Полночный концерт
Полночный концерт
Повесть
Этот дом был совсем непривлекателен на вид и располагался почти на самой окраине города, однако именно в нём сдавалась комната по самой выгодной цене. Яна заехала в четверг, в середине дня.
Девушка была ещё совсем молода, только окончила университет и сейчас находилась в активном поиске работы. Специальность её была не сильно востребована и не слишком хорошо оплачиваема на рынке труда, но это было именно то, что ей нравилось и чем хотелось заниматься по жизни. Благо, в её городе было место, куда она могла пойти работать и воплощать мечту. Дело было в городе К., городе, который ещё ни разу мной не упоминался1. Яна родилась в нём, в нём же и поступила в университет и в нём же собиралась жить и работать. После получения высшего образования девушку выгнали из дома родители (хотя она и сама бы не захотела задерживаться там, вернее, она съехала бы ещё раньше, если бы общежитие при университете не было заполнено иногородними студентами). А на другом конце города К. как раз сдавалась комната, причём оттуда было гораздо ближе до работы, чем от дома родителей.
В самом начале следует сказать несколько слов о самой девушке. Внешностью Яна была замечательна, и не только я это знаю, но и многие из её окружения замечали это. Скольких сводили с ума её мягкие тёмные (но не чёрные) волосы; скольких сражали наповал горящие молодостью, жизнью и невероятной энергией янтарно-зелёные глаза, в которых часто была некая загадочность, кое-какая кокетливая хитринка, блеск глаз на лице очень приятной округлой формы с чуть подвздёрнутым носиком и ямочками на щёчках (и скольких встречал – ямочки на щеках нечастый признак и всегда знак несравненной особы, хотя несравненными особы могут быть и благодаря уйме других признаков). Да и вся она была приятна и фигурой в том числе. От девушки прямо-таки исходила, она лучилась энергией свежести, юности, подвижности, раскованности и лёгкости. Да… Её можно было бы изобразить на картине! Или она могла бы быть музой, музой художника, музыканта или поэта…
Итак, она наконец приехала заселяться в свой новый дом. Дом был деревянный, относительно старый и довольно небольшой, с некоторым числом комнат на первом этаже и одной наверху, в мезонине. Фасад был выкрашен зелёной краской, в некоторых местах пооблупившейся от времени и влаги. Задняя часть была тёмно-коричневой и чёрной, но не из-за краски, а как раз из-за её отсутствия (эту сторону дома могли видеть только соседи, и она никак не портила вид дома с улицы). Дом был бревенчатый, сзади брёвна были открыты для наблюдателя, в передней части – покрыты крашеными досками. У этого дома одни окна были пластиковые, другие – старые, в тяжёлой деревянной раме.
Яну встретила добродушная старушка Вероника Семёновна, которая являлась (как нетрудно догадаться) хозяйкой дома. Старушке совершенно не нравилось одиночество, поэтому она решила сдать комнату в мезонине по чуть ли не чисто символической сумме. К сожалению, никто не хотел жить в старом деревянном доме на окраине, к тому же «с бабкой-хозяйкой за стенкой», и комната долгое время пустовала. Тому, что кто-то решил заселиться, Вероника Семёновна была несказанно рада.
– Яна! Яна! Какое приятное имя! Девочка-красавица! Ты проходи, проходи скорее! Какая радость-то на старости лет! А то, вот, внук совсем не приезжает, забыл бабушку! А он где-то ровесник твой… Проходи, проходи, не стесняйся!.. – она говорила очень быстро и всё не могла найти себе места от радости, суетливо бегала вокруг Яны на сколько ей позволяли силы, металась то к забору, то на крыльцо, то забегала в дом, потом тут же выбегала обратно и заходила на второй круг. – Чаю хочешь? Какой будешь: чёрный или зелёный?
– Чёрный, – хоть и с радостью, но всё же устало ответила девушка, таща тяжеленные сумки со своими вещами. Ей хотелось скорее зайти в дом и скинуть их на пол, а потом уже пить совершенно неважно какой чай.
– Ой! У меня только зелёный, с имбирём… Ну, ты проходи, проходи!..
Вероника Семёновна была небольшой старушкой, немного полноватой, но при этом очень активной и подвижной. Если не знать её возраст, то ей точно не дашь не то, что почти восьмидесяти, но даже и семидесяти (а то и шестидесяти) лет. На её круглом добродушном лице ярко сверкали весельем, добротой и жизнелюбием серые глаза (в молодости они были голубые). Единственное только, что молодостью ума и души молодость тела не обеспечишь… Так Веронику Семёновну стали подводить суставы, она уже не могла бегать и прыгать как раньше; кожа покрывалась морщинами и начинала обвисать. Но это нисколько не усмиряло боевой дух старушки. Она всё посещала различные культурные мероприятия, ходила в гости к друзьям и подругам (где все только и восхищались её живостью), шутила, также она красила волосы, чтобы её не выдавала седина (причём раз в год она решалась «похулиганить» и пускала бледно-розовую, бледно-сиреневую или серебристую прядь). Вероника Семёновна могла дать фору многим современным представителям молодёжи. А представьте, какой она была лет сорок назад!..
Яна расположилась в доме практически моментально. Ей сразу же были выделены крючки для одежды в прихожей, некоторые её вещи (например, посуда, которую она купила себе, чтобы не «отнимать у бедной бабушки», зубная щётка, разные гели и крема) были тотчас извлечены из сумок и поставлены в один ряд с вещами такого же плана, но принадлежавшими хозяйке дома, будто они там и стояли всё это время. Скорейшим образом была проведена экскурсия по дому и показ комнаты в мезонине, где были брошены все сумки с остальными вещами, ведь по всему дому уже разносился радостный свист закипевшего чайника. У Яны совсем не было такого странного, не очень приятного чувства, которое возникает в незнакомой обстановке (например, при новоселье), да и Вероника Семёновна вела себя так, словно девушка – это её внучка, с которой они знакомы всю жизнь и которая по обыкновению приехала к бабушке погостить недельку-две.
Через несколько минут после того, как девушка только переступила порог дома, женщины уже спокойно пили чай на кухне. К нему Вероника Семёновна достала из кухонного шкафа пряников, печенья разных видов, вафель (уже достаточно сушёных), коврижку с начинкой из варенья, твёрдых шоколадных конфет, пару кусков засохшей пастилы и кусковой сахар разных форм. Яна наелась, не попробовав и половины всех предложенных сладостей, а бабушка2 всё предлагала и предлагала отведать ещё каких-либо угощений.
– Я ж одна! Это всё и не ест никто!.. Ну ничего, вдвоём-то мы быстро со всем этим управимся! – бабушка хитро подмигнула.
Если судить только по внешнему виду дома и по возрасту хозяйки, то можно решить, что время там остановилось давным-давно и колесо технического прогресса не заезжало туда, но нет! В спальне Вероники Семёновны вполне себе хорошо размещался компьютер и был доступ к Интернету. Старушка также очень ловко обращалась со своим сенсорным телефоном («смартфоном», как меня с недовольным и выражающим превосходство лицом поправили бы некоторые); она сидела в телефоне, но умеренно, без фанатизма. Вообще, могло показаться, что внутри дом старушки был значительно больше, чем снаружи: столько комнат находилось в таком небольшом жилище и столько разных вещей они вмещали. Вместе с кухней и бабушкиной спальней на первом этаже располагалась довольно просторная гостиная. В ней размещались диван, пара кресел, тумба, на которой стоял телевизор (достаточно современный), пианино и книжный шкаф с собраниями сочинений Пушкина, Гоголя, Достоевского, Есенина и многих других авторов. Помимо просмотра телевизора Вероника Семёновна много времени проводила за книгами, и (что интересно) при её возрасте и страсти к чтению у неё было хорошее зрение. В одном из углов гостиной был обустроен Красный угол. Среди икон была одна очень-очень старая, изображавшая Богородицу с Младенцем; также среди них была икона Сергия Радонежского, одного из наиболее любимых бабушкой святых.
Наступил вечер. Женщины сидели в гостиной, занятые чтением: бабушка изучала довольно свежую газету, Яна же была полностью погружена в «Шинель» Гоголя. Вероника Семёновна знала об этом и то и дело поглядывала на свою новую соседку поверх газетных страниц. Она ждала окончания повести.
– И чего ему надо было после смерти шляться по городу? Просто чтобы найти свою шинель? Он что, получше повода не мог себе найти? – с хитрой усмешкой спросила старушка.
– Он же маленький человек, у него кроме шинели и не было ничего. Покупка шинели была важнейшим событием в его жизни, поэтому и оказала такой эффект.
– Ой! Шинель! Какое важное дело! Лежал бы лучше! Чего из-за шинели вставать? – возмутилась Вероника Семёновна. По ней было видно, что она шутит.
На улице совсем стемнело (на сколько это было возможно в летние месяцы). Бабушка пожелала Яне спокойной ночи и оставила её одну, удалившись в свою спальню. Девушка не захотела оставаться одной в молчаливой пустой гостиной и решила почитать ещё у себя в комнате в мезонине, но прежде совершить весь свой вечерний туалет3. После всех процедур, собравшись уже идти наверх, Яна внезапно забеспокоилась, закрыта ли входная дверь, чтобы никто к ним ночью не пробрался, не обокрал и (Боже, упаси!) не убил.
Девушка прошла через небольшую веранду ко входной двери – и точно! Она была не заперта. «Как же хорошо, что я решила проверить!» – подумала новая жилица дома и два раза повернула вертушок золотистого цвета, что был под ручкой. Совершенно успокоенная девушка отправилась к себе, прошла через веранду (поперёк веранды, если быть точнее), вошла в прихожую, поднялась по деревянным ступенькам закручивающейся, поворачивающейся на сто восемьдесят градусов лестницы и открыла деревянную резную дверь, ведущую в мезонин.
В мезонине было не слишком просторно в ширину (что, в общем-то, видно и с улицы), но достаточно, чтобы там спать; а большего-то от него и не требовалось, ведь с такой дружелюбной хозяйкой и различными интересными вещами в доме всё остальное время можно было проводить внизу. Конечно это был не номер-люкс, комната мезонина не поражала своим убранством. Вместо роскошной (да даже какой бы то ни было) люстры висела одна единственная лампочка на проводе, но при этом она была очень ярка и под её тёплым жёлто-оранжевым, создававшим некоторый уют, светом вполне можно было нормально, в комфорте читать.
На третьей странице Яна начала зевать, на пятой – уж вся иззевалась, а на шестой мелкие буквы на старых пожелтевших страницах стали расплываться, мутнеть, и она уже плохо понимала смысл прочитанного. «Ладно! Всё! Спать!» Девушка заложила последний открытый ею разворот разноцветной длинной бумажкой и отложила книгу на прикроватную тумбочку. Одно было неудобство: выключатель света располагался у двери и нужно было вставать с кровати и идти через всю комнату, чтобы погасить лампочку, а потом в темноте осторожно пробираться к своей кровати. Благо, все сумки Яны лежали в одном месте и у неё не было перспективы ненароком споткнуться о них в темноте.
Вот свет был погашен, девушка улеглась на старенькую кровать на пружинах и укуталась пустым пододеяльником. Весь месяц на дворе стояла ужасная, иссушающая, полностью изнемождающая жара, а в мезонине Вероники Семёновны к тому же было душновато, и спать под пододеяльником без одеяла было самое то! Новая жилица мезонина последний раз проверила телефон перед сном, отложила его на ту же тумбочку, где лежала книга, устроилась поудобнее, вздохнула и расслабилась. Через тряпичную белую с вишенками занавеску в комнату мезонина падал рыжий свет фонаря, стоящего где-то недалеко за углом. Атмосфера там была достаточно приятная, и Яна в скором времени уснула.
Всё было тёмным и мрачным. Дом милой старушки уже не казался Яне приятным. Через окно в комнату падал холодный бледный свет. Где-то внизу громко и грозно тикали часы. За дверью скрипнула деревянная ступенька. Яна осмотрела эту противную комнату, где серые бумажные обои отклеивались и свисали с тёмных гнилых бревенчатых стен. «Нужно включить свет!» – пронеслась мысль. Девушка кое-как откинула толстое, тяжёлое, вонючее старое одеяло и встала с кровати. Она пошла по холодному грязному полу. Яна смотрела пред собой, но споткнулась о чемодан.
– Проклятая старая рухлядь! Что ты мне мешаешь идти?! – воскликнула Яна и отодвинула чемодан к стене.
Она подошла к двери и стала искать рукой выключатель. Его нигде не было. В щель между дверью и полом явно проникал свет, свет серый и таинственный, как туман, только этот не был густым, но зато был холодным и зловещим. За дверью снова скрипнула ступенька. Белёсый свет, падавший из-за двери на пол, внезапно был перекрыт тенью, напоминавший чей-то силуэт. По тени трудно было понять, кто или что это. «Надо подойти к окну! – подумала Яна. – Там безопаснее.» Девушка оставила попытки найти клавишу и включить свет и пошла по направлению к окну. Она снова споткнулась о чемодан.
– Опять ты?! – крикнула она чемодану. Чемодан смотрел на неё с упрёком. – Уйди, развалина!
Девушка снова оттолкнула чемодан к стене и продолжила идти к окну. Пол был очень грязным, Яна чувствовала, как к её босым ногам прилипают песчинки. Они вонзались ей в пятки, но она продолжала идти. Перед ней было чистое окно без занавески, из которого открывался прекраснейший вид на кусты через дорогу. Яна подошла к окну, поставила локти на подоконник и стала смотреть на улицу.
Вот она увидела у кустов человека. Издалека его невозможно было рассмотреть, и девушка переключила внимание на что-то другое. Вдруг она посмотрела вниз и увидела того самого человека прямо у неё под окном.
Неизвестный был в какой-то мятой серой рубашке и старом коричневом костюме с заплатками на локтях пиджака; он был бледен, кожа его в некоторых местах была покрыта язвами, на голове виднелись редкие волосы вокруг огромной лысины на макушке и до лба, редкие жиденькие брови с парой серебристых волосков, крупный нос, впалые бледные щёки, тонкие губы, такие же бледные, как и кожа, и сверкали глаза, большие, ярко-лазурные, хотя и впалые, но неестественно живые для этого лица. Глаза горели явным недовольством.
Девушка отпрыгнула от окна и оказалась на середине комнаты. Задними сторонами ног она почувствовала большой холодный чемодан, стоявший сзади неё. В окне появилась бледная рука с худыми пальцами, она поскребла по стеклу своими длинными ногтями. Рядом появилась другая и сделала то же самое. Пальцы с обвисшей с язвами кожей вцепились в раму и стали медленно сгибаться. На уровень окна поднялась бледная облысевшая голова, пронзая Яну недовольным взглядом огромных глаз…
Яна проснулась в холодном поту. На улице было уже совсем светло. Небо было серо-голубоватое, ощущалась утренняя прохлада и высокая влажность воздуха, на траве и листьях низких кустов лежала роса. Фонари всё ещё горели, хотя в их услугах уже никто не нуждался.
Яна повертела головой, осмотрелась. Комната была такой же, как и прежде, совсем не той, что была во сне девушки: и обои были целы и надёжно приклеены к стенам, и всё та же тряпичная занавеска с вишенками украшала старое окно в деревянной раме, стекло которого запотело по краям, и на полу лежал мягкий бирюзовый ковёр, и девушка лежала под одним пододеяльником, и (самое главное!) нигде не было того назойливого чемодана, что мешал Яне пойти.
Успокоившись, девушка уже было собралась спать дальше, как вдруг до её ушей дошли странные звуки. Она прислушалась. В этих звуках девушка разобрала всхлипы, причём доносились они из какого-то места, расположенного рядом. «Может, кажется?» – подумала она, но нет – это явно кто-то плакал поблизости. Яна поднялась с кровати и пошла искать источник звука. Это точно было где-то внизу. Девушка спустилась в прихожую, звук доносился откуда-то из-за стены. С веранды? Нет, на веранде пусто. Яна вошла в гостиную и прислушалась: звук шёл из спальни Вероники Семёновны. Девушка прильнула ухом к закрытой двери – да, точно оттуда. Она нажала на ручку – незапертая дверь отворилась. На своей кровати лежала старушка, лежала и плакала, закрыв лицо руками.
– Вероника Семёновна, у вас всё в порядке? – Яна присела на край кровати и положила руку на плечо рыдавшей женщины. Она понимала, что ничего у неё не в порядке, но надо было послушать, что скажет бабушка.
– Всё нормально, – всхлипывая, ответила бабушка.
– Почему вы тогда плачете?
– Я уснуть не могу! – голос Вероники Семёновны был полон боли, она буквально взвыла, от последних слов стала всхлипывать громче и более отрывисто.
– Ну что вы? Разве это такая проблема? – ласково спросила Яна и провела рукой по голове старушки. Волосы на висках, ухо и часть подушки были мокрые от слёз. – Вы успокойтесь и быстрее уснёте. Всё будет хорошо…
– Ты не поймёшь… – слабо и тихо сказала бабушка и глубоко вздохнула; вроде как её рыдания подходили к концу.
– Не надо из-за этого так убиваться. Многие люди страдают бессонницей… Не сейчас – так днём поспите, и всё будет хорошо!.. Не переживайте!..
– Да, ты права, Яночка, – Вероника Семёновна убрала руки от покрасневших и опухших от слёз глаз. – А теперь давай спать! Иди, ложись… Спокойной ночи!..
– Спокойной ночи…
Яна встала, развернулась, собралась было уходить, как вдруг что-то сильно привлекло её внимание, но что именно, она не поняла. Постояв немного в нерешительности, стараясь вспомнить, что её зацепило, осматривая комнату, но так и не найдя, девушка отправилась в свою комнату в мезонине, где легла спать снова.
И она опять увидела сон. Только теперь другой, совсем, совсем другой, очень приятный. В этом чудесном сне она была молодой девушкой (вот прямо как сейчас) и рядом с ней был молодой человек. Он был очень добрый, весёлый, приятный, она хотела всё больше и больше времени проводить с ним. Они гуляли по цветущему саду, потом по берегу моря, любуясь розовым закатом, потом в осеннем лесу, потом по заснеженной вечерней улице, горящей разноцветными нарядными огоньками гирлянд. Он всё смеялся, что-то говорил, а она… любила его…
Возможно ли это? Возможно ли во сне увидеть человека, совсем незнакомого, и за один сон, за те десять секунд, что он длиться с биологической точки зрения, влюбиться в этого человека?.. Во сне у вас любовь, вы вместе, вы счастливы… а потом ты просыпаешься, и этот человек уходит навсегда… Как же плохо ты себя чувствуешь в это утро! Как тебе больно! Как ты тоскуешь по нему!.. И как же странна эта ситуация! Ты вспоминаешь всех своих знакомых, перебираешь их, но никто непохож на твою любовь из сна. И тут речь не только про любовь романтическую, это может быть и любовь родственная, например, любовь к несуществующему брату или ещё не рождённым детям. Именно такое странное чувство испытала Яна, когда проснулась второй раз; второй раз уже по будильнику.
Весёлые солнечные лучи проходили через тоненькую занавеску и падали на бирюзовый мягкий ворсистый ковёр на полу. В их свете были видны мельчайшие пылинки, некие частицы, медленно и спокойно витавшие в воздухе комнаты. На тумбочке мерно тикал старенький пластмассовый будильник. Яна сладко потянулась, сгоняя остатки сна. Всё последний будний день без работы, в понедельник начинается новая жизнь, а пока можно расслабиться и получать удовольствие. Она откинула пододеяльник, переоделась в обычную свою домашнюю одежду и побежала вниз.
Бабушка уже гремела чем-то на кухне. Слышалось, как хлопает дверца шкафчика, звенят доставаемые и перекладываемые тарелки, бряцают вилки и ложки в выдвигаемом отсеке, что-то шипит, шкварчит, ругается старушка, когда на неё летят капли кипящего на сковороде подсолнечного масла, и подпрыгивает крышка на кастрюле с бурлящей водой.
– Доброе утро, Вероника Семёновна, – весело сказала Яна, стоя на пороге кухни.
– Доброе утро, Яночка, – ласково ответила бабушка, не отворачиваясь от плиты, где в одно и то же время что-то варилось в огромной кастрюле и кастрюле поменьше и что-то жарилось на сковороде.
Удивительно, как она умудрялась за всем следить, всё регулировать, там не давать выкипеть, там посолить, там посмотреть, чтобы не пригорело, там попробовать, туда ещё что-то добавить и в это же время нарезать овощи на доске.
– Вот. Я тебе гренок нажарила на завтрак, – не оборачиваясь, бабушка указала на тарелку на столе, где возвышалась гора гренок.
Они были поджаристые (пара даже слегка подгоревших), посыпанные сахаром, очень многие – покрытые омлетом. Яна приготовила свой чай, села за стол и пододвинула к себе широкую тарелку. Она взяла первый кусок хлеба. Он был тёплый и мягкий, пропитавшийся молоком и яйцом. Девушка ещё немного посмотрела на него, а потом откусила краешек… Это было просто восхитительно. Проглотив первый кусочек, Яна быстро принялась за второй. Вероника Семёновна на мгновение обернулась, улыбнулась, глядя на скорость уминания гренок и аппетит девушки, и снова принялась за кипящие кастрюли и нарезанные овощи. В самый тот момент, когда бабушка оборачивалась, Яна, совсем не контролируя себя от удовольствия, подняла глаза, полные благодарности и восхищения кулинарными способностями хозяйки дома, и посмотрела на неё. Их глаза встретились. И хотя старушка улыбалась, а потом и вовсе вернулась к готовке, от проницательного взгляда Яны не скрылся тот факт, что она была чем-то сильно озабочена и даже как-то расстроена. Девушка забеспокоилась о настроении бабушки, но не решилась спросить о случившемся и продолжила есть.
Такие гренки как те, что приготовила Вероника Семёновна, имеют существенный недостаток: из-за большого количества омлета ими быстро наедаешься, съев всего пару-тройку штук (может, многие наоборот посчитают это неоспоримым преимуществом, ведь, во-первых, меньше ешь хлеба и сахара, а во-вторых, такое большое число гренок можно растянуть на долгое время, но хватит о гренках!). Яна наелась, допила свой чай и посидела минутку, молча глядя на готовящую женщину. «Ну, начинать разговор всё-таки надо. С чего бы начать?..» – подумала девушка.
– Спасибо большое вам за такие вкусные гренки!
– Ой, ну кушай на здоровье, Яночка, – опять не оборачиваясь, ответила Вероника Семёновна, стараясь сделать свой голос как можно приветливее, добрее и мягче.
Повисла небольшая пауза.
– А вот вы ночью уснуть не могли, у вас получилось потом? – Яна хотела как-то продолжить беседу, разговорить старушку и подвести её к причине своего теперешнего расстройства. Такого человека, как Веронику Семёновну, очень странно было видеть в таком положении духа.
– Да, – коротко и как бы отмахиваясь ответила бабушка. В её голосе что-то дрогнуло, чувствовались трагичные нотки.
Яна такого не ожидала и совершенно растерялась, но старушка сама повела нить беседы и как раз в нужное девушке русло.
– Ты зачем дверь в дом закрыла? – в голосе пожилой женщины всё больше чувствовалась печаль.
Яна потерялась ещё больше от такого странного и неожиданного вопроса.
– Зачем? – продолжала бабушка.
Она не оборачивалась, но и без этого было видно её недоброе расположение духа. Казалось, всё вокруг неё пропиталось её сердитостью, недовольством и печалью, некой болью (и, очевидно, одно следовало из другого). Словно на кухне образовался грозовой разряд, была видна начинающаяся буря (или начавшаяся в другом месте, но неумолимо надвигающаяся на девушку).
– Чтобы ночью не залез никто… никто ничего не украл, не ограбил нас… – неуверенно начала оправдываться Яна, но её слова как будто только усугубляли эмоциональное состояние пожилой женщины.
– Больше так не делай! Слышишь?! – сверкнула молния и грянул гром: резко оборвала её Вероника Семёновна.
Яна замерла в недоумении, поражённая таким резким напором такой мягкой ранее бабушки, и молчала.
– Ты слышишь меня?! – продолжала ругаться хозяйка, явно не видя своего успокоения в другом варианте развития событий.
– Да, да… Хорошо, хорошо… – стала успокаивать её Яна, оправившись от шока. – Вы не переживайте, не буду я больше ничего закрывать.
– Вот и славно… – устало проговорила Вероника Семёновна; казалось, что она успокоилась, но Яна заметила нечто подозрительное в этом: то ли какое-то недоверие со стороны бабушки, то ли нечто иное, недоступное её пониманию.
Они остались сидеть на кухне молча, и лишь потрескивание масла на сковороде и бурение воды в кастрюлях нарушало воцарившуюся тишину. В воздухе повисло какое-то странное напряжение, ощущалась какая-то недосказанность. Может, это так странно пах свежестью озон после такой странной грозы, грозы посреди ясного неба.
Какое-то время Яна ещё сидела на кухне, хотя её тарелка и чашка оставались пустыми. То она смотрела на готовящую старушку, то поворачивалась и глядела в окно на чудесный летний день, то сидела с пустым взглядом, чуть наклонив голову, задумавшись о чём-то своём и выстукивая пальцами по столу ритм одной из своих любимых мелодий.
Молчание продолжалось ещё насколько минут. Яна посмотрела на Веронику Семёновну. Хотя старушка и была повёрнута в другую сторону, она сейчас тоже всматривалась в девушку (не буквально, конечно же). Хозяйка смотрела на новую соседку с подозрением. Яна чувствовала это и сидела, глубоко задумавшись, всматриваясь в старушку и стараясь понять причину её такого странного поведения. «Зачем? – думала она. – Какая ей разница, открыта дверь или нет? Странно всё как-то… неправильно… Ещё можно было бы понять, если бы ей наоборот требовалась бы закрытая дверь. Тогда всё можно было бы объяснить соображениями безопасности и беспокойством о сохранности имущества, даже паранойя на этот счёт была бы логична… Хотя нет!.. Паранойя – это уже слишком… Но открытая дверь? Зачем? Она именно из-за неё уснуть не может? Но как эти вещи связаны?.. Может, она лунатик, сомнамбула? (Это слово было вспомнено Яной специально, чтобы она похвасталась своим словарным запасом; в этот момент у неё даже губа дрогнула в стремлении сделать многозначительное выражение; перед кем именно, правда, Яна собиралась хвастаться – непонятно: всё происходило у неё же в голове.) Сомнамбула, любит во сне гулять вдоль по улице? Но ведь в таком случае ситуация должна была бы выглядеть по-другому: она должна была бы уснуть, встать, пройти через дом и врезаться в закрытую дверь – а тут ведь она именно уснуть не могла… Странно всё это!.. Странно…»