Червь

Пролог

Автобус мерно качался на поворотах, отрывая меня от земли и тут же возвращая обратно.За окном тянулись поля, обрамлённые низкими серыми облаками, и редкие силуэты деревьев, чьи ветви гнулись под тяжестью влажного воздуха. Где-то далеко виднелись очертания гор – едва различимые сквозь завесу дождя. Я смотрел на это всё безучастно,как будто смотрел в пустоту. Родной город… Странно даже произносить эти слова про место, в котором я не был столько лет. Воспоминания о нём казались чем-то далёким,словно они принадлежали не мне, а кому-то другому. Узкие улочки, запах мокрой земли после дождя, старый дом у подножия холма – всё это теперь казалось декорацией, которую давно разобрали. Я думал о том, как всё изменилось за это время. И изменилось ли вообще.

Он умер. Я произносил это про себя, но слова словно теряли смысл, едва успев возникнуть. Просто звук. Пустой и холодный, как этот автобус, где, кроме меня, ехали только незнакомцы. Мы почти не смотрели друг на друга, только раскачивались в такт движению.Я хотел вспомнить его голос, его лицо. Но чем больше пытался, тем сильнее образы расплывались. Как будто воспоминания специально ускользали от меня.

Единственное, что осталось чётким, – это чувство. Оно лежало где-то глубоко внутри,тяжелым грузом, который я не мог сдвинуть.Я не знал, каким будет этот город теперь. Захочет ли он принять меня обратно? Или он останется таким же чужим, как и я сам для него.Остановки мелькали одна за другой, их названия звучали отдалённо знакомо, но не вызывали ничего, кроме лёгкой дрожи в груди. Словно я перелистывал страницы старого альбома, фотографии из которого поблёкли.

"Почти приехали," – подумал я. И сразу же вспомнил, почему. Похороны. Я еду на похороны. И всё же эта мысль не казалась реальной.Дождь барабанил по крыше автобуса, смывая остатки любых эмоций. Одиночество вытеснило всё.

Город встретил меня пустыми улицами и запахом мокрого асфальта. Казалось, он знал,что я приеду, но не хотел этого. Здесь всё было слишком тихо, слишком знакомо, чтобы чувствовать себя спокойно. Я вышел из автобуса и задержался на мгновение, пытаясь осознать, что снова стою на этой земле.

Улица, которая вела к дому, всё ещё была вымощена грубыми, потрескавшимися плитами. В лужах отражались неоновые вывески изредка открытых лавок, но света от них было недостаточно, чтобы разогнать сумерки. Я шёл медленно, стараясь не смотреть по сторонам, но взгляд всё равно цеплялся за знакомые очертания зданий. У каждой двери, у каждого поворота было своё воспоминание.

Здесь, у этого угла, мы с ним часто останавливались после школы. Я помню, как он смеялся, кидая камни в старую жестяную банку, пока я терпеливо ждал, когда он устанет. Тогда время казалось бесконечным. А теперь… Теперь его нет.

Я не могу объяснить, как это ощущается – потерять кого-то, кто был частью тебя самого.Это не просто пустота.

Лестница, ведущая к нашему дому, выглядела так же, как и много лет назад, только перила теперь покрылись ржавчиной. Внезапно я понял, что не хочу идти дальше. Дом был там, наверху, а я оставался здесь, словно ребёнок, который боится войти в класс после долгого отсутствия.Путь казался бесконечным. Каждый шаг поднимал в памяти образы прошлого, но я гнал их прочь. Если позволить себе вспомнить слишком много, я могу утонуть.

На подходе к дому я остановился и поднял голову. Деревья вокруг двора вытянулись к небу, как будто пытались скрыть этот мир от меня. Луна выглядывала из-за облаков,добавляя света, но не тепла. Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. -Я снова оказался здесь, хотя надеялся, что этот день никогда не наступит.

Дверь открылась почти сразу, как только я постучал. Она стояла на пороге, слегка сутулая, с сигаретой в руке. Глаза её были усталыми, взгляд – отстранённым. На мгновение я подумал, что она меня не узнала.

– Ты? – Она сделала глубокую затяжку и выпустила дым в сторону, не глядя мне в лицо.

Я кивнул. У меня не было слов. Всё, что я мог выдавить из себя, застыло где-то в горле. Она молча отступила, позволяя мне войти. Я переступил порог и оказался в комнате, которую не видел много лет. Но что-то во мне тут же сказало, что это место давно стало чужим. Воздух был тяжёлым, пахло старым табаком, спиртом и чем-то кислым. На полу валялись бутылки, под диваном скопилась пыль, стол был завален грязной посудой и какими-то бесполезными вещами.

– У тебя есть деньги? – спросила она, даже не пытаясь скрыть раздражение. Я не ответил сразу. Эта фраза повисла в воздухе. Вместо ответа я оглядел комнату ещё раз.

– Или выпивка? – продолжила она.Я посмотрел на неё. В её лице было что-то, чего я не мог разобрать. Усталость?Раздражение? Или, возможно, что-то большее, что она не хотела показывать.

– Нет, – тихо ответил я.

– Тогда зачем ты пришёл?

Этот вопрос задел меня сильнее, чем я ожидал. Зачем? Потому что я всё ещё её сын? Потому что я думал, что смогу хотя бы немного её понять? Или потому что мне просто некуда было пойти?

В углу комнаты кто-то кашлянул. Только тогда я заметил мужчину, который сидел на полу, прислонившись к стене. Его лицо было невыразительным, волосы взъерошенными,а в руках он держал бутылку с каким-то мутным напитком.

– Это кто? – спросил я.

Она пожала плечами.

– Не помню, чтобы у меня была нужда отчитываться перед тобой.

Я ничего не сказал.Я знал, что не останусь здесь. Эта мысль пришла сразу, как только я вошёл. Это место больше не было моим домом.

– Я остановлюсь в отеле, – сказал я, поворачиваясь к выходу.Она ничего не ответила, только сделала ещё одну затяжку и отвернулась.

Когда я вышел, воздух снаружи показался холодным, но свежим. Ветер качал провода,слышался слабый шум далёкой машины. Я посмотрел на небо. Оно было пустым, только одна звезда тускло светила где-то на краю горизонта.Город встречал меня молчаливой ночью. Фонари вдоль улиц едва освещали мокрый асфальт, и тени от редких машин вытягивались, исчезали, будто пытаясь раствориться в темноте. Воздух был прохладным, пропитанным сыростью недавнего дождя, и казалось,что он утяжеляет каждый мой шаг.

Я заметил отель ещё издалека. Его неоновая вывеска вспыхивала с перебоями, словно неуверенно утверждая своё существование. Простой фасад и узкие окна говорили о том, что место это было лишено каких-либо амбиций. Мне это подходило.

Но на подходе к зданию мой взгляд задержался на женщине, стоявшей неподалёку. Её фигура была слегка сутулой, пальто казалось слишком просторным для её худощавого тела. Она повернулась, и я заметил, как она вглядывается в меня, словно пытаясь распознать лицо в полумраке.

– Это ты, ****? – спросила она, и её голос пробудил во мне смутное воспоминание.

Я замер. Внутри что-то щёлкнуло, но образ не складывался полностью.

– Учительница? – произнёс я, как будто это было не больше чем предположение.

Она кивнула, её взгляд смягчился.

– Прошло много времени. Ты изменился.

Теперь я вспомнил её. Она преподавала литературу, её голос был таким же, как в те дни – тихим, но не робким.

– Ты приехал из-за него? – спросила она, едва слышно.

– Да, – коротко ответил я.

Мы молчали, стоя на пустой улице. Откуда-то доносился слабый звук воды, стекающей в канализацию, но, кроме этого, город был совершенно тихим.

– Я помню, как вы играли вдвоем.. Подобное событие, тем более при таких обстоятельствах…. Убить мальчишку в таком возрасте… А полиция даже носом не чешет— вдруг сказала она, и её голос стал неожиданно твёрдым.

Эти слова будто оборвали что-то внутри меня. Я не сразу понял, что она сказала, и повторил:

– Убить?

Она кивнула, избегая моего взгляда.

– Да. Это ужасно. Неужели, ты не знал?

Я не нашёл, что ответить. В голове звенела пустота.

– Береги себя, извини, мне надо бежать. Ты зайди ко мне как-нибудь, сможем поговорить за чашкой горячего чая, а не здесь – добавила она, слегка сжав плечи, словно от внезапного холода.Она ушла, растворяясь в тени улицы, а я остался стоять на месте, чувствуя, как ночь становится гуще.

Когда я вошёл в отель, свет ламп казался ослепительным после уличной темноты. Я машинально заполнил регистрационную форму, забрал ключ и направился в номер.

Комната была простой: кровать, стол и окно, за которым виднелись лишь редкие огни. Я опустился на край кровати и уставился в пол, чувствуя, как мысли медленно поглощает тягучее чувство опустошённости.

Его убили. Эти слова эхом звучали в моей голове, но казались нереальными.Я лёг, даже не раздеваясь. Ночь была тихой, но тишина не приносила покоя. Она только усиливала это странное ощущение, будто я снова потерял что-то важное, чего уже никогда не вернуть.

Когда я лёг в постель, то понял, что усталость не приведёт к сну. Комната была тихой,словно поглощала все звуки. Через тонкие шторы пробивался слабый свет уличного фонаря, и он мягко стелился по полу. Всё вокруг выглядело одновременно простым и незначительным, как детали давно забытого сна.

Я закрыл глаза, но мысли сразу же начали хаотично кружить в голове.Почему она была там, на улице, так поздно? Учительница никогда не казалась человеком,который выходит из дома без веской причины. В старших классах она всегда производила впечатление строгой, почти отчуждённой женщины, и в этом была её сила. Её голос,слегка хрипловатый, всегда звучал ровно, без лишних эмоций, даже когда она читала нам стихи Сандзё или рассказы Дзюна Итикавы, но сейчас она звучала взолнованной.

Теперь, встретив её вновь, я не мог избавиться от ощущения, что её облик изменился. В её глазах появилось что-то тревожное, и это странным образом контрастировало с её аккуратным внешним видом. Свет фонаря отчётливо высветил её высокое лоб, очки с тонкой металлической оправой, едва заметные морщинки у рта. Волосы, коротко подстриженные и зачесанные назад, выглядели словно специально уложенными, но всё это лишь подчёркивало её возраст. И всё же в её движениях, в том, как она смотрела на меня, было что-то цепкое и живое, как у человека, который слишком многое знает.

Что она делала у отеля? Я попытался найти этому объяснение. Встреча с любовником? Нет, это не похоже на неё. Её выражение лица, её тон не оставляли даже намёка на что-топодобное. Возможно, она кого-то ждала? Может быть, у неё была встреча с кем-то, кто Мог ответить на вопросы, которые волновали её так же, как теперь волнуют меня?

Но почему никто не сказал мне, что это было убийство? Разве это не то, что должен знать каждый, кто был близок с ним? Я вспомнил, как новость о его смерти дошла до меня. Это было письмо от общего знакомого, короткое и сдержанное. В нём не было ничего, кроме сухого факта: он умер. Ни объяснений, ни деталей. А теперь, услышав это слово – "убили", – я не могу понять, как так получилось, что эта истина до сих пор была скрыта от меня.

Может быть, никто не считал нужным говорить мне об этом? Или это было намеренное молчание, способ спрятать что-то, чего я ещё не знаю? Я чувствовал, как эти вопросы тяжелеют, словно свинцовые капли падают внутрь головы.В них не было смысла, но они не давали мне покоя. Я перевернулся на бок и посмотрел на тёмный потолок. В конце концов, я просто закрыл глаза. Свет за окном постепенно начал угасать, оставляя меня в тишине, которая казалась бесконечной.

Проснувшись утром, я долго не мог понять, где нахожусь. Узкие стены, мягкий свет, пробивающийся сквозь тонкие шторы. Часы на прикроватной тумбочке показывали что-то около семи утра. Всё выглядело стерильно и безлико, как кадр из фильма, где каждую деталь продумали заранее так, чтобы она ничего не значила.

Я сел на кровать, чувствуя странную тяжесть в голове, но эта тяжесть была не от сна. Воспоминания о вчерашнем вечере накатывали волнами, будто возвращались издалека. Слова учительницы застряли где-то глубоко, как заноза, которую невозможно вынуть. Его убили.

На миг я подумал, что, возможно, всё это был сон. Что встреча с учительницей, её слова – всё это лишь плод моего воспалённого сознания. Но реальность, как всегда, не оставила места иллюзиям. Всё это было правдой.

Я встал, привёл себя в порядок, накинул рубашку и брюки. В зеркале я выглядел немного лучше, чем чувствовал себя на самом деле.

Лицо всё ещё хранило следы усталости, а глаза казались темнее, чем обычно.

На улице было тихо. Воздух был свежим, прохладным, будто ночь всё ещё цеплялась за утро. Я направился к месту, где должны были пройти похороны. Всё выглядело как обычно в таких случаях: люди в чёрных костюмах, тихие разговоры, смущённые взгляды.

Но я не мог не заметить, что здесь что-то было по-другому. Я ожидал увидеть его, ожидая, что он лежит там, неподвижный, в окружении цветов, но вместо этого на возвышении стояла ваза с его прахом. Она была простая, без излишеств, и от этого казалась ещё более пугающей.

В голове начали роиться мысли. Я пытался представить себе, что его тело, которое я так хорошо знал – его плечи, его руки, его улыбку – теперь превратили в этот серый прах. Это казалось невозможным. Он всегда был живым, таким настоящим, и теперь от него осталась лишь эта холодная, немая ваза.Этот факт казался абсурдным. Человек, которого я знал всю жизнь, с которым смеялся, спорил, обсуждал книги, фильмы и странности мира,теперь находился здесь, в этой холодной, бездушной форме.

Звуки вокруг стали глухими. Я видел, как люди подходили, кланялись, и даже шёпот их молитв казался отстранённым. Каждый из них что-то шептал про себя – слова прощания или просто статистические соболезнования. Но я молчал. Что я мог сказать ему? Что я мог попросить у него? Вместо слов я вспоминал, как мы гуляли вдоль реки, когда были подростками, обсуждая, куда мы поедем, если однажды у нас будут деньги вырваться из этого места. Или как однажды, уже в университете,он дал мне свою последнюю купюру, чтобы я смог пообедать, когда у меня не осталось ни йены. В этих воспоминаниях была жизнь. Тепло. А теперь – пустота.

Я пытался вспомнить наш последний разговор, но память подводила. Не потому, что я его забыл, а потому, что не хотел вспоминать. Он говорил о чём-то обычном, кажется, о книгах или о музыке, которые он недавно открыл для себя. Его голос был живым, его смех лёгким. А теперь – только прах.

"Что значит умереть?" – подумал я. Это не вопрос, на который можно найти ответ, но он всё равно звучал в моей голове. Умереть – значит стать чем-то, чего уже нет. Ты исчезаешь из памяти людей, становишься абстракцией. Даже те, кто тебя любил, в конце концов забывают о тебе.

Ладан продолжал гореть, и его аромат окутывал всё вокруг. Я вдруг подумал, что запахи обладают странной силой. Этот терпкий запах будет теперь всегда ассоциироваться с ним.С его исчезновением. С этим днём.

Когда всё закончилось, люди стали расходиться. Я остался стоять на месте, не двигаясь . Не потому, что хотел остаться дольше, а потому что не знал, что делать дальше. Что делает человек, когда его лучший друг исчезает?

Когда его жизнь обрывается, и ты остаёшься один с кучей воспоминаний, которые становятся всё более болезненными, чем дольше ты держишь их в голове?

Может быть, я хотел бы спросить его: "Почему так случилось? Почему ты ушёл первым?"

Но ответа, конечно, не было.

Кто-то из старших родственников тихо тронул меня за плечо, приглашая пойти за остальными. Я кивнул и медленно двинулся прочь, чувствуя, как пустота внутри становится всё глубже. Когда церемония закончилась, я заметил, что её не было среди присутствующих.

Учительница. Почему она не пришла? Её слова о том, что это было убийство, словно тенью висели надо мной весь день. Почему она сказала это мне, но не явилась сюда,чтобы проститься?

Я пытался найти этому объяснение. Возможно, она чувствовала себя лишней. Или, может быть, у неё были свои причины избегать таких мест. Но как только эта мысль появилась, сразу же рассыпалась. Нет, что-то здесь не сходилось.

Я смотрел на уходящих людей, на их фигуры, медленно растворяющиеся в сером свете позднего утра. Некоторые из них были нашими общими знакомыми, лица которых я с трудом узнавал, словно смотрел через мутное стекло. Я подождал, пока большинство разойдётся, а затем решил задать вопрос кому-то из тех, кто остался.

Первым был Кобаяси, старый друг из нашего круга. Он стоял в стороне, закурив сигарету,

и казался ещё более молчаливым, чем обычно.

– Ты не видел госпожу Саэки? – спросил я.

Он поднял брови, будто вопрос его удивил.

– Саэки-сэнсэй? Нет, не видел. Она должна была быть здесь?

– Не знаю, – я покачал головой. – Просто хотел узнать.

Кобаяси затянулся и махнул рукой в сторону другой группы.

– Попробуй спросить у Танаки. Она хорошо знала его семью и знакомых.

Танака оказалась женщиной лет пятидесяти, с добрым, но уставшим лицом. Её голос был

мягким, но едва слышным, как шелест листьев.

– Саэки-сэнсэй? – переспросила она, нахмурившись. – Да, она знала его. Но я давно её

не видела. Кажется, она сейчас редко общается с кем-либо из учеников или их семей.

Я почувствовал лёгкое разочарование, но спросил:

– У вас случайно нет её номера?

Танака задумалась, достала телефон и некоторое время что-то искала в списке контактов.

– Вот, кажется, это её. Но я не уверена, ответит ли она сейчас.

Я записал номер и поблагодарил её. Всё это казалось странным и немного неловким,словно я пытался добраться до чего-то, что не должен был трогать. Когда я вернулся в гостиницу, я набрал номер. Один гудок. Второй. На третьем она ответила.

– Саэки-сэнсэй? – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– Да, это я, – её голос был таким же, как и вчера: чуть хрипловатым, но уверенным.

– Это я, – сказал я, – мы виделись вчера.

Она молчала несколько секунд.

– Я помню.

– Можно ли встретиться? – спросил я.

Пауза была долгой, будто она обдумывала каждое слово.

– Хорошо. Завтра в четыре. Я пришлю тебе адрес.

– Спасибо, – сказал я.

Она ничего не ответила и просто повесила трубку.

Когда вечер наступил, я не чувствовал ни облегчения, ни тревоги. Всё смешалось в одно расплывчатое чувство, как звук далёкого поезда, который ты слышишь, но не можешь определить, в каком направлении он идёт.

На следующее утро я направился к ней. Улицы были пустыми, и воздух казался терпким, как перед дождём. В голове крутились вопросы, один за другим. Что она собирается сказать? Что она делала той ночью у отеля? Было ли это просто совпадение?

Но был один вопрос, который звучал громче остальных: зачем я всё это делаю?

Её дом оказался двухэтажным, старым, но ухоженным. Отсутствие современных деталей придавало ему что-то меланхоличное, почти символическое.

Серые стены, крыша, потемневшая от времени, и сад, который выглядел запущенным, но не до конца заброшенным, будто кто-то всё ещё пытался поддерживать его в порядке, но делал это без особого энтузиазма.

Я остановился перед калиткой, глядя на дом. Странное ощущение, будто я оказался в месте, которое видел раньше, но не мог вспомнить, когда и при каких обстоятельствах. Когда я вошёл, всё внутри выглядело так, как я себе представлял: простая обстановка, немного старомодная, но аккуратная. На стенах висели картины – не дорогие, скорее любительские, с изображениями деревьев, рек и тихих улочек. В доме было тихо, но эта тишина казалась не мёртвой, а наполненной каким-то скрытым шармом.

Я снял обувь в прихожей и огляделся. Полы скрипели, но этот звук был скорее успокаивающим, чем тревожным. Весь интерьер словно отражал её характер: простота, смешанная с долей утончённости, но без попытки произвести впечатление. На книжной полке, которую я заметил в углу, стояли томики японских и западных авторов – Мисима, Оэ, Хемингуэй. Среди них я увидел несколько фотографий, но, подходя ближе, я не мог заставить себя рассмотреть их. Сложно было сказать, что именно вызывало у меня это чувство – смесь любопытства и лёгкой тревоги. Казалось, я оказался не просто в её доме, а в её прошлом, которое тихо наблюдало за мной из каждой детали обстановки.

– Чай? – её голос вывел меня из размышлений.

– Да, пожалуйста, – ответил я, но сам не понимал, что происходит. Всё это – дом, её голос, воспоминания о друге – казалось, переплетались в странную и не совсем понятную картину, которую я ещё только предстояло разгадать.

– Если быть честной, я надеялась, что вы сможете мне что-то рассказать, – сказала Саэки-сэнсэй, ставя чашку чая передо мной. Её голос звучал ровно, но в нём слышалась скрытая усталость. – Вашу мать я попросила позвонить мне, когда вы приедете. Это был мой единственный способ связаться с вами. Так же было довольно очевидно, что вы направитесь в отель.

Я смотрел на неё, чувствуя, как слова постепенно находят своё место в голове.

– Вы знали, что я приеду?

Она кивнула.

– Отель в нашем городе всего один. Это было несложно.

Её взгляд упал на чашку, словно она не решалась встретиться со мной глазами. Я понял, что она готовилась к этому разговору заранее. Возможно, раз за разом проговаривала свои слова, чтобы они звучали достаточно убедительно.

– Я думала, что, возможно, вы знаете, что случилось, – продолжила она. – Что могло привести к этому.

Я не сразу ответил.

– Случилось что? – наконец спросил я.

Она подняла глаза и посмотрела на меня так, словно не верила, что мне действительно ничего не известно.

– Его нашли утром, в овраге вдоль улицы, – сказала она, её голос был тихим, но слова прозвучали громче всего, что я слышал за последние дни. – Ножевое ранение. Смерть наступила быстро, но тело обнаружили только под утро.

Я не мог сразу понять, что сказать. Всё, что она говорила, звучало как часть рассказа, который не имел никакого отношения ко мне или к моему другу. Но этот рассказ был реальным.

– У него не было врагов, – добавила она после короткой паузы. – Ни конфликтов, ни странных связей. Из друзей… я вспомнила только вас.

– Я ничего не знаю, – наконец произнёс я, чувствуя, как эти слова звучат как оправдание.

Саэки-сэнсэй кивнула, будто ожидала такого ответа.

– Я просто надеялась, что, может быть, вы помните что-то, что я упустила. Или что-то, что могло объяснить, как это произошло.

Её голос звучал спокойно, но в нём была скрытая боль. Мне стало ясно, что она пыталась разобраться в этом не только ради моего друга, но и ради себя. Возможно, это было её способом справиться с потерей.

– У меня тоже нет ответов, – сказал я после долгой паузы. – Только вопросы.

– Почему вы не были на похоронах? – спросил я. Вопрос возник неожиданно, вырвался сам по себе, как будто его подтолкнуло что-то извне.

Саэки-сэнсэй посмотрела на меня с выражением лёгкой усталости, словно ожидала, что я спрошу об этом, но всё равно не хотела отвечать.

– У меня не самые лучшие отношения с его родственниками, – наконец произнесла она, медленно и ровно. – Особенно с его матерью. Она всегда считала меня слишком строгой. Говорила, что я пыталась подавить в нём личность, хотя я лишь хотела направить его в нужное русло.

Она опустила взгляд на свою чашку чая, будто изучала узор на керамике.

– Я знала, что мне там не будут рады, – продолжила она. – В таких случаях лучше не создавать лишнего напряжения.

– Но это же… – я хотел сказать «прощание», но не смог подобрать правильное слово.

Она кивнула, как будто поняла, что я имею в виду.

– Я не очень люблю похороны, – призналась она после короткой паузы. – Это странно звучит, наверное, особенно для человека моего возраста. Но я всегда чувствовала себя неуместно на таких мероприятиях. Как будто вместо того, чтобы отдать дань уважения, я становлюсь чем-то вроде элемента этикета.

Её слова звучали честно, почти обезоруживающе.

В этот момент я понял, что она искала не только правду о том, что случилось с нашим общим другом. Она искала способ справиться с чем-то, что было для неё столь же болезненным и необъяснимым, как для меня.

Мы снова замолчали, и тишина заполнила пространство между нами, словно пыталась прикрыть то, что оставалось несказанным.

Она посмотрела на меня с лёгкой грустью, но больше ничего не сказала. Мы сидели молча, каждый погружённый в свои мысли.

Её дом, наполненный тишиной и ароматом чая, вдруг показался мне не таким уютным, как вначале. Теперь это место стало ещё одним напоминанием о том, как много в жизни остаётся необъяснимым.

Мы проговорили еще какое-то время, вспоминая совместныне истории и обсуждая мое обучение в столице. Когда я вышел из её дома, уже начинало темнеть. В голове крутились вопросы, на которые, казалось, не будет ответов. Почему это случилось? И что именно я должен был понять из её слов?

На улице было тихо. Тишина сопровождала меня всю дорогу, словно отражение той, что осталась в доме Саэки-сэнсэй.

Я сидел на краю кровати, глядя в окно, за которым угадывались только размытые очертания города. Ночной воздух казался густым, как если бы его можно было разрезать ножом. Фонари освещали мокрый асфальт, но их свет был холодным и тусклым, как взгляд человека, который давно всё потерял.

Моя сумка стояла у двери, пустая, словно коробка без крышки, с которой сняли всё ценное. Я приехал сюда, чтобы попрощаться, но теперь казалось, что прощаюсь я не с другом, а с самим собой – тем, кем был когда-то.

Этот город… он всегда был странным. Здесь не было будущего, только настоящее, которое никогда не менялось.

Груды кирпича, заплатки на асфальте, провода, спутанные в клубок, как неудачные мысли. Это место было похоже на человека, который застыл в полушаге, так и не решив, куда идти.

Я вспомнил мать. Её лицо, уставшее и лишённое тепла, как старая монета, на которой стёрся чекан. Она всегда говорила, что город – это ловушка, из которой невозможно выбраться. Отец ушёл из нашей жизни давно, оставив за собой пустоту, которая не заполнилась.

У меня нет никого. Ни друга, ни семьи, ни девушки, которая могла бы держать меня за руку, когда кажется, что мир рушится. И теперь я вдруг понял, что это не просто обстоятельства. Это словно часть меня. Что-то, что я всегда носил с собой, как тень.

Я встал с кровати. В комнате стало тесно, как если бы стены двигались ближе, медленно, но неотвратимо. Здесь было слишком тихо. Тишина не облегчала ничего, она только усиливала чувство пустоты.

В коридоре шаги звучали гулко, как эхо в пустом зале. Я спустился вниз и вышел из отеля.

Ночной воздух был холодным, но не колючим. Он ложился на кожу, как невидимая сеть. Город встретил меня огнями, но они были словно чужими, не для меня. Фонари освещали дорогу, но ни один из них не давал тепла.

Я шёл вдоль улицы, разглядывая витрины, за которыми давно никого не было. Это был город, который медленно умирал, но никак не мог закончить это дело до конца. Я вдруг подумал, что, возможно, он отражает меня. Или я отражаю его.

"Почему всё это так гнетуще?" – подумал я. Но ответа не было. Только звук шагов по мокрому асфальту.

Я поднял воротник пальто, чувствуя, как холодный ветер проникает внутрь, как чужой гость, который приходит без приглашения.

И я продолжал идти. Потому что больше ничего не оставалось.

Поезд в Токио был полупустым. Шум колес, стучащих по рельсам, казался монотонной музыкой, которая, если слушать её слишком долго, начинает звучать как тишина. За окном пейзаж менялся – горы, редкие дома, поля, потемневшие от зимы, – но всё это проходило мимо.

Город встретил меня, как старый знакомый, который давно потерял ко мне интерес. Его шум напоминал далёкий гул моря, который слышен только тогда, когда все остальные звуки затихают. Воздух был тяжёлым, с привкусом металла и тонкой нитью горечи, словно выжатый из бесконечных труб, спрятанных под городом.

Возвращение в Токио не приносило никакого облегчения.

Я вернулся в свою квартиру поздно вечером. Дверь открылась легко, словно ждала меня всё это время. Внутри было темно и холодно. Я протянул руку к выключателю, и тусклый свет залил маленькую комнату, где всё оставалось на своих местах.

На полу у стены стояла пустая бутылка из-под воды. В углу – пара обуви, пыльная, как будто время в этом месте шло с особой скоростью. Стол на кухне был чистым.

Я прошёл в комнату и сел на кровать. Матрас оказался жёстче, чем я запомнил, но это не имело значения. Здесь всё казалось слегка чужим, даже запах – смесь застоявшегося воздуха и едва уловимой влаги.

Токио за окном продолжал жить своей жизнью. Город, который никогда не спит, но и никогда по-настоящему не просыпается. Его шум доносился через закрытое окно, приглушённый, как воспоминание, которое ты стараешься забыть, но оно не исчезает.

Я посмотрел на полку с книгами. Их было три. Одна из них, кажется, так и не была открыта. Наверное, я купил её по ошибке, или, может быть, надеялся, что однажды она станет интереснее в моих глазах.

Я лёг на кровать и закрыл глаза. Мысли текли медленно, одна за другой, будто не желая вытеснять друг друга. Всё, что происходило последние дни, теперь казалось отдалённым, почти нереальным.

*** умер. Я вернулся в город, где ничего не изменилось, и в то же время изменилось всё. И теперь я снова здесь, в этой квартире, которая никогда не была для меня домом. Впрочем, как и отчий дом.

Тишина заполнила комнату, медленно и неотвратимо. Я открыл глаза и уставился в потолок. В нём не было ничего, кроме того, что он был похож на белое пятно, но почему-то именно оно казалось самым реальным во всей квартире.

Утром меня разбудил звонок в дверь. Резкий, неумолимый звук, который порвал тишину, будто кто-то внезапно разорвал паутину, висящую в воздухе. Я поднялся с кровати, чувствуя, как мышцы после ночи обвисают. Было ещё раннее утро, и в комнате лежал странный полумрак, не дающий чёткого представления о времени суток.

Я подошёл к двери, и на пороге стоял арендодатель. Он был, как всегда, в тёмном костюме, с тяжёлыми ботинками и без единого выражения на лице. Его лицо не менялось. Оно не говорило о том, что он был рад меня видеть, и не говорило о том, что ему это было неприятно.

"Я продаю квартиру", – сказал он, не здороваюсь и не объясняя, почему выбрал именно это время для такого важного объявления. В его голосе не было ни тревоги, ни сомнений.

Я стоял, будто не понимая, что это значит. Продажа квартиры. Для меня это не было чем-то новым или неожиданным, но как-то сразу стало ясным, что это шаг, который в чём-то изменит всё. Тот странный, пустой угол, в котором я жил, исчезал из-под ног.

"Ты должен выселиться в течение этого дня", – продолжил он, не дождавшись моего вопроса. Это не было просьбой или предложением. Это было предписание. И даже если бы я захотел возразить, я бы не знал, с чего начать. Вся ситуация казалась оторванной от реальности.

Я молчал, но что-то внутри меня нарастало, как медленно растягивающаяся резина. Всё это происходило слишком быстро. Я оглядел комнату – ничего не изменилось. Та же самая пустота, тот же воздух, который мне стал привычен. И вдруг его не будет. Внезапно всё это стало чужим и ненужным.

"Что насчёт залога?" – спросил я, как бы соображая, что нужно ещё выяснить. Это была единственная мысль, которая пришла мне в голову.

Он посмотрел на меня с таким же безразличием, как если бы я спросил его, когда прибудет нужный автобус. "Залог? Ты ведь сам знаешь, никаких документов не подписывали. Просто деньги, и всё. Кровать ты мне потрепал, стены обшарпанные. Останется у меня."

Его слова прозвучали как нечто абсурдное.

Я всё ещё стоял в дверном проёме, ощущая, как весь мир медленно расползается, как мокрый след на асфальте после дождя. Это не было неожиданностью, но все равно казалось, что я не могу в это поверить.

Он всё так же стоял, ничего не говоря, и я, в свою очередь, тоже не знал, что ответить.

Арендодатель ушёл так же неожиданно, как и появился. За дверью всё стало тихо. Даже город за окном будто затих, словно его привычный ритм внезапно сбился. Я закрыл дверь и облокотился о стену, чувствуя, как тяжесть новостей оседает где-то в глубине, будто слой песка на дне озера.

Я посмотрел вокруг. Квартира была маленькой, но за эти годы стала мне привычной, даже уютной в своей тесноте. Стол у окна, кровать, шкаф, который уже давно невозможно закрыть до конца. Все эти вещи не имели для меня особой ценности, но сейчас они вдруг стали частью того, что я боялся потерять.

На полу стоял мой чемодан, единственная вещь, которую я привёз сюда, когда впервые въехал. Тогда он казался вместительным, но теперь я смотрел на него и понимал, что всё, что я успел накопить за это время, в него не уместится. Я медленно открыл его, и пыльная молния застряла наполовину, как будто сам чемодан сопротивлялся.

Я начал собирать вещи. Рубашки, футболки, джинсы – всё это ложилось слоями, словно страница за страницей ненаписанной книги. Каждая вещь напоминала о чём-то: о долгих сменах в кафе быстрого питания, где я подрабатывал вечерами, чтобы оплатить аренду и хоть как-то свести концы с концами; о университетских парах, которые начинались рано утром, когда я приходил после почти бессонной ночи.

Кафе. Я вспомнил запах жареного масла, который, казалось, въелся в кожу, и гул голосов клиентов, который становился белым шумом через несколько часов работы. Я ненавидел это место, но оно было единственным, что позволяло мне держаться на плаву. Теперь же этих денег хватало только на то, чтобы снять койко-место в маленьком хостеле на окраине города.

Хостел. Слово само по себе звучало как что-то временное, ненадёжное. Я представлял себе узкую комнату с металлической кроватью, шкафчик для вещей и общее пространство, где люди, такие же, как я, пытались переждать свою жизнь.

Моя жизнь шла под откос. Это было очевидно. Отец ушёл из семьи много лет назад, оставив нас с матерью разбираться в том хаосе, который он создал. Мать, погружённая в алкоголь и свои собственные сожаления, давно перестала быть тем человеком, на которого можно опереться. Теперь ещё и это – потеря квартиры, которая хоть и не была домом, но всё же давала ощущение какой-то стабильности.

Я продолжал укладывать вещи, пока чемодан не наполнился до предела. Остальное – старые книги, посуда, одежда, которую я давно не носил, – пришлось оставить. Я огляделся, проверяя, не забыл ли чего, но в душе понимал, что забыл что-то более важное – чувство, что моя жизнь хоть немного контролируема.

Когда я застегнул чемодан и поставил его у двери, меня охватило странное ощущение. Всё это было не более чем сменой мест, как будто я просто пересаживаюсь на другой поезд, но в то же время казалось, что я оставляю что-то большее, чем просто старую мебель и тесные стены.

Я сел на кровать и закрыл глаза. В комнате стало тихо, но эта тишина давила, как холодный воздух перед дождём. Оставалось только идти дальше, потому что другого пути просто не было.

Хостел был таким же, как и я ожидал – маленьким, холодным и скучным. Регистрационная стойка стояла в углу, как будто её забыли, когда строили это место. Лёгкая пыль, тусклый свет – всё было настолько обыденным, что казалось, будто я попал в одно из тех мест, куда люди заходят ненадолго и потом забывают.

Я подошёл к стойке и взял форму. Заполнение было простым, но я чувствовал, как время тянется, будто часы замедлились. Пока я записывал свои данные, взгляд случайно упал на девушку, сидящую рядом.

Она заполняла свою форму, но что-то в её движениях заставило меня остановиться.

Её волосы были короткими, срезанными ровно до линии подбородка, и белыми, как снег, который никогда не тает. Они казались чуждыми этому месту, как будто её видели только в другом мире. Её худощавое тело сидело так тихо и спокойно, что казалось, она вот-вот растворится в воздухе, оставив после себя только лёгкую тень.

Её пальцы. Я не мог оторвать от них взгляда. Они были тонкими и изящными, такие, как будто созданы для игры на фортепиано. Каждое движение было плавным, как будто она была частью какого-то ускользающего аккорда, который никто не успел услышать. Это было красиво, но при этом невыносимо грустно.

Я не знал её имени, не знал, откуда она, но с каждой секундой, пока я смотрел на неё, мне казалось, что я узнаю её как-то по-особенному. В этом, конечно, не было ничего логичного – но её присутствие было таким настоящим, что оно словно заполняло пустоту в моей жизни.

Мне хотелось подойти к ней, спросить, как её зовут, что она делает в этом странном месте, но я не знал, что скажу. Все эти вопросы казались ненужными и лишними. Мысли путались. Вместо того чтобы наслаждаться моментом, я был поглощён этим ощущением – как мгновенный взгляд на кого-то может повлиять на твою душу, заставить её вибрировать и исчезать в пространстве, где нет ни звука, ни образов.

Я сидел рядом и пытался сосредоточиться на заполняемой форме, но каждый раз, когда мои глаза невольно падали на её лицо, я чувствовал, как в груди возникает тёплая, тяжёлая боль. Это было как полотно, на котором размазывают краски, не давая им высохнуть.

Она подняла голову, и их взгляды на мгновение пересеклись. Я не мог прочитать её глаз, но в этом взгляде была какая-то туманная неясность, которая меня затопила. Она не сказала ни слова. Просто вернулась к своему листу. Я же продолжал сидеть, пытаясь не думать о том, что, возможно, никогда больше не увижу её.

Я продолжал заполнять форму, механически вписывая буквы, как если бы они не имели значения. Мои мысли были ещё заняты девушкой с короткими белыми волосами. Её образ всё ещё плыл перед глазами, как картина, которую невозможно стереть. Но неожиданно она сама нарушила эту меланхоличную паузу.

– Простите, – её голос был мягким, но в нём звучала уверенность. – Вы не могли бы помочь?

Я поднял голову и увидел её прямо перед собой. Она держала форму, слегка наклонив голову, как будто смущалась своего вопроса.

– Конечно, – сказал я, разглядывая её. – В чём проблема?

– Здесь нужно указать что-то вроде регистрационного номера, но я не совсем понимаю, что именно, – она показала на строку в документе.

Я посмотрел на неё чуть внимательнее и почувствовал лёгкую улыбку, трогающую уголки губ. Что-то в её внешности бросалось в глаза, но не из-за красоты. Это были мелочи, которые в обычной жизни мало кто замечает.

– Это довольно странно, – сказал я, откладывая ручку и смотря ей прямо в глаза.

Она удивлённо подняла брови.

– Что странно?

– То, что у полицейского возникают сложности с заполнением документов.

Её лицо на мгновение застыло. Затем лёгкая тень замешательства проскользнула по её глазам.

– О чём вы? – спросила она осторожно, но в её голосе слышалось лёгкое беспокойство.

– Всё просто, – сказал я, указывая на её рубашку. – Потёртости на ткани чуть ниже левого плеча. Там, где обычно носят кобуру.

Она рефлекторно посмотрела на свою рубашку, а я продолжил:

– Плюс, ваш костюм. Он явно стоит дороже, чем может себе позволить большинство людей, останавливающихся в таком месте. И наконец… – я кивнул на её карман, из которого слегка выглядывало удостоверение, его край казался слишком чётким, чтобы быть чем-то другим.

Она молча слушала, пока я говорил. Её лицо сохраняло спокойствие, но в глазах читался микс из удивления и лёгкого раздражения.

– Зачем детективу останавливаться в хостеле? – добавил я с лёгкой улыбкой. – Полиция ведь платит достаточно, чтобы этого избежать, не так ли?

Её губы чуть дрогнули, будто она хотела что-то сказать, но передумала. Я собрал свою форму и встал, оборачиваясь напоследок.

– Не переживайте, эту строку можно просто пропустить. Вряд ли кто-то станет проверять.

Я двинулся в сторону своей части хостела, оставив её стоять с тем же выражением на лице. В груди я чувствовал лёгкое удовлетворение. И, наверное, это был первый момент за долгое время, когда я почувствовал, что, возможно, всё ещё контролирую хотя бы что-то в своей жизни.

Моя койка находилась в самом дальнем углу комнаты. Здесь, в хостеле, всё выглядело одинаково дешёвым и временным: узкие металлические кровати, обтянутые тусклыми серыми простынями, шкафчики с облупившейся краской и слабый свет, пробивающийся через грязные окна, которые, кажется, никогда не открывали, как будто свежий воздух был здесь чем-то запрещённым.

Люди вокруг казались такими же обветшалыми, как это место. В углу сидела пожилая женщина, нервно теребя в руках какой-то старый пакет, который выглядел так, будто он пережил не одно десятилетие. Она смотрела перед собой, словно искала что-то в пустоте, что никто другой не мог увидеть. Чуть дальше молодой парень в капюшоне сидел, уткнувшись в телефон, который выглядел слишком дорогим для такого места. Его глаза двигались, как у человека, который привык к спешке, но сейчас просто прятался от мира.

У кровати напротив меня лежал мужчина лет сорока, который выделялся на фоне остальных. Он выглядел слишком опрятным для этого места: его чёрная куртка была аккуратно застёгнута, а ботинки стояли у кровати, как солдаты на посту, идеально ровно. Лицо было спокойным, но глаза блестели, будто он постоянно держал в голове какой-то план.

Это была странная контрастность, как если бы этот мужчина случайно оказался не в той декорации. Но всё равно его взгляд выдавал усталость, ту самую усталость, которая тянет за собой каждый новый день.

Я поставил чемодан под кровать, не поднимая глаз. Ощущение, будто все эти люди смотрели на меня, было почти осязаемым, но, конечно, никто не оборачивался. Они были заняты своими мелкими заботами.

Я сел на край койки и посмотрел на обшарпанный потолок. Мир за окном казался таким же чужим, как и этот хостел. Атмосфера безнадёжности пронизывала каждую вещь вокруг. Здесь не было никаких обещаний на лучшее завтра, только затянувшееся сегодня, которое никогда не кончается.

Люди здесь жили не просто временно – они существовали в замороженном состоянии, как книги, забытые на пыльной полке. Они не двигались дальше, не возвращались назад. Они просто были.

Я попытался расслабиться, но ощущение меланхолии всё глубже проникало в меня, как будто я становился частью этого пространства. "Вот он, мой новый дом," – подумал я. В сердце зазвучало тихое эхо пустоты.

Сидя на койке, я старался не замечать происходящее вокруг, но взгляд всё равно то и дело возвращался к мужчине напротив. Он оставался неподвижным, будто ждал чего-то. Его безупречный вид в этом хостеле, полном обшарпанных стен и усталых лиц, казался настолько неуместным, что выделял его даже на фоне остальных постояльцев.

И вот тогда я увидел это – тонкий, почти незаметный шрам на его шее. Он тянулся чуть ниже линии волос и выглядел так, будто когда-то там была серьёзная рана. Что-то вроде пулевого ранения.

Моё внимание переместилось на его рукав. На ткани у самого края, ближе к кисти, было еле заметное пятно. Сначала оно показалось мне просто следом от пролитого напитка, но затем я понял, что это было что-то другое. Слишком чёткое очертание, слишком светлый оттенок. Смесь перекиси водорода и холодной воды. Один из самых эффективных способов выводить кровь с одежды.

Он не двигался, но его рука лежала на колене, и я заметил ещё одну деталь: мужчина был левшой. Движения его левой руки – расслабленные, естественные. Но при этом он всеми силами старался пользоваться правой, как будто хотел создать иллюзию, что это его доминирующая рука.

И, наконец, шрамы. Их можно было разглядеть на его ладонях, если внимательно смотреть. Глубокие, неровные линии, которые остались от частого использования ножа. Это были не просто случайные порезы, а характерные следы профессионального владения этим инструментом.

Каждая из этих деталей по отдельности могла бы ничего не значить, но вместе они складывались в определённую картину. В голове вспыхнула мысль: этот человек опасен. Возможно, он был здесь не случайно.

Я встал, стараясь не привлекать внимания. Ноги слегка дрожали, но я заставил себя выглядеть спокойно. Девушка с короткими белыми волосами вдруг стала единственным, кому я мог довериться. Если кто-то и мог понять, что делать с этим, то только она.

Направляясь к стойке регистрации, я не оглядывался. Но ощущение, что мужчина следит за мной, не покидало.

Я подошёл к стойке регистрации, не давая себе времени на сомнения.

– Девушка с белыми волосами, – сказал я тихо, наклонившись к сотруднику. – Она моя старая знакомая. Скажите, где её найти.

Сотрудник смерил меня взглядом, полный скрытого подозрения, но затем всё же ответил:

– В общей зоне, на третьем этаже.

– Спасибо.

Я развернулся и направился туда, стараясь выглядеть уверенно. На третьем этаже в небольшой общей зоне она сидела на полу, копошась в своём рюкзаке. Её плечи едва заметно подрагивали, а вокруг царила тишина, словно весь мир застыл.

– Тот, кого ты ищешь, – сказал я, подходя ближе, – лежит напротив моей койки.

Она резко повернула голову, её взгляд был острым, как осколок стекла. Я не дал ей времени на вопросы, лишь коротко кивнул в сторону лестницы.

– Пойдём.

Она медленно встала, перекинула рюкзак через плечо и пошла за мной. Шаги отдавались гулким эхом по коридору, но мы оба молчали. В воздухе повисло напряжение, почти ощутимое, как струна, готовая лопнуть.

Когда мы подошли к комнате, я указал на койку напротив моей.

– Он там.

Она остановилась, её взгляд тут же сосредоточился на цели. Я отошёл в сторону, оставив её наедине с этим моментом.

Я остался стоять в проходе, наблюдая за тем, как она приблизилась к мужчине. Их разговор был тихим, почти приглушённым, но даже на этом расстоянии я чувствовал нарастающее напряжение. Мужчина, казалось, держался спокойно, но его поза и едва заметные движения рук говорили об обратном.

Внезапно он резко сорвался с места и бросился к выходу. Я сразу понял, что он бежит прямо в мою сторону. Время словно замедлилось.

Когда он почти достиг меня, я сделал небольшой шаг вперёд, перехватил его движение и ловко, используя простейший приём из дзюдо, перенаправил его вес. Мужчина потерял равновесие, тяжело упал на пол, ударившись о грубые доски, которые прогнулись под его массой.

Девушка подскочила к нему с невероятной скоростью и зафиксировала его руки за спиной. Щёлкнули наручники.

– Вставай, – резко сказала она мужчине. Затем, бросив на меня короткий взгляд, добавила: – И ты тоже идёшь со мной.

Её голос был твёрдым, почти командным, и в нём не осталось ни тени той меланхолии, которая читалась в её облике до этого. Она стояла, чуть наклонившись над арестованным, и что-то в её позе напоминало хищную птицу, которая поймала добычу, но ещё не уверена, что это конец охоты.

Я кивнул и последовал за ними, не задавая лишних вопросов.

Девушка подошла ко мне, и в этот момент я почувствовал, как всё вокруг замедлилось, как если бы время решило ненадолго прекратить свой бесконечный бег. Она двигалась с таким лёгким, почти невидимым шагом, что мне показалось, будто она не касалась земли, а скользила по ней.

Она была красивой – не яркой, а какой-то неуловимо изысканной. Когда она остановилась прямо передо мной, я вдруг понял, что все те образные представления о красоте, которые я когда-либо имел, не могли бы даже приблизиться к тому, что стояло передо мной. Она не была ослепительной, она была… просто изящной. Всё в ней было выверено до совершенства – её короткие волосы, покрашенные в белый, мягко падали на лоб, оголяя её чёткие черты лица. Сколько бы я ни пытался рассматривать её, мне казалось, что она не была частью этой реальности.

– Меня зовут Юри Накадзима, – сказала она, и её голос был спокойным, но в нём я услышал какую-то едва уловимую усталость.

Моё внимание ускользнуло от слов, и я снова взглянул на неё. В её глазах была какая-то внутреннее спокойствие, как будто она не ждал ни от кого ни объяснений, ни жалости. Всё её существо выдавало уверенность, и в этот момент я ощутил странную потребность слушать её, не думая о том, что будет дальше.

Она продолжила:

– Мы ищем насильника одной богатой особы. Недавно поступила наводка. Он был замечен рядом с этим хостелом. Мы решили проверить.

Я не сразу понял, что она говорила. Мой взгляд был прикован к её рукам, худым и длинным, как руки пианистки, их пальцы, лёгко скользящие по карману пальто, как будто всё вокруг неё было частью какой-то гармонии. Это казалось неестественно – быть рядом с ней и одновременно воспринимать мир. Я видел её, но одновременно, в этом взгляде, я видел мир, к которому она не имела отношения, как будто она была всего лишь моментом, который не имеет продолжения.

Юри сделала небольшую паузу, будто размышляя, и, кажется, что она тоже ощущала этот застывший момент.

– Честно говоря, я не думала, что мы поймаем его здесь, – произнесла она. – Но ты помог. Без тебя, при осмотре помещения, он мог бы заподозрить, что мы ищем его, и просто уйти.

В её словах не было ни благодарности, ни упрёка. Было что-то совершенно иное – признание, что всё, что происходит, всё равно остаётся за пределами контроля, как если бы она воспринимала этот мир как игру, в которой нет победителей и проигравших.

Я не мог оторвать от неё взгляд, даже когда она повернулась, чтобы смотреть на полицейские машины, припаркованные рядом. Свет их фар освещал её лицо, и мне вдруг стало не по себе от осознания, что для меня она была чем-то иным, чем просто человеком. Юри была в каком-то смысле загадкой, которой нельзя было найти ответ.

– Ты поедешь с нами в участок. Нужно дать показания, – сказала она, её голос снова стал твёрдым.

Я почувствовал, как отголоски её слов, словно волны, снова накрывают меня, и это чувство, это беспокойство, наполнило меня до краёв. Но я не сказал ничего. Я только кивнул и последовал за ней.

В её присутствии всё, что происходило вокруг, казалось незначительным. Только её шаги, её движения, её взгляд – всё это становилось частью мира, в котором мне не было места.

Глава 1

Дорога до полицейского участка была тягучей и почти бесконечной. Ночной город разворачивался за окном патрульной машины, как листы старой книги, страницы которой размыты дождём. Огни витрин и лампы фонарей казались случайными мазками, нанесёнными на холст. Юри сидела рядом, но между нами было напряжённое молчание, прерываемое лишь тихим гулом двигателя.

– Ты часто наблюдаешь за людьми? – наконец спросила она, глядя прямо перед собой.

– Иногда, – коротко ответил я, не поворачивая головы.

Она чуть качнула головой, будто это её ничуть не удивило.

– Это всё из-за работы? Или привычка? – её голос звучал спокойно, но я уловил в нём любопытство, которое она тщательно пыталась скрыть.

– Наверное, привычка, – произнёс я, стараясь придать своему тону нейтральность.

Юри на мгновение замолчала, как будто пыталась разобраться в этом лаконичном ответе.

– А почему именно в этом хостеле? – спросила она, уже глядя на меня.

– Денег мало, – ответил я коротко, обернувшись к окну.

Её взгляд ощутимо задержался на мне, словно она пыталась считать с моего лица какую-то невидимую надпись.

– И всё-таки ты быстро заметил в нём что-то неладное, – продолжила она, будто говорила сама с собой. – Большинство людей ничего бы не поняли.

Я ничего не ответил. В этом разговоре не было смысла, но я не хотел её перебивать.

Когда мы добрались до участка, меня провели в небольшой кабинет с серым столом и креслом. Комната была освещена тусклой лампой, отбрасывавшей слабую тень на стены. Юри ненадолго покинула меня, чтобы получить дело, которое касалось всего произошедшего и по видимому, мое личное. Я же сидел молча, глядя на свои руки.

Минут через пятнадцать она вернулась. На её лице мелькнуло что-то, похожее на удивление, но оно тут же исчезло, уступив место обычному спокойствию. Она держала в руках несколько папок, среди которых оказалась моя медицинская карточка.

– Ты ведь знаешь, что у тебя потрясающие показатели IQ? – спросила она, листая документы.

Я не ответил, лишь слегка пожал плечами.

– Тебя даже привлекали к расследованию двух крупных дел, – её голос приобрёл мягкую, но всё ещё профессиональную интонацию. – Не знала, что ты занимался профайлингом.

– Это давно, – сказал я, избегая её взгляда.

Она изучала документы с возрастающим интересом, будто перед ней был редкий артефакт, который требовал пристального внимания.

– Ты скрываешь это? Почему? – она явно пыталась подобрать правильные слова, чтобы не казаться навязчивой.

– Зачем это кому-то знать? – сухо бросил я, поднимаясь с кресла.

Юри отложила папки и посмотрела на меня. Её взгляд был удивлённым, но не осуждающим. Она понимала, что здесь есть больше, чем я хотел рассказать, но не стала настаивать.

– Хорошо, – сказала она, поднимаясь на ноги. – Но ты мог бы помочь большему количеству людей, если бы не убегал от своего прошлого.

Я ничего не ответил. Слова повисли в воздухе, как тихий звон в опустевшем доме.

Часы тянулись в участке, как заснеженные провода под тяжестью льда. Меня морозили. Ожидание стало почти осязаемым – оно сидело рядом на пластиковом стуле и шептало мне на ухо, что ничего не изменится. Никто не торопился. Время здесь текло иначе, словно его специально растягивали, чтобы каждый вздох становился тяжелее предыдущего.

Юри сидела напротив, иногда бросая на меня быстрые, изучающие взгляды. Она не задавала лишних вопросов, но её молчание будто бы выдавливало из меня ответы, которых я не собирался давать.

– Всё готово, – наконец произнесла она, выпрямляясь. – Пройдем через комнаты для допросов и окажемся у выхода.

Я поднялся следом за ней. Тусклые коридоры участка встретили нас холодным флуоресцентным светом, который не смягчал углов, а наоборот – подчёркивал их. Когда мы проходили мимо кабинетов, на дверях которых висели таблички с номерами, я почувствовал странное, неповторимое чувство трепета. В этих комнатах решались судьбы. Здесь ломались или раскрывались истории.

Девушка шла уверенно, но я заметил, как она слегка сжала кулаки. В ней было что-то хрупкое и сильное одновременно – сочетание, которое казалось мне почти неестественным.

Когда мы дошли до выхода, Юри остановилась. Она полезла в карман своего пиджака и достала визитку, протягивая её мне.

– Если когда-нибудь решишь вернуться, позвони по этому номеру, – сказала она, глядя на меня чуть пристально, но с тёплой улыбкой.

Я посмотрел на визитку. Белый картон с чётким шрифтом. "Юри Накадзима. Детектив Центрального управления".

– Спасибо, – коротко ответил я, убирая визитку в карман.

– Ты ведь не позвонишь, да? – сказала она, слегка приподняв бровь.

Я покачал головой.

– Проведи меня к Миюки, – сказал я, неожиданно для неё.

– К кому? – её голос дрогнул.

– К старшему по званию в Центральном управлении, – повторил я спокойно, будто просил стакан воды.

Её лицо слегка напряглось, в глазах мелькнуло удивление, перемешанное с недоверием.

– Ты знаешь, кто он? – наконец спросила она.

– Да, – ответил я.

– Почему ты хочешь его видеть? – её голос стал настойчивее, но не раздражённым.

– Это не важно, – сказал я, глядя ей прямо в глаза. – Просто проводи.

Юри заколебалась. Она явно не ожидала такого поворота. Её пальцы слегка сжали край папки, которую она держала в руках.

– Хорошо, – сказала она после короткой паузы. – Пойдём.

Она повернулась и повела меня дальше по коридору, на этот раз уже не бросая на меня взглядов. Её уверенность чуть поколебалась, но она быстро взяла себя в руки.

Каждый шаг по коридору эхом отдавался в моих мыслях. Возможно, я был слишком спокоен для того, что собирался сделать. Или слишком уставшим, чтобы чувствовать страх.

Кабинет Миюки был простым и строгим, но в нём чувствовалась некая тяжесть, словно в воздухе витал многолетний опыт принятия сложных решений. За широким столом из тёмного дерева сидел человек лет пятидесяти, с аккуратно уложенными седыми волосами и взглядом, который пробирался глубже, чем хотелось бы.

Юри ввела меня внутрь и коротко представила.

– Это он? – спросил Миюки, глядя на меня с холодным интересом.

– Да, – коротко ответила она, слегка кивая.

Миюки жестом указал на стул напротив. Я сел.

– Ты удивил нас, – сказал он, переплетая пальцы и опираясь локтями о стол. – Мы не думали, что снова увидим тебя здесь.

– Я не планировал возвращаться, – честно ответил я, глядя ему в глаза.

– Но вернулся, – продолжил он с лёгкой улыбкой, больше напоминающей тень. – Ты знаешь, что твоё имя всё ещё звучит у нас. Два дела, которые ты помог раскрыть, до сих пор приводят в пример. Даже твои университетские работы время от времени оказываются на наших столах.

– Я всего лишь студент, – отмахнулся я.

– Ты гений, – возразил он спокойно, как будто говорил о чём-то само собой разумеющемся. – У нас есть талантливые сотрудники, но таких, как ты, почти нет.

Я не ответил. Комната вдруг показалась меньше, воздух тяжелее.

– Мы давно хотели предложить тебе вернуться, – продолжил он. – Не как офицера, конечно. Ты ещё слишком молод для этого, и, откровенно говоря, я не думаю, что это твой путь. Но консультант – это другое. Работа с детективами, помощь в сложных расследованиях. Ты видишь то, что другие упускают.

Я задумался. Внутри всё ещё звучало эхо предыдущих дней – хостел, шрам на шее мужчины, удивлённое лицо Юри, когда она видела, как я всё это связал. Я не был уверен, что готов к возвращению в мир, который так старательно покинул. Но слова Миюки прозвучали как вызов, от которого сложно отказаться.

– Ты предлагаешь мне работать с вашей командой? – спросил я.

– Да, – кивнул он. – Консультантом. Это не полная занятость, и никто не будет ждать от тебя невозможного. У тебя останется время для учёбы и жизни. Но ты будешь там, где твои способности действительно имеют значение.

– Если я откажусь?

– Это твоё право, – спокойно ответил он. – Мы просто продолжим терять время, пока другие пытаются решить задачи, которые для тебя выглядят как головоломка для школьников.

Я тихо рассмеялся, но не от веселья, а скорее от абсурдности ситуации.

– Хорошо, – наконец сказал я. – Я попробую.

Миюки кивнул, словно и не ожидал другого ответа.

– Юри, – обратился он к девушке, которая всё это время стояла молча у двери, – теперь он в твоей команде.

Юри удивлённо приподняла брови, но ничего не сказала. Лишь коротко кивнула.

Когда мы вышли из кабинета, я заметил, как она искоса взглянула на меня. Её лицо, обычно серьёзное, теперь выражало смесь удивления и интереса.

– Ты правда это сделал, – произнесла она, скорее себе, чем мне.

– А ты думала, что я пошутил? – ответил я, немного устало улыбнувшись.

Она не ответила, но её взгляд говорил больше, чем слова.

Возвращение в хостел после разговора с Миюки и Юри ощущалось, как падение в глубокий, неосвещённый колодец. Ночной Токио встречал меня холодным ветром и тусклым светом уличных фонарей. Их свет плавал в лужах, оставленных недавним дождём, словно город сам по себе был гигантской чашей, переполненной одиночеством.

Я шёл медленно, иногда оглядываясь, будто кто-то мог вынырнуть из тени и окликнуть меня. Но, конечно, этого не происходило. Я был один. Всегда один.

Дорога к хостелу вела через узкие переулки, где дома стояли плечом к плечу, будто поддерживая друг друга в этой вечной борьбе с временем. Краска на стенах облупилась, трещины покрыли асфальт, и в воздухе витал запах сырости. Даже в своём запустении эти улочки казались живыми, как старики, у которых на лицах остались следы каждой прожитой секунды. Мысли о схожести мегаполиса с моим родным городом не покидали меня. Или быть может, это я являюсь призмой всего, что находится вокруг меня.

Я подумал о своём друге. Его лицо вдруг всплыло в моём сознании, как затерянная фотография в коробке с ненужными вещами. Мы часто гуляли вместе, обсуждая будущее. Он был уверен, что из меня выйдет отличный детектив. «Ты видишь то, что другие даже не пробуют заметить!», – говорил он, когда мы часами сидели в небольшом кафе на окраине города.

– Я стану детективом, если ты пообещаешь не сбиваться с пути, – сказал я тогда, шутя.

Теперь его больше нет. А я здесь, возвращаюсь в хостел, чтобы на рассвете снова выйти на улицу и попытаться сделать то, что когда-то казалось лишь далёкой мечтой.

Хостел встретил меня своим обыденным запахом старой мебели и дешёвого освежителя воздуха. В тишине ночи каждый звук казался громче, чем был на самом деле. Стук моих ботинок по лестнице, скрип дверей, даже моё собственное дыхание звучало как-то чуждо.

В комнате было темно, и я наощупь пробрался к своей койке. Вокруг спали незнакомые люди, каждый со своей историей, своими страхами и мечтами, которые, возможно, никогда не сбудутся. Я подумал о мужчине, которого арестовали. Его лицо, полное удивления и страха, мелькнуло в моих мыслях. Каким надо быть человеком, чтобы дойти до такого?

Я лёг на жёсткий матрас и закрыл глаза. Казалось, что весь мир сжался до размеров этой комнаты, пропитанной затхлым запахом бедности и безысходности.

– Ты ведь хотел, чтобы я стал детективом, – прошептал я в темноту. – Если бы ты знал, какой это путь.

Вспоминать друга было больно, но эта боль была единственным, что связывало меня с прошлым, которое казалось теперь почти выдуманным. Я всё ещё слышал его голос, видел его улыбку.

«Ты справишься», – словно шептал он мне сквозь годы и расстояние.

Завтра я начну этот путь. Не потому, что хочу. А потому, что обещал.

Утро встретило меня серым небом за окном хостела и редкими каплями дождя, стекающими по стеклу. В комнате было холодно, будто стены намеренно пытались сохранить прохладу ночи. Я встал с койки, чувствуя, как каждое движение словно происходит под водой.

Одежда для нового дня лежала на краю чемодана: тёмные брюки, немного потертые на коленях, и светлая рубашка, едва заметно скомканная после поездок. Эта рубашка была когда-то частью моего прошлого – тех дней, когда я старался быть невидимым, не выделяться. Простота стала моим щитом.

Я надел одежду неспешно, как человек, который понимает, что время всё равно движется независимо от того, торопишься ты или нет. Заправил рубашку в брюки, застегнул ремень и накинул лёгкую куртку. На мгновение остановился перед тусклым зеркалом, закреплённым у стены. Моё отражение показалось мне незнакомым, как будто кто-то другой смотрел на меня с той стороны стекла.

Спустившись вниз, я вышел из хостела в промозглый воздух Токио. Улицы всё ещё были пустынны, как будто город сам не до конца проснулся. В такие моменты он казался не городом, а гигантским механизмом, который ненадолго остановили для ремонта.

Метро встретило меня своим привычным гулом – звуком сотен жизней, пересекающихся на мгновение и тут же растворяющихся в толпе. Я зашёл в вагон, выбрав угол, где можно было прислониться к двери и наблюдать за окружающими. Люди читали, листали телефоны или просто смотрели в пол. Каждый из них нёс свою историю, но никто не хотел делиться ею.

Я наблюдал, как пейзажи за окнами метро меняются: узкие переулки, бетонные стены и рекламные щиты, мерцающие холодным светом. Город был одновременно живым и пустым, как огромный аквариум, где обитатели движутся механически, без лишних эмоций.

Когда я вышел на нужной станции, знакомое здание участка возникло передо мной. Величественное и мрачное, оно будто напоминало мне о прошлых днях. Я смотрел на его серые стены, в которых когда-то часами проводил время, погружённый в чужие тайны.

Шаги эхом отдавались в просторном холле. Всё казалось до боли привычным: стойка регистрации, таблички с указателями, блеск кафельного пола. В каждом углу ощущалось нечто неизменное, словно само здание жило своей собственной жизнью, не обращая внимания на тех, кто в нём работал или проходил мимо.

Люди мелькали передо мной: сотрудники с бумагами, посетители с растерянными лицами. Я направился к лифту, отметив, что запах в здании остался прежним – смесь кофе, бумаги и чего-то неуловимо химического.

Когда двери лифта закрылись за мной, я на мгновение закрыл глаза. Всё здесь дышало прошлым. Каждая деталь, каждый звук, даже слабый шум кондиционеров – всё это было частью моей жизни, которую я думал, что оставил позади.

Но, кажется, прошлое никогда не уходит полностью. Оно ждёт.

Войдя в кабинет, куда меня направили, я замер на пороге. Помещение оказалось просторным, но заставленным стеллажами, столами и оборудованием, которое я не мог сходу опознать. В воздухе пахло кофе и чем-то химическим, возможно, остатками реагентов или свеженапечатанных документов. Рабочий день был в самом разгаре, и люди за своими столами едва обратили внимание на моё появление.

Первым я заметил высокого мужчину с мощной фигурой, коротко стриженными волосами и серьёзным выражением лица. Он сидел за компьютером, не отрываясь от монитора, а в уголке стола стояла чашка чая, из которой тонкими струйками поднимался пар. На его табличке значилось: Танаки Рёта. Его внешний вид говорил о строгой дисциплине и привычке к тяжёлым нагрузкам. Лёгкий наклон головы и прищуренные глаза выдавали его сосредоточенность.

Немного дальше, у стены, я заметил невысокого мужчину с тёмными, слегка волнистыми волосами, зачесанными назад. Его рубашка была расстёгнута на верхние пуговицы, а галстук чуть ослаблен, как будто он предпочитал комфорт строгости. Это был Кобаяши Хироки. Он что-то быстро чертил на бумаге, его рука скользила по листу с такой скоростью, что казалось, он не останавливается ни на секунду. Лёгкая улыбка мелькнула на его лице, когда он что-то проверял в своих заметках.

Третьей оказалась женщина, стоявшая у белой доски с маркером в руках. Её короткие волосы, окрашенные в каштановый цвет, подчёркивали овал лица, а строгая одежда только усиливала впечатление её серьёзности. Она выделялась спокойствием, в каждом её движении чувствовалась уверенность. Имя на табличке: Окада Эрико. Она быстро набрасывала схемы, комментируя что-то, и её голос был уверенным, но не резким.

Юри сидела за одним из столов, полностью погружённая в какие-то документы. Её строгий взгляд пробегал по строчкам текста, а лёгкое движение губ намекало на то, что она мысленно повторяет написанное. Она выглядела иначе, чем в хостеле. Здесь она была не девушкой с изысканными чертами лица, которые могли бы вдохновить художника, а сосредоточенным профессионалом.

Чуть в стороне, у отдельного стола, сидела девушка-криминалист. Её светлые волосы были завязаны в низкий хвост, а на носу сверкали очки с тонкой оправой. Она носила белый лабораторный халат, который почти скрывал её хрупкую фигуру. На бейдже значилось имя: Мори Аяка. Она молча работала над какой-то пробиркой, склонившись так низко, что кончик её носа едва не касался стола. Довольно странно, что она делала это не в лаборатории, но я не придал этому особое значение.

Все были заняты своими делами. Никто даже не повернул головы, чтобы посмотреть на меня. Шум клавиш, тихий шорох бумаги, цоканье маркера о доску – всё это смешивалось в фон, на котором моё присутствие терялось.

Я сделал несколько шагов внутрь, чувствуя себя посторонним. Как человек, который случайно оказался на чужом празднике. Ни один взгляд не скользнул в мою сторону, ни одно движение не прервалось из-за моего появления.

И это было странно. Когда-то я привык к тому, что люди реагировали на меня – если не с интересом, то хотя бы с лёгким удивлением. Но здесь, в этой комнате, меня словно не существовало.

И, пожалуй, это было к лучшему.