Питерская история
Данная книга является художественным произведением, не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет и не пропагандирует их. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет. Пожалуйста, обратитесь к врачу для получения помощи и борьбы с зависимостью.
Дизайнер обложки Клавдия Шильденко
© Екатерина Аристова, 2025
© Клавдия Шильденко, дизайн обложки, 2025
ISBN 978-5-0065-2282-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть первая:
Не мой
Задумывая чёрные дела,
На небе ухмыляется луна,
А звёзды будто мириады стрел.
Ловя на мушку силуэты снов,
Смеётся и злорадствует любовь,
И мы с тобой попали на прицел.
Агата Кристи – «Черная Луна»
1: Поиграем в декаданс
Июнь 2006
Солнце медленно ползло в пропасть горизонта. Его предсмертные лучи тускло и вяло копошились на стенах новостроек. Невский район славного Питера дружно и хаотично застраивался, дворы становились все меньше, скамейки исчезали. Уходило в прошлое и детство, и полуголодные девяностые, и не менее печальная пятилетка нового тысячелетия.
Дым от сигарет вырывался между губ и стремился туда же, к этому последнему свету. Вроде июнь, а на балконе прохладно. Я пожалела об оставленной в комнате толстовке.
– Насть, сегодня идем в «К». Ты с нами? – из комнаты выглянул тщедушный темноволосый паренек. Это Вовчик. Он воодушевлен и благодушен. Сегодня, видимо, намечалась большая туса, и он предвкушал большие деньги в связи с этим.
– Не знаю, – я равнодушно выдохнула дым и так же равнодушно пожала плечами. – Неохота.
– Ну, пойдем. Ты – моя счастливая звезда, когда ты рядом, товар лучше идет.
– Завязывал бы ты с этим, Вов. Добром не кончится.
– Ну, ты прям как моя маман заговорила, – парень скрылся. Поморщилась. Когда же мое терпение лопнет, и я его брошу? А вроде и жалко. Вовчик как ребенок, пропадет. С другой стороны, до этого же как-то обходился без моего присутствия.
– Сегодня будет снег, – сообщил Вовчик из комнаты.
– Ты че, обкурился уже? Какой снег? Лето на дворе, – я наконец соизволила покинуть балкон.
– Это ты – дура. «Снег»1 продавать буду. Не хочешь?
– Спасибо, нет. Сам ешь свою дрянь. Мне уже хватило.
Вообще обладательница имени Настя, то бишь я, происходит из интеллигентной семьи. Папа – инженер, начитанный и в очках, мама – учительница старших классов. К счастью, преподавала она не в моей школе. Родители всегда были уверены, что их дочь – примерная девочка, умница-разумница, слова никому дурного не скажет. И даже инцидент, случившийся со мной в четырнадцать лет и послуживший причиной первого привода, не изменил этого мнения. У девочки был стресс, все дела.
Я их не разуверяла. Впрочем, до шестнадцати на самом деле была правильным подростком, не пила и не курила. Про таблетки слыхом не слыхивала. А в десятом классе гормоны стукнули по голове. Появился в моей жизни мальчик Петя. Семь классов образования. Ну и фиг с ним. Зато целуется классно. Пиво любит. Зато добрый.
2001—2002
Петруша вроде как любил, но стеснялся умных и правильных родителей. Но это не мешало ему гулять за ручку, и прощаться в моем подъезде долго и упорно, доводя до практически экстаза поцелуями и руками. Руки у Пети были золотыми, ничего не скажешь.
Долго ждала, когда же он решится на абордаж, полный и бескомпромиссный. Петя не решался. Через восемь месяцев, когда родители уехали в гости к друзьям, мне удалось наконец-то завлечь его к себе домой и практически с боем самой броситься на амбразуру. Было лето. А осенью узнала, что параллельно со мной добрый и хороший Петя встречался с девочкой Надей, своей первой любовью и первой женщиной. Старше его на два года. Ну как, встречался. Спал. Надо же куда-то девать свои гормоны. Ваша покорная слуга, дура такая, возьми и прости его. Еще бы не простить – ползал в ногах и вымаливал амнистию, и даже расщедрился на розы, чего с ним ни разу не бывало. Из подарков всегда была банка Балтики «Тройки».
Надя – это хорошо, да только потасканная немножко, а Настя – молодая, свеженькая, чистенькая. Не хотелось терять. У Насти светло-русые волосы, вкусно пахнущие медом, аккуратный, вздернутый немножко носик и серые лучистые глаза. Попка красивая. Да и квартирка хорошая. Три комнаты. Родители не вечные. А он жил в однокомнатной с матерью и сестрой. Это я так думаю. Что на самом деле двигало им, знать не могу.
А в ноябре – повестка в армию. Я выплакала все глаза, но делать нечего. Петя так решил. Мужик сказал – мужик сделал. Тем более скрываться до двадцати семи лет – не вариант. Скучно и страшно. Как настоящий пацан, Петр не был студентом. Да и откуда там, с семью-то классами. Тут даже в ПТУ не возьмут. Работал где-то слесарем на заводе. Руки ж золотые.
Первый раз я пришла домой пьяная. Вернее, привел меня отец. Напивалась водкой, с непривычки организм ушел в несознанку после второго стакана. Вместе с подружкой Викой, чьего молодого человека тоже забирали, мы выползли из квартиры Викиного Володи и потопали проветриваться. Было весело. На улице – гололед, мы кувыркались через каждые два метра и заливались хохотом.
А тут Павел Прохоров из магазина с авоськой. Видит – идет навстречу дочь, глаза – у носа, ржет как молодая кобыла, и ноги подкашиваются. Сердце у него упало вниз, куда-то к желудку, и надавило на недавно съеденную буженину. Дочка отбилась от рук, превращается в падшую женщину! Ужас придал сил оторвать меня от подружки, слезно умоляющей забыть и простить. Приволок домой. Мать, глянув на зеленоватого оттенка дочь и красные мутные глаза, – в слезы. А я еще и агрессивничала. Требовала отпустить, Петю же забирают, как же я без него! Катерина Петровна – учительница. Женщина строгого нрава. Сказала – никуда не пойдешь, значит, не пойдешь. Но со мной ей не справиться.
У дочки любовь, поэтому она сильнее. Мать дала пощечину. Дочь – сдачу. Катерина Петровна растерялась и упустила момент, а меня и след простыл. Унеслась на крыльях любви к Петеньке. Утром пришла и просила прощения. Родители простили. А куда деваться?
Забрали любовь недалеко. Город Валдай, что рядом с Новгородом. По крайней мере так думала я, у которой по географии была нечестная четверка за честные красивые глаза. Вместе с Петиными мамой и сестрой ездила туда каждые три месяца. Летом, правда, Петю отпустили на две недели – умерла тетка. Пете до тетки не было дела, зато была Настя. Все такая же свежая и красивая. Курносая и с медовыми волосами.
Две недели пролетели быстро. А в ноябре опять новость. Шлет смс с Валдая. Смс печальная. «Мы с тобой слишком разные, будущего у нас нет, давай расстанемся». Я была удивлена правильностью и красивостью фраз, явно не он сочинял и набивал буквы. Удивление быстро сменилось печалью. Как так? Отдала свою молодость, себя, самое ценное – девственность свою, а в ответ – гуляй, дорогая.
Меня разобрало такое зло, что возьми да и пойди в гордом одиночестве в районный клуб «К». На проспекте Большевиков он пользовался бешеной популярностью среди местных. Вообще, раньше он был для представителей однополой любви. Теперь по пятницам и субботам – вход для всех нормальных. Воскресенье – для обделенных.
Была пятница. Народу – тьма. Клуб – говно. Стены обшарпанные, скамейки и столы – деревянные. Сядешь в мини – вся попа будет в занозах. Но зато не просят паспорт. Ни на входе, ни в баре. Пей – не хочу. А мне восемнадцать – только через неделю.
А что пили? «Черный русский», конечно же. «Ред Девил»2. «Ягуар». Не соображали же, что это страшный яд, пострашнее водки. Была еще такая прелесть – «Виноградный день». Выпьешь бутылку и не знаешь, проснешься или нет завтра.
Я ограничилась «Девилом». Забирало хорошо – яд же. Покурила. Счастливые времена. Сигареты продавали не только семнадцатилетним, но и первоклассникам. Ты нам деньги – мы тебе товар. Хороший такой капитализм. А что, страна перестраивается. И люди – тоже.
Музыка бухала и грохала. Я расслабилась. Было хорошо. Хотелось танцевать и целоваться. И то и другое здесь легко выполнимо. Правда, кавалеры один краше другого. С Петенькой не сравнить. Взгрустнулось. Поплохело – «Девил» подействовал. Вздремнула за столиком. Деньги – в кармане юбки, будут вытаскивать – почувствую. Там же и мобильник. Тоже незаметно не сопрут.
Вдруг – легкое касание к волосам. С трудом подняла голову и мутными глазами глянула на нарушителя спокойствия. Темненький, симпатичный. Глаза карие, красивые. И ресницы длинные.
– Привет. А что такая красивая девушка скучает и грустит? – проорал он, перекрикивая музыку.
– Я сплю, – рявкнула в ответ.
– Я – Вова.
– Настя.
Знакомство состоялось. Меня тяготили стены клуба, прокуренный воздух и собственная передозировка спиртным. Вова повел на улицу. Потом – к себе. Жил у друга. Друг в соседней комнате сладко постанывал вместе с только что выловленной в том же клубе подружкой. Но Вова не сделал ни одной попытки пристать ко мне. Это удивило. И крайне к нему расположило.
– Ложись, спи, – Вова уложил меня на диван, а сам исчез. Я долго боялась, что сейчас в комнату зайдет его друг-сосед и возрадуется. Но сосед был занят. А я заснула. Бороться со злом трудно, особенно если оно – красное.
Проснулась от звонка. Взглянула на дисплей – восемь утра, звонит мать.
– Ты где?
– Гуляю, – прохрипела в ответ. – Сейчас приду.
Голова раскалывалась. Осторожно заглянула на кухню. Дом был тих и казался пустым. Друг-сосед и подружка-подушка отдыхали, видимо, после бессонной ночи. Я оглянулась в поисках чашек. Чашки были жуткого вида. Пить из таких не рискнула. Пришлось набирать воду из-под крана в ладошки и так хлебать, словно лошадь.
Входная дверь была открыта. Вовчик не появлялся. Я ощупала карманы юбки. Двести рублей все так же на месте. Мобильник тоже, раз мама звонила. Не ограбили, не изнасиловали, дали ночлег. Потрясающие люди.
Вовчик не дал о себе забыть. Позвонил на следующий же день. Оказывается, мы успели обменяться номерами. Я этот момент упустила.
– Погуляем?
– Зачем?
– Просто так.
– Ладно.
Полноценная беседа, ничего не скажешь. Мне было скучно и грустно. Петенька бросил, красное зло еще ползало в крови. Лучшее лекарство – воздух. А воздух лучше получать в компании.
Вовчик на трезвую голову оказался таким же симпатичным. Только чуть пониже ростом. Меня такие мелочи не волновали. Тем более ничего серьезного я и не хотела. Зато хотел Вовчик. Провожая к подъезду, поцеловал. Понравилось. С Петей конечно было лучше, но Петя объелся груш, а Вова рядом. С красивыми ресницами и теплыми губами. Чего б не воспользоваться ситуацией?
Через неделю торжественно состоялся секс. Вовчик раздобыл «Российское шампанское». На вкус – кислятина похлеще «Советского». Но сам факт! Оно ж круче! Потом еще был букет лилий. Мне никто никогда не дарил лилий. Однажды были розы от Пети. Папа на день рождения дарил тюльпаны всегда, не подозревая, что я их терпеть не могу. А тут – лилии. Пахнут дурно, но плевать. Лилии же. Они считались крутыми цветами. Где ж тут устоять? Мне и не хотелось отпираться.
До Петра было далеко. У него была хорошая учительница Надя. У Вовы были попроще – скороспелые малолетки. Но в целом неплохо. Мне понравилось. И Вова нравился. Особенно его глаза с пушистыми ресницами.
Меня зауважали. Я не понимала, почему. Лиза, сокурсница по колледжу, проживавшая там же, на улице Тельмана, через неделю подошла с вежливой улыбкой.
– Слышала, ты с Вовчиком встречаешься?
– А что?
– Он клевый. И при деньгах всегда.
Вовчик действительно был клевым. Веселый, разговорчивый, умный. Учился на фармацевта. Вот только непонятно, откуда брал деньги. Ближе к Новому году поняла, откуда. Он продавал таблетки. Всякие разные: приятные (для идиотов, само собой), однако вредные и заразные.
Амфетамин, в народе зовущийся спидами; MDMA, они же экстази. Мэджик. Иногда кокс. Будущий фармацевт же. В этот же год на вершину славы выходил бутират. Никакой водки не надо. Заглотнул из крышечки – и пошел плясать. Весело и хорошо (сначала). Для автерпати – самое оно. Секса опять же хочется. Всем. О смерти и зависимости юные дарования, само собой, не думали3.
В общем, полный парам-пам-пам. И главное – дешево. Спиды стоили дороже. У Вовчика – триста «рэ» за штуку. Полный кошмар, короче.
Я расстроилась. Одно радовало – Вовчик сам это дело не любил. Только продавал. И меня тоже не хотел подсаживать. Сначала. Запрещал даже думать об этом. Я и не думала. Поколбаситься под памп4 всегда могла и без таблеток.
2: Буду умирать молодым
Сегодня на дворе – две тысячи шестой год. Самый разгар рейва, а значит – в моде вещества. Какие из них тру5, какие – не очень, решалось любителями мероприятий.
С момента встречи Вовчика минуло четыре года, а мы до сих пор вместе. Несмотря на то, что юный бизнесмен стал более лояльно относиться к употреблению его подружкой этих самых веществ.
Но я злоупотреблять не собиралась. Первый раз попробовала два года назад. Бесплатно. Вовчик был щедр и угощал друзей – праздновал день рождения. Растворил мне таблеточку в чае, который щедро подавался в пресловутом «К». Эффект пришел не сразу, но пришел. Я не могла остановиться. Второй этаж с медляками и обычной «колбасой» не воодушевлял. Рванула на третий, там – памп.
2004—2006
Музыка – тыц-тыц-тыц-тыц. Ударяет по барабанным перепонкам, но не больно. Приятно. Оргазмично, можно сказать. Тело и голова – два разных полюса, больше никак не связанных друг с другом. Между ними экватор – спиды. И жизнь прекрасна.
Сердце бешено качает кровь, стучит, гремит, но его никто не слышит. В глазах больше нет радужки – там одно большое черное пятно. Зрачок как пятак. В туалете зеркало. Посмотрела на себя и испугалась.
На выходе из туалета меня поймал Роткорытом. В миру – Сережа, друг Вовчика. Интересный типаж – паж Вовчика. Самый настоящий. Он для него король, царь, император, президент и бог. Вождь, короче. Я всегда его жалела. Зря он прибился к этой компании. Родители – не алкаши, не дворники. Впрочем, сама такая же. А ведь прибилась. И отбиваться пока не хочется. Смысл? Пока не видела.
– Ты сегодня с нами? – радостно улыбнулся Рот. Заметил мои шальные глаза.
– С вами, с вами, наркоманами, – ухмыльнулась в ответ.
– Эй, мы не такие. Мы просто любим…
– Памп, – подхватила я.
– Да, детка. Пойдем, – схватив за руку, потащил обратно на третий.
Вовчик был занят, ему не до подружки. Столько пипла охватить надо. Я была сама по себе. Но за мной приглядывали. Не дай Бог кто позарится. Кроме Рта был еще Демон, он же Дима. Первый красавец на деревне. Боксер, таблетки не употреблял. Зато их ела горстями его девушка, Аллочка. Худющая как щепка, вечно злая и недовольная по причине ломки. Зубы – плохие, волосы жидкие. Что в ней нашел? Любая девчонка от Дыбенко до проспекта Большевиков за ним пошла б, не глядя. Но нет. Любовь. Пойди пойми…
Зато утром пришла расплата за веселье. Время – десять утра. Сна ни в одном глазу. Хотелось танцевать. Но не будешь же колбаситься дома. Родители не поймут. Вовчик и так уже водил меня по дворам, в надежде, что зрачки примут естественное положение. Ни фига. Не приняли. Сердце колотилось, как бешеное, казалось каждую секунду, что вот-вот оно пробьет грудную клетку и рванет на асфальт. Но и там будет дергаться долго-долго.
Родители не заметили. Алкоголем и табаком от дочки не пахнет – и хорошо. Глаза я прятала, как могла. Правда, мама удивилась, почему дочь не хочет спать. Пришлось лечь. Два часа таращилась в потолок, но когда кто-нибудь из взрослых заглядывал в комнату, притворялась спящей. Потом не выдержала. Села за конспекты: в перерывах между гулянками я умудрилась закончить колледж и поступить в университет. В понедельник предстоял семестровый зачет по культурологии. Выучила все.
Сердце успокоилось только вечером. И глаза – тоже. Я решила – больше никогда и ни за что. На фиг надо. Страшно.
Но тут в январе уже этого года случилась Пиратская Станция. Вернее, она случалась уже давно, с две тысячи третьего, но для меня – впервые. До этого были Цехи и Дэнс Плэнеты. Опен эйры всякие. А тут – настоящий драм-энд-бэйс6. Легенды – Пендулум и Гвоздь. Надо идти. И идти заправленной.
Одолжила у подружки колготки в сетку, короткие шорты. Обязательно белый топ. Из дома пришлось выходить в приличном виде – в джинсах и футболке под теплой курткой. Но в СК «Спортивный» уже переоделась, как надо. Вовчик перед фестивалем наглотался бутирата и был весел как никогда. Таблеток не было, только порошок. Пришлось сворачивать сторублевки и тянуть через нос.
И мир вокруг стал другим. Я стала одной из них, превратилась в получеловеческое существо. Танец – ломаный, движения выходящих из строя киборгов. Мы и были ими. А ощущали себя гомо сапиенсами. Наивно.
Вокруг белые халаты, респираторы – как в больнице. Но это прикольно. Это рейверы. Их культура. Так принято, и значит, смотреть на них приятно. Я именно это и ощущала. Приятность. Полуголые тела в купальниках. Пот и сладковатый запах «Ягуара». Тогда еще продавался на подобных мероприятиях.
И музыка, музыка, музыка. Ничего не важно, только она. Растворяешься в ней, плывешь по волнам экстаза. Вроде дергаешься, как в агонии, а в сознании – райское блаженство. Вот он – Эдем. И все такие беленькие, как ангелы. Только глаза демонские, черные.
Подбегал счастливый Вовчик, мокрый, с вьющимися от жары волосами. Жадно впивался в губы, обнимал, шарил руками под майкой. Я радостно хохотала, отталкивала его и продолжала танцевать. Вовчик снова убегал по делам. Бизнес есть бизнес. Против него не попрешь.
- Черный тарантул: пришло время для мощной музыки, приходи – споем.
- Черный тарантул: не заигрывай с моим стилем, я ведь могу и ужалить.
- Черный тарантул: ты хочешь, чтобы я вспрыснул в тебя бактерии,
- И если твое тело каменеет, а хребет немеет, приходи за новой дозой.
И вот Пендулум. «Тарантула» – любимая тема. От восторга едва не задохнулась, но тело все равно осталось бы в живых, наверное, и продолжило ломаться и кривляться. И тут меня отпустило.
Нет, музыка по-прежнему дарила счастье и прочие радости жизни. Но приятность толпы как водой смыло.
Я смотрела и не понимала, как могла оказаться среди ЭТОГО. Кто все эти люди? Нет, вопрос неправильно ставится. Что это за существа такие? Показалось, что я попала в какую-то пробирку, где хаотично мечутся инфузории-туфельки. И я сама – одна из них. Ни разума, ни чувств. Только потребность существовать. Существовать комфортно и весело.
Глаза у всех – страшные. Вон рядом танцует парень. Красивый, стройный, подтянутый. Голый торс эротично так сверкает пóтом. Но глаза… Он смотрит на меня, улыбается призывно, а я в ужасе таращусь в его лицо. В его зрачки. Они – как туннели, темные и беспросветные. Туда не попадают солнечные лучи, там грязно и сыро. И жутко.
– Привет! – кричит он, не останавливаясь. – Как зовут? Ты классно танцуешь!
И почему в такие моменты Вовчика нет рядом?
– Никак! – кричу в ответ. Парень пожимает плечами. Не улов. Ну и ладно. Вокруг полно таких же стройных, красивых, в обтягивающих попки шортах. Без рыбы не уйдет утром.
Бегу в туалет. Толпа охотно расходится, и смыкается за мной. Ну, точно – амебы. Одноклеточные и по жизни веселые.
В туалете накурено. Кабинок свободных нет. Кое-где слышатся звуки рвоты, местами – секса. Наконец, из одной вываливается довольная парочка. Девица на ходу застегивает джинсы, парень поправляет свои спортивные штаны. Я поняла, что сейчас меня вытошнит прямо тут. Но к счастью успела добежать до унитаза. Сил на то, чтобы защелкнуть за собой дверь уже не было.
Кто-то заглядывал, хмыкал, уходил. Мне было все равно. Меня тошнило. Сначала «Ягуаром», выпитым уже после спидов, потом – слезами. Плакала, уткнувшись лбом в грязный ободок унитаза – девушки забирались туда с ногами. А иначе страшно – сифилиса и прочих радостей еще никто не отменял.
В шортах вибрировал, надрываясь, мобильник. Вовчик потерял. Но мне было наплевать и на него тоже. Осталось только одно чувство – жалость к себе. Всепоглощающая. Что я, такая умная и красивая, делаю в этом свинарнике? Среди этих свиней?
Вовчик меня все же нашел. Вытащил из кабинки и практически на руках понес к гардеробу. До открытия метро еще час, но он знал, что сейчас лучше на воздух. Опять пришлось идти в туалет – переодеваться. Вовчик предложил в мужской, там почище. Мальчикам забираться на унитаз не надо.
– Я больше никогда сюда не приду, – шептала, пока Вова стягивал с меня шорты и пытался впихнуть ноги в джинсы. У самой сил уже не было. Все ушло на слезы.
Наконец вышли на улицу. Полегчало. Я затянулось было сигаретой, но Вовчик вырвал ее изо рта и выкинул. Я обиделась и снова заплакала.
– Хватит реветь! – прикрикнул Вова. – Сама захотела! Я тебя насильно не пичкал. Больше не получишь. Вообще никогда.
– Я и не хочу, – возразила. – Не надо мне больше этой гадости. Я еще жить хочу. И детей здоровых родить.
Вова молчал. Нам встретился круглосуточный ларек, купили минералку. Я выдула сразу же все 0,33. Пить хотелось ужасно. И курить. И разговаривать. Я не помнила, о чем, но ясно знала – несла какую-то чушь. Вовчик кивал, изредка что-то мычал, но разрождаться словами не мешал. Большего от него и не требовалось.
Но через час отходняк стал прощаться. Я устала бродить по холодному ночному городу, а язык опух от болтовни.
И твердо решила – больше никаких наркотиков. Никогда. «Тварь ли я дрожащая или право имею?»
3: Ой, мама, я влюбилась
Июнь 2006
Запихнув сигарету и воспоминания в переполненную пепельницу, я ушла. Отправилась домой переодеваться. В клуб все же решено было сходить. А что еще дома делать в выходные?
В «К», как всегда, народу много. Я сразу же заняла любимый столик в углу. Танцевать пока не хотелось. Купила пива. Гадости вроде «Ягуара» давно наскучили и ясно показали – пить вредно. Лучше пиво. Я пока молодая, живот не вырастет.
Напротив сидели Демон и Аллочка. Он – веселый и обаятельный, как всегда, Аллочка – злая. Ничего не меняется. Я прикинула, надолго ли хватит жизненных сил у девчонки. Таблетки разрушали ее организм с потрясающей скоростью, а ей все равно. Смысл жизни заключался только в очередной дозе. А там – шло все и ехало.
Я все так же цедила свое пиво, периодически покуривая. После двух ночи народу прибавилось. Ходили сюда местные, большевистские наркоманы, как я их называла. Проще сначала напиться водяры во дворах, а уже после полуночи идти на танцы.
Демон и Алла куда-то ушли. Наверное, на третий этаж, танцевать. У Аллочки случился приход, хотелось музыки. Но скучать мне не дали.
– Свободно? – подняла глаза. И душа куда-то отлетела на пару секунд. Передо мной стоял бог. Древнегреческий, видимо. Аполлон. Или даже Гермес. Не важно. Главное – высоченный, накаченный, светловолосый и голубоглазый. Мой типаж. Я мимо таких спокойно ходить не могла. Вовчик – черненький гном, а тут атлант пожаловал.
– Рискни, если хочешь, – прикидываясь равнодушной, протянула я. Не надо сразу показывать, что заинтересовалась.
Бог сел. Дыхание в зобу сперло моментально. Сидя напротив, он казался еще красивей. Лицо – с обложки журнала. Брэд Питт, только молодой. Под рубашкой играли мускулы. Все как положено. Представила, что он из десанта. Голубые береты – мечта всех девушек. Я не была исключением.
– Саша, – представился бог.
– Настя.
– Приятно познакомиться, Анастасия, – он улыбнулся. Сердце замерло и поплыло по грудной клетке.
Саше на вид лет двадцать пять. Любимый возраст. Все для меня. Правда, был Вовчик. Но в зале он отсутствовал. Пока можно расслабиться. Роткорытом уехал с родителями в Крым. Чух-чух на поезде. Вернется только в начале июля. Демон следит за своей девушкой, а я осталась пока без надзора.
Саша пошел к бару. Вернулся с двумя бокалами пива. Уже угощает. Рассчитывает на утреннюю отдачу? Я, в принципе, не против. Но стало мерзко.
– Я сама себе покупаю напитки, – сурово произнесла, когда бог сел.
– А кто тебе сказал, что я собирался тебя угостить? – засмеялся Саша.
– Просто подумалось.
– А почему сама? – заинтересовался парень.
– Боюсь, пока несут бокал от бара, сыпанут туда какого-нибудь веселенького порошка.
– Не употребляешь?
– Нет. И тебе не советую.
– А знакома с теми, кто ест или продает?
– Нет, – насторожилась. Видать, решил через меня познакомиться с Вовчиком. Здесь все знают, чьей девушкой являюсь.
– Ну и ладно. Учишься?
– Учусь.
– Из тебя приходится клещами слова вытаскивать, – снова засмеялся Саша. – Можно поподробней?
– А тебе зачем?
– Хочу познакомиться поближе. Ты против?
Оглядела зал. Вовчика по-прежнему на горизонте не видно.
– Да нет… Только у меня есть молодой человек.
– Я же уводить тебя не собираюсь. Просто разговариваю.
– ЛГУ имени Пушкина, факультет экономики и управления, – отчеканила я. – Так хорошо?
– Отлично.
Хотела спросить, чем же занимается сам бог, раз имеет право задавать такие провокационные вопросы. Но не успела. Ди-джей поставил «Поезд на Ленинград». Сама судьба велела слиться в медленном танце. Бог судьбе прекословить не решился.
- Вдруг случится так: мы не встретимся уж вновь,
- Вдруг случится так: не вернется к нам любовь.
- Ты прости меня, если я неласков был,
- Ты прости меня, если что-то я забыл.
– Потанцуем?
Мое выпитое пиво удобно расположилось в желудке, повернулось на другой бочок, и сознание подумало – почему бы и нет.
– Да.
Вовчик зашивался с пересдачей зачетов и экзаменов. Нужны деньги. Преподаватели – тоже люди. Он метался по прямой «клуб – дом» всю ночь, и плевать ему, с кем там его Настя танцует. К тому же, он в последнее время лояльно к подобному относился. Знает, его девочке скучно одной. Но я все равно оглядела зал, на всякий пожарный.
Меня же в процессе танца очень привлекало Сашино плечо. Хотелось положить туда голову, прижаться щекой. Нельзя. Увидят. Тут уже начнутся проблемы с Вовчиком стопроцентно. Проблем и скандала не хотелось.
– А ты чем занимаешься? – отважилась на вопрос.
– Охранник.
– Скучно?
– Когда как. В данный момент – нет, – его глаза улыбались весело и одновременно нежно. Как так у него получалось, я не понимала. Одно знала – Саша мне нравился до дрожи в коленках. И смотрела, и смотрела в его голубые глаза, и даже музыку уже не слышала.
Вдруг Саша повернул голову куда-то вбок. Гипноз кончился. Я проследила за его взглядом, а там обнаружился Вовчик, как всегда куда-то спешащий.
– Извини, мне нужно отойти, – танец прервался на середине. Девочку Настю оставили на танцполе униженной и оскорбленной в лучших традициях Федора Михалыча. Саша вышел из зала вслед за Вовчиком.
– Наркоша сраный, – прошипелось ему вслед. Но легче не стало. И вот зачем? Молодой, красивенный. Качается, значит – спортсмен. Странные люди.
Я расстроилась и пошла к выходу. Там столкнулась с Сашей.
– Ты куда так рано?
– Домой, – огрызнулась я.
– Приходи сюда в следующую субботу.
– Зачем?
– Я буду здесь, – он подмигнул. – Хотелось бы тебя еще раз увидеть.
– Подумаю.
А чего тут думать? Не шла домой – летела. Правда, номер мобильного не спросил. Но раз хочет увидеть – значит понравилась. Уже хорошо. И вовсе он не за Вовчиком следил. Уверена.
Родители спали. Я тихонько прошмыгнула на балкон в гостиной – курить дома не рекомендовалось. Но очень было нужно. Эмоции не давали успокоиться и уснуть. Ибо еще Вовчик. Чиркнула ему смс, что уже дома. Но проблема не в этом. В нелюбви к нему. Я и раньше это знала, а теперь воочию убедилась, что трачу свою жизнь на человека, далекого от меня, как Гонконг – от Парижа. Его моральные принципы были мне в тягость. Но просто так же не бросить его. И жалко, опять же.
Надо будет посоветоваться с Леной.
Лена – подруга. Вместе со школы, с седьмого класса. Потом – колледж и универ. И все время бок о бок. Съели уже не один пуд соли. Проверенная дружба, и временем, и трудностями, и проблемами. Я восхищалась подругой. Та была в сто раз умнее и прилежнее. Училась на отлично, колледж с красным дипломом закончила. И меня за собой тащила. Пила мало, не курила и не ела таблетки. В общем, образцовая девочка.
У Лены и парень – что надо. Студент-юрист, начитанный и правильный, не чета Вовчику и Ко. Подруга недоумевала, почему ее любимая Настя общается с подобным сортом людей. Настя с ней солидарна. Ей тоже интересно.
Видимо, мне нравилось чувствовать свою значимость на разных, противоположных полюсах. С одной стороны – умная Лена, с другой – таблетки и Вовчик. Нет, просто Вовчик, которого жалко бросить.
Жалость – вообще обычное женское чувство. Попробуйте найти таких мужчин, которые будут терпеть рядом с собой нелюбимую только из-за жалости. Ради денег, секса или связей – да, пожалуйста. Знакомое и милое дело. Но жалость… Это из другой оперы. Так только жительницы планеты Венера могут.
Я раньше об этом не задумывалась. А теперь – стала. Видимо, взрослею. Ну, двадцать два года, пора уже ума набираться.
4: Друг в беде не бросит
Неделя до следующих выходных тянулась как резиновое изделие номер два. Я старалась занять себя хоть чем-нибудь умным и полезным, но получалось плохо. Два дня убились на пляже у Петропавловской крепости. Купаться еще рано, загорали. Впрочем, в Неве – всегда рано. Там вода прогревается только к августу, если лето стоит теплое. Но находились закаленные смельчаки, которых это не пугало. Я не рисковала. Боялась застудить детородные органы. В отличие от большинства сверстниц и зимой старалась покупать верхнюю одежду по крайней мере до колен, плюс-минус десять сантиметров. Полулетние курточки, едва прикрывающей пуп, не признавала. Хоть где-то же надо быть умной, если в любви не получается.
Лена, оформленная от природы правильно и эффектно, изящно возлежала на покрывале, покрытая тоненькими полосками ткани. Я же никак не могла улечься, и ерзала туда-сюда.
– Может, успокоишься уже? Раздражаешь, Насть!
– Я сама себя раздражаю, – проворчала я. – Не поверишь. Хочу в клуб.
– Так иди в «Метро». Как раз скоро студенческая среда, вход бесплатно.
– Я в «К» хочу.
– Господи, что ты там забыла, в этом бомжатнике? – Лена аккуратно перевернулась на живот и посмотрела на меня. – Или Вовчика будешь опять караулить?
– Да причем тут Вовчик? Ленка, я с таким парнем познакомилась там… – не хотелось, но выражение глаз и всего лица получилось мечтательным. Лена поневоле заинтересовалась.
– В «К»? «С таким парнем»? – она скривилась. – Немыслимо. И вообще, знакомиться в клубе – не вариант. Дохлый номер.
– Чья бы корова мычала! Можно подумать, с Лешей ты познакомилась в библиотеке или театре.
– Мне просто повезло. Один шанс на миллион. А так обычно – на одну ночь.
– Вовчик подзадержался.
– Вовчика, извини, я за парня не считаю вообще. Так, шибздик. К тому же, наркобарон.
– Кто-кто? – засмеялась я. – Ленка, ты как скажешь…
– Ну а что? Не понимаю я, что тебя рядом с ним удерживает.
– Жалко его.
– Я так и думала. Жалость, Анастасия, наш бич.
– Бич в переводе с английского?
– Да как хочешь. Бежать от него надо, бежать.
– Вовчик – еще не самое страшное.
– А что страшнее?
Задумалась. А правда, к чему это я? Не знаю. Вырвалось и все. Что-то есть такое, чего я боюсь. Но что? Вместо ответа полезла в сумку за сигаретами.
– Фу, опять будешь дымить на меня… – простонала Ленка.
– Не ворчи. Хочешь, я отойду к воде?
– Хочу!
– Стервозина…
Пришлось тащиться к самой кромке реки и сидеть там на корточках, словно какой-нибудь урка. Стоять было невмоготу. Лежа курить не разрешали – Ленкин тоталитаризм.
Так чего же я боюсь? Ну, кроме Графа, естественно. Тут спорить не буду, когда вижу его – волосы на голове резко встают дыбом. Графу лет тридцать, но выглядит младше. Худющий, как смерть, только коса у него в виде пластиковых пакетиков с порошком. Он – главный дилер Вовчика, когда тому взбредает в голову заниматься кокаином. Говорят, Граф может достать и чего похлеще. Вообще он мужик не страшный. Но глаза как у змеи. Смотрит на тебя и не моргает, и кажется, сейчас как киданется на тебя. Говорит всегда так вкрадчиво, двигается медленно и зовет меня Настенькой. Я бешусь, но не говорю ему об этом. Только Вовчик знает, как он меня раздражает. Но при этом утверждает, что он ко мне неровно дышит. Нет уж, благодарю покорно. Таких воздыхателей мне не надо.
Граф – единственный в окружении Вовы, кого я опасаюсь. Остальные хорошо ко мне относятся. А этот – не знаю. Его, по-моему, все боятся. Даже мой парень. Но ведь я не его имела в виду, когда Ленке про страх начала втирать. Может быть, я боюсь стать одной из них. Глотать таблетки не хочется, но вырываться из этой компашки надо, причем срочно.
Кинула окурок в речку, чем вызвала неодобрительное покачивание головой старушки, стерегущей внука. Пока бабка не разразилась потоком брани, вернулась к Ленке под бок.
– Свинья ты, – зацокала языком подруга. – Там же у моста урна есть.
– Вот я попрусь тебе туда. Делать мне больше нечего.
– Свинья, – повторила она. – А почему? Потому что с такими же и общаешься.
– Без тебя знаю, Ленок. Знаю, но молчу.
– Слушай, мы с Лешкой планируем в августе на Украину сгонять. В Крым. Давай с нами. Отрывать от Вовчика будем силой.
– Не готова я пока к морям-океанам. А вот родители в Сочи намылились. Если не соберутся меняться.
– И правильно. Проспект Большевиков – самая поганая часть Невского района.
– Зато самая дешевая. Всегда была и будет.
– Невский район вообще недорогой. Пусть покупают на Октябрьской. Или Народную улицу можно взять.
– Нет, не хочу. Через мост тащиться каждый раз до метро…
– Фу, лентяйка. Что с тобой говорить? – Лена демонстративно легла на спину и закрыла глаза. – Скажи прямо, хочешь все лето прожить рядом с наркоманскими рожами.
– Вовчик не употребляет, – заспорила я. Зачем его защищаю?
– Да насрать мне, если честно, – вырвалось у подруги. Я едва не уронила глаза на покрывало. С ней такое случается редко. Но метко. – Твоя жизнь. Жалко просто тебя. И этот некий Саша… Уверена, еще хлеще Вовки. Ты кавалеров выбирать не умеешь.
– А вот пойдем со мной, и посмотришь сама!
– Я?! В «К»?! – Ленка аж села от возмущения. И голос дрожал. Предложила королеве сходить в свинарник. Хороша же я… Ай да Настя…
Домой возвращаться не хотелось. Но Ленин бойфренд изъявил желание встретиться, а у нее на первом месте всегда мужики. Подруге плохо, подруга страдает – да и хрен с ней. Хотя, особо я не переживала, не буду врать. Странное ощущение накатывало. Чего-то хочется, а чего – не знаю.
В четверг Вовчик позвонил, пригласил к себе. Мама, занятая ужином, недовольно покосилась, заметив мое желание улизнуть.
– Опять к Всеволоду? – она упорно называла его официально, видимо, соблюдая дистанцию. Да ладно, мам, не переживай, замуж не пойду… – На всю ночь?
– Как пойдет, – я пожала плечами, поспешно запихивая в себя жареную картошку, обжигаясь и фыркая. – Я позвоню, скажу.
– И куда ты торопишься? Живет через два дома. Поешь нормально, желудок испортишь.
– Ой, мам. Отстань. Ничего с моим желудком не случится. Я просто проголодалась.
– Настя, кстати. Что ты решила насчет Сочи. Ты с нами?
– На поезде? Нееее. Я лучше тут, с друзьями потусуюсь.
– Если бы они еще у тебя нормальными были…
– А чем тебе не нравятся мои друзья? Например, Вова, – каждый раз, когда она начинала эту тему, меня било мелкой дрожью. Да, я знала, кто они и чем занимаются. Но никому не позволяла их оскорблять. Скажи мне, кто твой друг и… Вот именно поэтому. Если они дебилы-наркоманы-гопники, то и я такая же, получается. А вот и нет. Я – хорошая. И какая разница, с кем сплю…
Мама лишь тяжело вздохнула и отвернулась к плите, не желая спорить. Знает ведь, чье слово окажется последним.
Нет, я люблю свою строгую Катерину Петровну, очень люблю и стараюсь не обижать, но не всегда получается. Она не одобряет мои гулянки, клубы и людей, с которыми я общаюсь. Больше всего – Вовчика. И заметьте, она еще не в курсе, чем он занимается в свободное от учебы время. Узнает – убьет меня.
– Мамуль, спасибо, все было вкусно, – подошла к ней и обняла, уткнувшись носом в теплое плечо, пахнущее ванилью. Она собиралась что-то выпекать, поэтому и обиделась – не попробую пирога. – А вкусняшку я утром съем, хорошо? Папе привет, побежала. Люблю тебя!
5: Окончен бой
Ляг, отдохни и послушай, что я скажу:
Я терпел, но сегодня я ухожу.
Я сказал: «Успокойся и рот закрой».
Вот и всё, до свидания, чёрт с тобой.
Агата Кристи – «Как на войне»
Вовчик, он же Всеволод, сегодня настроен благодушно. Сокращение «Сева» он терпеть ненавидит, поэтому мы делаем вид, будто он Владимир. Ясное солнышко, ага.
Настя сегодня ради него напялила мини и обтягивающую майку, и дружочек этот жест оценил. А мне тупо хотелось секса. Редко со мной такое случается, но всегда метко. То ли от скуки, то ли от плохого настроения. Поэтому и бежала к нему сломя голову.
Вовчик в армии не был никогда. Но раздеваться и раздевать умел со скоростью света. И вскоре я уже лежала на диване, закинув руки за голову, подставляя шею и грудь его торопливым поцелуям. И откровенно скучала. Ни губы, ни язык меня не возбуждали. Вообще ничего не чувствовала. И даже когда действо достигло апогея, я начала отчаянно бороться с зевотой. Ужас-то какой! Может, я фригидной стала? Мне всегда с ним хорошо было, что же случилось сегодня?
Когда через полчаса я поняла, что от меня не отстанут, пока не увидят, как мне клево и замечательно, пришлось симулировать оргазм. Вовчик не особо чуткий малый, не заметил разницы. И когда он с меня слез, я торопливо натянула нижнее белье.
– Я пойду, наверное.
– Ты чего? Я думал, на всю ночь пришла… – расстроенно протянул Вовчик.
– А что, не натрахался еще? Я маме обещала помочь с пирогами.
– Ты че, заболела? – похабно заржал парень. – Что бы Настька стояла у плиты? Ах-ха, ну, насмешила, подруга!
– Иди в жопу, – огрызнулась я, надевая юбку.
– Насть, ну ты чего? Пива бы купили, посидели во дворе…
– Хоть бы раз твоя наглая рожа в кафе меня пригласила. А пиво твое у меня уже из ушей скоро польется.
– Фу-ты, ну-ты, лапти гнуты. Какие мы нежные стали. Пиво, значит, уже не прельщает. Чего ты от меня хочешь?
Я задумалась с майкой на вытянутых руках. А правда, чего я хочу от несчастного студента-барыги? Ласки и тепла? Дорогих подарков и горячего шоколада, мягких плюшевых сиденьев и поцелуев в темном зале? Обратилась не по адресу, Настенька. Да пропади они пропадом, все эти рестораны и дорогие букеты. Внимания, вот чего мне не хватало.
Я, по сути дела, Вовчику нужна как собаке пятая нога, переспать он всегда найдет с кем. Просто удобно. И мне удобно. Приятно осознавать наличие парня, да еще такого популярного на районе.
– Да ничего.
– Тогда с какого перепугу наезжать начала? Месячные скоро?
– А тебя больше устроит, если не начнутся?
– Очень смешно, – буркнул парень, тоже начиная одеваться.
– Ладно, Вов, я пойду. Не обижайся. Наверное, и правда ПМС.
Вовчик даже рта в ответ не успел открыть, а меня уже след простыл. А еще накрыло совестливым стыдом, как только выскочила из подъезда. Зря я так с ним. Он же не виноват. Меня колбасит, но дело не в нем. Просто Вовчик больше не интересен мне. Не тянет меня к нему. А вообще тянуло когда-нибудь? Даже и не помню.
– Что-то ты быстро, – заметила мама, открывая дверь. Я умудрилась забыть ключи. – Поссорились?
– Нет. Просто… Мне с ним скучно стало.
Спасибо моей тактичной родительнице, уточнять, что и как, не стала. А то я бы разразилась гневной тирадой. Хотя, может и промолчала бы. Мама просто легонько толкнула меня в сторону ванной комнаты, а когда я вернулась на кухню, с чистыми руками и в домашнем платье, тут же всучила миксер и миску с тестом.
– Вижу, с тобой происходит что-то неладное, – заметила она, прежде чем вышеупомянутый агрегат рявкнул на всю кухню. – Но спрашивать не буду. Захочешь – сама расскажешь. А не захочешь – вот тебе занятие. Поверь, от любых депрессий спасет.
Мне бы твою мудрость, мама. Были ли у тебя моменты, когда не понимаешь, почему так хреново? И как ты с этим боролась? И боролась ли? Или позволяла грусти-печали увлечь на самое дно, откуда всплывать так тяжело и долго?
Вообще я не склонна к депрессиям. И даже горестные моменты в душе долго не задерживались. То ли я холодная, то ли счастливая. Но данное состояние даже пирог был не в состоянии преодолеть. Почему-то хотелось залечь медведем в свою комнату, отвернуться к стене и уткнуться мордой в подушку. И реветь, реветь, реветь. А потом пойти к Ленке с бутылкой мартини и упиться вусмерть.
– Настюш, ты странная какая-то, – покосилась на меня мама, заметив с каким безучастным видом я ковыряюсь в куске пирога. Хотя обычно я могла остановиться только после третьей порции, и даже бронхит с температурой в сорок градусов не в состоянии меня отвадить от сладкого.
– Мам, да все норм. Просто настроения чего-то нет.
– Что еще за «норм»? Говори правильно, не позорь мою седую голову!
– Извини, – пожала плечами все с тем же равнодушным видом. – Сама не знаю, что со мной происходит.
– Может, ты влюбилась? И терзают меня смутные сомнения, что объект любви вовсе не Всеволод.
– Не говори глупостей, – отмахнулась я, и вдруг ужаснулась, чувствуя, как приливает кровь к щекам. Только не это! Как я ненавижу свою дурацкую манеру краснеть, чуть что не так!
– Ясно, – многозначительно хмыкнула она. – Милая, только не забудь про учебу. Любовь любовью, а возможности, которые открывает диплом, тебе в любом случае пригодятся.
– Знаю, знаю. Мам, отстань. Я не влюбилась. Мне сейчас не до этого. С тем, что есть, разобраться надо.
Надо, ох как надо! Внезапно вспомнился Вовчик и его липкие руки, шуршащие по моему телу. Всегда у него ладони потели как ненормальные. Раньше меня это не смущало. А сейчас вдруг едкая тошнота подкатила к горлу, и я выскочила из кухни как ошпаренная. Хорошо еще, я съела так мало шарлотки. Было бы весьма обидно…
6: Про любовь. Про тебя
Медленно переваливаясь через границы суток, время подползло к пятнице. У меня к этому времени отпало желание вообще выходить из дома, даже за хлебом. Но случилось чудо – мне позвонила Аллочка и позвала в «К».
– Дима не сможет, а я устала дома сидеть, – гнусаво протянула она. Так и представила ее губы, капризно вытянутые по-утиному.
– Я подумаю, Алл. Если честно, не хочу идти. Надоело. Одно и то же все, – в трубке стояла мертвая тишина, и я сразу вспомнила выражение про бисер и свиней. Перед кем я распинаюсь, дура? Она же чокнутой меня сочтет.
– Ну, смотри сама. Я тебя не заставляю.
И повесила трубку, даже не попрощавшись. Вот дрянь. Хотя, что с нее взять. Наверняка ломка, вот и злится на весь белый свет. А тут еще я, отказавшаяся составить компанию в поисках нового зелья.
Но спокойно помереть от скуки в выходные мне не дали. Через десять минут телефон разразился новым звуком, и на дисплее высветилось «Демон». Ему-то что от меня надо? Оказалось, то же, что и Аллочке. Боится ее одну отпускать, думает, бедная Настя в состоянии в одиночку справиться с ней и не дать ужраться вконец. Да мне плевать, если честно, помрет она когда-нибудь от спидов, или нет. Ее жизнь, и вытаскивать ее из болота – не моя задача. В чем я честно и призналась Диме. Он даже не обиделся.
– Насть, я ведь все понимаю. Ты просто будь рядом, хорошо? Не оставляй ее одну. Я ее предупредил, что ты мне все расскажешь, так что может быть, она и не рискнет покупать. Вовчика отметелю, если продаст. Надеюсь, поможет.
– Очень сомневаюсь. Ему сейчас позарез деньги нужны, – я пожала плечами, словно Дима может увидеть. – Я пойду.
– Буду должен! Спасибо, Настен! Я не забуду!
– Десять баксов с тебя, – хихикнула в трубку. – Ладно, пойду тогда собираться, раз такое дело…
– Предупреди Аллу сначала, а то она и к пяти утра не выберет, в чем пойти.
Вот скажите на милость, на фига устраивать каждый раз ревизию своему гардеробу, если ты идешь в клуб только ради одной цели. И, о Боже, если бы это было снятие парней на ночь…
Алла обрадовалась, хотя особого вида не подала. Вот ведь прикол, а не девчонка. Демона, что ли, испугалась и потому не пошла в одиночестве? Я ей там нужна буду как мертвому припарка. Впрочем, это очень даже взаимно.
Договорились встретиться у клуба. И в десять я уже переминалась с ноги на ногу у входа, благо живу в ста метрах. Народ потихоньку подтягивался. Со мной не пытались заигрывать, даже несмотря на мини. То ли морда кирпичом их отпугивала, то ли знали о моей занятости Вовчиком. А лицо у меня соответствовало настроению – не влезай, убьет. Внутрь заходить не хотелось абсолютно. Наверное, Ленок на меня плохо влияет – настраивает на более возвышенный лад. Впрочем, меня же никто не заставляет сидеть там до рассвета. Потусуюсь до двух ночи и свалю домой.
После пятнадцати минут бесцельного шатания вокруг клуба я плюнула на Аллу и зашла вовнутрь. И вовремя. Свободных столиков оставалось не так чтобы очень. Взяв пиво, оккупировала один угловой. Вытащила из кармана сигареты и приготовилась сидеть так до второго пришествия.
Аллочка даже к одиннадцати не соизволила явиться. Телефон не отвечал. Позвонила Диме – та же фигня. Слились в любовном экстазе, не иначе. Настрочила кучу гневных сообщений обоим сволочам. Отставила пустой бокал, затушила сигарету. И собралась было чесать к выходу.
– Рад, что ты пришла, – рядом со столиком нарисовался давешний Аполлон.
– И вам не хворать, – буркнула я, собираясь юркнуть мимо.
– Уходишь? Почему? Еще очень рано.
– Че ты ко мне прицепился?
– Понравилась ты мне, разве не ясно?
– Типа ясно. У меня парень есть.
– То-то же я смотрю, ты одна постоянно по клубам болтаешься.
– Сегодня он занят. Я ждала подругу, но она не пришла, поэтому и мне здесь делать нечего.
– Останься со мной, я же только из-за тебя в этот гадюшник пришел.
Вы только посмотрите. Ради меня! Хотелось ехидно засмеяться прямо в лицо, но передумалось. И я села обратно. Саша улыбнулся и отправился к бару, а я опять полезла за сигаретами. И рученки почему-то начали мелко подрагивать. Неужели влюбилась? Если признаться себе честно, я ведь думала о нем всю неделю. Представляла… гхм… неважно.
Вернулся мой бог. Мы молча распили по бокалу пива, я выкурила полпачки, вторя ему же. В двенадцать он вдруг очнулся.
– А пойдем на улицу?
– Зачем? – подозрительный тип, как ни крути. В кусты захотелось?
– Здесь дышать нечем.
Вообще я очень мнительная дама. Подозреваю всех и вся в самых тяжких преступлениях. А еще имеется в наличии интуиция, которая всегда вопит, если что-то делаю не так. Не считая, конечно, нашей первой встречи с Вовчиком, когда я поперлась к нему домой…
Но сегодня или она крепко уснула, накаченная пивом, или мне захотелось приключений на пятую точку. Любопытство губит кошек. И людей, как показывает практика, тоже. Но что поделать, если мы, женщины, по слабости своего пола не в состоянии удержать в себе рвущиеся вопросы, предположения, будоражащие фантазию мысли. Самый главный пример – Ева. Поэтому я, как истинная представительница прекрасной половины человечества, рискнула пойти гулять посреди ночи с незнакомым человеком. Ни кто он, ни чем занимается, я не знала. Только имя, и прекрасная внешность, которая в моих глазах вполне могла уменьшить любые грехи. Он мог оказаться опаснейшим маньяком, любителем детишек, или расчлененки. Но если Настя что-то решила, ее никто не остановит. В том числе, и ее внутренний голос разума.
Я позволила Саше приобнять себя за талию. С гордым лицом, но втайне боясь, как бы меня не засекли дружбаны Вовчика, прошествовала к выходу.
Ночь встретила питерской сыростью и прохладой. Знатная роса к утру выпадет. Я уже чувствовала, как ступни, наряженные в открытые сандалии, начинают примерзать к подошве. Но мужественно терпела, лишь бы не уходить домой.
– Холодно, да? – после продолжительной тишины спросил Саша. – Может, пойдем…
– К тебе я не пойду, – отрезала я, на всякий случай отодвигаясь. Пусть не думает, что я из породы честных давалок. Женщину сначала завоевать надо, как говорит мама. Правда, Настя этого правила придерживалась только в случае с Петрушей. И то, потому что не хотелось ему пользоваться своим мужским обаянием. Может, находись я в состоянии более обширного опьянения, согласилась бы на секс. Но в данный момент я слишком раздражена и напугана этой опасной близостью.
– Насть, я тебя на секс и не развожу, – засмеялся парень. – Ты мне мою сестренку напоминаешь.
Вот тебе, бабушка, и юрьев день. Сестренка, значит. Давно меня так не обижали. Даже Петрушка со своими изменами и дурацкими сообщениями о расставании выглядел теперь в моих глазах настоящим джентльменом.
– Тут есть кафешка круглосуточная, и кормят там прилично. Зайдем? – продолжал мой герой.
– А чего ты со мной возишься, если я тебя как девушка не интересую? – ненавижу такие вопросы задавать. Но иногда приходится, чтобы сразу расставить все точки над i, иначе мужики мяться могут долго.
– Да я не в том смысле. Ты похожа на нее, такая же мнительная. Не волнуйся, приставать к тебе не буду. Просто ты симпатичная девчонка, так почему бы не угостить тебя?
– И тебя не смущает мой парень?
– Настя, не смеши меня. Видел я его. От него хоть толк какой-нибудь есть? Каждый раз ты одна в клубе. Ему, похоже, по барабану, где ты и с кем.
– Неправда, – возразила я, но вышло это жалобно и уж совсем не убедительно.
– И зачем он тебе нужен? В постели настолько хорош?
– Перестань. Обсуждать его достоинства я не собираюсь. Мы идем в кафе или ты меня домой провожаешь?
– Идем, идем.
7: Девушки бывают разные
Жизнь закрутилась, завертелась. Сашка оказался воплощением моей идеальной мечты. Даже страшно становилось. А вдруг мне это снится? А вдруг он бросит меня? Хотя, там бросать-то особо и некого. Не уверена, что считалась его девушкой. Мы только пару раз целовались в засос, про секс молчу. А хотелось. Возраст еще такой дурацкий. Гормоны так и бесятся, заставляя организм плясать под свою дудку. Но я старалась создавать неприступный вид в каждую нашу встречу. И даже перестала одевать мини-юбки, не дай Бог подумает, будто я спецом его соблазняю. Да ни в жизнь! Я девочка гордая, привыкла, чтобы меня соблазняли. Как правило на это много времени и средств ни у кого не уходило, но это не важно…
Самым сложным оказалось скрываться от Вовчика. Тот уже подозревал неладное, но пока ограничивался косыми взглядами в мою сторону. Когда он изъявлял о своем желании сопроводить меня в «К», я при встречах с Сашкиным взглядом делала вид, что знать не знаю. Но в остальное время мне была предоставлена полная свободна действий. Вот тут уж я отрывалась, как умела и могла. А точнее – не появлялась на районе вовсе.
Как показала практика, чтобы полноценно отдохнуть, вовсе не нужно всю ночь трясти ногами на танцполе в прокуренном насквозь зале. Можно прогуляться в большом и симпатичном зоопарке на Горьковской, где кстати полно уютных скамеек, увитых плющом. Для поцелуев – самое оно. Не хотите глазеть на зверье, добро пожаловать на «Диво остров», лучший парк аттракционов Питера с самым здоровенным колесом обозрения. Где я, кстати сказать, пищала не переставая, пока мы не оказались рядом со спасительной землей. Кто ж знал, что я так высоты боюсь… Прощайте, шаверма и хот-доги из забегаловок, здравствуйте, итальянская пицца, роллы и ресторан Текила-Бум на Космонавтов, с обалденной Доньей Паэльей7. Дворцовая набережная, величественное разведение мостов, шпиль Адмиралтейства. Мои папки на компьютере обзавелись приличными фотосессиями. Раньше-то на всех кадрах у Насти глаза к носу были…
Аполлон оказался внимательным кавалером. Прям Д’Артаньян. Цветочки, безделушки, мягкие игрушки. На медведей у меня аллергия, но кролики принимались благосклонно.
Короче говоря, все шло к тому, чтобы я начала вопить от переполнявшего меня счастья. Но я молчала. Боялась сглазить. Жаль, конечно, Вовчика. Совесть меня вконец загрызла из-за него.
– Так когда ты поговоришь с Владимиром? – Саша опять поднял волнующий меня вопрос, пока я болтала ногами на пуфе в его кухне. Сделала вид, будто не слышу. Не помогло – он легонько постучал по моему затылку. – Алло, дома есть кто-нибудь?
– Отстань, – огрызнулась, вставая и подходя к окну. По улице неслась, сломя голову, стайка детворы, вереща и не переставая одаривать друг друга приличными тумаками. Совсем как я в детстве. Тоже подраться любила.
– А что, если он заявит свои права на тебя? Я делиться не собираюсь.
– Да я вообще-то тоже не шалава. А мы встречаемся, что ли?
– Нет, в монополию играем. Деньги на чужую девушку я тратить не стал бы.
– Вот только не надо меня баблом попрекать, – психанула я. – Мне от твоих подарков ни холодно, ни жарко.
– Правда? Хорошо…
Ляпнула. Прикусила язык. Вот дура-то. Прекрасно ведь знаю – мужики как дети. Обижаются словно ишаки. На которых потом воду возить можно. Я мучительно соображала, чем бы загладить вину, но процесс прервался мобильным звонком. Меня возжелал Вовчик.
– Да? – осторожно ответила и поднесла палец к губам. Сашка презрительно пожал плечами и полез в холодильник за пивом. Поразмыслив, достал две бутылки и поставил одну рядом со мной. Открыл. Я мило улыбнулась, сопровождая улыбку взглядом «а-ля Бэмби». Не Балтика, хочу заметить, а неплохое Хайнекен.
– Привет, Настюх. Че пропала? Не звонишь, не пишешь… – еще один обиженный на мою голову.
– Да не хочу отвлекать от дел насущных. Как жизнь? Давно не виделись, правда.
– Ты хахаля нашла?
– С чего ты взял? – сердце сжалось в тугой комочек, а я чуть не подавилась пивом. В голосе Вовчика послышались агрессивные нотки. С роду у него таких не водилось.
– Да просто. Так думаю. Когда увидимся? Может, в клуб сходим?
– Давай… – и тут же прикусила себя за язык. Вот кто тянет меня постоянно? Что теперь Сашке скажу?
– Я за тобой зайду в десять.
М-да. Я мимолетом глянула на дисплей. Уже девять. А мне еще топать минут двадцать. Собираться. Надо ноги в руки и бежать.
– Ты куда? – вытаращился на меня Саша. – Твой барыга свистнул, и уже полетела?
Я молча и гордо чесала к выходу.
– Настя, ты оглохла?
– Не заводись! Я схожу с ним в клуб, поболтаем заодно. Может, наберусь храбрости после «Ягуара» и расскажу про тебя.
– Да делай, что хочешь, – махнул рукой Сашка и ушел в комнату. Ну, хозяин-барин. Добро я получила. Так что пусть потом не обижается.
Я выскочила в подъезд и чуть ли не бегом рванула к своему дому. Злилась. И на Вовчика, и на Сашку. Второй-то чего бесится, не понимаю. Мы даже не спали еще вместе, чтобы он мог какие-то претензии в мой адрес высказывать. Ну ниче, я ему покажу.
Даже не заметила, как долетела до своей улицы, настолько меня распирало сделать какую-нибудь подлянку. И я таки сделала…
В который раз убеждаюсь – нельзя мне пить, ох нельзя. Башню сносит – мама-не горюй.
В десять ко мне, как и обещал, приволокся Вовчик, при параде. В новой футболке. Крутой, не могу. Всю дорогу до клуба он не отпускал мою руку, заставляя ее потеть, а меня – нервничать. Но нервишки успокоились, как только я выдула первую банку «Ягуара». Сначала я сидела рядом с Вовчиком, вжимая его в стенку и принимая позы а-ля Лолита. Учитывая мини-юбку и блузку с глубоким вырезом, мне это удавалось без труда. Потом я отправилась покорять танцпол. После второй баночки, ага.
Периодически тело пошатывалось, намереваясь немножко прилечь на пол. Но я мужественно делала вид, что это элемент танца. Мои восточные покачивания пятой точкой наконец подействовали на Вовчика. Он ко мне присоединился. Прижимался всем телом. Я ликовала. Так тебе, Сашенька!..
Чему я радовалась тогда, понять сложно. Тем более Сашка моих прелюбодействий не видел и заревновать не мог. Но попробуй докажи это пьяной девчонке, тем более барану Насте.
Вовчик-то тоже не железный. Уж не знаю, спутался ли он с кем, пока я была занята другим фронтом, но лично от меня ему давно не перепадало. Усадил меня на скамейку к стенке, начал целовать, путаясь в моих влажных от танца волосах. Сидеть было неудобно – половина попы висела над полом. Но я молчала, да и не дали бы мне сказать. Вовчик как с цепи сорвался. Видимо, точно никого за эти недели не оприходовал. И тут случился казус.
Когда мой дружочек решил от меня оторваться, я открыла глаза. Глянула в сторону входа на танцпол. И обомлела. Дверь подпирал Сашка. И судя по взгляду, меня в данным момент ненавидел, как Гитлер – евреев. Я от неожиданности дернулась. Вовчик не ожидал такой реакции и выпустил меня из объятий. А я, не удержавшись полупопием, окончательно соскользнула прямо под стол.
Алла, сидевшая напротив, заржала как лошадь. Я обиделась. И со всей дури долбанула ее по коленке. Она взвыла, дернулась, долбанулась об стол и лягнула меня. А я говорила, что мне пить нельзя?.. Обида быстро перетекла в мысль «фашисты наших бьют!» Парни даже понять ничего не успели, как я уже выскочила из-под стола, схватила Алку за волосы и выволокла ее на танцпол. Драться я умела, правда, тренировалась на мальчишках. С девчонками оказалось проще. Волосы длинные, удобно хватать. Но Алла, даром что наркоманка, умудрялась давать сдачу.
Мутузили мы друг друга минут пять. Как назло, ни одного охранника поблизости. То ли девок пялят, то ли у бильярда зависли. Наши стояли и смотрели, разинув рты. Вовчик ошалел от происходящего. Диджею похрен, музыка продолжала орать, а люди – танцевать. Только нас сторонились, чтобы не попало ненароком.
Я даже протрезветь успела. Обалдела от своих действий, но остановиться уже сложно. Тут принцип пошел – кто кого. Проигрывать не хотелось. Только разрешить наш спор «кто сильнее» нам не дали. Меня схватили за шкирку, как котенка. Отодвинули от Аллы, хоть я и продолжала цепляться за ее лохмы.
– Придурки, они же без волос обе останутся! – рявкнул тот, кто держал меня. Только по голосу поняла – Сашка.
– А ты кто такой? – набычился Вовчик.
– Не твое собачье дело. Она пойдет со мной, – мой бог прижал меня к себе.
– С какого это перепугу? Это моя девчонка! – Вовчик схватил меня за руку и потянул.
Ну вот. Сразу вспомнился мишка, которому мы с подружкой в детстве оторвали таким образом сразу две лапы. Надеюсь, со мной эта история не повторится.
– Руки убрал, недомерок, – Саша снова дернул меня за себя и аккуратно переместил за спину. Я соображала настолько туго, что даже не сопротивлялась.
– Ты че сказал, козел? – Вовчик, хоть и мелкий, иногда начинает петушиться изо всех сил.
Сашка со всей дури ткнул моего дружочка кулаком в челюсть. Вовчик упал. Но тут же вскочил как неваляшка. И тут я, которая уже думала, что удивить меня ничем нельзя, поняла – охереваю. Вовчик, щупленький, маленький, подпрыгнул и приложил Сашку по носу.
Решила, что мой бойфренд, нынешний, сейчас Вову зароет прямо на танцполе. Живьем. В деревянный пол. На Аполлона страшно смотреть – глаза налились кровью. Я всегда считала это выражение литературной красивостью. Ан нет! Такое правда случается. И выглядит жутко. Желваки на его скулах станцевали джигу, но продолжения не последовало. Сашка сжал мое плечо с дикой силой и потащил к выходу. Думаю, завтра все предплечье будет в синяках. Да и хрен с ним. Лишь бы не убил никого.
- Ты не смог меня простить,
- Ну зачем же провожаешь?
- Ты хотел меня любить,
- Так зачем в такси сажаешь?
Только сейчас до меня начало доходить, какие крупные разборки теперь начнутся. Вовчик так просто не оставит это дело. Уж не знаю, что там у него теперь с лицом. Но его унизили на глазах у всех. А я? И у меня проблемы начнутся. Шалав в нашей компании не жаловали. А я теперь выгляжу именно дамой легкого поведения… А нынешний мой бойфренд? Как он отомстит за разбитый нос? Он тоже не успокоится, как и Вовчик. Вот ведь Настя. Шалава, самая натуральная.
Всю дорогу до Сашкиного дома мы молчали. Я – подавленно, Сашка – агрессивно. Стирая кровь, капающую из ноздрей. И лишь когда меня впихнули на кухню, я рискнула открыть рот.
– Ты зачем это сделал, придурок? Вовка меня убьет теперь. И тебя в придачу.
– Кишка тонка, и ростом не вышел, – презрительно усмехнулся парень. – А ты, как оказалось, тоже хороша. Наш пострел везде поспел?
– А я тоже не железная, – парировала я. – От тебя пока дождешься…
– Поэтому ты решила переспать с бывшим парнем?
– Никто ни с кем не спал! И он не бывший.
– Чего?!
– Я ведь еще не рассталась с ним.
– Охренеть… – Сашка отвернулся к окну и ткнулся лбом в холодное стекло. – Ты же именно за этим туда шла сегодня. Настя…
– Я пойду, – я взялась за дверную ручку, но меня опередили, стукнув по открывающейся двери, и припечатали к стене.
– Куда собралась? Мы не договорили.
– Иди в жопу. Я спать хочу, мне плохо. Еще ты тут.
– Сначала решим, с кем ты. Со мной или с ним.
– Зачем ты его ударил?
– Он посягнул на МОЕ. Я не успокоюсь, пока не поставлю щенка на место.
– Я – не твоя вещь! – взвизгнула я. Похмелье дает о себе знать.
– Никто и не говорил. Ты – моя девушка, и ни один козел не смеет тебя лапать. Ты моя или нет?
Я задумалась. Голова гудела, как улей с обиженными на мишку пчелами. Периодически накатывала волной тошнота. В горле пересохло и словно провели наждаком. Ноги дрожали – хотелось перейти в горизонтальное положение. Но я мужественно думала над Сашиным вопросом. Заодно вспомнила, что хотела его ревности. И я ее получила наконец-то. Так кто мне нужен? Вовчик без определенного будущего и любви ко мне или Сашка, мой персональный бог?
– Я – ничья. Но с Вовчиком расстанусь. Когда он придет в себя и перехочет меня убивать.
– Ничего он тебе не сделает.
– Теперь мне можно домой?
– Ты точно этого хочешь? Разве тебя ждут?
– Нет.
– Ну так и ложись здесь.
И правда. Родители рванули на отечественные юга, ни кошки, ни рыбок. И чего я мотаться буду? Я кивнула и потопала в ванную, словно у себя дома. Мне уже пофигу было – чья я, лишь бы побыстрее рухнуть, где помягче, и предаться сну.
8: Лирика
– Насть, да мне похер, с кем ты трахаешься. Но, пля, мне не нравится, когда твои хахали бьют меня по роже.
– Не надо наезжать, – я вздохнула. Да, никак наш диалог клеиться не хотел. Вовчик возмущался. Я оправдывалась. Хотя считала виноватым его. То, что создала эту ситуацию я, предпочитала не замечать. – Тем более, ты тоже ему нос расквасил. Так что грех жаловаться.
– Ты моя подружка, я же не знал, что ты уже с ним. Вот и…
– Вот и получил по морде. Не хотела, чтобы все так вышло. Чисто фактически я тебе не изменила еще, но…
Но что? Больше не хочу с тобой встречаться? Так что ли сказать? А если обидится? Господи, ну я и дура.
Второй день я жила у Саши. Домой не тянуло даже осознание – цветы иногда надо поливать. Меня кормили, поили, укладывали спать на мягкую перину. Только не приставали. Не сказать, что меня это радовало. Как-то подзатянулся медово-конфетный период. Еще и Вовчик хочет выяснить отношения…
– Я сам хочу приударить за одной кралей, но совесть не позволяет. Ты мне даешь отворот-поворот?
– Даю, – с облегчением выдохнула я. – Но просто так расставаться – не айс. Может, поболтаем? Ты сегодня что делаешь?
– Сегодня стрелка.
– Опять?..
– Не опять, а снова. Граф расщедрился, в долг дает, а то у меня бабло все кончилось. Срок до завтра, вот и попытаюсь сегодня сплавить. Если хочешь, можем увидеться до или после.
– Нет, спасибо. Даже косвенно не хочу во всем этом участвовать. Небось на пустырь за Ледовым пойдете?
– А то. Там легко рассредоточиться, если мусора нагрянут. Удобно.
– Как знаешь. Только это… слышь… Завязывай, пожалуйста. Ты мой друг, как-никак.
– Лучше пожелай удачи. Может, и завяжу. Сам замотался. Лучше кассиром пойду в Мак, а то нервишки не те. Постоянно жду облавы.
– Ни пуха, ни пера.
– К черту. Завтра звякну.
И отключился. А я покосилась в сторону Сашки. Он крайне внимательно глазел на меня:
– Вы совсем умом тронулись? Такие вещи по телефону не обсуждаются.
– А что, ФСБ бдит?
– Да мало ли, кто.
– Пусть докажут.
– И докажут, если вздумают прийти на место встречи.
– Ой, Саш, отстань. Пустырь огромный, пока они весь прочешут… А вообще, пора бы Вовчика припугнуть. Ты же знаешь, как я к этому отношусь.
– Знаю. Наверное, будь он положительным персонажем, ты бы мне не досталась.
– Да ни в жизнь!
Мы накормились пельменями и салатом. Я цедила Редс.
Парень больше не вспоминал о своем потрепанном самолюбии и о желании начистить Вовчику рожу не заикался. Я тоже молчала и делала вид, будто ничего не случилось. Хотя, конечно, мне стыдно. Впервые в жизни, наверно. Такое гнусное копошащееся в самом нутре чувство меня еще не разъедало.
Сашка перемыл посуду и теперь пялился на меня, как баран на ворота.
– Пойдем?
– Куда?
– В комнату.
– Зачем? – я неожиданно напряглась.
– Блин. Как маленькая. Хочу я тебя.
– А можно пиво хоть допью?
– Алкоголик малолетний, – усмехнулся Сашка, но махнул рукой. – Пей, я пока позвоню другу.
Вышел. У меня же в животе началось извержение вулкана. По крайней мере, лава там точно плескалась. Почему-то раньше я никогда так не волновалась перед первым разом. Может, испытывала другие чувства к тем, с кем спала? Хз, в общем.
Представив, что меня ждет, сладко зажмурилась. Только что не мурлыкала.
Пустая бутылка полетела в ведро, я быстренько всосала в себя сигарету, забежала в туалет и прошмыгнула в душ. Мне давно велено чувствовать себя как дома, вот я и воспользовалась. У меня, увы, неизлечимая мания к личной гигиене. После душа должно пройти не более двух часов, иначе я ни с кем в постель не лягу, даже с Киану Ривзом и Бредом Питтом. Даже если они начнут сильно настаивать.
В ванной для меня уже висело особое полотенце и гордо стояла розовая зубная щетка в прозрачном пластике. Осталось выделить в его шкафу пару полок для моего шмотья, и все. Дело в шляпе. Я буду полноценной герл-френд.
В комнату я зашла, завернутая лишь в полотенце. Тоже зубодробильного розового оттенка. Он меня или конченной блондинкой считает или любительницей Барби.
Вроде все, что не надо, прикрыто. А вроде и сексапильно. То, что нужно для совращения любимого мужика.
Но Александр оказался занят телефонным звонком. Что-то больно долго он распинается перед другом. Но долго размышлять над этим не пришлось. Как только он обернулся, тут же бросил трубке: «покедова» и отключился.
- Сигарета мелькает во тьме,
- Ветер пепел в лицо швырнул мне,
- И обугленный фильтр на пальцах
- Мне оставил ожог.
- Скрипнув сталью, открылася дверь:
- Ты идёшь, ты моя теперь.
- Я приятную дрожь ощущаю
- С головы до ног.
– М-м-м, какая ты сладкая, – он подошел ко мне и обнял за обнаженные плечи. – Вкусняшка моя. Ведь моя, верно?
– Я подумаю, – фыркнула я, чувствуя, как предательская краска заливает щеки, а руки мелко дрожат.
– Ты чего трясешься? Страшно или замерзла?
– С чего это мне бояться, – я отступила на шаг. – Чай, не девственности лишаешь.
– Уверена?
– Абсолютно. Вода прохладная.
– Я пожалуюсь завтра в Водоканал. Никому не позволю морозить мою девочку.
Очень медленно и аккуратно он попытался стащить с меня полотенце. Я пискнула и дернулась к выключателю – ненавижу делать это при свете.
– Нет, – он мягко, но непреклонно снова потянул меня к себе. – Хочу видеть тебя.
– Я не могу… – заскулила, уворачиваясь от поцелуев.
– Можешь, просто не хочешь.
– Не могу я-я-я-я…
– Настя, – Сашка начал терять терпение. – Или ты думаешь, я слепой крот и в темноте тебя не увижу вообще?
Я продолжала цепляться за полотенце, как идиотка. Глаза поднимать боялась. Ну что поделать, если такой дурой уродилась? Комплексы у меня. Попа висит. Пресс не идеальный. Про грудь ниче плохого сказать не могу. А вот ноги толстоваты. Это Ленке хорошо – она и при свете может, и очевидно, на людях. Она своим телом гордится, не то, что некоторые.
– Хочешь сказать, купаться на пляж вместе мы никогда не пойдем?
– При чем тут это?
– При том! Купальник закрывает только то, о чем и сам догадываешься по очертаниям. Остальное же открыто. Так чего ты стесняешься? Хочешь, тебе глаза завяжем.
– Нет! Ты-то все равно видеть будешь.
Уломать меня все же удалось в конце концов. Когда меня целуют в ямку между ключиц, башню сносит напрочь. Поэтому я позволила себе расслабиться. Откинулась на крепкое мужское плечо и сосредоточилась на попытке не стонать в голос. Черт с ним, со светом.
И через полчаса я почти теряла сознание от наслаждения. Хотелось закрыть глаза и раствориться в неге. Я так и сделала. И когда мой крик отскочил рикошетом от стен, я сама упала на подушки, оглушенная. Счастливая. Довольная как кошка.
– Это было классно, – поцеловал меня Сашка. – А ты боялась при свете. Зря. Ты красивая.
– Конечно, – поморщилась я, но не злобно. – Как жопа сивая…
– Настя!
– Молчу-молчу. Конечно, я красотка хоть куда.
– Вот именно. И встряхиваешь меня не по-детски.
– Ты тоже ничего.
– Всего лишь ничего? – прикинулся обиженным парень.
– Шучу я. Мне понравилось, – вернув ему поцелуй, собралась встать.
– Куда?
– В душ…
– Полежи со мной…
Пришлось вернуться. Хотя ужасно хотелось встать под воду, а потом курить. И от перекуса не отказалась бы. Всегда после секса, особенно качественного, меня на жор пробивает. Саша перебирал мои волосы, спутанные настолько, что боялась никогда не расчесать их. Гладил лицо, осторожно касаясь губ и век. Я растворялась в его нежности, и меня это испугало. Не хочу настолько зависеть от мужика. Так было с Петей. Потом страдала. Не хочу… а придется. Потому что я, кажется, влюбилась.
9: Давай вечером умрем весело
Через пару дней совесть и телепатические крики маминых фиалок о помощи заставили меня проведать родительскую хату. Домой поехала после обеда, плотного. И теперь чувствовала себя колобком, сожравшим и лису, и волка, и медведя тоже. И бабку с дедкой.
Но ехать надо. Если цветы сдохнут, мне кранты. Мама будет вопить до самого Нового года. Да еще переодеться надо, взять белье запасное. Полы помыть, в конце концов. Окна оставила открытыми, и теперь там пылищи и тополиного пуха до хрена.
А может еще к Ленке съездить? Хочется похвастаться своими постельными приключениями. Да и вообще, скучаю. Вовчика не выловить сейчас. Хотя разговор предстоит нелегкий, я все же хочу поставить точки в наших отношениях. Друзьями не останемся, это точно, но и врагами с ним становиться совсем не выгодно. Еще надо за Сашку словечко замолвить. Вовка – злопамятная скотина. И приятелей у него много. Натравит на моего бога, и не увижу потом. На убийство шпана не пойдет, но отвадить от меня смогут надолго.
Вместе со мной в подъезд вошел какой-то типчик, хмурый и с серой мордой. Я предусмотрительно пропустила его вперед, но он так медленно поднимался, что у квартиры я его догнала. Он окинул меня внимательным взглядом. Я поежилась и поторопилась открыть дверь. Вроде всех соседей знаю. Недавно переехал, что ли? Странный парень. Подозрительный. Очень надеюсь, родители все-таки решатся на обмен…
Даже не смотря на открытые окна, в квартире, судя по запаху, сдох слон. Перед этим пытавшийся отравить хлоркой тараканов. Потом поняла, в чем дело – скончался холодильник. На кухне вздулся линолеум, продукты испортились.
– Вот гадство! – я долбанула по нему ногой и тут же взвыла от боли. – Тварь гребаная!
Все, мама точно прирежет. Линолеуму, судя по всему, хана пришла окончательная. Интересно, а соседям не досталось?.. Баба Вика наверняка не раз поднималась по мою душу. Странно, что ментов не вызвала.
Позвонила Сашке, сообщила, что сегодня не приду. Он вроде даже и не расстроился особо. Сказал – заедет завтра и потащит на пляж в Озерки.
Я вздохнула, и выкурив для храбрости две сигареты, достала мусорные пакеты.
С холодильником я мудохалась часа три. Пока вынесла все на помойку, пока надраила его с лимонным Фэйри, чтобы гадостный запах отбить… Потом грустно посмотрела на оставленные мамой деньги и поняла, что заполнить агрегат тем же самым никак не выйдет. Ну хоть яиц и сосисок куплю да положу в таз с холодной водой… А вот за говядину и крылья куриные башку мне оторвут, это как пить дать.
Притащившись из супермаркета с двумя здоровенными баулами, рухнула на стул и снова вспомнила про дружочка. Мобильник выключен. Очень странно. Либо его пристукнули, либо телефон украли. Или… Да нет, глупости.
Я плюнула и тоже выключила телефон. Если надо будет, на домашнем объявится. Разбила об сковородку пару яиц, порезала овощи для салата, заварила чай. В предвкушении взяла в руки столовые приборы, и тут меня обломали. Звонком в дверь. Вовчик явился. Или баба Вика. Я скривилась, понимая – обоих видеть не хочу, и аппетит они испортят точно.
Но в подъезде обнаружился Сережа Роткорытом. Причем такой перепуганный, что у меня ноги подкосились. Он цветом лица сравнялся с белком на моей яичнице. Глаза бегают из стороны в сторону, одежда помятая и грязная. И воняет, как от старого козла.
– Ты откуда такой?!
Сергей в ответ огляделся по сторонам и тихой мышью прошмыгнул в квартиру.
– Я дома не был два дня.
– Рехнулся? Мать наверно с ума уже сошла.
– Пусть лучше чокнется, чем меня пристукнет.
– Что ты натворил?
– Слушай, есть что пожрать? Умираю с голоду!
– Ну, проходи… – я тяжко вздохнула, но делать нечего. Друг, как-никак… Пришлось отдать на растерзание и яичницу, и салат. Сережка умял и то, и другое, а я смотрела голодными глазами и пускала слюни.
– Спасибо, мать, не дала умереть смертью храбрых, – не смотря на проникновенные слова, лучше парнишка выглядеть не стал.
– Так что произошло? Почему ты не ночевал дома? Выгнали?
– Вовчика закрыли.
– Чего?
– Менты взяли позавчера его, говорю! – рявкнул Сережка, а я чуть не сползла со стула.
– К-к-как взяли? Да ты звездишь!
– Очень надо! Настя, клянусь, его повязали. Я сам видел.
– Тогда почему и тебя не замели за компанию?
– Убежал…
Вот половая тряпка! Бросил друга… Хотя, Роткорытом всегда был трусом. И даже в драки никогда не ввязывался. Для меня оставалось загадкой, почему он всегда таскался на сходки вместе с Вовчиком.
– Он встречался там с клиентами, трое парней пришли.
– Там – это где?
– У Ледового. Темно как у негра в жопе было, и тихо. Я вообще не понял, откуда менты взялись. Вовчика сразу на землю уложили, а я драпанул оттуда.
– А Граф?
– А он тут причем? Он товар Вовчику до этого отдал. Его там не было.
Очень жалко. Я бы порадовалась. Вот сука! Хотя, Вовчик сам молодец большой. Ведь предупреждала. И оказалась права. Только счастья мне это не прибавляет.
– И что теперь будет?
– Не знаю. Весь район в курсе, что Вовчика с товаром взяли. Мать меня убьет, она же знает, что я с ним дружил.
– Дружил? В прошедшем времени? Твою мать, Серега! Ну ты и козел! – не выдержала я. – Друг только когда все хорошо? Это называется паразитизм, дорогой.
– Слышь, не умничай, – парень разозлился и вскочил. – Я не хочу в КПЗ. Я тут не причем.
– Ага. И не употреблял никогда, да?
– Можно подумать, ты не глотала таблетки.
– Иди в жопу. Провонял мне всю кухню. Проваливай давай, – я почти вытолкала его в подъезд, но дверь закрыть не успела. Роткорытом повернулся ко мне, полыхая яростью в глазах. Таким я его никогда не видела.
– А ты где болталась? Я ведь помню, что случилось в клубе тогда. Че-то про других вякаешь, а сама как сучка себя ведешь.
– Тебя это колышет? Иди на хер отсюда.
Захлопнув дверь, прислонилась к ней спиной. Меня трясло. По коже скакали мурашки, очевидно репетируя лезгинку. Вовчика в отделение уволокли, и хрен знает, когда выпустят. И выпустят ли вообще. А Серега? Его-то какая муха укусила? Злится, что сам же и обосрался со страху? Но я в этом не виновата. Впрочем, трусам всегда легче обвинить в своих косяках других. А я – идеальный вариант. Тоже ведь предатель.
Хотя… Может зря я на Серегу взъелась? Ну чем бы он помог, упрячь его менты за решетку вместе с Вовкой? Ничем. Так что он правильно сделал. Я бы тоже убежала. Нет, не так. Я бы вообще туда не поперлась. Мозгов у них не хватает. А еще студенты, Господи прости.
Выкурила пять сигарет. Пришла в себя настолько, чтобы ощутить голод и вспомнить, кто сожрал мой ужин. А яичницу хотелось до дрожи в коленях. Приготовила. И опять в дверь позвонили.
– Да че за херня-то? – очень искренне возмутилась, но все же пошла открывать. Серега видимо решил извиниться. Или плюнуть мне в лицо. Сильно он не обидит, поэтому дверь распахнула без опаски. И тут же попыталась захлопнуть обратно. Не вышло.
– Здарова, – жизнерадостно ухмыльнулся Граф, подставив свою ногу между косяком и дверью.
– Чего тебе?
– Разговорчик есть.
– Не хочу я с тобой разговаривать.
– Хм, а я разве спрашивал, хочешь или нет? Посторонись-ка, бэйби.
Толкнув меня в коридор, вошел вслед за мной. Аккуратно закрыл дверь.
– В курсе уже, да?
– По поводу?
– Хахаля твоего прессанули.
– Он мне не хахаль.
– Ага, значит догнала, о чем толкую. Хорошо. Умная девочка. Значит, проблем не будет.
– Каких еще проблем? Че тебе от меня надо?
– Всего ничего. Тридцать косарей.
– Чего? – я прифигела. – С какого перепугу?
– Ну как же? – он прищурился, и я впервые ощутила, как себя чувствует мышь под взглядом удава. – Твой парень накосячил, товар взял вперед и профукал его. Ни денег, ни колес. Меня такой расклад не устраивает. А тебя?
– А мне насрать на твои проблемы, – всегда, когда боюсь, становлюсь наглой. Только как правило, получаю еще больше люлей, чем планировалось.
– Но они не только мои. Я тебя два дня пас, крошка. И теперь с живой не слезу.
– Причем тут я? Вовчик накосячил, вот с него и спрашивай!
– Вовчик в КПЗ бомжей нюхает. И хрен знает, когда перестанет. Я тоже много кому должен из-за этого пидора. Пришлось идти к Вавилову на поклон. Так что за моральный ущерб еще пару тысченок накинул.
– Разбирайтесь между собой, а меня сюда не приплетай…
– Ты достала, – вздохнул Граф. Резким движением шагнул ко мне, за секунду намотал волосы на кулак и со всей силы приложил лицом об стену. Я кажется на секунд пять потеряла сознание, чего со мной не случалось со времен первого класса, когда мне без укола решили вырвать задержавшийся молочный зуб.
Боль адская. Череп словно разорвали на части, перед глазами заплясали черно-красные пятна, нос горел огнем.
– Ты охренел? – я все же нашла в себе силы дернуться, но вырвать волосы из его ладони не получилось. – Что ты делаешь?
– Учу тебя вежливому обращению со старшими, – он приблизился к уху и зашептал, обдавая горячим пивным дыханием волосы у виска. – Заткнись, сука. И слушай. Не отдашь через три дня деньги – пеняй на себя. Из-под земли достану и отбивнушку сделаю. Мне насрать, как ты это сделаешь. Может, отсосешь у богатых мужиков на заправках. Я тебе еще самое интересное не рассказал. Я ведь знаю, с кем ты кувыркаешься сейчас. Думаешь, тебе это так с рук сойдет? Сдала бывшего и хочешь выйти сухой из воды?
– Ты о чем? – простонала, чувствуя, как в носу прокладывает дорогу водопад из крови.
– Подумай, шалава. Подумай.
– Отпусти меня! Я ничего не знаю, мне больно! И денег таких у меня нет. Родители приедут только через две недели…
– Настя, ты дура? Я тебе сказал – деньги отдашь, значит отдашь. По-хорошему. А не захочешь – отымею во все щели и тебя, и Ленку твою. У нее и сиськи поинтереснее. И не только я, учти. Пройдемся всей компашкой.
– Ленку не трогай, она ваще не в курсе! – завопила я, превозмогая боль. – Не трогай ее, мразь!
– Не обзывайся, – с милой улыбкой ответил он и залепил мне такую пощечину, что я отлетела к стене и с тихим поскуливанием сползла вниз. – Я и хахаля твоего нового кастрирую, если нужно будет. Ты плохо меня знаешь…
– Ошибаешься… я знаю… какой ты… падонический козел…
– Ну и славненько. Значит, деньги достанешь. Мне бы не хотелось делать тебе больно, ты такая милая девочка…
– Иди на хер…
– …когда не материшься. Ладно, киса, отдыхай. Я приду через три дня. Если тебя дома не будет, не обессудь. Дверь у вас не железная, так что вынесем все, что передвигается.
– Холодильник не забирай, он сдох.
– Ты еще и шутишь? Смелая девочка. Ты мне нравишься, Насть. Жаль, что выбрала этого дегенерата.
– Уходи…
– Ушел. Пока, киса. Свидимся.
Я кое-как доползла и закрыла дверь. Голова кружилась и болела, как последняя сволочь. Мне казалось – умираю. Нашла в аптечке аспирин, сжевала три таблетки и улеглась на спину прямо на полу в кухне. Кровь из носа текла как шальная. Уделала футболку и джинсы. Кажется, эти вещи уже на выброс. Впрочем, возможно все мои вещи придется относить на помойку, если Граф меня пришьет. А ему придется это сделать, потому что денег у меня нет. Я вообще не понимаю, чего он от меня хочет.
10: Чип и Дейл к вам спешат
Я так измотана,
И я не знаю, что делать.
Должна ли я расстаться с жизнью, Господь?
Или ты вытащишь меня.
(пер. с англ.)?C-Block – «So Strung Out»
В такой позе я пролежала всю ночь. Ровно в полночь стащила со стола кувшин с водой и поставила рядом. Иногда ползала в туалет. Но в основном старалась не шевелиться. Когда не двигалась, голова болела поменьше. Вообще у меня закралось подозрение, что я хватанула сотрясение. Но звонить врачу… Бррр… Лучше так помру. Тем более все равно убьют.
Где-то около шести утра я отключилась. Пришла в себя в одиннадцать. Разбудил стационарный телефон, надрывался долго. Но я так и не подошла. Вспомнила, что и сотовый выключила. Наверное, Ленка или Саша ищут. Пусть. Не до них сейчас.
Голова уже не так сильно гудела. Позавтракала еще двумя таблетками. Запила крепким чаем. После полудня в дверь позвонили. Я вздрогнула и забилась в туалете, закрывшись на задвижку. Глупо, знаю. Но мне было страшно. Очень. Я даже дышать не могла, а сердце как от спидов стучало о ребра.
Неизвестный оккупировал дверь надолго. Только через полчаса соизволил уйти. Я осторожно приковыляла в коридор и прислушалась. Тишина. Ушел. Может это и не Граф, но я никого не хотела видеть.
Зашла в ванную. Испугалась снова. Из зеркала на меня смотрела маска африканского божка – нос распух на полморды, под глазами фиолетовые круги, а под носом засохшая кровь. Весь подбородок и губы. Выкинула грязную одежду в мусорное ведро, забралась под воду. Решила попробовать контрастный душ – шпарилась кипятком и морозилась ледяной водой. Самое интересное – особого дискомфорта не чувствовала. Очевидно, от шока у меня все нервные клетки атрофировались.
Напилась чаю, схомячила банку клубничного варенья. Вроде жизнь стала налаживаться. По крайней мере, физическое состояние. Насчет всего остального утверждать не бралась. Хреново было. Я не сомневалась в словах и обещаниях Графа. И не знала, где найти деньги. Больше всего боялась за Ленку. Позвонить, предупредить? Придется рассказывать все, как есть, и тогда могу потерять подругу. А если Граф действительно что-нибудь ей сделает? Тогда точно потеряю. Может даже и в прямом смысле…
Меня знобило. Оделась потеплее, залезла под одеяло, да еще и электрическую батарею включила. Колотило так, что я боялась откусить язык – зубы ходуном ходили. Догадалась достать градусник – тридцать девять и девять. Шикардос. Вот только лихорадки мне не хватало.
Наелась антигриппина, запила разведенным с водой вареньем и снова завалилась в кровать. В дверь опять позвонили. Я сделала вид, что не слышу. Понимала – меня ищут. Но встать сил не было. Когда начали действовать таблетки, я уснула под чьи-то стуки по деревянной обшивке. Пусть стучат. Пусть звонят. Мне все равно. Я умирала.
На следующий день стучащие подали голос. Сначала Ленка немножко повозмущалась, потом прискакал Саша и начал колотить в дверь под ее аккомпанемент.
– Настя, мы знаем, что ты дома! Если не откроешь, дверь сломаю! – ревел бойфренд раненым медведем.
Судя по ударам, угрозу он свою вполне может выполнить. Родителям хватит поломанного холодильника, за замену двери меня вообще из дома выгонят. Еще бы, ничего дочери доверить нельзя, все испоганила. И жизнь свою тоже.
Господи, как же не хотелось им открывать! Особенно Сашке. Будь Лена одна, с радостью бы втащила ее к себе, предварительно попросив сгонять за пельменями. Жрать хотелось жутко. Именно жрать. Слона бы сейчас схарчила.
Но нет, придется терпеть и его присутствие. Увидит мою морду и вообще никогда не захочет. Я сама-то без содрогания на себя смотреть не могла. Очень надеюсь, что до приезда родителей хотя бы фингалы пройдут. Если меня не убьют, конечно.
Все же решилась. Открыла им и сразу отошла от двери, повернувшись спиной. Ленка тут же ворвалась в коридор.
– Ты обалдела, что ли? Мы чуть с ума не сошли! Что случилось? Почему телефон выключен, почему обычный не берешь?
– Вы вместе меня искали? – спросила я, все так же спиной.
– Я позвонил Лене, думал – она знает, где ты.
Несколько недель назад, еще до разборок с Вовчиком, я познакомила Сашу с Леной и Лешей, на свою беду. Теперь он привлек тяжелую артиллерию в операцию по спасению рядового Райана. Вот на хера притащились?
– Ты объясниться не хочешь? Это такой способ расстаться, что ли? Могла бы и позвонить. Давно дома? Эй, я с кем, по-твоему, разговариваю? – Сашка не выдержал, развернул меня к себе и от неожиданности матернулся. А Ленка потеряла дар речи, только глаза как у камбалы стали.
– Кто? – только и спросил парень. Я пожала плечами, пытаясь отвернуться. Сашка сильнее сжал плечо и почти прорычал. – Какая сука это сделала?! Говори!
– Напоролась на косяк.
– Конечно! И сломала нос?
– С чего ты взял, что он сломан?
– Он распух на пол-лица, про синяки под глазами я молчу.
– Просто ушиб. Вы чего приперлись вообще?
Парочка потеряла дар речи от моей наглости. Я, признаться, тоже не ожидала от себя. Но они бесили, причем сильно. Больше всего на свете мне хотелось забраться под одеяло и лежать там до приезда родителей. Поделиться новой бедой я не могла и не хотела. Сама справлюсь.
Ленка наконец подала голос. Долго возмущалась. Назвала идиоткой, предательницей и черт знает кем еще. Я не слушала ее. Все мои усилия были направлены на избегание взгляда Сашки. Он грозился прожечь своими грозными очами дыру на мне.
– Ты меня слушаешь вообще? – гаркнула Ленка напоследок, и получив в ответ отрицательное покачивание головой, психанула. Выскочила за дверь, даже не попрощавшись с Сашкой. У нее бывает. Истерики она закатывала редко, но метко. Ничего, отойдет. В первый раз, что ли…
Мы остались вдвоем, и я внезапно поймала себя на мысли, а не рвануть ли вслед за подружкой. Авось удастся и Сашку выдворить из квартиры.
– Собирайся. Мы едем в больницу.
– Вот еще!
– Я тебя не спрашивал, и не предлагал. Мы едем, и точка.
– Никуда я не поеду! Оставьте меня в покое!
– Настя… – Саша придвинулся ближе, и угрожающим шепотом обжег лицо. – Помолчи. Это не шутки, между прочим. Вполне возможно, это сотрясение. Ты, судя по всему, удачно приложилась.
Издевается. Понял же, что я соврала, но решил не спорить по этому поводу. Ну и хрен с ним.
Минут пять я молчала, прикидывая варианты. По всему выходило, Саша прав. Лучше показаться врачу, а то мало ли… Оставаться уродом на всю оставшуюся жизнь в мои планы не входило. Даже если жить мне осталось два дня.
Мне повезло. Ни сотрясения, ни переломов. Легко отделалась. Констатировали сильный ушиб, выписали всякой дряни. От отеков, обезболивающее и противовоспалительное. Сашка сам все купил в аптеке. Привез к себе.
А вообще я обожаю российские больницы. Как говорила бабушка, кино и немцы. Я бы выразилась иначе – маски-шоу. Врачиха прекрасно видела, что меня избили, но ей по фигу. Я просто сказала – упала. Она кивнула и занялась моим лечением. И даже на рентген не отправила. На ощупь определила видимо, что кости целы.
Дома я молчала. И лишь когда мне под нос сунули чашку с кофе, подняла на парня глаза. Всю дорогу от больницы я решалась на этот вопрос, хоть и чувствовала себя донельзя унизительно. Просить в долг – вообще выше меня. А тем более у собственного молодого человека. Но Саша был моей последней надеждой.
– Спрашивай.
– С чего ты взял…
– Вижу по глазам. Говори.
– Ладно. Ты не можешь одолжить мне денег?
– Сколько?
– Тридцать тысяч.
Сашка вытаращил глаза.
– Сколько?! Я на работе-то меньше получаю. Зачем тебе такая сумма?
– Понимаешь… Родители хотят, чтобы я к ним приехала. Я тебе потом верну, когда мы вернемся… – лихорадочно соображала, где бы мне зависнуть на недели две, чтобы Сашке на глаза не попадаться. Пусть думает, что я укатила в Сочи.
– Я такого наглого вранья давно не слышал, – усмехнулся Сашка. – Ты сама-то понимаешь, какую херню несешь? Настя, во что ты вляпалась?
Я попыталась улыбнуться, возразить, и тут разразилась такими отчаянными слезами, что аж сама перепугалась. Остановиться бы, да где там. Слезы продолжали катиться по щекам, сопровождаемые протяжным хрюканьем.
– Настя! Девочка моя, что такое? Расскажи. Вместе решим эту проблему. Ну же. Перестань, успокойся…
Всхлипывая, я поведала всю печальную историю моей нелегкой жизни.
– Есть один парень. Ему Вовчик теперь денег должен. А пока он в тюрьме, Граф хочет с меня что-то поиметь.
– Тридцатник хочет? Охренеть, – покачал головой Сашка. – Да там дай Боже тыщ на десять потянуло… стоп! Ты сказала – Граф?
– Ты его знаешь? – слезы высохли одномоментно.
– Наслышан. Один мой друг хорошо его знает. Значит, ты тоже имеешь с ним дело?
– Ничего я не имею! Стараюсь сталкиваться с ним по минимуму. Как видишь, не удалось.
– Значит так. Эту неделю живешь у меня. С козлом мы разберемся.
– Кто это – мы?
– Я с другом.
– Если я деньги завтра не отдам, он Ленку поймает. Я не могу рисковать лучшей подругой.
– А что, другим человеком стала бы? – искренне полюбопытствовал парень.
– Да нет, наверное, – я безразлично пожала плечами. Таблетки начали действовать, и мне хотелось прилечь.
– Не боись, не тронут они твою Ленку. Слово даю. А сейчас ложись. И не думай ни о чем. Я все сделаю.
11: Не секрет, что друзья не растут в огороде
Утро вечера мудренее. Хорошая поговорка. И очень умная. Не успела я продрать глаза, как в памяти взорвалась фраза Сашки про десять тысяч. Вчера я упустила его слова из виду, а сегодня поймала их за ускользающий хвост. Или он это так ляпнул, лишь бы что сказать и меня утешить?
Он ушел на работу, на сутки. Я оказалась предоставлена сама себе. Изучила отражение в зеркале. Отек с носа потихоньку спадал, фингалы под глазами удалось замазать тональником.
А дальше делать было абсолютно нечего, и в голову полезли мысли. Например, о таинственном друге, который все разрулит. И о Графе. О том, что на мне висит доля вины за Вовчика. Каким таким образом? Уж не из-за Сашки и его дружка?
От этих дум я ужаснулась и умудрилась опрокинуть горяченный чай себе на колени. Взвыла. И одновременно поняла, как мне сейчас нужна Лена. Решилась на подвиг – позвонила ей.
– Чего тебе? – буркнула подруга. На нее совсем не похоже. Видимо, серьезно обиделась.
– Извини меня, – я шумно вздохнула. Лена вроде растаяла.
– Настя, мы же подруги. Ты можешь довериться мне. Обратиться за помощью. Мне не нравится твой игнор.
– Так получилось, – золотые слова, которые я люблю произносить по делу и без.
– Твоя любимая отмазка.
– Не хочешь приехать?
– Ты дома?
– У Сашки. Он на смене. Придет утром. А мне хреново, хочется поговорить с умными людьми.
– Я бы и без лести приехала. Буду вправлять твои мракобесные мозги.
– И я тебя люблю, – улыбнулась я в трубку.
Подруга привезла мартини и ананасовый сок. Знает, чертяка, чем порадовать мою грешную душу. У меня-то в карманных расходах очень редко числилась необходимая для такой бутылки сумма. Поэтому и травилась всякой хренью.
А еще в ее сумке нашлась куриная грудка, которая сразу же отправилась в духовку, баночка с овощным рагу и пирожки с вареньем.
В ней сочеталась изысканность светской леди и простота с домовитостью от советской кухарки восьмидесятых. Парней, наверное, это заводило. Причем она всегда приуменьшала свои способности. То ли правда природная скромность, то ли попросту напрашивалась на еще бóльшие комплименты.
– Ленка, твой Алексей на тебя молиться должен. Готовишь, как богиня, – поглощая рагу, возопила я.
– Он и молится, не переживай, – она небрежным жестом откинула волосы за спину и впилась в меня взглядом. – Ты же знаешь, мне пришлось этому обучиться, когда мать ушла.
– Знаю. Как папа?
– Бодрится, как всегда. Я хотела бы для него работу поспокойней, но ты же его знаешь. Упертый как баран, и не желающий сидеть на дочкиной шее.
– А причем тут твоя шея? Это маман ведь платит.
– Так она мне платит, а не ему.
История Ленки вроде и банальна, но в то же время необычна. У нас, как правило, в тяжелое время для семьи уходили мужики. Семеро по лавкам сидят – им похер. Либо юбка покороче зовет, либо нежелание брать на себя все проблемы. Конечно, их искали, иногда находили и заставляли через суд выплачивать алименты. Но кто не знает наш суд? Самый гуманный суд в мире. Разве на эти копейки проживешь? Вот и крутятся матери, как белки в никогда не останавливающихся колесах.
У подруги – все как раз наоборот. Маман у Лены меня бесила всегда. К счастью, сталкивалась я с ней крайне редко, но даже в такие моменты удивлялась, насколько они с дочерью не похожи.
Двадцать три года назад в семье офицера советской армии и парикмахерши родилась хорошая девочка Лена. К моменту ее вопящего появления в роддоме счастливый папаша отправился обратно в Афганистан.
Вообще Семен Васильевич тусовался там аж с 1979 года, и только в конце восемьдесят второго года его, слегка раненого, отправили на лечение. Вот тогда они и зачали Леночку. Дождаться рождения не дали.
- Радость полными застольями
- И земными поклонами,
- Встанем, выпьем и за всех помолчим.
- Месяц полон, мир шатается
- Язык, ноги заплетаются.
- Вспомним, скажем
- Брат брату нужные слова.
А перед самым выводом советских войск из Афгана случилась трагедия. Семен Васильевич служил в парашютно-десантном полку, был крутым чуваком, не боящимся ни пуль, ни афганцев. И однажды наш супермен вместе со своей группой совершал разведывательный рейд где-то в районе Панджшерского ущелья. Ну и нарвались на засаду. Ленка рассказывала, что кошмары той ночи до сих пор его преследуют и он воет раненным волком по ночам. Тогда убили его лучшего друга. Вообще многих ребят там положили. Отцу пули попали в бедро и рассекли кожу у виска. Вся морда залита кровью, оставшиеся в живых в группе решили, что он скоропостижно отправился на тот свет. Хотели оставить рядом с труппами, но один из парней нащупал-таки пульс и на своих двоих дотащил до аванпоста, пока уцелевшие прикрывали отход, отстреливаясь от душманов. Семен выжил, превозмог слабость от потери крови и убивающую сознание боль. Моджахеды чудом не перестреляли всех остальных. Ленка считает, он родился в рубашке.
Но самое жуткое случилось потом. Ему намекнули, что лучше бы он там и помер. Что раненые государству не нужны, и вообще у них бинтов на всех не хватает.
Из армии его списали. Ранение в ногу оказалось серьезным, он на всю жизнь остался инвалидом. Еще и контузия, глухота на одно ухо и постоянное дерганье правого века.
Марина терпела такого мужа, безработного, бесполезного, ровно три года. Он даже телевизор починить не мог. Потом нашла хахаля с машиной и деньгами, и поминай как звали. Через год вернулась, чтобы забрать дочь, но та – в слезы.
Лена отца считала героем. Обожала его и ненавидела мать. Она рассказывала, что хоть и была глупым ребенком, помнила, что до возвращения отца частенько мать зависала по вечерам в компании то одного, то другого кавалера.
– Она неплохая, когда ноги не раздвигает, – выразилась подруга как-то про нее. Больше она себе такого не позволяла при мне, но эти слова надолго врезались мне в память. Насколько надо постараться убить в ребенке любовь, чтобы он говорил о матери в таком тоне?
Когда мать подала на развод, Ленке было одиннадцать. Суд, естественно, отдать ребенка отцу-инвалиду, живущему на нищенское пособие, которым и бомжи бы побрезговали, отказался. Официально девочка осталась жить с матерью.
Но после трех страшных истерик Марина решила отдать дочь отцу. Она просто испугалась, что у девочки остановится сердце, так она рыдала и кричала. Ее новому мужу такое положение дел нравилось еще больше. Он согласился отстегивать Семену и Лене каждый месяц некоторую сумму, лишь бы не видеть орущего ребенка никогда.
Так они и жили. Лена рано научилась готовить, стирать, хозяйничать по дому. Вся квартира была на ней. Но она не жаловалась. Отец, выкинутый на помойку и никому не нужный, пил. Лена терпела, целовала его лысеющую макушку и всегда называла «папочкой».
Как-то Семен, выходя из очередного запоя, курил на лестничной площадке. И тут Ленка поднимается. В руках – по два огромных пакета с продуктами. На щеках – дорожки от тихих слез. Его проняло. Доперло наконец, что Лена – свет в его окне, и не фиг этот свет убивать тьмой, живущей только в его мозгу. Водке сделали ручкой. Если и выпивал Семен Васильевич, то исключительно пиво, и не чаще раза в три месяца.
Кулинарными способностями все мужики обладают с рождения, только мало кто об этом знает. А кто знает – ленится. Но как бы там ни было, Семен домашние обязанности взвалил на свои мужские и крепкие пока что плечи. В конце концов руки на месте, и без ущербов от ранений.
Денег, что присылала Марина, едва-едва хватало на еду и кварплату. Девочка ходила в обносках. Как-то Семен увидел, как она прикусывает губу, втискиваясь в обмалевшие и ободранные ботинки. Вот и началось его новое мытарство с поиском работы. Никому он не нужен оказался. Его даже на биржу не хотели ставить. СССР развалилось, а на его руинах ничего путного строить никто не хотел. И не мог. Страна катилась под откос, и люди, не успевшие найти ментовскую или воровскую крышу, падали туда вместе с ней.
Наконец, превозмогая солдатскую гордость, позвонил бывшему командиру. Тот послал. Но Семен не сдавался. Звонил снова и снова. Под конец задолбал майора чуть не насмерть. Тот плюнул и связался со знакомыми. Семену предложили работу охранником на стоянке.
Не пыльно, не накладно, а деньги не плохие. С первой же получки Ленка получила новые моднявые сапоги и теплое стеганное пальтишко с настоящим мехом из енота.
Напарник, узнав, что Семен воевал, преисполнился уважением и поделился своей идеей – открыть боксерскую школу. Сам занимался этим всерьез, пока не женился, а Семен вспомнил, что тоже боксировал до армии. Раненая нога не мешала двигаться, и это грело душу. Пусть в медицинской карте стоит страшный штамп – вторая группа инвалидности, главное – он живой, и таким себя ощущает.
После двух-трех спаррингов поняли – дело стоящее. Они все еще знают и помнят основные удары и движения, школа у обоих старая и качественная.
Дело пошло на лад. Подростков и молодых парней, желающих научиться давать сдачу бандитам, нашлось немало. Потом, правда, пришел рэкет. Это ж святое дело в девяностых. Бандитский Петербург. Семен заартачился, но напарник уговорил его не спорить с ребятами. Отстегнул немножко, а потом живи-не горюй, никто не тронет. Кстати сын одного из рэкетиров тоже начал ходить в их школу, и с его папашкой у них зародилась чуть ли не дружба.
Парнишка много времени проводил дома у Семена. Отец занимался крышеванием, и на сына не было ни минуты. У Лены появился новый друг, которого она тут же решила подтянуть в учебе. Сама она всегда была умной девочкой. Папа привил любовь к книгам и тягу к новым знаниям, и в школе она находилась на хорошем счету. Закончила с красным дипломом.
У Марины тем временем дела тоже пошли в гору. Она открыла салон красоты, и даже купила двухъярусную квартиру, которую потом переписала на Ленку. Универ тоже собиралась оплатить, но Лена умудрилась поступить на бюджетное отделение.
В восемнадцать лет переехала в подаренную матерью квартиру, но по-прежнему проводила много времени у отца. С ним ей было интересно, и она все так же хотела заботиться о нем. Ничего от отца не скрывала. Обо всех похождениях, победах и поражениях он знал, и никогда не злоупотреблял этими знаниями. Ничего не запрещал, но подробно объяснил последствия каждого априори запретного поступка. Лена слишком боялась его разочаровать, чтобы попасть в плохую компанию, начудить с наркотиками, напиваться в стельку в клубах или путаться с каждым встречным парнем.
Рэкетир Саня Цветков умудрился завязать с криминалом и сообразил аптеку. Аптека потом выросла в фармацевтическую контору. Семена, пригревшего его сыночка Андрея, он не забыл и устроил к себе администратором-охранником. Работа сменная, и в выходные он продолжал обучать ребят в школе бокса. Смерть от холода и голода перестала маячить за спиной. А главное – он нашел себя. После контузии он потерял влечение к женщинам, и половая жизнь его не интересовала. Всю любовь он отдавал Лене, ради нее он жил. И за нее мог убить.
Марина продолжала платить «алименты», несмотря на взрослую дочь и отсутствие судебного постановления. Ленка сейчас ни в чем не нуждается. Но до сих пор нежно хранит маттеловскую Барби, которую я подарила на четырнадцатилетние. Мы тогда уже около года дружили, и я из своей матери всю душу вынула, лишь бы она купила для подруги такой дорогой подарок.
Наша дружба зародилась неожиданно. Особенно для меня. Она поссорилась с подружкой и первого сентября подсела за мою парту. До Лены друзей в классе у меня не было. Так, приятели, у которых можно списать. Сидела я всегда одна. Нет, меня не сторонились. Но считали не от мира сего и лишний раз старались не трогать. Может быть потому, что в третьем классе я до крови избила одноклассника за мучение котенка.
Он поймал его за школой на перемене. Собирался поджечь на нем шерсть. А я наматывала круги вокруг здания за неимением лучшего занятия. Девчонки из класса играли в резиночку и классики, но я тогда прихрамывала, свалилась накануне с велика. Врач приказал разрабатывать ногу спокойно и медленно, вот я и бродила каждую лишнюю минуту.
И тут этот недочеловек на моих глазах подносит зажженную спичку к дико орущему котенку. Я поняла, что сейчас произойдет. И озверела.
За школой у нас был разбит маленький парк-садик, мы там даже овощи летом сажали, называли это летней практикой. Папы приносили доски, фанеру для формирования грядок, и многое из этого хлама валялось кучей там же, рядом с землей. И я, недолго думая, схватила одну из длинных тонких дощечек и со всей дури врезала садисту по уху. Он завопил благим матом, выпустил вторящего ему котенка и бросился на меня с кулаками. А я, отбросив стройматериал, подножкой завалила его на землю и долго с удовольствием била ногами.
После того случая завуч заставил маму показать меня психологу. Но никаких отклонений не обнаружилось. Мама же считала, что я всего лишь переусердствовала с нанесением тяжких, ибо мучить животных – это настоящее преступление, и неважно, сколько гаденышу лет. Гаденыш, к слову сказать, перевелся в другую школу перед пятым классом.
После этого одноклассники никогда не дергали меня за волосы, не подкладывали дохлых мышей и лягушек в портфель, не стукали даже в форме флирта. Только когда со мной стала сидеть Лена, ситуация изменилась. Ее любили все: и мальчики, и девочки. Почему-то ее красота и успехи не вызывали зависти, может быть из-за врожденной доброты.
Мы болтали на переменах, хихикали на уроках, после занятий играли с мячом или в классики, начали забегать друг к другу на чай. Тогда же я и познакомилась с Семеном Васильевичем, которого я называла «дядей Сеней», втайне жалея, что его отчество не Семенович, как у незабвенного Горбункова. Он даже иногда напоминал мне Никулина. Я тоже его полюбила. Он никогда нам не мешал, не мучил нотациями (в отличие от моей мамы, которая даже в куклы нам спокойно играть не давала), всегда наготове с шуточками, приятными девичьим ушкам. Иногда мы уставали от переодеваний и сцен из Санта-Барбары с участием наших кукол, от скачек по комнате с освежителями для туалета и расческами вместо микрофонов, от рисования анимешных девиц с длинными ногами (в седьмом классе мы с Ленкой конкретно подсели на Сейлор Мун и даже разыгрывали целые спектакли, играя понемногу за всех героев). И тогда подключался дядя Сеня. Рассказывал о планетах, животных, природных явлениях. Мы слушали его, раскрыв рты. Однажды он отпросил меня у родителей на целые выходные, и мы поехали к Суздальским озерам. Это в черте города, но самой незагаженной человеком черте, скажем так. Жили в палатке, ловили рыбу, потом жарили ее на углях. Купались, загорали и играли в пляжный волейбол втроем.
Именно в тот уикэнд Лена вспомнила тот случай в третьем классе и со всей серьезностью заявила:
– Я бы тоже так поступила на твоем месте.
Любовь к братьям нашим меньшим – еще одна наша общность. Я тогда души не чаяла в коте Барсике, которого родители нашли крошечным комочком, когда мне было три года. Он рос со мной и умер в прошлом году. У Ленки – персиянка Тамара или по-простому – Томочка. Питомцы, игры и общее мышление сблизили нас настолько, что к концу девятого класса мы не мыслили существования друг без друга.
И вплоть до одиннадцатого класса умудрялись играть в куклы и гулять с мальчиками. Да, детством нашим я довольна. Оно подарило мне друга. И лучшие годы жизни.
12: Покой нам только снится
Не сказать, что мы напились как свиньи. Но в глазах ощутимо двоилось.
– Не умеешь ты выбирать мужиков, – втирала мне Лена, иногда не владея буквой «Р». – Вовчик – козел, Сашка – мутное нечто. Кто он? Охранник несчастный.
– Ты сейчас говоришь словами своей ненаглядной мамочки, – съязвила я.
– Может быть, – Лена и не думала спорить. – Чему-то она меня все-таки научила. Мужиков надо выбирать с умом, внимательно, подвергая их испытаниям. Бывает и так. Случайно встретились. Бац! Ты понимаешь – твое! Бери, срочно, пока не взяла другая. Но это редко.
– Ага, и ты в это исключение естественно попала со своим Лешей, да?
– Да брось. Он идиот. За душой ни гроша, а уже замуж зовет. Я ему – жить мы на что будем? А он – прорвемся. Вот он, настоящий мужчина. Прорвемся, говорит. А я не хочу возвращаться в нищету. Увольте. Если бы не эта дура, мы бы с отцом загнулись.
– Лена, ты о матери сейчас говоришь.
– А плевать. Никто не слышит. А ты знаешь, как я к ней отношусь. Ненавижу. За то, что бросила.
– Тебя она не бросала. Ты сама виновата. Помнишь, ты рассказывала, почему тебя вернули отцу?
– Да, я знатно ее хахалю нервы потрепала, – Ленка плотоядно усмехнулась. – Видела бы ты, в каких конвульсиях я билась. А как орала!.. Монсеррат обзавидуется. Они решили – помираю. И от греха подальше сбагрили папе.
– Можно подумать, ты жалеешь.
– Нет, конечно. Я задыхалась в том доме. С их алчностью, склочностью и махровым эгоизмом.
– Но вы же справились. Выжили. Вы с отцом. Сумели подняться. Да, мать вам помогала, но вы бы и без нее прекрасно справились. Он вытащил бы вас из бедности.
– Знаю. Он слишком меня любил.
– А сейчас ты становишься похожей на мать. Подумаешь, Лешка бедный. Ну и хрен с ними, деньгами. Не в них счастье, Ленка. Не в них. Лишь бы человек хороший был. Чтоб любил тебя и на руках носил.
– О, как мы заговорили. В тебе недорезанный философ проснулся? – засмеялась Лена.
– Я всегда так считала. Моя семья тоже звезд с неба никогда не хватала. Но родители всегда поддерживали друг друга.
– Да все я понимаю. Главное – отношение человека к тебе. Понимаю. Но возвращаться в то время, когда я боялась, что и на выпускной пойду в тех же самых ботинках эсэсэсэровских, не хочу. И не буду.
– Тебе Марина поможет.
– И что, Марина будет содержать молодую семью полностью?
– Лешка подработку найдет.
– Ну, может быть, и я найду, положим. Только не в этом дело. Мы, кстати, билеты в Крым так и не купили. Не поедем. И… Не люблю я его, Насть, – произнеся откровение, Ленка так отчаянно зарыдала, что я чуть не протрезвела с перепугу. Я такой ее видала только в конце девятого класса, когда химичка вдруг воспылала к ней дикой ненавистью и вознамерилась влепить трояк. Причем ревела Ленка не потому, что отец ее ругать будет. Просто не хотела разочаровать его. И вообще она у нас чертова перфекционистка.
– Эй, ну ты че? – я растерялась. Никогда не умела утешать, соболезновать и протягивать носовые платки с сочувствующим видом.
– Да ну его! – продолжала реветь подруга. – Связалась на свою голову с идиотом. А теперь бросить жа-а-а-алко!..
– Ага, а кто меня учил, что нельзя из-за жалости с мужиками спать?
– Причем тут спать?
– Ну не только. Я утрирую.
– Иди в пень, – оскорбилась она и залпом допила остатки в бокале. Слезы как ветром сдуло. – Не слушай меня и не смотри так жалобно. Я домой. Перепила. Лучше пойду.
– Пойду или поеду? – уточнила я, краем глаза зацепив часы. На автобус она еще успевала, главное до остановки ее довести. Ее студия находилась на расстоянии трех остановок, а вот отец жил недалеко от Сашкиной квартиры.
– Ты права. Поеду. Не надо папе на глаза попадаться. Он расстроится.
– Подумаешь. Ты же не маленькая девочка.
– Для него я навсегда останусь маленькой, – резонно заметила Лена. – Можно подумать, твоя мама думает иначе.
– Я к ней в голову не залезала. Ладно, проваливай. Я тебя провожу.
– Не надо, – отмахнулась Ленка. – Что я, заблужусь, что ли? Я тут все детство провела.
– Уже поздно… – промямлила я. Я ведь так и не рассказала о Графе и аресте Вовчика. Разговоры утекли куда-то совсем в другую сторону. Личная жизнь, наряды, учеба. Обычный набор студенческого трепа. С ужасом вспомнили, что скоро сентябрь. Я даже немного пришла в себя и забыла про денежные затруднения. Но как только Лена начала собираться, вспомнила все. Прям как Шварценеггер в одноименном фильме.
– Детское время, – фыркнула подруга и поднялась из-за стола. – Прости, что не помогу с уборкой.
– Ничего, у меня вся ночь впереди. Все равно я выдрыхнулась тут без Сашки.
Пока Лена обувалась, я подпирала стены коридора спиной, пытаясь не упасть. Вроде соображаю неплохо, а в ногах слабость. Мартини паленое нам попалось, что ли?
Увидев мое состояние, Ленка и вовсе пошла в отказ на мое предложение ее проводить. Я махнула рукой. Пусть идет, если хочет. И правда, не маленькая.
– Ты там поаккуратней, не запнись за доски. Площадку детскую собрались обновлять, уже вторую неделю стройматериалы валяются по всей улице.
– Слушай, я не колченогая и не инвалид. И не слепая.
– Зато пьяная. Да еще и на ходулях одиннадцатисантиметровых.
В последнем слове я сделала ошибок пять, произнося. Ленка хихикнула и скрылась во тьме подъезда. Именно во тьме. Лампочки кто-то уже дней пять назад стащил. На площадке между домами тоже как у негра в неприличном месте. Фонари то ли сгорели, то ли их тоже выкрутили. Народ у нас алчный, все тащит.
Закрыв за подругой дверь, я заглянула на кухню. С обидой посмотрела на грязную посуду и поняла – убираться не хочу и не буду. Скину все в мойку, помою утром. Если Сашка раньше меня не справится. Он такой чистюля, даже противно иногда. Никогда таких мужиков не видела.
Вышла на балкон, закурила. С удовольствием затянулась и почувствовала, как в теле разлилась долгожданная нега. Меня отпустило. Впервые с тех пор, как я вернулась из больницы. Сашка обещал. Он что-нибудь придумает. Поможет. А иначе какой смысл в наших отношениях?
Конечно, я не меркантильная особа. Но в конце концов нужна же и мне какая-то польза.
И тут мои мысли прервались сценой из дрянного фильма. Сначала я услышала Ленкино возмущение. Потом мат. Уже не Ленкин. Я узнала голос. И меня чуть не стошнило от страха прямо на кусты под балконом.
Что там происходило, я не видела. Темень страшная. К сожалению, белые ночи давно закончились, а по ночам мое зрение давало ощутимый сбой. Но через секунд пять, когда глаза заболели от пристального вглядывания в даль, я различила силуэт машины. И какую-то возню рядом.
А дальше мой мозг и разум мне отказали. Ибо я, как была в домашних тапках, так и рванула на улицу, не думая ни об оставленной позади открытой квартире, ни о том, что меня, собственно, тоже могут рядом с Ленкой растянуть.
Вылетев из подъезда, я подхватила одну из досок и понеслась к машине.
– Отпустите, уроды! – верещала Ленка. – Пустите!
Ее аккуратно и очень упорно пытались втиснуть в раздолбанную «шестеру». А рядом курил Граф и вампирически ухмылялся. Меня никто из них не видел.
– Че скалишься, сука? – со всего размаху приложила по морде одного из его дружков, державших Ленку. Остальные тоже отняли руки от неожиданности, а я в ту же секунду повернулась к Графу. – Тебе тоже вмазать?
– Бэтмен пришел на помощь Робину! Какая прелесть, – он улыбался, но в глазах читалось явное желание удавить меня тут же, на месте. Позади послышался скулеж, и я развернулась.
– Ах ты сучка, – парень, получивший по морде доской, держался за окровавленный рот и катался по земле рядом с машиной. Кажется, я выбила ему пару зубов.
– Кто-нибудь еще хочет? – по-моему, я ошалела от собственной смелости и удали, и дай мне щас десять скинхедов, казалось, всех замочу. В сортире.
– Я бы не отказался, чтоб ты меня приласкала, – меня схватили за руку и вывернули запястье. Вскрикнув от боли, выронила доску.
– Эй, Лёнька, я ее подержу. Вмажь ей по печени. Чтобы поняла, с кем шутить вздумала, – Граф еще сильнее сжал мою руку и зажал рот. – А ты не кричи. Соседей разбудишь. Не хорошо шуметь посреди ночи. Еще милицию вызовут. А нам всем тут не нужны проблемы с доблестным мусором.
Но мы все забыли про Ленку. А она, не будь дурой, быстренько воспользовалась ситуацией, двинула Графу по голени острым носком туфли. Он взвыл и выпустил меня.
– Бежим, – я даже опомниться не успела, а Ленка уже держала меня за руку, и мы собрались покинуть место рандеву.
– Лена! – крик прорезал ночь. Голос показался мне знакомым, но кричали явно не парни. Ленка встала как вкопанная. Козлы тоже обернулись на звук.
– Ой, нет, – прошептала она, но о чем речь, спросить я не успела. Мы уже неслись галопом, как хорошие лошади на ипподроме. Невзирая на домашние тапки и каблуки на шпильках.
– Кто кричал? – спросила я, ловя ртом воздух для зудящих от бега легких.
– Вроде отец.
– Чего? Семен Васильевич? Ты прикалываешься?
– Какое тут! Настька, заткнись и беги. Иначе долго не протянешь.
– Один вопрос – куда мы несемся?
– Ко мне домой. А ты что думала? Вернемся в Сашкину квартиру? Тут всего ничего остановок, и мы…
И нас чуть не сбили. Решив, что за полночь на Латышских стрелков машин не будет, Лена потащила меня напролом через шоссе, несмотря на красный свет светофора. Раздирающий ушные перепонки визг тормозов напугал меня до полусмерти. Зато теперь я знаю точно: врут, когда утверждают, что в такие моменты вся жизнь перед глазами проносится. Ни фига подобного. Я только вспомнила, что родители не скоро приедут и хоронить меня будет некому. А значит валяться мне в морге недели две. Печально, согласитесь.
– Девчонки, рехнулись? Жить надоело? – из навороченного «бумера» вылез мужик и уставился на нас глазами окуня, который все видел. – Что-то случилось? Вы откуда такие обалдевшие неслись? Пьяные или нанюхались?
Я посмотрела на Ленку. Если я выгляжу таким же живым трупом, с белой мордой и светящимися от ужаса глазами, дело дрянь. Очень похожи на передозников. И не скажешь ведь, что нам просто страшно.
– Не ваше дело. И вообще нам не до вас, – оглядываясь назад, буркнула я, между делом поправляя съехавший с ноги тапок. – Мы свободны? Можем нестись дальше?
– Вас кто-то обидел? – сразу насторожился дядька. – Помочь?
– Да, – встряла в разговор Ленка, немного приходя в себя. – Подвезите нас, пожалуйста. Только денег у нас нет. Нас только что ограбили и хотели изнасиловать.
Только сейчас я заметила, что Ленкина сумочка осталась где-то рядом с парнями и машиной.
– О, Господи! – мужик проникся и, похоже, поверил. – Может, в милицию?
– А толку-то? – поддержала я подругу. – Темно было, мы их видели первый раз в жизни, и не очень поняли, как выглядят. Просто отвезите нас домой.
– Хорошо. Конечно. Какой адрес?
– У метро Большевиков остановите. Там недалеко, пешком дойдем.
– Как скажете.
Мы сели в машину. Ленка забралась на заднее сиденье, а я из вредности уселась впереди. Мужчина попался симпатичный. Не старый еще, лет тридцать пять-сорок. Крепкий, но подтянутый, коротко стриженный, светленький, с добрыми глазами. Хотя, может, бандит, не отстрелянный десятилетие назад. У многих бандитов глаза добрые. Маскировка – вещь важная в их бизнесе.
– Девочки, помощь не нужна? – он повернулся ко мне, косясь одним глазом на дорогу. – Я не просто так спрашиваю. Вы так бежали…
– Сами разберемся, – буркнула я, не желая продолжать этот разговор. Вот Ленка коза. Хотя грех жаловаться. Тем более она чуть не пострадала честью из-за своей дебильной подруги.
– Вы, наверно, думаете, я маньяк, или еще что похуже, верно? – мужик усмехнулся и полез в карман пиджака. Я напряглась. Ленка, по-моему, вообще похрапывать начала с заднего сиденья. – Вот, возьми.
Он протянул визитку. Прочла имя – Михаил Хрусталев. Прелесть-то какая. Коммерческий директор какой-то фирмешки.
– Это закладка для книг? Спасибо. У меня как раз мало дома.
– Если понадобится помощь, – он мужественно терпел мой сарказм, который из меня так и лился. – Например, подбросить…
– А вы всем помогаете? Видимо, поэтому на пустынной трассе болтаетесь ночью?
– Подвозил генерального директора с корпоратива. Напился так, что не только за руль сесть, но и на ногах стоять не мог, – усмехнулся товарищ Михаил. И зачем он все это рассказывает незнакомой девчонке?
– Как интересно. Значит, всем готовы помочь? А где ваш Чип, мистер Дейл?
– Настя, хватит язвить, – буркнула сзади Ленка. – Спасибо, что подвезли. Мы здесь выйдем.
– Настя, значит. Очень приятно, – улыбнулся Миша.
– Очень невзаимно, – пожала плечами и вылезла из машины.
Мужчина нам посигналил и газанул в сторону Пятилеток. Кстати, туда мы сейчас и направлялись. На улице ни одной живой души. Даже странно. Обычно ночная жизнь в Невском районе кипела и бурлила, особенно в окрестностях Ледового дворца.
– А как мы попадем в квартиру? У тебя же сумку типа украли.
– У соседки есть запасной ключ.
– А она не начнет возникать, если мы к ней завалимся среди ночи?
– Настя, ей двадцать один год, и она редко приходит домой раньше двух ночи.
– А если она ушла в клуб?
– Значит ее дебильный братец-ботаник откроет. Успокойся. Если бы да кабы – во рту выросли грибы. Вот когда нам дверь не откроют, будем думать. Ты лучше скажи, что за представление ты устроила в машине? Мужик попался нам один на миллион – не приставал, не требовал оплаты натурой, не маньяк. Подвез и никаких обещаний не взял с нас. А ты его всю дорогу нервировала.
– Да перепсиховалась я с этим Графом…
– Кстати о Графе твоем родимом. Нам предстоит серьезный разговор. Надеюсь, запасы нерастворимого кофе у меня не иссякнут.
13: Большой секрет для маленькой компании
До квартиры мы добрались быстро. Милая девочка Юля, немножко подшофе, отдала нам ключ без лишних вопросов. Ввалившись в Ленкину студию, я впервые за ночь вздохнула спокойно. Тут нас никто не достанет. Потом параноидальный шизофреник внутри меня вспомнил, что старые ключи вместе с сумкой остались у козлов, но у Ленки с внутренней стороны двери имелась задвижка. Вот тогда я успокоилась окончательно. Но ненадолго.
Достав из шкафчика упаковку с дорогим финским кофе, Лена с грозным фэйсом поставила ее перед моим носом. Пакет противно царапнул столешницу. Я подняла глаза и с укором посмотрела на нее.
– Что смотришь? Сейчас напою тебя и буду допрашивать. Кто, зачем и почему.
– Ты о Графе?
– Именно. С чего он вдруг взъелся на меня? Я его один или два раза в жизни видела. Он что-то ляпнул насчет тебя. Типа я твой должок натурой отдам. Может, пора рассказать, что за фигня творится в твоей нелепой жизни? И почему ты впутываешь в это других людей?
– Ленка, я не хотела, честно! – я вскочила и бросилась к подруге, но она поспешно отошла к раковине, чтобы набрать воду в чайник. Я признавалась в раскаянии ее спине. Как она давеча.
– Ты что, этому дегенерату денег, что ли, должна? Товар покупала? Для Вовчика?
– Вовчик в тюрьме! Ну, в КПЗ то есть… И это он должен Графу деньги. А этот скот завалился ко мне и заявил – отдавать долг мне.
– Постой, паровоз. Хочешь сказать, это он тебя так отделал?
– Ну да… Разговор у нас как-то плавно вечером свернул с этой темы.
– Ты сказала, что упала!
– А ты ребенок? Где ты видела, чтобы такая морда после падения была?
– Да кто тебя знает-то? Ты вечно умудряешься себе что-нибудь сломать, порезать… Боже, Настя. Ну что ж ты сразу не рассказала? Саша знает об этом?
– Знает. Обещал разобраться.
– Вот идиотка. Я ведь просила, умоляла тебя покончить с этой дебильной компашкой! – Ленка села за стол и пригорюнилась. – А теперь-то чего делать? Сколько он с тебя денег хочет заиметь?
– Тридцать штук.
– Обалдеть. Ладно. Мне маман тут недавно на норку денег подкинула, я тебе их отдам.
– Ты с ума сошла? А что матери потом скажешь?
– Ну, скажу, что меня ограбили в подворотне. Живой оставили, но шубу сняли. Все лучше, чем быть изнасилованной твоим добряком Графом. И тебя я тоже не хочу оставлять ему на растерзание.
– Зачем он это сделал? – я уставилась в окно, избегая смотреть на подругу. – Ведь еще целый день впереди.
– Не думаю, что ребята имели серьезные намерения в моем отношении. Просто припугнуть хотели. Чтобы я утром побежала тебе жаловаться. И ты бы в срочном порядке принялась рыть носом землю в поисках денег.
– А если нет? Ты могла бы остаться инвалидом на всю жизнь. Если не физическим, то душевным. Если бы я не услышала твои крики?
– Я знаю, Насть. Но ведь они не торопились запихивать меня в машину. Я не особо сильно сопротивлялась – мартини в голове танцевало. А насчет тебя… Ты ведь слышала? Кто-то меня узнал и спешил на помощь. Так что может зря мы убежали.
– А вдруг это твой отец? И вряд ли он с таким количеством народа справился бы.
– Настя, он служил в десанте.
– Ну так сколько лет-то прошло? Думаешь, осилил бы?
– Я в нем уверена.
Минут десять мы молчали. Лена задумчиво помешивала ложечкой в чашке с кофе, я упрямо пялилась в окно, наблюдая занимавшийся рассвет.
– Ты не думай, – подруга возобновила разговор. – Папа у меня еще боевой. Он тут недавно роман закрутил с одной…
– Тс-с-с…
– Ну что опять?
– Кто-то в замке ковыряется… – сердце по-заячьи спряталось в пятках, но смелее я от этого не стала. После пережитого ужаса хотелось забраться на Байконур и попроситься на Луну. Или Марс. А еще лучше – к Плутону.
– Ну, точно не Граф. Он не знает, где я живу.
– Да? Ты в этом так уверена? Откуда-то он узнал, где живет Сашка!
– Кстати, об этом. Александр в этой ситуации ведет себя крайне подозрительно. Ты бы поговорила с ним начистоту, что ли…
– Доброе утро, девочки, – на кухне вдруг нарисовался дядя Сеня, и я поняла – чудом меня не парализовало. Подскочив вместе со стулом, я задела столешницу, опрокинув уже, к счастью остывший кофе нам на колени. Ленка взвизгнула от неожиданности, я же вопила благим матом, продолжительно и громко.
– Вот дурынды! – рассердился он и шагнул к столу. – Может, и меня напоите сим чудным напитком? Кстати, Лена, ты опять забыла закрыть дверь на задвижку. Сколько раз напоминать об этом?
– Что ты тут делаешь в такой час? – Ленка откашлялась и попыталась взять инициативу в свои лапки. Не вышло.
– Вас, дурных, караулю. Как бы чего не стряслось. Верно, Настя? Какая ты громкая, оказывается…
– Простите… – я не знала, куда себя девать. Ясен пень – не просто так он явился по наши души. Значит, он был там, все видел и звал Ленку. А мы чесанули от него, как от прокаженного. И теперь последует допрос. С пристрастием. И достанется мне на орехи сейчас…
– С чего ты взял, что у нас что-то не так? Вот сидим, болтаем…
– Конечно. А с чего мне звонит наш финансовый директор и заявляет – совсем недавно подвозил мою дочь? Ночью. Да к тому же она заявила, что ее ограбили. А я уж было думал, мне показалось, что это вас я видел на площадке. Оказывается, именно вас. Как тебе это нравится?
Блин! Так этот Михаил-спаситель, значит, знает дядю Сеню? И Ленку, очевидно, тоже, раз сдал ее отцу с потрохами.
– Ой, – только и смогла произнести Лена, заново расставляя чашки и заправляя их кофе.
– А вы почему так поздно там оказались? – расхрабрилась я.
– К другу заезжал. Выхожу – тут вы, прыгаете как стрекозлы по площадке. Лену я сразу узнал. А сейчас я отброшу маску интеллигентного и начитанного мудака и спрошу прямо: какого хрена вы делали ночью на улице и кто из вас, идиоток, связался с этими отморозками?
Ленка покосилась на меня, но промолчала. Не хочет выдавать. Зачтем-с…
– Я, – ответила и отвела взгляд. Окно меня сегодня прямо-таки гипнотизировало.
– Рассказывай, – потребовал дядя Сеня. – И Ленок, я все еще жду кофе. Чую, беседа будет долгой.
Через полчаса моей сбивчивой речи, в продолжение которой Семен Васильевич медленно багровел, я всерьез испугалась за его здоровье.
– Видимо, придется тряхнуть стариной.
– Ты это о чем? – насторожилась Ленка. – К «крыше» обратишься за помощью?
– Тебя это вообще никоим образом не касается. Но проблему я решу.
– Саша обещал помочь… – мяукнула я.
– Настя, ты совсем дура или просто прикидываешься? – взревел дядя Сеня. Я всерьез обиделась на это заявление и заткнулась.
– Пап! – возмутилась Лена. – Ей и так сейчас фигово.
– А кто виноват? Она сама залезла в эту кашу с потрохами.
– И что? Мы просто оставим ее на растерзание Графу?
– Естественно, нет. Тем более он и тебя сюда решил приплести.
– Так почему же я дура? – набравшись храбрости, спросила я.
– Потому что из твоего разговора лично я понял одно: Сашка твой либо мент, либо работает на них.
– Ну нет! Он простой охранник…
– Угу. Сама мозгами пораскинь. О встрече на пустыре знали только непосредственные участники сделки, да ты с Александром. Вряд ли парни сами себя решили замести в ментовку. Ты вроде к ним тоже не обращалась. Остается один вариант – твой дружочек.
– Зачем это ему?
– Вывод напрашивается сам: это его работа.
– Нет, я знаю, где он работает, я была там. Он точно не мент!
– Тогда знается с ними.
Выходит, не зря он заикнулся о десяти тысячах. Он знал, о какой сумме идет речь, потому что был в курсе, сколько товара туда притащили. Разбирается в этом, опять же. Значит, не первый раз. Значит, это он сдал Вовчика. Может быть, даже дружку своему. Откуда мне знать, может он как раз и есть мент? А Сашка просто помог ему. Или решил отомстить Вовчику за фингал, поставленный тогда в «К»…
– Насть, ты теперь понимаешь? – Лена вытаращилась на меня. – Граф тебя избил из-за Сашки! И эта паскуда даже ничего тебе не сказала!
– Он не знал. Он не мог знать, – мне потихоньку становилось худо. – Откуда ему было знать, что Граф все это на меня повесит?
– От верблюда. Если он в этом замешан, то должен знать, что из себя представляет этот маньяк.
– Дядя Сеня, это все глупости. Он меня любит, – очень хотелось упасть на пол и зареветь, но приходилось держать марку, чтобы доказать слова. Хотя сама я им уже верила не всерьез.
– Предлагаю отправиться по домам, а завтра будет думать, как решить эту маленькую проблему.
– Не надо думать. Я сама все сделаю. Вы тут не при чем. И вы, и Лена. Она и так пострадала из-за меня.
– Да ничего же не случилось, – попыталась отмахнуться подруга.
– А если бы случилось? Как бы я потом смотрела тебе в глаза? А твоему отцу? Лучше я пойду. Автобусы уже должны ходить.
– Насть, не делай глупостей, – встрял Семен Васильевич. – Поверь, у меня есть нужные люди…
– Нет, не надо. Кто эту кашу заварил, пусть и расхлебывает.
Быстро клюнув Ленку в щеку, выскочила из квартиры, пока во мне оставалась решимость делать хоть что-нибудь. Сейчас у Сашки будет долгий и серьезный разговор после ночной смены. Или не будет, решила Настя и поехала к себе домой, плюнув на все. По-прежнему в домашних тапках.
14: Трудный возраст
Спокойно предаться самобичеванию по поводу того, как я предаю всех друзей, мне не дали. Только я завалилась из душа на кровать, раздался звонок в дверь.
– Мама? Папа? – проблеяла я, открывая дверь, и чудом не завалившись в обморок от избытка чувств. Весьма противоречивых. – А вы чего так рано?
– Почему же рано? Так и было запланировано. Ты перепутала даты? Привет, солнышко, – мама обняла меня с улыбкой, а вот мне захотелось разреветься. – Мы соскучились.
– Я тоже, – сообщила, слегка покривив душой.
– Какие у тебя синяки под глазами, – она заглянула мне в лицо с озабоченным видом. Видимо, тональник потек. – Ты вообще спишь? Или гуляешь ночами?
– Сегодня не спала. У Лены проблемы, жалуется на Лешу, говорит, расставаться надо, вот и пришлось утешать.
– Пили? – насмешливо уточнил папа.
– Немножко. Просто не выспалась, вот и похожа на ходячего мертвеца.
– А что с холодильником? – из кухни подала голос мама и вернулась в прихожую.
– Умерся, – со вздохом произнесла я. Папа подмигнул.
– Ой, дочка, нельзя тебя одну оставлять еще, нельзя. И цветы загубила. Вообще не поливала?
– Недавно поливала. Отойдут, мам.
– Ясно. Может, расскажешь, что тут у тебя стряслось?
– Да все хорошо. Просто я не выспалась. Да и не ожидала, что вы так рано приедете.
– То есть, мы не вовремя, – подвела итог мама.
– Да я не это хотела сказать…
– Настя, что за хе… гхм… здравствуйте, – в квартиру влетел Сашка с перекошенным лицом и осоловел, увидев моих родителей.
– Доброе утро, молодой человек, – строгим голосом произнесла мама. – Вы к кому?
– Ну… к Анастасии…
– Вы ее друг?
– Да, мам, это мой …э-э-э… новый парень.
– А что же Всеволод?
– Тоже умерся, – мрачно ответила я.
– В самом деле?! – обалдела мама.
– Да просто расстались.
– Александр, – представился мой «новый парень» и протянул папе руку.
– Павел Викторович.
– Катерина Петровна, – подключилась мама.
– Очень приятно.
– Взаимно. Чай, кофе? Правда, мы сами только что приехали…
– Нет-нет, не беспокойтесь, – замахал руками Сашка. – Я вообще на минутку забежал, к Насте вот…
– Тогда не будем вам мешать. Мы с поезда, хотим освежиться, покушать…
– А кушать нечего, – внесла свою лепту ваша покорная слуга. – Холодильник-то сдох. А я у Сашки жила все эти дни, ничего не покупала.
– Давайте я сбегаю, тут ведь супермаркет есть рядом, – предложил парень.
– Что вы, Настя сама сходит, – вмешалась мама. – А впрочем, вам же все равно нужно поговорить. Вот и совместите приятное с полезным.
Я уже не стала говорить, что устала и жутко хочу спать. Покорно оделась, причесала свои космы и с убитым видом вышла из квартиры. Сашка выскочил вслед за мной, попрощавшись с родителями.
– Не знал, что они сегодня возвращаются.
– Я тоже не знала. С памятью плохо.
– Ладно, это все ерунда. Что за фигня случилась ночью? Я прихожу – квартира нараспашку, бери – не хочу. Тебя след простыл. Ты чокнулась или что?
– Или что. Ленка приезжала. Когда поехала домой, на нее во дворе Граф со своими кобелями напал. Вот и пришлось все бросить и бежать на помощь.
– А потом-то вы куда рванули оттуда?
– К Ленке. Возвращаться в квартиру не с руки было, там эти козлы весь двор обложили.
– Эта сволочь все границы переходит. Они вам ничего не сделали?
– Нет. Не успели. А теперь, Саша, расскажи мне, что за чертовщина здесь происходит. Ты ведь не просто так про те деньги заикнулся. Ты Вовчика сдал, да? Скажи мне?
Мы как раз заходили в магазин, и Сашка сделал вид, что не слышит. Нагло так. Словно я дура идиотская. Выходит, дядя Сеня был прав. И меня затошнило от мерзости, которая меня вдруг окружила.
– Поняла. Все поняла. Ну что ж. Спасибо тебе большое. Это из-за тебя меня чуть не прибили и чуть не изнасиловали мою лучшую подругу.
– Да я-то тут причем, Насть?! – возмутился парень. – Я ж не знал, что все так серьезно закрутится. Я Димке просто так предложил их группку взять. Отомстить решил за апперкот в баре.
– Молодец! Молодец! – я развернулась и долбанула по его плечу кулаком. – Ты охренел, козел?!
– Ты кого козлом назвала? – разозлился он. – Меня? Настя, лучше не зли меня.
– А что? Что будет-то? Ты меня предал, понимаешь? Я поделилась с тобой, а ты друга моего за решетку упрятал, мудак!
Проходящие мимо люди удивленно косились на нас, но молчали. А мне было плевать на всех. Хотелось плюнуть Сашке в лицо, убежать к Ленке и реветь у нее на плече. Теперь еще и родители дома, не дадут спокойно предаться депрессии.
– Я не хотел, чтобы все так получилось! Но Димка всерьез решил за него взяться, когда узнал, что Вовчик твой с Графом знается.
– А вы с твоим гребанным Димкой выходит, его тоже знаете. Я так и думала. Кстати, кто он такой? Мент? А может быть, ты тоже? Твари позорные. И продажные. Ты сволочь. Все вы сволочи. Не хочу тебя больше слышать, видеть, и вообще знать. Убирайся. И из моей жизни тоже. А мне родителей кормить надо.
– Настя, не нагоняй проблем. Ну, извини, что ли… Я же правда не хотел…
– В жопу себе засунь свои «извини» и «не хотел». Все, свали!
Я сто лет никому так не грубила. Значит, сильно меня проняло. Особенно его неохотное «извини, что ли». И детское «не хотел». Что за мужик будет так объясняться? Нет, права была Ленка. Везет мне на мудаков, ой везет…
Протиснулась мимо него и пошла к прилавкам, краем глаза следя за окружающими людьми. В тайной ли надежде, или с опасением, что он все же пойдет за мной. Не пошел. Выходит, не очень-то и надо ему. Да и мне теперь тоже. И с проблемами своими я сама разберусь. Вот возьму и расскажу сейчас все папе с мамой. Они ж за меня в ответе, вот пусть и подумают, как дочу свою спасти.
С остервенением кидала в тележку продукты, пока не осознала – хватаю уже третью пачку макарон. К военной блокаде готовлюсь, не иначе.
На кассе сцепилась с какой-то толстой теткой, долго выкладывающей продукты перед кассиром. Потом с самим кассиром.
Пока тащила на свой этаж сумки, размышляла о родителях. Нет, не права я. Эгоизм, конечно, несусветный, знаю. Ничего я никому не расскажу. Может, правда к лучшему, если отец Ленки все разрулит? Позвоню ей сегодня. Или лучше приеду вечерком, когда отосплюсь. Если родители не станут донимать. Хотя, думаю, они сами спать завалятся. Папа после поезда вообще дня два отходит.
Дома привязались с допросом. Вернее, привязалась. Как я и полагала, папа уже вовсю храпел, наевшись соленых крекеров – единственное, что не могло испортиться без холодильника. А вот мама была бодра и настроена весьма решительно. Меня заставили помогать с обедом и заодно решили промыть мне мозг. На все вопросы я старалась отвечать уклончиво, подробных ответов не давать и вообще постоянно ссылаться на желание завалиться в койку. Но Катерина Петровна вполне сошла бы за свою в каком-нибудь немецком концлагере. Методы выпытывать нужную информацию у нее изощренные.
– Насть, будешь яичницу?
– Да, спасибо, – киваю, чинно сажусь за стол. В глаза очень хочется запихнуть спички.
Она ставит передо мной тарелку с едой, кладет рядом вилку, спустя секунду выхватывает тарелку из-под моего носа, лопает яичницу и с задумчивым видом:
– Нет, все-таки с тобой что-то происходит. Ты сильно изменилась за эти две недели. Лучше бы мы не уезжали.
И так весь следующий день. Пока меня не спасла Ленка своим звонком и приглашением в гости. И как догадалась, что сейчас мне лучше быть где угодно, только не дома? Телепатия, не иначе. Перед тем, как уйти переодеваться, решила все же кое-какие точки над i поставить.
– Мам, ничего серьезного и страшного не произошло. С Вовчиком прошла любовь, завяли помидоры, я встречаюсь с другим. Но жалко этого идиота, вот и переживаю за него. С Сашей сегодня немножко повздорили, поэтому и вид мой тебе кажется уставшим. Все это легко исправимо. А сейчас я поеду к Лене, она тоже собирается бросать своего кавалера, нужна моральная поддержка.
– А родителей, которых не видела две недели, значит можно оставить…
– Мам! Ради Бога, я с тобой весь день тусуюсь. Ты мне мозг вынесла, допрашивая в лучших традициях гестапо. Можно подумать, вас год не было дома!
– Просто хочу, чтоб ты знала – что бы ни случилось, ты всегда можешь мне сказать и обраться за помощью.
– Я это знаю лет с пяти. Ты постоянно твердишь об этом. Проблеме человека не обязательно быть глобальной. Бывают и маленькие фигульки, которые уладить может только сам человек. Я бросила Вовчика, он связался с дурной компанией – отсюда чувство вины. Повздорила с Сашей – придумываю, как бы помириться. Вот и все! А ты наверно уже решила, что я сижу на игле, попала на бабки или грабанула Сбербанк.
– Я все поняла, – мама улыбнулась, хотя, судя по глазам, поверила не всему. – Ладно уж, иди.
– Не обижаешься больше?
– Если только самую малость.
– Ну, ничего страшного.
До Лены добралась минут за десять, повезло с транспортом. Или просто небо услышало мое желание оказаться как можно дальше и быстрее от дома.
Подруга открыла дверь и молча пропустила в прихожую. Одета как на парад.
– Мы что, в клуб пойдем? – возмутилась я. – Так что ж ты не предупредила? Да и не время сейчас для этого…
– Иду я. И не в клуб, а в кафе. С Лешей хочу серьезный разговор устроить.
– А я вам зачем? В роли собачьей пятой ноги?
– Тебя никто с собой и не берет, – парировала Лена. – Ты остаешься дома.
– Не поняла…
– Привет, Настя, – в коридор вышел Саша собственной персоной.
– И как… и как это называется, а? Вы сговорились, да? Ленка, ты предательница! Как ты могла! Я же видеть его не могу!
– Ну, положим, о том, что ты его послала, я узнала от него, – с ледяными глыбами в голосе поведала подруга, уставившись на меня, аки змея на мышь. – Я внимательно его выслушала и согласилась с его доводами. Вам необходимо было еще раз встретиться, чтобы наконец эту ситуацию разрулить. Ты разве так не считаешь?
– Хватит вести себя, как ребенок, Насть, – подал голос «мужик лета». – Эта история должна закончиться. И чем скорее, тем лучше.
– Полностью закончиться?
– Да.
– Ну все, ребятушки. Вы тут воркуйте, а я вас покину. Настя, будет буянить, зови брата ключницы Юли, – подмигнула она мне напоследок, слегка оттаяв.
Я, несолоно хлебавши, прошла на кухню, по-хозяйски поставила на плиту чайник, достала чашки и вазочки с печеньем и конфетами.
– Мне, если можно, кофе.
– Естественно. Думаю, нам здесь позволено остаться на ночь. И вряд ли мы будем спать или заниматься сексом.
– Сексом? – усмехнулся парень. – Ты до этого говорила – любовью.
– Саша, любовью здесь сейчас и не пахнет. И я подозреваю, не пахло никогда, – мне уже не хотелось злиться или ругаться. Накатилась жуткая усталость, до подкашивания в коленях. Очень, просто срочно очень, нужна ясность в том, что сейчас происходит между мной, Графом и Сашкой. И в частности, что нас с ним ждет впереди. Мне было страшно, ибо я подозревала – ничего хорошего.
15: Теряю
Ты не бойся, я сама боюсь
Боли сердца моего…
Если мне дано испить всю грусть,
То тебе уж не дано…
Я сама наверно падаю,
Чтоб когда-нибудь взлететь,
Чтоб кого-нибудь порадовать,
Чтоб кому-то песни петь…
Теряю я тебя, чтобы найти…
Найти тебя, но в ком-нибудь другом.
Теряю – нам с тобой не по пути…
Ну все, пока… Спасибо и на том…
Алевтина Егорова – «Теряю»
Смотрю в окно. Зажигаются первые звезды. Всегда любила смотреть, как одна за одной появляются крохотные искры. Хотелось верить, что кому-то они светят так же, как наше Солнце. Тот, кто сидит напротив и смотрит на меня – он когда-то был моим персональным Солнцем. Моим богом. Два месяца. Безумно коротких. Оглушительно длинных. Почему так случилось? Почему мое светило закатилось?
Он что-то говорит, тихо, спокойно, а я слышу только, как дрожат мои руки. Слышу кровь, которую толчками выталкивает мое сердце. Мне плохо. Так плохо, как никогда не было. Даже когда из меня выбивал душу Граф.
Не могу поднять на него глаза. Не могу и все. Кажется, взгляну в его лицо, и мир вокруг взорвется. Он исчезнет. Я исчезну. В ушах стучит, отбивает бешеную барабанную дробь корчащаяся в агонии любовь. Моя любовь. Как испаряется из его сердца чувство ко мне, вижу в воздухе. Чувствую запах прелой осенней травы. Запах смерти. Наверное, старое печенье у Ленки попалось.
В животе ком, тошнит. Хочется пойти в туалет, но боюсь, меня вырвет собственным сердцем. Кто сказал, что нельзя так полюбить за шестьдесят дней? Я тоже никогда не верила. Но полюбила. И сейчас люблю. И от осознания, что меня предали, разрывает на части. Ненавижу! Ненавижу! Сдохни он сейчас, спляшу джагу от радости. А потом упаду на его труп и буду кричать, пока не умру.
– Настя, очнись, – Саша тронул меня за плечо. Я посмотрела на него, наверное, как безумная, он даже отшатнулся. – Да что с тобой?
– Мы ведь расстаемся?
– Тебя сейчас только это волнует?
– Нет.
– Давай о наших отношениях поговорим позже. Нам нужно разобраться с Графом.
Но я чувствовала – это конец. Мы, женская половина человечества, всегда это знаем. Без лишних слов, без лишних жестов и взглядов. Да, часто преувеличиваем, накручиваем. Но в такие моменты – всегда правы. Всегда. Теперь затряслись не только руки. Господи, помоги.
Разрушать всегда легче, чем созидать. Но, черт возьми, почему же у меня постоянно все рушится? Все отношения – через одно место. Неудачница, проклятая, дура? Или все вместе? Не везет в любви – повезет в картах, видимо. Где в моей карме произошел сбой? Или я не доросла еще до настоящего чувства? Но что же тогда бьется сейчас в моей грудной клетке – эгоизм? Нежелание оставаться одной?
Мне правда страшно падать в одиночество. Словно вокруг меня сломали стены из бетона, и вот сейчас я стою посреди джунглей, босая и неприкаянная, а вокруг рыщет дикая и весьма голодная живность. И вожак у них – мой Аполлон.
– Расскажи, зачем ты сделал это?
– Сдал твоего друга?
– Нет. Встретил меня. Какого хрена ты подсел ко мне?! – я вскочила и бросилась на Сашку с кулаками. Он опешил поначалу, но быстро среагировал, схватил меня в охапку, приподнял над полом и слегка потряс.
– Все, пришла в себя? Ты как кошка бешеная! Ты сама меня послала, помнишь?
– Так разве ты расстроился?
– Настя, успокойся. Мы поговорим об этом позже. И решим, как нам дальше быть.
– Хорошо.
Глубокий вздох. Закрытые глаза. Сжатые в кулаки ладони. Я готова слушать.
– Давай сначала. Ты знаешь Графа?
Сашка помрачнел и опустил взгляд.
– Да.
– Ты – мент.
– Нет.
– Но связан с ними.
Молчание. Потом медленный кивок.
– Шикардос. И ты знал, что Вовчик связан с Графом.
– Нет! Клянусь, не знал!
– Какого черта ты его сдал тогда? И вообще, говори с самого начала. Откуда ты его знаешь, как, зачем и почему, – пусть лучше рассказывает о том, что было. Иначе начну думать о том, что будет, и реветь, как тюлень.
– Мы учились вместе. Я, Димон, Паша и Серега.
– И кто из вас – Граф?
– Ты не знаешь, как его зовут в жизни? – удивился Саша.
– Может, и не знаю. Не особо важная информация для меня.
– Сергеем его знали когда-то.
– Вы были друзьями?
– Мы втроем без Графа – да. Пашка – душа компании, рубаха-парень. Красавец, заводила, его обожали все девчонки на курсе. Но он любил Катю.
И мы тоже любили. Она для нас стала младшей сестренкой. Мы тогда учились на четвертом, а она только-только поступила в университет МВД. Она, кстати, чем-то на тебя похожей была. Тоже светленькая, курносая. Училась на отлично, школу с красным дипломом закончила. Пашка по ней с ума сходил, а когда стали встречаться, сразу превратился в самого счастливого человека на планете. Глаза дурные были, как у щенка, – Саша улыбнулся воспоминаниям. – Как у очень влюбленного щенка. А Серега… Он всегда мутным казался. Мы не были друзьями, но иногда вместе тусили. У него своя квартира, жил один, вот у него и проводили вечеринки. Тогда мы еще не знали, чем он промышляет.
– Надо же…
– Не ерничай. Именно в тот период у него и появилась эта кличка. Слишком многих он подсадил на героин и слишком многие стали зависеть от него и делать все, что он прикажет. Единственное – он не смог добиться Катиного внимания. Он много раз пытался отбить ее у Пашки, но она даже смотреть в его сторону не хотела. А потом и Пашка начал колоться. С легкой руки Графа. Мы не знали, не замечали, не хотели видеть. Он и от Кати скрывал. А дела у нашего друга стали идти все хуже. Его выперли из универа за неуспеваемость. Катя расстраивалась, но помочь не могла. Потом он стал одалживать у нас деньги. А возвращать все реже и реже. Он был парнем восприимчивым ко всякой заразе, мы решили, он в казино их просиживает. Правда открылась слишком поздно. Нам Катя рассказала, перед тем, как… – Саша замолчал, а я наконец соизволила поднять на него глаза.
– А что случилось потом? – мне почему-то стало очень страшно. В истории замешаны и девушка, и Граф, а значит, ничего хорошего это не предвещает.
– Сейчас дойду и до этого. В общем, в один кошмарный ноябрьский вечер Катя позвонила Диме и очень спокойным голосом сообщила, что Пашка умер. Я рядом был, мы как раз возвращались с Димкой после посиделок в баре. Мы в шоке, ничего не можем понять, закидали ее вопросами, как, что и почему. Она предложила встретиться рядом с ее домом.
Мы подъехали. И узнали много чего интересного. И страшного. Оказывается, Пашка плотно сидел на крючке у Графа. Стипендию спускал на дозу, клянчил у родителей, якобы на Катю, подарки, кафе, все дела. Когда родители заподозрили неладное и перестали снабжать его деньгами, начал тащить из дома вещи. Пашкина мама поговорила с Катей, которая на тот момент не видела его уже недели три – Паша придумывал все новые отговорки, лишь бы не встречаться с ней. Девушка перепугалась и решила вывести своего парня на чистую воду. Настояла на встрече, сказала, что беременна. Пашка решился увидеться с ней. Она пришла в ужас от его вида. Ты представляешь, я думаю, что с ним стало после такого четкого подсида. Ей он признался. На тот момент все было очень плохо – он должен был Графу баснословную сумму денег, отдавать нечем. Граф грозился выпустить ему кишки. Причем судя по шрамам и синякам на теле Пашки, частично приступил к выполнению угрозы. Ты же знаешь, какой он садист.
– И что же дальше? – упавшим голосом уточнила я. В комнате вдруг стало нестерпимо холодно. Словно я тоже оказалась в том ноябре.
– А дальше, оказывается, у Графа был придуман план по очищению Пашкиной совести от долгов.
– Катя?..
– Умница. Хотя я отдал бы многое, лишь бы ты ошиблась.
– Он ее…
– Нет, по крайней мере Катя так сказала. Она сама пошла к нему, лишь бы не трогал любовь всей ее жизни, как она выразилась. Она, скажем так, стала его девушкой. Через три недели Пашка скончался от передоза. За стенкой комнаты, где Граф имел Катю. Мы ничего об этом не знали, пока наш друг не погиб, – Сашка снова замолчал, закрыл глаза и стиснул кулаки. На лице ходуном заходили желваки. До сих пор, видимо, переживает по поводу этих событий. Мне тоже стало не по себе. Особенно если вспомнить фразу в начале Сашкиного рассказа о том, что Катя была похожа на меня. И почему была, кстати?.. Неужели он ее убил?
– И что потом?
– Через неделю мне позвонила Катина мама.
– Нет… – мне снова захотелось разреветься. Я уже знала, о чем мама поведала парню.
– Да. Катя заперлась в ванной комнате и перерезала вены. То ли не пережила смерти любимого, то ли из-за необходимости жить и спать с человеком, который был ей омерзителен до тошноты.