Флот и Фолкленды. Схватка за острова. История Англо-аргентинского военного конфликта 1982 года

Действия Великобритании, потопившей аргентинский крейсер «Генерал Бельграно» за пределами объявленной ею 200-мильной запретной зоны (TEZ)4, повлекли волну обвинений, что этот корабль был уничтожен не в честном бою. Однако на самом деле правда состояла прежде всего в том, что сами аргентинцы вследствие неверной оценки обстановки совершенно не ожидали такой развязки, хотя официальное заявление, сделанное Уайтхоллом 23 апреля 1982 г., вполне недвусмысленно декларировало намерение атаковывать аргентинские корабли везде, где те повстречаются. Оно гласило: «Объявив о создании морской запретной зоны вокруг Фолклендских островов, правительство Ее Величества ясно дало понять, что эта мера не ограничивает право Соединенного Королевства принимать любые дополнительные меры, которые могут потребоваться для осуществления его права на самооборону в соответствии со статьей 51 Устава ООН. В этой связи, правительство Ее Величества теперь намерено разъяснить, что любое приближение аргентинских военных кораблей, включая подводные лодки, вспомогательные суда или военную авиацию, которое может привести к угрозе вмешательства в действия британских сил в Южной Атлантике, встретит соответствующий ответ». Но в руководстве ВМФ Аргентины, очевидно, надеялись, что под давлением мирового общественного мнения британцы не пойдут на эскалацию конфликта, а в штабах опирались на устаревшие разведданные, когда позиции британских подводных лодок находились в пределах TEZ, отчего вовне ее недооценивали подводную угрозу. Поэтому попадания торпед атомной подводной лодки «Конкэрор» оказались ударом ниже пояса (броневого) не только в прямом, но и переносном смысле. Аргентинская пропаганда приложила все усилия, чтобы выставить успех британской субмарины в максимально негативном свете. Однако если в спортивных единоборствах удары ниже пояса порицаются, то в боевых искусствах наоборот являются важным элементом. Аргентинцы в тот момент еще не вполне осознавали, что они на войне.

Потопить «Бельграно»

Крейсер «Хенераль Бельграно» (или в более привычном нам написании «Генерал Бельграно»), флагманский корабль оперативной группы 79.3 под командованием капитана 1 ранга Э. Э. Бонсо, относился к американскому типу «Бруклин» и в ВМФ США имел название «Финикс» (в честь города в штате Аризона, а не птицы Феникс). Он прошел боевой путь от Перл-Харбора до Лейте и Баликпапана, счастливо избежав сколько-нибудь серьезных потерь и повреждений. Но этим его боевое прошлое не ограничивалось, и, в отличие от других кораблей-участников Мальвинской войны, крейсеру доводилось прежде демонстрировать силу оружия и под аргентинским флагом. Только тогда он носил другое имя – «17 де Октубре». После окончания Второй мировой войны американцы продали шесть из восьми переживших ее «Бруклинов» в южноамериканские страны. Аргентина в 1951 году приобрела два: «Бойсе» и «Финикс», получившие новые названия в честь праздничных дат аргентинского календаря, Дня независимости 9 июля и Дня верности 17 октября. Последний был учрежден в память о прошедшей 17 октября 1945 г. в Буэнос-Айресе массовой манифестации трудящихся с требованием освободить арестованного полковника Хуана Доминго Перона, будущего аргентинского каудильо. Это событие привело к возвышению Перона и избранию его президентом.

Вооруженная акция с участием крейсера тоже связана с Пероном, чью кипучую деятельность на посту президента аргентинские военные терпели до тех пор, пока он в 1955 году не замахнулся на католическую церковь. Первый военно-клерикальный мятеж в июне того же года провалился, но уже в сентябре Перон был свергнут в результате так называемой «Освободительной революции». Видную роль в сентябрьских событиях 1955 года сыграл флот. Контр-адмирал Исаак Рохас, возглавлявший военно-морские силы мятежников, держал флаг на «17 де Октубре». Правда, в заливе Ла-Палата тогда дело ограничилось ультиматумом с угрозой разнести огнем корабельной артиллерии крупнейший в стране нефтеперерабатывающий завод компании YPF, после чего Перон сложил с себя президентские полномочия. А вот однотипный «9 де Хулио» утром 19 сентября произвел всамделишный артобстрел нефтехранилищ в Мар-дель-Плате. 22 сентября в ознаменование свержения лидера хустисиалистов адмирал Рохас, ставший командующим морскими операциями ВМФ Аргентины5 и вице-президентом в правительстве генерала Лонарди, подписал приказ о переименовании крейсера «17 де Октубре» в «Генерал Бельграно» – в честь Мануэля Хосе Хоакина дель Корасон де Хесус Бельграно, легендарного аргентинского военного и политического деятеля.

Что представлял собой «Генерал Бельграно» как боевая единица? Крейсер имел полное водоизмещение 13 645 т, в лучшие свои годы мог развивать скорость 32,5 уз и, как подобает крупному артиллерийскому кораблю прошлых времен, обладал довольно внушительной для эпохи ракетных флотов броневой защитой: бортовой пояс толщиной 127 мм, прикрывавший отсеки силовой установки и значительно утончающийся ближе к оконечностям, броневую палубу толщиной 44,5—51 мм, а также бронирование башен главного калибра, барбетов и погребов боезапаса. Его артиллерийское вооружение состояло из пятнадцати 152-мм орудий в трехорудийных башнях, восьми 127-мм универсальными орудий, а также 40-мм и 20-мм малокалиберной зенитной артиллерии, состав которой с течением времени менялся, из-за чего современные аргентинские исследователи не могут прийти к единому мнению, каков он был в 1982 году6. В ходе модернизации 1967—1968 гг. зенитное вооружение крейсера было усилено посредством установки ЗРК «Си Кэт»: 2×4 ПУ на крыльях носовой надстройки вкупе с РЛС УО RTN-10X «Орион» итальянского производства. Старые американские радары SG и SK аргентинцы заменили на радиолокаторы голландской фирмы HAS: РЛС ОВЦ LW-01 на фок-мачте и РЛС целеуказания DA-02 на грот-мачте. К ним добавилась поисковая РЛС AN/SPS-10B на площадке в средней части фок-мачты и навигационный радар «Декка» на крыше ходовой рубки. Противолодочное вооружение и гидроакустическая станция отсутствовали. Ангар вмещал два легких вертолета, но в этом боевом походе на борту находился только один SA316B «Алуэтт III» №3-H-105.

Сорокадевятилетний капитан 1 ранга Эктор Элиас Бонсо, получивший назначение на «Бельграно» в декабре 1981 г., имел за спиной солидный командирский стаж, в т. ч. во главе дивизиона авизо и транспортной группы вспомогательных судов ВМФ, однако у него отсутствовал опыт командования боевыми кораблями основных классов. Вместе с тем Бонсо считался грамотным и рассудительным офицером, одним из лучших на флоте. Старшим помощником командира крейсера был капитан 2 ранга Педро Луис Галаси. С 12 февраля по 10 апреля корабль прошел планово-предупредительный ремонт в Пуэрто-Бельграно, по завершении которого его экипаж был доукомплектован до боевой численности 1093 чел.

«Генерал Бельграно» 16 апреля вышел из главной базы флота на юг, 19-го числа достиг о. Эстадос, где выполнил учебные стрельбы, в ходе которых выявилась дефектность части боезапаса 40-мм зенитных орудий. 22—23 апреля корабль провел в Ушуае, загружая боезапас и снабжение, и на следующий день снова вышел в море для патрулирования с задачей быть готовым ответить на любой выпад как со стороны Великобритании, так и Чили.

Несколько дней спустя к крейсеру присоединились два эсминца: «Пьедрабуэна» – 28 апреля, а задержавшийся из-за технических неполадок «Ипполито Бушар» – вечером 29-го. Это были приобретенные Аргентиной в 1970-х годах два бывших американских корабля типа «Аллен М. Самнер», DD704 «Бори» и DD730 «Коллетт», модернизированные американцами в начале 1960-х по программе FRAM II, в результате чего в дополнение к бомбометам «Хеджхог» Mk.11 получили по два трехтрубных 324-мм торпедных аппарата Mk.32 mod.5 для противолодочных торпед Mk.447. Артиллерийское вооружений состояло из трех двухорудийных 127-мм артустановок с РЛС УО Mk.25. В 1977 году оно было дополнено четырьмя пусковыми контейнерами ПКР «Экзосет» MM-38. Радиоэлектронное вооружение включало РЛС ОВЦ AN/SPS-40, РЛС ОНЦ AN/SPS-10, ГАС AN/SQS-29 и AN/SQA-10.

Вместе с танкером нефтяной компании YPF «Пуэрто Росалес», мобилизованным для участия в войне, эти три корабля составили оперативную группу 79.3. Оценивая ее боевые возможности, нужно учитывать солидный возраст кораблей и высокую степень износа матчасти. Так, отмечалось, что у крейсера «переборки и палубы имели значительные участки коррозии и ослабления, что делало их ненадежными с точки зрения водонепроницаемости и способности выдерживать взрывы». Главная энергетическая установка пребывала в плохом состоянии, и максимальная скорость хода ограничивалась 18,5 уз. Стволы 152-мм и 127-мм орудий были изрядно расстреляны, а артиллерийские радары не внушали доверия из-за устарелости и частных отказов вследствие отсутствия запчастей. Не в лучших кондициях находились и два эсминца. У «Пьедрабуэны», несмотря на то, что перед зачислением в 1977 году в списки аргентинского флота он прошел капремонт, максимальная скорость не превышала 24 уз из-за проблем с котлом. Отмечалось, что «для ведения надводного боя надежность его ракетного вооружения составляла 95%, а надежность артиллерии – только 50% из-за состояния РЛС управления огнем», надежность противолодочного вооружения и вовсе «не превышала 40% из-за возраста гидроакустического оборудования». Техническое состояние «Ипполито Бушара» было еще худшим: скорость ограничивалась 22 уз, главный радар постоянно сбоил, а сонар работал нестабильно. Все это усугублялось пробелами в подготовке экипажей из-за текучести кадров и отсутствием сплаванности кораблей. Что важно, хотя «Бельграно» являлся крупным боевым кораблем, фактически основную ударную силу группы составляли эсминцы – носители ПКР «Экзосет». И при этом, не располагая современными зенитными и противолодочными средствами, они обладали невысокими боевыми свойствами в качестве охранения крейсера.

Эти обстоятельства зачастую не принимаются во внимание. Впрочем, описания последнего похода и гибели «Генерала Бельграно», несмотря на резонансность темы, вообще содержат немало лакун и спорных моментов. Отчасти по причине того, что командование ВМФ Аргентины не проводило столь дотошного расследования, как британцы по потере эсминца «Шеффилд» (либо результаты до сих пор сокрыты). Доступный текст аргентинского отчета довольно сумбурен и содержит ряд очевидных неточностей. Командиры крейсера и двух эсминцев не опрашивались следственной комиссией генерала Раттенбаха8. Поэтому подробности приходится черпать из свидетельств и воспоминаний участников событий. А сама тема как-то слишком сильно сползла из военной плоскости в военно-политическую, сделавшись предметом различных спекуляций.

Главной интригой является вопрос о наличии в планах аргентинского командования двойного охвата британской авианосной группы с северо-запада и юго-запада, так называемых «клещей» или «вилки Ломбардо»9. Согласно показаниям контр-адмирала Г. О. Альяры комиссии Раттенбаха, задача группы «Бельграно» была демонстративно-отвлекающей и имела целью добиться разъединения неприятельской корабельной группировки. Удар по противнику готовились нанести развертывавшиеся к северу от Мальвин оперативные группы GT 79.1 и GT 79.4. В официальном отчете аргентинских ВМС о потере крейсера пишется, что в соответствии с этим планом командиру GT 79.3 было приказано к полудню 1 мая занять исходную позицию в условном районе «Мигель», северо-восточнее о. Эстадос, откуда к 22:00 тех же суток выдвинуться в район «Хулиан», южнее банки Бёрдвуд, а затем вторгнуться на 45 морских миль внутрь 200-мильной запретной зоны и к 04:00 2 мая достичь точки с координатами 54°16′ ю. ш. 59°39′ з. д., то есть существенно не доходя до района боевого маневрирования британской АУГ, а затем вернуться тем же маршрутом, в 10:00 выйдя в район «Хулиан» и к полуночи в район «Мигель». Более того, вечером 1 мая поступил новый приказ командующего FT 79, отменяющий заход в TEZ. На основании него отряд шел восточным курсом, примерно в 25—30 милях южнее ее границы, вплоть до поступления в пять часов утра приказа аргентинским морским силам к общему отходу на исходные позиции.

О том, что группе «Бельграно» не ставилось задачи атаковать британские силы, пишет и видный аргентинский историк Рубен Моро в книге «История Южноатлантического конфликта», при этом, правда, делает спорный вывод, что потопление британцами крейсера не имело военной целесообразности и преследовало политическую цель срыва мирных инициатив, выдвинутых президентом Перу Фернандо Белаунде Терри. Впрочем, являясь пилотом военно-транспортной авиации, полковник Моро мог слабо разбираться в вопросах боевого применения ВМФ. Вместе с тем, 1—2 мая 1982 г. аргентинцы так хорошо постарались, чтобы убедить противника в реальности «вилки Ломбардо», что британские мемуаристы и исследователи до сих пор принимают это за чистую монету.

Имелся и определенный политический заказ. В 2011 году в Великобритании вышла книга «Безмолвный слушатель. Британская радиоэлектронная разведка, Фолкленды, 1982» ветерана военной разведслужбы Дэвида Торпа, которому премьер-министр М. Тэтчер после окончания войны поручила перепроверить всю информацию по данному эпизоду с целью установления, адекватно ли ситуации было принятое решение о потоплении крейсера. Майор Торп вполне ожидаемо тогда пришел к положительному заключению. Он указывает на существование в планах аргентинского флота некой заранее условленной «точки рандеву» в пределах TEZ. «Мой анализ показал, – пишет Торп, – что „Генерал Бельграно“ за некоторое время до того, как „Конкэрор“ выпустил свои торпеды, получил приказ изменить курс и направиться к точке рандеву внутри запретной зоны».

Профессор Лоуренс Фридман, автор британской «Официальной истории Фолклендской кампании», несмотря на наличие в его распоряжении источников, свидетельствовавших, что корабельная группа «Бельграно» не имела приказа сближаться с британскими силами для нанесения по ним ракетно-артиллерийского удара, также настаивает на этом, хотя и допускает оговорку, что «с учетом угрозы с воздуха эта группа должна была нападать только при благоприятных условиях».

Более удивительно, что версия о двойном охвате популярна и в Аргентине. Она была поднята на щит адмиралом Энрике Молиной Пико, занимавшим в 1993—1996 гг. пост начальника ГШ ВМФ Аргентины (после упразднения должности главнокомандующего, являвшегося профессиональным главой ВМФ). Но в ходе Мальвинской войны Молина Пико командовал эсминцем «Эркулес» и вряд ли был посвящен в планы командования флотом, а также не факт, что знаком с материалами комиссии Раттенбаха. Он, скорее всего, руководствовался соображениями повышения престижа флота и героизации гибели крейсера. В том же духе высказывался и бывший командир корабля. В интервью, данном в 2003 году, он рассказывал: «Наша задача на юге заключалась не просто в патрулировании, но и в атаке. Когда нам было дано разрешение применить в случае необходимости оружие, мы знали, что должны быть готовы атаковать, а также подвергнуться нападению. Наши люди были прекрасно подготовлены. Я бы даже сказал, что мы очень хотели спустить курок». По словам Бонсо, отход его группы на запад утром 2 мая был лишь временным маневром. Это подкрепляется воспоминаниями других членов экипажа «Бельграно», в частности, что капитан 1 ранга Бонсо объявил команде крейсера по громкоговорящей связи о получении приказа атаковать британский флот, но слабо соотносится с показаниями контр-адмирала Альяры и сведениями официального отчета, которые вызывают больше доверия и, как писалось выше, позволяют заключить, что нанесение удара по британской АУГ с южного направления не планировалось, демонстративное развертывания GT 79.3 имело целью заставить противника разделить силы. План неблестящий, ибо слабо учитывал вариант, что вместо раздробления надводных сил британцы пошлют против отряда Бонсо атомную подводную лодку. И уж тем более аргентинцы не подозревали, что она уже рядом, следует по пятам за группой «Бельграно».

АПЛ «Конкэрор», спущенная на воду 28 августа 1969 г. на верфи компании «Кэммел Лэрд» в Беркенхеде и введенная в строй 9 ноября 1971 г., относилась к числу многоцелевых атомных подводных лодок типа «Черчилль» (всего построено три единицы). Ее командиром был тридцатишестилетний коммандер Кристофер Рефорд-Браун, принявший лодку за несколько недель до начала Фолклендского конфликта, а старшим помощником – лейтенант-коммандер Тимоти Макклемент.

Субмарина имела надводное водоизмещение 4400 т, подводное водоизмещение 4900 т. Глубина погружения: рабочая – 300 м, предельная – 400 м. Главная энергетическая установка «Конкэрора» состояла из ядерного водо-водяного реактора «Роллс-Ройс» и двух турбин мощностью 20 тыс. л. с., работавших на один вал. Она обеспечивала максимальную скорость подводного хода 28 уз, надводного – 20 уз. При этом лодки данного типа считались исключительно малошумными даже по меркам 1980-х годов. В качестве резервного источника энергии использовался дизель-генератор, в качестве аварийного – аккумуляторная батарея. Радиоэлектронное вооружение после прохождения модернизации включало активно-пассивный ГАК Тип 2001, ГАС Тип 2007 (пассивная, дальнего действия), ГАС Тип 2019 (активно-пассивная, обнаружения гидролокаторов и торпедной угрозы), пассивную ГАС Тип 2024 с ГПБА, РЛС Тип 1006, комплекс радиоэлектронной разведки, систему управления торпедной стрельбой DCB, оборудование спутниковой связи SSIXS, КВ, УКВ радиостанции, приемники СВ, ДВ и СДВ диапазонов, станцию звукоподводной связи. Торпедное вооружение включало шесть носовых торпедных аппаратов калибра 533 мм с боезапасом в 32 торпеды Mk.8 mod.4 (парогазовые прямоидущие) и Mk.24 mod.1 «Тайгерфиш» (электрические телеуправляемые).

Распространена точка зрения, что лодка Рефорд-Брауна была наведена по данным космических средств разведки США. Между тем гораздо логичнее заподозрить в этом западного соседа и недруга Аргентины – Чили, тем более, что перевод крейсера в Ушуаю замысливался и против чилийцев. Естественно, их разведка пристально следила за всеми передвижениями аргентинского корабля. Используя радиопеленгаторные станции, морские и воздушные суда, в т. ч. гражданские, и агентуру в аргентинских портах, чилийцы могли располагать достаточно полной информацией о действиях GT 79.3 в районе Огненной Земли. Также известно, что военные разведки Чили и Великобритании в ходе Фолклендского конфликта взаимодействовали между собой против общего врага.

Лейтенант-коммандер Дэвид Морган, автор мемуаров о Фолклендской войне, в этой связи, приводит интересный эпизод: «В шестистах милях к западу от нас корреспондент Би-би-си Майкл Вести пытался освещать конфликт из чилийского порта Пунта-Аренас. Спустя годы он стал моим другом и собутыльником и рассказал очень занятную историю. По прибытии в Пунта-Аренас он познакомился с чилийским офицером. Тот был обаятельным и образованным человеком и, как многие чилийцы, заядлым англофилом. Он позвонил Майклу и попросил прийти в его офис, а там передал лист линованной бумаги, на котором синими чернилами было написано: «Одна тяжелая единица, две легкие единицы. 13:00—14:00 Zulu. 54°00′ ю. ш. 65°40′ з. д. Курс 335 градусов, 18 уз».

– Можете ли вы передать это своим людям?

– Би-би-си? – переспросил Майкл.

– Нет, вашему правительству, – улыбнулся чилиец. Принадлежа к военному режиму, он полагал, что Майкл работает на британское правительство, являясь шпионом, как и всякий журналист Би-би-си. Когда Майкл разубедил его в этом, он просто настоял, чтобы передать информацию… Вернувшись в свой гостиничный номер, Майкл позвонил военному атташе британского посольства в Сантьяго и сообщил, что у него есть кое-что от местных вооруженных сил. «Не могли бы вы передать это по телексу? – отозвался атташе. – Просто мы не единственные, кто слушает этот разговор». В отеле не было телекса, и дипломат в конце концов согласился принять информацию по телефону, а затем резко повесил трубку».

Впрочем, британцы были хорошо осведомлены и без посторонней помощи, благодаря расшифровке радиопереговоров противника10. Поскольку аргентинцы без всякой задней мысли вели интенсивный и подробный радиообмен, неудивительно, что их оппонент много о них знал. Так или иначе, следуя от о. Южная Георгия к юго-западной границе фолклендской запретной зоны, командир субмарины получил четкие указания, где искать противника. Попутно были изменены правила применения вооруженной силы (ROE11). По завершении операции «Паракет» атаковать аргентинские надводные корабли дозволялось только в пределах 200 морских миль вокруг Фолклендских островов. В память о походе к Южной Георгии у «Конкэрора» остался канал связи с авианосцем «Гермес», которого не имели остальные лодки, правда, не прямой, а через Нортвуд, и поломанная в шторм антенна спутниковой связи. Канал SSIXS работал с большими перебоями. В результате 29 и 30 апреля командованию подводными силами для радиообмена с лодкой пришлось использовать коротковолновый ретранслятор в Новой Зеландии. Восстановить спутниковую связь удалось «костыльным способом» – приспособив для приема ультравысокочастотных радиосигналов выпускаемую буксируемую антенну СДВ диапазона, благо, такая возможность технически имелась. Прием был хорошим. Правда, для боевой обстановки это решение не подходило, поскольку тянущийся за лодкой «поплавок» сильно демаскировал ее12.

Получаемые из штаба КПС разведданные, по словам коммандера Рефорда-Брауна, немало впечатляли. Казалось, что там знают все: состав корабельной группы противника, запланированные передвижения, кодовые наименования районов ее боевого маневрирования. Так кодированное сообщение COR 153 гласило, что GT 79.3 находится в районе «Мигель» северо-восточнее о. Эстадос, с указанием координат. Однако лодка, скорее всего, справилась бы и без этой наводки – танкер «Пуэрто Росалес» так громыхал дизелями, что его было слышно за пятьдесят морских миль. Гидроакустический контакт с ним субмарина установила в 13:45 (16:45Z) 30 апреля.

Петти-офицер Грэм Либби, несший дежурство на посту гидроакустики, вспоминает: «Крупный танкер производил гораздо больше шума, чем военный корабль… Нам приходилось проверять каждый акустический контакт. С опытом вы можете послушать судно и сразу понять, что это не то, что мы искали. У нас были контакты с различными рыболовными судами, но как только услышали танкер, мы знали, что это представляет интерес». Предчувствие не подвело. Весь вечер и ночь субмарина малошумным ходом сближалась с возмутителем тишины, а утром 1 мая, в 09:54, Рефорд-Браун увидел аргентинские корабли в перископ. С этого момента судьба аргентинского крейсера была фактически предрешена и зависела лишь от того, сколько времени потребуется адмиралам и политикам в Лондоне, чтобы принять решение об изменении действующих правил применения оружия.

Относительно двух других «дискуссионных» вопросов: законности атаки крейсера за пределами объявленной британцами 200-мильной запретной зоны и военной целесообразности его потопления – то тут все достаточно очевидно. Юридические нормы ведения военных действий не требуют от противоборствующих сторон определения четких географических границ локального вооруженного конфликта. Более того, практика установления «военных зон» наоборот противоречит нормам международного права. Никак не регламентировались и допустимые пределы «самообороны» в соответствии со статьей 51 Устава ООН. В Лондоне не брали на себя обязательств вести боевые действия только в пределах TEZ, как это подчас преподносится, и считали, что сделанного 23 апреля заявления достаточно для того, чтобы в дальнейшем применять вооруженную силу где угодно. Следовало ли британцам каждый раз официально уведомлять противника обо всех изменениях ROE, это уже другой вопрос, скорее этического, чем правового характера. С одной стороны, атака без предупреждения за пределами объявленной зоны военных действий выглядела не совсем по-джентльменски, с другой, надо понимать, что устанавливаемые для военных правила применения оружия – это не публичные условия, а документ сугубо для внутреннего пользования и не подлежащий разглашению.

Также обычно упускается из виду, что место трагедии лежало в пределах объявленной самой Аргентиной морской военной зоны, простиравшейся на 200 морских миль от ее материкового побережья и побережья Мальвинских островов, где командиры аргентинских кораблей, начиная с 30 апреля 1982 г., имели приказ неограниченно атаковать любые британские суда. Как высказался сам командир крейсера: «У меня был приказ стрелять, и, если бы британская субмарина всплыла передо мной, я бы расстреливал ее из пятнадцати орудий до тех пор, пока она бы не затонула». У британцев имелись все основания поступать симметрично, а у аргентинцев – быть готовыми к такой атаке. Показательно, что офицеры ВМФ Аргентины, в т. ч. контр-адмирал Альяра, капитан 1 ранга Бонсо и капитан 2 ранга Галаcи, впоследствии отзывались о потоплении крейсера как горьком, но законном акте войны. Как это сформулировал бывший командующий FT 79: «Мы были на настоящей войне. Мы это знали. Это знали англичане. А война не знает границ».

Стоит отметить, что «Генерал Бельграно» был не первым кораблем, подвергавшимся опасности торпедирования за пределами TEZ. Британские подводники к этому моменту имели разрешение повсеместно кроме территориальных вод Аргентины атаковывать аргентинские подводные лодки. Также накануне начала активной фазы конфликта были приняты изменения ROE, касающиеся авианосца «25 мая», после чего аргентинский флагман не мог чувствовать себя в безопасности нигде, за исключением прилегающего к заливу Ла-Плата и побережью Уругвая треугольника, расположенного к северу от 35° ю. ш. и к западу от 48° з. д., или 12-мильных тервод. Ну а первое значительное боестолкновение, в ходе которого Аргентина потеряла подводную лодку «Санта Фе», состоялось вообще очень далеко от Фолклендов, у острова Южная Георгия. И все это на основании правительственной ноты от 23 апреля 1982 г., без дополнительных уведомлений.

Что касается военной целесообразности, то она вытекала уже из того, что «Бельграно» являлся кораблем ВМФ страны, находившейся в состоянии вооруженного конфликта с Великобританией, и выполнял боевую задачу. Чтобы этого не понимать, нужно быть сугубо гражданским лицом, журналистом или очень сильно не любить англичан. Более того, крейсер, наряду с авианосцем «25 де Мажо», относился к категории high value units13, уничтожение которых могло само по себе повлиять на ход военных действий, в том числе оказав деморализующее воздействие на противника. Если АПЛ «Сплендид» не сумела найти и пустить ко дну авианосец аргентинцев, то вторая по величине боевая единица тоже подходила для того, чтобы подорвать их моральный дух. Однако позже М. Тэтчер и высшим должностным лицам ВМФ пришлось оправдываться перед общественным мнением, и вот тут пригодилась версия о двойном охвате.

Выполнение поставленной задачи капитан 1 ранга Бонсо начал с пополнения запасов топлива, потратив на это весь день 30 апреля и первую половину дня 1 мая. Корабли GT 79.3 поочередно подходили к танкеру для бункеровки на ходу. «Бушар» принял 125 тонн, «Пьедрабуэна» – 142 тонны флотского мазута. В четыре часа вечера дошла очередь до крейсера, однако из-за начавшегося шторма эту операцию пришлось прервать. Заправка была продолжена на следующее утро, когда перестало штормить. За этим группу застала лодка Рефорда-Брауна, который поначалу, запутавшись издалека в скоплении мачт, решил, что аргентинских кораблей пять, прибавив к имеющимся мнимое буксирное судно. По мере сокращения дистанции ошибка выяснилась, и вскоре вся группа стала отчетливо видна в перископ: крейсер рядом с танкером и два эсминца типа «Аллен М. Самнер» чуть поодаль. ГАС в активном режиме они не включали, РЛС – время от времени и коротко. Станция РТР лодки фиксировала эпизодические «мазки» радиолокационных импульсов. Приняв 390 тонн мазута, «Бельграно» завершил бункеровку. В половине двенадцатого капитан 1 ранга Бонсо отпустил танкер и повел свои корабли на юго-восток. Эсминцы заняли места в походном ордере на траверзах крейсера на удалении 4000 ярдов (20 кбт).

Здесь у читателя может возникнуть вопрос: если корабельная группа «Бельграно» выполняла демонстративную задачу, почему развертывалась скрытно? Дело в том, что морская операция планировалась штабами Оперативного командования на ТВД Южная Атлантика (CTOAS) и 79-го оперативного соединения с учетом предполагаемого использования противником данных с американских разведывательных спутников, поэтому считалось, что движение GT 79.3 на восток все равно не останется незамеченным. Вместе с тем, поскольку информация с тогдашних спутников видовой разведки поступала со значительной задержкой по времени, а соблюдение радиомолчания прятало корабли капитана 1 ранга Бонсо от спутниковых и корабельных средств радиоэлектронной разведки, можно было рассчитывать, что на тактическом уровне скрытность не будет полностью потеряна. Это увеличивало шансы при выполнении задачи сохранить корабли невредимыми. Впрочем, даже с выключенными гидролокаторами эсминцев корабельная группа «Бельграно» сильно демаскировала себя шумом ходовых механизмов старого крейсера, улавливаемыми высокочувствительной ГПБА подводной лодки на большом расстоянии14. И в любом случае обнаружение аргентинских кораблей британской субмариной до начала выполнения ими поставленной задачи не оставляло возможности благополучно завершить этот боевой поход.

Для осуществления слежения за противником Рефорд-Браун использовал стандартный прием «sprint-and-drift»15, чередуя движение на глубине 80 м со скоростью в 18—21 уз с подвсплытиями на перископную глубину для визуального уточнения элементов движения цели. При нахождении под перископом скорость уменьшалась до 5—6 уз. За это время расстояние до аргентинских кораблей возрастало, и затем лодка снова сокращала его скоростным «спринтом». Периодически она также всплывала на перископную глубину на удалении от противника для проведения сеанса связи с Нортвудом. Здесь дело обстояло не так хорошо, как хотелось бы. Поскольку в данной тактической обстановке применение буксируемой радиоантенны могло выдать присутствие лодки, пришлось вернуться к использованию полуисправной выдвижной антенны, поэтому устанавливать соединение выходило далеко не сразу или не выходило вовсе. В 12:10 (15:10Z) Рефорд-Браун записал в журнале боевых действий: «Попытка отправить донесение о местоположении по каналу SSIXS – безуспешна. Намерен уйти на глубину, чтобы сблизиться с группой до 7000 ярдов, а затем вернуться на перископную глубину. Элементы движения цели: курс 130, скорость 9,5». В 16:25 (19:25Z) – снова провал установления соединения SSIXS. Проблемы со связью будут преследовать «Конкэрор» на протяжении долгого времени.

В 14:07 коммандер Рефорд-Браун в очередной раз обозревал в перископ аргентинские корабли с дистанции 35 кабельтовых, а на борту «Генерала Бельграно» возможность встречи с противником еще только обсуждалась. В два часа дня капитан 1 ранга Бонсо собрал в адмиральском салоне старших офицеров своего корабля вместе с командирами и старпомами эсминцев (их доставил вертолет) на совещание, в ходе которого довел до них поставленную задачу и порядок ее выполнения. Оно продлилось три часа. Вся информация доводилась в устной форме (командиры эсминцев конспектировали), поскольку «обстановка в море тогда не позволяла письменно учесть и отразить все, как могло было бы сделано, находясь в порту или без давления обстоятельств». Бонсо планировал войти в запретную зону в 01:00 2 мая и покинуть ее в 07:00. При встрече с надводными кораблями противника эсминцы должны были выдвинуться вперед и нанести ракетный удар, а крейсер затем расстрелять поврежденные неприятельские корабли из шестидюймовых орудий. В случае вражеской атаки с воздуха у аргентинских кораблей тоже было чем постоять за себя.

А вот перспективы встречи с британской подводной лодкой совершенно не внушали оптимизма. Эсминцы имели устаревшее гидроакустическое оборудование (фактическая дальность действия ГАС AN/SQS-30 не превышала 25 кбт) и противолодочное вооружение (старые бомбометы, торпеды Mk.44), а единственный вертолет крейсера не нес никаких средств поиска подлодок. Аргентинцы не могли не то что потопить атомную субмарину с максимальной скоростью хода 28 уз и глубиной погружения до 400 м, способную поражать цель управляемыми торпедами «Тайгерфиш» на дистанциях в несколько морских миль, но даже сорвать ее атаку. Как указано в аргентинском официальном отчете, «более низкая косвенная военная ценность GT 79.3 по сравнению с другими оперативными группами и ощущение неспособности успешно защитить себя от угрозы, исходящей от атомных подводных лодок, по-видимому, привели к тому, что возможность атаки из-под воды просто игнорировалась».

Все это усугублялось убежденностью, что британские сумбарины не станут атаковать за пределами 200-мильной зоны. Группа не применяла противолодочного зигзага и других активных мер противолодочной защиты. В сложившихся обстоятельствах аргентинцы, очевидно, более всего уповали на скрытность, для чего корабли шли сравнительно малошумным 12-узловым ходом, в режиме радиомолчания, переговариваясь ратьером и лишь иногда кратковременно задействуя радар, эсминцы – с выключенными гидролокаторами, слушая море в пассивном режиме ГАС. Руководство ПЛО было возложено на командира эсминца «Пьедрабуэна» капитана 2 ранга О. Р. Грасси, однако сами противолодочные мероприятия, как и распределение задач в составе отряда, не оговаривались. В результате для командиров эсминцев осталось неясным, являются ли их корабли силами противолодочного охранения крейсера или равнозначными боевыми единицами. На следствии оба показали, что, поскольку ранее «Ипполито Бушар» и «Пьедрабуэна» входили в GT 79.2, состоявшую только из эсминцев, решили, что остались в силе прежние инструкции и не считали крейсер главной боевой единицей, которую им надлежит эскортировать. Наблюдавшим за всем этим британским подводникам казалось совершенно диким, что «аргентинцы даже не потрудились включить гидролокаторы». Позже Рефорд-Браун отозвался о противолодочном охранении крейсера как «довольно жалком, потому что корабли были сильно устаревшими, а их экипажи продемонстрировали полное отсутствие выучки».

Могла ли более четкая организация противолодочной обороны что-то принципиально изменить? По правде сказать, едва ли. Слишком велико было техническое превосходство противника. Возможно, аргентинцы не позволили бы стрелять по ним торпедами с совсем короткой дистанции, но не были способны переломить ситуацию в свою пользу.

Адмирал Джон «Сэнди» Вудворд в книге «Сто дней. Воспоминания командующего Фолклендской ударной группой» пишет, что на месте командира аргентинского отряда двигался бы переменными курсами и ходами, «время от времени ускоряясь до двадцати пяти или больше узлов», чтобы усложнить подводной лодке ведение преследования, и «в определенные моменты стопорил бы ход и этим также создавал трудности субмарине в прослушивании шумов кораблей и одновременно пытался бы сам услышать ее шум», а эсминцам дал бы команду периодически включать гидроакустические станции в режиме эхопеленгования. Однако тут надо заметить, что британский адмирал, вероятно, судил о боевых возможностях аргентинских кораблей по номинальным ТТХ из справочника Джейна, без учета фактического состояния ГЭУ и РЭС. Ни один из них не был способен развить двадцати пяти, а в условиях крепкого шторма даже пятнадцати узлов. Столь же малореальна возможность устаревшего гидроакустического оборудования эсминцев обнаружить британскую субмарину на тех дальностях, с которых она осуществляла слежение.

Единственное, что могло существенно повлиять на соотношение сил, изменив условия действий британской субмарины от «практически полигонных» до «реально приближенных к боевым», это поддержка со стороны противолодочной авиации. На авиабазе в Рио-Гранде аргентинский флот располагал двумя базовыми патрульными самолетами SP-2H «Нептун». Из-за выработанного летного ресурса они летали на задания поочередно, но 1—2 мая имелись все основания задействовать сразу оба или же перенацелить борт №2-P-112 вместо проводившегося им патрулирования в юго-западном секторе TEZ непосредственно на сопровождение корабельной группы и осуществление противолодочного поиска по маршруту ее следования. Однако аргентинское командование эту возможность не реализовало, а командир GT 79.3 по ходу выполнения задачи не запрашивал авиационной поддержки.

Еще один важный вопрос, неизбежно возникший в завершении совещания: «Что делать в случае торпедирования одного из кораблей?» На это был дан четкий ответ: «Остальным следует немедленно уходить». После этого, вспоминает капитан 2 ранга Галаси, «все понимающе посмотрели друг на друга, больше ничего не говоря»… Небольшая ремарка: сказанное касалось действий отряда при вхождении в 200-мильную запретную зону; как поступать за ее пределами, отдельно не оговаривались, а побывать внутри нее у GT 79.3 так и не сложилось.

Адмирал Альяра понимал, что не стоит ждать больших боевых достижений от группы старых кораблей, и стремился избежать бесполезных жертв. В 20:07 от него пришел приказ, отменявший проникновение в TEZ. В 22:05 отряд лег на курс ост, чтобы пройти вдоль ее южной границы. В 23:17 Бонсо сообщил остальным командирам кораблей, что намерен оставаться на этом курсе до 05:30, а затем лечь на курс 35°, огибая запретную зону c юго-востока. Хотя в приказе командующего FT 79 упоминалась возможность вступления в бой, в этих обстоятельствах встреча с надводными кораблями противника становилась вдвойне маловероятной. Тем не менее настроение у экипажа крейсера было самое боевое. Сообщение капитана 1 ранга Бонсо по КГС, что у него есть приказ атаковать британский флот, было встречено с огромным воодушевлением. Группа младших офицеров немедленно отправилась к старпому Галаси с просьбой заверить командира, что они будут храбро сражаться и до конца сохранят верность воинскому долгу.

На «Конкэроре» тем временем примеривались, какие торпеды лучше использовать: новые телеуправляемые самонаводящиеся Mk.24 «Тайгерфиш» или старые испытанные Mk.8. Одна из них олицетворяла последние достижения британской военно-технической мысли со всеми преимуществами управления по проводу и посредством активно-пассивной системы самонаведения на конечном участке сближения с целью, однако не пользовалась доверием у подводников из-за часто случавшихся неудачных пусков (обрыв кабеля, отказ аккумуляторной батареи и др.). Оснащение лодок торпедами модификации Mk.24 mod.1 не улучшило положения дел, устранить проблему удалось только посредством принятия на вооружение в 1992 году новой 533-мм торпеды «Спирфиш». Другая являлась выражением истинно английского консерватизма: первая ее модель, Mk.VIII, использовалась Королевским ВМФ с 1927 года, модификация Mk.VIII** хорошо зарекомендовала себя в годы Второй мировой войны, а нынешняя Mk.8 mod.4 имела репутацию простого и надежного оружия. К тому же ее головная часть несла больший заряд торпекса. Но стрелять ею имело смысл только с близкой дистанции.

В отношении того, какой из аргументов в итоге перевесил при выборе в пользу торпед Mk.8, получается интересно. В журнале боевых действий «Конкэрора» прямо сказано, что стрелять более мощными Mk.8 mod.4 считалось предпочтительным, «ввиду наличия у „Бельграно“ толстой брони и противоторпедных булей». Но здесь читатель, очевидно, должен возразить, что первым правилом командира подводной лодки является ставить глубину хода торпеды таким образом, чтобы она попадала ниже броневого пояса. Если, конечно, оно не забылось с тех пор, как боевые корабли стали строить безбронными. Возможно, коммандер Рефорд-Браун записал так, чтобы не доверять бумаге своего предубеждения против новейшего британского высокоточного оружия, а главным доводом в пользу торпеды Mk.8 являлась ее надежность. Следует добавить, что единственный случай применения «Тайгерфишей» в Фолклендской кампании, когда 21 июня подлодка «Оникс» пыталась добить ими поврежденный аргентинской авиацией десантный корабль «Сэр Галахэд», подтвердил их плохую репутацию.

Сгустившаяся темнота, периодически заряжавший дождь со снегом и усилившееся волнение усложнили субмарине наблюдение за целью. Ходовых огней аргентинские корабли не зажигали, лишний раз таким образом демонстрируя, что они вышли в море не для праздной прогулки. В этих условиях произведенное накануне вечером изменение курса GT 79.3 со 130 на 90 градусов на «Конкэроре» зафиксировали только после полуночи. Но лодка не отставала, используя возможности своего гидроакустического комплекса.

Аргентинцы тоже готовились вступить в бой, но с воздушным и надводным противником. Главной опасностью капитан 1 ранга Бонсо считал атаки с воздуха. Первая воздушная тревога прозвучала еще утром 1 мая, когда «Генерал Бельграно» совершал бункеровку. Под вой сирены личный состав быстро занял места по боевому расписанию, шланги и тросы, связывавшие крейсер с танкером, были обрублены, и оба судна разошлись в противоположных направлениях, но обнаруженный самолет в итоге оказался аргентинским. В начале суток 2 мая, в преддверии вхождения в пределы радиуса действия британской палубной авиации, скорость хода была увеличена до 14 уз, эсминцы выдвинуты вперед, заняв места на крамболах крейсера в 5 милях от него (строй «обратного клина»), а в 03:00 корабельные зенитные огневые средства приведены в полную боевую готовность. «В качестве артиллериста я занимал боевой пост у пятидюймового орудия №57, расположенного по правому борту на главной палубе, – вспоминает бывший матрос срочной службы Сантьяго Белосо. – Холод пронизывал до костей, и, хотя ночь была темной, далеко на юге на горизонте можно было увидеть какие-то огни, которые, как я недавно узнал, были вспышками южного полярного сияния, очень редкого на этих широтах».

«Конкэрор» следовал за аргентинскими кораблями, держась у них за кормой в мертвой зоне гидрофонов эсминцев. Для его командира в эти часы основным вопросом были правила применения оружия. При действующих ROE лодка за пределами 200-мильной запретной зоны могла пустить его в ход против аргентинских надводных кораблей только для самозащиты, если те нападут первыми. Но аргентинцы не проявляли враждебности, поскольку не подозревали о близости британской субмарины. В неменьшей степени эта проблема заботила и командующего TG 317.8. «Должен сказать, – пишет Вудворд, – если бы АПЛ „Спартан“ к этому времени поддерживала контакт с „Вейнтисинко де Майо“, я самым настоятельным образом рекомендовал бы командующему флотом атаковать этой ночью обе цели. Но так сложилось, что из двух рук у меня была только левая и лучшее, что я мог сделать, это использовать ее как можно эффективнее». Своего рода казусом являлось то, что сам по себе «Бельграно», не являясь носителем противокорабельных ракет, по оценкам британцев «не представлял большой угрозы, хотя, с другой стороны, пустяком его тоже нельзя было назвать», тем не менее целью субмарины Рефорд-Брауна должен был стать именно крейсер, в расчете, что это остановит всю южную группу аргентинцев.

Ситуация усугублялась двумя обстоятельствами, требовавшими действовать не мешкая. Во-первых, наличие обширной банки Бёрдвуд в южной части TEZ. Если аргентинцы собираются войти в нее на рассвете, как сообщалось в полученном из Нортвуда в три часа ночи кодированном сообщении COR 171, то преследующая их лодка окажется в крайне невыгодных условиях. «Это мелководье, – поясняет Вудворд, – достаточно точно нанесено на карту, но оно может быть смертельным для находящейся в подводном положении субмарины, которая стремится не отстать от крейсера… На глубине сто футов, на которой ей предстояло пересекать мелководье, лодка оставляла бы за собой хорошо заметный кильватерный след». Поэтому лучше было атаковать крейсер до того, как аргентинские корабли смогут воспользоваться преимуществом мелководья.

Во-вторых, сложность процедуры изменения правил применения вооруженной силы, решение о чем принималось на самом верху, предварительно пройдя все штабные инстанции, и к тому же был выходной день. Снова цитируя Вудворда: «Все требует времени: время для тщательного и вразумительного написания донесения; время на шифрование, время на прохождение зашифрованного сигнала через спутник в Нортвуд. И в это тихое воскресное утро донесение будет прочитано дежурным офицером. После чего он доложит начальнику штаба, который доведет это до командующего; тот будет звонить в министерство, затем последует доклад начальнику Штаба обороны адмиралу флота сэру Теренсу Льюину. Когда они все прочтут и поймут сообщение и всем станет понятно, почему Вудворд хочет провести такие значительные изменения, только тогда сэр Теренс доставит его на заседание военного кабинета для окончательного одобрения миссис Тэтчер, и только тогда может начаться процесс подготовки ответа, что займет еще столько же времени. И при всем этом ответ мог оказаться совсем не таким, как хотелось бы».

В этих условиях Вудворд пошел на превышение полномочий и послал лодке приказ применить оружие. Как сказано в его мемуарах: «Я был должен получить эти изменения к ROE максимально быстро. Для этого я начал формальный процесс, дав „добро“ [старшему оператору штаба, коммандеру] Джереми Сандерсу растолковать по закрытому каналу спутниковой радиосвязи мои соображения дежурному офицеру в Нортвуде. Одновременно я послал „Конкэрору“ через спутник мое разрешение атаковать немедленно». Поскольку авианосец «Гермес» мог связаться с подводной лодкой по ССС только через Нортвуд, это сообщение было отслежено и прочитано в штабе командующего подводными силами, приведя адмирала Херберта в негодование, и немедленно снято со спутника16. Взамен лодке ушла шифровка об отмене самоуправского приказа, которого она даже не получала. Как объясняет сам Вудворд, он и не рассчитывал, что его сигнал достигнет конечного адресата, а хотел таким образом подстегнуть процесс принятия решения. Но на самом деле адмиралы в Нортвуде были и сами немало озабочены тем же самым.

В пять часов утра 2 мая ситуация кардинально изменилась. Новый приказ командующего FT 79 предписывал GT 79.3 прекратить развертывание в восточном направлении и отойти на исходный рубеж в район юго-западнее банки Бёрдвуд. «Вскоре после полуночи 1 мая, – пишет Рубен Моро, – командующий на ТВД Южная Атлантика завершил оценку обстановки и, поскольку оказалось, что адмирал Вудворд не собирается производить высадку морского десанта, приказал командующему FT 79 отказаться от любого плана атаки, поскольку его корабли будут подвергаться серьезной опасности… Хотя вице-адмирал Ломбардо не знал, что „Конкэрор“ следит за оперативной группой „Генерала Бельграно“, было очевидно, что вражеский флот не находился в сомкнутом ордере и что оперативная группа во главе с „25 мая“ была обнаружена. Почувствовав неминуемую опасность для своих кораблей, около 05:00 он отдал им приказ отойти на мелководье [прибрежные воды южнее Пуэрто-Десеадо и зал. Сан-Хорхе]. В дальнейшем авианосец проскользнул в Пуэрто-Бельграно, где он простоял на якоре до конца военных действий».

В 05:11 «Бельграно» просигналил группе: курс 270°, в 05:20 – курс 310°, в 05:37 – курс 250°, и в заключение в 09:00 – курс 270°. Скорость хода была увеличена до 16 уз. В результате этих маневров оба эсминца оказались по правому борту крейсера, а когда выразили намерение занять прежние позиции на крамболах «Бельграно», с него поступило приказание сохранять текущее взаиморасположение. Именно в таком построении: «Пьедрабуэна» в 5000 ярдах (25 кбт) на носовых курсовых углах правого борта, «Ипполито Бушар» в 8000 ярдов (40 кбт) на правом траверзе крейсера – аргентинские корабли продолжили движение западным курсом, немало обескуражив этим зрелищем всех, находившихся в центральном посту «Конкэрора». Бонсо считал северное направление наиболее угрожающим, надо полагать, с точки зрения воздушной опасности, хотя не посвященному в его тактический замысел наблюдателю такое построение не могло не казаться странным, поскольку полностью открывало крейсер для атаки с юга. Но пока аргентинцы более всего страдали от непогоды.

«Неистовые пятидесятые» широты проявляли свой крутой нрав. Порывы шквалистого ветра достигали 30 узлов, с запада накатывали пятиметровые волны. Размеры крейсера позволяли сравнительно легко их выдерживать, чего не скажешь об эсминцах, сильно зарывавшихся носом и страдавших от качки. Все это время «Генерал Бельграно» пребывал в высокой боевой готовности, зенитные расчеты продолжали оставаться на своих постах. «Часы проходили на свежем воздухе, – рассказывает Сантьяго Белосо, – время от времени оживляемые бульоном, который приносили нам повара, чтобы смягчить сильный холод». В десять часов, после выхода за пределы радиуса действия «Си Харриеров», боевая готовность была понижена до уровня 3X, перейдя к несению вахты в три смены17. Это облегчило положение команды, однако означало, что большая часть водогазонепроницаемых дверей, люков и горловин оказались открытыми, что негативным образом сказалось на непотопляемости и противопожарной защите корабля. Шторм тоже несколько поутих – до обычных для этих вод пяти баллов. В 10:30 отряд уменьшил скорость хода до 10 уз. В 15:20, находясь примерно в 100 морских милях от о. Эстадос и в 35 милях от границы TEZ, группа легла на курс 290°.

После разворота крейсера на курс отхода на «Конкэроре» приуныли – теперь им точно не дадут разрешения на атаку. «GT 79.3 следует курсом примерно 270°, а не к TEZ. Печально», – записал Рефорд-Браун в журнале боевых действий. Однако маховик принятия решения уже был запущен. Посильный вклад командира «Конкэрора» состоял в том, что он пропустил очередной сеанс связи и сообщил в Нортвуд об изменении противником курса только через шесть часов после того, как это произошло, в результате чего военный кабинет обсуждал вопрос, не зная, что группа «Бельграно» удаляется от района боевых действий.

Маргарет Тэтчер проводила первый уик-энд мая в загородной правительственной резиденции Чекерс в Бакингемшире. Члены военного кабинета и начальники штабов съехались туда на ланч. Дабы не перегружать премьер-министра лишними подробностями, информация была доведена до нее военными в предельно простой и убедительной форме: аргентинский крейсер «Генерал Бельграно», вооруженный шестидюймовыми орудиями, зенитными ракетами и противокорабельными ракетами «Экзосет», следующий под эскортом двух эсминцев, приближается к границе 200-мильной запретной зоны, чтобы нанести удар по британским силам; подводная лодка «Конкэрор» осуществляет слежение за ним и ждет приказа применить оружие. Обсуждение длилось всего пятнадцать-двадцать минут. Его результат один из присутствующих, Уильям Уайтлоу, позже охарактеризовал как «одно из самых легких решений, в принятии которого он лично участвовал».

Сведения о мирных инициативах президента Перу Белаунде Терри, обсуждавшихся в Буэнос-Айресе одновременно с оперативным развертыванием аргентинского флота, достигли Лондона только во второй половине дня 2 мая. «Решение потопить „Бельграно“, – подчеркивает М. Тэтчер в своих мемуарах, – было принято исключительно из военных, а не из политических соображений: утверждение, что мы старались сорвать мирную инициативу со стороны Перу, не выдерживало никакой критики. Те из нас, кто принимал решение в Чекерсе, ничего не знали о предложениях Перу, которые очень напоминали план Хейга, отвергнутый аргентинцами ранее».

Военный кабинет санкционировал потопление «Генерала Бельграно» в 12:45 по британскому летнему времени (11:45Z). Есть разные мнения, знал ли адмирал флота Льюин, докладывавший обстановку собравшимся за ланчем у премьер-министра, что GT 79.3 уже легла на курс отхода. Донесение «Конкэрора» об этом было получено только в 14:10Z. Однако, поскольку британцы читали аргентинский радиотрафик, отданный адмиралом Альярой приказ о возврате на исходные позиции теоретически мог быть известен, хотя расшифровка радиограмм Центром правительственной связи в Челтнеме тоже требовала времени, и тексты утренних радиоперехватов, как утверждается, попали в Нортвуд лишь к вечеру. Позже все это породило обвинения в отсутствии военной целесообразности потопления крейсера. Поскольку журналисты, оппозиционно настроенные политики и пацифисты, равно как и большинство граждан Аргентины, не могли или не желали понять, что на войне корабли топят не только в целях самозащиты, когда от них исходит прямая угроза, всем причастным к этому решению должностным лицам в дальнейшем пришлось принять оборонительную стойку, доказывая, что означенная угроза существовала.

«Этот эпизод, – пишут М. Хастингс и С. Дженкинс в книге „Битва за Фолкленды“, – приковал пристальное внимание многих журналистов и членов парламента. Давая первое объяснение инциденту с „Бельграно“, британское правительство пошло на ложь. В тот момент крейсер не создавал непосредственной угрозы для британского оперативного соединения. Неудачная увертка легла в основание здания враждебного отношения к эпизоду со стороны прессы и политиков».

Установленные 2 мая новые правила применения вооруженной силы касались не только крейсера «Генерал Бельграно», а формулировались более широко: теперь британским подводным лодкам позволялось атаковать за пределами TEZ любые аргентинские боевые корабли основных классов, за исключением случаев, когда цель находится к северу от 35° ю. ш. и к западу от 48° з. д. (залив Ла-Плата и побережье Уругвая) или в пределах 12-мильных территориальных вод Аргентины. Расширение зоны применения оружия коснулось только боевых кораблей противника, хотя военные настаивали включить и вспомогательные суда. Изменение ROE не сопровождалось никакими официальными уведомлениями, поскольку считалось, что достаточно заявления, сделанного правительством Великобритании 23 апреля 1982 г.

Командующего флотом министерство обороны известило в 09:07 (12:07Z), а морским силам на театре военных действий сообщение об изменении ROE транслировалось начиная с 09:38, однако на «Конкэроре» получение приказа заняло много времени из-за плохого приема спутниковой антенны. В 11:00 (14:00Z) лодка вышла на связь с Нортвудом, доложив обстановку и ожидая новых вводных. «Очень прерывистый прием FLTSATCOM 5», – гласила запись в 11:37 (14:37Z) в ЖБД. Из штаба КПС поступили две шифровки. Первая, COR 174, отменяла утренний приказ адмирала Вудворда о потоплении «Бельграно», который «Конкэрор» так и не получил; вторая, COR 177, наоборот давала разрешение на атаку, причем последнее сообщение оказалось плохо читаемо. Попытки принять его повторно мало что дали. Желая быть на сто процентов уверенным, Рефорд-Браун поручил лейтенант-коммандеру Макклементу сравнить семь имевшихся неполных копий принятого телекса, составив из них полный текст приказа. Пока старпом решал эту головоломку, в первом отсеке осуществлялась перезарядка торпедных аппаратов. Все еще колеблясь в выборе, Рефорд-Браун приказал зарядить в ТА номер 1, 2, 6 торпеды Mk.8, а в остальных трех оставить торпеды «Тайгерфиш», решив использовать оружие по ситуации: прямоидущие торпеды в благоприятных условиях и телеуправляемые, если не удастся подойти достаточно близко.

После того, как старший помощник в 13:25 (16:25Z) доложил, что у них имеется разрешение потопить крейсер, лодка ушла на глубину и увеличила ход до 21 уз, чтобы нагнать аргентинские корабли, и в 14:01 всплыла под перископ позади аргентинского ордера, имея крейсер примерно в 23 кбт на левом крамболе, один из эсминцев – впереди по курсу, а другой – на правых носовых курсовых углах. Маневрировать для атаки из этой позиции было неудобно. Пользуясь своим превосходством в скорости, Рефорд-Браун принял решение обогнать противника с юга, а затем сблизиться для торпедного залпа. Он в итоге отдал предпочтение более мощным и надежным торпедам Mk.8. Замысел атаки состоял в том, чтобы занять позицию на носовых курсовых углах левого борта «Бельграно» и произвести торпедный залп с дистанции не более десяти кабельтовых с углом встречи торпеды с целью близким к 90 градусам. В этом случае расчет торпедного треугольника приобретал вид незамысловатой школьной задачи, а вероятность попадания становилась очень высока.

В 14:18 «Конкэрор» нырнул на 60 м, развив ход 16 уз, в 14:45 снова всплыл под перископ, на этот раз оказавшись в 7 кбт за кормой крейсера, а затем предпринял рывок курсом 225° на скорости 21 уз и глубине 115 м. В 15:09 сыграли боевую тревогу. В ходе следующего поднятия перископа, в 15:16—15:20, лодка была уже на левом фланге аргентинского отряда. «Бельграно» наблюдался по пеленгу 20°, дистанция 26 кбт, ЭДЦ: курс 274°, скорость 10 уз. Слева в отдалении проглядывался силуэт одного из эсминцев. Что примечательно, аргентинцы, по мнению командира лодки, совершали противолодочный зигзаг, но очень «вялый», в пределах 30° влево-вправо от генерального курса 270°, или, как выразился штурман «Конкэрора» лейтенант-коммандер Джонатан Поуис, даже не зигзаг, а «некие очень длинные плавные изменения курса». С аргентинской стороны, кроме поворота на курс 290° в 15:20, следование отряда переменными галсами не подтверждается. В противоборстве с атомной субмариной зигзаг на скорости десять узлов не имел смысла, британцы же просто неверно оценивали параметры движения цели.

В преддверии выхода в атаку Рефорд-Браун, дабы избежать непредвиденных неожиданностей, приказал тщательно удифферентовать лодку. Главное же действие происходило в центральном посту. Торпедный офицер Робин Л'Осте-Браун каждые тридцать секунд громко докладывал расчетный пеленг на цель, чтобы при очередном поднятии перископа командир не тратил драгоценные секунды на обозревание горизонта. Элементы движения цели отслеживались сразу с трех сторон: в боевой информационно-управляющей системе, торпедном автомате стрельбы и на штурманским столе – и корректировались при каждом поднятии перископа. И все-таки курс крейсера был определен с ошибкой на десять градусов, но при пуске торпед на траверзных углах и с короткой дистанции это не играло роли.

Всплыв под перископ в 15:51, «Конкэрор» очутился в хорошей позиции (пеленг на цель 42°, курс цели 280°, дистанция 10 кбт, курс лодки 10°), однако курсовой угол оставался еще довольно велик. Чтобы поразить цель, требовалось установить значительный угол поворота в гироскопический прибор курса торпеды. Более предпочтительным же считалось стрелять с нулевым углом гироскопа, чтобы достичь максимальной точности торпедного пуска и свести на нет риск отказа рулей направления на изрядно старом изделии, особенно с учетом того, что холодная вода может отрицательно влиять на смазку, а ее твердение сказывается на работе рулей. Тем не менее, отдав команду «Торпедные аппараты товсь!», Рефорд-Браун в нетерпении уже хотел стрелять, введя «омегу» семнадцать градусов вправо.

Ему помешал старший помощник Тим Макклемент, выкрикнувший со своего места:

– Не стреляйте!

В центральном посту воцарилась неловкая тишина. Все, затаив дыхание, воззрились на старпома. Рефорд-Браун, оторвавшись от окуляров перископа, нервным шагом пересек помещение и смерил возмутителя субординации укорительным взглядом:

– Почему, черт возьми, нет?

– Угол уменьшается.

«В этом состояла моя обязанность как координатора атаки, – объяснял позже Макклемент, – хотя адмирал Херберт впоследствии назвал это довольно дерзким поступком в момент первой со времен Второй мировой войны торпедной атаки»18. Командир лодки не стал возражать. Образовавшуюся паузу он заполнил осмотром горизонта и записью в ЖБД: «Больше ничего на видимости, цель М-04 „Бельграно“ не подозревает о моем присутствии. Выжидаем, когда цель придет на курсовой угол 13° правого борта, после чего будет произведен торпедный пуск с нулевым гироскопическим углом». В иной ситуации подобный педантизм, ради чего лодке пришлось на пять минут дольше оставаться на боевом курсе, мог иметь для нее роковые последствия, но в данном случае ей ничто не угрожало.

Когда цель, наконец, оказалась на залповом пеленге, Рефорд-Браун снова обратился к старшему помощнику:

– Вы не против, если я сейчас выстрелю? – тон его был наигранно учтивым, но вместе с тем не терпящим возражений.

– Продолжайте, сэр! – выпалил Макклемент.

Согласно журналу боевых действий лодки, команда на торпедный залп прозвучала в 15:56:45. Три торпеды Mk.8 mod.4 ушли к цели с трехсекундными интервалами веером с небольшим расстворением. Фактически же Рефорд-Браун командовал трижды, с короткими паузами: «Шестой аппарат – пли!… Первый аппарат – пли!… Второй аппарат – пли!», а сам пуск торпед из-за отказа автоматики производился со стрельбового прибора в первом отсеке. Как вспоминает торпедист Уильям Баддинг: «Штатно торпедная стрельба осуществлялась из центрального поста. К сожалению, на субмарине стоимостью 50 миллионов фунтов стерлингов кнопка не сработала. Так что я получил приказ стрелять в ручном режиме».

«Все торпеды вышли», – доложил Л'Осте-Браун. Командир «Конкэрора» с удовлетворенным видом сложил рукоятки перископа и скомандовал опустить, блестящая стальная труба с негромким шорохом поползла вниз. Секундомер отсчитывал время.

Через пятьдесят семь секунд акустик бесстрастным констатирующим тоном доложил: «Взрыв!» Затем последовало: «Второй взрыв!..» Впрочем, командир, снова поднявший перископ примерно за 15 секунд до первого попадания, и сам мог наблюдать это. Несколько месяцев спустя Рефорд-Браун прокомментирует: «Королевский флот потратил тринадцать лет, чтобы подготовить меня именно к такой ситуации. Было бы крайне обидно, если бы я не справился». Происходившее в центральном посту транслировалось по громкой связи, и когда стало ясно, что торпеды попали в цель, экипаж разразился громкими победными криками. Редфорд-Браун прежде, чем лодка нырнула на глубину, успел увидеть впечатляюще большой, до неба, огненный шар взрыва.

«Оранжевый огненный шар, – записал командир „Конкэрора“, – виден сразу за миделем, на линии грот мачты, вскоре после того, как был услышан первый взрыв. Второй взрыв последовал примерно через пять секунд после того, как я, кажется, видел столб воды в корме, но это мог быть дым от первого. Третий взрыв слышал, но не видел – не вел наблюдение!» После этого все стихло, ставший за прошедшие сутки привычным шум винтов крейсера пропал. Час спустя акустик уходившей на юго-восток лодки услышал пробивавшийся сквозь толщу воды шум тонущего корабля – звуки, напоминавшие скрип несмазанных дверных петель и позвякивание бьющегося стекла. Несколько раз они перекрывались раскатистыми взрывами, принятыми на лодке за действие глубинных бомб. Однако на самом деле аргентинские эсминцы не использовали бомбометы и глубинные бомбы, слышимые взрывы исходили от идущего ко дну крейсера19.

Позже командир лодки поделился впечатлениями, что во время атаки его преследовало ощущение, как будто он выполнял упражнение на учебном тренажере в Фаслейне. Ему пришлось подавить желание попросить стюарда принести чашку чая, когда лодка уходила на глубину, выполняя заученный маневр уклонения от контратаки кораблей охранения, в чем, однако, не было необходимости, поскольку те не пытались ее преследовать. Возвращаться, чтобы атаковать их, он тоже не стал, дав возможность заняться спасением экипажа «Бельграно» и впоследствии прокомментировав: «Не думаю, что миссис Тэтчер поблагодарила бы меня, если бы я перезарядил аппараты и торпедировал два остальных корабля».

Маневр отрыва выполнялся в восточном и затем юго-юго-восточном направлении. В 18:58 лодка кратковременно всплыла на перископную глубину, чтобы послать донесение в Нортвуд, а в 22:00, уйдя от места торпедирования «Бельграно» примерно на полсотни миль, повернула на W, затем на NNW и NNO, обогнув в течение дня этот район по часовой стрелке, и в конце суток 3 мая вышла на позицию примерно в 30 милях к NW от точки гибели крейсера – как потом писалось, «вернулась на место преступления». Здесь стали прослушиваться шумы аргентинских судов, участвовавших в поисково-спасательной операции. Рефорд-Браун не препятствовал ее осуществлению, но и не оставлял надежды увеличить свой боевой счет.

Больше всего шума производил своими дизелями и винтами полярный транспорт «Баия Параисо», переоборудованный аргентинцами в госпитальное судно. Акустики «Конкэрора» обнаружили его в 03:40 4 мая. Сблизившись для опознавания цели, коммандер Рефорд-Браун с первыми лучами солнца мог лицезреть в перископ большой красный крест на кормовой надстройке транспорта и бортовой номер «B.1»20. Лодка продолжала слежение за ним до следующего вечера. Другой многообещающий контакт, по первоначальной классификации цели – эсминец или военный буксир, при визуальном рассмотрении оказался нейтральным супертанкером. Как сказано в журнале боевых действий лодки, «его современные винты придавали исходящему от него шуму сходство с боевым кораблем». Остальные зафиксированные акустиками контакты были отдаленными и нечеткими. Поэтому, несмотря на получение в 14:55 5 мая шифрограммы COR 204, подтверждавшей разрешение применить оружие против аргентинских эсминцев, Рефорд-Брауну атаковать, по существу, было некого. Утром 6-го числа «Конкэрор» по приказу из Нортвуда покинул ранее назначенный ему район действий между банкой Бёрдвуд и островом Эстадос и направился на север.

Гибель крейсера

На борту «Генерала Бельграно» часы показывали 16:01 (аргентинский хронометраж расходится с британским на три минуты), только что произошла смена вахты, когда его поразили две британские торпеды. Первая разорвала корпус в районе машинного отделения №2, три секунды спустя вторая пришлась между якорным клюзом и погребами башни главного калибра №1. Торпеды имели комбинированный взрыватель. Журнал боевых действий подводной лодки не содержит сведений об установках глубины хода. По характеру полученных «Бельграно» повреждений современные аргентинские исследователи делают вывод, что торпеды шли на глубине меньше осадки корабля и взрывы были контактными.

Третья торпеда, по всей вероятности, прошла перед носом крейсера, но дальше на ее пути оказался эсминец «Ипполито Бушар». В 16:05 на нем отметили сильный подводный удар по левому борту. По воспоминаниям очевидцев, при этом корабль содрогнулся и слегка накренился на борт, как происходит при полном залпе 127-мм орудий. Позже при осмотре подводной части корпуса в нем обнаружилась большая вмятина и течь. Командир эсминца счел, что корабль получил попадание неразорвавшейся торпеды. Впоследствии эта версия была подвергнута сомнению, поскольку за четыре минуты с момента попаданий в «Бельграно» торпеда не могла преодолеть четыре морских мили, отделявшие эсминец от крейсера, а вероятность попадания на такой дистанции крайне мала. Возможной причиной сотрясения назывался гидродинамический удар от взрыва на крейсере21. Сейчас высказывается версия о срабатывании неконтактного взрывателя торпеды на некотором удалении от эсминца.

На «Бельграно» основной урон причинила первая торпеда, ударившая в районе 106-го шпангоута. Произошедший там взрыв имел настолько большую силу, что были пробиты все четыре палубы корабля, в верхней образовалась двадцатиметровая дыра. Очевидцы отмечают, что после попадания торпеды крейсер сильно тряхнуло, словно он наскочил на песчаную мель, после чего резко остановился. Машинное отделение №2 было полностью разрушено, все находившиеся в нем погибли сразу. В смежном машинном отделении №1 погасло освещение и произошла остановка механизмов. Примыкавший с другой стороны зарядный погреб башни главного калибра №4 взрыв не затронул, основное его действие было направлено вверх. Над машинным отделением располагались кают-компании субофицеров и капралов, столовые, а также барное помещение, именуемое «Содовый фонтан». По несчастливому стечению обстоятельств там оказалось полно людей, только что сменившихся с вахты. Взрыв разрушил эти помещения. Потери в личном составе были огромными. Называется число 272 убитых. Остальные, сильно обожженные и раненые, потом с ужасом вспоминали, как прокатившийся по отсекам огненный шар поглотил их товарищей.

Площадь образовавшейся пробоины оценивалась в девяносто квадратных метров. Забортная вода могучим потоком хлынула через нее внутрь корпуса, затапливая отсеки энергетической установки. Корабль практически сразу лишился электроснабжения, для борьбы за живучесть в распоряжении экипажа остались только малопроизводительные переносные средства. Начавшийся пожар из-за быстрого затопления отсеков развития не получил, однако внутренние помещения наполнились удушливым дымом.

Взрывом второй торпеды, попавшей в районе 15-го шпангоута, была оторвана носовая оконечность почти по первую башню главного калибра. В носовых отсеках, к счастью, никто не пострадал, там в этот момент никого не было. Орудийные башни испытали сильное сотрясение, но люди внутри них и погреба боезапаса остались невредимы. Расчет башни №2 осуществлял в этот момент проворачивание оружия, в результате обесточивания она осталась развернутой на правый борт. Носовая переборка устояла и выдерживала напор воды. Кстати, это был не первый за время службы под аргентинским флагом случай потери крейсером носовой оконечности. Аналогичное имело место 15 марта 1956 г. при столкновении «Бельрано» с однотипным кораблем «9 де Хулио»22.

«Я почувствовал, как крейсер сотрясается и скрипит так, как никогда не было ни на одном корабле, – описывает момент попадания торпеды капитан 1 ранга Бонсо в своей книге о гибели „Бельграно“. – Ощущение сравнимо с резким рывком вверх, а затем падением на большую песчаную отмель, в которой утопаешь, будучи не в состоянии двигаться. Несколько секунд до второго взрыва, как будто чтобы осознать, что это не привидевшийся кошмар и что в нас попали две мощные торпеды. За звуками взрывов, сухими, резкими и оглушающими – последовал сильный едкий запах, наполнивший корабль, в то время как он начал стремительно крениться на левый борт. Моей инстинктивной реакцией было выкрикнуть проклятие, которое, несомненно, олицетворяло бы огромную ненависть к тем, кто сделал эту работу, и неуверенность в следующих нескольких мгновениях».

Из полученных пробоин с левого борта корабля в море стали растекаться два больших нефтяных пятна. «С мостика они представляли собой еще более жуткое зрелище, – пишет Бонсо, – напоминая острую кровопотерю при ранении, как будто живое тело истекало кровью».

Капитан 2 ранга Педро Галаси вспоминает, что спал в своей каюте, когда торпеда поразила корабль. Спросонья ему показалось, что это учебные стрельбы из орудий ГК. Но корабль стал ощутимо крениться, а затем его встряхнуло сильным взрывом. Галаси понял, что их торпедировали, и поспешил на мостик, где уже вовсю командовал капитан 1 ранга Бонсо с мегафоном в руках. Поступающие доклады о полученных повреждениях были неутешительными. Для выяснения возможности восстановления электропитания отправился начальник дизель-электрической секции электромеханической БЧ капитан 3 ранга Xорхе Шоттенхайм. Он доложил, что ситуация безнадежна: взрыв торпеды повредил распределительные щиты в машинных отделениях, из двух вспомогательных дизель-генераторов кормовой полностью разрушен, а носовой нельзя соединить с распределительным щитом, находящимся в затопленном отсеке. Запустить главные водоотливные помпы было невозможно, вспомогательные не справлялись, поступление воды приняло неконтролируемый характер. Крен быстро увеличивался. Через десять минут после попадания он составлял 13°, а в 16:20 достигал 21°. В сложившихся обстоятельствах капитан 1 ранга Бонсо в 16:23 приказал оставить корабль.

Характер полученных «Бельграно» повреждений напоминает произошедшее с однотипным крейсером «Хелена» 5 июля 1943 г. в морском бою в заливе Кула. Там тоже была оторвана носовая оконечность, аналогично без угрозы потери кораблем плавучести, а основной удар пришелся немного позади миделя, но торпед туда попало сразу две и более мощных – знаменитых японских 610-мм Тип 93. Аргентинский крейсер же фактически погиб от одной 533-мм торпеды, что ненормально для корабля такой величины даже с учетом его солидного возраста и физического износа конструкций. Кроме того, встает вопрос о причинах возникновения «огненного шара»23. Официальный отчет и воспоминания командира крейсера обходят данную тему. Все это заставляет задуматься относительно степени соблюдения на корабле инструкций по живучести и противопожарной защите.

Источником образования «огненного шара», по-видимому, являлось дизельное топливо, хранившееся в днищевой цистерне между 106-м и 110-м шпангоутами, под отсеком кормового дизель-генератора, почти в аккурат по месту попадания торпеды. Соляр не принадлежит к категории легковоспламеняющихся жидкостей, но его пары при высокой концентрации могут стать причиной взрывного горения. Однако для столь масштабного и разрушительного воздействия требовалось выполнение еще одного условия – чтобы непроницаемые двери, люки и горловины отсеков нижних палуб были, что называется, нараспашку. Этому способствовало нахождение корабля в пониженной боевой готовности. Не исключено также, что кроме проходов с литерами «Y» и «Z» открытыми оказались некоторые двери и люки с литерой «X», которые в море надлежит держать всегда задраенными.

Еще одной причиной быстрого распространения воды по кораблю было практически полное отсутствие борьбы за живучесть из-за возникшей в нижних отсеках паники. Ощутив нарастание крена и задымление, члены экипажа крейсера без приказания оставляли свои боевые посты и спешили из нижних помещений наверх. Чтобы избежать давки, пришлось даже дополнительно открыть часть водонепроницаемых дверей и люков, выходящих на верхнюю палубу. Многие были без верхней одежды и обожжены. Первым выдавали накидки пончо, вторым оказывалась медицинская помощь.

После отдачи приказа «Abandonen la nave»24, который передавался голосом через рупор и вестовыми, поскольку корабельная громкоговорящая связь не работала, на поиски раненых во внутренние помещения направились санитары. Оставление тонущего корабля проходило достаточно организованно, без смятения и суеты. Очевидно, этому были посвящены многочисленные тренировки. На «Бельграно» имелось семьдесят два спасательных плота вместимостью 20—30 человек, установленных по обеим сторонам главной палубы в больших барабанах из стекловолокна. Эти надувные спасательные средства фактически представляли собой утепленную плавучую палатку, позволявшую провести до нескольких суток в открытом море. Они имели высокие борта, крышу, защищающие от непогоды и позволявшие сохранять тепло внутри, внутреннее освещение, были снабжены запасами провизии и воды, а также оснащены средствами связи. Личный состав, выстроившись вдоль бортов, занимал места возле расписанных за ним спасательных средств. Те, чьи плоты оказались уничтожены, распределялись на соседние. Плоты автоматически надувались при спуске на воду, однако перебраться на них при сильном ветре и пятибалльном волнении было непросто. Кому-то это удавалось сразу, другие оказывались в ледяной воде и изо всех сил гребли к ближайшему ярко-оранжевому «островку». Несколько плотов было потеряно в ходе посадки личного состава. На один из них обрушился брашпиль с обрывком якорной цепи, другие напарывались на торчащие рваные куски искореженной носовой оконечности крейсера. Некоторые плоты оказались переполнены, другие, наоборот, пустовали.

Как рассказывает капитан-лейтенант Хуан Хосе Хесус Гомес Менье: «Старшины сбросили контейнер с плотом в море, он надулся, и люди стали занимать места на нем. Сам я остался помогать моему командиру, который отвечал за эвакуацию личного состава в носовом секторе. Мы с ним поместились на последний из остававшихся там плотов. Возможно, он был последним из всех, потому что нам приходилось взбираться на него с борта накренившегося корабля. Но нам не удавалось отвалить от борта, хотя мы пытались грести. Нас прибивало к носу или, вернее сказать, к тому, что от него осталось. В конце концов пришлось прыгнуть в воду, потому что зазубренным металлом плот порвало на части. Я поплыл и стал забираться на другой спасательный плот, и кто-то помог мне в этом. Там нас набралось двадцать семь человек, и я был старшим по званию офицером».

«Все старались отплыть от корабля возможно дальше, – вспоминает наш соотечественник Алехандро (Александр) Беликов, служивший на крейсере в чине младшего лейтенанта25, – так как мы опасались, что при погружении в воду крейсер сделает глубокую воронку и затянет нас на дно океана. Поначалу, от пережитого страха и опасности, я даже не почувствовал холода, хотя вода имела около 2 градусов температуры по Цельсию. Я доплыл до плота, но не мог на него взобраться. У меня уже не было сил, все члены окоченели. Меня втащили на плот мои моряки».

Командир крейсера, как подобает, покинул корабль последним. К 16:40 эвакуация личного состава завершилась, а крен уже превышал 40°. Оставшись в одиночестве на накренившейся палубе, Эктор Бонсо обозревал полным отчаяния взглядом агонию его корабля, не в силах двинуться с места. Но оказалось, он был не один. Субофицер Рамон Баррионуэво не стал спасаться, пока командир не будет в безопасности. Он крикнул: «Вперед, команданте!», затем оба спустились с правого, задранного вверх борта и прыгнули в воду. Оказавшись во власти волн, капитан быстро потерял субофицера из вида и встретился с ним снова больше суток спустя на борту авизо «Франсиско де Гурручага». До ближайшего надувного плота пришлось проплыть около сотни метров, Бонсо сильно замерз и обессилел, пока десяток крепких рук наконец не вытащили его из воды. Примерно в 17:00 ему доложили: «Корабль тонет, сеньор».

«Генерал Бельграно» лег на борт и затем, опрокинувшись, ушел под воду. Один из офицеров, ст. лейтенант Мартин Сгут, имел при себе фотоаппарат и запечатлел последние минуты крейсера. Двадцать восемь моряков считаются погибшими в ходе эвакуации, и таким образом общий счет потерь экипажа достиг трехсот человек. Остальные, наблюдавшие с плотов, как тонет их корабль, в этот трагический момент пели национальный гимн. «Трудно будет найти члена экипажа, – пишет Бонсо, – который не пролил бы слезу, которая может быть гневом, волнением, бессилием, печалью, долгом… Слезы, которые тоже были голосами, но больше походили на эхо, чем на крик горячего горла. Как то, что было слышно среди боли: „Да здравствует Родина! Да здравствует „Бельграно”!».

Координаты места гибели крейсера – 55°24′ ю. ш. 61°32′ з. д. Вскоре после того, как его корпус скрылся под водой, на нем произошла серия взрывов (именно их на «Конкэроре» приняли за сброс эсминцами ГБ), настолько сильных, что некоторые находившиеся на плотах были сбиты с ног. После этого тишина нарушалась только воем ветра, грохотом волн и стонами раненых. Сопровождавшие крейсер эсминцы ушли. Шторм усиливался. Скоро над морем сгустилась ночь.

Действия двух эсминцев после торпедирования крейсера – это отдельная тема. В сочинениях некоторых аргентинских авторов можно прочесть, как «Пьедрабуэна» доблестно преследовал британскую АПЛ, осыпая ее глубинными бомбами. На самом деле «Ипполито Бушар» и «Пьедрабуэна» не стали ни контратаковать подводную лодку, ни спасать экипаж крейсера. Другая крайность выражается в обвинении их командиров в полной некомпетентности и даже трусости. При этом не учитываются фактические, в противоборстве с современной атомной субмариной стремящиеся к нулю, противолодочные возможности старых эсминцев. Совершенный лодкой Рефорд-Брауна энергичный маневр уклонения и отрыва явился слишком большим и незаслуженным комплиментом их боевых свойствам. В отношении же другого упрека, военным морякам со времен гибели крейсеров «Абукир», «Кресси» и «Хог» было хорошо известно, что немедленно идти на помощь получившему удар из-под воды кораблю – не всегда правильное, хотя несомненно очень благородное решение. А командиры «Бушара» и «Пьедрабуэны» еще и имели приказ на этот счет26. Конечно, тут можно возразить, что корабли охранения были обязаны остаться спасать экипаж сопровождаемого ими крейсера, но, как отмечалось, из-за нечеткого доведения командиром отряда их задач капитаны 2 ранга Вашингтон Барсена и Орасио Грасси не считали, что эскортируют «Бельграно». Случайное или мнимое «попадание невзорвавшейся торпеды» в «Ипполито Бушар» явилось дополнительным веским подтверждением намерения противника уничтожить всю аргентинскую корабельную группу. Все это, однако, не снимает с них ответственности за то, что спасшимся с крейсера пришлось целые сутки, а некоторым почти двое, провести на плотах в холодном штормовом море.

По свидетельству очевидцев, в момент торпедной атаки эсминцы, шедшие на значительном удалении от «Бельграно», не имели с ним четкого визуального контакта. Видимость была ограниченной из-за шторма, взаимное расположение кораблей определялось с помощью изредка включаемого радара. Из-за этого «Пьедрабуэна» оказался на 1000 ярдов (5 кбт) впереди назначенной ему позиции в походном ордере и для того, чтобы восстановить ее, совершил полную циркуляцию. Как потом рассказывал один из его офицеров, это позволило избежать попадания торпеды, выпущенной, он не сомневался, непосредственно по его кораблю.

Торпедирование крейсера осталось с «Пьедрабуэны» и «Бушара» незамеченным, хотя не понятно, куда смотрела сигнальная вахта, не увидевшая высоко взметнувшегося огненного шара взрыва, и о чем думали акустики, которые должны были зафиксировать взрывы торпед. Более того, гидродинамический удар от детонации полутонны взрывчатки в тротиловом эквиваленте на расстоянии четырех миль ощутим даже без всякой гидроакустики. Так или иначе, на эсминцах пребывали в безмятежности вплоть до момента предполагаемого попадания неразорвавшейся торпеды в один из них. Посчитав свой корабль подвергшимся подводной атаке, командир «Бушара» капитан 2 ранга Барсена объявил противолодочную тревогу и известил по радио остальные корабли. Отозвался только «Пьедрабуэна». Эсминцы включили радио- и гидролокаторы. При этом на «Бушаре» ГАС сразу же отказала. Радиосвязь с крейсером установить не удалось. С него сигнальными ракетами и прожектором передавали нечто, казавшееся полной бессмыслицей, из чего можно сделать вывод, что таблица условных сигналов на эсминцах отсутствовала. Кто-то из офицеров «Бушара» доложил командиру, что у крейсера, похоже, оторвана носовая часть, но тот отклонил это предположение.

Капитан 2 ранга Грасси, принявший командование уцелевшими кораблями отряда, связался по радио с командующим FT 79: «Крейсер „Бельграно“ дрейфует, координаты 55º18′ ю. ш. 61º47′ з. д., связи нет, визуально на ровном киле, не наблюдается ни взрывов, ни дыма. Неизвестно, получил ли он торпедное попадание. Срочно прошу воздушную поддержку для оценки ситуации, поскольку считаю сближение нецелесообразным из-за угрозы подводной лодки». Возражений не последовало. По сигналу с «Пьедрабуэны» эсминцы увеличили ход и, следуя противоторпедным зигзагом, вышли за пределы опасного района, удалившись от крейсера на 20 морских миль. В 16:35 визуальный контакт с ним был потерян, а в 17:02 «Бельграно» исчез с экранов РЛС. Видя это, Грасси в 17:07 приказал изменить курс, чтобы попытаться отыскать крейсер, но не решился подойти к месту его торпедирования ближе чем на 13 миль. «Бельграно» к этому моменту уже затонул, однако на «Пьедрабуэне» посчитали пустоту на экране радара следствием атмосферных помех. Не обнаружил эсминец и спасательные плоты, оказавшиеся слишком малыми объектами для его устаревшего радиолокатора либо уже снесенные ветром и волнами за пределы радиогоризонта. После этого «Пьедрабуэна» еще дважды, в 19:22 по приказу с «Бентисинко де Мажо» и в 20:15, получив радио от адмирала Ломбардо, решившего лично вмешаться в поиски крейсера, поворачивал в направлении места трагедии и приближался к нему на дальность 5—10 миль, – безрезультатно. После того, как командующий FT 79 доложил ситуацию в штаб CTOAS, в район пропажи «Бельграно» с якорной стоянки у о. Эстадос было направлено авизо-буксир «Франсиско де Гурручага» (кап.3р. А. Васкес) для осуществления спасательных мероприятий, а с авиабазы Рио-Гранде поднят самолет «Нептун» №2-P-112 (кап.3р. Э. Прони Лестон) для противолодочной поддержки.

С утра 3 мая, когда потеря крейсера стала очевидным фактом, аргентинский флот приступил к проведению поисково-спасательной операции, в которой были задействованы эсминцы «Ипполито Бушар», «Пьедрабуэна», авизо «Франсиско де Гурручага», госпитальное судно «Баия Параисо» и пять самолетов27, действовавших с аэродромов Ушуая и Рио-Гранде. Руководил ею командующий FT 50 капитан 1 ранга Э. А. Мартини с ФКП в Рио-Гранде, а непосредственно в море – капитан 2 ранга О. Р. Грасси. Однако отыскать терпящих бедствие удалось только через несколько часов, т. к. плоты были снесены на 40 миль на юго-восток и частично рассеяны, а поисковые действия осложнялись штормовой погодой, плохой видимостью и тем, что радиооборудование спасательных плотов оказалось слишком сложным для использования. Около 08:30 были приняты две радиопередачи на аварийной частоте, сообщавшие координаты места гибели крейсера, однако запеленговать местоположение самих передатчиков не удалось. В 09:10 самолет «Нептун» №2-P-111 (кап.3р. Х. У. Перес Рока), вылетевший в 06:15 из Рио-Гранде, обнаружил большое нефтяное пятно. Также в ходе этого вылета самолет доложил о предположительном обнаружении подводной лодки противника. Поскольку АПЛ «Конкэрор» в то время находилась много западнее, контакт, очевидно, был ложным. Самолет сбросил радиогидроакустические буи и начал прослушивание, однако с командного пункта приказали продолжить поиск людей с потопленного крейсера, не отвлекаясь на преследование лодки. Первые плоты были найдены в 13:20 в точке с координатами 55º55′ ю. ш. 60º31′ з. д.

Надувные спасательные средства дрейфовали группами, а некоторые даже были связаны между собой линем, но другие оказались отнесены далеко в сторону. «На плоту, – продолжает свой рассказ А. Беликов, – моей первой целью было обсохнуть и как-то согреться. Страшный холод пронизывал нас всех. Мы знали, что ни есть, ни пить в первый день не имеем права. Считалось, что для первых 24 часов необходимый запас калорий у нас сохранился еще с времени пребывания на крейсере. Наша дальнейшая судьба была нам совершенно неизвестна… К страшному нашему горю около девяти часов вечера, когда температура воды упала до 20 градусов ниже нуля [так в тексте], поднялся сильнейший шторм. Ветер вздымал волны шестиметровой высоты. Наш плот, как ничтожную щепку, то подбрасывало вверх, то стремительно ввергало вниз. Такой качки представить себе невозможно! Мы все оценили прелести морской болезни… Я судорожно сжимал в руке особый нож, которым должен был прорезать крышу плота, в том случае если нас перевернет вверх ногами. Когда рассвело, мы увидели себя совершенно одинокими. Вокруг ни души! Ни одного плота! Перед нами лишь разбушевавшийся океан, покрытый белой морской пеной после ночной бури. Что делать? Разве смогут нас найти? Неужели суждено нам всем погибнуть в этой бушующей стихии? Проходили часы… Холод и отчаяние охватили всех нас. Вдруг послышался мотор самолета. И пилот нас заметил! Аргентинский противолодочный „Нептун“ приветствовал нас, балансируя крыльями».

Получив радиодонесение от самолета, аргентинские корабли, преодолевая шторм и выжимая максимум из изношенных машин, направились в указанный район и около 16:00 приступили к спасательным работам.

Капитан 2 ранга Галаси и начальник секции движения электромеханической БЧ капитан 3 ранга Норберто Бернаскони дрейфовали на одном плоту. Когда в сумеречной мгле показались серые очертания приближающихся кораблей, Галаси торжествующе выбросил в море стальной шлем, который они все это время использовали, чтобы справлять малую нужду. Бернаскони зажег сигнальный фальшфейер и стал им размахивать. В отблесках пламени он мог видеть окружавшие его взволнованные лица и другие плоты, раскачивавшиеся на крутых волнах, а вскоре опознал пришедший им на помощь корабль – «Пьедрабуэна». Лучше поздно, чем никогда. В этот момент над плотом нависла другая опасность – попасть под форштевень эсминца, но тот лихо застопорил ход, выбросив веревочные трапы, по которым они из последних сил карабкались на спасительную палубу.

До наступления полной темноты «Бушар», «Пьедрабуэна» и «Гурручага» приняли на борт большую часть моряков «Бельграно». Однако другим предстояло пережить вторую страшную ночь в бушующем холодном море. Авизо «Гурручага», переполненное спасенными, утром 4 мая ушло в Ушуаю. На замену ему прибыло судно «Баия Параисо» (кап.2р. Х. И. Гарсия), имевшее вертолет «Алуэтт». Благодаря его использованию стало возможным обследовать больший район. Также к поискам терпящих бедствие на море подключились суда других стран: 4 мая – гидрографическое судно ВМФ Чили «Пилото Пардо», 5 мая – советские большие морозильные рыболовные траулеры «Белокаменск» и «Жуковский». Однако они уже мало чем могли помочь, поскольку к середине дня 4 мая все уцелевшие моряки потопленного крейсера были спасены28. Или, вернее сказать, других выживших, несмотря на прилагаемые усилия, обнаружить не удалось, а находимые плоты оказывались пустыми либо с мертвыми телами. Тем не менее надводные корабли продолжали поиски до вечера 7 мая, самолеты – до 9 мая.

Советское участие в этих событиях описывается с статье журналиста Олега Дзюбы, опубликованной в 2007 году и после многократно пересказывавшейся в различных описаниях:

«С траулеров ушли радиограммы в Минрыбхоз СССР, его руководство связалось с МИДом. Потом последовали переговоры с Форин оффисом, занявшие около суток. Наконец, разрешение было получено, и несколько советских судов двинулись от острова Новая Скоттия29 и острова Мордвинова, близ которых вели промысел криля, к водам над затонувшим крейсером. Быстрее других к месту торпедирования подошел севастопольский БМРТ “Белокаменск”. “Надежд у нас почти не было, – припомнил по моей просьбе бывший технолог траулера, кандидат биологических наук Василий Терентьев, – температура воды не поднималась выше семи градусов, суточное промедление должно было наверняка сгубить уцелевших после торпедирования. Так и оказалось…” Рыбаки смогли высмотреть среди волн только пятерых аргентинцев в красных спасательных жилетах. Никто из них признаков жизни не подавал30. Лица моряков были обезображены клювами чаек, птицы расклевали им глаза и губы. Тела убрали в морозильную камеру и еще несколько часов бороздили океан, пока из Москвы не пришел приказ прекратить поиски и отправиться в ближайший порт Аргентины. Сойти на берег, впрочем, Москва не разрешила. Трупы перегрузили на борт подошедшего катера и потом наблюдали в бинокли с рейда, как причал заполнили едва ли не все жители городка Рио-Гальегос».

В результате проведенной поисково-спасательной операции были спасены 770 членов экипажа «Бельграно», дрейфовавших на пятидесяти плотах. В море им пришлось провести от 23 до 44 часов31. Еще 23 человека скончались от полученных ран и переохлаждения, не дождавшись спасателей. Всего из 1093 человек экипажа крейсера погибло 323, что составило около половины всех людских потерь Аргентины в Мальвинской войне. В числе погибших были двое гражданских – братья Леопольдо и Эриберто Авила, вольнонаемные служащие, работавшие барменами в «питейной зоне», по которой прокатился огненный шар взрыва. Как и летчики, сбитые 1 мая над Фолклендами, все жертвы этой трагедии удостоились медали «За смерть в бою», которой согласно национальному закону №22607 и декрету №577/83 от 15 марта 1983 г. посмертно награждались погибшие в боях за Мальвины. Спасенных членов команды корабля доставили в Ушуаю, а оттуда самолетами на север. Многие из них нуждались в госпитализации.

Гибель крейсера «Генерал Бельграно» продемонстрировала низкую боевую устойчивость корабельных соединений ВМФ Аргентины к воздействию атомных подводных лодок противника, а также значительное военно-техническое превосходство британцев и явилась тяжелым моральным ударом для аргентинского флота. Все это способствовало успешному решению британским флотом задачи завоевания господства на море.

Как высказался командующий TF 317 адмирал Джон Филдхаус: «Без сомнения, это было лучшее, что мы когда-либо делали. Это вырезало сердце аргентинскому флоту, и после нам приходилось иметь дело только с их военно-воздушными силами. Это было очень значительным преимуществом». Коммандер Рефорд-Браун за потопление крейсера был награжден орденом «За выдающиеся заслуги». Однако в политическом аспекте достигнутый АПЛ «Конкэрор» боевой успех поставил Великобританию в сложное положение, создав много проблем ее министерству иностранных дел и пресс-службе премьер-министра. Лондону инкриминировали непропорциональное применение военной силы и срыв мирных инициатив Белаунде Терри. При том, что в Буэнос-Айресе и до того не особо стремились договариваться по Мальвинам, считая острова неприступной крепостью, которую британцам никогда не отбить, теперь, получив столь болезненный удар, хунта тем более не могла сесть за стол переговоров, поскольку любые мирные договоренности воспринимались бы в стране как заключенные под силовым давлением и уязвляли аргентинскую национальную гордость, что грозило выходом на улицы толп патриотически настроенных граждан с требованиями выдворить Галтьери из Каса Росада. На потопление «Бельграно» он отреагировал со всей суровостью, заявив в телевизионном интервью, что Аргентина потеряла 400 человек и готова потерять еще 4000 или даже 40 000, чтобы отстоять Мальвины. Попутно Великобритания была обвинена в агрессии и противоправных действиях. Здесь аргентинская пропаганда постаралась на славу, а ее вброс живо подхвачен в недружественных британцам странах и оппозиционными силами в самой Британии. В аргентинской литературе 1980—1990-х годов тема совершенного Великобританией военного преступления стала лейтмотивом в описании данного эпизода. Страсти не улеглись и после того, как в 1994 году аргентинское министерство обороны признало потопление крейсера «незапрещенным актом войны без криминальной ответственности», общественность и родственники погибших продолжали негодовать, и в 2000 году Аргентина обратилась в Европейский суд по правам человека, предъявив британским властям обвинения в незаконных действиях, разбое и умышленном убийстве людей, также в преступлении против мира, однако получила отказ за истечением срока давности.

Сторонники британской позиции считают, что топить за пределами 200-мильной зоны было не только можно, но и нужно, причем наиболее яростные апологеты атаки «Конкэрора» – что все три аргентинских корабля. По бытующему мнению, потеря Аргентиной крейсера стала главной причиной, почему ее надводный флот в дальнейшем «не отваживался выходить в море», и тем самым «одна атака одной подводной лодки обеспечила Великобритании победу в войне». В действительности дело обстояло несколько сложнее. Как следует из материалов комиссии Раттенбаха, решающим фактором, сковавшим волю руководства ВМФ Аргентины к активным действиям на море, была убежденность в использовании противником данных космических систем разведки США в сочетании с пониманием своей неспособности бороться с британскими подводными атомоходами.

Тема спутниковой разведки обстоятельно рассматривалась в первой книге в главе «Подготовка Великобритании к войне». Повторим ключевые моменты. Во-первых, хотя в аргентинской и отечественной литературе использование Великобританией данных американских спутников считается неоспоримым фактом, на настоящий момент по-прежнему нет документальных подтверждений. Во-вторых, технический уровень космических систем разведки того времени не обеспечивал полноценного применения получаемой с них информации для оперативно-тактических целей в режиме реального времени. Выступавший в 1986 году с лекциями в Буэнос-Айресе адмирал Г. Д. Трейн, бывший главнокомандующий ОВС НАТО на Атлантике, разъяснил, что в 1982 году американские средства спутниковой разведки не располагали такими возможностями.

Командование ВМФ Аргентины, предполагая использование противником разведывательной информации из космоса, поначалу оценивало эту угрозу достаточно взвешенно, однако после атак на крейсер «Генерал Бельграно» и авизо «Альферес Собраль» (тяжело повреждено ракетами с британских вертолетов в начале суток 3 мая севернее архипелага), посчитало положение безнадежным, решив, что противник неотступно следит за всеми перемещениями аргентинских кораблей. И именно это, а не потеря крейсера как таковая, послужило основной причиной отвода главных сил аргентинского флота и в дальнейшем отказа от их участия борьбе за Фолкленды.

В первой книге цитировались показания главнокомандующего ВМФ Аргентины адмирала Хорхе Анажи комиссии Раттенбаха. На вопрос, когда им был отдан приказ о прекращении использования надводного флота в боевых действиях и произошло ли это после потопления «Генерала Бельграно», адмирал ответил:

«Не сразу после „Бельграно“, а после „Собраля“. …Днем 2 мая я узнал о потоплении „Бельграно“. В час тридцать 3 мая я узнал о нападении на „Собраль“. 3 мая в девять пятнадцать я отправил депешу командующему на ТВД Южная Атлантика, в которой сообщил командующему надводным флотом, сухопутным войскам и военно-воздушным силам: „У противника есть спутниковые разведданные о передвижениях в дневное и ночное время наших надводных боевых единиц“. Из Пуэрто-Бельграно мне предложили снять палубную авиацию с авианосца, чтобы она действовала из Рио-Гранде. Я им сказал, что согласен». И далее:

«Вопрос: В отношении подводной угрозы, которая предполагалась постоянно с 10 апреля, Вы не считаете что риск появления подводных лодок довольно логичен в боевых действиях на море?

Ответ: Да, это логично пока у них нет спутниковой информации, в противном случае это означает отправлять людей на верную смерть.

Вопрос: То есть невозможно было противостоять при наличии подводных лодок?

Ответ: Нет, невозможно. Со спутниковой информацией. Без спутниковой информации – другое дело».

Офицерам и матросам эсминца УРО «Шеффилд» даже в самом страшном сне не могло присниться, что когда-нибудь в будущем в моделистском журнале «Weathering Magazine» выйдет статья, как изготовить обгоревшую модель их корабля, особое внимание в которой будет уделено технике прорезания дремелем дыры от попадания противокорабельной ракеты «Экзосет». Без сомнения, трагическая судьба «Shiny Sheffy»36, как величали этот корабль в британском флоте, вошла в анналы военно-морской истории. Однако ничто в этот день, 4 мая 1982 г., не предвещало беды, кроме того, что на эсминце нарушили одну из главных заповедей моряка – пренебрегли бдительностью.

Рассвет 4 мая застал оперативную группу TG 317.8 примерно в 60 морских милях SSO Порт-Стэнли. Тем самым адмирал Вудворд стремился побудить аргентинские ВВС к активным действиям и вступить с ними в противовоздушное сражение. Наступательное развертывание британских морских сил сопровождало состоявшийся ранним утром этих суток очередной бомбардировочный рейд, «Блэк Бак 2», против аэропорта Стэнли. Прилетевший с острова Вознесения «Вулкан» майора Дж. Рива наделал много шума, но ни одна из сброшенных им бомб не попала во взлетно-посадочную полосу. Тем не менее британцы подтвердили свою решимость бомбить и обстреливать с моря главный островной аэродром, чтобы не допустить базирования на нем неприятельских самолетов. Но против военно-воздушной группировки, действовавшей с материковых баз Аргентины, у Вудворда не было иного способа достижения господства в воздухе, нежели, выжав максимум из возможностей корабельных ЗРК «Си Дарт» и палубных СВВП «Си Харриер», сбивать аргентинские «Даггеры» и «Скайхоки» при отражении воздушных налетов. Причем после жаркого первомайского дебюта эти самолеты не показывались в воздухе над островами ни 2-го, ни 3-го числа. Поэтому, чтобы растормошить противника, пришлось сдвинуть район боевого маневрирования АУГ ближе к аэродромам их базирования.

Боевое построение авианосной ударной группы было примерно таким же, какое она образовывала в несостоявшемся морском сражении 1—2 мая. Главные силы: «Гермес», «Инвинсибл», при каждом по фрегату Тип 22 и три вспомогательных судна: «Олмеда», «Рисорс» и «Форт Остин». Ближнее охранение – эсминец «Глэморган», фрегаты «Алэкрити», «Эрроу», «Ярмут». А на переднем рубеже противовоздушной обороны на удалении 18 морских миль от главных сил три эсминца Тип 42: «Ковентри» (кпт. Д. Харт-Дайк) – на северо-западе, «Глазго» (кпт. Э. П. Ходдинотт) – на западе и «Шеффилд» (кпт. Дж. Ф. Т. Солт) – на юго-западе. В воздухе постоянно несли дежурство две пары «Си Харриеров», однако никаких «Bogeys» или «Rackets»37 – кодовые слова, которыми обозначались угрожающие радиолокационные контакты и излучения РЛС, – они не зафиксировали. На эскадре был объявлен «желтый» уровень воздушной угрозы38. Корабли находились в боевой готовности №2. Погода: низкая облачность (300 м), временами с моросящим дождем, западный ветер 6 м/с, умеренное волнение (4 балла) в океане, волны длинные, пологие, видимость – 7—10 миль.

Как мы видим, боевой ордер TG 317.8 строился из ожидания атак аргентинской авиации с западных направлений, по кратчайшему маршруту полета от ее пунктов базирования, тогда как предприми аргентинцы удар во фланг или тыл британского боевого построения, что они с учетом возможностей дозаправки в воздухе в принципе могли сделать, авианосцы оказались бы не прикрыты завесой эскортных кораблей. Но самым слабым звеном, ограничивавшим возможности обнаружения низколетящих штурмовиков противника дальностью радиолокационного горизонта, было отсутствие в воздухе над эскадрой самолета ДРЛО. Британцы таковыми не располагали, ни палубного, ни берегового базирования. Эксплуатация палубных самолетов Фэйри «Ганнет» AEW.3 закончилась в 1978 году с выводом из состава флота авианосца «Арк Ройял». На новых британских авианесущих кораблях с трамплинным взлетом подобные машины базироваться не могли. Программа по созданию современного базового самолета ДРЛО застопорилась из-за срыва компанией «Маркони Авионикс» сроков подряда на разработку БРЭО. Приобрести американские АВАКСы помешала национальная гордость и непримиримая позиция профсоюзов, боровшихся за сохранение рабочих мест. В итоге вся эта эпопея по созданию «британского АВАКС» на основе морского патрульного самолета «Нимрод» обошлась налогоплательщикам в выброшенный на ветер почти миллиард фунтов стерлингов и завершилась покупкой в 1987 году американских самолетов E-3D «Сентри», а в ходе Фолклендского конфликта морякам пришлось пожинать плоды бестолковости менеджеров министерства обороны. Предоставить британцам АВАКСы в аренду, о чем надеялись на флоте, заокеанский партнер по НАТО отказался, продемонстрировав, что американская помощь и заинтересованность в победе Великобритании были не такими всеобъемлющими, как это зачастую пытаются представить. Адмиралу Вудворду было необходимо решать проблему радиолокационного предупреждения своими силами. Отсутствие ДРЛО он рассчитывал скомпенсировать, перекрыв основные удароопасные направления выдвинутыми вперед эсминцами УРО типа «Шеффилд».

Распространено суждение, что корабли радиолокационного дозора являлись наиболее уязвимым элементом в британском ордере ПВО, и как логичный результат – случившееся с «Шеффилдом», последующее повреждение «Глазго» и потопление «Ковентри». С этим можно согласиться лишь наполовину. С одной стороны, корабль, находящийся на передней линии обороны, действительно подвергается повышенному риску, и сам Вудворд об этом пишет, хотя словосочетание «радиолокационный дозор» в оригинале его книги «Сто дней. Воспоминания командующего Фолклендской ударной группой», в отличие от русского издания, ни разу не используется. С другой стороны, для выполнения этой задачи были выделены боевые единицы с наиболее эффективным, как считалось, противовоздушным оружием – зенитным ракетным комплексом «Си Дарт». Эсминцы проекта 42, пополнявшие Королевский флот начиная с 1975 года, относились к разряду самых современных его кораблей, и хотя «Глазго», «Ковентри» и «Шеффилд» принадлежали к первой серии данного типа и по составу радиоэлектронного оборудования, производительности и программному обеспечению ЭВМ управления оружием уступали более новым эсминцам второй серии, они обладали значительными боевыми возможностями. По замыслу Вудворда на корабли передовой линии ложилась не только задача раннего обнаружения самолетов противника, но и значимая роль в сломе аргентинской воздушной мощи. Поэтому в данном случае уместнее говорить не о радиолокационном, а о противовоздушном дозоре. Поскольку первомайские события показали, что истребители воздушного патруля не способны надежно перехватывать низколетящие ударные самолеты противника, командующий TG 317.8 рассчитывал, что эсминцы типа «Шеффилд» станут тем «крепким орешком», об который неприятельская авиация должна обломать зубы. Урон, который они понесли от воздушных атак, был следствием их активного боевого использования в сочетании с выявившимися недостатками британских зенитных систем.

Ракета и самолет-носитель

Истребитель-штурмовик Дассо «Супер Этандар» стал одним из символов Фолклендской войны. Так сложилось, что созданные и построенные концерном «Дассо-Бреге»39 во Франции эти самолеты ассоциируются прежде всего с Аргентиной. Во французском флоте они составляли основу палубной авиации, базируясь на авианосцах «Клемансо» и «Фош», и позже применялись в различных вооруженных конфликтах, но не так впечатляюще. Свой первый испытательный полет эта машина совершила 28 октября 1974 г. Поставки «Супер Этандаров» в эскадрильи морской авиации Франции начались осенью 1978 г.

К началу Англо-аргентинского конфликта данный самолет мог считаться воплощением новейших достижений авиаконструкторской мысли, если бы не представлял собой глубокую модернизацию палубного штурмовика «Этандар» IVM, состоявшего на вооружении французского флота с 1962 года. Конструктивные изменения коснулись прежде всего бортового радиоэлектронного оборудования и в несоизмеримо меньшей мере планера. За счет более мощного двигателя, но, по сути, все того же бесфорсажного ТРД «Атар-8», разработанного компанией SNECMA в 1954—1956 гг., несколько увеличилась максимальная скорость полета и возросла бомбовая нагрузка; наряду с использовани