Фаербол на палочке

Глава 1. Снежный почтальон

Маленький шарик робкого пламени никак не хотел разгораться. Пару десятков секунд бледный зародыш сокрушительной плазмы извивался и дергался, словно испуганный ужик. Шипел и в ужасе разбрызгивал яркие белые слёзы, совершенно безвредные даже для детских пальцев. Как ни старался Даня, шарик ни в какую не хотел расширяться до могучей огненной сферы – миниатюрной копии Солнца.

Даня был близок к отчаянию. С каждым мгновением огонек бледнел, опускался ниже и ниже, опаляя остатки надежды на элементарное чудо. Пока в конце концов не погас, расстроив десятилетнего мальчика. Это был последний опыт. Все ингредиенты, которые накопил Даня, иссякли.

На детских глазах выступили слёзы. Стало до обидного жаль. В первую очередь – самого себя.

– Родители, наверное, потому и сдали меня в приют, что я… неудачник. В роду можайских ведунов, что восходит к самому Святобору, стыдно иметь такого потомка. – Он шмыгнул носом, тяжело и печально вздохнул и опустил руки.

В глазах защипало, и чтобы не расплакаться окончательно, Даня со всей силы швырнул в ведро последнюю одноразовую волшебную палочку, с помощью которой пытался сформировать простой фаербол. Сотворить первое и самое легкое чудо благодаря заклинанию, которое в аристократических семьях осваивал даже трехлетка. Даня не мог решить эту простую задачку уже почти семь лет, падая всё ниже и ниже в собственных глазах.

– Я стал изгоем. Они не придут за мной, пока я не зажгу этот дурацкий непослушный шарик!

Он топнул ногой, а потом с силой пнул спинку ближайшего кресла. Оно, обиженно загудев, покатилось в сторону и гулко врезалось в стену. Ослабив концентрацию, и так отнявшую много сил и нервов, мальчик плюхнулся на потрескавшуюся экокожу старенького стула – тот был цвета кофейной гущи. Кулачками попытался втереть слёзы обратно под веки и рассеянно огляделся вокруг.

В огромном актовом зале сидели, стояли и бегали три десятка его сверстников. Таких же несостоявшихся магов, волшебников и волхвов, чей дар не хотел просыпаться.

Большая часть детей, как и сам мальчуган, еще на что-то надеялась. Примерно треть из них сосредоточенно училась вызывать шоколадного монстра. Однако их попытки тоже ни к чему не приводили. В лучшем случае темно-коричневые сгустки материи, издалека похожие на чебурашек, пошелестев и слегка потрещав, таяли в детских пальцах. А некоторые даже лопались на прощанье, как черные масляные пузыри, оставляя жирные кляксы на розовых щечках, в уголках губ и на подбородке.

Другие тщетно старались вдохнуть жизнь в учебных големов. Однако плюшевые зайцы и медведи так и болтались безвольно в неумелых руках.

Лишь третья группа давно и добровольно «вышла из чата» – забила на свои так и не проснувшиеся магические таланты и развлекалась, как самые обычные дети. Носилась по залу, играла то ли в прятки, то ли в салки. Орала и веселилась. Словом, вела себя совсем несолидно по меркам волшебной аристократии. Это были те, кто не просто потерял надежду, а уже и смирился с этим.

Школа, в которой учился Даня, была на особом счету и контроле. Мальчик прекрасно помнил рассказы старших ребят, которые пару лет назад поведали ему ее историю. Она стала последним пристанищем для молодых ведунов из Центральной России и Поволжья. Всё потому, что волшебный мир поразила страшная болезнь. Генетический сбой лишал отпрысков великих семей доступа к чарующим силам.

С каждым десятилетием сбой случался всё чаще. Пораженные им дети охотно уходили в техногенный мир, где волшебство, закованное предприимчивыми людьми в тостеры, микроволновки и пылесосы, уступило место математике, физике и даже химии. И хотя в последние годы простые инженерные поделки прокачались до уровня эрзац-волшебства: до продвинутых гаджетов и виртуальных сетей, – настоящая магия, наполненная чудесами и тайнами, великими свершениями и причудливыми тварями, больше не откликалась на призывы многих потенциальных волхвов и волшебников.

Серёга Коршунов, старший из рассказчиков, был уверен, что дело не обошлось без темных адептов, коварно плетущих свои черные сети где-то на задворках цивилизации. По опасливым слухам, эти злые и коварные люди делали ставку на деградацию тонкого мира. В тайных лабораториях они соединили человеческую науку и волшбу и создали вирус, менявший структуру ДНК волшебных семей. Это случилось сто лет назад – зараза была распылена во многих людных местах и стала поражать одного ребенка за другим.

Первой пала Прага. Местные подмастерья вдруг разом разучились делать големов – сколько ни бились их мастера, глина в руках новичков так и оставалась глиной. И воинов, созданных из нее, теперь мог разрушить любой школяр простым ударом молотка. Воевать за людей стало некому, и в разгоревшихся тут же конфликтах погибли миллионы ни в чём не повинных людей, прежде чем между странами был заключен шаткий мир.

Потом опустела Золотая улица – в одну ночь все алхимики просто сбежали из города. Далее пал Эдинбург – чумные призраки вырвались на свободу и погубили Шотландию всего за неделю. Затем были Салем, Трансильвания, Нью-Орлеан и даже Сан-Франциско. Злые духи Алькатраса навели панику на всё Тихоокеанское побережье Америки, захватив Сан-Диего, Портленд и даже Лас-Вегас. Волшебникам стоило больших трудов навести порядок в этих районах.

Но вирус не унимался. Через пару десятков лет потеряли учеников даже шаманы в далекой Полинезии. Серёга не помнил, как они точно назывались, и выбрал знакомое слово «шаман».

Волшебная полиция сбилась с ног, отрабатывая одну версию за другой. Тех детей, кого коснулась «магическая чума», стали свозить в специальные школы, а их родителей теперь сторонились. Увольняли из министерств и частных компаний, исключали из цепочек династических браков.

В России такую школу открыли недалеко от Нижнего Новгорода, для чего освободили старинную крепость на острове Кияжск. Белокаменная твердыня когда-то защищала жителей Заволжья от прорывов из инферно, один из входов в которое располагался совсем недалеко. В древние времена волхвы так напитали эти стены, что те до сих пор оставались неприступными для любых адептов тьмы. Во всяком случае, в этом были уверены учителя и Серёга.

Теперь там учились дети, лишенные волшебного таланта этим искусственным вирусом. Им приходилось, как и обычным мальчишкам и девчонкам, изучать математику, химию и физику, учить наизусть не магические формулы, а простые стихи, чтобы получить аттестат зрелости.

Школу взяли под особый контроль и завалили самыми дорогими пособиями, на которые только могли раскошелиться волшебные семейства. Поставили строгого директора – сильную ведьму с жестким характером и волевым взглядом. Она сама прошла тот же тернистый путь, что и местные ученики. С той лишь разницей, что ей повезло. Она сумела перебороть магический недуг. Каких усилий ей это стоило, женщина, конечно, детям не рассказывала. Да и бессмысленно это было, ведь единого пути не существовало.

Но сумев вернуться в мир магии, она стремительно нагнала своих магически одаренных одногодок в искусстве водной волшбы, а потом и сильно превзошла их. Приструнила всех окрестных русалок, щекотух и берегинь. Заставила сменить адрес прописки всё семейство Бродниковых, а с Водяновыми заключила твердое перемирие. По дороге обзавелась полезными связями, нашла понимающих спонсоров и узнала, как заставить их распустить мошну. Что уж говорить, если среди почетных гостей зимних школьных праздников частенько бывал сам Дед Мороз.

Старик давно отошел от грозных дел. Противостоять мировому злу сил у него уже не осталось. Лет пятнадцать назад он вышел на магическую пенсию и лишь накануне Рождества, в дань традиции, надевал старую красную шубу, сильно потертую и даже подъеденную прожорливой молью. Брал уже порядком высохший посох, вырезанный когда-то из могучего ясеня, что рос в Дубраве богов, и отправлялся в турне по детским сердцам.

Не только из-за подарков ученики ждали этого старого гостя. Тот был одним из немногих волшебников, кто еще мог сотворить Великое чудо. Именно так – с большой буквы. Мог помочь пробудить уснувший талант. Дар, заложенный генетически, но скованный таинственным вирусом.

Шанс один на… наверное, на миллион. Даня знал лишь о трех случаях, когда Мороз действительно помог. Последний произошел прошлой зимой. Маленький Коля на празднике приглянулся чем-то этому Деду. Тот научил мальчика длинному заклинанию «Мороз-Воевода». Заставил многажды повторить. Стоя, сидя, и даже на табурете. А после того как убедился в твердости знаний, ушел. Через неделю к малышу пришли два волшебника – мужчина со строгим лицом и слегка сутулой спиной и женщина с красными влажными глазами. Они застенчиво улыбались, будто заранее сочувствуя – то ли мальчику, то ли самим себе – если ученик ошибется. Но послушав, как тот уверенно плетет словесную вязь пусть и простого, но вполне эффективного заклинания, растрогались и со счастливыми и открытыми улыбками позволили назвать себя мамой и папой.

Даню воодушевил этот случай. Он испробовал всё. Сначала хотел стать мастером големов, но игрушки его просто игнорировали. Попытался сделать черничного, шоколадного монстров и даже подсмотренного в каком-то старом фильме – зефирного. Но и тут его ждала неудача. Черника рассыпалась темными пятнами по всему коридору и чуть было не стоила ему хорошей взбучки от поскользнувшегося на липком полу старшеклассника. А зефирный весельчак всего за минуту так разозлил двух других выпускников, что те не выпускали струхнувшего Даню из туалета почти два часа, при этом грохоча чем-то, похожим на молнии.

Бессилие, словно червь, подтачивало веру в себя. Даня начал злиться. Стал резким и грубым. В конце концов решился разбудить в себе силы огненной магии, устрашающей своими цветовыми эффектами и разрушительной силой. Опасно близкой к запрещенной магии крови, адепты которой почти поголовно перешли на темную сторону. В отчаянии Даня дошел со своими просьбами до самой директрисы, Анны Семёновны Болотниковой. К удивлению, она возражать не стала. Напротив, поощрительно улыбнулась, радостно сверкнула изумрудными глазами, взъерошила волосы мальчика и спокойным, доверительным тоном подсказала, с чего нужно начать. Затем очень внимательно заглянула и в глаза самого Дани, отчего у него побежали мурашки по коже.

Что-то там разглядев – во всяком случае, Даня заметил, как уголки ее губ растянулись, будто она хотела улыбнуться, но в последний момент вспомнила о необходимости быть строгой – Анна Семёновна рассказала про фаерболы и учебные волшебные палочки, которые помогают на начальном этапе. Правда, она сразу же категорически запретила тренироваться за пределами школы, что весьма удивило мальчика. Но запрет был произнесен так однозначно, что он не решился ни уточнять почему, ни тем более спорить. Даня до сих пор помнил ее реплику: «Пугать простых людей не надо. Запомни, малыш. Ни в коем случае никто твоих упражнений за пределами этих стен видеть не должен! Наказание будет очень суровым. Ты меня понял?»

Шанс получить оборудование для опытов появился, когда в школу нагрянули очередные спонсоры. У одной миловидной женщины он выпросил специальные волшебные стержни, о которых говорила Болотникова. И вот сейчас с большим разочарованием он смотрел, как последний из них послал прощальное ехидное облачко дыма из железного ведра.

Даня повернулся к окну. На улице медленно, словно нехотя, падали снежинки. Они были прекрасны в свете фонарей, однако сейчас эта красота навевала не радость, а скорее тоску. Казалось, что небо разделяет его грусть, оплакивает неудачи, будучи не в силах ему помочь.

Галдеж в зале начинал раздражать. Кто-то пронесся мимо, едва не наступив на ботинок Дани. Почему-то вместе с этим вихрем пришел и неприятный запах, будто мелькнувший ребенок давно не мылся или забыл совсем недавно сходить по-маленькому.

Даня поморщился и боковым зрением уловил что-то странное. Он снова посмотрел в окно, где ровный свет фонарей несколько раз прервался, предупреждая о чём-то необычном. Снежинки теперь не просто падали, они стали постепенно закручиваться вокруг ближайшей молодой березки, с каждым мгновением ускоряя темп. Через минуту за окном вертелся уже самый настоящий снежный смерч, а тонкой березки и вовсе не было видно. Свет вдруг погас совсем, а когда загорелся снова, смерч начал шататься из стороны в сторону, как пьяный матрос на твердой земле. Амплитуда нарастала, пару раз из смерча мелькнули тоненькие веточки, с которых сорвало последние, не успевшие облететь самостоятельно листики. И всё это буйство рассыпалось снежным взрывом, разбросавшем белые плотные комки в разные стороны на добрые пять метров.

На месте березки появилась фигура в белом комбинезоне. Нижняя часть бледного, словно у привидения, лица была закрыта платком. Лишь глаза ясно и неприятно выделялись на этом фоне. Они были настолько черными, что казались неестественными и чужеродными. Не было ни ресниц, ни бровей. Только черные зрачки, занявшие всё пространство глазниц.

Через плечо этого странного человека была перекинута угольно-черная сумка, которую необычный визитер, вероятно, решил открыть – его рука потянулась к замку.

– Снежный почтальон! – в ужасе прошептал Даня. Такое чудо он видел впервые, но знал, что тому, кто его увидел, ничего хорошего ждать не стоит.

Почтальон открыл сумку, вынул из нее белый конверт, а затем подошел к окну, вытянул руку и… та прошла сквозь стекло! Попав в тепло, кисть отвалилась, будто граница холода и тепла сработала как гильотина. Почтальон, впрочем, встретил потерю совершенно бесстрастно, ни одним жестом не показав, что ему больно или хотя бы обидно. Он сделал несколько шагов назад, крутанулся, и на его месте вновь возник вихрь. Тот быстро двинулся дальше, а потом и вовсе распался, вернув на прежнее место молодую березку. Правда, теперь деревце стояло совершенно голым – в отличие от соседних, на нем не было даже хлопьев снега. Одна из нижних ветвей оказалась обрезана посередине, словно только что ее отпилили острой ножовкой.

Даня опустил голову и увидел на полу белое пятно. Это был тот самый конверт, который принес почтальон. Вокруг бумаги быстро высыхала вода.

– Совсем плохо, – сказал самому себе Даня.

Вставать расхотелось. Последние силы куда-то пропали. Стало так тяжело, будто разом на мальчика взвалили мешки с чем-то тяжелым.

Он робко огляделся вокруг – надеясь, что рядом окажется еще один ребенок, которому могло быть адресовано это письмо. Но все дети бегали где-то далеко, а прямо здесь и сейчас Даня был абсолютно один. Письмо предназначалось именно ему – других вариантов не было.

Когда оно высохло, на бумаге проступила синяя печать с головой оленя в широком круге, похожем на половину колеса от древней кареты. Письмо было от родителей. Официальный характер сообщения от предков не оставлял никакой надежды, что новость будет радостной или хотя бы позитивной.

Продолжение следует…