Красной планеты Надежда

Пролог

Марс,

14 ноября 2121 года по земному летоисчислению, утро

Надя

Вспышка на Фобосе, короткая и ослепительно яркая, затмила тусклое солнце Марса и резанула по глазам так, что даже светофильтры шлема не спасли бы – не рассчитаны они на такое. Хорошо, хоть успела глаза рукой прикрыть, иначе ожог сетчатки был бы обеспечен. На красной планете быстро привыкаешь к тусклому освещению. А зрение мне сейчас очень нужно! Всегда нужно, но сейчас особенно.

Я активировала передатчик в скафандре в надежде услышать родной голос, убедиться, что мой любимый жив, или хотя бы способен принимать сигнал. Ничего, лишь тихий шум помех. И принимающий сигнал только от машины за моей спиной – марсохода, за титанические размеры, титанический же вес, темно-серый цвет кузова и общую неповоротливость именуемого не иначе как «Бегемот». Но, то ли радиоволны не могут достичь модуль-станции с поверхности планеты, то ли…

Дрожа всем телом, едва сдерживая рвущийся из груди крик и слезы отчаяния, я поплелась обратно к марсоходу. Кое-как забралась внутрь и одновременно с проверкой надежности задраивания двери включила стационарный передатчик Бегемота, снова не услышала даже сигнала приема, и только тогда на краткий миг дала волю чувствам – привалилась спиной к стенке кабины и закрыла глаза. Хотелось рухнуть на пол и рыдать, биться в истерике, хоть так ослабив боль, терзающую душу. Однако я сдержала этот порыв, понимая: плакать в скафандре нельзя – иллюминатор запотеет, вытереть его, не снимая шлем, невозможно, а нарушить целостность скафандра в непригодной для дыхания атмосфере – верная смерть. И еще неизвестно, смогу ли я потом встать на ноги без посторонней помощи, оказать которую теперь просто некому… Больно, как же больно! Вспышка на спутнике Марса могла означать взрыв либо на самой модуль-станции «Фобос», либо на подъемном модуле, связывающем ее с поверхностью красной планеты. И гибель дорогого мне человека. А в самом худшем варианте – и всей колонии.

Если бы я чуть раньше поняла, что тут происходит, если бы была чуть более сообразительной, если бы сразу почуяла неладное… Если бы… Тогда все могло бы закончиться иначе! Не знаю, как, но иначе!

А теперь исправить что-либо уже невозможно. Отныне единственное, что в моих силах, это сделать все, чтобы смерть моего любимого не стала напрасной. Выполнить свою часть нашего плана. А для этого мне нужно вернуться на базу, в Новую Терру, и как можно быстрее! Надеюсь, колония еще существует….

Короче, самое время браться за, не побоюсь этого слова, штурвал Бегемота. Ехать недалеко, но сейчас я впервые в жизни поведу эту огромную неповоротливую машину самостоятельно, а водительского опыта у меня – кот наплакал, так что поездка простой и легкой не будет. Итак: открыть меню управления экзоскелетом, мощность правой руки плюс тринадцать процентов, левой – плюс девятнадцать.

Я перевела двигатель из энергосберегающего режима в рабочий и взялась за конструкцию, более всего похожую на штурвал модуля-истребителя, нежели на руль марсохода. Тяжело идет! Все равно тяжело! Особенно те его части-рычаги, что должны приводиться в действие левой рукой. Может, еще по пять процентов на каждую верхнюю конечность экзоскелетного чуда техники? Руки потом отплатят мне болью, но иначе я с пультом управления просто не справлюсь. Я же не Вик… Так, стоп! Не стоит оплакивать умерших сейчас, время – это сама жизнь. Сто сорок семь жизней. Которые могут оборваться, если я не успею! После будет время оплакать погибших и воздать им последние почести. Или же разделить их участь.

Двигатель завелся сразу, разворот в узком для машины ущелье получился лишь со второй попытки, во время спуска с плоскогорья я едва не улетела в пропасть, однако по равнине Бегемотище катился вполне бодро, беспрекословно слушался неопытную «автоледи» и проблем вроде бы не доставлял. А я, как оказалось, прекрасно помню, как им управлять. Я оказалась хорошей ученицей, Вик, ты можешь гордиться собой и мной…

Когда до колонии оставалось километра полтора, я активировала передатчик марсохода, включила встроенный в скафандр микрофон на внешнюю связь и дождалась, когда дисплей передатчика загорится зеленым, подтверждая, что мне ответили. Ждать пришлось минут пять, не меньше. И это, наверное, были самые долгие пять минут в моей жизни, когда я почти поверила в воплощение худшего сценария развития событий.

Но оператор шлюзовой все же ответил. Нарушение инструкции, конечно, но в его случае это уже не критично. Да после взрыва на модуль-станции все в Новой Терре, наверное, на ушах стоят. И кое-кому это только на руку…

– Шлюзовая! Прием! Надежда Беликова, оператор дронов, эколог! Возвращаюсь в колонию! Прием! – прокричала я, переведя дух, и начала диктовать длинный личный номер.

Дежурный оператор меня не дослушал, нервно прокричал, что въезд разрешает и велел двигаться ко второму шлюзу. Даже не поинтересовался, почему я возвращаюсь одна. И хорошо – не придется тратить драгоценные минуты на объяснения. Лучше я сразу начальству колонии все расскажу. И следственной группе с куратором расследования недавних смертей в колонии. Но потом, когда опасность минует. А пока что самое время сбросить скорость, иначе рискую не вписаться в арку нужного мне шлюза. Надеюсь, мне не придется задерживаться в предбаннике – узком коротком коридоре между шлюзом и жилым пространством первой и, на сегодняшний день, единственной колонии на Марсе – дольше положенного. И уболтать тех, кто уже ждет по другую его сторону, чтобы арестовать меня. В крайнем случае, сбежать извилистыми тропами технического этажа. Сейчас на разговоры и объяснения времени нет. Потому что оно, время, работает против меня. Против всех колонистов. И, увы, не только время…

Глава 1

Марс, колония «Новая Терра»

10 ноября 2121 года по земному летоисчислению, утро

Надя

Завтракать мне пришлось в одиночестве. Не в полном, конечно – в столовой всегда кто-то есть, а уж во время приема пищи она заполнена колонистами минимум на две трети. Просто сейчас за небольшим четырехместным столиком я сидела одна, передо мной тарелка с остатками трапезы, большая термокружка с недопитым чаем и салфетка, над предплечьем левой руки висит голопроекционое «окно», в котором я составляю уведомление для лабораторий колонии о том, что срок подачи отчетов не за горами. Еще улыбки и приветствия с коллегами-колонистами, пожелания доброго утра на нескольких земных языках, дежурные шутки, разговоры о работе, планах на день, обсуждение обеденного меню. Вот, собственно, и все. Все, как обычно.

Прошло уже три с половиной месяца с того дня, как корабль «Марс-5» с пятой волной колонистов достиг модуль-станции на Фобосе, а я вместе с другими молодыми людьми, выходцами из разных стран (преимущественно из России), впервые ступила на поверхность красной планеты. С тех пор много всего случилось – и карантин, и непростая адаптация к местным условиям, и трудности по работе, к счастью, преодолимые, и шлифовка полученных на Земле навыков, в том числе и коммуникативных, и вписывание в среду колонистов, и ссоры – так называемые рабочие моменты, и болезнь, и дружба, и любовь. Как оказалось, жизнь на Марсе вполне существует. Правда, жизнь эта тут появилась лишь десять лет назад при основании колонии «Новая Терра» – пять «волн» колонистов и сто пятьдесят три человека, а также несколько сотен растений в теплицах и оранжерее. Есть еще и бактерии в лабораториях и на делянках за пределами колонии – те без счета.

Любовь… С Егором мы вместе уже почти полтора месяца – встречаемся, думаем о том, чтобы начать жить вместе. В общем, все серьезно. Будь дело на Земле, я сама себе посоветовала бы не спешить, присмотреться к нему с холодной головой, узнать, как он ведет себя в различных житейских ситуациях. Однако не просто так среди колонистов ходит присказка, что на Марсе год идет за три, причем не только в плане трудового стажа – живем-то в экстремальных условиях, в которых характер каждой личности проявляется быстро и ярко. И мы с Егором не исключение.

Мой молодой человек – космопилот, военнослужащий в звании старшего лейтенанта, и сейчас он дежурит на модуль-станции. То есть, целые сутки находится в космосе, на пристыкованном к Фобосу комплексе из частей четырех космических кораблей, не пригодившихся для обустройства колонии. Там нужно неотрывно следить за показаниями приборов, в частности, уровнем солнечной радиации, и, при необходимости, корректировать работу всех систем. Но главное: мониторить – и по приборам, и зрительно – космическое пространство на предмет приближающихся к Марсу астероидов, направлять данные о них в Новую Терру и на Землю, а порой и менять их траекторию при помощи силового захвата или расстреливать их из лазерных или импульсных орудий. Сама такого не видела, но те, кому довелось, говорят, что зрелище сколь ужасающее, столь и потрясающее. Работа ответственная, требующая внимательности и сосредоточения, а также умения быстро ориентироваться в ситуации и принимать решения. А еще очень нервная. Связь с колонией не всегда хорошая, так что обратиться за консультацией к вышестоящему начальству получается через раз, и дежурным космопилотам порой приходится принимать решения самим. А от них, в свою очередь, зависит работа всей модуль-станции, которая пока что выполняет роль станции связи и марсианского космодрома, и, соответственно, возможность принять следующий корабль с Земли, а также безопасность Новой Терры. Вот и сегодня Егор дежурит, причем вторые сутки подряд, заменяя приболевшего сменщика.

Лучшая подруга Даша, которая тоже могла бы составить мне компанию за едой, припозднилась из-за наведения красоты. Но сегодня она имеет полное право выглядеть сногсшибательно, ведь у нее день Рождения. И я жду ее прихода не только для того, чтобы поздравить и вручить подарок. Мне очень хочется посмотреть, сможет ли она превзойти себя в деле произведения неизгладимого впечатления на мужскую часть населения колонии (на женскую, кстати, тоже, но это впечатление уже другого рода)! Даша и в обычной-то жизни потрясающе красива и эффектна. Удивительно, что она карьере актрисы, модели или иной публичной персоны предпочла биофак одного из лучших столичных университетов, вербовку по программе колонизации Марса, космический перелет и место ассистента в биолаборатории. Но, как бы то ни было, это не мое дело.

Вообще, здесь не принято задавать вопросы о причинах, по которым колонисты – ученые, врачи, военнослужащие, технико-ремонтный персонал, журналисты – стали таковыми, как и о жизни на Земле. Вот я и не задаю. Здесь и так много тем для разговоров. Вернее, главная тема одна – Марс. А остальные лишь ее вариации.

У нас нет прошлого, только настоящее. Будущее вроде как тоже есть, но уж больно туманны перспективы его. Почему? Это сложная тема, и останавливаться на ней сейчас и с утра портить себе настроение я не хочу. Так что прошлое остается в прошлом, там, за миллионы километров отсюда.

Впрочем, скрывать мне нечего, в моей жизни до перелета на Марс нет никаких постыдных тайн. Меня зовут Надежда Ивановна Беликова, мне двадцать три. Я появилась на свет четырнадцатого января 2098 года в городе Н-ске на Урале. Отец инженер-наладчик на заводе, мама работает поваром в столовой одной из городских школ, еще у меня есть два младших брата – Толя и Миша, они еще школьники, но старший, Толик, на следующий год планирует поступать в ВУЗ. Мальчишки здоровы, счастливы. Толя незадолго до моего отлета мастера спорта по эйркрафтингу получил. А Мишутка играет за школьную волейбольную команду и готовится к поступлению в медицинский, хочет стать хирургом-регенерологом. Я искренне надеюсь, что у братьев все сложится наилучшим образом. И меня до сих пор бросает в дрожь при одной мысли о том, что всего этого могло бы и не быть, если б я девять лет назад не завербовалась в программу подготовки колонистов на Марс.

Тогда, в феврале 2113 года, мои братья, еще совсем малыши (Толе семь лет, Мише три года), сильно пострадали в ДТП – в аэрокар папы влетел какой-то пьяный идиот. От удара машину с моим отцом и братьями отбросило на летящий в соседней полосе грузовик, основной удар пришелся как раз туда, где сидели мальчики. Они чудом остались живы, но им обоим требовались срочные операции. И дело было даже не в сложности медицинского вмешательства, а в том, что оба нуждались в пересадке внутренних органов, а Толя – еще и нервных волокон, так как его спинной мозг был поврежден. Поиск донорских занял бы время, которого у ребят просто не было – счет шел даже не на дни, а на часы. А выращивание в «пробирке» своих же оказалось нашей семье не по карману. Ну, не было у нас больших сбережений, богатой родни и влиятельных покровителей! Родители бросилась оббивать пороги благотворительных фондов, однако там тоже требовалось время. Казалось, мои братья обречены на смерть, но тут мне попалась на глаза реклама программы подготовки колонистов. Райскую жизнь там не обещали, наоборот, доходчиво разъясняли, с какими трудностями придется столкнуться тем, кто полетит осваивать Марс (многое соответствует действительности, кстати!), но предлагали заплатить будущему колонисту энную сумму для подготовки к переселению и улаживанию своих дел на Земле. И этих денег как раз хватило бы для спасения Толи и Миши! Надо ли говорить, что я, не тратя время на то, чтобы посоветоваться с родителями или хотя бы поставить их в известность о принятом решении, бросилась на вербовочный пункт и через час вышла оттуда со своим экземпляром подписанного контракта и нужной суммой на счете? Благо, паспорт я на тот момент уже получила.

Толика и Мишу спасли. Нужные органы были выращены в специальных регенекапсулах в течение часа, транспортировка их до больницы, в которой содержались мои братья, заняла еще пятнадцать минут. Сами же операции длились почти сутки. Итог – мальчики остались живы. Им даже удалось более-менее сохранить здоровье, хотя обоим предстояли длительное лечение и реабилитация, на которые ушли остатки контрактных средств. Я тогда впервые видела, как мои мама и папа, взрослые, состоявшиеся люди, плачут от счастья. Выстояли, справились. А я гордилась собой и ничуть не жалела о своем решении. Даже сейчас, через девять лет и космический полет, не жалею.

Но с того момента, как поставила свою подпись в вербовочном контракте, я больше себе не принадлежала. Продалась в рабство, как после невесело шутили все вокруг и, если подумать, были не так уж далеки от истины. Да, так моя жизнь разделилась на «до» и «после».

Тут следует сказать несколько слов о программе вербовки. Ориентирована она, прежде всего, на подростков и включает в себя не только сам перелет и подготовку к нему, физическую и психологическую, но и обучение по одной из специальностей, востребованных в марсианской колонии. Выбор специальности для каждого из будущих колонистов осуществлялся ими из краткого списка, составленного руководителем программы, вечно хмурым полковником Горячевым, а также работающими над программой колонизации психологами и учеными из курирующего программу научного центра «Бреды-9».

Дело в том, что многие научные умы, несмотря на огромное желание, достижения в нужной для колонизации научной сфере и высокий уровень научно-технического прогресса, сами отправиться на Марс не могут – кому-то не позволяет здоровье, кому-то руководство, а некоторым и правительство напополам с госбезопасниками. Вот и выбирают они молодых, не связанных обязательствами помощников из числа тех, кого затянула в свои сети программа колонизации. Эдаких аватаров, как они негласно называют их между собой. И этот аватар, отправившись на Марс, собирает сведения и образцы для оставшегося на Земле куратора, составляет отчеты об экспедиции и иную необходимую документацию, выполняет другие задания, а сам куратор только руководит деятельностью помощника и заслушивает его устные отчеты.

Вместе с первой волной колонистов на Марс, вернее, на его спутник, Деймос, прилетела и столь мощная телеметрическая станция, что сигналы от нее спокойно достигают Земли. Установление такой аудио- и видеосвязи, хоть и осуществляемой пока не на постоянной основе, а по графику, сделало возможным такой вот опосредованный «перелет». Жаль только, что полученные образцы нельзя отправить на Землю – рейс обратно пока что не предусмотрен. И вряд ли его запустят в ближайшие два десятилетия.

Кстати, еще огромным плюсом в наличии связи с Землей является возможность обмениваться видеопосланиями или, реже, общаться в режиме реального времени с оставшимися там родными и любимыми, а также возможность с каждым новым рейсом заказать себе что-нибудь, необходимое для жизни. Посылка с воли, как тут шутят… Я вот еще ни разу ее не получала. Однако примерный список уже составляю – как раз после Нового года начнутся сборы следующего рейса на Марс. Но это так, отступление.

Выбранная мной специальность – экология – не пришлась мне по душе. Однако, по здравому разумению, ее, единственную из предложенных, я могла освоить на достойном уровне. Остальные – биоинженерия, генетика, биохимия, геология и медицина – оказались мне не по зубам из-за моих весьма посредственных способностей к точным наукам. Я и старалась, буквально лезла из кожи вон, три года хвостом ходила за куратором, не вылезала из инфосферы, изучая выбранную специальность. И вовсе не потому, что так уж хотела на Марс – во мне вдруг появился страх, что, если я не выдержу экзамены для будущих колонистов, мне придется вернуть деньги, которые я получила за участие в программе, вместе с набежавшими за годы учебы процентами. Сумма, повторюсь, астрономическая. Мне столько в жизни не заработать!

Кроме того, психологи программы определили, что я хорошо справляюсь с выполнением сразу нескольких однотипных операций, так что мне пришлось осваивать еще и техническую специальность – дистанционное управление беспилотными аппаратами, в просторечии – дронами. И это все в ускоренном темпе. Не четыре года на специальности «Экология окружающего мира» и не три на «Оператора дистанционного воздействия», как того требует стандартная образовательная программа, а по сокращенной, разработанной специально для меня программе, слив оба эти курса в один. Плюс школу пришлось заканчивать экстерном, оставшиеся четыре класса за три года. Плюс бесконечные физические тренировки, изучение основных земных языков, оказания первой помощи, оттачивание полученных навыков на практических занятиях в полевых условиях… Да много всего еще! Потом – сложнейший комплексный экзамен, по итогам которого решался вопрос о том, готова ли я к перелету.

До той аварии я хотела работать с детьми дошкольного возраста, а для этого поступить в педагогический. Но не вышло – детей на Марсе нет, соответственно, и воспитатели не нужны. Все сложилось так, как сложилось. Тем более, это был целиком и полностью мой выбор, и ответственность за его последствия нести тоже мне. Так что я старалась изо всех сил, желая отработать спасение моих братьев. Не скрою, приходилось тяжело. И дело тут не только в непосильных физических и умственных нагрузках – в конце концов, в школе я, хоть и не была круглой отличницей, всегда успевала, что требует немало усилий, усидчивости, аккуратности и, главное, тяги к знаниям. Еще я с детства занималась танцами, так что к физическим нагрузкам мне было не привыкать.

Хуже другое: заключение контракта колониста будто возвело незримую стену между мной и моими родными и друзьями, да и вообще всем обществом. Я будто бы была вместе со всеми – и одна. Я так и не поняла, что случилось раньше – я отдалилась от всех, кто был мне дорог, или все от меня? Ясно одно: я осталась в одиночестве до того, как поднялась на борт «Марса-5». Потому что мои родители, братья, дедушки, бабушки, остальные родственники, а также мои друзья понимали: надо учиться жить без меня. Вот и начали… заранее. Попрощались со мной, пока я еще ходила по Земле, и стали жить дальше, потому что жизнь продолжается… Да, мой выбор, моя ответственность. Но как же это больно! Будто от меня отрезали по маленькому кусочку, а раны прижигали огнем – есть такой варварский метод остановить кровь и избежать заражения.

Нет, внешне-то все выглядело вполне пристойно, лицо я держать умею. А что внутри… О том я никому, кроме одного из психологов на проекте, Елены Владимировны, не рассказывала, да и то потому, что та сумела каким-то образом вытянуть из меня эти откровения. От нее я и узнала, что нечто подобное происходит со всеми кандидатами в будущие колонисты. Правда, легче мне от этого не стало.

Заводить новые контакты, пытаться подружиться с кем-то, завести отношения или хотя бы домашнего питомца я так и не рискнула – все равно их придется обрывать, когда… И питомца я с собой на Марс не заберу – не пройдет карантин. В общем, последние годы на Земле я провела в одиночестве.

Были, конечно, попытки пообщаться с другими кандидатами в колонисты, но ничего путного из этого не вышло. И ничего странного в том нет. Во-первых, будущие переселенцы на Марс загружены сверх меры, и после всех занятий-тренировок остаются силы лишь на то, чтобы доползти до кровати и мгновенно уснуть. Во-вторых, зная, что рано или поздно им предстоит навсегда покинуть Землю, колонисты каждую свободную минуту проводят со своими родными и любимыми, которых оставят на Земле. И, в-третьих, необъяснимое явление – дух соперничества, мол, мы не друзья, а конкуренты! И это вопреки всем стараниям начальства и психологов! Последнего я до сих пор понять не могу.

Но тяжелее всего я переживала отдаление от меня родителей и братьев. Любовь и благодарность быстро вытеснили претензии – не помогаю с братьями, которых приходилось ставить на ноги в прямом смысле слова, не выполняю свою часть домашних обязанностей, не уважаю родителей, вечно где-то пропадаю, и еще неизвестно, чем я там, в «Бредах-9» занимаюсь, поручить мне ничего нельзя, надежды на меня никакой, и вообще я перечеркнула все их связанные со мной планы на будущее… Список внушительный. И, справедливости ради, некоторые из них обоснованны. Но не могла же я пропускать учебу – у меня это в контракте колониста черным по белому прописано, как и санкции в виде штрафов за подобное поведение без уважительной причины. А уважительной причиной считалась только смерть. В крайнем случае, тяжелая болезнь. Нездоровые родственники и необходимость ухода за ними, увы, к таковым не относились.

– Есть мама с папой, есть больничный персонал, есть обслуживающие роботы, – строго выговаривал мне куратор, когда я в первый и в последний раз заикнулась о том, что хочу уйти пораньше и помочь маме с братьями. – А у Вас, Надежда Ивановна, отныне одна задача – подготовиться к полету на Марс.

Ну да, колонист более себе не принадлежит – только красной планете…

С годами отношение мамы и папы ко мне становилось все более холодным. Подражая примеру старших, братья стали относиться ко мне так же, даже пакостили по мелочи. И, вообще, мне недвусмысленно давали понять: теперь я здесь чужая, я больше не часть семьи, отныне мы живем, как соседи. Так что за четыре года до отлета я окончательно перебралась под крыло программы колонизации, благо, в закрытом поселке Бреды-9 было свое общежитие, и с родными общалась по минимуму. Елена Владимировна мне потом объяснила, что родители мои повели себя так, потому что хотели, пусть и неосознанно, уменьшить боль от грядущего расставания со мной. Испортив отношения, проще отпустить и проще жить после расставания. Что я должна быть мудрее и простить родителей – хотя бы ради самой себя, чтобы не улетать с камнем за пазухой. Что они облегчили жизнь и мне – так мне тоже будет проще отпустить их. Как-то так.

Я машинально кивала в такт умным словам, внутренне сжавшись в комок и делая над собой неимоверное усилие, чтобы не расплакаться. Внутри было черно. И больно. Как же больно! Понимаю, в том, что случилось, есть и моя вина – умотавшись на обучении, я частенько не успевала выполнять поручения родителей, а то и забывала о них. Но я же их ребенок, черт побери! Их дочь! Понять их, наверное, можно. Но вот принять до сих пор не смогла. И улетала с тяжелым сердцем.

Моя семья даже не попрощалась со мной по-человечески – приехали, конечно, на космодром, постояли полчаса на холодном ветру, отводя взгляд и перекидываясь ничего не значащими фразами, небрежно обнялись и… и все. Сухо, по-деловому, будто повинность отбыли. И все, прости-прощай, Наденька! Хотела ли я слез, объятий, поцелуев, истерических рыданий и всего прочего? Не знаю. Я хотела, чтобы последняя встреча с семьей закончилась поскорее. Потому что опасалась не справиться с эмоциями и позорно разрыдаться.

Ситуация осложнялась еще и тем, что космический корабль с четвертой волной марсианских колонистов потерпел крушение на подлете к Марсу, летевшие на нем, конечно же, погибли. Тридцать пять «гражданских» и десять членов экипажа. Красная планета стала одной общей могилой для них.

Мы, пятая волна, отправились в перелет на следующий год. На целый год раньше, чем планировалось, и в чуть более расширенном составе – потребность-то колонии в специалистах не была закрыта четвертой волной. Как же страшно было! Понимать, что можем вообще никуда не долететь, разве что на тот свет, но все равно взойти на борт «Марса-5» и лечь в анабиоз-капсулу. Страшно… Я из-за этого страха даже с родной планетой толком не попрощалась – все мои чувства были отравлены им, а еще душевной болью, мучительным сожалением и непониманием. Такая вот бестолковая Надя-паникерша. Увы…

Зато уже здесь, на Марсе, когда я окончательно поверила в благополучное завершение перелета, вдруг оказалось, что я получила шанс начать жизнь с чистого листа, и я стараюсь воспользоваться им на все сто. Я обрела и дружбу, и любовь, и если не уважение, то хотя бы хорошее отношение коллег. Конечно, не со всеми удалось достичь взаимопонимания, но я работаю над этим. Правда, есть тут некоторые личности, с которыми мне вообще не хочется иметь дела… Увы, коллеги – это не друзья, их не выбирают…

Голопланшет мигнул, напоминая о том, что до начала рабочего дня осталось всего сорок минут. Модель «Глейсс-208». Техника – старье жуткое, конечно, на Земле такими уже лет сорок не пользуются. Зато это – последняя из моделей персональных компьютеров, которая, во-первых, способна работать автономно от инфонета, только с подключением к локальной сети, и, во-вторых, в неактивном состоянии прячется в наручном чехле, и вездесущая марсианская пыль – гроза любой техники – ей нипочем. А так – старье, да. К нему я, наверное, привыкала дольше всего. До сих пор, наверное, привыкаю. И неудивительно – после ментального подключения к инфонету-то! Опосредованного, через специальные капсулы, в школе или в обучающем центре. На прямое, с имплантацией нейрочипа в позвоночный столб, я не решилась бы даже при наличии денег – страшновато, есть риск остаться парализованной, пусть даже и микроскопический. И очень дорого. Правда, все же не так дорого, как вырастить запчасти для человеческого организма…

Ой, а времени как раз, чтобы из столовой дойти до своего рабочего места, и даже немного еще останется! Похоже, подругу я не дождусь.

В этот момент в столовой будто солнце взошло. Такое компактное, улыбающееся солнце в облегающем оранжевом платье. Вот и Даша! Высокая, стройная, длинные каштановые волосы, обычно заплетенные в косу, мягкой волной падают на плечи. На лице макияж, более яркий, чем обычно, но это ее ничуть не портило, наоборот. И, конечно, улыбка. Действительно, будто солнце взошло! Не марсианское, белое, тусклое, будто присыпанное пеплом, а земное, рыжее и теплое.

Появление Дарьи, конечно же, не осталось незамеченным – внимание всех присутствующих вмиг оказалось приковано только к ней. Еще как! Мужчины замерли в тех же позах, в которых были до ее появления, взгляды их вспыхнули восторгом и восхищением. Кое-кто из парней, рассматривая ее, реально рисковал свернуть себе шею. Женщины тоже отреагировали – ехидное фырканье послышалось сразу со всех сторон. Правда, не сразу – им тоже понадобилась пара секунд на то, чтобы прийти в себя и сбросить очарование богини, снизошедшей до Новой Терры. Это я так иронизирую по-доброму.

Дарья, окидывая присутствующих взглядом, в котором читалось легкое превосходство, приветствуя их легкими, едва заметными кивками, и явно наслаждаясь произведенным эффектом, прошествовала к моему столику. Бесшумно – из-за высокого роста моя подруга не носит обувь на каблуке. Хотя, по моему мнению, перестук каблуков в полной тишине отлично дополнил бы сцену появления Даши в столовой. Впрочем, и без него все получилось на высшем уровне.

Я поспешила встать, обнять подругу и сразу же вручить ей подарок – симпатичный пакетик, внутри которого лежал набор средств для укрепления ногтей, мазь от дерматита, в последнее время одолевшего мою подругу, а также коробочка с конфетами из сухофруктов, орехов и засахаренных ягод – Даша одержима диетой и ест только здоровую пищу. Ну, насколько это вообще возможно здесь.

– Спасибо, Наденька! – любопытная Даша сразу же заглянула в пакетик. – О, вкусности! И набор для ногтей отличный, пригодится!

– Рада, что тебе понравился мой подарок, – улыбнулась я.

При взгляде на ее довольное лицо у меня потеплело на душе.

– И мазилка очень кстати, – шепотом продолжила Даша, непроизвольно потерев о край стола тыльную сторону правой кисти. – И большой тюбик, надолго хватит.

Недавно у нее началась аллергия – то ли на сверхпрочный латекс, из которого сделаны ее рабочие перчатки, то ли на тальк, то ли еще на что-то. Выглядит это как мелкая розоватая сыпь на коже, чешется умеренно, но всегда не к месту, и на легкое воздействие вроде крема для рук и эмолентов не реагирует. Так что пришлось мне расчехлять свою заначку. Ничего, для подруги не жалко. Кроме того, у меня есть еще один тюбик, нет проблем с кожей, и заказ на доставку с Земли я дополню еще одним пунктом.

– Чем сегодня кормят? – спросила Даша уже нормальным, звонким голосом.

И, не дожидаясь ответа, бросила взгляд на мою тарелку с остатками завтрака.

– У-у, блинчики! – Даша покачала головой, выражая неодобрение, и укоризненно воззрилась на меня. – Еще и с вареньем!

Отрицать было глупо. Хотя именно отрицание было первым моим порывом. Помнят рефлексы строгих учителей в «Бредах-9», ой, помнят!

– Ну да, с малиновым, – невозмутимо ответила я. – И еще с черничным. Вкусно. Не так вкусно, как у мамы, но вполне…

Даша намека не поняла.

– Надь, ну вредно же! – продолжила она обвинительную сентенцию, причем громко, чтобы все присутствующие слышали. – Одно дело, когда из натуральных продуктов, хотя тоже не полезно. А тут из сухой смеси… Фу! Смерть же фигуре! Вон, смотри, у тебя уже живот отвис!

Я ахнула от возмущения. По обретенной с детства привычке я два раза в неделю устраиваю себе физическую нагрузку в тренажерном зале, брюшной пресс у меня в порядке. Однако, несмотря на это, я невольно опустила голову и недоверчиво покосилась на свой живот под серой шерстяной туникой. Вдруг, правда, обвис? Да нет, быть не может!

– Мюсли, надеюсь, в меню есть? – Даша тем временем грациозно поднялась со стула. – Составишь мне компанию?

Я покачала головой и продемонстрировала свой голопланшет, который, кстати, уже не мигал деликатно, а светился ровным желтым светом и издавал тихий звон, сообщая, что до начала рабочего дня остается уже менее получаса.

– А, понятно, – с сожалением вздохнула Даша и надула губы. – Дроны сами за образцами и прочей ерундой не слетают, аэросъемку местности, на которой за последние несколько тысяч лет ничего не изменилось, не произведут и обратно в стойла не вернутся.

– Отчет сам себя не составит, записи в журнал наблюдений и журнал по использованию дронов не внесутся, образцы до лабораторий не доберутся, – в тон ей продолжила я, но, не выдержав, рассмеялась. – Просто кое-кто опоздал к завтраку. Бывает.

Даша едва заметно улыбнулась в ответ.

– Ладно, иди уж, работай. Увидимся за обедом?

– За ужином, – вздохнула я.

Объем работы, который ждет меня сегодня, повышен по сравнению с остальными, не отчетными днями. Да еще и профессор Хоффмайер, начальник биологической лаборатории, снова заявку на образцы прислал, существенно расширенную по сравнению с обычной. Эх…

– Хорошо, Надь, – Даша ослепительно улыбнулась. – Отчет пришлю к вечеру.

Я только вздохнула, понимая, что, во-первых, Даша о желании работать сверхурочно, вдруг одолевшем ее начальника, ничего не знает, и, во-вторых, что на ужин я сегодня точно опоздаю. Но только молча кивнула и понесла посуду в мойку – скромный серый агрегат с раззявленной пастью для загрузки посуды. А к Даше уже со всех сторон спешили те, кто желал ее поздравить и выразить ей свое восхищение. Не придется ей завтракать в одиночестве.

Увы, оказаться на рабочем месте вовремя мне сегодня, видимо, не суждено. Выйдя во внешний коридор жилого модуля, своеобразную прихожую, отделявшую внутренние его помещения от внешней стены, я не сразу смогла найти свою обувь и комплект верхней одежды – их кто-то перевесил совсем на другое место! Пока искала и одевалась, к тому времени порядком замерзнув (во внешнем коридоре всегда холодно, так как отопительные коммуникации расположены только в одной из его стен, а снаружи температура никогда не поднимается выше нуля градусов по Цельсию), с улицы ввалилась компания из генерала Юрия Валентиновича Дубровцева, начальника Новой Терры, профессора Гедеона Хоффмайера, начальника биолаборатории, того самого, что снова завалил меня заявками на образцы, и Виктора Котта, парня, совмещавшего функционал пилота марсохода и инженера-ремонтника. И они тут же перекрыли выход из модуля – ни обойти, ни проскочить незамеченной. Елки зеленые… Да еще и молния на полукомбинезоне не желала застегиваться, и второй рукав куртки я все никак не могла поймать, и шапка завалилась за скамейку, на которой полагалось обуваться… В общем, как оно всегда и бывает, когда торопишься! И на работу я уже, считай, опоздала. Да еще и на глазах у начальства! Эх…

К счастью, ни генерал, ни профессор внимания на меня не обращали, так как были слишком заняты разговором. Вернее, говорил один герр Хоффмайер – громко, эмоционально, проглатывая часть слов и щедро пересыпая свою речь научными терминами и, как мне показалось, непереводимыми идиоматическими выражениями. Я, признаться, так и не смогла понять сути его претензий, даже в общих чертах – увы, выучить немецкий язык у меня не получалось даже под гипнозом и методом прямой загрузки в сознание! Как сказала психолог, я почему-то отвергаю его на уровне подсознания, и медицина вкупе с образовательными методиками и последними техническими разработками тут бессильны. Но наверняка тема разговора начбиолаба с генералом меня не касается. Так что нужно все-таки одеться и сбежать отсюда незаметно.

Однако молния все никак не хотела сдаваться, и я невольно, но прислушивалась к разговору на повышенных тонах. А вот смотреть в их сторону избегала, делая вид, будто меня больше интересует собственное отражение в зеркале.

Герр Хоффмайер по-прежнему возмущался. Юрий Валентинович, напротив, был спокоен, только хмурил брови и задумчиво потирал подбородок, и реплики на немецком вставлял только изредка – тяжеловесные и основательные, как постаменты для памятников. Обычно действует успокаивающе, однако биолог всея колонии завелся так, что его сейчас успокоит только инъекция литирлиума1. Вообще, странно: такое крайне взвинченное состояние для этого светила науки не характерно. По крайней мере, Даша рассказывала, что он спокойный, как удав, и она не знает, что нужно сделать, чтобы вывести немца из себя. Да скорее он всех доведет до ручки своим занудством и педантичностью! А тут вдруг и подпрыгивает, и руками размахивает, и обличающе тычет пальцем в ремонтника, пилота-водителя и вообще на все руки мастера.

А вот Вик, хоть и молчит, всем своим видом – и позой, и выражением лица, и, казалось, даже ритмом дыхания – выражает несогласие с профессором. Несогласие в корне. И еще то, что он уже все сказал по предмету разговора.

Однако, заметив меня, улыбнулся и будто забыл о своих собеседниках. Обрадовался. Надеюсь, на этот раз обойдется без глупых шуток вроде: «Дроны от восхищения рады бы падать к твоим ногам, Надюша, но, увы, в периметр не залетают – их гнезда с внешней стороны купола жизнеобеспечения!». Это после тех случаев, когда я обращалась к нему по поводу поломок оборудования. Грр! Вот так порой даже пожалеешь, что Вик не позволил себе ни одной пошлой шутки в мой адрес или чего-то подобного – тогда бы я с чистой совестью пожаловалась бы вышестоящему начальству, например, тому же Дубровцеву или его заместителю по инженерно-технической части, майору Лисицыну. А так приходится терпеть, обливать шутника ледяными взглядами, фыркать и изредка, когда совсем невмоготу справиться со смехом, улыбаться. Потому что с чувством юмора у парня все в порядке. Впрочем, причина моей сдержанности по отношению к нему, а в последнее время – даже неприязни, в другом. И я не хочу об этом думать!

Я сделала вид, что не заметила его улыбки, и продолжаю разглядывать свое отражение во вмонтированной в стену зеркальной панели.

Хм, а Юрию Валентиновичу, похоже, выпало стать арбитром между этими двумя. Ну… могу только посочувствовать. Но молча, чтобы остаться незамеченной.

Увы, не вышло. Зато нашла одну свою перчатку, почему-то оказавшуюся в кармане на левом бедре. Хотя я точно помню, что оставляла обе в карманах куртки! А где вторая? Не вижу! Наверное, прихватил кто-то случайно, ведь куртка, наверное, упала, пролежала на полу какое-то время, ее, конечно, повесили обратно на вешалку, но выпавшую из кармана перчатку могли не заметить. Вернее, одну заметили, а вторую нет. И ее, наверное, кто-то случайно забрал с собой. Перчатки-то у всех одинаковые, в одном месте за средства госбюджета закупали. А я свои пометить так и не успела – руки не дошли. Увы. Придется на склад за новой парой идти.

Стоило мне на миг отвлечься на поиск перчатки, как Вик отошел от Хоффмайера с Дубровцевым и незаметно оказался рядом со мной. Второй рукав вдруг сам собой прыгнул на руку и натянулся до плеча, а я, признаться, вздрогнула от неожиданности.

– Доброе утро, Надюша! – все с той же радостной улыбкой произнес он, протягивая мне мою же шапку.

И когда только успел достать? Хорошо хоть с молнией не полез помогать, иначе… Иначе не знаю, что бы я сделала – начала бы возмущаться громче профессора, оттолкнула бы Вика или что-нибудь еще в этом духе. Сейчас, когда обе мои руки оказались свободными, я справилась с неподатливой застежкой мгновенно. А почему она не застегивалась-то? Кажется, в молнию что-то попало! Не вытащить! Ладно, на моем рабочем месте есть пинцет, попробую им.

Кстати, я заметила, что правый рукав его куртки натянут по самые пальцы, а из-под него торчит ранозаживляющая повязка, охватывающая нижние фаланги и, наверное, тыльную сторону ладони. Что-то случилось? Вик ведь с техникой работает, вдруг что-то рвануло? Или плеснуло? Или… Впрочем, это не мое дело.

– Доброе, – сдержанно ответила я, изобразив вежливую улыбку и принимая шапку из его рук. – Благодарю.

И отвернулась к зеркалу, чтобы натянуть на голову забавный белый колпачок с помпоном и заправить под него выбившиеся из прически светло-русые пряди. Всем своим видом я показывала, что продолжать диалог не намерена. Надеялась, что Вик вернется к генералу с Хоффмайером, однако он продолжал стоять рядом, внимательно наблюдая за мной. И уже не улыбался. Под пристальным взглядом его голубых глаз я вдруг почувствовала себя неловко. И тут же ушла в глухую оборону личных границ.

– У вас с генералом и профессором вроде как разговор, – с жирным интонационным намеком произнесла я.

Вик, против ожидания, возвращаться к обозначенным собеседникам не торопился.

– Да они еще минут пять не заметят моего отсутствия, – тихо усмехнулся он, однако не стал просвещать меня относительно темы их спора.

И снова замолчал, разглядывая мое лицо. А после со вздохом, в котором мне почудилось сожаление и что-то еще, названия чему я подобрать не сумела, тихо-тихо произнес:

– У тебя варенье на губах.

А после уже другим, нормальным голосом добавил:

– Хорошего дня!

И пошел обратно к собеседникам.

А я вновь посмотрела в зеркало, на этот раз действительно на свое отражение, и подавила желание стукнуть себя по лбу. Гладкая ударопрочная (потому что в колонии может произойти все, что угодно) поверхность отразила мое привычное и знакомое с детства лицо – серые глаза в обрамлении густых ресниц, заметные тени под ними (эх, надо было накраситься, а не валяться лишних пятнадцать минут в постели!), тонкий нос (длинноват, увы), щеки, подбородок и губы вполне обычные… В уголках рта заметны предательские темно-фиолетовые следы. И на верхней губе тоже – у самой границы идущего от носа желобка. И в таком виде я сидела в столовой, а потом и вышла из нее! Неужели Даша не заметила?! Или заметила, но промолчала? Если так, то почему? Может, ей показалось это забавным? Ну, чувство юмора у нее есть, правда, временами довольно злое… Да нет, просто не заметила. И хорошо, что я не выбрала на завтрак йогурт или кефир!

Я достала из кармана на бедре упаковку влажных салфеток и оттерла темно-фиолетовые пятна. Потом машинально достала оттуда же тюбик с блеском для губ, повертела его в руках и убрала обратно. Может, позже.

А выяснение отношений на повышенных тонах за моей спиной набирало обороты.

– Найн! Найн психолог! – взвизгнул Хоффмайер, взмахнув руками так, будто хотел наброситься на собеседников с кулаками.

И потом продолжил кричать на ломаной смеси русского и немецкого:

– Их бин здоров! Здоро-о-ов! Найн психолог! Ви не понимайт всей швейригкайтен ситуации! Шнелле! Эс ист нётих выехать немедленно!!!2

Так, кажется, профессору срочно понадобилось выехать за пределы колонии. И он требует, чтобы его отвез именно Вик. А тот по какой-то причине отказывается, что Хоффмайеру, конечно, очень не нравится.

Неизвестно, чем закончилась бы эта сцена, но тут я вспомнила, что один из наших психиатров, Витольд Маркович, тоже припозднился с завтраком и сейчас наверняка допивает свой кофе, любуясь именинницей, и побежала за ним. Да, не снимая верхнюю одежду, что является нарушением правил пребывания в столовой! Но случай-то экстраординарный, психиатрическая помощь требуется немедленно! Не психологическая, а именно психиатрическая, с успокоительным, а то и с чем-нибудь посерьезнее! Потому что, боюсь, кто-то может пострадать.

К счастью, нужный мне человек, хоть и сидел далеко от выхода из столовой, сразу заметил мои умоляющие взгляды, обращенные к нему, и размахивания руками, и, отставив кружку, поспешил на помощь. Витольд Маркович Лиговцев, смуглый, с белыми нитями седины в пышной шапке угольно-черных волос, с пышными же усами, один уход за которыми наверняка занимает изрядную долю его свободного времени, шутник и балагур, каких поискать, правда, имеет склонность к полноте и постоянно с нею борется. А еще он умеет найти подход к любому, и на окружающих действует гипнотически. Вот и сейчас, отодвинув с дороги сначала меня, потом Вика, дружески положил руку на плечо герру Хоффмайеру и низким бархатным басом завел:

– Что же вы, герр Гедеон, тут крик подняли? Так ваши доводы точно никто не воспримет, это я вам как психиатр говорю! Давайте, дорогой, сделаем перерыв, кофейку глотнем, да и обсудим все в спокойной обстановке. Вон, и Юрий Валентинович еще не завтракал, и молодой человек наверняка тоже, так что они не откажутся составить нам компанию. Не откажетесь же?

Генерал и Вик со вздохом подтвердили, что да, не откажутся. Только пару моментов обговорят. Нет-нет, к вопросу Хоффмайера они отношения не имеют!

И сработало! Я же упоминала о гипнотическом воздействии психиатра на людей! Вот и профессор не оказался исключением – спокойно дал себя увести в столовую и усадить за столик, и даже сделал заказ у кухонного робота.

– Да, Наденька, с Вашего позволения, я перенесу завтрашний сеанс на послезавтра, – сказал Витольд Маркович, проходя мимо меня. – Форс-мажор, к сожалению.

Принципиальных возражений у меня не нашлось. Послезавтра, так послезавтра.

– Впрочем, если вам по-прежнему снятся кошмары, могу выкроить время сегодня вечером или завтра перед завтраком, – предложил психиатр. – Или перепоручить вас заботам Жюстин, она свободнее.

Кошмары меня, признаться, мучили, и очень реалистичные, хоть и с маловероятным сюжетом. Не каждую ночь, но довольно часто. Назначенная Витольдом Марковичем терапия против них не особо помогала, но сами сеансы, на которых я могла поговорить о том, что меня беспокоит, приносили небольшое облегчение. Впрочем, если подумать, острой необходимости в них в настоящий момент не было, да и с проблемами своими я привыкла справляться сама.

Кроме того, мне непросто говорить о столь личном с малознакомыми и, по сути, чужими мне людьми, так что приходится подолгу настраиваться на каждую психотерапевтическую беседу, сокращая время сеанса. С Егором или Дашей мне было бы проще. Но они очень заняты, особенно Егор, и грузить их моими проблемами, когда у них своих по горло, я не хочу. Кроме того, мой парень – материалист до мозга костей, и столь эфемерную субстанцию, как сны, просто не воспримет. Посмеется, разве что.

– Делайте, как считаете нужным, – ответила я.

Психиатр на миг задумался.

– Я пришлю сообщение, Наденька.

На том и разошлись.

Причем не только я с Витольдом Марковичем и герром Хоффмайером, но и генерал Дубровцев с Виком – последнему Юрий Валентинович, направляясь дальше по внешнему кольцу, жестом велел следовать за ним. Вик подчинился, на прощание помахав мне рукой и послав еще одну улыбку.

– О, Надин, а ты ему нравишься! – промурлыкала невесть откуда взявшаяся рядом со мной Жюстин, та самая ассистентка Витольда Марковича. С неистребимым французским прононсом и с диалектически обусловленной картавостью.

Признаться, я до сих пор не могу составить о ней однозначного мнения. Вроде и неплохой человек, и хороший специалист, самостоятельно не практикует лишь потому, что ей, психологу, не имеющему медицинского образования, назначать пациентам медикаментозное лечение пока что не позволяется. Но меня от нее отвращает одно: Жюстин главная сплетница Новой Терры. Эдакая классическая распространительница слухов, которая и присочинит, чего не было, и вывернет все самым неожиданным образом, а в желании поделиться свежими слухами с колонией ее остановит только смерть. И для меня до сих пор загадка, как она умудряется при этом не нарушать врачебную тайну! В общем, с этой женщиной нужно держать ухо востро и не болтать лишнего. Ох… Я мысленно выругалась, осознав, что теперь по Новой Терре будут гулять самые фантастические слухи о наших с Виком отношениях. Да твою ж дивизию! Надеюсь, Егор не является патологическим ревнивцем!

Я с нарочито безразличным лицом лишь пожала плечами. Мол, его проблемы. О симпатии Вика ко мне я давно догадалась – он и не старался ее скрыть. Но ответить взаимностью на его чувства я точно не смогу. Во-первых, у меня Егор есть, и, во-вторых, один поступок Вика отвратил меня от него. Так что отныне он для меня только коллега.

– А тебе он что, совсем не нравится? – лукаво прищурилась Жюстин, блеснув глазами-маслинами.

Так, вот теперь молчать не надо, иначе точно напридумывает, чего не было, да и быть не могло. Вот, ей-богу, ей бы романы фантастические писать с таким воображением! И чего она на Марсе забыла?! Впрочем, о причинах вербовки в колонию спрашивать не принято…

– Странный он… – таким же нейтральным тоном констатировала я, изо всех сил стараясь спрятать нервозность.

Увы, ничего лучше не придумала. Надеюсь, этого достаточно, чтобы сместить фокус интереса Жюстин с меня на Вика. И, надеюсь, он не сильно пострадает от этого… Впрочем, нарываться на конфликт с тем, кто умеет чинить технику, дураков нет.

– О… Все так плохо? – в голосе Жюстин мне послышалось сочувствие.

Я со вздохом развела руками.

– Это есть следствие посттравматического синдрома, – проснулся в ней профессионал. – Не будь к нему слишком строга!

Неприкрытая попытка оправдать интересы Вика меня насторожила. Они что, в сговоре?

– У нас тут у всех посттравматический синдром, – проворчала я. – От радикальной смены места жительства и перелета на Марс.

Жюстин нахлобучила на короткие смоляные кудри вязаную шапочку и с горящими глазами вцепилась в мой локоть.

– О-ла-ла! Надин, так ты ничего не знаешь?! Сейчас все расскажу! – от восторга, что она нашла, наконец, слушателя (читай – жертву), у нее даже французский прононс почти пропал, только картавость осталась.

Любопытство пересилило желание сбежать под благовидным предлогом, и к своему рабочему месту, ангару 4-4, я отправилась в компании болтливой француженки. Которая, как оказалось, может говорить четко и по делу. Конечно, это же не деловое общение в рамках сеанса психологической разгрузки, и не болтовня ни о чем. Это – сплетня!

Окрыленная, с блестящими от радости и собственной значимости глазами, она важно вещала совсем удивительные и, кажется даже, неправдоподобные вещи:

– Вик из четвертой волны колонистов…

– Из четвертой?! – удивилась я. – Но «Марс-4» ведь разбился!

– Всё так, – кивнула психологиня и затараторила, будто опасаясь, что не успеет поделиться со мной этой историей до того, как наши пути разойдутся. – Вик единственный, кто выжил!

Как оказалось, корабль «Марс-4» действительно потерпел столкновение с дрейфующим метеороидом – тот каким-то образом пробил обшивку космического корабля, поразив отсеки 1 и 2, и вмиг оборвав жизни экипажа.

– Тогда от корабля только горстка космической пыли осталась! – я скептически изогнула бровь.

– Я не совсем так выразилась, – тут же поправилась Жюстин. – Метеороид врезался в окружавшее «Марс-4» силовое поле, оно от силы удара прогнулось в корабль, а экипаж, едва вышедший из анабиоза, не успел скорректировать его сообразно ситуации. В общем, поле проделало дыру в корпусе, и как раз в том месте, где были рубка и кают-компания! Представляешь, как неудачно? И с какой силой произошло столкновение?

Я невольно вздрогнула. Неудачнее не придумаешь…

А француженка вдохновенно продолжала рассказ.

Помимо гибели экипажа результатом столкновения с метеороидом стал урон системам управления кораблем и уничтожение системы навигации. Будь космический снаряд чуть крупнее, досталось бы и системе жизнеобеспечения, и тогда погибли бы все колонисты, а не только те, что находились в отсеках 1 и 2 и первом техническом узле. Увы, после такого хоть как-то повлиять на траекторию полета корабля было уже нельзя.

Пассажирам «Марса-4» предстояло пережить крушение надежд на спасение, когда отключились основные двигатели, а резервные так и не заработали, вхождение корабля в хлипкую атмосферу Марса, когда он разминулся с Фобосом и модуль-станцией на несколько десятков километров, и падение на поверхность планеты. Кое-кому из уцелевших колонистов удалось выжить и после этого – тем, кто сориентировался быстрее, успел правильно надеть скафандр и добраться до спасательной капсулы. Ну, еще свой вклад в дело сохранения их жизней внесло то, что сила марсианского притяжения меньше земной – это замедлило падение и смягчило удар. Увы, не намного – корабль-то тяжелый настолько, что нашего воображения не хватит это представить!

Космический снаряд сильно повредил внутренние конструкции и коммуникации «Марса-4», и корабль под действием гравитации планеты разломился на три части. Хвостовая упала очень неудачно – на едва приземлившуюся спасательную капсулу, раздавив ее вместе со всеми, кто находился внутри.

Поисково-спасательную операцию колонисты начали лишь через несколько часов – ждали, пока утихнет песчаная буря, так некстати разразившаяся во время падения «Марса-4», и уляжется поднятый ею и падением корабля грунт. Да и спасательной-то ее поначалу никто в Новой Терре не считал, так как не надеялись найти выживших. Так, забрать уцелевший груз и оборудование, мертвых похоронить как-нибудь… В общем, обнаружение среди обломков корабля нескольких живых, в том числе и Виктора Котта, стало для поисковиков полной неожиданностью. Увы, взять с собой медицинские капсулы у них не было возможности – в Новой Терре на тот момент были только стационарные, это уже «Марс-5» принес две передвижных. Это стоило жизни двум потерпевшим крушение колонистам – они умерли по дороге в колонию. Еще шестеро просто не дождались помощи. В живых остался только Вик, которому повезло – его не раздавили конструкции корабля, не пронзила арматура, его скафандр не получил критических повреждений, да и сам он тоже. Почему? Об этом Жюстин умолчала, подозреваю, просто не знала наверняка. Зато полученные им травмы описывала с каким-то непонятным мне упоением: переломы обеих ног, ребер и сотрясение мозга… Действительно, по сравнению с остальными, легко отделался. Хуже было с психическим состоянием… Но сейчас он, в целом, выправился, приспособлен к жизни и работе в коллективе. Впрочем, им, психологам, дан негласный наказ держать парня под наблюдением – мало ли…

– Комплекс вины выжившего! – констатировала Жюстин. – Тяжелая иррациональная штука. На самом деле, никто из нас с уверенностью не может сказать, что происходит у него в голове. Так что некие… странности ему можно простить. Однако, если его поведение покажется тебе… совсем уж странным, скажи об этом. Возможно, это будет означать, что Вику требуются более радикальные методы терапии.

Я молчала, переваривая информацию. Никогда бы не подумала! А уж упоминание о радикальных методах лечения и вовсе меня напугало! Не знаю, что именно подразумевала Жюстин, однако, как мне кажется, ничего хорошего для Вика. Вполне возможно, что и выстрел в упор из электрошокера на максимальной мощности, свернутая шея (нечего, мол, электроэнергию впустую расходовать) или же несчастный случай вроде поврежденного скафандра… Может, оно и оправдано с точки зрения выживания колонии, но что-то внутри меня яростно противилось такой перспективе. Сердце сжалось от сочувствия к человеку, на долю которого выпали столь страшные испытания.

Вслух я, однако, сказала другое:

– Но на Земле в новостях рассказывали о гибели всех колонистов четвертой волны!

Жюстин пожала плечами и сообщила, что так случилось из-за того, что, повторюсь, после крушения «Марса-4» никто в Новой Терре не верил, что там удалось уцелеть хоть кому-то, так что Дубровцев поторопился дать отчет на Землю о гибели всех колонистов четвертой волны. Потом, конечно, исправил ситуацию, но на Земле по какой-то причине не стали доводить опровержение до широкой общественности. Интересно, почему? Ответа Жюстин не знала. Или знала, но рассказывать об этом ей запретили.

– Так почему ВиктОр кажется тебе странным? – за дружеской улыбкой и нарочито беззаботным тоном психологини мне почудился металл и холод профессионального следователя.

Я поняла, вернее, почуяла, что сейчас от моих слов зависит многое. И испугалась. Не за себя – за то, что могу вот так, неосторожным словом сломать жизнь другому человеку. Как бы я ни относилась к Вику, он этого явно не заслуживал. И надо ли говорить, что на взбудораженных эмоциях я тут же ляпнула глупость?!

– Он позволил себе лишнее…

Брови Жюстин поползли вверх, а на лице появилось выражение, как на морде охотничьей собаки, взявшей след. А я мысленно хлопнула себя рукой по лбу, осознав, сколь двусмысленно прозвучали мои слова. И поспешила исправиться:

– Пытался лезть в мою жизнь с душеспасительными разговорами на тему, которая его точно не касается. Ничего криминального, но… В общем, не та у нас степень близости, чтобы обсуждать личную жизнь друг друга.

Жюстин подозрительно прищурилась, но тут же поскучнела. Мой ответ ее явно разочаровал. И хорошо. Тем более, что мы к тому времени уже обогнули огромную по местным меркам полусферу жилого модуля и дошли до развилки, где мне предстояло свернуть к белому усеченному конусу ангара 4-4, а Жюстин должна была продолжить путь по кольцевой тропе до следующей развилки, ведущей к ангару 3-2, где после прибытия «Марса-5» обреталась психологическая служба.

На работу я, конечно же, опоздала, почти на целый час. Но, к счастью, отчитывать меня за это некому – и как эколог, и как оператор дронов, я сама себе начальник. Просто других экологов в колонии нет (подозреваю, меня-то сюда прислали не из-за необходимости, а для полноты комплекта, чтобы была), а дроны начальник материально-технического обеспечения Новой Терры давно превратил в зону моей личной ответственности, а сам умыл руки. Вспоминает обо мне раз в неделю, когда я ему отчет о своей работе на голопланшет присылаю. Так что и содержание, и использование, и ремонт оборудования на моих плечах. С другой стороны, повторюсь, сама себе начальница. Но как же порой скучно работать в одиночку! Даже кофе не с кем попить! Кроме того, я отлично понимаю, что как эколог тут не особо нужна, и это тяготит меня.

Впрочем, сегодня скучать мне точно не придется – вон, сколько заявок на образцы! И грунта, и льда, и воздуха (ну, той смеси газов, что составляют атмосферу Марса). И больше половины из них – для лаборатории профессора Хоффмайера, и все с пометкой «Срочно!». Хм, для чего ему столько?! Неужто герра Гедеона трудоголизм одолел? В этом случае всем его подчиненным, в том числе и Дарье, можно только посочувствовать. Еще инженерной службе нужна съемка двух секторов подземных коммуникаций купола жизнеобеспечения, и это помимо наземного исследования и традиционного облета подъемного модуля! Еще… да много всего. А я сегодня остаюсь без обеда, рулю дронами до посинения и параллельно накидываю отчет для отправки на Землю. И, скорее всего, опаздываю на ужин. Надеюсь, Даша меня простит. И как же хорошо, что я себе еще вчера перекус оставила. Как чувствовала!

До обеда ничего экстраординарного не происходило. Ну, не считая того, что я вытащила застрявшую в молнии моего полукомбинезона перламутровую пайетку. Маленькую, с полногтя размером. Откуда она там взялась? У меня нет одежды, украшенной этими чешуйками – не люблю. Наверное, кто-то надел мой полукомбинезон по ошибке. Может, он упал с вешалки и попал в чужие руки? Мой комплект верхней одежды веселого бирюзового цвета, и, как оказалось, он, да и сине-зеленая цветовая гамма вообще, приглянулись не только мне, а еще как минимум десяти жительницам колонии. Немудрено перепутать. Натянула, попыталась застегнуть, потом сообразила, что размер не ее, сняла, повесила, куда получилось, не заметила выпавшую из кармана перчатку, а на память оставила мне пайетку в молнии. Как-то так. Что ж, бывает. Убрав находку в ящик стола, я взялась за работу.

Дроны исправно летали туда-сюда, собирая пробы воздуха, грунта, камней и льда с заранее выбранных заказчиками мест, и никаких неожиданностей не подбрасывали. Однако, когда я отправила один из них в сектор 24 горного региона Тарсис, к безымянному ущелью TAR-462233, в объектив камеры беспилотника попал марсоход, стоящий в широком проходе меж скал, там, где каменные стены, изгибаясь в форме подковы, прячут у своего подножья вход в подземную пещеру, и человек в скафандре рядом с ним. Человек как-то странно пританцовывал – постоянно переминался с ноги на ногу, взмахивал руками и поводил плечами. Космическая «цыганочка» с выходом… Скучно, что ли, стало? Внимание мое привлекла большая переводная картинка на спине скафандра – черный череп и две кости, перекрещенные под ним. Такой же, только меньшего размера, красовался на правом плече.

Нанесение на скафандр опознавательных знаков – не прихоть, а правило. Его установили колонисты первой волны для того, чтобы быстро идентифицировать друг друга, находясь за пределами купола жизнеобеспечения. Радиоволновая связь тогда работала со сбоями, так как передатчик от модуль-станции «Фобос» тогда еще не мог покрыть собой всю планету, да и мощности ему не хватало, а иллюминатор зеркальный, и снаружи разглядеть лицо того, кто в нем находится, можно только с очень близкого расстояния. Вот и появилось правило об опознавательных знаках.

Знак можно выбрать любой, но с двумя оговорками: он должен быть хорошо заметным и контрастным по цвету к самому скафандру (это не сложно, скафандр белый), и быть уникальным, то есть, отличаться от знаков, выбранных другими колонистами. Ну, и сведения о нем должны быть внесены в соответствующий реестр и в личное дело каждого колониста. Вот ведь… Бюрократия, будто с Земли не улетала! Интересно, только у меня это правило ассоциируется с раздевалкой в детском саду? Это когда каждый шкафчик с отдельной картинкой. Кстати, скафандры хранятся в отсеке технического этажа, который колонисты между собой так и называют – раздевалка. Хотя, как гласит табличка на входной двери, это экипировочная…

На моем скафандре красуется зеленая ящерка. Ее предложила компьютерная программа адаптации с учетом того, что я – единственная из пятой волны колонистов родилась и выросла на Урале. А я, вспомнив не раз перечитанные мной в детстве сказы Бажова про Медной горы хозяйку, всегда появлявшуюся в сопровождении ящериц, не стала отказываться. Дарья, кстати, потом в шутку расшифровала этот символ следующим образом: мелкая юркая зараза, которая даже при ядерном взрыве выживет, разве что хвост потеряет. Я в ответ в такой же шутливой форме прошлась по ее хорьку – мал, тощ, да вонюч. Мы тогда посмеялись, да забыли. Хоть Даша и пыталась с важным видом вещать, что выбранная отметка есть тайная печать подсознания и что-то в этом духе.

Но сейчас слова про печать подсознания и отражение сути носителя всплыли в памяти сами собой.

Потому что я и без реестра знаю, чей скафандр украшен пиратской символикой. Вик! А пиратской ли? После рассказа Жюстин я усомнилась в этом предположении. Может, череп и кости на скафандре, в котором он пережил и метеороид, и крушение «Марса-4», и ожидание помощи, и черт знает что еще, имеют более глубокий смысл? Вроде «Я смотрел смерти в лицо» или «Смерть мимо проскочила»? И он вроде бы не собирался сегодня ехать куда-либо! Или Хоффмайер все же настоял на выезде? Ну, все возможно…

О, а вот, кстати, и сам Хоффмайер, в скафандре с футбольным мячом. Вышел из пещеры, вход в которую прикрыт природным козырьком, и направился к Вику. Уж не знаю, что он от него хотел. А Вик, заметив биолога, перестал танцевать и направился к марсоходу. Поднялся по трапу на пару ступеней, взял что-то, с огромного гусеничного колеса и вдруг направился обратно, навстречу Хоффмайеру, да так быстро и решительно, что тот остановился и даже невольно попятился. Всего лишь на миг, потом сделал осторожный шаг вперед и замер. А Вик отвел руку назад, и только тогда я заметила, что он сжимает в ней камень, довольно крупный и тяжелый, судя по тому, как его перекосило на правую сторону, булыжник. И с размаху ударил им по иллюминатору шлема Хоффмайера! Потом еще! И еще…

– Что ты делаешь?! – закричала я, будто Вик мог меня слышать, и вскочила со своего кресла. – Перестань! Немедленно! Прошу тебя, перестань!

Но Вик меня, понятное дело, не слышал. Подозреваю, даже если бы и услышал или каким-то чудом заметил дрон у себя над головой, все равно не остановился бы. Уж слишком методично долбил он камнем по шлему биолога, экономными, точными, рассчитанными до миллиметра движениями. Да и сам булыжник он, похоже, специально выбрал и привез с собой. Такой небольшой, но увесистый – как раз, чтобы в скафандровой перчатке удержать.

Иллюминатор шлема Хоффмайера не выдержал, разбился с четвертого удара. В условиях непригодной для дыхания атмосферы, почти не защищающей от солнечной радиации, это – верная смерть. Так и случилось – немец тяжело рухнул на грунт и забился в агонии. Он даже не пытался сопротивляться! Даже рук не поднял в попытке защититься! Почему?

А Вик, отбросив камень, просто пошел к марсоходу. Даже не обернулся!

Я тяжело опустилась в кресло и закрыла лицо руками. Меня трясло. Вот и все. Вик, как же так?! За что?! Зачем?..

И я, наблюдая это событие в режиме реального времени, не могла сделать ровным счетом ничего, чтобы как-то исправить, предотвратить… Нет у дрона-исследователя боевых функций! Все, что мне оставалось, это просто наблюдать в отличном качестве изображения с высоты полтора километра, как один человек убивает другого. Вик…

Кстати, о дроне! О том самом, камера которого запечатлела убийство, и об остальных, отправленных в полет! Пульт управления уже подает звуковой сигнал о выполнении ими заложенной программы. Надо вернуть их всех назад! Иначе, лишившись управления, вновь заблудятся или упадут, снова придется искать… Нет, не думать сейчас об этом. Сейчас нужно отдать им всем команду на возвращение.

Я быстро ввела новые команды для заснявшего убийство дрона, активировала автопилот и дала остальным своим «птичкам» отмашку на возврат. И тут же принялась вызывать по каналу внутренней связи генерала Дубровцева и его заместителей чтобы сообщить о первом за всю короткую историю Новой Терры убийстве.

1 Название лекарства придумано автором, все совпадения случайны.

2 «Я здоров! Здоро-о-ов! Никакого психолога! Вы не понимаете всей сложности ситуации! Быстрее! Необходимо выехать немедленно!»

3 Место вымышлено, все совпадения случайны.

Глава 2

По-прежнему 10 ноября…

Надя

В свою каюту я попала только поздним вечером, и вовсе не потому, что празднование Дашиного дня рождения затянулось. Его вообще не было – всех сотрудников биолаборатории срочно вызвали на допрос в связи с убийством начальника. К сожалению, это чрезвычайное происшествие в большей или меньшей степени отразилось на каждом жителе Новой Терры. И Даше не повезло – осталась моя подруга без праздника! Хорошо, что я успела ее поздравить утром, иначе меня совесть загрызла бы.

Впрочем, даже если празднование и состоялось бы, у меня все равно не нашлось бы сил идти туда и веселиться со всеми. Меня только час назад отпустили с допроса и то с условием захода к Витольду Марковичу с целью получения у него успокоительного и снотворного. Кроме того, с меня взяли обещание немедленно прибыть на повторный допрос по первому требованию капитана Ван Хауэра, которому поручили вести расследование убийства профессора Хоффмайера. Как будто я еще не все рассказала!

Капитан Йохан Ван Хауэр, полковник Джереми Соммерс, заместитель Юрия Валентиновича по вопросам внутренних дел колонии, и примкнувшие к ним техник Икамара, по совместительству специалист по видеомонтажу, и все та же Жюстин, набросились на меня, как голодные псы на кость. Вытрясли всю душу бесконечными вопросами об одном и том же, видимо, в попытках подловить на противоречиях, заставляли комментировать видеозапись убийства Хоффмайера едва ли не покадрово, сыпали загадочными намеками непонятно на что. И какие у меня отношения с обоими фигурантами на видеозаписи, и почему я вообще направила дрона к TAR-46223, и что я делала всю предыдущую неделю, и с кем контактировала, и что за конфликт у меня был с Виктором Коттом (насчет последнего особенно Жюстин старалась, да так, что мне в голову закралась мысль о неком нездоровом интересе психологини к нему)… Мрак! А под конец, не добившись от меня того, что хотели – а хотели они, подозреваю, признания в организации убийства Хоффмайера, ни больше, ни меньше! – мне вообще изолятором пригрозили. Зачем?! В порыве сыщицкого азарта?! Или увидели возможность за Первую и Вторую мировые войны отыграться?! Или, может, еще за что-нибудь?

Правда, на вопрос, считают ли они меня виновной в смерти Хоффмайера, ни один не ответил положительно. Только Жюстин зубами скрипнула. Неужели правда приревновала Вика ко мне?! Сейчас я смотрела на психологиню и просто не узнавала ее – образ улыбчивой болтушки пошел трещинами, и из-под него вдруг проглянули змеиное нутро и волчий оскал. Не зря я интуитивно старалась держаться от нее подальше! Кстати, два последних «круга» вопросов обрушивались на меня с ее подачи – француженка, приглашенная в качестве эксперта по поведению, демонстративно обвиняла меня во лжи. И это при том, что сама не могла толком объяснить, где именно я сказала неправду! Однако Ван Хауэр и Соммерс этого будто не замечали и продолжали допрос. Подозреваю, еще немного, и эти трое вошли бы в раж настолько, что додумались бы и до иголок под ногти…

Спас меня генерал Дубровцев. Пришел тихонечко через почти что три часа непрерывного, изматывающего допроса, постоял молча и незаметно, послушал, посмотрел видеозапись убийства. А после так же тихо и спокойно попросил представить доказательства моей причастности к убийству Хоффмайера, а заодно и самого подозреваемого в убийстве – для допроса. «Следователи» подпрыгнули на месте от неожиданности, вмиг растеряли весь свой гонор, превратившись во взрослое подобие нашкодивших подростков (ага, самой молодой под тридцать!), и начали вразнобой оправдываться. Юрий Валентинович криво усмехнулся, выдал жесткую отповедь сразу на трех языках, и начал отдавать приказы, перемежая их крепким словцом. Авторитет генерала был непререкаем и подтверждался двумя офицерами безопасности, следовавшими за ним по пятам, так что «следователи» вытянулись по струнке и бросились выполнять.

– Ну, никак без пендаля начальственного и мата животворящего! – тихо вздохнул Дубровцев, и это было единственное проявление эмоций, которое он себе позволил.

После, обращаясь преимущественно к Масато Икамара, который в допросе непосредственного участия не принимал, а просто взирал на него с бесстрастием истинного самурая, потребовал еще раз доложить обстановку. Японец прочирикал что-то про перспективу, тени и характеристики камеры дрона, и сделал вывод: видеозапись подлинная, это не монтаж. Генерал кивнул и отпустил техника, велев ему подготовить отчет и прислать его ему лично. И копию Ван Хауэру.

Затем настал черед Соммерса и Ван Хауэра – им вменялось в вину то, что они не обеспечили присутствие на допросе свидетельницы Беликовой представителя Российской Федерации, чем грубо нарушили все международные протоколы, и что подозреваемый до сих пор не задержан, пока они из свидетельницы обвиняемую делают. Вдруг он еще кого-нибудь убил? За время, потраченное на пустой допрос, Вик Котт уже наверняка вернулся в колонию! Или вот-вот вернется! Так что нужно немедленно задержать его и поместить в изолятор! А еще встретить экспедицию, которую Юрий Валентинович уже отправил за телом Хоффмайера, организовать вскрытие и погребение, опечатать каюту Хоффмайера, допросить его подчиненных, а также тех колонистов, с кем начальник биолаборатории общался более-менее близко, еще кучу дел переделать… И бегом! Тем деваться было некуда, пришлось развивать бурную деятельность.

Жюстин просто досталось за профнепригодность. Кроме того, многозначительный совет генерала: «Не стоит переносить личные проблемы на пациентов и испытуемых» подтвердил мою догадку насчет ее особого отношения к Вику. После этого француженка выскочила из моего рабочего кабинета, как ошпаренная, и требования прислать отчет с подробным описанием моих реакций и своих умозаключений насчет лжи не только Дубровцеву, но и Витольду Марковичу, она, похоже, уже не слышала.

Конечно, речь генерала была куда дольше, пространнее, насыщеннее образами, метафорами, лекциями, нотациями и «непереводимой игрой слов», чем я изложила. Он сильно злился – происшествие с Хоффмайером тоже выбило его из колеи, хоть он и старался этого не показывать.

Когда очередь дошла до меня, со мной обошлись, на удивление, мягко. Юрий Валентинович сначала пожурил меня за то, что не потребовала присутствия на допросе майора Семенихиной (увы, растерялась, расстроилась и не сообразила сразу, а потом уже поздно было), сказал, что я все сделала правильно, велел мне идти отдыхать и – неслыханное дело! – дал мне выходной на завтра.

– Отлежись, Наденька, подлечи нервишки, а то сидишь серая вся, – сочным басом вещал Юрий Валентинович.

Параллельно он просматривал видеозапись и сделанные моим дроном фотографии с места преступления, отстукивал команды на голопланшете и вполголоса отдавал приказы команде сопровождения.

– К Витольду Марковичу зайди, он тебе успокоительное даст, я его предупредил. И, если капитану Ван Хауэру до сих пор что-то непонятно в твоих показаниях, он вновь вызовет тебя на допрос. Официально! И допрос будет проводиться в присутствии моего человека.

Ван Хауэр молча переводил взгляд с меня на начальника Новой Терры и обратно, и в его серо-стальных глазах отчетливо читалось: прибил бы обоих, если б мог. Соммерс, наоборот, пытался изображать деятельность, тоже рассылал какие-то поручения, вел переговоры на английском, щедро перемежая речь специфическими терминами, однако играл неубедительно. Кажется, он и сам понял, что перегнул палку, и теперь думает, как вести себя, чтобы не вызвать на свою голову еще больший гнев начальства.

Кроме того, именно в этот момент поступил сигнал из приемника образцов – дрон доставил сюда орудие убийства. Да, я знаю, что забирать что-то с места преступления нельзя, однако, согласно прогнозу, в течение получаса в том районе должен был подняться ветер, и все следы в момент занесло бы мелкой красной пылью. Ищи потом нужный булыжник! Так что я отправила дрону команду забрать его. Надеюсь, наказывать меня за это никто не собирается?

Нет, не собирались. И к самому камню меня и близко не подпустили – еще раз настойчиво отправили домой.

Зато пока я, несмотря на жуткую усталость, выключала оборудование, из разговоров генерала по внутренней связи узнала последние новости. Итак, Вика до сих пор не задержали, более того, в колонию он так и не вернулся, по крайней мере, со слов операторов шлюзовых. Меня снова зацарапало беспокойство. Погодные условия-то не для прогулок, мало ли что могло случиться… Да и вообще не понимаю, зачем ему понадобилось убивать Хоффмайера!

И вот, по прошествии часа, за который успела сходить на склад за новой парой перчаток, побывать у психиатра и заглянуть в столовую, где заказала доставку позднего ужина в каюту, я на негнущихся ногах доковыляла до своего скромного жилища. И только закрыв за собой дверь каюты, я дала, наконец, волю чувствам – села на пол, подтянула колени к груди и закрыла лицо руками. Собралась поплакать, но не успела. Потому что в этот момент дверь ванной комнаты с тихим шелестом отъехала в сторону, и оттуда вышел Вик с моим же полотенцем на плече. К счастью, одетый и вполне обычного вида.

– Привет, Надюша! Долго ты!

Сказать, что я удивилась – ничего не сказать. Я в первую секунду просто онемела от шока и просто смотрела, как убийца Хоффмайера в четыре шага пересекает маленькую – три на три метра – комнатушку и склоняется надо мной. Вот ведь… неожиданность! Это был последний человек, которого я ожидала здесь увидеть! Вернее, его вообще не должно быть здесь!

– Устала? – он заботливо протянул мне здоровую руку, предлагая помощь в деле отрывания моей пятой точки от пола.

– Как можно вернуться в колонию, чтобы тебя ни на одном из шлюзов не засекли?! – выпалила я, забыв об осторожности.

Эффект неожиданности сработал, наверное.

– Не покидать ее, – ответил, не задумываясь, он. – Других входов-выходов за периметр нет, и, даже если каким-то образом убедить оператора шлюзовой сохранить в тайне факт проникновения или исхода с территории Новой Терры, автоматика тебя сдаст – данные о пересечении границы кем-либо отсылаются на главный сервер.

Хм, он намекает, что все это время был в Новой Терре? Тогда почему сразу не выяснилось, что у него алиби? Непонятно…

Поднялась я самостоятельно, гордо проигнорировав помощь. Еще чего не хватало! Вик тихо фыркнул, но препятствовать мне не стал. Попятился и уселся в единственное кресло за письменным столом.

Я осталась стоять у двери. По-хорошему, надо как-то поднять тревогу, вызвать помощь… Нет, только не кричать – бесполезно, звукоизоляция тут хорошая. За голопланшет хвататься на глазах у Вика тоже не стоит – обязательно увидит и, скорее всего, разозлится. И неизвестно, какие действия он предпримет после! Не хочу проверять. Надо попытаться сбежать – открытие двери займет пару секунд, однако я не была уверена, что он даст мне эти секунды – от кресла до порога около двух метров, один рывок – и никуда я уже не побегу. Значит, надо дождаться, пока он ослабит бдительность. Раз так, можно и поговорить.

Кроме того, какая-то часть меня сомневалась в правильности принятого решения, подтачивала уверенность в необходимости немедленного побега, советовала не спешить и, как минимум, выслушать обвиняемого. Ведь интересно, как так получилось, что он пробрался в мою каюту, при этом так и не вернувшись в колонию?! Кстати, разговорами можно усыпить его бдительность, и, дождавшись удобного момента, все-таки попытаться убежать!

Или уже не убегать? Уверена, Соммерс и Ван Хауэр не простят Дубровцеву сегодняшнего унижения и пожелают отыграться – увы, не на генерале, а на мне. Генерал им не по зубам. Так вот, наверняка снова дернет на допрос прямо с утра, я не отвечу, дальше – дело техники. Впрочем, с этого станется и в укрывательстве преступника меня обвинить, и в пособничестве, и черт знает в чем еще! Пожалуй, до утра тянуть не стоит. Хм… Лучшим для меня вариантом развития все-таки будет побег и сдача Вика в руки правосудия, это бесспорно. Но почему же меня коробит от одной мысли об этом? Наверное, не могу принять, что добрый, ответственный, хоть порой и лезущий не в свое дело парень – хладнокровный убийца. Просто не укладывается в моей картине мира!

Пока эти мысли атаковали мою голову, я медленно опустилась на край кровати, приняла нарочито расслабленную позу, даже сложила руки на коленях, как примерная ученица. Вскочить и рвануть из каюты я смогу в секунду, он и среагировать-то не успеет. Загвоздка лишь в том, чтобы открыть злосчастный замок…

В голове вертелось не меньше сотни вопросов, и было очень сложно остановиться на каком-то одном. И еще меня так и тянуло сказать: я рада, что с тобой все хорошо. Такое вот иррациональное в данной ситуации желание. Но я справилась – и с собой, и с вопросами. И выбрала из них самый важный:

– Что ты тут делаешь?!

– Вот, насадку в душе починил, – ответил Вик, глядя на меня честными глазами, и продемонстрировал мне многофункциональный ремонтный ключ.

Правда, в уголках его губ все же таилась улыбка.

Я сделала глубокий вдох, медленно выдохнула, борясь с охватившей меня злостью.

– Вик, ты вообще в курсе, что тебя вся колония ищет?! – прошипела я, буравя парня пристальным взглядом. – Тебя обвиняют в убийстве профессора Хоффмайера, доказательства неопровержимые! А ты в это время в моей каюте душ чинишь…

– Да там ничего серьезного, в одном месте подтянуть, в другом чуток ослабить… – Вик с видом недалекого простачка начал чесать в затылке все тем же ремонтным ключом, отчего его «хвостик» смешно задергался.

Опять-таки левой рукой. Правую, на которой по-прежнему красовалась повязка, он берег, старался ею вообще не шевелить. Да и повязка-то другая, не та, что была на его руке утром! Не белая регенеративная, а желтая, бактерицидная. На коже испарина, в глазах блеск нездоровый… Видимо, убийство начальника биолаборатории не прошло для него даром.

– Вик! – повысила я голос, не выдержав его дурачества.

Парень нехотя посерьезнел:

– Конечно в курсе, Надь, – со вздохом ответил он. – И прежде, чем ты начнешь изливать поток своего возмущения на мою голову, хочу сказать: я никого не убивал. Я невиновен в смерти Гедеона.

Я удивленно вскинула брови. Это ж насколько надо быть наглым и самоуверенным, чтобы утверждать противоположное тому, что видела, наверное, уже вся колония!

– Вик, я все видела своими глазами! – строго возразила я, решив сразу расставить точки над «i». – Так что не стоит тратить время, пытаясь запутать меня и навешать на уши то, что должно плавать в супе!

Вик отложил, наконец, свой ключ и, подперев подбородок здоровой рукой, воззрился на меня с интересом естествоиспытателя.

– А что, собственно, ты видела?

Этот вопрос поставил меня в тупик.

– В смысле? Я видела, как ты убиваешь Хоффмайера, камнем проламываешь ему иллюминатор шлема, отчего последний умирает в страшных муках! – выпалила я.

И вдруг сообразила, что, раз уж Вик некоторое время находится в моей каюте, и его до сих пор не арестовали, его голопланшет, скорее всего, не просто в спящем режиме, он полностью дезактивирован, соответственно, для внутренних систем наблюдения Новой Терры он невидим. Но у такого положения есть и обратная сторона – каким-то образом получить доступ к данным с сервера и посмотреть видео, на основании которого стал обвиняемым в убийстве, он не может. Если только не воспользовался чужим голопланшетом или стационарным компьютером.

– Твой дрон заснял мое лицо крупным планом? – в голосе Вика слышалась насмешка и легкая снисходительность.

– Ну… Нет, он так близко не подлетал, он на расстоянии двадцати метров кружил… – на мгновение замялась я. – Я тебя по скафандру узнала! Я ж твой череп с костями прекрасно рассмотрела, когда мы за дроном ездили! В смысле, тот, что на твоем скафандре.

Было дело. Когда я еще только-только осваивалась на новом месте работы, обнаружила неисправности в трех из десяти подотчетных мне беспилотниках. Может, заводской брак, может, небрежность при транспортировке, а, может, и вездесущая марсианская пыль с оксидом железа были тому виной – я точно не знаю. Я тогда тут почти никого не знала, кроме людей, с которыми была непосредственно связана по работе, руководства Новой Терры, и, разумеется, Егора с Дашей. Так что за помощью сперва обратилась к начальнику материально-технического обеспечения колонии, Ицхаку Питкерсону. Наивная! Начальник МТО давно мечтал спихнуть эти самые дроны под чью-то ответственность, и потому еле дождался присланного с Земли оператора беспилотников. Так что на вопрос, что мне теперь делать и к кому обращаться, только развел руками и отправил меня к Джереми Соммерсу. Как выяснилось потом, послали меня по самому долгому, извилистому и тупиковому пути к инженерам-ремонтникам. Но это уже было после.

К счастью, я тогда еще плохо ориентировалась в Новой Терре и перепутала ангары 1-1 и 1-2, и попала к самому генералу Дубровцеву. Как меня только охрана пропустила?! И почему начальник колонии лично выслушал просьбу о помощи в починке дронов?! Не понимаю. Возможно, ему просто стало интересно, ведь до того судьба сталкивала нас с ним лишь на приветственном слове, когда мы, пятая волна колонистов, только-только прилетели на Марс.

Генерал обещал помочь и отправил меня обратно. И не обманул – часа не прошло, как в ангар 4-4, который до сих пор занимаю только я и мои беспилотники, по личному поручению Юрия Валентиновича явился Виктор Котт, техник-ремонтник и водитель марсохода в одном лице. Сначала я сомневалась, что парень легкомысленного вида – улыбается постоянно, длинные, ниже плеч волосы, худи со сценой из ретро-блокбастера, рваные джинсы, да еще и, как выяснилось, он всего на пару лет старше меня – разберется с хитрой техникой. Однако он справился и, кстати, довольно быстро. Вернее, мне показалось, что времени прошло немного, а на самом деле ремонт занял четыре часа. И за веселой дружеской болтовней они пролетели незаметно. Вот честно, я, наверное, с самого прилета так болтала только с Дашей! Общаться с ними обоими мне очень легко, не чувствуется никакой скованности, да и симпатия возникла почти сразу.

Обсудили мы с Виком тогда все – и «новости» с Земли (в кавычках, потому что какие они новости спустя месяц полета и две недели карантина?), и сам полет, и стыковку «Марса-5» с модуль-станцией, и жизнь в колонии, и текущие перспективы терраформирования нашего нового дома, и много всего еще вплоть до любимой музыки, голофильмов, оставленных на Земле семей, даже домашнего зверинца его деда, состоявшего из здоровенного пса и четырех кошек. И я, признаться, даже пожалела, что в какой-то момент неисправные дроны закончились.

Уходя, Вик предложил обращаться к нему напрямую, если помощь потребуется вновь. И почему-то без оговорки о том, что речь идет о помощи технической… Я пообещала, что так и сделаю.

В дальнейшем мы встречались едва ли не каждый день – в столовой, в коридорах жилого модуля или просто под куполом жизнеобеспечения. Здоровались, просто болтали. Ничего предосудительного или выходящего за рамки обычной дружбы, завязывающейся между двумя людьми. Наверное, не будь я на тот момент по уши влюблена в Егора, вполне могла бы попытаться узнать получше Вика. Но, увы… Первая наша встреча на том и закончилась. Расстались мы почти друзьями.

А восемнадцатого сентября этого года одна из моих «птичек» в очередном полете за образцами внезапно перестала подавать сигналы и реагировать на мои команды. Я сразу написала о том Вику, и уже через два часа мы с ним катили в громадном сером марсоходе, прозванном Бегемотом, туда, где в последний раз фиксировался сигнал пропавшего беспилотника. Это был мой первый и пока что единственный выезд за пределы Новой Терры. Хотя, мне, как экологу, выезды тоже полагались, но все время что-то не срасталось – то мест в марсоходе нет, потому что очередь за месяц формируется, то заявок на образцы много, то еще что-нибудь всплывает. Хм, а за пропавшим дроном выезд получился сразу… И непонятно, в чем причина – в ценности дрона или стараниях Вика? В общем, как получилось, так получилось.

Тогда-то я и имела возможность рассмотреть метку на его скафандре. Да и вообще, мы много разговаривали, и на этот раз беседы наши уже не походили на дружескую болтовню – в них сквозило уже что-то более личное, что будто объединяло нас. Но что? Я так до конца и не смогла осознать это.

Кстати, Вик тогда пообещал свозить меня к загадочным марсианским пирамидам, к Олимпу, самому большому вулкану в Солнечной системе, и к другим менее известным достопримечательностям красной планеты.

– Скажи, как надумаешь, – говорил он с веселой улыбкой.

Видеть его лицо я в тот момент не могла из-за того, что мы оба были в скафандрах, и он смотрел на дорогу, а не на меня. Однако, судя по его голосу, звучавшему в передатчиках моего шлема, так и было. Я сдержанно отвечала, что подумаю, посмотрю… В тот момент очарование беседы вдруг улетучилось, и мне стало грустно. Конечно, я хотела посетить эти места. Но только с Егором, который на тот момент, увы, не обращал на меня внимания.

Дрон мы нашли – он почему-то упал в одну из пещер TAR-46223, провалившись туда через вертикальную шахту, так что нам пришлось побродить по кавернам и туннелям, прежде чем найти его. Хорошо, что запаса воздуха в скафандрах хватает на восемь часов, иначе боюсь даже представить, чем могло бы закончиться это неожиданное приключение. А на выходе из пещеры мы встретились со спасательной командой, но не из Новой Терры, а с модуль-станции «Фобос». Оттуда заметили одиноко стоящий в изгибающемся подковой ущелье марсоход, рация которого не отвечала, и отправили на разведку двухместный реактивный модуль «Шершень» с Егором в качестве пилота. Тогда мне удалось прокатиться еще и на нем. В смысле, на «Шершне», а не на Егоре! Этот модуль по конструкции, кстати, очень похож на боевой истребитель – Цветанов почему-то прилетел на нем один, без второго пилота. Да, нарушение должностной инструкции, но он очень спешил на разведку и, возможно, на помощь, так что не стал ждать, пока напарник закончит обедать, полетел один. А Вику тогда пришлось возвращаться на Бегемотище одному, в компании с поврежденным дроном. Тоже нарушение инструкции. Но он, если и в обиде, ничего мне не сказал.

А после я его вообще три недели не видела – заболела. Каким-то образом подхватила марсианскую бактериальную инфекцию, да такую сильную, что с ней даже суперсовременные антибиотики, разработанные специально для применения на красной планете, не справлялись. Неделю лежала пластом в медблоке, потом, едва стало чуть легче, с трудом отпросилась в свою каюту – там все же лучше. И да, карантин, несмотря на изменение места пребывания пациентки, продолжился – ко мне никого не пускали, кроме врача и медсестры, да и тех только в защитных костюмах.

Кстати, в первый же день моего домашнего карантина кто-то через службу доставки прислал мне воистину царский подарок – лимон, головку чеснока, банки с медом и малиновым вареньем! Да-да, именно банки, стеклянные, закатанные жестяными крышками, объемом в один литр! Я раньше такие только у прабабушки в деревне видела! В Новую Терру они могли попасть только с личным багажом кого-то из колонистов. Выходит, кто-то из моих коллег расщедрился… Очень сильно расщедрился!

Дело в том, что жители колонии в связи с отсутствием смысла в деньгах и прочих материальных ценностях, вернулись к натуральному обмену. Каменный век, как мы шутим между собой. Иными словами, за какую-либо услугу, например, стрижку, маникюр, пошив одежды, можно расплатиться привезенными (присланными) с Земли продуктами, косметикой и т.д. Так что та посылочка была, в прямом смысле, на вес золота. А содержимое ее помогло мне вылечиться, потому что антибиотики действовали очень уж непоследовательно – то помогали, то вдруг начинали пасовать перед болезнью, и последняя набрасывалась на меня с новой силой. И те народные средства пришлись очень кстати. К сожалению, я до сих пор точно не знаю, кто именно мне их прислал – ни записки, ни других опознавательных знаков в посылке не обнаружилось.

Потом я как-то рассказала Егору о той посылке и даже спросила, не от него ли она была. На что мой любимый только улыбнулся загадочно и прервал мои речи поцелуем. Да, после моего выздоровления у нас с ним началась любовь. Как-то само собой все закрутилось. А началось с того, что, войдя в столовую в первый же день после снятия карантина, я увидела, как Даша и Егор сидят за одним столиком и машут мне руками, приглашая присоединиться к ним. С тех пор я счастлива от того, что любовь моя стала взаимной.

Правда, ложкой дегтя стал Вик, общение с которым мне пришлось свести к минимуму из-за того, что он как-то на правах друга завел странный, изобилующий намеками и недосказанностями разговор о том, что Егор мне не пара. И повторяющиеся почти каждую ночь кошмары…

– Надь, ты что, уснула? – голос Вика заставил меня вздрогнуть.

Оказывается, я так глубоко погрузилась в воспоминания, что проигнорировала его вопрос, причем уже дважды.

– Что?!

Вик издал тихий смешок и потер лоб.

– Я предположил, что убийство Хоффмайера заснял тот самый дрон, за которым мы с тобой ездили.

– Да, тот же самый! – удивилась я его проницательности.

И вдруг замерла от неожиданной догадки:

– И место было то же самое – ущелье TAR-46223, только парой километров южнее…

Вик шевельнул бровью и, кажется, задумался. К счастью, молчал он недолго:

– Так вот, возвращаясь к убийству Хоффмайера… Ты уверена, что в том скафандре был именно я, Надюша?

Мое имя он произнес мягко, с какой-то затаенной нежностью, так… Даже не могу подобрать определения. И я как-то сразу поняла, что Вик не держит на меня зла, не обвиняет ни в чем. И это придало мне сил. Вот серьезно, будто второе дыхание открылось! Будто и не было ни убийства биолога, ни изматывающего допроса. И смысл вопроса я осознала не сразу.

– Э-э…

Я поймала себя на мысли, что не могу однозначно утверждать, что убийца – именно Вик.

– Но скафандр…

– Да, он действительно принадлежит мне, – Вик едва заметно поморщился. – Но сегодня я его не надевал. Я вообще не собирался покидать Новую Терру ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Более того, я ее с шестого числа не выезжал за периметр. Кто-то просто воспользовался моим скафандром.

– Но… зачем? – недоумевала я. – У тебя есть враги, что желают подставить тебя под обвинение в убийстве? Но не слишком ли сложная схема? Надеть твой скафандр, поехать вместо тебя к той пещере, дождаться Хоффмайера и убить его… Менее проблематично убить кого-то, да хоть того же Хоффмайера, здесь, и подбросить… твой же ремонтный ключ, например!

Сама мысль о том не укладывалась у меня в голове. Наши скафандры изготавливались индивидуально, каждый – с учетом физических параметров и медицинских особенностей того, кому он предназначен, от внутреннего покрытия прот-комбинезона, до составляющих аптечки. Кстати, именно этим объясняется то, что колонистам ни в коем случае нельзя набирать вес – переделывать-то скафандры тут некому.

– Пока не знаю, Надюша. Есть вот мысль, что целью был все же Хоффмайер, а убийца для прикрытия выбрал именно мой скафандр, потому что фигурой похож на меня.

Я окинула Вика пристальным взглядом. Возможно, в его словах что-то есть… Хм… Сам Вик довольно высокий, метр восемьдесят пять примерно, стройный. И я навскидку могу назвать человек пятнадцать-двадцать среди остальных колонистов, которые подходят под эти же параметры. Однако, мне нужно что-то посерьезнее предположения о чужом скафандре, чтобы до конца поверить в невиновность Вика. Как бы мне того не хотелось, а факты прежде всего.

– Да брось, Надь! Повторяю, я невиновен, я никого не убивал. Ну, сама подумай, какой у меня может быть мотив?

– Утром вы с Хоффмайером ссорились… – неуверенно пробормотала я.

– Ну, во-первых, не ссорились, а спорили, – возразил Вик. – Я так каждый день с кем-нибудь спорю, и не по разу. Так не убивать же своих оппонентов! Так я бы уже треть колонии уконтрапупил, а остальные две трети ходили бы и оглядывались. Не любят здесь техников, хоть и понимают, что без нас не обойтись. Такой вот парадокс.

Я против воли хихикнула.

– Во-вторых, я тебе расскажу, из-за чего возник тот спор. Хоффмайеру почему-то приспичило поехать в уже известное тебе ущелье, хотя вчера он никакой заявки на то не подавал. Вне очереди то есть. Причем он с какого-то перепугу настаивал, чтобы его вез именно я. А я не мог.

– Почему?

Вместо ответа Вик сорвал повязку с правой руки, явив моему взору свежие, едва тронутые заживлением ожоги на тыльной стороне кисти и нижних фалангах пальцев.

– Ох, елки-палки! – только и выдохнула я, потянувшись рассмотреть его травму получше. – Как ты так?!

И, не дожидаясь ответа, взяла его руку и начала осторожно поворачивать, чтобы рассмотреть со всех сторон. Вик, хоть и морщился от боли, но терпел. И так подробно отвечал на мой вопрос, что я решила, будто он таким образом пытается отвлечься от неприятных ощущений.

– Мы четыре дня назад с ребятами-техниками по поручению Дубровцева ездили к «Марсу-4». Демонитруем его понемногу…

Он говорил об этом спокойно, даже с нарочитой беспечностью, будто о погоде. Однако, зная его историю, я этому спокойствию не поверила. Перебивать, впрочем, тоже не стала. Пока…

– Ну, и мне не повезло. Руку просунул за деталь, думал, подтолкну, и она отвалится. А так получилось, что внешний кожух двигателя корабля прохудился, и моя рука как раз напротив той дыры оказалась. Двигатель-то на антижелезе, он к себе металл примагничивает со страшной силой, а шарнирные соединения экзоскелета как раз металлические. Вот и начали молекулы того металла тянуться к двигателю корабля. Скафандр прорвали!

Тут мне совершенно не к месту вспомнилось, как выглядели экзоскелеты сто лет назад, на заре своего создания – эдакие громоздкие металлопластиковые конструкции, которые не в каждый дверной проем пролезут, а заряд батарей расходовался с такой скоростью, что их не успевали заменять. Впихнуть такой в космический скафандр было невозможно. К счастью, научно-технический прогресс не стоит на месте, на сегодняшний день опорно-силовая конструкция стала частью скафандра, и представляет собой систему пластин из легкого и прочного полимера, правда, подвижные соединения по-прежнему делаются из сплава металлов. Который отлично притягивается сильным магнитом…

– Что, и рип-фенилон?! – сказать, что я удивилась, это ничего не сказать.

Впервые слышу о том, что суперпрочный материал, служащий защитой колониста практически от всего, в том числе и от солнечной радиации, можно повредить механически. Ага, три слоя рип-фенилона, перемежающиеся с технической начинкой, и прот-комбинезон под ними! Да и вообще вся эта ситуация с повреждением перчатки откровенно фантастическая! Я, конечно, об устройстве космических кораблей и изготовлении скафандров знаю крайне мало, но, тем не менее, не могу отделаться от ощущения, будто Вик то ли шутит, то ли издевается надо мной.

– Так и есть, – подтвердил Вик. – Сам сначала не поверил! Но факт – снаружи рип-фенилон оказался прочнее, чем изнутри. Частицы металла тут же обеспечили мне микроразрывы на перчатке. Порча защитных слоев на молекулярном уровне, представляешь!

Я округлила глаза. Это же невероятно! Внештатная ситуация, елки зеленые!

– Внутренний компьютер взвыл сразу, так что я сразу узнал о повреждении и залепил герметиком из ремонтного набора, парни помогли, – продолжил Вик так, будто говорил о ничего не значащей ерунде. – Но ожог получил даже через микроразрывы, благо, не сильный. И небольшую дозу радиации. Гамма-лучи, чтоб их… Вот, собственно, и все.

– Не отпускает тебя «Марс-4»… – я сокрушенно качала головой.

Кажется, он неприятно удивился моей осведомленности, но тему эту развивать не стал.

– Не стоит драматизировать! Я сам был неосторожен. Просто после крушения нужная нам деталь сместилась и ее заклинило среди внутренних конструкций, а их без помощи Бегемота не разрежешь. А последнему там места мало даже для въезда, не то что для полноценной работы манипуляторами. Вот, собственно, и все…

– Да не все, Вик, не все! – переживала я. – Ты ж еще дозу радиации схватил! Да и ожог нехороший…

– С радиацией уже разобрались, – беспечно отмахнулся парень. – Я три дня в медблоке провел безвылазно. И, Надь, можно я воздержусь от детального описания процедур, которым меня там подвергли? Не героически совершенно. И довольно противно.

Я не возражала, тем более, сама в теории знаю, как лечат лучевую болезнь.

– А вот с ожогом, видимо, нет, – протянула я, прикидывая, чем я прямо сейчас могу помочь Вику.

По уму, ему бы вернуться в медблок, в стерильную медкапсулу и под надзор врачей…

Нет, сам по себе ожог, хоть и покрывал всю тыльную сторону ладони и нижние фаланги пальцев, был не так уж страшен – классическая вторая степень, красная с волдырями кожа, наверняка очень болезненно. Хуже было другое – края раны тоже были красными и воспаленными, горячими на ощупь. Я, чуть помедлив, коснулась запястья, а потом и лба Вика. Да он весь горит! Черт побери! Неужели сепсис начался?! Это плохо, очень плохо… Принюхалась, но запаха гниения не уловила. Вроде бы…

– Тебе кололи антибиотики?!

– Мне, Надь, много чего кололи, – вздохнул Вик. – Так, что аж сидеть больно. И физраствора влили столько, что я два дня булькал. А кровь можно литрами скачивать и биологам отправлять, пусть они из нее новые лекарства синтезируют…

– Антибиотик получал или нет?! – в моем голосе прорезались металлические нотки, отчего его желание паясничать резко уменьшилось.

– Да, получаю. Хиропоприсциллин4. Четыре раза в сутки, сначала в з… в мускулюс максимус, потом внутривенно.

– Давно?

– Четыре дня…

– А внутривенно?

– Два из четырех…

Я выругалась. Витиевато, с чувством и упоминанием кучи интимных подробностей и Вика, и сепсиса, и «Марса-4», и колониальных медиков, и вообще всех. Вик уважительно присвистнул. А наш инструктор по физподготовке в «Бредах-9», если б услышал, непременно прослезился бы.

– Не действует, мать его так! – закончила я.

И что теперь делать?!

– Тебе нужно в медблок… – начала я.

Однако Вик туда не собирался. Он предостерегающе вскинул руку, давая понять, что переубеждать его – напрасная трата времени.

– Нельзя мне туда, Надь, меня же сразу под арест возьмут. И, уверен, лечить не станут. Вот еще, драгоценные лекарства на смертника тратить! Ну, сама подумай, какой красивый ход: убийцу схватили, а он через несколько дней умер сам, и ни суда, ни следствия, ни казни. А я невиновен, повторю! И умирать совсем не хочу!

Я потерла лоб. Возможно, в его словах был свой резон. Однако сепсис чреват многими неблагоприятными последствиями – от потери руки до смерти от заражения крови.

– Я не смогу помочь тебе, я не врач, – как ни старалась я говорить спокойно и твердо, голос мой дрожал, и в нем, кажется, даже слышались готовые вот-вот пролиться слезы. – У тебя сепсис начинается…

– А если бы была врачом? – вкрадчивым, игривым, даже каким-то мурлыкающим шепотом осведомился Вик, лукаво прищурившись. – Какое лечение вы бы назначили мне, доктор Беликова?

Я на секунду замялась, решая, не огреть ли мне его чем-нибудь за намеки. Впрочем, может, мне показалось, а флирт не к месту – следствие высокой температуры? Или побочное действие от ранее принятых лекарств? Или это не флирт вовсе, а очередная дурацкая шутка? Прибью вот пациента вместо лечения, а потом выяснится, что он просто пошутил. Или что я все нафантазировала. Да и вообще, у меня Егор есть, так что на провокацию я не поведусь.

С этими мыслями я отправилась к шкафу и достала оттуда собственную аптечку. Примерный план лечения у меня уже был:

– Антибиотик внутривенно, заживляющий гель на ожог, жаропонижающее и анальгетик внутрь, лучше внутримышечно, – деловито перечислила я, доставая из ящика нужные препараты, шприц-пистолет и термометр. – И, раз хиропоприсциллин не помог, уколю тебе акбактраксин5. Он сильнее, но и побочки от него больше. Так что пробиотики придется глотать в двойном объеме. Остальное по ситуации.

– Я весь ваш, док! – все в той же полушутливой, полуфлиртующей манере ответил Вик.

Хотя по нему было видно, что ему очень плохо. И неудивительно – термометр показал тридцать девять и восемь. Как он до сих пор держится? Да еще и в сознании?

– А знаешь, твое плохое самочувствие отнюдь не гарант того, что я не сдам тебя Ван Хауэру, как только ты отключишься, – сказала я, чтобы хоть как-то поумерить пыл Вика. – А ты отключишься! Через пятнадцать минуту или через час, но отключишься. Ты и так на пределе. Сколько ты весишь, кстати?

– Восемьдесят восемь… Час – это ты слишком оптимистична, Надюша! Раньше, гораздо раньше.

Я ввела вес Вика в дозатор пневмошприца и загрузила ампулу с антибиотиком. Данное приспособление хорошо тем, что дозу лекарства отмерит самостоятельно, вколет именно столько, сколько нужно, а неиспользованную часть препарата оставит во флаконе до следующего раза. Кроме того, определит время следующего введения лекарства, если задать соответствующие параметры, и предупредит о его наступлении. Хм, вторую дозу акбактраксина надо будет ввести через шесть часов после первой… И тут лучше положиться на пневмошприц, так как он, в отличие от голопланшета, к локальной сети колонии не подключен. Соответственно, отследить сигнал с главного сервера или откуда-то еще не получится. А то мало ли, вдруг излишне ретивого следователя заинтересует, почему главная свидетельница (пока что у меня в этом расследовании такой статус) вдруг заводит будильник на половину второго ночи.

– Вот, ты и сам это понимаешь! – меж тем говорила я. – Раз так, тебе придется постараться убедить меня в своей невиновности. Иначе рискуешь проснуться уже в карцере.

– Понимаю, – вздохнул Вик, медленно и осторожно пытаясь стянуть с больной руки рукав толстовки, на этот раз однотонной, темно-серой и без надписей. – Безусловно, ты имеешь право на сомнения.

– Ближе к делу! – потребовала я, помогая ему одной рукой. – И хотелось бы не только голословных утверждений, но и доказательств.

Вик криво усмехнулся.

– Доказательств… Ладно, будет тебе доказательство.

И, вдруг сжал больную руку в кулак. Вернее, попытался сжать, но, увы, остановился на полпути – кожа по краям ожога начала трескаться, выступила кровь, лопнул и один из волдырей, окропив меня сукровицей. Парень зашипел от боли, а усмешка тотчас превратилась в страдальческую гримасу.

– Зачем?! – пораженно охнула я.

– Затем, Надь, что я уже четыре дня не могу свободно двигать рукой, а теперь, когда к ожогу добавилось воспаление, мне даже пальцами шевелить проблематично, – отдышавшись, ответил Вик. – Больно очень. Еще и рана открыться норовит. Вот, открылась…

Я еще раз внимательно посмотрела на ожог. Там действительно можно было разглядеть признаки начавшегося заживления. Значит, Вик не врет, он действительно получил травму именно пятого числа.

– Это я к тому, что управлять марсоходом или держать камень в одной руке, да еще и бить им кого-то я сегодня, в принципе, не смог бы. Даже при поддержке экзоскелета.

– Это да, – согласилась я. – Это да… Давай вену!

Еще один аргумент в пользу его невиновности. Я, конечно, не врач, но курсы по оказанию первой помощи за плечами имею, и знаю, как тяжело заживают инфицированные раны и ожоги. Так вот, даже если бы Вик убил Хоффмайера, предварительно накачавшись обезболивающим по самые уши, ожог выглядел бы иначе. Признаков заживления я бы там не увидела. А они должны были быть, потому что утром на его руке была именно что заживляющая, регенеративная повязка, но уже не чисто белая, а слегка побуревшая. Испачкалась от марсианской пыли с одежды. Стало быть, Вик на момент нашей встречи во внешнем кольце жилого модуля носил ее уже часа два, не меньше.

А сейчас он снял с руки желтоватую, защищающую от бактерий повязку, у которой ранозаживляющие функции отсутствуют. Хотя, тоже грязную. И о чем это говорит? Да о том, что, во-первых, воспаление началось не ранее как сегодня, что обнадеживает. Хотя и странно, что это случилось на четвертый день приема антибиотиков! Могло ли оно возникнуть само по себе? Или это следствие того, что Вик разбередил рану? Пока непонятно. Хм, не будет ли выглядеть подозрительным мое копание в медицинских справочниках, содержащихся на главном сервере? Может, дождаться утра и проконсультироваться с кем-нибудь из медиков при личной встрече?

И, во-вторых, воспаленная, но не вскрывшаяся рана также косвенно свидетельствует в пользу версии Вика о подставе. По крайней мере, по ней можно сделать вывод о том, что правую руку парень сегодня почти не использовал. Но тогда…

– Вик, а как ты с такой рукой душ чинил?

– Я амбидекстер, – услышала я в ответ. – И ремонтный ключ проапгрейдил, так что справился одной левой. Такой вот невеселый каламбур, да?

Я неопределенно пожала плечами. Потом вспомнила, что для управления Бегемотом нужны обе руки, и поставила еще один плюсик в пользу версии Вика. Одной это сделать невозможно, так как там приходится не только держать штурвал, но и попеременно тянуть рычаги по обе стороны от него.

– Теперь джинсы! – скомандовала я, закончив с внутривенной инъекцией.

– Может, в бицепс? – нарочито жалобно протянул Вик.

Но я была непреклонна.

– Снимай штаны, тебе говорят! Или ты собираешься валяться на моей постели в повседневной одежде?

Вик со вздохом принялся разоблачаться.

– Эх, Надюш, как бы я хотел услышать эти слова из твоих уст в другом состоянии и с другим настроем…

Я фыркнула. И тут без своих дурацких шуточек не может!

– Хотелки держи при себе! – посоветовала я.

– Да-да, конечно, – с сожалением вздохнул Вик, как мне показалось, вполне искренним. – У тебя Егор… Обидно, когда понравившаяся тебе девушка предпочла кого-то другого. Не в первый раз уже… Эх, жизнь моя, жестянка!

Последнее – снова с шутливой интонацией.

«Ничего, сейчас я ему меланхолии добавлю!» – ухмыльнулась я, взяв наизготовку пневмошприц.

– Кстати, у меня почти что есть алиби! – вновь заговорил он, медленно и очень нехотя поворачиваясь ко мне спиной и стягивая боксеры. – Примерно за два часа до того, как убили Хоффмайера, я был в медблоке, ловил инъекции в пятую точку, потом сидел, сунув руку в медкапсулу. Все это в присутствии доктора Усиевича, Наты Меликян, генерала и двоих его гвардейцев, Бохая Дуна и Глеба Пестунова. Со мной быстрее закончили, я и ушел к себе. Так вот, сама знаешь, что через два часа после того я мог разве что из шлюза выехать. А до места преступления часа три пути, не меньше. Так что я физически не мог оказаться в секторе 24 в момент убийства. Телепортация-то человечеству по-прежнему недоступна… Ай! Больно же!

Это я в сердцах отвесила ему подзатыльник. И для этого мне даже подпрыгивать не пришлось – дотянулась.

– Что ж ты сразу не сказал про алиби?! – воскликнула я, едва сдерживаясь, чтобы не врезать ему снова.

Уколы Вик, кстати, вынес стоически, хоть на ногах держался плохо – шатало его, да и признаки дезориентации в пространстве были заметны даже мне, совсем не медику.

– По двум причинам, – не стал запираться он. – Во-первых, из медблока я не пошел сразу в жилой модуль, решил прогуляться. Около часа бродил в одиночестве вдоль периметра, на постах видеонаблюдения не засветился. Потом через технический этаж вернулся в свою каюту, где и провел следующие полтора часа, тоже в одиночестве. А уж потом по известной тебе причине мне пришлось уносить оттуда ноги. Так что алиби непосредственно на момент убийства у меня нет. Ч-черт, как же хреново-то…

Он начал заваливаться на бок, однако я успела его подхватить и усадить на кровать. Тяжелый, хоть и кажется худым! Это, наверное, из-за концентрированной вредности…

– Погоди ложиться, надо попить! – велела я и полезла в окно доставки. – А вторая причина?

– Вторая… Вторая заключается в том, что меня о том попросил генерал Дубровцев. Он же, кстати, и предупредил меня о том, что меня идут арестовывать, и приказал спрятаться пока что.

Я от удивления едва стакан с компотом не выронила. Это ж надо!

– Но почему?! Ведь если он и остальные подтвердят твое алиби, куча проблем решится сама собой!

Вик отпил чуть-чуть из предложенного стакана и вернул его мне. Пришлось пригрозить капельницей с физраствором. Да, обманула – ни физраствора, ни портативной капельницы у меня нет. Но Вик-то об этом не знает!

Парень со вздохом сделал еще пару глотков, потом отставил стакан и лег.

– Не могу больше!

Я махнула рукой. Потом выпьет. Заставлю.

– Почему генерал так поступил? – спросила я, накрыв его одеялом и усаживаясь рядом.

– Потому что не все так просто с этим делом, Надюша, – Вик поерзал немного, устраиваясь поудобнее, а потом вдруг накрыл мою руку ладонью. Попытался даже сжать, но не смог – рука была правая. – Я пока что должен оставаться подозреваемым номер один, чтобы настоящий убийца расслабился и начал совершать ошибки. Кроме того, воспользоваться чужим скафандром, выдать себя за меня, отъехать на «Пилигриме» на довольно большое расстояние от колонии вместе с Хоффмайером и убить его, а после вернуться обратно, не привлекая к себе внимания, а потом еще и за медицинской помощью по-тихому обратиться… Провернуть все это в одиночку убийца не смог бы технически. Думаю, медицинская помощь ему понадобится – скафандр-то я «на живую нитку» заклеил, там основательный ремонт требуется. Заплата в любой момент могла начать отслаиваться. Так что у него, как минимум, то же, что и у меня.

Вик взглядом указал на свою правую руку.

– И еще у него точно есть сообщник, который его прикрывал здесь, а то и не один. Вот генерал и хочет вывести на чистую воду всех сразу. А мне полагается побыть приманкой и отвлекающим маневром.

Я молчала, переваривая услышанное. А Вик истолковал мое молчание по-своему:

– Прости, что вломился к тебе. Но, получив приказ уносить ноги из собственной каюты, я понял, что мне просто некуда больше пойти. И еще мне нужна была помощь… Прости. Завтра я исчезну.

– Куда? – невесело усмехнулась я.

– Есть варианты…

– Ну-ну! О каком исчезновении речь? Ты еле на ногах стоишь!

Вик замолк ненадолго, глаза его затуманились. Всего на пару секунд. А после он, проваливаясь в забытье, вдруг выдвинул еще один аргумент в пользу ночевки у меня:

– Надь, у тебя в душевой вентиляция барахлит. Я утром починю. Там обе руки нужны…

Мне снова захотелось его стукнуть. Хотя вентиляция в последнее время стала хуже тянуть, это да…

– В общем так, Вик, – строго сказала я, для пущего эффекта даже сдвинув брови. – Сейчас ты засыпаешь до следующей инъекции. А я за это время постараюсь обдумать сказанное и прийти к какому-либо решению. Так что спокойной ночи!

Вика, похоже, мой промежуточный ответ устроил. По крайней мере, возражений не последовало.

– Прости, я занял твою постель… – прошептал он.

Ладно хоть прилечь рядом не предложил!

– Проехали, – махнула рукой я.

Хотя он уже меня не слышал – отключился мгновенно.

Я же занялась текущими делами. Намазала руку Вика заживляющим гелем и обмотала бактерицидной повязкой – парень даже не шелохнулся. Потом поужинала, заказала с кухни литр ягодного морса, сходила в душ, переоделась в домашнее и только после этого, разложив кресло до состояния спального места, уселась туда и запустила на голопланшете видео убийства Хоффмайера. После разговора с Виком появилось у меня одно предположение, которое надо было срочно проверить…

Проснувшись за полчаса до полуночи, Вик с удивлением наблюдал следующую картину: я в его толстовке, застегнутой на две трети, танцую посреди каюты, перетаптываясь с ноги на ногу, размахивая руками и поводя плечами. Выражение лица у него при этом стало весьма красноречивым – он не мог решить, снится ли ему бредовый сон или же я повредилась умом.

– Следственный эксперимент, – пояснила я, снимая пропахшую потом, лекарствами и чем-то химическим толстовку. – Пыталась удержать на себе одежду, которая мало того, что велика мне размера на три-четыре, так еще и постоянно порывается сползти, даже при пониженной гравитации. По-моему, очень похоже на движения неустановленной личности в твоем скафандре.

Вик понимающе кивнул, однако настороженность из его глаз не ушла.

А я еще раз запустила на голопланшете видеозапись убийства Хоффмайера.

– И правда, похоже! – согласился Вик. – Ну, с учетом того, что скафандр весит побольше толстовки, да еще и шлем по плечам ползает… Нелегко ему пришлось. Или ей… Посочувствовал бы, да не могу.

Он сел на постели и посмотрел на меня мутными, будто не до конца проснувшимися глазами.

– А еще я могу сказать, что либо убийца впервые в жизни выехал за пределы колонии и напрочь позабыл о технике безопасности, либо он рисковал сознательно, чтобы привлечь твое внимание… Да, твое, потому что «Фобос» должен быть в другой расчетной точке, и в момент смерти Хоффмайера в поле зрения его приборов сектор 24 не попадал. Так что ты и твой дрон – единственные свидетели. И приехали они, кстати, не на Бегемоте! Видимо, убийца не рискнул сесть за штурвал столь тяжелой, норовистой и сложной в управлении машины…

Я пораженно молчала. И как я могла забыть, что правилами техники безопасности предписывается при выезде за пределы купола жизнеобеспечения держаться марсохода или естественного рельефа местности, избегая открытых пространств – для того, чтобы снизить риск попадания микрометеоритов, коих иногда заносит в хлипкую атмосферу Марса. А тут человек в скафандре Вика пляшет на открытой местности, как будто действительно хочет, чтобы я заметила его через объектив беспилотника! Черт! Ладно я, но почему та же мысль не пришла в головы горе-следователям?! И почему никто не обратил внимания, что марсоход действительно другой, не тот, на котором Вик обычно ездит? Он даже цвета другого!

– Думаешь, убийца специально привлекал мое внимание, чтобы я подняла тревогу и подтвердила, что Хоффмайера убил именно ты? – я задумчиво почесала в затылке. – И чтобы беспилотник заснял само убийство?

– Похоже, что так и есть, – согласился Вик. – Возможно, поэтому убийца не расправился с Хоффмайером сразу, а ждал прилета дрона. А, дождавшись, начал привлекать его внимание, одновременно поправляя скафандр, оказавшийся ему не совсем по размеру. И только убедившись, что дрон не улетает, сделал то, зачем приехал. Знаешь, Надь, что из этого следует?

– Что убийце было важно не только убить начбиолаба, но и подставить тебя, – ответила я.

Вик кивнул, а после, не в силах сидеть, вновь откинулся на подушку.

– Похоже на то. И еще одно: убийца знал и то, что беспилотник прилетит, и примерное время, когда это произойдет. Думаю, потому, что либо сам направил заявку на взятие образцов или аэросъемку в том месте, либо попросил кого-то. Ущелье TAR-46223, да и сам сектор 24, в принципе, не так уж велики, всего десять квадратных километров. Там сложно потеряться.

Я полезла в голопланшет, чтобы просмотреть все сегодняшние заявки. Действительно, две из них содержали требование о взятии проб воздуха именно над ущельем в секторе 24, причем одна из них была от самого Хоффмайера, а другая почему-то от начальника биоинженеров Елисея Полторахина. Кстати, позавчера от них поступали аналогичные заявки. И два, и три, и четыре дня назад… Странно, что я, зная это, раньше не придала значения данному факту!

– Интересно… – только и сказал Вик, когда я сообщила ему о результатах поиска. – Во-первых, непонятно, что там понадобилось биоинженеру. Во-вторых, непонятно, для чего Хоффмайеру понадобилось ехать туда лично, раз уж он накануне отправлял заявку на образцы. Хм… Или что-то изменилось за неполные сутки, прошедшие от подачи заявки до некоего момента «Икс», после которого Гедеон начал требовать немедленно отвезти его в TAR-46223, или ту заявку подавал не он лично, а кто-то другой.

Я только руками развела. Ответа на этот вопрос у меня не было.

– Ты знаешь, над чем именно работал Хоффмайер? – помолчав, осведомилась я.

– Так, сильно в общих чертах, – рассуждал Вик. – Как и ты, наверное. Но, пожалуй, узнать стоит. И выяснить на шлюзовых, кто из колонистов сегодня пересекал периметр Новой Терры. Запросить данные биосканера шлюза, вот тебе и имя убийцы. С последним-то я сам справлюсь, но подхода к ученым у меня нет. Надо бы что-то придумать…

И, без перехода, вдруг спросил:

– Надя, я правильно понял, что ты мне уже веришь?

Надо же! Даже в таком состоянии он умудрился ухватить суть.

– Скорее, да, чем нет, – со вздохом призналась я.

– И на том спасибо, – услышала я в ответ.

В воздухе повисло тягостное молчание, будто парень собирался с духом, чтобы что-то сказать. Я не торопила его.

– Надюша, я тебе ничего лишнего не наговорил? – со смущением спросил он, наконец.

– Ну, если вкратце, ты объяснялся мне в любви, а после намекал на ролевые игры по сценарию «Врач и пациент», – пряча улыбку, выдала я краткую выжимку из нашего предыдущего разговора.

Да, это, большей частью, шутка. Но удержаться от нее оказалось выше моих сил.

Вик вспыхнул. Непонятно, от гнева или от стыда.

– Что, правда? Я все помню, как в тумане…

Я тоже ощутила укол стыда.

– Признаю, сгустила краски и несколько перефразировала твои слова, – улыбнулась я. – На самом деле, ты пытался мне свою невиновность доказать.

– Скорее получилось, чем нет… – пробормотал Вик и заметно расслабился.

– А по поводу убийцы есть мысль, что он или ниже тебя ростом и уже в плечах, – я решила, что сейчас самое время вернуться к обсуждению пересмотренного видео. – Отличается либо более хрупким телосложением, либо это женщина. Правда, женщина высокая, не ниже… хм… Сантиметров сто восемьдесят в ней должно быть. И сильная, хотя, учитывая наличие в скафандре экзоскелета, это не обязательно.

Вик едва заметно кивнул, соглашаясь.

– Увы, круг подозреваемых это не сильно сузило, – вздохнула я. – Я тут просмотрела общие снимки колонистов, и поняла, что в нем человек шестьдесят со схожими параметрами. Нужно больше информации.

Вик безмолвствовал. Кажется, он даже не очень понимал, о чем я говорила. Однако я предпочла озвучить еще один свой вывод. Ничего, потом, если что, повторю.

– Еще я отправила дрона подобрать орудие убийства и доставить его сюда. Сам камень крупный, V-образно вытянутый с одной стороны, тупой с другой, заметно, что тяжелый.

– Короче, формой напоминает треугольник, – глухо произнес Вик. – И удары наносились именно вытянутой стороной… Умно. Чем меньше площадь соприкосновения, тем выше давление. Но с какой же силой надо наносить удары, чтобы разбить иллюминатор шлема?! Не представляю даже! Видимо, параметры экзоскелета скафандра убийца выставил высокие, что, кстати, чревато растяжением, а то и переломами рук.

Я промолчала – не показывать же свою плохую осведомленность относительно составляющих скафандра. Хотя мысль интересная. Свидетельствует в пользу довода о том, что убийца не так уж силен физически. И о том, что к убийству Хоффмайера тщательно готовились.

– То есть, нужно проверить не только мой скафандр и раздевалку, но и марсоход, – подытожил Вик, через силу поглощая морс. – Там могли остаться следы. Хотя… Там и без нас все проверят вдоль и поперек. Скафандр только жалко, его наверняка от усердия на волокна распустят, не погнушаются… Еще надо отсортировать колонистов, по антропометрическим данным подходящих под сделанное тобой описание, и обследовать их на предмет лучевой болезни, ожогов в области правой кисти руки. Да и вообще, повышенная мощность экзоскелета даром для конечностей не проходит, так что медблок навестить тоже стоит. И… – Вик усмехнулся. – И поручить ведение расследования Наде Беликовой.

Последнее заставило меня округлить глаза, а после рассмеяться.

– Думаю, это слишком! Извини, но у меня нет желания копаться во всем этом.

Вик улыбнулся, давая понять, что снова пошутил.

– У меня и в мыслях не было впутывать тебя в расследование, Надюша. Нехорошее это дело, уж поверь мне. И опасное. Я бы и к тебе вламываться не стал, если б меня так не скрутило. Прости за причиненные неудобства.

Я с подозрительным прищуром смотрела на него.

– Ты и так сделала для меня больше, чем достаточно, – говорил он вроде бы искренне. – Я благодарен тебе и, надеюсь, однажды смогу отплатить добром за добро.

– Вытяжку починишь? – усмехнулась я, усаживаясь рядом с ним на край кровати.

Парень с усердием закивал, выражая готовность немедленно починить все, на что я укажу пальцем. Но я только махнула рукой.

– Сначала выздоровей и обвинения в убийстве с себя сними, потом поговорим. Как самочувствие, кстати? Давай снова температуру измерю!

Состояние пациента, как выяснилось минут через десять, можно было считать удовлетворительным. Тридцать семь и восемь. И даже воспаление вокруг ожога вроде бы уменьшилось. Правда, я только краешек повязки отогнула, полностью снимать ее не решилась. Утром буду менять, тогда и посмотрим лучше.

Вик все это время молчал. Зато, когда я закончила все манипуляции, огорошил меня неожиданным вопросом:

– Надя, откуда антибиотик, который ты мне колола?

– В смысле? – недоумевала я. – С Земли, как и все в Новой Терре.

– Ты получила его в медблоке? – почему-то мне показалось, что ответ очень важен для него.

– Нет, привезла с собой. Приобрела на Земле, когда собиралась на Марс.

– Интересно… – протянул Вик.

Но я так и не поняла, что именно его заинтересовало. Делиться со мной он, увы, не стал. Да не очень-то и хотелось!

– Кстати, забыл спросить! Кому поручено вести расследование?

Было в его тоне что-то такое… В общем, мне показалось, что Вик поспешил сменить тему разговора. Увы, на болезненную для меня.

– Капитан Ван Хауэр, – сдержанно ответила я и отвернулась, не желая, чтобы Вик уловил на моем лице малейшие признаки моей неприязни к этому человеку и к остальным, решившим устроить расследование «по горячим следам».

Не знаю, заметил ли он, но…

– Ван Хельсинг, – Вик помрачнел. – Не повезло…

– Почему?

– Он двинутый на голову, везде ему заговоры мерещатся, буквально на ровном месте. Потому и Ван Хельсинг… Как думаешь, тяну я на графа Дракулу?

Я окинула его взглядом и покачала головой.

– Не очень.

– О, ты видела фильм? – Вик оживился.

– Роман читала, – призналась я.

Ну да, пока сидишь в карантине – сначала по прилету сюда, потом, когда простудилась – заняться особо нечем, скука одолевать начинает. Так что я загодя закачала в голопланшет побольше книг и фильмов. Жаль, без разбора. Но и «Граф Дракула» более чем двухвековой давности среди них тоже был. И еще несколько книг и фильмов на вампирскую тематику. Так что я худо-бедно, но в теме.

Вик изобразил аплодисменты в своей шутливой манере, однако потом посерьезнел.

– А еще, Наденька, Ван Хельсинга клинит на блондинках, причем сильно. Происходило такое и на моих глазах, так вот, у него при виде светловолосой особы женского пола просто-таки слюна капать начинает. Но, при этом, он никогда не делал попыток сойтись с понравившейся женщиной. Мне так и хочется в такие моменты процитировать старый анекдот: «Изя, таки дай мне шанс, купи хоть раз билетик!». Так не поймет же! А если и поймет, мудрому совету не последует. Только вот нереализованное желание имеет свойство оборачиваться агрессией. Боюсь, однажды наш борец с заговорами потеряет контроль над своими инстинктами.

Я невольно вздрогнула, вспомнив пристальный, немигающий взгляд прозрачно-серых глаз капитана. Ну да, светло-русый тоже к гамме «блонд» относится.

– А тебя еще угораздило в число подозреваемых попасть! – вздохнул Вик. – Не хочу тебя пугать, но он так просто не отстанет. Будь осторожна. Старайся по колонии одна не ходить.

Я набрала полную грудь воздуха и медленно выдохнула, пытаясь справиться с охватившим меня раздражением.

– Вик, я тебе однажды уже давала совет: не стоит наговаривать на человека, особенно если ты его не знаешь…

– Надь, нет у меня такой привычки, я тебе это еще в тот раз сказал! – перебил Вик. – Я не наговариваю, я предупреждаю! И насчет Егора…

– Вик! – я предостерегающе подняла руку. – Еще одно слово на этот счет, и я с тобой не разговариваю!

Парень сверкнул глазами, но продолжать не стал. Но настроение уже испортилось.

– Ван Хауэр перед тем, как прилететь сюда, прошел целую серию психотестов, был обследован несколькими психологами и психиатрами, и, если б у него заметили склонность к насилию, его никогда бы не включили в число колонистов, – я говорила ровным сухим тоном, объясняя Вику прописные истины. – Он, может, и не подарок, но точно не маньяк. И, хочу я того или нет, мне придется взаимодействовать с ним.

Вик вздохнул.

– Надя, не стоит так слепо верить всем этим «психо-», они тоже люди, тоже могут ошибаться, заблуждаться, халатно относиться к своим обязанностям, а еще их можно подкупить, запугать и так далее. Кстати, Ван Хельсинг тут уже шесть лет и, если на Земле за ним ничего такого не выявили, дурные наклонности могли проявиться уже здесь, в другой обстановке. Так что, пожалуйста, Надя, будь осторожна.

Я только фыркнула и отвернулась.

– Допрос он вел с пристрастием? – тихо спросил он, осторожно коснувшись моих пальцев.

Я молчала.

– Ну, точно! – с неподдельным сочувствием констатировал Вик, не выпуская мою руку. – То-то ты такая измученная была, когда вошла сюда! Досталось тебе…

И я почему-то начала рассказывать ему о том, как трое горе-следователей хором давили на меня, пытаясь получить признание в организации убийства Хоффмайера или хотя бы в пособничестве. О том, что мне довелось пережить за эти несколько часов, когда мне не позволяли вставать с неудобного табурета (это орудие пыток, кстати, Ван Хауэр принес с собой), есть, пить, не отпускали в туалет. О том, как боялась, что у них сорвет резьбу, и психологическое насилие дополнят физическим…

В какой-то момент я не справилась с эмоциями. Уткнулась ему в плечо, прижалась, и позволила обнять себя. Так и сидели.

– Все хорошо, Надюша, ты справилась, – тихим, успокаивающим голосом говорил Вик, поглаживая меня по голове. – Ты умница. А насчет трех придурков не волнуйся, жизнь длинная, Земля… то есть, Марс круглый, а попа скользкая…

В последней фразе мне чудилась угроза, однако я не придала этому значения – мне вдруг стало очень спокойно, а совершенно иррациональное при данных обстоятельствах чувство защищенности мягко обхватило меня. Вообще, эта ситуация с убийством Хоффмайера снова сблизила нас. Или вернула нам ту степень близости, что была в поездке за упавшим дроном до одного злосчастного разговора? Сейчас я сама себе боялась признаться: мне хорошо рядом с Виком. И самой себе строго напомнить, что у меня вообще-то Егор есть. Завтра он вернется, и все снова будет хорошо. Но почему же, черт побери, мне совсем не хочется «отлипать» от Вика? А надо. Надо! Вик отличный парень, не стоит давать ему ложную надежду на то, что между нами может быть нечто большее, чем дружба. Но отчего же мне так не хочется размыкать объятия?! И на душе теплеет от мысли, что Вику тоже не хочется отпускать меня?

К счастью, писк пневмошприца, возвестивший о наступлении времени для новой инъекции, поставил точку в моих моральных терзаниях.

4 Название придумано автором, все совпадения случайны.

5 Название выдумано автором, все совпадения случайны.

Глава 3

11 ноября, раннее утро

Надя

Сон сморил меня только под утро. А до того я, ерзая на раскладном кресле, невольно обдумывала произошедшее. Хоть и пыталась прогнать мысли о смерти Хоффмайера, нездоровом интересе следователей ко мне, а также о том, что невольно стала пособницей главного подозреваемого, но не преуспела. Пусть даже моя уверенность в виновности Вика и улетучилась, задавленная если не железобетонными, то уж точно железными аргументами, то Ван Хауэр, назначенный главным следователем по делу об убийстве Хоффмайера, о том еще не знает. И мне, по честности, очень не хотелось бы открывать ему глаза на происходящее – дело тут даже не в том, что рассказал о нем Вик, и не в методах допроса свидетелей, которых вчера придерживались ретивые европейцы! Просто я сама под немигающим взглядом Ван Хауэра ощутила необъяснимый, инстинктивный страх. Тогда я решила, что просто перенервничала, однако теперь уже не уверена, что мои опасения возникли на пустом месте.

Неизвестно, как отразится на мне помощь Вику, да и вообще вся эта ситуация. Поступить иначе я не могла, но теперь как-то страшновато. Неизвестность всегда страшит… Ясно одно – в покое меня не оставят. Так что в моих интересах сидеть тихо и делать вид, будто я ничего не знаю. И надеяться, что Вик сохранит в тайне свою ночевку в моей каюте.

Впрочем, с чего мне волноваться? Я ни в чем не виновата, ничего предосудительного не совершала, а насчет лечения подозреваемого можно сказать, что он меня заставил. На деле, конечно, это не так, но, если припрет, и мне не оставят иных способов защиты, кроме вранья… И да, завтра вернется Егор! С ним спокойнее. Уверена, он защитит меня от излишней активности Ван Хауэра. Хм, действительно, поводов для беспокойства у меня нет. Вроде бы…

С этими мыслями я и уснула.

И вновь увидела кошмарный сон, преследующий меня уже почти два месяца: я делаю шаг, пол под ногами вдруг исчезает, и я падаю вниз, на усеянный разномастными булыжниками грунт, понимая, что иллюминатор шлема вот-вот разлетится на куски от удара, и умру я от недостатка кислорода – быстрее, чем от воздействия радиации. Как и герр Хоффмайер!

Правда, на этот раз кое-что изменилось – где-то на заднем плане мой слух уловил музыку. Хотя, нет, не музыку, а тихое, едва слышное пение. Слов не разобрать, но почему-то песня казалась мне знакомой. Но откуда она вообще взялась там, в моих кошмарах?

Проснувшись, я сразу заметила, что Вика в кровати нет. Зато из душевой слышался шум воды. Неужели полегчало? И так быстро?! Всего после трех доз антибиотика?! Я проверила пневмошприц и поняла, что Вик, пока я спала, сделал себе четвертую инъекцию. Похоже, от акбактраксина есть эффект! Может, другой колониальный антибиотик Вику просто не подходит? Хм…

Я вдруг вспомнила, что сама во время болезни время от времени пользовалась хиропоприсциллином из личных запасов – когда у меня не было сил на то, чтобы встать с кровати, не говоря уж о том, чтобы дойти до окна доставки, посредством которого я в карантине получала еду и лекарства. Свою аптечку я предусмотрительно поставила рядом с кроватью, так что мне было проще брать лекарства оттуда. Но, стоило болезни выпустить меня из когтей настолько, что я начинала вставать, есть понемногу и пользоваться лекарствами из медблока Новой Терры, как мое самочувствие снова ухудшалось. А теперь антибиотик оттуда же за четыре дня не помог организму Вика справиться с воспалением! Но почему?

Мысль о том, что что-то не так с самим антибиотиком, которая пришла мне в голову первой, я отмела – не могли на Земле приобрести для колонии на Марсе некачественные лекарственные препараты! Потому что закупка их производится напрямую из фармкомпаний с хорошей репутацией, а приемка товара осуществляется в несколько этапов, и приемщики каждый раз разные (знаю из теоретической части курса подготовки колонистов). Да и бессмертием стороны процесса отнюдь не обладают. Мог ли хиропоприсциллин испортиться при перелете или уже здесь? Не знаю, честно говоря. Может, спросить медиков? Или биологов? Среди них есть те, кто по второй специальности еще и химики. О, а ведь Даша по специализации не только микробиолог, но и химик-фармацевт! Почти все тут, в Новой Терре, имеют две, а то и три специальности, так как число колонистов, которых можно отправить на Марс за один рейс, ограничено, а потребность колонии в специалистах велика.

Я, не откладывая, решила написать подруге. Однако, войдя в почту, увидела сразу четыре письма от нее: Даша, оказывается, еще вчера просила меня о встрече, жаловалась на то, какой ужас творится у них в лаборатории, сетовала об испорченном празднике и предлагала вместе позавтракать. Правда, для того, чтобы успеть к назначенному ей времени, мне пришлось бы проснуться часа на два раньше. Торопиться на эту встречу смысла уже не было, так что я отправила ей сообщение: «Извини, только проснулась, не смогу прийти. Может, встретимся за обедом?» и стала выбираться из кресла.

Быстро это сделать не получилось – кресло эргономичное, принимает форму тела, но медленнее, чем хотелось бы. К тому же, за время сна моя спина и конечности несколько затекли, так что это утро пришлось начать с медленной острожной зарядки. Которую я, к счастью, успела закончить до того, как Вик вышел из душа. Иначе взгляду его предстала бы не просто растрепанная девушка в мятом спортивном костюме, а растрепанная девушка, пытавшаяся встать после так и не получившегося до конца «мостика», и неловко рухнувшая на пятую точку в тот момент, когда это у нее почти получилось. Наверняка он счел бы это зрелище забавным, вот только поднимать ему настроение подобным образом мне совсем не хотелось.

– Доброе утро, Надюша! – поприветствовал меня он. – Это я тебя разбудил?

А сам смотрит на меня внимательно, будто ждет чего-то. И из одежды на нем только обмотанное вокруг бедер полотенце.

– Нет, сама встала, – ответила я и тут же полезла в шкаф за халатом. – Вижу, тебе уже лучше!

Выглядел он действительно лучше, чем вчера – глаза ясные, взгляд осмысленный, улыбается… Впрочем, он, наверное, и на смертном одре улыбаться будет. Болезненная бледность, правда, никуда не делась, но это дело нескольких дней, лекарств и нормального питания. А вот повязка на руке красуется свежая, снова бактерицидная. Волосы еще влажные.

– Так и есть, – подтвердил он. – Извини, вынужден был воспользоваться твоим санузлом и полотенцем. Очень помыться захотелось. И я не стал в твоих вещах копаться, так что прости за внешний вид.

Он пытался изобразить раскаяние и смущение, однако, на мой взгляд, переигрывал. И хитрый блеск в скромно потупленных глазах выдавал его, что называется, с потрохами. На поправку пошел… Впрочем, есть вероятность, что блеск в глазах – следствие поднимающейся температуры, и я опять все придумала. Но ведет он себя прилично, что уже немаловажно.

– Не страшно, – махнула рукой я. – Вот, надень.

И протянула ему свой банный халат, который, к счастью, оказался на несколько размеров больше, чем я сама. С белыми зайчиками на розовом фоне. Могла бы предложить другой – черный, предназначенный для Егора, когда тот остается у меня на ночь. Но не стала – из вредности. Нечего посторонним мужчинам у меня в одном полотенце расхаживать! Да и халат лучше придержать до вечера – хочется побыть вдвоем с Егором.

– Можешь и гидроочисткой воспользоваться, – как ни в чем не бывало предложила я, невинно хлопая ресницами. – Халат потом туда же закинь.

Вик хмыкнул, оценив шутку, но отказываться от предложенного халата не стал. Забегая вперед, скажу, что халат веселенькой расцветки он все же натянул, хоть тот и трещал у него на плечах, а длиной доходил только до колен. Ничего, он мягкий и теплый, что должно компенсировать расцветку. И потом, его тут, кроме меня, никто не видит, а я по понятным причинам не буду никому рассказывать о том, где Вик провел эту ночь. Но фото на память сделаю.

Кстати, должна отметить: тело у него что надо. Не столько накачанный, сколько жилистый, что характерно для астеников. Но мышцы развиты, каждая просматривается четко, жира ни грамма. Похоже, он тоже любит проводить время в тренажерном зале. Даже странно, что мы с ним на тренировках ни разу не пересекались!

Еще я успела заметить несколько шрамов на его теле: сбоку, в области ребер с правой стороны и один на левой голени – аккуратные, хирургические, остальные три рваные, изогнутые, нанесенные чем угодно, только не скальпелем.

– Вентиляцию я починил, кстати, будет нормально тянуть, – вновь заговорил Вик, не подозревая о том, что я уже навела на него объектив голопланшета.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я, втайне любуясь получившимся снимком. – Я рада, что твоя рука начала работать.

Удачно, даже лицо видно, хоть в кадр Вик и не смотрит.

– Я пока одной левой обошелся, – усмехнулся парень, с величайшей осторожностью пошевелив пальцами правой руки. Согнуть ее он так и не решился. – Забавно звучит, да?

Я пожала плечами, и сама решила посетить санузел.

– У меня еще кресло барахлит что-то, – пожаловалась я, указывая взглядом на очередной объект в моей каюте, требующий ремонта. – Под мои движения подстраивается с заминкой.

Вик пообещал посмотреть. А я скрылась в душевой и привела себя в порядок так быстро, как только смогла. А, вернувшись в каюту, застала Вика с моим голопланшетом в руках.

– Тебя не учили, что брать без спроса чужие вещи нехорошо?! – возмутилась я.

– Меня еще и не тому учили! – отшутился Вик. – Мог бы перечислить, но не буду, а то ты опять в этом какой-нибудь намек углядишь…

И улыбается многозначительно так, будто намек какой делает.

– Голопланшет верни! – потребовала я.

Да, знаю, что сама виновата – не стоило оставлять столь личную вещь в каюте, надо было забрать с собой. Но влажный воздух санузла в совокупности с вездесущей марсианской пылью плохо действует на сложную технику, вот я и понадеялась на честность залетного пациента. Как оказалось, зря.

– Да брось, Надь, никуда я там не залезал! – Вик протянул мне требуемое.

На лице его отразились сожаление и досада. Но виноватым он себя не чувствовал.

– Еще этого не хватало! – фыркнула я.

Вик, однако ж, счел своим долгом объясниться.

– Я твой голопланшет на один из шифрованных каналов настроил. Если что, сможешь мне написать…

– Если что, я попрошу помощи у своего молодого человека! – отчеканила я.

Вик тяжело вздохнул.

– Уже доводилось?

– Ну… нет! – с заминкой ответила я.

Ведь до того я все свои проблемы старалась решать сама, не обращаясь ни к руководству, ни к Егору. Случай с поломкой дронов не в счет. Да и проблем-то особых не было, так, недопонимание с коллегами, еще кое-какие рабочие моменты…

– Попроси, – криво усмехнулся Вик. – Только потом не удивляйся.

– Да что ж такое-то?! – взорвалась я. – Что за намеки?!

– Вполне прозрачные…

– Ты не знаешь Егора! Как ты можешь так говорить о нем?!

– Да знаю! – Вик, кажется, тоже вышел из себя. – Знаю. Не так, чтобы близко, но достаточно, чтобы оценить и сделать простой вывод: с этим парнем не стоит иметь дел. Тем более девушке. Учились мы в одной летной академии, МГЛА, и на одном факультете, только я на курс старше.

Я удивилась. Ничего себе поворот!

– Егор не говорил…

– Дурак он, что ли? Ну, дурак, конечно, но не настолько… Конечно, не скажет. И даже факт нашего с ним знакомства на Земле отрицать будет. Так что, Надь, смотри и запоминай, как односторонний канал связи активировать. На крайний случай, так сказать. Все просто: обхватываешь голопланшет рукой и давишь вот сюда, на этот крохотный выступ. Короткое нажатие отправляет сигнал о помощи, длинное, дольше пяти секунд, открывает диалоговое окно, в котором можно набрать сообщение для меня.

– Получишь и ответишь? – ехидно прищурилась я.

– Получу, но отвечать не буду, – Вик был сама невозмутимость. – Так выше шансы отследить местонахождение адресата. Ты в сообщении мне встречу назначь, там и поговорим. А насчет сигнала SOS не волнуйся, он сработает даже при дезактивированном голопланшете. Если не смогу помочь тебе лично, то все равно что-нибудь придумаю.

Я снова фыркнула. Да не собираюсь я с ним разговаривать! Достаточно сегодняшнего лечения! И того, что я прямо сейчас не напишу Ван Хельсингу, то есть, Ван Хауэру о том, где искать подозреваемого.

– Не боишься, что я тебя сдам таким образом? – на всякий случай уточнила я.

Вик, к счастью, не разразился патетичной речью о том, что «Ты девушка честная, сама себе не простишь!» и «Мы в ответе за тех, кого приручили!». Сказал лишь:

– Есть такая вероятность, но я тебе доверяю.

– И когда это началось? – тоном заправского психиатра осведомилась я.

А вот ответ поставил меня в тупик:

– После того, как мы за твоим дроном ездили.

Вот это номер! Что же тогда такого произошло, что он начал доверять мне, по сути, чужому, хоть и симпатичному ему человеку? Я вот ничего из ряда вон выходящего не припомню. Ну, влезли в марсоход, доехали до места падения дрона, нашли его в одной из пещер TAR-46223, обратно вернулись порознь. Потом я проболела целых три недели, беспилотник Вик починил и отнес на место, а после написал мне сообщение: «Настройки сбились до базовых, такое бывает. И ударился обо что-то, мозги электронные встряхнулись». Вот, собственно, и все. Он мне, оказывается, много сообщений писал, пока я болела. Да только прочитать их своевременно я не смогла – голопланшет-то у меня отобрали еще в медблоке и вернули только после выздоровления.

Наверное, на лице моем в тот момент проступило столь сильное удивление, что Вик удивился сам.

– Надь, ты что, не помнишь?! – его глаза округлились, а брови поползли вверх.

Я развела руками.

– Что именно я должна помнить? – я старалась говорить спокойно, но все внутри меня вдруг будто смерзлось в комок, отчего стало весьма и весьма неуютно.

Вик, закусив губу, с полминуты внимательно разглядывал меня, потом подался вперед всем телом, будто решившись на что-то, но в последний момент передумал, отвернулся и таким же нарочито спокойным тоном произнес:

– Ничего, Надюша. Не бери в голову.

Я ему не поверила. Но, если так, то во время нашей совместной поездки за дроном произошло некое событие, которое расположило его ко мне не просто как к понравившейся девушке, но и как к другу, боевому товарищу, если хотите. Но, вместе с тем, оказалось столь тяжелым и травматичным для меня, что я предпочла забыть о нем. В психиатрии описаны случаи, когда психика, желая спасти сама себя, просто вытесняла травмирующие воспоминания из памяти в подсознание… Не с этим ли случаем связано появление моих ночных кошмаров? Ведь видеть сны о падении я начала как раз после той поездки! И, если эти сны – не просто игра моего подсознания, то, получается, несчастный случай со мной произошел за пределами колонии, потому что смертельный полет вниз в моих снах точно происходит в скафандре! И нет в Новой Терре зданий, падение с которых чревато смертью! Хотя падение, если таковое имело место, и если бы мне посчастливилось пережить его, без ущерба для здоровья бы точно не обошлось. Так что сны – это просто сны. Наверное…

С другой стороны, Вик, кажется, помнит о нашем первом и единственном совместном выезде за пределы Новой Терры больше, чем я. Но почему-то делиться со мной воспоминаниями не хочет. А мне вдруг очень захотелось узнать, вспомнить… Однако что-то подсказывало мне: сейчас вытянуть из Вика правду о случившемся я смогу только силой и пытками, а этот вариант мне не подходит категорически. И дело не в том, что парень физически сильнее. Просто я вообще против пыток, а уж применять их к слабому и больному – и вовсе мерзко. Но, так или иначе, я поставила себе заметку на будущее: расспросить его о той поездке. Впрочем, Егор тоже может что-то знать, ведь именно он тогда доставил меня в Новую Терру. Точно! Его и спрошу!

– Я тут вспомнил… – вновь заговорил Вик. – Примерно через полчаса после того, как ты вчера утром ушла из жилого модуля, я спустился на технический этаж, чтобы перед походом в медблок зайти в малую техническую и взять инструменты, а вход в нее рядом с коридором, ведущим к раздевалке. Ну, помнишь, как там все устроено? Коридор изгибается полукругом, вход в малую техническую в ответвлении.

Я кивнула.

– Так вот, пока я открывал дверь в малую техническую, у меня за спиной кто-то очень быстро прошел к хранилищу. Я бы даже сказал, пробежал, да еще как-то странно, пригнув голову, будто хотел остаться незамеченным. Или, по крайней мере, неузнанным.

– Ты хорошо его рассмотрел? – спросила я.

– Почти не рассмотрел, так как стоял к нему спиной, а увидел только периферическим зрением, – с досадой вздохнул Вик. – Заметил только, что он был одет во что-то желтое. Надя, я думаю, что он, ну, или она, мог пройти туда из столовой. Так вот, попытайся вспомнить, кто из завтракавших вчера там был одет в желтое.

Вот в этом я могу ему помочь. Я закрыла глаза, воспроизводя в памяти картину вчерашнего завтрака. Хм… Надо сказать, яркие цвета в повседневной жизни колонии не в ходу – не практично. Но, если душа просит, то почему бы нет? Итак, в желтых оттенках вчера в столовой были трое: ТиДжей Баркли из техников-ремонтников в лимонно-желтой толстовке, Эльвира Кочетова, заместитель Хоффмайера, в горчичного цвета жакете, и медсестра Аня Решетникова в шерстяном платье песочного цвета.

Вик, услышав об этом, воодушевился.

– Ну, трое – это уже неплохо. Не несколько десятков. И Аню я бы из списка подозреваемых вычеркнул – в ней сантиметров сто пятьдесят пять от силы, она в моем скафандре утонет.

Я невольно хихикнула, представив, как миниатюрная медсестра барахтается в скафандре Вика, пытаясь одновременно дотянуться ногами до стоп и удержаться за область подмышек.

– Я и насчет Баркли не уверен – этот по росту подошел бы, но он шире, чем я, ему в моем скафандре было бы тесно, не дыхнуть, ни, прости, пукнуть, – продолжил Вик. – Из названных тобой кандидатур в подозреваемые под размер скафандра более-менее подходит только Кочетова. Как думаешь, могло ли ей захотеться возглавить биолабораторию, устранив препятствие в виде непосредственного начальника?

– А смысл? – выразила недоумение я, немного подумав. – Денег или преференций у нее больше не станет, мы тут все за идею работаем. Зато ответственности и проблем прибавится.

– Тоже верно… А что ты думаешь насчет мести бывшему любовнику?

– Бывшему любовнику?! – удивилась я.

Странно, за то время, что я провела здесь, ни разу не замечала в отношениях этих двоих признаков того, что они выходят за рамки делового общения.

– Они действительно были любовниками, – подтвердил Вик. – Но вроде как разошлись примерно месяц назад.

– Ну, не знаю… – без особой уверенности сказала я. – Думаю, прикончить непосредственное начальство Кочетова могла бы и в колонии, у нее наверняка были все возможности для того. К чему ей риск и сложности с выездом? С другой стороны, мы не знаем причину их расставания, так что, может, у нее и мотива нет. Бывшие любовники не обязательно расстаются врагами.

Вик вздохнул и взялся за лоб.

– В любом случае, стоит поговорить с ней и выяснить, есть ли у нее алиби на вчера…

– Со всеми тремя! – поправила я.

– Со всеми тремя, – согласился Вик. – Только я пока понятия не имею, как вызвать на разговор Аню и Кочетову, да еще и так, чтобы они сразу не подняли крик. Ладно, придумаю что-нибудь.

Я молчала, мысленно напомнив себе, что не собираюсь встревать в эту историю. Я и так сделала для Вика больше, чем достаточно. Однако, буду честна сама с собой, меня эта история заинтриговала, и я полночи обдумывала ее.

На недолгое время воцарилось молчание. Потом я, получив сообщение от Даши, решилась нарушить его.

– Я, пожалуй, пойду. Справишься тут без меня? Чтобы к вечеру и духу твоего тут не было, – строго закончила я.

Кивок в ответ. И пристальный взгляд.

– Отправь заявку клинеру. И дверь за собой закрой. Учитывая то, что ты сумел вчера проникнуть в мою каюту, между прочим, запертую, для тебя это не будет проблемой.

Еще один кивок. Ну, взаимопонимание вроде бы достигнуто.

– Вик! – обернулась я за миг до того, как открыть дверь. – У тебя есть с собой антибиотик из медблока?

– Конечно, мне суточную дозу с собой выдали, – ответил он, а у меня появилась мысль, будто он ждал этого вопроса. – Дальше его буду колоть…

– Нет, возьми пока мой, – велела я. – Потом вернешь. А мне дай ампулу из медблока.

Покопавшись в кармане пояса с инструментами, принесенного с собой и вчера благополучно забытого в душевой, Вик вручил мне требуемое. А после, пожелав хорошего дня, вновь скрылся в санузле.

Я же, спрятав ампулу в карман джинсов (сегодня я, раз уж получила выходной, выбрала менее официальный стиль в одежде), поспешила в столовую. Даша назначила встречу в оранжерее через час, так что я вполне успею позавтракать или хотя бы выпить чаю.

А по поводу препарата… Да, я не собираюсь лезть в расследование убийства Хоффмайера! Однако лекарство – это другое. Из-за того, что партия хиропоприсцилина, возможно, испортилась или оказалась некачественной, пострадают люди, так что я просто не могу сделать вид, будто ничего не было! Я обязана проверить препарат и, если мои подозрения подтвердятся, довести результаты своего мини-расследования до сведения руководства. Вот поем и отдам ампулу Даше, пусть проверит состав и свойства на анализаторе.

Не успела я отойти от двери каюты, как на мой голопланшет поступило системное сообщение: в столовой через десять минут объявляется общий сбор колонистов, присутствие обязательно. Хм, на моей памяти такое впервые… Но надо, так надо.

До того момента, как началось общее собрание, я даже успела проглотить завтрак и выпить полкружки чая, параллельно здороваясь с коллегами, постепенно заполнявшими столовую.

Собрание началось с незначительным опозданием – Соммерса что-то задержало. Впрочем, он даже не счел нужным извиниться и сразу перешел к сути дела. Итак, сегодня утром в своей каюте найден мертвым начальник биоинженерной лаборатории Елисей Полторахин. Только что созданной оперативной группой с капитаном Йоханом Ван Хауэром во главе ведется расследование этого события, а от колонистов требуется оказывать им посильную помощь, максимально честно и подробно отвечать на их вопросы и, при необходимости, не препятствовать обыску кают и личному досмотру. Всем спасибо, все свободны. Кроме тех, кого следственная группа попросит задержаться.

Я, мягко говоря, удивилась. То есть, нам всем предлагалось, по сути, стоять и смотреть на грубое вторжение в личное пространство, причем без особых к тому предпосылок, что меня лично очень разозлило! И не только меня, судя по гневным возгласам коллег. Соммерсу, кажется, еще вчера моча в голову ударила, а сегодня никак не отхлынет! В смысле, расширение властных полномочий в связи с расследованием убийства Хоффмайера. Боюсь, ничем хорошим такая его инициатива не закончится. Я, например, тут же написала жалобу на имя генерала Дубровцева – если он знает о решении своего заместителя, пусть знает и об отношении к нему в коллективе! И не просто пожаловалась – не поленилась описать и последствия, и сделанные мной выводы. И не надо говорить, что за этим стоит мое негативное отношение к Соммерсу! Есть личное, а есть общественная необходимость! Как и в случае с некачественным антибиотиком, кстати!

Кстати, в голопланшеты полезла, как минимум, половина присутствующих, подозреваю, с той же целью, что и я. И, видимо, Дубровцев прореагировал, потому что мне даже из последних рядов было заметно, как голопланшет Соммерса полыхнул красным, и он, открыв сообщение, вмиг опал с лица и покинул столовую едва ли не бегом. Разошлись и колонисты, не считая, разумеется, тех, кого попросили остаться следователи – в основном, сотрудники биоинженерной лаборатории, а также кое-кто из биологов, в том числе и Даша. Подруга успела только махнуть мне рукой и жестами попросить меня подождать.

Я кивнула и, взяв себе еще чай с пирожным (самое то для потрепанных нервов!), устроилась за самым дальним от следственной группы столиком. Ела, любовалась на голопроекцию морского побережья, пила чай и обдумывала услышанное. Получается, что уже второй крупный ученый Новой Терры умирает за неполные сутки… Лично мне с Елисеем Захаровичем познакомиться так и не удалось, с его подчиненными у меня тоже особых дел не было, так, «здравствуй – до свидания», так что о работе биоинженерной лаборатории я знаю немногое. Но, в любом случае, человека жаль. Относительно молодой еще, едва за сорок перевалило. Жить бы да жить! С другой стороны, почему-то в последние дни своей жизни Полторахин, как и Хоффмайер, тоже интересовался образцами воздуха из ущелья TAR-46223. Совпадение? Может, мне стоит узнать побольше о том, над чем работали эти ученые?..

– Вы поразительно спокойны, Надья, – услышала я рядом с собой знакомый, лишенный какого-либо эмоционального окраса голос.

Я вздрогнула от неожиданности и, уронив чайную ложечку, уставилась на усевшегося рядом со мной Ван Хауэра. Молча посмотрела на него, проглотив язвительное «Вопреки вашим стараниям!» и ожидая пояснений. Решила не обострять отношения. Успела еще удивиться тому, что этот уроженец Европейской Конфедерации хоть и говорит по-русски хорошо и почти без акцента, коверкает мое имя…

– А волноваться стоит, Надья, – продолжил он, не дождавшись от меня какой-либо реакции. – Как бы не был хорош твой план, не стоит считать окружающих идиотами – кое-кто из них таковым не является и вполне может разгадать твой замысел.

Я продолжала молча смотреть на него, хотя выдерживать этот немигающий, тяжелый, как каменная плита, взгляд мне было непросто. А уж после этих слов мои сомнения в адекватности главного следователя начали расти.

– Знаешь, из-за чего умер Полторахин? – вновь заговорил он, подаваясь вперед, и мне больших усилий стоило не отшатнуться и не оттолкнуть его.

– Нет, не знаю, – ответила я, слегка удивившись столь резкому переходу на «ты».

– Задохнулся, – интимно шепнул Ван Хауэр, почти прижавшись ко мне.

Вот это номер! Я не могла скрыть удивления:

– Как такое возможно?! – я подпрыгнула от удивления, одновременно отодвинувшись как можно дальше от мужчины.

И, упершись локтем в стену, очень пожалела, что выбрала столик в углу – отодвигаться больше некуда, теперь только вставать и уходить, да и то в обход Ван Хауэра.

Последний криво усмехнулся.

– Возможно, Надья. Некто проделал отверстие в наружной стене жилого модуля как раз в том месте, где располагается каюта Полторахина…

– Разве такое возможно?! – удивилась я, зная, что строительным материалом для колониальных построек стали части космических кораблей, доставивших землян на Марс.

– С промышленным лазерным резаком еще и не такое возможно! – нервно отрезал следователь. – Следы применения данного устройства мы и обнаружили на стенках проделанной в стене дыры!

Сказать о том, что я понятия не имею, что это за резак, как им пользоваться и где искать, он мне просто не дал – торопливо начал описывать, как именно было совершено убийство.

– Убийцы проделали дыру в стене жилого модуля и установили в межстеновую прослойку капсулу с диоксидом углерода так, чтобы это полезное, в общем-то, вещество, понемногу проникая в каюту, связало кислород. А после заварили разрез. Знаешь, Надья, где используется диоксид углерода?

– При тушении пожаров, – ответила я, вытащив из памяти расширенный курс безопасности жизнедеятельности, прослушанный в центре подготовки колонистов.

– Именно! – улыбка Ван Хауэра стала еще шире и неуловимо превратилась в оскал. – Потому что он связывает кислород, поддерживающий горение. В случае Полторахина это сыграло роковую роль – за двенадцать часов, что он отсутствовал в каюте, кислород из воздуха был вытеснен углекислым газом. И профессор, вечером войдя в каюту, оказался в условиях жесточайшего кислородного голодания и умер.

Ужас от столь страшной кончины пусть даже едва знакомого мне человека быстро сменился недоумением.

– А почему не сработала система безопасности? Датчики воздуха? Как так вышло, что воздух не поступал через вентиляцию? И неужели Полторахин, поняв, что не может дышать, не попытался покинуть каюту или поднять тревогу?

Я действительно не понимала, как такое вообще возможно. Кроме того, у меня появилось ощущение, будто Ван Хауэр сознательно нагнетает обстановку, а не просто пообщаться подошел. Но зачем ему это? Я в его глазах по-прежнему подозреваемая? Или же Вик прав: этот человек везде и во всем видит заговоры, и плевать ему на доказательства и здравый смысл?

– Хорошие вопросы, правильные, – сверкнул глазами начальник следственной группы. – Система безопасности не сработала, потому что кто-то испортил датчики воздуха, восстановлению они уже не подлежат. Вентиляцию просто залили силиконовым клеем. А входную дверь каюты испортили так, что открыть ее изнутри стало невозможно. Это убийство, Надья. Спланированное, хладнокровное, не оставляющее жертве ни единого шанса на спасение.

– И жестокое… – вздохнула я, непроизвольно обхватывая себя руками за плечи.

Зачем ему рассказывать все это мне?

– Я тоже так думаю, – Ван Хельсинг марсианского разлива понизил голос до шепота. – Должен признать, ты все прекрасно продумала. Однако без посторонней помощи тебе было не обойтись, поэтому ты привлекла к делу влюбленного в тебя Котта и расправилась с Хоффмайером и Полторахиным его руками. Уж не знаю, что ты ему пообещала… Хотя, догадываюсь.

Я круглыми от изумления глазами смотрела на него и не понимала, как можно нести подобную чушь.

– Только прокололась ты, девочка, – Ван Хауэр и не думал прекращать этот поток абсурда. – Нельзя совершить технически сложное преступление и не оставить следов. Так вот, на краях разреза внешней оболочки жилого модуля остались микрочастицы волокон бирюзового цвета, и, если анализ подтвердит, что они от твоей куртки, я легко докажу, что ты собственноручно вставила капсулу с диоксидом углерода в стену каюты Полторахина. В этом случае доказать твою причастность к его смерти проще, чем в случае с Хоффмайером.

Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, мысленно досчитав до десяти. Попытка успокоиться и собраться, чтобы логичными аргументами если не разбить его иррациональную уверенность в том, что главная злоумышленница здесь – это я, то хотя бы поколебать ее.

– Во-первых, раз уж, по вашему предположению, у меня был помощник, то почему мне понадобилось самой вставлять в стену баллон с диоксидом углерода? – спросила я, не скрывая скепсиса. – Почему я не заставила помощника сделать это?

Однако на все мои аргументы Ван Хауэр тут же придумывал возражения. Да, из разряда «домысливания и предположения». Но сам верил в них, как в абсолютную истину.

– Котт не вставил баллон самостоятельно либо потому, что обе его руки были заняты – он удерживал отрезанный кусок внешней обшивки модуля в отогнутом состоянии, либо ему любовь к тебе еще не весь мозг застила, и Котт сделал все, чтобы замазать и тебя.

– Бред!..

– Ну, бред – не бред, а микрочастицы на краях разреза есть, – ухмыльнулся главный следователь. – Да и сам след от разреза столь грубый и нарочитый… Такое ощущение, что его и не старались замаскировать. Будто Котт хотел, чтобы мы его нашли. И чтобы помогли ему преодолеть твое влияние.

Я на миг даже потеряла дар речи. Надо же так все вывернуть! С другой стороны, если Ван Хауэр не выдает желаемое за действительное, то, получается, кто-то хочет подставить меня?!

– Надеюсь, ты не будешь против, если мои люди возьмут образец микрочастиц с твоей верхней одежды, – продолжал довольно ухмыляться главный следователь. Точь-в-точь как удав, готовясь проглотить глупого кролика. – Предупреждаю: отказ будет расценен как признание вины.

– Жестко… – отмерла я.

– Потому что я уверен, Надья: микрочастицы с краев разреза и с твоей куртки совпадут на сто процентов. Еще выяснится, что сам баллон сохранит микрочастицы с твоих перчаток. И сразу предупреждаю, майн либен, не стоит даже пытаться убеждать меня, будто кто-то другой мог воспользоваться твоей одеждой – не поверю.

– Бред… А как я могла испортить вентиляцию и датчики в каюте Полторахина?

– Ну, может, не ты лично… Твой сообщник, Виктор Котт, техник, ему не составило бы труда проникнуть в каюту жертвы и проделать все это. У них есть универсальные ключи от всех типовых замков в колонии, дальше – дело техники. Легкий апгрейд – и готово, сезам, откройся.

– Видео из коридора…

– Там никого, кроме самой жертвы, сначала покинувшей каюту утром, а потом, не подозревая ничего плохого, вернулся в нее вечером – перебил меня главследователь. – Вообще, видео несложно подделать, имея техника в сообщниках. Кстати, ты могла и сама испортить датчики, вентиляцию и дверь, когда Полторахин заснул после плотских утех…

Все, клиника! М-да, попала, так попала… А я как раз именно о том и хотела сказать, и даже готова была предъявить пайетку, которую вчера утром выковыряла из молнии полукомбинезона… Выходит, эту улику даже не собираются принимать к рассмотрению, потому что Ван Хауэр уже все решил, сам назначил виноватых и будет просто закрывать глаза на то, что в эту версию не укладывается! И что делать мне? Чувствую, доказывать, что я понятия не имею, как привести в негодность столь сложное оборудование как датчики системы жизнеобеспечения или автоматическую дверь, бесполезно. Кроме того, алиби на позавчерашние вечер, ночь и утро у меня нет! И вполне возможно, что убийца действительно воспользовался моей верхней одеждой, когда приводил в действие свой план… Хм… Мой зимний костюм пришелся одному из убийц более-менее впору. Не следует ли из этого, что он – женщина? Или мужчина субтильного телосложения?.. Черт побери! Неужели у меня нет другого пути, кроме как, скрываясь, самой искать убийцу?! Нет, убийц! Вик был прав, говоря, что в одиночку такое не провернуть.

– Зачем мне убивать их обоих – Хоффмайера и Полторахина? – спросила я, лихорадочно обдумывая свои дальнейшие действия.

– Ты мне расскажи, Надья, – прошипел главный следователь, обдав меня сильным запахом мяты и чего-то еще. – Поделись своим мотивом. Впрочем, ходили слухи, будто у них была одна любовница на двоих, и они все никак не могли поделить ее. А девушке, видать, надоели оба. Чем не мотив?

Сальный взгляд и хамский тон не оставили мне сомнений: под этой загадочной особой Ван Хауэр подразумевает меня.

– Глупость, а не мотив, – нахмурилась я. – Всегда есть способ разрешить ситуацию, не прибегая к крайним мерам. И это не говоря уж о том, что лишать колонию двух ведущих ученых – весьма и весьма опрометчивый шаг.

– Хочешь казаться наивной, – Ван Хауэр, казалось, меня не услышал. – И делаешь вид, будто ты тут не при чем и глубоко возмущена моими подозрениями. Должен сказать, ты хорошая актриса, Надья. Тебе бы в инфофильмах сниматься!

– Мне даже в школьном театре ни одной более-менее серьезной роли не дали! – фыркнула я.

– Из зависти к великому таланту, наверное, – на полном серьезе возразил мужчина.

Точно клиника! Эх, позвать бы санитаров…

– Вообще, Надья, вокруг тебя подозрительно много смертей, – протянул Ван Хауэр, дыша мне в лицо… перегаром?!

Точно! И как я сразу не догадалась, что запах ментоловой жевательной резинки скрывает последствия употребления спиртных напитков?! Так уж вышло, что мое окружение пристрастием к алкоголю не страдало, так, бокал вина по праздникам, вот и не сообразила сразу, чем это пахнет от главного следователя всея колонии. Но откуда тут выпивка? На территории Новой Терры сухой закон, разве нет? Можно чуть-чуть и то только по праздникам. И за изготовление и распитие в будние дни или в рабочее время, полагается административное наказание… А тут главный следователь колонии знатно накачался накануне!

– Хоффмайер, Полторахин…

– Они не были в моем окружении, – с тихим отчаянием повторила я, больше на автомате, нежели стараясь донести до сознания упертого, где не надо, Ван Хауэра хоть что-то. – Мы общались только по работе, да и то не столько с ними лично, сколько с их подчиненными…

– Тс-с! Не стоит тратить время на ложь, Надья. Были. И я это докажу, как бы ты не пыталась скрыть эту связь, – с уверенностью фанатика оборвал меня Ван Хауэр. – Кстати! Надо бы еще раз проверить обстоятельства смерти врача Кшиштофа Даменецкого, который лечил тебя в первый день после того, как ты подцепила марсианскую инфекцию…

– Он меня лечил?! – удивилась я.

Странно, почему я этого не помню? Мне казалось, что меня тогда, в первую, самую тяжелую неделю с того света тащили совсем другие медики – супруги Усиевич, Фарид Рудаз и Ната Меликян. Доктора Даменецкого я возле себя не помню, хоть убей…

– Лечил, – губы моего собеседника сжались в нитку. – И он был моим другом.

– Сочувствую вашей утрате. Но неужели вы считаете, что я причастна и к этой смерти? Даменецкий вроде как умер от сердечного приступа…

– Ты была вполне в состоянии сыпануть ему в кофе препарат, который вместе с кофеином вызывает инфаркт, – заявило мне это чудо природы.

– Зачем?..

– Ты мне расскажи!

Все, круг замкнулся. Интересно, Ван Хауэр со всеми так себя ведет или только мне так «повезло»? Подозреваю, что только мне, потому что иначе его давно уже сдали бы Витольду Марковичу. На опыты.

Да, было бы неплохо. Но что при таком нездоровом отношении делать мне? Ввести в кожу головы пигмент и изменить цвет волос, став, например, брюнеткой? Может, еще не поздно? Хотя, судя по нездоровому блеску глаз главного следователя, уже поздно.

– Знаешь, Надья, для чего я рассказываю тебе все это? – заговорил он вновь, истолковав мое обескураженное молчание на свой лад. – Для чего раскрываю детали расследования главной преступнице?

Я покачала головой, мысленно уже составляя докладную на имя генерала Дубровцева о преследовании со стороны Ван Хауэра.

– Потому что решать надо сейчас, Надья, – Ван Хауэр всем телом подался ко мне, его рука под столом облапала мое бедро. – Ты попалась. Знаешь, практики совершения преступлений на Марсе пока что не было, соответственно, нет и практики наказаний за это. Но, будь уверена, и тебя, и Котта накажут так, чтобы остальным играть с законом тоже неповадно было. А я могу сделать так, что виноватым останется только твой подельник, а ты выйдешь, как говорят русские, сухой из воды. Не просто так, конечно же – ты станешь моей любовницей.

И, давая понять, каким именно будет формат предлагаемых им отношений, с силой сжал мою ногу, да так, что я невольно вскрикнула. Но и рефлекс сработал – я якобы случайно дернула локтем, и наполовину полная термокружка полетела точно в сторону Ван Хауэра и опрокинулась, намочив его брюки. Да-да, как раз на ширинку. Ходить теперь главному следователю с мокрым пятном на причинном месте! Вот, если б целилась, вряд ли смогла бы попасть точнее!

А я быстро встала из-за столика и прошествовала к выходу из столовой. Правда, как раз в середине ее обернулась и звенящим от ярости голосом отчеканила:

– Вам, господин Ван Хауэр, это преступление никогда не раскрыть! Потому что вы уперлись в одну версию, и просто отметаете все, что не подтверждает ее! И еще потому, что очень хотите обвинить меня и Вика Котта! Так вот, советую не впутывать личные комплексы и симпатии-антипатии в это дело! Иначе останетесь в дураках!

И, провожаемая взглядами следственной группы, а также личным составом биологической и биоинженерной лабораторий, пары медиков и еще нескольких жителей колонии, которые, конечно же, слышали каждое мое слово, прошествовала во внешнее полукольцо жилого модуля. Правда, на пороге обернулась и объявила:

– Образцы волокон с моей верхней одежды предоставлю только после санкции генерала Дубровцева, в его присутствии или в присутствии назначенных им людей! Еще я буду ходатайствовать о проведении экспертизы под их же надзором и о том, чтобы, в случае пропажи или порчи образца, процедура должна быть начата заново! Кроме того, я буду требовать просмотра записи с камер видеонаблюдения в коридоре жилого модуля за последние три месяца – на них будет понятно, что там за любовница, посещавшая каюту Полторахина, и где была в это время я! И доведу до сведения генерала, что главный следователь явился на работу с похмелья!

И просто ушла, внутренне кипя от негодования. Быстро набрала текст докладной записки на выпущенной активированным голопланшетом проекции клавиатуры и отправила ее Юрию Валентиновичу. Подумав, решила не менять свои планы из-за похотливого придурка и, одевшись, отправилась в оранжерею.

Глава 4

11 ноября, день

Надя

Путь до крытого помещения с посадками деревьев и кустарников с Земли я специально выбрала так, чтобы пройти мимо той части жилого модуля, где, по словам Ван Хельсинга, неизвестные злоумышленники вскрыли стену, чтобы установить баллон с диоксидом углерода. Конечно, тот участок был огорожен металлическими столбиками с намотанным на них строительным скотчем, однако никакой охраны рядом с местом преступления не оставили, так что я смогла осмотреться. Ну, что тут сказать…

Жилой модуль размером превосходил все остальные вместе взятые строения в Новой Терре. Не в высоту, а по площади. Он построен в форме восьмерки, вмещает в себя три этажа: первый, второй и подземный, технический, где проложены все необходимые коммуникации – водопровод, электрокабели, силовой узел. Половину первого этажа занимают пищеблок со столовой, тренажерный зал и помещение, используемое колонистами как кинозал, клуб или место для собраний. Другая половина – каюты. Второй этаж тоже отведен под каюты. Кстати, живу я именно на втором.

Так вот, центром и осями каждой из половин «восьмерок» жилого модуля – секторов А и Б – являются стояки водопровода. Воду качает насос на техническом этаже – прямо из скважины, что колонисты первой волны пробурили в коре Марса. Там, как выяснилось, есть жидкая вода.

Сами каюты секторально, по принципу долек апельсина располагаются вокруг него. И, если в каюты второго этажа можно попасть только из коридора, проложенного вдоль внешней стены модуля, то для кают первого этажа это правило работает лишь отчасти – у двух кают в каждом секторе, что находятся на условных вершинах «восьмерок», стены совпадают с внешней стеной, а входные двери расположены в тупиках внешнего коридора. Почему так получилось, неизвестно. Но эти четыре каюты считаются едва ли не элитарным жильем, ведь по площади они превышают остальные. Ага, на целых два квадратных метра! И в одной из них и жил Елисей Полторахин, начальник биоинженерной лаборатории. Этим и воспользовались его убийцы – прорезали стену модуля с внешней стороны, выдрали клок утеплителя, сделали прокол в стене каюты и вставили туда наконечник открытого баллона с диоксидом углерода… Где его, кстати, взяли? Неужели огнетушитель развинтили? Или со склада утащили? Надо бы проверить… Вернее, подкинуть следователям эту мысль, если, конечно, они сами не додумались. Или лучше майору Семенихиной, назначенной куратором расследования от руководства колонии?

А еще я обратила внимание на то, что место, где проделали дыру в стене, во-первых, должно попасть в поле обзора камеры, расположенной над входом в ангар 2-2, где работают ботаники-агрономы и геологи, кроме того, оно должно просматриваться из окон этого ангара. Вдруг кто-то в то утро пришел на работу пораньше и что-то видел? Я ведь могу назвать примерный промежуток времени, когда некая неустановленная личность могла воспользоваться моей курткой и полукомбинезоном – с половины десятого вечера девятого ноября и до половины восьмого утра, когда я вышла из столовой. Надо бы к ним зайти, тем более, путь туда как раз через оранжерею и пролегает!

Эту постройку от остальной колонии отделяли высокие прозрачные стены огромной теплицы. Температура и влажность в ней поддерживались в соответствии с земными циклами жизни растений. Так что летом, к примеру, могло получиться так, что во всей Новой Терре температура колеблется от минус двадцати до минус пяти, а в оранжерее и малых теплицах плюс двадцать пять и лампы дневного света жарят, как солнце. Говорят, колонисты туда загорать ходят, и кое-кто продавливает идею об установлении там небольшого бассейна.

Но сейчас поздняя осень, и в оранжерее довольно холодно – датчик на входе показывал «минус четыре». Можно верхнюю одежду не снимать, только куртку расстегнуть. Деревья стоят голые, хотя кое-где еще остались сухие листья. Даже снег лежит – настоящий, не углеродный. Красота! Если не отвлекаться на вид за стенами теплицы, можно даже поверить, что вновь оказалась на Земле, где-нибудь в лесу или в парке.

Как оказалось, оранжерея сегодня влекла не только меня – на скамейке неподалеку я заметила Эльвиру Кочетову с сигаретой в длинном изящном мундштуке. Курение в Новой Терре, кстати, тоже… не то, чтобы запрещено, но, мягко говоря, не поощряется. Особенно в непосредственной близости от техники любой сложности. Но в оранжерее, да еще и на главной ее аллее (слишком громкое слово для широкой тропинки длиной в пятьдесят метров!) – почему бы нет.

– А, Надежда… – Кочетова заметила мое присутствие и не похоже, что обрадовалась тому. – Доброе утро. Что, и меня генералу сдадите?

Кривая усмешка сделала ее миловидное лицо гораздо менее привлекательным.

– Сдам, – пообещала я, направляясь к ней. – Если за коленки хватать вздумаете. Или, к примеру, за пятую точку щипать. И обвинять меня в том, что по моему приказу Вик Вашего начальника убил.

Эльвира изогнула бровь.

– Вот оно, значит, как… Ну, бывает, что мужчина за сорок начинает испытывать нездоровый интерес к юным девушкам и перестает оценивать себя здраво. «Кризис среднего возраста» называется. Правильно Вы его срезали. Только он не простит.

Я тихо хмыкнула. По-моему, то, что происходило с Ван Хауэром, называлось иначе – микровласть головного мозга с уклоном в садо-мазо. И так было понятно, что, раз уж главного следователя замкнуло на том, что организатор убийств именно я, и присовокупилась к этому страсть к блондинкам, то просто так, без помощи психиатра, его не отпустит. Соответственно, он от меня не отстанет. И, чувствую, тот, кто вставил в стену каюты Полторахина баллон с диоксидом углерода, действительно воспользовался моей верхней одеждой, результаты сравнения проб с разреза в стене жилого модуля и с моей куртки совпадут. Так что мне надо поторопиться, если я хочу найти доказательства своей невиновности, а то и настоящих убийц. Вернее, нам с Виком – как ни крути, вдвоем это будет сделать проще. Да и вообще, одно осознание того, что оказался не один перед лицом неприятностей, дорогого стоит.

Но озвучивать свои мысли Эльвире я не стала.

– Он что, действительно считает, что ты организовала убийство Гедеона? – хитро прищурилась Кочетова и сделала глубокую затяжку.

Я нехотя кивнула.

– А почему? – не отставала она.

Впрочем, ироничная полуулыбка говорила о том, что она не всерьез. Так что я только развела руками и плечами пожала. Мол, кто знает, что в больной голове творится. По правде говоря, ему бы к Витольду Марковичу… Увы, психотерапия у нас – дело добровольное. А для принудительного лечения у соответствующего специалиста нужны веские основания. Это если Ван Хауэр, к примеру, за мной с топором бегать начнет. Хотя, в его случае, с плеткой, наручниками и кляпом… Брр!

– А вы, Эльвира? Вы тоже так думаете? – будто бы в шутку осведомилась я, осторожно «прощупывая почву» для перевода беседы на Хоффмайера и его исследования.

Кочетова выдохнула колечко дыма и покачала головой.

– Не знаю, что и думать, Надя… И вообще, мы с тобой столько из-за образцов ругались, что уже пора обращаться друг к другу на «ты».

Я не возражала. А насчет образцов мы с ней действительно часто не находили понимания, особенно в первый месяц моей работы. Тогда она возвращала все принесенные моими дронами образцы с пометкой «Некондиция», однако не могла толком объяснить, что именно ей не нравится. Так что мне приходилось засиживаться на работе допоздна, отправляя моих роботизированных помощников за новыми пробами. Которые, впрочем, ею тоже «зарубались». Так я и работала с биолабораторией, пока не догадалась отправлять образцы с сопроводительной запиской и приложением видеофайла о том, как дрон забирает ту или иную пробу в полном соответствии с инструкцией. И не отправлять беспилотник за новой пробой без аналогичной сопроводительной записки с указаниями причин возврата со ссылкой все на ту же инструкцию. После этого количество недовольных образцами резко сократилось почти до нуля.

Хм… Уж кто-кто, а Кочетова вряд ли стала бы набиваться ко мне в друзья. Хотя, компании она вроде бы ни с кем не водит, всегда сама по себе.

– А насчет причины, по которой убили Гедеона… – Эльвира задумчиво потерла лоб. – Мне сложно делать какие-либо выводы. Надя, я ученый, я только фактам верю. А факты говорят о том, что, кто бы ни убил обоих светил науки – Гедеона и профессора Полторахина, он имел глубоко личный мотив. И желал, чтобы эти двое помучились перед смертью.

Возразить мне было нечего. Да и не рассматривала я оба убийства с этой точки зрения.

– У Котта должен быть веский мотив, чтобы убивать Гедеона, но, если и так, мне о том ничего не известно, – она постучала ногтем по мундштуку. – Да и вообще как-то это все… демонстративно, что ли. То ли вызов обществу, то ли попытка запугивания, то ли еще что…

Еще одна затяжка, призванная скрыть дрожь в голосе.

– Я бы не поверила, что Гедеона убил Котт, если б не видеозапись его убийства. Герр Хоффмайер не просто так предпочитал его другим водителям. Доверял.

– Это точно, – усмехнулась я, вспомнив, с какой настойчивостью начальник биолаборатории требовал, чтобы его вез именно Вик.

Кочетова усмехнулась, видимо, тоже вспомнив что-то подобное. Но тут же вновь стала серьезной и задумчивой.

– С другой стороны, Виктору было проще подобраться к нему. Но опять-таки непонятно, почему только сейчас, да еще и так демонстративно, на камеру… Кстати, версия, что кто-то мог воспользоваться чужим скафандром, чтобы совершить убийство, тоже имеет право на существование.

– А версия о том, что заместитель захотел оказаться на месте начальника и устранил его? – с легкой улыбкой прищурилась я, присаживаясь на скамейку рядом с ней.

– На меня намекаешь? – прищурилась Эльвира.

– Версии строю, – парировала я.

– Захотелось поиграть в следователя? – Кочетова откровенно веселилась.

Я тяжело вздохнула и опустила голову:

– Приходится. Иначе Ван Хауэр так и будет пытаться убедить всю колонию, что я организовала оба убийства. Не иначе, потому, что с ума сошла.

Мое признание развеселило заместительницу Хоффмайера еще сильнее – она хохотала до слез.

– Прости, Надя, давно так не смеялась! – сказала она, быстро промокая умело накрашенные глаза носовым платком.

Я развела руками, мол, рада, что повеселила, но ответ на свой вопрос получить хочу. Конечно, ее отношение меня неприятно царапнуло, но Эльвира сама по себе человек колючий и порывистый, вот и не стоит принимать ее слова близко к сердцу. В этом она похожа на Дашу, кстати. Правда, колкости моей подруги могут вызвать разве что смех, а слова Эльвиры сочатся ядом. Может, потому она так и не сошлась здесь ни с кем. Или смерти, случившиеся в колонии за последние сутки, так на нее влияют?

– Ну, хорошо, расскажу, – Эльвира прикурила новую сигарету. – И ты сама поймешь, что убивать Хоффмайера или Полторахина у меня причин не было. Наоборот, я молиться должна была, чтобы они живы-здоровы были и работать продолжали. Не молилась вот, а зря… Ты знаешь, чем именно они занимались?

Я покачала головой и затаила дыхание, боясь спугнуть удачу – Эльвира сама перевела разговор на интересующую меня тему.

– Вместе создавали бактерии, способные сожрать углерод из атмосферы Марса и переработать в азот, кислород и прочие составляющие земного воздуха. Так за несколько лет атмосфера тут станет как на Земле. Все согласно программе терраформирования.

– Ну, да, знаю, что есть такие планы – кивнула я.

– Рисовали на бумаге, да забыли про овраги, – ехидно усмехнулась Эльвира и начала рассказ.

Отличный план потерпел крах сразу же, на первом этапе реализации, когда Хоффмайер с подчиненными попытались заселить опытный участок земными бактериями – те погибли в течение нескольких часов даже под защитой генератора защитного поля. Нехорошо, но, в целом, ожидаемо. Тогда Хоффмайер и создал коалицию с Полторахиным, видным биоинженером и генетиком. Вдвоем они, в разных вариациях скрещивая земных бактерий с теми, что каким-то чудом приспособились к выживанию в суровых условиях красной планеты, несколько лет создавали гибриды с нужными свойствами. Успехи у тандема ученых были. Правда, добиться нужных свойств от гибридов на сто процентов не получилось – то нужные для атмосферы газы не вырабатывали, то углеродом питаться не желали, то еще что-нибудь шло не так.

Лишь одно оставалось неизменным: опасность для людей. И исконно марсианские бактерии, и гибриды их с земными стали самой настоящей угрозой для здоровья колонистов – попадая в организм, они вызывают тяжелый воспалительный процесс в легких или в ЖКТ. И выздоравливают, увы, не все. Так что мы вынуждены каждый день глотать повышенную дозу витамина С и каждое утро принимать контрастный душ для поддержания иммунной системы в тонусе. Пока что это неизбежное зло. И устранить это свойство бактерий-гибридов пока что невозможно – как я, далекая и от генетики, и от микробиологии, смогла понять из пояснений Эльвиры, способность бактерии выделять кислород почему-то плотно завязана на эту самую «болезнетворность». Правда, научное сообщество как Земли, так и Новой Терры делало робкие предположения, что человеческий иммунитет рано или поздно приспособится если не бороться с марсианской инфекцией самостоятельно, то хотя бы противостоять ей. В чем принципиальное отличие борьбы от противостояния я так и не поняла, но решила не углубляться в этот вопрос, оставив это на потом.

– Но, когда дело доходило до испытаний, у них всегда что-то шло не так! – в голосе Эльвиры слышалась неподдельная досада. – Гибли бактерии в полевых условиях. Сразу или через некоторое время, но гибли.

Я потрясенно молчала. Нет, я, конечно, знала из разговоров и по Дашиным обмолвкам, что ситуация серьезная, но чтоб настолько…

Но тандем ученых, стихийно расширившийся до квартета после вовлечения в эксперименты талантливого биоинженера Кристофера Лэнгли и самой Эльвиры, не сдавался, создавая новые виды гибридных бактерий. В прошлом году им вроде бы улыбнулась удача – сразу два экспериментальных штамма бактерий прижились на опытных участках и даже начали стабильно выделять то, что требуется. Правда, в условиях Марса снова начали дохнуть – на этот раз, для разнообразия, не все и не сразу, а только две трети и через несколько дней. Это была уже почти победа!

Потом Хоффмайер обратил внимание на то, оставшаяся треть бактерий выжила, поедая останки сородичей, и ему пришло в голову, что гибридам в реальных условиях просто не доставало еды, конкретно – органики. Иными словами, углерод для них был сродни пустой похлебки, в то время как органика – ломящийся от угощений праздничный стол. И началась великое противостояние биологов и ботаников за, простите, отходы жизнедеятельности колонистов…

Тут я не выдержала – засмеялась. Эльвира тоже, правда, недолго.

– Гедеон с ассистентами Коростылевой едва на кулаках не сошлись! – взахлеб рассказывала она с азартным блеском в глазах. – Точно побили бы друг друга, если б гвардейцы вовремя их не растащили! И все ради чего? Да из-за гумуса, ха! Я даже пожалела, что «бой века» не состоялся. В итоге договорились делиться – тридцать на семьдесят. Тридцать процентов дневной «выработки» нам, остальное на теплицы и оранжерею. Потому что генерал сказал, что научные опыты это хорошо, но кушать хочется уже сейчас и, как минимум, три раза в день. Вот так!

– Даже представить боюсь, как эти проценты отмеряют… – пробормотала я себе под нос и вновь обратилась в слух.

После того, как бактерии в дикой среде благотворно отреагировали на подкормку, дела, казалось, пошли на лад. Однако с недавних пор бактерии снова начали погибать. За последние три месяца все опытные участки за пределами колонии опустели. Вот Хоффмайер и искал причину. Новое озарение на этот счет у него появилось как раз тогда, когда он вместе с убийцей ехал к месту своей гибели.

– Вот, смотри, – покопавшись в памяти голопланшета, Эльвира открыла сообщение, полученное, согласно дате и времени, за полтора часа до смерти начальника биолаборатории.

«Эльза, я понял, почему гибли бактерии!!! Ты не поверишь, как все просто!!! Хочу кое-что проверить, но, думаю, моя гипотеза подтвердится. Вернусь – расскажу! Может, поужинаем у меня?». Вот, собственно, и все.

– И все, – сообразно моим мыслям повторила Эльвира. – Это его последнее сообщение. Теперь мне предстоит выяснять, что это за простая причина, по которой мы до сих пор не вывели гибриды, способные с нуля создать пригодную для дыхания атмосферу. Как я рада-а… Даже не представляешь!

Сказано это было, разумеется, с сарказмом. С таким искренним злым сарказмом, что я ей поверила – Эльвире действительно не было резона убивать начальника. Кроме того…

– И никаких догадок? – удивилась я.

Кочетова покачала головой и снова не сдержала нервозности. Понятно, досадует на резко увеличившийся объем работы и ответственности. И наверняка скорбит по Хоффмайеру.

– У вас были отношения? – поинтересовалась я, на секунду замявшись.

Все же неловко задавать столь личный вопрос едва знакомому человеку.

– Были, – не стала отпираться Эльвира. – Почти шесть лет. Он из первой волны колонистов, я из второй…

– Из второй?! – я не сдержала удивленного возгласа.

И только потом вспомнила, что перебивать нехорошо.

– Прости, я очень удивилась, – смутилась я. – Но ты так молодо выглядишь…

Кажется, я ей польстила, сама того не желая. Но и не погрешила против истины – Эльвире на вид больше тридцати не дать. Тридцать пять, в крайнем случае.

– Мне сорок один, – нарочито безразличным тоном ответила женщина, однако по довольной улыбке, притаившейся в уголках губ, я поняла, что нежданным комплиментом она довольна. – И я действительно прилетела сюда восемь лет назад, на «Марсе-2».

Потом Эльвира вновь вернулась к рассказу о своих отношениях с Хоффмайером.

– Мы оба много пережили, оба помним то время, когда всего этого – она обвела взглядом теплицу, одновременно указывая мундштуком на жилой модуль – здесь не было, только бескрайняя красная пустыня. Характеры у обоих непростые, но общее дело сближает. Вот и у нас закрутилось незаметно как-то. Не отходя от микроскопа, как говорится…

И невесело рассмеялась. А после вновь поднесла платок к глазам.

– Шесть лет в отношениях, потом случился разрыв… Потому что Мерхушина перед ним задницей крутила! – зло прошипела она, сжав мундштук так, что побелели пальцы. – Гедеона и так кризис среднего возраста одолел, будь он неладен, а тут еще и подружка твоя! Ну, он к ней и переметнулся…

– К Даше?! – я ей не поверила. – Бред какой-то!

Дарья, в отличие от меня, с влюбленностями и устройством личной жизни не торопилась, спутника жизни выбирала тщательно и придирчиво, причем исключительно из гвардии генерала и из космопилотов. Из молодых, сильных и внешне привлекательных. И вдруг Хоффмайер? Лысеющий мужчина за сорок пять, с непривлекательными, будто топором вырубленными чертами лица, не орел, да еще и ростом ниже самой Даши… В голове не укладывается!

– К ней, Надя, к ней, – голос Кочетовой так и сочился ядом. – На молодое тело старого козла потянуло! Я отпустила, конечно же. Еще и пинком на дорожку сопроводила бы, да нам по работе друг от друга деваться некуда. И Мерхушину он мне трогать запретил. Вот так прямо и запретил, сказал, что, если я буду по работе его новой пассии нервы мотать, он на меня Дубровцеву накляузничет, что я до сих пор покуриваю иногда, и так, еще кое о чем по мелочи, да еще и крупный головняк припишет. И доказывай потом, Элечка, что ты не верблюд! Как околдованный, ей-богу! Никого, кроме стервы той не видел и не слышал…

Я тихо фыркнула.

– Сорвать злость на Даше ты не могла. Поэтому решила сорвать ее на мне, так? – в тон ей осведомилась я.

Вот и причина постоянных придирок ко мне! Но, даже если Дарья действительно закрутила роман с начальником, я-то тут причем? Где логика? Вопросы, видимо, риторические.

Кочетова поежилась, будто замерзла, и вновь потянула в рот мундштук. Хорошая модель, кстати, в ней сразу несколько фильтров, делающих вред от курения минимальным, главное – не забывать заряжать.

– Я тогда сама не своя была, Надь, – помедлив, ответила она. – Я ж привязалась к этому козлу, полюбила его даже! По-своему, конечно… А он мне после шести лет отношений: «Другую полюбил, к ней ухожу!». Плохо мне было очень, умереть хотелось, да покончить с собой духу не хватало. Решила уйти из жизни пассивно, местный коктейль из таблеток пить перестала. А в ожидании, пока меня местная инфекция прикончит, только работой и спасалась.

Ее слова меня, мягко говоря, шокировали. Как уже было сказано, наш иммунитет еще не научился бороться с марсианскими бактериями без постоянной поддержки витаминов и в случаях, грозящих снижением иммунитета, требовал иммуностимуляторов. Из них, главным образом, и состоит местный «коктейль», который вынуждены ежедневно принимать колонисты – помимо микроэлементов, пребиотика, ну, и противозачаточных. И то, что Эльвира перестала принимать его, может быть расценено как саботирование рабочего процесса. Как минимум! Я озвучила эту мысль, однако Кочетова лишь отмахнулась. И продолжила свою исповедь.

– Я вела себя как стервоза последняя. Всем доставалось, не только тебе. Ты прости меня, Надя!

И замолчала, комкая испачканный тушью платок.

Я махнула рукой, мол, проехали. Сказать по правде, именно благодаря Кочетовой я ввела в обиход столь полезную практику как письменный обмен претензиями. Впоследствии выяснилось, что это позволило избежать проблем в будущем. Мне не обижаться, мне благодарить ее надо. Хотя, нервы она мне, конечно, помотала.

– Может, стоит вновь начать принимать лекарства? – осторожно спросила я. – Ты еще слишком молода, чтобы умирать. И потом, такое поведение безответственно по отношению к другим! Заболев сама, ты заразишь тех, кто рядом! Я по себе знаю, как тяжело переносится инфицирование местными бактериями! Никому такого не пожелаю.

Эльвира грустно усмехнулась:

– Зараза к заразе все не липнет и не липнет.

– Это не повод для шуток! – возмутилась я.

Кочетова, однако, махнула рукой и вся поникла, будто из нее позвоночник выдернули.

– Я тоже так думала, особенно когда Гедеон дней десять назад у меня прощение вымолил и предложил начать все сначала. Не потянул фею, видать. Или, может, сама Мерхушина его послала. Не знаю точно. А теперь снова не вижу в этом смысла… Надя, ответь, только честно: что побудило тебя лететь на Марс?

Я очень удивилась – и неожиданному вопросу, и такому резкому переходу с одной темы на другую. Однако Эльвира внимательно смотрела на меня, ожидая ответа. Пришлось вкратце рассказать ей историю моего становления колонистом. Реакция ее меня озадачила.

– До сегодняшнего дня я считала, что сюда заносит лишь две категории людей: непробиваемых идеалистов-романтиков, которых тянет к великим свершениям, и тех, кто бежит от чего-то. А тут на тебе! Третья категория подоспела: специально выращенные контрактники. Инкубаторские… Знаешь, Надя, ты показалась мне человечком добрым и светлым. Обидно было бы узнать о тебе что-то плохое, от чего только на другой планете и спасаться.

И замолчала. А я начала гадать, были ее слова похвалой или оскорблением.

– А ты к какой категории относишься? – поинтересовалась я меж тем.

– Ко второй, – Эльвира ответила, не задумываясь. – Подробности – не твоего ума дело, понятно?

Я только плечами пожала. Что тут непонятного?

– Так вот, когда на Земле я узнала, что набираются добровольцы для полета на Марс, я не раздумывала ни секунды, – продолжала она. – Не могла оставаться на Земле. Так здесь и оказалась. Должна сказать, здесь мне лучше, чем там. Приняли, как родную. Гедеон начал опекать, Дубровцев о внеочередном оперативном лечении с Даменецким договорился – у меня нос был сломан, перелом ноги сросся плохо…

– Неужели ты не проходила медкомиссию перед отлетом? – не поверила я. – Меня туда каждые полгода гоняли!

– Ты – другое дело, Надя, – сухо ответила Эльвира. – Ты и такие же контрактники из инкубатора – это, грубо говоря, материал на разводку. Потому в эту программу и набирают подростков, чтобы воспитать правильно, связи их с оставленными на Земле семьями оборвать, чтобы Марс им вторым домом стал, да плодиться тут заставить. Надо же планету заселять! А для этого производители должны быть здоровыми! Неужто не доводили это до твоего сведения прямым текстом?

Я не торопилась с ответом. Доводили вообще-то. Но я это восприняла как пожелание, а не как руководство к действию. Кто ж в здравом уме в условиях Марса детей рожать будет? Климат не тот, природные условия тоже, и это не говоря уж о полном отсутствии инфраструктуры для их развития и обучения!

Пока я подбирала слова, чтобы поведать о том Эльвире, она успела рассказать, что при наборе в первую и вторую волну колонистов требования к состоянию здоровья были гораздо ниже, потому что задачей их было обустройство колонии и научные исследования, а не рождение детей.

– Вроде как мозги есть, есть ученая степень, ноги передвигают, и ладно, – невесело усмехнулась моя собеседница. – Остальное роботы сделают. На деле, конечно, получилось иначе. Как, впрочем, и всегда.

И, широко поведя рукой, будто в танце, запела:

«Как на красной на планете

Колонисты завелись.

Им бы базу здесь построить,

И все будет… хорошо!

От работы здесь, на Марсе,

Дохнет робот, вашу мать!

Взял лопату академик

И копать, копать, копать!

Плечом к плечу копают дружно

Военный, повар, инженер,

Под жилой модуль и ангары

Марсу портят экстерьер»

Я даже не улыбнулась. Я хоть и недавно здесь, но отлично знаю, с какими трудностями столкнулись колонисты первой и второй волн. Вот кто настоящие герои! Конечно, копать котлованы под фундамент и технический этаж, бурить скважины и заниматься прочими строительными работами им на постоянной основе не пришлось. И это не говоря уже о перемещении с орбиты Фобоса частей корпусов космических кораблей и составлении из них зданий колонии или возведение периметра колонии – такое людям точно не под силу, даже при условии выставленных на максимум параметров экзоскелета. Только эпизодически – в ожидании, пока техники починят вышедших из строя роботов. А чинить их приходилось постоянно. Чинить, чистить от марсианского песка подвижные сочленения, смазывать их… Техники-ремонтники трудились в три смены, но успевали далеко не всегда. А вообще, век строительных роботов на красной планете оказался, увы, недолог – то, что на Земле было рассчитано лет на десять-пятнадцать работы, здесь убивалось за два года.

Так что, насколько я знаю, часть котлованов под ангары пришлось-таки рыть вручную. И производить сварку внутренних и внешних швов зданий. И еще много чего. М-да, большая часть строительных работ пришлась на период до активации купола жизнеобеспечения. Метеориты, ветра, слишком резкие перепады температур, пониженная по сравнению с земной гравитация, вездесущая красная пыль, которая, как оказалось, набивается буквально повсюду… Неудивительно, что такие суровые испытания нашли отражение в народном творчестве колонистов. Может, криво, косо и не всегда в рифму, но дух того времени передают верно. И это Эльвира еще цензурные вспомнила! А то доводилось мне слышать такие, где литературными были только предлоги. И это сейчас рассказы о времени основания колонии кажутся смешными – а вот колонистам первой и второй волн, прилетевшим на пустую планету, было не до смеха…

– Была в позапрошлом веке детская песенка со словами: «Вкалывают роботы, а не человек», – продолжала вспоминать Эльвира. – Так вот, сейчас, в век роботизированного труда, она выглядит даже не наивно, а злой насмешкой! Потому что, Наденька, на одного введенного в эксплуатацию робота требуются, в среднем, пять обеспечивающих специалистов – два техника, программист, специалист по закупкам и уборщица. В среднем! А вообще, в зависимости от сложности конструкции, количество персонала может и до пятидесяти подскочить. В этом свете фантастические сюжеты о восстании машин смотрятся, мягко говоря, высосанными из пальца. А еще, представь себе, в двадцать первом веке народ всерьез верил, что автоматизация процессов сведет на «нет» полезность человеческого труда…

– Ты и Даменецкого знала, оказывается, – перебила я, направив беседу в нужное мне русло. – Просто Ван Хауэр сказал, что он меня, оказывается, тоже лечил, когда я бактерий подцепила. Недолго, правда, в тот же день умер.

Да, невежливо. Но слушать ее философствования у меня нет ни желания, ни времени.

– Тебя? С инфекцией? – вскинула брови Кочетова. – Нет, он что-то путает. Ты с инфекцией поступила, это не его профиль. Даменецкий – хирург, да еще и со специализацией пластического. Нос мне отличный сделал, как в молодости. Ну, и все лицо заодно. Потому я и выгляжу моложе своих лет. Но ты ничего не слышала!

Я заверила Эльвиру, что ее тайна умрет со мной. А потом поинтересовалась:

– А ты сама где была вчера утром?

После новой порции шуток по поводу моего участия в расследовании я все-таки получила ответ:

– В лаборатории. Пошла туда сразу после завтрака, и не одна, а в компании подчиненных – Чжу-Гао, Саамади и Зимовченко. Там и была до обеда. Потом сходила на обед в жилой модуль опять вместе с подчиненными. Вернулись всей толпой и работали спокойно, пока…

Но прежде, чем она озвучила причину досрочного прекращения трудового дня, в оранжерею вошла Даша. Вошла, увидела Эльвиру и быстро выскочила вон. Так быстро, что я ей даже не успела рукой махнуть.

– О, видела? – усмешка Кочетовой стала поистине зловещей. – Бегает от меня. Не рискует на глаза попадаться, зараза. И правильно…

– Ты все еще злишься из-за Хоффмайера? – сделала я предположение насчет того, почему Даше следует держаться подальше от новой начальницы.

– Злюсь, конечно, – не стала отрицать Эльвира. – А еще сильнее злюсь из-за того, что эта идиотка сорвала нам всю работу лаборатории! Уронила пробирку с биоматериалом, а потом, видимо, чтобы наверняка, еще и раздавила ее! Оступилась на каблучищах своих, и вот, пожалуйста! А там прототип был, понимаешь! Гибрид! Агрессивный для человека! Естественно, датчик засекает в воздухе лаборатории опасное содержание микроорганизмов, звучит сигнал тревоги, все в спешке и респираторах покидают лабораторию, потом еще два часа торчат в дезинфекционной. Сам ангар 1-3 тоже закрыт на дезинфекцию, дня на два работа встала. Почему я, думаешь, тут сижу, а не над микроскопом корплю, последнюю загадку Гедеона решая?

Я только головой покачала. Происшествие в биолаборатории стало для меня новостью! Странно, что Даша еще не написала мне о нем… С другой стороны, я, уточнив у Кочетовой, когда именно произошел инцидент с пробиркой, уверена: мою подругу можно вычеркнуть из списка подозреваемых – на время убийства Хоффмайера у нее точно алиби. Хотя она, теоретически, вполне могла бы надеть скафандр Вика – высокая, стройная…

– Ладно, иди уж, – Эльвира кивком указала на дверь оранжереи. – А то заждалась подружка, аж подпрыгивает… Ты, Надя, не принимай близко к сердцу то, что я тебе тут наговорила. И я надеюсь, что все это останется между нами.

Я пообещала, что так и будет. И поспешила к выходу из оранжереи, решив, что с ботаниками поговорю позже.

– Надя, там «Шершень» прилетел! – обрадовала меня Даша, указывая рукой в небо.

«Шершнем» тут называли мобильный модуль, летающий по воздуху, который доставлял космопилотов на Фобос и обратно. Егор вернулся!

И в подтверждение тому на мой голопланшет тут же поступило сообщение от него: «Зайка, я уже в шлюзовой! Встречай!».

Конечно, мы с Дашей побежали к шлюзовой платформе. Однако, как не радовалась я возвращению любимого, прояснить ситуацию с Хоффмайером все-таки стоило. Не люблю лезть в личную жизнь других людей, даже подруги, но другого выхода нет.

– Даш, у тебя что-то с Хоффмайером было? – пересилив себя, спросила я.

Подруга резко остановилась и, обернувшись ко мне, удивленно вскинула брови.

– С чего ты взяла? – спросила она таким тоном, будто я объявила ей, что Марс плоский.

Потом бросила взгляд в сторону оранжереи и скривилась, будто лимон разжевала.

– А, понятно, Кочетова напела… Вот змея! Повезло ей на старости лет – Хоффмайер на нее позарился, вот и видит угрозу своему счастью в любой представительнице женского пола. А уж если она молодая и красивая, то вообще туши свет! Ты даже не представляешь, как она меня прессует! Ну, начальник не выдержал, заступился пару раз за меня, так она ему потом такие сцены ревности закатывала, что стены дрожали. Мрак! И меня, видимо, в его любовницы записала, ходит теперь, сплетничает!

– Извини, но… я должна была спросить, – стушевалась я.

Дарья с ироничной полуулыбкой постучала мне пальцем по лбу.

– Надежда! Думай головой, прежде чем принять на веру чьи-либо слова! Ну, сама подумай, зачем мне Хоффмайер? Он же старый, страшный, зануда, да еще и ниже меня ростом! Совершенно не мой тип.

Тон ее был столь уверенным, а удивление от того, что я записала ее в любовницы Хоффмайера, столь натуральным, что я ей поверила. Более того, ощутила укол стыда – и как я могла подумать о ней такое?! Нет, все, конечно, может быть, но… В общем, развивать тему взаимоотношений моей подруги и ее покойного начальника я не стала. Перевела тему на вчерашнее происшествие в биолаборатории:

– Кочетова на тебя еще и за вчерашнее злится…

Даша помрачнела.

– Сама не понимаю, как такое произошло… Но, по уму, она тоже виновата – знает же, что я личный ассистент герра Хоффмайера, но отправляет меня в криохранилище за биоматериалом как какого-то младшего научного сотрудника! Начлаб так ни за что не поступил бы – он педант до мозга кости, скорей съест инструкцию, чем ее нарушит! А Эльвира в его отсутствие всегда распоясывается. Вот и отправила меня. А дальше… Как-то само собой получилось. Пишем теперь объяснительные всей лабораторией.

Я окончательно успокоилась – Даша к убийству Хоффмайера не имеет никакого отношения. Более того, ей невыгодна его смерть, ведь других защитников от Эльвиры у нее нет.

– Но есть и плюс: два, а то и три дня выходных, – Даша вдруг заулыбалась и подмигнула. – Есть возможность, хоть и с опозданием, но отпраздновать мой день рождения, а?

– Отличная идея! – одобрила я. – Может, пообедаем все вместе?

– И пообедаем, и поужинаем, и потанцуем, – с уверенностью заявила Даша. – День рождения только раз в году бывает!

Мы поспешили к шлюзовой платформе, к которой уже пристыковался «Шершень». Мысль о том, что Даша не очень-то опечалена гибелью начальника, я старательно гнала прочь. И все никак не могла понять, что царапнуло меня в рассказе Эльвиры – какая-то смутная мысль плавала на самом краю сознания, но, стоило мне попытаться рассмотреть ее, как она тут же ускользала. Раз так, решила я, шероховатость большого значения не имеет. И с легкостью забыла о ней – еще бы, у меня за спиной будто крылья выросли. Ведь еще немного, и я обниму Егора! Тут уже не до шероховатости…

Глава 5

По-прежнему 11 ноября

Надя

Я бросилась к Егору, едва он вышел из шлюзовой, обняла его крепко, заглянула в любимые карие глаза, поцеловала подумала, что Егору, определенно, было бы некомфортно в скафандре Вика – он ниже всего на полголовы, но телом гораздо мощнее. Впрочем, о чем это я? У него стопроцентное алиби и на момент гибели Хоффмайера и на время, когда неизвестные резали стену каюты Полторахина – он в это время дежурил на модуль-станции, а оттуда просто так на полчаса не отойдешь.

– Зайчонок! – он привлек меня к себе, обняв одной рукой. – Рад тебя видеть! Соскучилась?

– Конечно! – я, счастливая, прижалась к нему всем телом. – Я тоже очень рада!

– Зая, все смотрят, – шепнул он, отстраняя меня.

Мягко, но уверенно, лишив меня возможности обнять его снова. Меня это не то чтобы обидело, но царапнуло неприятно. Со стороны все выглядело вполне прилично, а о том, чтобы держать наши отношения в тайне уговора у нас не было. Впрочем, Егор, наверное, устал за двое суток на модуль-станции, вот и нервничает. Он, когда устает, раздражается на все. Зато, как выспится, снова становится милым и спокойным. Как и все мы.

– Привет, Цветанов! – Даша подошла следом за мной и остановилась в полушаге от нас. – Как на Фобосе дела? Летает?

– Фобос в порядке, – с улыбкой ответил Егор. – С прошедшим днем Рождения, Даша!

– Спасибо! – моя подруга улыбнулась в ответ. – Сегодня отпразднуем?

Все как обычно, в своей шутливо-ехидной манере. Но сейчас в ее голосе мне вдруг послышались бархатные мурлыкающие нотки. Примерно тем же тоном говорил со мной Вик, забываясь… Она что, флиртует? Или это уже больше, чем простой флирт или намек, это… обещание? Очень личное такое обещание, интимное даже. Как будто это она его девушка, а не я!

Миг – и наваждение рассеялось, Даша привычно съязвила, Егор с глухим раздражением отшутился. А я подумала, что перенервничала из-за событий последних суток, вот мне и мерещится всякая ерунда. Отогнав неприятные мысли, я предложила подруге и любимому отправиться в столовую прямо сейчас и пообедать всем вместе. Те идею поддержали – время-то как раз обеденное.

По дороге к жилому модулю мы втроем непринужденно болтали, однако, стоило нам усесться за столик с полными подносами еды, как настроение у Егора начало стремительно портиться, просто-таки на глазах – вернулись раздражительность и желание цепляться к словам. Так давала себя знать усталость, подкрепленная тем, что кровь от головы отливала к желудку. И вот уже мой молодой человек не участвует в беседе полноценно, а только кивает – сначала к месту, а после невпопад, а под конец и вовсе почти клюет носом, подперев голову кулаком. Так что я, пообещав Даше встретиться с ней позже, предложила Егору отправиться в каюту и поспать, и даже вызвалась проводить его. Пусть отдохнет до ужина, а дальше видно будет.

– Зая, массаж мне сделаешь? – спросил Егор на пороге каюты.

Конечно, я с готовностью согласилась. Думаю, одним массажем дело не обойдется. И дело тут не только в желании остаться наедине – я увидела возможность рассказать Егору о том, что творилось в колонии в его отсутствие и, в частности, о домогательствах Ван Хауэра.

– Зая, я в душ! – игриво подмигнул он, скользнув рукой по моей пятой точке. – Заходи, если захочешь.

И скрылся за дверью санузла. А я, подумав, предпочла подождать его возвращения в кресле за письменным столом. Решила сначала поговорить с ним, а потом уже перейти к чему-то другому. По опыту знаю, что после секса с ним разговаривать бесполезно – он почти сразу засыпает.

Кроме того, его раздражение передалось и мне, потому что моя радость от встречи с ним почему-то таяла, улетучивалась. В памяти то и дело всплывали слова Вика, сказанные еще в самом начале нашего с Егором романа:

– Знаешь, почему он тебя все время заей называет, по поводу и без? Потому что имя твое запомнить не может. Странно для парня, имеющего заинтересованность в девушке, не находишь?

Он сказал это, когда пытался «открыть мне глаза» на Егора. Так что возникшая у меня неприязнь к Вику вполне закономерна. Зато сейчас воспоминания о тех словах легли, похоже, на благодатную почву. Так что эта «Зая», раньше просто неприятно царапавшая, сегодня бесила неимоверно. Сейчас, на волне охватившего меня раздражения, во-первых, я подумала, что Вик был не так уж неправ, и, во-вторых, вспомнила, что сама несколько раз просила Егора не называть меня так, однако тот остался глух к моим просьбам, отвечал, что ему нравится, и вообще, «Зая, не злись, ты чудо!», и мне пришлось смириться. Так, стоп! Надо срочно успокоиться! Иначе я рискую поссориться с Егором. Хм, с чего мне вообще такие мысли в голову лезут? Я же люблю его!

Кстати, сейчас, на этапе притирки другу к другу, мы часто ссоримся. Примерно, через день. Егор, как оказалось, вспыльчив и обидчив, кроме того, любит придираться к словам, и нередко переворачивает сказанное мной с ног на голову. Обижается, потом уходит на несколько часов, чтобы успокоиться самому и дать время успокоиться мне. Да я и сама хороша – то тону в любви к нему, то он меня дико раздражает, и я никак не могу запереть то раздражение в себе, а пару раз едва сдерживала себя, чтобы не огреть его тем, что под руку подвернулось, и не выставить из своей каюты. И, заодно, из своей жизни. Но потом все как-то успокаивалось. Так что порой отношения наши напоминают прогулку по минному полю. И меня это, если честно, уже порядком вымотало. С другой стороны, как шутит все тот же Егор, не соскучишься. Как бы деликатно донести до него, что есть и более интересные и сближающие занятия, нежели ссоры и придирки? И так, чтобы не создать новый повод для ссоры? Пока не представляю даже.

Пока я считала вдохи-выдохи, настраиваясь на позитив и стараясь трансформировать булькавшее внутри раздражение во что-то более конструктивное, мой парень закончил с банными процедурами и вернулся в каюту. И этот в одном полотенце!

– Зай, я тебя ждал-ждал, а ты так и не пришла, – с укором констатировал он.

Опять «зая»! Мне стоило неимоверных трудов не передернуться при бесящем меня обращении! Все самоуспокоение насмарку! Надо срочно начать дыхательную гимнастику снова!

– Потом, когда ты масло смывать пойдешь, – ответила я, разминая пальцы и взглядом указывая на койку.

А потом, решив бить его же оружием, засюсюкала:

– Гошик, ты не представляешь, что тут у нас случилось!

Может, хоть так поймет?

Егор скривился.

– Зая, я же просил не называть меня так…

– А я просила не называть меня «Зая»! – отчеканила я.

Получилось не хуже, чем у Даши или той же Кочетовой.

– Так что если я Зая, то ты – Гошик, – закончила я. – Громко, четко, с выражением и с доведением до широкой общественности.

Егор вздохнул нарочито страдальчески.

– Зая-я…

– Да, Гошик? – я невинно захлопала ресницами.

В воздухе на несколько секунд повисло напряженное молчание. И Егор сдался:

– Хорошо, не буду называть тебя «Зая» и производными от этого словечками. Ты довольна?

Я, чуть помедлив, кивнула.

– Ты чего сегодня такая кусачая? – спросил он, устраиваясь на койке.

– Перенервничала, похоже, – ответила я.

И, не дожидаясь расспросов, сама начала рассказывать об убийствах Хоффмайера и Полторахина, в которых пытаются обвинить меня и Вика. Умолчала лишь о том, что последний провел эту ночь в моей каюте, и что я оказала ему медицинскую помощь.

Одновременно я, привычно достав массажное масло из тумбочки, начала разминать ему спину – Егор едва не урчал от удовольствия. Он хранил загадочное молчание до самого конца легкого массажа. А после огорошил меня неожиданным вопросом:

– И что ты от меня хочешь?

Такой сухой деловой тон, будто он не со своей девушкой говорит, а с кем-то, кто ему абсолютно безразличен.

– Хочу, чтобы ты поговорил с Ван Хауэром и убедил его держаться подальше от меня, – сформулировала я, несколько удивленная его реакций. – Я не хочу быть объектом его домогательств. И чтобы на меня безосновательно всех собак повесили тоже.

– Может, тебе показалось? – Егор перевернулся на бок и внимательно посмотрел на меня. – Вдруг ты как-то не так поняла Ван Хауэра? Или слова его истолковала неверно, на свой лад? Вдруг он просто изложил тебе свои подозрения и хотел узнать твою точку зрения на это. Не забывай, что русский язык для него не родной, он вполне мог неправильно подобрать слова, построить фразу и расставить акценты. А мимика, выражение глаз и поза – это все субъективно и дело восприятия, так что аргументами в споре быть не могут.

А я-то думала, что удивить сильней он меня не мог! Ошибалась, однако…

– Точно нет, – заверила его я. – Девушке сложно ошибиться в таких вещах. Тем более, он меня так за колено ухватил, что, наверное, синяк остался.

– Начал падать со стула и ухватился за то, что под руку попалось, – выдвинул контраргумент Егор, снисходительно глядя на меня. – Тем более, сама говоришь, что его птичка «Перепел» посетила.

У меня от возмущения на миг даже дар речи пропал.

– Тебе бы адвокатом быть, а не космопилотом! – протянула я, не скрывая разочарования.

– Обращайся! – самодовольно хохотнул он. – Разложу по полочкам любую ситуацию. Для тебя – бесплатно.

Кажется, он так и не понял, что это была не похвала, а очень даже наоборот.

– Вообще, Ван Хауэр уважаемый член общества, – закончил он. – И для того, чтобы выдвинуть против него столь серьезные обвинения, нужно что-то посерьезнее взглядов и ощущений. И языковой барьер, который, как не закачивай иностранный язык в подсознание, все равно остается, ибо чужой менталитет, базовые понятия и образы в подкорку не заколотишь, как не пытайся. Может, у них в Европе принято девушек при прощании за коленки хватать?!

Я отвела взгляд, более не видя смысла убеждать Егора в своей правоте. Кажется, в деле защиты от посягательств Ван Хауэра он мне не помощник – найдет тысячу отговорок, но не вмешается. Как не печально, в том, чтобы ему остаться в стороне, есть смысл – обострять отношения с Соммерсом, в ведении которого находится снабжение космопилотов и утверждение расписания дежурств на модуль-станции, для него нежелательно. Даже ради своей девушки… Каждый за себя, да? Дружба дружбой, а табачок врозь? Что еще о таких отношениях, когда хорошее делят на двоих, а свои проблемы каждый решает сам, говорит народная мудрость?

Неожиданно я задумалась над тем, что я вообще здесь делаю. Может, я поспешила, бросаясь в отношения с Егором? Если подумать, я ведь на тот момент почти его не знала. Влюбилась с первого взгляда еще на космодроме, переживала, что он на меня даже не смотрит, утешала себя, мол, насильно мил не будешь, пыталась отвлечься в новых впечатлениях, новых знакомствах и работе. И, когда вдруг после того случая с потерявшимся дроном, моя тайная любовь вдруг обратила на меня внимание, была на седьмом небе от счастья. Настолько счастлива, что совсем отключила мозги и включила склонность к мазохизму. И даже не делала попыток сравнить Егора с другими парнями из моего окружения. Увы.

С Виком мне, например, общаться легко и комфортно, и это несмотря на некоторую навязчивость последнего. Да и вообще, сегодня ночью он не воспринимался как чужак! Когда это он успел стать для меня своим? А я для него? Почему именно ко мне он явился вчера, больной, едва стоящий на ногах, с уверенностью, что я не подниму тревогу, не сдам его, а помогу? Рассчитывал на банальное везение? Что-то подсказывает мне, что вряд ли. И эта его оговорка, будто он помнит некое событие, сблизившее нас, а я почему-то нет, не дает мне покоя.

Еще я поймала себя на мысли, что никакого близкого общения с Егором не хочу, наоборот, с нетерпением посматриваю на часы на закрытой панели голопланшета и подыскиваю повод, чтобы уйти. Не романтический настрой какой-то. Хотя, после всего сказанного было бы странно, если бы он таковым остался.

А насчет Ван Хауэра и обвинений в убийствах… Жаль, но придется справляться самой. «Решай свои проблемы сама!» – вспомнились мне слова мамы после того, как я, дошкольница, пришла к ней жаловаться на то, что меня другие дети в садике обижают. Больше я родителей своими проблемами не нагружала. Так и живу с тех пор…

Вместе с разочарованием от слов Егора в мою душу закрался червячок сомнения: вдруг я действительно все не так поняла? С другой стороны, не могла я просто так, на пустом месте нафантазировать нездоровый интерес Ван Хауэра к себе! Это совсем не характерно для меня! Или могла?.. Вдруг на меня жизнь на Марсе так влияет? Кошмары-то начали сниться… Может, слова Вика о страсти главного следователя Новой Терры к блондинкам и призывы к осторожности так на меня повлияли, что я нафантазировала себе, чего не было?

Кстати, о Вике…

– Егор, а правда, что вы с Виком Коттом были знакомы на Земле? – спросила я.

И тут мне пришлось снова удивляться, когда спокойное ленивое благодушие Егора вмиг сменились отнюдь не наигранной злостью. Глаза сузились, брови сошлись на переносице, на скулах заходили желваки. И красивое мужественное лицо моего парня (теперь уже, кажется, бывшего) вдруг превратилось в отталкивающую маску. Ого! Вот это реакция на невинный, в сущности, вопрос!

– Ну, были! – прошипел Егор, сверля меня тяжелым взглядом. – Не дружили, общались сквозь зубы и только по необходимости. И что из этого?

– Да нет, ничего, просто спросила, – я поспешила его успокоить. – Просто слухи ходят…

– А тебе больше нечем заняться, кроме как сплетни собирать? – так же зло осведомился Егор, приподнимаясь на локте.

– Нет, но от них сейчас, когда Вик обвинен в убийстве Хоффмайера, не спрячешься, – я инстинктивно встала с койки и переместилась к выходу из каюты. – Вот я и спросила…

И, набрав в грудь побольше воздуха, будто перед прыжком с вышки, я решилась задать еще один вопрос:

– Как думаешь, мог Вик действительно убить Хоффмайера?

Егор вскочил с койки, быстро натянул спортивные штаны и нервно заходил по каюте.

– Видимо, мог, раз убил. Рука не дрогнула.

– Но…

– А ты, выходит, сомневаешься? – Егор нехорошо прищурился, взглянув на меня.

Я машинально кивнула. И получила новую порцию агрессии в свой адрес – Егор в один шаг оказался рядом со мной, больно вцепился мне в плечи и начал трясти, как Тузик тряпку.

– Зря сомневаешься! – выкрикивал он мне в лицо, брызгая слюной. – Ты не думай, что он такой весь хороший! Вик твой сволочь – клейма ставить негде! И болтается по жизни, как… как ромашка в проруби!

Я попыталась вырваться, но безрезультатно – хватка у Егора оказалась железная.

– Мне больно! – крикнула я. – Отпусти немедленно!

Меня отшвырнули в сторону койки. Правда, я туда не долетела – упала на бедро, ударившись локтем о край ложа. А Егор, нависая надо мной, со зверским выражением лица выкрикивал подробности своего знакомства с Виком:

– Да, проучились мы с ним три года в военно-космической академии! Не дружили, да и не общались особо – год разницы в возрасте, разные группы, разные курсы, разные компании. Но пару раз пересекались, так что о сволочизме данной личности могу утверждать с уверенностью. Он меня подставил, трижды, причем во второй и третий раз меня едва не отчислили! Ничего личного – в первый раз он стремился отбить у меня девушку, а во второй ему просто нужно было свесить на кого-то свой косяк. Стрелки перевести! А в третий просто идиотское стечение обстоятельств, но крайним он все равно выставил меня! Мне же просто не повезло – оказался не в том месте и не в то время…

Я только глазами хлопала. Как-то не вязались эти слова с моим мнением о Вике. С другой стороны, я знаю его не так давно, чтобы утверждать наверняка, что Егор говорит неправду.

– Ничего, бумеранг не заставил себя ждать, – глаза Егора мстительно блеснули. – Почти сразу после того он со всей дури впилился в дерево на аэробайке, чудом остался жив, но продолжать учебу на космопилота уже не мог. Здоровье подкачало, ха! Так ему и надо, сволочи! Будет знать, на кого лапу задирать…

На лице Егора расцвела такая довольная улыбка, будто он сам имел отношение к той аварии. А мне стало по-настоящему жутко. Я смотрела на Егора и не узнавала его. Не могу поверить, что этот истеричный тип и парень, которого я любила – один и тот же человек!

– Насколько я знаю, потом он перевелся в ВУЗ, где готовят пилотов для гражданской авиации, но там он и недели не продержался – вышибли. Медкомиссию не прошел! Вообще не понимаю, на что он рассчитывал с отметкой об аварии и черепно-мозговой травме в медкарте?! Ему ж, считай, мозги по новой в черепной коробке складывали!

Хм… Сильно Вик зацепил Егора, раз он мало того, что в курсе всех подробностей, так еще и смакует их, будто элитный сорт кофе, и получает удовольствие от того.

– А знаешь, с чего Котта вдруг на Марс понесло? – с какой-то неестественной веселостью продолжил Егор. – Думаешь, он иного применения себе на Земле не нашел? Э, нет, ремонтом техники заниматься, ковыряться в канализации или таксовать он вполне мог… Хотя, таксовать – только нелегально, потому что ему после той аварии водительские права не светили вообще. Тут все просто: он от подружки своей беременной свинтил! Не хотел биографию портить и внебрачного ребенка себе на шею вешать! Он же у нас вольная птица, мать его за ногу! Он лучше в колонисты запишется, чем алименты платить будет! И это не говоря уж о том, чтобы помогать этого самого ребенка растить!

Я хоть и была растеряна и неприятно поражена случившейся с Егором переменой, все же нашла в себе силы выразить сомнение в его словах:

– Ближе-то места не нашлось, чтобы сбежать? Или земной шар действительно такой маленький…

Если честно, такой поступок Вика почему-то не желал укладываться у меня в голове – все внутри меня противилось этому.

– Там и девушка не простая, дочь влиятельных родителей, они Котта из-под земли достали бы и шкуру на ленты порезали бы, – ухмыльнулся Егор. – И не посмотрели бы на именитого деда и папашу со Звездой Героя! А так сбежал на другую планету и гуляй, рванина… Снова, сволочь, пытается у меня девушку увести! А самое паршивое, что девушка-то не против! Да, девушка?!

– С чего ты взял?! – удивилась я.

– А с чего вдруг расспросы эти?! – прошипел Егор. – Решила разузнать о нем побольше, чтобы рыбка точно с крючка не сорвалась? Брось, не та эта рыба, чтобы мной пробрасываться!

Удивление мое росло в геометрической прогрессии. Правда, так и не поняла, отчего больше – из-за какой-то надуманной ревности к Вику, абсурдности обвинений из невинного вопроса или попытки выставить меня виноватой во вспышке его гнева. И как-то сразу меня осенило: да он же снова ищет повод для ссоры! Почему не нашел его сразу, во время обеда, по пути сюда или в столовую? Похоже, ему просто нужен был массаж. Вот так – массаж нужен, а сама я не очень… Что ж, не буду более досаждать ему своим присутствием. Тем более, в этом наши желания совпадают – я не то, что не хочу, я уже боюсь оставаться с ним! Неизвестно, что взбредет ему в голову в таком состоянии. Вот только я не могу понять, насколько Егор искренен в этом своем гневе. Может, он лишь изображает его? А то чудится мне некая неестественность… Да и вообще, какая муха укусила Егора? Раньше он никогда не вел себя так, по крайней мере, со мной…

От писка моего голопланшета, возвестившего получение нового сообщения, вздрогнули мы оба.

– Что, Котт пишет? – с недоброй усмешкой осведомился Егор. – Соскучился, наверное. Опрометчивый поступок для того, кто в розыске!

– Нет, Дубровцев, – ответила я, поднимаясь. – Хочет, чтобы я через полчаса была у него. Так что я побежала. Массаж ног сам себе делай! Всегда!

После такого Егор не пытался меня удерживать – снял дверь с блокиратора и молча скрылся в душевой. А я, не помня себя от радости, побежала к выходу из жилого модуля. Как же вовремя пришло сообщение от генерала! Ох, елки-палки… В какой-то момент мне действительно казалось, что Егор вот-вот меня ударит! А я физически слабее его, поэтому отпор дать вряд ли смогу. И путь к бегству отрезан заблокированной дверью каюты… Так себе положеньице! Решено, пока что не остаюсь с Егором наедине. И думаю, стоит ли продолжать отношения с ним. Любить-то я его люблю, но не настолько, чтобы платить за эту любовь собственным здоровьем или жизнью.

И еще мне стало интересно, что я задумалась, что именно не так со здоровьем Вика, раз к управлению транспортом на Земле он не годен, а к полету на Марс – вполне? Выглядит он вполне здоровым, чувствует себя, вроде бы, соответственно. Неужели все настолько плохо, как рассказывал Егор? Нет, что-то не верится. Уже хотя бы потому, что к полету на Марс Вика все-таки допустили. Может, он и не проходит по категории «на разводку», как сказала бы Кочетова, но того, кто совсем слаб здоровьем, сюда точно не отправили бы – не целесообразно и не рентабельно. Ох, ему ведь и здесь довелось крушение космического корабля пережить! Или парню катастрофически не везет, или наоборот, очень везет… Но, так или иначе, постараюсь выяснить правду.

За этими рассуждениями я даже не задумалась о том, с чего, собственно, генералу вызывать меня лично. Обычно вопросы, связанные с моей работой решались опосредованно, через начальника МТО, технико-ремонтной бригады или начальников лабораторий. Раз вызывает лично, значит, будет вести речь о расследовании… Неужели Ван Хауэр нажаловался? Ну вот, только разборок с кляузами после того, как мой парень предстал в столь нелицеприятном свете, мне для полного счастья и не хватало!

Однако, как оказалось, мой лимит удивления на сегодня еще не исчерпан.

– А, Надя! – Дубровцев едва оторвался от какой-то сложной голопроекции, стоило мне заглянуть в его кабинет. – Заходи! Дело на полминуты.

И, стоило мне, провожаемой настороженно-оценивающими взглядами охранников, подойти к его рабочему столу, он вручил мне крохотную, размером с ноготь полупрозрачную пластинку. Ого! Съемный накопитель для хранения данных, в обиходе – «Льдинка»! Мой ровесник, не иначе! А то и старше.

С окончательной заменой информационного «костыля» – всемирной паутины интернет – на инфосферу и проникновением ее во все сферы жизни общества необходимость в подобных устройствах отпала сама собой. Я и не думала, что мне доведется подержать такое в руках.

– Отдай Котту при случае, – попросил меня Юрий Валентинович.

Не приказал, как обычно, а именно попросил. Видно, погода испортится – всерьез и надолго. Или, не дай Бог, метеорит в область Новой Терры упадет!

И еще у него не было и тени сомнения в том, что случай мне представится.

– Скажи, там информация, которую он просил, – продолжил генерал, одновременно проводя какие-то манипуляции с голопроекцией. – Все, что мой человек смог достать. И еще передай, чтобы заканчивал тратить время на ерунду. Транспортные карты о перемещении «Фобоса» за сентябрь вряд ли имеют отношения к гибели Хоффмайера и Полторахина. И вообще, пусть выяснит, что тут, у нас под носом, происходит. И как можно быстрее! Есть вопросы?

Я хотела возразить, сказать, что не собираюсь более встречаться с Виком, и вернуть «льдинку». Однако в последний момент вспомнила Ван Хауэра и передумала.

– Я не знаю, где его искать, – тихо сказала я.

Понимаю, что афишировать помощь Вику не стоит. Как и говорить о ней не посвященному в истинную суть дела.

– Он сам тебя найдет, – услышала я в ответ. – Еще вопросы?

Я покачала головой.

– Тогда иди, Надя. Иди.

Он поднял голову, и я вдруг отчетливо увидела и темные круги под глазами, и кожу на лице нездорового землистого оттенка, и глубокие морщины. Уверена, это не просто возраст и усталость. Похоже, генерал болен. Странно, что я не заметила этого вчера…

– Ах, да! На Ван Хауэра пришлось наложить дисциплинарку, так что он злой, как черт. И Соммерс тоже. Так что постарайся им на глаза не попадаться. И не ходить в одиночку.

Я только глазами захлопала. Вот это номер! То есть, я сама, своими руками сделала себе подлянку, при всех сообщив о том, что главный следователь явился на работу с похмелья!

– Да нет, все правильно, – произнес Юрий Валентинович, ни к кому не обращаясь, будто разговаривал сам с собой. – Все равно пить будут. Совсем уж закручивать гайки не стоит, но и закрывать глаза на такое тоже не надо. Иначе обнаглеют до крайности, и такое начнется… Перегрызем ведь друг друга…

– Юрий Валентинович? – негромко окликнула его я.

Он едва заметно вздрогнул, будто забыл о моем присутствии. Посмотрел на меня, тряхнул головой, потер лицо руками.

– Извини, Наденька, задремал, видать. Переработки никому на пользу не идут.

– Вам бы отдохнуть, – осторожно посоветовала я.

– В могиле отдохнем, – отмахнулся генерал. – А тут дел много.

Я только вздохнула.

– Береги себя, – напутствовал меня он.

И снова начал вертеть голопроекцию так и эдак, давая понять, что аудиенция окончена.

Кстати, приглядевшись, я поняла, что это не руины древнего города, как я подумала изначально – в ней угадывались очертания космического корабля подобного тому, который привез меня сюда. Правда, этот корабль разломился на несколько частей, потому я и приняла их издали за остовы полуразрушенных зданий. Кажется, передо мной голографическая версия останков «Марса-4». Ах, да, Вик же рассказывал, что получил травму и дозу радиации как раз во время демонтажа какого-то оборудования с потерпевшего крушение корабля! Видимо, разбор руин будет продолжен…

У меня язык не повернулся спросить генерала о самочувствии. И о чем-либо еще. Так что я молча ушла, спрятав носитель с информацией в карман джинсов. Понятия не имею, как именно передать его Вику. Но, может, Дубровцев прав, и Вик сам будет искать встречи со мной. Но где и когда?

Покинув ангар 1-1, я побрела к оранжерее. Рабочий день еще не закончен, так что я вполне успеваю поговорить с ботаниками. Одновременно я написала сообщение Даше с предложением встретиться – про ампулу-то я совсем забыла! Однако, подруга не отвечала. Наверное, чем-то занята.

Общение с работниками ботанической лаборатории оставило только приятные впечатления. Да и сама лаборатория тоже. Нигде более в Новой Терре нет такого количества живых растений, буйства зеленого цвета и потрясающе вкусного воздуха, наполненного ароматом земли. Удивительно! На Земле я всегда старалась увильнуть от трудовой повинности на садово-огородном участке у деда и бабушки, мне, городской до мозга костей, не нравилось там буквально все. А сейчас я поймала себя на мысли, что с удовольствием покопалась бы в земле, посадила бы что-нибудь…

Более того, меня развеселило написанное от руки объявление на входе в ангар. Оно гласило: «Распылитель заперт в моем кабинете! Кто возьмет без моего персонального разрешения, узнаю и порву, как Тузик грелку! Потому что меня уже достало, что он все время пропадает куда-то!». И размашистый автограф профессора Коростылевой, поверх которого отчетливо виднелся грязный отпечаток поистине монументального кулака. Точно начлаба ботаников! Рука Любови Петровны, по слухам, по тяжести немногим лапище главврача уступает!

– Действительно, пропадал, – едва ли не хором подтвердили ботаники. – Прямо-таки мистическим образом. Вроде, оставляли на месте, а он потом пропадает и обнаруживается совсем не там, где должен быть. И, главное, никто ничего не знает! Вот Коростылева и разозлилась, теперь распылитель выдает только лично, под роспись.

Я покачала головой, удивляясь происходящему в ботанической лаборатории, а после начала задавать словоохотливым трудягам уже свои вопросы.

– Ну да, видел я двоих у стены жилого модуля, – делился со мной подробностями раннего заступления на дежурство ассистент начлаба Гера Левашов, которому в то утро выпало контролировать работу теплиц. – Думал, парочка уединения ищет. Угол-то у нас тут достаточно глухой, оранжерея и теплицы большую часть обзора закрывают. Ну, я, как воспитанный человек, не стал подглядывать. Да мне и некогда особо, надо было все показатели перепроверить, то, се…

И, кажется, вознамерился, поминутно строя глазки из-за визора очков, перечислить все показатели, на которые он ориентировался, чтобы убедиться в правильной работе приборов. Пришлось перебить его. Снова произвожу впечатление невоспитанной особы. Зато время и нервы себе сэкономила.

– Как выглядели эти двое?

– Да я уже все следственной группе рассказал… – Гера задумчиво поправил очки и окинул меня лукавым взглядом, явно на что-то намекая. – И вообще, у меня дел много!

Набивает себе цену, не иначе. Хочет, чтобы я его поуговаривала, пофлиртовала, пообещала что-нибудь эдакое, тем самым потешив его самолюбие и подняв авторитет среди коллег. А я, как назло, ни того, ни другого делать не собиралась. И, пока придумывала, как бы вытряхнуть из парня интересующие меня сведения, рядом с нами возникла сама заведующая лабораторией Любовь Петровна Коростылева, женщина, деловая и, что называется, конкретная.

По колонии даже шутка ходит: «Сачковать на работе ботаникам любовь не позволяет. Не любовь к профессии, а Любовь Петровна!». Смысл ее сводится к тому, что профессор Коростылева, внешне дама крупная, рослая и суровая по характеру, подчиненных держит в ежовых рукавицах, а те и мяукнуть против нее не смеют. На деле это не всегда так, но общественное мнение сложилось таким вот образом. И, как оказалось, в отдельных случаях оно мне очень даже на руку…

– Геша, не вредничай! – велела Любовь Петровна, сопровождая сказанное легким материнским подзатыльником. – Еще раз повторишь, не переломишься. А потом девушка подумает, принять ей твое приглашение на кофе или нет. Она ж, вроде, не свободна.

Левашов тяжело вздохнул, грустно посмотрел на меня, и все-таки поведал:

– Двое – парень и девушка. Она в бирюзовом зимнем костюме, он то ли в черном, то ли в темно-сером. На головах капюшоны. Несли кейс вроде тех, в которых ремонтники свои инструменты таскают. Я бы даже подумал, что парочка ищет уединения, если бы не те кейсы. Вот, собственно, и все.

Я на секунду задумалась, а после поинтересовалась, откуда у Геры такая уверенность насчет половой принадлежности подозреваемых, и не следует ли из его слов, что ремонтный кейс они несли вдвоем.

– Ну, он высокий, выше нее на голову, куртка мешковатая, цвет темный, – ответил Геннадий, потирая затылок. – У нас так процентов девяносто мужиков ходит. А бирюзовый и облегающий никто из них точно не наденет, так что вторая точно женщина. Да и фигура там просматривалась женская.

И он даже взмахами рук обозначил примерные параметры фигуры неизвестной девушки. Хм, либо у Геры разыгралось воображение, либо мне есть, чему завидовать…

– Костюмчик, выходит, на ней внатяг сидел? – спросила я.

Мне он, признаться, великоват – я специально приобрела костюм на размер больше на тот случай, если поправлюсь. Есть, куда расти, как шутит Даша. А вот неизвестной девушке – впритык. Иными словами, Гера для меня очень ценный свидетель, из его показаний следует, что там, за стеной жилого модуля, была не я, а кто-то другой. Да, доказательство косвенное, но это уже хоть что-то. Вот только Ван Хауэр, подозреваю, принял к сведению только ту часть показаний Левашова, которые подтверждают мою виновность. Увы…

Я поблагодарила Геру за сведения, пообещала подумать насчет кофе и сбежала от его навязчивого внимания.

Как раз получила сообщение от Даши. Подруга писала, что находится в медблоке и ждет результатов анализов. Но выйти не рискует, потому что здесь, кроме нее, сидят сотрудники обоих лабораторий, размещавшихся в ангаре 3-3 – био и генноинженерной – в полном составе, в том числе злющая Кочетова. Общаться с ней, да и с остальными коллегами у Даши никакого желания нет, ведь все они вынуждены сидеть в очереди на сдачу анализов из-за ее оплошности. Так что вынуждена она, несчастная, вместо подготовки празднования своего дня Рождения, прятаться у медиков в подсобке. И сидеть ей, бедолаге, там еще, минимум, час, пока у всех анализы не возьмут и результаты их не получат.

Намек я поняла, поэтому, забежав на пищеблок и разжившись там пачкой бисквитных пирожных, коробкой шоколадных конфет и пачкой чайных пакетиков, отправилась к медикам. Там, прокравшись мимо Дашиных коллег, я поднялась на второй этаж, где находились палаты для тех, кто нуждался в стационарном лечении (к счастью, сейчас пустующих), и стала искать нужную мне подсобку. Пришла несколько раньше оговоренного времени, но, думаю, пятнадцать минут погоды не сделают. В крайнем случае, подожду.

Даша, однако, обнаружилась в палате – стояла, склонившись над одной из медкапсул, и что-то набирала на портативном дисплее. С чего это она облачилась в медицинскую пижаму?

– Даша! – окликнула ее я.

Девушка, вздрогнув от неожиданности, обернулась, и я поняла, что обозналась.

– Ой, прошу прощения! Я перепутала Вас с моей подругой! – улыбнулась я.

И сама удивилась, как такое вообще возможно. Да, цвет волос кажется одинаковым при тусклых лампах в режиме энергосбережения – потом уже, когда девушка обернулась, я заметила, что она не шатенка, а брюнетка. Кроме того, обе заплетают волосы в косы, обе фигуристые. Но эта девушка, как минимум, на голову ниже Даши. И черты лица другие.

– Вам нельзя здесь находиться… быть без разрешения врача! – строго сказала она, подаваясь вперед всем телом и, как мне показалось, закрывая медкапсулу своим телом.

Сильный акцент свидетельствовал, что русский язык для нее не родной. Да и слова она явно подбирала.

А я вспомнила, кто она. Бриттани Уилкинс, операционная медсестра. Раньше наше с ней общение сводилось к мимолетным встречам в столовой, «здравствуй – до свидания». По работе я с ней не пересекалась, во время лечения тоже. Так что есть еще в колонии люди, с которыми я лично не знакома.

– Простите! – я виновато развела руками. – Я ищу Дашу Мерхушину. Она должна быть здесь.

– Она есть ушла! – ответила медсестра не слишком дружелюбно и, как мне показалось, слишком поспешно. – Я ничем не мочь Вам помочь! Уходить немедленно!

И отвернулась к медкапсуле.

Мне не оставалось ничего иного, кроме как ретироваться. Странно! Почему Даша ушла, не дождавшись меня? Может, появилась возможность провести вечер поинтереснее? Такое и раньше бывало. Тогда Дарья объявлялась только утром, довольная, и рассказывала о прошедшем свидании. Ну что ж, ее право. Жаль, меня не предупредила об изменении своих планов. Ну что ж, раз так, пойду на первый этаж к биологам, предложу им чаю за здоровье коллеги выпить – не пропадать же вкусняшкам!

Биологи к предложению попить чай отнеслись положительно – все, кроме Эльвиры. Та, задумчивая и погруженная в себя, только махнула рукой, разрешая веселье, и молча отправилась на второй этаж медблока. А у нас получилось что-то вроде спонтанного пикника в оранжерее.

Очень продуктивный пикник. На нем я узнала, что у Эльвиры действительно есть алиби на время убийства Хоффмайера – она все это время была в лаборатории, на виду у шестерых сотрудников. Минус одна кандидатура в подозреваемые.

Еще за нами увязалась Аня Решетникова, которая, как оказалось, встречается с парнем из биологов, и я смогла потихоньку узнать у нее, где она была вчера в то время, когда Вик видел, как кто-то в желтом пробежал за его спиной к помещению со скафандрами.

– Я сразу после завтрака хотела спать пойти, – рассказывала, морща нос, Аня. – Я же с ночного дежурства шла. Но Усиевич меня обратно дернул, сменщице моей, нездоровилось, она на работу не вышла. Так что пришлось мне еще и дневную смену пахать.

– А кто у тебя сменщица? – просто для проформы осведомилась я, мысленно вычеркнув еще одну кандидатуру из списка подозреваемых.

– Уилкинс, – опять скривилась медсестра. – У нее вечно то понос, то золотуха. Были бы на Земле, ее бы уже уволили за прогулы. Увы, тут ей гарантирована сохранность рабочего места. Пожизненная. А нам с остальными девочками, похоже, гарантировано пожизненно дежурить и ее смены тоже.

С этим трудно было спорить. Я и не стала, посочувствовала. Аня посочувствовала мне в ответ – у меня-то сменщика не было. Я же отшутилась, что, в этом случае, сочувствовать надо не мне, а всей колонии. Но, может, мне повезет, и сменщика мне привезет «Марс-6»?

А уж под конец, когда пикник уже подходил к концу, биологи рассказали мне о том, как Баркли с другим ремонтником, Рамирезом, спешно меняли какую-то деталь в СВЧ-печи, чтобы обед был готов в срок. Минус еще один подозреваемый. Алиби у всех, кто вчера утром надел желтое. М-да… Может, стоит просмотреть видеозаписи за вчера и поискать еще кого-нибудь в желтом? В конце концов, на завтраке не все колонисты присутствовали, и я вполне могла кого-нибудь упустить. Но это уже не сегодня – спать очень хочется. Мне ведь за прошлую ночь удалось поспать часа четыре, от силы.

Так что на ужин я не пошла, а по завершении стихийного пикника отправилась в свою каюту, приняла душ и легла спать. Вика там уже не было, и я, хоть и сама просила его не задерживаться у меня, ощутила укол беспокойства. Как он? Больной, неизвестно где… Вдруг ему стало хуже? Вдруг его арестовали? А я даже не могу помочь ему! И не знаю, как его искать. Может, активировать тревожную кнопку? Мысль хорошая, но что-то удерживало меня от этого шага. Как и от того, чтобы рискнуть и написать Вику сообщение – это точно будет глупостью.

Тяжелые мысли одолевали меня еще долго, однако в какой-то момент усталость взяла свое, и я провалилась в сон. Чтобы через три часа проснуться от сильного голода.

Глава 6

12 ноября, ночь

Надя

Есть по ночам, когда другие колонисты уже уснули или устраиваются на сон (кроме, разумеется, тех, кому выпало нести дежурство в медблоке, на периметре, в центре управления или на модуль-станции), не просто вредно, а порой и опасно! Одним вредом для фигуры дело не ограничится, поняла я, когда, стоило мне подойти к двустворчатому холодильному шкафу, кто-то сзади схватил меня за волосы, больно приложил лбом о дверцу холодильника и повалил на пол. И прежде, чем я успела сориентироваться в ситуации и дать хоть какой-то отпор, моя правая рука оказалась заломленной за спину, да так, что плечевой сустав вспыхнул огнем, а в спину с нажимом уперлось колено – одно неверное движение, и травма мне обеспечена.

– Что, думала, настучишь на меня генералу и все, свободна? – прошипел мне на ухо Ван Хауэр, обдав алкогольными парами. – Не выйдет, Надья! Ты мне заплатишь за унижение!

И, как подтверждение серьезности его слов, еще один рывок за руку, от которого у меня из глаз брызнули слезы. Вот я идиотка! Предупреждал же меня генерал, а я… Да что теперь ругать себя? Надо думать, как выпутаться! Силой не смогу – не справлюсь я с мужчиной, да еще и военным. Лучше попытаться обмануть или заболтать. А если позвать на помощь Вика, активировав «тревожную» кнопку на голопланшете? Но тогда его наверняка схватят! Нет, нужно придумать что-то другое!

– Что вы от меня хотите?! – всхлипнула я, пытаясь максимально расслабиться. – Неужели не понимаете, что нападение на меня будет иметь последствия?!

Новый рывок за руку, на этот раз сопровождавшийся остервенелым вдавлением колена в мой позвоночник. Больно!

– Рот раскрывать будешь, когда я позволю! – прошипел Ван Хауэр. – Иначе еще больнее будет!

Наверное, он хотел живописать, какие «развлечения» мне предстоит пережить с ним (или, скорей всего, я не должна их пережить), однако не успел. Неожиданно его тихое, полное торжества и предвкушения шипение сменилось громким, каким-то женским взвизгом, мгновенно переросшим в вопль ужаса. В тот же миг давление на спину исчезли, а моя рука обрела свободу. И прежде, чем я смогла подняться хотя бы на четвереньки, преодолевая боль в растянутых мышцах, услышала его стремительно удаляющиеся шаги. Что так напугало бравого следователя по кличке Ван Хельсинг, раз он, подогретый похотью, алкоголем и жаждой мести, оставил свою добычу и бросился наутек?! Может, и мне пора уносить ноги?