Фортанга

Размер шрифта:   13
Фортанга

© Льянова Дэйси, 2024

ISBN 978-5-0065-1684-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Даже птицы над нами летают не так горделиво,

Как по тропам земным, возгордившись, идет человек.

С любовью, Дэйси.

Глава 1. Тьма

Возможно, в поступках моей матери и были благие намерения. В пятилетнем возрасте по совету своей подруги она отдала меня в интернат для сирот. Нас кормили, обучали гуманитарным наукам и давали возможность общаться со сверстницами, в то время как я могла портиться в корзине с гнилым луком под названием «моя семья». Семья, кстати, изредка да забирала меня домой, где я могла почувствовать себя частью «целого» за отмыванием кастрюль от копоти, уходом за соседским скотом ради грошей или хлеба и бесконечными делами по дому – старому и бедному дому, стоящему на самой окраине села, недалеко от реки Фортангa.

Возвращение в интернат было для меня то радостью, то горем. За время, проведенное дома, я привязывалась к племяннице, проявляла к ней всю свою любовь и заботу, видя в ней маленькую себя. Она была дочкой моей единственной старшей сестры. Сестра же не испытывала ко мне подобных чувств. Она была олицетворением зла и несправедливости. Если бы во всем остальном, как в умении меня унижать, Зуля так усердствовала, возможно, жизнь моей матери и ее ребенка была куда лучше.

Несмотря на всё это, я старалась радовать родных ворованными побрякушками и сладостями, искренне убеждая себя в том, что мы семья и подобное между нами неизбежно. К моменту отъезда меня охватывала жуткая тревога за ребенка. Казалось, в мое отсутствие она будет брошена на произвол судьбы, холодная и некормленая, без внимания и ласки, так как не понаслышке знала о беспечности женщин своего дома, но год за годом девочка росла, и мне становилось поспокойнее.

Не могу похвастаться переизбытком радости в местах, где живут дети, оставшиеся без родителей. Среди них я была одной из немногих, кто имел живую мать, но этот приоритет недолго делал меня избранной. Вскоре я осознала, насколько мое положение прискорбнее положения полных сирот, уезжавших гостить к дальним родственникам и получавших от них любовь и заботу. Эту чертову заботу, которую я никогда не испытывала от своей матери, но всегда ее жаждала.

Мне почти шестнадцать. Шестнадцать лет, большую часть из которых я боролась с нападками озлобленных преподавателей и девочек, знающих меня как воровку и ненужную собственной семье дочь. Заточка в виде злобы стала моей защитой, но обрекла на душевную пустоту, пустоту, заполнить которую не получалось ни пищей, ни водой. Испытывая это чувство, я все чаще пыталась понять: в чем же смысл моей мрачной и бесполезной жизни и есть ли что-то, что заполнит во мне эту бездну?

Собранная сумка стояла у двери. Вещей у меня было немного: белая хлопковая простынь и полотенце, что я решила «увезти» с собой, притаились на дне багажа. Там же прихваченные из столовой пара чайных ложек – уж больно они мне показались новыми, и к тому же, я была уверенна, что маме они придутся по вкусу. Соседки по комнате собрались на одной из кроватей, проводя наш последний тихий час в бессмысленной болтовне.

– Жаль, что ты уезжаешь, Зелиха… Теперь к нам подселят новенькую… Она та еще замухрышка…

– Ну раз замухрышка, то скучно не будет.

– А ты что будешь делать дальше? Пойдешь учиться?

– Ещё чего! – улыбнулась Зелиха. – Нет уж, спасибо.

– Будешь сидеть дома с мамашей и сестрой?

– Я вроде не похожа на умалишенную…

– Почему ты так говоришь? – удивились девочки. – И что же ты будешь делать?

– Я вас умоляю… – собирая волосы в хвост, сказала она. – Выйду замуж за богатого старика и уеду куда подальше отсюда…

– А как же любовь?

– Любовь – это выдумка для книг, а в жизни это аритмия, ожирение и никому не нужные дети, разбросанные по интернатам.

– Выходит, богатые старики, берущие в жены малолетних воровок вроде тебя, тоже выдумка для книг?!

Зелиха накинулась на девушку, пытаясь как можно больнее потянуть ее за волосы.

– Что за шум вы здесь опять подняли? А ну прекратите! Зелиха, ты даже уехать мирно не можешь! Бери сумку и быстро за мной, дикарка! – крикнула воспитательница.

Обернувшись напоследок к бывшим одноклассницам, растрепанная Зелиха ухмыльнулась, выронив на прощание: «Чтоб вы отсюда никогда не вышли, дуры!» Выставленная за ворота интерната, она медленным шагом направилась к остановке.

С трудом найдя место в переполненной маршрутке, Зелиха облокотилась на старое пыльное окно и уснула. ее шелковые светло-русые волосы, собранные в хвост на затылке, блестели под лучами солнца. Бледные худые руки были исписаны множеством мелких царапин, полученных в последней драке. Зелиха не была похожа на кавказскую девушку. Она выделялась своей породистостью: не по годам высоким ростом, зелеными, мраморными глазами, длинным светлым волосом. Зелиха была совершенной настолько, что выглядела «слишком» на фоне толпы. Проснувшись от резкой остановки, девушка осмотрелась, ровняя юбку мятого белого платья в желтый лимончик. Была невыносимая жара. Кондиционер не работал, ветер перестал дуть в приспущенное окно. Отовсюду были слышны отголоски торгашек и рёв под капотом перегревшейся маршрутки.

– Ехать будем, ехать? – ругалась зачуханная женщина, державшая у ног бидон и множество сумок. От жажды, нехватки воздуха и стойкого запаха прокисшего молока у Зелихи закружилась голова. Она вылезла из маршрутки, закинула за плечо свою сумку и зашла в придорожное кафе.

«Какое же чудо этот кондиционер!» – подумала девушка, закрыв глаза и закинув голову под потоком ледяного воздуха.

– Чего тебе? – крикнула женщина из-за кассы. Зелиха растерянно подошла к холодильнику, высматривая бутылки с водой.

– А нет воды из-под крана? – стыдясь, спросила девушка.

Брезгливо оглядев ее с ног до головы, краснощекая недовольная продавщица ушла и вернулась с одноразовым стаканчиком. Зелиха залпом опрокинула в себя то несчастное количество воды, что в нем было. Девушка поблагодарила ее и собралась уходить, поняв, что украсть ничего не получится.

– А платить кто будет? – крикнули ей в спину. – Бесплатного ничего нет, дорогуша!

Девушка растерялась, ощупывая пустые карманы своего уже влажного от пота платья.

– Да чтоб тебя! – возмутилась пожилая женщина, подошедшая к кассе с парой бутылок воды. – Никогда людьми не станете! – швырнула она деньги, другой рукой придерживая платок, спадающий с седой головы. – Пошли со мной, девочка!

Не медля, Зелиха открыла женщине дверь кафе и направилась вслед за ней.

– Где твои родные? С кем ты? – спросила она, подкатывая рукава платья чтобы умыться.

– Я ехала домой, тётя, но моя маршрутка сломалась – поливая незнакомке воду на руки, ответила Зелиха, кинув взгляд в сторону разъяренной толпы у остановки.

– Ты же наша, верно? – спросила ее незнакомка на родном языке. Зелиха кивнула головой. – Я довезу тебя до дома, дитя.

Ополоснув лицо и руки, они направились к большой черной иномарке, из-за руля которой выбежал юноша в белоснежной рубашке и открыл женщине дверь.

– Эту девушку нужно сопроводить до дома, Идрис.

Зелиха смущенно села на заднее сиденье рядом с пожилой женщиной.

Она, затаив дыхание, осторожно осматривалась кругом. Положенные сиденья третьего ряда и багажник были заставлены пакетами с рынка, в машине стоял аромат свежих овощей, фруктов и выпечки.

– Меня зовут Марем, а это мой племянник. Мы живем неподалеку от твоего села, – ранее уточнив адрес, сказала она. – Так почему твоя мать тебя не встретила? – недовольно спросила женщина, устало смотря прямо и сжимая в руках разноцветные четки.

– Мама сильно болеет, отца у нас давно нет, – еще сильнее покраснела от стыда Зелиха, – а сестра работает и смотрит за ребенком…

– А дядь, теть у тебя нет?

– Есть, но их таковыми и назвать сложно. После смерти отца мы сами по себе.

– Пей, девочка, – протянула она открытую бутылку с водой, чувствуя ее стыдливость.

– А вы? – удивилась Зелиха.

Женщина улыбнулась, после чего засмеялся водитель, кидая взгляд на девушку в зеркало.

– Сегодня второй день священного поста, дитя. В моем возрасте никакая вода не утоляет жажду так, как милость и довольство моего Творца.

Зелиха прекратила возиться с бутылкой и просидела словно камень до прибытия к той самой тропинке, ведущей к ее дому.

– Я даже не знаю, как вас благодарить, тётя… – вылезла из машины она, чувствуя себя бесконечно должной.

– Не стоит, девочка. Ты напомнила мне мою внучку, – комкая носовой платок, ответила Марем, – такой же светлый и чистый ребенок, – вновь устремила грустный взгляд вдаль. – Береги себя и больше никуда не ходи одна.

– Пусть Аллах исцелит твою мать, – на родном языке добавила пожилая женщина.

Следом из машины вышел Идрис. Он открыл багажник и накидал в пакет фруктов, достал коробку со сладостями для Зелихи. Поставил рядом на траву мешочек с мукой и, торопясь, запрыгнул в машину.

Удивленная их щедростью и раздавленная собственным невежеством, Зелиха направилась домой, навалив на руки продукты. Множество эмоций переполняло ее, но самым неописуемым было чувство восторженности от соприкосновения с добром. Неожиданно вкус радости перебило предвкушение встречи с родными. Наивная полагала, что ей все-таки будут рады.

Представлять день своего возвращения домой Зелиха всегда начинала со стоящей на крыльце матери, но встречал ее заросший бурьяном двор и сорванный замок калитки, вместо которого висел затянутый шнурок.

– Мам? – крикнула девушка, зайдя в прихожую. Она поставила тяжелый пакет и мешочек у кухонного комода без дверок.

Тишина. В доме стоял стойкий запах жареного курдюка, на плите еще теплая чугунная сковорода. Ни слышно, ни видно никого не было, кроме шумной навозной мухи, отчаянно искавшей выход. Заглянув в спальню матери, Зелиха нашла родных спящими, занавесив окна одеялами до полной темноты. Она поставила свою сумку, сняла единственное выходное платье. Переоделась в старый материнский халат. Повязав на голову тугой платок, девушка взялась за уборку. Час за часом Зелиха приводила в чувство дом, состоящий из трех комнат и прихожей с кухней. Она думала о том, что ее тридцатилетняя сестра или племянница могли бы и прибраться, зная о ее приезде. Девушка ускорялась и ощущала облегчение в работе, словно всё не так, как она видит. В любом случае это ее дом, а не какой-то там интернат на чужбине.

«Надеюсь, мама обрадуется… – подбадривала себя. – Похвалит…» – продолжала думать Зелиха, вытягивая свернутый тяжелый пыльный ковер во двор.

На улице стемнело. Соседка, заметившая возвращение Зелихи, пришла проведать ее с чашкой сахара.

– Как выросла, посмотри… Тьфу-тьфу-тьфу чтобы не сглазить! – постучала она по столу. – Ну, я побежала, а то гостей полный дом! – рассматривая девушку, ехидно смеясь, ушла она.

Зелиха налила себе чай и, решив дождаться родных, села с горячей кружкой в руках и задумалась.

– Смотри, смотри… – с насмешкой прозвучал хриплый голос матери из темного коридора.

Зелиха привстала и увидела, как она кивает на нее головой, а сонная племянница стоит рядом и улыбается.

– Видишь, как эти королевы живут? Ведь даже не скажет: «Мама, пошли, мама, выпей чай!»

– Мам? – ошарашило Зелиху. – Так я не хотела вас будить…

– Ай, – плюнула женщина, схватившись за поясницу, – тебе-то что? Ты один день не постилась! Что ты знаешь о голоде? Мать умрет – ты даже не проверишь, жива я или нет! Иди, Ася, кушай, весь день мучалась!

Девочка обошла стол и села кромсать лепешку, параллельно потирая глаз кулаком после сна.

– Ты даже не поздороваешься со мной? – стоя в недоумении, спросила Зелиха.

Девочка засмеялась, набивая рот. На кухню зашла мама.

– Вставай, Асек, поклонимся ей вместе! – затягивая третий узелок на косынке и ставя чайник на плиту, продолжала она. – Приехала госпожа Зелиха с каторги!

Девочка смеялась все громче, так, что даже крошки вылетали из ее рта.

Зелиха расплакалась. Выбежала из кухни.

Комната была завалена вещами сестры и ребенка. Среди них были и ее вещи, но уже не пригодные к использованию.

– Зелиха! – крик из кухни. – Чай сам себя не нальет, бессовестная ты девчонка!

– А круглый год он не сам себя наливает? – вернулась Зелиха, испугавшись гнева матери.

– Ты что там бормочешь, курочка? Завтра будешь поститься, а то кто знает, каких ты там чертей насобирала! – горкой наваливая сметану на лепешку, голосила бабка.

«Черти и здесь водятся… Пока вы спите, жарят колбасу на курдюке», – подумала Зелиха, но не посмела сказать это вслух.

Опустошив стол, они отправились в комнату. Зелиха достала из сумки аккуратно сложенную простынь и полотенце, украденные из интерната в подарок маме. Асе достались книги, но по лицу девочку было видно, что она не в восторге от подарка. Голос племянницы Зелиха наконец услышала, лишь когда вышла из комнаты, чтобы пойти нагреть себе воды для помывки.

– Книги она мне привезла… Мне книги зачем, баба? Ты посмотри, какое платье лимончик у нее в шкафу висит! А мне, видите ли, книги! Бумагой я не наряжусь, баб, и сыта не буду!

– Так оно твоё, – прищурив глаза в маленький экран телефона, ответила бабка. – Я тебе разрешаю, бери, носи, а она пусть «кинищки» читает.

Зелиха, отойдя от двери, прижала к себе полотенце. Она не понимала, что стало с Асей и почему ей настолько больно от их поведения. Ком в грудной клетке пульсировал. Девушка взяла ведро с холодной водой и вышла за дом. В огороде стоял душ, сделанный ее дядей из досок. Стенки были из натянутой старой клеенки, под ногами – трава и ведерко с мылом. Железным кувшином Зелиха раз за разом обливала себя водой, мешая ее со слезами.

– Зелиха! – раздался гневный крик из дома.

Испугавшись, она побежала босиком, обмотав мокрое тело полотенцем.

– Ах ты, позорница! Хочешь запятнать честь этой семьи? – с ходу ударив ладонью по лицу, крикнула женщина.

– Да что я сделала? – упала на колени Зелиха.

Мать девушки свалилась на диван, схватившись руками за сердце.

– Я знала! Знала, что ты проклятая копия своего никчемного отца! Да чтоб ты сегодня не вернулась в этот дом!

– Да чтоб не вернулась! – добавила плачущая Зелиха.

– Все село видело, как тебя вышвырнул из машины мужчина! Да еще и на эти харчи непонятно чем заработала! – заявила пришедшая домой старшая сестра Зелихи Зуля, сидя со злым лицом, закинув ногу на ногу.

– А ну говори, что ты делала в его машине?

– Это была машина уважаемой женщины! Это она привезла меня домой, подобрав по пути! У меня не было денег даже воды купить, а моя маршрутка сломалась! За что ты меня так ненавидишь? – вытирая слезы, спросила Зелиха у матери.

– Ни одному слову я твоему не верю… непутевая! Уйди с глаз долой!

– Ха ха! Какая овца, я не могу! Тебя за руку поймали, дорогуша, будешь ты тут еще лапшу вешать! – сверля сестру своими черными маленькими глазами, говорила Зуля.

Ох, сколько хотелось сказать ей в ответ, но этот страх поедал меня изнутри. Я трезво понимала, что этот человек способен накинуться на меня и ему за это ничего не будет. По правде говоря, возможно, ее нутро и послужило причиной того, что моя сестра была человеком непутевым. Будучи совсем юной, она убежала замуж, откуда вернулась с младенцем на руках. После был очередной брак, но и там ее судьба не сложилась. Зуля стала работать, делая уборки в чужих домах, но толку от ее работы не было и хватало ее ненадолго. Маму никогда не интересовало, где она и чем занимается, доверие, как говорится, к ней было непоколебимым. Зато ребенок и она жили за счет маминой пенсии по инвалидности, которая ей даже не полагалась.

Скандал вскоре утих, и, что прискорбно, они обе в глубине души знали, что я не вру, но предпочитали видеть мои слезы и страх, нежели признать мою честность.

Грустная луна смотрела на Зелиху. Такая большая и недосягаемая. Небо было усыпано звездами. Ночью воздух становится сладким и свободным. Кузнечики стрекотали в траве.

– Как жаль, что ты не вечна, моя ночь, – напевала Зелиха, – и нужно засыпать и просыпаться… Луна и я как будто мать и дочь, что вскоре будут вынуждены сдаться… судьбе своей угрюмой и дурной, оставить все в ночи: мечты и чувства… Как жаль, что ты не вечна моя ночь, я так хочу…

– Уснуть и не проснуться! – захохотав, допела Ася, высунув красное лицо из-под простыни у ног девушки.

– Перестань! Мама спит! – попыталась успокоить ее Зелиха, но девочка продолжала смеяться, пока не раздался стук в стену из соседней комнаты.

– Ля-ля-ля-ля! – шептала Ася, передразнивая тетю, делая волны короткими толстенькими руками перед лицом.

Ася не была похожа на Зелиху. Отсутствующее чувство такта, стыда и каких-либо человеческих понятий делало ее крайне неприятным человеком. Это был подросток, но уже сложенный как неправильный и бесполезный человек, испытывающий потребности лишь в пище, веселье и интригах. В школе Ася не имела друзей, боялась за себя постоять и шла на любые низости, не имея порога брезгливости. Она могла таить в себе зависть, обиду, зло, но априори была лишена возможности не то что разобраться в причинах возникновения подобного, а даже думать о том, что можно жить иначе. Маленькая ростом, пухлая девочка с узкими глазами и темными пушистыми волосами, она была бабушкиной любимицей с тех пор, как стала похожа на свою маму.

Крик петуха разбудил спящую у окна Зелиху. Она сняла с себя тяжелые ноги племянницы, что пинали ее всю ночь, и вышла босиком во двор. Стоило ей присесть на бетонные ступеньки, вытянуться, как тростник, как у ворот остановился старый фургончик. Зелиха побежала в дом, залезла в большой материнский халат. Тем временем было слышно, как хлопнула дверь машины.

– У нас гости, мам! – пытаясь разбудить женщину, гладила ее по спине Зелиха.

– Прогони кто бы там ни был! – пробормотала женщина – Какие гости в такую рань?.. – громко зевнула она.

– Вы дома? – донесся из прихожей голос дяди с его режущем слух акцентом.

– Ва-ай! – наконец оторвала мать голову от подушки. – Это же мой брат! Иди ставь чайник! – в спешке поднимаясь с постели, сказала она.

Зелиха вышла из спальни.

– Зелиха? – удивленно окинув девушку взглядом с ног до головы, выронил худой и высокий мужчина с густой черной шевелюрой на голове и подбородке, в старой одежде, испачканной копотью.

– Дядя Мустафа… Хотя в такую рань никто другой к нам и не заваливается… – улыбнулась она.

– Ты посмотри, как моя козочка выросла! – удивился он, снимая резиновые сапоги с обсохшей сыплющейся грязью и навозом на подошве.

– Ай! – выбежала женщина. – Да ты заместо солнца сегодня! Не снимай обувь, родной! Проходи! Хи-и! Ты что там опять навез? – заметив крошечный пакет с мясными отходами, висящий у него на пальце, восторженно спросила она.

– Все свежее! С моей бойни!

«Как будто она твоя… грязный рабочий!» – подумала Зелиха, пораженная материнским гостеприимством. Они прошли на кухню.

Ущипнув дочку за бок, женщина кивнула ей на печку, тем самым указывая немедля приготовить еду и накрыть на стол. Девушка вывернула пакет в миску, но ничего, кроме жилок, жиров и говяжьих почек, в нем не нашла.

– Обед, который мы заслужили – ужаснулась Зелиха.

– Что ты там бормочешь, дурная? Не видишь, человек торопится на работу? Шевелись давай! – грозным голосом сказала женщина, с улыбкой намазывая масло на хлеб. – Что бы мы без тебя делали, Мустафик… Свое сердце готов отдать мне и моим детям… – Нащупывая уголочек накинутого на голову платка, начала жаловаться женщина: – Ничего этот несчастный мне не оставил! Да будет проклят тот день, когда я вышла за него замуж! – имитируя плач, уткнулась она лицом в платок.

– Ой, всё-всё… Остановись! – громко чавкая, ответил ей брат, заляпанный сметаной. – И так день не день, еще тебя слушать!

– Кушай, родной, не слушай старую несчастную женщину… Пока ты жив, я и мои сироты не пропадем…

– А где Зуля? – поинтересовалсяне званный гость.

– Эта несчастная пашет как антилопа… – вновь опустила голову бабка, – ей что день, что ночь, только и думает, чем ребенка и меня кормить будет…

– Да не такая она уж и несчастная, эта ваша Зуля! – ехидно засмеявшись, сказал он, подняв хитрый и беспардонный взгляд на Зелиху.

Мама изменилась в лице и, не желая продолжать этот разговор, немедля сменила тему на мое безделье:

– Эта тоже упала на мою голову, бездельница… Хоть бы на работу вышла куда-нибудь, хотя я и боюсь, не знаешь, чего ожидать… Как бы перед людьми краснеть не пришлось.

Дядя вычистил лицо от сметаны кухонным полотенцем и вновь окинул Зелиху взглядом.

– Давай ее ко мне на бойню. Платить не обещаю, но кушать всегда найдется.

– Ва-а-ай! Дай Бог тебе здоровья, мой брат!

– На бойню? – возмутилась Зелиха.

– Ты права, девочка… – удивилась мать, – с твоим образованием – только в кресло министра! – засмеялись они с братом в унисон. – Иди собирайся, все равно тебе нельзя ни есть, ни пить. Она у нас постится! – уточнила женщина для брата.

Зелиха, сломленная собственной немощностью, медленно переодевалась из маминого халата в свое старое платье. Ее печалило то, что отныне придется терпеть дурной запах, и радовало, что она не будет видеть сестру и племянницу. Сев в салон фургона, Зелиха смотрела в глаза матери, пытаясь понять, что та испытывает, видя своего ребенка в таком положении. Картина всё отдалялась, и дом расплылся вдалеке…

– Тут наши коровы! Вон там ведра, к насосу не подходить! – проводил экскурсию дядя, – вода только холодная.

Признаться, духота в интернате стала казаться ей терпимой по сравнению со стойким запахом коровьего навоза. По бетонному полу стекала кровь с водой, над ведрами с потрохами тучкой жужжали мухи. Надев изношенные кирзовые сапоги и резиновые перчатки, Зелиха взялась за работу, приняв свою участь как должное.

К вечеру, едва стоя на ногах, девушка ждала, пока дядя отвезет ее домой, но тот, ничего не сказав, уехал с друзьями, пригласившими его на ифтар. Умывшись ледяной водой, голодная Зелиха медленно пошла пешком в сторону дома. По пути сигналили машины, некоторые останавливались, предлагая довезти, но, боясь в очередной раз «опозорить» родных, Зелиха проделывала свой путь самостоятельно. И все же было нечто прекрасное кругом. В окнах домов горел свет: там семьи собирались за столом после вечерней молитвы. Воздух был наполнен неким спокойствием. Взяв в руки свои тапочки, девушка чувствовала гладь песчаной земли и щекотание стоп травинками. Зелиха остановилась и устремила свой взгляд на небо. Небо высыпало тысячами ярких звезд, рождающих что-то нежное и трепетное в груди. На этом прекрасном моменте Зелиху, невольно вышедшую на дорогу, чуть не сбили синие жигули, резко затормозившие у ее дома и поднявшие столб пыли.

Испугавшись до нервной дрожи, девушка направилась к машине, чтобы извиниться перед водителем, как вдруг с пассажирского места выскочила Зуля.

– Надо было тебя задавить, чертовка!

– С кем ты? – пытаясь разглядеть водителя, спросила Зелиха, на что сестра замахнулась на нее рукой:

– Ты тут еще рот будешь открывать! Быстро в дом! – и направилась вслед за ней, толкая в спину.

О случившемся мы не говорили. Должно быть, маме и не стоило об этом знать. Она сидела, не отрываясь от маленького старого телевизора и миски с семечками, усыпав весь пол шелухой; Ася играла в змейку на телефоне, а на кухне как обычно не было и маковой росинки.

С первым криком петуха Зелиха проснулась. Сон не дается голодному человеку. Окаменевшие от боли ноги с трудом ступили на пол. Не дожидаясь пробуждения родных, она напилась воды у крана во дворе и отправилась на работу. День был еще жарче, чем день ее приезда. От солнцепека кружилась голова. Кругом было тихо, ведь в этот месяц люди едят и пьют до восхода солнца, а после, помолившись, ложатся спать. Увидев Зелиху, дядя кинул на землю окурок и наступил на него подошвой своих грязных ботинок.

– Поторопись, мадам, сегодня большой заказ, – своенравно поздоровался он.

Заказ и вправду был большим. Девушка стала замечать, как легко и быстро дядя вжился в роль начальника, взваливая всю работу на нее. Он не лишал себя удовольствия отойти поспать или перекусить, в то время как Зелиха тягала ведра и мыла бесконечное количество требухи и коровьих внутренностей.

– Давай, давай! – слышалось время от времени.

После обеда девушка сняла сапоги, обливая изуродованные мозолями ноги водой.

– Ты чего переобулась, мадам? Мясо само себя не вынесет! Давай-давай! Машина уже подъехала!

«Будь ты проклят…» – подумала Зелиха, смотря на десятки тяжелых черных пакетов.

Выходя с бойни с пакетами в руках, прищурив глаза от солнца, Зелиха увидела открытый багажник и несколько силуэтов рядом с машиной.

– Девочка?! – ошарашенно вылезла из машины тетя Марем.

Зелиха застыла, чувствуя, как то ли от стыда, то ли от жары ее ноги подкашиваются. Водитель выхватил пакеты из ее рук, а женщина оттянула девушку за руку в тень, удивлено и испуганно оглядев ее с ног до головы.

– О Аллах… – не скрывая своего потрясения, проговорила она.

В дверях появился дядя.

– О, она что-то натворила?! – ускоряясь, подошел он.

– Кто она тебе, Мустафа?

Мужчина растерялся:

– Это моя племянница…

– Как ты позволил девочке тут работать?! Что ты за человек такой? – сурово воскликнула она. – Бойся Всевышнего, Мустафа! Ты бесчеловечен! – взяв шатающуюся девушку под руку, она помогла ей дойти и сесть в машину.

– Что я скажу ее матери? – недовольно вслед крикнул он, опираясь на колени, нагнувшись вперед.

Дверь захлопнулась.

Глава 2. Свет

Она видела свет. Облокотив голову на окно машины, Зелиха всматривалась в солнечные блики. Они плавно и спокойно ехали под тихо играющий нашид. Прохлада и аромат мужских масляных духов так неожиданно украсили ее день, что Зелиха, обессиленная и пробившая дно своей стыдливости, уже не испытывала ничего, кроме желания насладиться моментом.

Они заехали во двор. Закрывшиеся металлические кованные ворота разбудили едва успевшую задремать девушку.

– Пошли, девочка.

От увиденного Зелиха приоткрыла рот, словно источником того самого света и был этот дом. Перед ней стоял белокаменный дворец с колоннами и балконами, лестница которого была уставлена глиняными горшками с кустовыми розами. Двор был застелен белым гладким камнем, журчала вода, и веяло легким запахом дыма от костра, что разжигали к ифтару в огороде. В пристройках, похожих на дом, висел белый тюль, ветром выдуваемый из открытых окон дома, куда они и направились.

«Сон ли это? – думала Зелиха. – Разве могут люди так красиво жить?»

– Иди за мной, девочка, – устало сказала тетя Марем.

Она приоткрыла ей дверь и впустила в домик, сама же зашла следом и присела на диван передохнуть.

– Я о тебе позабочусь, – вытирая лицо носовым платком, тяжело дыша, сказала она.

– Я могу остаться?

– Тебе же нужна работа, девочка?

– Очень! – чуть ли не воскликнула Зелиха, боясь не сохранить место в этом доме.

– Тогда можешь остаться, девочка. Работы по дому всегда хватает. Кто смотрит за твоей матерью?

– Сестра и племянница, но и я бы хотела иногда навещать их…

– Что за разговоры, ребенок? Можешь хоть каждый вечер ездить домой и ночевать с родными, Идрис всегда тебя и отвезет, и привезет. – кинула взгляд на окно, где парень, сидевший за рулем, выгружал пакеты с мясом. – Но! – женщина подняла глаза на Зелиху. – Я хочу попросить тебя, девочка, не сближаться ни с кем из моей семьи для твоего же блага. Делай свое дело: живи, молись, ешь, помогай матери и родным, но не впускай дурные мысли в свою голову и будь со мной честна. – Женщина встала. – В начале и в середине месяца я буду платить тебе деньги. После ифтара бери любые продукты домой, не стесняйся.

Зелиха заметила в окне смеющихся девушек в шифоновых платьях с косынками на головах, спрашивающих что-то и смотрящих в сторону этого домика. Тетя Марем собралась уходить, как вдруг остановилась и взглянула на Зелиху.

– Я хочу тебя попросить… – сказала она.

– Конечно! – удивилась девушка.

– Ты же не здешняя… Делай вид, будто не знаешь ни языка, ни традиций и вообще далека от всего нашего. Никому не открывайся. Тебе так будет легче мыть посуду и полы.

– Разумеется… – согласилась она.

Женщина ушла.

Зелиха видела чьи-то вещи, но разделять с кем-то такой домик после тесных пыльных комнат интерната она была и не против. Деревянная обшивка белого цвета, уютные маленькие комнатки, расписной шелковый диван в прихожей и небольшой кухонный уголок. Самым прекрасным местом была ванная! В нескольких шагах от спальной комнаты. Такое Зелихе и не снилось. Она была счастлива до тех пор, пока не вспоминала свой дом, а он, как черная тень, мелькал в ее мыслях повсюду.

Она уснула, сидя на диване. Ее разбудила девушка в белом платке, до того худая, что первое, на что Зелиха обратила внимание, это ее точеные скулы.

– Вставай, нам накрывать на стол, – с акцентом сказала она.

Девушка быстро встряхнулась ото сна и заулыбалась, поняв, что все произошедшее с ней было явью.

– Шахло! – протянула ей руку незнакомка.

– Зелиха, – ответила девушка.

– Готова идти? Времени мало…

Уверенным шагом маленькая ростом Шахло в светлом хиджабе направилась на кухню, выйдя из домика во двор и поднявшись по той самой белой лестнице, обставленной розами, ведущей в большой дом. Холл в прихожей заслуживал многочасовой экскурсии, но Зелиха успела лишь восхититься и задуматься о том, заметили б хозяева всей этой роскоши пропажу нескольких хрупких вещиц?

На кухне уже кипели кастрюли, Шахло продолжила нарезать овощные салаты.

– Смотри, сестра, нужно собрать весь мусор с комодов в мешок и освободить раковину. Как накроем на стол и возьмем разговение, займемся десертами и чаем. Мусорный контейнер – в огороде у задних ворот, старайся не перегружать мешок, чтобы не таскать тяжести.

– Давно ты тут работаешь? – поинтересовалась Зелиха, сметая овощные шкурки в мешок.

– Меньше года. По окончанию Рамадана я должна была уехать на родину, но теперь остаюсь.

– Почему?

– Меня хотели выдать замуж, но теперь моя работа важнее, – не отрывая глаз от работы, ответила Шахло.

– Здорово… – улыбнулась Зелиха, – а кто бы был заместо тебя?

– Мне показалось, что ты. Желающих работать всегда много, к тому же хозяйка щедрая женщина, дай Аллах ей здоровья и долгих лет жизни! – взглянула на Зелиху, не дождавшись ответа.

Занеся последний поднос с вареной бараниной в зал, где за накрытым столом собралась толпа людей, Шахло ненадолго пропала. Вернувшись, она поставила две тарелки на стол и выловила из кастрюли с бульоном оставшиеся куски мяса.

Зелиха на радостях схватилась за белый хлеб и стала макать его в горячий бульон, но вдруг заметила, как пьющая воду Шахло пальцем подвинула к ней миску с финиками.

Откуда Зелихе, никогда не державшей пост, было знать, что начать трапезу стоит с воды и фиников? В душе она немного расстроилась изменившимся планам напарницы, уж слишком некомфортно оказалось в ее компании. Зелиха ела так быстро, что не успевала разжевывать пищу. Увидев, что слегка перекусившая Шахло встает и убирает за собой посуду, она чуть не лопнула от переполняющего её гнева.

– Ты же только села, Шахло! Поешь! – возмутилась она.

– Этого достаточно, ты не смотри на меня, кушай, – ответила Шахло и начала доставать чайный сервис.

«Вот заноза – подумала Зелиха, приняв ее поступок за упрек, – тощая, как ветка, еще и выделывается…»

– Ставьте полный чайник! – сказала идущая мимо кухни улыбчивая и красивая женщина. Она остановилась и вновь заглянула на кухню, держа перед собой руки, которые шла мыть.

– Какая красивая девушка! – воскликнула она и прищурила хрустальные голубые глаза, разглядывая Зелиху. – Ты наша? – добавила на родном языке.

– Я вас не понимаю… – испугалась Зелиха. – Спасибо, вы тоже прекрасны! – растерялась девушка.

Женщина ахнула с сожалением и пошла дальше в ванную мыть руки.

– Обычно они так не ужинают, – сушила вымытую Зелихой посуду Шахло, – сегодня в гостях младшая сестра тети Марем, та самая, что заглядывала к нам на кухню, она живет за границей, в Египте, если не ошибаюсь.

– А детей у тети Марем много? – поинтересовалась Зелиха.

– Дочь и два сына. Оба живут тут со своими семьями все лето. Единственная дочь тети Марем умерла прошлой осенью.

– Какой ужас…

– Мы все вернемся к Создателю… – расстроенная чем-то, обронила Шахло.

Наконец закончив уборку, девушки стали запаковывать продукты для раздачи нуждающимся. В множество картонных коробок Шахло поровну раскладывала фрукты, сладости и готовую еду.

– Тетя Марем сказала, чтобы все продукты сегодня были розданы. Идрис отвезет тебя до дома, если у вас есть соседи или родственники, кому нужна еда, скажи ему.

Они брали ящики и выносили их к машине во двор. Идя мимо арки зала, Зелиха слышала горячие дискуссии и обсуждения. Ей было любопытно увидеть всех членов этой семьи, но вскоре толпа направилась к выходу, и девушка притаилась у кухонной двери.

– Будьте здоровы! – на родном языке слышалось ей.

– Мы всегда тебя ждем! Береги детей и передавай всем Салам моаршал1.

– Машина подъехала?

– Где сумка? Несите сумку! – звучали разные голоса.

– Марем, не нервничай без повода… – целуя женщину в лоб, сказала уезжающая женщина, – гоняй Идриса по всем своим вопросам, не жалей его!

Резко обзор в щели приоткрытой двери закрыла Шахло. Зелиха растерялась:

– А Идрис? Он чей сын?

– Идрис – племянник тети Марем, сын ее младшей сестры, которая сейчас уезжает… Работает водителем, – сказала Шахло, встряхнув пакет. – Тетя называет его своим сыном, но это не так. Видимо, потому, что ее родные сыновья не станут выполнять ту работу, которую выполняет он.

«Уже лучше… – подумала Зелиха. – Болтливая ты мне нравишься больше…»

– Я выезжаю! – постучал в открытое кухонное окно Идрис, растроенный после прощания с матерью.

– До завтра, Зелиха. Постарайся приехать пораньше. Постираем и отгладим шторы к праздникам.

Признаться, услышав о статусе Идриса в этом доме, Зелиха перестала испытывать к нему тот интерес, что терзал её прежде. Она была уверенна, что в семье Марем есть и другие – более перспективные – парни, с которыми она могла бы попытать судьбу.

Зелиха села на заднее сиденье машины. За окном стемнело.

– Тебя все устраивает? – парень посмотрел в зеркало.

Не желавшая говорить с ним Зелиха ответила:

– Сойдет.

– Даже так… – улыбнулся он. – Я рад. Надеюсь, ты перестанешь попадать в неприятности.

На это Зелиха наконец отреагировала: посмотрела на него диким взглядом, как кошка, оторвавшись от окна.

– Шучу-шучу! – засмеялся он, ощутив на себе ее гнев.

Дальше они ехали в полной тишине.

Зелиха хлопнула дверью. На том же месте, где и в первый раз, Идрис выгрузил коробку с продуктами.

– Я бы донес до дома, но не хочу смущать твою семью.

– Я сама справлюсь, – не дослушав, ответила Зелиха. – И да, Шахло сказала угостить и соседей, – смотря на еще один ящик, продолжила она.

Теперь она точно удивит маму и сестру: целых два ящика импортных фруктов, жареной рыбы, вареного мяса и сладостей. Такое в их доме впервые, и всё это благодаря Зелихе.

…Старый коврик у порога свернулся в трубочку.

– Мам?

Из комнаты доносились голоса.

– Вернулась, чертовка? Кто бы сомневался… – в двери появилась Зуля.

Если Зелиха была высокой, стройной девушкой, то ее сестра – полной ее противоположностью. Маленькая ростом, темная и выглядевшая на все сорок лет женщина. Ее черный сухой волос, собранный в пластмассовый краб, всегда пах дешевым табаком. Лицо было смуглым, и из-под густых бровей виднелся злой и пустой взгляд.

– Может, поможешь мне занести это все?

– Что там? Объедки?

– Точно получше того, что ты ешь…

– Ты так осмелела от новой работы, овца? – Она подошла близко и схватила Зелиху за руку, прижимая к стене.

Это был страх не перед сестрой, которая не являлась авторитетом для Зелихи, а от чувства незащищенности. Она знала, что не будет услышана, понята или спасена ни матерью, ни племянницей, ни кем-либо еще.

– Хе хе, – громко откусив яблоко, взятое из коробки, присела в прихожей Ася.

– Ва-а-ай! – вышла женщина из комнаты – Вы мне ребенка пугаете? – жадно разглядывая продукты, сказала она.

– Ты бы хоть узнала, мам, где она шлялась весь день… Как бы завтра за эти остатки нам краснеть не пришлось!

Зелиха сразу увидела на сестре парадное леопардовое платье в катышках и почерневшую бижутерию, которую та носила лишь по особым случаям.

– Давай, Зуля, мойте руки, садитесь за стол, а с тобой я еще разберусь, дьяволица! Ты, кого спросив, ушла от моего брата, неблагодарная? – занося коробку на кухню, возмущалась она. – Поэтому говорят, «добра не делай – зла не будет!» – начала жевать бабка.

Зуля распустила пушистые сухие волосы, смазала губы блеском и прошла мимо стоящей в прихожей Зелихи. Шлейф ее дешевого парфюма резал нос. После пары минут шепота с матерью она вышла с пакетом, из которого выпирали лучшие фрукты и сладости, что привезла Зелиха, и стала обуваться. Дверь захлопнулась.

– Что ты там стоишь как чучело? – крикнула женщина.

– Я не буду ночевать дома, – едва вымолвила Зелиха. – Моя новая хозяйка дает мне жилье у себя во дворе.

– Ты смотри, какой ты хитрый! – ответила мама. – Сначала там отдыхала, теперь ей хозяйка дает, а за домом кто смотреть должен? Я со своими болезнями? Или этот ребенок? Может, твоя сестра на которой держится этот дом последний десять лет?

– Я не знаю, чем занимается моя сестра, но пользы от этого никакой! – воскликнула Зелиха. – Только еще и тащит теперь отсюда! – возмутилась она.

– Ха-ха-ха! – ответила бабка. – Вот теперь то ты точно не будешь там жить.

От отчаяния у Зелихи затряслись руки и челюсть.

– Мам, я умоляю тебя!

– Я тебе мама стал? – с акцентом насмехалась женщина.

– Они очень богатые! Если я там зацеплюсь, мы все будем жить лучше! Но мне нужно быть там, иначе они возьмут другую помощницу!

– «Очень богатые»! – изображала Зелиху мать. – Мне-то что от этого, а? Ты там будешь наслаждаться, а я тут горбатиться? – озлобилась она.

– Я там работаю, мам, как и на бойне, не покладая рук! Я вольюсь в доверие к хозяйке и озолочу вас всех! Их дом – как город, гостевой дом – как три наших…

– Я поговорю с твоей сестрой, и решим, что с тобой делать… – набрав себе в тарелку еды, ушла она в свою комнату смотреть новый выпуск криминальной программы.

От гнева и обиды Зелиха расплакалась и выбежала во двор.

«Да кто такая моя сестра, чтобы с ней говорить?» – думала Зелиха. Она села на траву и словно осушила океан своей души слезами, пролитыми на колени.

«Ненавижу свое существование… Беспомощная!» – била она себя кулаком по руке.

Свет из материнских окон падал на землю перед ее ногами, Зелиха вырывала траву клочьями и кидалась ею в разные стороны.

Утренний свет пролился на старые окна сквозь редкие ветки деревьев. Зелиха подошла к зеркалу. По всему лицу высыпали мелкие красные точки, похожие на веснушки. По скрипучему полу она вышла из спальни. В комнате матери на полу стояли тарелки с остатками пищи. Ася, развалившись, спала в кресле рядом с разряженным маленьким телефончиком. Старшей сестры до сих пор не было дома. Собрав волосы в хвост, Зелиха вышла умыться. Через пыльную дорогу от их дома лежала тропинка, ведущая наверх, к трассе, которую сквозь небольшие деревья можно было увидеть прямо со двора. Так Зелиха случайно и заметила черный внедорожник Идриса.

– Тук-тук! – постучала она по заднему окну и открыла дверь.

– Ты не такая старая, чтобы я вылазил. Запрыгивай, Зелиха, – не отрываясь от экрана телефона, посмеялся он. – Я взял твой номер у тети Марем, но уже понял, что это бесполезно, – посмеялся он.

– И вправду, – улыбаясь, ответила девушка.

Идрис положил телефон и обернулся назад, но, увидев лицо девушки, резко перевел взгляд на дорогу, чтобы не смущать и не создавать дискомфорт. Пока они ехали, он подсматривал за ней в зеркалозаднего вида, но старался делать это незаметно. Ему было тревожно видеть Зелиху в таком плохом состоянии, но лезть в душу, а тем более в ее дом он так и не рискнул.

Когда машина заехала во двор, Шахло уже развешивала за домом постельное белье. Поставив корзину на пол, она подошла встретить Зелиху.

– Доброе утро! – улыбнулась Шахло.

– Доброе…

– У тебя все хорошо?

– Да, все хорошо. Что будем делать?

– Днем работы немного, тетя Марем не нагружает нас в дни поста, но несколько дел все же сделать придется. Пару штор я постирала, развесим их осторожно и снимем остальные с окон.

– Ничего себе… – удивилась Зелиха, – ты так рано встаешь?

– Я рано ложусь и просыпаюсь к утренней молитве. Почитаю Коран и берусь за работу, – очень громко ответила скромная узбекская девушка.

– Ничего себе… – поразилась Зелиха. – Как легко я живу…

– Живешь ли? – улыбнулась Шахло.

Зелиха изменилась в лице. Ей стали обидны слова девушки, особенно в присутствие Идриса, но она не хотела конфликта в первые рабочие дни и решила смолчать, затаив обиду.

– Ты не привезла свои вещи?

– Еще нет, – недовольно ответила Зелиха.

Девушки принялись за работу. В доме было тихо. Наслаждаясь обстановкой и покоем в этом доме, Зелиха не испытывала никакой тяжести от выполняемых дел. «Как прекрасно жить красиво!» – думала она всякий раз, касаясь чистой глянцевой поверхности мебели, всматриваясь в золотые узоры посуды, хрустальные люстры и вдыхая нежный и пряный аромат фиников, которыми Шахло уже заставляла большой стол в зале.

– Самая красивая комната в этом доме это зал? – вынося ведро с водой и тряпками, спросила Зелиха.

– Не знаю, – ответила Шахло. – Слышала, что комната внучки Марем самая красивая в этом доме.

– Слышала? – удивилась девушка. – Разве ты не убираешься там?

– Я убираюсь во всех комнатах этого дома, кроме ее, – чуть тише, оглядываясь, стала говорить Шахло. – Раньше это была комната ее матери, теперь девочка убирается там сама либо с помощью бабушки. Говорят, там есть библиотека, а ее огромный балкон выходит прямо в сад.

– Она дочь той самой умершей дочки тети Марем?

– Тс-с-с! – Шахло прижала палец к губам, тревожно заглянув за арку в зале. – Не вздумай говорить об этом здесь! – выпучив глаза, попросила девушка.

Зелиха взяла контейнер с химией и ушла на кухню.

– А где можно говорить? – шепотом продолжила она, уже доставая вазы для фруктов.

– Я мало знаю об их семье, но одно знаю точно: если кто-то услышит, что мы обсуждаем их трагедию, долго мы тут не задержимся… Повяжи, пожалуйста, голову платком, мы будем готовиться к ифтару.

Солнце зашло. За окном зазвучал азан. Воздух наполнился счастьем и радостью.

– Идем молиться? – спросила Шахло.

– Я не молюсь… – резко ответила испуганная Зелиха.

– Извини, я даже не спросила, мусульманка ли ты…

– Ничего страшного, – не зная, как быть, продолжила она, – ты иди.

– Тогда выпей чай, поешь, ты не обязана поститься с нами, а я скоро вернусь… – кладя полотенце, добавила Шахло.

Проследив, как она вышла и пошла в сторону домика для прислуги, Зелиха открыла холодильник и с ходу начала брать все, что можно было быстро съесть.

«Есть все-таки справедливость на земле…» – тихо подняв под столом ноги на жемчужный бархатный стул, подумала она.

– Неужели никому не интересно спуститься вниз?! – увидев помощницу в дверях, воскликнула Зелиха.

Только пришедшая Шахло поправляла свой хиджаб.

– Видишь ли, кто-то спит, а кому-то здесь попросту нечего делать. Они знают, что тут убирают и готовятся к ужину, но позже к нам присоединятся снохи тети Марем. Они особо ничем не помогают, но все же следят за готовкой.

Вскоре так и произошло. В зале с книгой в руках появилась тетя Марем, следом пришли и сели два ее сына, принеся в жизнь бабки очередной спор.

На кухне за столом уселись снохи. Кудрявая Зейнаб, жена младшего сына Марем, разглядывала на огромном экране телефона фото своей подруги и гадала над тем, в положении ли она. Высокого роста, широкоплечая и с длинным конским черным хвостом, Саида, чье лицо потерялось под толстым слоем макияжа, – супруга старшего сына и страх всего дома. Она была упитанной женщиной, с грозным хитрым взглядом и вздернутыми тонкими бровями. Шелковый платок в тон ее зеленого атласного платья с золотым узором сползал с макушки головы.

– Надо бы сходить к Нате… Пишет, что у нее новый завоз турецких платьев, – поделилась Зейнаб.

– Сходи, – задумчиво встав у приоткрытой двери кухни, ответила Саида.

– Поражаюсь с этих людей… – возмутилась младшая сноха, – кормит мужа, летает за товаром и через день рожает детей… Разве так можно? Я-то вообще была уверенна, что они разбегутся…

Шахло, улыбнувшись, посмотрела на Зелиху.

Саида прислонила палец к губам и сделала шаг в коридор, чтобы лучше услышать, о чем говорит свекровь с сыновьями.

Вернувшись назад, она обратила внимание на Зелиху, обсмотрев ее снизу доверху.

– Это кто, Шахло? – невежественно спросила она при работающей девушке.

– Это Зелиха, тетя Марем привела ее помогать по дому.

– Сколько тебе лет? – спросила Саида, обратившись напрямую к девушке.

– Шестнадцать…

– Ты ингушка?

– Да, но я из приюта и ничего в этом не смыслю… – растерялась Зелиха.

– Она слишком красива для уборщицы, тебе не кажется? – спросила Саида у Зейнаб на родном языке. Та, оторвав взгляд от экрана, пробежалась глазами по девушке:

– Видно, что не наша. Пусть не ходит дальше кухни и огорода, – на ингушском ответила Зейнаб, – а так ничего особенного…

– Похожа на ту, что завтра приедет и будет травить здесь жизнь своим кислым лицом…

– Да прям… Та, что завтра летит, как две эти… – засмеялась Зейнаб, но тут же сменила тему, видя недовольное лицо старшей снохи: – Да… Всё лето ее терпеть…

Зелиха старательно делала вид, будто не понимает, о чем говорят женщины.

– Можно было и со своим отцом побыть! Где это видано, чтобы у родственников матери жили три месяца?

– К тому же умершей! – добавила Зейнаб.

– К тому же самоубийце… – выдохнула Саида.

Зелиху передернуло от услышанного, но, она, опасаясь своего разоблачения, не подавала виду, что понимает, о чем говорится на кухне.

Вскоре снохи стали заносить готовые блюда в зал и накрывать на стол. Шахло попросила Зелиху больше не покидать кухню, пока в доме ужинают мужчины.

– Завтра едет маленькая госпожа, – составляя список покупок, поделилась Шахло.

– Кто она?

– Внучка тети Марем. Она ее безумно любит и завтра устроит большой праздник. Точнее мы устроим, – посмеялась она.

Девушки накрыли себе на стол. Позже на ифтар пришел Идрис, не желающий садиться ужинать с семьей в зале. Макающая хлеб в горячий бульон Зелиха заметила, как стыдливо и неуверенно ведет себя Шахло перед ним. Она стала следить за каждым взглядом, за каждым движением, пытаясь найти связь между молодыми людьми, пока на кухню на зашла Саида, требующая быстро подготовить всё к чаю.

– Мне как раз по пути, отвезу тебя позже домой, – сказал он Зелихе.

Девушки взялись за уборку. Зелиха окидывала взглядом кухонные шкафчики, высматривая что-то, что поместилось бы в небольшой карман ее платья. От одной мысли, что домой она вернется с голыми руками, учащалось ее сердцебиение. Она представляла озлобленный оскал матери. Словно услышав этот вой страха, Зелиху позвала тетя Марем. Она сидела на роскошном диване с бархатной обивкой и раскладывала по конвертам купюры.

– Иди, милая, – сказала она девушке. – Это не зарплата, а деньги на лечение твоей матери.

Зелиха застыла от удивления. ее счастью не было предела. Она смотрела на деньги, мысленно отдавая их ворчливой бабке.

– Спасибо! – смутилась Зелиха.

– У меня есть подарок для твоей матери, – громче обычного сказала бабка, – пошли со мной.

Вместе с тетей Марем из огромного зала они направились к дальним комнатам. Открыв ключом свою спальню, она включила свет. На полу под шелковыми коврами блестел дубовый паркет. Стены были расписаны кисточками винограда, птицами и узорами в гипсовых рамках. Хрустальная люстра ослепляла своей красотой и блеском.

«Вот тебе и бабка», – подумала Зелиха, с любопытством ожидая подарок.

Из небольшой гардеробной комнаты тетя Марем вынесла белый подарочный пакет с коробкой постельного белья.

– Держи, девочка, – протянула она. И, посмотрев на нее, спросила: – Тебя здесь никто не обижает? Не задает вопросов?

– Нет… – тут же ответила Зелиха.

Женщина вновь призадумалась, пытаясь что-то спросить, но не нашла подходящих слов.

– Может, есть что-то, что ты хочешь мне рассказать?

Зелиху осенило. Пусть и не сразу, но, кажется, ей удалось понять намерения женщины. Подогретая деньгами и подарком, она как никогда была готова говорить:

– Я не хорошо знаю родной язык, но, если не ошибаюсь, ваши снохи сегодня говорили на кухне о ваших внучке и дочке.

Тетя Марем застыла в недоумении:

– Что же говорили?

– Мне показалось, они не рады ее приезду…

– А про дочку? – в глазах набежали слезы.

– Я не поняла, если честно… – испугавшись, продолжила Зелиха.

– Говори, девочка!

– Они говорили что-то про самоубийство…

Тетя Марем резко присела, схватившись за сердце. Зелиха подхватила ее за руку и медленными шагами проводила до кровати.

– Простите меня! – чуть ли не расплакалась девушка. – Я могу ошибаться!

– Нет, дитя… – чуть успокоилась она, – это я могла ошибиться. Ты очень помогла мне, не переживай ни о чем, езжай домой.

Убедившись в том, что женщина пришла в себя, Зелиха взяла пакет и направилась к выходу.

В багажник загрузили ящики с продуктами. Идрис открыл девушке дверь. Наблюдая по дороге за ее лицом в зеркало, он вымолвил:

– Все оказалось не так просто, как кажется, да?

– О чем ты?

– На тебе лица нет, Зелиха, и эта горечь мне хорошо знакома, – улыбнулся он.

– Я устала… А ты за всеми так внимательно следишь?

– Ревнуешь? – продолжал улыбаться Идрис, передразнивая девушку.

– Кто ты мне такой, чтобы я тебя ревновала? Высади меня здесь!

– Я же шутил, дурная! Как всё дотащишь?

– Уж точно без твоей помощи!

Зелиха, едва видя дорогу под ногами, направилась в сторону дома, держа тяжелый ящик и положенный сверху на него пакет.

Девушка вошла в дом. Из комнаты доносилась ярая дискуссия. Через слово слышалось «овца», что указывало именно на неё. Несмотря на то что со стороны Зелихи не было дурных поступков по отношению к матери, она всегда испытывала некую вину, так как недоверию и презрению женщины к ней не было предела.

– Я дома, – встав на пороге комнаты, сказала она.

– А зачем ты приехала? Оставалась бы там! Всего лишь…

– Пол-одиннадцатого, – добавила Зуля, выплевывая семечки от черешни в кулак.

– Как же тебе хорошо у чужих людей!

– Мам, я же работала весь день, что за разговоры?

– Кто работает, тот носит деньги домой, а не объедки!

Подойдя быстрым шагом, Зелиха кинула переданные деньги на комод матери и вышла из комнаты, где стали слышны громкие шаги ее сестры. В коридоре у коробки чавкала Ася, трогая жирными от мяса руками подарочный пакет.

– Ты больная? – выдернула пакет Зелиха.

Та молча ушла в комнату, после чего выскочила Зуля:

– Что, тебя водитель не захотел, и ты решила оскорблять моего ребенка? Ты не будешь тут показывать свой поганый характер! – замахнулась она.

– Все, все! Не ссорьтесь! – разглядывая пакет и коробку в прихожей, сказала мама. – Оставь ее, ты тоже весь нервный. Будьте дуружными! Посмотри, какой простыня! – достала коробку она. – Нет, нет, это мы не откроем, – вернула обратно в пакет, – это пригодится, когда Зуля будет замуж выходить.

Зелиха с насмешкой посмотрела на сестру, а потом с недоумением на мать, но, впервые вырванная из лап разъяренной Зули, решила не продолжать этот разговор и молча ушла в свою комнату.

– Ты ее лицо видела? – оскорбилась Зуля, возмущенная тем, что слова о ее замужестве вызвали смех у Зелихи, которая, кажется, стала ее душевным упреком.

Мать махнула рукой и скривила лицо, утешая тем самым любимицу, и ушла с пакетом в свою комнату.

Зелиху не покидала мысль о завтрашней гостье. До сих пор она считала, что именно бедность является причиной разлада в семье, но, узнав, насколько нежеланна внучка Марем в том доме, где царит роскошь и богатство, взглянула на жизнь иначе. Она перевернула комнату в поисках своего платья с лимонами, но вещь как будто провалилась сквозь землю.

– Мам, ты не видела мое желтое платье? – спросила она, зайдя к матери.

– Не видела, – не отрываясь от экрана телевизора, ответила женщина.

Не желая того, Зелиха заглянула в комнату к сестре:

– Ты не видела мое желтое платье?

– Зачем оно тебе? Спать? Или утром мыть в нем посуду? – прихорашиваясь у маленького зеркальца, висящего на старом обшарпанном шкафу, спросила Зуля.

– Я ищу свою вещь, да и я не ты, чтобы уходить куда-то в такое время… – на свой страх и риск вымолвила девушка.

– Мама сегодня добрая, Зелиха, но, клянусь, войну со мной ты не осилишь, я искупаю тебе в собственных слезах потому что ты очень грязная! И я это докажу! Пошла вон!

– Ты больная? Я кормлю твоего ребенка! Какие у тебя со мной счеты?

Подбежав к Зелихе, она со всей силы ударила ее по лицу так, что Зелиха, сама того не понимая, оказалась на полу.

В коридор выбежала мама.

– Ой, какая аферистка! Ты еще в окно выпади, чучело!

– Ай, что тут? – крикнула бабка.

– Эта тварь пришла на разборки, мол, она кормит моего ребенка! Мне угрожать эта сопля не будет!

Зелиха побежала в свою комнату, а мать начала на весь дом проклинать покойного мужа, оставившего на ее долю нищету и вечно грызущихся дочерей.

Уткнувшись лицом в уже мокрую от слез подушку, Зелиха услышала, как кто-то, под кем скрипят полы, пытается тихо пройти в комнату. Подняв голову, она увидела круглую тень и оглянулась. В темноте был виден слегка приоткрытый шкаф. Она подошла к нему и первое, что увидела, это рукав своего пропавшего платья. Зелиха включила свет и радостно стала доставать его, чтобы завтра надеть на работу. Но ее радость была короткой. Мятое, пропитанное запахом гари и с множеством въевшиеся жирных пятен платье было уже не пригодно к использованию.

– Спасибо, Ася, что хоть вернула, – громко сказала Зелиха, чтобы тень под дверью это услышала.

– Хи-хи! – раздалось в ответ.

– Ты почему не даешь девочке спать? – зашла бабка. Увидев лицо дочки и висящее на шкафу испорченное платье, она пробормотала: – Не расстраивайся. – Совсем неискренно прозвучал ее голос. – Твоя сестра непутевая, вот и злится на весь мир! Ты будь умнее, приноси ей что-нибудь, говори красивые слова, всем рассказывай, какая у тебя сестра – дома за матерью смотрит! Будь хитрой!

Зелиха молчала в ответ, так как хотела сберечь силы дойти до кровати.

– И вообще, Зелиха, оставайся там через ночь, – как будто выдавила из себя бабка. – Как ты там говорила, «влинвайся» в доверие.

Эти слова как солнце посреди морозного дня обрадовали Зелиху. Она вскочила и обняла мать. Это было лучшим завершением дня. Девушка умылась, приложила банку со сгущенкой к распухшей щеке и уснула, с нетерпением ожидая утра.

Это было прекрасное утро. После стольких ночей в интернате и после дома, где царствовали несправедливость, бедность и жестокость, даже мысль уснуть в чистоте и покое казалась невообразимой. Зелиха мечтала скорее понять эти чувства. С невероятной силой ее манило в дом Марем. Увидев, что сестра еще не вернулась, она быстро намазала щеку ее просроченным тональным кремом и напудрила лицо. Зелиха смотрела в зеркало, разышляя, почему бы не подкрасить губы, чтобы бледный оттенок лица стал менее заметным. Ну и раз все спят, а день сегодня и вправду хороший, то девушка не удержалась и от туши. Не дожидаясь Идриса, она вышла из дома и направилась к остановке.

Ворота стояли открытыми. Из двора хлестала вода. Идрис, закатав рукава рубашки, смывал пену с вымытой машины, Шахло протирала подоконники, стоя на стремянке.

– Ты чего так рано? – удивился он, увидев Зелиху. – Доброе утро! – прикрывая глаза рукой от солнца, рассматривал ее он.

– Доброе! – судорожно ответила девушка, заметив на себе его внимание.

– Доброе утро, Зелиха, ты как раз вовремя!

– Доброе, Шахло. Я сегодня остаюсь с ночевкой! – поделилась радостью девушка.

– А, здорово, – безэмоционально ответила Шахло и предложила взяться за тряпку.

– Почему ты без настроения?

– Вовсе нет! С чего ты взяла?

– Не знаю, мне показалось, ты грустная.

– Тебе показалось, – улыбнулась Шахло, еще раз неодобрительно взглянув на лицо девушки, которая очень сильно ощущала изменения в голосе, взгляде и настроении людей.

«Вот так, значит…» – подумала Зелиха, перестала улыбаться и молча продолжила уборку.

К обеду начали съезжаться гости. Без еды и воды во время поста люди просто смеялись, усевшись в беседке среди цветущих деревьев, осознавая, что это и есть та пища души, без которой день не имеет смысла. Все эти женщины – родные сестры тети Марем. Их было пятеро. Самая младшая жила за границей. Они любили собираться, вспоминать и рассказывать разные истории из своей жизни. Оказывается, тетя Марем была им вместо матери, потому и поздно вышла замуж, занятая заботой о девушках. Свою же они потеряли еще будучи совсем маленькими. Из их слов было ясно насколько замечательным человеком был покойный муж тёти Марем. Женщины говорили, что он «подарок от Всевышнего» за то мужество и заботу, которую он к ним проявлял. Но дальше одна из женщин стала рассказывать историю, как расплакалась однажды, увидев маленькую Аишу (дочь Марем) на лошади, а рядом в соломенной шляпе, держа ее за спину, медленно шел он – ее герой, ее отец.

– Редко отец так любит дочь, обычно все тепло они отдают сыновьям… Он очень любил свою девочку! – добавила сестра Марем. – Я счастлива, что они теперь вместе!

Платки на их головах спустились до глаз, за мгновение смех сменился слезами. В беседке затихли голоса, было слышно лишь пение птиц и шелест деревьев. Тетю Марем гладили по спине и протирали ее слезы своими цветными платочками.

– Ты должна радоваться, Марем! Не каждая мать воспитала такую дочь! Сейчас приедет твоя внучка, это же милость от Всевышнего! Не ребенок, а ангел… Дом, в котором находится эта девочка, озарен светом…

– Да, Роза наш ангелочек…

– У нее чистое сердце, нет вот этой нашей гордыни и тщеславия…

– А какая красивая… Тьфу, тьфу, тьфу, Машаллах!

На задний двор со стороны огорода в серые невзрачные ворота задом заехала газель. Мужчины стали выгружать тушку коровы. Шахло выставила как никогда много посуды, они поднимали ее из подвала, так как гостей в этот вечер ожидалось очень много.

– Тетя Марем сегодня сказала накрыть на столы во дворе тоже.

– Зачем?

– Как зачем? Чтобы все желающие могли зайти и поесть. Идрис откроет ворота и будет созывать всех на ифтар.

«Сколько всего я могла бы забрать домой… – подумала Зелиха. – Вместо этого непонятно кто будет растаскивать эту еду…»

– Мы редко так делаем, но сегодня едет ее внучка, и она хочет ее порадовать.

– Порадовать? – улыбнулась Зелиха. – Может, было бы достаточно купить ей подарок?

– Нет, она не из тех, кого обрадуешь подарком.

– Не смеши меня, она моего возраста, зачем ей эти массовые застолья? Может, она вообще с дороги уставшая, хочет тишины и покоя…

– Давай делать свое дело, Зелиха, они сами разберутся.

«Цирк… – подумала она. – Просто избалованная девочка, которой все пытаются угодить из жалости…»

На кухню зашли снохи, перебив запах еды своим резким парфюмом.

– Ускоряйтесь, девочки! Вы не успеете! – усевшись с телефоном за стол, сказала Зейнаб. – Будьте вы не ладны! – на родном языке добавила она полушепотом.

– А ты чего сидишь? – зашла разодетая в шелка Саида. – Давай готовь стол в зале! – прошлась глазами по комодам и вновь ушла к гостям.

– Ты мне еще тут будешь права качать! – фыркнула Зейнаб. – Из-за какой-то малолетки устроили целую свадьбу, – и грубыми шагами покинула кухню.

– Она еще не приехала, а уже всех разозлила, – улыбнулась Шахло.

– Почему так?

– Тише, Зелиха. Разложи финики и орехи по вазам.

Идрис разжег костер в огороде. Он разделал мясо, в то время как сыновья Марем стояли в сторонке и обсуждали жаркий климат и политику; и что-то мне подсказывает, что ни один, ни второй не испытывали себя голодом ни дня.

Огромный котел закипел, солнце заходит, и вот уже близится время разговения. Шахло с Зелихой едва успели накрыть на столы, как двор начал заполняться гостями. Работы было много как никогда, но зал… Пока, переодевшись, не пришли мужчины, Зелиха бегала с посудой в главную парадную комнату дома и ее глаза искрились от ее красоты. Стол буквально ломился от разновидностей сладостей, свежих роз в дорогих вазах с ангелами, фруктовых нарезок и многого другого. Восторгаясь красотой и богатством стола, она сожалела о том, что не сможет сегодня повезти продукты домой, так как остается на ночь. Особое восхищение вызывали хрустальные люстры огромных размеров. Они сияли так, что светом ослепляло глаза.

– Я иду молиться. Будь здесь, пожалуйста, мало ли им что-то понадобится, – попросила Шахло и покинула кухню, где уже стоял накрытый стол.

Прозвучал азан, загремела посуда. Голоса людей стали слышаться громче. Смех и радость воцарили в доме. Смотря на всё это, Зелиха испытывала грусть. В ее голове крутился лишь один вопрос: почему на одном клочке земли жизни людей настолько отличаются?

– Ну что тут? – с охотой садясь за стол, спросила Шахло.

– Все тихо, все едят, – засмотревшись в окно, ответила девушка.

– Ты ждешь кого-то? – запивает финик водой.

– Нет.

К открытым нараспашку воротам подъехала машина. Из зала начала выходить толпа женщин, чтобы встретить гостью.

– Приехала! – вскочила Шахло из-за стола.

Это была она: светло-русая, нежная, добрая, высокого роста пухленькая девочка с зелеными глазами. Зелиха вспомнила слова ее бабки о том, что они очень похожи, и наконец убедилась в этом сама. Роза была словно младшая сестра Зелихи. Обнимая всех на своем пути, она глазами искала бабушку, которая ждала ее, раскинув руки и вытирая слезы со щек у дверей дома. Девочка растворилась в объятиях Марем. В обнимку они прошли в зал, а вслед за ними и все остальные. Весь вечер девочку окружали люди, ее усадили рядом с бабушкой, и каждый подкладывал что-то в ее тарелку. Позже в зал принесли цветы и подарки, подготовленные для гостьи родственниками ее покойной матери.

Зелиха впервые чувствовала жуткую усталость. Она была расстроена тем, как пышно встретили маленькую гостью, вспоминая день своего приезда домой. Она стояла лицом к кухонному комоду и запихивала в рот восточные сладости, пользуясь отсутствием Шахло. Так будет легче не уснуть, думала она, прикидывая количество посуды, которую нужно будет перемыть после чаепития. Чайный сервиз, а еще и редкой красоты и космической стоимости, мыть не так просто, как тарелки и приборы. Это почти ювелирная работа. А эти хрустальные тортницы весом с арбуз? Какое счастье, что на кухне две огромные раковины и целая полка, наполненная губками разных цветов и форм, а также ароматных средств, от которых посуда блестит и слышен тот самый скрип чистоты. Конечно, хрусталя в доме Зелихи не имелось, но она точно знала, что от парочки украденных флаконов здесь никто не обеднеет, да и к тому же как приятно будет мыть невзрачную посуду дома и сохранять мягкость рук с запахом горной лаванды.

Шахло тащит поднос с посудой, едва не поскользнувшись на проходе.

– Зелиха, протерла бы полы… – выдохнула она.

Девушки стали перебирать посуду от мусора, как за спиной раздался шум упавшей швабры. Испугавшись, обе обернулись и не поверили своим глазам. Подкатав рукава платья, Роза присела на карачки и стала тряпкой протирать полы.

– Не стоит утруждаться! – возразила Шахло, пытаясь забрать тряпку.

– Все нормально, – тихо сказала Роза, протерев лоб тыльной стороной ладони. – Будте осторожны с ними, пожалуйста, это подарок моей матери бабе, – кивнула она на чашки с изображением женщин и деревьев.

Перекинувшись взглядами, Шахло и Зелиха еще аккуратней стали сушить сервис.

– Роза?! – воскликнула тетя Марем, кинувшаяся на поиски внучки. – Это не твоя работа! Вставай немедленно! – поднимая девочку за руку, возмущалась она.

– Но, бабуля…

– В доме полно народу! Тут есть кому навести порядок! – Поняв, что девочка не торопится оставлять мытье полов, женщина пообещала ей, что поставит помогать своих снох, но лишь если Роза отправится отдыхать после долгой дороги.

Роза отжала тряпку и покинула кухню. Зелиха увидела кислое лицо Шахло.

– Что это было?

– Я не знаю, что это было, но мне страшно представить, что сейчас будет… – обреченно прошептала уставшая Шахло и была права.

Прежде чем на кухню зашла Зейнаб, вперед нее залетело полотенце, кинутое из коридора. Фыркая от возмущения, она быстрым движением завязывала платок на голове. Не сдержав своего гнева, младшая сноха накинулась на девушек:

– Вам за что платят, а? За то, чтобы члены семьи драили за вас кухню, а? Вы после этого надеетесь тут задержаться, а? – зашвыривая фрукты из вазы в коробку, бурчала она.

– А ну успокойся! – Медленным шагом зашла Саида с текущим по лицу от жары макияжем. – Они не виноваты, – начиная протирать вазы полотенцем, добавила она. В отражение Зелиха увидела палец у губ старшей снохи, требующий Зейнаб замолчать.

– Эта мышь начала играть в свои игры… – на родном языке, тихо сказала Саида. – Уже зал на ушах, как эта несчастная тут мыла полы, какой у нее иман, какая набожность… Это уметь надо устраивать такое представление… Ты недооцениваешь эту змею…

– Чувствую, нам долго придется терпеть эти унижения! – немного коряво также на родном ответила Зейнаб, которая пришла замуж из соседнего села, но не знала ни языка, ни традиций.

– Она не успела приехать, а ты уже унижена? Тебе надоело твое замужество? Или ты хочешь проиграть какой-то соплячке?

– Я хочу принять душ и лечь спать, а не торчать на кухне! Зачем нам две домработницы, если мы должны убираться сами?

– Не забывай, что ты младшая сноха, дорогуша! – покидая кухню, сказала Саида.

– Да-да, а точнее – жена наследника, – улыбнувшись, себе под нос шепнула Зейнаб.

Наконец-то в доме утихло. Шахло и Зелиха выключили везде свет и направились через двор в домик для прислуги. Открыв дверь, Зелиха вдохнула воздух, наполненный чистотой. Аромат дерева и кружащий голову простор. Шахло положила стопку постельного белоснежного белья на ее деревянную кровать со спинкой, обитой бархатом. Высушив лицо и ноги, Зелиха заползла под простыню, лицом уткнувшись в подушку. Это было волшебно! Сквозь приоткрытое окно прорывался летний прохладный ветер, мелкие капельки дождя начали нежно постукивать по стеклам. Шахло за тонкой стенкой уселась на молитвенный коврик, включив ночник. Зелиха рассматривала светлую деревянную обивку вокруг, белый тюль на окнах, еще пахнущую новизной мебель и представляла, как бы она была счастлива, будь у них такой дом. Казалось бы, ничего невозможного и это близко не тот дворец, в котором живет тетя Марем, но этот домик – место абсолютного покоя, красоты и уюта.

– Тебе ничего не нужно? – спросила Шахло, появившись в проходе в длинной ночной рубашке и с распущенными ниже пояса черными волосами.

– Вау! – восхитилась Зелиха. – Какие у тебя красивые волосы! – привстала с постели.

– Ой, – засмущалась Шахло, еще держа в руках расческу, – спасибо конечно! – улыбнулась она.

– Зачем ты их прячешь? Тебе же, наверное, днем очень жарко!

– На меня надели хиджаб в двенадцать лет, у нас в семье нельзя иначе.

– Надели? Или ты надела?

– Ну, изначально было сложно и непривычно… Хотелось, конечно, быть как другие девчонки, но сейчас я рада… – смущенно улыбнулась она, но не стала продолжать озвучивать свою мысль.

– Ты влюблена?

– Нет!

– В любом случае только что в твоих глазах были огоньки, либо я так сильно устала… – засмеялась Зелиха и натянула на себя пушистое белое одеяло.

Спустя несколько часов зазвенел будильник. И если его можно было выключить, то трясущую за плечо Шахло – нет. Она, как комар над ухом, жужжала что-то про дела, не понимая, что в такой постели и в такую рань не грех и поваляться.

– Ты сумасшедшая! – спросонья пробормотала Зелиха. – У меня глаза не открываются! Слиплись!

– Зелиха, мы не у себя дома, высыпаться не получится. Нам нужно работать! Давай вставай!

– В этом доме все держат пост и спят до обеда! Что такого, если мы выйдем на час позже?

– Нельзя! Вставай! Мы не все.

– Шахло, ты сумасшедшая…

– Вот бы тебя поднимать на утренний намаз, ты бы точно померла от недосыпа…

Зелиха, укутавшись в свитер Шахло, идет рядом, прижимаясь под зонтом. На улице тускло и туманно. Холодный ветер пронизывает насквозь.

– Несколько дней будут лить дожди! – чуть ли не кричит ей на ухо Шахло.

– Не придется подметать двор… – в ответ говорит Зелиха, прижимая руки к холодному носу.

Девушки засмеялись. Они зашли на кухню через дверь из сада, так как двери дома еще стояли закрытыми. Раковина была полна посуды. Шахло поднесла к носу один из стаканов и скривила лицо.

– Похоже на карвалол…

За кухонной дверью, ведущей в дом, слышится шум. Щелчок в замочной скважине – и перед ними появилась едва стоящая на ногах тетя Марем.

– Как вы сегодня рано, – потерянно сказала она и положила ключ от двери на шкаф, распахнув ее.

Девушки поздоровались и с непониманием взглянули друг на друга.

– Ты умеешь мерить давление, Зелиха? – обратилась к ней пожилая женщина, и Шахло немедля стала доставать аппарат с большой полки с медикаментами. – Я обратилась к Зелихе!.. Принесешь в мою комнату.

Застыв на секунду, Шахло недовольно опустила глаза и протянула аппарат девушке.

– Иди… Ей нужна именно ты…

В спальне Марем приглушенный свет. Об окна бьется дождь. Стойкий запах валерьянки напоминал медицинский кабинет в интернате. Девушка присела рядом на край кровати, где лежала женщина, и попросила ее руку.

– Оставь девочка. Это уже ничего не изменит…

– Вы себя плохо чувствуете?

Она грустно взглянула на Зелиху.

– Тебе нужны мои проблемы, дитя? – улыбнулась она.

– Ну не знаю… Приехала ваша внучка…

– Боль она моя… Головная и сердечная… Хотя о чем я… У меня душа болит… А моя внучка на всё отвечает: душу лечит только Всевышний, и если она болит, значит, у тебя с проблемы в отношениях с Ним… Ты ничего мне не хочешь рассказать, девочка?

Зелиха задумалась.

– Ну разве что ваши снохи не рады приезду Розы, если я не ошибаюсь.

– Злились, да?

– Очень… – улыбнулась Зелиха.

– Не пойму, что им сделала эта несчастная… Я смотрю за ними лучше, чем смотрела за своей покойной дочерью… – задумалась женщина. – После обеда, девочка, мы с тобой уедем, но не с Идрисом. Поможешь мне дойти, я сегодня как никогда слаба… – Марем опустила голову на подушку и, отвернувшись, закрыла глаза.

Зелиха тихо вышла из комнаты, по пути разглядев все фото на туалетном столике.

– Что там? – поинтересовалась Шахло, с нетерпением ждавшая возвращение девушки на кухню.

– Уснула…

– Сказала что-нибудь?

– Только что очень устала, и да, мне кажется, она заболела. В ее комнате пахло лекарствами.

– Пусть Аллах ей поможет… Слушай, Зелиха, ты мне ничего о себе не рассказала. Я-то толком и не знаю, кто ты, хотя мы уже и живем в одном доме.

– Я тебя понимаю, Шахло. – Зелиха запихивала полотенца в стиральную машину. – Ведь и я понятия не имею кто ты, хотя мне кажется, ты хороший человек.

– Надеюсь. А что ты хочешь знать?

– А что обо мне тебе интересно?

– Ну, откуда ты, семья?

– Я выросла в детском доме, я не знаю, кто я и откуда. Живу с душевнобольной мамой и сестрой, по выходным убираюсь, готовлю им еду, таскаю зарплату, где только смогу найти копейку. Так и живем.

– Прости… – Шахло остановила работу. – Это, наверное, прозвучало грубо с моей стороны… Я не хотела тебя обидеть.

– А с чего ты взяла, что ты меня обидела? Я еще понимаю, извинись ты после того, как приревновала меня к хозяйке дома или к водителю, а сейчас и вправду нет причин.

– Вовсе нет! – растерялась Шахло. – Я работаю тут давно и впервые услышала такую просьбу, вот и удивилась!

– Померить давление? – улыбнулась Зелиха. – Твоя очередь, рассказывай.

– Я приехала к дяде, который жил здесь и работал коневодом, – попыталась Шахло сделать голос веселее. – Моей семье очень нужны были деньги. Сначала ходила по домам мыла посуду, потом дядя привел меня сюда помогать на похоронах. Тетя Марем прогнала свою помощницу и предложила мне эту работу. Конечно же, я согласилась. Дядя после того, как продали всех лошадей, уехал, а я решила остаться, хотя родители звали меня домой, чтобы выдать замуж за богатого вдовца… Узнав о моей проблеме, тетя Марем подняла мне зарплату, так что мне разрешили работать дальше. Поэтому я очень преданна ей.

– Почему нельзя работать рядом со своей семьей?

– Там незамужней девушке сложно найти работу либо за нее платят очень маленькие деньги. Мы больше склонны создавать семью и заботиться о детях и муже.

– Ну так и здесь так же. Снохи тети Марем разве работают?

– Нет, но они берут большие деньги каждый месяц. Зачем им работать? – Шахло подошла поближе. – На них повесили столько недвижимости, что те только и успевают брать деньги за аренду.

– Хоть кому-то же должно везти в этой жизни, – заправляя утюг водой, уныло сказала Зелиха.

– А ещё, – полушепотом, – дочь Марем очень много переписала на мужа, – добавила Шахло. – И когда разгорается очередной скандал, ее сыновья требуют забрать всё у зятя, говоря, что он женился на их сестре только ради денег и после ее смерти не должен иметь никакого отношения к ее приданому.

– Разве они не правы?

– Ну не знаю, Зелиха. Все-таки он воспитывает Розу, и, наверное, лишать ее отца чего-то – это в первую очередь забирать хлеб у девочки.

– То есть Розу так не любят из-за этого?

– Вряд ли только за это. Они считают, что тетя Марем оставит ей наследство, так как пока ее мать была жива, для нее ничего не жалели, а та в свою очередь вышла замуж за простого парнишку и начала требовать еще больше, пытаясь подкупить семью мужа, да и его тоже.

– И как он теперь без нее крутится?

– Теперь-то он ни в чем не нуждается, если не наоборот. Он женился, и его за это возненавидели.

– Так быстро… Но с другой стороны, почему нет?

– Так в том-то и дело, что женился на женщине с ребенком, которая училась когда-то с ним и с мамой Розы в одной группе. Говорят, это была любовь его молодости, но женился он почему-то тогда на дочери Марем. И вот спустя столько лет он женится на бывшей возлюбленной, а ее сын его копия. Не хочу гневить Всевышнего и клеветать, но тут только так и говорят, что это его ребенок, и, скорее всего, мама Розы об этом узнала…

– Так, стоп… – Зелиха в шоке смотрела вдаль и прокручивала услышанное в голове. – Как умерла дочка Марем?

– О чем шепчетесь, девчонки? – На кухню зашла Зейнаб с пустым кувшином из под воды.

– На ужин готовить рыбу или мясо? – испуганно ответила Шахло. Зелиха отвернулась и складывала кухонные полотенца на гладильный стол.

– Рыбу приготовь на обед и подними ко мне в комнату, только чтобы никто не видел. А на ифтар, как обычно, мясо, и что вы шептались-то?

1 Приветствие в переводе с ингушского языка.
Продолжить чтение