Г О Л О С Т Р А В Ы Книга стихов

ГОЛОС ТРАВЫ

Утро, млечный наряд растеряв на рассвете,

Солнцем вспыхнуло, красками не дорожа,

Забежало за полдень и, вечер заметив,

Растерялось, застыло, закатом дрожа –

И сгорело, и кануло, будто и не было,

Разбросав за чертой горизонта угли.

Словно дым облаков по вечернему небу

Разлетается то, что с утра подожгли.

И мятежный закат, уходящий под землю,

И всплывающий леса небесный причал -

Не нуждаются в звуках. И я молча внемлю

Языку, речь которого не замечал.

***

О песке, о прогулках, о мачтах соснового мыса,

о прохладной волне и беспечности солнечных дней –

а грустить обо мне никакого нет, милая, смысла,

открывай и входи, если к вечеру станет больней,

в темный замерший сад на ночной полусонной странице,

где жасмины ещё не пробились сквозь запах хвои,

в белый рай, где слова на строках, безголосые птицы,

ждут что мой, надоевший им голос, ты сменишь своим.

Как один поцелуй пролетит летний вздох ночи быстрой,

и когда отсыревшие спички одну за другой

станет чиркать заря и росы разноцветные искры

по всему горизонту разбудят пожар молодой -

засыпай, обещай лишь вернуться когда-нибудь снова,

пусть рассвет без тебя здесь продолжит свой утренний звон

и на краешке стебля качавший цветочное слово

скажет губы упрямо сжимавший зелёный бутон.

***

Медленно в памяти мама

Выйдет на старенький двор,

Где фортепьянная гамма,

Денег важней уговор,

Где для шпиона находка

Каждый случайный болтун,

В праздник – под шубой селёдка,

В будни – дрова и колун,

Кислые щи и картошка,

В очередь велосипед,

Из алюминия ложка,

На деревяшке сосед,

Ключ на лохматой верёвке

Шею безжалостно трёт -

Высыпалось из кладовки

Воспоминаний старьё.

Мама садится на поезд,

Поезд шипит и ворчит.

В саже от шпал и по пояс,

Дымная, как из печи,

Грозная туша стальная

Двинет зелёным хвостом,

С мамой легко ускользая

В чёрный тоннель под мостом…

Мама, я скоро приеду,

Раз ты не можешь сюда.

Вымою руки к обеду,

Ключ – на храненье соседу,

И за тобой навсегда.

***

Испуганной испариной расщелин

Невольно возвращаясь в облака,

Один, в громадах каменных потерян,

Ручей, мечтающий – река,

Решится – и захлёбываясь звоном,

Горстями радуг в воздухе пыля,

Поводопадничав, рванёт с разгона

Поить цветущие поля,

Леса, луга, деревни, скот, заводы,

Сбирая дань окрестных мутных рек,

Приняв осадки, паводки, отходы,

Грузнея, замедляя бег,

Достигнет моря полным, гибким телом,

За годы одолевшим стыд и страх,

Мечтая не о счастьи в мире целом,

А лишь о детских берегах,

Где вечные, божественно-немые,

Толкучку облаков пронзив насквозь,

Под воспалённым солнцем ледяные –

Вершины с жизнью врозь,

Где кончится круговорот рождений –

О чём ещё мечтать воде? –

О высоте, о чистоте, об испареньи –

И льде, и льде, и льде, и льде…

***

Спит, переполнен сонным счастьем,

Сад под туманной кисеёй,

Когда, уже законной властью,

Вступает утро в мир ночной.

Пока рассвет ещё застенчив,

Бутоны вымоют в росе

Тугие розовые плечи,

Чуть приспустив резной корсет.

Легко дыша, полуусильем

Полуодет, дрожа легко,

Нырну с крыльца свободным стилем

В туман, стекающий рекой.

Коротким рубящим движеньем,

Стараясь не задеть шипов,

Всех лучших в этом поколенье

Срезаю с утренних кустов.

В росе, в траве, в очарованье

Я возвращаюсь в прежний сон,

А сад очнётся терпкой ранью

И зашумит, ошеломлён.

Проснусь – стоят в хрустальной яме,

Ещё не чувствуя беды,

Бутоны с драными ногами.

Стоят и светят из воды.

***

Анне

После цепкого толстого серого льда,

не пускавшего землю последних два месяца

в безразличное мартовское никуда,

от которого можно в апреле повеситься,

этот тонкий воздушный зелёный налёт,

просквозивший уже безнадёжные ветки,

этот май, этот вновь голубой небосвод,

принимающий птиц из растаявшей клетки –

это новая жизнь, где зелёный – иной,

а не комнатный фикусов, пальм и гераней,

где подушка оказывается цветной

в ранний солнечный час, вдохновляюще ранний:

в голубом вместо туч – облаков молоко,

зимний голос, негромкий, грудной и печальный,

в мае снова летит и звучит высоко,

и качает в объятьях волной музыкальной.

***

Полные чашки зелёного чая,

Ломтики сыра, жёлтый лимон,

Прикосновение пальцев, молчанье –

Всё вспоминается ныне как сон.

Может быть там, где всё это осталось,

Жизнь по другому закону меняется,

Всё, то что здесь безнадёжно прервалось,

Там не спеша продолжается.

Ветер легонько поднял занавеску,

Солнце под мебель задвинуло тень,

Море добавило к завтраку плеску –

Всё отдаю, чтоб попасть в этот день.

Только бы пить этот чай бесконечный,

Тоненько резать лимон,

Взглядом беспечным встречать твой беспечный,

Припоминая сегодня как сон.

***

Не слова нам, а реки даны в утешенье,

чтоб со всею душевной поклажей

поменять, не считая побег униженьем,

окружающие персонажи -

плыть и плыть – да, душевное оцепененье,

да, пустые чужие пейзажи,

да, отставшей воды беззаботное пенье

и застрявшее в горле прощать неуменье,

и откуда-то горечь пропажи.

Время движется вместе с рекою, синхронно,

может, водная плоть – ближе к счастью?

так душа в танце следует заворожённо

за своею телесною частью,

на бумагу слова заплывают покорно,

подчиняясь движениям пястью,

да, журчанье стиха на губах монотонно,

но как только строка прозвучала повторно -

наполняется ритмом и страстью.

У стоячей воды – красота берегов,

у бегущей – надежда на пристань,

где встречают по милости местных богов,

хоть с опаской, как контрабандиста.

Да, надежду и риск покупаешь с торгов,

да, любая дорога терниста,

но с какой-нибудь сотнею варварских слов,

без любви, без вражды, без друзей и врагов

славно жить в главной роли статиста.

***

Я был неправ. Я пожелал.

Я не планировал разлуку.

Не выпросил, чтоб принесла

Зима спасительную скуку.

Теперь придётся по живому.

Приди, Весна, и помоги –

Швырни меня к аэродрому,

Не медля замени другим

И в ночь, заправленного болью,

Оставь на взлётной полосе.

Я справлюсь с самолётной ролью

К утру, холодный и в росе.

***

Днём оттепель, а ночью резкий

Мороз раскатывает лёд,

Снег опускает занавески

И вьюга за окном поёт.

Я слушаю твой голос, вьюга,

Ночной не прошенный толмач,

И за угрозами, подруга,

Я слышу жалобу и плач.

Какому ветреному другу

Строчишь послания души,

Гоняя бешено по кругу

Огромные карандаши?

Что утром все твои старанья,

И шум, и беготня, и свист?

Напрасны прежние страданья,

Оставившие белым лист.

Учиться ничего не ждать!

Дышать на ватные окошки,

В иллюминатор увидать

В сугробах бывшие дорожки

И сосны в снеговой пыли,

И солнце в ледяных заторах,

И голубой платок земли,

Светящийся поверх просторов…

***

С середины площадки, мой друг, оглядись:

Сквозь холсты декораций, натянутых кругом,

Сквозь уже облетевшую юную живопись

Перемены в глаза твои смотрят с испугом.

Не слова – что слова? Раздражают и злят,

Хороши чтобы лгать и трепаться впустую -

Но когда неотступный сочувственный взгляд