Самая холодная зима

Размер шрифта: 13

Brittainy C. Cherry

The Coldest Winter

Published by arrangement with Bookcase Literary Agency and Andrew Nurnberg Literary Agency.

Примечание автора

Эта история родилась из любви и предельной заботы. Это история о принятии различных этапов, через которые может пройти человек, скорбя о потере близких. Я хотела написать откровенную и честную книгу, показывающую, что путь к исцелению для каждого человека различен.

По этим причинам повествование может задеть чувства некоторых читателей: история касается таких болезненных тем, как злоупотребление психоактивными веществами, депрессия и смерть родственников.

Пролог

Одиннадцать месяцев назад

Мой мир,

Первый год – самый трудный.

Вот, что я помню с тех времён, когда сама потеряла мать. Я помню, что чувствовала, будто Вселенная движется в замедленном темпе, но в то же время каким-то образом с ужасающей скоростью выходит из-под контроля.

Буквально любая мелочь заставляла меня вспоминать о матери. Даже счастливые случаи вызывали уныние, потому что я понимала: её нет рядом, чтобы отпраздновать со мной важные моменты. Но хуже всего было то, что её не было рядом в самые незначительные моменты. Совместные будни иногда казались мне даже более желанными, чем победы и праздники.

Мне жаль, что я буду упускать моменты. Большие. Маленькие. Промежуточные. Мне жаль, что меня не будет рядом, когда мир опустится на твои плечи.

Мне жаль, что наше прощание произошло раньше, чем мы надеялись.

Но я хочу оставить тебе кое-что. Своего рода подарок. Это моя коробочка с рецептами. Ты знаешь, как много она для меня значит. В ней собраны сотни вкуснейших блюд, которые я готовила для тебя на протяжении всей твоей жизни. Если ты когда-нибудь почувствуешь кулинарное вдохновение, я хочу, чтобы у тебя был рецепт. Надеюсь, я послужу ориентиром, когда ты собьёшься с пути. Надеюсь, ты почувствуешь мою любовь в каждом кусочке.

Люблю тебя навечно. И ещё немного дольше вечности.

Ищи меня в рассветах. Я всегда буду рядом, буду ждать возможности озарить тебя первым солнечным лучом.

Con amore,

Мама

Глава 1
Старлет

Январь, наши дни

В тот день, когда мне исполнилось четырнадцать, я составила жизненный план. Я знала, чего хочу, и видела список действий, чтобы достичь всего, чего желала. Первым шагом было окончить колледж со степенью педагога, как это сделала моя мать. Шаг второй: к моменту выпуска обручиться с моим парнем Джоном. Шаг третий: начать преподавательскую карьеру и получить фантастическую работу. Родить ребёнка в двадцать три казалось правильным.

Я знала, как должна выглядеть моя жизнь, и, начав второй семестр первого курса колледжа, была уверена, что нахожусь на прямом, быстром пути к осуществлению мечты.

Я гордилась своей рассудительностью. Если бы можно было описать меня одним словом, то это было бы «перфекционистка». Я всегда поступала правильно, потому что у меня был иррациональный страх неудачи. Я была не из тех, кто выходит из зоны комфорта, так как знала все её углы. Живя за прочными стенами стабильности, я давно изучила их тайные ходы и слабые места. Мне было нетрудно оставаться на правильном пути – мне нравилось быть в безопасности.

В тот день, собираясь в своей комнате общежития, я надолго остановилась перед зеркалом в полный рост, разглаживая руками белое платье А-силуэта. Рядом с зеркалом находилась доска визуализации, где я разместила каждый пункт, который собиралась выполнить. Многие люди ежегодно обновляют планы, но мне посчастливилось ясно видеть свой путь с тех пор, как я была подростком. Я знала, кто я. Поэтому я знала, кем становлюсь, и тот день должен был сделать меня на шаг ближе к долгому и счастливому будущему.

Это был мой двадцать первый день рождения, и этим вечером Джон собирался сделать мне предложение.

Джон был не очень умён, когда дело доходило до сюрпризов. Когда он сказал, что мне следует сделать маникюр на день рождения и надеть белое платье, стало ясно, что происходит. К тому же, когда я однажды вечером была у него в комнате, готовясь к экзамену по физике, я открыла верхний ящик стола, чтобы найти ручку, и увидела коробочку с кольцом.

Время для предложения было как нельзя более удачным, учитывая, что я хотела быть помолвленной как минимум за год до свадьбы. Если бы всё пошло по плану, мы могли бы родить первого ребёнка к двадцати трём годам – я была бы всего на год старше, чем были мои родители, когда родилась я.

Сказать, что история любви моих родителей послужила моим вдохновением, – ничего не сказать. Несмотря на то что моя мама скончалась несколько лет назад, папа всё ещё говорил о ней так, будто она была величайшим подарком миру. В этом он тоже не ошибался. Моя мать была святой.

Почти во всех отношениях я была дочерью своей матери. Каждое решение, которое я принимала после её смерти, было подкреплено мыслями о том, что она подумала бы обо мне и моем выборе. Я получала отличные оценки, потому что знала, что это заставило бы её мной гордиться. Я никогда не ругалась, потому что она никогда этого не делала. Я занялась образованием, потому что она была одним из лучших педагогов, которых я когда-либо знала. Я носила красную помаду и туфли на высоком каблуке, потому что это были её любимые аксессуары. Я носила и её украшения тоже. Каждый божий день её частичка прикасалась к моему телу.

Моя мать была эффектной итальянкой со средиземноморским оттенком кожи и светлыми волосами, совсем не такими, как мои. Мой отец был красивым афроамериканцем с тёмно-коричневой кожей и самыми добрыми глазами, известными человечеству. У меня же были чёрные волосы, такие же, как у папы в молодости – с годами он обзавелся представительной лысиной, – а мои тёмно-карие глаза напоминали мамины. Папа всегда говорил, что мой загар имеет золотистый оттенок, идеальное сочетание родительских ДНК. А вот мои волосы в своём естественном состоянии были крайне непослушными. Я ежедневно укладывала кудри, и с этой проблемой не сталкивался ни один из моих родителей. Впрочем, мама была мастером по уходу за моими волосами и дала множество советов и рекомендаций.

Скучая по ней, я поправляла волосы так, чтобы казалось, что это она смотрит на меня из зеркала. Я много раз выпрямляла волосы. Мама бы этого не одобрила: ей нравились мои естественные кудри. Но всё, что я когда-либо хотела, это быть такой же, как она.

Я увидела её в своих глазах, когда закончила готовиться к встрече с Джоном. Мысль о том, что произойдёт этой ночью, была подобна волне бабочек по всему моему телу. Как же тебя не хватает, мама.

Хотелось бы мне позвонить ей после помолвки, чтобы мы могли начать планировать свадьбу. Скорбеть в столь важные моменты было крайне несправедливо.

Маме бы понравился Джон. Он был во многом похож на меня – рациональный, стабильный и безопасный. Он знал, чего хочет от жизни и куда ведёт его дорожная карта.

Я должна была встретиться с Джоном в его комнате в общежитии через час, чтобы мы могли отправиться на ужин, но волнение, охватившее меня, заставило выйти на час раньше. Мысли закручивались воронкой; я гадала, когда же он сделает предложение. Это будет до ужина или после? Будет ли это после того, как я выпью свой первый глоток алкоголя – непременно просекко, любимого маминого напитка? Или Джон подождёт до позднего вечера и сделает это по дороге домой, на ступеньках Рандер-холла, где мы впервые встретились, будучи первокурсниками на вводном уроке истории?

Волнение от множества потенциальных сценариев сделало предстоящее предложение ещё более захватывающим. Я знала, что это произойдёт, но не знала, как именно.

Когда я дошла до комнаты Джона, я услышала музыку, доносящуюся из-за двери. Должно быть, гремели колонки его соседа Кевина. Джон был не из тех, кто слушает рэп, хотя я говорила ему, что некоторые из великих лирических гениев пришли из рэп-музыки – мы часто обсуждали это с отцом.

Я повернула дверную ручку, отметив, что мальчики никогда не запирают свои комнаты, и застыла на месте, глядя на Джона. Он сидел на кровати, совершенно обнажённый, с девушкой между ног, делающей ему минет.

Его голубые глаза расширились, а моя грудь сжалась от нехватки воздуха. Паника росла с каждой секундой, а я все смотрела на своего парня и незнакомку, стоящую перед ним на коленях.

– Вот чёрт! – крикнул Джон, отпихивая девушку.

– Извините, – выпалила я, ошеломлённая и сбитая с толку, и быстро выбежала из комнаты, закрыв за собой дверь.

Неужели я извинилась за то, что поймала своего парня на измене? Глаза предательски защипало, и я покачала головой, совершенно ошеломлённая тем, что увидела. Я быстро пошла по коридору, потому что чувствовала себя на грани эмоционального срыва.

– Старлет! Старлет, подожди! – кричали мне за спиной.

Я оглянулась через плечо и увидела, как Джон, всё ещё без рубашки, торопливо натягивает левую штанину своих спортивных брюк и мчится ко мне.

Я в ужасе уставилась на него. По коридору шло ещё несколько парней, и все они обратили взгляды на нашу с Джоном сцену.

– Это не то, что ты подумала, – сказал Джон, вызвав во мне волну гнева.

Но я сдержалась. Меньше всего мне было нужно, чтобы незнакомцы в коридоре знали, что я застукала своего парня за минетом от другой девушки. Людей преследуют разные страхи, и публичное унижение занимало одно из первых мест в моём списке. Не хватало еще разрыдаться перед чужими людьми от осознания того, что Джон обманщик.

Я ускорила шаг. Остановившись у лифта, я несколько раз нажала кнопку, как будто это могло волшебным образом ускорить механизм. К сожалению, этого не произошло, и Джон догнал меня. Его дыхание было тяжёлым, но, честно говоря, запыхаться он мог и в постели с ней. С ней. Кто она такая? Имеет ли это значение?

Нет.

Не имеет.

Неважно, с кем изменил обманщик, важно лишь то, что он изменил.

Лифт открылся, и я прыгнула внутрь, а Джон последовал за мной.

– Оставь меня в покое, – выпалила я, безостановочно нажимая кнопку первого этажа.

– Старлет, ты всё не так поняла, – убеждал он.

Мои глаза расширились – я была шокирована выбранными словами. Он потёр переносицу и вздохнул.

– Хорошо, ты всё поняла правильно. Но ты не понимаешь. Сначала мы с ней готовились к экзамену по математике и…

– И дай угадаю, один плюс один равняется твоему пенису у неё во рту? – перебила я. – Держу пари, что тебе нравятся такие уравнения.

Взгляд Джона был полон сожаления, и слёзы потекли у меня из глаз. Ему было стыдно из-за того, что это произошло, или из-за того, что его поймали?

– Прости, Стар, – прошептал он, его глаза тоже наполнились слезами.

Что за придурок! Какой человек будет плакать, когда его поймали на измене? И именно в мой день рождения! Позже я бы сделала то, что она сделала ему, и, возможно, сделала бы даже лучше! Как я уже сказала, я была перфекционисткой.

– Как ты мог? – плакала я, чувствуя себя нелепо из-за того, что он вообще стал свидетелем моего срыва. – У меня день рождения, и ты собирался сделать мне предложение!

Он прищурился.

– Ты знала, что я собираюсь сделать тебе предложение сегодня вечером?

– Конечно, – показала я свеженакрашенные красные ногти. – Я сделала маникюр!

Он почесал затылок.

– Я всё ещё собирался сделать тебе предложение сегодня вечером. В теории мы с тобой отличная пара, Старлет. Моим родителям ты нравишься. Они думают, что ты мне подходишь, в отличие от Мередит. Она дикая и весёлая, а ты… это ты.

– Что это должно означать? – спросила я, оскорблённая его тоном.

Его голос звучал так, будто он насмехался надо мной.

– Ты знаешь. Немного скучная и предсказуемая. В хорошем смысле, конечно! – заметил он. – Мне нравится, что я всегда знаю, как ты собираешься поступить. Ты никогда не выходишь из своей безопасной коробочки. Это очень хорошо. Ты как хлопья «Чириос»: простоваты, но полезны для сердца. Мередит похожа на сладкую кашу, которая приводит к диабету или чему-то в этом роде. Я имею в виду, она хороша, очень хороша – но до добра не доведёт. А ты – «Чириос». Мне нравятся «Чириос». Мои родители от них без ума, но думаю, с возрастом и я лучше распробую их. Я буду, наверное, очень любить тебя, когда нам будет за тридцать.

Он что, сравнил сейчас женщин с хлопьями? Моя лучшая подруга Уитни очень бы с этого посмеялась.

Слёзы продолжали литься, а сердце – разрываться. Мне хотелось отключить эмоции. Джон их не заслужил, однако они были выставлены на всеобщее обозрение. Могу поспорить, моя реакция тешила его эго. Уитни однажды сказала мне, что некоторые моральные уроды получают удовольствие, видя, как ранили чувства женщины. Я не думала, что Джон когда-нибудь поступит так. Но до сегодняшнего вечера понятия не имела, что Джон из себя представляет.

– Кто такая Мередит? – спросила я.

– О, это девушка, которая делала мне… – его слова оборвались, он пожал плечами. – Если тебе от этого станет легче, я бы никогда не встречался с Мередит. Она вроде потаскухи, что вечно болтается рядом.

У меня отвисла челюсть, и я начала лупить его сумочкой. Я не знала, била ли я его за Мередит или за себя. В любом случае мне хотелось его уничтожить.

– Ты подонок! – закричала я, борясь с отвращением.

Двери лифта открылись, но я уже не могла остановиться:

– Ты мразь, Джон, мразь! И я больше никогда не хочу тебя видеть!

Когда я отвернулась от него, то увидела группу людей в вестибюле, которая стояла и наблюдала за моим нервным срывом.

Публичное унижение.

Замечательно.

Просто замечательно.

С днём рождения меня.

* * *

«Я всё ещё собирался сделать тебе предложение сегодня вечером».

Джон сказал это как комплимент, будто я должна была быть в восторге от этой идеи.

Будь у меня машина времени, я бы предупредила Старлет о том, что рискованно входить в комнату парня в общежитии, когда он не ожидает визита.

Поймать Джона на измене в мой день рождения не входило в число планов на этот год. Я знала, что он не очень хорош в подарках, но это, должно быть, был худший подарок на свете.

Человек точно знает, что ему плохо, когда песня «Angel» Сары Маклахлан вновь и вновь наполняет комнату, а в листе ожидания уже стоит «Дневник Бриджит Джонс», а затем «Обещать – не значит жениться».

«Обещать – не значит жениться»!

Я провела вечер, эмоционально опустошённая и ничем не занятая. Я была одинока, как чипсина «Принглс» на дне банки.

Совершенно одна.

Одинокая.

Жалкая.

«С днём рождения, Старлет Эванс».

Если бы утопание в горе было олимпийским видом спорта, мое имя бы точно появилось в новостных сводках рядом с именем Майкла Фелпса.

– О боже мой. Кто этот грустный голодный щенок, просящий милостыню? – спросила Уитни, войдя в нашу комнату.

Вот я во всей своей красе сижу на кровати. Тушь скатывается по щекам. Белое платье испачкано косметикой, потому что я использовала его как носовой платок.

– Это я, – зарыдала я. – Я грустный голодный щенок, которому нужны пожертвования.

Уитни быстро подскочила ко мне и заключила в объятия, мгновенно войдя в роль лучшей подруги.

– Нет, нет, нет. Нет ничего такого, о чём тебе стоит переживать. В свой день рождения нельзя грустить. Это противоречит всем правилам жизни. Что случилось?

– Когда я зашла к Джону, ему делала минет другая девушка!

Она прищурилась:

– Серьёзно?

– Да. Зачем мне лгать об этом?

– Нет, конечно, ты бы не стала лгать. Я просто немного шокирована, узнав такое о Джоне.

– Я знаю, – кивнула я в знак согласия. – Ведь обычно он такой хороший.

– Нет, я имею в виду, что он стрёмный. Как он сумел найти девушку, которая согласилась на это?

– Что? – ахнула я. – Он не стрёмный.

– Ой, да ладно, Старлет. Он некрасивый. Этого нельзя отрицать. И ты не можешь защищать его после того, как он поступил с тобой. В твой день рождения!

– В мой день рождения! – воскликнула я, вскидывая руки. – Он среднестрёмный!

– Очень среднестрёмный!

– Что значит «среднестрёмный»? – драматично зарыдала я.

Она засмеялась над моей театральностью. Прожив со мной последние три семестра, Уитни знала, что я справлюсь.

– Это стрёмный человек, но не совсем. Средне-стрёмный.

Я раздражённо пыхтела:

– Джон такой среднестрёмный.

– А ты горячая. Типа горячая-горячая. Может быть, не сейчас, когда у тебя такой макияж девушки-экзорциста, но, детка, ты просто бомба. Ты занималась благотворительностью, дорогая. Но проблема в том, что когда горячая-горячая девушка встречается со среднестрёмным парнем, то он чаще всего начинает дерзить. Среднестрёмный тип думает, что сексуален, потому что у него горячая-горячая девушка, понимаешь?

– Тебе следует преподавать курс в колледже по этой теме.

– Я бы спасла миллионы женщин от горя. Самое худшее на свете – это быть в отчаянии из-за средне-стрёмного парня. Возможно, ты даже убедила себя встречаться с ним. Во всяком случае, тебе, вероятно, сейчас неловко из-за того, что из всех пенисов в мире именно этот причинил тебе боль. Он не имел права причинять тебе боль, имея такую внешность.

– Потому что я горячая-горячая?

– Ага. Все женщины горячие-горячие. Большинство мужчин среднестрёмные. Но они всего лишь дерзкие придурки, которые встречались с горячими-горячими красотками, а теперь их эго вышло из-под контроля! Это тревожно, и я виню в этом патриархат. Эта история стара как мир. Знаешь, почему Наполеон был таким придурком? Потому что какая-то горячая-горячая девчонка, наверное, сказала ему, что он не такой уж и маленький, и БУМ! Остальное уже история.

Я слегка хихикнула, и глаза Уитни загорелись.

– А вот и то, что мне нравится слышать, – смех, – пропела она.

Уитни поспешила ко мне, запрыгнула на кровать, схватила мой телефон и выключила музыку.

– Эй! Это отличная песня, – крикнула я.

– Нет. Знаешь, что такое хорошая песня? Что-нибудь от Лиззо. Или «Flowers» Майли Сайрус.

– Может быть, SZA?

– Нет! SZA сейчас не подойдёт. Для неё есть время и место, но не в момент расставания.

Справедливо.

Уитни схватила резинку для волос с тумбочки и помогла мне собрать пучок на затылке. Затем обхватила моё лицо ладонями, вытерла слёзы большими пальцами и пристально посмотрела в мои карие глаза своими голубыми.

– Знаешь, что мы делаем сегодня вечером? – спросила она.

– Едим мороженое «Бен энд Джерри» и пересматриваем старые фотографии, где мы вместе с Джоном?

Она посмотрела на меня, будто говоря: «Не заставляй меня бить тебя по голове».

Я вздохнула.

– Что мы делаем?

– Мы идём на студенческую вечеринку. – Она прижалась бёдрами к моей кровати и от волнения захлопала в ладоши. – Мы идём на студенческую вечеринку, чтобы отпраздновать твой день рождения!

– Я не хожу на вечеринки.

Я была полной противоположностью девушкам, которые ходят на вечеринки. Моя студенческая жизнь была связана с лекциями, семинарами и снова лекциями. Потом я сидела в общежитии и часами училась. Я не позволяла ничему отвлекать меня от цели, особенно вечеринкам. У кого есть время на похмелье, драму и переодевания, когда он сосредоточен на достижении мечты?

Вот блин. Джон был прав. Я «Чириос»!

Уитни положила руки мне на плечи и встряхнула.

– Старлет.

– Да?

– Мы пойдём на эту вечеринку. Ты будешь пить дешёвый и плохой алкоголь и будешь флиртовать с несреднестрёмными мужчинами. И клянусь, если я увижу тебя со среднестремным типом, я крикну тебе об этом.

– А что, если парень будет горячий?

– Тогда я уважительно приподниму свою невидимую шляпу, а ты будешь действовать осторожно. Сексуальные мужчины тоже засранцы.

– Напомни мне ещё раз, почему нам нравятся парни?

– В юности мы были запрограммированы на то, чтобы находить противоположное привлекательным, что привело к тому, что мы обманывали себя долгие годы из-за стремления общества переложить прошлые социальные нормы на наши плечи, чтобы наши родители, бабушки и дедушки чувствовали себя так, как будто они не потратили десятилетия жизни, проведя их во лжи, что в свою очередь привело к тому, что они захотели, чтобы и мы оставались во лжи.

У Уитни всегда были самые длинные ответы на самые простые вопросы.

Я пожала плечами.

– А я думала – это потому, что нам нравятся пенисы.

– О да, – кивнула она в знак согласия. – Нам нравятся пенисы. А теперь прими душ и оденься. Мы выходим через несколько часов.

* * *

Я стояла на тускло освещённой кухне дома студенческого братства, чувствуя себя совершенно не на своём месте. Мои волосы были ещё слегка влажными после душа, и на мне была чёрная майка и узкие чёрные джинсы. Джинсы принадлежали Уитни, и она поклялась, что в них моя попа будет выглядеть потрясающе. Я никогда не носила такие узкие джинсы. Перед тем как мы ушли, я успела взглянуть в зеркало – в обновке моя задница выглядела довольно пухлой.

К сожалению, Уитни не позволила мне принести книжку на вечеринку, потому что меня ждала миссия – быть общительной. Уитни даже украла мои наушники, чтобы я не могла тайком послушать аудиокниги. Мне велели заводить знакомства, а не быть раком-отшельником, как обычно. Тем не менее я не знала, как говорить с теми, кто находился в этом доме. Я тёрла ладонями предплечья снова и снова, осматриваясь.

Меня поразило количество бутылок с алкоголем, усеивающих столы на кухне. Там же дожидались несколько бочонков пива и два массивных холодильника с тем, что люди называли «волшебным пуншем». Я никогда в жизни не видела столько выпивки. Музыка гремела в пространстве, создавая лёгкий звон в ушах. Люди собирались вокруг, смеясь и болтая. Несколько мужчин флиртовали в углах с женщинами, несколько человек целовались.

Уитни вернулась и протянула мне красный пластиковый стаканчик.

– Вот, выпей это, – сказала она. – Это волшебный пунш.

Я понюхала напиток и поморщилась.

– Что такое волшебный пунш?

Она пожала плечами и сделала большой глоток.

– В этом и заключается волшебство – никто не знает состав. Но ходят слухи, что к концу второго стакана ты уже будешь на пути в Хогвартс.

– Великолепно, – сказала я, слегка рассмеявшись.

Уитни поднесла стаканчик ко мне.

– Тост. За именинницу. Пусть сегодня будет ночь, которую она никогда не переживала, наполненная весельем, смехом и горячими парнями!

– Точно!

Я чокнулась своим стаканчиком с её, прежде чем сделать глоток. Как только я отпила немного, то сразу же сплюнула.

– О боже мой, что это? Медицинский спирт?

– Посмотри-ка. Твой первый глоток алкоголя. – Уитни широко улыбнулась и положила руку на сердце. – Моя маленькая девочка выросла.

– Да, полюбуйся на меня. Живу и радуюсь. Я делаю это, – сказала я, пытаясь вести себя круче, чем когда-либо. – Джон был не прав, когда назвал меня «Чириос».

Она выгнула бровь.

– Он назвал тебя «Чириос»?

– Ага. – Когда я подумала о его словах, мои глаза наполнились слезами. – Потому что я скучная и примитивная!

– О боже мой, что за херня. К чёрту его. Он лживый придурок, который тебя не заслужил.

– Ты права, – сказала я, прислоняясь к липкой кухонной стойке.

В ту секунду, когда я почувствовала эту липкость, я наклонилась вперёд. Я уже мечтала о горячем душе по возвращении домой.

– Это идеальное время, чтобы доказать, что Джон не прав. Мне не скучно. Мне весело! Я дико весёлая. Я могу быть такой же, как Мередит.

– Кто такая Мередит?

– Девушка, делающая минет.

– Ой. И её тоже к чёрту! – заметила Уитни. – Дура.

Я нахмурилась.

– Дура ли она – еще под вопросом. Может быть, она не знала про наши отношения. Иногда парни лгут, а девушка и не подозревает, что становится разлучницей. И может ли женщина разрушить дом, который уже был разрушен до её прихода? Зигмунд Фрейд однажды сказал…

Уитни поморщилась и положила руки мне на плечи.

– Дорогая, пожалуйста, не говори мне, что ты собираешься цитировать философов, потому что я этого не вынесу. Сегодня вечером ты не можешь быть настолько скучно пьяной, ладно?

– А какой же пьяной мне быть?

– Я не знаю. Пьяной, чтобы танцевать на столах, беситься в хорошем смысле слова и целоваться с незнакомцами. Только не пьяным цитатором Фрейда.

– Верно. Знаешь, я даже не собиралась цитировать Фрейда. Это я была в дурацком, бестолковом настроении.

– Стар.

– Да?

– Ты моя лучшая подруга, моя соседка по комнате, мой товарищ до гроба, так что поверь мне: я знаю, что ты собиралась процитировать Фрейда.

Справедливо.

Однако он был очаровательным человеком и дал начало великим идеям.

– Хотя я думаю, это хорошо, что ты не винишь девчонку. Весьма любезно с твоей стороны, – сказала Уитни. – Я бы ненавидела их обоих.

– Что я могу сказать? Я всегда на стороне девчонок.

Я вздохнула, думая о том, что недавно произошло. Я всё ещё не могла выкинуть из головы картину, увиденную в комнате Джона. Папа сказал, что Джон мне не подходит. Аргументы? У него были ужасные татуировки. Мой отец владел одним из самых известных тату-салонов Чикаго и судил о людях по чернилам на их телах – возможно, не обо всех людях, но о Джоне точно.

– Я собираюсь потанцевать на столе и найти кого-нибудь, с кем можно поцеловаться, – сказала я Уитни, выпятив грудь.

Я не позволю этому мальчику испортить мой день рождения. Мне только что исполнился двадцать один год. Нельзя допустить, чтобы Джон лишил меня вечера, который должен был стать очень интересным.

– Хорошо! Я рада это слышать, потому что у тебя праздник и никакой Джон с маленьким членом его не испортит!

– Член Джона не маленький, – вздохнула я.

– Сколько членов ты видела раньше вживую?

– Только его.

Она покачала головой.

– Тогда поверь мне: у Джона маленький член.

– Откуда ты знаешь?

– Этот мужчина источает энергию маленького члена. Помнишь, как он сорвал для тебя розу, детским голоском назвал её розочкой и вплёл тебе в волосы? – пошутила она. – Мерзость. Я много лет вела себя хорошо, потому что люблю тебя, но он полный придурок с маленьким членом. Всё к лучшему.

– Я знаю.

Если бы только моё сердце могло поверить в это.

– В любом случае за меня! – Я протянула стакан.

– За тебя! – Она чокнулась со мной.

Уитни допила пунш и шлёпнула меня по заднице.

– Вот это моя девочка.

– Я собираюсь найти парня, с которым можно поцеловаться сегодня вечером, – проговорила я, но едва поверила сказанному.

Уитни покачала головой и посмотрела на меня своими зелёными глазами.

– Нет, дорогая подруга. Ты пойдёшь туда и найдёшь мужчину, с которым можно целоваться. Не парня, а мужчину.

– Да, – сказала я, прыгая взад и вперёд, как боксёр, собирающийся выйти на ринг для своего первого боя. – Но, прежде чем я уйду, я могу процитировать Фрейда?

Она улыбнулась.

– Конечно.

– «В твоих уязвимостях прорастёт твоя сила», – улыбнулась я. – Старина Фрейд, не так ли?

– Человек, миф, легенда, – согласилась она, хихикая и покачивая головой. – Никогда не меняйся, моя странная подружка.

Я не была уверена, что смогу, даже если захочу.

Уитни отправилась, вероятно, танцевать на столе, оставив меня с пустым стаканчиком. Я поспешила наполнить его фруктовым пуншем на кухонном островке. Может быть, я и не много пила в тот вечер, но я добралась до вечеринки. Это должно было что-то значить. Когда я обернулась, то наступила на что-то липкое и потеряла равновесие. Прежде чем я успела упасть, кто-то инстинктивно обхватил мои плечи огромными, мозолистыми, крепкими руками. Шероховатость пальцев обожгла мою мягкую кожу. Контраст тепла и грубости прикосновений разгорячил кровь. Еще миг я вопросительно изучала руки незнакомца, а потом наклонила голову, чтобы обнять его в ответ. Когда я взглянула ему в глаза, он быстро ослабил хватку и убрал руки.

Я не прекратила рассматривать его – просто не могла отвернуться. Сердцебиение участилось, когда мы вновь встретились взглядом. Он был самым привлекательным человеком, которого я когда-либо видела, с глазами, полными печали. Мне было интересно, знал ли он, что его глаза выглядят вот так – болезненно грустно. Тем не менее он был прекрасен – такую красоту я видела только в журналах.

Загадочный, твердый как скала мужчина. Возможно, это был один из самых ярких образов, которые я когда-либо видела за свой двадцать один год существования. Одежда, чёрная как ночь, каменные движения. Всё казалось сконцентрированным вокруг него. Несмотря на то, что его прикосновения были тёплыми, душа была ледяной. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать – я пролила пунш на его футболку. Но даже когда я это заметила, то не смогла отвести глаз. Его влажная чёрная футболка плотно облегала грудь, демонстрируя подтянутые руки. Он возвышался надо мной, ростом не менее шести футов и трёх дюймов, и его рот выглядел так, будто он никогда не улыбался, а только гримасничал или хмурился. Его борода тоже была идеально подстрижена, что делало гримасу ещё более выраженной.

Однако губы у него были полные, а кожа безупречна. Либо у него был фантастический уход за кожей, либо он был одним из тех счастливчиков, у которых ни дня не было прыщей.

Но примечательней всего были его глаза.

Я никогда не встречала взгляда, который мог гипнотизировать, но всё же я почувствовала, что застыла на месте.

Стоило ему вновь наклонить голову, как меня затопил шквал ощущений. Зелёные радужки с переплетающимися внутри карими искрами. Или, может быть, они были карими с вкраплениями зелёного. Мне трудно было судить, мой разум устал, а сердце было разбито. Я знала только, что мне нравилось смотреть в глаза незнакомца, даже если они казались холодными.

Нет, не холодными.

Может, печальными?

Печальными, будто бы обледеневшими.

Казалось, в них скрыта та же боль, что и в моём сердце.

Вы не замечали, что, когда вам больно, эта боль может отражаться в других людях?

– Чёрт, мне так жаль, – пробормотала я.

Я поставила красный стаканчик на столешницу, а затем, не раздумывая, провела руками вверх и вниз по груди незнакомого мужчины, пытаясь стереть пролитую жидкость с его одежды. Он оставался неподвижным, таким же мрачным и зловещим, как статуя горгульи на парапете. Его взгляд, прикованный ко мне, был проницательным, но в то же время отстранённым. Как будто он мог видеть каждую мою мысль, но не хотел этого.

Я обнаружила его твёрдый пресс, вновь и вновь прикасалась к его груди кончиками пальцев. Это едва ли походило на помощь, но по какой-то причине я не могла перестать его вытирать. Навряд ли скорость движений могла заставить ткань высохнуть, как в сушильной машине.

– Если хочешь потрогать меня, опусти руки пониже, – его голос выскользнул изо рта с такой лёгкостью и уверенностью, что я почти пропустила его неуместный комментарий.

Мои руки застыли на его груди. Я подняла голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

– Извини, что?

– Если ты хочешь потереть мою грудь, то можешь потереть и мой член тоже.

Я отдёрнула руки, совершенно ошеломлённая.

– Хм?!

– Я непонятно говорю?

Его голос, достигший моих ушей, был ровным, пусть в нем и проскальзывали колкие смешливые нотки. Он был низким, с басами, и спокойным, без малейшей неуверенности. Я не знала, что голоса могут быть такими сильными. Не то что бы он требовал власти. Он просто был могущественным, даже не прикладывая усилий.

Определённо не парень.

Определённо мужчина.

Горячий-горячий мужчина.

– Э-э, нет. Ты говоришь понятно.

– Так и?

Я подняла бровь.

– Так и что?

– Ты хочешь потереть мой член или уйдёшь с дороги, чтобы я мог выпить пива?

– Ты всегда такой грубый?

– Я не грубый, – сказал он. – Просто люблю сразу переходить к делу.

– А в чём дело?

– В том, что ты погладишь мой член.

– Перестань говорить «член», – поморщилась я.

– Тогда перестань спрашивать, что я имею в виду, – ответил он.

Я положила руки на бёдра и недоверчиво покачала головой.

– Это то, что вы, ребята, делаете? И это работает? Ты просто просишь женщин потрогать твой пенис?

– Мой пенис? – фыркнул он, и его рот слегка изогнулся в дьявольской ухмылке, он издевался. – Так официально, так прилично.

– Я могла бы сказать «фаллос».

Он слегка наклонился, его горячее дыхание обожгло моё лицо.

– Если хочешь, можешь отсосать мой фаллос. Вместе с моими яичками, чисто по приколу.

– Что не так с вами, мужчины, и минетом? Клянусь, вы на всё готовы ради отсоса.

Он пожал плечами:

– Я люблю не только брать, но и давать.

– Что это должно значить?

– Это значит, что ты можешь сесть мне на лицо.

Моя челюсть отвисла, а глаза расширились.

– О боже мой!

Он приподнял бровь:

– Сидеть на лицах ты стесняешься, да?

– Что? Нет. П-ш-ш, перестань. Совсем не стесняюсь. – Я поёрзала в туфлях. – Меня это устраивает. Я в порядке. Погнали.

«Звучишь чертовски как «Чириос», Стар».

– «Погнали»? – Он почти рассмеялся, но я не была уверена, что он умеет смеяться. – Сколько тебе лет?

– Ой, заткнись. Я обычно не встречаю незнакомцев, которые говорят мне, что я могу сидеть у них на лице.

– Мне жаль слышать это. Я надеюсь, что этот год принесёт тебе больше таких моментов. Это моё новогоднее желание для тебя. Во что бы то ни стало, я стану первым, на ком ты посидишь.

Мои щёки покраснели.

– Прекрати.

– Что? Я предлагаю тебе присесть. Что ещё нужно? Предложение руки и сердца? – сострил он.

«Это было бы не так уж плохо», – прикинула я, но вслух предложила:

– Без обид…

– Ты собираешься обидеть меня…

– Я сказала, без обид.

– Это то, что люди говорят, прежде чем собираются обидеть. Но продолжай.

Я пожала плечами.

– Ты какой-то придурок.

– Друзья зовут меня Дик.

– Это твоё настоящее имя?

– Не имеет значения, – сказал он, постукивая большим пальцем по переносице. – К концу ночи ты будешь называть меня Диком или кататься на моём члене. В любом случае для тебя я Дик.

– О боже, ты всегда такой откровенный?

– Зависит от обстоятельств. Ты всегда такая ханжа?

– Я похожа на ханжу?

Его взгляд несколько раз скользнул вверх и вниз по моей фигуре. Изгиб его губ почти заставил меня покраснеть. Ему понравилось то, что он увидел. Бёдра и всё остальное.

– Ты похожа на женщину, которая должна сидеть у меня на лице.

Я засмеялась и покачала головой.

– Давай закончим этот разговор.

Он скрестил руки на широкой груди и наклонился вперёд.

– Я понимаю, но я просто пытаюсь помочь тебе с твоим новогодним желанием сидеть на лицах.

– Я такого не желала. Это ты сказал.

– Что поделать! Я хочу для тебя самого лучшего.

Стыдно признавать, но я наслаждалась этим перешучиванием. Джон никогда не острил в мою сторону. Фу. Джон. «Пошёл ты, Джон, глупый мальчик».

Я повернулась к мужчине:

– Думаю, на этом мы и прекратим этот разговор.

– Да. Меньше разговоров, больше сидения на лице.

Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но мой разум отключился.

Дик наклонил голову и прищурил глаза, видимо, всё больше увлекаясь мной. Он изучал меня, как если бы я была «Моной Лизой» – чем-то уникальным, но чуждым его уму. Он смотрел так, словно пытался найти ключи к разгадке тайны, о которой я даже не подозревала. Почему он так меня изучал? И почему его взгляд заставил меня почувствовать одновременно панику и безопасность?

«Уходи, Стар».

Но я этого не сделала. Я не могла.

Мы стояли и молчали, пока вокруг нас пульсировал ритм музыки. В ушах отдавалась болтовня других гостей вечеринки.

Почему он всё ещё смотрел на меня?

И почему я не могла отвести взгляд?

Я выдавила неловкую улыбку:

– Ладно, ну, это было… странно. Хорошо. Ага. Пока.

Я отступила в сторону. Моя рука коснулась его, и снова я почувствовала то же тёпло, как когда он поймал меня при падении.

Он наклонил голову и прищурился:

– Хочешь забыть?

В моём животе запорхали бабочки.

– Забыть это?

Он приблизился, его рот коснулся мочки моего уха. Горячее дыхание таяло на замёрзшей коже. Он прошептал:

– Всё это.

Мой желудок скрутило. Я подняла взгляд и снова встретилась с зелёными глазами, в которых блестели карие искорки. Я увидела это снова – вспышку боли в его глазах. Она была недолгой, но она была. Скрытая за тайнами и историями, которыми он никогда ни с кем не делился. Часть меня твердила, что я это выдумала, но нет. Боль была там. Я готова была в этом поклясться. Я чувствовала, как его печаль проходит через меня, что она держит меня в своей власти. Как волна от давно прогремевшего взрыва, задевшая мою душу. Я не только была свидетелем его темноты, но и чувствовала её через прикосновения.

– Кто тебя обидел? – спросила я в ответ.

Его глаза вспыхнули ещё раз. И вот она снова – печаль. Я ни в коем случае не ошиблась.

Его глаза ожесточились, и он ответил мне:

– Никто.

– Врёшь.

– Вру, – согласился он и тут же предложил: – Как насчёт того, чтобы врать друг другу… лёжа рядом?

Его рука всё ещё была на моём предплечье, и жар, который он посылал по моему телу, взволновал мой разум. Мне понравилось его горячее прикосновение. Мне понравилось мерцание его боли. Мне понравилось, что он напомнил мне американские горки – ужасающие, но захватывающие и стоящие входной платы.

Ещё мне понравилось, что от него пахло дубом и лимонадом.

Когда я оглянулась, то заметила Уитни. Она подняла брови и кивнула, произнося «ГГ» в мою сторону.

Ага. Горячий-горячий мужчина.

В тот момент я осознала, что передо мной развернулось два пути. Я могла бы оставаться безопасной и скучной Старлет, которая всегда поступала правильно. Той, что делала осознанный выбор, думала о будущем и последствиях. Или я могла стать расстроенной Старлет. Девушкой, которая отключила мозг и выпустила наружу дикую сторону. Той, что позволила себе быть свободной, той, что хотела взобраться на этого человека как на дерево и занять подходящее место. Я больше не хотела быть «Чириос». Я хотела быть дном коробки «Фростед флэйкс», где находились самые замечательные кусочки. Сахарные, весёлые, вкусные.

Мой взгляд упал на его руку, а затем снова поднялся и встретился с этими глазами.

– Хорошо, – выдохнула я.

Он выгнул бровь:

– Что хорошо?

– Я хочу на тебе посидеть.

Он одарил меня дьявольской улыбкой.

И это мне понравилось.

Я развернула руку так, что теперь держала его за запястье, и потянула в сторону жилых комнат.

Глава 2
Старлет

Как только мы нашли спальню, я захлопнула и заперла дверь, закрывая нас в мире фантазий. Ожидание усилилось, стоило щёлкнуть замку, и звук сделал всё более реальным. Когда я на цыпочках повернулась к Дику, то обнаружила, что он жадно наблюдает за мной. Его дыхание стало прерывистым, руки прижались к бокам. Он оставался терпеливым, стоял на месте, будто ожидая, что я дам ему добро прикоснуться.

Я застенчиво усмехнулась, закусив нижнюю губу. Находиться в центре внимания было волнующе. Никогда ещё мужчина не смотрел на меня так… словно был голодным зверем, готовым к самому большому пиру в своей жизни. Дик подошёл ко мне и прижал к холодной двери. Моя спина мягко коснулась дерева – большие руки Дика не позволили мне удариться.

Он навис надо мной, его нос коснулся моего. Я почувствовала дыхание Дика у самых губ: выдох сменился вдохом за секунды до поцелуя. Язык проник в мой рот, испытывая, пробуя.

Дик скользнул рукой вверх по моей майке, лаская кожу, и углубил поцелуй. Голову закружило – я еще боялась обжечься, как бывает с незнакомым острым блюдом, и вместе с тем меня охватило предвкушение. Мои руки обвили плечи Дика. Когда он прижался ко мне и ладонью обхватил шею сзади, я ощутила дрожь между бёдрами. Моё тело выгнулось к нему, я была не в силах вспомнить, как было до того, как его тело переплелось с моим. Я чувствовала себя грязной, но мне хотелось, чтобы он сделал всё ещё грязнее. Я хотела, чтобы он уничтожил меня всеми возможными способами. У стены. На комоде. Прислонившись к кровати. Я никогда раньше не чувствовала себя так – под кайфом от поцелуев.

Неужели именно так должен был ощущаться поцелуй?

Мощный? Голодный? Эйфорический?

В этом ли заключалась суть греха?

Не поэтому ли люди отбросили осторожность?

Его руки продолжали исследовать меня. Ягодицы, бёдра, изгибы… От каждого прикосновения тело пробирала томительная дрожь. Он наклонился к моей шее, а левой рукой расстегнул ремень на моих джинсах. Дик зарычал и провел языком по моей ключице, пробуя на вкус, заставляя выгнуть шею. Как только ремень был снят, он расстегнул джинсы и стянул их вниз. Я быстро сбросила их, швырнув вместе с туфлями в угол комнаты.

Дик сделал паузу, придержал пальцем мой подбородок, чтобы встретиться взглядом. Он снова проник в мою душу: прочел только что созданные страницы, пропитанные чернилами неприятностей и написанные курсивом греха.

Всё замедлилось.

У меня перехватило дыхание.

Он был таким впечатляющим без всяких усилий.

Его глаза нарочно ловили мои, как будто он что-то искал, какой-то ответ в моих карих глазах.

– Хорошо? – прошептал он и прикоснулся своим ртом к моему.

Моё сердцебиение участилось, когда пришло осознание.

Он не брал меня, он оказывал мне честь. Он не только надеялся доставить удовольствие себе, но и спрашивал разрешения. По какой-то причине это меня только больше возбудило.

– Хорошо, – выдохнула я.

С этими словами его губы снова встретились с моими. Его поцелуи приводили меня в восторг. Мой мозг был затуманен, а сердце трепетало. Мне нравилось, как он относился ко мне. Мне ужасно нравилось, если быть честной. Он был раем, смешанным с адом, падшим ангелом, который всё ещё мог каким-то образом парить.

Когда он разорвал поцелуй, то поднял края моей майки и швырнул её в угол комнаты. Его руки обхватили мой бюстгальтер. Дик наклонился, оставляя поцелуи вдоль изгибов моей груди. Он опускался всё ниже и ниже, ощущая каждую частичку меня, приближаясь к линии трусиков.

– У меня день рождения, – выдавила я.

Я не знала, почему эти слова вырвались из моего рта. Или почему мой разум пытался выйти на передний план и отодвинуть желания в сторону.

Эти каре-зеленые глаза снова поймали мой взгляд. Он в замешательстве наклонил голову, ожидая, пока я расскажу больше подробностей.

Я прочистила горло.

– Мой парень сегодня мне изменил. В мой день рождения.

– Придурок, – прорычал Дик почти в защитной манере.

Я хмыкнула:

– А я думала, придурок – это ты.

– Поверь мне, так и есть.

Он провёл пальцем по тонкой ткани трусиков, не сводя с меня глаз. Затем сдвинул их и позволил мне снять. Его руки упали на мои бёдра, и он поднял меня.

– Подожди! – покачала я головой.

На долю секунды я стала слишком застенчивой. Мне ни капельки не было стыдно за свои формы. И всё же я волновалась, что, возможно, я не такая лёгкая, как другие женщины, с которыми он привык общаться.

– Ты повредишь спину. Я немного фигуристее, чем среднестатистическая студентка. Ты не сможешь поднять меня, как…

– Я тебя понял.

Он говорил, пока его руки бродили по изгибам бёдер, касались живота.

– Я хочу тебя, – прошептал он.

Он целовал те части меня, которых Джон избегал. Дик помассировал кожу, а затем обхватил руками ягодицы, без усилий поднял меня на руки и отнёс к кровати. Я была почти уверена, что именно тогда произошёл первый оргазм за ночь.

– Ты моя сегодня вечером.

Он клялся мне низким голосом, полным желания и нужды.

– Теперь хватайся за изголовье, – приказал он, укладывая меня на себя. – И позволь мне тобой полакомиться.

Рациональная часть моего разума отключилась, когда он поднял моё двухсотфунтовое тело в воздух и усадил к себе на грудь. Он схватил меня за талию и поднял на своё лицо, а я потеряла из виду реальность. Его язык скользил внутрь и наружу, заставляя меня плакать от удовольствия. Мои бёдра покачивались у его рта, у его влажной бороды.

Я схватилась за спинку кровати. Он пожирал меня, как будто я была его последним ужином, ласкал языком мой клитор и сосал его. Он пил меня, как заблудившийся в пустыне, и я хотела утолить его жажду. Я чувствовала, что он нуждался во мне так же сильно, как и я в нем.

– Я сейчас… я… – захныкала я, чувствуя, как ощущение оргазма усиливается с каждой секундой.

Мои ногти впились в спинку кровати, когда он вновь уткнулся в меня.

«Да, да, да, пожалуйста…»

Дик ускорился, как будто мог услышать мою мысленную просьбу. Я выгнулась назад, схватив его за ноги, двигаясь так, будто его язык был ритмом, а мой клитор – любимой мелодией.

Я потеряла голову, дрожь оргазма заставила меня громко закричать. В тот момент, когда он показался мне слишком сильным, слишком мощным, я начала отстраняться, но Дик обхватил меня руками за бёдра и сказал: «Пока нет», затем потянул обратно, требуя большего. Вот тогда стало хорошо. Именно тогда я действительно достигла пика. Я бы просила большего, но он и так свободно, бескорыстно дал мне все, направляя и поддерживая. Он заставил меня почувствовать себя королевой и работал так, словно был не более чем крестьянином, пытающимся заслужить моё расположение. И всё же я прыгала на его лице, как если бы он был королём, а я хотела быть его покорной слугой.

Выгнувшись назад и прижавшись к нему, я почувствовала, как его член скользнул по моей спине. Он был абсолютно готов к игре. Ощущение пульсации у позвоночника только заставило меня хотеть его ещё больше.

Когда я кончила, Дик положил меня на живот. От удовольствия в его глазах мои щёки вспыхнули, и меня охватила волна застенчивости. Его борода блестела от моей влаги, потом он резко вытер её рукой. Он улыбался как Аид, и мне хотелось быть его Персефоной.

– С днём рождения, – прошептал Дик, притягивая меня к своему лицу и целуя с моим привкусом. – Ты удивительная. Каждая частичка тебя.

Похвала поразила меня так, как никогда раньше. Я никогда не была с мужчиной, который восхищался бы мной в постели словесно. Это только увеличило мою уверенность в себе.

С ним моё тело делало то, о чём я даже не подозревала. Я не знала, что оно может так хорошо реагировать на правильные слова, похвалу и прикосновения. Он изменил меня не только физически, но и морально. Он заставил меня насладиться моими женственными формами, исследовать себя по-новому.

Его руки легко перевернули меня, так что я оказалась на спине, а он навис надо мной. Мне нравилось, как он это делал – как двигал меня, словно тряпичную куклу, как будто мой вес был воображаемой, ошибочной концепцией, существующей только благодаря моей нерешительности.

Я не знала, что могу чувствовать такую уверенность, будучи обнажённой перед незнакомцем. Мой предыдущий партнёр почти не смотрел на меня, когда мы были близки. Секс для Джона казался рутинной работой, которую нужно было выполнить, прежде чем вернуться к другим нашим задачам. Сегодняшняя ночь превратилась в приключение – путешествие, полное открытий.

Когда Дик навис надо мной, я не могла отвести глаз. В его образе мне чудились знакомые черты, но я знала, что мы никогда не встречались. Он казался воспоминанием, которое мой разум каким-то образом упустил. Потерянной мечтой, о которой наконец-то снова вспомнили.

Я сняла с него футболку, пока он расстёгивал джинсы. Громкий вздох вырвался из моего рта, когда Дик спустил боксеры.

Он должен был носить с собой предупреждающий знак о размере и обхвате члена.

«Внимание, пользователь. Опасность удушья. Проглатывание этого предмета может привести к напряжению челюсти и опуханию губ. Возможен смертельный исход, если вовремя не обеспечить доступ воздуха. Смотреть можно. Исследовать на свой страх и риск».

У меня заболела челюсть от одного взгляда, но честная сделка есть честная сделка.

Я начала опускаться, и Дик слегка усмехнулся, покачав головой.

– У тебя день рождения, – сказал он, укладывая меня на спину и целуя в шею. – Это я дарю подарки, а не ты.

Он прошептал это мне в мочку уха и раздвинул мои ноги.

Поспешно выхватив презерватив из кармана джинсов, он надел его, прежде чем прижаться ко мне. Его рука двинулась за мою спину. Он расстегнул лифчик, казалось, щелчком пальцев.

Мои мысли превратились в кашу, когда его губы упали на мою левую грудь, и он начал ритмично водить языком по моему соску. Направив рукой член, он несколько раз провёл кончиком по моему клитору. Я почувствовала нарастающее предвкушение, но он только дразнил, скользя взад и вперёд по моей влажной промежности. Желание и потребность ощутить его внутри сводили меня с ума, и я умоляла его взять меня целиком.

– Пожалуйста, – пробормотала я, задыхаясь. – Я хочу тебя всего…

Его губы танцевали на моих, как будто они всегда были здесь. Его язык скользнул в мой рот, и он вошёл внутрь меня одним прекрасным, сильным толчком.

– Да, да, да, – закричала я.

Он толкнулся глубже, и я выгнулась навстречу. Поначалу он был медленным, каждый дюйм ощущался как миля. Я уткнулась руками в его твёрдую как камень грудь, когда он поднял мои ноги себе на плечи. Он сложил меня как блин и прибавил скорость. Мои ноги наполнила дрожь. Руки взметнулись над головой. Я прижала ладони к изголовью кровати, наслаждаясь его темпом, его толщиной, всем его телом.

«Да, да, да…»

Он положил одну руку мне на шею, не сжимая сильно, но удерживая настолько, что мои ощущения стали гораздо ярче, чем я ожидала. Это было что-то новое, и мне это нравилось… Мне нравилось, когда он меня душил.

Приблизившись, он облизал мои губы снизу вверх, прежде чем прошептать:

– Кто хорошая именинница?

Его глаза расширились, и моё сердце подпрыгнуло, когда я прошептала ответ:

– Я.

Я не желала ничего, кроме как раствориться в нём на какое-то время. Он обнимал крепко, как будто ему было не всё равно. Он ласкал каждую частичку меня, как физически, так и морально. Он успокоил кричащую во мне неуверенность.

– Правильно, – тихо сказал он. – Ты моя хорошая именинница.

В этот момент я потеряла себя.

В этот момент он нашёл меня.

Мои ноги дрожали, и он зарычал от удовольствия, когда я ощутила новый оргазм. Дик тоже почувствовал всё это. Когда я задрожала, он застонал от удовольствия. Я могла сказать, что он боролся изо всех сил, чтобы не присоединиться ко мне в этой финальной точке. Но не собирался прекращать празднование в ближайшее время.

Дик повернул меня на бок, обхватил ногами и скользнул в меня сзади.

– О, чёрт возьми, – выдохнула я, обнаружив, что под разным углом он попадает в разные точки. Мне нравилась каждая секунда этого процесса.

Он прижался щекой к моему боку, и слова слетели с его языка.

– Мне это нравится, – сказал он мне. – Мне нравится, что я могу разглядеть тебя всю.

Его руки упали на мою грудь, массируя. Прикусив мочку моего уха, он повторил:

– Мне нравится, что я чувствую всю тебя.

Мы наслаждались друг другом, отбросив время и все факторы, что нас сдерживали. Я не знала его боли, а он почти не знал моей, но в те священные моменты мы чувствовали себя одним целым. Одним поразительно красивым беспорядком.

Он перевернул меня на спину и снова встретился со мной взглядом. Эти каре-зелёные глаза вызывали привыкание. Тогда он мог попросить меня о чём угодно, и я бы исполнила любое его желание. Если бы он попросил звезду, я бы нашла лестницу достаточно высокую, чтобы дотянуться до неба. Вот насколько сильно я жаждала отблагодарить его. Я хотела его так же сильно, как он, казалось, хотел меня.

– Кончи со мной, – приказал он, когда его член потёрся о мой клитор.

Он вошёл в меня, сохраняя зрительный контакт, удерживая пристальный взгляд, как будто я была единственным человеком, на которого он когда-либо хотел бы взглянуть снова. Я сделала так, как он приказал.

Он вошёл в меня, и я кончила быстро, сильно, долго и свободно.

«Да, да, да…»

Когда мы закончили, он рухнул на меня.

– Чёрт, – пробормотал Дик, довольный.

Он осыпал поцелуями мою шею, а затем перевернулся на бок, полностью мокрый от наших американских горок.

– Это было… – выдохнул он.

– Да… – согласилась я.

Он наклонил голову ко мне, и на его лице появилась хитрая ухмылка.

– Говорил же тебе, что ты будешь сидеть у меня на лице.

Я закатила глаза, чувствуя себя слегка неловко.

– Пофиг.

Вдруг на него что-то нашло: он прищурился и слегка наклонил голову, наблюдая за выражением моего лица. Озорная улыбка, игравшая на его губах, испарилась. Затем он поспешно встал с кровати и собрал свою одежду. Он двигался так, словно только что увидел привидение.

От его поспешных движений у меня по спине пробежали мурашки.

Секунду назад он смотрел на меня так, как будто я была всем. А затем моргнул – и я стала никем?

Я натянула одеяло, надеясь, что оно послужит щитом и сбережет моё робкое сердце. Меня охватила волна тревоги. Разум вернулся к реальности. Стоило теплу чужого тела испариться с моей кожи, как возникло странное чувство отверженности. Я спустилась с самой крутой высоты, чтобы встретить печальные последствия в виде одиночества. Дик всё ещё был в комнате, но на самом деле он находился где-то далеко. Может быть, не физически, но мысленно он каким-то образом исчез, как только его ноги оторвались от кровати и встали на твёрдую землю.

Вся эта ситуация оставила у меня во рту странный привкус, но я попыталась его проглотить. Чего я вообще ожидала? Я даже не знала его имени. Дик мне ничего не был должен. Даже если он не попрощается, то останется в своем праве. Логично, что мозг это понял, но сердце? Было ощущение, что оно слегка надломилось.

Я прикусила нижнюю губу.

– Уже уходишь?

Его глаза встретились с моими, и я увидела это снова – его обиду, его растерянность. Что-то гложет его разум и путает мысли. Возможно, мы столкнулись с одним и тем же противоречием. Разве он не чувствовал то же, что и я? Это был не просто секс. Иначе и быть не могло. Я никогда не чувствовала что-то настолько личное с кем-то, кого я знала, не говоря уже о незнакомце. Но, возможно, именно в этом и состояли связи на одну ночь – фальшивые ситуации, выглядящие реальными.

Дик остановился на краткое мгновение. Его губы слегка приоткрылись, он будто бы собирался выразить свои мысли, но сдержался и продолжил одеваться. Он хватал одежду, как будто был парамедиком, отправляющимся на место происшествия. Я никогда не видела, чтобы кто-то так торопился уйти. Я бы спросила, чем его обидела, но сомневалась, что получу честный ответ. Даже не зная Дика, я чувствовала, что его глаза говорят больше правды, чем могут сказать губы.

Меня переполняло чувство вины. Что же могло пойти не так?

– У тебя есть девушка? – спросила я.

Поэтому он спешил уйти? Была ли я его Мередит в этой ситуации? Была ли у него своя коробка «Чириос», сидящая дома?

– Что? Нет.

– Тогда почему ты так торопишься?

– А чего ты ждала? – поморщился он, любой ценой избегая зрительного контакта. – Обнимашек?

Я не ожидала обнимашек, но это было бы здорово.

То, как он избегал моего взгляда, казалось очень странным. Не то чтобы я представлялась ему бедствием вроде чумы. Скорее, я была его любимым наркотиком, а он отчаянно пытался протрезветь.

– Эй, – позвала я, заставляя его посмотреть на меня ещё раз. – Ты в порядке?

Я хотела изучить выражение его лица. Чтобы иметь ещё несколько мгновений, прежде чем он отпустит всё, что мы только что сделали. Но на этот раз, когда он посмотрел в мою сторону, то уже был другим.

Его выражение утратило нежность. Он не был весел, как во время сцены, которую мы устроили. Холодность и отчуждённость вернулись, но я не могла сказать, кто он на самом деле. Был ли он тем джентльменом, который спрашивал разрешения? Тем, кто иногда выглядел как самая грустная душа на свете? Или он был просто мужчиной на одну ночь, который ничего не чувствовал?

– Я в порядке. Это не какой-то сказочный финал. Мы потрахались. Теперь разбежимся, – сказал он, натягивая джинсы. – Добро пожаловать в реальный мир.

– Ты такой придурок.

– Я сказал тебе это с самого начала. С днём рождения, – повторил он. – Спасибо за угощение.

Как только он ушёл, я осталась в постели ещё на несколько секунд. Эмоции накатили, и я не могла им противостоять. Слёзы наполнили глаза, и я начала рыдать, закрывшись руками, осознавая, что я только что сделала. Я не знала, кем была в ту ночь, ведь у меня всегда было сильное чувство собственного достоинства. Я была надёжной. Ответственной. Стабильной. Хорошей девочкой, которая никогда не делала ничего плохого. Всё, что происходило в этой комнате, было неправильным. Этого никогда не должно было случиться. Я вообще никогда не должна была оказаться в такой ситуации. И всё же мне хотелось пережить каждую секунду этого события в замедленном темпе. Его руки сжимают мою талию… его язык лижет мою шею… его губы касаются моих…

«Нет, Старлет. Это было неправильно».

Мой разум и сердце боролись, из глаз лились слёзы, и я никак не могла понять одно…

Как что-то настолько плохое могло быть таким хорошим?

Глава 3
Старлет

Я проснулась без единого намёка на головную боль.

«Это чудо двадцать первого дня рождения!»

Я догадывалась, что одного глотка волшебного пунша будет недостаточно, чтобы вызвать у меня похмелье.

Первым, что пришло на ум, когда я потянулась на кровати в комнате общежития, было то, что Джон мне изменил. К счастью, вторая мысль, которая врезалась в голову, была о Дике – и о нем самом, и о его фаллосе.

Моё тело всё ещё болело от того, как он вертел меня, будто блин на сковороде.

Я сказала ему, что я хорошая именинница?

«О боже, Старлет. Что за ночь, что за ночь».

Встав с кровати, я направилась в душ. Одно из преимуществ учиться на старших курсах колледжа – иметь душ в своей комнате, вместо того чтобы делить его с двадцатью другими девушками на этаже. Бонусы за прогресс в учёбе.

Выйдя из душа, я стала сушить волосы, и тогда Уитни пошевелилась в своей постели. Она широко зевнула, а затем пять раз похлопала себя по животу, как делала каждое утро.

– Доброе утро, соседушка, – заявила она.

– Доброе утро, соседушка, – ответила я.

Она села и вытянула руки.

– Похмелье?

– Ни капельки.

Её бровь тотчас взлетела.

– Серьёзно?

– Может быть, у меня иммунитет к похмелью.

Или я вчера вечером не выпила ни глотка.

– Не сглазь, подруга. Помнишь тот раз, когда я выпила двадцать один шот с желе?

Я вздрогнула от воспоминаний.

– Помню.

Тогда она вернулась в общежитие словно сама сделанная из желе.

Уитни улыбнулась:

– В итоге я оказалась в кабинете медсестры, и мне сказали, что похмелье настигло меня два дня спустя. Я никогда в жизни не пила столько «Гаторейда».

– Будем надеяться, что это не мой случай, – хмыкнула я. – Я чувствую себя довольно хорошо.

– Хорошо. И даже отлично, учитывая, каким придурком оказался Джон. Но потом, судя по той ночи, которая у тебя была… – Она лукаво ухмыльнулась и пошевелила бровями. – Нам даже не удалось поговорить о том, что произошло, когда ты сбежала с горячим-горячим.

Это верно. Мы с Уитни вернулись домой, хихикая как школьницы, над всем и вся. Я еле-еле переставляла ноги из-за того, что произошло в спальне, а она шла боком из-за волшебного пунша. Мы даже не начали погружаться в мои приключения с Диком.

Я почувствовала, как щёки вспыхнули от мыслей о прошлой ночи. Мне было не очень комфортно говорить о своей сексуальной жизни, главным образом потому, что секс с Джоном был довольно обыденным и скучным. Но прошлой ночью?

«Прошлой ночью…»

Я села за стол и достала расчёску.

– Прошлая ночь была… другой.

– У него была большая дудка? Или маринованный перчик?

Я усмехнулась, покачав головой:

– Почему ты такая?

– Я не знаю. Мои родители странные. Я думаю, что этот ген передался и мне. А правда, как это было?

– Это было… – Я на мгновение закрыла глаза и погрузилась в мысли.

– О боже мой, – ахнула Уитни, заставив меня открыть глаза, и сурово указала в мою сторону пальцем. – Он растряс твою вагину!

– Он растряс мою вагину, – повторила я, недоверчиво покачивая головой, вспоминая прошлую ночь.

– Чёрт возьми, да! Я так горжусь тобой, соседушка. Так теперь я права? У Джона был маленький член?

– Я не думаю, что мы можем даже классифицировать это как член. Это был, скорее, арахис.

– А у мистера горячего-горячего?

– Хобот слона.

Уитни победно вскинула руки:

– С днём рождения, Старлет Эванс!

Действительно, с днём рождения.

– Надеюсь, ты не сможешь ходить прямо все выходные. Кстати о… По шкале от одного до десяти, насколько немощными мы себя чувствуем сейчас? На уровне тостов с авокадо? – спросила меня Уитни, пока я пыталась распутать мокрые растрепанные пряди.

Мои вьющиеся каштановые волосы каждое утро представляли из себя комедию положений. Я думала о том, чтобы их сбрить, не менее пятидесяти раз за день.

Субботы для Уитни означали одно и только одно – поздний завтрак. Это был её любимый способ протрезветь после бурных пятничных вечеров. По большей части моя соседка по комнате была книжным червём, да и к своему образованию относилась серьезно. Но когда наступали пятницы! Как у прилежной студентки, у неё было не слишком много времени на отдых, но она вносила вечеринки в расписание.

Уитни называла это идеальным жизненным балансом. После вчерашнего вечера я поняла почему и была несколько разочарована тем, что пропустила два года студенческих вечеринок, сосредоточившись на учёбе.

– «Тосты» звучат потрясающе. С яичницей, – предложила я.

– Нет, лучше с яйцами, сваренными вкрутую, а после натёртыми, – поправила она. – И козий сыр с «Горячим мёдом Майка».

Она застонала от предвкушения.

– Пойдём в «У Евы»? У тебя день рождения, я угощаю.

«У Евы» было нашим любимым местом для бранча по двум причинам: кафе находилось в нескольких минутах ходьбы от кампуса и предлагало меню длиной с моё предплечье. Если хочется поесть как ЗОЖник или утонуть в кленовом сиропе, «У Евы» всегда найдётся подходящая позиция.

Отказавшись от расчёсывания волос, я собрала их в небрежный пучок на затылке.

– Я не могу пойти на бранч, помнишь? Я пообещала отцу, что в мой день рождения он заберёт меня на все выходные.

Уитни вскрикнула от отчаяния, как будто я сказала ей, что Лондон пал.

– А как же наша традиция бранча на выходных?

– Традиции придётся взять перерыв. Если только ты не хочешь присоединиться к нам.

Она задумчиво прищурилась:

– Эрик очень красивый.

Я вздрогнула.

– А, забудь, ты не сможешь поехать со мной.

– Ты уверена, что не хочешь новую мачеху?

– Ты и так мешаешь мне каждый день.

Я усмехнулась, схватила кроссовки и надела их, потом взяла розовое пухлое зимнее пальто, шарф и варежки.

Укутавшись и упаковав рюкзак, я подошла к Уитни и поцеловала её в лоб:

– Съешь тост с авокадо за меня.

Она ворчливо отмахнулась:

– Передай моему будущему мужу привет.

Я усмехнулась и, прежде чем выйти, схватила корзину с одеждой – постираю в папином доме. В Чикаго я добиралась на своей машине. Учиться в Висконсинском университете в Милуоки было очень удобно, учитывая, что до дома моего отца было всего два часа езды. Мы проводили каждое воскресенье вместе, время отца и дочери. Это был тот день, когда он не работал в тату-салоне, и день, который я тратила на стирку. Было бы здорово провести с ним субботу и воскресенье в эти выходные. День за днём я всё больше становилась папиной дочкой.

Я поехала прямо в «Инкед», зная, что именно там папа проведёт субботнее утро. Он жил и дышал этим салоном, и я была почти уверена, что и сегодня он и его сотрудники будут работать над фантастическими произведениями искусства. Когда я была ребёнком, я проводила много времени, наблюдая, как папа, его ребята и девчонки рисуют. Удивительно, сколько заказчиков плакали от радости, видя, как их шедевры оживают.

Если бы я ещё не начала свою карьеру, имела бы твёрдую руку и некоторые художественные способности, я бы с радостью провела жизнь, работая в папиной студии.

Припарковав машину за углом салона, я выскочила на мороз – по щекам бил холодный ветер – и бросилась к входу.

– Сюрприз! – прокричала толпа в холле, повергнув меня в шок.

Салон был празднично украшен.

– С днём рождения, Старлет! – пели собравшиеся.

Одной из самых крутых вещей в мире было увидеть группу мускулистых татуированных мужчин-байкеров, держащих розовые и фиолетовые воздушные шары, чтобы поздравить меня. Вся команда состояла из лучших друзей папы, и я выросла и прожила всю жизнь в их окружении. Нельсон первым поспешил ко мне и заключил в медвежьи объятия.

– С днём рождения, самородок, – сказал он, потирая кулаком мои вьющиеся волосы.

Нельсон вёл себя как рок-звезда, а с виду походил на игрока в американский футбол – непринуждённо крутой и непринуждённо гигантский. Нельсон был ростом шесть футов четыре дюйма и весом не менее двухсот девяноста фунтов. Хотя он не был пухлым. Он был весь в мускулах. Нельсон поднял меня с пола, как будто это было проще простого. Следующей на моём пути оказалась его жена Джой. Джой была красивой темнокожей женщиной, покрытой чернилами с головы до ног. У неё были яркие седые волосы и выбритые виски. Она всегда носила каблуки высотой не менее пяти дюймов – и всё же была ниже мужа.

Я почти считала их своими тётей и дядей. Папа называл их «любовью до гроба». Нельсон и Джой поддерживали нас в самые мрачные времена, и я, честно говоря, не думаю, что мы бы справились, если бы не их свет и забота.

Харпер обнял меня следующим. Ему было за шестьдесят, и его знали как одного из лучших татуировщиков в мире. Люди прилетали со всех уголков света, чтобы стать клиентами Харпера. Он был крутым, спокойным человеком, соприкасающимся с энергией и Вселенной. Иногда, если он чувствовал, что человек нервничает перед нанесением татуировки, то доставал колоду карт Таро и раскладывал их, а затем проводил быстрый сеанс рейки-терапии. Мы называли его нашим гуру-хиппи.

– Светлый привет, наша любимая.

Харпер улыбнулся и обнял меня. Он обнимал крепче всех, так, будто всю жизнь ждал момента объятия; от такого приветствия человек таял.

Дальше был Коул – тусовщик. Он уже разменял четвертый десяток, но всё ещё веселился так, словно ему только что исполнился двадцать один год. Коул был покрыт пирсингом, последним был «укус дельфина», прямо под нижней губой. Стройный, с лохматыми светлыми волосами и зелёными глазами, которые радостно сверкали, – я никогда не видела, чтобы у него был плохой день. Коул был человеком, который жил ради острых ощущений. Никого не удивило, что он вышел вперёд, держа поднос с шотами.

– Двадцать, чёрт возьми, один!

Коул прокричал это, не вынимая изо рта праздничную дуделку.

– С днём рождения, ковбойша, – сказал он, ставя поднос на стол и целуя меня в лоб.

И наконец был папа – лучший папа на свете.

– С днём рождения, принцесса, – сказал он, обнимая меня. – Я не могу поверить, что ты уже такая взрослая.

Он несколько раз поцеловал меня в лоб.

Мы с отцом были очень похожи. Не считая татуировок. В течение многих лет он предлагал набить мне что-нибудь, но я всё ещё не была готова. Быть может, однажды. В один прекрасный день.

Папа был красивым мужчиной. Когда он смеялся, а делал он это очень часто, на его щеках появлялись ямочки. У меня были такие же. У меня были и его карие глаза, и широкая улыбка. Ростом он был шесть футов два дюйма, и у него была лысая блестящая голова, которую все любили потирать на удачу.

– Я думал, что твой парень тоже приедет, – удивлённо сказал папа.

Я сморщила нос:

– Скажем так, не вышло, и я надеюсь, что больше никогда его не увижу.

Папа прищурился, раздумывая, стоит ли спрашивать подробности, но затем пожал плечами:

– Хорошо. У него были дерьмовые татуировки.

Я улыбнулась:

– Худшие из худших.

– Шоты! – крикнул Коул, сунув один мне в руку.

Я засмеялась.

– Хорошо, но мы не будем буйствовать. В понедельник у меня важный день, и я не должна переходить черту, – предупредила я.

Коул отмахнулся от меня:

– Это твой двадцать первый день рождения. Дай себе волю.

Если бы он только знал, какой свободной я была накануне вечером. От одной мысли об этом мои щёки вспыхнули.

– Не волнуйся, лютик, – сказал папа. – Я позабочусь о тебе.

Собравшиеся выглядели настолько радостными, что я не могла их подвести.

Кроме того, разве может быть что-то хуже волшебного пунша?

Я приняла шот от Коула, мы чокнулись и опрокинули рюмки.

– О боже! – вскрикнула я.

Хуже. Намного-намного хуже волшебного пунша.

Харпер хихикнул и похлопал меня по спине:

– Позволь приготовить тебе настоящий напиток. Тот, после которого не захочется блевать. Поверь мне. Это говорит человек, ненавидящий вкус алкоголя.

«На Харпера уповаю!»

Он приготовил мне напиток, и это был настоящий волшебный пунш, потому что я не могла сказать, что в нём есть хоть капля алкоголя.

Я пила коктейль за коктейлем, как моряк. Мы весь день включали музыку, танцуя в салоне, ощущая полную свободу. Я не знала, что могу пить так много, пока не выпила слишком много, и следующим, что я помнила, было наступление субботнего вечера. Я обнимала унитаз, пока отец держал мне волосы.

– Я чувствую себя мёртвой, – сказала я после того, как меня вырвало в третий раз.

Похмелье, которое, как мне казалось, я пропустила субботним утром, очень любезно встретилось со мной в субботу вечером.

Папа хмыкнул:

– Я помню своё первое похмелье. Мне было четырнадцать, и меня вырвало в любимую пару туфель отца.

– Четырнадцать?! – ахнула я.

– Не все были такими хорошими детьми, как ты, принцесса. Некоторые из нас изо дня в день делали неправильный выбор.

– Я больше никогда не буду пить, – простонала я, прислонившись к ванне.

Папа сел рядом, и я положила голову ему на плечо.

– Так все говорят, когда им плохо от выпивки. Но потом, что ты думаешь? Наступает ещё одна ночь, которую нужно забыть, и цикл повторяется.

– Нет, – поклялась я. – С меня хватит.

Он поцеловал меня в лоб.

– Прими душ и надень пижаму. Ты пахнешь как задница. Я приготовлю тебе немного попкорна, чтобы успокоить желудок. Ты сегодня мало поела.

Он заставил меня принять стоячее положение.

– Как насчёт «Тако Белл»? Это немного облегчит похмелье.

Глава 4
Майло

Когда мама была рядом, дом был полон смеха и света. Каждое утро она танцевала на кухне под громкую музыку, готовя мне завтрак перед школой. И это никогда не был простой завтрак. На столе дожидалось нечто особенное: свежеиспечённые кексы, фриттата или ещё какая-нибудь ерунда.

Мама заваривала самую большую чашку кофе, выпивала почти весь, а потом пыталась увлечь меня танцами. Я никогда не танцевал, поскольку я совсем не был жаворонком. Эта черта досталась мне от отца.

Я не осознавал, насколько воспринимал всё как должное, пока те дни не исчезли. Ещё мне не нравилось, что они исчезли быстро. Когда мама заболела, музыка уже никогда не играла так громко, как раньше. Потом и танцы стали более размеренными. Наконец, она больше не могла готовить изысканные завтраки. Я знал, что ей тяжело, поэтому иногда готовил для неё. Я включал музыку, когда она забывала. Я танцевал время от времени, чтобы рассмешить её.

Её смех…

Больше всего мне не хватало её смеха.

Ещё мама готовила большую кастрюлю домашней подливки для нашего воскресного ужина. Это был соус для пасты медленного приготовления, вкус которого будто бы придумали боги. Воскресные ужины в нашем доме имели большое значение. Раньше к нам на обед приходили десятки людей, включая некоторых моих друзей, и мы смеялись до захода солнца, и все тогда теряли головы от маминой стряпни.

Я скучал по вкусу её любви. Я знаю, что это звучит безумно, но дело было не в ингредиентах, которые она использовала, а в том, как она их использовала. Папа всегда шутил, что волшебство заключалось в её любимой деревянной ложке, которой она мешала подливку. Теперь ложка просто лежала в кладовке вместе с остальными кухонными принадлежностями, нетронутая.

Было странно думать о том, каким оживлённым был дом раньше. Теперь каждое утро стояла тишина, особенно по выходным. Когда я просыпался, папы уже не было. Несмотря на то что я не был жаворонком, я обычно вставал на рассвете, чтобы поймать восход солнца, – это я начал делать после смерти мамы. Я понятия не имел, куда и зачем уходил папа. Я просто знал, что его нет дома.

Когда я вставал по выходным, я готовил завтрак, заползал обратно в свою комнату и сидел в темноте, сторонясь места, которое когда-то было мне домом. Здесь каждый угол был полон навязчивых воспоминаний о том, какой хорошей была жизнь раньше. В дни, когда тишина становилась слишком громкой, я делал одно из двух. Либо занимался сексом, либо встречался с друзьями – чтобы отвлечься.

Секс был моим главным увлечением с тех пор, как несколько лет назад я потерял девственность. В моей части города я пользовался популярностью. Это не было секретом. Меня знали под разными именами. Некоторые называли меня мальчиком-шлюхой, другие называли меня папочкой, но большинство женщин называли меня Диком.

Как именинница.

Чёртова именинница.

Что это было?

Прошлая ночь была не такой, как планировалось. Ну, всё было по плану, до определённого момента.

Я продолжал думать о ночи в доме студенческого братства и о женщине – странной, даже эксцентричной. Что-то в ней меня будоражило. Она смотрела так, будто видела меня настоящего. Меня, которого большинство людей упускало из виду, не считая небольшой группы близких друзей. Это меня сильно задело. Или заинтриговало – одно из двух.

Еще и секс…

Это была одна из самых приятных ночей в моей жизни, а я даже не узнал, как именинницу зовут. Я спал со многими людьми, но никто не заставлял меня чувствовать себя так, как эта женщина, причём она мне даже не отсосала.

Ещё она была хаотичной, что было странно и забавно. Меня редко удавалось удивить. С тех пор как мы встретились, я вспоминал об имениннице чаще, чем ожидал. После мимолётных связей женщины не становились поводом для размышлений. Я не встречался с одной и той же девушкой дважды. Я не оставлял места эмоциям. Но по какой-то причине я запомнил её вкус на своём языке. Ночь, которую мы провели вместе, была для меня слишком трудной.

В тот момент, покидая спальню, я не мог объяснить, что чувствовал. Мой мир как будто рухнул. Накинув одежду, я ринулся к выходу – и выглядел полным идиотом, – но попросту не мог оставаться там, с ней. Что-то в её глазах заставило меня захотеть быть настоящим, а я этому так долго сопротивлялся. Я почувствовал, как беспокойство в её нежном взгляде вызывает панику в моей груди. Она действовала на меня совсем не так, как все женщины до неё. Большинство из них заставляло меня забыть о реальной жизни. Она заставила меня о ней задуматься.

Судя по моей реакции, именинница, вероятно, подумала, что я засранец, но она бы не догадалась, что я потерял контроль над своим телом. Мои руки вспотели, когда она сидела на кровати и смотрела в мою сторону. Мои глаза остекленели, и меня охватило чувство паники. За последние три года у меня было много панических атак, но никогда – после секса. Секс был тем, что облегчало мою тревогу, а не усиливало её.

Панические атаки обычно проявлялись только тогда, когда я слишком много думал о маме. И, поверьте мне, когда я был в той комнате, я не думал о моей мамочке. Я понятия не имел, почему эта женщина вызвала у меня такое беспокойство. Я надеялся, что наши пути больше никогда не пересекутся ради моего же благополучия. Но всё же я не мог перестать думать о случившемся сексе. Это было настолько хорошо, что мне не хотелось искать новых случайных связей.

Поэтому пришлось обратиться ко второй вещи, которая помогала, когда разум был слишком спутанным, а тишина слишком громкой, – к дружеское поддержке.

Ни для кого не было секретом, что последние несколько лет я был плохим другом, но меня всё ещё пускали в компанию. Я догадывался, что такие люди имеют наибольшее значение: они видели тебя в худшем свете, но всё ещё хотят, чтобы ты был рядом.

Большая часть моих друзей зависала дома у Саванны по выходным. Мы с Саванной знали друг друга ещё до того, как смогли произнести наши первые слова. Наши мамы были близкими подругами. Саванна всегда вела себя как моя старшая сестра, пусть была старше всего на несколько месяцев. Её природный инстинкт – относиться по-матерински ко всей нашей компании.

Родители Саванны были обеспеченными и жили в очень дорогом районе. На каждой подъездной дорожке непременно была припаркована роскошная машина. В те выходные родителей не было в городе, поэтому Саванна собрала всех, чтобы немного выпить и покурить, а это, похоже, то, что мне было нужно.

Наша компания была маленькой, но состояла из сильных личностей. Мы все познакомились в начальной школе, не считая новенького, Тома.

Всего нас было шестеро. Первым был Брайан – геймер. Он всегда говорил о том, какие игры выходят и что самое интересное на рынке. Я не сомневался, что когда-нибудь он станет мультимиллионером, владельцем компании по разработке видеоигр. Его знания были выдающимися. Ещё он был на год старше меня и учился в Висконсинском университете в Милуоки. Именно из-за него я накануне вечером оказался на чёртовой студенческой вечеринке.

Потом был Крис. Он был довольно застенчив. Мы с Саванной познакомились с ним в третьем классе, когда двое детей издевались над ним на детской площадке. Саванна поставила парням по синяку под глазом и велела Крису держаться рядом с нами. После этого он так и не ушёл.

Бонни была самой близкой подругой Саванны. И зная их, я успел убедиться, что стереотипы о ненадежности женской дружбы лживы. Том был новеньким – он познакомился с Бонни на работе в местном магазине «Таргет». Я мало что о нём знал, потому что он встретил меня в мою эмо-эпоху. Он не знал меня до того, как моя мама заболела, поэтому видел только мою скрытную сторону.

Ночь началась без происшествий. Мы всегда спускались в подвал дома Саванны, потому что её родители говорили, что, если мы собираемся устраивать пьянку, нам нужно делать это там, внизу. Таким образом, они знали, что мы будем в безопасности и не сядем за руль в нетрезвом виде. Казалось странным, что они соглашались с самим фактом таких вечеринок. Богатые люди жили по другим правилам. Моя мама никогда бы не позволила подобному случиться.

Я снова подумал о маме. Я был слишком трезв.

Крис, Том и Брайан сидели перед телевизором, играли в какую-то видеоигру и что-то обсуждали. Я не слушал достаточно внимательно, чтобы уловить разговор. Я не мог вспомнить, когда в последний раз разговаривал с ними. Большую часть времени я просто приходил, курил и пил.

– Перестань быть свиньёй, – сказала Саванна, толкнув мою ногу.

Я ещё раз затянулся и потушил сигарету, прежде чем повернуться на ее голос. Мы сидели на диване втроем, вместе с Бонни.

– Ты ведёшь себя странно, – повторила Саванна. – Ты в порядке?

Это было похоже на вопрос с подвохом.

Саванна всегда спрашивала, в порядке ли я. Она постоянно беспокоилась за меня. Полагаю, не без оснований.

– Я в порядке, – сказал я.

Я всегда давал именно этот ответ.

– Ходят слухи, что вчера вечером на студенческой вечеринке ты переспал с девушкой, – сказала Бонни.

– Слухи? – уточнил я.

– Слухи, – сказали они в унисон.

– Тогда слухи, должно быть, правдивы.

– Нужно, чтобы ты научился выживать как-нибудь иначе, Майло, – сказала Саванна. – Инфекции, передающиеся половым путём, реальны. Кстати говоря, я надеюсь, ты оборачиваешь свой маринованный огурчик в защиту.

– Пожалуйста, не называй мой член маринованным огурчиком, – категорично ответил я.

– Да, Саванна. Я уверена, что он больше похож на летнюю колбасу, – добавила Бонни. – Если у него огурец, значит, он зелёный, а это точно следствие ЗППП.

Саванна повернулась ко мне.

– Майло, твой маринованный огурчик зелёный? Если да, то мы можем помочь тебе. В этом нет ничего постыдного, – толкнув мою ногу, сказала она это с такой материнской заботой, что я заскучал по маме.

Я снова промолчал, потому что разговор о зелёном члене и о маринованных огурцах не был первым в моём списке дел на ночь. Ощущение онемения было единственным, чего я искал.

Саванна снова толкнула меня:

– В чём дело?

– Ни в чём, – ответил я.

Она нахмурилась, потому что ей было не всё равно. Меня бесило то, как сильно она беспокоилась обо мне. Все мои друзья беспокоились. Они видели, как я переживал худшие годы в моей жизни, и оставались рядом, даже когда я пытался их оттолкнуть. Я их не заслуживал. Я ни от кого ничего особенного не заслуживал.

– Ты такой странный сегодня вечером. Ты уверен, что с тобой всё в порядке?

«Нет, это не так, Саванна».

Она не ошиблась.

В ту ночь я вёл себя странно. Физически я был там, но морально меня там не было. Мои мысли были где-то в другом месте.

«Прошёл почти год, мама».

«Год без тебя».

Дерьмово.

Я был ещё слишком трезв, потому что моё сердце ещё билось, а мозг ещё думал. Я знал, что мои друзья хотели, чтобы я открылся, но я не знал как. К тому же мне не нужно было говорить о своей печали. Я жил с ней изо дня в день. Это само по себе казалось достаточным мучением – не нужно было выражать это словами.

Не обращая внимания на друзей, я встал с дивана и направился к бару. Подойдя к шкафу, я вытащил красный пластиковый стаканчик и налил себе полстакана «Хеннесси». Я уже был в таком состоянии, что не мог думать о маме, а это означало, что я почти терял сознание. Я выпил. Алкоголь обжёг горло, но я почти не вздрогнул.

Я налил ещё один полный стаканчик. И тоже выпил. Я повторил эти действия несколько раз, пока никто не видел, и через некоторое время шум в голове начал стихать.

– Эй, Майло. У меня к тебе вопрос. Я слышал, что ты и Эрика Корт встречались раньше, да? – спросил Том, который подошёл и похлопал меня по спине.

Надо отдать этому парню должное. Он не позволил моей замкнутости смутить его. Он всегда был добр ко мне, как и ко всем остальным. На мой взгляд, он говорил слишком много, но я думал, что все говорят слишком много. Большую часть времени мне хотелось, чтобы люди умели вовремя заткнуться.

– Я не знаю, кто это, – ответил я.

– Эрика Корт. Милая девочка, которая всегда носит высокие косички. Она увлекается аниме, иногда надевает ободок с кошачьими ушками.

О, девочка с кошачьими ушками. Ага. Я её трахнул. Всё это время она мяукала.

– А что с ней?

– Тебе она нравится?

Я изогнул бровь:

– Она?

– Ага. Поскольку вы двое знакомы, я хотел убедиться, что не перехожу никому дорогу из-за того, что она пригласила меня на свидание. Я не хотел неуважительно относиться к нашей дружбе. Поэтому прошу разрешения.

О, Том. Милый, заботливый Том.

– Во что бы то ни стало, действуй, – пробормотал я, наливая ещё стакан и опрокидывая его.

Наверное, мне уже это было не нужно.

Я похлопал Тома по спине:

– Я ухожу.

– Что? Ещё рано! – отмахнулся он.

– Сейчас два часа ночи, а мне нужно кое-где быть завтра, – пробормотал я, хватая ключи и куртку со спинки одного из стульев. – Я пошёл.

Я, спотыкаясь, направился к лестнице и наткнулся на приставной столик, которого не видел.

– Чёрт, – пробормотал я и попытался стряхнуть с пальца ноги пульсирующую боль. – Чёрт побери.

Саванна спрыгнула с дивана и кинулась ко мне:

– Ты в порядке?

– Я в порядке, – проворчал я, поднимаясь по лестнице.

– Ты всегда врезаешься во что-то. Было бы полезно, если бы ты пошире открывал глаза. Моя слепая собака видит лучше тебя.

– Я не видел этого проклятого стола, – заметил я, продолжая идти к двери.

– Куда ты? – спросила она.

– Домой.

– Ты пьян.

– Спасибо, Капитан Очевидность, – саркастически ответил я.

Я злился, когда напивался. Как я уже сказал, я был дерьмовым другом. Я добрался до двери, но Саванна перегородила её.

– Отойди, Саванна.

– Это небезопасно, Майло.

– Я знаю, – повторил я.

Она положила руку мне на предплечье, оглядела комнату, придвинулась ближе и зашептала:

– Майло, я знаю, что тебе пришлось нелегко с тех пор, как умерла твоя мама, и я знаю, что первая годовщина…

– Не надо, – предупредил я. – Не продолжай.

Её голубые глаза помрачнели, но меня это не волновало. Как она смеет выглядеть грустной, когда у неё не было для этого причин? Её родители были ещё живы. Они до сих пор отмечали с ней дни рождения. Они всё ещё могли злиться на неё за её неправильный выбор. Они всё ещё говорили ей: «Я люблю тебя». Она ничего не знала о печали и о том, как она заражает каждый дюйм души человека. Она ничего не знала о кошмарах как днём, так и ночью. Она ничего не знала о том, что такое настоящая душевная боль. Чёрт, у неё всё ещё были живы бабушки и дедушки. Саванна сталкивалась со смертью только в кино. Я видел смерть вблизи и лично, смерть единственного человека, который значил для меня всё. Это казалось несправедливым. Опять же, кто сказал, что жизнь справедлива?

– Майло…

– Уйди, Саванна! – заорал я, пьяный, грубый и бессердечный.

Её глаза вспыхнули новыми эмоциями.

Она так и не сдвинулась с места, поэтому я сделал то, что должен был. Я положил руки ей на плечи, поднял её и отодвинул от двери.

Я дополз до своей машины и сел на водительское сиденье. Моё зрение то появлялось, то исчезало. Я не мог ни думать, ни видеть, поэтому не мог вести машину. А мне хотелось вести машину. Всё, чего я хотел, – это попасть домой.

Я выскочил наружу и посмотрел на небо. Было темно и шёл снег. Я не видел звёзд, но чувствовал снежинки. Мама любила снег. Зима была её любимым временем года. Зимой всё напоминало мне о ней.

Я пошёл по двору Саванны и позволил своему телу упасть на подушку из снега, выпавшего за последние несколько дней. Я раскинул руки и начал делать снежного ангела. Когда я был ребёнком, мама лепила со мной снежных ангелов. Потом она готовила нам домашнее горячее какао. Она всегда добавляла мне побольше зефира.

Мне очень нравился дополнительный зефир.

Мне должно было быть холодно. Я должен был дрожать или типа того.

Возможно, я дрожал. Возможно, я получил обморожение.

Может быть, я умирал.

Вот это был бы поворот сюжета.

Мои руки и ноги скользили вверх и вниз, образуя ангела на снегу, прежде чем я потерял сознание.

На следующее утро я проснулся в незнакомой постели. В комнате было темно, и моим глазам потребовалась секунда, чтобы сфокусироваться. На улице не рассвело. Я взглянул на себя и понял, что на мне чужая одежда.

– Какого чёрта? – пробормотал я, оглядываясь вокруг.

– Доброе утро, солнышко, – сказал голос.

Я поднял глаза и увидел Тома, сидящего за столом.

– Тебе потребовалось достаточно времени, чтобы проснуться.

– Где я?

– В моём скромном жилище. Вчера вечером я нашёл тебя без сознания в снегу, кинул в машину и отвёз сюда. Не спрашивай, как я снял с тебя одежду. – Он вздрогнул, будто у него был озноб, а потом попытался пошутить: – Я навечно напуган тем, что увидел.

Я был в доме Тома, в его одежде, и у меня жутко болела голова.

Во всяком случае, я не умер.

Проклятие.

– Будешь завтракать? – спросил он.

Я изогнул бровь, пытаясь определить, как сильно накосячил прошлой ночью.

– Не-а. Пойду домой.

Я поднялся с кровати, чувствуя приступ тошноты, но мне не хотелось торчать здесь слишком долго.

Я выглянул на улицу и увидел солнце.

Проклятие.

Я пропустил восход солнца.

«Прости, мама».

В этом-то и заключалась проблема: облажавшись раз, я вновь и вновь упускал важные вещи.

Том отвёз меня обратно к Саванне, где оставалась моя машина. Я поблагодарил его за помощь, а он ответил: «Обращайся». Похоже, он действительно мог мне помочь, что было странно. Этот парень даже не знал меня, но относился так, как будто мы были лучшими друзьями.

Подъехав к своему дому, я вздохнул, увидев папину машину в гараже. Он оставил его широко открытым и припарковался под углом. Накануне вечером он чуть не потерял сознание в снегу в нетрезвом виде. Должно быть, он подумал, что сесть за руль – хорошая идея.

«По крайней мере, я не поехал домой пьяным», – подумал я, словно пытаясь оправдаться. Хотя, если бы мог, я бы поехал, как мой тупой отец. Я был не лучше него. Я был как он во многих отношениях, что мне очень не нравилось. Мама говорила, что я точная копия отца. Мне всегда казалось, что это какое-то оскорбление, хотя, вероятно, подразумевалась похвала.

Я ненавидел те части себя, которые отражали его, и в последнее время эти части, казалось, двигались в ритмичной гармонии. Мы были пьяными и оторванными от мира.

«Яблочко от яблони».

Я вошёл в дом, и запах гари мгновенно ударил мне в нос. Я свернул за угол на кухню и застонал.

– Какого чёрта, папа? – рявкнул я, бросившись к духовке и вытащив чёрную как ночь пиццу.

Сгорела дотла. Вкуснятина.

Духовка безумно дымила, и я поспешил открыть окна, чтобы проветрить дом. Я был недостаточно быстр, потому что сработал пожарный детектор, эхо разнеслось по всему помещению. Я схватил газету и начал разгонять дым перед детектором, чтобы он быстрее выключился.

– Что, чёрт возьми, ты делаешь? – пробормотал папа, входя на кухню, всё ещё пьяный, протирая сонные глаза.

На нём был костюм, вероятно, тот же, в котором он ходил на работу два дня назад. Удивительно, что его ещё не рассчитали, но, судя по его виду, увольнение было уже не за горами.

– Твоя пицца готова, – пробормотал я, раздражённый, злой и грустный.

– Дерьмо. Забыл о ней. На минуточку прикрыл глаза.

– Ты мог все здесь сжечь. Ты должен быть умнее.

– Ты думаешь, что со мной можно так разговаривать? – рявкнул он, почёсывая свои взлохмаченные волосы. – Не забывай, кто здесь платит по счетам. Следи за своим языком. Понял меня?

Я не ответил, потому что мне было всё равно.

– Кстати об умных, мне позвонил твой дядя. Он сказал, что ты плохо учишься. Как мне это понимать?

– Это неважно.

– Это важно. Если твоя мать… – Он остановился, как будто застыл во времени.

Слова, слетевшие с его языка, казалось, служили напоминанием о том, что его жена, его лучший друг, ушла. Он стряхнул с себя горе, которое иногда душило его на полуслове.

– Тебе нужна дисциплина. Было бы лучше, если бы ты поступил на военную службу после окончания учёбы. Я в этом даже не сомневаюсь.

«Снова за старое».

Идея моего отца о воспитании детей заключалась в том, чтобы я стал тем, кем был он сам, начиная со службы в армии. Путь, противоположный тому, чего я когда-либо хотел. Я пытался бежать подальше от такой судьбы.

– И не подумаю, – сказал я, проходя мимо.

Я ударил его по плечу, и он развернул меня лицом к себе:

– Не делай этого. Не отмахивайся от меня. Ты должен записаться на службу.

– Нет, – повторил я. – Ты пьян.

– Не разговаривай со мной так, – приказал он.

– Не разговаривай со мной, – сухо ответил я.

– Послушай меня, – рявкнул он, схватив меня за руку.

Он посмотрел мне в глаза, и это случилось снова – удушье горя. Я знал, почему это случилось с ним. У меня были её глаза. Я подумал, что именно поэтому он почти не смотрел на меня весь последний год. Возможно, у меня были такие же дурные наклонности, как у моего отца, но я унаследовал взгляд матери.

Он выпустил мою руку и отвернулся. Потом подошёл к холодильнику, открыл его и достал пиво.

– Делай свои чёртовы уроки и вернись в нормальное русло, – приказал он.

«Ты первый, дорогой отец. Сначала ты».

Я знал, что в ближайшие дни ситуация будет только ухудшаться из-за напряжения в доме. Мы раздражали друг друга, пытаясь не признавать тот факт, что мы приближаемся к году без мамы. Он пил больше, я курил больше, и мы делали вид, что всё порядке, и ждали, когда окончательно сломаемся.

Мы походили на бомбу замедленного действия.

Глава 5
Майло

Понедельники я не любил больше всего. Особенно понедельники, накануне которых я ссорился с отцом. Эти понедельники всегда были отстойными.

Вчера вечером мой отец назвал меня депрессивным подростком. Я назвал его пьяным придурком, бросившим меня. Оба комментария были правдивы, но он сосредоточился только на моих неудачах, а не на своих. Я знал, что у меня депрессия. Это было само собой разумеющимся. Моя депрессия продолжалась более трёх лет, с тех пор как маме поставили диагноз «рак». Всё началось с того, что в четырнадцать лет я плакал один в темноте своего шкафа, потому что не хотел, чтобы она слышала, как я плачу. Я знал, что от этого ей станет только хуже, поэтому скрывал свою боль, как мог. Я вёл себя лучше всего, когда был рядом с ней на людях. Все думали, что я в порядке, кроме мамы. Она всегда замечала моменты моей слабости, которые, казалось, я научился скрывать. Она смотрела на меня так же, как и именинница, – как будто заглядывала в глубину моей души.

Большинство людей думает, что депрессия – это когда валяешься в постели и сидишь в темноте неделями, но со мной всё было иначе. Вначале я сам смеялся над своей депрессией. И как только я стал сексуально активным, я преодолел боль. У меня появилось ложное чувство уверенности, благодаря нему я находил женщин, которые помогали мне ненадолго забыться. Я двигался по жизни, как если бы был нормальным человеком, но именно в спокойные моменты депрессия возвращалась. Я чувствовал только душераздирающую печаль или полное безразличие ко всем и всему вокруг.

Мама консультировала меня и давала лекарства, чтобы помочь мне справиться с депрессией. Я прекратил их пить, когда она ушла. Препараты помогали мне чувствовать себя лучше морально. Они творили чудеса, и я знал, что это звучит нелепо, но я не думал, что заслуживаю чувствовать себя лучше после её ухода. Я не хотел чувствовать себя лучше. Я не хотел чувствовать ничего. По большей части мне хотелось оказаться рядом с мамой, на глубине шести футов. Потому что какой смысл жить, если у тебя больше нет лучшего друга?

И я, и отец думали именно так. Мы это не обсуждали, но мне было достаточно наблюдать за его пьянством. Он тоже пытался ничего не чувствовать.

Я думал о мёртвых больше, чем о живых. Я винил в этом свою мать. Мой разум был токсичной свалкой негатива, и моя душа ежедневно плавала в этих отравленных мыслях.

Я опустился в офисное кресло директора Галло, заранее устав от повторяющихся лекций об успеваемости.

В его офисе пахло куриными крылышками и протеиновым порошком. Не самый приятный аромат в мире, хотя он казался мне нормальным каждый раз, когда я приходил на нашу еженедельную встречу. Каждая была посвящена тому, что через несколько недель меня оставят на второй год из-за плохих оценок.

Лажать, казалось, было одним из моих величайших талантов. Это прекрасно знал мой отец. Он старался постоянно указывать на мои недостатки – зачитывал их как сказку на ночь. Если бы он только знал, что благодаря его воспитанию я отлично умею отключаться и пропускать всё мимо ушей. Кроме того, развлекаясь с бутылкой виски, в последнее время он отбился от рук больше, чем я. Он никогда не был родителем по-настоящему – эту задачу брала на себя мама. А теперь она ушла…

– Майло. Ты меня слушаешь? – спросил директор Галло, щёлкнув пальцами.

Я оторвал взгляд от пятна кофе на его жёлтом ковре, пятна, на котором я сосредоточился с тех пор, как меня вызвали в кабинет. Никакие чистящие средства не смогут убрать это дерьмо.

– Надо было его вытереть, – пробормотал я, безразличный… ко всему.

Он изогнул густую бровь:

– Что?

Я указал на пятно:

– Его теперь не оттереть. Ковёр испорчен.

Директор Галло напрягся. Я был профессионалом в том, чтобы заставить его нервничать.

– Мы поменяем ковры через две недели. Майло, ты…

– Тут паркетный пол?

– Майло…

– Хороший дуб будет отлично выглядеть. Может быть, ещё немного краски на стенах и…

– Майло! – крикнул он, ударив рукой по столу. – Сосредоточься.

«Зачем?»

В любом случае я был в безвыходной ситуации. Какая разница, сосредоточен я или нет?

– У нас есть для тебя отличная репетитор. Ты будешь встречаться с ней каждый день в библиотеке после школы. Она занимается репетиторством с тех пор, как сама училась здесь, и все, кому она помогла, преуспели. Она занята в колледже, но я замолвил за тебя словечко.

– Нет, – сказал я, поднимаясь со стула. – Но, так или иначе, спасибо.

– Майло, – рявкнул он. – Сядь обратно.

Я готов был послать его, но мама, вероятно, прочитала бы мне лекцию о неуважении.

Почему меня волновало, что думает мама? Она была мертва. Её мнение больше не имело значения. Тем не менее я уважал его.

Директор Галло сложил руки на столе:

– Ты встретишься с учительницей.

– Или?

– Или вылетишь отсюда.

– Возьму категорию «на вылет» за двести, – поиздевался я, как будто жизнь была раундом в «Рискуй!».

Любимым маминым шоу было «Рискуй!».

Я смотрел его с ней каждый день после школы.

И вот я снова думал о мёртвых.

Директор Галло вздохнул и потёр переносицу:

– Майло, твоя мама…

– Не надо, – перебил я, слегка покачав головой. – Не говори о моей матери.

– Я понимаю, что потерять Ану было тяжело для тебя. Поверь мне, я знаю.

– Ты понятия не имеешь.

– Она была моей сестрой, Майло. Я тоже потерял её.

Я посмотрел на дядю, и будто дыра появилась в моём животе. Конечно, я знал, что он тоже её потерял. Именно поэтому я каждую неделю приходил к нему в офис, чтобы поговорить о том, как я испортил свою жизнь. Вот почему я сел в его неудобное кресло. Именно поэтому я уставился на его богом забытый ковёр.

Потому что у него были её глаза.

У него была её улыбка.

Он тоже искренне скорбел по ней.

Из-за этого я ненавидел и любил его одновременно.

Он снял очки и потёр переносицу. Благодаря ним я всегда знал, когда буду разговаривать с дядей, а не с директором. Снимая очки, директор Галло становился Уэстоном.

– Я беспокоюсь за тебя, Майло, – сказал он.

– Я в порядке.

– Неправда. Твои оценки ухудшаются, ты проваливаешь три предмета, почти четыре. Ана не хотела бы этого для тебя. Я не хочу этого для тебя. Тебе нужно позаниматься с учительницей.

– Что, если я провалюсь? Будет ли это худшей вещью на свете?

Я устал переживать. У меня не осталось сил переживать.

– Ты не провалишься. Я не позволю этому случиться.

– К сожалению для тебя. – Я положил руки на подлокотники кресла и поднялся с него. – Ты не можешь сделать этот выбор за меня.

Я пошёл к двери, беседа закончена. Он окликнул меня, но я его проигнорировал. Он окликнул меня ещё раз. Я продолжал игнорировать.

– Она оставила тебе письмо, – сказал Уэстон.

Волосы на шее встали дыбом. Я повернулся к дяде:

– Что?

– Твоя мама… она оставила тебе письмо.

– Нет, она не могла.

– Да, – сказал он. – Она оставила письмо. Я должен отдать его тебе в…

– Отдай, – приказал я.

Моё холодное усталое сердце начало быстро колотиться.

Уэстон покачал головой:

– Я не могу. Я должен отдать его тебе на выпускном.

– Какая к чёрту разница? Её больше нет, она не проконтролирует. Отдай.

– Нет.

– Уэстон…

– Это было её предсмертное желание, Майло. Я не ослушаюсь её просьбы.

– Я ненавижу тебя, – закричал я.

Уэстон кивнул:

– Я знаю.

Он снова надел очки и выпрямился в кресле. Теперь он опять был директором Галло. Величественным.

– Чтобы получить письмо, тебе придётся посещать все занятия.

– Это было мамино условие или ты, придурок, просто издеваешься?

Он не ответил на мой вопрос:

– Твои занятия начинаются сегодня, Майло, в три часа дня в библиотеке. Пожалуйста, не усложняй учительнице жизнь. Если ты это сделаешь, она доложит мне.

Чёртова болтовня. Почему у меня возникло ощущение, что в ближайшие несколько недель эта девушка станет проклятием для моего существования?

Собираясь уйти, я хмыкнул.

– Ты знаешь, что осталось две недели? – спросил я.

– Да, – поморщился он. – Первая годовщина смерти Аны.

Годовщина.

Какое странное слово для такой трагичной ситуации.

Он сдвинул очки на макушку.

– Как ты с этим справляешься?

Я не ответил, потому что не справлялся вообще никак. Я мысленно отмечал каждую секунду, проходившую мимо меня.

Я вышел в коридор, навстречу урагану учеников, но мне казалось, что я двигаюсь в замедленной съёмке, иду по зыбучим пескам, которым, как я иногда думал, стоило бы поглотить меня целиком.

Мне было интересно, чувствовали ли другие то же самое – не предпочитали ли они провалиться под землю, чтобы их больше никогда не видели, вместо бездумного плутания в тумане.

Она оставила мне письмо.

О чём там написано?

Хранил ли Уэстон его у себя?

Эта мысль вызвала у меня желание ворваться в дом дяди и перевернуть всё вверх дном в поисках письма. Я знал своего дядю достаточно хорошо, он, вероятно, хранил такие вещи в запертом сейфе и никому не говорил комбинацию от замка.

В тот день у меня не было настроения идти в школу, но, честно говоря, у меня не было настроения идти в школу в любой день. Тем не менее я очень хотел получить это письмо от дяди в конце семестра, поэтому я потащился на урок английского языка.

– Как мило, что вы присоединились к нам, мистер Корти. Я уже начал думать, что вы забыли, как выглядит этот класс, – сказал мистер Слэйд, когда я вошёл с опозданием на пятнадцать минут.

– Вы меня знаете. Не могу пропустить путешествие в воспоминания, – пробормотал я.

Я бросил рюкзак на стол и скользнул на стул, уже разочарованный тем, что решил прийти на урок. Дядя вбил мне в голову то чёртово письмо от матери.

– Надеюсь, вы увлеклись чтением, ведь у нас сегодня тест, – сказал мистер Слэйд, взяв стопку бумаг.

Весь класс застонал от досады. Я был почти уверен, что учителя получают удовольствие от того, что вызывают стресс у учеников с помощью тестов. Вероятно, это было для мистера Слэйда самым любимым развлечением за неделю.

– Вы хоть знаете, какую книгу мы читаем, мистер Корти? – спросил он, стоя над моим столом.

– Дайте угадаю, букварь?

Несколько ребят позади меня засмеялись.

– Держу пари, что ваше будущее оценит эту шутку, – сказал мистер Слэйд. – Точнее, его отсутствие.

Я забил на него, как только он повернулся ко мне спиной.

Мистер Слэйд был придурком, но я был уверен, что он думал так же и про меня. Со мной было не так легко общаться, и с вероятностью в девяносто девять процентов я вот-вот провалю тест, который он положил мне на стол. Он тоже знал, что так и будет. Однако меня не волновало его презрение. Я тоже не верил в себя. Казалось, это универсальная модель убеждений.

Я начал копаться в рюкзаке в поисках ручки, чтобы начать решать тест, когда в класс ворвался человек.

– Простите, извините. Я задержалась, там была пробка, но это не оправдание, потому что мне следовало выехать раньше, поэтому мне очень жаль, но вот я здесь. Ещё раз извините. Здравствуйте! – сказал голос, полный нервной энергии.

Мне было всё равно, кто вошёл. Мне всё ещё нужна была чёртова ручка.

Мистер Слэйд откашлялся.

– Не беспокойтесь. Вы как раз вовремя.

Я фыркнул про себя, не поднимая глаз. Конечно, она могла опоздать, а я не мог. Лицемер.

Я продолжал копаться в рюкзаке и не мог найти чёртову ручку. Именно тогда Саванна протянула мне её. Старшая сестра спешит на помощь. Я задавался вопросом, надоели ли ей мои проблемы за последние несколько лет. Если и да, то она никогда не выказывала никаких признаков раздражения. Она продолжала проверять, всё ли со мной в порядке.

Я кивнул:

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста, – ответила она.

Мистер Слэйд хлопнул в ладоши, словно малыш, привлекающий наше внимание.

– Класс, я хотел бы познакомить вас с мисс Эванс. Наш новый преподаватель в этом семестре. Она будет наблюдать за мной и время от времени брать на себя планирование уроков, – сказал мистер Слэйд.

Когда я, наконец, обернулся к учителю, меня охватил шок. Она стояла передо мной. Именинница.

– Чёрт, – выпалил я, даже не задумываясь, и вжал голову в плечи.

Все взгляды устремились в мою сторону, включая её. Её карие глаза, которые всего несколько дней назад смотрели на меня. Её полные губы, которые всего несколько дней назад стонали из-за меня. Её ошеломлённое выражение лица отражало моё собственное.

Я заёрзал, охваченный беспокойством. Мне не нравилось всеобщее внимание. И особенно – её внимание. А ведь она так отчётливо смотрела на меня.

Я несколько раз сцепил и расцепил руки, прежде чем вытереть их о штаны. Она покачала головой, быстро отводя взгляд. Она повернулась к мистеру Слэйду и выдавила улыбку. Это была не её настоящая улыбка. Я видел её настоящую улыбку. Она была красивой. Невинной. Редкой. Не каждый день видишь чью-то настоящую улыбку. Однако в тот момент её улыбка была омрачена тревогой и волнением. Она была огорчена.

А я?

Немного обеспокоен, но заинтригован.

Действительно чертовски заинтригован.

– Я с нетерпением жду возможности провести у вас урок. Надеюсь установить прекрасные рабочие отношения с каждым, – сказала она, указывая на учеников.

Мистер Слэйд поручил нам начать тесты и подвел мисс Эванс к своему столу, где принялся рассказывать ей о работе или о какой-то ещё ерунде. Я не мог оторвать от неё глаз и был уверен, что она прилагала все усилия, чтобы не смотреть в мою сторону. Она мило нервничала, и она была красива. Не заметить это было невозможно. Я осознал это в первый же момент, когда посмотрел на неё. Длинные ноги, феноменальные формы. Сегодня её волосы были выпрямлены, а вот три дня назад мои пальцы путались в её кудрях. Она хорошо выглядела с новой прической, но мне больше нравились её необузданные кудри. На ней был тёмно-синий топ с юбкой-карандаш и светло-коричневые туфли на высоком каблуке. Она была закрыта с головы до пят, и я мог только догадываться, что находилось под тканью, прижимающейся к её коже.

Её губы были накрашены алым, и я не мог отвести взгляда.

Я знал, что эта ситуация убивает её, но она должна была оставаться профессионалом. Я должен был отдать ей должное в этом плане. Большинство людей убежало бы в панике.

Мисс Эванс.

Мысль о том, чтобы называть её так в постели, пришла мне в голову. Несмотря на то, что к концу нашей ночи я оказался в состоянии панической атаки, моменты, предшествовавшие этому, были одними из самых приятных в моей жизни. Паническая атака, вероятно, возникла случайно и не имела к ней никакого отношения. По крайней мере, так я говорил себе, мечтая о том, чтобы попробовать её ещё раз.

Мисс Эванс.

Чёртова мисс Эванс.

В тот момент передо мной промелькнуло множество неуместных мыслей, я знал, что это вещи, которые заставили бы её покраснеть. Не знаю почему, но эта идея меня несколько взволновала. Увидев эту профессиональную, облегающую юбку-карандаш, мне захотелось сорвать её. А после зарыться лицом между ног мисс Эванс, сдёрнуть её трусики зубами и стянуть их вниз по её плотным, сочным бёдрам. Мне было интересно, как она будет выглядеть, согнувшись на учительском столе, пока я буду стоять сзади, гладя её голую задницу.

Возможно, я зря упирался в кабинете директора. Возможно, мне действительно нравилась эта школьная штучка. При правильном стимуле я мог бы с нетерпением ждать наших уроков.

Глава 6
Старлет

– Какого чёрта ты здесь делаешь? – рявкнула я в неизвестность, после того как наш урок английского закончился.

Я сказала мистеру Слэйду, что побегу освежиться между уроками, но, честно говоря, у меня была миссия – поймать Майло хоть на секунду и выяснить, что происходит.

Майло.

Его звали Майло Корти.

Я поняла это из списка учеников, который мне предоставили. Господи, какое у него имя. Оно выглядело самодовольным, под стать характеру. Я чувствовала на себе взгляды Майло – к нему тоже пришло осознание. Как будто он гордился удивительной сюжетной линией его и моей жизни.

Меня затошнило, как только я посмотрела ему в глаза. Мне нужно было принять самый долгий и горячий душ в жизни, чтобы смыть с себя то, что мы сделали вместе.

Он был школьником! Старшеклассником!

Он стоял рядом с открытым шкафчиком и глядел на меня. Я возненавидела это ощущение – ему приходилось смотреть на меня сверху вниз. Мне нужно было чувствовать себя выше него или, ну, более влиятельной в данной ситуации, а это давалось нелегко.

Мой взгляд заметался взад-вперёд по коридору. Я должна была убедиться, что никто не ходит вокруг и наш разговор с Майло не будет подслушан.

– Послушай, я так же потрясён, как и ты, – сказал он, его голос был таким же сильным и уверенным, как и в ту ночь.

– Сколько тебе лет?! – шепнула я, еле сдерживая крик.

– Девятнадцать, – ответил он. – В детстве у меня были проблемы со здоровьем. В школу пошел с восьми. А что, мисс Эванс? Вы о чём-то беспокоитесь?

Мои щёки вспыхнули, когда он назвал меня мисс Эванс.

О, это было ужасно.

Мне было неприятно слышать, как моё имя слетает с его языка. С того же языка, который вылизывал меня. Каждую. Частичку. Меня. Даже те части, до которых я сама едва могла добраться.

– Ты учишься в школе! – выругалась я. – Чем ты, чёрт возьми, был занят на студенческой вечеринке?

– Совершенно уверен, что я был занят тобой, так что…

Я ударила его по руке.

– Нет, нет. Не делай этого. Не шути по этому поводу. Это не смешно.

– Это немного забавно.

– Нет. Это не забавно. Как ты можешь быть школьником?! Когда мы делали эти… эти… вещи… ты не делал это так, как сделал бы человек твоего возраста. Я думала, ты старше меня! Ты был очень… – Мое лицо вспыхнуло, я заволновалась. – Опытным.

Он ухмыльнулся, самодовольный, как всегда.

– Восприму это как комплимент.

– Ну, не надо. Я просто хочу сказать, что то, что ты делал… те действия, которые ты делал, были очень зрелыми.

Его злая ухмылка стала шире.

– Спасибо, мисс Эванс. Хочу, чтобы вы знали: вы тоже научили меня нескольким вещам. Например, тому, что вам нравится, когда вас душат…

– Замолчи! – прошептала я, почти крикнув. – Заткнись, заткнись, заткнись!

Слёзы наполнили глаза, но я изо всех сил старалась не дать им пролиться. Нос щипало от переполнивших меня эмоций. Желудок бурлил от страха. Руки вспотели. Какое же затруднительное положение. Всё, над чем я работала последние несколько лет, теперь оказалось под угрозой. Стиснув челюсть, я вновь подняла взгляд. Я была в нескольких секундах от того, чтобы разбиться на кусочки, а молот, который мог меня уничтожить, был в руках Майло.

Он наклонил голову, как будто хотел ответить что-то саркастическое, но вместо этого прикусил язык. Мельком оглядев школьный коридор, он снова посмотрел в мою сторону.

– Я не собираюсь говорить об этом всякую ерунду, ладно? Не надо.

– Что?

– Не надо плакать.

– Я не буду плакать.

Боже, я собиралась заплакать.

– Не волнуйся. Я никому не скажу.

Моя грудь слегка расслабилась.

– Обещаешь?

– Тебе нужен мой мизинец или что-то в этом роде? – выплюнул он.

«Да, ну, типа того…»

Я покачала головой:

– Нет. Всё в порядке. Больше никаких прикосновений – никогда. У нас всё будет хорошо, пока мы будем поддерживать рабочие отношения и видеться только при необходимости.

– Ага. Всего один час в день.

– Всего восемьдесят шесть часов вместе, пока ты не закончишь учёбу.

– Только что посчитала? Тебе в голову пришло число восемьдесят шесть?

– Я сделала это, пока ты проходил тест. Мне нужно было успокоиться.

Он выгнул бровь:

– Зануда.

– Не называй меня занудой, – приказала я, скрестив руки на груди.

– Хорошо, мисс Эванс.

– И не называй меня так!

Я вздрогнула. Мне бы хотелось, чтобы причиной дрожи было отвращение, но, если честно, звук его голоса послал жар прямо в самое сердце. Слова сорвались с его уст, как грязный грех, и мне втайне нравилось, как они звучали. В его глубоком бархатистом тоне жила такая уверенность, такая жёсткость, что это было болезненно соблазнительно. Мне стало жарко, казалось, что рассудок вот-вот меня подведет. Но Майло не мог этого знать. Он никогда этого не узнает.

– Серьёзно, не надо. Это странно.

– Как мне тебя называть?

Хороший вопрос.

– Я не знаю – никак. Никак меня не называй. Представь, что я такая же, как и остальные твои учителя. Притворись, что меня не существует.

– Достаточно легко.

– Хорошо.

– Замечательно.

– Великолепно.

Он поморщился и закрыл шкафчик.

– Могу я пойти на следующий урок или ты собираешься меня туда проводить? – саркастически заметил он.

Я отошла в сторону.

Прежде чем он успел уйти, директор Галло окликнул нас с Майло.

– Майло, мисс Эванс. Похоже, вы уже знакомы, – заявил он, направляясь в нашу сторону.

Та паника, которая несколько утихла в моей груди, начала возвращаться с удвоенной силой, когда к нам подошёл директор школы. Боже мой, а он знал? Майло поделился тем, что произошло между нами, с другим учеником? Они меня сдали? Я попаду в тюрьму? Боже, мне совершенно не идёт оранжевый. Он совсем не оттеняет мои глаза.

– Э-э, здравствуйте, директор Галло, – выпалила я, не зная, что ещё сказать.

Майло стоял с лямкой рюкзака на плече, хладнокровный и собранный. Я не могла сказать, скрывал ли он беспокойство или просто был равнодушен ко всему в жизни. Он не выглядел таким напуганным, как я.

Директор Галло улыбнулся, что сбило меня с толку. Если бы он знал, что произошло, на его лице не сияла бы улыбка.

– Майло, помнишь учительницу, которую я для тебя нашёл? Это она. Она будет помогать тебе в библиотеке каждый день после школы. Ещё раз спасибо, мисс Эванс, за желание помочь.

О.

Боже.

Мой.

Нет!

Нет, нет, нет!

Я выдавила ухмылку и кивнула:

– Да, конечно. Без проблем.

Директор Галло продолжал говорить, но мой разум растворился в небытии. На губах Майло появилась лёгкая ухмылка. Когда директор Галло откланялся, Майло повернулся ко мне. Я заметила, как его взгляд метнулся вверх и вниз по моей фигуре, и скрестила руки на груди.

– Полагаю, это сто семьдесят два часа, проведённых вместе, да, мисс Эванс? – сказал он, прежде чем уйти, оставив меня ошеломлённой и растерянной.

Хорошо.

Похоже, моя помощь с математикой ему не слишком понадобится.

* * *

Прошло несколько часов, а я не могла перестать размышлять о том, что мама подумала бы обо мне, о моём выборе. Меня тошнило даже от мысли, что она могла бы разочароваться во мне. Когда я рассказала Уитни о том, что произошло, чувство вины в моей душе только усилилось.

– Ты спала со своим учеником? – выпалила Уитни, её глаза расширились от неподдельного шока.

Я застонала, рухнув на кровать:

– Не говори так. Это звучит ужасно.

– Думаю, ситуация ужасна сама по себе.

– Знаю, знаю. Поверь мне. Это был тяжёлый день. Я ещё и должна заниматься с ним после школы каждый день в течение часа или двух.

Впервые Уитни была так поражена, что замолчала.

Я даже не знала, что моя лучшая подруга умеет вести себя тихо.

– Это так плохо? – спросила я сквозь стиснутые зубы.

– Ну, это нехорошо.

– Ты должна заставить меня почувствовать себя лучше, Уит.

– Прости, но, э-э… ты переспала со своим учеником! Я почти уверена, что читала подобный роман. – Она потёрла подбородок. – Но не волнуйся, всё закончилось рождением детей и «долго и счастливо».

– Это не закончится рождением детей и «долго и счастливо».

Она выгнула бровь.

– Зависит от того, были ли у тебя месячные, с тех пор как ты поехала в Трахвилль со школьником…

– Уитни! Пожалуйста, никогда больше не говори «Трахвилль». И, замечу, он не был моим учеником, когда это произошло. Ему больше восемнадцати, и… боже, я поехала в Трахвилль со своим учеником, – простонала я, потирая лицо руками.

Вот что я получила за то, что послушалась дьявола на своём плече. А ведь могла вместе с ангелом плакать и смотреть «Обещать – не значит жениться».

Я винила в этом Джона.

Если бы не он, я бы никогда не оказалась на той вечеринке.

– А что вообще делал старшеклассник на студенческой вечеринке? – простонала я. – Им следует проверять документы у дверей или что-то в этом роде. Это судебный процесс, который ждёт своего часа.

– Ты сейчас оборачиваешь какашку в праздничную обёртку. Это не клуб, Старлет. Это грязная, мрачная студенческая вечеринка. На кровати, на которой вы лежали, вероятно, были грязные простыни месячной давности, на которых в ту ночь резвились не вы одни.

Я вздрогнула от этой мысли.

– Ладно, ладно, нет худа без добра, – начала Уитни, должно быть, увидев панику в моих глазах. – Ты больше никогда с ним не переспишь, и никто, кроме меня, тебя и него, об этом не знает, верно?

– Верно. И он сказал, что никому не расскажет.

– Идеально. – Она скрестила руки. – Видишь, не зря говорят: «Всё хорошо, что хорошо кончается».

– Шекспир знал, о чём говорил.

Она подняла бровь:

– Это Шекспир? Я думала, это был Гарри Стайлс.

– «Как это было» – это Гарри Стайлс.

– Это примерно то же самое.

– Это не одно и то же.

– Одна фигня. Тебе удалось узнать настоящее имя Дика?

– Майло Корти.

– О чёрт! – вздохнула она. – У него даже имя горячее.

«Давай, расскажи мне».

Я пожала плечами:

– Ладно, может быть, на тусовках и не нужны проверки документов, но мне они нужны. С этого момента, прежде чем я с кем-нибудь свяжусь, мне придётся попросить документ, удостоверяющий личность.

Уитни хихикнула:

– «Привет, я Старлет, и я бы хотела поехать с вами в Трахвилль. Но сначала мне нужны ваши права и паспорт».

– Звучит неплохо.

– Знаешь, о чём я думала всё время, пока ты рассказывала мне эту кошмарную историю?

– Скажи.

– Тако.

Я улыбнулась.

Она всегда думала о тако.

А я? В тот момент я думала обо всём, что могло навсегда разрушить мою жизнь. Если по какой-то причине Майло однажды разозлится на меня, то непременно предаст и скажет всем, что я позволила ему задуть свечи на моём праздничном торте.

Но тако были второй мыслью, которая пришла мне в голову.

Я вздохнула и положила руки на колени.

– Тако-вторник?

– Тако-вторник! – воскликнула Уитни, победно вскидывая кулаки.

* * *

На следующий день я пришла в школу, готовая встретиться лицом к лицу со своими страхами. Я приехала на пятнадцать минут раньше и решила подождать в машине. Бабочки в моём животе будто бы вели ожесточённую войну с драконами. Кишечник был словно завязан в узел. Мысль о новой встрече с Майло вызывала тошноту, а тот факт, что я не могла просто не смотреть в его сторону, сводил с ума. Как-никак я была его репетитором.

Я подумывала спросить мистера Слэйда, могу ли я перейти на одно из других его занятий, чтобы мне не приходилось видеть Майло дважды в день, но я не сумела бы совместить это с расписанием занятий в колледже. Нравится мне это или нет, но придётся проводить рядом с Майло Корти по два часа каждый будний день до конца семестра.

Я шла по коридорам Брукса, плотно прижав под мышкой портфель. В тот день, когда я его купила, я почувствовала себя решительной, профессиональной и крутой. Отец взял меня с собой по магазинам, чтобы подобрать одежду, подходящую для преподавателя, и, примерив обновки, я ощутила себя максимально на своём месте. Я называла свой учительский гардероб властными костюмами Мишель Обамы. Когда я надевала их, то была почти уверена, что смогу справиться с любым классом.

Коридоры школы были полны. Одни ученики делали селфи, другие – смотрели какое-нибудь популярное видео. Они спешили по кафельному полу с рюкзаками на плечах и книгами под мышками, а глаза оставались прикованными к мобильным телефонам. Стены были увешаны баннерами и праздничными воздушными шарами, рекламирующими предстоящий спектакль «Лак для волос» театрального клуба и выпускной бал. Школьные запахи были крайне отчётливыми. Смесь опьяняющего парфюма, дезодоранта «Акс» и душка потных спортивных носков.

Тёмно-бордовые шкафчики были выстроены группами по десять штук и разделены дверными проёмами, ведущими в классы. Несколько шкафчиков были украшены наклейками и украшениями, отражающими характеры и интересы учеников. Больше всего было украшений с Гарри Стайлсом, Тейлор Свифт и Бейонсе. Тем не менее нет ничего громче и горделивее, чем любовь к BTS. Но не мне критиковать: я сама была их гордой фанаткой.

Я двигалась по коридорам школы как мышь, пытающаяся избежать львов. В школе страшно, когда ты ученик. В школьные годы я не была крутой. Во всяком случае, я была неуклюжей отличницей, которая сидела в своих учебниках и почти не вела светскую жизнь. Это был привычный для меня удел ботаника. Но теперь в школе мне было в пятьдесят раз страшнее, как учителю. Учителю-стажёру, но всё же. Особенно если учесть, что я случайно переспала с одним из школьников.

– Здравствуйте, мисс Эванс, – сказал глубокий голос, когда я подошла к двери класса. Этот опьяняющий тон пробежал по спине дрожью.

– Перестань называть меня так, – прошептала я, поднимая взгляд на Майло.

Меня бесило то, что от него всё ещё пахло дубом и лимонадом.

Ещё мне не нравилось, что сегодня он выглядел лучше, чем накануне.

Я задавалась вопросом, привел ли он себя в порядок, чтобы раздражать меня, или просто выглядел лучше с каждым мгновением. Могу поспорить, что в свои шестьдесят он будет седовласым красавцем.

Я направилась в класс, и Майло сделал то же самое.

Мы столкнулись плечами.

– Подвинься, – приказала я.

Он наклонил ко мне голову, видимо, забавляясь, отступил и указал на дверной косяк с лёгким поклоном:

– После вас, мисс Эванс.

Поморщившись, я вошла. При этом я почувствовала затылком горячее дыхание Майло. Он шёл очень близко, грудью практически прижимаясь к моей спине. Его жар пропитал мой деловой костюм. Сбитая с толку, я ускорила шаг, пытаясь стряхнуть с себя напряжённость. Как я буду выживать рядом с Майло, когда ему практически ничего не нужно было делать, чтобы взволновать меня?

К счастью, первая неделя моей работы учителем у мистера Слэйда заключалась в том, что я наблюдала за происходящим на расстоянии. Сегодня мне не пришлось говорить ни слова перед классом, перед Майло. Я только села за парту, которую мистер Слэйд принёс для меня, и смотрела, как он инструктирует класс.

Тем не менее я это чувствовала – взгляд Майло, задерживающийся на мне.

Глава 7
Майло

– Мистер Корти появляется два дня подряд. Считайте, что я шокирован, – сказал мистер Слэйд, когда я вошёл в класс.

– И я, и я, – пробормотал я.

Я всё ещё думал о заднице учительницы-стажёра, которая буквально привела меня на урок. Мисс Эванс была хорошей девочкой. Это было видно по тому, как накануне она чуть не расплакалась. Но проблема заключалась в том, что я был плохим мальчиком и хотел, чтобы она была моей хорошей девочкой. Мне всё ещё хотелось почувствовать её вкус – здесь, на столе, под лампами дневного света, пока она ругала бы меня за несоблюдение учебного плана.

Заняв своё место, я вновь тайком посмотрел на неё. В тот день она выглядела хорошо. Даже лучше, чем в предыдущий. Она по-прежнему была учительницей, её прямые волосы были собраны в тугой хвост. Я не мог не думать о том, каково было бы слегка потянуть за этот хвостик, пока она стояла бы на четвереньках, задницей ко мне.

«Таких мыслей быть не должно, Майло».

Её звали Старлет – как какое-нибудь созвездие.

Я выяснил это с помощью быстрого поиска в Интернете, потому что мне нужно было знать её имя, а не только фамилию. Мисс Старлет Эванс.

О ней было мало информации в социальных сетях, и, к сожалению, её учётные записи были приватными. Всё, что я хотел сделать прошлой ночью, – это покопаться в том, кем она была. Я даже не знал почему. По большей части я ненавидел людей. Нет… ненависть – слишком сильное слово. Я был равнодушен к другим людям. Относиться к людям более пренебрежительно, чем я, практически невозможно. Тем не менее поворота сюжета, в котором Старлет станет моим учителем и наставником, я не ожидал.

Мне было трудно сосредоточиться на том, что говорил мистер Слэйд в течение часа, потому что я не мог оторвать глаз от неё, сидящей за партой и изо всех сил старающейся не смотреть в мою сторону. Было ясно как день, что она меня избегает. Я не мог её в этом винить.

Судя по тому, как работала её совесть, Старлет, вероятно, корила себя за то, что произошло между нами. Но если быть честным, я не увидел в этом ничего предосудительного. После того раза я мечтал о новой встрече. С тех пор я даже не был с другой женщиной. Я всё ещё был в восторге от неё. Я никогда раньше не пробовал никого, подобного ей. Она напоминала рай, пропитанный грехом, и, после того как я покинул ту спальню, вкус Старлет задержался на моём языке.

Учитывая то, как работала моя совесть, я жаждал большего. Наверное, поэтому мне был предназначен ад, а ей – рай. Мы были полными противоположностями. Чёрт, я даже никогда не встречал такую женщину, как она. Такую робкую, но такую сексуальную. Умную, но такую необычную. Фигуристую, но такую… Ладно, это сравнение я ещё не придумал. Мне просто нравилась её фигура. Усадить её на лицо и заставить парить надо мной было прекрасной идеей. Наш спор стоил того и обернулся самым ярким моментом ночи.

И подумать только, я даже не собирался идти на ту вечеринку: я мог либо пойти, либо остаться дома наедине со своими мыслями.

Она не сводила глаз с мистера Слэйда. Я не мог не ухмыльнуться, потому что знал, что она изо всех сил старается не смотреть в мою сторону. Я не мог дождаться возможности сесть рядом с ней. Почувствовать её запах. Быть достаточно близко, чтобы прикоснуться к ней, зная, что это запрещено. Это была самая сладкая пытка; та, которую мне не терпелось испытать во время нашего занятия после школы.

Мистер Слэйд начал раздавать тесты с оценками за предыдущий день. Положив мой тест на стол, он слегка покачал головой:

– Не шокирующий результат, мистер Корти.

Я взглянул на листок и увидел гигантскую красную F. Я клянусь, что мистер Слэйд прикладывал все усилия, чтобы делать мои «неудовлетворительно» большими и заметными. Это было почти так же, как если бы он крикнул: «К чёрту тебя, Майло, и твою глупость».

Хотя это я смеялся над ним. Я не был глуп. Я просто не старался. А это большая разница.

Я оторвался от проваленного теста и поймал на себе взгляд Старлет. На этот раз она не отвернулась, как делала последние сорок пять минут. Вместо этого Старлет с любопытством наклонила голову. Должно быть, она пропустила мимо ушей комментарий мистера Слэйда в мой адрес.

Впервые за этот час я почувствовал дискомфорт из-за Старлет. Её глаза цвета охры были такими мягкими, такими нежными, что это разозлило. Она смотрела так, словно ей было меня жаль. Мне не нужна была человеческая жалость. Большую часть времени я просто хотел, чтобы меня оставили в покое.

В нашей игре в гляделки я потерпел неудачу и отвёл взгляд первым. Неуместная забота доставляла мне дискомфорт. После окончания школьного дня я собрал вещи и направился на занятие со Старлет. Выбрав угол в дальнем конце библиотеки, я рухнул на стул и подождал некоторое время. Раздражение нарастало. Мы шли из одного и того же проклятого места. Почему она опаздывает?

– Прости, прости, – пробормотала она, вбегая в зал.

Завидев её, я сел прямо. Меня охватило странное, незнакомое ощущение. Это было… волнение? Было ли мне приятно видеть её? Или это просто кишечные газы. Возможно, пришло время посетить уборную. Трудно сказать, учитывая, что я едва ли понимал, как действуют чувства. Всё, что я знал, – это то, что дискомфорт чертовски раздражает.

Она выдвинула стул напротив меня, продолжая говорить:

– Мне пришлось зайти в кабинет директора, чтобы поговорить с ним о частных занятиях и…

– Уже ищешь причину перестать этим заниматься? – перебил я.

Я бы не стал её винить.

Я тоже понял, что дело безнадёжное.

Она в замешательстве прищурилась:

– Что? Нет. Мне пришлось собрать книги с твоих занятий, чтобы я могла убедиться, что мы с тобой на одной волне.

Ох.

Верно.

– Это ведь так? – спросила она, выгнув бровь. – Мы на одной волне, верно?

– Ты говоришь о школе или о том, как мы трахались?

Её полные губы слегка приоткрылись, а челюсть отвисла. Она покачала головой:

– И о том, и о другом, Майло. И, пожалуйста, не говори так. Это заставляет меня чувствовать себя грязной.

– Ты очень грязная девчонка.

– Майло, – вскрикнула она.

Я поёрзал на стуле:

– Тебе некомфортно со мной.

– Да. Особенно когда ты говоришь такие вещи и смотришь на меня во время урока.

– Не могу удержаться. Ведь ты здесь.

– Да, но… – Она оглядела библиотеку и вздохнула. – Разве ты это имел в виду, когда сказал, что будешь молчать о произошедшем?

– Почему бы мне не иметь это в виду?

– Потому что я не знаю… ты, кажется… я не знаю… – Она крепче затянула хвост. – Я не знаю, что ты думаешь. Я тебя не знаю. Понятия не имею, чего ожидать и какой ты человек. Не используешь ли ты нашу тайну против меня, если я тебя разозлю, или…

– Ты думаешь, что я злопамятный и коварный.

Её оленьи глаза расширились, и она покачала головой:

– Я не это имела в виду.

– Но ты так думаешь.

– Я… – запнулась она.

Меня раздражало то, что она так обо мне думала. Она даже не знала меня. Она судила о книге по обложке, но, если бы у неё было хоть немного здравого смысла, она бы посмотрела внимательнее и поняла, что мне плевать на это дерьмо. Я не стал бы так вредить другому человеку. И всё же её беспокойство слегка раздражало.

Я тоже ненавидел это новое осознание. Большинство людей не проникало мне в душу, а Старлет по какой-то причине делала это без особых усилий.

«Что с тобой не так, женщина?»

«Почему ты меня так чертовски беспокоишь?»

Я поёрзал на стуле и провёл большим пальцем по челюсти:

– Думаю, тебе просто нужно вести себя как можно лучше, да?

В её взгляде промелькнула вспышка паники.

Мне тоже нелегко далось сказанное.

– Это несправедливо, – прошептала она.

– Жизнь несправедлива. Добро пожаловать на вечеринку, – ответил я. – Ты хочешь меня чему-то научить или будешь сидеть здесь и думать о той ночи? Ух, мой язык был так глубоко внутри тебя, что ты кончила несколько раз…

Её челюсть отвисла, а глаза наполнились слезами.

– Не плачь. Это была чёртова шутка. Не говори мне, что ты настолько чувствительная, – проворчал я, но тут же пожалел об этом.

Её эмоции отзывались во мне и приносили схожий дискомфорт. Часть меня хотела успокоить Старлет. Почему меня заботили её слёзы? Это она должна была отвлекать меня, удерживать от слишком глубоких размышлений о моём депрессивном состоянии. И всё же всякий раз, когда она чуть не плакала, у меня болела грудь. Меня съедало заживо то, что я был причиной её болезненного выражения лица. Я знал, что я засранец, но я не был таким уж большим засранцем. По крайней мере, мне этого не хотелось.

– Я настолько чувствительная, – сказала она. – И это было не смешно. Это моя жизнь, Майло. Ты портишь мою жизнь.

– Неправильно. Нервы портят твою жизнь. И прости меня. Я обиделся на то, что ты обо мне думаешь. Мол, я буду шантажировать тебя этим дерьмом, чтобы получить желаемое. Я говорил тебе, что я придурок, но не настолько же. Не волнуйся, Старлет. Я здесь не для того, чтобы разрушить твою жизнь. Я просто пытаюсь получить образование.

Это тоже было правдой, потому что выпускной означал, что я получу письмо от мамы. Это был единственный финал, которого мне хотелось.

– Верно. Хорошо. – Она полезла в портфель и вытащила несколько блокнотов. – Давай начнём. Мне сказали, что тебе нужна помощь с курсами английского, истории, испанского и математики.

– И фотография. Там один большой проект.

– О, замечательно. Тебе повезло, hablo español.

– Я не понял, что ты сказала. Я не говорю по-испански.

Она тупо посмотрела на меня и вздохнула:

– Хорошо. Это будет непростой процесс, но я не сдаюсь. Всё будет хорошо.

– Звучит как цитата, налепленная на кружку миллениалом. Чтобы потом пить оттуда с лозунгом «Живи, смейся, люби».

Она улыбнулась.

К чёрту её и её улыбку. Они были теплом в моём ледяном мире.

Моя грудь сжалась. Дерьмо. И вот оно снова… странное чувство паники, нарастающее в груди. Я изо всех сил старался избавиться от этого ощущения.

«Просто подумай о том, чтобы трахнуть её. Забудь о её улыбке, Майло».

– Мой отец постоянно так говорит, – сказала она. – После того как моя мать умерла, когда я была маленькой, он повторял мне это каждый вечер перед сном. «Всё будет хорошо». Сначала я думала, что он говорит это для того, чтобы мне стало лучше, но быстро поняла, что он говорил это и для того, чтобы почувствовать лучше себя. С тех пор «Всё будет хорошо» стало нашим девизом. Можно сказать, это татуировка на моём мозгу. И я возвращаюсь к ней всякий раз, когда устаю.

Дыхание сперло, слова Старлет эхом отдались в голове. Руки стали липкими, и я сжал кулаки под столом. Паника нарастала с каждой секундой. Я выгнул бровь:

– Ты потеряла маму?

– Ага. Мне было тринадцать.

– Как это произошло?

– Дорожная авария. Пьяный водитель сбил её, когда она ехала на велосипеде.

Проклятие.

По крайней мере, я видел смерть моей матери и её болезнь. К автокатастрофе не подготовишься. Но иногда я задавался вопросом, что хуже: знать, что смерть не за горами и каждый день ее приближает, или оставаться в наивном неведении.

Иногда это знание напоминало пыточные часы, которые с каждой секундой тикали всё громче и громче.

Я посмотрел на Старлет, чувствуя странное желание поделиться с ней частью своей душевной боли. Я никогда не встречал человека моего возраста, который тоже потерял бы мать. Мне хотелось говорить, но слова не сходили с моих губ.

«Моя мама тоже умерла. Она ушла. Рак. Через несколько недель исполнится год с тех пор, как она скончалась. Я так скучаю по ней, что мне трудно дышать. Всё вокруг меня кажется тёмным, за исключением тех случаев, когда я иногда смотрю на тебя».

Вместо того чтобы сказать правду, я пробормотал тихое, утомлённое:

– Мне жаль.

Ни один человек не должен потерять свою мать. Особенно в тринадцать.

Как ей удалось справиться? Стать такой хорошей девочкой? Часть меня хотела, чтобы Старлет нарисовала мне карту жизни после потери родителя, чтобы сообщила, сколько шагов ещё предстоит сделать, прежде чем я буду в порядке, как она. Большую часть времени мне казалось, что со мной больше никогда не будет всё в порядке. То же самое касалось и моего отца. От нас осталась одна оболочка, эхо наших прошлых жизней.

Она заправила выпавшую прядь за ухо:

– Всё нормально. Мы с отцом… У нас всё хорошо.

– Ага. Всё будет хорошо, – пробормотал я, несколько насмехаясь над её словами и отчасти надеясь, что в них есть доля правды.

Она снова улыбнулась.

Боль в моей груди…

Липкие ладони…

Мой извращённый разум…

Я поёрзал в кресле и постучал по блокноту.

– С чего мы начнём, мисс Эванс?

Она колебалась, как будто хотела поправить меня за то, что я так её назвал, но вместо этого сказала:

– Английский. Давай начнём с него.

Я кивнул и вытащил домашнее задание для урока.

– Как ты вчера сдал тест? – спросила она.

Я вытащил листок и положил перед ней:

– Я немного плаваю в теме.

Я издевался.

Старлет нахмурилась.

Как это было возможно? Как он могла хмуриться так красиво?

– Он сказал тебе, что не удивлён твоим результатом? – спросила она.

– Что-то вроде того.

– Это нехорошо, Майло.

– Это просто моя реальность.

Её брови сошлись вместе, и она разочарованно покачала головой. Только на этот раз разочарование было направлено не на меня.

– Он в первый раз комментирует что-то в таком ключе?

– Нет. Сомневаюсь, что в последний.

– Майло.

– Только не плачь больше, мисс Чувствительная. Это не имеет большого значения.

– Имеет.

– Я дал ему достаточно причин не верить в меня.

– Его работа заключается не в этом, – сказала она слегка раздражённо.

Чёрт возьми. Внутри этой женщины не было ничегошеньки плохого. Всё было идеально. Это раздражало.

– Его работа – обучать тебя, несмотря ни на что. Не высмеивать и не заставлять чувствовать себя хуже из-за недостатков и ошибок, которые ты совершаешь на своём пути.

– Если ты хочешь надрать ему задницу из-за меня, я только за, – слегка пошутил я.

Я привык, что мои друзья заботятся обо мне, но забота Старлет казалась очень личной. Она хотела заступиться за меня, пусть в этом не было необходимости. Я не знал, как понять свои чувства, но видеть, как Старлет разозлилась из-за моих проблем, было… приятно.

Ага.

Она мне нравилась.

Она усмехнулась:

– Я подумаю об этом. Или мы можем добиться проходного балла, а затем до конца семестра постоянно доказывать его неправоту. Во всяком случае, это его разозлит.

Ну, мне нравилось заставлять учителей нервничать.

– К завтрашнему занятию ты должен прочитать «Одиссею», да?

– Я не фанат чтения, – признался я.

Мои глаза не всегда видели слова в книге передо мной. Зрение у меня было плохим, как вблизи, так и вдали. Большую часть времени я не мог видеть, что было на доске перед классом, а когда приходило время читать вслух, я боялся этого. Учителя, которые заставляли учеников читать перед сверстниками, заслуживали особого места в аду.

Продолжить чтение

Самая холодная зима

Примечание автора

Пролог

Глава 1Старлет

Глава 2Старлет

Глава 3Старлет

Глава 4Майло

Глава 5Майло

Глава 6Старлет

Глава 7Майло

Глава 1
Старлет

Глава 2
Старлет

Глава 3
Старлет

Глава 4
Майло

Глава 5
Майло

Глава 6
Старлет

Глава 7
Майло