Новые расследования в школе

1. Последний день школы

Шёл последний учебный день, я заканчивала седьмой класс, и мне хотелось выть от тоски.

Терпеть не могу конец года! Конечно, это глупо, ведь я так ждала каникул. И вот они совсем рядом, а я бы всё отдала за то, чтобы отмотать учебный год обратно к началу.

Родители мне всё время говорят:

– Матильда! Ты сама не знаешь, чего хочешь!

И они, конечно, правы.

Но летние каникулы – это как новогодние подарки, о которых долго мечтал. Сначала каждое утро проходишь мимо витрины магазина, сгораешь от нетерпения, а потом, когда обнаруживаешь свою мечту под ёлкой, не знаешь, что с ней делать, и вот она уже лежит в дальнем углу шкафа или ящика с игрушками…

Наша старая добрая школа Шатобриана была уже наполовину пуста. Группки растерянных учеников слонялись по чересчур просторному двору. Учебники мы сдали, и школьные рюкзаки болтались за спинами, как сдутые воздушные шарики. Мрачная картина… Так и хочется вернуться в класс и написать какую-нибудь контрольную!

Тут я заметила Реми – под большим каштаном, в компании интернатских ребят. Он двинулся ко мне, небрежно жонглируя футбольным мячом.

– Здоров, Матильда, – сказал он и перекинул жвачку из-за одной щеки за другую. – Ты Пэ-Пэ не видела?

Реми Фарамон живёт в общежитии при школе. Он напускает на себя крутой вид: шнурки на кроссовках развязаны, джинсы все в дырках… А потом как шмыгнёт носом, как утрёт его рукавом рубашки – и сразу хочется протянуть ему платок и вообще как-нибудь о нём позаботиться. На педсовете в конце года (я присутствовала на нём как представитель нашего класса) мне пришлось побороться, чтобы Реми перевели в восьмой.

– Удивительный ты субъект, Фарамон, – заметил тогда Пэ-Пэ со свойственной ему добротой. – Я бы даже сказал, уникальный. Насколько мне известно, ты – первый неандерталец, который собирается сдавать экзамены на получение аттестата!

Что до самого Пэ-Пэ, то он гений. По крайней мере, лично он в этом совершенно уверен. С тех пор как ему исполнилось два года, он копит на собственную статую, которая будет стоять посреди школьного двора. Статуя в полный рост, как памятник Наполеону: рука покоится где-то в области печёнки, а внизу подпись: «Пьер-Поль Луи де Жанвье, почтивший своим неслыханным умом школьные скамьи сего скромного учреждения».

– Странно, – протянул Реми, когда я отрицательно качнула головой. – Я его уже три дня не видел. Даже в столовую не спускается, а это уж совсем на него не похоже.

– Я думала, вы с ним ночуете в одной спальне.

Реми фыркнул.

– Пэ-Пэ – в одной спальне с простыми смертными? Как же! Он так загордился из-за своих итоговых оценок, что его аж раздуло… И представь себе, добился, чтобы ему выделили отдельную комнату. Неделю назад перебрался туда со всеми вещами и теперь живёт в Морге.

Моргом интернатники называют школьный лазарет, маленькую комнатку с кроватью и умывальником рядом с кабинетом школьной медсестры мадам де Сталь.

– Может, он заболел? – предположила я, сама не слишком веря в эту версию.

– Ага, как же! Воспалением наглости и пороком нахальства! Просто забыл про нас с тобой, вот и всё.

В эту секунду прозвенел звонок – было восемь, и начинался первый урок последнего школьного дня.

– Эй, жених и невеста, вы на урок идёте? – крикнул кто-то. – Или так и будете обниматься?

– Филибер, – заорал в ответ Реми. – Ещё одно слово, и я тебе так вмажу, что подводная маска на лицо не налезет!

Мы переглянулись. Обоим одновременно пришла в голову одна и та же мысль.

– Может, навестим его по-быстрому?

С восьми до девяти у нас математика с месье Пиньо. Учителям в последний день работать хотелось не больше, чем нам – учиться, и я прекрасно знала, из чего будет состоять утренняя половина учебного дня: игра в слова, кроссворды, а потом ещё немного игры в слова… Картина не менялась уже примерно неделю, и я чувствовала, что скоро не выдержу и лопну от скуки. К тому же классного журнала уже несколько дней не было видно, так что никто не заметит, если мы прогуляем.

Реми огляделся по сторонам: двор постепенно пустел, и надсмотрщики[1] тоже уже разошлись.

– Почему бы и не навестить? – проговорил он и потёр руки, мстительно прищурившись. – Дежавю стянул мой суперножик с восемью лезвиями. Я с удовольствием попрошу его, чтобы вернул ценную вещь, – очень вежливо, разумеется…

Ура, мы снова соберёмся все вместе – при этой мысли настроение моё сразу улучшилось. Мы втроём пережили за этот год такие приключения, после которых предстоящие каникулы казались просто скукой смертной[2]. Надо воспользоваться моментом, пока мы ещё здесь. Завтра всё закончится, и тоска продлится до самого сентября.

Ну, то есть я так думала… Как же сильно я ошибалась!

2. Изобретение Пэ-Пэ

Лазарет мадам де Сталь находится под самой крышей. Чтобы туда попасть, нужно было пройти по решётчатой галерее на втором этаже, толкнуть маленькую дверцу и подняться по старенькой шаткой лестнице, пропахшей эфиром и мазью от ушибов.

И как вообще Пьер-Поль может жить, когда вокруг так воняет лекарствами?

– Да тут всё ясно! – отозвался Реми. – Он готовится к тем временам, когда его гениальный мозг будет храниться в банке с формалином в музее естественных наук.

Вообще-то я не слишком впечатлительная, но запах медпункта всякий раз вызывает у меня неприятные воспоминания о зубоврачебном кресле и ветрянке.

К счастью, мадам де Сталь на месте не было, и мы быстренько на цыпочках пересекли кабинет и подошли к двери с матовым стеклом, за которой располагалась комната-изолятор – тот самый Морг, где Пьер-Поль устроил себе штаб.

– Ничего не чувствуешь? – спросила я, принюхиваясь.

– Как же не чувствую, лекарствами несёт.

– Да я не про это! Похоже, что-то горит…

– А, правда. Кажется, это из комнаты Пэ-Пэ.

Мы толкнули дверь и застыли на пороге, поражённые увиденным.

Комната была наполнена едким чёрным дымом, он лез в глаза и не давал толком разглядеть, что там вообще происходит. В углу стояла маленькая газовая горелка, и на ней что-то ужаривалось до состояния угольков. Жилую комнату это помещение напоминало весьма отдалённо – больше было похоже на склад, куда натащили кучу немыслимых предметов: парашютную ткань, спиральные пружины, непарные ботинки, альпинистские ледорубы, банки сардин в масле и миллион других вещей, ещё более удивительных…

Посреди всего этого, завернувшись в нечто вроде мешка, подпрыгивал и приглушённо стонал чей-то тёмный силуэт со шлемом космонавта на голове.

Мы выключили горелку, настежь распахнули окно и только тут узнали наконец Пьер-Поля.

– Господи, Пэ-Пэ, что ты творишь? – воскликнул Реми. – Решил нарядиться страсбургской колбаской?

Колбаска в ответ несколько раз сдавленно охнула, Пьер-Поль рухнул на кровать и стал извиваться подобно дождевому червю. Иллюминатор шлема постепенно запотевал, и за туманным стеклом с ужасом округлялись глаза, похожие на двух золотых рыбок в банке с мутной водой.

– Реми, скорее! Он задыхается!

Реми схватил чайную ложечку и её обратным концом поотковыривал кнопки, которыми иллюминатор крепился к шлему. Бедняга Пэ-Пэ был на свободе.

– Спасибо вам, друзья, – произнёс он, тяжело отдуваясь. – Если бы не вы, я бы погиб.