Фаина Ивановна
ФАИНА ИВАНОВНА
…Темный, прямой и взыскательный взгляд.
Взгляд, к обороне готовый.
Юные женщины так не глядят.
Юная бабушка, кто вы?
Марина Цветаева.
Фаина Ивановна лежала на грядке.
Все было в порядке.
С небес не упала Луна,
На месте зеленая плешь валуна.
А на ней альпийская горка.
А подле неё конфеты обёртка.
Её принесло атмосферы порывом,
Она была размером
Неприлично большого.
Ну, где-то в кружку коричного грога…
Она шагнула, забыв, что не в ванной.
И ножкой, подвернутой в земле влажной,
Наказан необдуманный порыв.
Новую страницу жизни открыв —
Пришёл нежданный перерыв…
Она лежала, размышляла:
"Ну, вот, какую дуру я сваляла…".
Фамильный цеппелин над дачей не поднят:
А значит: ветры сетку под ним не наполнят,
Никто небо над дачей её не закроет,
Металлическое насекомое враз не уроет…
Так протекла минута,
Нет больше у неё редута…
Вот легок на помине,
Жужжит над неё дрон,
Весь в голографической рванине —
Орудие информационной квашенины…
А вот другой,
Издалека летит. Дугой…
Но кто придёт на помощь?
Где тот детеныш,
Выросший в мужчину,
Несущий крашеную овчину
(Лежавшее на диване в прихожке,
Как будто медвежья шкура понарошку),
И закрывающий её заголённое женское бедро
От страшных любопытных глаз в бистро…
Вот истины момент:
Кому она готовит постамент —
Под бюст Героя-Избавителя
И долгой жизни Обновителя?!
***
Покуда Фаина Ивановна
Ждёт. Она не заплакана.
За покойным мужем нет недостачи.
Им была оставлена: дача
И квартира в придачу.
Манто и автомобиль,
Мобильный гриль…
Обедня прошла без её записки
И стояния у кустов тамариска.
Не было и рюмки виски:
Узки оказались обстоятельств тиски…
Покойного мужа она помянула
В душе. Встряхнула
Кудрявыми волосами
Насколько это возможно. Плечами
Худыми пожав, хотелось уйти,
Как это было когда-то на сцене. Ползти.
Сантиметр за сантиметром скрести,
Срывая до мяса ногти?!
А если полежать —
Быть может, кто-нибудь заметит?
Земля так близко. Ногами,
Руками
Всем телом она
Приглашена
Прочувствовать себя:
Свербя,
Сквозь ухо войдёт в неё червь,
И заноет её нерв,
Который самый главный…
И может быть ещё забавней
Услышать, как звучит
До-диез пятой октавы. Когда в её целлюлит
Войдет чрез пробитый в теле канал
Армада многоножек, разя соперников наповал, —
Улиток трупоядных,
Очень уж неприглядных…
Покуда Фаина Ивановна
Выбирает: ползти до цели, которая телу указана,
Или лежать,
На волю Бога уповать,
Мы осуществим короткий экскурс
В её жизнь: короткий перекус,
Найдем начинку у кекса…
***
Всё так прелестно начиналось:
Гналось,
Воспринималось…
Обонялось,
Удлинялось,
Исполнялось…
Вот так бы без остановки,
Без всякой концовки?!
Заполнилась души форма,
Поезд её жизни стоит на платформе:
Дача. Виноградник. Сад.
У дочери муж – азиат.
Из Индии приехал красивый супостат
И дочь увез в Калькутту, город-сад.
Внучка называет её грэндмами
И её дом далеко за горами…
Но смилостивилась судьба,
И появилась новая стропа
На прохудившемся парашюте,
Что со свистом летит к последнему приюту…
Сосед из новых русских, одинок,
Пусть стар, но краснощёк.
Как ягуар пройдет любой тропой,
Груз лет не тяготит. Прыжок затяжной
Продолжается. Пробитая пулей
Ножка сгибается.
Где молодой споткнётся,
Сосед всего лишь отрыгнётся…
Твердит он невпопад.
Ну, чуть ли не психопат:
"Клеопатра Иоанновна, я Ваш поклонник с юности,
Люблю я Вас в своей безумности…
Нет и грамма у меня склонности к преступности,
Весь я Ваш в совокупности…".
Что мешает Фаине Ивановне
Звучать с ним в унисон,
И вместе стричь газон?!
Но прежде чем ответить на этот вопрос,
Позволю себе еще один запрос:
Вернуть назад на 40 лет,
Наш великолепный хронолёт…
***
Как-то Нелегкая погнала молодую пару
К районному главному тротуару:
Маленький Бродвей
Оглушал из динамиков модный диджей.
Здесь царили
Свои танцоры. Они диско "зажигали"
Фаина и Никита исполнили рок-н-ролл:
И будто бы разлили на площадке толуол.
Он остановил ноги танцоров
И сократил приток визитёров…
Такой была реакция на их исполнение,
Имевшейся атмосферы обледенение…
Это не понравилось местным эстрадным идолам,
Им захотелось измазать москвичей солидолом.
Такая была традиция в райцентре,
Красивый апельсин оставить без цедры…
Молодая семья приехала в гости,
И чуть не оставила на танцполе свои кости…
Пришлось отбиваться от хулиганов:
Повезло: загнали их на поле капканов.
Капканы приготовили для волков,
Пригодился расчет мужиков.
Один из них был главным агрономом —
И родителем Никиты притом.
Он любил простые решения,
Но эффективные до удивления.
Волки с гор
Брали животноводов на измор.
Родитель Никиты коллеге —
Главветврачу – потомку печенега,
Дал хороший совет,
Поправив невзначай его академический берет:
"С ними общий язык не ищи,
Капканы лучше к ним подтащи…".
Главврач писал диссертацию
И на будущее готовил аберрацию.
Он действительно нарушил норму —
Готовил своему роду реформу.
Его потомки стали учеными
И ухаживали за животными
Из кабинетов словами ученными…
Никита с малых лет приметлив,
В хорошем смысле въедлив.
Расположение капканов он запомнил,
И на время хулиганов засупонил:
Он отправил Фаину к отцу,
А сам, добавив горлу сипотцу:
Изрёк: "Слабо меня догнать? ",
И начал к капканам бежать…
Благо, это было ночью,
И объявление о капканах величиною
В раскрытую большую книжку
Можно было принять за афишку
О гастролях в курортном городе:
Об очередном эстрадном астероиде,
Упавшем на местный стадион
И породившем привычный перцептрон:
"Наши певцы – лучшие в мире,
Все остальные – в пунктире,
Наш славный Иосиф Кобзон
Перечеркнёт весь ваш шансон…"
Он прыгал как надо в лесу,
А капканы ловили хулиганов. На весу,
Без опоры оставались его противники,
Им помогли только местные клирики.
В соседнем с лесом храме услышали вопли,
И утерли хулиганов кровавые сопли.
***
Как быть без веранды,
Пропитанной запахом лаванды:
Покойному это напоминало
Детство, которое иногда в нём дышало:
Поля под Краснодаром,
И отец на коне поджаром,
Клубники полный медный таз,
И застреленный у обкусанной дыни дикобраз…
Веранду пришлось снести,
И на её место биокамин перенести.
От запаха лаванды её мутило,
Но что не сделаешь ради воротилы —
Таким был муж в академических кругах.
Ей же снились хлеба в цветках —
В голубых васильках…
Она была тоже от сохи.
Под утро ей когда-то пели петухи,
На улице родной когда-то теснились лопухи…
Родитель Иван был оформитель,
Колхозной пропаганды уведомитель:
Зубной порошок водою разводил,
И клеем до кондишн доводил,
Большие буквы ложились на кумач,
И били по сознанию не хуже, чем первач…
Его портреты знатных трактористов
Чередовались с набросками интернационалистов…
Че смотрел на доярку Петрову,
Стоящую с ведром возле коровы…
А водитель единственного в колхозе ЗИЛа,
Потомок интернационалистов-испанцев Шекила,
Улыбался во весь золотой рот Розе,
Заведующей детским садом при колхозе…
Оформитель Иван был личностью,
Одарённый тягой к гиперболичности.
Назвал он старшую дочь Фаиной
(Хорошо – не Георгиной)…
Тогда Раневская была на устах
И фразы, сказанные её в сердцах,
Разносились по большой стране.
И писалось мелкими стежками мулине
"Муля, не нервируй меня! " на платочке,
Чтобы уронить его на песочке
Перед скамейкой в парке,
Перед женихом в мнимой запарке…
Фаина не могла не стать артисткой,
И не меньше, чем солисткой.
Её голосок в колхозном хоре звенел,
И от симпатии краснел
Её первый настоящий поклонник —
Режиссер центральных кинохроник.
Фильм о ней получил заслуженную награду,
А зрители – глубокую как Волга отраду…
Талант из глубинки —
Это как падающие в апреле снежинки.
Ни одна на другую не похожа,
У каждой своя роскошная одёжа…
Добавьте кукольные черты лица,
Стройные ноги из-под пальтеца:
Её с руками и ногами взяли во ВГИК,
Отметив присущий землякам Чехова шик…
***
Увы. Течёт река.
Вода шлифует грани позвонка
Чудесной рыбки золотой:
Стареть быть может мечтой.
Да путь-то в один конец,
Не родился на свете хитрец,
Пусть в золото и багрец он одет —
Смерть вышибет под ним алмазный табурет…
Она привыкала к одиночеству,
Души и тела скопчеству.
Пусть это иллюзия,
Последствия артистической контузии:
"Нет, весь я не умру – душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит – …".
Но сладко за Пушкиным повторять,
Себя, любимую, умиротворять.
Жизнь, конечно, остановится,
Но куда ей торопиться – перловице:
Новый жемчуг она не родит,
Не смотрит на неё завлит.
Тем паче – режиссер-постановщик,
Ну, разве же он виновник:
Строками Льва Ошанина
Судьба актрисы решена:
"Она стареет. Дряблому лицу
Не помогают больше притиранья,
Как новой ручки медное сиянье
Усталому от времени крыльцу.
А взгляд её не сдался, не потух.
Пусть не девчонок, не красавиц хлестких, —
Она ещё выводит на подмостки
Своих эпизодических старух".
А ведь когда-то
Всё начиналось с хохотка.
Он вырос до крещендо
Разместившегося в фойе диксиленда.
Он вторил зрителям —
Спектакля благотворителям.
В театре МГУ.
Нанес он ей тамгу
"Моя навеки…".
На обнаженный локоток.
И закрутились Судьбы шнеки,
Заторопились дровосеки,
Убирая засеки
С тропинки в счастливую Жизнь
С ароматом спелых дынь.
Однако. Откуда у студента мехмата
Взялась тамга с эффектом сфумато?
Картофель был разрезан пополам,
А затем острым ножом
На его половинке как чертежом
Вырезаны отчаянные слова.
Оставляющие раны, как меч-трава…
Шрифт обмакнули в тушь,
Высушили в тени груш.
Он с неё танцевал
И аплодисменты восхищенного зала срывал.
Осталось выбрать удобный момент
И предъявить неоспоримый аргумент.
Спектакль "Ночь после выпуска"
Шёл в постановке Романа Виктюка.
Нежданный поступок юного артиста
Списали на изыски знаменитого авангардиста.
Фаина Ивановна была поражена в самое сердце:
А дальше покатилось по инерции:
Фаина Ивановна стала профессиональной артисткой,
Театральных смотров медалисткой.
Никита Михайлович – в грядущем академик,
Нашёл себя как блестящий полемик:
Он спорил и доказывал,
Противников размазывал:
Он стал известен.
Был государству он уместен:
Супер-оружия создатель,
Искр жизни быстрейший задуватель.
Из его соперников мало кто
Бил по цели как долото:
Собранно и точно,
Если надо – и сверхурочно…
Муж красавицы был создателем
Атомных микро-бомб и почитателем
Простых решений для сложных проблем —
Эффективных стратагем:
Не обязательно бросать на врага большую бомбу,
Чтобы превратить его территорию в гекатомбу.
Микро-бомбы загружали в самолеты контейнерами
И распускали громадными нано-веерами
Над страною врага…
Ни стенка окопа, ни стенка оврага
Не могли от них защитить,
На сторону жизни солдата перетащить.
Попробуй сбить летучий нано-веер!
Это все равно, что стрелять в фальшфейер…
Но вееров критическая масса
Поджигала всё, что называлось биомасса…
Хлопок. И исчезают людей силуэты,