Стёбовые стихи

Размер шрифта: 13

Шушманов Евгений Леонидович, член Российского союза писателей (РСП), автор более 1000 стихотворений. Победитель конкурса РСП «Георгиевская лента 2017». Дипломант 1 степени в номинации «Историко-патриотическая поэзия» международного фестиваля «Мгинские мосты 2020». Финалист премии РСП «Поэт года 2020» в номинации «Лирика».

Награждён в 2020 году медалью РСП – «Иван Бунин 150 лет» и в 2022 году медалью «Сергей Есенин 125 лет».

Автор сборников «Аты-баты», «12 месяцев стихов», «Анатомия любви» и «Разлучный чай».

Пьеса в стихах «Прощание с юдолью или три дня из жизни Петра Великого» вошла в финальный список конкурса «Время драмы 2017» Гильдии драматургов Санкт-Петербурга. Более полно познакомиться с творчеством автора можно на сайте РСП стихи.ру.

От автора

Не пугайся, уважаемый читатель, названию сборника. Слова «стёб», «стебаться», «стёбовый» (или стебовый) – это, отнюдь, не неприличные слова, как может показаться первоначально. Толковый словарь под редакцией Кузнецова относит слово «стёб» и производные от него всего лишь к молодёжному сленгу, к жаргонным словам вполне приличного содержания. «Стёб» на сленге означает – веселиться, шутить, зубоскалить, хохмить, ёрничать, одним словом, стебаться – это, практически, с серьёзным видом городить чепуху, вести рассуждение о совершенно смехотворных ситуациях и вещах, слегка ехидничать, представлять в смешном виде, подкалывать, прикалывать, надсмехаться, вышучивать, высмеивать, иронизировать, а иногда даже и язвить с элементами сарказма.

Аналогичные определения дают понятию «стёб» и другие источники. Интересно, что Словарь русских синонимов приводит образованное от него прилагательное «стёбовый». Согласно словарю, «стёбовый» («стебовый») – это то же самое, что «остроумный», «языкастый» или «зубастый».

Подшучивать над друзьями и своими знакомыми в порядке вещей для человеческого общения, как показатель неравнодушия к ним и поддерживающего оптимизма. Но иногда применение стёба бывает более глубоким и ироничным, пожалуй, даже сатиричным, в тех случаях, когда ядовитой иронии подвергается какое-то неприятное явление или событие в нашей общественной или личной жизни. Но высшим пилотажем в области стёба обладают люди с адекватной самооценкой, способные «стебаться» над самим собой, что, на мой взгляд, является показателем их зрелости и житейской мудрости.

В этом сборнике стихов читатель найдёт коктейль из чепухи и мудрых мыслей, весёлое прикалывание и кусачее ехидство, грустную иронию и язвительный сарказм, всего понемногу.

Читайте, не только улыбаясь, но и раздумывая над прочитанным, ведь иногда в стёбе смысл лежит гораздо глубже, чем это может показаться изначально.

Приятного чтения и правильного употребления прочитанного…

Про юмор жизни

Гадать нам поздно на ромашке
и зелье пить мечты и снов,
ведь юмор в жизни, как подтяжки
для поддержания штанов.

Года – лишь цифры на бумажке,
а значит, просто, ерунда,
хотя не делают поблажку
ни в чём, нигде и никогда.

Судьба нас била, как дворняжку
армейским кожаным ремнём,
но юмор был нам, как рубашка
надежд, что всё переживём.

Ещё готовы без бумажки
произносить душой стихи
для той, чьи милые кудряшки,
прощают прошлые грехи.

Хотя и нет того задора,
и время самый главный враг,
но юмор был всегда опорой
в штормах житейских передряг.

От секунданта ждём отмашку,
как незаслуженный упрёк,
чтоб сбить с противника фуражку,
вогнав свинец под козырёк.

По телу бегают мурашки,
что счёт предъявит Кредитор,
но юмор в жизни, как упряжка,
в строю нас держит до сих пор…

Вино и истина

Ну, что мой друг, давай впадём в нирвану,
поищем вместе истину в вине,
прочтём ответ на донышке стакана,
побыв с самим собой наедине.

Прекрасен вкус и терпкость винограда,
лоза ласкает нёбо и язык,
блажен, кто ищет истину в награду,
глотком её приветствует кадык.

Для размышлений, а не ради пытки,
вино создали боги для людей,
чтоб мысль ползла быстрее, чем улитки
и с истиною встретилась скорей.

Ты ублажаешь душу, а не глотку,
вино не водка, в той букета нет,
лишь по мозгам ударит, словно плёткой,
ход рассужденья, превращая в бред.

А истина логична и бесстрастна,
хоть, как бы ты её не убеждал,
вину лишь благородному подвластна,
так вроде Плиний Старший[1]утверждал.

Окончен путь и вот он вход в нирвану,
но стоя у распахнутых дверей,
не перепутай истину с путаной,
хотя, конечно, что кому важней.

Чтоб истину не превращать в химеру,
познать её – в глазах нельзя двоиться,
коль ищешь встречи с ней, то помни меру:
одно лицо у истины – не лица…

Традиция

Мы духом и традицией не слабы
пол-литра в день получки раздавить,
чтоб о работе, а потом о бабах,
с друзьями по душам поговорить.

И в этот раз себе не изменяли,
затарились по полной, от души,
мы целый месяц день любимый ждали,
чтоб жидкость, что купили, осушить.

Три по ноль пять московского разлива,
душе, забытой бытом, для рывка
и чтобы лакирнуть, конечно, пиво,
бычки в томате, «Дружба» – три сырка.

Не торопясь по «сотке» пропустили,
чтоб вспомнить, кто нас месяц обижал,
начальнику все кости перемыли,
за то, что гад, всем премию зажал.

А этот вечный клоун из профкома,
начальству, не мигая, смотрит в рот,
ему понятье «совесть» незнакомо…
позорит, гнус, рабочий весь народ.

Ещё по сто?… А эти футболисты…
Давай за дружбу «Дружбой»[2]зажуём…
Гоняют мяч, как томные стилисты…
А кстати, нефть и золото – почём?..

Ну, вот уже две трети одолели,
а разговор пошёл лишь на подъём,
по триста осушили, «дружбу» съели,
что ж, плавно к рыбным блюдам перейдём.

Бычки в томате классные консервы
и мировой мужицкий закусон,
но всё-таки, какие бабы стервы,
подумали все трое в унисон.

Наверное, на сердце накипело,
ничем породу эту не проймёшь,
как во время пускают тело в дело,
что сразу и подвоха не поймёшь.

Своим «Хочу!» – порвут, как струны, нервы,
навешают нам на уши лапши,
пожалуй, однозначно, бабы – стервы
и нет у них ни сердца, ни души.

«Моя вчера заначку отыскала,
давно никто так рядом не вопил,
ещё чуть-чуть – в асфальт бы закатала,
как будто шубы все её пропил.

Конечно, мною не затмить шедевры,
возможно, есть достойные самцы,
но истина гласит, что бабы – стервы,
зачем же сразу обрубать концы.»

«А мне совсем, братва, хана настала:
на трёх работах горблюсь, словно раб,
но по её расчётам слишком мало,
ей подай теперь другой масштаб.

И вроде работящий я и верный,
и долг могу супружний выполнять,
но думается мне, что бабы – стервы,
для интереса могут загулять.»

«И у меня был тоже случай скверный:
ходил за ней два года по пятам,
всё сходится, пожалуй, тоже стерва,
как раньше я не понял это сам.

Дарил цветы совсем не ради случки,
а мне в ответ букетом по мордам»…
Так каждый месяц в день своей получки
беседуют мужчины по душам.

Мы месяц ожидаем дня благого,
когда своей душе долги вернёшь,
не запретить общения мужского,
традиция – ну, что с неё возьмёшь…

Баллада о домовом
(балагурная байка)

Просит дух уединенья,
собеседника – душа,
нет в столице утешенья,
этим дача хороша.

Поздний вечер, ночь крадётся,
переделаны дела,
но душе в ночи неймётся:
нет покоя и тепла.

Одному пить водку скучно:
душу некому излить,
да и как-то несподручно
самому себя хвалить.

Что прошёл день, дескать, складно,
грядки под зиму вскопал,
заготовил дров изрядно,
бездыханным чуть не пал.

Людям жизнь дана в рассрочку:
смесь веселья и тоски,
но не пить же в одиночку,
как-то, всё ж, не по-людски.

Ни судья, ни проповедник,
нет, не стоят ни гроша,
людям нужен собеседник,
чья-то близкая душа.

И позвал я домового,
(он жилец здесь, а не тать[3]),
не подумайте плохого:
вечер поздний скоротать.

Я его в упор не вижу,
что ж, пусть сядет на скамью,
хлебом-солью не обижу,
рюмку полную налью.

С домовым сидим на пару,
он молчит – я говорю…
Эх, бы взять сейчас гитару…
Нет, пожалуй, закурю…

В одиночку скучно пьётся:
куража и смысла нет,
и закуска не жуётся,
будто ты уже отпет.

А вот с ним другое дело,
собеседник, как ни как,
в то, что в жизни накипело,
пусть вникает мой ведьмак.

Рассказал я домовому,
что на сердце у меня,
как теперь по-деловому,
под себя гребёт родня.

Всё хорошее забыто,
кровь родная, как вода,
и взымает время мыто[4]
на дороге в никуда.

Вот и в мире всё тревожно,
как бы не было войны,
ведь принять всё это можно
за проделки сатаны.

На работе – сокращенье,
в телевизоре – фигня,
вызывает отвращенье
у него и у меня.

Изливал ему я душу,
не смотря, что он молчал,
но не тряс его, как грушу,
прав особых не качал.

Домовые – не святые,
чую просит вновь – «Налей!»,
глянул – рюмки-то пустые…
Эх, какой я дуралей.

Домовому подливаю,
для продления бесед
и себя не забываю,
соблюдая паритет.

Мы напиток не меняли
(врут, что истина в вине),
мы с ним истину искали
и нашли её на дне.

Так с устатку, без насмешки,
пообщались с домовым,
съели закусь всю без спешки:
холодильник стал пустым.

Но зато душа ликует,
как закончен этот день,
и сама с собой воркует,
словно в мае рвёт сирень.

И на том поставлю точку
(грусть растаяла, как дым),
чтоб не киснуть в одиночку,
лучше выпить с домовым…

Я не мифический герой

(монолог простого человека)

Я – не мифический герой,
хотя мечтал им быть порой,
живу отпущенный мне век,
увы, я просто – Человек.

Я – Человек, а что за этим?
Быть не хочу – вторым и третьим,
хочу быть первым и любимым,
и для одной – неповторимым.
Неповторимым, не тиражным,
бенгальским тигром небумажным,
противно мне кому-то врать,
любовь расчётом подменять.
Расчёт хитёр, ему ль не знать,
как телу выгоду искать:
здесь улыбнуться, там заплакать
и в душу, по нужде, накакать.
А что душа? Душа как птица,
всё в небо синее стремится,
души бессмертной вечен век,
а я лишь смертный человек…
В машине слушаю попсу,
пельмени ем и колбасу,
в бассейн и фитнес не хожу
и за фигурой не слежу.
Диет для звёзд не соблюдаю,
желудок пищей уважаю,
постов унылых не блюду,
коль скучно общество – уйду.
Я не люблю людей нескромных,
в словах и действиях скоромных,
мне наплевать, что так не модно,
быть для меня важней свободным.
В поклон не гнуться – «Что угодно?»,
лежачих бить – не благородно,
бояться правды – не по мне
и скучно врать своей жене.
Свою еду отдать голодным,
быть с подлецами неудобным,
в плен не сдаваться на войне
и истин не искать в вине.
Не ангел я, а – человек,
живу отпущенный мне век
и мне от жизни счастье нужно,
всё человечье мне не чуждо.
Да, можно выпить много водки
и обольстить две-три красотки,
но не взлечу, хоть дай разбег…
Увы, я просто – человек…
Нет, я взлечу, когда влюблюсь
иль основательно напьюсь,
замыслю от себя побег…
Куда бежишь ты, человек?…
О, Человек… Звучит, как гордо,
когда не бьют ногами в морду,
не водят фейсом по столу,
счёт предъявляя, как «козлу».
Зарплату платят регулярно,
в толпе не кличут фамильярно,
не поджигают шнур бикфордов…
Тогда я чувствую, что гордый…
Я точно знаю, что могу –
не пожелать измен врагу,
вот верный путь в друзья набиться
и в горе вместе с ним напиться.
Измен напившись, протрезветь,
быть гавнюком, не утерпеть,
себя не подвергая риску,
читать чужую переписку.
Читать и чувствовать вину
души, натянутой в струну…
Напоминает мне враньё,
как гадит с веток вороньё…
Да, так и кот в ботинки гадит,
пока хозяин не отвадит,
макнёт мордашкою в отходы
и всё… – запомнится на годы.
Как быстро пролетают годы,
каталы[5]– жизни и свободы,
транжиры чувств, надежд, страстей,
краплённых горем всех мастей.
Хотя давно и всем известно,
чтоб долго жить – живите честно,
любя, любовью дорожите
и только ей одной служите.
Хочу я женщину любить,
цветы ей каждый день дарить,
а коль не любит, то в побег –
искать любовь… Я – Человек…
Когда любимая не врёт,
с работы вовремя придёт,
в диаметр превратится хорда,
себя почувствую я лордом.
Тогда почувствую – хочу…
Чего? Об этом умолчу…
Ну, в общем, тоже, что жених,
когда читает этот стих.
Тогда я чувствую – пора,
сварить харчо из топора,
наделать роллов и пельменей
и убедиться в том, что – гений.
Не гений я и не плейбой,
а будет надо, я – герой
и тот лишь нервы зря потратит,
кто мне за роль такую платит.
Что роль? Мы все играем роль,
кто шут, кто стерва, кто король,
вот дама сладкая, но сучка,
(не от рожденья – самоучка).
Да, самоучка – жизнь учила,
а в знанье, знаете ли, сила…
Пусть, как-нибудь и что-нибудь…
Дозвольте блузку расстегнуть?
Нет, я, пожалуй, воздержусь…
Я не уверен, что очнусь,
когда её, увидев тело,
не стану евнухом умелым.
Пусть «крышу» мне сорвет с петель,
чем с нелюбимой лечь в постель,
плоть ощущать её постыло…
Уж, лучше трусом быть унылым.
Умелым быть в безумной страсти,
по нраву всем, но лишь отчасти:
заложником у страсти быть –
лишь неприятности нажить.
И упаси вас от напасти
вкусить плоды бескрайней власти:
характер портит власть и стул,
который геморрой надул.

Не злой я, как осиный рой
и не мифический герой,
живу отпущенный мне век,
как просто честный – Человек…

Оптимизм

Зачем прискорбно вспоминать
дней юных плотские забавы,
сминать бессоницей кровать
и сожалений пить отраву.

Считать оставшиеся дни
до погребальной панихиды…
Но нет, себя не хорони,
душой лови весны флюиды.

Пусть будет вечная весна,
пока живёшь ты в ней – ты вечен,
возьми от жизни всё сполна,
но душу береги… И печень…

Рыбацкое

Конечно, на безрыбье рыба – рак,
но разве рыболовы ими бредят,
трофей мечтает выловить рыбак,
да не простой, а рыбину с медведя.

Чтоб показать размер – не хватит рук,
а вытащить её – возьмут лебёдку,
в надежде, что не разогнётся крюк
и что она поместится вся в лодку.

Без выходных, всю зиму напролёт,
они скупают фанатично снасти,
не ведая деньгам семейным счёт,
чтоб по весне отдаться тайной страсти.

И наступает долгожданный миг:
урчит мотор, журчит вода под килем,
река проверит – кто чего достиг,
баюкая пока желанным штилем.

Насажен супермодный виброхвост[6],
на новый спиннинг из крутых карбонов[7]
и для ухи готов вечерний тост,
как торжество усилий и резонов.

И, наконец, что ждёт любой рыбак:
поклёвку и восторг максималиста,
но и трофей рыбацкий не простак:
взял окунёк… всего лишь грамм на триста…

Не надо унывать от неудач,
ведь главное – поставить сверхзадачу,
пока живёт азарт в тебе – рыбачь,
а нет задора – поезжай на дачу…

Десятилетний роман

Я ждал с ней встречи долгих десять лет,
мельком увидев, ею восторгался,
(но лишь тайком) и верности обет
ей сохранял – других не домогался.

Чтоб статус свой общественный поднять
и обладать желанною мечтою,
я вынужден был в корне поменять
всю жизнь свою и знать чего я стою.

Я брал кредиты и влезал в долги,
ломая ноги, догонял карьеру
и примерял себя на роль слуги
или всех грыз подобно бультерьеру.

Я бредил её именем в ночи,
надеждой грел в период ледниковый
и ждал, что мне она отдаст ключи
от трепетного сердца и алькова.

Я столько сил потратил и труда,
чтоб доказать, что я её достоин
и быть с ней рядом ныне и всегда,
и передать тепло своих ладоней.

И вот он – миг, вознёсший до небес,
ключи в руках от счастья, как в романе:
гараж, моя машина – «Мерседес»…
И пустота в душе, и ноль в кармане…

Кошки бывают разные

Кошки бывают разные,
как из цветов букеты,
так собирают пазлами
кошачьей души приметы.

Кошки бывают рыжие,
чёрные или белые,
скромные и бесстыжие,
ловкие и умелые.

Злые и добродушные,
тихие и блудливые,
гордые и послушные,
праздные и ленивые.

Внешне они забавные,
но куртуазно-вельможные,
любят быть в доме главными,
лишь на себя похожими.

Хитрые и лукавые,
верные и ревнивые,
и непременно правые,
а потому строптивые.

Вкуснятину любят в плошке
и ласку, как дозу опия…
Похожи на женщин кошки,
как будто они их копии…

Кошки бывают разные…

Клобук[8]

Как хочется надеть монашеский клобук
и имя поменять, и в келье затаиться,
чем у строптивой дамы облизывать каблук,
надеясь, как дурак, любви её добиться.

А может мне найти надёжный крепкий сук,
и белкою на нём уютно поселиться,
лущить там беззаботно из скорлупы фундук,
но вот боюсь заснуть и под каблук свалиться.

Причудится на ветке, что чей-то я супруг,
марш Мендельсона стих и будни потянулись,
и снова в губы тычет настойчивый каблук,
а может каблуки на шпильке в грудь воткнулись.

И нестерпима боль, нет воздуха дышать,
и снова надо это, и снова надо то,
и тот ли с ней мужчина, дано лишь ей решать…
И новое колечко, и новое пальто?

А где была вчера, не велено спросить,
хоть волос пахнет дымом от крепких сигарет,
дозволено лишь только её всегда простить
и выслушав смиренно, ей написать сонет.

Какое право есть, что можно говорить,
где можно и когда, чтоб вдруг не осерчали?
А можно в жаркий полдень, как дождик моросить,
и радостью своей не доставлять печали.

И в день её рожденья – целуй скорей каблук,
гордись лишь только тем, что смог с ней породниться…
А может мне надеть монашеский клобук
и в монастырь уйти, и в келье затаиться…?

А сколько их таких, попавших под каблук,
и шпилькой, как гвоздём, насквозь судьбой пронзённый,
мечтающих примерить монашеский клобук
и радовать себя, жуя паёк «казённый»…

Ты холодна…

Ты холодна, как кожа крокодила,
лежащего в воде в верховьях Нила,
ты – глыба айсберга, ты – панцирь Антарктиды,
ты испускаешь холода флюиды.

Ты холодна, как все торосы мира,
твой взгляд подобен острию рапиры,
твой взор смертелен, как гюрзы укус,
и поцелуй твой холоден на вкус.

Ты холодна, твоё дыханье – вьюга,
а Королева снежная – подруга,
ты холодна, как гаубичный ствол,
и даже в морге чуть теплее стол,

Теплей поверхность у плиты надгробной,
и палача топор на месте лобно
теплей…, чем взгляд, что брошен на меня,
в котором нет ни ласки, ни огня,
ни доброты, ни искорки участья,
ни капли малой нежности, ни счастья,
в глазах твоих, что смотрят не маня…

* * *

И не согреюсь я молитвой слёзной…
Господь Всевышний… Я – замёрзну…

31-е апреля

«Сказка быль, да в ней намёк, добрым молодцам урок»…

Я и сам себе не верю,
что такое может быть:
тридцать первое апреля…
Этот день мне не забыть…

В этот день тебя я встретил
и до дома проводил,
и букет, а не букетик,
роз роскошных подарил.

Я, как сказочный Емеля,
был на подвиги готов
и текилу с мускателем
за любовь пил без понтов.

И готов был все желанья,
что могла ты захотеть,
все исполнить с придыханьем…
Мог бы даже умереть…

Все красоты Куршавеля
бросить мог к твоим ногам,
быть безумным менестрелем,
петь назло своим деньгам.

Не жалея номиналов,
их к ногам твоим сложить,
прямо в кузов самосвала
и судьбой тебе служить.

Тридцать первое апреля,
не найти теперь ни как:
упустил улов Емеля
и пошёл весь сказ не так.

Я б в любви тебе признался,
но… закончился апрель:
он тридцатого кончался,
когда выветрился хмель.

Сбросив счастье с пьедестала,
но, чтоб чем-то дорожить,
мы расстались без скандала,
продолжая прошлым жить.

«Тридцать первое апреля…»

Тридцать первое апреля
в жизни может быть лишь раз,
словно свет в конце туннеля,
ну, а может счастья сглаз…

Собачья любовь

Замученный дозой виагры,
мой пёс отказался служить,
лениво на сучку погавкал,
и лёг, чтобы стресс пережить.

Лежал, возмущеньем вздымая,
раздутые гневом бока,
от скрежета зубы ломая:
нашли же себе дурака.

Вот раньше бывалоча дело,
отпустят его с поводка,
приветит достойное тело
и даме в подарок – щенка.

А нынче в завивках и шубах,
все в стразных медалях звенят,
чуть лай свой повысит – «Фи, грубо!»
Да как же их крыть сквозь наряд?

Пока одежонку всю скинешь,
душа отлетит в облака,
виагру подальше закинешь…
Эх, нынче мораль не легка…

Зато у людей все иначе,
но правда, в пределах минут,
печенье так давится в пачке…
«Любовь» эту случкой зовут…

Вершина

Чем выше в гору, тем труднее путь,
сбивается дыханье от волненья
и кислород неуловим, как ртуть,
и кровь стучит в висках от нетерпенья.

А в горле ком… Движение не блажь,
привалы, как поблажки для неловких,
чтоб покорить вершину – всё отдашь,
без передышки и без остановки.

Стремлением заказан путь назад,
ведь пройдено три четверти маршрута,
чтоб наверху увидеть райский сад,
рукой подать – всего одна минута.

Обуревает трепет и мандраж
идти наверх к вершине без страховки,
но вожделенный грезится пейзаж
и место для заслуженной ночёвки.

Ещё чуть-чуть, не терпится взглянуть
и вымпел водрузить в знак покоренья,
и облегчённо выдохнув, вдохнуть
желанной славы запах восхищенья.

Последний дюйм… Не верится в успех,
робеют пальцы и немеют руки,
но наконец, победно, без помех,
ты можешь наградить себя за муки…

«Чем выше вверх – захватывает дух…»

Чем выше вверх – захватывает дух,
там, на вершине, хочется остаться…
О женских ножках говорю я вслух,
читателю пора бы догадаться…

Спуск

Как этот склон безумно крут,
тот, по которому ты мчишься,
любой ценой пройти маршрут,
тобой не пройденный, стремишься.

Толчок, ещё толчок и палки,
в дугу согнулись и… вперёд
ты мчишься, как кортеж с мигалкой
на финиш, где победа ждёт.

Мелькают дерзко повороты,
дыханье не переводя,
ты не снижаешь оборотов,
за темпом бешенным следя.

И добавляешь понемногу,
как прибавляет день весной,
свою судьбу вверяя Богу,
спуск ускоряя скоростной.

Какая тяжкая работа
постичь бессмертия закон,
взор застилают капли пота
и всё поставлено на кон.

Как мало воздуха и рот
его хватает вожделенно,
пройди последний поворот
с судьбой своей одновременно.

Финальный спурт[9]и с дрожью рук
победный кубок обнимаешь
со стоном радости и мук,
ты телом чуть живым сникаешь.

Пришёл на финиш трассы сложной,
непобедим твой дух бойцовства,
теперь тебя поздравить можно…
Как с чем?…Конечно же, с отцовством…

Мотылёк

(из цикла «СОНЕТарные мысли»)
Когда в тебя она не влюблена,

а просто хочет мимолётной ласки,
не думай, что тобой она больна
и сам себя не убаюкай сказкой.

Ты мотылёк – наивный и слепой,
летишь в огонь, в котором сам сгораешь…
Ты думаешь – она сгорит с тобой?
Да ты – глупец, в иллюзиях витаешь…

Ты думаешь, что жизнь лишь только миг,
тебя несёт поток любовной страсти,
но отраженье в зеркале – старик
и изменить его нет сил и власти.

Свой возраст ты по паспорту проверь
и лишь потом в счастливый случай верь…

О близорукости

(из цикла «СОНЕТарные мысли»)

Когда тебя предаст твой лучший друг,
когда уйдёт любимая к другому,
судьба, твоей проверкой на испуг,
решится зренье возвратить слепому.

Не проклинай судьбу – себя вини
и не проси, предавших, о пощаде,
достоинство своё не урони,
пускай они прочтут его во взгляде.

Не прекословь судьбе – она права
и не пытайся всё вернуть, как было:
молоть впустую будут жернова,
когда зерно меж ними ложью смыло.

Бессильны стрелы, если сломан лук:
не будь в любви и в дружбе близорук…

Упаси вас…

Упаси вас, вдруг влюбиться в стерву
и не дай то, Бог, поверить ей,
будто, у неё вы самый первый
искуситель, как эдемский змей.

Да ещё поверить, если скажет,
что она для вас роднее всех,
даже, если с вами она ляжет,
новизну почувствовать утех.

Ей нетрудно врать и притворяться,
для неё вы всё равно – плебей,
и не будет в чувстве растворяться,
просто снимет урожай страстей.

Стерва всё и вся переиначит,
выставит вас в свете дураком,
а любовь – улыбкой обозначит
и в глазах, игривым огоньком.

Рассчитает день, когда расстаться,
станет, чем обычно, холодней,
и в себе не будет сомневаться,
что была игра её хитрей.

Чувства ваши измарает сажей
и по снегу пустит босиком,
и что пять, как дважды два, докажет,
и судьбу ошпарит кипятком…

Стерву воспитаньем не исправить,
и уже ничем не изменить,
так зачем душе своей лукавить,
и за всё душой своей платить…

Господа, поберегите нервы,
не пытайтесь грех боготворить…
Упаси вас, вдруг влюбиться в стерву,
а ещё страшнее – полюбить…

Сказ про царевича
(балагурная сказка для взрослых)

В дальнем царстве небогатом,
посреди болот и скал,
жил царевич неженатый –
двадцать лет жену искал.

Посмотрел невест без счёта,
только время зря убил,
не найдя в любви почёта,
все смотрины отложил.

И тогда пошёл к цыганке,
чтоб судьбу свою узнать,
выпить зелье из поганки
и в астрале полетать.

Нет, конечно, не бесплатно,
ручку ей позолотил,
а потом настой превратный
кубком весь до дна испил.

«Полетал», как сокол ясный,
сбился с курса в никуда,
не нашёл (был труд напрасный),
губ желанных и… тогда:

по рецепту старой сказки,
что читала в детстве мать,
и родительской указки,
стал супругу выбирать.

«Ночь в окошке непроглядна…»

Ночь в окошке непроглядна,
день прошедший позади,
спи царевич, ненаглядный,
умотался, уж, поди…

Настрелялся на болоте,
стрелы в кочки все извёл,
думал, будто на излёте
лет, царевну приобрёл.

Находился, настрадался,
двадцать лет ночей не спал,
всё любовь найти пытался,
да, как кур в ощип попал.

Вот пальнул стрелой последней,
не надеясь на успех,
(понаслушаются бредней,
чтоб у дам иметь успех…).

Подняла стрелу лягушка,
(знать бы, как пойдут дела…),
оказалась – потаскушкой
земноводною была.

Нет, не та, что потоскует
и ложится спать одна,
эта, если поцелует,
то заплатишь ей сполна.

Обещанья наворкует,
как заклятья от прыщей,
а потом… и заночует,
так учил её Кощей.

Вот, нашёл себе подружку…
(что ж, бывает в жизни так),
не девицу, а лягушку…
Ну, царевич, ты – дурак…

Дуралей по уговору,
коль, обет себе давал,
с вожделеньем, без разбора,
в губы тварь поцеловал.

Ух, свершилось чудо в сказке,
то, которое он ждал
и, сюжет ведя к развязке,
долгожданный миг настал.

Лягушонка изловчилась,
кожу мерзкую сожгла,
и в девицу превратилась:
руки, ноги,… все дела…

Увидал её царевич,
сразу понял – сердцем рад…
Эх, любовь…, ещё Малевич
видел чувство, как квадрат…

Разобраться невозможно:
что, зачем и почему,
как ответить односложно,
что в ней нравится ему?

Наконец, любви дождался,
весь испариной покрыт,
он ещё бы целовался,
но есть правила и быт.

Сердце птахою забилось,
что поймали на лету,
захотелось, засвербилось,
рубанул на прямоту:

«Значит так, давай жениться,
если дал такой обет…».
«Нет, не надо торопиться…»,
молвит девица в ответ.

«Поживём в гражданском браке,
потусуемся годок,
и надеюсь не в бараке,
я – тропический цветок…

Я готовить не умею,
до обеда спать люблю,
но упрёков и сомнений
в адрес свой не потерплю.

Не держи на страже ушки,
не ревнуй, как глупый гусь,
даже если у подружки
до утра я задержусь».

Чем царевич дольше слушал,
тем всё больше понимал,
зря он кашу в детстве кушал,
женских прихотей не знал.

«Запустить могу тарелкой
и ругнуться сгоряча,
мне мужчина нужен – грелка,
а не чахлая свеча.

Должен с кофе комплименты
мне в постелю подавать
и без всяких аргументов
в щёчку утром целовать.

Ты стрелой попал не в белку,
на подарки не скупись.
подкрепляя нашу сделку,
до беспамятства влюбись.

Посему, мой голубь белый,
счастье должен ты ковать,
от щедрот своих быть смелым
и… не вздумай ревновать.

Раз условья обсудили,
предлагаю пировать!»…
О любви не говорили,
тело в дело – и в кровать…

«Всё же правда есть на свете…»

1 Плиний Старший – древнеримский писатель-энциклопедист и полководец.

2 «Дружба» – популярный плавленый сырок.

3 Тать (старин.) – вор, тайный похититель.

4 мыто (др. русск.) – налог.

5 Катала – карточный шулер высшей квалификации.

6 виброхвост – приманка из силикона, которая имитирует малька.

7 карбон – полимерный материал, из которого делают спиннинговые удилища.

8 клобук – шапка монаха, защищающая от стрел «лукавого».

9 Спурт – максимальное ускорение движения перед финишем.

Продолжить чтение