературоведении историографическая проблема, на мой взгляд, не является ни следствием, ни свидетельством стремления полемизирующих к более глубокому постижению ни творческого наследия, ни метода, которым пользуется Марти. При внимательном рассмотрении она носит поверхностный, заимствованный, а стало быть, искусственно созданный характер. Причин здесь может быть множество, но несомненно присутствие в любом контексте одной: неспособность историографа в силу собственной, быть может, идейно-политической ограниченности или из-за идейного противостояния постичь те самые идеалы, которые Марти отстаивает в своей публицистике и которые для него самого были смыслом его жизни, и именно в них он вложил свою жизненную энергию и оптимизм.

Кроме того, историографу творческого наследия Марти так или иначе приходится учитывать то обстоятельство, что необходимые методологические заряды содержатся в самой публицистике, которая своим идейным содержанием, политической направленностью и потенциальной настроенностью на общественный резонанс (а в случае необходимости – и на конфронтацию с общепринятым общественным мнением) как бы сама предопределяет выбор и методологии, созвучной умонастроению или, напротив, вызывающей несогласие с политическими убеждениями исследователя. Поэтому не каждый исследователь может принять публицистику Марти таковой, какой она в действительности является, если его самого мало заботит поиск объективной истины, ждущей своего раскрытия. Как раз той, которая и заложена публицистом в его труд, раскрывает силу, глубину, стремление заострить и обнажить сокровенную суть публицистической идеи; претендует на состоятельность и проверку временем; соответствует, с точки зрения публициста, актуальным потребностям социально-политического и экономического развития общества. В контексте настоящей работы это касается в первую очередь проблемы концептуального обоснования вопроса о неотложности в конце ХIХ в. для Кубы решения задачи завоевания национальной независимости в целях обеспечения формирования в стране таких социально-экономических условий общественного развития, которые бы гарантировали политический суверенитет и защиту национальных интересов.

Из всех идей Марти наибольшее влияние на выбор методологии оказывала, конечно, ярко выраженная антиимпериалистическая направленность его публицистики. Но если историографом был, скажем, соотечественник Марти, то он невольно оказывался в ситуации, когда от него самого требовалось высказать свои личные позиции уже не столько по творчеству Марти, сколько по тому кругу принципиальных вопросов, которые освещаются в его публицистике. Другими словами, по всей совокупности актуальных проблем, которые рассматривает сам Марти. Это обстоятельство не могло не влиять на характер историографии, невольно обрекая исследовательскую мысль пишущих о Марти авторов на необходимость сверки своих научных позиций с политической целесообразностью. Тем определённые становилась неизбежность этого условиях зависимости Кубы, включая идеологическую. Литературоведческая мысль по такой проблеме, как публицистическое творчество Марти, пронизанное антиимпериалистическими идеями, объективно не имела перспектив на официально признанный успех. Чтобы отважиться на объективное исследование, от ученого требовалась определенная научная смелость и мировоззренческая независимость. И историограф публицистического наследия Марти оказывался в рискованной ситуации с точки зрения как своей «научной репутации», так и политической благонадежности.

Это обстоятельство, на мой взгляд, оказало решающее влияние на то, что в неоколониальной Кубе, находившейся в полной экономической, политической и идеологической зависимости от США, публицистика Марти не только не могла быть изучена объективно во всей ее полноте, а была обречена либо на забвение, либо на фальсификацию. В действительности так и произошло12. Личность же самого автора подвергалась преднамеренному и изощренному извращению. Только с победой революции в 1959 г. Апостол кубинской свободы стал поистине национальным героем. Начиная с 1963 г., в течение десяти лет было издано полное собрание сочинений Марти в 28 томах, по завершении издания в 1972 г. открыт постоянно действующий семинар по изучению его творческого наследия.

Факты манипуляций с творчеством Марти приведены в статье видного общественного деятеля социалистической Кубы, писателя Луиса Павона «Против фальсификации истории и извращения идейного наследия Хосе Марти13.

При выборе методологии изучения творческого наследия Марти следует, на мой взгляд, отдать предпочтение марксистской методологии, которая, как направление, состоялась на Кубе с приходом на арену освободительного движения Кубы пролетарских революционеров. Не случайно то, что именно лидерами пролетарского этапа освободительного движения Кубы, то есть коммунистами, были написаны наиболее серьезные аналитические работы о Марти. Его антиимпериалистические идеи, как определяющие его концепцию национальной независимости, были взяты на идеологическое вооружение, стали программной основой борьбы за освобождение страны от неоколониальной зависимости. Если говорить конкретно, то из идейного арсенала Марти это поколение, заинтересованное в продолжении традиций борьбы за независимость и государственный суверенитет своей страны, восприняло именно антиимпериалистические идеи, с наибольшей силой и последовательностью изложенные в его нацеленной на политические сражения публицистике. Этому способствовала, конечно, и присущая этим идеям логика саморазвития соответственно вложенному в них огромному потенциалу самим автором, являющимся одновременно и творцом, и созидателем, и идейным адептом14.

Одним из первых, кто обратил внимание на необходимость определить историческое место идей Марти, был один из основателей коммунистической партии Кубы – Хулио Антонио Мелья. Сделано это было в черновых набросках к задуманной им книге о Марти15, опубликованных в Мексике в виде статьи под названием «Толкование идей Хосе Марти» (1926 г.). Цель ее публикации, по мнению Мельи, состояла в том, чтобы «заставить замолчать продажных торгашей, лицемеров, подхалимов и льстецов, рассуждающих и пишущих о Хосе Марти». Для Мельи неприемлема ситуация, при которой: «То лицемер-политикан, продавшийся власть имущим и выступающий против народа, заводит разговор о Хосе Марти; то клоун-литераторишка называет в своих лживых речах имя Хосе Марти, удовлетворяя аппетит своего тщеславия и своего желудка; то новоявленный иберофил16, мечтая о возрождении испанского владычества и защищая интересы тех, кто снова ищет рынки сбыта в нашей Америке, решает вдруг обратиться к «жизнеописанию» Хосе Марти»17. Надо «заткнуть рот этому псевдопатриотическому сброду» – таков вердикт Мельи. Свою позицию он формулирует предельно четко: «суть творчества Марти может быть определена лишь человеком, который не фетишизирует прошлое, благоговея перед ним, а умеет оценить всю важность исторических свершений той эпохи и значение, которое они сохраняют для будущего, то есть для сегодняшнего дня»18.

Высоко оценил деятельность Х. Марти как революционера-демократа своего времени, а также его творческое наследие другой лидер компартии Кубы чуть более позднего времени и виднейший государственный деятель страны на этапе социалистического строительства Блас Рока. В Марти он увидел «не просто сторонника независимости», призывающего «к вооруженной революционной борьбе против испанских колониальных властей» и организующего ее. Для него Марти – «последовательный и решительный революционер, выступающий за глубокую и полную независимость, а по достижении ее – за самые радикальные и демократические преобразования»19. Аналитическая оценка в этой статье была дана и антиимпериализму Марти, не приемлющего аннексии ни в какой форме, противящегося «всякой идее о том, чтобы Куба и другие страны Америки превратились в вассалов Соединенных Штатов и служили бы им»20.

Отношение кубинских коммунистов к Марти и оценка его творчества в дореволюционный период наиболее полно было выражено в монографии еще одного из лидеров коммунистов Хуана Маринельо «Хосе Марти – латиноамериканский писатель», которую он издал в Мексике в 1958 г., менее чем за год до победы кубинской революции. Книга несет в себе острые полемические заряды, направлена против попыток упрощенной интерпретации литературного творчества Марти сквозь призму так называемого модернизма. По мнению автора, имеющие место попытки низведения исследовательской мысли по творчеству Марти исключительно к проблеме модернизма ведут к искажению истинной роли и места Марти в «главной его заботе: освободить культуру от пережитков колониальной отсталости, избавить от империалистической агрессии США»21.

Обращает на себя внимание то, что Хуан Маринельо казалось бы в сугубо литературоведческой работе о творчестве Марти счел необходимым акцентировать внимание на аспектах, несущих в себе политическое звучание. Так, афористичную по форме фразу Марти – «Народам испанского языка суждено спасти свободу в Америке» – по ходу полемики Маринельо превращает в ключевую и показывает тем самым чрезвычайную значимость обращения исследователей творчества Марти к его публицистике для верного освещения и понимания внутреннего содержания всего его творчества в целом. На примере собственного отношения к статьям Марти, посвященным работе двух межамериканских конференций – Вашингтонской (1889/1890) и валютной (1891), – Маринельо показывает, сколь актуальна публицистика Марти для понимания современной культурно-исторической ситуации в регионе.

«Из всего написанного и сказанного Марти по поводу этих конференций, – считает он22, – можно было бы составить (и необходимо сделать это) наиболее полное изложение его политических взглядов. Его статьи по поводу первой конференции особенно ярко свидетельствуют о его антиимпериалистических взглядах. Мысли по поводу второй конференции имеют наибольшее значение для будущего нашего континента»23. Свой вывод он формулирует еще более категорично: «Политический гений Марти с наибольшей силой и остротой выразился в том, что он предвидел экономическое господство США в Латинской Америке, хотя некоторые, желая низвести Марти до уровня собственной трусости, упорно отрицают это»24.

Четко определена роль Хосе Марти в истории освободительного движения Кубы в Программе Коммунистической партии Кубы, принятой на ее III съезде в декабре 1986 г. В ней говорится: «Бесспорный выразитель подлинных интересов кубинской нации и высший пример революционной мысли и действия, Марти был руководителем, организатором и идейным вдохновителем новой освободительной войны. Он посвятил себя делу освобождения всех классов и слоев общества, заинтересованных в возобновлении и завершении национально освободительной борьбы. Он объединил прославленных полководцев мамби времен войны 1868 г. и кубинцев-эмигрантов, создал первую Кубинскую революционную партию для борьбы за независимость Кубы и демократическую республику, а также для развертывания и поддержки борьбы за освобождение Пуэрто-Рико. Он разработал целый арсенал передовых идей, которые стали знаменем борьбы для революционеров его времени и революционеров будущих поколений»25.

Среди работ кубинских авторов, посвященных изучению публицистического творчества Марти, наибольший интерес вызывает монография Эмилио Роига де Леучсенринга «Хосе Марти – антиимпериалист», увидевшая свет двумя изданиями: в год столетия со дня рождения Марти и вскоре после победы революции. О научной значимости этой работы свидетельствует хотя бы уже то, что она почти сразу была издана в Москве в переводе на русский язык с обстоятельным предисловием Ю. В. Дашкевича26. Несмотря на несколько компилятивный характер изложения идей Марти и некоторую непоследовательность самого автора при их изложении это исследование остается одной из лучших работ о публицистической деятельности Марти как антиимпериалиста.

С созданием в Гаване Центра по изучению творческого наследия Марти круг исследователей значительно пополнился за счет притока молодых ученых, более многообразными стали и изучаемые проблемы. Об этом свидетельствует, в частности, юбилейный номер журнала «Universidad de la Habana», приуроченный к 130-й годовщине со дня рождения Марти – 28 января 1983 г. В его основу положены материалы ежегодных «мартианских научных чтений», которые проводятся совместно Академией наук Республики Куба, Государственной публичной библиотекой «Хосе Марти» и высшими учебными заведениями страны27. Эти чтения стали научной традицией.

Исследование творческого наследия Марти вскоре после победы кубинской революции стало одним из ведущих направлений и в советской кубинистике. Но путь к формированию этого направления был проложен чуть раньше переводчиком и литературоведом В. С. Столбовым, которого по праву следует считать первооткрывателем Марти для русского читателя. Его познания в этой области были востребованы в связи с изданием первого на русском языке сборника избранных произведений Марти в 1956 г. Он является автором предисловий, вступительных статей, комментариев практически ко всем изданным в нашей стране сборникам произведений Марти. Изучению проблематики творчества Марти Столбов отдал более тридцати лет жизни и вдохновенного труда ученого, авторитет которого получил признание на родине Марти. Публикация первой его статьи датирована 1956 г., а последняя работа была издана в 1985 г.28.

В. С. Столбов является, пожалуй, единственным автором, который попытался осмыслить место и роль публицистики, как жанра, в творческом наследии Марти и показать ее влияние на все остальное творчество. «Кубинский народный герой, – пишет он, – поражает своей цельностью, целеустремленностью, многообразием своих дарований. Он политик и экономист, поэт и прозаик, философ и критик, оратор и педагог. Но была одна область, в которой счастливо сочетались все стороны его многогранного таланта, и эта область – журналистика». Автор основывает свой анализ на высказывании Марти о труде журналиста и роли журналистики в жизни: «Из всех профессий я предпочитаю профессию журналиста, ибо она представляет наибольшие возможности для борьбы за достоинство человека»29. Давая оценку серии очерков Марти, известных под общим названием «североамериканские сцены», литературовед пишет об их художественном достоинстве: «Эти очерки – отмечает он – вершинное достижение Марти-художника, стилиста, в свое время не знавшего себе равных во всех литературах испанского языка. Вдохновенной прозой Марти нельзя не восхищаться. Отточенные, организованные ритмически периоды стремительно, как водопад, низвергаются один за другим, сверкая блестками афоризмов. Недаром ни один из последователей великого кубинца, среди которых были и такие могучие таланты, как Рубен Дарио, не создал в прозе ничего даже отдаленно напоминающего гигантское здание «Североамериканских сцен»30 Столбова восхищает жизнь автора произведений, «где бьется его благородное сердце и сверкает пророческая мысль». «Североамериканские сцены», по его мнению, «лишь страница этой удивительной жизни», что в «этом шедевре высокой публицистики, во весь рост встает перед нами образ человека, до конца выполнившего свой долг патриота, гражданина и художника»31.

У В. С. Столбова, как авторитетного специалиста, были научные основания вступить в полемику с исследователем, представляющим уже другое поколение наших отечественных историографов творчества Марти, – Ю. Н. Гириным после появления статьи по вопросу о концепции личности в поэзии Марти32. У Столбова Гиринское толкование «концепции» вызвало недоумение. Он посчитал эту трактовку идеалистической, ведущей к искажению творческого метода Марти и потому не соответствующей действительности. Кроме того, по убеждению Столбова, Гирин в своей позиции несамостоятелен, идет на поводу некоторых «западных» исследователей, приписывающих Марти идеалистическое мировоззрение и на этом строящих свои оценки личности как самого Марти, так и «героев» («личностей») его произведений33.

Сказать что-либо более серьезное о содержании и сути самой полемики не представляется возможным по той причине, что она не получила ни дальнейшего развития, ни мало-мальски развернутого освещения. Авторы, можно считать, ограничились обменом литературоведческих и не очень колких «любезностей», не проясняющих, однако, ни цели полемики, ни ее необходимости. Между тем, с моей точки зрения, в контурах этой полемики двух советских исследователей творческого наследия Марти обнаруживается, нечто более существенное, заслуживающее более серьезного внимания, чем просто спор двух специалистов по отдельным аспектам творчества Марти. Ю. Н. Гирина следует отнести к новому поколению исследователей, сменивших диалектико-материалистический метод изучения явлений и человека на идеалистический. Точнее: в данном, в общем-то мало значащем историографическом и литературоведческом эпизоде, можно заметить начинающееся противостояние методологий изучения: грубо говоря, марксистско-ленинской, советской и, так сказать, «парадемократической», то есть «противосоветской». Косвенно эту мысль можно подтвердить, если попытаться рассмотреть дальнейшую эволюцию взглядов Ю. Н. Гирина по данной проблематике. В одной из глав коллективной монографии – «Творчество Хосе Марти» автор в ходе своих не всегда последовательных суждений о личности Марти и степени его авторитетности в кубинском обществе приходит, на мой взгляд, не только к научно необоснованному, но и попросту к несостоятельному выводу о природе «трагедии Марти». Она, по мнению Гирина, «состояла в том, что ему так и не удалось сделаться подлинным лидером нации»34.

Вряд ли можно признать такую формулировку, не говоря уже о ее сути, удачной, даже если попытаться увидеть нечто рациональное в суждениях автора работы о «концепции личности в поэзии Марти». Странно, что литературовед не замечает того факта, что Марти не только не «сделался», а стал подлинным лидером благодаря тому, что был последовательным идейным защитником идеологии независимости нации. Более того, идеи Марти остаются актуальными и в наши дни, когда речь идет о решении задач сохранения политического суверенитета и экономической независимости не только Кубы, но и всей Латинской Америки. Чтобы убедиться в этом, достаточно воспользоваться разумным литературоведческим советом Хуана Маринельо и обратиться хотя бы к его двенадцати обширнейшим корреспонденциям, которые были опубликованы в буэнос-айресской газете «Ла Насьон», и девяти в высшей степени интересным письмам, посвященным межамериканской конференции в Вашингтоне и в защиту региональных интересов Латинской или, как пишет Марти, Нашей Америки. Не случайно же Хуан Маринельо в своей выше упомянутой монографии о Марти фиксирует внимание своих оппонентов (современных ему и грядущих) на этих корреспонденциях35.

Факты свидетельствуют как раз об обратном тому, что пишет о Марти Гирин. Марти остается «подлинным лидером нации» и через столетие после своей гибели благодаря бессмертию в первую очередь его публицистики. Если уж выражать свои мысли непременно через такие категории, как «трагедия», то следует, наверное, говорить о «трагедии нации», которая в ответственный момент завоевания независимости лишилась своего подлинного лидера, погибшего на поле сражения.

Можно, конечно, согласиться с присутствием момента трагедийности в судьбе Марти. Но суть этой трагедии совсем в другом: Марти не удалось реализовать свои политические идеалы – они были слишком смелы, хотя и вполне зрелы исторически. Слишком рано пробил час его гибели.

На мой взгляд, любой исследователь, берущийся за изучение творческого наследия Марти и игнорирующий его публицистику при анализе различного рода «концепций» (личности ли, гражданина ли) рискует самым тривиальным образом допустить принципиальную ошибку. К сожалению, эта тенденция наблюдается в наши дни, и ее идейной основой скорее всего следует считать провозглашение невразумительной и малосостоятельной «доктрины деидеологизации», ударившей прежде всего по общественным наукам. Осуществляется же эта «доктрина» после смены в нашей стране политической системы, точнее, с уходом советской власти с арены официальной политической жизни, далеко не лучшим образом, во всяком случае не в интересах научных изысканий.

В контексте рассматриваемой нами проблематики эта тенденция проявляется в стремлении предать забвению наиболее сильные стороны творческого наследия выдающегося кубинского мыслителя. И удары, даже не рикошетом, а прямой наводкой спроецированы на публицистику, которая у Марти сумела впитать в себя все свое многообразие: статьи, очерки, публичные выступления, речи. Вросла органично даже в его эпистолярное наследие, которое, кстати, наряду с его многочисленными эссе, посвященными выдающимся людям (в том числе и многим поэтам), может стать ключом к истинному толкованию и пониманию им самим, какой должна быть и есть личность. А отсюда, естественно, должна рождаться и сама концепция. Яркое тому подтверждение реальные личности, адресаты его писем, «герои» его эпистолярной публицистики. Их много. «В одной только каракасской «Опиньон насьональ», – пишет Маринельо, – Марти менее чем за восемь месяцев дает портреты пятисот с лишним современников, почти всех увековечив в самых характерных чертах»36. И они все разные. Но при всей личностной, может быть, несовместимости их, скажем, на каком-либо общем собрании, все они, кроме того что несли в себе индивидуальное, были наделены их корреспондентом, т. е. Марти, в той или иной степени теми «концептуальными» черты, которые Марти выделял в человеке и обобщал в личности. Все эти личности находили тот или иной отзвук в его душе, и основываясь на этом, он создавал, отнюдь не стихийно, свою собственную концепцию личности. Это вовсе не гарантировало его ни от ошибок, ни от заблуждений, ни от противоречивостей в суждениях. Здесь присутствует одновременно и концепция и личность, воспетая им и отвечающая его гуманистическому мироощущению борца за идеал Человека. Идеал личности.

Среди исследований публицистики Марти выделяется работа советского ученого А. Г. Гидони, избравшего объектом своего монографического изучения одно из самых выдающихся публицистических произведений Марти – «Манифест Монтекристи». Он справедливо пишет: «Если о каком-либо документе публицистического характера, по своему объему не превышающему небольшую брошюру, можно сказать, что, он напечатанный, «томов премногих тяжелей», то в наследии великого кубинского революционера Хосе Марти это справедливей всего относится к знаменитому «Манифесту Монтекристи». Задуманный и написанный как программа освободительной войны против испанского колониального владычества, глубокий по мысли, энергичный по стилю (как все у Марти), «Манифест Монтекристи» несомненно явился выдающимся историческим документом, который, в известном смысле, «делал эпоху», стимулируя развитие революционной ситуации, сложившейся на Кубе в конце ХIХ в.»37. Обоснованно суждение автора о том, что этот манифест «не был изолированным документом в идеологической борьбе Кубинской Революционной партии», что «можно легко установить преемственность, ведущую от лозунга «Со Всеми и для блага Всех» к словам из «Манифеста Монтекристи» о том, что Освободительная война «не приведет к торжеству одной кубинской партии над другой» и что «она ведется по воле народа» бойцами «из всех слоев кубинского общества»38. Автор считает, что «по глубине мысли, зоркости исторического анализа и правильности тактических установок «Манифест Монтекристи» стал выдающимся явлением не только кубинской, но и всей латиноамериканской революционной мысли»39.

«Манифесту Монтекристи», как программному документу, уделено специальное внимание в главе монографии одного из известных советских латиноамериканистов, И. Р. Григулевича40. Этот особый интерес к манифесту и необходимость, как он отмечает, «более детального рассмотрения»41, вызваны тем, что этот программный документ наиболее полно отражает революционно-демократические убеждения Марти как лидера революционной войны.

Под этим документом стоит подпись и Максимо Гомеса как главнокомандующего Освободительной армии. Появилась она, однако, лишь через месяц после начала войны и лишь после согласования с ним вопросов будущего республиканского устройства, отказа Гомеса от каких-либо поползновений на установление военной диктатуры, угрожающей, по мнению Марти, демократии, и, разумеется, согласия Гомеса на такие, не допускающие компромиссов, требования прежде чем занять этот пост. Общеизвестно, однако, что ни к процессу составления манифеста, ни к тексту М. Гомес не имел никакого отношения. Но его подпись под программным документом как подпись человека, несущего ответственность за военное руководство революционным движением, Марти считал абсолютно необходимой.

Прикладной интерес к публицистике Марти проявила в своей монографии советский философ В. И. Шишкина при рассмотрении социально-политических взглядов кубинского мыслителя42. Цитатами из публицистических произведений Марти автор монографии подкрепляет свои собственные суждения и оценки социально-политических взглядов Марти, отчего эти взгляды приобретают, как верно заметил в рецензии на книгу Шишкиной В. С. Столбов, «статичный» характер43.

Естественным было обращение к публицистике Хосе Марти и А. А. Тивиковой (А. А. Петровой) при разработке проблемы создания Кубинской Революционной партии в кандидатской диссертации, но опять-таки самой публицистике была отведена роль также прикладного характера44.

Мировоззренческого характера интерес к публицистике Марти был проявлен в очерке О. С. Тернового, посвященном философским взглядам Марти45.

Однако, в целом публицистика Марти, на мой взгляд, и в нашей отечественной историографии еще ждет своего объективного и непредвзятого исследования.

Что касается публицистики Мануэля Сангили, то ни на его родине, ни тем более в нашей стране она практически не изучена, а его мировоззрение и взгляды по актуальным проблемам национальной независимости и государственного суверенитета Кубы не получили должной научной оценки, хотя вскоре после его смерти на Кубе появился ряд работ, посвященных его жизни, личности, а также журналистской, публичной и государственной деятельности. Всем этим работам о Сангили присуща одна общая и весьма ценная для современного исследователя черта: скрупулезное фиксирование дат и событий неординарной жизни Сангили. Особо интересной представляется приводимая в этих работах хроника его революционной деятельности и публикаций его журналистских работ. Авторы приводят в виде приложений разнообразные документы из жизни публициста. Кроме того, историографы жизни Сангили – это люди, либо лично знавшие его, либо встречавшиеся с ним. Находясь под впечатлением этой обаятельной личности, каждый из них привнес в оценку личности Сангили много субъективного, что вполне естественно. Но это отнюдь не только не снижает ценности этих работ, а напротив, придает им задушевность, что дает возможность ощутить исходящий от «ауры» личности Сангили свет, понять источник его высочайшего в кубинском обществе авторитета при его жизни.

В год смерти Сангили увидела свет отдельным изданием речь президента Национальной Академии искусств и литературы Хосе Мануэля Карбонеля «Мануэль Сангили: командир, трибун и мыслитель»46. Речь эта, произнесенная 20 ноября 1925 г., была посвящена памяти Сангили, в честь которого в Академии были открыты годичные (1925/1926) памятные чтения его имени. Основную идею этой речи определяет мысль о том, что жизнь и деятельность Сангили теснейшим образом связаны с самыми значительными событиями истории Кубы и ее народа, что он «вобрал в себя целую эпоху»47. В качестве приложения в книге приведены различные документы, так или иначе связанные с жизнью и деятельностью Сангили48.

В 1926 г. была издана книга Хосе Антонио Родригеса Гарсиа «Мануэль Сангили»49. Значительную часть работы составляют подробные комментарии автора к хронике жизни и деятельности Сангили, которая приводится с интересными подробностями и, вне сомнения, является ценным источником50. Но наибольший интерес в ней вызывает не допускающая компромиссов и каких-либо иных толкований «защита» автором личности Сангили от «нападок», как он считает, на него тех противников, которые обвиняют его в якобинстве, сравнивают с вождем якобинцев Максимилианом Робеспьером. По мнению Родригеса, эти «оппоненты» Сангили не поняли ни его, ни Робеспьера. Он утверждает, что эти две личности никак несопоставимы, а по своим личным качествам полярно несовместимы. Родригес Гарсиа пишет; «Робеспьер – коварный, скрытный, изворотливый, тогда как Сангили – открытый, исключительно искренний, выверенным путем идущий к своей цели. Робеспьер – завистливый, Сангили – поклонник-энтузиаст высоких ценностей, ему никогда не были присущи ни зависть, ни подлость. Робеспьер сделан из теста диктаторов, и к диктатуре он шел скрытно, злоумышленно, утопая в крови, Сангили – либерал, истинный либерал, ненавидящий тиранию всем своим существом. Он понимал, что народ, который не может помешать установлению тирании, становится униженным; он хотел видеть отечество заселенным не рабами, а гражданами; он признавал только отечество, созданное со всеми и для блага всех, с уважением к достоинству человека, как считал Марти… Сангили (в отличие от Робеспьера. – З. С.) никого не отправил на смерть, был убежденным противником диктатуры и считал диктатуру, лишенной какой-либо мотивации.»51.

К 90-й годовщине со дня рождения Сангили известный кубинский журналист и дипломат, член Национальной Академии искусств и литературы Мигель Ангель Карбонель издал биографический очерк о Сангили, уделив значительное внимание его журналистской деятельности. Главным образом, журналу «Нojas Literarias». По мнению автора, этот журнал Сангили заложил основы интеллектуальной литературной критики на Кубе: аналитической, с высокими критериями оценки литературного произведения и содействующей совершенствованию писательского творчества52.

В целом же основная часть этой книги посвящена, главным образом, рассказу об одной из самых драматичных страниц жизни Сангили: его мужественной борьбе на Ассамблее представителей революции (о ней речь впереди), за недопущение роспуска Освободительной армии, на чем настаивал Вашингтон53.

Автору книги, который слушал выступление Сангили в двенадцатилетнем возрасте, он запомнился как «величественный апостол, магически владеющий аудиторией, с энергичным выражением лица, убедительными жестами». Автор считает, что Сангили «соединял в себе дар трибуна, писателя, политика, законодателя с безграничной любовью к Кубе. В этом был источник животворящей мощи, которую он всецело вложил в свою – во имя отечества – деятельность»54.

В 1948 г. общественность Кубы широко отметила 100-летие со дня рождения Сангили. Был издан ряд работ, посвященных его жизни и многогранной деятельности55.

Высокую оценку журналистской деятельности Сангили дал известный на Кубе литературовед, журналист и адвокат Хосе Мария Чакон-и-Кальво в предисловии к книге М. Сангили «Речи и выступления», изданной в 1949 г. В его литературоведческой статье «Взгляды Мануэля Сангили на литературную критику» исследуется вопрос о личной роли Сангили, как издателя и редактора, в установлении принципов развития литературной критики на страницах журнала «Hojas Literarias», издававшегося им менее двух лет, но сумевшего за это короткое время привить сотрудничавшим с журналом авторам ответственность за сказанное слово. Чакон- и-Кальво считает, что достичь этого удалось благодаря неукоснительному проведению в жизнь «трех существенных принципов, обязательных для каждого критика: 1. личная ответственность за критику; 2. соблюдение эстетических норм и принципов критики; 3. абсолютная недопустимость догматизма в разумной критике»56.

Автор считает также, что сам Сангили, как блестяще образованный человек, ответственно относящийся к слову, был наделен даром литературного критика. Его литературоведческие эссе, считает он, были образцами литературной критики. И эту свою убежденность он хранит в себе более тридцати лет, с того момента, когда ему студенту-филологу, завершавшему свое образование в Гаванском университете, в 1915 г. довелось впервые в жизни присутствовать на лекции Сангили, посвященной певцу, как он пишет, Ниагары, Хосе М. Эредиа57.

В 1948 г. отдельным изданием вышла речь младшего современника Сангили Томаса де Хустис и дель Валье (1871 – 1959). Известный кубинский специалист по всемирной истории и один из основателей Академии истории Кубы (1910) в этой речи от 27 марта 1948 г. обратил особое внимание на значение журнала «Hojas Literarias.». Журнал, по его мнению, свидетельствует о совпадении идеалов Марти и Сангили по пропаганде идеи необходимости новой освободительной войны за независимость. Автор убежден, что главный замысел этого издания как раз и состоял в том, чтобы донести до кубинского общества идею необходимости новой революционной войны. Доказательство тому, по мнению автора, не только опубликованные на страницах журнала статьи, посвященные, в частности, Освободительной армии и ее главнокомандующему Максимо Гомесу, неизменному соратнику Марти в ходе подготовки этой революционной войны, но и хронологические рамки выхода в свет данного журнала в канун интенсивной деятельности Марти в этом направлении (март 1893 – начало 1895 гг.). Автор считает также, что контакты Сангили и Марти носили конспиративный характер. Это очень ценное наблюдение автора, которое может объяснить много недосказанного во взаимоотношениях и в деятельности обоих мамби58.

Важным является также и то, что Хустис и дель Валье обратил внимание на такие вопиющие, с его точки зрения, факты, как, «задвинутость» на второй план Сангили в годы правления Томаса Эстрада Пальмы (1902 – 1906). Причиной такого отношения президента к сенатору, члену действующего конгресса могла быть только несовместимость их политических и гражданских позиций. Президента Кубы, ставленника США и проводника их аннексионистской политики не устраивал Сангили – защитник национальных интересов своей страны59. Хустис и дель Валье завершает свои размышления о Сангили образным сравнением его с гордой, высокого полета птицей и поэтической строкой: «пересек болото, не запачкав крыльев своих»60.

В потоке опубликованных предисловий, вступительных слов и речей, посвященных Сангили в связи со столетием со дня рождения выделяется строгое по своей научной структуре и аналитической направленности эссе выдающегося кубинского историка Эмилио Роига де Леучсенринга. В своем эссе автор выделил четыре рубрики, позволяющие ему дать по структуре строгий и по содержанию развернутый анализ личности Сангили: Характер и личность; За свободную Кубу против испанского деспотизма; За экономическую независимость и политический суверенитет; Гражданин и политик. Все эти рубрики идут под девизом: «В защиту Кубы»61. Среди наиболее актуальных проблем, которые, по мнению автора, волновали Сангили как мыслителя, революционного борца и государственного деятеля были:

* завоевание независимости и обеспечение справедливости в кубинском обществе. Страна должна осознать необходимость изменения политических условий своего существования;

* отношение к национально-революционной и освободительной войне как к необходимости и средству завоевания свободы и справедливости;

*. неправомерность и противозаконность вмешательства Соединенных Штатов в дела освободившейся от Испании собственными силами Кубы;

* защита политического суверенитета страны всеми доступными средствами и на всех уровнях;

* отделение католической церкви от государства;

* светский характер образования и широкий доступ народных масс к образованию. Это единственный магистральный путь к цивилизации;

* защита земельного богатства Кубы как фактора не только экономической независимости, но и политического суверенитета. Недопустима деятельность иностранных компаний;

* необходимость изгнания с государственных постов коррумпированных политических деятелей, заботящихся только о личном обогащении. Быть при деньгах и владеть титулами еще вовсе не означает придерживаться прогрессивных убеждений и занимать благосклонную позицию по отношению к своему народу, который должен получить широкий доступ к демократии;

* страна стоит на грани борьбы за социальную справедливость. «Если ХVIII век был веком революции, ХIХ – веком формирования наций, то ХХ век станет веком социализма»;

* задача правительства состоит в том, чтобы быть образцом гарантии демократических институтов и верности Конституции и Закону62.

Столь подробное, хотя и в тезисном виде, изложение взглядов Сангили, автор обосновывает словами: «наш народ знает очень мало о деятельности Сангили по защите интересов народа»63.

В нашей отечественной историографии определенный интерес к личности Сангили был проявлен в связи со 150-летием со дня его рождения такими научными журналами, как «Латинская Америка» и «Вопросы истории». Опубликованные на их страницах мои статьи64 в какой-то мере являются попыткой компенсировать образовавшийся существенный пробел, трудно поддающийся объяснению, если учесть, что в изучении кубинской проблематики, в нашей стране после победы Кубинской революции наступил поистине исследовательский бум65.

Справедливости ради необходимо отметить, что упоминание о Сангили-сенаторе и его антиимпериалистических выступлениях в сенате в «защиту республики» содержится в обстоятельной монографии известного советского ученого, историка Л. Ю. Слезкина «История Кубинской республики», изданной почти тридцать лет назад66.

Цель настоящей работы состоит в том, чтобы попытаться рассмотреть демократические основы публицистики Сангили и Марти в созданной ими концепции национальной независимости и государственного суверенитета Кубы и показать, что на неосуществимость этих концепций при жизни их авторов решающее влияние оказали факторы насильственного и исключительно внешнего порядка – агрессия Соединенных Штатов, аннексионистские планы и геополитика которых основывались на недопущении образования независимого, суверенного кубинского государства.

То обстоятельство, что в настоящей работе взглядам Сангили уделяется значительно большее внимание, чем взглядам Марти, является сознательным выбором автора, обусловленным, по крайней мере, тремя соображениями. Во-первых, недостаточной изученностью творческого наследия Сангили в сравнении с Марти. Во-вторых. необходимостью более подробного изложения «либеральных» взглядов Сангили для более зримого раскрытия принципиальной новизны концепции Марти как выразителя революционно-демократических идей нового поколения освободительного движения, поднявшего на более высокий уровень развитие идеи национальной независимости и государственного суверенитета как противостояния не только колониализму, но и неоколониализму, исходившему от Соединенных Штатов. В-третьих, благоприятной научной возможностью рассмотреть такое существенное своеобразие публицистики Марти, как ее методологическая значимость для раскрытия наиболее сильных сторон публицистики и политических позиций Сангили, идейного потенциала его взглядов с их нацеленностью на саморазвитие посредством идейно-политического обогащения в принципиально иных исторических условиях, то есть на стадии, когда актуальность обрела не столько антиколониальная концепция Сангили, сколько антиимпериалистическая, точнее, антинеоколониальная концепция Марти. Это, как показал опыт изучения публицистического творчества Сангили и Марти, стало возможным лишь при рассмотрении их работ в общем контексте анализируемых ими проблем национальной независимости и государственного суверенитета. Этот подход, как мне представляется, дает возможность рассмотреть не только взгляды каждого из публицистов, но и взаимосвязанность и обусловленность их поступательной смены по мере изменения исторических условий.

На Сангили, пережившего Марти на тридцать лет, выпала участь убедиться в том, что кубинское общество на том этапе не располагало достаточными силами, необходимыми для реализации антиимпериалистической концепции независимости Марти. Но эти тридцать лет без Марти были годами упорной борьбы за претворение в жизнь антиимпериалистических идей его учениками и соратниками, в числе которых был, конечно, и Сангили. Его государственная и публицистическая деятельность в эти годы свидетельствовала о последовательности и твердости его позиций по защите суверенных интересов государства даже в условиях псевдореспублики. Характеризуя особенность данной идеологической ситуации в жизни и исторической судьбе Сангили, необходимо констатировать факт влияния на его взгляды идей Марти. Но речь в данном случае идет не о простом восприятии политических идей и взглядов Марти, а о последовательном и целенаправленном стремлении Сангили «соответствовать» антиимпериалистическим идеям в собственной деятельности на государственных постах, которые были ему уготованы волей Судьбы.

Глава вторая. Идейная борьба накануне десятилетней войны (1868 – 1878).

Периодическая печать Кубы после выхода в свет первой в стране газеты с одноименным названием «Gazeta» (случилось это в мае 1764 г.), а вслед за ней в том же году и газеты El «Pensador» («Мыслитель») стала важнейшим компонентом общественно-политической жизни острова, и к моменту начала первой революционной войны успела под влиянием политических факторов пережить определенную эволюцию. Однако, надо при этом подчеркнуть, что в кубинской историографии периодической печати страны отсчет истории журналистики ведется не с момента издания этих газет, а с 24 октября 1790 г. когда была выпущена в свет первая регулярная газета «Papel periodico » («Папель периодико»). Одним из издателей и редакторов этой газеты был известный кубинский ученый, врач по профессии и один из выдающихся деятелей кубинской культуры Томас Ромай (1764 – 1849). Эта газета всячески избегала освещения на своих страницах вопросов, связанных с социально-политическими проблемами страны и ее колониальным положением. Находилась она в ведении организации под названием «Патриотическое общество», которое стремилось привлечь в свои ряды, а заодно и к сотрудничеству с газетой наиболее просвещенных людей. Свою основную цель это общество видело в борьбе с помощью газеты с господствовавшей в тот период в науке схоластикой и в пропаганде научных знаний. Заинтересованность в пропаганде достижений науки, особенно в области охраны здоровья, была обусловлена необходимостью борьбы, как о том писала газета, со знахарством, получившим в тот период на Кубе очень широкое распространение и наносившим огромный вред здоровью населения. «Патриотическое общество» всячески стремилось пополнить свою казну, привлечь внимание к себе, а заодно и к опекаемой им газете, чтобы увеличить ее тираж, придать ей популярность и максимально оградить газету от вмешательства в ее дела колониальных властей. Однако, чрезмерная бдительность этого патронирующего газету общества все реже соответствовала целям сотрудников газеты и не всегда оказывала благотворное влияние. Но общество было ее юридическим собственником и фактическим владельцем, старалось не упустить ни единого случая, чтобы продемонстрировать безграничность своих прав, часто злоупотребляя этими правами и нанося интересам газеты непоправимый ущерб.

Членам этого общества принадлежала идея популяризации всяких местных знаменитостей посредством внедрения в повседневную практику газеты публикацию их речей, выступлений, а также разного рода их экзерсисов на ниве философского и особенно поэтического творчества. Речи и выступления всякого рода высокопоставленных лиц публиковались по самому неожиданному, нередко скандальному поводу. Обращения через газету друг к другу, подчас сугубо личного характера, нередко были шокирующими. Для всякого рода поздравлений была выделена на полосах газеты специальная рубрика. Естественно, практика такого рода «сотрудничества» с газетой была доступна лишь местной аристократии и она широко использовала предоставляемые ей возможности поупражняться в красноречии. Но на страницы газеты имели широкий доступ и ученые, чаще – научная элита, заинтересованная в публичном выяснении отношений со своими оппонентами, популяризируя не столько плоды своих научных изысканий, сколько свой особый статус на лестнице социальной иерархии. Нередко по этой причине газета попадала в пикантные ситуации, но продолжала сосуществовать без особых проблем с колониальными властями, хотя католические священники, присланные из Испании на предмет «цензуры», не раз ставили под вопрос правомерность занимаемых газетой позиций и вообще оправданность ее существования.

Интересная характеристика и тому времени, и самой газете была дана в несколько более позднее время Мануэлем Сангили, выступившим в данном случае как один из первых историографов периодической печати Кубы. Он писал, что «в эти трудные времена поражаешься обилию людей, известных своим красноречием, а они, несомненно, были у столь неграмотного и столь далекого от мировой культуры народа, как кубинский, среди осужденных на варварство негров и огромной бюрократии, приобретавшей себе книги в Испании и приносившей обычно на эту землю лишь безграничную ненасытность и алчность, Колония, таким образом, представляла собой нечто вроде торговой фактории»67. При более внимательном чтении этой достаточно деликатной оценки ситуации в периодической печати можно все же заметить пробивающуюся из-под толщи газетных материалов их своеобразие.

Важнейшим событием в истории периодической печати Кубы стало появление в 1841 г. еще одной газеты с характерным названием: «Faro industrial de la Нabana» («Индустриальный маяк Гаваны»). О себе, правда не сразу, а год спустя (№ 1 за 1842 г.), она сообщала, что является «газетой политических, торговых, экономических и литературных вестей»68. Характерно, что эта корректировка ориентации была сделана по мере роста ее популярности среди определенного круга ее читателей. Формировалась же эта популярность на несколько иной и, как оказалось, более актуальной для жизни кубинского общества основе – освещении газетой проблем в защиту экономики острова. «Индустриальный маяк Гаваны» по праву выбранного им направления стремился сфокусировать внимание своих читателей на проблемах развития торговых отношений острова, и его экономических перспектив. Констатируя колониальный характер экономики, подчеркивая ее отсталость, газета предпринимала попытки дать на своих страницах объяснение этому явлению. На ее полосах все чаще появлялись достаточно острые материалы в виде высказываний, нередко довольно резких, в адрес Испании со стороны отдельных лиц.

Большую популярность завоевала газета своими публикациями статистических данных и фактов по ущемлению интересов колонии со стороны испанской метрополии. Не всегда последовательно и четко, но все же с достаточной определенностью газета поднимала вопросы, связанные с разницей в экономическом положении колонии и метрополии, с пагубностью для Кубы последствий ее зависимости от Испании.

Такая направленность издания, разумеется, не могла быть одобрена колониальной бюрократией, и она сделала все, чтобы добиться запрета газеты, побуждающей своих читателей к размышлениям над политикой, которую проводила в отношении Кубы мадридская метрополия. В 1851 г. издание газеты сначала было приостановлено. Так, испанская цензура задержала выпуск последнего (№ 165) номера газеты, датированного 29 июня 1851 г. до 31 августа того же года69. А вскоре выпуск газеты был вообще запрещен. Но газета успела сыграть свою роль в общественно-политической жизни кубинского общества. Высокая оценка этой роли и ее влияния на развитие периодической печати в стране содержится в статье публициста Хосе М. Лабраньи, написанной для популярной иллюстрированной энциклопедии по истории кубинской прессы «Cuba en la mano». Давая характеристику этой газете, в статье «Пресса на Кубе» («La prensa en Cuba») в 1940 г. Лабранья писал: «Можно сказать, что она была первой защитницей коренных интересов Кубы и потому была упразднена властями»70. Здесь еще нет речи о защите национальных интересов, говорится только о коренных интересах. Но через умение видеть коренные интересы журналистика Кубы делала шаг в сторону вычленения интересов Кубы из общих с метрополией интересов.

Для периодической печати Кубы закрытие «Индустриального маяка» было тревожным симптомом. Но в то же время сам факт преследования газеты был свидетельством того, что периодическая печать, точнее, отдельные издания начинают играть в жизни общества куда более важную роль, чем ту, которую ей отвели колониальные власти. От изданий исходит политическая опасность, что свидетельствует о переходе периодической печати к качественно новому состоянию. Отличительной чертой становится ее превращение в арену идейной и идеологической борьбы. Вместе с тем надо отметить, что четкая постановка вопроса о завоевании независимости в этой идеологической борьбе на том этапе все еще отсутствовала. Обусловлено это определенными предпосылками. Дело в том, что в обществе, особенно среди привилегированных креолов, успела сформироваться достаточно влиятельная прослойка, в экономические интересы которой не входило завоевание независимости от метрополии. Она готова была ограничить свои политические интересы лишь требованием предоставления Кубе автономии, а отнюдь не независимости. И в своих действиях она согласна была лишь на ведение переговоров с Испанией, а вовсе не на решительную борьбу.

Специфика этой ситуации нашла соответствующее отражение на страницах периодической печати. Сам этот факт также свидетельствовал об изменениях в состоянии печати и переменах в умонастроениях в обществе под ее влиянием. Наметился процесс некоторой радикализации одних изданий и усиления консерватизма в других. Более заметными стали и начинающееся обострение идеологической борьбы, и набиравший силу процесс размежевания внутри самих борющихся сил. Эта ситуация вела к постепенному формированию программных требований и их обоснованию в зависимости от политической ориентации тех или иных изданий. Так периодическая печать становится выразителем начавшегося в обществе размежевания по идейно-политическому принципу вокруг решения вопроса о государственном статусе Кубы.