707

Размер шрифта:   13
707

Глава 1. Зима пройдет, и снег сойдет, а что посеяно – взойдет

«Jingle bell, jingle bell, jingle bell rock» – этот мотив вырывается почти из каждой двери. Где-то звучит голос Энди Уильямса под музыку, ритмом напоминающую вальс, а где-то заунывно поёт стихи Пастернака Никитин. На город опускаются сумерки и снег блестящей пудрой ложится на пальто, превращаясь в капельки, переливающиеся огоньками фонарей и гирлянд.

– Ха-а-а-а, – протяжно выдохнул спиной знакомый голос, – нужно запретить держать детей допоздна в школе! Особенно в декабре! Когда я буду ходить по магазинам и пропитываться атмосферой праздника?! Это жестоко!

Миша оглянулся на плетущегося сзади одноклассника, растрёпанного и уставшего после консультации, голодного и из-за этого злого.

– Жестоко будет, если ты забьёшь на подготовку, потом не сдашь экзамены, вместо аттестата получишь справку, из-за этого не поступишь в универ, не получишь работу, сопьёшься и повесишься в двадцать пять лет!

Артём растерялся и даже остановился, смотря в спину удаляющегося друга.

– Вот умеешь же ты поддержать в трудную минуту, – парень поспешил догнать Мишу.

– Ты не при смерти. А я не твоя сиделка, – Миша улыбнулся и остановился, едва не врезавшись в распахнувшуюся прямо перед ними дверь пекарни и выбежавших детей. Горячий пар клубами взвился к небесам, и в нос ударил пьянящий аромат горячих булочек с корицей и шоколадным кремом. Оба выпускника на миг застыли и каждый шумно сглотнул.

– Может по булочке и стаканчику горячего шоколада? – В голосе Артёма отчётливо звучала требовательная просьба, сопровождаемая урчанием пустого желудка. Миша тряхнул рукой и посмотрел на запястье: часы показывали девятнадцать тридцать две.

– Если поторопимся, то успеем на автобус.

За порогом пекарни оказалось тепло и сухо, на полу ни следа вязких мокрых сугробов. Большие деревянные полки и сияющие витрины отгораживали кухню, от прилавка начинался небольшой зал с четырьмя или пятью столиками, расположенными у окон, а в дальнем углу стояла высокая пушистая ёлка, украшенная разноцветными игрушками и гирляндами в виде свечей. «Дух нового года добрался и сюда», – Миша стряхнул с пальто капли снега и пошел к ёлке, пока Артём выбирал выпечку. Что-то в этой ёлке смутно напомнило ему детство: не то её натуральность, не то игрушки, стилизованные под советское время, а может высокие фигурки Деда Мороза и Снегурочки, словно их вытащили из открытки восьмидесятых годов. Такие игрушки его мама каждый год доставала из коробки и позволяла маленькому Мише ставить на пол под ёлкой.

На столик рядом с грохотом опустился бумажный пакет с булочками и два стакана, мгновенно разрушая охвативший Мишу уют детских воспоминаний. От неожиданности Миша вздрогнул. Артём взял булочку, запихнул её в рот почти на половину и принялся пережевывать, мыча от наслаждения и удовольствия. Миша подсел за столик к однокласснику, взял свой стаканчик, отогревая замерзшие пальцы, и снова оглянулся на ёлку, засмотревшись на сказочных персонажей.

– Фы фо фъифифф?

– Что? – Миша перевёл взгляд на друга.

– Чё притих, говорю? – Артём проглотил большой кусок и запил горячим сладким напитком. – Оттаял после холода?

– А, – парень рассеянно огляделся и кивнул. Друг решил, что у Миши от учёбы закипел мозг и продолжил уплетать ещё парящую булочку, нахваливая кондитера.

Парень снова оглянулся на ёлку. Его сознание, словно вспышка боли в пояснице, пронзило воспоминание о колючих высоких ветках прямо над лицом, как с них свисали стеклянные игрушки. Когда Миша был маленьким, он любил пролазить под ёлкой за ведро с водой, ложиться на пол и рассматривать дерево: хвоинки, веточки, ствол, провода гирлянд. Иногда ему особенно везло и он находил шишки. Это место было его личным порталом в мир Сказки. Конечно, не такими же значимыми были узоры на замёрзших окнах и змеящийся у балконной двери мороз, пробирающийся в квартиру с улицы, но они тоже казались ребёнку чем-то волшебным.

Вспомнив своё мистическое убежище, Миша впервые сам захотел поставить ёлку и украсить её, чтобы вечером лечь на пол и рассматривать переливающиеся огоньки гирлянд на стеклянных игрушках. На губах Миши застыла мечтательная полуулыбка. Артём с недоверием вскинул бровь, когда заметил отстранённый, непривычно тёплый взгляд одноклассника.

– У тебя мозги расплавились после консультации? – Парень собрал большим пальцем шоколадный крем с губ и облизнул его. От увиденного на лице Миши ностальгическое выражение резко сменилось на гримасу отвращения, и Артём громко рассмеялся. – Всё? Включились?

– Иногда я хочу тебя задушить, – Миша цокнул языком и отвернулся к окну. Стоило вернуться в реальный мир, как он почувствовал на себе чей-то взгляд. Из-за барной стойки на него внимательно смотрел молодой человек с ярко-голубыми волосами и с пирсингом в нижней губе. Миша прищурился, рассматривая парня, а тот просиял в лице и с радостным вскриков вышел из-за прилавка, приближаясь к столику.

– Миша! Какими судьбами?

От громкого крика Артём подавился булочкой и громко закашлялся, злобно зыркнув на странного человека и оценивающе рассматривая неформала в длинном чёрном фартуке.

– Мы с тобой летом работали в одной кофейне! – Парень показал на себя указательным пальцем и клыкасто оскалился. – Алекс, Саша. Помнишь?

Лицо Артёма вытянулось от удивления, а назвавшийся Сашей без приглашения уселся на пустой стул между школьниками. Миша чуть нахмурился, но пока возражать не стал.

– А, да, – школьник скучающе кивнул и сделал глоток горячего шоколада, но невольно поежился от воспоминаний о двенадцатичасовых сменах. – Вспомнил. Пирсинга у тебя было побольше. Так ты всё-таки ушел из той кофейни?

– Миша-а-а-а, – проигнорировав вопрос, бариста схватил школьника за предплечье. – Не хочешь перед Новогодними праздниками подработать? Я один с ног падаю! Мне нужен помощник. Хотя бы на вечерние смены!

Школьник вспомнил, как тяжело было работать летом, без репетиторов и дополнительных занятий. С другой стороны, дни, проведённые в кофейне, парень мог бы назвать самыми весёлыми за все каникулы.

– Тебя же так полюбили клиентки! – Саша не переставал трясти руку Миши под удивлённый взгляд Артёма. – Маленький и такой суровый бариста. У тебя даже своя клиентская база появилась! Ну Ми-и-и-и-ша!

– Мне, вообще-то, к экзаменам надо готовиться! – Школьник выдернул руку из пальцев бариста и взял стаканчик с остывшим шоколадом.

– Успеешь приготовиться, только декабрь!

– А если я не сдам экзамены? – Миша недовольно цокнул языком и хмуро посмотрел на Сашу. – Пойду работать в кофейне, без перспектив и будущего, как ты?

Миша почувствовал, как Артём пнул его под столом, и в ответ толкнул его в ногу.

– Зато тут прочувствуешь всю атмосферу нового года!

– Вот ему нужна атмосфера нового года, – Миша кивнул на притихшего одноклассника.

– Не хочешь подзаработаешь денег перед каникулами? – Саша хитро ухмыльнулся, помня, что деньги для школьника были главным стимулом. – За тобой сюда придёт целая толпа девчонок, и выручка поднимется выше потолка!

Миша опустил взгляд, задумчиво смотря в стакан. Заработать тем, что нравится?.. Деньги никогда не будут лишними, да и здесь вполне спокойно. Бариста посмотрел на его друга и плотоядно ухмыльнулся.

– Правда хочешь почувствовать атмосферу праздника?

В памяти Миши всплыла отточенная до механизма последовательность движений: взять холдер и поставить в кофемолку, дважды нажать кнопку на кофемашине, чтобы сделать пролив, темпером спрессовать молотый кофе в таблетку, вставить рожок в машину и подставить под него стаканчик, нажать на кнопку и засечь сорок секунд. Сорок секунд – это двадцать граммов кофе и шестьдесят миллилитров воды.

– Ну что? Я поговорю с управляющей? – Саша оперся локтем о стол и подпер щеку рукой, хитро щурясь. Миша заметил на стене часы, показывающие девятнадцать пятьдесят пять.

– Нам пора, – школьник поднялся из-за столика, взял за локоть одноклассника и потянул его к выходу.

– Так я напишу тебе? – Саша откинулся на спинку стула, провожая взглядом выпускников.

– Да, – оглянувшись через плечо, Миша улыбнулся парню и вытолкнул Артёма на улицу. Молодой человек с ярко-голубыми волосами победно улыбнулся и стукнул кулаком в открытую ладонь.

После ароматного тепла пекарни влажный ночной ветер казался обжигающе-ледяным. Школьники прятали носы в шарфы, хмурясь и фыркая из-за ветра. Выпускники едва успели протиснуться между закрывающимися дверьми автобуса и начали стряхивать с себя снег. Миша прошел в самый конец салона и опустился на свободное кресло, растёр замёрзшие пальцы, смотря в окно, поэтому не сразу заметил, что обычно шумный и болтливый одноклассник притих. Школьник рассмотрел на лице Артёма какую-то не свойственную ему взрослую сосредоточенность. Парень казался погружённым в свои мысли. Его обесцвеченные белоснежные волосы слиплись толстыми прядями из-за мокрого снега так, что на кончиках уже собрались крупные капли и собирались разбиться о куртку.

– Артемий, право слово, давно не видел я вас в столь глубокой задумчивости, разве что когда ты пытался прочитать инструкцию на польском, – Миша удивлённо вскинул брови и театрально перекрестил друга, за что получил в ответ колючий строгий взгляд и толчок локтем под рёбра. Пожилая женщина у дверей злобно заскрежетала зубами на молодёжь, но выпускники забыли обратить на неё внимание. – Да ладно, что случилось?

Одноклассник снова опустил взгляд на свои сцепленные в замок пальцы, не замечая свисающие с волос капли, немного помолчал, как будто подбирал слова, сделал глубокий вздох и прежде чем успел что-то сказать, Миша хитро ухмыльнулся и тихо спросил: «Неужели в Саню влюбился?», за что получил очередной болезненный удар острым локтем под рёбра и зашипел.

– Что за выражение у тебя на лице? Собрался банк грабить?

Артём, привыкший к насмешкам друга, лишь закатил глаза, но от плоских шутом друга его лицо немного просветлело.

– Пойдёшь в эту пекарню?

– Не хочу тратить время перед экзаменами впустую, – Миша пожал плечами и спрятал руки в карманы пальто, пытаясь согреться.

– Тогда, может, я подойду как помощник? – Артём серьёзно посмотрел в лицо Миши.

– Тебе подработка нужна? – Парень удивлённо вскинул брови, не ожидая такого поворота. – В такое время?

Друг перевёл взгляд в окно и его взгляд снова повзрослел. Миша готов был поклясться, что никогда прежде не замечал эту сторону Артёма. В школе он всегда был громким, во всех смыслах «громким»: то хохотал или до хрипоты отстаивал свою позицию в споре, то запинался о стулья, вызывая какофонию металлических ножек, и хлопал дверью так, что сыпалась штукатурка. Сознание Миши царапнула мысль, что у Артёма могут быть какие-то другие цели и ценности, ради которых он был бы по-настоящему собран, а школа – лишь развлечение или отдых. Но парень тут же отбросил эту мысль. Не мог такой раздолбай столь качественно отличаться в школе и в обычной жизни.

– Да, – что-то обдумав Артём кивнул. – У меня есть… кое-что. И ради этого мне нужны деньги, – словно очнувшись от размышлений и вспомнив, что должен быть весёлым, он широко улыбнулся. – Но это сек-рет.

Миша лишь кивнул в ответ.

Старый автобус уныло поскрипывал на ходу, плетясь в вечерней пробке, и качался от внезапных порывов ветра. Спрятанное тучами солнце зашло за горизонт, и небо стало совсем чёрным. Мишу клонило в сон. Хотелось прислонить голову к стеклу и закрыть глаза.

– О, смотри! – Артём гаркнул прямо в ухо Мише, от чего парень вздрогнул и резко выпрямил спину.

– Что? Остановку проехали?

– Да нет же! – Артём ткнул одноклассника в бок и показал на обветшалое здание, напоминающее старинную усадьбу. – Посмотри туда!

Школьник перевёл взгляд на проплывающие за окном заснеженные улицы и сфокусировал взгляд на тёмном переулке. Первым в глаза бросилось высокое крыльцо с каменными балясинами, ведущее к выступающему ризалиту с треугольным тимпаном под крышей, в нём волчьим оскалом зияли осколки выбитого стекла. Само же здание когда-то было украшено полуколоннами с пышными капителями, каменными карнизами и молдингами, но время беспощадно: архитектурное изящество померкло, некогда ослепительное строение, скрытое за снежным туманом, напоминало неухоженную косматую ведьму, подглядывающую из темного угла за молодыми людьми.

– И что? – Миша нахмурился.

– Ты же заметил, что все остальные заброшки в городе разрисованы граффити и… кхм, прочим, – друг многозначительно понизил голос и хитро вскинул брови. – А эта стоит совершенно нетронутая. Знаешь почему?

– Пф, – парень цокнул языком и едва сдержался, чтобы не закатить глаза. – Охраняют как следует. Видимо, это по-настоящему ценное культурное наследие.

Теперь глаза едва не закатил Артём.

– Как будто это когда-то кого-то останавливало!!

– И тебя, в том числе? – Миша хмыкнул.

– Мы не об этом сейчас. – Артём деловито поправил невидимый галстук и провёл рукой по мокрым волосам, убирая белые пряди назад. – На самом деле, это здание охраняет легенда.

Миша всё же закатил глаза и усмехнулся, но мысленно поблагодарил Артёма, ведь спать уже хотелось не так сильно.

– Зря ты ржёшь, – Артём вновь заговорщически склонился к Мише. – Говорят, что эта усадьба принадлежала не очень знатному роду, но весьма состоятельному, и что-то у них пошло не так: не то вся их деревня со скотом вымерла от голода из-за того года без лета, помнишь? Был год, когда из-за извержения вулкана зима них… очень холодная была. – Миша кивнул. – Не то потравил их кто-то, но это семейка быстренько так обанкротилась, родители померли от стыда и ущемлённой чести, а дети чуть не начали последние трусы на торги выставлять, когда к ним пришёл местный бабник и начал бить клинья к дочери банкротов.

Артём замолчал.

Театральная пауза затянулась, и Миша, оторвав взгляд от уже почти скрывшегося из поля зрения здания, посмотрел на крашеного блондина.

– И что? – Выпускник только сейчас обратил внимание, что в салоне автобуса стало намного тише, словно другие пассажиры, скрывая заинтересованность, прислушивались к рассказу Артёма.

– Спрашиваешь, что? – Парень хитро улыбнулся. – Мужик этот когда-то подкатывал к этой дочери, но она его послала, а этот щегол не привык к такому, и помог семье распродать имущество с молотка. И когда у них ничего не осталось, снова пришел к этой девушке и предложил выкупить имение и земли, погасить все долги, если та согласиться ему принадлежать. А дочь, когда это услышала, пришла в ярость. Причём она так раздраконилась, что забила крепкого мужика ножом, проклиная его и всю его семью. И пока она его убивала и материла, как-то призвала демона. Не знаю, что там у неё с демоном получилось, но тело мужика нашли разорванным на куски, а труп девушки превратился в пепел. И с тех пор её злой дух охраняет имение от любого, кто посмеет подойти к нему.

– Это так грустно, – раздался тихий голос позади. Миша и Артём одновременно оглянулись и уставились на бледную пассажирку с длинными чёрными волосами, как у монстра из японского ужастика, и печальным взглядом ало-карих глаз. Она посмотрела на парней и смущенно улыбнулась уголками губ. – Ваша история. Извините, я невольно подслушала…

– Приму это за комплимент оратору, – Артём расплылся в довольной улыбке и повернулся боком к девушке, оперевшись локтем о спинку сиденья. – А ты знаешь поверие про наше озеро? Кстати, я Артём. А это Михуил.

Девушка смущенно опустила взгляд, посмотрела в окно, коротко взглянула на парней и снова опустила голову, затем тихо ответила:

– Вы про запрет переходить по мосту через это озеро в одиночестве, особенно по ночам? Да, знаю, – она убрала за ухо прядь длинных чёрных волос и подняла голову. – А я Варвара.

Артём снова хмыкнул, рассматривая болезненного вида девушку.

– И почему нельзя ходить по озеру в одиночестве? – Проигнорировав знакомства, Миша вопрошающе вскинул бровь.

– Потому что то, что живёт под мостом, очень застенчиво и одиноко, – едва слышно ответила Варя, не поднимая голову, – и оно давно ищет себе компанию.

– А ты знаешь, что туман – это сгустки энергии, но нельзя знать наверняка, светлая эта энергия или тёмная. Можно рискнуть и попробовать войти в него, но лучше этого не делать, – Артём хохотнул, а Миша цокнул языком и устало посмотрел на друга.

– А может, потому что каждый вечер из-за перепадов температуры с озера поднимается испарение, из-за которого мост становится мокрым и скользким, а это опасно? – Парень вскинул бровь, пристально смотря в лицо друга, но блондин лишь пожал плечами.

– Кто знает, может, это всего лишь бабушкины сказки, но… то японское кладбище за лесом, – едва слышно произнесла девушка за спинами парней и оба обернулись, прислушиваясь к её вкрадчивому голосу, – во время Русско-Японской войны в нашей земле осталось много японских солдат. Через несколько лет после войны сюда приезжала делегация, чтобы облагородить могилы и почтить память павших. Среди умерших был юноша из богатой семьи. Он поссорился с отцом и в знак протеста отправился на войну, чтобы что-то доказать родителю, но больше не вернулся домой. Отец взял с собой девочку-служанку с их двора, которая была пылко влюблена в погибшего. Она слёзно молила разрешить и ей поехать попрощаться, и мужчина сжалился над бедняжкой. Когда её привезли на его могилу, она начала так горько плакать, что в истерике выцарапала себе глаза и ногтями разодрала горло, мечтая умереть на могиле возлюбленного. Но отец не мог похоронить её там без разрешения местных властей, поэтому распорядился увезти труп домой. Тело унесли в обратно в дом, где остановилась делегация, и положили в подвал, но на следующее утро его там не оказалось. Влюблённая девушка превратилась в мстительного духа онрё, и с тех пор раз в несколько месяцев в районе кладбища пропадали люди, потому что онрё требовало новую жертву. Это происходило, если никто сам не отправлялся на кладбище в свой последний путь. Она пыталась забрать того, кто рискнёт поздно вечером проходить мимо. Накануне исчезновения горожане говорили, что видели в клубах тумана слепую девушку в традиционном японском кимоно, перепачканном кровью.

От тихого голоса и мрачного тона девушки Миша почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Варя явно была превосходным рассказчиком страшных историй.

– Но сейчас население города выросло, а значит и людей умирает много, поэтому никто уже давно не видел онрё, – Варя как-то жутко улыбнулась и Миша невольно отстранился от неё, зато в глазах Артём разгорелся костром азарт.

– Ого! Это же то самое кладбище за городом? Я даже помню, как моя бабка рассказывала про эту делегацию! Она встречала тех людей!

Мишу передёрнуло, но он отвернулся к окну и решил списать это на озноб и холод.

– А ты знаешь… – захрипел Артём над ухом Миши, – что если тебя по ошибке называют именем умершего родственника, то нельзя отзываться, но и поправлять человека нельзя. Моя бабка говорила, что в этот момент душа покойного стоит рядом с тобой и обращаются к нему, а не к тебе, и это не вежливо. Она постоянно звала меня именем моего деда, а когда я поправлял её…

Миша толкнул Артёма локтем в бок.

– Хватит травить байки, мы не у костра сидим!

Автобус со скрежетом тормозов остановился под мигающим фонарём, и двери кое-как открылись, впуская в нагретый салон холодный и влажный ветер.

– Мне пора. – Миша поднялся со своего места и направился к выходу. – Если Саня позвонит, я не скажу про тебя, – парень посмотрел на девушку и кивнул ей, – рад был познакомиться, – и не слушая возмущение Артёма быстро вышел из автобуса, сбегая от фанатов фольклорных хорроров.

Дорога до его дома пролегала мимо не освещаемого парка, где редкие фонари тускло светили и поочерёдно гасли, то затухая совсем и погружая промежуток между столбов в непроглядную мглу, то снова включаясь. Это перемигивание вызывало смутную тревогу в душе. Миша знал, хотя и не мог сказать когда и от кого услышал эту легенду, что мигание фонарей – своеобразный таймер, который отсчитывает время на путь от одного фонаря до другого. Нужно внимательно считать секунды, на которые гаснет каждый фонарь, чтобы за это же время пройти расстояние мимо этого конкретного фонаря. Из-за этого скорость ходьбы постоянно меняется, но Миша знал, что если нарушить это правило, то все фонари в миг погаснут. А когда зажгутся снова, то одинокий путник окажется в другом мире, и не известно, посчастливится ли ему вернуться назад. Миша знал, что это не сказки и не вымысел, потому что в этом не освещаемом парке бесследно пропадают люди с пугающей стабильностью. И дело не в маньяках или психопатах с сезонными обострениями жажды крови. Тела пропавших так и не нашли.

В этом городе у каждого есть страшная история, в которую он верит, но рассказывать свою Миша не собирался.

Глава 2. Хорошие вещи случаются, когда встречаешь незнакомцев

«От шестого до седьмого – десять, мимо восьмого – пять, а до пятого за тринадцать…» – Миша считал секунды и запоминал время темноты фонарей.

От остановки до спального квартала примерно на сто метров всего девять фонарей. Однажды Миша услышал, что у японцев эта цифра считается несчастливой из-за созвучия с каким-то иероглифом, вроде «мучение» или «боль». Засекать и запоминать время на путь от фонаря до фонаря уже вошло в привычку: отсчёт начинается, когда вступаешь в круг света первого фонаря и заканчивается, когда входишь в темноту тротуара.

Внезапно, прямо над его головой четвёртый фонарь погас, а за ним по цепочке потухли остальные. Тропинка погрузилась во тьму. За спиной Миша услышал щелчок и застыл. Ноги перестали слушаться, словно по щиколотку вросли в заложенную каменной плиткой землю. Выпускник приказал себе оглянуться, но оборачиваться совсем не хотелось. Он чувствовал себя котом Шрёдингера, запертым в ящике: обернуться означало открыть коробку и понять источник механического звука. Это может быть что угодно – щелчок зажигалки, от которого вспыхнет всё уничтожающий пожар, до щелчка предохранителя на пистолете, наведённом на мишень. Кожа Миши похолодела и покрылась неприятными мурашками, словно он стоит под снегом совершенно голый. Ему казалось, что сердце не выдержит такого напряжения и резко обернулся, едва не потеряв равновесие. Прямо за его спиной выросла огромная чёрная фигура, закрывающая собой обзор на освещенную остановку и трассу. Мише показалось, что в длинных чёрных пальцах тени бьётся полыхающая маленькая алая птица, но мизерный источник света сжался в комочке кончика сигареты и померк в клубе дыма, смешанного с паром.

Чёрный человек поднял голову и в темноте, разрезанной лишь тлеющим кончиком сигареты, посмотрел на Мишу. Школьник не видел, но ощутил этот взгляд кожей.

– Потерялся во мраке? – Хладнокровно и твёрдо, как отлаженный механизм, работающий без перебоев, прозвучал из-за непроглядной снежной мглы голос, вызывавший ощущение резкого, болезненного падения за секунду до того, как сон оборвется. Этот голос звучал как секундная задержка перед катастрофой.

С треском и гудением проводов проснулись фонари. Парню пришлось зажмуриться и прикрыть рукой глаза, чтобы привыкнуть к свету, и в следующий миг он рассмотрел прямо перед собой обычного мужчину в длинном чёрном пальто, которое наверняка точно так же промокло из-за снега, как и пальто Миши. У мужчины зачёсанные на низкий пробор темные волосы с пепельно-серым блеском, зелёные глаза с голубым оттенком, напоминавшим бирюзово-мятные леденцы, темные брови с мягким изгибом, тонкие бледные губы, сжимавшие фильтр сигареты.

– Эй, ты как? – Мужчина улыбнулся школьнику. – Темноты испугался?

Миша проморгался и огляделся по сторонам, но никакого вестника смерти не заметил, да и мир остался прежним. При свете неожиданный попутчик со спокойной улыбкой и приторно-сладким ароматом вишнёвых сигарет совсем не выглядел как обладатель того жуткого голоса. Тон стоящего перед ним был приветливым, в нём слышалось участие и забота, улыбка располагала к себе.

Школьник внезапно понял, что непозволительно долго просто стоит и смотрит на мужчину, а тот задал ему вопрос.

– Я… нет, просто…

– Понимаю, меня тоже этот парк в темноте… – мужчина кивком головы указал в сторону чёрной стены голых стволов деревьев, тянущих тонкие ветви к тропинке, – немного… напрягает. Ты живёшь в этом районе? – Собеседник с глазами цвета мятной карамели взглянул на школьника. Тот угрюмо кивнул. Незнакомец улыбнулся чуть шире и сделал шаг вперёд. Миша отступил в сторону, чтобы пропустить мужчину, и попал прямо в грязную ледяную лужу, утонув в воде по щиколотку.

– Вот чёрт! – Школьник раздражённо зашипел и тряхнул ногой.

– Давай-ка ускоримся, пока фонари снова не погасли, – мужчина протянул школьнику руку, предлагая помощь, – или пока ты не подхватил воспаление лёгких.

Миша не мог избавиться от налипшего страха после голоса, прозвучавшего во тьме погасших фонарей, поэтому не спешил взять за руку появившегося из ниоткуда незнакомого человека. Но и уверенности в том, что тот голос принадлежал именно ему, не хватало, чтобы отказаться от помощи. Ледяная вода в ботинке сковала ступню убийственным холодом и неприятно хлюпала, перетягивая всё внимание на себя. Парень недовольно цокнул языком, сделал шаг навстречу мужчине, и оперся о его руку, чтобы тут же устремиться вверх по скользкой тропинке к спальному району. Незнакомец второй рукой сжал сигарету затянутыми в кожаные перчатки пальцами и стряхнул пепел на снег, снова глубоко затянулся и выпустил в небо облако белого дыма, продолжая болтать о том, что переехал совсем недавно из-за нового офиса, что ему совсем очень нравится идея ходить в темноте под постоянно мигающими фонарями, и ещё много чего. Миша почти не слушал рассказ новосёла, но от его голоса постепенно успокаивался. Эта вынужденная близость с незнакомым человеком ночью, в парке, где пропадают люди, больше не пугала Мишу, а пробудила в душе нежданную благодарность, затмевая предчувствие, что голос соседа – это не песня пламени, а песня того, что вызовет это пламя.

Стена снега стала ещё плотнее, видимость резко сократилась, и как не напрягал Миша глаза, не мог рассмотреть хоть что-то в радиусе пяти метров. Сырой холод впился в ступню, словно верхний слой кожи сорвали клейкой лентой и в открытые раны воткнули ледяные иглы. Школьник не мог произнести ни слова, чтобы не стучать зубами, поэтому молча кивал болтливому соседу, а тот, в свою очередь, как локомотив тащил парня вверх по тропинке, помогая выбраться из чёрной стужи. Стоило Мише шагнуть на траур, как снежная пелена поредела, из белой мглы показались неприветливые многоэтажки с приглушенным светом зашторенных окон. Парень облегченно выдохнул6 расплылся в улыбке и второй ногой шагнул в бушующий поток ледяной воды. Ливневая канализация не справлялась с такой нагрузкой, и все дороги утонули в вязких мерзлых осадках.

– Н-да, повезло тебе сегодня, – смотря на ноги стоящего в луже по щиколотку, мужчина обречённо вздохнул и за локоть потащил парня к переходу. – Ты в каком доме живёшь?

– В с-сед-дьмом, – Миша понял, что ноги его плохо слушаются, а пальцев вовсе не чувствует.

– Да ладно? – Мужчина весело улыбнулся, кусая фильтр сигареты. Кажется, он закурил уже вторую, но Мише было не до этого. – А подъезд?

– Т-третий.

Сосед снова улыбнулся и потащил Мишу через дорогу к ряду одинаковых домов. Во внутридворовых проездах снег уже собрался в сугробы, а ветви кустов покрылись толстым слоем льда, как и тротуары между домами. Школьник, едва держась на ногах, мысленно удивился, как его спаситель передвигается настолько уверенно? Мужчина прошел по льду к третьему подъезду, приложил к замку ключ-карту и открыл перед Мишей дверь.

– А к-как…

– Заходи, пока пальцы ещё можно спасти от обморожения.

Мысль, что ему ампутируют пальцы на ногах, дала парню новый заряд энергии. Миша влетел в тёмное, душное жерло подъезда, быстрым шагом прошел к лифту, поднёс руку к кнопке вызова и с отчаянием выдохнул: «Не работает».

– Не работает? – Мужчина пожал плечами. – Ну, ничего удивительного, здание ведь старое. Пойдём, заодно разогреемся. Ты на каком этаже живёшь?

– На седьмом, – Миша стащил с рук промокшие перчатки, запихнул их в карман и растёр руки. – А в-вы?

– Девятый, – сосед легким шагом устремился вверх, стряхивая с плеч снег.

– Последний эт-т-таж. Т-так вы в самом деле сосед?

– А ты думаешь, что кто-то захочет погулять в такую погоду? – Мужчина оглянулся через плечо и весело улыбнулся.

– Я прослушал, вы д-давно здесь… – Миша закрыл лицо руками и чихнул, пробуждая подъездное эхо.

– Недели две. Но первый раз возвращаюсь домой по темноте, обычно я раньше заканчиваю.

– Мне повезло, что вы сегодня задержались.

Следующие этажи они проходили в молчании. Миша тяжело дышал, а мужчина лишь немного сбавил шаг, но Мише показалось, он сделал это из жалости.

– Седьмой, – сосед обернулся к запыхавшемуся школьнику. – Рад был помочь.

– Ага, – Миша лишь кивнул, надавил на дверной звонок и прижался плечом к стене, а мужчина отправился дальше.

Глядя ему в спину, парень невольно возмутился – откуда у него столько выносливости? Ведь уже не молодой. Хотя и выглядит лет на тридцать пять? Миша не мог наверняка определить возраст и понять, много ли это лет для мужчины. Ему всего семнадцать, а двадцатипятилетние выпускники вузов кажутся ему законченными дедами, у которых жизнь идёт к закату. А этот явно старше.

В размышлениях прошло несколько секунд, пока оглушающая тишина не подсказала Мише, что дома его никто не ждёт. Опомнившись, парень вытащил из кармана телефон: от отца никаких сообщений, сестра тоже ничего не писала. Придётся звонить. Спустя несколько длинных гудков в динамике раздался подозрительно уставший голос отца.

– Алло?

– А ты где? – Тишина повисла ещё на несколько секунд.

– На работе.

Миша цокнул языком и сполз по стене вниз. Почему именно сегодня всё идёт не так?

– Ты же утром сказал, что дома будешь, а я ключи Лисе отдал.

– Так. А дубликат?

– А дубликат ты сегодня не забрал из мастерской, – школьник закрыл глаза и прислонился затылком к холодной стене.

– Да еб… – Миша услышал, как отец закатывает глаза и закрывает лицо рукой. И он понимает, что у отца очень важная работа, что он бывает так загружен, что забывает поесть и иногда неделями не появляется дома, но сейчас, промёрзший и промокший, уставший, голодный, он не мог посочувствовать или попытаться оправдать родителя. – На такси приедешь?

– Ну нет, – Миша представил, как будет в мокром пальто ехать через весь город, потом сидеть в приёмной в ожидании отца, так еще и обратно добираться, скорее всего, на такси. – Если сам не можешь приехать, отправь кого-нибудь с ключами. Я не поеду.

– Хорошо, скоро буду. И… прости, Миш.

Миша заблокировал экран телефона и посмотрел в сторону лестничной клетки, где заморгала, а потом и вовсе потухла лампа. Высокая фигура чёрного человека неподвижно, словно манекен, стояла а полной темноте и смотрела на Мишу. Свет фонарей из окна освещал лишь контур его фигуры. Сердце школьника на миг замерло и пропустило удар, а затем заглушило все звуки учащенными биением. Немой крик ужаса застыл на губах. От страха висок прострелило болью настолько сильной, что она растеклась по стенкам и заполнила собой череп, сразу заныли зубы. Миша зажмурился, пытаясь сделать вдох. Боль коснулась и крепко сжала его сердце. Парень распахнул глаза и с ужасом посмотрел на лестничную клетку, но того чёрного человека из парка там не оказалось. Сквозь шум крови в ушах раздались быстрые шаги и из темноты показался новый знакомый с последнего этажа. Миша видел, что мужчина что-то говорит, но слышал лишь стук сердца и свистящий хрип, исходящий из лёгких. Мужчина похлопал школьника по щекам, снял шарф, расстегнул пальто и верхние пуговицы рубашки. Теплые руки соседа, звук его голоса и запах крепких приторно-вишнёвых сигарет помогли успокоиться и сделать первый, вымученный вдох.

– Эй, что случилось? Ты слышишь меня? Всё будет хорошо, всё закончилось, – сосед присел напротив школьника, положил теплые ладони на его плечи и пристально следил за выражением лица. – Всё? Приступ прошел? С тобой часто такое случается?

Миша отрицательно покачал головой, восстанавливая дыхание. Сосед со вздохом поднялся и потянул школьника вверх, помогая подняться.

– Я не хотел подслушивать, но подъездное эхо и всё такое, – мужчина как-то странно улыбнулся, – так что пока твой отец не вернётся, погреешься у меня.

– Спасибо, – Миша поднялся на ноги и, вновь оперевшись на руку мужчины, пошел за ним по лестнице. Воспитание требовало отказаться, ведь Миша и так сильно побеспокоил незнакомого мужчину, имя которого так и не спросил. Но организм не просто нуждался, он требовал той помощи, которую предлагал мужчина. – Я так и не спросил, а как вас зовут?

– Рафаэль, – мужчина улыбнулся.

– Я – Михаил, – парень покосился на соседа. – Странное у вас имя.

– Моя мать была очень религиозной женщиной, отец – профессором культурологии, а я родился двадцать шестого января, как раз в православные именины Рафаэля, так что они сошлись на этом имени, – мужчина дотащил Мишу до девятого этажа и открыл дверь в квартиру под номером 707. Тёмное помещение вновь вызвало поднимающуюся волну паники в душе школьника. – Сразу снимай всю мокрую одежду и носки. Я бы настоял на том, чтобы ты принял горячий душ, чтобы не разболеться, но оставлю это на твоё усмотрение, – мужчина локтем включил свет в прихожей, повесил оба пальто на вешалку возле радиатора и, пока Миша снимал насквозь промокшие ботинки, принёс откуда-то из тёмной глубины квартиры стопку вещей.

– Н-не стоит, я и так пользуюсь вашим гостеприимством, – стоило парню оказаться в тепле и вне опасности для жизни, совесть всё же проснулась.

– Просто переоденься, а одежду твою повесим сушиться, – Рафаэль протянул Мише теплый костюм и подтолкнул к ванной. – Я приготовлю чай. Всё равно не согреешься, если будешь сидеть в мокрой одежде.

В ответ Миша громко чихнул. Сосед запихнул его в ванную и захлопнул дверь. Школьник окинул взглядом помещение. Всё говорило о том, что мужчина очень чистоплотный и живёт один: аккуратно сложенные вещи, упорядоченные бутылочки и флаконы на полках, чистая ванна. Совесть снова больно ущипнула, и Миша не позволил себе рассматривать содержимое шкафов в чужой квартире. Быстро сменив брюки и тонкую рубашку на оказавшийся очень большим спортивный костюм, парень развешал одежду на полотенцесушитель и посмотрел на своё отражение: не то при таком освещении, не то после холода и сырости лицо казалось каким-то серым, с нездоровым румянцем на щеках и непонятно откуда взявшимися синяками под чёрными глазами, а почти чёрные волосы неприятно слиплись. Увиденное в зеркале напомнило Мише брошенного в гаражах щенка.

«Понятно, почему Рафаэль помог мне. Представляю, как я выглядел возле парка…» – Миша вытер волосы полотенцем, которое ему вручил хозяин квартиры, и попытался хоть как-то приложить их, но пряди торчали в разные стороны, как у панка из дешевого фанатского фильма. Парень обречённо вздохнул и вышел из ванной. Ноги неприятно покалывало от холода.

При включенном освещении квартира Рафаэля казалась намного выше и просторнее, чем квартира семьи Миши. Здесь были голые штукатуреные стены с потрескавшейся светло-серой или темно-графитовой краской, высокий потолок с потёртыми бело-золотистыми молдингами, под старинной люстрой красовалась позолоченная ажурная розетка. Миша подумал, что она, наверное, из гипса. Потёртый деревянный паркет, старые коврики, небольшой диван на высоких ножках, дореволюционный комод – всё это выглядело старым, а от этого уютным и теплым. Заглянув в кухню школьник подумал, что сосед зажег свечи и растапливает камин дровами, но с удивлением увидел газовую плиту и стоящий на обеденном столе ноутбук.

«Нужно написать отцу, что я в 707 квартире», – он резко остановился на пороге, развернулся и пошел в прихожую, чтобы забрать из пальто телефон. Но телефона там не оказалось. Школьник замер, прокручивая в голове последний час своей жизни. Он ведь не мог бросить телефон в подъезде. Он точно убрал телефон в карман и потом уже посмотрел наверх. Ведь убрал же?

От воспоминаний о чёрной фигуре по коже пробежали мурашки.

– Уже переоделся? – Миша вздрогнул от голоса соседа над ухом и резко обернулся.

– Не видели мой телефон?

– Телефон? – Рафаэль вопрошающе посмотрел на парня, задумавшись на миг, и словно что-то вспомнив понимающе кивнул. – Пока ты был в ванной, тебе звонили. Я представился и сказал, где ты.

Миша облегченно вздохнул.

– А я подумал, что в подъезде оставил, – школьник устало потёр глаза.

– Я тебе приготовил горячую воду с горчицей, чтобы погреть ноги, – мужчина кивнул в сторону кухни. – И сделал кофе. Кроме зёрен и коньяка ничего не нашел, – он смущённо рассмеялся и прошел в кухню.

Оглянувшись, Миша, наконец, смог рассмотреть мужчину без пальто и с недовольством отметил, что выглядел он внушительно: высокий, с длинными ногами, широкими плечами и сильными руками. Оказаться противником человека с такими данными Мише не хотелось бы, зато в качестве союзника Рафаэль выглядел как надёжная защита. Школьник тряхнул головой и впился мрачным взглядом в затылок мужчины. С чего Миша вообще начал думать о конфронтациях?

– Кажется, вы говорили, что недавно переехали, но квартира выглядит обжитой.

– Сочту за комплимент, – Рафаэль снова рассмеялся, – я почти неделю потратил, чтобы расставить мебель и вещи разложить, но всё ещё не закончил.

Маленькая кухня показалась Мише самой современной: напротив панорамного окна на старом ковре выделялся грубый деревянный стол с разными стульями – кованные с мягкими подушками на сидениях и деревянные табуреты. Вдоль стены, выложенной белой плиткой, выставлен небольшой белый гарнитур с маленькими чёрными настенными шкафчиками и с чёрной техникой. Всё это выглядело одновременно странно, стильно и не очень уютно, но выходить из этой кухни не хотелось. Что-то в ней притягивало. Рафаэль указал Мише на стоящий у стула раскладной таз с парящей водой и жестом предложил располагаться, а сам прошел к гарнитуру и налил в чашки горячий кофе. Школьник подтянул штанины трико и сел на стул, осторожно опуская ноги в горячую воду.

– Слишком горячо? Ничего, сейчас привыкнешь, – мужчина поставил перед парнем чашку с кофе и отошел к окну, распахнул шторы. Панорамное окно оказалось выходом на маленький балкон. Надев тапочки, Рафаэль вышел на улицу и снова закурил. Миша с третьей попытки всё же опустил ноги в горячую воду и прикрыл глаза. По телу пробежала дрожь. Чтобы согреться, парень сделал глоток из своей чашки и закашлялся. Кофе оказался разбавлен коньяком.

На краю стола начал трезвонить его телефон – это отец написал сообщение, что постарается приехать в течение часа. Миша не успел ответить, как вернулся Рафаэль и закрыл дверь. С его возвращением кухню наполнил запах мороза, табака и сладкой вишни. Мише показалось, что мужчина насквозь пропитан вишней.

– Согрелся?

– Вы не сказали, что добавили в кофе алкоголь, – школьник поджал губы и мрачно посмотрел на мужчину.

– Это лучший способ согреться из всех, что я знаю, – Рафаэль пожал плечами, поставил перед Мишей большую стеклянную банку с овсяным печеньем и такую же банку с разноцветными конфетами, затем взял свою чашку и опустился на стул напротив школьника. – К тому же, алкоголя здесь не больше чайной ложки.

– Кстати, вы сказали, что этот парк под окнами вас настораживает, – Миша открыл банку с печеньем и взял одно. – Почему?

– А разве нет причин опасаться ночью тёмного леса без фонарей? – Рафаэль вскинул бровь, делая глоток кофе.

«Как будто такому здоровяку что-то угрожает» – мысленно фыркнул Миша.

– Да и слухи ходят, что Лесозаводский маньяк вернулся, – мужчина произнёс это будничным тоном, но Миша насторожился, распрямил спину и сжал в руках горячую чашку.

– Какой Лесозаводский маньяк? Кто это?

– Конечно, вряд ли он смог сбежать из тюрьмы, но вот у него ведь могли появиться последователи, – словно разговаривая сам с собой, Рафаэль покачивал в руке чашку, смотря на чёрную жидкость. – А ты разве не слышал про Сергея Попова?

– Нет, – Миша впился в лицо мужчины жадным, пристальным взглядом. – Расскажите, кто это?

В комнате воцарилась тишина. Мужчина склонил голову в бок, внимательно смотря в глаза сидящего напротив парня мятно-бирюзовыми глазами. Миша не разрывал эту зрительную дуэль, отстраненно думая, что для мужчины у Рафаэля очень длинные ресницы, а такой странный цвет глаз может быть из-за линз. Мужчина улыбнулся лишь уголками губ и пожал плечами, словно прочитал мысли школьника, скользнул рукой в карман брюк, достал пачку вишнёвых Лаки Страйк и багрово-алую зажигалку, зажал губами сигарету. Щелкнул зажигалкой. Выдохнул облако вишнёвого дыма. Щелчок заставил Мишу вздрогнуть и отшатнуться назад, вжаться в спинку стула.

Аромат вишни постепенно наполнил помещение.

– Ты на моих глазах пережил паническую атаку, – Рафаэль сел боком, небрежно бросил на стол зажигалку и оперся локтем о стол, – я не имею права рассказывать тебе что-то пугающее.

– Со мной всё в порядке, – Миша сделал глубокий вздох и спокойно взглянул на мужчину. – Я в выпускном классе и просто устал. Но я хочу… нет, мне нужно знать, о чём вы говорите.

Мужчина искоса посмотрел на школьника, выпуская в воздух струйку белого дыма.

– Ладно, всё равно найдёшь это в интернете, – Рафаэль выдохнул и отвел взгляд от лица Миши, смотря куда-то в чёрное окно. – Сергей Попов, он же «Лесозаводский маньяк» получил два пожизненных за семьдесят убийств, а недавно к имеющимся ему вынесли ещё один приговор на десять, кажется, лет, потому что обнаружили тела и других жертв. Итого на его счету семьдесят пять жизней. Это один из самых кровавых серийных убийц в истории нашей страны.

Миша затаил дыхание, смотря на чёткий профиль мужчины.

– Почему вы сказали, что он может вернуться?

– Потому что люди пропадают, – Рафаэль стряхнул пепел в пустую чашку и сделал глубокую затяжку, выигрывая этим себе несколько секунд на размышления. – Я снял эту трёхкомнатную квартиру за пятнадцать тысяч, хотя ей цена не меньше тридцатки. Но здесь никто не хочет жить, потому что этот район – самый опасный в городе, – Рафаэль запустил пальцы в волосы, нарушая идеальную даже после снегопада укладку, опустил взгляд, сделал нервную затяжку и мрачно продолжил, – если слухи окажутся правдой, то его побег будут тщательно скрывать, чтобы избежать паники среди населения. Но факт остаётся фактом: люди бесследно пропадают в этом парке.

Глава 3. Под ногами того, кто несёт фонарь, всегда темно

Несмотря на все усилия Рафаэля, Миша слёг с температурой. Парень предпочёл бы целую неделю сидеть в душных кабинетах или слушать раздражающую болтовню беспечных десятиклассников, которые вместо консультаций готовились к новогоднему бал-маскараду, чем провести три дня в постели без голоса и без сил. На четвёртый день температура опустилась до рекордных 35,1, и Миша сбежал из дома, не в силах оставаться в четырёх стенах.

«Чем больше проблем дома, тем сильнее манит улица», – подумал школьник, надевая теплый свитер и тяжелые утеплённые ботинки.

За порогом подъезда было уже привычно пасмурно и хмуро. К тонувшей в тумане линии горизонта сползало ярко-алое пятно закатного солнца, и, выглянув в щель между тяжёлыми тучами лишь на несколько минут, снова скрылось. Туман был настолько густой, что Миша мог не щурясь смотреть на солнечный диск, спускаясь к остановке. Парень оглянулся на седьмой дом и подумал, что с балкона его соседа должен открываться превосходный вид на закат. Миша никогда не любил встречать рассветы. Для него рассвет означал начало отсчёта нескончаемого списка дел и задач, которые не кончатся к закату. Закат же был финальным аккордом дня, тем мигом счастья, когда можно всё бросить и заняться собой. Благодаря нескончаемой работе отца, Миша и его сестра вели ночной образ жизни: когда часы показывали далеко за полночь, сестра заваривала какой-нибудь вкусный чай, они вдвоём садились у окна и смотрели на мерцающие огни города.

На остановке Мишу уже ждал Артём, кутаясь в ядовито-оранжевый пуховик и настойчиво игнорируя существование шапок.

– Обморозился меня ждать? – Миша заметил, что Артём снова надел свои любимые баскетбольные кроссовки, но комментировать несоответствие обуви погодным условиям не стал.

– Я тоже рад тебя видеть, зануда, – блондин толкнул друга в плечо и осторожно поковылял по скользкому тротуару. – Я уж думал, что ты отъехал на тот свет со своей ангиной. Сегодняшняя наикрутейшая ярмарка воскресила тебя из мёртвых? Слышал легенду, что в сумеречное время суток на ярмарках можно купить вообще все! И честь, и совесть, и удачу. А если повезёт, то сможешь выторговать себе чужие годы жизни, но нужно обмануть хитрого бога смерти.

Миша цокнул языком и вздохнул.

– Лиса говорила, что набрала там кучу разных сортов чая и мёда, – Миша решил проигнорировать очередные городские легенды фанатика ужасов.

– Почему твоя красавица сестра покупала там чай, как бабка, а не продавала сердца покорённых ею мужчин? – Миша с отчаянием простонал. – Между прочим, она и моё сердечко почти разбила!

– Оставь свои подкаты для Лисы, если не боишься, что она тебе разобьёт лицо.

По дороге до центральной площади школьники успели обсудить всё, что произошло в школе за три дня Мишиного отсутствия и перешли к главной теме, которая мучила Мишу все эти дни – странный сосед из 707 квартиры.

– Так и чё в итоге, этот старикан сказал, что пропажа людей может быть связаны с побегом какого-то маньяка? – Артём недоверчиво вскинул бровь, смотря на друга.

– Думаю, слово «исчезновение» больше подойдёт для людей. «Пропажа» как-то… больше для вещей.

– Да какая, нахрен, разница! – Блондин почти рявкнул и эмоционально всплеснул руками. – Тебе не кажется, что этот чел просто хотел над тобой поржать?

Миша опустил голову и задумался. Рафаэль не был похож на человека, который стал бы подшучивать над перепуганным школьником. И хотя волна жгучего стыда накрывала с головой, Миша не хотел лгать себе – в тот момент, когда мужчина появился за спиной, он был перепуган до смерти. Сосед выглядел скорее настораживающим. Рядом с ним было одновременно тревожно и спокойно – он умел успокоить тоном голоса, запахом сигарет, располагающей к доверию беседе. В парне это интуитивно вызывало больше паники. Миша иррационально опасался этого человека. Внезапно, Артём схватил друга за предплечье и дёрнул назад, грубо выдёргивая в реальность. Парень злобно посмотрел на слишком строгое лицо одноклассника, затем проследил за его взглядом и наткнулся на похоронную процессию. Караван чёрных автомобилей проплыл следом за катафалком, напоминая своим видом неуместную стаю ворон во время Масленицы. Миша и Артём проводили взглядом выделяющийся среди потока грязно-пёстрых машин стройный, ослепительно-чистый траурным ряд, пока он не исчез из вида.

– Плохая примета переходить дорогу перед похоронной процессией.

Миша поднял голову и посмотрел на нависшие тучи такого подходящего гранитно-чёрного цвета, готовые в любой момент разразиться снежной бурей.

– На улице уже смеркается. – Выпускник опустил голову и вновь посмотрел вслед растворившемуся чёрному пятну. – Как думаешь, на кладбище работают фонари?

– Радует только то, что этим людям есть кого хоронить, – голос Артёма прозвучал непривычно мрачно и холодно. По спине Миши пробежал холодок. – Не знаю, как ты, а я собираюсь купить не меньше трех яблок в карамели и тонну имбирных пряников в глазури.

Выражение лица блондина резко изменилось – он хитро хмыкнул и толкнул Мишу в бок локтем, а затем быстро перешёл дорогу и нырнул в толпу, направляясь к заветным лавкам. Парящие жаром блинчики, которые пекли прямо среди рядов на открытом огне, пузатые банки красной и чёрной икры или варенья из кедровых орешек, бесконечные карамельные петушки, ароматные сахарные булочки, громкие разговоры, взрывы хохота, случайные столкновения и непрерывные касания прохожих заполнили пространство вокруг Миши. И как бы он не оглядывался, не мог высмотреть крашеный белый затылок, хоть друг почти на полголовы выше среднестатистического горожанина. Сосредоточиться на мыслях в гуле толпы было сложно, поэтому Миша положился на интуицию и органы чувств. Аромат печёных яблок, залитых горячей карамелью сложно перепутать с другими сладостями, а Артём обожает яблоки, приправленные корицей. Такие готовят не все, поэтому круг поиска сузился до нескольких лавочек. Прислушиваясь к запахам, школьник начал пробираться через снующих в разных направлениях людей. Запах мяты и острых приправ для тайского плова помог отвлечься от сладостей, и Миша заметил мелькающий у дальнего прилавка оранжевый пуховик.

– Ещё раз бросишь меня и я повяжу тебе на шею поводок, – парень подошел к Артёму и вежливо отказался от предложенного продавщицей яблока.

Миша не привередничал, он скорее испытывал отвращение и почти первородный ужас перед едой, продаваемой на улице. Он ведь не мог быть уверен, что руки повара были чистыми во время приготовления, что посуда была чистая, да и вообще, что продукты свежие, а на улице еда не собрала на себя всю возможную пыль и заразу. Это проявлялось постепенно: сначала Миша перестал покупать еду в столовой, затем стал отказываться от готовой еды в магазинах, затем перестал есть в гостях, но упрямо игнорировал тревожные звоночки с такой же настойчивостью, с какой Артём отрицал шапки.

– Не дотянешься, – Артём издевательски хихикал, напоминая своим видом гиену. Миша смерил друга взглядом и потащил за ухо в противоположную от прилавков с едой сторону.

Пытаясь докричаться друг до друга, школьники отходили всё дальше от центра рынка, и тем страннее замечали товары на прилавках. Точнее, их отсутствие. В свете редких фонарей мрачные мужчины с тяжелым взглядом, суровые и неулыбчивые женщины сидели и стояли за пустыми некрашеными лавками из прогнившей и почерневшей под дождями и солнцем древесины. Миша почувствовал странную тяжесть где-то внутри рёбер. Дышать становилось тяжелее.

«Неужели это паническая атака? – Миша положил руку на грудь, пытаясь через одежду унять стук сердца. – Опять?

– Что это? – Парень кивком головы указал на парочку слишком счастливых женщин с откровенно-вызывающими улыбками, которые прожигали взглядами забредших школьников. Одна из них приветливо помахала Мише рукой и подмигнула, а вторая кивком головы указала куда-то наверх.

– Не знаю, – Артём посмотрел на женщин и поджал губы, словно от отвращения к их вызывающему поведению, тут же переведя взгляд на следующий прилавок. – Может, это… рынок услуг? – Блондин замедлил шаг, прищурился, рассматривая выведенные когда-то ярко-красной краской буквы на перекладине под крышей одного из киосков. – Там что-то написано. Пошли спросим.

– Может, лучше уйти? – Миша остановился и сделал шаг назад, с нарастающей тревогой смотря в спину друга, но Артём уже не слушал. Нелогичный и ничем не обоснованный страх, родившийся в его душе на пустом месте, разозлил брюнета. Он глубоко вздохнул, мысленно приказал себе собраться и уверенно пошел за другом.

Старая лавочка с покосившейся крышей, к которой подошли школьники, выглядела настолько ветхой, что даже Артём не рискнул подойти ближе, чем на расстояние вытянутой руки. На почернелой столешнице, освещаемой дрожащим светом свечей, стоял глиняный чайник с отбитым носиком и тут же валялась чашка. Сбоку расположилась стопка ветхих книг, казавшихся древними настолько, будто могли рассыпаться в прах от одного прикосновения. Рядом с книгами лежали листы пергамента, круглая чернильница, расписанная вручную, затупленное перо, несколько колод гадальных карт, на которых невозможно рассмотреть рисунок. Внутри ларька, погруженная в мертвенное молчание, расположилась женщина, кажущаяся ровесницей этой лавочки: хрупкая от старости дряхлая старушонка, сморщенная, скрюченная от боли в суставах, замотанная в тоненький шерстяной платок и собачий тулуп, посмотрела на подростков и хрипло произнесла:

– Какие молоденькие. Дети совсем. Как же вас сюда занесло? Никого не щадит....

– Извините, а что это за рынок? – Артём склонился чуть ниже. Женщина пронзила парня таким взглядом, что блондин отшатнулся.

– Это сумеречная ярмарка. Ярмарка Харона. Сюда могут попасть только люди, одной ногой стоящие в могиле, – женщина подняла руку и указала пальцем с узловатыми суставами на Артёма. – Но ты здесь лишний. Тебя привёл он, – она перевела палец на Мишу и посмотрела на него ярко-синими глазами. – Он подобрался так близко к смерти, что не видит её. Но чувствует.

Тело Миши в миг похолодело и покрылось неприятными мурашками, а ноги онемели. Горло изнутри словно распирал горячий ком, не позволяющий ни пронести ни звука, ни вдохнуть. Дрожь в пальцах не унималась, хотя Миша сжал ладони до побелевших костяшек. Начали дрожать зубы.

– Ха, – Артём усмехнулся, а затем весело расхохотался. – Да вы чего, в какой могиле он стоит? Он же живее всех живых!

– Скоро по тебе заплачет траурный марш, если ты не откроешь глаза, – пожилая женщина смотрела в глаза Миши.

– Кто вы, – с вновь непонятно откуда взявшимся свистом в лёгких прохрипел школьник.

– Я? – она ухмыльнулась беззубой улыбкой. – Истина. Я стара, как мир, и отвратительна. Я была прекрасной. Но люди сами сделали меня такой.

Лихорадочный поток мыслей озарялся алыми вспышками датчика «Тревога!», но логику и здравый смысл Миша оттолкнул на задний план, как бы сильно они не сигнализировали о настигающем безумии. Подсознательный страх снова расправил плечи и вышел на первый план, переключая всё внимание на себя. Миша понял, что это его единственный шанс узнать всё.

– Вы сказали, что я подобрался близко к смерти, но не вижу её. Что это значит?

Женщина глухо рассмеялась, словно на ветру заскрипели ставни и задребезжало стекло, но взгляд старухи оставался холодным, как стальное лезвие.

– Сначала заплати мне, сынок.

– Что вы хотите? – Миша выпалил, не думая. Артём дёрнул его за рукав, но Миша оттолкнул его руку.

– Правду, дорогуша, истинную правду, о которой знаешь только ты.

Миша сделал глубокий вдох, замечая, как легко ему это далось, и сосредоточился на воспоминаниях. Правда, которую знает только он? Это должно быть что-то ценное. Признание, что он в первом классе воровал у девочки, которая ему нравилась, тетрадки и прятал, чтобы помогать ей их искать, вряд ли удовлетворит старую женщину.

– Поспеши, пока сумерки не стали ночью, иначе вы оба останетесь здесь, – предостережение женщины прозвучало как карканье вороны и вызвало в душе Миши нехорошее предчувствие.

Артём пытался держать себя в руках. Он взглядом пытался отыскать скрытые камеры или какой-нибудь промах в гриме актёров, но ничего не видел, кроме густого тумана, подползающего со всех сторон рынок как в фильме ужасов.

– Вы сказали, что вам нужна правда? – Миша прикусил губу и шумно вдохнул, собираясь с мыслями. – Моя мать изменяла отцу. Когда мне было пятнадцать, она забеременела от любовника и решила сделать аборт, но срок был слишком большой, поэтому она отправилась в частную клинику и… её не спасли. Отец все эти годы знал, что мать ему изменяла, но продолжал делать вид, что ничего не замечает. Я не знаю, делал он это ради нас или ради себя, но… Иногда я ненавижу его. Если бы он развёлся, мама, может, была бы жива. – Он стиснул зубы и поднял голову, не замечая скатившихся по щекам слёз. – Такая истина вас устроит?

Старуха снова по-вороньи засмеялась и закашлялась.

– Истина без плевел. Так признаваться могут только юные и пылкие сердца…

– Скоро наступит ночь, у нас времени нет! – школьник всхлипнул и стер рукавом дрожащие на ресницах слёзы.

– Смерть, которая ходит за тобой по пятам, живёт под двумя семёрками, – лицо женщины стало серьёзным.

– Рафаэль? – Миша растерянно моргнул.

– Твой странный сосед? – сохранявший до этого мгновения молчание Артём удивлённо воскликнул.

– Да-а-а-а, – старуха растянула потрескавшиеся губы в мрачной улыбке. – На его руках нет крови, хоть он отправил на тот уже немало душ. А сейчас он идёт за тобой.

– Как он это делает? – Миша приблизился к женщине почти вплотную, отчего та недовольно отвернулась.

– Это уже второй вопрос. Но ты назвал две правды, так что отвечу: люди сами идут к нему. И делают то, что он им велит.

– В смысле? – Артём снова встрял в разговор. – А что он им велит?

– Расстаться с жизнью… – Миша опустился коленями на мокрую землю, словно последние силы покинули его тело, но резко поднял голову и посмотрел в глаза женщины. – Как нам выбраться отсюда?

– Это уже третий вопрос, – старуха недовольно поджала губы и прищурилась.

– Вы не посчитали моё признание, что я виню в её смерти отца.

Артём усмехнулся, заметив, что Миша стал похож на торгаша из плохой комедии, но на женщину это подействовало. Она тряхнула руками, жестом приказывая Мише отодвинуться.

– Убирайтесь отсюда!

– Как жестоко. – Миша поднялся и недоверчиво посмотрел на старуху.

– Правда всегда жестока, – старуха махнула рукой на парня, затем подняла палец вверх, указывая на небо. – Идите на белую звезду, но не смотрите на красную. И не оборачивайтесь.

– Окаменеем? – Артём вскинул бровь, а женщина плотоядно улыбнулась.

– Вас заберёт Смерть, которая вам уготована. Сумерки переходят в ночь, поторопитесь.

– Спасибо, – Миша схватил за руку Артёма и быстрым шагом, почти переходя на бег, пошел вперед, смотря на небо.

Белая звезда прямо перед ними. Нужно просто идти вперёд, пока они не вернутся в реальный мир. Нога Миши соскользнула. Он не смог удержать равновесие и шагнул в ледяную воду, мысленно выругавшись, но не успев издать ни звука. В рот попала вода. Он проваливался вниз, пронзая телом толщи воды с такой скоростью, словно что-то тащило его вниз. Пытаясь сохранить воздух в лёгких, Миша посмотрел вниз и закричал от ужаса. Из темноты на него смотрело изуродованное сумасшедшей улыбкой с окровавленными зубами и пугающей гримасой плотоядной жажды лицо Рафаэля.

Боль сдавила лёгкие. Сердце сжалось. Миша резко распахнул глаза и увидел перед собой размазанный полумраком высокий белый полоток и привычные светло-серые стены комнаты. Горло словно сдавили металлические пальцы, не позволяя сделать вдох. Парень приподнялся на локте, прислонился спиной к изголовью кровати и потянулся рукой к стоящей на столе бутылке с минеральной водой, дрожащими руками открутил крышку и сделал глоток. Чьи-то пальцы на шее ослабли и он смог сделать глубокий вдох и громко закашлять. В соседней комнате заворчала сестра. Миша жадно припал губами к горлышку, хоть тёплая минералка на вкус отвратительна. В коридоре раздались шаги и дверь в его комнату приоткрылась. В полумраке блеснули очки – сестра заглянула в комнату, проверяя Мишу.

– Ты как? Нужно что-нибудь?

– Просто горло пересохло. Порядок, – Миша приподнял бутылку, словно произнёс тост, и отпил ещё воды.

– Если что-то понадобится, зови, я всё равно не сплю.

– Да, спасибо, – парень вернул бутылку на стол и снова лёг на подушку. Дверь за сестрой закрылась.

Глава 4. Умей ценить тех, кто ценит тебя

Миша проснулся от грохота. Открыл глаза и посмотрел в сторону закрытой двери. В ночной тишине отец тихо матерился, видимо, поправляя то, что уронил. Парень протянул руку, чтобы коснуться электронных часов на прикроватной тумбе. Шесть сорок семь. За тонким тюлем и распахнутыми шторами непроглядная темнота, не видно даже звёзд. Голова налилась тяжестью, словно в мозг влили раскалённый алюминий. Пересохшее горло болело так, словно во сне ему сделали глубокий разрез от подбородка вдоль трахеи и вытащили наружу язык. Хлопнула входная дверь. Квартира погрузилась в ослепляющую тьму и оглушающий тишину. Страх темноты снова сдавил рёбра. Дышать стало тяжело. Сердце сжалось, каждый удар отдавался тупой болью. Парень поднялся, ощупью нашел тапочки и вышел в кухню. В комнате сестры горел ночник.

Миша включил чайник, взял из комнаты учебники и конспекты, которые ему принёс Артём, налил себе чай и расположился за столом возле батареи, погружаясь в домашние задания. Так прошло несколько часов. Небо за окном начало светлеть и над горизонтом растеклась алая лужа кроваво-алого света. Из комнаты вышла заспанная сестра. Потирая глаза и душераздирающе зевая, она положила на край стола толстый учебник в мягкой обложке и очки для чтения.

– Доброе утро.

– Мг, а ты чего не спишь? – Девушка посмотрела на часы. – Болит что-то?

– Нет, всё в порядке, – Миша не поднял от учебника глаз.

Девушка убрала вьющиеся пряди волос за ухо, включила кофеварку и посмотрела на брата: бледный, нервный, с чёрными тенями под глазами, сгорбившийся над учебником. Он совсем не был похож на самого себя, напоминая сломленного и загнанного в угол ребёнка, которому резко пришлось повзрослеть. Лиса потерла лоб, мысленно ругая себя за то, что перестала уделять внимание брату, налила в свою чашку кофе, взяла баночку с клубничным суфле и села за стол.

– Миш, как ты себя чувствуешь?

Брат почти удивлённо посмотрел на сестру.

– Нормально, – он пожал плечами и снова опустил голову.

Лиса прищурилась, вдохнула и спросила прямо:

– Тебя снова мучают кошмары?

Миша чуть склонил голову в бок, вздохнул, поднял голову и и недовольно взглянул на сестру.

– С чего ты взяла?

– Ты кричал во сне.

– Я не… – Миша нервно растянул губы в подобии улыбки и пожал плечами. – Что ты несёшь. Я не кричал во сне и никакие кошмары меня не преследуют.

Школьник раздражено захлопнул учебник и поднялся со стула. Рассказывать про детский страх темноты сестре ему хотелось меньше всего, иначе пришлось бы рассказать и про фонари, и про соседа-маньяка, и про старуху во сне, у которой он за три истины купил спасение от собственной смерти. Парень представил, как прозвучат его слова и решил, что это путёвка в психиатрический диспансер с диагнозом вроде «паранойя» или «мания преследования». Но себе школьник старался не лгать: он снова начал видеть странные сны. Его истязал тот вид ночных кошмаров, от которых, кажется, может остановиться сердце во сне, когда по щекам градом текут слёзы, холодеет кровь, в горле застревает крик ужаса, но на утро ничего не остаётся в памяти. И Миша надеялся, что сестра слишком погружена в сессию, чтобы заметить ещё и появившиеся панические атаки.

Доставая из холодильника тосты, молоко, сыр, масло и яйца, парень представил весы, как у Фемиды: на одну чашу сложил всё, что узнал за прошедшую неделю, начиная от нескольких городских легенд и бредовых снов, и заканчивая слухом о возвращении маньяка либо о появлении его подражателя. Разбил яйца в миску и добавил к ним молоко. На другую чашу возложил доводы здравого смысла. На сковороду кинул кусочек сливочного масла, подождал, когда оно растопится, затем бросил холодный тост, отрезал тонкий пласт сыра. Стрелка на весах в голове неутешительно указывала на смрад безумия, исходящий от первой чаши.

Лиса хлопнула книгой брата по ноге, требуя отойти от раковины, и попыталась сделать большой глоток кофе.

– Ты уже? – коварно улыбаясь, Миша посмотрел на раздувшиеся щеки сестры и надавил на них, заставляя фонтаном выплюнуть весь кофе. От возмущения девушка ещё раз хлопнула брата книгой, но теперь по плечу, от чего тот театрально застонал и сполз на пол, изображая предсмертные конвульсии. – Ты победила меня, бесхребетная воительница! О, я раненый воин, павший от… что ты там читаешь?

– Храбрая, а не бесхребетная! – Лиса толкнула Мишу в ногу, затем поднесла к лицу Миши книгу. – Основы архитектуры и строительных конструкций. – Брат зашипел, как вампир от библии, затем обмяк и лег на пол. Сестра рассмеялась и протянула ему руку. – Ну актёрище. Такой талант пропадает! Может, к чёрту авиастроительный? Пойдёшь в театр?

– Актёров и без меня хватает, – парень взял сестру за руку и поднялся с пола, – а самолёты строить – тоже искусство.

Лиса тепло улыбнулась и потрепала Мишу по волосам.

– У тебя тост сгорит, если не перевернёшь. Я пошла собираться, у меня сегодня экзамен!

Миша махнул сестре рукой и вернулся к плите. Степень поджарки кусочка хлеба уже дошла до стадии кремирования. Парень вздохнул и выбросил останки в мусорное ведро. Затем счистил со сковороды угольки, вылил на неё взбитые яйца, засёк время и представил, как его голова коснётся подушки и он наконец выспится. От этой фантазии по телу разлилась сладостная, болезненная нега, но три страшные буквы заставили школьника встрепенуться. ЕГЭ. Миша не может позволить себе прохлаждаться и спать, пока не сдаст экзамены и не поступит в университет.

Сестра впорхнула в кухню, поцеловала Мишу в щеку, оставляя тёмно-красный след, и убежала, прося помолиться или ругать, на чём свет стоит.

Миша выложил на одну половину горячего омлета тонкие пластики сыра и прикрыл второй, как тако, переложил получившийся полукруг на тарелку, взял чашку с чаем и сел возле окна, вытянув ноги на соседний стул. Из-за слабости и озноба Миша разрешил себе не ходить на уроки и ограничиться консультациями по профильным предметам. Погружаться в вычисления или строить чертежи для него равносильно медитации. Мозг полностью отключается от реальных проблем.

На вечерних дополнительных занятиях тревожные мысли о серийном убийце из квартиры 707, проклятых домах, туманах-убийцах и мифических фонарях испарились. В математике всё просто – если интеграл сложный, сначала его нужно преобразовать, а потом всего лишь провести множество операций умножения нескольких слагаемых и сложить результаты этих умножений друг с другом. Как в шахматах – чтобы понять механику игры, нужно всего лишь знать правила. За соседней партой Витя почти бьётся головой об стол, а отличница бьет его свёрнутой в трубку тетрадью, потому что устала объяснять одно и то же. Рядом Артём умиротворяюще бормочет самые обидные проклятия всем создателям точных наук, вызывая у Миши смех. Они не заметили, как солнце сползло к горизонту и повисло в опасной близости от колючих макушек деревьев. С гор на город сползли сумерки.

Стоило выпускникам выйти на улицу, как липкий холодок пробежал по позвоночнику, выбрасывая нервные импульсы по всему телу. В приглушенном колючими тучами свете почти скрывшегося солнца белоснежные равнины ярко контрастировали с чёрными стволами деревьев. Миша не испытывал страх, когда выступал с докладом на конференции и сотни глаз уставились на него, а сотни ушей придирчиво вслушивались в каждое его словно. Но поселившееся в душе беспокойство от пронзительного мятно-бирюзового взгляда холодило кожу. Страх ощущался прикосновением лезвия топора вдоль спины. Ноги потяжелели, кончики пальцев начали дрожать, застучали зубы и от нервного напряжения висок прострелила внезапная острая боль, как будто обухом ударили.

– Миш? – Артём спустился с крыльца и прошел несколько метров, прежде чем заметил, что друг застыл на пороге школы. – О, ты че такой бледный?

Миша тряхнул головой и приказал взять себя в руки, выйти из здания и догнать друга. В конце концов, пока он с кем-то, на него никто не нападёт.

– Голова болит, – Миша спрятал руки в карманы пальто. – Почему уже так темно? Ещё только пять часов!

– О? – Глаза Артёма вспыхнули пламенем азарта и Миша пожалел, что открыл рот. – Ты не знаешь? Сегодня же день зимнего солнцестояния! Сегодня са-а-а-амый короткий день и самая длинная ночь, наполненная мраком смерти, зимним отчуждением, холодом, ужасом и злом, потому что в эту ночь рождается новый год, ход времени поворачивается к весне и начинается воскрешение природы, – Артём зловеще захохотал, но вместо супер-злодейского смеха у него получился крик чайки. – Кстати! А ты зна-а-а-ал, – Миша кинул на друга самый мрачный взгляд, на какой был способен, и демонстративно промолчал, но одноклассник это проигнорировал, – из-за того, что ночь сегодня самая длинная, может случиться всё что угодно. Считается, кто помрёт в эту ночь, может стать вампиром. И защитить тебя может только домашнее животное. А если у тебя нет хотя бы одного питомца, то твои дела плохи. Потому что скрывающееся в ночи выслеживает одинокие души и забирает их себе. Тебе бы надо хоть местную кошку прикормить ради спасения.

– Ты замолчишь когда-нибудь? – Миша раздраженно толкнул Артёма локтем, чувствуя, как стальной холод металлических пальцев паники впивается в сердце, и пульс сбивается с ритма.

– Да понял я, что ты не в духе сегодня, – до самой остановки Артём сохранял молчание, но сев в автобус, задумчиво произнес, – я слышал, что кошки сами выбирают себе хозяина.

– Не люблю кошек, – Миша передёрнул плечами и отвернулся от окна. Смотреть, как чернота пожирает город, ему не хотелось. Артём окинул друга тревожным взглядом, словно заразился его нервозностью.

На остановке возле спального района Мишу встретило тотальное одиночество. Солнце давно скрылось, и надежда Миши спокойно добраться погасла с его последними бликами на погасшем горизонте. Что-то сильно тревожило школьника. Миша попытался найти причину этого чувства, и стоило ему оглядеться, как кортизол в крови, подгоняемый адреналином, наверняка побил все рекорды по показателям.

Фонари не горели.

Дорожка мимо парка погрузилась в настолько плотную тьму, что Миша сломал бы луч фонаря, если бы попытался посветить в ту сторону. Казалось, город вымер. Воздух стал вязким и густым, как кисель, и звуки в нём застыли и растворились. Вокруг не было ни души. Миша лихорадочно перебирал в уме способы добраться до дома и потянулся за телефоном, когда услышал негромкое, но настойчивое «Мия-а-а-а-ау». Чёрный кот сидел прямо возле ног школьника и пытался привлечь к себе его внимание, а когда парень встретился с котом взглядами, животное поднялось и побежало в сторону парка. В голове Миши снова появились весы Фемиды, измеряющие степень безумия, но парень отмахнулся от этой мысли и быстрым шагом пошел за котом. Чем ближе к парку подбегал кот, тем он казался больше. Миша готов был поклясться, что кот стал размером с овчарку, а к середине дорожки был огромным как медведь. Его чёрная шерсть переливалась, словно поглощала свет редких звёзд и подсвечивалась изнутри. Но стоило Мише ступить на освещённый тротуар, как кот снова стал обычных размеров.

– Как ты это сделал? – Парень присел возле кота, рассматривая его. Кот же ответил пристальным взглядом. – Может, ты оборотень? Ну, в любом случае, спасибо, что защитил и проводил до дома. Я твой должник.

Кот отвернулся от Миши, словно потерял к нему всякий интерес, и побежал к переходу.

– Хочешь сказать, что это ещё не всё? – Школьник поднялся и поспешил за котом.

Миша удивился, что кот идёт туда, куда нужно ему, но когда кот сел возле третьего подъезда седьмого дома, дожидаясь парня, его удивление стало перерастать в ужас. Кот зашел в подъезд, затем дождался возле ног Миши лифт, вошел вместе с ним в кабину и проводил школьника до самой двери.

– Может, останешься? – Миша открыл дверь перед котом и жестом пригласил его входить, но тяжело вздохнул. – Я разговариваю с кошкой. Мне в самом деле пора в психушку.

Кот заглянул в тёмную квартиру, словно принюхиваясь, но развернулся и побежал по лестнице вниз. Миша потер глаза, обреченно вздохнул и зашел домой.

Зимние вечера невыносимо длинные. К концу декабря начинает казаться, что солнце забывает об этом городе. Оно выглядывает где-то в третьей четверти суток на несколько минут и снова скидывает человеческий мирок в вязкую темноту. В этой темноте люди просыпаются. Плетутся куда-то. По вечерам возвращаются в свои дома, готовятся к новому дню и ложатся спать. Некоторым счастливчикам удаётся в обед вырваться из бетонных оков и устремить взгляд в небо. В этом городе оно настолько низкое, что кажется, будто шерстистую тучу можно задеть рукой.

Миша вздохнул и отложил книгу. Ветер завывал кому-то серенады и стучался в окна. Лиса достала из шкафа посуду, и поставила перед Мишей его порцию ужина и чашку малинового чая, взяла свою тарелку и чашку с клубничным чаем, опустилась на стул напротив Миши, сложила под себя ноги и взяла в руки планшет, чтобы включить видео, под которое они будут ужинать.

Миша перевёл взгляд на яркие огни города за окном, подперев голову рукой. История со странным соседом не выходила у него из головы, как бы парень не пытался отвлечься. Панические совсем не радовали. Неизвестность, непонимание границ реальности происходящего сводило Мишу с ума.

– Сусуватари! – Лиса вскрикнула так, что Миша вздрогнул и выронил вилку.

– Что?

– В мультике про девочку и лесного духа были ожившие комочки угольной пыли, – сестра показала брату обложку мультфильма с двумя девочками и огромным серым… существом. – Помнишь?

– Не очень, – Миша нахмурился и покачал головой, – разве мы его смотрели когда-то?

Василиса расплылась в довольной улыбке, включила мультфильм и поставила на стол планшет. На экране две сестры переезжали в новый дом. Своеобразный стиль рисовки не привлекал Мишу, как и слишком эмоциональные выкрики, зато Лиса довольно наблюдала за жизнью девочек. Парень снова перевёл взгляд в окно, вспоминая тот странный вечер, когда погасли все фонари. Если вновь отбросить логику и здравый смысл, предположить возможность существования других миров или каких-нибудь тонких невидимых субстанций, то…

«То я точно сошёл с ума» – Миша горько улыбнулся, посмотрел на планшет и увидел девочку, пробирающуюся сквозь ветви и корни деревьев. Эта сцена отозвалась в его душе тяжестью и теплотой. Сейчас он точно так же пытается пробраться через сомнения, панику, страх и всеобщее убеждение, что сверхъестественного не существует. Малышка выбежала из туннеля и упала на огромного пушистого зверя, похожего на сову и кошку одновременно. Существо представилось как тролль из книжки, которую читала девочка. Миша вздрогнул.

– Я… я сейчас, – парень поднялся из-за стола и ушел в комнату, взял телефон, отыскал среди контактов номер друга, написал ему короткое сообщение: «Я собираюсь проникнуть в его квартиру и всё выяснить» и положил телефон на стол. Но стоило сделать шаг в сторону двери, как телефон начал вибрировать.

– Куда ты собрался? Совсем с ума сошел?! – Артём кричал в трубку и чем-то шумел. – Это проникновение со взломом! Нас посадят!

– С чего ты взял, что я тебя с собой зову? – Парень прислонился спиной к стене и улыбнулся. Если назревала какая-то подозрительная авантюра, Артём всегда оказывался рядом и тащил всех за собой. Однажды он угнал москвич своего деда и сильно его поцарапал, поэтому приехал на СТО и со всех своих накопленных денег оплатил полную покраску и частичный ремонт старенькой машины. Когда вместо выцветшего синего москвича дед Артёма увидел что-то блестящее и неоново-серебристое, то долго материл внука за это.

– Как будто я тебя туда одного отпущу, – друг фыркнул. С шумом застегнулась молния и хлопнула дверь. – Никуда не ходи, я приду и мы всё обсудим. Нельзя так просто взять и залезть в чужую квартиру! Вдруг он там?

– Я проверю.

– Как? Постучишь? Не смей даже приближаться к двери! Иначе я позвоню Лисе и натравлю её на тебя!

Миша сбросил звонок, вздохнул и посмотрел в окно. Возле горизонта повисла кривая улыбка кроваво-красной луны, и от этой картины по коже пробежали мурашки. Парень положил телефон на стол и вернулся к сестре.

– Что-то случилось? – Девушка взглянула на брата, облизывая пальцы от сливочного крема.

– Артём сейчас придёт, – Миша сел за стол, подпёр щеку рукой и постарался вникнуть в сюжет мультфильма, но мысли кружили вокруг квартиры 707 стаей ворон. Парень стучал пальцами по столу. Есть не хотелось, к тому же еда остыла, как и чай.

Раздался звонок в дверь.

– Папа что ли… – Лиса опустила ногу на пол, но брат жестом остановил её.

– Это Артём, я открою.

Тяжело дыша и кашляя от холодного воздуха, в квартиру ввалился блондин и с порога вцепился в Мишу, проклиная его сумасбродную идею.

– Тихо! Не ори так! – Миша фыркнул на друга и оглянулся. На пороге кухни с мрачным лицом стояла сестра и наблюдала за парнями.

– П-привет, Василиса, – Артём покраснел чуть сильнее, смотря на девушку. – Извини, что так поздно…

– Чай будешь? – Лиса всё же улыбнулась и Миша услышал, как Артём облегченно вздохнул и начал кивать. – Замёрз, наверно?

– Там не холодно, но ветер, – парень скинул пуховик на руки Миши и прорычал в очередной раз, чтобы Миша даже не думал никуда идти без него.

– Ты пока приготовь чай, а мы сейчас вернёмся, – Миша швырнул в Артёма его пуховик, надел домашние тапочки и вышел в подъезд, таща друга за собой за ворот свитера. – Сейчас же идём туда, пока он не вернулся.

– Курить пошли? – Девушка посмотрела на захлопнувшуюся дверь и вздохнула. – Дети… Ладно, папе не скажу.

– Да откуда ты знаешь, что его нет дома? – Артём натянул пуховик и пошел вслед за другом вверх по ступеням.

– Мы встретились с ним ровно неделю назад, это была пятница и у него был завал на работе. Он сказал, что обычно возвращается раньше. Значит, по пятницам у него что-то вроде отчетов.

– А если это случилось только один раз? – одноклассник злобно шипел за спиной, но Миша не оглядывался. – Простое совпадение! Ты же не узнал, где он работает? А если у него была смена в тот день?

– Я знаю, что его сейчас нет дома. Ты можешь мне не верить, но я это чувствую, – Миша вбежал по последним ступенькам и остановился перед чёрной матовой дверью с тремя серебристыми цифрами.

Посмотрев на дверь сейчас, парень подумал, что эта краска поглощает световые лучи и выглядит как чёрная дыра или портал. Лампы дневного света заливали лестничную клетку ровным и густым светом, не моргая и не прерываясь. Так сгущёнка тянется ровной тугой струйкой. В воздухе парили частички пыли. Из-за соседней двери доносились звуки громко работающего телевизора. Где-то плакал ребёнок. Миша поднял руку и замер в нескольких сантиметрах от ручки. Его пальцы, вопреки ожиданиям, не дрожали. Он решил пока наступить на горло рассудку и прислушаться к интуиции, и чувствовал, что делает правильный шаг. Школьник прикоснулся пальцами к металлической ручке и опустил её.

Обратного пути больше нет.

Дверь поддалась и беззвучно открылась. Артём вцепился в плечо друга. Он выглядел потрясённым и пытался подобрать слова, открывая и закрывая рот как рыба.

– Стой. Погоди, а если он дома? Может он… труп там расчленяет? Или сам мёртвый лежит? А если он нас зарубит сейчас?!

– Для этого ты здесь – прикрывать со спины и следить, чтобы никто не заметил нас, – Миша скинул с плеча руку блондина и вошел в квартиру. – Чёрт, телефон на зарядке остался. У тебя есть фонарик или зажигалка?

– Откуда? – Артём зашипел и вступил следом за Мишей в абсолютный мрак. Он раньше не испытывал подобного: кожа покрылась мурашками и тело начало дрожать, как от озноба, где-то между лёгких, под рёбрами и под грудиной, появился холод, словно болт застрял в пищеводе. Это не было обычным страхом. Артём пытался рассмотреть хоть что-то перед собой, но ничего не видел, словно спустился в подвал. Нервное напряжения вызвало приступ головной боли, от которой начало тошнить. – Миха… Что не так с этой квартирой?

– Думаю, дело не в квартире, – голос друга отразился от стен и подсветил первые очертания помещения, Артём словно увидел звуковые волны и услышал пространство вокруг себя.

– Я не вижу ничего, – парень вытянул вперёд руку, пытаясь дотянуться до стены, но наткнулся на чьё-то теплое тело и запищал, как перепуганная школьница.

– Тише ты! Это я! – Миша сжал запястье Артёма. – Успокойся. Просто надо найти выключатель и…

Комнату озарила вспышка света. Он оказался настолько ярким, что Артём не мог открыть глаза, не испытывая боль. Мигрень вцепилась в виски стальными пальцами и сдавливала череп.

– Что вы здесь делаете? – Голос прозвучал так знакомо, словно Артём слышал его совсем недавно. – Миша? О?.. Артём?

Блондин замер. Это голос Саши. Бариста из кафе-пекарни.

– Саша? Откуда ты… – Артём потёр глаза, пытаясь привыкнуть к свету, но это не помогло. Ослепляющая пелена не проходила.

– Он пытается и тебя убить? – В голосе Миши зазвенела ярость.

– Кто? – Саша прозвучал настороженно. Артём попятился назад, пытаясь рукой найти стену и попытаться найти выход.

– Тот, кто живёт здесь. Рафаэль. – Друг злился и волновался. Саша громко рассмеялся в ответ. Он едва успокоился, дойдя до истеричного гогота.

– Рафаэль? Убить? – Саша немного успокоился, но голос всё же был напряжен. – Нет, я здесь, потому что он спас мою жизнь. Как и спас твою неделю назад.

Артём услышал, как Миша затаил дыхание, запыхтел, помолчал, но продолжил говорить.

– Почему ты здесь?

– Потому что я живу в этой квартире.

– Но Рафаэль ничего не сказал об этом, когда я был здесь в прошлый раз!

– Так, – теперь в голосе бариста звучали раздражение и злость. – Тебя это никаким боком не касается. Я уже не спрашиваю о том, почему вы без разрешения вошли в мою квартиру и что вы тут собирались делать. Я могу просто вызвать полицию и сдать вас к чертям собачьим!

– Я уверен, я знаю, что тот, кто называет себя Рафаэлем, причастен к исчезновению людей в этом городе! – Миша сделал куда-то шаг.

– Стой на месте! – ослеплённый Артём вытянул вперёд руку, пытаясь поймать друга, но хватал лишь воздух.

– Расскажи, что ты знаешь о нём? Он может использовать тебя для своих злых целей!

– Хватит пиз… – Саша осёкся и замолчал, вспомнив просьбу Рафаэля не материться. – Болтовня для завязки хороша только в порнухе. Убирайтесь отсюда!

Артём врезался спиной в какие-то полки, на его голову упало что-то мягкое, напоминающее игрушку, и в тот же миг школьник увидел перед собой старую фигурку деда мороза. Зрение вернулось и картинка начала появляться, но из подъезда послышались шаги. Свет в начал мигать. Миша замолчал и оглянулся на Артёма.

– Вон отсюда! – Саша резко развернулся и рывком распахнул дверь. Артём не стал медлить – схватил Мишу за руку и дёрнул его к выходу, когда на лестничной клетке выросла высокая чёрная фигура в длинном пальто. Свет в подъезде померк. Звуки пропали. В режущей ухо тишине школьники увидели маленький алый огонёк, высекающий из темноты острые черты лица и подсвечивая глаза алым блеском.

Мир погрузился в тишину. Кровавый оскал луны с любопытсвом заглядывал в подъездное окно, оставляя на подоконнике багровые лучи. Миша и Артём сжали руки друг друга, чувствуя, как дрожат их пальцы. По полу поползли вьющиеся клубы морозного тумана. Дыхание на губах школьников переродилось в пар и почти стихло. Артёму казалось, что грохот его сердца слышно даже на первом этаже. Он взглянул на Мишу и лицо друга напугало его: бледное, как у трупа, с застывшей смесью тревоги и надежды. Миша смотрел в сторону сгустка тьмы и не моргал. Артёму хотелось закричать, схватить Мишу за плечи и тряхнуть как следует. Хотелось как-нибудь разорвать этот вакуум, увидеть солнце и вдохнуть воздух, но его тело окаменело. Артём никогда не испытывал подобное, но слышал, что примерно так описывают сонный паралич. Тело уже отчаянно требовало кислород, но школьник не мог вдохнуть. Он не услышал, скорее почувствовал свист и хрип где-то в горле, и паника овладела его телом. Артёма начало трясти, по щекам потекли слёзы.

– Потерялся во мраке? – Холодно и твёрдо, как отлаженный механизм, работающий без перебоев, прозвучал голос. По коже Миши пробежали мурашки от болезненно-приятного чувства сродни ностальгии. Его грудь сковала острая боль, но школьник сделал шаг вперёд, отпуская руку Артёма.

– Ваш голос – не песня пламени, – в темноте голос Миши дрожал от боли, ломался, но не вызывал эхо, – а песня того, что вызовет это пламя. Ваш голос – секунда перед самой красивой катастрофой.

– Как называется эта катастрофа? – То, что стояло в темноте, издало звук, напоминающий смешок.

– Насильственное лишение жизни, – Миша остановился, вглядываясь в темноту.

Единственный источник света, маленький алый огонёк, высекающий из темноты черты лица чёрной фигуры, погас. Мир снова поглотила темнота и безвоздушный в вакуум. Миша схватился за горло и захрипел.

– Если долго смотреть в бездну, то бездна тоже посмотрит в тебя.

Единственный звук – щелчок переключателя света – разрушил удушающую тишину и мрак.

Артём снова стоял на пороге квартиры номер 707 и сжимал в руке запястье Миши. Его одноклассник с безразличным выражением смотрел на мужчину в длинном чёрном пальто с целой сеткой мандаринов.

– Сосед с седьмого этажа? – Рафаэль приветливо улыбнулся и ступил на этаж. Лампа дневного света сморгнула и мужчина состроил недовольную мину. – Что фонари, что свет в подъездах. Я напишу в управляющую компанию жалобу на электричество, – он вздохнул и подошел к открытой двери в свою квартиру. – А что вы здесь делаете?

– В шахматы хуярим, – голос подал парень с голубыми волосами. Он стоял на пороге квартиры в тёплой пижаме, свитере и толстых носках и смотрел на мужчину так, словно собирался спустить его с лестницы. – Партийку не желаешь?

– Я же просил… – Рафаэль потёр глаза, но Саша в ответ лишь показал средний палец. – Соседи, а вы что тут…

– Поздороваться приходили. Крашеный со мной работает, а этот живёт под нами, – парень направил испепеляющий взгляд на школьников, – вот прощаемся.

– Как жаль, что вы не зайдёте к нам на ужин…

– Ведь ужина у нас нет. – У Саши нервно дрогнул уголок губ.

– Рад был снова повидаться, – Рафаэль кивнул школьникам и зашел в квартиру, а Саша тут же захлопнул дверь.

Артём растерянно смотрел на закрытую дверь и не понимал, что он здесь делает. Вместе с Мишей они поднялись на последний этаж, но для чего, о чём говорили с Сашей, Артём не помнил. Словно из памяти вырезали какой-то фрагмент. Блондин посмотрел на Мишу – его лицо ничего не выражало. Абсолютно ничего, словно вместо друга перед Артёмом стояла шарнирная кукла. «Словно он увидел бездну» – пронеслось в голове школьника, но он не понял, откуда взялась эта мысль.

Миша резко открыл глаза. Темно. Шторы и дверь плотно закрыты, на плече лежит махровый плед. В кухне гремит посудой сестра. В горло как будто впилось разбитое стекло, и приступ кашля заставлял эти осколки вспарывать тонкие стенки. Парень приподнялся и сел на кровати, потёр глаза, пытаясь понять, что произошло. Неужели он пришел домой и просто заснул? Не поднимался на девятый этаж, не разговаривал с Сашей и не столкнулся с тем существом, которое прячется в тени Рафаэля? От кашля уже болели рёбра. Миша поднялся с кровати, натянул на плечи тонкий плед и вышел из комнаты.

Артём прислонил замерзшие ступни к батарее и сжал в руках чашку с чаем, в очередной раз удивляясь способности Лисы из травы и сухих ягод создавать что-то волшебное. Пряная вишня и красный чай оттеняла сладость клубники и мёда. Школьник вдохнул сладкий запах и расплылся в довольной улыбке. Сестра Миши сидела напротив, склонившись над толстой книгой и смотря на мелкие буквы через овальные очки в ярко-красной оправе. Артём поглядывал на девушку и быстро отводил взгляд. Внезапный грохот заставил Лису и Артёма поднять головы. Захлёбываясь кашлем, Миша открыл холодильник и взял бутылку минеральной воды.

– Эй-эй-эй! – Артём подскочил с кресла и рванул следом за другом. – Ты че?

– Она же ледяная! – Лиса вслед за Артёмом подошла к Мише и захлопнула холодильник, тут же налила в стакан воду и пихнул его в руки брату. – Добьешь своё горло. Я тебе лучше чай тёплый сделаю.

Миша сделал глоток и зажмурился от боли.

– Я знаю, кто убивает людей, – Миша прислонился плечом к стене и сделал ещё глоток. Меньше болеть горло не стало.

– Каких людей? Ты ещё не проснулся? – Друг вскинул бровь. – Тебя так от температуры вштырило?

Лиса с подозрением оглянулась на брата и вскинула бровь.

– Мужик с девятого этажа как-то доводит людей до сaмoyбийствa, – Миша отошел к столу и опустился на стул. Ноги стали ватными и не слушались, от температуры начинало знобить.

– У тебя есть доказательства? – Блондин устало вздохнул и потёр лоб.

– Я… – Миша снова закашлялся. – Просто приснилось, что я попал на ярмарку Харона и старуха рассказала, что это он, сосед приложил руку к исчезновению людей. А до этого Рафаэль сам говорил мне, что люди пропадают.

Скептицизм на лице Лисы сменился тревогой, а в глазах Артёма вспыхнула тревога с нотками отчаяния.

– Какая, нахрен, Ярмарка в декабре? Какой Харон? – Одноклассник потёр пальцами переносицу, глубоко дыша. – Допустим. На один миг допустим, что на тебя каким-то магическим образом, – Артём говорил медленно, тщательно подбирая цензурные эквиваленты срывающимся с губ ругательствам, – снизошло озарение, что какой-то мужик заставляет людей убивать себя. Но…

Миша устало покачал головой и прижал стакан ко лбу.

– Говорю же, просто сон.

Через несколько минут на столе стояли три чашки с горячим фруктовым чаем и ваза с горячим печеньем. В эту вазу мама всегда складывала имбирное печенье, которое Миша обожает. Воспоминания о прошлом застряли ноющим комом боли в горле. Парень всхлипнул и потер глаза, пытаясь заглушить подкатывающие рыдания. Он понял, что попал в одну из самых коварных ловушек разума: привык, что у него всё стабильно плохо, на грани «невыносимо больно» и «тяжело», что это состояние поглощало, тянуло на дно без возможности поднять голову и взглянуть на свет, но оно стало личной зоной комфорта, выбраться из которой нет цели и сил. На любую попытку спастись или быть спасённым мозг выдавал сотни отговорок или заставлял бежать прочь. Потому что персональное «плохо» – это привычное состояние, а быть спасённым – значит утратить последнюю связь с тем временем, когда он был счастлив. Школьник уже не помнит, каково это, когда не болит голова, не трясутся руки, не подкашиваются ноги от панических атак, не скалывает сердце, желудок и всю грудную клетку от ужаса. Миша отрицал всякую помощь, потому что смерть матери научила его всегда рассчитывать только на себя и на свои силы.

– Миша? – Василиса подскочила с места, присела возле брата и положила руки на его плечи. – Что случилось?

– Ничего, – Миша вымученно улыбнулся, потёр глаза и поднял голову. – Посмотрел на эту вазу и… – Парень опустил голову и потёр глаза.

Миша заметил, что возле чашки Василисы лежит механический карандаш и закрытая книга с торчащими разноцветными закладками и бумажками, только когда сестра сдвинула это всё на один край, убрала с подоконника кактус на пол, открыла окно, села на подоконник и пыталась прикурить от зажигалки. Артём засмотрелся на длинные пальцы, прикрывающие вспыхивающий огонёк зажигалки от врывающегося в комнату холодного ветра, острые плечи, на выпавшие из-под заколки пряди волос. Книга на столе зашелестела страницами от движения воздуха. Артём подошел к девушке, взял у неё сигарету, сделал затяжку и громко закашлялся.

– Ты же не куришь? – Лиса улыбнулась блондину.

– Ну, всё бывает в жизни, – Артём смотрел на девушку, передавая сигарету Мише.

Миша несколько секунд рассматривал огонёк тлеющего кончика, пока Артём не сел рядом с ним. Сделал затяжку и закашлялся. Сестра рассмеялась, Артём осторожно похлопал его по спине.

– Спасибо, спасибо, хватит, рёбра сломаешь! – пробормотал сквозь хриплые попытки вдохнуть Миша и снова попробовал вдохнуть сладковатый дым, смотря на звёздное темно-синее небо и позолоченный лунный месяц в окне. По телу пробежала дрожь, но от кончиков пальцев поднималось тепло. Чувствуя никотин каждой клеточкой организма, он откинул назад голову и закрыл глаза. Свет в кухне моргнул. Артём принял сигарету из рук друга, закурил уже увереннее и передал «эстафетную палочку» Лисе.

– Я научила вас курить, – девушка покачала головой, по привычке прикусила фильтр, натягивая на кончики пальцев рукава тонкого свитера, и передала сигарету блондину.

Артём рассмеялся.

– Не волнуйся, мы это и без тебя умели.

Миша улыбнулся и закутался в плед. В окружении близких у него душе немного полегчало.

Глава 5. Смотри на меня сегодня, ведь завтра меня уже может не быть

Каждый когда-нибудь проходил ад гастроскопии, когда в желудок пропихивают трубку с камерой. В руках врача она выглядит тонкой, но внутри ощущается как поливочный шланг из огорода, и это гадкое чувство шевеления длинного и холодного, как змея, троса где-то в кишечнике преследует всю жизнь. Приступ кашля напомнил Мише о ФГС, только как будто вместо гибкого зонда в горло вставили металлический ёршик и пытались прочистить трахею, вызывая рвоту. Парень хватал губами воздух и слышал хрипы где-то глубоко под ребрами, не то в сердце, не то в лёгких. Немного отдышавшись, школьник заставил себя подняться с кровати и выйти из комнаты. Ступни замёрзли и казались из-за холода влажными. Яркий свет в ванной вызывал взрыв боли где-то под костью черепа. Школьник запустил пальцы во взлохмаченные черные волосы, прикрывая рукой глаза, затем склонился над раковиной, стараясь не смотреть в зеркало. Ещё один выстрел боли от рёва кофемолки прошиб висок. Надевая рубашку, Миша представил, как раскалённый клинок пронзает голову и кровь запекается на горячем металле, от чего вымученно улыбнулся. Влажные и холодные ладони неприятно покалывало от холода и пальцы плохо слушались. Школьник безуспешно пытался застегнуть манжет, когда распахнулась дверь и на пороге появился отец.

– Куда собрался? – Мужчина окинул комнату взглядом. Миша знает этот взгляд, отец так осматривает место преступления.

– Мне в школу к девяти, – сын пожал плечами и расправил рубашку, взглянув на часы. Осталось пятнадцать минут. Если отец не уйдет из дома за это время, то попадет в пробку и опоздает на работу. Мигание электронных часов замедлилось, а потом двоеточие между цифрами вовсе исчезло. Миша нахмурился и несколько раз моргнул. Время остановилось? Глаза болели, как будто под веки насыпали песок.

Пятнадцать минут. За это время они успеют испортить друг другу настроение на неделю вперед.

– Ты болеешь ещё, – взгляд отца задержался на лице парня лишь на миг и снова отправился на поиски улик. – Останься дома.

– Сегодня двадцать шестое. Последний день, – парень раздраженно вздохнул, пожал плечами и взял вязаный жакет от комплекта школьной формы. – И дополнительные по физике, их нельзя пропускать.

– Во сколько вернёшься?

– В семь. – Миша почувствовал на себе пристальный взгляд, но не обернулся.

– Тебя забрать?

– Нет, я на автобусе, – парень завязал на шее тёмно-красный галстук с черными и белыми полосками, расправил рукава жакета и повернулся к отцу, сталкиваясь с ним взглядом.

– Ты жутко кашляешь. – Миша пожал равнодушно плечами, подошел к столу и взял рюкзак, расстегнул его. Воздух в комнате становился тяжелее с каждой секундой. Атмосфера, которую создавал вокруг себя мужчина, душила даже дома. Отцу достаточно существовать, чтобы находиться рядом с ним стало невыносимо.

– Мне уже пора ехать.

– Хорошего дня, – сын кивнул, проверяя тетради. Мужчина тяжело выдохнул и вышел из комнаты.

Допрос закончился. Секунды на электронном табло снова начали вспыхивать. За отцом захлопнулась входная дверь. Школьник кинул на стол рюкзак, вздохнул, опёрся о стол и потёр глаза. Ему стоит выпить обезболивающее, прежде чем выйдет из дома.

Миша ослабил галстук и вышел в кухню, включил чайник, нашел на холодильнике припрятанные сигареты сестры, подошел к окну и прислонился плечом к стене, наблюдая за парковой у дома. Огонёк выскочил из зажигалки, вспыхнула бумага и затрещали скрученные листья табака. Автомобиль отца подмигнул фарами владельцу.

Непрошеные слезы сдавили горло. Миша снова ощутил жгучую боль где-то внутри грудной клетки и сдавленно выдохнул, зажав рот рукой. Он сполз по стене на пол и уткнулся лицом в колени. За прошедшие после… её смерти – Миша так и не смирился с этим фактом, – годы, он привык быть один и рассчитывать только на себя. Миша заставлял себя крепко стоять на ногах, чтобы сестра и отец если не опирались о него, то хотя бы не волновались, пусть это и казалось невозможным. Собрать себя из осколков уничтоженной жизни после предательства, измены и… смерти самого близкого человека? Кажется, проще построить колонию на Марсе.

Кто-то сказал Мише, как только встанешь на собственные ноги, то останешься один. Миша не знал, насколько это правдиво, ведь ему пришлось вставать на свои ноги именно из-за того, что он остался один. Но хуже было то, что Миша боялся потерять кого-нибудь близкого.

Смотря на сгорбленную спину отца, его побелевшие виски, морщинки вокруг глаз и взгляд с застывшей болью, Миша вспоминал его «другого». Того, кем он был до… До предательства мамы. Отец никогда не был очень открытым или откровенно весёлым, но его взгляд согревал Мишу и Василису, а на губах появлялась улыбка, стоило увидеть детей. В то время у него была военная выправка и вьющиеся иссиня-чёрные волосы, которые мама так любила.

Сгорбленная, брошенная всеми, одинокая фигура отца скрылась в холодной машине.

Миша не смог сдержать рыдания. Его доводила до истеричных судорог мысль, что время бесследно утекает и песка в часах жизни сверху остаётся всё меньше, а внизу горстка становится выше и больше. Его любовь к единственному родителю балансировала между отчаянием и ноющей нежностью, и это мучительное страдание доводило до исступления и напряженного молчания. Отец и сын смотрят друг на друга, вежливо кивают, натянуто улыбаются, желают друг другу хорошего дня, пожимают руки, раздраженно отводят взгляд и считают, что всё друг про друга поняли. Но Миша совершенно не понимает, что переживает его отец. Что происходило между ним и мамой? Почему они не развелись? Знал ли отец, что мама ему изменяла?

Миша не до конца понимает, что на самом деле чувствует к родителям.

С тлеющей сигареты на сжатые пальцы упал горячий пепел и вывел из оцепенения. Школьник нервно втянул дым, ощущая сладкий привкус от фильтра на губах. Содержание никотина в крови повысилось и потянуло за собой настроение от отметки «пробило дно» до «паршивое». Ещё пара затяжек дотянули уровень до уровня «сносно». Электрический чайник отщёлкнул переключатель и в квартире снова воцарилась гнетущая тишина. Миша смотрел в сонную темноту пространства под кухонным гарнитуром и пытался дымом протолкнуть ком рыданий в желудок, вдыхая все смертельные заболевания, которые обещают поставщики. Сегодня ему досталась импотенция. Парень усмехнулся – недавно он выкурил «мертворождение», а сегодняшний диагноз выглядел правдоподобнее.

«Лучше бы печатали расценки на ритуальные услуги».рманах, окинул тёмный коридор взглядом и тихо вышел в глухую тишину подъезда. На лифте спустился на первый этаж и вышел на улицу. Декабрьское утро встретило школьника колючим холодом и стеной морозного тумана.няется его лицо, когда он слушает эту партию из балета. Под звуки классической музыки в наушниках юноша решил прогуляться до школы пешком, и вместо остановки свернул к заснеженному катку. Неподвижное низкое небо с монолитными тучами повисло на фонарных столбах и упало непроходимой завесой на неосвещенные клочки городских улиц, в том числе и на исполосованный лёд. Несколько месяцев назад это был теннисный корт. Летом здесь много солнца, коротко стриженный изумрудный газон и свист ракеток, разрезающих густой, влажный воздух. Раньше Миша любил это место. Он вспомнил, как кудрявая девочка из параллельного класса, которая Мише очень нравилась, влюбилась в его одноклассника и здесь, на этом корте, они начали по-настоящему близко общаться, а уже осенью встречались. От воспоминания больно кольнуло в груди.иках сменился композицией Эдварда Грига «В пещере горного короля». Мише нравилось исполнение Beecham Choral Society. Эта музыка напоминает Мише картину «Девятый вал», хоть и никак не связана с ней. Нагнетающая музыка, как смертоносная волна, вот-вот обрушится одиночеством и безысходностью. Для людей на картине мерцает луч надежды, но не для Миши. Мама всегда хотела, чтобы он играл на скрипке. И он занимался больше пяти лет, но после… её смерти причин продолжать не нашлось. Миша забросил скрипку, но привычка к классической музыке осталась. С тех пор у них с классикой странные начались отношения – Миша её не любит, но слушает. Словно это единственная ниточка, связывающая его с теми временами, когда их семья… когда их семья существовала. Хотя бы в его представлении.дный, туманный, вечно хмурый и пасмурный город, разлегшись на берегах крупной реки среди моря деревьев, неприветлив как с гостями, как и с местными жителями. Здесь кружевные наличники на старых, грозящих обвалиться прямо на голову усадьбах резко контрастируют с безликими многоэтажками в бизнес-центре и спальных районах. Цепочки уютных кафе и магазинов резко разрывают целые кварталы ритуальных услуг. Гремящие трамваи едут в одной полосе с новенькими автомобилями премиум-класса. Город Миши – это пришедшая в ночной клуб косматая старуха, которая взгромоздилась на высокие каблуки и скрывает платье позапрошлого века искусственной шубой ядовитого цвета.ом городе с рождения, он привык к этой неуклюжей развалине, прячущей возраст за слоями грима. В памяти всплыла легенда о старой усадьбе, которую дух дочери помещика до сих пор охраняет. Если бы город мог, о чем бы он думал? Грозный шум реки, злобный шепот черного леса, который окружает город, и порыв ледяного мокрого ветра сами подсказали, что он вряд ли любит своих жителей. Миша почувствовал, как по коже пробежал мороз и решил перед школой зайти в невзрачное придорожное кафе, чтобы купить стакан горячего шоколада.изоре показывают вчерашний матч: чёрно-белая команда борется с местными красно-чёрными, но парень никогда не интересовался этим видом спорта, предпочитая командным одиночные. Чуть дальше за барной стойкой спиной к двери сидит единственный посетитель со стаканом в руке. Миша подошел ближе к стойке, посмотрел на мужчину и растерянно застыл, рассматривая его грубые черты лица. Мужчина с уставшим видом потягивал тёмно-рубиновую жидкость, – явно не гранатовый сок. Почувствовав на себе взгляд, он повернул голову и смерил парня тяжелым взглядом, словно спрашивая, что такому ребёнку здесь нужно в этот час. Миша присмотрелся к мужчине и удивленно выдохнул. Он вспомнил, где видел этого человека. Мужчина посмотрел на часы и на его губах появилась мрачная полуулыбка, словно он вспомнил что-то приятное. Такое выражение лица Миша уже видел на лице отца. От мысли о нём что-то неприятно кольнуло где-то под лопаткой, но Миша тряхнул головой и сосредоточился на происходящем. пытается отдохнуть от работы, но откинул и эту мысль. вздохнул и постарался собраться с мыслями. – Может ли быть такое, что… чисто теоретически, что тот ваш клиент сбежал и снова… взялся за старое?л на стол купюру и придавил пустым стаканом, но бармен кричит на защитника местного клуба и не обращает внимания на адвоката, поэтому он встаёт из-за стойки и направляется к выходу, прихватив на ходу куртку и жестом приказав Мише идти следом.

Школьник медленно шагал по тротуару, спрятав лицо в теплый шарф, и размышлял: «С другой стороны, куда пропадают люди и кто к этому причастен? Или мой сон оказался пророческим и это дело рук… одного человека?». Прямо перед Мишей остановился почти пустой автобус, идущий от остановки «Машиностроительный завод» до железнодорожного вокзала и в посёлок «Лесной» где-то севернее от города, где Миша никогда не был. Двери открылись и никто не вышел. Миша огляделся по сторонам, но не увидел ничего, кроме бесконечного мокрого снега и слякоти, нескончаемого тумана, низкого неба. Вечное межсезонье – ещё не зима, но уже не осень. Уже лежит снег, но ещё идут дожди. Лишь узкие улицы чужого города, ставшего пустым после её смерти. Не долго думая, Миша шагнул в автобус, расплатился с водителем, сел у окна и спрятал лицо в шарф. Он сам не мог ответить, почему решился сесть в автобус и поехать. Не важно куда, главное – прямо сейчас. Единственное, что парень знал наверняка – ему необходимо прислониться плечом к замёрзшему стеклу, уткнуться лицом в высокий ворот пальто и полусонно следить за проплывающими мимо размытыми силуэтами.

В памяти снова возник образ мамы. Её светлые волосы, смех, холодные руки. Миша случайно коснулся их, когда она лежала… там. Непохожая на себя, бледная, причесанная не так, как делала это всегда, без привычного цветочного запаха духов. Она изменяла отцу, была беременна от чужого мужчины и оставалась самым родным человеком. Это событие казалось Мише каким-то нереальным, будто мама никогда и не исчезала, ведь все её вещи оставались в доме, где она их и оставила. На её похоронах, после того, как отец, едва стоящий на ногах, поцеловал маму на прощание, после того, как напоенная успокоительными Лиса отошла от её гроба, после того, как Миша коснулся её рук, после того, как все обычные похоронные процедуры подошли к концу, его, наконец, осенило. Прошло несколько дней с тех пор, как мамы не стало, и на Мишу, словно мешок с кирпичами, обрушилось осознание того, что он больше никогда не услышит её голос. Она никогда не будет рядом, не обнимет его, не будет ворчать, что Мише нужно вынести мусор, убраться в комнате, сделать домашнее задание, заниматься на скрипке или еще миллион других вещей, о которых она постоянно напоминала. Вернувшись домой с кладбища, Миша прошел в свою комнату и разрыдался. Он долго, громко и протяжно выл, лежа на полу. Никто не подошел к нему, не посмел нарушить его прощание.

По щеке Миши скатилась слеза. Он не сразу заметил это, но поспешил спрятать лицо в шарфе. За окном городские застройки сменились чёрной стеной мокрых деревьев. Парень почувствовал, как паника сжала свои ледяные пальцы на его шее и уже дышала в затылок. Слёзы не прекращались. Тело снова охватила неконтролируемая дрожь и в сердце впились лезвия страха.

– Остановитесь здесь, пожалуйста! – Голос прозвучал с надломом и отчётливыми нотками тревоги, но водитель съехал на обочину и открыл дверь. Миша выскочил из автомобиля, расстегнул ворот пальто и верхние пуговицы рубашки, пытаясь сделать вдох. Автобус закрыл двери и покатился дальше. Миша хрипло хватал воздух пересохшими губами уже не сдерживая слёз. В его наушниках прозвучала фраза, которая въелась в сознание школьника клеймом: «В гробу смысла нет возвращаться домой». Боковым зрением Миша заметил свет фар и поспешил скрыться с дороги. Показываться сейчас кому-то на глаза, а тем более разговаривать, он не мог. Часы на запястье Миши показывали двадцать шестое декабря, девять сорок. До последнего щелчка зажигалки остался 1 час 20 минут.

Мокрый снег не прекращался, но среди деревьев ветер уже не ощущался так сильно, и Миша побрёл вперёд, не разбирая дороги.

«Трасса делает круг, поэтому, если я пойду прямо, быстрее вернусь в город и успею успокоиться».

На холоде ему стало немного легче. Передвигаться по глубокому снегу оказалось сложнее, и парень шел, поджав руки под себя и наклонившись. Становилось всё холоднее и Мише показалось, что его тело начало остывать. Сердце снова пронзила тупая боль, такая же как утром, которая впилась в рёбра и воткнулась острием в лопатку, и Миша невольно опустился на колени, упал на бок и прижал колени к груди. Дышать стало сложнее и сильно хотелось спать. Миша снова всхлипнул и стиснул зубы от отчаяния. Он знает – ему нельзя спать, но ноги перестали слушаться и руки уже не двигаются. Миша закрыл глаза и тихо заплакал, погружаясь в долгий и спокойный сон.

Глава 6. Карп, плывущий против течения, может стать драконом

Паша резко сорвался с места, почти бегом пересёк гостиную, вышел в коридор, оттуда в ванную и закрыл за скобой дверь. Дыхание сбилось как после стометровки. Он вцепился пальцами в раковину, сжимая край до побелевших костяшек. Хотелось врезать кулаком в стену. Но нельзя. Не сейчас. Паша посмотрел на себя в зеркало: бледное, перекошенное от ярости лицо с синими глазами. Зажмуривается, сжимает губы, делает глубокий вдох. Нужно контролировать себя. Бессильная злость не находит выход и распаляет жар в груди, заставляет яростно кусать губы. Но злиться нельзя. Нужно найти выход своей ярости. Паша бьёт себя кулаком в грудь и на мгновение теряет землю под ногами, склоняется к раковине и кашляет. Ярость утихла. Паша умыл лицо холодной водой и снова поднял голову, и отражение уже не выдаёт никаких эмоций. Смотрит с равнодушным холодом. Фарфоровая маска безразличия и смирения. Губы Паши дрогнули, но это не улыбка, а болезненный нервный спазм.

Находиться с отцом в одной комнате больше часа – это как поджаривать себя на электрическом стуле. Раньше Юрий Лермонтов был известным журналистом. Теперь владеет собственным издательством и часто мелькает на телевидении. Человек он не очень умный, но энергичный, темпераментный и упрямый. Мнение и позиция Юры меняется, как направление флигеля на ветру, для этого стоит лишь вложить в его голову нужную мысль и сделать так, чтобы он поверил, будто сам догадался. Тёмная психология и азы манипуляции. А главное, Юра попрёт танком на защиту этой мысли. Только у Паши чаще получается наоборот, то есть не получается совсем. Подросток бы согласился, что отец его негибкий. Он не умеет подстраиваться под новшества или прислушиваться к мнениям, потому что в мире существует только его точка зрения, единственно верная, а остальные взгляды не имеют право на существование. Как с таким характером Юра вообще смог стать журналистом?

Каждая попытка поговорить с отцом заканчивается нервным срывом или приступом ярости. Разбитые костяшки, сломанный телефон, синяки на теле – это вовсе не последствие неаккуратности Павла. Но стоит отдать отцу должное, в отличие от матери, Юра иногда проявлял любовь к сыну и разговаривал с ним по душам. Это происходило когда Юра напивался. Он подзывал к себе сына, приглашал сесть на стул, задавал вопросы и, не дослушав, сам отвечал на них. И продолжал декларировать свою точку зрения перед немым зрителем.

Нет, Паша не ненавидит отца. Просто не уважает. Так же, как не уважают его мнение, а увлечения высмеивают. В детстве Паша мечтал стать футболистом, но когда отец узнал об этом, долго хохотал, показывая на его непропорционально длинные и тонкие ноги. Он говорил: «Куда ты с такими ногами? Ты в них запутаешься!» и хлопал ребёнка по плечу. С тех пор Паша ненавидит футбол. Иррационально не переносит этот вид спорта и всё, что с ним связано. Он предпочитает экстремальные виды спорта и агрессивную музыку.

Стоит отдать отцу должное, в отличие от матери, Юра хотя бы помнил, что у них есть сын. С матерью дела обстоят немного хуже. Точнее, в отношениях с ней всё настолько плохо, что Паша без экспертизы поверил бы, что приёмный. Родители матери (его бабушка и дед, если верить, что Паша родной) были обрусевшими немцами, Дед был военным, а бабушка служила в милиции, поэтому главное слово, вбитое в кожу и кости Паши с первых дней жизни – «Ordnung». Немецкий порядок, по-военному жесткая дисциплина, абсолютное послушание. Клара, как и родители, всю жизнь посвятила службе, а когда появлялась дома, то требовала, чтобы сына было «видно, но не слышно». Принимала как должное его достижения и отчитывала за хорошие результаты. Либо «отлично», либо «ты старался недостаточно. Исправляй». В детстве появление матери дома доводило Пашу до нервного тремора, но он прятал дрожащие руки, чтобы не получить удар ремня по ладоням.

Паша согласился бы с утверждением, что ненавидит свою мать. Тотальная наследственная диктатура не может посеять любовь даже в сердце ребёнка. Наверное, всё было не так жестоко и в его детстве было что-то хорошее. Были праздники, подарки, но Паше казалось, что родители просто откупаются от него. Необходимая часть игры в благополучную семью.

Паша приглаживает волосы, расправляет ворот чёрной водолазки и лацкан песочно-бежевого пиджака. Ему совершенно не идёт этот цвет, но так даже лучше. Надевает на кончик носа большие очки в толстой оправе, хотя в них нет необходимости. Просто знает, что матери они не нравятся. Он снова попробовал улыбнуться. Вышло естественнее. Со скрипом поднялись ворота и в гараж въехал автомобиль. В глазах, скрытых за линзами, появился нездоровый блеск и губы растянулись в злобной ухмылке.

«Если и это не сработает, я убегу из дома!» – так он решил, выходя из ванной.

В тёмном коридоре на движение среагировали датчики движения и включился свет. На пороге появилась высокая худощавая женщина в длинном чёрном плаще, с чёрными волосами до плеч и холодными синими глазами. Паша ненавидит этот цвет глаз. Из кухни уже громко шагал Юра, вытирая руки полотенцем.

– Здравствуй, – Паша сдержанно кивает и спешит скрыться в гостиной. Мать проводила сына взглядом и посмотрела на мужа.

– Мы пообедаем вместе! Наконец-то! – Юра забрал у жены плащ. – Мы в этом году ещё не обедали вместе! Какой кошмар, а ведь уже половина января прошла! Ну ужас? Ну? – Мужчина посмотрел на жену, словно ждал её одобрения. Клара устало кивнула и убрала за ухо прядь волос, снимая сапоги. Юра улыбнулся и убрал её плащ в шкаф. – А то и Паша скоро в школу, и вообще не соберёмся!

– Да-да, – жена отмахнулась от Юры, расстегнула пиджак и прошла в ванную.

Паше даже стало жалко Юру. Как будто за этой бравадой спрятался неуверенный в себе человек с синдромом дефицита внимания.

«Может, поэтому он женился на матери? Ему нужна была сильная личность, которая будет его опорой? И теперь он зависит от неё… психологически? – Паша устало выдохнул и поправил очки. Но он не мог представить, чтобы его мать в ком-то или в чём-то нуждалась. – По крайней мере, в пределах семьи». Размышления подростка прервал громкий окрик отца:

– Пашка! Быстро за стол!

Парень мысленно взял себя в руки и зашел в кухню. Клара уже скинула пиджак на спинку стула, расстегнула нижние пуговицы жилета, немного подтянула штанины брюк и села на свой стул, закинув ногу на ногу и расстегивая манжеты рубашки. Паша сел напротив матери. В тот же миг в его кожу впился её леденящий взгляд, скользящий по костюму, водолазке, прилизанным волосам и очкам. Подросток поднял голову и посмотрел на неё. Губы женщины дрогнули от отвращения.

– Сегодня у нас мясо! – Юра поставил на стол большое блюдо с запечёнными в духовке мясом и овощами. – Вино?

– Я на дежурстве, – Клара отрицательно покачала головой, подцепила с блюда кусочек поджаренного тёмно-коричневого мяса. Юра махнул рукой на жену и налил себе в бокал вино. – Пашка? Винца бахнешь?

Клара смерила мужа убийственно-холодным взглядом и посмотрела на сына.

– Нет, – Паша скривил гримасу отвращения и отвернулся от бутылки. Юра рассмеялся и взял бокал.

– Ну, тог… – Клара жестом приказала мужу замолчать, вытерла руки салфеткой и вытащила из кармана брюк телефон. Мужчина вздохнул, поставил бокал на место и посмотрел на жену.

Слушая чей-то голос в телефоне, женщина поднялась с места, бросила на стол салфетку и вышла в гостиную. Юра проводил её взглядом, покачал головой, фыркнул и приступил к мясу.

– Ты чего не ешь? – Юра разрезал на кусочки грудинку и ткнул в сторону сына нанизанным на вилку мясом. – На диете? – Он хохотнул.

Паша чуть отклонился назад, сдерживая вырывающееся наружу отвращение. Сейчас он не мог есть. Он морально готовился к важному для себя событию. Взял стакан с водой, сделал несколько глотков. В кухню вернулась Клара, застёгивая манжеты рубашки.

– Мне нужно ехать, – надела пиджак, откинула с лица пряди волос, сделала глоток воды и пошла назад, застёгивая жилет.

Паша едва не выронил стакан, растерянно проводил мать взглядом. Уходит? Сейчас? Когда ему нужно сказать ей…

– А подождать это не может? – Юра бросил на стол салфетку, поднялся и вышел следом за женой. – Можешь хотя бы поесть?

Это тот редкий случай, когда Паша полностью поддерживал отца. Он беззвучно вышел в прихожую. Мать надела сапоги на каблуке, взяла утеплённый плащ и вязаную шапку.

– Поужинаем вместе, – Клара холодно посмотрела на Юру, перевела взгляд на Пашу. – Что? Хотел что-то сказать?

Паша стиснул зубы и опустил взгляд. Мать хмыкнула.

– До вечера, – она взяла свой портфель и открыла дверь. – Если нужно что-нибудь, напишешь.

Дверь за Кларой захлопнулась. Юра выругался и пошел в кухню, едва не задев сына плечом.

– Пошли есть, – он бросил раздраженно и скрылся из вида. Паша так и стоял, смотря на закрытую дверь, пока датчик движения не погасил в прихожей свет.

Доступный глазу клочок неба над головой стало персиково-розовым. Наконец наступили по-настоящему холодные дни, когда вся влага вымерзла. Мокрый снег и ледяные ливни остались в декабре, и влажный мороз больше не бьёт под дым, стоит выйти на улицу. Наступила настоящая зима, стерильная, безукоризненно-чистая. В ней есть что-то неприветливое, неуютное, чужое, что сначала убивает, а потом дает надежду на будущее. Этим зима напоминает стены больниц и приобретает какое-то особое очарование. Хотя вид скорченных чёрных стволов, прикрытых полотном снега, вызывает ассоциации с моргом. Кристальную чистоту и тишину промёрзшего лесного воздуха омрачает лишь специфический запах и звук разбивающегося о снег не до конца переваренного обеда вперемешку с желудочным соком из уст молоденького практиканта. За его спиной стоит оперативник с бутылкой воды и мрачным лицом.

За границей обнесённого жёлтой лентой участка стоит пожилая супружеская пара. Их автомобиль припаркован на трассе, рядом с патрульными экипажами и специальным санитарным автомобилем. Около двух часов дня они съехали с трассы, чтобы выгулять собаку, но их всегда вежливый и послушный пёс помчался куда-то в лес и начал там выть. Мужчина пошёл догонять собаку, а вернулся с криками, чтобы жена вызывала полицию, скорую и вообще всех, кого можно, потому что там, среди деревьев, человек мёртвый. Поэтому супруги со скорбными лицами слушают монотонный голос дежурного судмедэксперта, описывающего их находку:

– Смерть, вероятно, наступила от воздействия низких температур окружающей среды. Труп обнаружен в позе «замерзающего человека», сходной с позой эмбриона – колени и руки прижаты к голове. Наличие сосулек у рта и носа говорит о том, что человек попал в условия низкой температуры живым. Об этом же свидетельствуют участки ознобления кожи, так называемая «гусиная кожа», – человек, наглухо запечатанный в маску, рабочий комбинезон, резиновые сапоги и перчатки, склонился над трупом школьника, рассматривал и проговаривал всё, что попадало в поле его взгляда. – Трупные пятна розоватого цвета. Состояние одежды на трупе так же свидетельствует о том, что пострадавшему было холодно перед смертью: поднятый воротник пальто, спущенные рукава. Перчатки примёрзли к коже…

Пожилая женщина громко заплакала. Муж обнял её за плечи, стараясь не смотреть на труп ребёнка.

У ног супружеской пары заунывно завыл чёрный немецкий дог. Эксперт-криминалист, запечатанный в похожий костюм, фотографирует каждую деталь на месте, где провёл последние минуты своей жизни покойный.

Клара смогла добраться из города к месту обнаружения трупа часа через два, а то и три. Пауза следственно-оперативной группы и свидетелей в память погибшего подростка к тому времени уже перешла в сонливо-обречённое молчание, и появление следователя на закате солнца не внесло кардинальных перемен в их настроение.

Зажав зубами сигарету, следователь заносит в протокол каждое слово эксперта. Её надежда спихнуть писанину на оперативника или практиканта утонула в луже рвоты на снегу и, зажав пальцами стаканчик из-под кофе и придерживая папку с бумагами, она быстрым и размашистым почерком заполняет бланк, тихо матерясь сквозь зубы.

– Рядом с телом не обнаружено посторонних следов, кроме свежих следов свидетелей.

Женщина заторможено моргнула и бросила раздраженный взгляд в сторону замёрзших кустов, докуривая сигарету.

– Я на минуту, – Клара внезапно прервала судмедэксперта и быстрым шагом отошла к оперативнику и стоящему на коленях практиканту.

– Слушай, дежурный оперативник, ты сделаешь с ним что-нибудь? – следователь зашипела в лицо вытянувшегося по струнке мужчины. Нарушение личных границ – старый и дешевый трюк, о котором знает каждый коп. Но у Карлы этот трюк исправно работает, ведь почти весь круг её общения состоит из мужчин, которые на подсознательном уровне не воспринимают вторжение этой женщины в свои личные границы как угрозу. – Или он тут сейчас сдохнет от обезвоживания. Убирай молодого отсюда и вези в больницу, если не хочешь еще один труп.

Оперативник застыл в немом удивлении, посмотрел на бледного практиканта, а когда поднял голову, Клара уже отошла к судмедэксперту и продолжила носить в протокол каждое его слово.

– Так вот, в мягких тканях следов травм не обнаружено…

Когда заполнение бумаг подошло к концу, Клара расправила плечи и облегченно, хоть и не совсем уместно, выдохнула, но что-то её тревожило. Она затушила сигарету в остатках замёрзшего кофе в стаканчике.

– Как думаешь, что он тут делал? – Клара смотрит на криминалиста.

– Судя по следам, он шёл от трассы, но что ему понадобилось в лесу? – криминалист кидает взгляд на судмедэксперта, передавая ему слово.

– До города через лес идти далеко, – мужчина покачал головой. – А одет он слишком легко.

– Он замёрз насмерть? – Клара посмотрела на труп.

– Верно, – судмедэксперт кивнул.

– Повезло, что его не растащили собаки, – задумавшись, следователь провела ручкой по линии челюсти, щелкнула ей и подошла к пожилым супругам. – Вам нужно ознакомиться с протоколом и поставить подписи здесь… здесь… здесь и здесь, – она ткнула кончиком ручки в нужные места и не дожидаясь ответа отдала ручку мужчине.

Глубину темнеющего неба затянуло снежными тучами. Тело совсем юного мальчика лет семнадцати в драповом пальто, школьных брюках и тонких чёрных туфлях положили в чёрный пакет. Пакет на носилки. Носилки – до автомобиля на руках, а там на тележку и в труповозку. Труповозку в морг, где тело будет несколько суток оттаивать при комнатной температуре, прежде чем судмедэксперт сможет приступить к вскрытию.

Пробравшийся сквозь густой лес ветер вгрызся в кости пронизывающим холодом. Клара поправила шапку и заметила, как тянущее напряжение трансформировалось в острую боль, пронзившую низ живота. Она прикрыла глаза и сделала глубокий вздох, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не согнуться пополам. Женщина тяжело вздохнула, прижала к левому боку портфель, придерживая пепельницу-стаканчик, вытащила из пачки сигарету и потянулась за зажигалкой. Теплые лучи заката поглотили тяжелые снежные тучи, ветер стал холодным и пронизывающим.

– Снег будет, – пробормотала Клара, забирая у пожилой пары протокол, и продолжила громче, – мужики, закругляйтесь, иначе мы не уедем отсюда.

Хотелось поскорее вернуться домой, отмыться от всех запахов этого дня и лечь спать. Мимо на носилках пронесли тело парня.

Клара устало поправила перчатки и выдохнула в небо струйку белого дыма. Её рабочий день закончился на закате, но домой она вернётся ближе к полуночи. Сбоку подошел дежурный оперативник – говорят, мужик опытный, но новый в этом районе. Он перевёлся в отдел совсем недавно, перевёз в город с семью и пытался познакомиться с местными служащими.

– Всё в порядке? – Оперативник протянул побледневшей женщине термос с кофе. – Выглядите… Уставшей.

– И чё? – Клара смерила мужчину ледяным взглядом. – Молоко в кофе свернулось от моего кислого ебала? Я из-за новичков, – она стрельнула взглядом в серо-зелёного практиканта, – выдавливать улыбку не собираюсь. Или переходи на чёрный кофе, или не мешай людям работать своими подачками.

Оперативник опешил от грубости женщины и проводил её недоумевающим взглядом под мрачные смешки криминалиста и судмедэксперта. Клара, проваливаясь по щиколотку в снег, пошла к своей машине по следам погибшего. Она пыталась представить, в какое время суток он пробирался через лес. Почему именно через лес? Это был день? Может, ночь? Куда он шёл? Убегал от кого-то? Женщина подошла к своей машине к машине, поставила в дверь стаканчик-пепельницу, села за руль и немедленно скрылась в закате.

– Это что было? – Оперативник посмотрел на криминалиста.

– Ну, следователи ведь люди весьма занятые и загруженные, – молодой криминалист снял маску и стягивал с замёрзших рук перчатки, – а у этой ещё и характер поганый, – он хмыкнул и стукнул кулаком опера в плечо. – Не бери в голову. Забирай мальца и поехали в отдел.

Дежурство Клары завершилось внезапным задержанием с поножовщиной, и после всплеска адреналина у неё, кажется, совсем не осталось сил. Женщина пыталась думать о том, не повредит ли соль с дороги кузов её чёрной глянцевой мечты детства, сколько времени придётся потратить, чтобы отмыть машину, или лучше заехать на мойку. Или о том, что уже слишком поздно ехать в отдел и пытаться найти там хоть кого-то. Клара всеми силами заставляла отвлечься от мысли о том, что муж грозился приготовить на ужин рыбу.

И лучше бы это была фугу.

Путь до дома займёт ещё больше времени, ведь Кларе придётся заехать в магазин, чтобы купить вино.

Юрий Лермонтов всегда изумительно готовил мясо. Любое мясо. От армянского шашлыка до мяса по-французски или итальянской поркетты. Подобрать вино к хорошо приготовленному блюду проще простого: для говядины подойдет Каберне и Пино Нуар, для телятины – Шардоне и Санджовезе, ягнятина и баранина сочетаются с Каберне Совиньон, а свинина с Шардоне или Шираз. До замужества Клара даже в страшном сне не назвала бы себя ценительницей вин, но чтобы запомнить сочетания вкусов у неё ушло меньше полугода. Хуже дела обстояли с рыбой. Перебить гадкий вкус мог только палёный самогон, выжигающий все вкусовые рецепторы, но сегодня Клара ограничится бутылкой белого сухого.

На въезде в город женщина остановилась на перекрестке и открыла окно, чтобы вдохнуть влажный городской воздух. В такой час автомобилей на трассе почти нет. Почти тихо и почти безлюдно. Случайные пешеходы перебегают дорогу, парочки расходятся по домам, провожая друг друга. Природа притаилась: замолкли собаки, не кричат ночные птицы, затих ветер. В голове следователя проскользнула мысль: «Сегодня что-то произойдет». Магнитола уловила радиоволну и из колонок раздался ритмичный хит, выметая все размышления.

Когда Клара подъехала к дому, улицы коттеджного района уже погрузились в сон под чутким присмотром фонарного света. Только один двор озарился приветственными огнями и откатил ворота, стоило Карле подъехать. В далёкие времена выбора молодожёнами недвижимости, этот дом стоял в одиночестве, окруженный с трех сторон лесом, чем и привлёк внимание Клары. Теперь же коттедж Лермонтовых стоит почти в середине квартала, а лес сохранился лишь на заднем дворе. На пороге собственного дома женщина почувствовала, как желудок скололо болью. Она вспомнила, что это чувство ещё называют «засосало под ложечкой». Возможно, у неё всего-навсего обострился гастрит, давно граничащий с язвой, или это предчувствие приближающегося абстрактно-катастрофического явления под названием «пиздец», но Клара слишком устала, чтобы разбираться в этом.

– Я дома, – скорее для себя самой констатировала женщина и не ждала ответа, но на её голос в прихожую выплыло черноволосое чудовище и всем своим видом намекало, что этот вечер станет одним из самых запоминающихся в жизни Клары. И в самом плохом смысле этого слова.

– Мама? – Паша в удивленно смотрел на Клару, словно не ожидал её встретить. Женщина же заметила его новые очки в черной оправе, поднятые на лоб в роли ободка для волос, рассмотрела темные тени под глазами, россыпь едва заметных веснушек на переносице, свежий след от царапины на правой щеке, закатанные рукава безликой чёрной водолазки и бледные полоски шрамов на запястьях, потёртые джинсы и домашние тапочки. И ничто из этого не предвещало спокойную ночь.

– Сын? – Клара пронзила взглядом парня. От звука её голоса взгляд подростка потускнел, словно остекленел, теряя всякий отблеск эмоций.

– С возвращением, – сын кивнул и поспешил скрыться в гостиной.

Не успела Клара облегченно выдохнуть, как в прихожую вышел муж, облачённый в серый костюм и белоснежную рубашку с расстёгнутыми верхними пуговицами. Женщина снова почувствовала тупую боль в области желудка и едва не закатила глаза от мысли, что Юра пытается кого-то соблазнить. Возможно, её муж не обделён красотой, регулярно занимается спортом и выглядит моложе своих лет, но даже так Клара не может назвать его приятным человеком. Женщина смирилась с обручальным кольцом на пальце и присутствием этого человека в своей жизни, а он привык к тому, что по ночам в дом приходит какая-то женщина, ложится спать в соседней комнате, а рано утром от её присутствия остаются лишь нотки парфюма в прихожей и очередной чёрный костюм, который домработница увезёт в химчистку.

– Клара, – муж с пьяной полуулыбкой подошел к жене, вынуждая её оскалить зубы в ответной улыбке. Помог ей снять плащ, забрал из её рук вино, с едва скрываемым отвращением окинул взглядом небрежно закатанные до локтя рукава и торчащий из нагрудного кармана галстук и, стараясь не касаться одежды жены, невесомо поцеловал её в уголок губ. – Ты даже не забыла про белое вино? Как мило. Как раз к ужину успела, мы ждем тебя.

От лицемерного нежного поцелуя у Клары свело скулы, как от соли в маргарите или лимончелло после мёда. Муж плавит отвращение в полуулыбке и, наконец, уходит. Смотря ему в спину, Клара поймала себя на мысли, что среди смердящих трупов, грязно ругающихся следователей и перемазанных кровью судмедэкспертов она чувствует себя как дома. Там не нужно притворяться хоть какой-то матерью, добропорядочной женой, выглядеть достойной супругой перед его родителями и быть идеальной женщиной среди жен друзей Юры. Там, в клубах сигаретного дыма, среди запаха пороха, где можно крыть матом допустившего оплошность стажера, орать до хрипоты на начальство и даже устроить драку на задержании, не надо подбирать слова и не заставлять себя сдержанно улыбаться. Не пылать немой яростью вместо того, чтобы отвесить смачного подзатыльника сыну, который скатывается с катушек от взрыва гормонов. Не держать себя в руках и не закатывать глаза во время бесконечных походов по магазинам. Там можно позволить себе ослабить контроль над собой и выплеснуть ярость.

– Клара?

Женщина поняла, что так и стоит в прихожей, смотря в пол.

– Сейчас приду.

Женщина сняла обувь, прошла в ванную и замкнула дверь. Из зеркала на неё уставился болезненно-бледный призрак с острыми чертами лица и неприятным, презрительным взглядом. В глазах полопались капилляры от хронического недосыпа, пальцы дрожат, чёрные волосы растрепались из-за езды с открытым окном. Расправлять рукава рубашки – плохая идея, манжеты в крови почти до локтя, ведь Клара своим галстуком перевязывала парню из патруля ногу после ножевого. Наверняка и на брюках осталась кровь. Единственное, чего хотела Клара – принять ванну и лечь спать. Но отражение пристально смотрело ей в глаза и принюхивалось к энергии вечера. Всё выдавало напряжение. В этом вечере нет места для сна. Воздух наэлектризован. Клара знает состояние, когда явных оснований для беспокойства нет, но нутро кричит, что что-то случится. Это её шестое чувство, её «параноидная паника».

Выходить к семье в такой одежде – верх неприличия и неуважения, но Кларе давно и бесповоротно плевать на правила хорошего тона. Смыв видимые следы разборок, застегнув рубашку и поправив жилет (пиджак остался на заднем сидении машины), женщина вышла в столовую и осмотрелась. За окном сгущаются. Слышно, как порывы ветра разбиваются о стены дома. В гостиной тепло и уютно, в камине тлеют дрова, на столе горят свечи и стоит ваза с пышным букетом. Тяжелые шторы прикрыты, освещение приглушенное. Эмоциональный холод выстудил физический комфорт. Юра наигранно и пьяно улыбается сыну. Взбалмошный и вечно недовольный Паша притих в кресле с сосредоточенным лицом, и Клара решила, что именно от его нервного напряженного «спокойствия» исходит угроза.

Юра вопрошающе посмотрел на жену, снова окинув её оценивающим взглядом. Она не нашла сил, чтобы заставить себя выглядеть дружелюбно и позволила ограничиться ровным голосом.

– Что у нас на ужин? – Паша опустил голову и выдохнул. Юра как-то особенно выразительно посмотрел на жену, и она подумала, что его взгляд буквально звучит: «Хуйню несёшь», но не поняла, что она сказала не так.

– Рыба со спаржей. Как ты любишь. – Юра жестом пригласил пройти всех за стол.

Несколько минут ужина прошли в гробовой тишине. Клара почти расслабилась и проталкивала кусок отвратительной рыбы в горло вполне сносным белым вином, размышляя о вечерней находке. Кто этот парень? Как он оказался в лесу? За долгие годы в полиции Карла научилась строго разграничивать семейную жизнь, работу и личное психологическое здоровье, чтобы первые два элемента не подорвали здоровье третьего, лицо этого мальчика с замёрзшими слезами на ресницах вызвал боль в душе. Кто-то его сейчас ищет. Его родители, наверное, переживают и…

– Клара. – Юра повысил голос и постучал вилкой по бокалу. Женщина настолько погрузилась в мысли о работе, что прослушала семейную беседу.

– Что. – Её голос прозвучал слишком грубо. Она подняла голову и поймала почти такой же выразительный взгляд мужа, как после вопроса об ужине. Юра закрыл глаза и глубоко вздохнул, чтобы усмирить нарастающее раздражение. За годы брака он научился хоть немного контролировать свои истерики.

– Продолжай, – муж перевел взгляд на сына и натянуто улыбнулся. – О чем ты хотел поговорить?

– Я… – Паша отложил столовые приборы, вздохнул, поставил локти на стол, сцепил пальцы в замок и сжал ладони. Клара снова почувствовала тянущую боль в желудке и подумала: «Вот оно». Паша молчал и собирался с мыслями. Женщина взяла бокал и собралась уже рявкнуть на сына, чтобы он прекратил этот цирк и разорвал затянувшуюся паузу, но Паша сделал вдох и заговорил.

– Я не жду вашего благословения и разрешения. Я ставлю вас перед фактом. Мне важно, чтобы вы оба знали об этом. И узнали об этом от меня. Я… уже полгода состою в отношениях с… – Паша расплылся в глупой нервной улыбке, словно мышцы его лица свело нервным спазмом, – парнем. Он немного старше меня, и мы собираемся жить вместе. Я переезжаю в его квартиру на следующих выходных.

Юра не сразу понял, откуда раздался звук лопнувшего стекла. Брызнувшее на руку вино заставило его обратить внимание на жену и второй раз за вечер испытать ужас от торчащих из её сжатых пальцев осколков стекла и стекающего на белую скатерть обагрённого кровью вина. Паша вздрогнул и словно оцепенел. Он не мог отвести взгляд от разъяренной матери и выглядел как бездомная собака, готовая кинуться в бой, хоть старался выглядеть спокойным.

– Юра. – Голос Клары звенел от ярости, словно ледяная глыба. – Выйди.

– Возьми себя в руки… – прошипел Юра, но Клара больше не слушала. Он сам решил остаться.

– Ты сам-то понял, какую хуйню сморозил? – Паша растерянно заморгал, впервые услышав мат от всегда сдержанной и отстранённой матери. – С мужиком ебёшься? Тебе баб не хватает, что ты пошел по хуям скакать? Может у тебя комплекс неполноценности из-за хуёвого воспитания развился и ты решил старого богатого папочку найти, ебаный ты альфонс? Девок молодых не хватает и ты пошел в песочницу хуй закапывать?

– Клара! – Юра опешил от грубости жены не меньше Паша, но Клара не слышала его голос и не чувствовала, как в ладони хрустят осколки разбитого бокала.

– Ты позоришь нашу семью. Себя. Своего отца. Меня. – вспыхнувшая ярость заполнила собой грудную клетку, растекаясь от горла под рёбрами к пищеводу, и ноющая боль, наконец, отступила. Её голос звучал как на допросе – строго, презрительно, надменно. – Ты позоришь моё звание. Я, по-твоему, как буду смотреть в глаза коллег, если узнают, что мой сын пидор? Поела, блядь, во время беременности ананас, а вырос пидорас. – Юра закатил глаза и тяжело вздохнул. – Ты никуда не поедешь. Остаёшься дома.

– Я уже всё сказал. – Клара удивилась, как тон голоса сына напоминал её собственный. – Я позорю нашу семью? А можно опозорить то, чего нет? – Паша сжал кулаки и посмотрел в глаза матери пронзительным взглядом. – И чего у нас никогда не было. Да и чем же я «опозорил» тебя и отца? Тем, что в отличие от вас, умею любить? – Клара снова услышала в голосе сына собственную интонацию вперемешку с ядовитой насмешкой Юры, когда тот был недоволен и срывался на семье. Паша поднялся со стула, посмотрел сверху вниз на родителей и спокойно продолжил. – Повторяю: я не жду ни разрешения, ни благословения. Я ставлю вас перед фактом. А что вы будете с этим делать – это ва…

Паша не успел договорить. Клара, не поднимаясь со стула, отточенным движение схватила сына за шею, резко притянула к себе и отвесила звонкую пощечину. Парень зашипел, но старался не вырываться.

– А ты можешь только отпиздить? – Паша фыркнул. – А что потом? Посадишь в обезьянник к зэкам? Чтобы меня там поимели всей тюрьмой? Давай сразу в бетон, чтобы я тебя не позорил? Мать года!

– Что ты, блять… – Клара занесла руку для второй пощечины, но Юра выплеснул ей в лицо стакан воды.

– Прекратите. Оба! – Юра со звоном поставил на стол пустой стакан. – Клара, отпусти его. Паша. Сядь на своё место.

Карла отпустила сына. Справа от неё на столе расплылось кровавое пятно. Пыхтя и злобно смотря то на отца, то на мать, Паша сел на стул, не сводя с матери взгляд. В гробовой тишине Юра поправил столовые приборы, налил в пустой стакан воду для жены. Впервые Юра оказался в ситуации, когда он был вынужден контролировать ситуацию в семье и успокоить жену. На его лице Клара могла бы отчетливо увидеть фразу: «А ситуация-то нештатная совсем, разрази меня гром в пизду», но она истерично перебирала в мозгу возможные варианты от «избавиться от этой проблемы в рамках закона» до «нанять киллера и порешать ёбыря моего сына нахуй». Разложив приборы, расставив стаканы и собравшись с мыслями, Юра сцепил пальцы в замок, шумно выдохнул и прочистил горло, прежде чем сказать:

– Что ж, Паша. Это… неожиданно.

– Неожиданно? – парень издевательски ухмыльнулся, но его голос оставался ровным. Клара снова заметила своё влияние на личность сына. – Намекаешь, что все эти годы я не пытался поговорить с вами о том, что со мной происходило? Ты никогда не обращал на меня внимания! Мать живёт у себя на работе, а ты просто не хочешь видеть очевидное. Так ведь проще?

– Хорошо. Ты прав, – Юра стиснул зубы и шумно выдохнул, пытаясь не поддаваться вспыхнувшей ярости, иначе они не избежали бы массовой драки. Увидев взбешенного мужа Карла отложила выбор расправы с мужиком сына и решила понаблюдать за этим представлением, не обращая внимание на текущие по руке густые алые капли. – Возможно, я уделял тебе недостаточно внимания, но… жить с чужим человеком? Ты хочешь переехать к незнакомому человеку в квартиру?

– Я же сказал, что мы полгода встречаемся, – Паша вскинул бровь и начал раздраженно стучать пальцами по столу, – и знакомы несколько лет. И я не буду знакомить вас с ним!

– Меня никаким хуем не ебёт, сколько вы встречаетесь. Пока тебе не исполнится восемнадцать, ты никуда не уйдёшь. – Клара ухмыльнулась, поднялась со стула, чтобы взять новый бокал и налить себе вино. Усталость и недосып помогли ей смириться с происходящим, а о том, чтобы разбираться с проблемами ориентации сына, Клара не хотела сейчас даже думать. Ей хотелось спать.

Паша раздраженно выдохнул, поднялся со стула и молча ушел в свою комнату. Ему было обидно. Не из-за того, что его не пустили, ведь у Паши и парня-то не было, а из-за того, что мать не поддалась на его провокацию и не обратила на него внимания.

Измотанные Клара и Юра молча мыли посуду в затянувшемся после ухода сына молчании.

– Я давно хотел спросить тебя, но не было повода, а сегодня как раз подходящий случай. – Клара вопрошающе посмотрела на Юру, пока он вытирал руки полотенцем и смотрел на жену.

– Я сегодня осматривала труп мальчика возрастом как Паша, – жена закрыла кран и стряхнула воду с рук, сняла перчатки и посмотрела на пропитавшуюся кровью повязку на ладони. – Прежде чем ты ещё что-то скажешь, подумай, настолько твой вопрос важен, чтобы доставать меня им прямо сейчас.

Юра молча смотрел на жену, пока она снимала повязку с руки.

– Неужели это Миша…

– Какой? – Клара снова ощутила, как воздух сгустился от нарастающего напряжения. Проснулась её «параноидная паника».

– В конце декабря пропал одноклассник Паши, утром ушел из дома и не вернулся, – муж вытер руки полотенцем, – он вроде болел, поэтому в школе не сразу узнали, что он пропал.

Клара не увидела, но почувствовала, как за окном вспыхнула молния и в воцарившейся тишине сконцентрировалось всё напряжение вечера. «Так вот оно». Словно в замедленной съемке она взяла полотенце из рук Юры и вытерла руки.

– Я не слышала об этом.

За окном прогремел гром и словно прорвало дамбу – на землю с грохотом обрушился ледяной ливень, заполнив колючую тишину между супругами.

–Жаль, – Юра забрал полотенце из рук жены как эстафетную палочку и разложил на сушителе. – А по поводу Паши… – Мужчина замолчал, слушая грохот воды за окном. – У всех ведь была первая любовь. Может, у Паши это пройдёт?

Не дождавшись ответа, муж вышел из кухни и выключил свет, оставив Клару наедине с раскатами грома и тусклым фонарным светом за окном. В стоящем возле раковины подсвечнике догорает последняя свеча. Клара достала бутылку коньяка из шкафа, взяла два тяжелых стакана и села на высокий стул возле кухонного островка. Очередная вспышка молнии озарила кухню. Женщина потянулась за пачкой сигарет в кармане брюк, перебинтованной рукой включила вытяжку и придвинула к себе один из стаканов в качестве пепельницы.

Маленькая месть за нарушение личных границ.

«В конце декабря пропал одноклассник Паши, утром ушел из дома и не вернулся. Он вроде болел, поэтому в школе не сразу узнали, что он пропал».

Клара вдохнула едкий белый дым. Завтра она узнает всё.

Глава 7. Высшая степень доверия

Порывы мокрого ветра впиваются в кожу ледяными каплями. В зубах зажата тлеющая сигарета с ментолом, в руке запечатанная бутылка водки. Юноша в клетчатой черно-красной рубашке делает глубокую затяжку, кивком головы скидывает с глаз мокрые пряди и подходит к краю крыши. С небоскрёбов всегда открывается особый вид на город. На любой проклятущий город. Все города одинаково сжирают всё человечное, окрашивая даже слово «человечность» негативными значениями: лицемерие, тихая ненависть, пассивная агрессия, коррупция, алчность, насилие, человеческая жестокость, людская злоба. Может ли инстинктивная жестокость животных сравниться с осознанной жестокостью человека?

Глубокий вдох.

Рыжий смотрит вниз: горожане отсюда кажутся размером с фигурки человечков из конструктора. Ещё затяжка. Если это не поможет унять дрожь, придётся открыть алкоголь. Из-за дождя и табак, и бумага промокли и погасли. Рыжий щелчком пальцев пульнул сигарету вниз и потянулся за чёрной пачкой в кармане. Пришлось поставить бутылку на пол, чтобы прикурить. Холодно и мокро. огонь гаснет, не успев зажечься. Рыжий раздраженно ворчит и делает шаг от края крыши, не замечая притаившуюся в темноте выхода чёрную фигуру. Сигарета, наконец, вспыхивает. Парень откидывает голову и прикрывает глаза, вдыхая дым. Что-то резко сжимает его шею убийственной хваткой, выворачивает руку и тащит назад.

– Какого хера ты творишь? Отпусти меня! – Свободной рукой парень пытается схватить за волосы того, кто волочет его обратно к спуску в подъезд, ощущая тепло тела, терпкий парфюм и тонкие нотки сладкой вишни, но в память въелась лишь мокрая крыша и угасающая в луже выпавшая сигарета.

– Тише, – прямо над ухом спокойно прозвучал низкий голос, и хватка на шее немного ослабла. – Я не собираюсь тебя отговаривать прыгать. Я хочу попросить тебя об одной услуге.

– Какая в пизду может быть услуга в таких условиях?! – Рыжий попытался пнуть чёрного человека в колено и продолжал извиваться.

– Я тоже хочу убить себя.

– Чего?! И хули ты сюда припёрся?! Тебе крыш мало?

– Я ещё не готов это сдел…

– Тебя, блять, за ручку подержать что ли? – Парень попытался ударить мужчину локтем в солнечное сплетение, но почувствовал короткую вспышку боли в шее, словно в кожу вошла игла, и тут же его ноги подкосились. Картинка перед глазами поплыла, глаза закатились, и он провалился в сон.

[error]

Рыжий проснулся. Кажется. Почти вернулся в сознание. Но сил подняться не было. Парень кое-как приоткрыл глаза, хоть это далось ему с таким трудом, словно на веки наклеили унитазный ёршик из женской косметички, только вместо пластика щетину отливали из чугуна. Ещё несколько долгих мгновений ушло на фокусировку зрения и анализ полученной информации.

Он в незнакомом месте.

Белые шторы из качественной ткани плотно закрыты. В комнате полумрак, хотя по ощущениям за окном за полдень.

Рыжий приподнялся на руках, сел, уткнулся лбом в изголовье кровати, спустил ноги на пол, оттолкнулся рукой от стены и выпрямился. Голова гудела, как старый локомотив. Хотелось сжать голову руками. Опираясь о стену, парень встал с кровати, смутно замечая незнакомую полосатую пижаму на себе, подошел к окну и резко распахнул шторы. Яркий солнечный свет ударил в глаза, на ослепительно-голубом небе не было ни тучки, словно ещё ночью город не заливало дождём. Рыжий зевнул и потер глаза, оглянулся на комнату, щурясь от яркого света, и узнал гостиничный номер. На столике стоял телефон – видимо, чтобы вызывать обслуживание, и лежала записка. Парень не рискнул вчитываться в текст. Он быстро прошел в ванную, нервно осмотрел все полочки и разложенные одноразовые щетки и шампуни, стопки чистых полотенец. Не найдя ничего подходящего, взял полотенце, намотал его на руку и ударил кулаком в зеркало. Стекло треснуло и с грохотом посыпалось в раковину. Рыжий бросил полотенце на пол, взял самый большой осколок, присел на край ванны и полоснул стеклом по бледной коже запястья. И ещё раз. И снова.

Щёлкнул замок. Дверь открылась, раздались шаги. Кто-то прошелся по комнате, и на пороге ванной появился высокий мужчина в длинном чёрном плаще с бумажным свёртком в руках.

– Уйди. – Прорычал парень, не скрывая ненависть в голосе и взгляде. – Я сказал тебе, убирайся!

Рыжий опирается руками о раковину и смотрит в глаза мужчины через отражение в уцелевших осколках зеркала, пока из его запястья вытекает жизнь. Ему хочется опуститься на пол, закрыть глаза и заснуть.

– Уходи.

– Не дури, – мужчина положил свёрток на полку, не отводя от рыжего взгляд мягко улыбнулся и сделал шаг в ванную. Парень схватил осколок и резко повернулся, выставив вперед дрожащую руку. С порезанных пальцев начала капать кровь. Руки уже плохо слушаются и в глазах темнеет. Стекло падает на каменный пол. Парень цепляется рукой о раковину и, кажется, начинает терять сознание, но горячие руки незнакомца снова подхватывают.

– Я ненавижу тебя! – Рыжий собирает последние силы и пытается оттолкнуть от себя мужчину, но получается только бессильно уткнуться лицом в плечо и злобно пыхтеть. – За что… именно я?

Парень не видел, чем занят мужчина мужчина, но чувствовал запах его парфюма с нотками бергамота и кедра, перемешанный с запахом вишнёвых сигарет, и злился ещё сильнее из-за того, что умирает в руках какого-то придурка. Он хотел в одиночестве. Так, чтобы никто его не нашел и не опознал. Чтобы его похоронили без имени и оставили, наконец, наедине со своим мраком. В этой жизни он оказался лишним, и оставаться балластом больше не намерен.

Что-то больно стянуло руку. В лицо ударил яркий свет. Рыжий приоткрыл глаза в тот момент, когда порезы пронзила острая боль, и тут же его сознание разбилось на мелкие осколки. Но прежде, чем погрузиться в беспамятство, он подумал: «Может, это конец? Надеюсь, что этот упырь даст мне спокойно уйти».

[system is falling]

Рафаэль посмотрел в зеркало заднего вида. Парня сзади явно укачивало. Его и без того бледная кожа сначала посерела, а потом и вовсе приобрела зелёный оттенок.

– Не смей блевать в машине. – Холодно предостерёг мужчина и получил злобный взгляд в ответ. Пересесть на переднее сидение означало признать правоту Рафаэля и всю оставшуюся дорогу наблюдать за его самодовольной физиономией, а парню этого совсем не хотелось. Но в противном случае ему придётся давиться желудочным соком и страдать от тошноты.

Придя в себя после импровизированной операции на запястье, рыжий пришел в ярость и пообещал вырвать все волосы мужчине, если он посмеет снова помешать ему, жутко обиделся и перестал разговаривать. Но мужчину это не впечатлило. Непрошеный спаситель представился, спросил имя парня и получил в ответ гордо поднятый вверх средний палец. Тогда Рафаэль начал наугад перечислять все приходящие в голову мужские имена, и когда парень испепеляющим взглядом посмотрел в его сторону, решил остановиться на этом имени, назвав рыжего Александром.

Новый рвотный позыв сдавил горло.

– Тормози! – Рявкнул парень, на ходу распахивая дверь.

– Чёрт! – Рафаэль резко нажал на тормоз и вывернул руль. – Только не в машине!

Саша вывалился на улицу и упал на колени, тяжело дыша и кашляя. Мужчина вздохнул, взял воду и вышел к парню.

– Мятную конфету?

– Я же сказал, что нельзя сладкое, – парень прорычал, сверкнув волчьим взглядом.

– Вода, – Рафаэль поставил перед рыжим бутылку и поднялся. Саша недовольно фыркнул, но взял воду.

«Гадёныш, гордый, – ухмыльнулся Рафаэль, наблюдая, как пассажир открывает крышку и пьет из горла, – и упрямый невыносимо. Хочется по-отцовски отходить ремнём вдоль спины, только это уже не поможет».

– Едешь впереди. У нас нет времени на остановки, – холодно приказал мужчина и пошел к водительской двери.

– Может мне пешком пойти? – Рыжий фыркнул в спину.

– Можешь в багажнике ехать, – Рафаэль пожал плечами, безразлично посмотрел на парня и сел за руль. Саша прошипел что-то нечленораздельное, отряхнул джинсы и опустился в кресло рядом с водителем, швырнул на пол бутылку с водой, поморщившись от боли в руке, пристегнулся и отвернулся к окну. Недовольное пыхтение вскоре сменилось ровным и глубоким дыханием. Мужчина боковым зрением наблюдал, как рыжий спокойно спал и выглядел настолько же беззащитным, насколько невыносим его характер. Рафаэль думал, как начать разговор, если рыжий не просто «неприступная крепость», а засекреченный военный полигон, расположенный в безжизненных пустынях и огороженный системой безопасности, которой мог бы позавидовать Пентагон.

Саша пошевелился, потер глаза, потянулся, зевнул, прикрыв рот ладонью, пустым взглядом посмотрел на мелькающие за окном золотисто-зелёные склоны, частично покрытые деревьями и пушистыми круглыми кустами с пожелтевшей листвой, и потянулся в карман за сигаретами.

– Высп…

– Замолчи, – перебил рыжий, доставая из пачки ментоловую сигарету. – Не порти настроение, будь человеком.

Парень приоткрыл окно и поёжился от холодного воздуха, взял розовую зажигалку с улыбающимся зайчиком, раскусил капсулу, закурил. Глубоко затянулся, прижал к груди колени, поставив ноги на сиденье.

– Включи печку.

– Замёрз? – Рафаэль посмотрел на термометр – за окном плюс шесть, а в салоне около двадцати пяти.

– Ноги, – парень посмотрел на леопардовые кроссовки и снова перевёл взгляд в окно. Рафаэль скользнул взглядом по острым скулам с бледными веснушками, прикрытым темно-коричневым ресницам, ухмыльнулся собственным мыслям, включил теплый воздух и прибавил громкость на проигрывателе.

– Часто мёрзнешь? Проблемы с кровообращением? Наверное и питаешься плохо?

– А тебя ебёт что ли, – беззлобно, скорее устало выдохнул парень. – Я всё думаю, какого хрена ты пришёл на ту блядскую крышу?

Рафаэль вскинул бровь.

– Я же гов…

– Ой, не пизди, – рыжий выкинул окурок в окно и закрыл его, тут же пряча ладони в рукавах тёплой рубашки, – не похож ты на самоубийцу, дохрена довольный и сытый, чтобы сводить последние счёты.

– А ты разбираешься только в самоубийцах, или в обычных людях тоже? – Рафаэль хохотнул. – Но я не солгал тебе, сказав, что собираюсь покончить с собой. Я болен.

– Чем такой здоровый лось может болеть? – Парень с подозрением зыкнул на водителя. – Жизнью?

– К сожалению, даже такой «здоровый лось», – Рафаэль передразнил Сашу, – может иметь психические расстройства и предрасположенность к разным заболеваниям.

– М-м-м-м, – парень недоверчиво вскинул бровь. – У тебя рак и депрессия? Куда скинуть деньги на лечение? Или возьмешь мои органы на пересадку?

– Не угадал немного, – Рафаэль снова улыбнулся. – Ранний Альцгеймер. Как оказалось, достался по наследству.

Саша притих и отвернулся к окну, но через несколько минут продолжил:

– А я тебе для чего? Напоминать, что тебе надо убиться? Лучше обезьяну заведи.

– Не буду лукавить, на тебя у меня особые планы.

– «Лукавить»? – парень от удивления повернулся к Рафаэлю и уставился на него широко распахнутыми глазами. – Скажи ещё «за сим прошу откланяться». Тебе сто пятьдесят лет что ли? – Мужчина рассмеялся. – Чё ты ржешь, придурок? Или ты маньяк какой? Я не собираюсь последние дни возиться с тобой и тащить силой на тот свет! И не надейся! И на парное самоубийство с мужиком я ни за что не подпишусь!

– Я и не прошу тебя о таком.

– Тогда что тебе надо от меня? Нахера ты снова не дал мне умереть?

Рафаэль замолчал. Всего на миг его взгляд словно расфокусировался и обратился внутрь самого себя, а на губах появилась какая-то тоскливая улыбка, но тут же он взял себя в руки и ответил:

– Грустно то, что суицид не останавливает боль, а просто передаёт её кому-то другому. Я мечтаю прожить долгую жизнь, жениться, завести собаку, растить детей, но знаю, что это не для меня. И знаю, что должен сделать, пока… – мужчина замолчал и задумался. – Пока я могу контролировать свою жизнь. Поэтому мне нужен ты, – Рафаэль снова рассмеялся. – Нет, я не собираюсь тебя мучить или ставить опыты. Ты нужен мне, чтобы помочь подготовить и совершить идеальное самоубийство. А после моей смерти выбирай, что будешь делать дальше.

Рыжий с подозрением прищурился.

– Обещаю, что твой уход будет спокойным, быстрым и безболезненным.

<system instability>

На бледной коже его предплечья от локтя почти до запястья высечена готическим шрифтом итальянская фраза «Lasciate ogne speranza, voi ch'entrate» – заключительная фраза текста над вратами ада у Данте: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Бариста иногда думает, что эту фразу стоило написать над дверью кофейни, но надежду оставил только он, а «всяк сюда входящий» произносит:

– Алекс, привет!

– Санёк, здарова!

– Александр, добрый день!

И заказывает очередной извращенный напиток от которого у Саши начинают дрожать руки. Ну знаешь, что-то вроде «Латте́ без кофеина на ореховом молоке с малиной и коксом, и без сахара», или «Раф, пожалуйста, на безлактозном молоке и без сливок», и забывает сказать «Пожалуйста».

Алекс натянуто улыбается, проводит эту гремучую смесь по кассе и отворачивается к кофемашине, стараясь не слушать болтовню посетителей. Он старается греметь посудой и на максимальное количество оборотов включает кофемолку, но до него всё равно доносятся обрывки фраз:

– Ты слышала? Этот рэпер приезжает к нам с концертом!

– Да ты что?! Вот бы попасть к нему в гримёрку!

Саша громко стучит холдером, выкручивает рычаг капучинатора, едва не обжигаясь горячим паром, громыхает металлическими питчерами, но всё равно слышит:

– Она же своего бросила! А у них трое детей, представляешь?

– Что? Они разводятся?!

– Он ей изменял!

– Так у них ипотека! Как будут делить имущество?

Каждый раз Саша вспоминает анекдот про бармена и концовка истории каждый раз меняется, в зависимости от болтовни посетителей. Саша может позволить себе думать о чём угодно, ведь каждый его жест отточен до автоматизма. Кто-то из посетителей считает это чертовски красивым, кто-то даже возбуждающим.

Бариста ставит на барную стойку высокий стакан, накрывает стаканчик крышкой и кладёт рядом горячую выпечку в бумажном пакете.

– Хорошего дня! – Саша снова улыбается и получает купюру в стаканчик с надписью «Бариста на новый пирсинг».

В этом районе все знают Алекса. Он работает в этой кофейне уже чертову кучу лет, хотя всего лишь полтора года. . Никто не интересовался, откуда он приехал, чем занимался или сколько ему лет, но Саше это только на руку. Рассказывать о своём прошлом он не хочет, а правду достаточно знать и одному человеку.

Саша не может привыкнуть к отвратительному климату этого города – «там» всегда было высокое синее небо и каждый день светило солнце, а каждую ночь звёзд было так же много, как в планетарии. В очередной холодный, грязный, мокрый и снежный вечер в кофейне появилось знакомое лицо – чудаковатый мальчик, который почти всё лето работал с Сашей. Его звали, кажется, Миша? Школьник прошел мимо барной стойки в дальний угол зала и застыл, смотря на ёлку. Саша хмыкнул, наблюдая, как друг пытается вывести его из транса, но Миша продолжал тупить. Смотреть на блондина стало больно даже Саше, поэтому бариста бесцеремонно сел за столик к школьникам и предложил Мише подработать. Парень, как Саша и предполагал, отказался, зато его друг сияющими глазами смотрел на Сашу, и через несколько дней снова пришел, но уже один.

– Пожалуйста! Я хочу работать с вами! – Артём оказался на две головы выше Саши, что для размеров кофейни-пекарни было слишком внушительным, и это вызвало в душе бариста лёгкую тревогу. – Наверное, у меня не получится так же классно готовить напитки, как у вас, но хотя бы официантом!

– Так сильно деньги нужны? – Саша вскинул бровь, рассматривая Артёма.

– Н-ну… не без этого, – школьник засмущался. Бариста прыснул от смеха, надел тёплую куртку и направился к выходу. – Пошли.

– Куда? – Артём тут же подхватил свой тонкий оранжевый пуховик.

– Покурим. Ну, я покурю, а ты послушаешь, что в твои обязанности входит, – Саша улыбнулся, наблюдая за парнем. – А где твой друг?

– Миша? – Артём застегнул пуховик и вышел на улицу. Саша поёжился от холодного ветра и фыркнул, мысленно посылая проклятия Рафаэлю. – Он заболел.

– Ну, это не удивительно, – Саша прикусил фильтр, разгрызая капсулу с ментолом, взял из кармана фиолетовую зажигалку с изображением млечного пути, закурил и зашел за угол здания, прячась от ветра. – Он давно такой… странный?

– После смерти матери, – Артём пожал плечами, но стоило ему понять сказанное, как его лицо вытянулось. – Не стоит об этом говорить, наверное…

Саша равнодушно пожал плечами и прижался плечом к зданию, сутулясь, чтобы сохранить больше тепла.

– Большинство людей сломаны, только никто не хочет это показывать, – бариста посмотрел на узор дыма, поднимающийся от кончика сигареты и уходящий куда-то в небо. – Они плачут под струями горячей воды в ванне и улыбаются, когда выходят из этого временного убежища. Они плачут во время секса, вспоминая свой неудачный первый опыт или оплакивая разбитое сердце, а маскируют это под оргазм. Они смеются до слёз, скрывая хохотом отчаяние и боль. Кто-то твердит: «Я в порядке» и сжимает от боли пальцы в кулаки. Они кричат во время ссор не потому что ненавидят друг друга, а потому что разочаровались в себе и в своей жизни, и срываются на случайного партнёра. Вместо семей заводят питомцев, потому что их разбитые сердца не способны на любовь. Они рыдают на похоронах от страха оказаться на месте виновника церемонии. С возрастом забывают лица своих родителей не потому что перестают их любить. Просто становится стыдно смотреть в глаза. Человечество сломано изнутри. Каждый пытается найти отдушину своей боли хоть в чём-нибудь: работа, спорт, дети, хобби, творчество, волонтёрство, отношения, саморазвитие, поиск собственного «я» и «своего пути».

Артём внимательно смотрел на Сашу, прикидывая в уме, сколько же ему может быть лет.

– А твоя отдушина?

– Моя? – Бариста мрачно улыбнулся. – Свою отдушину я не смог найти, поэтому решил сбежать, – парень затушил сигарету и пошел обратно, рассказывая Артёму об основных обязанностях, которые ему могут поручить. Школьник кивал и соглашался на любую работу – его слишком вдохновила фрустрационные рассуждения наставника в курилке.

Продолжить чтение