Нарисованная ведьма. Истории о первой любви

Размер шрифта: 13

* * *

Нарисованная ведьма

Почти каждое утро в нашем классе начинается одинаково.

– Ведунова, заходи. Опять опоздала?

В класс входит Настя Ведунова. Пожимает плечами. Видно же, что опоздала. Что за вопрос?

– Хоть бы причину какую-нибудь по дороге придумала, что ли? Хоть раз! Предположим, старушек уже давно через дорогу никто не переводит, но есть ещё бездомные котята.

Ведунова молчит. Мальчишки начинают сочинять за неё оправдания.

– Всё логично, – объясняет Малеев. – Ведунова забыла свою метлу. Швабра-то – вон она, в углу стоит. На чём же ей было прилететь?

– Да и погода сегодня нелётная, – поддакивает Иванов.

– Ой, да мало ли причин! Зеркало разбилось. Вороны поперхнулись. Мухоморы завяли.

– Перестаньте ерунду городить! – отметает все версии Тамара Андреевна. – Ведунова, садись уже!

Моя подруга и в самом деле похожа на ведьму. Волосы чёрные, буйные, вечно растрёпанные. Как будто в класс врывается какой-то особенный ветер, который задевает только её. Глаза тоже почти чёрные, огроменные, смотрят куда-то сквозь человека. Да и фамилия подходящая. Но если бы Настя и была ведьмой, то самой наивной и доброй на свете.

Мальчишки, конечно, прикалываются, но беззлобно. К Ведуновой относятся так же, как и ко всем, а может, чуточку лучше. Только Серёжка Мишурин смотрит на нашу ведьму как-то по-особенному, как заворожённый, словно ждёт от неё чего-то сверхъестественного. Вот сейчас она подожжёт взглядом учебник!

– Она точно ведьма. У меня художественный взгляд и интуиция, – твердит Серёжка. – Я такие вещи нутром чую.

Настя ужасно смущалась, потому что Серёжка ей нравился уже давно. А он хоть и был к Насте неравнодушен, но в то же время как будто её побаивался. Всё так бы и продолжалось, если бы не мы с Ником. Ник давно за мной таскается, но мне и поговорить с ним не о чем. А он всё ходит и ходит, в подъезде готов стоять часами, пока я его не прогоню. Впрочем, у нас есть общая тема: он мне рассказывает о своем друге Серёжке, а я – о своей подружке Насте.

– Да Серый мне про неё все уши прожужжал! У него не художественный взгляд, а взгляд влюблённого дурачка. Боюсь, как бы он в самом деле умом не тронулся. Знаешь, сколько он её портретов сделал? И все какие-то… то с крыльями, то с вороной, то с чёрной кошкой, то в накидке с капюшоном. Фэнтези, короче.

– Так ведь и она по нему с ума сходит! – обрадовалась я.

– А ещё они оба странные. У обоих такие тараканы в голове!

– Может, подружить их тараканов? Скажи Серёжке, что он ей нравится, да и всё.

– Не-е, здесь всё не так просто! Понимаешь, он свято верит в её чудесные способности. И ждёт только, чтобы они подтвердились. Вот если мы создадим ей подходящую легенду… Вспомни, может, происходило с ней что-нибудь странное, необычайное?

– Странности с ней происходят постоянно, – усмехнулась я. – Самая большая странность – это её опоздания. Кажется, она проваливается во времени. Говорит, что выходит всё раньше и раньше, а у школы оказывается всё равно на десять минут позже.

– Ха! Может, она попадает в какой-то портал? Или по ночам духов вызывает, и они её путают. В общем, надо создать ей имидж. Погоди… Кажется, я кое-что придумал!

Мы с Ником вдохновились и почувствовали себя вершителями судеб. Ник вдохновился вдвойне, потому что теперь нас хоть что-то объединяло.

На следующий день повторилось всё то же самое – с опозданием Насти и объяснением про мётлы и мухоморы. Я не выдержала и на первом же уроке отправила Насте записку:

«Вечером встречаемся у меня. Важно! Это касается С. М.»

На переменках Настя болтала всякую ерунду, а сама выжидающе посматривала на меня, но боялась спросить о моей загадочной записке. Я видела, что она заинтригована, но о послании – ни слова.

Вечером я, Ник и Настя закрылись в моей комнате.

– Тема такая, – начал Ник. – Серёга влюбился в тебя по уши.

Настя смотрела исподлобья, как всегда, и молчала.

– Но… Он внушил себе, что может влюбиться только в настоящую ведьму. И эта ведьма – ты! У него просто крышу от этой темы сносит!

Настя засмеялась.

– Он больной? Русских сказок начитался? Или мультфильмов Миядзаки насмотрелся?

Вместо ответа Ник достал из-за пазухи небольшой альбом с крафтовыми серыми страницами. Как только мы его открыли, окунулись с головой в параллельный мир с волшебными существами и магическими артефактами. И в каждом рисунке главная героиня, то оседлавшая дракона, то вызывающая огонь, была как две капли воды похожа на Настю. Везде у неё были длинные развевающиеся волосы, чёрные загадочные глаза в пол-лица и какое-нибудь тотемное животное.

Я чуть не умерла от зависти. Меня никто так не рисовал! И не нарисует. Я только сейчас поняла, какая Настя красивая! Но, клянусь, я завидовала только белой завистью!

Настю тоже поразили рисунки. Она так и прилипла к ним взглядом. Потом посмотрела на Ника с надеждой.

– И что делать?

– Для начала мы знакомим тебя с моей бабушкой.

– А бабушка Ника – это о-о-о! – вклинилась я.

– При чём тут бабушка? – удивилась Настя.

– Да ты не поняла, – втолковывала я. – Бабушка Ника – настоящая ведьма. Потомственная. Мы приводим тебя к ней. Устраиваем в её доме декорации – типа ты там живёшь. А Серёжка приходит к тебе в гости. И всё о’кей!

– Нет, – испугалась наша ведьма. – Обманывать я не буду!

– Да это не ты обманывать будешь, он типа «сам обманываться рад». Он просто бредит этим.

– Нет! – упиралась Настя.

– А я думала, что он тебе нравится, – разочарованно протянула я.

– Ну всё, тогда забудь. Иначе тебе его не завоевать! – подытожил Ник.

– Я и не собираюсь никого завоёвывать. Больно надо! – возмутилась Настя.

В тот же вечер она пошла с нами к бабушке-ведьме.

Эту бабушку надо видеть! Непонятно, какого она возраста – от пятидесяти до ста пятидесяти. Но иногда она вела себя так, будто ей шестнадцать. Казалось, её руки созданы, чтобы плести нити колдовства, голос – чтобы читать заклинания, а глаза – чтобы превращать людей в соляные столбы. Собаки, увидев бабушку на улице, поджимали хвосты и поскуливали. (По словам Ника.) Всякий, кто приходил первый раз в дом к Никитиной бабушке, сначала невольно шарахался от её внешности и массы амулетов на шее. А Настя – наоборот, посмотрела на пожилую ведьму открыто и с интересом. И бабушка Глория тоже взглянула на неё с пониманием, как на «свою».

– Похоже, они понравились друг другу, – переглянулись мы с Ником и хлопнули друг друга по рукам.

Мы поведали бабушке Ника о своей задумке.

– Бестолковые вы! – хрипло рассмеялась старушка. – Чувства – это не игрушки!

Но мы стали уговаривать бабушку Глорию и убеждать, что от неё зависит судьба влюблённых.

– Ну, ладно. Спектакли я люблю, – загадочно улыбнулась бабушка. – Я уж испугалась, что ради приворота пришли.

Чародейка наклонилась к Насте и прошелестела ей в ухо сухими губами:

– Ты, главное, не привораживай. Никогда! А то на всю жизнь одна останешься. Такая ведьмина судьба – за всё отвечать приходится.

Старушка Глория принесла чай на расписном подносе. К чаю полагались красивый молочник и хрустальная сахарница на ножке. Всё это очень благородно выглядело, пока старая чародейка не расплескала чай и молоко по столу. Чай с молоком слились вместе, как два ручья. Ничуть не смущаясь, старушка вытерла стол рукой, а руку обтёрла о шёлковый халат.

Старушечьи пальцы были унизаны перстнями из натуральных камней. Самый большой перстень украшала малахитовая жаба, которая выглядела до того живой, что, казалось, вот-вот спрыгнет.

Мы с Ником спорили об интерьере комнаты Насти. Настя не участвовала в нашем дизайнерском проекте «Моя подруга – Ведьма» и сидела, уставившись в одну точку.

Старушка подмигнула будущей ведьме:

– Не дрейфь!

Наступил день, когда мы решили, что пора приглашать Серёжку. Старушка Глория была личным визажистом и модельером Насти. Мы с Ником вносили последние штрихи в декорации. Настя выглядела несчастной, как будто её приносили в жертву, а не устраивали личное счастье.

Об остальном я узнала из рассказов подруги. (Поначалу она мне хоть что-то рассказывала.)

Серёжка явился на свидание как положено: при параде, с розочкой и конфетами «Рафаэлло». Настя проводила его в «свою комнату». По дороге Серый наткнулся на бабушку Глорию. Эффект был потрясающий. Серёжка сначала шарахнулся, как от привидения, потом начал разглядывать бабушкин профиль, а затем осмелился осмотреть анфас.

– А можно я вас как-нибудь нарисую? – робко спросил он.

– Мо-ожно, – кокетливо проскрипела Глория. – Только не как-нибудь, а как положено!

– Это же – Персонаж! – с придыханием говорил потом Серёжка. – Таких нарочно не придумаешь!

Серёжка вошёл в комнату юной ведьмы и обалдел, как и было задумано по сценарию. Он осторожно трогал то хрустальный шар для гаданий, то карты Таро, то чёрные треугольные свечи, то бросался к толстым старинным книгам по белой и чёрной магии.

Послонявшись по комнате, он уселся на медвежью шкуру, распластанную на полу, и долго вытирал намокшие ладони о брюки. На свой идеал – Настю – он смотрел с нескрываемым восхищением. Пока она наливала душистый чай с травами, он достал скетчбук и приступил к наброскам.

– Сядь вон в то кресло, – попросил он.

Настя уселась в старинное кресло с деревянными подлокотниками. Она вдруг вспомнила сценку из «Титаника», где Джек рисовал Розу, и смутилась.

Серёжка встал, осторожно поправил прядь её непослушных волос, ещё несколько прядей накинул на щёку.

Насте были приятны прикосновения художника.

– Щекотно, – засмеялась она.

– Так ты смотришься естественнее. Человек красивее всего в своей естественности.

Настя смутилась ещё больше. «Знал бы ты, какая я естественная!»

Потом пили чай с конфетами, разговаривали. Насте хотелось просто посмеяться, поболтать о какой-нибудь ерунде, но Серёжкин взгляд не давал ей расслабиться. Он смотрел на неё, как тот греческий скульптор, влюбившийся в статую, которую сам же и создал. Насте совершенно не хотелось быть Галатеей. Тем более что и Серёжка на Пигмалиона не тянул. «Лучше бы обнял или хоть за руку взял, я же не мраморная», – с тоской думала Настя.

Ей приходилось напрягаться, «держать лицо», она всё время чувствовала себя как портрет в раме. Серёжка все пустяковые темы переводил на загробные тайны, загадки, полтергейстов, экстрасенсов и колдунов. В общем, встреча прошла под девизом «Истина где-то рядом».

– Ты когда-нибудь сталкивалась с локальным проявлением паранормальной активности? – спрашивал Серёжка.

– Что?

– Проще говоря, с Барабашками, – пояснял Серый и надолго заводил свою аномальную пластинку.

«Если он каждый раз будет так вскрывать мне голову, я сойду с ума», – тосковала Настя.

Когда Серёжка дошёл в своих рассуждениях до рогатого призрака по прозвищу Охотник Херн, который мчался по грозовому небу на коне, Настя откровенно заскучала.

– Англичане считали, что он родом из Виндзорского леса, а германцы…

«Лучше бы поцеловал», – вздохнула про себя Настя.

– Но самый страшный – Лесной царь, – услышала она. – Ох, он жуткий! Ты знаешь, что балладу про Лесного царя не Жуковский написал, а Гёте? Это датский фольклор. И называлось произведение «Ольховый король». Во-от…

Настя сдержала вздох. Если бы она хотела попасть на литературный семинар, то не к Серёжке и не в этом интерьере. Оставалось надеяться, что умник не будет декламировать «Лесного царя» ни в переводе, ни в оригинале.

– Мне пора! – поднялась Настя.

– Куда? – удивился Серёжка. – Девять часов вечера. Это мне пора.

– Я… это самое… люблю прогуляться перед сном.

– И не боишься? Ах, да, вряд ли ты кого-то боишься! – восторженно сказал он.

В коридоре Серёжка так поспешно помог Насте надеть пальто и подал шарф, что она испугалась, как бы он не кинулся застёгивать её сапоги.

– Бабуля! Я пойду, прогуляюсь перед сном, – крикнула Настя.

– Иди, деточка, иди, – проскрипела из кухни старушка Глория. – Заодно посмотри, как там сложились звёзды.

На улице, возле фонаря, Настя остановилась. Фонарь замерцал, как будто подыгрывая теме паранормальных явлений.

– Ты… иди, а я тут ещё постою. Мне надо, – проговорила Настя.

– Конечно, конечно. Понимаю! – суетливо сказал Серёжка, но не уходил.

Он перебирал кисточки на шарфике Насти и заглядывал ей в глаза. Его лицо то приближалось, то отдалялось, то вспыхивало под светом фонаря, то уходило в темноту.

«Поцелуй меня, поцелуй меня…» – заклинала про себя Настя.

– Ты так смотришь, как будто видишь меня насквозь. Мне кажется, ты читаешь мои мысли, – признался влюблённый художник.

«Зато ты мои – нет!» – отчаянно подумала Настя и отняла у него свой шарф.

Наконец Серый ушёл. Настя посмотрела ему вслед и побежала по дворам в сторону своего дома.

С этого дня Серёжка ходил за Настей хвостиком, никого не стесняясь. Почти каждый вечер он напрашивался в гости. Настя объяснила, что приходить без предупреждения нельзя. Мало ли, какие у них с бабулей могут быть дела. И Серёжка радостно кивал – понимаю, понимаю.

На странице Насти «ВКонтакте» цвели искристые букеты и подмигивали волшебные эльфы, чередуясь с плюшевыми медведями. Это всё – подарки от Серёжи. Одноклассники оставляли под записями поклонника многозначительные улыбочки и рожицы, но Серый никого не стеснялся. Даже ответил: «Настоящую любовь ничем не спугнуть!»

Встречи Серёжки и Насти продолжались. Все визиты проходили примерно одинаково. Серёжа прибегал, садился на медвежью шкуру, демонстрировал свои познания в области необъяснимого и запредельного, что-то зачитывал и декламировал. Настя слушала и загадочно молчала – ей просто нечего было сказать. Она проживала две роли, и эта двойственность вытягивала из неё все силы. Простая искренняя влюблённая девчонка спорила в ней с загадочной одарённой ведьмой. Девчонка не выносила фальши и просила: «Признайся!» Загадочная ведьма хохотала и угрожала: «Признаешься – разлюбит!»

Однажды Настя не выдержала.

– Серёж, я давно хотела тебя спросить… Я тебе нравлюсь?

– Очень! – преданно вытаращился на неё Серёжка, не решаясь моргнуть.

«Значит, просто стесняется… А то бы давно обнял», – подумал Настя.

Настя подошла к нему и провела рукой по его волосам. Волосы у Серёжки сухие, как солома, и соломенного цвета. Мальчишка замер и зажмурился.

– Не бойся, не окаменеешь, – произнесла Настя низким голосом и почувствовала себя Геллой из «Мастера и Маргариты». Но она одёрнула свою «ведьму», играющую фальшивую роль.

Настя нежно поцеловала его в щёку. Он не двигался. Поцеловала в другую. Ничего… Тогда она решительно коснулась его губ, немея от своей смелости.

Серёжка порывисто прижал её к себе и долго гладил её волосы. Потом всё-таки поцеловал. Сердце Насти подпрыгнуло к самому горлу. Когда оно вернулось на место, Настя отметила, что целовался он смелее, чем она.

«Видимо, не в первый раз», – успела подумать Настя и провалилась, словно в сладкий сон. Целовались они долго, пока губы не стали сухими.

– Что со мной творится! – воскликнул Серёжка. – Наверное, ты меня приворожила. Я же ни дня не могу без тебя! Когда тебя нет, я про тебя всё время думаю. Вот только встану утром – «Настя!». Ложусь спать – опять тебя представляю.

– Представляю, как ты меня представляешь, – засмеялась Настя. – Я ложусь спать в пижаме с медвежатами Teddy. Знаешь, я так люблю мишек Teddy, и мне дарят…

– Нет! Совсем по-другому! – перебил Серёжка. – Это очень красиво. Например, на чёрном коне, в плаще, в дремучем лесу…

«Псих!» – подумала Настя.

Ей стало грустно. Это не её он представлял, а свою собственную сказку.

– Я не ведьма, – тихо сказала Настя.

– Понимаю, лучше этого не демонстрировать! – шёпотом согласился Серёжка, не понимая совершенно ничего.

– Знаешь, иди домой. Мне пора чёрных коней запрягать.

Серёжка ушёл весёлый, в аномально-приподнятом настроении, даже не заметил её грустной иронии. Настя доплелась до кухни и устало опустилась на стул. Никогда не думала, что поцелуи отнимают столько энергии! Или это враньё отнимает силы? Оно как вампир.

Старушка Глория налила мятного чая, внимательно посмотрела на свою внучку-самозванку и всё поняла.

– Да… Зачастил твой парень-то, – начала бабушка Глория. – Когда думаешь рассказать?

– Далеко всё это зашло. Наверное, пора. Или уже поздно, а, бабуля?

– Правду сказать – никогда не бывает поздно. И рано не бывает!

Они встретились глазами – чёрные Настины глаза и прозрачно-серые очи Глории.

– Ой, бабуль, прямо сейчас рассказала бы! Сил больше нет…

Настя уже давно называла Глорию бабулей, даже наедине. То ли настолько вжилась в роль, то ли и впрямь между ними образовалась тёплая, почти родственная связь.

– Правильно. Лучше, если сама признаешься, чем люди наговорят.

Старушка Глория хитро улыбнулась и добавила:

– А губы сливочным маслом смажь. А то потрескаются.

Мы с Ником сначала очень радовались тому, что у нас здо́рово всё получилось. Но потом вдруг Ник стал ревновать свою бабуську к Насте.

– Бабка Настюху прямо как родную принимает. Шепчутся сидят, какие-то секретики у них появились. Привязалась к ней моя старушка. Может, свои способности передаёт?

Я тоже ревновала… Только кого – к кому? Меня просто бесил Настин успех! У меня таких преданных поклонников сроду не было! И сумочку носит, и в глазки заглядывает, и цветочки таскает. Прямо как в кино!

– Мне кажется, если ты прикажешь, я сделаю всё что угодно! – сказал как-то Серёжка Насте на перемене.

Я как раз мимо проходила, подслушала.

– Серёж, давай без фанатизма, – капризно поморщилась Настя. – Иначе мы больше не увидимся. Я такая же, как все.

Вот дура! Ну какая девчонка не мечтает, чтобы ей достали звезду с неба! Было ещё кое-что, что меня бесило. Сначала Настюха нам с Ником хоть что-то рассказывала, мы вместе прикалывались над болезненной влюблённостью Серого.

– Это вынос мозга! – смеялась Настя. – Он мне сегодня про Сократа рассказывал, который получал указания от внутреннего голоса.

Но потом подруга замкнулась в себе.

– Ну, расскажи ещё что-нибудь, мы же тебя познакомили, а ты! – упрекали мы с Ником Настю.

Но Настя считала эту любовь сомнительной.

– Как-то по-дурацки это всё, меня напрягает, – хмурилась Настя. – Я должна ему всё объяснить как можно скорее. Он какой-то ненормальный становится. А я хочу, чтобы всё обычно было, как у других. В кино сходить, в парк, поболтать о ерунде какой-нибудь не заумной.

– Не поймёшь вас, девчонок! – махнул рукой Ник. – Хочешь, рассказывай.

Но я отговорила её. Хотелось досмотреть этот спектакль. И ведь какой спектакль!

– А мы с Ником прямо как два амура, да? – радовалась я. – Ник, ты и правда на амурчика похож: кудряшки, ямочки на щёчках.

– Амуры, вообще-то, без школьной формы летают. Так что мы ещё не до конца на амуров похожи.

– А ты летать сначала научись! – смеялась я.

В общем, я и так злилась, что подруга стала скрытничать, а тут ещё она мне нагрубила.

– Не твоё дело, понятно? – буркнула она, когда я спросила, целовались ли они, сколько раз и как это было.

– Поня-ятно, – протянула я.

В общем, Настя так и не успела рассекретиться. На другой день после нашей мелкой ссоры она не пришла – заболела. В этот день я как раз распустила волосы. Всё утро их укладывала нарочито небрежными прядками.

– Ты чего это сегодня как лахудра? – брякнул Мишурин.

– А что? – возмутилась я. – Насте можно, а мне нельзя?

– Настя – это Настя. Ведьмам это идёт. А ты – просто лохматая, и всё.

У меня загорелись щёки, я вскипела и перестала себя контролировать.

– Да какая она ведьма? – понесло меня. – Это мы её ведьмой нарядили. А ты и поверил, дурачок! Ха-ха!

– Завидуешь? – усмехнулся Серый. – Пытаешься подражать? У тебя не выходит!

– Ой-ой! Фанатик! Чему завидовать-то? Ты у неё дома был?

– Конечно, был, сто раз.

– Прикинь, ты не у неё дома был, а у бабушки Ника. Ник, иди-ка сюда! Твой дружок не верит, что старушка Глория – твоя бабуся. Как ты её раньше-то от друга скрывал?

Ник медленно подошёл к нам.

– Ну зачем ты…

– Не понял! – растерялся Серый.

– Чего непонятного? Это был розыгрыш. Ты просто помешан на своих ведьмах, вот мы и решили…

– Ник, это правда?

Ник отвёл взгляд. Трус!

– Этого не может быть… Мы с Ником – друзья. Мы с Настей… – бормотал бедный влюблённый.

– Пиши адрес, – выдохнула я и быстро, чтобы не передумать, продиктовала адрес подруги.

Серый даже не стал дожидаться последнего урока. Схватил рюкзак и сбежал.

О том, что происходило дальше, я узнала от Ника, который потом расспросил Серёгу.

Мальчишки не умеют красочно рассказывать, поэтому придётся мне добавить деталей. Когда Серёжка, красный и запыхавшийся, позвонил в квартиру Насти, он был твёрдо уверен, что мы пошутили. Вот сейчас откроет незнакомая тётка и прогонит его взашей.

Но открыла наша ведьма собственной персоной. Она была, как и всегда, взлохмачена невидимым ветром, а ещё перевязана толстым шарфом и бледна как призрак.

– Привет, – судорожно перевёл дыхание Серый.

– Привет, – спокойно сказала Настя. – Заходи.

Она уже давно репетировала объяснение с ним, и теперь ей даже легче стало, что он обо всём узнал и пришёл сам. Если сам пришёл, значит – неравнодушен, так?

– Вот тут я и живу. Вот моя комната. Извини, у меня не убрано. Чаю хочешь? – Настя говорила без остановки, чтобы перебить неловкость и нервозность.

Серый мрачно молчал. Прошёл, не раздеваясь. Рассматривал геометрические обои, современную мебель. Ничего старинного, антикварного, загадочного. Никаких ведьминских аксессуаров, всё простенько и удобно.

Настя наливала чай, на ходу скидывая свой колючий ошейник из шарфа и приглаживая растрёпанные волосы.

– Серёж… Я давно хотела сказать…

– Мне уже всё сказали, спасибо.

– Ну и хорошо! Ты знаешь…

– Не знаю! И знать не хочу. И тебя я знать тоже не хочу! Поняла?

Серёжкины глаза, которые раньше напоминали ей тёплое море, вдруг неприятно выцвели, стали холодными и колючими. Море ушло, остались голые острые скалы.

– Да ты что? Ты же говорил, что влюблён, как этот… Забыла, как его. Тогда какая разница?

Настя обняла его за шею, примирительно улыбнулась.

– Не в тебя! – Серый резко, с какой-то брезгливостью откинул её руки.

Настя потемнела лицом и отстранилась.

– Не в тебя. А в неё! – Серый вытащил скетчбук и стал с ожесточением выдирать твёрдые шершавые страницы, комкать их и яростно бросать на пол.

Настю колотило от ужаса и болезненной слабости. Не может быть! Ведь ещё вчера целовал до одурения, клялся в неземной любви.

– А ты… – зло бросил Серый. – Теперь я вижу, что ты – никакая не ведьма! Ты просто… ты просто…

Серёжка прошёлся по комнатам в грязных ботинках, оглядел простоватую кухню с расписными досками, подносами и вышитыми полотенцами.

– Ты просто деревенская корова!

Настя перестала трястись и успокоилась.

– Серёж, если ты не в курсе, всех настоящих ведьм давно сожгли на костре, – тихо сказала она.

– Правильно. А я тебя сожгу!

Серый схватил один рисунок с пола, расправил его и поджёг кухонной зажигалкой. Бумажная Настя загорелась. Нарисованная ведьма горела трудно, мучительно и медленно превращаясь в пепел.

Жутко наблюдать, как ты горишь, даже если это всего лишь образ на бумаге. Настя не шевелилась. В глазах её отражались огненные всплески, но ослеплённый злостью Серёжка этого не замечал.

На следующем рисунке была изображена старушка Глория.

– Бабушку не трогай! – выхватила листок Настя.

– Да пошла ты! Вместе со своей бабушкой. Которая, кстати, не твоя.

Дверь хлопнула. От Серёжкиного визита остались только грязные следы. Дождавшись, когда захлопнется дверь лифта, Настя схватила рисунок, накинула куртку и побежала к старушке Глории. Глория впустила её, зарёванную, ни слова не спрашивая.

Несколько минут Настя сидела молча, глотая слёзы. Слёзы катились сухие, злые и горячие. От них распухали губы. Только напоив Настю успокоительным отваром, Глория спросила:

– Ну что, сам узнал? Нет? Сказали добрые люди… Так я и думала.

Настя разревелась.

– Пореви, пореви, со слезами всё выйдет. Значит, не твоё это. Плюнуть и растереть!

Старушка сняла с сухонького, как у мумии, пальца малахитовую жабу и протянула Насте.

– Нет-нет, – замотала головой Настя.

– Бери, бери. Ей у тебя лучше будет. У меня она сохнет.

– Бабуль, а можно я к вам приходить буду?

Старушка Глория поджала губы.

– Попробуй не приди!

Теперь Настя стала мишенью для Мишурина.

Он доставал её и на уроках, и на перемене, цеплялся к каждому слову и жесту.

– Ну что, врунья? На кладбище этой ночью не ходила? Голубям бошки не откручивала? Лягушачьи лапки не сушила? Что ж ты так? Наколдуй мне пятак по геометрии, а? Ну чего тебе стоит? – кривлялся он.

Самое обидное, что Настя даже не пыталась защищаться. И когда он написал мерзкое послание прямо на её странице «ВКонтакте», она просто закрыла страницу.

Я чувствовала себя ужасно виноватой перед Настей. Извинилась, конечно, но Настя ответила равнодушно, не глядя: «Ты-то при чём? Я сама виновата». От этого мне стало ещё хуже. Лучше бы послала, честное слово! Обозвала бы как-нибудь. Всё-таки заслуженно.

Глядя на поведение Мишурина, даже самые вредные пацаны вступались за Настю.

– Чего ты к нашей ведьме цепляешься, Серый? Отказала, что ли? – кричал на весь класс Малеев.

Но Мишурин не успокаивался. Он увидел Настино кольцо.

– Врунья-Ведунья, откуда у тебя колечко-то? Украла? Да, чего от тебя ещё ожидать… И квартира чужая, и вещи чужие. Может, у тебя и имя чужое? Воровка!

Этого Настя не выдержала. Самый страшный гнев – гнев терпеливого человека, так говорила старушка Глория. Настя медленно, очень медленно встала, и смотреть на неё было жутко: волосы как чёрное облако над пылающими щеками, глаза горят. Как будто где-то рядом бушевал ветер и ворвался в неё. Я только в кино такое видела!

– Да чтоб ты… провалился! – страшным шёпотом произнесла Настя.

Мишурин на минуту оторопел. Но от страха стал ещё больше кривляться.

– Ага, провалюсь сейчас прямо, – за-ржал Мишурин. – Напугала! Всё ведьму из себя строишь? Ой, как страшно-то!

Я смотрела Серёге под ноги. Мне казалось, что пол вот-вот треснет, и Серёжка провалится прямо на наших глазах. Что-то непременно должно было случиться. И случилось бы, наверное, если бы в класс не вошла Тамара Андреевна. Учителя умеют отпугивать волшебство, я давно заметила.

– Садитесь, – сказала Тамара Андреевна, возвращая нас к школьной реальности. – Что это с тобой, Ведунова? У тебя не температура? Что-то ты мне не нравишься.

– Мне тоже, – с ухмылочкой вставил Серёга.

– А я бы на твоём месте помолчала, Мишурин, – махнула рукой Тамара Андреевна. – Я как раз собиралась объявить итоги четвертной. И ты, Мишурин, единственный ученик, который провалился на контрольной. Это же надо умудриться – ни одного задания правильно не сделать. Полный провал!

– Оп-ля! – присвистнул кто-то. – Он всё-таки провалился!

Серый обернулся к Насте. Лицо у неё всё ещё пылало, но волосы улеглись – ветер угомонился.

– Наколдовала всё-таки, ведьма? Значит, ты – настоящая?

Серёжка смотрел на неё виновато и изумлённо, как щенок, который что-то натворил, но сам не понял – что.

– А я всегда была настоящая, – пожала плечами Настя.

– Эх, потерял ты свою ведьму, Серый. Теперь не жди помощи от потусторонних сил, – наигранно вздохнул Иванов.

– А он себе новую нарисует! – сказал Малеев.

Тамара Андреевна растерянно оглядела класс.

– А что случилось? – с любопытством спросила она.

– Ничего! Вообще ничего! – заверили её.

Тамара Андреевна поджала губы. Вот так всегда! Что-то уже произошло, а учителя узнают обо всём в последнюю очередь. Или не узнают вообще.

Идеал

Под стеклом – фото с Джонни и Брэдом, над зеркалом – открытка с Леонардо.

И только в личном блокноте – он. И глаза у него – холоднее льда. Всё потому, что она не выучила историю, не удержалась от булочки с маком и не заставила себя сделать тридцать приседаний. Он смотрел на неё, и ей хотелось стать лучше.

Таких, как он, давно уже нет, и она никогда его не встретит. Кто мог бы его заменить, ну кто? Одноклассники все какие-то нелепые, пошлые.

Позвонили в дверь, пришлось прятать Бакунина…

Я влюбилась. Сказать кому-то – засмеют! Влюбилась в нереального человека. Есть у меня набор открыток – «Друзья Пушкина по лицею». У них такие глаза! Такие лица! Я их всех изучила, как своих друзей. Горчаков, Пущин, Дельвиг, Корсаков, Вольховский, Кюхельбекер, Бакунин… Вот этот самый Бакунин Александр – он мне в самое сердце запал. Когда я сажусь за письменный стол, кладу его под стекло на столешнице, между Джонни Деппом и Брэдом Питом.

Ну, с этими двумя всё понятно – голливудские звёзды, избалованные поклонницами. А Бакунин – другой. Вот сажусь делать уроки, а он смотрит. Он ТАК смотрит на меня своими большими задумчивыми глазами! Благородное лицо! Такой не стал бы плеваться посреди улицы – кто дальше, носить дурацкие штаны, из которых выглядывают трусы, материться при девочках. Он уступал бы место, дарил цветы… А как бы он целовался, интересно? Наверное, очень нежно. И никому бы не трепался об этом! Недавно у нас одна девчонка встречалась с одноклассником, так он потом всем друзьям показывал следы на шее – будто она его укусила в порыве страсти.

Я подошла к зеркалу и прикрыла глаза. Между прочим, я очень красивая, Натали Гончарова отдыхает! Что красивого в этой Гончаровой? Не понимаю. Я прикоснулась к зеркалу губами. Вот так я его поцеловала бы, очень осторожно, едва касаясь. Немного мешал нос, касаясь холодного стекла.

Встречу ли я когда-нибудь такого, как Бакунин? Наверное, пошла бы за ним на край света. В ссылку какую-нибудь, например. А что, я смогла бы! Тем более сейчас и в Сибири Интернет есть.

В дверь позвонили. Я закинула своего любимого в ящик стола.

Жанка влетела в мою комнату, на ходу скидывая пальто, и сразу заметила пустоту между Брэдом и Джонни.

– Опять своего лицеиста спрятала? – засмеялась она.

Жанке можно доверять. Ей самой, например, нравится Войцеховский, друг Бакунина. Но сказать об этом одноклассникам? Не поймут. Если бы мы признались, что влюбились в Диму Билана, нам бы посочувствовали, но поняли.

Одна стенка в моей комнате разрисована очаровательными вампиршами, русалками, эльфами и колдуньями. Я срисовывала с карт Таро. Мама называет её «Стена ужаса», одноклассники фоткаются на фоне стены. И вдруг – лицеист из XIX века.

– Ты даже не представляешь, какой у меня для тебя сюрприз, – взволнованно сказала Жанка. – Доставай своего!

Я достала Бакунина и водворила на законное место на столе. Жанка впилась в него взглядом.

– Так вот! Я видела ЕГО! – постучала Жанка фиолетовым ногтем по стеклу.

– Во сне, что ли? – улыбнулась я.

– Не-а, в школьном коридоре. Ты упадёшь! В нашей школе учится его двойник!

Я не упала, но удивилась.

– Таких не существует! И почему я не видела его ни разу?

– Просто выпускной класс учится в другом крыле. Я туда инглиш пересдавать ходила. И вдруг вижу: он!

– Не может быть! – отрезала я.

На следующий день мы с Жанкой отправились в соседнее крыло.

Подруга держала меня за руку, чтобы я не рухнула, если что. И я не рухнула. Я просто встала столбом, наткнувшись на это «мимолётное виденье».

Невероятно! Те же черты лица – правильные, благородные, ну как срисованные. А глаза! Два чистых озера. Невозможно описать, что в этот миг творилось в моей душе! Мне захотелось разом перекрасить волосы, выучить французский, надеть бальное платье, научиться играть на фортепиано, запеть какую-нибудь арию, прыгнуть с парашютом. В общем, сделать гигантский прыжок к своей мечте, главное – не разбить лоб.

А мечта проплыла, глядя куда-то поверх наших голов, и даже не заметила нас.

Весь урок физики я просидела, как заворожённая, ничего не видела и не слышала. Очнулась, только когда Женька Морозов толкнул меня в бок.

– Доронина, ты опять в астрал ушла? Не тормози!

– Отвянь, Морозов, – поморщилась я.

– Может, тебя проводить, Доронина? Видок у тебя, будто привидение увидела.

– Обойдусь.

А ведь я и правда увидела привидение. Лицеисты давно умерли. Этот оживший Бакунин – посланник с небес.

– Гулять-то сегодня выйдешь? – не унимался Морозов.

– Не-а.

У Морозова завелась странная традиция: я гуляю, а он ходит рядом. Он как бы сам по себе, но иногда что-то мне говорит или задаёт вопросы. Раньше у Морозова имелся доступ в мою комнату: у нас был один на двоих репетитор по английскому, мы оба страшно отставали от программы и занимались у меня. Но с прошлого года я подтянулась и даже пошла на опережение (это всё из-за Бакунина!). Не знаю, приходит ли репетитор к Женьке, но, судя по его оценкам, – нет.

Я прибежала домой и закричала с порога:

– Мама! Мне надо срочно выучить французский и научиться играть на фортепиано!

– Да ты уроки-то не успеваешь делать, какое тебе… Что с тобой? Вся сияешь.

– Мама, ты в меня не веришь! – упрекнула я маму, не переставая улыбаться.

Я выгребла из шкафа весь свой гардероб, разложила на диване: рваные джинсы, футболки с надписями, кофточки со стразами и вырезами. Нет, всё не то!

– Мама, мне срочно нужно платье!

– Что, какой-то праздник? Извини, магазины уже закрыты, – съязвила мама. – Ты же носишь только джинсы. Что изменилось?

– Всё изменилось! Всё! Случилось чудо!

– Ясно… И как это Чудо зовут, если не секрет?

Сказать или нет? Мама – педагог-организатор в нашей школе. Устраивает праздники, спектакли, мероприятия. Может, и судьбу дочери устроит? А вдруг она сможет мне помочь? Хотя родители в таких вопросах обычно только мешают.

Я решила показать маме портрет Идеала. Она долго рассматривала открытку.

– Хм, действительно, видела похожего. Только не помню, как зовут. Володя? Алёша?

В общем, мама не узнала его. Но есть человек, который всё про всех знает. Сабина!

Сабина появилась в нашем доме не так давно. Она устроилась в школу руководителем театральной студии, потому что дома ей было скучно. Девушка не поступила в театральный институт после школы и готовилась атаковать его в следующем году. Теперь Сабина помогала маме организовывать мероприятия. Обычно они шушукались на кухне до позднего вечера, придумывали сценарии, обсуждали учителей и учеников. Потом за ней забегал жених или нам с мамой приходилось её провожать.

Что сказать о Сабине? Она похожа на Фриду Кало. Гладкие иссиня-чёрные волосы падают вдоль смуглого лица, как шёлковые ленты. Удлинённые чёрные глаза всегда смеются, так что непонятно, то ли они сужаются от смеха, то ли такой разрез глаз от природы. Жених Сабины – будущий профессор, защищает диссертацию. Он говорит, что Сабина сошла с картины Поля Гогена, и сначала он влюбился в эту картину, а потом увидел её.

Для нас с Жанкой Сабина совсем взрослая, раз уже окончила школу и называется чьей-то невестой. Но Сабина так не считает и ведёт себя как подросток. Одевается вообще как ребёнок, к тому же она маленького роста. Своего будущего профессора она считает бледноватым, длинноватым и странноватым книжным червём. Говорит, что с ним скука смертная, зато к нему прилагается пятикомнатная профессорская квартира от родителей. (Там все профессора в этой семье.)

Сабина рассказывает про своего жениха всякую ерунду. Например, что он занимается «полевой практикой» (что-то делает с биополем) и любит ходить по дому без всего, потому что одежда мешает его телу дышать. И если будущему профессорскому телу приспичило подышать, мнение окружающих – это не его проблемы.

– Однажды к нему зашла соседка, – рассказывала Сабина, – и разговаривала с ним полчаса на пороге. Так он тогда только заметил, что вышел к ней нагишом, когда уже дверь закрыл.

– Как нагишом? – раскрыла я рот.

– Ну так, совершенно голый! – захихикала Сабина, сверкая чёрными глазками.

– Рита, иди в свою комнату, – посоветовала мама.

– Не поняла, – не отставала я. – Ну, предположим, он и не заметил, раз он так привык ходить. В своём доме как хочет, так и ходит. Но она-то, соседка-то эта, должна была заметить? За полчаса-то? Или она тоже в этом самом, в нагише была?

Но Сабина всё хихикала.

– Рита, иди в свою комнату! – повторила мама и махнула рукой на Сабину.

И зачем она это рассказала? Теперь, когда я вижу долговязого будущего профессора в длинном кашемировом пальто, с белым платком на шее, каждый раз стараюсь не представлять его нагишом. Бр-р! Он поправляет очки на переносице и улыбается мне, а я шарахаюсь от него, как от маньяка.

Портрет Сабины я нарисовала. В общем-то, Сабина мне нравится. Она весёлая, ни капли не занудная, остроумная и немножко хитрая. Роль шпионки ей вполне подходит.

– Как раз сегодня к нам придёт Сабина. Можешь спросить у неё…

– Только не говори ей ничего про меня, пожалуйста! – испугалась я. – Пусть она не знает, кто мне нравится. Просто порасспрашивай, ладно?

Заявилась Сабина, и мне пришлось целый вечер слушать её чириканье. Мама пыталась навести коллегу на нужный разговор, но Сабина по привычке перескакивала с одной темы на другую. Когда я уже отчаялась выведать что-нибудь полезное, Сабину прорвало.

– Стою я такая на балконе с биноклем и высматриваю красивых выпускников, – хихикнула Сабина.

– Зачем? – удивилась я.

– Да просто так. Мне скучно, я же рано заканчиваю работать. Я всегда после работы стою на балконе с биноклем.

«Точно делать нечего!» – подумала я.

– А профессор знает? – усмехнулась мама.

– Знает, конечно, – не смутилась Сабина. – Он относится к моим забавам снисходительно. Так вот… Например, Егор Боголюбов. Очень красивый парень, из одиннадцатого. Он после школы провожает Оленьку из девятого. Как-то я говорю ему: «Егор, ну зачем тебе такие пышные ресницы? Подари мне половину».

У меня голова начала трещать от избытка ненужной информации. Я пригляделась к Сабине. Ресницы у неё короткие, жёсткие, прямые и чёрные, как уголь для рисования.

– А вот ещё в классе с Егором учится парень… Сероглазенький такой, широкоплечий, то ли Слава, то ли Алёша, – ввернула мама.

– А-а… Это Саша. Ну, Саша – это… Ах! – Сабина закатила глаза.

Я вцепилась в чашку ледяными пальцами. Что «Ах»?

– Мальчик из прекрасной интеллигентной семьи, учится блестяще, знает три языка, собирается поступать в высшее военное училище в Москве…

Да уж, будто характеристику прочитала. «Пользуется уважением в коллективе, добивается успехов в учёбе и т. д., и т. п.» Эта официальная информация мне ничего не давала.

– Он мне нравится, хорошенький такой, свеженький, – со смешком добавила Сабина и вдруг повернулась ко мне.

Я в это время как раз нахмурилась, потому что хорошенький – это как про собачку, а свеженький – это как про овощ. И вообще, из её уст описание моего идеала прозвучало банально.

– Тебе, наверное, тоже, да? – спросила Сабина и подмигнула, добавив ещё пошлости к общей картине.

– Я спать пойду, – сказала я и убежала к себе.

«Как ему понравиться, ну как?» – спросила я у зеркала.

Зеркало показывало мне небольшой вздёрнутый нос, широкие скулы, вьющиеся тускло-русые волосы до плеч и большие серые глаза. Очень грустные глаза.

Всё это вместе довольно симпатично, но… не идеально. Почему бы мне не иметь прямой нос? Можно даже с горбинкой. Почему бы мне не быть зеленоглазой брюнеткой с правильным овалом лица? (Тут Натали Гончарова гордо задрала подбородок.) «Чистейшей прелести чистейший образец» – это не про меня. Я скорее «девчонка с нашего двора», которая нравится всяким мелким Женькам.

Я села за стол и написала план:

1. изменить внешность;

2. следить за своей речью и манерами;

3. сменить гардероб.

Ещё раз покрутилась перед зеркалом и приписала пункт № 4 – совершенствовать свою фигуру. Ну, и потом ещё штук десять подпунктов добавилось (зарядка, маски для лица и волос, тонирование прядей, пробежки по утрам, антицеллюлитный массаж).

Ещё немного подумав, приписала последний пункт, двадцать пятый – много читать и выучить пару десятков стихов.

Я должна стать другой, чтобы стать достойной своего Идеала.

Не хватало только в институт благородных девиц записаться. И я записалась. Правда, это называлось «Школа красоты». Нас там учили и этикету, и искусству макияжа, и танцам, и риторике, и французскому, и даже (ха-ха!) рукоделию.

Теперь мои дни проходили в особом измерении. Примерно так: «Сходила в спортзал. Покачала пресс. Сделала маску для лица. Перевела три куплета французской песенки и одну полосу из английской газеты. Увидела свой Идеал в школьной столовой. Разговаривал с одноклассницей. Меня не заметил».

Или так: «Пробежала три круга по парку, в спортзале покачала ноги. Сделала маску для волос. Послушала аудиоуроки «Итальянский с капучино». В школьной библиотеке увидела Идеал. Он со мной поздоровался! И улыбнулся!!!»

Тренироваться я стала всё больше. Поначалу тело изнывало от нагрузки, кое-как заставляла себя идти на занятия. Потом вошла во вкус, откуда-то взялась выносливость. С удивлением поняла, что меньше хочется шоколада, а к булочкам, круассанам и тортикам из пекарни меня вообще не тянет. Начала делать свежевыжатые соки и «Коктейли здоровья».

Тут же как – одно цепляется за другое. Начинаешь качать ноги и живот, крутишь хулахуп, но вдруг замечаешь, что руки и плечи какие-то увядшие. Надо покупать гантели. Это как с уборкой: приберёшься на письменном столе, и тут бросается в глаза, что книжные полки в пыли. Вымоешь кухонный шкафчик и вдруг замечаешь, что плита в каких-то брызгах, портит весь вид.

Получается, что заниматься своей внешностью – та же уборка, приведение себя в порядок.

Только вот мои старания пока пропадают даром. Идеал продолжает смотреть на меня как на пустое место. Или вообще не смотрит в мою сторону. Как заставить кого-то полюбить себя? Да никак… Остаётся только ждать, страдать и твердить про себя: «Заметь меня, заметь!»

Может, написать ему письмо? Нет, не хочется оказаться в смешном положении. И Жанка меня поддерживает.

– Заметит он тебя, куда денется! У него же глаза есть.

Есть… Да ещё какие!

Но заметил мои колоссальные изменения только Женька.

Наверное, я сильно поменялась за каких-то пару месяцев. Однажды после школы Морозов подошёл ко мне на улице и сказал: «Пошли в кино, Ритка?» А раньше то плечом толкнёт, то обзовёт как-нибудь, то сумку спрячет, чтобы я по всей школе искала.

Эх, Морозов, разве до тебя мне сейчас? Мелочь!

– Некогда мне. Да и вообще, – оглядела я его. – Ты бы хоть брюки почистил, что ли. И погладил. Я уже не говорю о причёске.

Женька с изумлением оглядел себя и свои брюки, будто сам не помнил, в чём пришёл.

– Ритка, ты чего гулять не выходишь? – подскочил Фомин. – Без тебя и Жанка не приходит в наш двор.

Морозов прищурился. Ветер взлохматил его тёмные волосы, тот ещё парикмахер!

– А ей некогда с нами, неумытыми поросятами, ходить. Она, видишь ли, на курсы принцесс записалась, – процедил Женька.

– А ты что, следишь за мной? – усмехнулась я.

Женька покраснел.

Бинго! Я угадала.

Как раз сейчас я и направлялась в сторону своей второй школы, у нас сегодня по программе – рукоделие, история искусств и французский.

Разозлившийся Женька резко схватил мою сумку и сильно тряхнул её. По первому, подтаявшему снегу покатились ярко-жёлтые клубки, крючки и французский словарик.

«Придурок! Дебилоид! Козёл!» – заорала бы я ещё пару месяцев назад. Но сейчас я научилась сдерживать себя. «Всегда прощайте своих врагов, ничто не раздражает их больше», – сказал вроде бы Оскар Уайльд. Правда, Женька Морозов не был стоящим врагом. Так, мелким вредителем.

Я улыбнулась. Женька от моей улыбки разозлился ещё отчаяннее.

«Работает!» – ликовала я.

– У тебя какие-то неприятности, Женя? – ласково спросила я. – Хочешь об этом поговорить? Запишись к психологу.

Продолжить чтение