Спасти Смоленск

Глава 1

На экране ещё оседали куски стен, размётанные взрывом, а генерал Песков уже встал со своего места:

– Пройдёмте.

Присутствующие дружно вскочили и цепочкой, согласно ранжиру, перешли в просторный кабинет начальника отдела специальных операций генерал-майора Пескова. Вроде бы раньше смотрели видео прямо в кабинете… О чём это говорит? Вероятно, о том, что отдел будет реорганизован в Управление, а генерал-майору вскорости упадёт на погоны ещё одна звезда. Впрочем, это не для умов капитанов-подполковников…

Песков молча кивнул в сторону длинного стола, а когда все быстро, но без суеты расселись, спросил:

– Ваше мнение, товарищи офицеры?

Спецназовцы переглянулись, а Дёмин перевел взгляд на Свешникова.

– Как я полагаю, – начал историк, – вы нам продемонстрировали кадры из Смутного времени. Точнее – падение Смоленска. Июнь 1611 года, насколько я помню, когда полякам удалось разрушить стены города. Две последние опорные точки – Успенский храм, его ещё Мономаховым называют, и башня, где укрылся воевода Шеин с семьёй. По преданию, когда поляки ворвались в храм (его на время осады в госпиталь превратили) и стали убивать раненых, посадский человек Ондрюшка Беляницын взорвал запасы пороха, хранившиеся под храмом. Понятное дело, вместе с поляками.

– А чего это они порох под церковью хранили? – перебил историка единственный присутствующий здесь «посторонний» – замначальника управления вооружения полковник Лавров. Видимо, взыграла профессиональная «чуйка».

– Да, почему? – поинтересовался и генерал.

– А где ещё было хранить? – пожал плечами Свешников. – Это сегодня церковь – храм, куда только молиться ходят. А в прежние времена – это тебе и библиотека, и всё такое прочее. В крепостных сооружениях порох хранить опасно, каменных строений в городе нет. Вот и приспособили церковь. Подвал большой, вентиляция хорошая…

Стало быть, Смоленск был ключевым городом для обороны России – там пересечение дорог, и его падение открыло полякам путь к завоеванию Москвы. Правда, зимой туда прибыло русское посольство – просить на престол сына польского короля Владислава. Владислав числился русским царём аж до 1634 года.

– А разве не Михаил Романов был на престоле? – удивился полковник. – Помнится, Романовы вступили на престол в 1613 году. Щас погуглю, – Лавров вытащил смартфон.

Свешникова слегка перекосило. Не привык историк, чтобы его слова перепроверяли. Остальной народ смотрел на полковника со снисходительным презрением.

– А почему мне пишет: «Нет сети»? – возмутился Лавров.

Потом до него дошло. Не в том он кабинете, чтобы можно было свободно выйти в «мировую паутину».

– Давайте-ка мы с вами профессионала послушаем, – миролюбиво предложил генерал.

– Династия Романовых взошла на престол в 1613 году, – подтвердил Свешников. – Но чисто формально Владислав числил себя русским царём вплоть до 1634 года, до новой русско-польской войны. Мы как раз решили Смоленск обратно вернуть, но проиграли. Договорились, что Смоленск останется за Польшей, а Владислав откажется от титула царя.

Кажется, историк был готов разразиться лекцией о внешней политике первых Романовых, но был остановлен покашливанием подполковника Дёмина:

– Алексей Михайлович, в двух словах.

– Если в двух словах, то всё было так: в России в конце шестнадцатого века началась Смута. Про Лжедмитрия все помним? – не дожидаясь ответных кивков слушателей, Свешников продолжил монолог: – Некий человек выдавал себя за спасшегося царевича Дмитрия. Большинство про одного слышало, максимум – двух, а их было до чёрта. После того, как убили Лжедмитрия номер один – ну, того, кто себя за сына Ивана Грозного выдавал, – на престол взошёл Василий Шуйский. Но тут объявился Лжедмитрий номер два. Дескать – царь и великий князь Димитрий Иоаннович снова чудесным образом спасся! Как проверить?

Офицеры осторожно пожали плечами. Действительно, как проверишь? Не существует на свете никаких «царских знаков».

– Ни телевидения, ни Интернета тогда не было, даже фотографий… Так вот, Лжедмитрий номер два вначале отправил своего эмиссара Ивана Болотникова, чтобы тот подбил крестьян к восстанию. Болотников был парень талантливый, войско собрал и чуть до Москвы не дошёл. Неизвестно, как бы повернулось дело, если бы Болотникова не предали свои же.

– Дело понятное, – хмыкнул Лавров. – Многие народные восстания таким макаром заканчивались. Свои же и сдавали.

– Значит, Болотникова разбили, хоть и с трудом, а тут и Лжедмитрий Второй нагрянул. Москву взял в осаду, сам сел в селе Тушино. Поэтому, чтобы его с Лжедмитрием Первым не путали, второго называют «Тушинским вором». В итоге – в России двоевластие. В Москве сидит царь Василий Шуйский, в Тушине – царь Дмитрий Иванович. Кому верить? Народ царя «шубником» звал – не любили Василия.

– А было за что? – спросил Павленко, который слабо разбирался в той эпохе.

– Да как не быть… Царь Василий Шуйский – интриган известный. Когда в Угличе царевич Дмитрий погиб, он комиссию возглавлял, та решение вынесла: мол, несчастный случай. Наткнулся мальчик на ножичек… По сути – самоубийство. При Годунове, когда Лжедмитрий на Русь пошёл, труп мальчика выкопали, в Москву привезли и объявили Дмитрия святым. А разве святой может покончить жизнь самоубийством? Стало быть, убит был Дмитрий. Когда Лжедмитрий в Москву пришёл, Шуйский первым его царём признал. А потом он же и восстание против царя Дмитрия поднял. Тоже царём хотел быть: считал, что Шуйские больше прав на престол имеют, нежели потомки Ивана Калиты.

Лавров бросил тоскливый взгляд на Свешникова, вовсю сыпавшего фактами и фамилиями. И тогда историк счёл нужным пояснить:

– Иван Калита, от которого князья Московские и цари пошли, был внуком Александра Невского, а Шуйские были от Андрея – старшего брата Невского. Вот такая неразбериха.

– Всё? – с надеждой спросил Лавров, но жестоко ошибся.

– У Василия Шуйского племянник был – Михаил Скопин-Шуйский. Парень молодой, но талантливый. И силушкой бог не обидел, и умом. Скопин сумел войско собрать, договорился со шведами – те наёмников дали, и на Москву пошёл. Москву освободил, лагерь в Тушине разогнал. Стали слухи ходить, что царь Василий своего племянника хочет наследником сделать. У царя детей нет, наследниками братья считались. А что, в самый бы раз Михаила Скопина-Шуйского на царство. Скопин – из знатного рода, талантливый. Если более-менее современные аналоги искать – так Жуков и Рокоссовский в одном флаконе. Потом, как водится, пир на весь мир, а после пира Скопину плохо стало. Три дня парень мучился, потом умер. По Москве стали слухи ходить – мол, отравили князя. А отравил его брат царя – Дмитрий Шуйский. Ведь раньше он наследником считался! Вот, позавидовал племяннику. К тому же женой у Дмитрия была Екатерина Скуратова. Знакомая фамилия?

– Кафе «Скуратов», – брякнул Денис Павленко. – Кофе там хороший готовят, только дорогой, собака!

– Двоечник, – ухмыльнулся Морошкин. – Малюта Скуратов – правая рука Ивана Грозного. Это как Лаврентий Палыч у товарища Сталина…

– Молодец, – с удовлетворением сказал Свешников, словно бы студента похвалил. – Екатерина Скуратова – дочь Малюты. А про Малюту столько наговорили и наплели, что нашему Лаврентию Павловичу и не снилось. А яблочко, как известно, недалеко катится от яблони. В общем, продолжу. Михаил Скопин умер, в стране траур, армия в горести – Скопин был общим любимцем. Скопин-Шуйский должен был в поход на Смоленск идти, польскую осаду снимать.

– Кстати, Алексей Михайлович, а Польша-то каким боком к нашей Смуте? – поинтересовался генерал. – Ну, помню, что Лжедмитрия Первого поляки к нам направили. Войско ему дали. А вообще?

– Ну, здесь просто, – оседлал Свешников любимого конька. – Польша – вернее, Речь Посполитая – республика Польско-Литовская, давний противник России. В шестнадцатом веке воевали, да и раньше тоже. Мы же соседи, много споров приграничных. К тому же поляки – католики, мы – православные. Они же и Лжедмитрия нам подсунули. Худо ли, если на русском престоле будет сидеть польская марионетка? Только Лжедмитрию они помогали неофициально, частным порядком. Корона официально не участвовала. А вот когда Василий Шуйский со шведами договор заключил о военной помощи, то у поляков появился повод начать против нас войну – мол, Россия использовала шведов в войне, а Швеция была врагом Речи Посполитой. Хотя польский король Сигизмунд вообще-то был шведом по национальности. Сигизмунд осадил Смоленск. Естественно, что русская армия пошла на поляков. Теперь вопрос – кого назначить главнокомандующим? И назначил царь-батюшка главнокомандующим своего братца Дмитрия!

– Он что, совсем с ума сошёл? – изумился полковник Лавров, слушавший историка во все уши. – Назначить командующим человека, которого армия ненавидит?! Да такого даже в Отечественную войну не стали бы делать!

– Так кто их, царей, поймёт? – картинно развёл руками историк. – Очень возможно, сам Василий боялся, что Скуратова и его отравит. И Дмитрий, как ни крути, – брат и наследник. А если так, то надобно его авторитет укрепить. Армия, кстати, неплохая была. Зря её, что ли, Скопин-Шуйский целый год готовил? Армия-то хорошая, но командующий – бездарь, и армия его ненавидит. Наёмники едва ли не в глаза убийцей называют. Наёмники, они хотя и за деньги воюют, но Скопина крепко уважали, а их командир, Делагарди, вообще был другом Скопина. Служба идёт шатай-болтай, командующий пьянствует. А что дальше будет, товарищи офицеры?

– Так известно, – внёс своё слово и генерал. – Командир показывает пример. Если он пьян, так и армия начнет пьянствовать. Так?

– Вот-вот, – кивнул Свешников. – Армия пьянствует, караулы не выставляют. А поляки тут как тут. Напали ночью. Результат, как говорится, известен. Русская армия разбита, командующий бежал, от осады Смоленск не избавил. Вот вкратце и всё.

– Молодец, Алексей Михайлович, – похвалил историка генерал. – Да, а вы не надумали в Вооружённые силы пойти? Возраст пока позволяет, звание мы вам офицерское присвоим. Вы ж лейтенант запаса?

– Старший лейтенант, – с лёгкой толикой штатского человека уточнил Свешников.

– Вот видите, – обрадовался Песков. – Мы вам капитана присвоим.

Ну, соглашайтесь!

– В тридцать восемь лет в капитаны? – усмехнулся Свешников. – Все мои ровесники уже полковников получили. Нет, я уж так, внештатным сотрудником.

– Ну, сами смотрите. Коли надумаете – милости просим, – не стал настаивать генерал. – Теперь о деле. Ну, товарищи офицеры, зачем я вас собрал?

– А что тут думать? – хмыкнул старший группы подполковник Дёмин. – Судя по всему, мы должны поляков разгромить. А коли сюжет был из Смоленска, так, стало быть, придётся нам осаду со Смоленска снимать.

– Ух ты, господин подполковник! – восхитился генерал. – Прямо-таки готов осаду снимать?

– Наше дело простое, солдатское, – вздохнул Дёмин. – Только к нашей бы группе ещё полк мотострелковый, с танковой поддержкой…

– Лучше бригаду, – обронил Свешников. – У ляхов там тысяч двадцать, а с казаками считать – так и ещё больше. Забьют нас там, как сваю.

– Отставить упаднические разговоры! – шутливо приказал генерал. – Старый анекдот помните? Американцы слетали на Луну, а наш Генсек говорит космонавтам – полетите, мол, на Солнце. Они – так ведь сгорим же, а он им – я не дурак, ночью полетите. Ну, а если серьёзно, то вашей группе предстоит другая задача. Вам нужно князя Скопина-Шуйского спасти.

– Хм, – буркнул под нос Дёмин. – А как, простите?

– Ну, товарищи офицеры, моя задача простая – вам задачу поставить. Соответственно, обеспечить вас всем необходимым. Для техподдержки вам целый полковник придан. Всё, что имеется на вооружении нашей армии – самое лучшее, имею в виду, – вы получите.

– И не только, – со значением в голосе произнёс полковник Лавров.

Предупреждая вопросы, замначупра сказал:

– Не натовская техника.

– Неужто из той России? – догадался Свешников.

– Именно, – кивнул полковник. – Из той самой, которую вы на новый путь направили. Собственно говоря, спасти Скопина-Шуйского – это их идея. Только не спрашивайте, зачем им это нужно. Ведь понадобилось нам в соседней реальности войска Батыя разбить. Вот вы и разбили.

– Соответственно, они нам – новые технологии, а мы им – новую реальность? – предположил Свешников.

– Именно так. Может, что-то там ещё, допускаю.

– Типа не нашего ума дело? – хмыкнул историк.

Штатский человек мог позволить себе такую вольность в общении с генералом. Тот слегка поморщился, но стерпел. Более того, сказал:

– Поверьте, я и сам не знаю.

– Ладно, товарищ генерал, это всё эмоции, – взял ситуацию в свои руки подполковник Дёмин. – Цель у нас есть – спасение Скопина-Шуйского. Понимаю, задача непростая. Но хоть какие-то намётки у вас есть? В тринадцатом веке проще было. Высадились, постреляли, Козельск спасли, хана Батыя грохнули – и обратно.

– В общем, товарищи офицеры, – генерал обвел их взглядом, – путь вам предстоит в семнадцатый век. Прикинем по срокам – за сколько времени вам нужно туда попасть. Работать под кого станете?

Свешников, уже успевший что-то прикинуть, сказал:

– Лучше всего под сербов. Сербия и Россия всегда дружили. Опять-таки всем известно, что сербы на тот момент под турками были. Значит, братья-славяне в беде, а обиженных на Руси всегда жалели. Если какие-нибудь неточности в обычаях – тоже на сербов спишем. Есть ещё один момент. Сербы, начиная с четырнадцатого века, как битву на Косовом поле туркам проиграли, на Русь бежали. Если мы выдадим себя за сербских искателей приключений – ну, пусть наёмников, – это никого не удивит.

– Так, Алексей Михайлович, сам же сказал – Сербия под властью турок. Откуда наёмники возьмутся? – спросил Дёмин.

– Так оттуда и возьмутся, – пояснил историк. – Сербия у турок, но есть люди, что не хотят смириться со своей участью. Мы, допустим, служили… Ну, кому мы могли служить? Да неважно, предположим, с турками воевали. Типа, партизаны. А теперь на Русь подались. Кто проверит? Язык наш современный схож со старорусским, но от языка предков отличается. А так, если Денис брякнет что-нибудь типа «зазипованный», «охренеть», «килограмм» или ещё что-то в этом духе, спишут на незнание русского языка. Ещё один момент: Сербия, как и Россия, – страна православная. Только не забывайте, что реформы церкви ещё не было.

– Типа, мы там старообрядцами будем? – догадался Павленко. – Значит, креститься придётся двумя перстами, а вместо «Иисус» говорить «Исус».

– Типа того, – в тон ему ответил историк. – Неплохо бы в старообрядческую церковь сходить, посмотреть. Ну, если какой-нибудь ляп допустим, опять-таки спишем на сербскую обыденность.

– А что, пожалуй, есть здесь свой резон, – кивнул подполковник. – Детали ещё отработаем.

– Ну, с этим мы вопрос решим, – черкнул генерал себе в блокнотик. – Обеспечим вас соответствующими инструкторами, и в сербском языке, и в древнерусском. С одеждой тоже порешаем, художники по костюмам да модельеры пусть голову ломают. Как в окружение Шуйского будете входить? Есть варианты?

Глава 2

Шла вторая неделя занятий. Три пары в первой половине дня, после обеда – техническая, специальная, физическая подготовка. Звонков на перерыв, как в школе, не было. Окончание урока объявляли командой.

Сейчас, после обеда, они стояли во дворике, дожидаясь автобуса, который по расписанию вёз пятёрку на другой конец учебного городка. Ну и поскольку в пределах видимости транспортного средства пока не наблюдалось, просто дышали холодным, промозглым воздухом.

– Стигли смо до вас, дошли смо код вас[2]… – бормотал Денис себе под нос по-сербски.

Фразу эту проходили на самом первом занятии по языку, и Павленко она до сих пор не очень давалась. Да и молчуну Игорю Водневу тоже.

– Я пришёл дать вам волю! – буркнул Варвар сердито, переходя на русский. – Я чего-то вообще в толк взять не могу, зачем нам сербский?

Он обернулся к товарищам, стоявшим этакой подковкой, фокусом обращённой к нему, скользнул взглядом по лицам в поисках поддержки.

Воднев смотрел куда-то вниз, на асфальт. Дёмин мрачно катал желваки. Морошкин ехидно усмехался. Один только Свешников глядел на него с наивной добротой чеховского интеллигента, губы его зашевелились, будто он собрался что-то сказать.

Но Денис продолжил сам:

– Там, в той Москве, что, полно знатоков сербского? Кому мы должны это впарить – «Стигли смо до вас»?! Будем говорить как говорим – пусть думают, что сербский!.. И вообще…

– Что «вообще»? Поясни мысль, – мрачным, почти приказным тоном произнёс Дёмин.

– Не очень я понимаю, зачем мы для такого дела нужны. Мы что, шаркуны паркетные? – выпалил Денис с неожиданным жаром. – Мы ж боевые офицеры!

И покосился на Свешникова, только тут сообразив, что концовка тирады может прийтись тому не по вкусу.

– Там паркета ещё нет, – деликатно заметил историк.

– Какая разница! – махнул рукой Павленко. – Не наш это профиль, не наш – по будуарам дворцовым шариться!

– Ага! Ну да, по будуарам… – тут от ремарки не удержался Морошкин. Обронил тихо, но отчётливо:

– Мы ведь больше по девишным… Это наш профиль…

У Павленко лицо вспыхнуло.

– Не суть, – процедил он сквозь зубы. – Не Цицерон, говорю, как умею…

– Так что ты говоришь? Когда к сути перейдёшь? – спросил Дёмин холодно. Быстро и колко глянул на Морошкина.

Тот потупился, хотя губы продолжали кривиться в довольной усмешке.

Денис снова посмотрел на Игоря. Воднев продолжал грустно изучать кусок асфальта перед собой, будто рассчитывал найти на нём нечто сокровенное.

– А то, что я считаю, что мы это задание запросто провалить можем, – отчеканил Павленко. – Стигли смо… А если они нас сразу под белы руки – и в кутузку? Нас ведь только пятеро будет. Это в Козельск мы с войском пришли. Чего дальше лопотать будем, когда кандалы напялят? И помощи уже тогда не дождёшься! Нас там никто не знает, никому мы не нужны.

– Говори, говори… – кивнул Дёмин. Хотя по лицу его невозможно было понять, согласен он с капитаном или нет.

– Ну, даже если нас сразу не схватят, ну, допустим, потолкуем мы с каким-то воеводой, каким-нибудь сотником. Где гарантия, что на самый верх пробьёмся?

У Свешникова опять по лицу пробежала лёгкая тень, будто возразить хотел, только Денис опять не дал ему и слова вставить.

– И последнее! – бухнул Варвар. – Хорошо, Скопина мы этого спасли, задание вроде выполнили. Но мы ведь по легенде должны были пять сотен сербских мушкетёров в Москву привести, так? Под этим соусом мы в Кремль дорогу себе должны прокладывать?

Он обвёл взглядом лица товарищей, опять пытаясь прочитать, что в их глазах. Морошкин молча кивнул.

– Так ведь мы этих мушкетёров не приведём! Неоткуда нам их взять! – уже почти перешёл на крик Павленко. – И как это должно понравиться – да тому же Скопину? О том, что мы его спасли, он ведь и знать не будет. Он будет смотреть на нас как на…

– Как на пятерых авантюристов, – спокойно продолжил Дёмин.

– Сербов… Дошли смо код вас… – почти прошептал Воднев, поднимая голову.

– Автобус! – весело бросил Морошкин.

Серый электромобиль «Газ» почти бесшумно вкатился во дворик, описав полукруг, остановился метрах в трёх. Приглашающе распахнулась пассажирская дверь.

Дёмин поглядел на Свешникова, мотнул головой в сторону автобуса. Историк чуть помялся, затем нырнул в салон. Остальные последовали за ним по ранжиру.

Павленко сел рядом с Водневым. На душе было пакостно.

«Как если бы перед девкой портки снял, а она тебе фигу ручонкой сложила, – резюмировал Денис про себя. – Ладно, я хоть не молчал».

– Игорь, опять будешь изучать генератор? – спросил он Воднева. – Это ж, наверно, поинтересней, чем сербский?

– Не знаю, – Воднев отвечал односложно. – Может, и генератор.

– А что, в самом деле такая продвинутая штука? – наседал на него Павленко.

Игорь пожал плечами.

– Очень продвинутая.

И столь же немногословно продолжил:

– Такой если поставить, допустим, на этот вот «Газ», – он кивнул вперёд, в сторону лобового стекла, – то не надо никакой подзарядки, ездить будет практически вечно.

– Да что на «Газ»! – увлекаясь, воскликнул Игорь. – По мощности его и на бэтээр хватит, на средний танк! И ведь не огромная по размерам коробка – с чемодан. Но – тяжёленький, – уважительно прибавил он.

– Да, «другая Россия» лаптем щи не хлебает! – протянул Павленко мечтательно. – Не зря мы в Козельске старались… Алексей вон говорит, что тамошняя Русь, не растратив кучу энергии, сил, да просто народа на борьбу с игом, быстрее в рост пошла. Страна не дураков, а гениев!.. – промурлыкал он фразу из песни Талькова.

– …Холодная ядерная реакция, – завёлся и уже не мог остановиться Воднев. – Спецы говорят, что внутри этого чемоданчика идёт холодная ядерная реакция. От этого генератора будут заряжаться все наши гаджеты, «Кречет-2», «Саранча». Если дадут, конечно, – уточнил он сконфуженно.

Павленко дружески хлопнул его по спине.

– Нет, Игоряха, я тебе иногда завидую! Есть у тебя твои железки, и не паришься ты над этими… смогли… стигли!.. Ладно, приехали.

Автобус и в самом деле въехал во дворик, очень похожий на тот, из которого они отправились в путь.

У входа в учебный корпус их уже дожидался дежурный офицер с планшеткой в руке.

– Товарищи офицеры! Подполковник Дёмин и майор Морошкин – вам следует подняться в кабинет номер двадцать три.

Дёмин и Морошкин кивнули. Им опять предстоял психологический тренинг. Продвинутые коучи наставляли их «искусству рычажков и пружинок человеческого мозга», как шутливо именовал эту дисциплину Морошкин. Или, как говорил в кулуарах Павленко, «мастерству съёма и подката». Или, уже в формулировке Свешникова, методикам прокладывания дороги в Кремль, к самому сердцу Московского государства. Вопрос этот на самом деле волновал не только импульсивного Варвара, а всю пятёрку.

– Капитану Павленко и старшему лейтенанту Свешникову – на фехтовальный корт.

Алексей грустно вздохнул. Он бы предпочёл сейчас что-нибудь более интеллектуальное.

Денис радостно фыркнул.

– Не журись, история! Ляхов сегодня рубать будем!

– Капитану Водневу сегодня кабинет тринадцать.

Все переглянулись. Обычно Игорь уходил в пятнадцатый кабинет. Там он осваивал шняги и приблуды из «другой России».

Распахнув дверь кабинета, Воднев ещё с порога увидел, что это зрительный зал – с белым экраном во всю ближайшую торцовую стену. Лысоватый, в очках мужчина в белом халате поверх штатского костюма вскочил ему навстречу из-за преподавательского столика перед экраном.

– Здравствуйте! Кандидат технических наук Сидоров! Не удивляйтесь, сегодня вам предстоит сначала учебный фильм. А потом – вот это.

Он протянул руку в сторону дальнего конца кабинета. Последние зрительные ряды сидений были убраны. На их месте высилась незнакомая Игорю конструкция – похожая на опрокинутую набок громадную чашку штукенция, отливающая бледной бирюзой снаружи, а изнутри – мягкой зеленью.

Воднев сразу понял, что это какой-то стенд. Кусок, часть некоего экипажа, транспортного средства. Или его имитация. Как если бы у самолёта или катера вырезали рабочее место пилота или рулевого.

В глаза бросились высокое, с подголовником кресло, а перед ним находились приборная доска со штурвалом и экран, заменяющий собой лобовое стекло.

– Фильм будет посвящён управлению этой машиной, – доброжелательно кивнул Сидоров. – Вернее, это всего лишь тренажёр. Самой машиной мы, к сожалению, пока не располагаем.

Он пожал плечами.

– Не располагаем?.. – уставился на него Воднев.

– Я всё объясню! – улыбаясь, скороговоркой отбарабанил Сидоров.

– А это вон там ещё что? – кивнул Игорь на тёмный, почти чёрный контейнер, стоявший на полу в стороне от тренажера.

– Тоже объясню, – ласково пообещал кандидат наук, не переставая улыбаться. – Это – зародыш…

– Как? – изумился капитан.

– Эмбрион! – радостно изрёк Сидоров.

Мотнул головой.

– То есть это потом, потом. Перво-наперво фильм. Из всех искусств важнейшим для нас является…

– Кино, – обречённо довёл до конца легендарную фразу капитан.

Эх, Свешников его не слышал. Он бы сразу ткнул носом, что помимо кино Владимир Ильич говорил «…и цирк».

Глава 3

Шла третья неделя подготовки. Все из команды успели уже побывать в тринадцатом кабинете и потренироваться на стенде.

«С целью обеспечения взаимозаменяемости членов экипажа», – так резюмировал это старший прапорщик Марченко, который встретился им как-то раз в учебном корпусе, когда группу разводили на занятия.

Но Воднев, само собой, уделял тренажёру времени и внимания больше всех остальных, поскольку был в группе главным технарём. И мехводом, и электриком, и электронщиком, и программистом.

Вчера же у капитана Воднева выпал особый день. Ещё до обеда вместе с кандидатом наук Сидоровым и парочкой незнакомых штатских яйцеголовых уехал в «поле» – на полигон при учебном центре. Вечером, когда вернулся в общежитие, был усталый, но весь сиял.

– Дивные истории бает Игорь про «другороссов», – продолжал Павленко.

– Ага, – опять поддакнул Свешников.

– Этот «зародыш», эмбрион, или как его там – ну ты же видел этот ящик, он ещё лежал рядом с тренажёром? – Павленко глянул на Свешникова.

Оба, шагая по кругу, не переставали делать упражнения на релаксацию рук.

– Видел, – кивнул Алексей.

«Да и слышал вчера рассказ Игоря», – мог бы упредить ещё один вопрос капитана, но не стал. «Хочет поговорить – пусть выговорится», – решил Свешников.

– Меньше чем за шесть часов из простого песка этот ящик соорудил десантное судно на воздушной подушке! – радостно воскликнул Павленко. – Ну, не на воздушной, и не совсем такое, как наши… (Свешников опять согласно кивнул.) Вот нам бы такое! Пушка на нём! Игорь говорит, что покруче 152-миллиметровой нашей будет! От любого натовского танка после выстрела мокрое место останется! То есть наоборот, не мокрое, а очень сухое…

– Не, – Свешников отрицательно мотнул головой. – Не дадут. Нам не дадут. Теперь уже не дадут. Нам же и «Рекса» не обещают. А этот «другоросский» танк – это ведь танк по сути, так? Или даже, скорее, такая универсальная канонерка. Короче, он слишком здоровый, слишком огромный для портала. Почему и «другороссы» нам не его в готовом виде, а ящик прислали. Ящик – компактный. А раз из ящика уже сделан танк, то обратно его, как джина в бутылку, не загонишь. Всё, поезд ушёл. Теперь этот танк в лучшем случае передадут в войска. А нам – дырка от бублика.

Ему не дали изложить премудрости науки – неожиданно появился дежурный офицер.

– Капитан Павленко, старший лейтенант Свешников! Срочный вызов от генерала Пескова. В автобусе Денис шлёпнулся на сиденье опять рядом с Водневым.

– Эх, за что я люблю армию! Тут никогда не угадаешь, что будет в следующую минуту!..

Генерал Песков казался усталым и озабоченным.

– Товарищи офицеры, – не поднимаясь из-за стола, он обвёл цепким взглядом стоявшую перед ним пятёрку. – Получен новый приказ. Теперь ваша боевая задача ставится по-другому. Прошу садиться.

Когда перестали шаркать по полу ножками поудобнее расставляемых стульев и в кабинете установилась тишина, генерал продолжил.

– Итак, после длительных консультаций… – генерал зачем-то покосился на сидевшего сбоку порученца капитана Тузова.

Тот загадочно усмехнулся. Усмешка эта явно не понравилась генералу.

Кашлянув, Песков обернулся к пятёрке Дёмина и заговорил резче, отрывистее:

– После серьёзных консультаций первоначальный план сочли рискованным и потенциально малоэффективным…

«А я что говорил!» – мысленно похвалил себя Павленко. И нахмурил брови – чтобы не заулыбаться так же довольно, как капитан Тузов.

– Ваша новая задача: выдвинуться в район Клушино, упредив начало битвы. От вас требуется не допустить того разброда и шатания в русских войсках, какие случились в нашей реальной истории.

Генерал посмотрел на Свешникова. Тот кивнул. Он первым ухватил мысль генерала.

– Наоборот, нужно максимально мобилизовать войска! К моменту начала боестолкновения они должны быть готовы к нему! Ни в коем случае не допустить, чтобы поляки застали нас врасплох! – Генерал опять глянул на Свешникова.

Тот снова ответил кивком.

– Итак, – генерал нахмурился, чуть наклонив голову к столу. – В ваше распоряжение предоставляется арсенал вооружения и боеприпасов до тонны весом. Различные дензнаки того времени. В умеренном количестве, разумеется… В этот раз вы отправляетесь без адекватного задаче транспортного средства. Лошадьми должны будете обзавестись на месте. Но! У вас будет транспортный электромобиль «тачанка». Соответствующей грузоподъёмности, но с довольно ограниченными ходовыми качествами. Все знают, что представляет из себя «тачанка»?

Пятёрка дружно закивала. С виду «тачанка» была телега телегой, даже оглобли имелись. Однако на каждом колесе стоял портативный, не бросающийся в глаза электромотор. По твёрдой грунтовке «тачанка» могла спокойно везти полагающуюся ей тонну груза даже без запряжённого коня. Если совсем припрёт, оглобли мог подхватить человек и делать вид, что тащит телегу – но тогда общая скорость, конечно, не превышала скорости пешехода. Можно было вообще откинуть оглобли назад, чтобы не мешали, и прибавить ходу.

Управлялась «тачанка» от пульта, умещающегося в руке. Вот только прибегать к такой манере езды с убранными назад оглоблями рекомендовалось лишь в особых случаях. Самоходная телега могла оказаться выше понимания людей семнадцатого века, как заметил инструктор, проводящий занятие по ней.

– Энергообеспечение группы – от генератора из «другой» России, – возобновил инструктаж генерал. – Знакомая штука?

– Так точно, – ответил за всех Воднев.

– Генератор вам понадобится, поскольку аккумуляторы беспилотника «Кречет-2» и миникоптера «Саранча» придётся периодически заряжать. Ещё будет так называемый медицинский чемоданчик, тоже из «другой» России. Он включает набор из нескольких приборов для интенсивного лечения. Очень интенсивного, – генерал обвёл пятёрку взглядом, будто прикидывая, кому из них может потребоваться такое лечение.

– И это ещё не всё… – произнёс Песков после секундной заминки. – «Другая» Россия предоставляет нам особый дар. В точку рядом с вашим пунктом прибытия, буквально в ста метрах, и в то же самое время, даже на несколько минут раньше, будет доставлен контейнер. Это «зародыш»… Тузов, хочешь что-то сказать? – генерал обернулся к порученцу.

– Так точно, товарищ генерал! Эмбриокапсула! – радостно выпалил счастливый Тузов.

Генерал поморщился.

– Сами «другороссы» называют это устройство «зародыш». Капитан Воднев уже знаком с подобным? Можешь сидеть! (Воднев сделал движение, будто хотел вытянуться во фрунт) Но тот «зародыш» был предназначен для создания очень крупной машины. Этот будет компактнее. Но тип машины тот же… Тузов, что опять у тебя?

– Наши инженеры называют его «пауэрфилдховеркрафт»!

Генерал поморщился ещё сильней, чем прежде.

– Наши инженеры! – хмыкнул он. – А тамошние инженеры называют его «бесколёсник». В самом деле, колёс у этого транспортного средства нет. Но это не судно на воздушной подушке. Подушка в данном случае – из мощного силового поля. И таким же полем машина может защищать себя как бронёй. Техника вооружена электромагнитной пушкой. По могуществу это орудие превосходит все танковые пушки, существующие у нас в настоящее время. Так… насколько я поставлен в известность, боекомплект на сорок выстрелов. Вы все проходили обучение на тренажёре, имитирующем эту машину. Кстати, называется она «Единорогъ», с твёрдым знаком, – генерал усмехнулся. – Наибольшая подготовка, как известно, у капитана Воднева! Сидите! (Воднев опять сделал попытку вскочить со стула и вытянуться во фрунт). Но! Пока что это техника, нами не освоенная. Потому вам надлежит, подобрав контейнер, произвести расконсервацию машины в укромном и надёжном месте, опробовать её в управлении, в движении и снова спрятать в надёжном и укромном месте. Этот дар «другороссов» задуман как самый последний козырь, самый последний довод. Использовать его лишь в крайней ситуации, когда ничего больше не останется! Любой наш автомобиль – да что автомобиль, мотоцикл или скутер! – возбудит у местных нежелательные настроения. Машина же, перемещающаяся без колёс, вообще им крышу снесёт! Вопросы?

– Товарищ генерал, разрешите? – подал голос Павленко.

Морошкин глянул на него с неодобрением, Дёмин – удивлённо.

– Разрешаю!

– Товарищ генерал, но будет же у нас генератор, чемоданчик?

– Будут! – сурово изрёк генерал. – Но генератор и чемоданчик невелики по размерам. Если их специально не афишировать, останутся незамеченными. Генератор – устройство просто незаменимое. Малогабаритный, не шумит, практически вечный! Не та тарахтелка, которой вы в Козельске пользовались.

Офицеры заулыбались, Свешников довольно закивал.

– Всё? – генерал в который уже раз внимательно посмотрел на каждого в пятёрке.

– Никак нет, товарищ генерал! Разрешите ещё вопрос? – не унимался Павленко.

– Давай!

– Товарищ генерал, нами получено уже довольно много различной техники из «другой» России. А почему наши учёные до сих пор не наладили производство местных аналогов?

Увлечённый прямым диалогом с генералом, Павленко не заметил, как его друг Воднев отвернулся, пряча играющую на губах усмешку.

– Да, верно, – генерал тоже улыбнулся. – Нами получено уже довольно много различных аппаратов, приборов… Одних только генераторов – шестнадцать единиц. Все используются в войсках, в лабораториях… Это, кстати, одна из причин, почему мы так доверяем этому генератору. Но чтобы самим создать нечто подобное… – генерал задумался, подбирая нужные слова.

– Как думаешь, Денис, если бы мы передали инженерам в прошлое, в тридцатые годы двадцатого века, нынешние компьютеры, смартфоны, всю имеющуюся на них документацию, смогли бы тамошние умельцы быстро наладить собственный выпуск такой техники?

– Товарищ генерал! – в этот раз капитан всё-таки вскочил со стула, встал навытяжку. – Думаю, что инженеры тридцатых годов столкнулись бы с рядом трудностей…

– Так, так… Продолжай, – кивнул генерал.

– Нынешняя цифровая техника – продукт длительного развития научных знаний, сложных инженерных технологий! – забарабанил Воднев. – Если вместе со смартфонами нашим предкам не передать некий станок, выпускающий уже готовые изделия… а такого станка у нас не существует пока что, у нас же нет «зародышей»! – уточнил Игорь. – В общем, им придётся создавать собственную технологию. И на это может уйти примерно столько же лет, как в реальной истории. Если, конечно, не переправлять в прошлое элементы этих технологий, нужных знаний. Сплошным потоком.

– Молодец! – похвалил генерал. – Садись! Слышал? – обратился он к Павленко.

– Так точно! – гаркнул тот.

– Подвожу итог, – произнёс генерал, снова как-то устало, невесело. – Документацию по новому заданию получите у капитана Тузова. Вооружение и технику – на складе у старшего прапорщика Марченко. Ещё неделя подготовки – и отправка. Вопросы?

– Разрешите? – выпалил Павленко.

– Да что ж такое-то, – едва слышно, сквозь зубы процедил Морошкин.

– Последний, – строго сказал генерал.

– Обучение сербскому языку будет продолжаться?

– Обязательно! – как отрубил генерал.

Уже в коридоре Свешников подошёл к Павленко.

– Денис, ну как ты не понимаешь – без сербского нам всё равно нельзя! В окружении Шуйских могут быть люди, знакомые с этим языком. И если нас раскусят…

– Да нафига нам называть себя сербами? – не унимался Денис. – Мало ли народов на Балканах живёт, кто их считал? Скажем, что мы… что мы, допустим, козельчане!.. Такого языка там точно никто не знает! Поди проверь!

– Ну, не знаю, – покачал головой Свешников. – Стрёмно…

– Значит, опять эти стигли-смогли! – вырвалось у Дениса.

– Генерал обещал мне, что даст по сербскому нового препода. И учить будут по новой методе. Очень интенсивной, – вмешался в разговор Дёмин.

– Ну, конечно, неделя только осталась! И надо выучить весь сербский! – не мог успокоиться Павленко.

Он посмотрел с подозрением на подполковника. Уж больно тот был серьёзен. Разыгрывает, что ли? Или и вправду методу им поменяют?

– Ладно, ладно, не задерживаемся, – подхватил, приобнял обоих за плечи Дёмин. – Автобус ждёт.

Глава 4

В прошлый раз, отправляясь в Козельск, они катили «с ветерком». Сейчас же двигаться приходилось практически своим ходом.

Сидевшие за пультами «яйцеголовые» подали знак: дескать, всё в порядке. Портал открылся. Значит, пора.

– Работаем, – улыбнулся Дёмин, делая шаг в новый, ещё совершенно не изученный мир.

Он оглянулся, чтобы увидеть своих, как они ныряют в зыбкую вязь портала. Пока всё происходило как на учении, без сучка и задоринки. Уж на что Свешников – штатский человек, но и он действовал не хуже натренированных спецназовцев.

Потом что-то пошло не по сценарию. Ухнуло так, что едва не порвало барабанные перепонки. Поначалу Дёмин принял это за артиллерийский или миномётный обстрел. Да только откуда здесь, в семнадцатом веке, взяться миномётам…

Нет, явно произошёл какой-то технический сбой. Портал замигал рождественской ёлкой, но в этом разноцветном перемигивании был не праздник, а нечто тревожное.

Дёмин собирался отдать приказ двигаться всем назад, но не успел. Сознание оставило его в ту секунду, когда он только открыл ватный, не подчиняющийся ему рот…

Подполковник Дёмин, как и положено отцу-командиру, очнулся первым. Полежал, уставившись в тусклое, заполненное зелёными кронами небо, и с трудом начал подниматься. Утвердившись на ногах, прислушался к телу. Вроде побаливает местами, но ничего критического. Ну, где там личный состав?

– Все живы?

– Твою мать! – услышал подполковник проникновенные слова Дениски.

Личный состав постепенно подтягивался к командиру. В соответствии с докладами серьёзных ушибов и переломов ни у кого не имелось.

– Командир, что это было? – хмуро поинтересовался Свешников, потирая лицо.

Судя по мощной припухлости, физиономию доцента скоро украсит приличный фингал. Сиречь – гематома.

Подполковник только повёл плечами. А что он мог сказать, если знал не больше других? Ведь в прошлый раз переход был таким плавным, что даже не заметили.

– Здорово меня шандарахнуло, – хрипло выдавил Воднев, делая глубокие вдохи-выдохи.

Подполковник обвёл группу взглядом. Заранее пресекая ненужные разговоры, никчёмные обсуждения, приказал:

– Так, господа офицеры. Капитану Павленко – осмотреть прилегающую территорию в пределах километра. Виноват, в пределах версты. Разбираем хозяйство, переодеваемся. Обед и разговоры после разгрузки.

«Хозяйство» – тяжёлый композитный контейнер, способный пережить едва ли не ядерную войну, обнаружился неподалеку. Но вместо того, чтобы лежать на поверхности (расчётчики уверяли, что именно так и будет!), ящик приземлился на угол, да ещё и вошёл в почву на добрый метр.

Телега «тачанка» лежала перевёрнутая вверх колёсами. Только второй контейнер – подарок «другороссов» – нашёлся в целости и сохранности, лежал, как и было обещано, в ста метрах от точки десантирования группы.

– Всё чудесатее и чудесатее… – раздумчиво изрёк капитан Воднев, примеряясь, как же вытянуть этакую махину?

По «закону подлости» (читай – по инструкции «яйцеголовых»), спецназовцы не имели при себе не то что сапёрной лопатки, но даже простого ножа. Но всё-таки за два часа работы, пролив море пота, измочалив невесть сколько веток, пять крепких мужиков сумели в итоге вытащить злополучный контейнер. Разобрав содержимое, облачившись в бронежилеты и вооружившись, отчего уверенности сразу прибавилось, группа села перекусить. Заморив прожорливого червячка на удивление вкусным армейским сухпайком и запив его кофейком (Воднев спроворил небольшой костёрчик), повеселевшие бойцы собрались вокруг командира на короткое совещание.

– Судя по всему, высадились там, где и планировалось, – начал доклад Павленко, успевший сходить в разведку. – Все имеющиеся ориентиры налицо. В паре километрах от нас деревня. Приближаться не стал, но что-то в этой деревне не так.

– А что не так? – въедливо уточнил Морошкин.

– Как говорил наш историк Алекса, – не преминул съязвить Дениска, – деревня лежит в стороне от путей, население небольшое. Про отсутствие подъездных путей подтверждаю, а вот про население не уверен. Вроде народу там больше, чем следовало быть в среднестатистической захолустной деревне. Это я сужу по крикам и ругани – уж слишком интенсивные. Ощущение, что там водку пьянствуют. Вопрос – отчего численный состав увеличился?

Подполковник раздумчиво листал страницы планшета, куда были «забиты» все имеющиеся в наличии карты Смоленской области: от «Атласа Российской империи» до карт РККА. Жаль, что не было подробной карты времён Смуты, но пришлось смириться. Что делать, если в те времена топографические карты ещё не рисовали, а имевшиеся в наличии схемы совершенно не годились для современного человека!

Место высадки группы подбиралось с таким расчётом, чтобы не очень далеко от Клушино, но и не рядом. Десантироваться в семнадцатый век, наткнуться на передовой отряд (хоть польских гусар, хоть русских стрельцов) было нежелательно. Посему после недолгих раздумий Свешников выбрал деревню Пышково. От Клушино двадцать вёрст. Если без напряга, пешком – часа за четыре, а с напрягом можно и за три.

По мнению Свешникова, в Пышково не должны были зайти ни русские, ни поляки. Но ручаться на сто процентов он не мог. Поэтому претензий к историку не было, да и быть не могло.

– Будем исходить из того, что место, куда мы попали, – окрестности деревни Пышково. Это подтверждает наличие контейнера «другороссов». Это во-первых, – начал Дёмин. – Во-вторых, будем считать, что в деревне присутствуют вооруженные люди. Что за люди, сколько – уточним позже. Теперь следующий вопрос – что пошло не так во время переноса в другое время? То, что случилось «жёсткое» приземление, мы уже поняли. Что ещё?

– Разрешите? – спросил Воднев.

Не дожидаясь формального разрешения, сказал:

– У меня сложилось впечатление, что контейнер «другороссов» попал сюда раньше, чем мы.

– В смысле?

– Контейнер «другороссов», в отличие от нашего, лежал аккуратно, строго горизонтально на земле. А вот сверху на него уже листья накрошились, мелкие веточки. Ну, а ещё, скажем так – следы жизнедеятельности лесных птиц. Когда я его поднимал, увидел, что трава под ним не только примялась, но и пожухла. Впечатление, что контейнер пролежал здесь с неделю. Ну, плюс-минус два дня.

Не доверять Игорю, разведчику и потомственному охотнику, оснований не имелось. И дольше недели контейнер бы вряд ли пролежал – пращуры бы уже наткнулись на него и «ноги приделали».

– Вывод какой напрашивается? – спросил Дёмин.

Вывод напрашивался нехороший, если не сказать хуже. Группа должна была попасть на место первого июля (по нашему стилю), выкраивая время на подготовку и обустройство. Третьего числа русский авангард затеет стычку с польскими гусарами, отступит и укрепится в острожке. Ну, а четвёртого числа Жолкевский, проведя польское войско по лесу и болоту, нападёт на русскую армию, спящую под Клушино.

Судя по всему, сегодня уже число десятое, а то и одиннадцатое. Весь тщательно разработанный план по пробуждению русской армии и отражению первого удара польских гусар летел под хвост общеизвестного домашнего любимца. Но это только гипотеза, которую следовало проверить.

– Ладно, товарищи офицеры, – поднялся командир, подавая пример подчинённым. – Пакуем барахло на телегу, оглобли в руки – и вперёд. Майор Морошкин и капитан Воднев – в разведку. Выйти к деревне, осмотреться, оценить обстановку. В соприкосновение ни с жителями, ни с кем-то ещё пока не вступать.

– А может, «Саранчу» отправим? – с надеждой спросил Воднев. – Она же махонькая совсем. Слетает, повисит немножко, так всё увидим. Товарищ полковник, вы только скажите, я её быстренько запущу.

– Игорёк, тебе бы только с игрушками играться, – покачал головой подполковник. – А с другой стороны…

Счастливый капитан принялся колдовать над своей аппаратурой, и скоро в небо взмыла крошечная птичка. Вильнув хвостом, «Саранча» сделала круг вокруг спецназовцев и бодро полетела к деревушке.

На мониторе ноутбука мелькнули верхушки деревьев, потом густо зазеленела трава, и наконец показались крыши, раскиданные вдоль серой улицы. Крыши отчего-то тоже были зелёными и даже поросшие кустами.

– Солому скоту скормили, крыши пришлось дёрном крыть, – пояснил историк. – Я ж вам рассказывал.

Народ, вспомнив лекции Свешникова о Смуте, дружно закивал.

Воднев постучал по клавишам, поднимая «насекомое» повыше.

– Так, двенадцать дворов, – доложил Игорь. – Щас спустимся пониже…

Повинуясь воле капитана, «Саранча» принялась исправно фиксировать и поставлять разведчикам информацию: вот вольготно расположились ратники – кто сидит, а кто лежит – похоже, уже изрядно поднабравшиеся. А вот угрюмо стоят крестьяне. Похоже, пейзанам не очень нравится такое соседство.

– Твою мать! – завопил вдруг Воднев, набрасываясь на пульт управления.

Ткнул пальцем в клавиатуру, принялся бегать по кнопкам.

– Что такое? – напрягся подполковник, а вместе с ним и вся группа.

– Так, секунду… ну, твою же мать! – мотнул головой капитан, продолжая щёлкать клавишами.

Наконец, Воднев с облегчением выдохнул.

– Ф-фух, улетели.

– Ну, не томи, что стряслось?

– Вороны напали, – сообщил капитан.

– Вороны? – чуть ли не в один голос переспросили офицеры.

– Они самые, заразы! – с чувством пояснил Игорь. – Пришлось звуковую пугалку включить. И ведь не сразу подействовало. Пока амплитуду под плешку не загнал!

Над полянкой разнёсся приглушенный смех. Однако смех смехом, а чудо современных электронных технологий едва не стало жертвой средневековых ворон. Впрочем, ворона – птица умная. Почуяла каким-то образом, что электронная штука прямой опасности не представляет, и трогать её не стала.

Но в итоге решили не рисковать, вернуть «Саранчу» на базу.

Глава 5

«Телега» выглядела как обычная крестьянская телега. Соответственно, и кузов, и колёса, и даже оси были деревянные. Или, по крайней мере, казались таковыми. А то, что «чудо-дерево» выдержит пушечный выстрел и вряд ли сгорит в костре, – об этом посторонним знать не обязательно. Равно как и про то, что электроприводы позволяли «телеге» двигаться без конной тяги со скоростью, превышающей скорость лошади.

Беда лишь в том, что хорошую скорость «телега» могла развить на ровной дороге, а вот в лесу, где под колёса попадались то кочки, то пеньки, а деревья как будто бросались прямо наперерез, скорость была не лошадиная, а почти улиточная, и расстояние от леса до деревни в жалкие две версты группа преодолела за целый час. Пешком и то быстрее.

В поскотине, плавно переходящей в околицу, стало полегче.

Группа приняла боевое построение. Павленко с Водневым впряглись в телегу, Дёмин с Морошкиным выдвинулись в авангард, Свешников шёл замыкающим. Что тут поделать, если классическое «Ослов и учёных – в середину каре!» никто не отменял. «Калаши» и водневский «Бизон» были, от греха подальше, спрятаны под плотным брезентом, укрывающим поклажу, зато штатные пистолеты и ножи наличествовали у каждого.

Если хотите представить деревню семнадцатого столетия, то нет ничего проще. Для начала представим современную. Уберём провода, удалим столбы и линии электропередач, снимем с крыш печные трубы, спутниковые тарелки и прочие телеантенны; шифер, рубероид и черепицу заменим дёрном или побуревшей от непогоды соломой. Сведём количество окон к одному-двум, сделаем их маленькими и вместо стекла натянем бычий пузырь. Ну, а сами дома утопим в землю так, чтобы торчала только верхняя часть.

Ещё не забудем убрать палисадники перед домами, вырубим кусты крыжовника и сирени, заменим дощатые заборы на покосившиеся плетни. Единственное, что можно не трогать, так это дорогу посередине деревни – разбитую вдрызг, с огромной лужей (почему-то никогда не просыхающей).

Кинематографисты, снимающие исторические фильмы, любят украшать лужу огромной свиньёй, и бедной животине вечно не везёт: то промчится сумасшедший всадник, то положительный герой закинет в лужу отрицательного персонажа. И обязательно достается ни в чём не повинной хрюшке.

Вот и сейчас четверо не очень трезвых мужиков, одетых в стрелецкие кафтаны зелёного сукна, пытались вытащить из лужи свинью. Та отчаянно упиралась и визжала, будто чуяла свою участь.

Со стрельцами препирался хозяин – немолодой мужик в залатанном армяке. Неподалёку кучковались соседи – с десяток крестьян.

Жители деревни пока не предпринимали никаких действий и не пытались помочь соседу. К тому же за зрелищем наблюдало ещё с дюжину ратников при ножах и саблях. Стало быть, расстановка сил была не в пользу деревенских.

– Да что же вы, ироды, деете! – восклицал хозяин, пытаясь отбить животину. – Я ж её на зиму берегу!

Один из стрельцов – чернобородый, цыганистого вида, небрежно отпихивая мужика, изрёк:

– Ты, Онисим, радуйся, что твою хрюшку мы съедим, а не ляхи. Пусть лучше русский человек мясцом закусит, а не пан драный!

– Да мне-то кой хрен разница! – начал орать мужик. – Мне чем семью кормить? Вона, всё поле вытоптано! Мне что, по миру с семьёй идти?

Появление новых персонажей в захудалой деревне не прошло незамеченным. Всё-таки странно, если вдруг появляются пять человек, впряжённых в телегу, да ещё с той стороны, откуда людей быть не должно. К тому же одетых несколько странно: в серые епанчи, из-под которых выглядывали серые же камзолы, и в круглые шапочки с красным верхом. На ногах – высокие сапоги. (Костюмеры и Свешников «смоделировали» псевдосербский костюм, чтобы было удобно и чтобы не особо выделяться).

Стрельцы, пытавшиеся отобрать свинью, слегка ослабили хватку, а остальные повскакивали.

Спецназовцы же бодрым шагом приближались к злополучной луже, намереваясь форсировать её вброд (объехать всё равно не получится).

– Чтой за валенки шествуют? – оскалив белоснежные зубы, спросил цыганистый.

– Никак, боярове своим ходом телеги таскают? – поддержал его мелкий ратник в грязной шапке. – И откудова вы такие чистенькие прётесь? Где ж вы были, когды мы кровя проливали?

– А чё, боярове, может, и меня отвезёте? – во весь рот осклабился цыганистый.

Чувствуя потеху, «группа поддержки» густо захохотала. Пятеро пришлых супротив шестнадцати…

Цыганистый нагло загородил дорогу, упёр руки в бока.

Дёмин, не вступая в дискуссию, провел хук справа, отчего стрелец захлебнулся собственным смехом, скрючился и упал мордой в лужу.

Хрюшка, отчаянно завизжав, вырвалась и побежала, спасаясь от неминуемой смерти, а стрельцы, слегка ошеломлённые и дезорганизованные визгом, не успели даже выкрикнуть «Наших бьют».

По четыре крепких мужика на одного – многовато даже для спецназа, но на стороне группы были два элемента: внезапность и навыки рукопашного боя двадцать первого века.

Через пару минут всё закончилось. Мародёры были повержены, никто не успел схватиться за оружие. Вернее, почти никто. Цыганистый стрелец, пролежавший всю драку в луже, очухался, медленно встал на ноги и, вытащив из-под кафтана здоровенный пистолет, навёл ствол на Дёмина.

– Ты бы бросил пистолю-то, – ласково попросил подполковник.

– Ах ты, курва такая! Да я тебя…

Досказать фразу стрелец не успел, оседая наземь с ножом в глазу, а «мирный» историк Свешников только пожал плечами – мол, тот первый начал.

– Ну, Алексей Михалыч, на хрена было мужика мочить? – недовольно пробурчал подполковник. – Порох в пистоле, небось, подмок.

Дёмин покачал головой, показывая – мол, выучили интеллигента на свою шею, но в глубине души был доволен: доцент всё сделал правильно.

– Вот придёшь к такому экзамен сдавать, а он тебе вилкой в глаз, – хохотнул Дениска, однако стушевался под строгим взором командира.

Дёмин, обведя начальственным взглядом совершенно обалдевших крестьян, кивнул на мародёров и приказал:

– Этих – связать.

Видя, что его команду не спешат выполнять, рявкнул:

– Кому сказано, мать вашу так?! Бегом!

От начальственного рыка мужиков словно ветром сдуло. Скоро они принялись неумело вязать стрельцов и оттаскивать их к стене ближайшего сарая.

Дёмин, убедившись, что вязки крепкие, а арестанты уже начали приходить в себя, отдал приказ:

– Товарищи офицеры, вы изучаете обстановку, а мы с Алексеем Михайловичем допросим воинов.

– Да какие они воины, – усмехнулся историк. – Дезертиры это. Так бежали, что и пищали свои, и бердыши побросали. Вон, на трёх воинов – одна сабля.

Удивительное дело, но французское слово «d' serteur» оказалось знакомым для беглых стрельцов. Они зашевелились, зафыркали. Чувствовалось, что тирада Свешникова зацепила их не на шутку.

– Вы, бояре, как вижу, боя-то Клушинского не нюхали, – с долей презрения фронтовика к «тыловым крысам» произнёс молодой стрелец. – Вона чистенькие какие.

– Мы-то не нюхали, – спокойно ответил Дёмин. – Только вижу, что ты, герой, так нюхнул, что аж пятки смазал.

– А попробовали бы сами, коли ляхов тьма, отовсюду пушки бьют! – со злобой проговорил второй, с заплывающим глазом. – А воеводы, суки, нас бросили. И немцы, христопродавцы, предали.

Свешников и Дёмин переглянулись. Пожалуй, на любой войне самое страшное – это паника. Стоит кому-нибудь заорать: «Генералы бросили, враги окружили!» – и всё, нет больше войска. А что русского воинства было в три раза больше, нежели польского, что наёмники были единственными, кто попытался хоть как-то сражаться, – об этом уже никто не помнит. И можно стрельцу хоть кол на голове тесать – всё равно будет стоять на своем.

– Ладно, что же мне с вами делать? – задумчиво изрёк Дёмин. – С поля боя бежали, у своих же, у русских, свинью украли. Как это называется? Мародёрством.

– Да это не мы! – в один голос заорали стрельцы. – Это Фимка Цыган решил – мол, всё равно у мужика ляхи свинью отымут, так уж лучше пусть нас покормит. Мы этому Онисиму за свинью четыре копейки дать хотели, а он упёрся – мол, меньше чем за шесть не отдам! А нам-то что делать? Мы, как из Клушина ушли, второй день не евши.

– Так получается, битва два дня назад была? – спросил Дёмин.

– Да не, битва уж с неделю как была, – сообщил молодой.

– Да ты не ври, и всего-то четыре дня, – перебил его пожилой. – Мы, как из боя сдрапанули, целый день по лесам шатались, а потом уж сюда зашли. Думали на Москву идти, да заплутались маленько.

– Ну и по деревням маненько прошлись, – грустно добавил молодой, за что получил тычок от соседа.

– Стало быть, сегодня не то восьмое, не то девятое июля, – сделал вывод Дёмин. – Всё сходится.

– А вы, бояре, кто будете? – вдруг поинтересовался один из стрельцов, хотя его в таком положении – битым да связанным – должно бы интересовать другое. Например, не прикажет ли неизвестный боярин прирезать его вместе с остальными? Ан нет, любопытен русский народ!

– А чего вдруг? – нахмурился Дёмин.

– Да вишь, вроде на русских похожи, да говор у вас другой. И слова у вас чудные. И платье чудное – и не русское вроде, а на наше похоже. И дерётесь вы так, что даже немцам не по силам. Хитро дерётесь. Вы ж нас впятером отхреначили и не поморщились.

– Да мы, друг мой, сербами будем, – сообщил ему Свешников. – Слышал про таких?

– А, сербы! – с пониманием протянул стрелец. – Видать не видал, врать не стану, но слышал. Раньше вроде бы мы с вами одним народом были, но разошлись, как с ляхами. Токмо ляхи все схизматиками стали, а вы веру дедовскую сберегли, хотя вас турки захватили. Вроде где-то у моря живёте, в горах.

Неожиданно стрелец с грустью посмотрел на «сербов» и сказал:

– Ничего, братки, мы же тоже когда-то под татарами были, но избыли иго-то ханское. И вы избудете. А ежели сами не смогёте, так мы завсегда подсобим. Ну, может, и не щас, но потом – так это точно.

Свешникову и Дёмину стало жаль и этого стрельца, и всех остальных. Ну вот поди ж ты!..

– Ежели мы вас развяжем да отпустим, безобразничать не станете? – поинтересовался Дёмин.

– Так мы бы давно домой ушли, на Москву! – радостно завопили стрельцы.

– Если бы не Фимка Цыган… – усмехнулся Свешников.

– Ну, да и мы хороши…

Дёмин махнул рукой. Разбираться и выяснять, отчего московские стрельцы четыре дня ползали по деревням, вместо того чтобы бодро чесать домой, на печку, желания не было. Ежели жив стрелецкий начальник – как он там, стрелецкий голова? – вот он пусть и разбирается.

– А чё вы к нам пришли, коли у вас там турок завёлся? – осмелел молодой стрелец, понявший, что убивать их сегодня не станут.

– А пришли мы, чтобы вам помочь. Сегодня мы вам помогаем, а завтра вы нам, – объяснил Свешников. – В Сербии турок много, не справимся с ними в одиночку. А вы, русские, тоже пока помочь не можете, так?

– Так, – закивали стрельцы.

– Воевода наш, Олеко Дундич, – кивнул Свешников на Дёмина. – Вместе с нами из Сербии к князю Михаилу ехал, да вишь, как вышло-то…

При упоминании Скопина-Шуйского стрельцы не сдержали слёз.

Глядя на такую картину, Дёмин со Свешниковым плюнули и начали разрезать веревки.

– В общем так, братья-славяне, – обратился «Олеко Дундич» к стрельцам, разминающим затёкшие руки. – Дуйте-ка вы в столицу, а там сами решите – как и что. Фимку своего заберите да похороните. Уж такая с ним незадача вышла.

– Да вот Фимку-то вы зря прибили, – хмуро обронил пожилой.

– А не надо было за пистоль хвататься, – слегка повысил голос историк. – Мы ж с вами как люди, а вы…

Фимку Цыгана и впрямь было жаль, но что уж теперь поделать? Ну, в утешение стрельцам, что сам дурак. Да и побили их не немцы и не свой брат-русич, а загадочные сербы. И уже вроде бы не так и обидно стало.

На том пути «сербов» и стрельцов разошлись. Москвичи пошли хоронить Фимку, а Дёмин и Свешников остались в ожидании.

– Алексей Михайлович, ты что сейчас нёс? – спросил Дёмин. – Какой я Олеко Дундич?

– Так, что-то мне в башку стукнуло, – вздохнул историк. – Мы же, когда под сербов хотели работать, начали легенду составлять, но так её и не склеили. А теперь что? Хочешь не хочешь, а придётся под сербов работать.

– Ну, это понятно, – с досадой сказал командир. – Так отчего Дундич какой-то? И кто он вообще такой? Знаю, улица есть имени Дундича, в районе Филёвского парка.

– Так я и сам о нём мало знаю, – пожал плечами Свешников. – Был такой герой Гражданской войны. Сам он из этих, из интернационалистов, которые из австровенгерской армии в плен в Первую мировую попали, а потом за большевиков сражались. Помнишь? Гашек там был, который про солдата Швейка написал, Юлиус Фучик, Матэ Залка. А Дундич воевал геройски, орден Красного знамени получил. Правда, погиб.

– Подожди, если он серб, то какого лешего в австрийской армии делал? Ведь Первая мировая война началась из-за Сербии. Принца Франца-Фердинанда убили, обвинили в этом Гаврилу Принципа, ну и так далее.

– Ну, сербы и в Хорватии жили, и в Боснии. Их в австрийскую армию брали. А Дундич, возможно, и вовсе хорват. А какая разница? Зато красиво – боярин Олеко Дундич.

Дёмин махнул рукой – а и впрямь, какая разница? Дундич так Дундич.

– Хорошо хоть не Сречко!

– А что такое? – заинтересовался историк.

– Да был у меня в далёком прошлом знакомый с таким именем. Не то серб, не то хорват, а может, и вовсе македонец. Уж и не помню сейчас. Но сам понимаешь, как наши его имя переиначивали.

– Понимаю, – кивнул Свешников. – Дундич, само собой, лучше звучит.

За разговорами не заметили, как собралась вся группа.

– С народом потолковали, однако ничего путного не узнали, – доложил Морошкин. – Талдычат, что была битва, а когда точно – не знают ни хрена. Не то неделю назад, не то больше. Даже числа сегодняшнего не знают. Один дедок сказал, что вроде бы вчера был день празднования иконы Тихвинской Божией матери.

– Всё сходится, – кивнул историк. – День Тихвинской иконы аккурат на девятое июля и выпадает, если по новому стилю. Стало быть, сегодня уже десятое июля.

– Вот неделя и набирается, – хмыкнул командир.

Группа притихла. Что задание не выполнено, тут и козе понятно.

– Может, сдвиг во времени из-за двух отправок произошёл? – предположил Воднев. – Нас отправили, да «другороссы» свой груз заслали. Во времени мы и ихний груз друг на друга наложились, вот и тогось…

– А может, и диверсия, – глубокомысленно изрёк Павленко.

– Всё может быть, – кивнул командир. – Нам сейчас не о том надо думать. Главная наша задача – оставить Василия Шуйского на престоле. Так? Отсюда до Москвы километров двести будет? Если сейчас выдвинемся, когда в Москве окажемся?

Воднев слегка задумался, прикинул, сопоставил что-то с чем-то и объявил результат:

– Наша телега выдаёт двадцать кэмэ в час, если без груза. С грузом – не больше десяти. Ежели ехать непрерывно, будем часов через двадцать. Ну, накинем какие-нибудь незадачи вроде колдобины, встречи с польским отрядом – то сутки.

– А Василия Шуйского когда свергать станут? – спросил командир. – Я читал, что вроде девятнадцатого, но это не точно. Успеем?

– Девятнадцатого июля его в монахи постригли, а свергли его за два дня раньше, семнадцатого, – уточнил историк. – Завтра Лжедмитрий на Москву пойдёт, захватит Серпухов с Кашиным, сядет в Коломенском. Скорее всего, Москва к нашему приезду уже будет окружена. Придётся с боем прорываться.

– Так, – принялся рассуждать командир. – У нас шесть дней. Кладём два – по максимуму – на дорогу в Москву, а что потом?

– В Кремль нас царская охрана не пустит, – предположил Морошкин. – Кто мы такие, чтобы нас к царю допускать? Ладно, когда Скопина спасать хотели, там нам хоть время на адаптацию давали, а теперь?

– Товарищи офицеры, а зачем нам вообще Василия Шуйского спасать? – спросил Денис. – Нам же такую задачу не ставили. Мы должны были русское войско предупредить. То, что не получилось, это не наша вина. Может – того, домой, в смысле?

– А самое главное – на хрен Шуйского вообще спасать? – поддержал Дениса историк. – Царь он был слабый, а как человек – негодяй порядочный. Представим – ну, спасли мы Шуйского. А дальше? Кроме «Тушинского вора». против него сейчас Рязань ополчилась. Одно дело, если бы мы под Клушино победили. Тут бы и осаду со Смоленска сняли, и авторитет царя укрепили. Глядишь, Смута бы закончилась. А с Василием получим ещё одну гражданскую войну. Оно нам надо?

– И какое предложение? – деловито спросил Дёмин. – Какие наши дальнейшие действия?

– А действия такие. Мы с вами о чём подумали – что нам предложат Смоленск спасать, верно? Вот мы и пойдём спасать.

Но тут их внимание привлёк на удивление робкий вид топчущегося поодаль пожилого стрельца, с которым они недавно вели переговоры. Судя по тому, как быстро он обернулся, много времени на похороны Фимки не понадобилось.

– Чего тебе? – пристально уставился на него Дёмин.

– Общество меня послало, – заговорил тот. – Разговор есть к тебе, воевода.

– Коли так – говори, – проявил милость подполковник. – Слушаю.

– Воевода, тут эта… может, нас в свой отряд ополчите? До Москвы оно далёко, а гуртом завсегда батьку бить сподручнее. Бери нас под свою руку.

Дёмин задумчиво почесал в затылке. Резон в словах стрельца имелся. Та самая ситуация, когда лишний штык точно бы не помешал. Тем более не один, а полтора десятка. Правда, смущало одно, причём самое главное. Не больно-то надёжными оказались эти бойцы.

– Чтобы вы нас в случае какой опасности бросили, как недавно на поле боя? – не без ехидства поинтересовался Дёмин, пристально всматриваясь в стрельца. Уж больно подполковника интересовала реакция того на сказанное. Зацепит аль нет?

Зацепило.

– Крест поцелую: до конца биться станем! Самим аж до слёз обидно! – в сердцах воскликнул собеседник. – Пока ляхам не отомстим – покоя не будет!

– И другие так думают? – прищурил правый глаз подполковник.

– Головой ручаюсь. Не подведём, боярин!

Дёмин поманил к себе Морошкина.

– Войник Андрей, слушай мой наказ: «профильтруй» каждого из новобранцев. Отсев производить жёсткий – мне потенциальные проблемы за спиной не нужны.

Морошкин щёлкнул каблуками, вызывая поступком лёгкую оторопь у стрельца.

– Есть. Разрешите выполнять, воевода?

– Разрешаю.

Взор Дёмина снова упал на стрельца.

– Тебя как зовут?

– Тимофей, сын Иванов.

– Вот что, Тимофей: назначаю тебя покамест старшим среди своих. Если возникнут какие-то вопросы – обращайся ко мне или другим войникам. И своих предупреди: мои приказы и приказы моих людей выполнять беспрекословно.

Подполковник помедлил:

– Да, Тимофей… Вот тебе первый мой приказ: свинью таки выкупить. И насчёт лошадок подсуетись: негоже ни вам, ни моим войникам тягловым скотом работать. Понадобятся деньги – обращайся к войнику Андрею, ты его видел.

То, что у скуповатого Морошкина не так просто выбить и лишнюю копейку, Дёмин уточнять не стал. Его воеводское дело – приказать. Выполняют пусть подчинённые.

Глава 6

С лошадьми была просто беда! Сколько ни бились, ни уговаривали крестьян, продавать коней мужики не желали ни за какие деньги. Морошкин предлагал им по пять, а потом и по шесть ефимков за голову. Да за такие деньги можно купить двух кобыл с приплодом!

Ответ был один: ефимки хуть и дюже им ндравятся, но серебро жрать не станешь, а на дворе июль, скоро жатва. А там уж и осень на носу, надобно поля под озимые пахать. И нонча коней всё одно нигде не купить. И хотя в деревне к «сербам» относились неплохо, но коняшек своих селяне свели в лес и упрятали от греха подальше. А куда свели, так татарин с ляхом не отыщут.

Дёмин не знал, что теперь и делать. Впору на большую дорогу выходить с кистенём, но до дороги ещё добраться нужно. Эксплуатировать «телегу» при увеличивающемся количестве бойцов уже не рационально. Кровь из носу нужно раздобыть хотя бы трёх лошадей! Одна надежда, что подвернётся случай, который уже неоднократно выручал команду. И он, разумеется, не замедлил представиться.

С утра крестьяне заволновались. Вместо того, чтобы идти слушать заутреню, мужики и бабы сбились в кучу, что-то горячо обсуждая. В руках у некоторых было дреколье, а кое-кто держал и топоры.

Павленко, бывший нынче за дежурного по части, доложил:

– В двух верстах от деревни цыгане табором встали. Вон, наши пейзане их собираются идти бить. Подмоги дождутся, и пойдут.

Можно много говорить о толерантности, но цыган в России, скажем так, не особо жаловали. Толстые неопрятные тётки в крикливых нарядах, окружающие вас, вопрошая – как пройти в аптеку, или назойливо просящие денежку! И тут же, за углом – вычурные особняки цыганских «баронов», заработавших себе денег на сомнительных махинациях!

А в прошлом? Для русского крестьянина слово «цыган» – синоним слова «конокрад», а конокрадов всегда били смертным боем, не доводя дело до полиции и суда.

В двадцать первом веке кочующие цыгане – нечто экзотическое, театральное. Дёмин, бывший постарше остальных, видел в глубоком детстве табор – три телеги, где сидели оборванные люди.

Дед, у которого гостил будущий спецназовец, похохатывая сказал, что цыгане воруют маленьких мальчишек, а чтобы никто не догадался, что это русские, заливают им в задний проход дёготь!

Ох, как же он испугался тогда! И, даже с полчаса просидел под кроватью, пока не пришла бабка, отругала деда, а потом долго успокаивала любимого внука.

А он, хотя и побаивался, крадучись прошёл на бережок, где остановились цыгане, засел в кустах и часа два рассматривал непонятный народ, отчего был глубоко разочарован – женщины варили суп на переносной газовой плите, мужчины курили, а множество разномастных ребятишек просто бегали и орали.

Никаких тебе цыганских песен и плясок, которые показывали по телику. Ещё запомнилось, как цыганка всучила деду трехлитровую банку мёда, оказавшуюся сиропом…

– Если есть цыгане, могут быть и кони, – глубокомысленно изрёк Павленко, посмотрев на старшего товарища. – Может, пока наши пейзане ромалов не перебили, сходим да прикупим кобылок?

Вопрос – кто кого перебьёт, был дискуссионным и абсолютно ненужным. Вмешиваться в происходящее спецназовцы не собирались. Но мысль о конях (должны же у цыган быть краденые кони!), мелькнула и у Дёмина.

– Предложение дельное, но есть одно «но»… Вот скажи-ка мне, капитан, как лошадник лошаднику – ты в лошадях разбираешься?

– Не-а, – жизнерадостно ответил Денис. – Доцент должен разбираться.

Павленко почему-то считал, что Свешников должен разбираться во всём, что не касается военного дела и боевых искусств.

Увы, знакомство с лошадьми у Свешникова исчерпывалось только ипподромом да тренировками, на которые им приходилось ходить.

Дёмин махнул рукой и, истребовав у Морошкина двадцать ефимков, вместе с Павленко и Свешниковым отправился торговаться с цыганами.

Цыганский табор выглядел так, как и должен выглядеть табор: два десятка телег, с десяток кибиток, небольшой табун лошадей, пасущийся неподалеку, и штук пять костров, возле которых стояли и лежали люди разного пола и возраста. Правда, яркой одежды – красных рубашек, цветистых юбок – ни у кого не было. Цыгане скорее напоминали русских нищих.

Появление незваных гостей вызвало суматоху. Но вместо ожидаемой плотной толпы цыганок и цыганят, сующих гостям грязные руки, требуя их быстренько «позолотить», к посланцам из двадцать первого века вышла скрюченная седая цыганка, одетая в неописуемые лохмотья.

Старуха, напоминавшая Бабу Ягу, не дойдя до гостей метров двух, замерла, словно ударившись о невидимый барьер. Развернувшись, заголосив что-то непонятное, шувани[3] кинулась прочь, а следом за ней начали разбегаться остальные ром и руманы.

Путешественники во времени, донельзя озадаченные таким приёмом, остановились.

Ждать пришлось недолго. Скоро к ним подошёл старый годами, но крепкий телом мужчина, обутый в дорогие сапоги, но в штанах, изгвазданных не то дёгтем, не то ещё чем-то. Ещё на нем была белоснежная рубаха, а сверху накинута кожаная жилетка. Кроме того, на пальце у цыгана сверкал увесистый перстень, напоминавший модные в девяностые годы «гайки». Судя по всему, это был цыганский барон.

Обведя явившихся офицеров колючим взглядом, барон безошибочно выбрал среди них старшего, обратившись к нему с вопросом:

– Со ту камэс[4]?

Подполковник, привыкший, что цыгане понимают по-русски не хуже исконных носителей языка, слегка удивился. Но по интонациям понял: барон интересуется, что им здесь надо.

Указав рукой на пасшийся табун, Дёмин, улыбнувшись как можно дружелюбнее, спросил:

– Лошадей не продашь? Штук четырёх. Мы заплатим.

Цыган затряс головой, замахал руками, как крыльями, и пролопотал что-то совсем уж загадочное.

– Ты что, по-русски не понимаешь? – возмутился Павленко. – Тебе же великим и могучим говорят – продай нам четырёх коней! – Для наглядности капитан показал цыгану четыре пальца. – Командир, покажи ему деньги. Может, не верит, шельма?

Дёмин вытащил из потайного кармана талеры, позвенел монетами.

– Я тебе по три талера за лошадь дам.

– Мэ тут мангава джадад кхэр яв дурик[5], – чуть не простонал цыган, а потом, вложив два пальца в рот, свистнул так пронзительно, что у кого другого заложило бы уши.

В ответ на свист барона подбежало несколько крепких парней.

Офицеры, не сговариваясь, потянулись к оружию, но, к счастью, оно не понадобилось.

Барон бросил несколько слов своим людям, и те беспрекословно побежали к табуну. Выбрав четырёх коней, взнуздали их и подвели к барону.

– Мэ тут мангава джадад кхэр яв дурик, – повторил старый цыган, кивнув на коней.

Дёмин, пожав плечами, достал весь запас талеров, что у него был, и попытался вложить в ладонь цыгану, но тот отшатнулся, словно его хотели прижечь огнем.

– Ладно… Была бы честь предложена, – глубокомысленно изрёк Денис, ухватывая сразу за две уздечки. – Убери деньги, командир, целее будут.

– Хорошо, – Дёмин спрятал ефимки, дивясь про себя нестандартности ситуации.

Неужели почуяла что-то старая ведьма? Вот и не верь потом во всякого рода экстрасенсов. Нет, понятно, что девяносто процентов, да может, и все девяносто девять из них – жулики, но ведь есть и те, кто что-то знают и умеют. Видать, та карга из них будет.

Пока подчинённые занимались конями, Дёмин поманил к себе ближайшего парня-цыгана.

– Значит так, передай главному своему, что мужички в деревне зуб на вас точат. Придут скоро и, как понимаешь, не с пряниками. Так что вы поосторожней тут…

– Передам, – кивнул тот и сразу отбежал к барону.

Встал рядом с ним и принялся горячо шептать на ухо.

С конями всё вышло, но на этом проблемы у увеличившегося отряда Дёмина не закончились. По сути, всё только начиналось.

Обоз из трёх повозок и десятка всадников медленно продвигался лесной дорогой. На взгляд человека городского дорога эта была – одно название. Узкая стёжка, едва-едва проторенная в лесу. Колея заросла травой, попадались на пути и упавшие стволы деревьев. Деревья живые, тянувшиеся к небу, так плотно подступали с обеих сторон, что в иных местах с трудом протискивалась телега. А ветки вверху заслоняли небо.

Лес скрадывал и звуки. Ехали молча, не переговариваясь, по одному. Не было пространства, чтобы гарцевать по двое в ряд. Да и подустали – второй уже день в пути. Глухо, едва слышно опускались на землю копыта лошадей. Чуть громче поскрипывали колёса телег. Не «тачанки», конечно, даже через валежник перебиравшейся бесшумно, а тех колымаг, что удалось раздобыть в деревне.

На одной из них, средней в обозе, за пультом «Кречета-2» сидел капитан Воднев. Беспилотник кружил далеко от обоза, на пределе дистанции и высоты. Экран заполняли зелёные кроны деревьев. Тропа, по которой шёл отряд, сверху была едва различима.

Чуть лучше просматривалась «столбовая» дорога, ведущая, если верить картам, в Дорогобуж. Она-то, хоть и была сдвинута к правому краю экрана, а порой и вообще уползала из кадра, служила для Игоря главным объектом внимания.

Сперва пришлось повозиться, чтобы выбрать нужную дорогу, которую и дорогой-то называть было противно. Ни на одной карте она не была обозначена.

По «столбовой» Дёмин двигаться категорически не хотел. Опасно. Мобильность у группы пока аховая. А поляки, наоборот, если куда и направятся, так точно поскачут по самой широкой, лучшей. Затевать драчку пока было опасно. Нужно подходящее время, место, а самое главное – подготовка.

После расспросов один из местных, молодой ещё парень, которого звали Михай, сказал, что кроме основного пути, есть и лесная тропка. Мол, он может ею провести отряд. На всякий случай и это решили проверить.

Отъехав на окраину деревни, чтоб односельчане Михая почём зря не глазели, запустили дрон. Пустили его не очень высоко. Но покружить «Кречету-2» пришлось, прежде чем нынешнюю стёжку разглядели. Только после такой разведки двинулись в путь.

А «Кречет» так и остался в небе. И капитан Воднев смотрел с него с особым вниманием, как уже было сказано, на главную дорогу. Так Дёмин приказал.

Чтобы у набранных из числа стрельцов не возникли лишние вопросы, Морошкину пришлось слегка «поколдовать», пустив в ход все знакомые методы НЛП и прочей суггестологии. Теперь при виде летающих дронов и светящихся экранов бойцы больше не вздрагивали и не крестились, воспринимая чудеса двадцать первого века как само собой разумеющееся. Если уж майор без особо труда морочил головы своим современникам, что уж говорить про людей семнадцатого столетия, для которого прикладные наработки психологии были в диковинку. Хотя… Морошкину бы поверили и без слов. Когда стрельцы увидели, какие штуки вытворяет майор с оружием, так рты пооткрывали. Приёмчики из его арсенала впечатляли их куда больше навороченной техники из будущего.

Им повезло: примерно через час Воднев «засёк» польский разъезд. Тут и подошёл черёд вспомнить подготовку к боевым действиям в условиях лесной местности.

Игорь остался с обозом: присмотреть за телегами, а на всякий случай – и за пополнением из стрельцов, влившихся в отряд. А главное – продолжать наблюдение сверху за поляками. Четвёрка же его товарищей с подполковником во главе ломанулась через лес наперерез врагу.

Хоть и была у них небольшая фора, а попотеть пришлось, чтобы поспеть вовремя к месту рандеву с непрошенными гостями. Чуть не упустили. Такого густого подлеска, через какой здесь продирались, они никогда прежде не видели.

И всё равно стреляли уже в спины уходящим всадникам, в крылья. Дёмин наказывал, что главное сейчас – взять коней. А наездники – всего лишь неизбежный расходный материал. Их жалеть нечего. Пленные пока не нужны. Всё-таки одну из лошадей завалили – пуля в шею попала.

Разжились лошадками, но вести их обратно через лес к своему обозу – та ещё задачка! «На своём горбу тащить, наверно, и то легче!», – бурчал Павленко.

Когда на собственную тропку выбрались, увидели картинку: Воднев, сидя на телеге, продолжал невозмутимо гонять в небе «Кречета», а стрельцы сгрудились вокруг его колымаги и глазели, разинув рты. С таким облегчением обернулись к вышедшей из леса четвёрке! В мыслях уже похоронили, наверно. А те ещё и с конями. Сами в ссадинах, да и лошадок, как ни берегли, поободрали.

Хлебнув из фляжек воды, продолжили путь. Тут у Дениса возникла новая идея-фикс.

– А почему бы нам не расконсервировать «Единорога» прямо сейчас? – принялся он наседать на Дёмина. – Помчим к Смоленску с ветерком!

Подполковнику хотелось на него снова рявкнуть. Даже не только рявкнуть, а обойтись, как в молодости с одним курсантом… Но сдвинул брови и заговорил почти спокойно:

– Так ты что думаешь, Смоленск-то, если мы вот так к нему подлетим, сразу будет наш? Не маловато у нас войск для такой задачи?

До Павленко вроде дошло, и он отстал со своим почти щенячьим энтузиазмом. Впрочем, Дёмин не сомневался, что в голове у парня бродят и не такие… перспективные идеи.

«Кречет» кружил в небе не переставая. Игорь следил с него за большой дорогой, не упускал её ни на минуту. Через шесть часов полёта вернул беспилотник к обозу, опустил его на дорогу.

У «птички» оси винтов на крыльях могли поворачиваться. Подобно коптеру, она взлетала и садилась вертикально. Да и в небе могла, если надо, на одном месте зависнуть. Игорь снял с «Кречета» аккумулятор, поставил свежий. Подсевший – воткнул на зарядку.

И те десять минут, что «Кречет» не в небе был, а лежал на дороге, вместо него «Саранча» рядом с обозом порхала. Не на такой высоте, конечно, не на таком удалении, но службу тащила. А когда основной беспилотник снова к облакам взмыл, Игорь вернул её к себе на подводу. Держать сразу две машины в воздухе без особой на то надобности было роскошью непозволительной.

Ещё пару раз видел с высоты польские разъезды, но теперь они большого интереса не представляли. Главное, чтобы их самих эти разъезды не засекли.

«Обоз бы польский перехватить», – так ещё в деревне сказал Дёмин.

У Свешникова там возникла идея, что не худо было б наёмников обратно нанять на русскую службу. Но валюты с собой взяли негусто. Никто как-то не предусмотрел, что деньги для таких нужд понадобятся.

Как водится: крепок задним умом человек. Но мысль Свешникова глубоко запала в голову Дёмина, и он поставил перед собой первоочередную задачу – разжиться финансами. А там, глядишь, и вопрос с наёмниками порешаем, как бы этот термин не претил уху российского офицера, привыкшего сражаться не за честь, а за совесть.

Глава 7

Не раз Дёмин придерживал коня, жался к обочине, к стволам деревьев, пропуская поравнявшуюся с ним телегу Воднева. Спрашивал того, иногда прямо, словами, а чаще просто мотая головой: не видно ли на экране богатой добычи? Капитан – ну чисто телепат! – понимал его и без слов. И тоже чаще всего отрицательно качал головой. На соседней дороге было глухо – одно слово, как в лесу.

И так монотонно и изматывающе тянулось уже второй день.

Порой обе дороги удалялись друг от друга, расходились в стороны. Стёжка, которой продвигался отряд, бывало, и вовсе начинала вилять, сильно забирать влево. А иногда чуть не сходила на нет. Приходилось в прямом смысле прорубать себе путь топорами.

Михай только пожимал плечами, когда его пробовали расспросить, кому и зачем могла понадобиться такая тропа.

– Да много кому… Охотникам. Лесным людям – лесовикам!

– Сам ты лесовик! – в сердцах бубнил себе под нос Павленко и прибавлял ходу – насколько это было возможно в таких дебрях.

Стрельцов, что ехали на телегах, разморило от лесного безмолвия и жары. Не кемарили только конные да те, что правили колымагами.

Водневу тоже хотелось забить на всё и рухнуть взад себя в телегу, но приходилось следить за экраном. Однако усталость наваливалась и на него. То и дело он ловил себя на том, что изображения на мониторе сливаются в белёсую рябь. Тогда он встряхивал головой и прикладывался к фляжке, куда сыпанул немного порошка, выданного Морошкиным. Спецсредство бодрило, однако ненадолго, а увеличивать концентрацию Игорь опасался: ну как потом почки отвалятся?! Химия – химия и есть.

Подполковник опять поравнялся с ним. Буквально вжимаясь меж двух стволов молодых берёз, спросил, в этот раз не про добычу:

– Где мы сейчас, Игорь?

Капитан встрепенулся. И впрямь, вроде задремал. Правой рукой ухватился за планшет с картами.

– До Дорогобужа ещё километров двадцать пять, товарищ полковник! Это если по прямой. А дорога у нас… Ого! – вдруг вырвалось у него.

Он как раз снизил беспилотник, чтобы получше рассмотреть хрупкую, едва заметную, похожую на тень бороздку тропы, неровно, прерывисто прочерчивающую зелень крон на экране.

– Что такое? – прямо из седла нагнулся к нему Дёмин.

Дорога – вот чёрт! – не очень-то позволяла ехать всаднику и телеге параллельными курсами!

– Смотри, командир! – ткнул пальцем в экран Воднев. – Кажется, там тоже кто-то едет!

– Можешь подобраться поближе? Но так, чтобы не привлекая внимания!

Воднев кивнул.

…Итак, это был примерно такой же, как у них самих, обоз, – из трёх подвод и нескольких всадников.

«Мониторную» телегу остановили, подозвали Свешникова. Тот, с полминуты поизучав слегка дрожавшие изображения людей на экране (синхронизировать беспилотник с движением телег по скверной дороге – задача непростая!), поморщив лоб, коротко резюмировал:

– Скорее всего, русские!

– Что делать, командир? – настороженно глянул на Дёмина подъехавший к водневской телеге и даже спешившийся, чтоб лучше видеть, Морошкин.

– Морошкин, Свешников, догнать обоз, выяснить, что за люди! – отрывисто приказал Дёмин. – По возможности, мирно, без стрельбы и рукоприкладства! Михай, – глянул он на проводника, – тоже с ними! Если что – за толмача сойдёшь! Вряд ли это коллаборационисты! Те по лесам бы не шарились. Может, нам и сгодятся.

Михай, привыкший от нового начальства слышать всякие непонятные «сербские» словечки, кивнул, догадываясь по интонации, кто такие эти самые «коллаборационисты». Однозначно какие-то гады нехорошие!

На самом деле контейнер из «другой России» – ящик размерами с большой чемодан советского ещё туриста, мирно покоившийся на третьей телеге, под задницами двух дремлющих стрельцов, донимал подполковника не меньше, чем капитана Павленко. Но Дёмин помнил приказ генерала. А по тому приказу для «подарка» перво-наперво требовалось укромное и надёжное место.

Чужой обоз двигался медленнее их отряда. Рано или поздно группа Дёмина его бы и так нагнала. А всаднику достаточно было чуть припустить, чтобы догнать наверняка.

Так что Морошкин, возглавивший тройку, лишь чуть прибавил ходу. Да сильнее ускориться не позволила бы сама лесная тропа, не предназначенная для галопа и быстрой рыси.

Обеими руками майор держался за повод, нарочито откинулся в седле назад, чтобы поза выглядела мирной. И спутникам своим, помотав головой, как бы дал команду «Делай, как я».

«Нас только трое, – рассуждал он. – Мы им не угрожаем. Шмалять сдуру, в первую же секунду, даст Бог, не начнут. Если разумные, конечно, люди».

– Эй, Михай, окликни их, – оглянулся он на проводника, отстававшего примерно на полкорпуса.

Тот уже разинул было рот, но Морошкин успел его одёрнуть, яростно прошипев:

– Да поласковее, подружелюбнее! А то они, не ровён час, за поляков нас примут!

– Эхей, люди добрые! – козлетоном проблеял перепугавшийся Михай. – Подождите нас маленько! Разговор есть!

Расчёт майора на то, что их внезапное появление если и напугает обозников, то не до полусмерти, оправдался. Замыкающая подвода остановилась, примеру её последовали и две других. Сопровождавшие их всадники развернули коней. Одни из них подняли и наставили на догнавших их чужаков пищали, другие выхватили из ножен сабли.

В тройке Морошкина никто за оружие не взялся. Коней перевели на шаг, демонстративно улыбались. Даже Михай, подражая более крепким товарищам, хотя, увидав жерла пищалей, побледнел как полотно.

– Кто такие? Куда путь держим? – сердито буркнул один из всадников, с серебристою проседью в окладистой бороде.

Судя по одежде и оружию, за которое он тоже, кстати, не взялся, – старший в обозе.

– Мы не ляхи, мы сербы! – продолжая сверкать белозубою улыбкой, Морошкин обвёл обозников взглядом и остановил его на том всаднике, что задал вопрос.

– Михай, ты скажи… – произнёс он вполголоса, мотнув головой за спину, где должен был находиться проводник.

– Мы не враги! – воскликнул звонко, почти пропел Михай. – Данила Егорович, разве ты меня не узнаёшь? Я – Михай, из Пышкова!

– Ты, Мишка? – нахмурился Данила Егорович. – Так, так… А с тобою, стало быть, кто?

– Сербы они, сербы! – совсем уже счастливым голосом заливался Михай.

– Ну что, сербы… – как будто что-то соображал про себя Данила Егорович. – Сербы так сербы. Давайте, сербы, подваливайте ближе. Покалякаем…

Через минуту спешившиеся Морошкин и Данила Егорович стояли возле телеги и разговаривали как давно не видевшиеся друзья.

– Да, говор у вас ненашенский… – задумчиво бормотал Данила Егорович. – Да и одёжа… А что, под турком житьё совсем хреновое? А урожаи там как у вас? Слыхал я, что по два успеваете снимать? Лето у вас – не то, что наше… Эх, урожай, урожай… – скорбно покачал он головой. – Какой тут урожай, когда кругом ляхи…

– А вы сами куда путь держите? – интересовался Морошкин. Суггестивные методики лишь самую малость задействовал. Этот Данила Егорович сам охотно шёл на контакт.

– Да… тут… – начал было Егорыч и замялся.

– Ляхов в самом деле полно. Но тут ляхов нет, – подсказал ему Морошкин.

– Заимка у меня в лесу, – понизив голос, признался Данила. – Туда и едем…

– Так-так, – поцокал языком Морошкин. – Мы ведь тоже не одни. Передовой разъезд отряда князя Дундича. Да вот и они сами. Заимка нам бы очень пригодилась.

В самом деле, доносилось уже поскрипывание тележных колёс, в просветах между тесно смыкавшимися по сторонам тропки деревьев мелькали фигуры всадников.

Данила вздохнул тяжко, но возражать не стал. Суггестивные методики, что применил майор, делали своё дело.

Оказалось, что заимок на самом деле две. Первая – побольше и поближе, а вторая, про которую Данила не хотел поначалу говорить, – поменьше и подальше. Хотя «поближе» тут оказалось совсем не то слово. Дорожка, которой до сих пор двигался отряд, могла показаться автобаном по сравнению с тем чапарыжником, через который теперь надо было продираться. Телеги приходилось чуть ли не тащить через эти дебри буквально на руках. Коней надо было вести в поводу – и очень нежно.

Весь обоз на заимку Данилы Егорыча не пошёл. Дёмин отрядил только телегу с контейнером «другороссов». Из людей её сопровождали, соответственно, возница да тройка: Морошкин, Павленко и Михай.

Отряд же продолжил движение вперёд, может, чуть медленнее. Воднев не переставал мониторить окрестности с высоты полёта беспилотника.

Прежде Денис не сильно задумывался, что такое заимка. А теперь увидел её наяву. Обнесённый высоким забором, частоколом, по сути, двухэтажный деревянный дом. Вторая заимка оказалась и в самом деле поменьше, чем первая.

– Ну что, вроде приехали? – спросил Павленко весело, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Давай-ка я с командиром по рации свяжусь. – Морошкин повернул верньер, прибавляя громкости. Держа аппарат в пятерне, подул в решётку микрофона.

– Раз, раз! Морок вызывает Дундича! Морок вызывает Дундича! Ответьте!

– Ты вовремя, Андрей! – сразу откликнулся на том конце канала Дёмин. – Что у вас? Груз доставили до места?

– Так точно, доставили! Что дальше делать? Расконсервацию? – играя желваками, Морошкин покосился на слушавшего разговор Павленко.

– Отставить расконсервацию! – пророкотал в динамике голос Дёмина. – Вы здесь нужны. Срочно! Воднев большой обоз ляхов засёк. Нужно брать. Другого такого шанса долго может не быть!

– Вас понял, вас понял! – голосом робота откликнулся Морошкин.

– Место укромное, надёжное? – продолжал греметь в динамике Дёмин.

– Да!

– Тогда оставляйте груз там – и срочно сюда!

– Слышал? – Морошкин зыркнул глазами на Павленко, убирая рацию в кармашек куртки.

Тот кивнул. Дескать, принято. Исполним в лучшем виде.

Контейнер втащили в летний сарайчик – или, скорее всего, это был лишь навес для скота. Если судить по тем грудам навоза, что скопились внутри. И пахло соответственно. Уж на что бойцы спецназа были привычны ко всяческим ароматам, но даже им приходилось дышать через рот.

– Ага, вот сюда, – командовал Морошкин Павленко и Михаю, с трудом удерживавшим гладкий, без ручек, «чемодан» в руках.

– Скользкий, гад, – ругался Денис. – И тяжёлый! Они там, «другие», – он недовольно покосился на Михая, – у себя – что, силой мысли его двигают? Хоть бы какую хрень присобачили, чтоб было за что цепляться!

– Так! – покрикивал не обращавший внимания на их кряхтенье Морошкин. – Давай, к этой куче! И присыпать! Самое то, в дерьме-то! Органика! Воднев говорил, что органика для этих «зародышей» – лучший материал!

– Органика, – пробурчал под нос Павленко. – И чего постоянно в это самое дерьмо влипаем?! А главное – его здесь столько, что как на дрожжах попрёт.

Глава 8

Высмотренная глазами «птички» вереница как из простых крестьянских телег, так и крытых возков – не была рядовым обозом. Во-первых, самих транспортных средств (не считая лошадок) насчитывалось за три десятка, во-вторых, на охрану не поскупились. Вряд ли с таким пышным эскортом будут сопровождать какую-нибудь незначительную ерундовину.

Заложенная в «Кречет» программка распознала с дюжину легендарных «крылатых гусар» в полном облачении, что следовали в авангарде и арьергарде. Кроме «тяжиков», имелась и конница полегче – пара дюжин панцирных казаков в длинных синих кафтанах и высоких шапках с красной опушкой.

Если прибавить к кавалерии восседавших на телегах мушкетёров в «мегерках» и выцветших на солнце долгополых жупанах, упомянуть возниц (наверняка при каждом имелось хотя бы завалящее оружьице – не пистоль, так сабля), супротив отряда Дёмина выступало приличное войско – почти сотня бойцов явно не робкого десятка.

Придётся «раскулачивать» незваных гостей земли русской, и без крови не обойдётся. Поляки известны горячим нравом и особым шляхетским гонором, сами по себе лапки не подымут, сражаться станут не за страх, а за совесть.

Можно было бы «закидать» противника… нет, не шапками, а гранатами (и ручными, и из гранатомётов и подствольников), но… и лошадкам достанется, и груз можно попортить. Да и неплохо бы посмотреть, как пройдёт боевое крещение его разношёрстная армия, в которую влилось подкрепление от Данилы свет Егоровича. Ему с этими людьми ещё Смоленск защищать… Надо проверить, чего стоят в бою эти солдаты семнадцатого века.

Хуже всего, что организовать грамотную засаду по всем правилам военной науки не получилось. Придётся несколько сымпровизировать. Да и фора вышла небольшая – минут через тридцать передовые всадники дозора достигнут места, где расположился «сербский» воевода и его лоскутный отряд.

Не считая спецназовцев, под крыло «Дундича» встало уже с четверть сотни стрельцов. Ну и Михай впридачу.

Тот, когда узнал, что можно поживиться с обоза, аж загорелся. Даже не подумал, со сколькими противниками придётся иметь дело. Блеск злата, серебра и драгоценных цацек – он такой, крышу напрочь сносит.

Дёмин прикинул: организовать засеку они успеют – по команде в нужный момент обрушат перед головной и позади хвостовой части обоза деревья, преграждая дорогу. Потом стрельцы вмажут из пищалей, сшибая доступные мишени. Спецназовцы возьмут на себя тех, кто представляет наиглавнейшую опасность – «крылатый гусар» всё равно что танк, не каждый выстрел из «карамультука» семнадцатого столетия пробьёт тяжёлую броню.

А чтобы совсем запутать ляхов, первые выстрелы будут произведены из «винторезов». Это, конечно, только в кино винтовки и пистолеты с глушителями «пшикают» не громче флакончика с дезодорантом, а в реале всё куда громче, но всё равно будет достаточно эффективно.

Три-четыре залпа из «винторезов», потом «бабах» из пищалей, а затем… затем в ход пойдут луки со стрелами. Да-да, обычные луки. У многих стрельцов они тоже в ходу, учитывая, как долго порой нужно перезаряжать их огнестрельное оружие. С небольшой дистанции утыкают врага стрелами, как подушечку для иголок.

И только после ураганного обстрела – короткий и такой же ураганный бросок с бердышами и саблями наперевес.

Выцелив первую мишень – усатого красавца-гусара, восседавшего на роскошной кобыле, Дёмин дождался, когда перед тем с треском свалится кряжистое дерево, отрезая путь, досчитал до трёх, с некоторым наслаждением отметил замешательство на породистой физиономии гусара, а потом плавно надавил на спусковой крючок.

Пуля вошла в левый глаз наездника, забрызгав кровью лицо.

Рядом хлопнули ещё несколько выстрелов, отправляя пули из дозвуковых боеприпасов навстречу жертвам.

С лошадей грузными мешками попадало с пяток гусар – кажется, кого-то прошило насквозь и зацепило всадника, скачущего за ним.

Второй и третий залпы собрали не менее богатую жатву. Гордость польской нации – свирепые и несокрушимые «крылатые гусары» расстались с жизнью за считанные секунды, не успев осознать, откуда прилетела жалящая смерть.

– Огонь! – отдал распоряжение стрельцам Дёмин.

Те оказались ребятами дисциплинированными. Грянул залп. Два с лишним десятка пищалей, укреплённых на упёртых в землю бердышах, окутались клубами едкого дыма, вызвав этим неодобрение у спецназовцев. Жжёный порох, конечно, обладает специфическим и по-своему приятным для мужского обоняния запахом, но когда его много – удовольствие ещё то. Да и видимости и не прибавилось.

К счастью, ветер быстро разогнал клубы дыма.

В этот же момент началась беспорядочная пальба со стороны обоза. Палили преимущественно мушкетёры, ведь почти вся кавалерия только что приказала долго жить. Стреляли беспорядочно, во все стороны.

Где-то зачиркали пули, ломая и разнося в щепки тонкие деревца и свисающие ветки. Кто-то из стрельцов ойкнул, осел на землю – зацепила шальная пуля.

Дёмин бросил на него короткий взгляд: вроде ничего серьёзного, попало в руку, кость не задета – вон с какой яростью стрелец сжимает и разжимает кисть.

Пришёл черёд более архаичного оружия. В мушкетёров полетели стрелы. Как бы хорошо ни целились стрельцы, всё равно под раздачу попали и ни в чём не повинные коняшки. И любое такое попадание вызывало у Дёмина приступ острой боли: каждую из лошадей он мысленно уже записал в трофеи.

Колчаны опустели быстро, гораздо быстрее, чем успели перезарядиться польские мушкетёры.

– В атаку! – крикнул Дёмин и побежал первым, вращая в воздухе вытащенной из ножен саблей.

Навстречу ему уже спрыгивал толстый, красномордый «жолнеж», причём этот самый «фейс» красного цвета никоим образом не выдавал в противнике уроженца другой нации. Не будь на нём синего кафтана и шапки-мегерки, Дёмин признал бы в стремившемся наперерез враге мужика из какой-нибудь Рязанщины или Вологодчины. Даже убивать его не хотелось.

Но… славянин пёр на славянина.

Они сшиблись в яростной сабельной схватке. Зазвенела сталь.

Несмотря на грузность, фехтовать мушкетёр умел. Грамотно отводил все выпады Дёмина и разик умудрился едва не полоснуть ему по руке. Подполковник почти чудом увернулся от клинка, отсвечивающего на солнце фиолетовым.

Поляк по инерции проскочил чуть вперёд, слегка раскрылся и позволил сабле Дёмина с треском разрывающейся ткани войти между рёбер.

«Воевода» быстро выдернул окрасившийся в багровое клинок. Оставлять позади раненого противника не стоило, поэтому сабля полоснула по толстой шее поляка. Отделить голову от туловища не отделила, но после такого не живут – об этом свидетельствовал обширный опыт спецназовца.

Дениска орудовал поблизости, страхуя командира. На одну саблю он не полагался, зажимая в левой руке нагревшуюся рукоятку «Грача». Правда, в ход пистолет пускал совсем уж в крайнем случае, но такие оказии случались за время короткой схватки неоднократно. То хитрый лях, спрятавшийся за одной из телег, выскочил как будто из табакерки и едва не пришил Михая (только пуля Дениски успела немножечко раньше), то пришлось на бегу устраивать прореху в строе спешившихся казаков, которых не зря называли «панцирными».

Сабля тоже не знала покоя. Высокий рост делал Павленко в сравнении с приземистыми поляками почти великаном, а это, как известно, большое преимущество в фехтовании.

Морошкин действовал не так сноровисто и быстро, как Дениска, предпочитая прямолинейной сшибке продуманную стратегию. Почти всегда заставлял противника ошибиться и только после этого наносил один аккуратный, но смертельный удар. Интуиция помогала майору находить бреши в обороне любого противника, будь тот хоть трижды опытным бретёром, прежде не ведавшим поражения.

Свешникова Дёмин не видел, но знал, что под крылом Воднева историк точно не пропадёт. «Кержач» не позволит темпераментному учёному пороть ненужную горячку и вытащит из любой беды. С ним тот и в огне не сгорит, и в воде не утонет.

Собственно, так оно и было. Умелая рука Воднева не раз и не два отводила беду от буйной головы научного авторитета. Пожалуй, из спецназовца мог бы выйти телохранитель высшего разряда, хоть прямо сейчас в охрану президента.

Что касается стрельцов, те находились в своей стихии. Бердыш – штука серьёзная, можно орудовать и как топором, и как копьём при необходимости. А если между затором из телег и лесом вдруг становилось тесно, так всегда можно перехватить острую сабельку. И в сабельной рубке стрельцы тоже знали толк.

Однако не всем сегодня везло. Имелись потери среди стрельцов, и далеко не шуточные. Как и предполагалось, поляки не собирались задёшево продавать свою жизнь. Бились отчаянно, от души, ничего не боясь, смело кидаясь в безрассудную схватку.

Этот противник был достоин уважения. И пусть принял католическую веру, но всё же оставался своим братом-славянином. Жаль, что законы истории поставили его на противоположную сторону.

Наверное, взаимоистребление длилось бы ещё долго, пока кто-то из ляхов вдруг не вскинул руки и не попросил пощады. Остальные как будто только и ждали этого возгласа, боясь оказаться первыми. Теперь же словно плотину прорвало.

– Пан, милости прошу! – завопил панцирный казак, с которым едва не сцепился Дёмин, уже прикидывавший, каким манером отправит поляка на тот свет. – Пощадите!

Люди устали убивать, насытились кровью и с облегчением остановили этот процесс.

– Войник Андрей, – позвал Дёмин, почему-то зная, что Морошкин услышит его и сразу окажется рядом.

Тот возник словно из ниоткуда.

– Слушаюсь, господин воевода.

– Позаботься о раненых и пленных, – велел подполковник. – Через десять минут жду с докладом. Ну, а я пока пойду взгляну, что тут нам бог послал. Авось и впрямь что-то полезное.

Примерно половину телег занимали мешки с зерном: рожь, пшеница, овёс. Четыре телеги были загружены неотбелённым холстом. Что ж, тоже штука полезная. Правда, что он будет делать с холстом, Дёмин представления не имел, но решил, что что-нибудь да придумает.

На двух телегах поляки везли изделия местных кузнецов – подковы, топоры. Вон, даже необработанные крицы[6]скверного болотного железа прихватили.

Кое-какие трофеи вызывали оторопь. Ну скажите, зачем полякам старые крестьянские тряпки – куски мужских рубах и обрывки женских сарафанов?

«Основательные ребята, – подумал Дёмин, покачав головой. – Ничем не брезгают, сволочи!».

Но потом до него дошло. Это же корпия! Ваты ещё не придумали, а раны обрабатывать надо. На Руси для этого использовали мох-сфагнум, а в Европе раздирали старые тряпки, «выщипывая» из них нитки.

Да, в обозе было много полезных вещёй, но к сокровищам можно было отнести телегу, заполненную серебром. Здесь лежали сваленные в груду переплёты старинных книг, в серебряных окладах с полудрагоценными камнями. Были серебряные сосуды-кубки, какие-то широкие тарелки, ложечки, изящные вещицы в форме храма и много ещё такого, о чём подполковник не имел представления. Одна беда, что всё это было изодрано и исковеркано не то каблуком, не то рукояткой сабли.

«И что со всем этим делать?» – задумался Демин, а потом успокоился, решив показать это сведущим святым отцам. Ежели скажут, что нужно вернуть владельцу – так он и сделает, а нет, так и самим пригодится, для благого дела.

Свешников как-то говорил, что для выкупа из татарского плена великого князя Василия во всех русских церквях были собраны и перелиты серебряные сосуды. А тут не какого-то князя выкупать, а за свободу сражаться!

О, упомяни Свешникова, и тот сразу нарисуется собственной персоной.

– Пойдём, что покажу, – поманил учёный.

Он подвёл Дёмина к одной из телег, мимо которой подполковник равнодушно прошагал чуть раньше, и отдёрнул рогожу.

Взору гостей из будущего представился приличного размера сундучок, окованный железом. Ну, а чтобы вскрыть его – пришлось бы повозиться с увесистым замком, должно быть, прародителем всех амбарных.

– Думаешь, что-то ценное? – заинтересованно протянул Дёмин.

– Вряд ли бы на рухлядь какую такой замок присобачили. Надо Воднева кликнуть – пущай вскроет.

Вызвали Игоря. Тот присел на корточки перед сундуком, задумчиво оглядел замок, вздохнул, сбегал за инструментом, поковырялся какой-то шпилькой минут десять, а потом с торжествующим видом поднял металлическую дужку и открыл «сейф».

– Вуаля!

Увидев содержимое сундучка, спецназовцы дружно присвистнули. Тот был доверху набит серебряными монетами.

– Талеры, – с выдохом произнёс Павленко, мимо которого такое событие пройти не могло.

– Ефимки, – поправил историк. – А полное название «Йоахмстальгульденгрошены». Талерами их в Европе называли. А мы – ефимками. Получали за товары монетами, а потом чеканили из них копеечки.

– А что, у нас только чешуйки были? – хмыкнул Павленко. – Это ж заколебёшься деньги считать!

– Ну, что делать. Рубли только при Петре появились. Вот их как раз из талеров и чеканили. Алексей Михайлович попытался крупные монеты в ход пустить – не получилось. Хорошо поляки кого-то пограбили.

– Тогда реквизируем деньги в свою пользу, – объявил Дёмин.

Тут как раз подоспел Морошкин.

– Товарищ воевода, разрешите доложить.

– Разрешаю.

– У нас следующие потери: среди стрельцов трое двухсотых, четверо трёхсотых – один крайне тяжёлый. Разрешите прибегнуть к медицинскому чемоданчику?

Подполковник кивнул.

– Действуй, войник. Трофейную команду организовал?

– Так точно. Заодно и похоронную – негоже тела просто так на дороге бросать. И да, товарищ воевода, тут насчёт пленных кое-что любопытное выяснилось. Тебе надо бы потолковать кое с кем.

– Ладно, пошли, потолкуем. Посмотрю, что за птица такая, ради общения с которой дёргают целого подпол… то есть воеводу, – поправился Дёмин.

Важная птица была облачена в панцирь, поверх которого стелился белоснежный (что удивительно!) кружевной воротник, в широкие штаны, смахивающие на извращённый вариант галифе, и имела на удивление нагло-спокойное лицо.

– Барон Курт фон Ноймарк, – представился он.

Барон говорил по-русски с едва заметным акцентом.

– Слушаю вас, – ответил Дёмин, придав лицу надменное выражение.

– Надеюсь, я имею дело с дворянином? – поинтересовался барон. – С европейским дворянином? – уточнил он.

Напустив на себя гордый вид, Дёмин ответил:

– Наш род из владетелей сербских.

– Герцог Дундич, – воспрянул барон. – Я хочу предложить вам свою шпагу. Свою, а также шпаги своих людей.

Такого поворота подполковник не ожидал. Вчерашние враги просятся на службу? Хотя – почему нет?

– Сколько у вас людей?

– В обозе нас было двадцать человек. Ну, теперь уже меньше, – слегка улыбнулся барон. – Но за десять человек я ручаюсь. Кроме того, под Смоленском у нас есть товарищи – ещё человек сто. Наш контракт с польским королём закончился позавчера. Признаться, я хотел по минованию расчётов вернуться домой.

– Король так плохо платит?

– Его католическое величество Сигизмунд предпочитает отправлять деньги в Рим и постоянно забывает рассчитываться со своими воинами, – сказал немец, поморщившись.

– Значит, здесь у вас десять человек… – задумчиво произнёс Дёмин.

– И они обойдутся вам в сущие пустяки, – расплылся в широченной улыбке барон.

– И сколько?

– Мне, – зачем-то оглянулся немец, – достаточно и десяти талеров в месяц. А моим людям – по пять талеров.

Барон смотрел такими честными глазами, что Дёмин сразу заподозрил – врёт, собака. Но сколько стоит наёмник, он понятия не имел.

К счастью, Свешников с Павленко уже закончили свою работу.

– Господин барон предлагает свои услуги за скромную плату в десять талеров, – сообщил подполковник историку.

– Сколько? – возмутился Свешников. – Облезет!

Опасаясь, что немец не поймёт жаргонизм студентов двадцать первого века, доцент перевёл:

– Das ist zuviel, Herr Baron.

Барон отозвался длинной тирадой, историк начал было отвечать по-немецки, но был прерван командиром:

– Извольте по-русски!

– Господин барон хочет слишком много, – любезно сообщил историк. – Даже в Европе красная цена для наёмника – четыре талера. Ну, капитан получает пять-шесть. В России же их нанимают за два талера, а командир… ну, пусть командир получает пять.

Капитан наёмников приготовился к увлекательному занятию, надеясь выторговать цену побольше, но Дёмин только покачал головой и довольно-таки жёстко сказал:

– Ваши люди получат по два талера, а вы – пять.

Барон, поняв, что с сербским герцогом не поторгуешься, слегка поклонился и протянул руку.

Дёмин не понял, что от него требуется, но опять-таки выручил историк. Свешников метнулся к драгоценному сундучку и, едва не оттолкнув оторопевшего Дениску, вытащил оттуда с десяток талеров. Когда монеты оказались в руках капитана и тот ушёл к своим людям, историк пояснил:

– Господин барон взял задаток. Теперь он станет служить нам ровно месяц.

– Не обманет? – недоверчиво протянул Павленко, притащивший сундучок с собой. – А если его перекупят?

– Не обманет. У наёмников свой кодекс. А перекупить его тоже не могут. Пока месяц не пройдёт – он наш.

– Сам же говорил, что под Клушино шведы к полякам ушли…

– Если бы у Шуйских хватило ума заплатить наёмникам в срок, они бы под Клушино не отступили и к полякам бы не переметнулись. Работа такая – за деньги умереть. Если кто из наёмников хоть раз слово нарушит – считай, что волчий паспорт получил.

Глава 9

Военный совет собрался ближе к вечеру, когда слегка увеличившийся за счёт наёмников отряд встал на ночлег.

Для воеводы соорудили шатёр (должность обязывает), в нём-то Дёмин и собрал спецназовцев. Начальствующего над стрельцами Тимофея и фон-барона не пригласили. Подполковник решил, что доведёт до них свою волю позже, после того, как обсудит дальнейшие планы среди своих.

– Значит так, – начал Дёмин, – даже если мы поспеем в Москву, там, – он нарочно подчеркнул это слово, – мы всё равно ничего из себя представлять не будем. В Москве мы никто и звать нас никак. Любая наша попытка скорректировать историю и спасти Василия Шуйского обречена на провал. Там нас схарчат и даже не подавятся.

– И что тогда – возвращаться домой, не выполнив задание? – озвучил мучивший всех вопрос Морошкин.

– Ни в коем разе! – твёрдо объявил Дёмин. – Мы тут с Алексеем Михайловичем поговорили и пришли к выводу, что есть один способ спутать карты тем, кто намерен снести Шуйского с престола. Я, как вы понимаете, не верю в стихийные перевороты и революции. За каждым таким событием стоит определённая партия тех, кто это организовывает и накачивает деньгами и прочими нужными для дела ресурсами. Согласен, что порой ситуация может вспыхнуть как пожар и выйти из-под контроля, но это точно не наш случай. Другими словами, мы проявим себя здесь настолько громко, что нас заметят в Москве. И при этом мы заявим о себе как о верных слугах законного государя – Василия Ивановича. Алексей Михайлович предполагает, что эта акция может подкорректировать планы врагов царя.

– То есть – долой Семибоярщину! – блеснул познаниями Дениска.

– Именно. Все эти Голицыны, Мстиславские и прочие… Они, если не откажутся от идеи свержения Василия Шуйского, то хотя бы возьмут тайм-аут, чтобы понять потенциальную угрозу с нашей стороны.

– А мы, значит, получим передышку во времени, – догадался Воднев.

– Именно. Время – это то, чего нам так категорически не хватает, – подтвердил Дёмин.

– И каким образом мы сумеем громко заявить о себе? – нахмурился Морошкин.

– Единственный приемлемый вариант – отбить Дорогобуж у поляков и сделать его своим опорным пунктом. Центром силы, если хотите. Дальше по стандартной программе, обкатанной ещё в Козельске: всасываем «пылесосом» остатки разбитой под Клушино армии, собираем ополчение, берём на службу наёмников…

– Так не было у нас под Козельском наёмников, – не преминул вставить Дениска.

– Зато здесь будут. Деньги у нас есть. Короче, в Москве о нас услышат, и тогда ни одна зараза не прибежит под окно Шуйского с криками «Ты нам больше не царь!». А если и прибежит, то гораздо позже, когда у нас уже появятся определённые рычаги воздействия.

– И то хлеб, – покладисто кивнул Воднев. – Но я пока одного не понял: как Дорогобуж брать будем – штурмом? Тогда надо понять, сколько у поляков бойцов под ружьём.

Точного количества войск в гарнизоне не знал даже всеведущий Свешников. Покопавшись в глубинах памяти, он смог извлечь только следующую, не самую полезную информацию: город был взят ротмистром Нелюбовичем, и поляки продержались в нём аж до 1613 года. Ну и вдобавок Алексей Михайлович вспомнил цитату, говорившую, что в Дорогобуже «после польского разорения осталось только десять человек, а уездом владеют казаки». Правда, практического интереса эти сведения не представляли.

– Будем исходить из худшего, – заявил Дёмин. – Сколько служивого народа может ходить под ротмистром?

– Ротмистр командует хоругвью. В зависимости от рода войск и финансовых возможностей ротмистра – от двадцати до восьмидесяти человек, – дал историческую справку Свешников.

– Значит, восемьдесят. Рота. А сколько нам нужно, чтобы городок взять?

– При классической раскладке, да в чистом поле, нужно человек двести. Три к одному. А в крепости… – слегка задумался историк. – Тот же Шеин, имея пятьсот человек, воевал против двадцати тысяч. А нас в Козельске тогда сколько было?

Воспоминания о том, как они умудрились выстоять перед многотысячным войском татар, грели душу. Но эпоха нынче другая, да и они сейчас в другом качестве.

– И есть у меня одно соображение, – продолжал учёный.

– План Свешникова понравился. Однако он требовал определённых затрат. И материальных – соорудить кое-какое снаряжение, и кадровых – привлечь местное население в качестве массовки.

С самого утра пан Велислав Нелюбович был недоволен. Неделю назад, когда полковник Струсь приказал ему занять Дорогобуж, ротмистр обрадовался, восприняв это не только как повышение, но и как нежданный, но заслуженный отпуск – до того осточертело осаждать треклятый Смоленск, где ежедневно рискуешь получить пулю со стены, либо, что вероятнее всего, – кирпичом по голове.

Стать комендантом города куда достойнее, чем ежедневно страдать от холода и поноса в палатке и мокнуть в траншее, потому что лёгкой кавалерии то и дело приходится спешиваться.

Ещё вчера пан ротмистр считал себя полновластным хозяином города и прикидывал, как ему воспользоваться ситуацией, чтобы отправить что-то полезное в родной фольварк и, если все будет хорошо, расстаться-таки со службой.

Уйти на отдых ротмистр имел полное право и в силу возраста, и по выслуге лет. Пан Велислав уже скопил достаточно злотых, чтобы осесть в родном крае, завести наконец-то семью и радоваться детям, а там, даст Бог, и внуков дождаться. Русь раскалывалась, как кусок необожжённой глины, и грех было не воспользоваться даром Фортуны.

Нелюбович не ожидал неприятных сюрпризов от московитов, хотя и ловил на себе недовольные взгляды горожан. Но что ему до городских обывателей?

В его родовой хоругви были не какие-то хлопы, собравшиеся от сохи в надежде на лучшую долю, и не прибившиеся к польскому войску остатки русских бандитов, а настоящие воины, вместе с которыми Нелюбович вышел из своего фольварка, воевал и со шведами, и с московитами.

Семьдесят ратников – это сила, с которой не справится и сотня стрельцов, не говоря уже о каких-то там горожанах. Но немолодой уже ротмистр прекрасно понимал, что без нужды с московитами лучше не связываться.

Всё-таки даже с таким количеством бойцов гарнизон не мог позволить себе полноценные караулы на стенах и регулярные патрули на улицах. Случись нападение извне – можно получить удар в спину.

И потому молодому и глупому подхорунжему Сметанке, решившему ради смеха сорвать платок с русской бабы, ротмистр приказал всыпать «горячих». Как шляхтича, хоть и загонового, подхорунжего надлежало пороть на ковре, но ковров во всём Дорогобуже не нашлось. Здесь, у полудиких московитов, они не водились в принципе. Плюнув, ротмистр приказал вынести из воеводского дома половик.

Сметанку, разумеется, было немного жаль, но седоусые соратники ротмистра порку одобрили. Наслышаны были, как за подобные «шалости» шляхтичей из войска царя Димитрия московиты утопили в Яузе.

Утром пришли худые новости. Один из слуг, сопровождавших коронный обоз в Речь Посполитую, явился запыхавшийся и перепуганный донельзя.

Хлоп сумел вырваться, за две мили до города загнал лошадь. С его слов, обоз попал в русскую засаду. Откуда здесь могли оказаться русские, способные устроить засаду, ротмистр представить не мог.

Войско московитского царя, разбитое под Клушино, уже должно было добежать до Москвы, а то и подальше. Наёмники-шведы сейчас где-то под Смоленском, договариваются с королем Сигизмундом о плате за службу, либо ещё о чем-то.

Какие-то разбойники? Вряд ли среди них найдутся безумцы, готовые напасть на обоз, который охраняет столько воинов… Любой из ратников Нелюбовича порвал бы в клочья с десяток разбойников, даже вспотеть бы не пришлось… Нет, таких шаек в окрестностях не водилось. Если бы появилась, Нелюбович узнал бы о том в числе первых.

Ротмистр был старым солдатом, битым жизнью, досыта повоевавшим за свои сорок пять лет и носившим на теле шрамы от шведской сабли, от русской рогатины и от турецкой картечи.

Конечно, никто ему не сказал, что неизвестный враг пойдёт на Дорогобуж, но никто не говорил и обратного. В нынешние времена необходимо быть готовым к любым свистопляскам, а недооценивать врага – гораздо хуже, чем переоценивать.

Насколько он помнил, обоз сопровождало с дюжину коронных гусар, две дюжины казаков и два десятка пеших наёмников-мушкетёров, не считая обозной прислуги. Ладно, мужиков из московитов можно не брать в расчёт, но у польских обозников оружие имелось. Если верить хлопу, почти все были расстреляны прямо в упор, а потом перебиты неизвестными людьми, в странной одежде, которых было «видимо-невидимо», а стреляли они из очень маленьких ружей.

Хлоп попытался показать размеры оружия, но выходили уж совсем смехотворные. Нет, таких мушкетов просто не может быть! Верно, с перепугу принял за мушкеты новые немецкие пистолеты. У страха, как говорят, глаза велики, но нападавших должно быть не меньше сотни. А чтобы выстрелить из пистолета, да ещё и попасть в гусара, закованного в панцирь, нужно приблизиться хотя бы на десять шагов! Будь нападавших немного, они бы на такое не отважились. Значит, русских было не меньше двух сотен.

Пан Нелюбович, при всей антипатии лёгкого кавалериста к тяжёлому, осознавал, что один коронный гусар в былые времена стоил двух конных московитов, а в нынешнее время – даже и трёх. Решив на всякий случай, что неизвестных противников не меньше трёх сотен, ротмистр приказал готовиться к обороне.

У Дорогобужа уже давно не было толкового воеводы. К тому же они постоянно менялись и были больше озабочены сбором податей для государя (Димитрия ли, Василия, уже никто толком не понимал) и «кормовых» денег, так что следить за сохранностью деревянных стен и башен было недосуг.

Стоило ли удивляться, что две из пяти имевшихся башен перекосились, в стенах брёвна не просто сгнили, а высыпались, а главные ворота держались на двух петлях вместо четырёх?

Подчинённые с явной неохотой отправились сгонять местное население на укрепление стен и башен.

Разумеется, брёвен в запасе не было, ехать в лес дорогобужские обыватели не желали – мол, коней нет, топоры поломаны, да и страшно!

С большой руганью, угрозами и посулами, удалось разобрать несколько пустующих домов и бесхозных сараев, чтобы хоть как-то залатать самые неприглядные прорехи. Ну, понятное дело, привели в порядок ворота – с первого раза не высадят, а если подтянут артиллерию, то будет уже неважно. Но откуда там артиллерия?

За трое суток, что шёл ремонт, ротмистр не спал ни ночи и питался, почитай, одной лишь вудкой. И стоило ему сегодня сомкнуть веки, немного подремать, как прибежал посыльный и сообщил, что по южной дороге на город надвигаются вооружённые люди.

– Кто такие? Сколько? – отрывисто спросил ротмистр, спросонок не попадая ногой в сапог.

– Не знаю. Много, – осклабился посыльный.

Парень был из последнего набора, призванного в королевскую армию нынешней весной. Глуп, как старая затычка от бочки, но исполнителен.

– Пся крев, – сквозь зубы выругался пан Нелюбович.

Через несколько минут комендант города был уже у ворот. Убедившись, что врата заложены крепким брусом, поднялся наверх.

С надвратной башни, самой крепкой по сравнению с остальными, на которой была установлена единственная пушка, виднелась приближающая толпа.

Ротмистр, в который раз пожалев, что зрение уже не то, что в юности, принялся всматриваться в столб пыли, сквозь которую начали проступать отдельные фигуры.

Когда до наступавших оставалось саженей сто, можно было разобрать, что на город наступает не войско, а толпа мужиков, вооружённая чем попало: косами, насаженными на черенки вертикально, вилами, топорами. Кое у кого из мужиков было дреколье, а двое или трое тащили неподъёмные пищали. Сверху не было видно, но похоже, что фитильные, как бы не времён Иоанна Грозного. Ни штурмовых лестниц, ни шестов не наблюдалось.

– Курва! – проникновенно сказал ротмистр.

Два пожилых жолнера, таращившиеся на толпу, с непониманием уставились на начальника. Это он от злости или от восхищения?

А ротмистр ругался от недоумения. Если быдло собралось атаковать Дорогобуж, то это просто смешно. На толпу мужиков не нужны все его силы, будет достаточно десятка два верховых с нагайками. Но всё-таки, на всякий случай, он кивнул подчинённым на пушку.

– Заряжай.

– Уже готово, пан ротмистр, – сообщил один из солдат, смысливший в артиллерии.

Пан Велислав уловил краем глаза чёрную точку. Со стороны русских к городу летела какая-то странная птица.

Она резко поднялась вверх, а потом так же резко пошла вниз, облетела вокруг привратной башни. Местные пернатые – вороны, галки и даже голуби с воробьями, очевидно, приняли птицу за ястреба и дружно кинулись атаковать старого врага, но, не долетев до него саженей пять, резко разлетелись в стороны.

Ротмистр подивился птице, но тут же про неё и забыл, потому что внизу намечались более интересные события.

Похоже, русское быдло совсем ополоумело. Вместо того, чтобы хотя бы приблизиться к воротам и попытаться вырубить их топорами, мужичьё остановилось, а потом, повинуясь чьей-то команде, установило пищали на посошки и, старательно зажмурив глаза, приложило фитили к ружьям.

Свинцовые шары отрикошетили от железной обивки ворот. Стрелять из старых пищалей по таким вратам – всё равно, что бросать в них камнями.

Поляки, стоявшие на карауле, дружно захохотали. К ним присоединились и остальные ратники.

Ротмистр, поначалу собиравшийся дать команду хоругви седлать коней и разогнать этот сброд, решил пока не спешить. Смех смехом, но этого быдла слишком много. Безопаснее отсидеться за стенами. Вон, впереди московитов выдвинулся хлоп в серой епанче, державший в руках какую-то диковинную уразину – не то маленькую пушку, не то мушкетон.

– Пан ротмистр, гляньте, – сказал один из солдат, отвлекая внимание начальника от непонятного русского. – Коронное войско!

По южной дороге, прямо в тыл русских, выдвигалась тяжёлая кавалерия. На солнце блестели шлемы, сверкали зерцала, а за спинами витязей развевались крылья!

– По коням! – зычно скомандовал ротмистр.

Пожалуй, теперь можно сделать вылазку, чтобы гусары потом не говорили – мол, отсиделся за стенами, старый хрыч, пока его спасали.

Тяжёлая кавалерия рассечёт русских как горячий нож масло, они начнут разбегаться по сторонам, и тут-то его витязи и порубят московитов.

Так, а что тут опять летает?

Оставив на вратах и башне с дюжину солдат, ротмистр выстроил свою хоругвь в колонну по четыре, плотно сдвигая ряды, махнул дланью, приказывая открыть ворота.

Тяжёлые створки ворот раздвинулись, ротмистр привычным движением взмахнул рукой, так же привычно тронул поводья, задавая темп своему небольшому войску.

Сейчас хоругвь ринется вперёд, обтекая московитов, а он, пожалуй, срубит первым того русского с непонятным не то мушкетоном, не то потешной пушчонкой. Тот как раз опустился к земле, припав на одно колено, и уразину чудную поставил перед собой. Короткая тренога у неё, что ли, была?

Пушечка эта как будто три раза подряд сверкнула крохотным огоньком. Звук, похожий на выстрел, трижды донёсся до пана Велислава – тук-тук-тук! Он не поверил увиденному и услышанному, потому что ни один мушкет и ни одна пушка в мире так часто не стреляют. И уж тем более ротмистр не успел увидеть несущиеся навстречу вращающиеся снаряды. Хотя говорят, что перед смертью время останавливается, и человек способен увидеть поразившую его пулю, но кто его знает, не выдумка ли это учёных книжников?

Первая осколочная граната поразила ротмистра в грудь. Две другие разорвались внутри польской хоругви, встретившись с телами следовавших за командиром кавалеристов. Как бумагу пронзая доспехи кусочками металлических «рубашек», раздирая ими плоть витязей и ни в чём не повинных коней.

Хоругвь, прошедшая несколько войн и множество сражений, была уничтожена ещё до вступления в бой. Те, кому повезло остаться в живых, были оглушены. Жолнеров, стоявших у ворот, побило каменной крошкой и щепой.

В город врывались гусары, на ходу сбрасывая крылья, а за ними вбегала толпа мужиков, радостно громя всё вокруг и торопясь убить уцелевших и ополоумевших ляхов.

Где-то через полчаса Дорогобуж окончательно пал и перешёл в руки отряда Дёмина.

Глава 10

В качестве штаба Дёмин выбрал дом прежнего воеводы, располагавшийся на большом холме. В этом же здании квартировал и ротмистр Нелюбович, которого вместе с солдатами его войска (пленных на сей раз не брали) хоронили в одной братской могиле.

Воевода обнаружил в доме штат прислуги: кухарку, привратника и конюха с истопником.

Приказав им навести порядок в доме, да как следует вымыть полы, подполковник махнул рукой. Видимо, дворня осталась ещё с прежних времен. А куда ей, собственно говоря, деваться? Так и жили, исполняя обязанности. Ну, живут, так нехай живут.

Рядом с домом воеводы стояла деревянная церковь. Удивительно, но поляки, не испытывавшие пиетета к православным храмам и святыням, трогать её не стали и даже не оборвали висевшие перед чудотворной иконой золотые и серебряные колечки, серёжки, принесённые в дар. При храме был и батюшка – отец Серафим. Именно его Дёмин попросил организовать службу в честь победы русского оружия и царя всея Руси Василия Иоанновича.