Как мне мешали быть писателем
Слон
Сел я субботним утром за свой любимый письменный стол. Похрустел каждым пальцем на обеих руках и собрался писать рассказ. Только хотел придумать, о чём он будет…
─ Извините, ─ донеслось из окна.
Я повернул свою голову к окну и увидел в нём голову слона с ушами и хоботом. Соответственно, остальная часть серого гиганта находилась на улице.
─ Извините, ─ повторила голова слона. ─ Вы не могли бы меня спрятать?
─ Куда вас спрятать? ─ спрашиваю я.
─ Куда-нибудь спрячьте. Пожалуйста, пожалуйста, ─ слон хоботом потянулся к ящику моего стола.
Немного некультурно с его стороны, я ведь ещё не разрешил, но пожав плечами, сказал:
─ Хорошо, ─ честно, я не понимал, хорошо это или не очень.
Слон залез в ящик. (Это сейчас я задумываюсь, как элегантно без шума и тряски он залез внутрь этого небольшого ящика, хотя там у меня много разных вещей хранится. Поместился, всё-таки. Тогда я не удивлялся, меня особо-то не удивишь.)
Я задвинул ящик и сел за лист бумаги, на котором не было ни слова.
Не успел я придумать предложение, как опять обратил внимание на окно из-за шороха. Что-то страшно лохматое появилось там.
А, это метла! Она вытягивалась высоко.
Выглянув в окно, я посмотрел вниз.
Внизу стоял вечерний сторож зоопарка, он же и вечерний дворник.
─ Здра-здравствуйте, ─ он немного заикался.
Я с ним не знаком, поэтому не знаю это у него врождённое заикание или от усталости, запыхался.
─ Здра-здравствуйте, ─ повторил он. ─ Случа-чайно слона не видели?
─ Вообще или сегодня? ─ уточнил я.
─ Сейчас.
─ Сейчас нет, ─ я посмотрел повнимательней, может он и есть слон, я просто забыл, как они выглядят по-настоящему.
─ А до этого?
─ До чего?
─ До того, как-как я у вас спрашивал?
─ Вы про сегодняшний день спрашиваете? Или про моё детство, ведь оно было до того, как вы спрашивали…
─ Да, да, да, про сегодня ─ протараторил сторож-дворник.
─ Тогда нет, ─ медленно произнёс я и добавил, ─ простите.
─ Ходишь, ищешь его. У меня свободное время, на себя хочу потратить, а я в игры тут, понимаете, играю.
То ли сторож загрустил, то ли злится стал, но он перестал меня отвлекать.
Я вернулся к столу.
─ Сторож ушёл? ─ это шептал слон.
─ Ушёл, ─ прошептал я в ответ.
И слон аккуратно вылез из ящика, а потом из моей комнаты.
Через какое-то время (буквально несколько секунд, я ещё не успел придумать начало гениального рассказа, и не успел подумать, почему слон сбежал из зоопарка) слышу голос дворника-сторожа:
─ Нашёл, заляпал, ─ такой весёлый у него голос. ─ Теперь я прячусь.
И слон уже не шёпотом, а во весь свой бас стал считать. Считал, наверное, до десяти, дав сторожу-дворнику возможность найти хорошее место, чтобы спрятаться.
И вот в окне я снова вижу метлу, а снизу за неё держится уже мне знакомый дворник из зоопарка.
─ Пожалуйста, спрячьте меня. ─ говорит он.
─ Пожалуйста, ─ я поднял его за метлу с свою комнату, а сам думаю: «Глупенький сторож, слон здесь и будет искать первым делом!»
Дождик
Сижу снова перед пустым листом. Что меня вдохновит? Ну же…
На лбу появились складки, сразу чувствую себя мыслителем. Древнегреческим Плутархом или его земляком Ксенофаном.
Вот только за какую мысль вцепиться и ею этот самый пустой лист наполнить?
И вдруг нескладно забарабанил дождик.
Я повернулся к нему.
− Дождик, ты отвлекаешь меня? – я сразу решил в голосе показать сердитость, чтобы тот мигом заканчивался без лишних слов.
− От чего я вас отвлекаю? – поинтересовался дождик.
Это был молодой и культурный дождик, потому что на «вы» обратился. Приятно!
− От творчества, − говорю я и чмокнул губами, мол, как будто сразу непонятно.
− И тоже творческая личность, − в голосе дождика звучала радость.
− Ну-ну, − говорю я, а сам думаю: «Зачем на него сердиться?»
− Я же барабанщик, − у дождика получилось улыбнуться.
− Я слышал. И сейчас слышу.
− Я не просто барабаню, я создаю ритм.
− Что-то я не уловил ритма, – говорю я.
Может тоже стоит улыбнуться?
− Давай ещё разок.
Дальше в нашем диалоге будут много звуков, и если вы не лишены воображения, то сможете уловить ритм и даже пританцовывать.
− Пам-пам-пам-пам, − начал дождик.
− Подожди, у тебя всё время получается «пам», − я музыку люблю, поэтому вдался в объяснения.
− Да. И что?
− Надо, чтобы второй удар менялся, например, «бам». Вот: пам-бам, пам-бам.
− Пам-бам, − повторил дождик за мной.
− Пам-бам, пам-бам, − повторил я и ещё раз повторил – пам-бам, пам-бам.
− Пам-бам, пам-бам.
− Ого, уже что-то есть!
− Что-то есть хотите?
− Нет, дождик, я не голоден. И я не про еду. Давай ещё разок.
−Пам-бам, пам-бам.
− Можешь усилить: пам-баам. И в зависимости от темпа ускоряться или замедляться.
− Пам-бам, пам-баам, − быстро повторил дождик, а потом медленней – пам, бам, пам-баам.
− Как-то так, − говорю я с видом тренера, который взялся за работу с юнцом, у которого кроме желания работать ничего пока нет.
− Ага, это интересно, − развеселился дождик.
− А потом можешь усовременить: пам-бам, пам-пам-бам.
− Пам-бам-бам, пам-пам-пам-бам, бам.
Дождик старается и у него получается.
Вот мы с ним памкали-бамкали. Он по оконному стеклу, по карнизу, а я по столу ручкой, по полу ножкой.
Понимаю, помешал мне дождик сочинить новый рассказ, но я ему не сказал об этом. Всё-так он культурный, а я не хотел к нему отнестись некультурно. Да и он быстро прошёл, а потом и мысли у меня тоже прошли. Так что сегодня без сочинений.
Поэт
Динь-дилинь!
Придётся ответить. Я отложил лист с пером, отодвинул чернильницу, взял трубку.
– Да-а, – говорю я, делая вид, что не выспался и чтобы меня не задерживали.
– Понимаю, я тоже сегодня плохо спал», – говорят мне.
Голос мужской, по тональности чувствуется, что мужчина с бородой.
– Здравствуйте, – продолжает мужчина с бородой. – Я поэт по фамилии…
Он называет фамилию, по которой понятно, что поэт известный, по крайней мере мне и моему городу.
– Я вот по какому вопросу: пишу, значит, поэму, пока предполагаю о любви.
– Любовь – это чудесно, – перебиваю я.
– Но может тема уйдёт в другое русло. Не могли бы вы подсказать рифму к слову «кефир»?
– Ага, такая, получается, любовь. А почему вы ко мне обратились? – с одной стороны мне приятно, что обратились, с другой стороны – мне свой рассказ писать надо, а с третьей: вдруг я украду идею и напишу роман о любви в молочном отделе местного магазина.
– По сарафанному радио, – отвечает поэт.
– Не знаю такой волны, – я почесал затылок.
– Какой волны? – поэт вроде тоже что-то почесал. – Вы про морскую волну? Я хоть и написал около тридцати стихотворений о море, сам, признаюсь, моря не видел, только на фотообоях в гостях.
– Море… Какие мы с вами интересные собеседники, – делаю небольшой вывод.
– Да, потому что творческие.
– Творческие люди, – я лирично вздохнул.
– Потому что вы творческая личность, поэтому у вас и прошу помощи. Ночь просидел у окна, искусал шариковую ручку. Думал, что ночь и небо звёздное, и горящие окна в некоторых домах вдохновят меня, помогут родиться той заветной строке и появиться рифме, но, увы, как говорится, и ах!
– Кефир, значит, – начинаю протягивать руку помощи.
– Кефир. Все свои заготовки и черновики просмотрел, не за что зацепиться.
– Кефир сладкий или кислый? Может кефир-эфир, словно герой в прямом эфире делает признание.
– Просто, – поэт недоволен.
«Кефир-мефир», – произнёс я про себя, видите ли, ему кажется простой эта рифма.
– Кефир – твой мир, – произношу вслух, – словно признание на весь мир, чтобы каждый слышал и завидовал.
– Было, – говорит поэт.
– Было? – озадаченно спрашиваю.
– У другого поэта, более известного, чем я.
– Неужели есть такой. А причём тут вообще этот молочный продукт?
– Если вкратце, то лирический герой с утра, достав кефир из холодильника, увидел через окно прекрасную девушку.
– Тогда: «Я пью кефир» …
– Там по-другому строчка звучит.
– А может поменять «кефир» в падеже или в конец строки другое слово поставить? – делаю конструктивное предложение.
– Нельзя, нельзя. Другой известный поэт, более известный, чем я и тот поэт, про которого я говорил, тот на всю страну известен. И он писал, что только поэты-слабаки меняют форму слова, если не могут подобрать рифму.
«Я же не знал. Я же писателем, а не поэтом пытаюсь стать», – думаю я.
– Ладно, а как вам так: кефир-любви, о любви или нет любви, хотя, наоборот, в поэме присутствует любовь. Хорошая рифма на мой взгляд…
Поэт её услышал, но я не знаю понравилась ли она ему, воспользуется или нет, потому что в трубке слышались речи недовольных граждан: «Да сколько можно стоять-то, в дом не попасть… Мусор вынес, и жду вас пока наговоритесь… Мы в школу опаздываем… У меня чайник не выключен…»
Люди прогнали поэта, в общем.
Я повесил трубку от домофона. Интересно, когда выйдет его новый поэтический шедевр? Надо не забыть следующий выпуск литературного журнала приобрести.
, перекладывая трубку к другому уху, будто через это ухо он сразу услышит небесполезную нужную ему мысль.
Режиссёр
Выгуливал я своего шпица в парке. Конечно, этот пёс из моей семьи, но приобретался он не для меня. А вот кормить и на улицу с ним ходить, пожалуйста, только я способен. Остальные с ним или беззаботно играются, или нежно тискаются.
Ну как я его выгуливаю: я сижу на скамейке, а шпиц бегает по травке.
Он такой оранжевый-оранжевый у нас. Я даже настоящего имени его не запомнил. Называю просто словами, которые ассоциируются с окрасом его шерсти: то апельсиновой кожуркой, то ведёрком (на вокзале видел оранжевую урну, но урной называть – обидно и неприятно. Я бы не хотел, чтобы меня так называли, и кого-то называть так не хочу).
Шпиц бегает за кем-то невидимым, потом от него убегает. За скамейкой спрятался, потом выскочит, но невидимки нет. Исчез. Испарился.
А я хочу рассказ написать, и знаете на чём? На штанине, или на обоих штанинах, это уже от формата текста зависит. На мне штаны брючного характера, немного серьёзные. И думаю, чем не лист бумаги.
Ручки нет. Хорошо мимо школьники шли с непустыми портфелями.
– Ребята, – остановил я их вопросом, – у вас не будет ли шариковой ручки?
– Пожалуйста, – протянул один из них, с носа у него сползали интеллигентные очки, – это запасная.
– Замечательно. Я завтра верну.
Они мне поверили и пошли дальше по своим постшкольным делам.
Вот сейчас начну писать. Главное, чтобы не банально, не со слова «однажды», хотя многие интересные истории начинаются с этого слова.
Но не успел написать это слово, как услышал другое.
– Извините, – хорошее слово, скажу вам, но тут же последовали и другие, которые составили вопрос. – Эта ваша собака?
– Моя, – я встал, чтобы защитить шпица от нападков, ведь никто не облаян, никто не искусан. А если кого-то искусали и облаяли, то это не мы.
– Извините, я режиссёр. – мужчина приподнял кепку, так представился и поздоровался, – режиссёр детективных кинофильмов.