Громкий шепот

Размер шрифта:   13
Громкий шепот

© Милас М., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Обращение к читателю

Дорогой читатель, «Громкий шепот» – вторая книга в цикле «Случайности не случайны». Я не настаиваю, но рекомендую читать ее после первой книги, чтобы лучше понять ход событий и взаимодействия героев, как главных, так и второстепенных.

Также обязана предупредить о том, что в книге встречаются сцены домашнего насилия (в том числе сексуального).

Плейлист

Curiosity – Bryce Savage

Touch the Sky – Julie Fowlis

I Will Survive – Demi Lovato

Control – Zoе Wees

Bad Blood – Taylor Swift

Lay By Me – Ruben

I Lose to Win – Los Tiburones

Wasted Time – Charles, Charles

Survivor – Besomage, Meric Again, RIELL

Brother Run Fast – KALEO

Drive – Raiche.

Then and Now – Alex Who?

Joke’s on You – Charlotte Lawrence

I’m Begging You – Los Tiburones

Bad Things – Summer Kennedy

Ma Chérie – Naika

Take You To Hell – Ava Max

Пролог

Валери

Семь лет

Я не хочу, мамочка!

Мне хочется закричать. Возможно, даже топнуть ногой и укусить кого-нибудь за палец. Но я произношу эти слова про себя, потому что их в любом случае никто не услышит. И мама говорит, что громкость голоса леди не должна превышать двадцати децибел.

– Детка, давай скорее, группа уже набралась. Все ждут только тебя, – подзывает она меня, но смотрит на папу, который подмигивает и одаривает ее улыбкой.

Мама называет эту улыбку «расплавляющей». Что бы это ни значило.

Я поправляю лямку рюкзака с изображенной на нем Ариэль. Она не моя любимая принцесса, но родители купили мне этот портфель, потому что у русалочки такие же яркие волосы, как у меня. А еще, если поиграть с буквами и звуками в наших именах, можно найти некоторое сходство.

Звук. Голос. Громкость.

Это то, что объединяет нас с Ариэль. Ее лишили голоса – иногда кажется, что и меня тоже.

Мои рыжие волосы путаются в лямке рюкзака и причиняют боль. Платье розового цвета раздражает, потому что я люблю голубой. Родители продолжают обмениваться «расплавляющими» улыбками, а мне хочется выстрелить из лука – как всегда делает Мерида, – и лопнуть их розовый пузырь. Они очень любят друг друга. И иногда я думаю, что плод их любви оказался единственным соленым зерном попкорна среди сладкого.

– Валери, ты рада, что прокатишься на аттракционах? – спрашивает папа, приседая передо мной.

Его улыбка теплая, как молоко, которое я пью перед сном. Я люблю папину улыбку, хоть и ненавижу молоко. Мне хочется его выплюнуть, как и большую часть того, чем меня кормят. Ведь леди не может позволить себе лишние килограммы.

– Ммм, ага, – каким-то образом мне удается преобразовать эти звуки в одно непонятное слово.

– Используй нормальные слова, дорогая, – поправляет меня мама, изящно откидывая с плеча волосы цвета мандарина. Будь ей семь лет, нас бы точно не различили.

У нее такие же ярко-голубые глаза, как и у меня, – в лучах солнца они похожи на безоблачное небо над океаном. Мама тоже надела розовое платье, отлично подчеркивающее идеальную фигуру балерины, которой недалеко до пенсии [1]. Вокруг шеи повязан шелковый платок цвета шампань, прикрывающий единственный ее изъян – родимое пятно. Конечно, такое же есть и у меня. Единственное отличие в том, что мне оно нравится. Это пятнышко похоже на Марс. В школе нам рассказывали о планетах, и я сразу запомнила название одной из них. Как не запомнить, если на точно такой же кружок я смотрю каждый день?

– Да, рада, – произношу слишком тихо, хотя хочу разорвать платье Барби, стукнуть себя по груди и выпалить: «Я ненавижу аттракционы!»

– Хорошо, тогда держи спину прямо и улыбайся пошире, Валери, – весело подбадривает мама.

Папа нежно поправляет мои волосы – наконец-то прядь в лямке рюкзака распутывается, и мне становится легче дышать.

– Мы заберем тебя через два часа, повеселись как следует. – Он целует меня в щеку, пока на глазах наворачиваются слезы.

Я не хочу оставаться одна. Даже в день рождения собственной дочери они делают выбор не в мою пользу.

Я не заплачу. Мама говорит, что когда девочки плачут, они становятся похожими на жертв пластической хирургии. Опять же, что бы это ни значило.

Она часто говорит много странных выражений и слов, но я не спрашиваю их значения. Ведь мой вопрос, скорее всего, затеряется в череде «расплавляющих» улыбок и разговоров о балете, который я, кстати говоря, тоже ненавижу.

Мама обнимает и целует меня на прощание, поправляя мое платье. Нельзя выглядеть помятой, потому что девочки всегда должны быть красивыми. Но разве я стану менее красивой из-за заплаканных глаз, выбившейся пряди волос или маленького пятнышка из-за мороженого, которое прикрываю рукой?

Группа детей моего возраста вместе с сопровождающим от парка развлечений стоят около горки, которая выглядит как орудие для пыток. Я не слушаю разговор детей и не обращаю внимания на конкурсы аниматоров. Достав альбом для рисования, который мне удалось тайком положить в рюкзак, сажусь на край клумбы и рисую свои эмоции, превращая их в цветы.

Сегодня это черные ромашки. Потому что мне страшно.

– Почему они черные? – раздается рядом со мной чей-то голос.

Я поворачиваю голову и вижу мальчика моего возраста. Темные волосы развеваются на ветру и выглядят как в рекламе Head & Shoulders. Светло-карие глаза гармонируют со смуглой кожей и делают его внешний вид уютным и теплым. Пухлые губы изгибаются в улыбке, когда он замечает, что я рассматриваю его.

– Ты не умеешь разговаривать? Мне нравятся твои волосы. – Незнакомец протягивает руку и касается пряди моих волос.

Мне тоже нравятся твои волосы, – хочу ответить, но продолжаю в недоумении наблюдать за ним.

– Они похожи на закат или огонь. – Он сводит брови, придавая себе задумчивый вид. – А может, на морковь или апельсин. Нет, я знаю: они похожи на осень!

– Спасибо? – выдавливаю из себя то ли вопрос, то ли утверждение, когда он заканчивает оранжевое сочинение, посвященное моим волосам.

Он издает смешок, распаляющий в груди… что-то неизвестное. Незнакомец выглядит не так, как мальчики в моей школе. Он красивый. Я не знала, что мальчики могут быть такими красивыми – все, кого я встречала раньше, напоминали Добби из «Гарри Поттера».

– Почему они черные? – Он кивает на альбом для рисования, повторяя свой вопрос. – Это твой любимый цвет?

Я обдумываю ответ, чтобы по привычке сказать что-то менее странное, чем правду.

– Потому что я так захотела. Мой любимый цвет – голубой.

– Ты занимаешься рисованием? – задает он следующий вопрос, и мне начинает казаться, что его словарный запас в десять раз больше моего.

– Я занимаюсь балетом, – отвечаю я и случайно морщусь, хотя никогда публично не проявляю неприязнь. Эмоций внутри меня слишком много, и обычно они находят отражение лишь на бумаге. Но почему-то с этим незнакомцем я даже говорю на октаву выше, чем позволено, и мне определенно это нравится.

– Ты красиво рисуешь, так почему же выбрала балет?

– Потому что мама говорит, что так я буду более женственной и красивой. Дисциплинированной. А если не уделять должного внимания внешнему виду и поведению, то мне будет сложно выйти замуж, – повторяю выученные наизусть фразы.

Понятия не имею, зачем рассказываю это, да и не знаю, как балет связан с моим будущим мужем. И вообще, зачем мне муж? Мне же всего семь лет. Но в моей голове уже отложилось, что с этим не стоит затягивать, иначе я буду никому не нужна. Как и сейчас.

– Я бы на тебе женился.

Карандаш выпадает из рук, и я смотрю мальчику в глаза. Его взгляд обжигает кожу, как солнце на пляже, а ведь мама намазала меня солнцезащитным кремом, чтобы ультрафиолетовые лучи не превратили меня в старушку раньше времени. И да, мне все еще семь лет.

– Не говори глупости. – Я смущенно заправляю прядь волос за ухо.

– Я серьезно. У тебя классные волосы, а я люблю осень. Значит, полюблю и тебя.

Мой взгляд не отрывается от этого мальчика, который завораживает своей непринужденностью. Он не обдумывает каждое свое слово, как это делаю я. Мама говорит, что болтливость девочкам не к лицу. Видимо, с мальчиками все работает иначе, потому что мне нравится, как много он разговаривает. Я тоже хочу много разговаривать.

– Соглашайся! – Незнакомец толкает меня плечом.

– Мы не можем.

– Что? – Он наклоняется ближе, пытаясь расслышать мои слова. – Ты слишком тихо говоришь. Попробуй еще раз. Представь, что я на другом конце парка, а у тебя не работает микрофон. Кричи. Тут можно это делать.

И я выкрикиваю:

– Мы не можем! – удивляя себя и заставляя его рассмеяться.

Его смех похож на мед, который тает на языке. Мне нравится мед. Мне нравится этот мальчик. Мне нравится быть громкой.

– Тебе понравилось? – спрашивает он. – Твои глаза горят.

– Как глаза могут гореть?

– Не знаю, но моя няня всегда так говорит, когда я делаю то, что мне нравится.

– Да. – Я убираю свои непослушные «осенние» волосы за ухо. – Мне понравилось, но это… неправильно.

На самом деле мне нравится делать неправильные вещи намного больше, чем правильные. Однажды на перемене я подставила подножку Лекси, которая весь обед шутила над тем, что еда в моем контейнере похожа на блевотину. Она шлепнулась и раздавила свой кусок торта, а я получила удовольствие, словно откусила кусочек самого вкусного чизкейка.

– Неправильные вещи делают нас живыми, – говорит не по годам умный мальчик.

– Где твои родители?

– Они с братом, – пожимает он плечами, и я улавливаю вспышку грусти в глазах цвета карамели. Я люблю сладкое.

– Он младше тебя?

– Немного, – отвечает он коротко. И это самое короткое предложение, произнесенное им за время нашего общения.

Сопровождающий подзывает детей ко входу на аттракцион, и мы одновременно спрыгиваем с клумбы, чтобы подойти ближе. Мальчик поднимает карандаш, берет альбом и убирает принадлежности в мой рюкзак, поправляя лямки так, чтобы волосы не запутались.

Он внимательный.

– Тебе нравится Русалочка?

– Нет! – выпаливаю я грубее, чем следовало, и тут же захлопываю рот ладонью.

Он смеется надо мной, но его смех совсем не злой.

– Все в порядке. – Незнакомец отводит мою руку, и при соприкосновении наших пальцев изнутри словно пробиваются лучи света, как если бы меня посыпали блестками. – Кто твоя любимая принцесса?

– Мерида.

Мне нравится ее вспыльчивость и блеск в глазах. А еще она превратила свою маму в медведицу и порвала на себе платье, от чего я бы тоже не отказалась.

– Любишь стрелять из лука?

– Люблю попадать в цель.

Он усмехается и подталкивает меня ко входу на американскую горку. Чем мы ближе к ней, тем сильнее сжимается сердце. Дрожь начинает распространяться от кончиков пальцев до самой макушки.

– Не бойся. Мерида не боялась большого медведя.

Я ничего не отвечаю, потому что все мысли поглощены лишь тем, что через пару минут мое тело засунут в машину смерти.

Мальчик опять лезет в рюкзак и достает оттуда черный фломастер. Он не стесняется быть хозяином в доме Русалочки. Я в недоумении смотрю него.

– Давай сыграем в игру. Если ты проиграешь, то исполнишь два моих желания.

– А если проиграешь ты?

– То исполню множество твоих.

Я провожу мысленные расчеты. Взвешиваю все «за» и «против». Множество желаний. Наверное, когда-нибудь он сможет купить мне лишнее мороженое, а может, даже вредный чизбургер или карамельный попкорн.

Сосредоточься, не все вертится вокруг еды.

С ним можно вести себя неправильно и шуметь, а он никому об этом не расскажет. Можно быть собой, давать волю эмоциям.

– Я согласна. Что за игра?

– Крестики-нолики. Первый крестик за мной. – Он рисует на своей руке поле для игры, а затем ставит крестик в левом верхнем углу. – Теперь твоя очередь.

Я беру фломастер, обдумываю ход и рисую нолик в нижней клетке прямо под крестиком. Все еще странно, что мы раскрашиваем его кожу. Мама не разрешает рисовать на себе.

– Не спеши, иначе два твоих желания навсегда станут моими.

– Я выиграю. – Ухмылка появляется на лице, и меня захватывает азарт.

Очередь продвигается, как и наша игра. Крестики и нолики заполняют все больше клеток. Остается два последних хода. Я так увлечена, что быстро рисую нолик, словно меня подгоняют. Мальчик в таком же порыве выхватывает фломастер, рисует последний крестик и перечеркивает линию по диагонали. Он выиграл, пока я была слишком поглощена своими желаниями.

Я резко выдыхаю, и мои плечи опускаются.

– Эй, не расстраивайся. Мои желания будут не такими уж плохими. – Он взъерошивает мне волосы.

– И какое же первое? – спрашиваю я, когда нас пристегивают в кабинке аттракциона.

– Будь всегда такой же громкой и яркой, как твои волосы. Кричи так сильно, чтобы тебя услышали даже глухие.

Я не успеваю ответить и побороть замешательство, потому что кабинка начинает двигаться. Мы поднимаемся все выше и выше, костяшки пальцев становятся белее мела от того, как сильно я держусь за поручень.

Достигнув вершины, мальчик поворачивается ко мне и громко говорит:

– Готова? Помни, желания нельзя нарушать! Это незаконно! Я собираюсь стать адвокатом, так что мне придется тебя засудить!

Я смеюсь, громко и искренне. Совсем не как леди.

– Я готова!

Кабинка резко устремляется вниз, и из меня вырывается громкий крик. Он льется подобно цунами, накрывая нас с головой и разрушая все запреты. Раскрепощая мою внутреннюю Мериду.

Мы хохочем так громко, что, наверное, нас слышно в самой дальней точке Лондона. Я забываю о том, что еще пару минут назад мне было страшно. Бросив взгляд на мальчика, вижу, что он уже смотрит на меня. Его черные волосы развеваются, придавая ему голливудский вид. Кажется, что пространство становится в десять раз меньше, а высота падения – больше. Потому что в животе что-то переворачивается, и я уверена, что не из-за американской горки.

Мы возвращаемся к точке старта, и кабинка останавливается. Незнакомец выходит, подавая мне руку. Я аккуратно сжимаю его теплую ладонь, которая придает мне ощущение спокойствия, и выхожу на шатких ногах. Голова все еще идет кругом, но мне удается поймать ускользающие мысли.

– Спасибо за это желание.

– Пожалуйста. Это все потому, что мне нравятся твои волосы.

Боже, кажется, он волосяной маньяк.

– Эм! – кричит кто-то издалека, и мальчик резко оборачивается.

Его зовут Эм?

Я перевожу взгляд за его спину и вижу абсолютную копию мальчика, находящегося сейчас передо мной. Двое взрослых стоят рядом с ним, держа за руки по обе стороны.

– Мне нужно идти, – с грустью говорит мой незнакомец.

– Это твой брат? – спрашиваю я, пытаясь найти отличия между двумя мальчиками, похожими как две капли воды. Близнецы. Те же волосы, рост, цвет кожи и глаз. Но есть одно отличие: у моего незнакомца добрые глаза, а у мальчика позади него взгляд гончих Аида.

– Да, – выдыхает он.

– Но ты же говорил, что он младше…

– Немного. На пять минут.

– Эм! Сколько раз мы должны повторить? – зовут его снова.

Эм. Его зовут Эм.

– Прощай, Мерида. Может, встретимся в следующем году. Я буду здесь каждую осень.

Я не успеваю сказать и слова, как он разворачивается и уходит.

– Подожди! – Продираясь сквозь толпу, я хватаю его за руку.

Он останавливается, поворачивается ко мне и заключает в крепкие объятия. Сердце падает вниз, достигая асфальта. Меня никогда не обнимал мальчик.

– Не нарушай моего желания, – шепчет он мне в волосы.

– А каким будет второе?

Он отстраняется и пятится, затем слишком тихо говорит:

– Возможно, я попрошу тебя выйти за меня замуж.

Глава 1

Валери

Настоящее

Если бы меня спросили, в какой момент моя жизнь превратилась в бомбу замедленного действия, я бы ответила – в семь лет. В тот день, когда пообещала стать громкой. Решила доказать себе и всем вокруг, что не обязательно обладать манерами Кейт Миддлтон [2], чтобы в твоей жизни появился принц.

Можно носить кожаную мини-юбку, красить губы красной помадой, смеяться громче всех и выпивать бокал вина залпом. В конце концов, отсутствие рвотного рефлекса – тоже навык.

В моих мечтах принц был с черными как смоль волосами и глазами, похожими на два янтаря. Этот янтарь – самый красивый из всех, что я видела. В мечтах принц восхищался моими волосами, придумывая к ним самые нелепые ассоциации. В мечтах принц хотел позвать замуж Валери с сердцем Мериды.

В реальности я нашла своего принца. С такими же черными волосами, теплыми глазами и, казалось, сердцем, в котором любви больше, чем воды в Атлантическом океане. Только никто не знал, что вода оказалась ядом, а принц – злодеем. Его звали Алекс, но для меня он стал Люцифером. Планировалось, что я выйду замуж, но на самом деле я попала в ад.

Это та история, где тебя носили на руках, целовали каждый пальчик, на одном из которых в какой-то момент появилось прекрасное кольцо. История, где в животе порхали бабочки от любви и чувства безопасности. До того момента, пока на этом животе не образовалась гематома радужного цвета от прилетевшего в него кулака.

Это та история, в которую ты не хочешь верить и говоришь: «Ты сама выбрала такую жизнь». И, несмотря ни на что, вас ждет счастливый конец, ведь ты же помнишь, какой он был раньше.

История, в которой ты скрываешь синяки, чтобы не стыдиться своей ошибки, ведь однажды брошенная фраза могла казаться правдой долгие-долгие годы.

«Ты с ним, потому что тебе это нравится».

История, выход из которой ты ищешь так долго, что становится поздно. История, в которой камертон любви изначально был неправильно настроен, а мудакометр – сломан.

Окровавленными руками я сжимаю край столешницы и почему-то проигрываю в голове образ мужчины, которого совсем не знаю, но который ужасно меня раздражает.

– Тише-тише, Русалочка, – сказал он мне в тот день, когда я яростно пыталась отогнать трех амбалов от моей подруги Аннабель.

Леви, один из этих мужчин, скоро станет ее мужем, но на тот момент она дала мне установку его ненавидеть. А я, как ответственная подруга, следовала кодексу дружбы.

– Или мне лучше звать тебя Меридой? – прошептал друг Леви, приблизившись и склонившись надо мной.

Клянусь, я превратилась в статую. Такую же неподвижную и белую. Мерида. Никто меня так не называл, кроме внутреннего голоса и принца из детских мечтаний.

В глазах темнеет, а ступни прилипают к покрытому кровью полу. Эта картина напоминает о том, что я Мерида. Что мне нужно быть сильной и добраться, черт возьми, до телефона, чтобы выжить.

Я прохожу мимо стены, увешанной нашими с Алексом свадебными фотографиями. Вот он держит меня на руках, прижимая к себе, словно в его руках хрусталь. Следом снимок, на котором мы смотрим друг другу в глаза и даем обещание любить, защищать и оберегать. А вот недалеко от этой фотографии на стене – следы от моих ногтей, когда я хваталась за нее так крепко, лишь бы не упасть замертво от очередного «Посмотри, что ты заставила меня сделать». Передвигаясь на трясущихся ногах, опираюсь на дверной косяк и чувствую вмятину от кулака, который прошелся по касательной, оставив макияж «смоки айс» у меня на лице. Это был день «А с тобой по-другому нельзя».

Розовый пузырь – а вместе с ним такие же блевотно-розовые очки – разбился спустя не год и не два. Алекс – изысканный стратег, а я – пешка на его доске, которая хотела стать королевой и доказать, что «расплавляющие» улыбки получают не только идеально выглаженные жены.

Холодный пот стекает по всему телу, которое становится бледнее с каждой секундой. Теплые ярко-алые капли крови пачкают пушистый белый ковер. Тут мы смотрели множество раз мои любимые фильмы, и Алекс заботливо успокаивал меня, когда Бейли из «Собачьей жизни» умирал снова и снова, но затем перерождался и возвращался к своему хозяину. На этом пушистом ковре я утопала в поцелуях, а теперь – в крови. Последнее время мне тоже приходилось умирать снова и снова, но стоило мужу после очередной мясорубки сказать, что во всем мире для него существует лишь Валери и он любит только ее… С неидеальным громким характером, грязным ртом и пятном на футболке от пиццы… Я забывала все на свете, ведь казалось, что таких, как Валери, никто больше не полюбит. Он заваливал меня цветами, плакал и целовал окровавленную землю под ногами, а мне оставалось лишь лежать рядом с ним, прокручивая в голове фразу, выжженную в голове с самого детства: «Мужчины ранимы, дорогая. Иногда нам нужно принять вину на себя».

В какой момент предохранитель Алекса сорвался и посыпались пули? Да черт его знает.

Но мне известно лишь одно: в насилии виноват насильник. Нажимая пять раз на боковую кнопку телефона, чтобы послать сигнал SOS, я впервые произношу вслух громким шепотом:

– Всем привет. Меня зовут Валери, и я жертва домашнего насилия.

Глава 2

Макс

Я сжимаю телефон и мысленно прокручиваю тысячу и один способ, как не прикончить (или все же прикончить) своего брата. Саймон – мое проклятие, с которым мы по какому-то безумному стечению обстоятельств оказались бок о бок в утробе матери.

Мой друг Нейт сидит напротив и злорадствует, подтверждая это своей придурковатой ухмылкой, пока я пытаюсь донести до мудака на другом конце провода, что мне абсолютно плевать, если он первый поздравил родителей с сорокалетней годовщиной. Как они вообще смогли проделать этот марш-бросок? Они живут вместе дольше, чем прожили в одиночестве.

– Саймон, я уверен, что мама вручит тебе медаль с алмазной крошкой за твое поздравление. Это все, что ты хотел сказать? Нам почти по двадцать пять лет, и я не собираюсь мериться с тобой членом, – без энтузиазма бормочу я.

– Конечно, не собираешься, ведь все знают, что мой больше. – Он смеется, а Нейт выплевывает воду прямо мне в лицо, за что ловит подзатыльник. Дружеская солидарность? Он с этим незнаком. – И все мы знаем, что Саманта с этим тоже согласна.

Ублюдок. Если бы я мог, то на законодательном уровне запретил бы имена на букву «с» и засудил бы всех родителей, решивших назвать так своих детей.

Нейт хватает меня за руку и начинает вытирать ею капли воды на столе. Я пытаюсь вырваться, но он наваливается сверху, силой прижимая меня к столу. Если бы сейчас кто-то вошел в кабинет Леви, эта поза показалась бы ему довольно компрометирующей.

– Так уж вышло, что ты хоть и появился на свет первым, но во всем остальном… – Он делает драматическую паузу, достойную «Оскара», после чего со вздохом продолжает: – Думаю, тут и так все ясно, брат.

Брат. Какой-нибудь случайный житель Антарктиды является мне братом намного больше, чем он.

Нейт продолжает вытирать мною стол, и наконец-то мне удается ударить его в живот. Мы оба запыхались и раскраснелись, а еще нам всегда словно по десять лет.

– Напомнить тебе, кто трахнул Саманту первым? – не сдерживаюсь я и все-таки продолжаю сражение подростков пубертатного периода.

– Иди к черту!

– Только вместе с тобой, брат. – Я сбрасываю вызов и постукиваю телефоном по столу в надежде выбить номер Саймона из записной книжки.

Нейт смотрит на меня, расчесывая пальцами свои кудрявые блондинистые волосы. Они похожи на лапшу быстрого приготовления или на бумажный наполнитель, который вкладывают в подарки. Странные ассоциации, но мой друг ни разу не жаловался и не отказывался от меня. Почему я не мог родиться вместе с ним? Мы дружим, кажется, почти всю жизнь. Нейт может сколько угодно подшучивать и вести себя как полный болван, но он из тех людей, которые знают о вас все. Начиная с любимого цвета и заканчивая тем, что пиццу с грибами никто не ест, потому что это худшее, что придумало человечество. По версии одного из вас. У второго просто нет выбора, ведь он ваш друг.

– Он когда-нибудь оставит тебя в покое? – Нейт задает вопрос, волнующий меня с того момента, как Саймона положили рядом со мной на пеленальный стол. Кажется, даже на этапе зачатия он пытался выжить меня из яйцеклетки.

– В день моей смерти, полагаю. Надеюсь, что в аду нас поселят в разные комнаты. – Я продолжаю крутить в руке телефон, потому что без него моя ладонь чувствует себя неполноценной. За день он звонит столько раз, что начинает казаться, будто мое место в колл-центре. Но я далеко не там.

GT Group – архитектурно-строительная компания, принадлежащая Генри Кеннету, отцу моего друга Леви. Он уже давно отошел от дел и передал все своему сыну. Нейт и Леви познакомились в архитектурном колледже, а я хоть и учился в другом заведении на юридическом факультете, все равно был рядом с ними, как прилипшая к подошве жвачка.

Так мы и оказались здесь. Я – корпоративный адвокат, мастер на все руки или решение всех проблем. Не хочу набивать себе цену, но без меня эта компания попадет в какую-нибудь задницу быстрее, чем я успею выехать за пределы Лондона. Адвокатура – это профессия, которая в нашей семье буквально передавалась с молоком матери. Я знал об этом все и даже больше еще до получения образования. Слепые зоны в законе, связи и информация – три кита, с помощью которых можно выйти из самой дерьмовой ситуации. Корпоративная адвокатура – одна из самых сложных юридических специализаций, потому что включает в себя почти все области права.

Леви и Нейт могут спроектировать самое лучшее здание и воодушевленно восхищаться им, но оно так и останется воображаемым, если никто не разберется со всем остальным: ведением переговоров как с партнерами, так и с государственными властями. И этот кто-то – я. Возможно, у меня нет квалификации в некоторых областях, но мне известны методы решения всех проблем.

– А где Леви? – интересуюсь я, решая сменить тему.

– Между ног Аннабель, наверное, – отвечает Нейт, непринужденно взмахнув рукой.

Присутствие в жизни Леви девушки (поправка: его невесты) стало настолько всепоглощающим, словно если он не будет видеть ее пару часов, то небеса рухнут, а звезды погаснут.

Или что они там постоянно рисуют на ладонях друг друга, как какие-то сектанты.

– Натаниэль, как мило, что ты в точности знаешь мое расписание. – Леви марширует в свой кабинет вместе с – сюрприз! – Аннабель, щеки которой краснее, чем мулета в руках матадора. – Что вы оба делаете здесь без меня? Хватит устраивать из моего кабинета комнату отдыха. И почему весь стол в воде?

– Я вытирал, – отвечает Нейт сквозь смех.

В этот момент в дверном проеме появляется мистер «моя задница великолепна в лосинах» или «целую и трахаю все, что движется». Будущий герцог и покровитель балетного искусства – Лиам.

– Ты ошибся зданием, стриптиз-клуб дальше. Твоя растяжка там будет кстати, – язвлю я.

К обоснованности моей агрессии мы вернемся чуть позже. Но если вкратце, то лучший друг Аннабель неровно дышит ко всему женскому населению нашей планеты. В том числе к женщине, которая…

– Макс, – шипит на меня Леви.

– Что он здесь делает? Он портит ауру, – ворчу я.

– Ауру твоего поведения мудака? – ухмыляется Нейт.

– Я бы на твоем месте не спешил плеваться в меня ядом. Кто знает, может, мы станем лучшими друзьями? – Лиам с улыбкой хлопает меня по плечу, плюхаясь на соседний стул.

– Так что это за семейные посиделки? Будут ли настольные игры или просмотр «Холодного сердца»? Вы знали, что скоро выйдет новая часть? Наконец-то мой плейлист обновится. – Нейт с блеском в глазах подпрыгивает на месте.

– В какую группу детского сада ты перешел? – задаюсь я вопросом.

– Боже, Макс. Кто тебя укусил за задницу? – Аннабель хлопает по столу.

– Тот же вопрос, – поддакивает Леви, находясь где-то под каблуком правого мартинса своей невесты.

– Саймон, – отвечает мой друг с длинным языком.

Я посылаю Нейту убийственный взгляд.

– Ладно, тогда неудивительно, можешь продолжать, – вздыхает Леви, посвященный в извращенность моих братских уз.

– Нам осталось дождаться Валери. Она, как всегда, опаздывает, – произносит Аннабель, так гневно стуча по телефону, будто совершает убийство на расстоянии.

К слову о той самой женщине…

При упоминании подруги Аннабель моя спина непроизвольно выпрямляется, а волосы на затылке приходят в движение. Нехорошо.

Она… проблема с большой буквы.

Подобно пулям, воздух прорезают звуки трех одновременно пришедших уведомлений на три разных телефона. Все синхронно пялятся друг на друга, после чего Аннабель и Лиам обращают внимание на свои устройства. Нейт и Леви озадаченно смотрят на меня, и в этот момент я осознаю, что третий звонок был совершен на мой телефон.

Пальцы скользят по экрану, открывая уведомление. Кровь холодеет в венах, а судорожный вздох Аннабель и агрессивно откинутый стул Лиама звучат где-то на заднем фоне, пока я вылетаю за пределы кабинета.

Глава 3

Макс

Недалекое прошлое

Я заканчиваю разбираться с документами по поводу тендера на объект и отправляюсь на поиски Леви. Заказчик увел его на экскурсию по академии танца, которую GT Group планирует реставрировать.

Внезапно в меня врезается огненный вихрь, заставляя оторвать взгляд от телефона. Время замедляется, как в тех фильмах, где два человека сталкиваются, а их глаза сразу находят друг друга. То же самое происходит прямо сейчас. Я смотрю на девушку, чьи черты лица могли бы составить конкуренцию ангелу. Мягкий изгиб губ нежно-розового оттенка. Легкий румянец цвета наливного яблока украшает ее бледную кожу. Веснушки подобно брызгам краски подчеркивают аккуратный нос и скулы. Но даже это меркнет на фоне ее волос, которые ярким ореолом освещают весь коридор. Они собраны в идеальный пучок, но их цвет так и кричит: «Распусти нас и махни головой, как в рекламе шампуня».

Девушка одета в балетную форму, значит, она обучается в этом заведении, – делаю я мысленную пометку.

Ее глаза цвета аквамарина находят мои, и сердце пропускает удар. Нет, сто ударов. Я чувствую себя героем гребаной мелодрамы, но ничего не могу с собой поделать. Ее пышная грудь вздымается в такт моему сердцебиению.

Я очарован.

– Шевелись. Тут не Бродвей, – отчитывает она меня, как уборщица, чей пол я заляпал.

Я очарован вдвойне.

– Простите, не заметил знак «Не ходить, мокрый пол».

С явным отвращением на лице она упирается в мое плечо указательным пальцем, словно боится заразиться холерой, побуждая меня отойти в сторону. Я освобождаю путь и наблюдаю за тем, как она дефилирует мимо меня.

– Я Макс, а как вас зовут? – решаю попытать удачу.

Она не оборачивается, полностью меня игнорируя.

Ее рука потирает шею, и я замечаю украшающий это место засос. Она удаляется дальше по коридору и исчезает за дверью, около которой Леви что-то бурно выясняет у какого-то парня в трико или… лосинах?

Наш с Леви день превращается в ролевые игры, где я какого-то черта становлюсь его напарником в преследовании некой Аннабель Андерсон. Кем бы ни была эта девушка, она превращает моего друга в неуравновешенного придурка.

По непонятной причине мои мысли не покидает рыжая незнакомка. В ее образе и ауре есть какой-то эффект дежавю. Я все время роюсь в своих воспоминаниях, как в коробке старых вещей на чердаке, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Не совладав с собой, начинаю подражать Леви и становлюсь сталкером. Я стою напротив академии, чтобы увидеть ее. Но этим утром удача явно не на моей стороне: сцена за окном машины заставляет меня разрывать обшивку руля.

– Прости, дорогая, – извиняюсь я перед ней за такое насилие.

Крепче сжимая руль, продолжаю смотреть на то, как в соседней машине какой-то мудак орет на женщину, имя которой мне до сих пор не известно. Он выворачивает ее запястье, и даже мне становится больно от этого жеста. Но, к моему удивлению, на ее лице не мелькает ни одной эмоции. В тот момент, когда я решаю выйти и вмешаться (на что, по идее, у меня нет никакого права), к ним приближается Аннабель и прерывает ссору. Спешным шагом они с подругой заходят в академию, а машина, номер которой я отложил в своей памяти, резко срывается с места.

А я? А я опять остаюсь ни с чем. Как и всегда.

Направляясь в офис, я совершаю множество рабочих звонков, лишь бы заставить мысли сконцентрироваться хоть на чем-то, что не является той огненной женщиной.

Сообщение от отца прерывает череду разговоров о сделках, договорах, судебных процессах, на которых мне необходимо присутствовать, и даже консультациях моих давних знакомых о том, как им развестись со своими женами и остаться в выгодном положении. Иногда я ощущаю себя Подручным из мультика про Микки‐Мауса, но он был куском умного металла, а я… человек.

Рис.0 Громкий шепот

Мой отец – адвокат, владеющий крупнейшей фирмой, которая оказывает юридические услуги. Возникают вопросы? У меня тоже.

Обратитесь, черт возьми, к Саймону! – хочется заорать мне.

Он такой же адвокат с точно такой же специализацией, как у меня. Сидит на одном стуле с отцом, владея всеми подводными камнями Лондона. И хотя по версии моей семьи и всей планеты Саймон – лучший из лучших, почему-то все проблемы всегда разгребаю я.

Всю осознанную жизнь я старался убедить себя, что череда неудач или несправедливостей – лишь побочный эффект каких-то космических процессов, которые мы не в силах понять или контролировать из-за своей ограниченности. Ретроградное движение планет, затмения и прочее дерьмо отлично способствуют людскому сумасшествию. И этим я пытался оправдать всех людей, которые делали выбор не в мою пользу в действительно важных моментах жизни. Стоит отметить, что я не самый плохой тип, но почему-то каждый раз ощущаю себя пятым колесом в машине. Запасным. Оно вроде и чертовски необходимо, но нужно только в экстренных случаях.

– Алло, ты тут? – начинает мама, принимая вызов, который я никак не мог не совершить. – Мне нужно, чтобы ты помог Николь. У нее будет судебное заседание по поводу раздела имущества после смерти ее мамы. Помнишь старушку Эмили? Она не так давно скончалась, упаси Господь ее душу. В общем, дорогой, Николь требуется адвокат, и я решила, что ты сможешь оказать ей помощь.

Мне нужно.

Я решила.

А как насчет того, чтобы поздороваться?

– Почему папа или Саймон не могут этим заняться? У меня не так много свободного времени.

Ведь кому-то в этой семье действительно приходится работать, чтобы иметь в жизни хоть что-то свое. Это было мое решение – отправиться в свободное плаванье и не идти к успеху по протоптанным тропинкам отца, ведь так я чувствую, что все в моих руках. Ну и Саймон свернул бы мне шею где-то на середине пути, а инстинкт самосохранения у меня все-таки присутствует.

– Ну ты же знаешь… – мама мешкает, – они не согласятся сделать это просто так. – Да они оберут Николь до нитки, и, возможно, даже заберут то самое имущество, которое она разделит. – А у нее не так много средств на данный момент.

– Папа – твой муж, а Саймон такой же сын, как и я. Почему ты не можешь попросить их пойти навстречу твоей подруге? – любезно интересуюсь я, пока вена на шее продолжает пульсировать от раздражения.

– Ты прекрасно знаешь, что благотворительность не их конек.

Без комментариев.

– Пожалуйста, сынок. Не расстраивай хоть ты меня.

Конечно, не буду. Ведь как-никак ты потратила больше суток, чтобы меня родить. И не только меня… к сожалению.

Я делаю глубокий вдох и изо всех сил пытаюсь воспроизвести слово «нет».

– Хорошо. Скинь мне ее контакты.

* * *

Первых дней наблюдений со стороны становится мало, поэтому наступает череда активных действий.

Я выхожу из машины в тот момент, когда она обнимает на прощание свою подругу Аннабель. Пересекая улицу быстрым шагом, настигаю ее. Она видит меня еще до того, как я успеваю приблизиться. Резко остановившись, незнакомка разворачивается и направляется в другую сторону.

– Подожди! То есть подождите! – Нужно придерживаться манер, в конце-то концов.

– Ты потерял своего хозяина, Макс?

Она запомнила мое имя. Считается ли это знаком?

– Что?

– Мистер Гринч, наверное, уже ворует Рождество у Аннабель. Поспеши, может, догонишь.

Черт, что происходит в ее голове?

– Что? – повторяю я свой вопрос сквозь смех и чувствую себя тупым, хотя полный бред из нас двоих несет она.

Девушка резко останавливается, и я влетаю ей в спину. Рычащий звук срывается с ее идеальных губ, после чего она раздраженно разворачивается, сверкнув на меня глазами.

– Леви – хмурый, как Гринч, ты вечно вьешься около него, тебя зовут Макс… – Она сканирует меня глазами, осознавая, что я понятия не имею, о чем речь. – Неважно. Что тебе нужно?

Из меня чуть не вырывается самопроизвольное «ты», но я успеваю себя остановить.

Я ее почти не знаю, так зачем она вообще мне нужна? Отличный вопрос. Возможно, это очередное манящее приключение. Адреналин, эмоции и чувство, как от происходящего захватывает дух. Приключения на задницу хороши тем, что о них помнишь несколько лет. А если ты совершаешь это с кем-то, то вы разделяете воспоминания, и нет шанса быть забытым.

Она одета в плюшевое пальто нежно-голубого цвета, волосы развеваются от ветра, открывая вид на неприкрытую шею. Мой взгляд путешествует дальше…

Стоп. Перемотаем назад.

Шея. Засос все еще украшает нежную кожу, но это невозможно, если только… это не родимое пятно. Воспоминания из коробок на моем воображаемом чердаке резко выстреливают в самое сердце. За всю жизнь я знал лишь одну рыжую девушку с родимым пятном на шее. Ну, знал – это слишком громко сказано. Я видел ее всего один раз.

Она балерина.

Рыжие волосы.

Голубые глаза.

Родимое пятно.

Пальто голубого цвета. Это был ее любимый цвет. Я помню каждую деталь того дня.

– Как тебя зовут?

– Отвали.

– Очень приятно. А я – Макс. – Я сверкаю лучшей, по моей версии, улыбкой.

Она наклоняет голову, озадаченно рассматривая меня. Я кручусь вокруг своей оси, предлагая ей обзор со всех сторон.

– И как?

– Отвратительно, – кривится она.

– Спасибо.

– Поясняю для тебя, Макс, – произносит мое имя так, словно в нем собрались все нелюбимые буквы алфавита. – И да, я запомнила твое имя с первого раза, необязательно повторять его. Так вот, Макс…

Опять этот тон. Она делает выжидающую паузу.

– Что? – успеваю вставить я.

– Собачий приют в другой стороне.

Она уходит, оставляя меня ошеломленно смотреть ей вслед. Это не может быть она. Моя семилетняя незнакомка не могла связать двух слов, не словив инфаркт. А эта девушка наизусть извергает из себя статью «Как послать парня к черту за пять минут» из какого-то женского журнала.

Если раньше я был очарован, то теперь очарованно заинтригован. И мне нужно любым способом выяснить, кто эта девушка.

И если это она

…то наконец-то моя жизнь заиграет яркими красками.

* * *

– Ее зовут Валери. Она замужем, – оглушает меня Леви спустя пару недель.

Валери.

Это она. Если, конечно, на белом свете нет еще одной рыжеволосой Валери с родимым пятном на шее, которая занимается балетом и любит голубой цвет. Единственное отличие – ее острый язык.

Я знал имя семилетней девочки, хранил и оберегал его в своих воспоминаниях (в коробке на чердаке). Ее мать обратилась к ней именно так в тот день, когда мой взгляд был прикован к маленькой незнакомке, стоящей со своими родителями. Валери была так расстроена и одинока, что я не смог не подойти к ней, ведь такое же одиночество жило во мне. Тот день отпечатался в сознании на всю жизнь, потому что мне не посчастливилось встретить ту девочку. Я просил няню водить меня в тот парк развлечений из раза в раз каждую осень, но ее там никогда не было.

Моя грудь горит при воспоминании о нашем пари. Она должна мне второе желание, но теперь оно принадлежит другому. Ублюдку, который имеет над ней какую-то власть, раз она не огрызается с ним, как загнанная в угол кошка.

Я с детства был научен читать людей: этот навык необходим хорошему адвокату. И поэтому мне ясно как день, что ее муж – гребаный психопат.

– Брак – не гарантия «долго и счастливо».

С этими словами я покидаю кабинет Леви, чтобы очистить голову и понять, что делать дальше. У меня нет ни права, ни адекватного мотива (кроме моей детской влюбленности и нынешней одержимости) хоть как-то вмешиваться в ее жизнь. Мы незнакомцы. Мне должно быть плевать, но это не так. Внутри разрастается огромный шар гнева, который хочется выбросить подобно супергерою и проломить им какую-нибудь стену.

А лучше – лицо ее мужа.

Глава 4

Валери

Недалекое прошлое

В детстве я думала, что нет ничего ужаснее, чем заниматься тем, что ты ненавидишь. Ходить на работу, от которой тошнит. Быть тем, кем на самом деле не являешься. Но сейчас я понимаю, что самое страшное – возвращаться в дом, где запланировано твое уничтожение.

И, возможно, мне даже не удастся объяснить, почему мои ноги все еще ведут меня в тот дом, а хромосома, отвечающая за самосохранение, функционирует неправильно.

Однажды моя соседка спросила:

– Почему ты не уйдешь?

Я поняла, что не знаю точного ответа на этот вопрос. Раньше мне было непонятно, как люди, болеющие анорексией, не могут есть. Ведь это кажется таким простым – взять и съесть. Но теперь я понимаю. Ведь это кажется таким простым – взять и уйти. Но люди не осознают, что у таких, как мы, сознание давно съехало с рельсов.

Именно поэтому мы продолжаем гнаться за тем, что нас убивает. Я стою в балетном классе и чувствую, как новые пуанты до крови натирают ступни. Академия давно пуста, но я все еще здесь. В стенах, которые мне противны. В пуантах, не вызывающих ничего, кроме адской боли. И в чертовом белом боди, скрывающем черные синяки на ребрах.

Академия танца – место, которое я ненавижу намного меньше, чем дом, в котором живу. Хотя кто бы мог подумать, что такое возможно. Я выполняю по сотне повторений пассе, плие и прочей хрени, названных красивыми словами, прежде чем перестаю чувствовать ноги.

Будь ты проклят, балет.

Будь ты проклят, Алекс.

Будь ты проклята, жизнь.

Спустя часы я рисую в альбоме красные ромашки, сидя напротив входа в академию, ветер развевает мои волосы, которые наконец-то освободились от тугого пучка после очередного адского дня прекрасной балерины. Я всегда терпеть не могла балет, но продолжала им заниматься. Не по своему желанию, а чтобы сохранить хоть какую-то нить, связывающую меня с мамой. Надеялась, что хоть так моя жизнь вызовет у нее интерес. К сожалению, ее волновало лишь то, насколько я красива и покладиста. То, какой женщиной я должна быть, чтобы на мне женились.

– Дерьмовая я жена, мама. Но меня все-таки выбрали, – бормочу я, закрашивая каждый лепесток кроваво-красным фломастером. Возможно, я увижу еще больше этого цвета через пару часов. А может, сегодня будет вечер «медового месяца» и цветы окажутся желтыми.

Никогда нельзя угадать.

– Тебя невозможно не выбрать.

Я подпрыгиваю на месте и оборачиваюсь на голос. Боже, что он тут забыл? Опять.

– Почему ты здесь? – устало спрашиваю я. У меня нет ни сил, ни желания язвить. Хочется просто уснуть. И не проснуться. Возможно, я давно думаю о том, что быть мертвой намного приятнее, чем живой.

– По делам, – коротко отвечает Макс, пристально осматривая меня с ног до головы.

Наши столкновения напоминают маленькие землетрясения: такие же спонтанные. Только по неизвестной причине с каждым разом амплитуда все нарастает и нарастает.

– Ну тогда иди делать дела, Макс.

Господи, я же сама ядовита, как аконит. Неудивительно, что яд Алекса подействовал на меня не сразу.

– Почему они красные? – Он кивает на альбом в моей руке.

Вспышка воспоминаний, подобных тем, что я испытала, когда он назвал меня Меридой пару дней назад, проносится в голове, как скоростной экспресс.

– Они необычные, но красивые, – следом продолжает Макс, будто знает, что я не отвечу на вопрос.

Я всматриваюсь в черты его лица и понимаю, что, видимо, притягиваю одинаковый типаж мужчин. У них с Алексом множество сходств во внешности: оттенок волос, строгие, но не угловатые черты лица, даже однобокая ухмылка, появившаяся сейчас на полных губах.

Есть лишь одно «но»: глаза. Хоть они и похожего золотистого цвета, но совершенно другого настроения. Когда я была влюблена и любила – действительно любила Алекса, – то его взгляд казался чем-то вроде солнца, затерянного за горизонтом. Но теперь это вечно пляшущий огонь, сжигающий душу… и тело.

У Макса нет никакой таинственной красоты в глазах, лишь оттенок виски, согревающий внутренности, словно алкоголь. И не думаю, что это влияет на меня на каком-то химическом уровне, как на женщину. Кажется, что эти глаза могут согреть любого, кто в них заглянет.

И я понимаю, что раньше уже чувствовала подобное.

– Почему ты каждый раз так меня рассматриваешь? Стоит ли мне сделать фото специально для тебя?

– Тебе стоит угомонить свою фантазию. Я просто смотрела и думала, какого черта ты все еще тут стоишь. – Чересчур, Валери. – Не нужно ли тебе бежать спасать мир от липовых договоров и черных схем? Или кричать: «Я протестую!» – в зале суда? И прежде чем ты спросишь, я смотрела сериалы…

– Остановись, – спокойно произносит он. – Я уйду, если тебе некомфортно. Не нервничай.

– Я не нервничаю.

Ложь. Мое сердце гоняет кровь так быстро, будто вот-вот разорвется. Я потерялась в своих мыслях и рассуждениях, совершенно забыв о нем. Мне все время кажется, что Алекс где-то рядом, как преследующая меня тень. Хотя это не так – он на работе, его точно не может быть здесь.

Я в безопасности.

– Ты в безопасности, – словно заглядывая в мой мыслительный процесс, произносит Макс.

Не знаю, как он это сделал. Я думала, что прекрасно научилась скрывать свои настоящие эмоции. Мне приходилось делать так с детства, просто сейчас я подняла планку до небес. Несмотря на то, что в семь лет, как по волшебству, у меня прорезался голос, я все равно оставалась ребенком, который не мог сложить слова в предложения в кругу собственной семьи. Дикая необузданная агрессия и энергия накапливались во мне и находили выход в вечных драках с девочками из балетного класса и абсолютно неуместных страстных поцелуях с парнями после занятий.

Макс медленно протягивает руку и касается моего запястья, скрытого рукавом свитера. Я оглядываюсь по сторонам, обвожу улицу полными паники глазами, как у зверя под прицелом ружья. Подушечка его большого пальца пробирается под манжету рукава и мягко прижимается к синяку, оставленному Алексом. Я закрываю глаза, заставляя себя отдернуть руку. Но на секунду мне хочется, чтобы кто-то впитал часть моей боли. Если это, конечно, возможно.

– Дыши. Его здесь нет. Есть только ты, – шепчет Макс, словно погружая меня в транс, но его мимолетное прикосновение быстро исчезает.

Я открываю глаза и вижу его удаляющуюся спину. Он направляется не в академию, а в совершенно другую сторону.

– Тебе же нужно было сюда по делам! – кричу я вслед.

Макс разворачивается, медленно пятясь.

– Я сделал все, что хотел. – Он делает паузу, сужая глаза. – Почему они красные, Валери?

– Потому что я так захотела.

* * *

Я иду домой так медленно, что меня обогнала бы даже самая древняя черепаха. В руках телефон, на экране которого скоро появится дыра от моего пальца. Я вожу по нему снова и снова, не решаясь позвонить родителям и сказать, что мне нужна помощь. Мы с ними не близки, но время от времени поддерживаем контакт, когда они отвлекаются от дел и вспоминают о дочери.

Сегодня вечер пятницы, все люди куда-то спешат, шлепая по лужам с излишней агрессией. Вокруг сырость и серость. Боже, этот город когда-нибудь перестанет напоминать Сайлент-Хилл [3]? Мне нужно солнце и тепло, потому что начинает казаться, что внутри меня распространяется плесень.

Сделав глубокий вдох, я нажимаю на кнопку вызова. Пожалуйста, будьте дома.

Пожалуйста, помогите мне, – тихо кричу я внутри себя.

– Валери? – раздается в динамике мелодичный голос мамы.

– Привет, мам, – с прерывистым вздохом отвечаю я.

– Что-то срочное? Мы в самолете. Папе по работе нужно в Париж, ну и почему бы не совместить приятное с полезным, – щебечет она. – Я хочу купить те шикарные чулки, помнишь…

Не помню. Мне не удается вставить слово в потоке чулок, нижнего белья и косметики для вечной молодости.

– Не знаю, сколько мы здесь пробудем, но я куплю и отправлю тебе, только напомни свой адрес.

– Мама, мне нужно…

– Прости, детка, – в спешке произносит она, а на заднем фоне слышится ворчание папы. – Я тебе как-нибудь потом позвоню. Мне нужно выключить телефон и помочь папе с ручной кладью.

Звонок прерывается, а я так и не произношу: «А мне нужна ты».

Не успеваю убрать телефон в карман, как он начинает звонить. Лица Аннабель и Лиама появляются на экране, и мне приходится налепить свою лучшую улыбку, прежде чем ответить:

– Привет всем сумасшедшим! Уже соскучились по мне? – Я заглядываю в камеру, как пожилые люди, которым только что дали в руки телефон.

– Почему ты до сих пор не дома? – спрашивает Лиам, находясь в машине.

– То же самое могу спросить у тебя, – хмурится Аннабель и тут же морщится, когда пытается встать с кровати.

– Колено все еще ноет?

Недавно сучка Бриттани, которой я чуть не откусила голову, практически лишила Аннабель главной роли, намеренно ударив ее по больному колену. Моя подруга – тот человек, который борется, когда света совсем не видно. Она нашла в себе смелость и силы противостоять человеку, оказывающему на нее огромное влияние. Поэтому мне просто-напросто стыдно прийти и сказать, что я не та, за кого себя выдаю. Что во мне нет той силы, которую все видят. Стыдно сообщить ей и Лиаму, что любовь всей моей жизни оказалась самой большой ошибкой. Боже, да мне до ужаса страшно, что они откажутся от меня, и тогда Алекс останется единственным человеком, которому я буду небезразлична. Даже если его проявление любви – извращенное.

– Оно не ноет, а орет на меня. Но уже вроде получше, планирую скоро вернуться. Так что не расслабляйся, Лиам, – отвечает Аннабель.

Эти двое стоят в паре, наверное, с их первого занятия балетом. Поэтому в последние дни Лиам чувствует себя так, словно его лишили правой руки.

– Я еду в Бристоль. Может, заскочу домой к Леви и верну к жизни его спортзал. Как думаешь, он оставил все на своих местах? Возможно, даже не протирал отпечатки твоих пальцев с зеркал…

– Фу, звучит жутко, – кривлюсь я.

– Не думаю, что Леви сам протирает зеркала, – размышляет Аннабель.

– Думаю, мистер Гринч хорошо смотрелся бы с метелкой для пыли и в переднике домохозяйки.

– Поистине отчаянная домохозяйка, – фыркает Лиам.

– Думаю, Бри Ван Де Камп [4] раскритиковала бы его навыки уборки, – хихикаю я.

– А Сюзан прыгнула бы к нему в кровать. – Лиам играет бровями. – Хотя она больше предпочитает сантехников…

– А Габриэль – садовников, – вхожу я в кураж.

– А Линетт родила бы от него сто детей. – Аннабель с широкой улыбкой откидывается на подушки и стопроцентно представляет себя на месте Линетт.

– Нет, погодите, место в постели уже забронировано Сюзан! – возмущенно восклицаю я.

– В этом сериале все слишком сложно, так что извините, что я не уследила за сюжетом.

Мое настроение значительно улучшается после разговора с этой парочкой. Как и всегда, они помогают мне забыть и отстраниться от реальности. Может, это еще одна причина, по которой я отгораживаю их от своей драмы. Не хочу запятнать друзей грязью.

Я прокручиваю ключ в замке, и звук затвора слишком громко отдается в голове. Алекс уже дома: видела его машину на подъездной дорожке. Удивительно, что он не устроил мне допрос с пристрастием по телефону по поводу того, что я до сих пор не вернулась.

Сбрасываю промокшие туфли – мне стало бы их жалко, ведь это великолепные Saint Laurent, но муж подарил их после очередной громкой ссоры (сломанного ребра), поэтому плевать. Для меня до сих пор загадка, как он на них заработал, будучи начальником охраны в ночном клубе. Мы никогда не нуждались в деньгах и не считали каждую копейку, но это не значит, что наши шкафы ломились от брендовых вещей, а на телах всегда сверкали бриллианты и золото.

Я смотрю на руку с обручальным и помолвочным кольцом и понимаю, что золото с бриллиантами все-таки есть. Помню, как спросила у Алекса, откуда у него деньги на такое дорогое кольцо. Он уверял, что это его накопления, которые ему не жалко потратить на любимую жену. Муж всегда получал хорошую зарплату, поэтому уговорил меня не работать до окончания учебы, хотя я очень хотела. Правда, не знаю, кто был бы заинтересован в таком работнике. Ведь кажется, что кроме балета я ничего не умею. Хотя и тут вопрос спорный – по сравнению с Аннабель мне в лучшем случае суждено танцевать где-нибудь… в ночном клубе. Забавно, ведь именно там я и встретила Алекса.

– Где ты была?

Я отрываю взгляд от руки и перевожу его на Алекса, стоящего около лестницы. Черт, он слишком тихо передвигается, чтобы мне удалось вовремя подготовиться к атаке. Какой бы она ни была – моральной или физической.

– Задержалась на учебе, скоро благотворительный концерт. Мы много репетируем.

Он медленно кивает, считывая каждую мою эмоцию, подобно сканеру.

– Я скучал.

А я нет.

– Я тоже.

– Если бы ты скучала, то шевелилась бы быстрее, а не разговаривала со своими друзьями, прежде чем зайти в дом. – Он начинает приближаться ко мне, но я не позволяю себе съежиться. – Я уже говорил, что они плохо на тебя влияют.

Не так плохо, как ты.

– Я…

– Я устал, а тебя нет. Придется за это заплатить, Валери. – Алекс обнимает меня за талию и утыкается носом в шею. – Покажи, как ты по мне скучала, – шепчет он, как ядовитый змей, прокладывая влажные поцелуи от шеи к груди.

– У меня месячные, – лгу я, внутренне содрогаясь от каждого прикосновения его губ.

Он отстраняется и заглядывает в мои глаза, возвышаясь надо мной.

– Проверим? – хмыкает Алекс.

Его права рука медленно скользит вниз, пока левая сжимает мою грудь. Достигнув юбки, он задирает ее и, как ласковый любовник, поглаживает внутреннюю сторону бедра. Меня тошнит, но я не шевелюсь. Бегство стало бы признаком поражения. Не говоря о том, что он бы меня обязательно догнал.

Его пальцы поддевают край трусиков и резко проникают внутрь. Тело пронизывает ощущение жжения, как от острого ножа. Я не испытываю никакого возбуждения.

Алекс достает руку и держит ее на уровне моих глаз. Естественно, на ней нет ни единой капли крови – лишь мое растоптанное достоинство.

– Посмотри, любимая. Кажется, ты ошиблась. – Он нежно гладит меня по голове.

– Д-да, – заикаюсь я. – Наверное, показалось. У меня болел низ живота, и я подума…

Прежде чем я успеваю договорить, удар под колени выбивает землю из-под ног. Голова ударяется об плитку в коридоре. Я стараюсь встать, но Алекс резко хватает меня за щиколотку и притягивает к себе. Он наваливается на меня, ставя руки по обе стороны от головы.

– Вот что ты делаешь со мной, когда ведешь себя неправильно! – кричит он мне в лицо, разбрызгивая слюну. Алекс замахивается, и пощечина, словно удар от плети, рассекает нижнюю губу. – Тебе даже не стыдно и не жаль! В твоих глазах нет ни одной слезы, сука!

Потому что я все выплакала.

Да и ко всему в мире привыкаешь. К боли тоже.

Вспышка – и его выражение лица резко меняется.

– Ты ведь сама усложняешь себе жизнь, любимая. Я же всего этого не хочу. Я же хороший. Я люблю тебя! – уверяет он больше себя, чем меня.

Алекс нежно прикасается к месту удара и, по его мнению, лечебным поцелуем пытается замолить свои грехи.

– Я люблю тебя. Скажи, что тоже любишь меня, – шепчет он в мои губы.

Я молчу. Наверное, кому-то такое поведение покажется самоубийством, но слова каждый раз застревают у меня в горле.

– Скажи, что любишь меня! – кричит Алекс с красными глазами, находясь на грани слез.

Он несколько раз ударяет по плитке рядом с моей головой, и при очередном замахе я выкрикиваю:

– Люблю! Я люблю тебя! Только тебя!

Все его тело расслабляется, и он с нежностью, которой не было секунду назад, целует меня.

– Хорошо. – Он начинает стягивать с меня свитер. – Так покажи мне это.

И я показываю. Но с чувством тошноты думаю лишь о том, что впереди выходные, а значит, мне удастся залечить синяки. А вот душу – не уверена.

Глава 5

Макс

Недалекое прошлое

Не знаю, что я здесь делаю. Не понимаю, почему она не выходит из моей головы. Раньше я допускал крошечную мысль, что Валери – просто похожая девушка. Что жизнь решила подшутить надо мной и подкинуть повзрослевшую версию моей детской неразумной влюбленности. Сейчас же я уверен на тысячу и один процент, что это она.

В ту секунду, когда с моих губ слетело кодовое слово «Мерида», ее лицо превратилось в открытую карту, по которой можно было прочитать все, что мне нужно. Потом, пару недель назад, я увидел, как она рисует ромашки. В прошлый раз они были черными, а в этот – красными. Хоть когда-нибудь они бывают белыми?

Я хочу поговорить с ней. Просто нормально поговорить. Без препирательств и сравнений меня с собакой. Хочу заставить ее вспомнить тот день и просто улыбнуться этим воспоминаниям. Именно поэтому сейчас я нахожусь около дома Валери. Знаю, что рискую нарваться на неприятности, если ее придурковатый муж дома, но и скрываться тоже не собираюсь. Я не имею никаких скрытых мотивов, никто не запрещал обычный разговор.

Дверь ее дома распахивается, чуть не слетая с петель. Разгневанный мужчина, явно находящийся в алкогольном опьянении, выбегает за пределы участка и уезжает, свистя шинами, которые чуть ли не соскребают асфальт.

Что ж, полагаю, речь для ее мужа придумывать не придется.

Выжидая несколько минут, я стараюсь придумать хоть одно адекватное оправдание своего присутствия.

«Привет. Помнишь, как в семь лет ты проиграла мальчику в крестики-нолики? Это был я».

«Добрый день! Ты все так же рисуешь разноцветные ромашки?»

«Здравствуй, ты была должна семилетнему мальчику второе желание. Не хочешь вернуть должок?»

Прокручивая в голове весь этот бред, добираюсь до двери. Несколько раз постучав, жду и сжимаю кулак до хруста костяшек. Боже, я не помню, когда последний раз так нервничал.

– Не закончил?

Валери появляется в дверном проеме, и меня словно сбивает грузовик MAN. Ее губа разбита, лицо украшает огромный синяк, начинающийся под глазом и перетекающий на височную зону. Она одета в одну огромную толстовку голубого цвета и кажется в эту секунду такой маленькой… Не столько физически, сколько морально. Это не та женщина, которая затыкает мне рот при каждом удобном случае.

Мы смотрим друг на друга и поочередно открываем рты, пытаясь начать этот нелепый диалог. В голове возникают новые вопросы. Языки не слушаются, но мы пытаемся выдавить хоть слово.

Я заталкиваю ее внутрь и захлопываю дверь, нарушая все возможные манеры и приличия.

– Нужно обработать губу и приложить лед.

Она смотрит на меня как на инопланетянина или умалишенного. Что, вероятно, недалеко от правды.

– Где ванная?

Она указывает на дверь в конце коридора. Стены внутри дома – теплых оттенков, как и девушка передо мной (в редкие моменты жизни). Я хватаю ее ледяную руку и тяну к ванной комнате, проходя мимо фотографий «пары года», развешанных по всей стене.

– Стоп! Что происходит? Что, мать твою, ты тут забыл?

А вот и она – женщина-кошка проснулась.

– То, что сделал бы любой на моем месте.

Я ослабляю хватку на запястье Валери, потому что просто-напросто боюсь ее спугнуть малейшим неверным движением.

– Мне не нужна помощь.

Пригвождаю ее взглядом.

– Я тебе не помогаю.

– Тогда как, скажи на милость, это называется?

– Неравнодушие.

Схватив Валери за талию, я усаживаю ее на тумбу рядом с раковиной и без лишних усилий нахожу аптечку. Видимо, в их доме это чуть ли не самая необходимая вещь.

Валери шипит и злобно скалится, когда я обрабатываю ее губу.

– Хватит. Я в порядке. – Она пытается отбросить мою руку, но я перехватываю ее ладонь и прижимаю к бедру.

Моя кожа соприкасается с теплотой и мягкостью тела Валери, и я заставляю себя не встречаться с ней взглядом, иначе мне конец. Эти глаза утянут меня на дно, а я не могу себе этого позволить. Она замужем, мы чужие друг другу люди, но… Черт бы меня побрал – одно прикосновение и взгляд этой женщины до ужаса странно влияют на меня.

Я отдергиваю руку, словно прикоснулся к ядовитому растению.

– Потерпи немного, сейчас пройдет.

– Мне не больно, – безэмоционально отвечает она.

Теперь я встречаюсь с ней взглядом и действительно понимаю, что Валери кривилась не от боли, а от раздражения. На ее лице нет ни слез, ни намека на неприятные ощущения от жжения.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я, продолжая обрабатывать губу.

– Ничего не чувствую.

Валери отталкивает меня и спрыгивает с тумбы. Она выходит из ванной, и мне ничего не остается, кроме как последовать за ней. Мы доходим до входной двери, и в этот момент на журнальном столике начинает звонить телефон.

Имя ее друга, чертова Лиама, высвечивается на экране.

– Муж не ревнует жену к ее другу, который не может удержать свой рот на замке при каждой вашей встрече?

Лиам. Долбаный друг Лиам. Понятия не имею, почему меня вообще волнует их близость. Об этом должен переживать ее муж, а не я. Мне-то что? Могут целовать друг другу щеки сколько им влезет – как они и делали это недавно.

Мы приехали в академию по делам. Вернее, Леви и Нейт приехали туда по делам, а я как собачонка побежал вслед за ними, лишь бы наткнуться на огненную женщину и отхватить от нее очередную нелестную фразу. Я наблюдал за ней с балкона концертного зала, пока она источала грацию каждым своим движением. А ведь Валери даже не танцевала – просто стояла. Смахивала выбившиеся из пучка пряди волос, касалась родимого пятна, улыбалась и… целовалась в щеку со своим другом.

Совершенно чуждая и тягучая волна жара окатила меня с ног до головы в тот момент, когда Валери сомкнула свои руки на его талии, коснулась губами щеки, после чего с умиротворением прижалась к груди ушлепка. Возможно, он и не ушлепок, но так мне сказал неандерталец внутри меня, желающий зарычать при их взаимодействии. И нет, я не ревную, просто констатирую факты.

– Он думает, что Лиам влюблен в Аннабель. Или что он гей, ведь, по его мнению, мужчины не могут заниматься балетом. Неважно. – Тяжелый вздох слетает с ее разбитых губ. – Тебе пора идти, не говоря уже том, что тебя вообще не должна волновать моя личная жизнь.

Валери хватает телефон и подталкивает меня к выходу.

– Почему?

– Потому что мы, черт возьми, чужие друг другу люди, – выплевывает она.

– Нет, почему ты не обратишься в полицию? Почему ты…

– Что? Терплю? Давай, продолжай этот стандартный набор вопросов.

– Почему ты так себя не любишь?

– На выход, Макс.

Она крепче сжимает телефон, и начинает казаться, что он вот-вот треснет.

Я выхватываю его из рук Валери, сбрасываю звонок и быстро вбиваю свой номер, добавляя контакт в список экстренных вызовов. Она прыгает на меня, как обезумевшее животное, пытаясь вырвать устройство. Но я намного выше, не говоря уже о том, что в несколько раз сильнее. Хотя в данном случае сила – последнее, что нужно применять к этой девушке. Я просто прижимаю ее одной рукой к своей груди, продолжая печатать.

– Да что ты, гребаный король мира, о себе возомнил? Отдай! – кричит она мне в грудь.

– Держи, королева-психопатка. – Я отпускаю Валери и бросаю телефон ей в руки. – Когда решишь достать голову из задницы, позвони мне. А пока наслаждайся счастливой семейной жизнью.

– С удовольствием. Мне не нужен спасатель Малибу.

– А мне кажется, я бы великолепно выглядел в красных шортах.

Ее телефон снова звонит, и на этот раз на экране высвечивается фотография Аннабель.

– Всего доброго, Макс.

Черт, мне начинает нравиться этот особый тон для моего имени.

– До встречи, Валери Лэмб.

– Откуда ты знаешь мою фамилию? – слышу ее голос позади.

Я ничего не отвечаю. Сажусь в машину и быстро трогаюсь с места. Счета, которые бросились мне в глаза, пока мы стояли около журнального столика, сообщили намного больше, чем простую сумму неуплаты.

Подключая телефон к машине, делаю звонок человеку, который может узнать все и обо всех. Как я и говорил, связи и информация – одни из моих главных помощников.

– Макс, – приветствует меня частный детектив Рик.

– Алекс и Валери Лэмб. Мне нужно знать о них все. Особенно про него. От первого дня жизни и до сегодняшнего. Я хочу знать даже то, когда он начал ходить на горшок, если мне это поможет.

– Понял.

Я завершаю звонок и понимаю, что это только начало.

Глава 6

Валери

Недалекое прошлое

Я кладу очередную партию вещей в пакет с зип-застежкой и осматриваюсь по сторонам. Сняв голубой свитер, чтобы не испачкаться, обхватываю огромный горшок-вкладыш с цветком и вытаскиваю его из бетонной клумбы на заднем дворе академии танца.

Я делаю это уже на протяжении нескольких месяцев. Вероятно, мои бицепсы увеличились вдвое.

В скрытом дне клумбы лежит множество вещей. Начиная от нижнего белья и заканчивая обувью. Я бросаю пакет с последними вещами и залезаю в клумбу. Необходимо утрамбовать все свое добро, чтобы горшок с цветком не выпирал и не привлекал внимание всей округи.

Закончив, возвращаю все в первозданный вид и надеваю свитер.

Вот и все. Это последний раз, когда я занималась этим дерьмом, граничащим с сумасшествием. Конечно, мне придется еще поиздеваться над этой несчастной клумбой, чтобы забрать вещи, но она наконец-то освободится от грязного присутствия Валери Лэмб.

Как и этот город.

Как и мои друзья.

Мое сердце так больно сжимается, что у меня перехватывает дыхание. Как я буду без них? Без ласковых прикосновений Аннабель к моим волосам, без ее ворчания из-за вечных опозданий, без Лиама и его поцелуев в щеку, вызывающих улыбку.

Я провожу большим пальцем по уголку глаза, потому что кажется, что вот-вот скатится слеза. Но опять ничего… Сухость, холод и пустота. Я просто хочу, черт возьми, заплакать! Хочу хоть на мгновение почувствовать себя живой.

– Вот ты где! – кричит мой друг на весь квартал. – Что ты вечно окучиваешь эту клумбу? Ладно бы она была красивой, но на ней абсолютно уродский бабский рисунок.

Такой же уродский, как и я.

Лиам подходит ко мне, а затем оглядывается на Аннабель, прихрамывающую за ним. У нее опять воспалилось колено.

Слава богу, у нас уже состоялся благотворительный вечер, а сегодня мы и вовсе официально закончили обучение в этом проклятом заведении. Планирую выкинуть пуанты, как только увижу ближайшую мусорку.

– Может быть, вы сами подойдете ко мне, и мы уже пойдем? Не то чтобы я не могла вас догнать, просто нам в другую сторону, – пыхтит Аннабель, еле волоча ногу.

– Стоит ли нам сдвинуться с места? – хмыкает Лиам.

– Как думаешь, сколько она еще будет делать вид, что у нее ничего не болит?

– Думаю, если бы ей ампутировали ногу, она бы все равно делала вид, что все в порядке.

– Я вас слышу, засранцы! – рычит Аннабель, преодолев еще пару метров. – И у меня ничего не болит!

– Что-что? – Лиам театрально оттопыривает ухо ладонью. – Ничего не слышу, тебе стоит подойти поближе. Возможно, следует перейти на бег, у тебя же ничего не болит.

– А возможно, мне следует дать тебе по голове, чтобы ты замолчал.

Боже, я буду скучать по ним.

– Ладно! – Аннабель останавливается и вскидывает руки. – У меня болит колено, довольны?

– Нет, – отвечаем в унисон, начиная двигаться в ее сторону.

Когда встречаемся, Аннабель берет под руку Лиама и опирается на него. Мы медленно обходим академию, пока подруга ворчит:

– Ненавижу вас.

Лиам целует сначала ее макушку, а затем мою.

– А я люблю вас.

И я люблю их. Хотя кажется, сердце давно не способно на такое чувство.

Сегодня достаточно холодный день для июня, поэтому у меня мерзнут даже пальцы на ногах. Босоножки на высоком каблуке были не лучшей идеей. Хорошо, что в моем шкафчике в академии завалялся свитер, иначе я бы вообще продрогла до костей в своем тонком лонгсливе с длинным рукавом.

Мне всегда холодно. Каждый день. Каждый час. Каждую чертову минуту.

Я растираю руками плечи и задеваю ссадину, вокруг которой сегодня утром начал расцветать синяк. Изо всех сил сдерживаю шипение и стон. Вчера Алексу не особо понравилось, что в нашем доме не оказалось молока. Это разозлило его, ведь кофе без него получился слишком крепким и горьким.

После этого горьким стал мой день.

– Эй, придурок, убери свой рот от моей невесты, – доносится с парковки академии голос Леви. Он стоит, привалившись к своей «Ауди» и скрестив ноги в лодыжках. – Я видел, как ты ее поцеловал, даже не отрицай.

– И не собираюсь. – Лиам усмехается и еще раз показательно целует Аннабель в макушку, чтобы просто позлить Леви.

Мы с Аннабель смеемся, пока Лиам и Леви отрабатывают друг на друге тысячу и один способ демонстрации среднего пальца. То они чешут им бровь, то поправляют волосы или же указывают в направлении дороги и шепчут: «Кажется, тебе туда».

По моей спине ползут мурашки, а затылок обжигает ощутимое тепло. Я оглядываюсь и вижу его. А он уже смотрит прямо мне в глаза, заставляя мою замерзшую кожу полыхать, черт возьми.

Макс стоит рядом с Нейтом около входа в академию. И пока его друг активно общается с подрядчиками, которые уже начинают работу над реконструкцией здания, он прослеживает взглядом каждый участок моего тела. Словно сканирует. Словно выискивает и пытается дотронуться до моих шрамов сквозь одежду.

Что с этим мужчиной не так? Или, может быть, это со мной что-то не так? Я не видела его около трех недель, но все еще помню, как он прикасался к моей губе и бедру, заставляя меня испытывать стыд и отвращение к самой себе. Я горела рядом с ним. И мне это не нравилось.

– Что он тут делает? – шепчу вслух вопрос, который должен был остаться лишь в моей голове.

Леви, который все это время порхает вокруг Аннабель, как пчелка Майя вокруг цветка, отвечает:

– Нам нужно было уточнить некоторые моменты по тендеру.

Я не упускаю, что он даже не интересуется, о ком именно я спрашиваю.

Макс и Нейт двигаются в нашу сторону, и мне хочется убежать. Это чувствуется так, как если после красивых, но ужасно неудобных туфель надеть разношенные кеды.

И это странно. Ведь я очень привыкла к туфлям. Даже неудобным. Но почему кеды кажутся такими комфортными и знакомыми?

Бред какой-то. Я не привыкла к комфорту, поэтому мне сложно понять эти странные эмоции.

– Точно не сильно болит? – обеспокоенно говорит Леви, все еще находясь где-то у ног Аннабель.

– Точно. Когда сижу, то вообще не болит.

– Тогда время сесть. – Леви поднимается с корточек и наклоняется к ее уху. – Желательно ко мне…

Я не слышу, что он говорит дальше, но моя подруга становится такой красной, что ей не помешала бы огромная глыба льда, чтобы охладиться.

– Эй, клоуны, я проголодался. – Нейт подходит и похлопывает себя по животу. Стоит отметить, что и живота там особо-то и нет. Все эти мужчины походят своим внешним видом на каких-то богов Олимпа.

– Давайте пообедаем где-нибудь? – спрашивает Лиам, пока я изо всех сил стараюсь смотреть куда угодно, только не в теплые глаза мужчины, который все еще не отрывает взгляд от меня.

Все соглашаются, и даже Макс бормочет что-то типа: «Только если Лиам поедет в багажнике». Я хочу пнуть его за то, что он обижает моего друга.

Однако Лиам лишь хохочет и подмигивает ему.

– Валери? – окликает меня Аннабель.

Я поднимаю взгляд, заканчивая пересчитывать маленькие шрамы на своих ногах, и вижу, что все ждут от меня ответа. Один человек даже нетерпеливо постукивает ногой.

Несложно догадаться, кто именно.

– Я…

Не могу.

Алекс разозлится, если я не приду домой вовремя. У меня еще не успели пройти старые синяки, чтобы получать новые. Мне нужно вести себя хорошо, чтобы мой план не провалился из-за того, что меня превратили в отбивную.

Но у меня осталось так мало времени с моими друзьями. Я хочу испить до дна их тепло и любовь. Может быть, Алекс задержится на работе и все обойдется? А если и нет, то какая разница, пятнадцать шрамов или двадцать? Я все равно уже не буду прежней.

– Я не против.

* * *

Мы сидим в милом заведении, украшенном полевыми цветами. Тут очень много ромашек, они буквально повсюду. Даже моя салфетка и та с ромашками. Мне нравится. Я улыбаюсь этим цветам, ведь в этом ресторане они белые.

– Можно узнать, почему здесь туалетная бумага с незабудками? – Нейт возвращается из уборной и морщится. – Нет, это, конечно, мило и все такое, просто эти цветы… Неважно. Кто вообще выбрал этот ресторан?

– Спасибо, что сообщил всем о своей экскурсии в туалет. Мы правда нуждались в этом, – ворчит Леви. – Макс предложил это место.

Нейт переводит взгляд на Макса, который почему-то напрягается, сидя рядом со мной. Его бедро случайно задевает мою ногу, и от неожиданности я чуть не подпрыгиваю на месте. Какого черта он усадил свой зад именно тут?

– Что за сельское настроение? Не мог выбрать что-нибудь менее… ромашковое? – Нейт взмахивает вилкой с ромашками и чуть не попадает в глаз Леви.

Лиам тоже начинает нести какой-то бред про то, что у него аллергия на ромашки и вообще он больше любит розы.

– А мне нравится, – вырывается из меня.

Макс нагревает взглядом мою щеку.

– Ну хоть кто-то оценил.

– Не принимай на свой счет, – фыркаю я. – Еда, если честно, так себе.

Заткнись, Валери.

Еда на самом деле вкусная, просто меня уже тошнит даже от воздуха. Все вкусы, запахи и цвета давно потеряли свою прелесть. Когда ты не живешь, а существуешь, все кажется мертвым.

– Именно поэтому ты чуть не вылизала тарелку после штруделя, – хмыкает Макс, складывая мощные руки на груди и откидываясь на спинку стула. Его плечо задевает мое ровно в том месте, где у меня ссадина и синяк.

Я чуть ли не стону от разряда боли.

– Это единственное, что мне понравилось, – еле произношу я сквозь прерывающееся дыхание. – Я люблю сладкое.

Аннабель замечает, что со мной что-то не так, и хмурит брови.

– Ты плохо себя чувствуешь? – спрашивает она.

Взгляд Макса вновь устремляется ко мне и цепляется за мою ладонь, которой я неосознанно поглаживаю плечо.

Аннабель продолжает изучать меня взглядом. По моей спине скатывается холодная капелька пота. Подруга уже не раз замечала мои синяки и устраивала допрос с пристрастием. Один раз мы даже не на шутку поссорились. Мне нельзя показывать боль, поэтому, нацепив яркую улыбку, отвечаю:

– Все хорошо, просто замерзла. Зачем они включают кондиционер, когда на улице такой дубак?

Какая ты врунья, Валери.

– Да? Разве он работает? Мне вообще не холодно. Хочешь, я дам тебе свой пиджак? – Лиам начинает раздеваться, оставаясь в футболке.

Мои друзья отдали бы мне последнюю еду, если бы я в ней нуждалась.

Лиам начинает накидывать пиджак мне на плечи, моя искренняя улыбка служит благодарностью за его заботу.

Макс подносит стакан воды ко рту. В следующую секунду эта вода оказывается на рукаве пиджака.

Я поворачиваюсь к нему так резко, что у меня хрустит шея.

– Тебе показать, где рот, раз ты не в силах найти его на своем лице, чтобы не проливать все мимо? – гневно шиплю я, как ядовитая змея, какой и являюсь.

– Упс, – неискренне произносит засранец. – Кажется, этот пиджак теперь не подходит. – Он сбрасывает его с моих плеч, поднимает, а затем швыряет через стол в Лиама.

Макс расстегивает свой темно-синий пиджак, который выглядит так, словно его шили все лучшие портнихи мира. Клянусь, даже у принца Гарри такого нет. А это о чем-то да говорит.

Все продолжают спорить о количестве ромашек в этом заведении и, кажется, не замечают, что этот человек только что чуть не нокаутировал моего друга пиджаком.

Как только вещь с ароматом… чего-то такого древесного и теплого касается моих плеч, я теряю дар речи. А когда Макс приближается, чтобы расправить лацканы, и вовсе перестаю дышать.

– Чисто для ясности: я отлично осведомлен, где находится рот, – говорит он перед тем, как отстраниться.

Смех вибрирует где-то между моим животом и ребрами. Ни за что на свете не покажу этому мужчине, что его придурковатость меня развеселила.

Когда мы просим счет, я тянусь к сумочке и понимаю, что оставила наличку дома. Мне нельзя расплачиваться картой, иначе Алекс устроит допрос с пристрастием… и пытками.

Боже, ну чем я думала, когда соглашалась на эту авантюру? Авантюру… ведь встреча с друзьями очень подходит под это слово. Но в моем мире – да.

Я сжимаю в руке банковскую карту, она впивается в ладонь, но мне даже не больно. Хотя должно быть. Позже мне определенно станет больно.

– Я оплачу. Ведь по моей вине мы обедали в деревенском поле. – Макс обращается ко всем присутствующим, а затем мягко касается моей руки под столом. Это так мимолетно, словно по костяшкам пальцев провели пером. Несмотря на свою мягкость, прикосновение ощущается очень ярко и громко. Оно кричит: «Все в порядке. Ты в безопасности. Успокойся».

Я выдыхаю.

Мы выходим на улицу, холодный ветер бьет в лицо. Когда уже станет тепло? Хотя бы на чуть-чуть.

Несмотря на то, что у меня стучат зубы, я возвращаю Максу пиджак. Идти в нем домой равносильно самоубийству. Я надеюсь, что приятный аромат чужого мужчины выветрится из моей кожи и одежды. У Алекса нюх, как у овчарки.

– Помнишь про пятницу? Ты нужна мне, – спрашивает Аннабель.

Да, ведь это, скорее всего, мой последний день в Лондоне.

Однако я не могла отказать ей, она сказала, что у них с Леви какая-то встреча утром в пятницу, а потом они хотят сообщить что-то важное. Я должна быть там. Должна увидеть их с Лиамом в последний раз.

– Да, конечно, я буду. – Я крепко обнимаю ее и Лиама на прощание.

– О, а ты помнишь, что через две недели мы хотели с тобой сходить в кинотеатр под открытым небом? Там планируют показывать «Сплетницу», – поигрывает бровями Лиам, зная, что я продам душу за Блэр и Чака.

Ком застревает у меня в горле. Я чувствую, что вот-вот разрыдаюсь. И искренне этого хочу. Но вместо этого моя фальшивая улыбка становится еще ярче.

– Я постараюсь, но, кажется, у меня в эти даты планы.

– Какие? – спрашивают хором Аннабель и Лиам.

Я. Собираюсь. Сбежать.

Но я молчу и игриво пожимаю плечами, как бы говоря, что еще не знаю.

Всю дорогу до дома в голове крутится лишь одна мысль: «Мне нужно выбраться из этого ада. Живой».

Глава 7

Валери

Настоящее

Медленно поднимаю тяжелые веки и встречаю яркий свет, как вспышку молнии. Он ослепляет и отдается разрывающей болью в голове. Я прикасаюсь ладонью ко лбу, стараясь полностью открыть глаза.

Черт.

Это самое ужасное похмелье в моей жизни. Сколько я вчера выпила? Мне однозначно потребуется антипохмельный набор: самый жирный бургер, холодный зеленый чай Lipton и любимый сериал. Желательно в таком порядке.

Ноющая боль пульсирует во всем теле, и я вздрагиваю. Наконец-то зрение фокусируется – меня встречает интерьер, совершенно не напоминающий мой дом. Маленькая, но уютная комната залита теплым солнечным светом. Небольшой диван и кресло расположены вдоль стены, напротив которой висит телевизор.

Где я, черт возьми?

Слух улавливает противный пищащий звук. Окинув взглядом свое тело, вижу, что к рукам и груди прикреплено множество датчиков. Я поворачиваю голову и замечаю монитор, на котором красная линия передает мое сердцебиение.

Охренеть. «Херня» и еще тысяча слов с корнем «хрен» крутятся у меня на языке.

Я пытаюсь приподняться, и в ту же секунду, когда тело начинает двигаться, раздается еще больше разных звуков, похожих на сигнал тревоги. Острая боль разрывает область живота, а вместе с ней мое сознание простреливает воспоминание.

Алекс. Наша ссора. Нет, это была только его ссора, потому что я сказала лишь одно слово (возможно, несколько слов), а затем начала отскакивать от ступеней лестницы, как футбольный мяч. Что ж, он забил гол.

Но я все-таки выжила.

Эта мысль вырывает из меня тяжелый вздох, застревающий где-то в горле.

Я откидываю одеяло и приподнимаюсь, осматривая живот, где распространяется обжигающая боль. Туловище полностью закрывает медицинская повязка, скрывающая, как я подозреваю, полученную от Алекса травму. Я хмурюсь, потому что воспоминания после падения спутаны и мне не удается воспроизвести картинку того, как именно появилась эта «награда».

Неожиданно комнату заполняет медицинский персонал. Меня сразу укладывают обратно и начинают осматривать живот. Медсестра снимает повязку, и я вижу рану, на которую наложили несколько швов. Возможно, больше, чем несколько. Крови нет, но выглядит все равно отвратительно и абсолютно не безобидно. Это похоже на удар ножом, а может быть, мечом, хрен его знает. Не удивлюсь, если Алекс нанизал меня на вертел и поджарил.

– Не совершайте резких движений, миссис Гилберт, – командует врач и светит в глаза фонариком, проверяя зрачковый рефлекс.

Кто такая миссис Гилберт? Моя фамилия Лэмб. На крайний случай – Эллис.

Дыхание сбивается из-за всей этой странной ситуации, исходящий от монитора звук ускоряется, как и мое сердцебиение. Что, собственно, логично.

– Тише, дорогая. Все в порядке, – ласково произносит медсестра.

Пока что так и не скажешь.

Врач начинает спрашивать у меня элементарные вещи наподобие «сколько вам лет», «как вас зовут» и «какой сегодня день». Я отвечаю на них роботизированным голосом, но не успеваю вставить свои вопросы, которые, как мне кажется, намного важнее.

– Вы наконец-то полностью пришли в себя, миссис Гилберт.

Черт возьми, я только что сказала ему, что меня зовут Валери Лэмб.

– Миссис Гилберт? – наконец-то удается выдавить из себя.

– Да.

Мило.

Я умерла и попала в «Дневники вампира» [5]? Моя кожа, освещаемая лучами солнца, все еще не сгорела. Значит, я точно не вампир. Спасибо и на этом.

– Это, конечно, очень смешно. Все ваши ролевые игры в «Анатомию страсти» [6] довольно увлекательны, но пора заканчивать.

Я начинаю снимать с себя провода, опутывающие меня словно паутина. Живот горит огнем, но по сравнению с тем, что мне приходилось терпеть, это кажется легкой щекоткой.

– Где мой муж?

– Миссис Гилберт, вам пока лучше сохранять покой. – Врач мягко укладывает меня обратно, а медсестра обеспокоенно осматривает мое тело. – Мистер Гилберт будет с минуты на минуту.

Я уверена, что они заметили ошарашенное выражение моего лица.

– Мистер Гилберт? Кто это? – почти шепотом интересуюсь я.

– Это я.

Я медленно поворачиваю голову на низкий голос и встречаюсь взглядом с человеком, заполняющим весь дверной проем. Меня охватывает волна неожиданности и смятения. Передо мной стоит мужчина, которого я меньше всего ожидала здесь увидеть. Я сглатываю так громко, что звук кажется мультяшным и нереальным, как и вся эта ситуация.

Макс… Гилберт, полагаю.

* * *

Мы сверлим друг друга взглядом вот уже минут двадцать. Мистер Гилберт отказывается принимать участие в моем допросе до «всеобщего слета». Так он это называет.

Макс во всем своем отвратительном великолепии – в костюме-тройке благородного серого оттенка, голубой рубашке и с непробиваемым выражением лица – сидит напротив в бархатном кресле-качалке бежевого цвета.

Расслабляйся, пока можешь, мистер Гилберт.

Его волосы немного взъерошены, но не так, будто он проснулся после дикой вечеринки. Их словно специально идеально растрепали, но каким-то образом все равно превратили в укладку. Легкая и почти незаметная щетина покрывает скулы, сглаживая острую линию подбородка.

За пределами комнаты слышатся приближающиеся шаги, после чего на пороге появляются мой близкий друг Лиам и еще более сумасшедший мужчина, чем тот, что сидит сейчас передо мной. Нейт.

О Нейте я знаю не очень много, за исключением того, что его рот не имеет фильтра. В этом мы с ним похожи. Он близкий друг Макса и Леви, архитектор, наделенный талантом от самого Господа Бога. У него классные кучерявые волосы, которые держат объем без стайлинга. А, забыла, еще Нейт иногда носит очки. Уж не знаю для чего: чтобы казаться умнее или действительно лучше видеть?

Они оба как по команде выпускают из легких весь воздух. Лиам смотрит на меня так, словно видит впервые, на его идеальном лице лорда появляется неуверенная улыбка. Мой друг – знатных кровей, и целовал руку самой Елизавете, но почему-то дружит с такой оборванкой, как я. Он старается брать от жизни все, пока обязательства не перекрыли ему кислород. Лиам с нежностью смотрит на меня глазами цвета штормового моря, которые идеально сочетаются с его черной шевелюрой.

– Леви и Аннабель скоро будут, они решали вопросы по поводу детей, – сообщает он.

Мне требуется несколько минут, чтобы осознать сказанное.

– Детей?

Трое мужчин обмениваются напряженными взглядами, полностью игнорируя мой вопрос.

Мне начинает надоедать это молчание. А если добавить то, что я ничего не понимаю, моя агрессия достигает пика.

– Хватит молчать! Где я? Что происходит? И почему ты, – я с рычанием указываю на Макса, – ведешь себя так, словно заправляешь вечеринкой?

– Потому что так и есть, дорогая.

– Макс, – осекает его Лиам, качая головой.

Я потираю виски и делаю пару вдохов. Вот только они ни капли меня не успокаивают, а еще больше выводят из себя.

– Так, окей. Ладно. Хорошо. – Еще больше утвердительных слов, девочка! – А что здесь забыл ты?

Я смотрю на Нейта.

– О… Я вроде как местный антистресс, а сегодня обязательно произойдет такая ситуация… Ну, знаете… стрессовая.

Я приподнимаю брови и взмахиваю рукой.

– А, ну это все объясняет. Спасибо за полезную информацию.

– Всегда к твоим услугам, красавица. – Нейт сверкает добродушной улыбкой. – Ауч, – кривится он от пинка по голени, смотря на Макса. – Да я же ничего не сделал. Ты гребаная агрессивная задница!

Нейт срывается с места и кидается на него в ответ. Они бросаются ругательствами, дергая друг друга за волосы. Лиам, как и я, смотрит на этот цирк уродцев. Думаю, он планирует план побега.

– Валери! – звучит звонкий голос, и меня тут же прижимает к кровати маленькое, но ужасно сильное для своих размеров тело. – Боже, это действительно ты?

Аннабель отстраняется, и я вижу, как по ее лицу текут слезы. Крупные капли прокладывают дорожки по щекам.

– Я не могу поверить. Мы так долго тебя ждали!

– Эй, – впервые на моих губах появляется искренняя улыбка, – почему ты плачешь? Все хорошо, я здесь… – Я обнимаю ее, после чего шепчу уже не на шутку испуганным голосом: – А где я была?

Аннабель отстраняется и переводит взгляд на Макса. Улыбаясь, Леви кивает мне в знак приветствия и тоже смотрит на своего друга.

– Почему, черт возьми, вы все смотрите на него? – Я ударяю ладонями по кровати.

– Так, давайте все успокоимся. Валери, должен отметить, ты прекрасно выглядишь. – Нейт приближается ко мне и ложится рядом на кровать. – Цвет волос – просто блеск, такой… блестящий. – Он с заботой поглаживает меня по голове.

Из меня вырывается нервный смех, который резко сменяется оскалом.

– Быстро. Сейчас же. Прямо в эту секунду. Расскажите мне, что происходит!

– Скорее, произошло, – спокойно произносит Макс. – Сейчас я буду говорить, а ты – слушать. Не прерывай меня и не истери. Я знаю, что это нереально, но постарайся. Мы понимаем, что ты злишься и находишься в неведении, но, пожалуйста…

Он делает паузу и встречается со мной взглядом, в котором нет ни юмора, ни насмешки – только искренность и забота. Всепоглощающая доброта, скрытая от чужих глаз. Но я точно знаю, что это она, ведь однажды уже встречала такой взгляд, принадлежащий не мужчине передо мной, а мальчику, который давно превратился в мираж.

– Постарайся нас понять, а затем можешь разгромить тут все, если захочешь. Договорились?

– Хорошо, – выдыхаю я.

– Ты была серьезно травмирована и некоторое время не приходила в сознание, поэтому мы коллективно приняли ряд решений. Мы всегда были рядом. Ты была и есть в безопасности. – Он говорит деловым, но на удивление успокаивающим и бархатистым тоном. – По оценке врачей, твои разум и тело в порядке. Недавно ты начала приходить в себя, но ненадолго. Со временем стала держаться в сознании чуть дольше. И вот… мы здесь. И ты теперь ты.

Что ж, это совсем не то, что мне хотелось услышать.

– Как долго я была без сознания?

Меня встречает очередное затяжное молчание.

– Пару дней?

Тишина.

– Неделю? – хмыкаю я.

– Семнадцать дней и семь часов.

Вот дерьмо.

– Чудненько. Похоже, семь – мое любимое число, – нервно хихикаю я, чувствуя себя сумасшедшей.

– Она точно в норме? – спрашивает все еще отдыхающий рядом со мной Нейт.

– Да, я точно в норме. Не считая того, что попала в другую чертову реальность. – Я провожу рукой по лицу. – Что ж, вопрос года: что произошло и где мой муж? Я помню, что мы поссорились.

– Ну, твой муж прямо…

– Нейт, почему бы тебе не помолчать? – прерывает его Лиам, выступая в роли классного руководителя на сегодняшнем «слете». – Спасибо.

– Валери, – привлекает мое внимание Аннабель, поглаживая меня по руке.

Леви встает позади нее и в успокаивающем жесте кладет руку ей на плечо.

Почему все друг друга успокаивают? И почему я постоянно задаю вопросы?

– Врачи говорят, что у тебя кратковременная потеря памяти. Ты помнишь нас, свою жизнь и почти все, кроме… того дня. И, возможно, какие-то события до него.

Да, я определенно помню, что раньше Макс раздражал меня точно так же, как и сейчас.

– Я помню тот день. Вероятно, не полностью, судя по вот этому, – указываю на живот. Ладно, тот день тоже похож на обрывки кинопленки, мне даже не удается понять, что именно спровоцировало Алекса. – Что произошло?

Я задаю очередной вопрос, но уже знаю на него ответ.

Он сделал это.

– Алекс… Он… Он… – В глазах Аннабель опять начинают скапливаться слезы. Моя подруга – нежная душа.

– Он избил меня, – отрывисто заканчиваю я. Мой живот скручивается от тошноты. Ни разу мне не приходилось произносить эти слова в присутствии друзей или родных. Оказалось, что это не так страшно. Стыдно, но терпимо. – Возможно, ему стоит подучить правила этикета. Кажется, Алекс не знает, как обращаться с ножами.

– Он чуть не убил тебя. Прекрати отшучиваться, – произносит Макс наполненным гневом голосом.

– А где сейчас Алекс? – мило интересуюсь я.

– Мы не знаем. В тот день он бросил тебя умирать и больше не появлялся. Точнее, решил вернуться и поставить финальную подпись – сжечь ваш дом, – с отвращением произносит Макс.

– Ух ты, прям детектив какой-то, – нервно выдыхаю, скрывая за сарказмом и улыбкой начало панической атаки.

Мой муж чуть не убил меня. А если читать между строк – он на самом деле хотел убить меня. Потому что навряд ли ему потребовалось бы сжигать дом, в котором никого не было.

Руки начинают дрожать, поэтому мне приходится мягко освободить их из хватки Аннабель и засунуть себе под бедра. Воздуха в комнате резко становится мало, но я делаю вид, что не задыхаюсь от растущей паники.

Мне не страшно. Мне давно не страшно за себя. Я смелая женщина с волосами, подобными лаве. Мне нельзя бояться.

– Что ж, перейдем к еще одному увлекательному моменту. – Я встречаюсь глазами с Максом. – Почему я миссис Гилберт? Ты меня удочерил? – С моих губ слетает смешок. – Или мы теперь брат и сестра?

– Нет, дорогая. Ты моя жена. – На его лице появляется самая дерьмовая ухмылка из всех возможных (не то чтобы я их оценивала).

– О… – Вот теперь я действительно не могу найти слов и застываю с открытым ртом.

– Фальшивая, конечно. Потому что если бы я действительно попросил тебя выйти за меня замуж, ты была бы в сознании. И хотела бы выбрать меня. – Он делает акцент на последней фразе, и тень неизвестной мне эмоции отражается на его лице. – Не говоря уже о том, что официально ты все еще в браке. Я подготовил все документы на развод, нужна лишь твоя подпись. Если ты, конечно, все-таки решишься на этот шаг.

Да, да, пожалуйста! – хочу крикнуть я, но слова застревают где-то в горле, так и не сорвавшись с губ.

Страх сковывает все мышцы. Не за себя, а за моих близких. За моих друзей, родителей. Я давно поняла, что у Алекса нет стоп-крана. Мне страшно, что он причинит им вред. Но меняет ли что-то на данный момент юридический аспект брака?

– Ты будешь в безопасности. Я клянусь своей жизнью, что он тебя больше не тронет. Именно поэтому мы приняли решение зарегистрировать тебя в больнице под моей фамилией. – Макс наклоняется и опирается локтями на колени. – Валери, следствие уверено: он думал, что ты была в доме. Он. Хотел. Тебя. Убить.

Легко ли услышать то, что ты и так знала? Нет. Это разрывает душу на части. Я хотела, чтобы Алекс стал прекрасным мужем, а не идеальным убийцей. Как принять то, что человек, с которым ты планировала провести всю жизнь, оказался самым неверным выбором из всех возможных? Как смотреть в глаза людям и говорить, что ты любила его? Не стыдиться того, что не смогла вовремя увидеть истинное лицо монстра и впустила его в свою жизнь?

И в жизнь своих близких.

– Так мне начать вести статистику дерьмовых браков? – Я жестикулирую руками. – Один – реальный, но аморальный. Второй – фальшивый, но Макс. И что вообще подразумевает под собой этот фальшивый брак?

– У нас нет официального документа, подтверждающего то, что мы супруги. По сути, это сделано только для того, чтобы я решил все вопросы в больнице. Но мой частный детектив считает, что в дальнейшем вся эта игра может спровоцировать Алекса выйти в свет.

– А другого не нашлось на эту роль? – Я пробегаю взглядом по всем присутствующим и останавливаюсь на Лиаме.

– Ты знаешь, что я не мог себе этого позволить. – Он смотрит на меня извиняющимся взглядом. Точно, чертов аристократ. Ему не нужна моя не голубая кровь. – Не говоря о том, что Алекс считает меня геем…

И это тоже верное замечание.

Мой взгляд переходит на Леви, и он резко выбрасывает руку с обручальным кольцом.

– Вы уже поженились?! – гневно выкрикиваю я. – Какого черта, Аннабель? Заключение брака в тайне от лучшей подруги – национальное преступление!

– Не слышал о таком, – с умным видом язвит Макс.

Я сжимаю простыню в кулаке и так резко поворачиваюсь к нему, что чуть не ломаю себе шею.

– Заткнись. – Я буквально испепеляю его взглядом.

– Нужно было быстро оформить брак, чтобы мы смогли усыновить Оливию и Марка, – пытается снизить градус накала Леви.

– Отлично, вы еще и успели стать родителями. Я пропустила слишком много серий в этом сериале.

– Ну, мы еще не стали их родителями, но все почти получилось, – с улыбкой, которая могла бы осветить полконтинента, отвечает Аннабель.

– К этому мы вернемся позднее. И решим, как я буду разрешать им все то, что запретите вы.

Моя голова поворачивается к отмалчивающемуся Нейту, который все еще лежит у меня под боком. Я смотрю на него, вопросительно приподняв бровь.

– Ты серьезно, Валери? Они бы не доверили мне даже комнатное растение. Но, несмотря на это, хочу отметить для всех присутствующих, что я отличный садовник. Все сады, за которыми мне приходилось ухаживать, процветали.

– Мы верим, – хор наших голосов заполняет комнату.

Я задумываюсь, пытаясь рассортировать в голове все события по папкам. Папка «Сумасшедшее дерьмо» переполнена.

– Должна ли я придерживаться этого фальшивого брака теперь, когда пришла в себя? – интересуюсь я, встречаясь взглядом со своим фальшивым мужем.

– Я не буду тебя ни к чему принуждать. Сделай выбор сама. И прими решение касаемо развода. Время начать играть не по его правилам, Валери. Ты сама можешь поставить первый крестик на игровом поле.

Первый крестик.

Я хмурюсь, обдумывая эту фразу. Боже, голова идет кругом, и кажется, что все события смешиваются в одну кучу. Ведь почему я вспоминаю себя в возрасте семи лет?

– Так, все на выход. Мне нужно остаться с Валери наедине, – командует Аннабель, сопровождая свои слова хлопком в ладоши.

Осознав тему нашего дальнейшего разговора, я начинаю по привычке придумывать целый сценарий к фильму, который скрыл бы правду. Но затем, прервав мыслительный процесс на полпути, понимаю, что все и так ясно. Есть ли смысл притворяться, что я в норме?

Бросив на меня тяжелый взгляд, Макс покидает палату. Леви и Нейт выходят за ним.

– Лиам, ты тоже, – вздыхает Аннабель.

– Ты начинаешь хорошо вживаться в роль матери, – ворчит он по пути к двери, ероша темную копну волос.

Мы остаемся в палате наедине. Смотрим друг другу в глаза, словно находимся на очной ставке. Аннабель начинает ходить от стены к стене, наверняка подбирая слова, которые не травмируют меня.

Но я не хрустальная.

– Это началось примерно год назад, – начинаю, и она резко останавливается. – Физическое насилие. Эмоциональное началось раньше. Видимо, он понял, что слова я не воспринимаю, поэтому решил пустить в ход руки. Не воспринимала руками, он продолжил ногами.

Я глубоко вдыхаю через нос. Аннабель ложится рядом на кровать, сжимает мою руку, молча побуждая продолжать.

– До брака и первые два года совместной жизни все было прекрасно. Хотя если сейчас подумать, я просто пропустила множество сигнальных звоночков, потому что гналась за призрачным ощущением счастья и по ошибке принимала его за реальность.

Думала о том, что наконец кому-то нужна. Но нужда Алекса ненормальна. Он одержим мной.

Аннабель поглаживает костяшки моих пальцев и тихо произносит:

– Не понимаю, как мы могли этого не заметить? Ты была влюблена, но я и Лиам? Мы видели, как зарождались сначала ваши отношения, а затем брак. В последние годы ты стала проводить с нами меньше времени, но я думала, что это нормально, когда у человека появляется своя семья. Алекс всегда был таким…

Она задумывается.

– Идеальным? – горько усмехаюсь я.

– Да, – кивает Аннабель, теряясь где-то в своих мыслях. – Мне так жаль, что мы все это пропустили. Что подвергли тебя опасности. Страшно представить, что бы произошло, если бы…

Я вижу, как на ее глазах наворачиваются слезы, поэтому прерываю:

– Он был идеальным актером. Не сожалей о том, на что никто из нас не мог повлиять. Мы просто не смогли вовремя распознать его.

Алекс всегда располагал к себе людей. Ему хватало одной искренней добродушной улыбки, пары рыцарских поступков – и все падали к его ногам. И мужчины, и женщины. Словно он создавал себе армию фанатов, которая посчитала бы меня сумасшедшей, если бы я вышла и сказала, что он псих.

– Почему ты всегда это отрицала? Я же видела синяки в последние месяцы. Мы могли тебе помочь. Могли предотвратить все это. – Она обводит рукой помещение. – Боже, да я бы руки в кровь разодрала, но нашла бы способ помочь тебе, но ты не позволяла.

Аннабель вытирает слезы с уголков глаз.

– Как Майк Вазовски [7]? – пытаюсь пошутить я, чувствуя тысячу уколов стыда из-за того, что им пришлось через это пройти.

– Что?

– Разодрала руки. Как Майк Вазовски, когда чинил дверь?

– Да, – понимающе кивает она, слегка усмехаясь. – Ведь мы друзья. Неужели ты думала, что я от тебя откажусь?

– И я! – кричит Лиам из-за двери.

– Авантюрист! – отвечаю я так же громко.

Боже, я не заслужила этих людей. Почему они остаются со мной, когда я столько времени лгала им? Почему продолжают заботиться и любить меня?

Не знаю, сколько времени мы пролежали в тишине бок о бок, согревая друг друга теплом и чем-то таким неосязаемым, что можно лишь почувствовать. Спокойствием, верностью, пониманием. Она ждала и не давила на меня, потому что это Аннабель. Человек, который верен до мозга костей и добр, как лабрадор.

– Я не хотела втягивать вас, потому что боялась. Потому что у каждого в жизни свои проблемы и никому не нужны чужие. Мне было страшно, что если я подпущу вас ближе, то Алекс навредит и вам, – шепчу я голосом, наполненным сожалением.

Она наклоняет ко мне голову, крепче прижимаясь к плечу.

– Ты была рядом со мной все те годы, что я умывалась слезами по своей первой любви, пока в твоей жизни происходил полный бардак. Не говори, будто каждый должен заниматься своими проблемами. Дружба так не работает. Дружба – это сообщающиеся сосуды. Общее дно, понимаешь?

Я вздыхаю, позволяя ее словам осесть в голове. Этот разговор не излечил меня, рана не стала болеть меньше, вся ситуация все еще остается чертовски сложной, но… несколько камней падает с души, и я делаю спокойный вдох.

– Вся эта история с Максом… Что ты думаешь? Я совсем его не знаю, но почему-то чувствую, что у него доброе сердце, – размышляю я. – Несмотря на то, что он такой раздражающий…

Мы в унисон фыркаем, и я продолжаю:

– Это та доброта, к которой мне уже удалось прикоснуться. Странно ли это? Не ошибусь ли я вновь, поверив в благие намерения?

Аннабель садится и болтает ногами над полом. Она хмурится, словно обдумывает самый сложный вопрос в своей жизни.

– Какие бы причины у него ни были, он искренне заботится о тебе. Макс не спал сутками, чтобы обеспечить тебе безопасность, решал все вопросы с фальшивой фамилией и браком. Брал соглашения о неразглашении, наверное, с каждого, кто заходил к тебе в палату. Пока мы с Лиамом пребывали в шоке, он действовал. И я буду благодарна ему всю оставшуюся жизнь. Мне кажется, что это его предназначение – приходить на помощь.

Я молча киваю. До сих пор не понимаю, как реагировать на человека, который думает, что может спасти мир от затопления. Но можно ли спасти того, кто уже давно утонул?

Глава 8

Валери

Спустя неделю я все еще нахожусь в больнице, хотя собиралась сбежать отсюда на следующий же день после пробуждения. И неважно, что побег бы был на слишком короткую дистанцию: руки и ноги до сих пор меня не слушаются. Кажется, за эти семнадцать дней и семь часов, как подметил Макс, – он что, вел счет? – мое тело слегка атрофировалось. Сейчас я чувствую себя намного лучше, а рана на животе практически зажила. От нее остался лишь отвратительный рубец на коже и… Я бы сказала, на душе, но нет – в сознании. Потому что при воспоминаниях об Алексе внутри уже давно перестало трепетать. Все бабочки сдохли, как от дихлофоса, когда он показал свое истинное лицо.

Дверь внезапно распахивается – грациозным шагом, как и полагается леди, в палату входит моя мама под руку с отцом.

Впервые за все время, что я в больнице. Впервые с того момента, как я вышла замуж за Алекса.

– О, дорогая, твой цвет лица такой нездоровый. Я же говорила тебе лучше ухаживать за собой, годы быстро забирают красоту, – первое, что произносит любимая мама после того, как ее дочь чуть не умерла.

– И тебе привет, мам.

Папа подходит и целует меня в щеку, мама следует его примеру.

Они выглядят хорошо, я бы сказала, даже слишком. Оба бодрые и свежие, цвет кожи переливается здоровым загаром, который совершенно их не старит. Мама одета в розовый сарафан до щиколоток и туфли-лодочки в тон, на шее, как всегда, какой-то дизайнерский платок, скрывающий ее несовершенство. Папин внешний вид намного проще: однотонное поло и джинсы. Возрастные морщины подчеркивают черты лица, а седина в волосах придает определенный шарм. Годы сделали его красоту еще заметнее.

– Вы загорели? Были в отпуске?

Отец работает политическим журналистом, поэтому постоянные командировки стали смыслом его жизни достаточно давно, но для мамы это повод выехать в другую страну, а после – затащить папу на какой-нибудь курорт.

– Валери, мы были в таком чудесном круизе, ты даже не представляешь! Вам с мужем обязательно нужно туда съездить. Мы с папой отлично провели время вдали от всей городской суеты. Ох, а какой там…

– Как ты себя чувствуешь, милая? – прерывает ее папа, опомнившись. Иногда он может прорваться сквозь пелену флюидов моей матери. – Мы так и не поняли, что произошло. Твоя подруга звонила, но у нас не было нормальной связи. По обрывкам ее слов мы поняли, что ты приболела. Вчера она снова с нами связалась и передала данные для посещения.

Приболела. Меня буквально не существовало семнадцать дней. И семь часов. А вы, черт возьми, даже не заметили этого.

Как обычно происходит, я не успеваю вставить и слова, как разговор, в котором никто не хочет меня слышать, продолжается:

– Мне кажется, твои волосы слишком сухие. Помнишь, я говорила о чудесной маске от Kevin Murphy?

– Мама, – гневно произношу я, – я в больнице, и мне плевать, насколько сухие мои волосы или какой у меня цвет лица. Но мне не плевать на тот факт, что вас не было рядом. Я…

– Детка, но у тебя же есть муж! – восклицает мама. – И понизь свой тон, мы не заслужили такой грубости.

Папа целует маму в щеку, успокаивая ее истеричную вспышку.

– Нам жаль, Валери. – Он присаживается на край кровати… и берет мои ладони в свои, согревая теплом. Они вроде должны дарить защиту, но последний раз я чувствовала ее слишком давно. – Просто было неудачное время. Чем мы можем тебе помочь?

Я открываю рот, чтобы наконец-то сказать, что моя жизнь рушится и у меня нет даже дома. Признаться в том, что долгое время мне было стыдно за брак, который стал проигрышным билетом. Что моя любовь не оказалась на всю жизнь, как у них. Но…

– А где твой муж? – Боже, она даже не помнит его имени, раз второй раз называет Алекса просто «мужем». – Он, видимо, много работает. Эта палата, – мама с восхищением оглядывается, – стоит немалых денег. Нас даже полностью досмотрели перед посещением. Такой заботливый.

И правда. Муж, о котором вы думаете, чуть заботливо не прикончил меня.

– Он… О-он… – Мои зубы стучат от волнения. – Мой муж…

– Здесь.

Наши головы синхронно поворачиваются на голос, который я начинаю узнавать, даже не смотря в лицо этого мужчины. Макс заходит в палату и протягивает руку моему отцу.

– Мистер Эллис, – произносит он мою девичью фамилию. Конечно же, черт возьми, этот человек знает все на свете.

Они обмениваются рукопожатиями. Папа кивает Максу, пристально вглядываясь в его лицо.

– Миссис Эллис… – Затем Макс оставляет поцелуй на руке мамы.

Боже, нет. Теперь он будет разыгрывать здесь рыцаря благородных кровей.

– Дорогая, как ты себя чувствуешь? – Очередь доходит до меня, и он наклоняется, проводя кончиком носа по родимому пятну на моей шее. Тело каменеет от этого неожиданного жеста. – Врач сказал, что сегодня тебя можно забирать домой.

Домой? Мне хочется рассмеяться, потому что у меня его больше нет. И был ли он вообще?

Родители с интересом наблюдают за всей этой сценой, пока я судорожно пытаюсь придумать план действий.

– Ага, – хрипло произношу я и киваю.

– На фотографиях со свадьбы он выглядел немного иначе, – хмурясь, произносит папа.

– Да нет же, милый, – с широкой улыбкой и блеском в глазах вздыхает мама. – Посмотри, те же темные блестящие волосы. Не то что у тебя, Валери. Те же идеальные черты лица и… О, эти глаза. Признаюсь, джентльмен, в жизни вы намного лучше. Я даже начинаю жалеть, что мы не смогли встретиться с вами раньше.

Макс приподнимает брови, смотря мне в глаза. Его выражение лица так и говорит: «Ты серьезно настолько глупа, раз родители никогда не видели твоего мужа?»

Да, глупа. И мне стыдно, что я неслась галопом к алтарю. Стыдно, что моим родителям на меня плевать, ведь их собственная личная жизнь всегда на первом месте. Стыдно, что я… Что я – это я. Глупая, наивная Валери, обладающая высочайшим уровнем тупости.

– Да, наверное, ты права, – соглашается с ней папа, как он всегда и делает. – Валери, у тебя точно все в порядке?

Забавно, что я ни разу об этом не сказала, а они уже сделали выводы.

– С таким мужем все должно быть просто чудесно. Нам не о чем переживать.

Вы никогда этого не делали.

Мои родители волновались лишь о том, как стать лучшей парой этого континента. Только они забыли, что их давно не двое – была семья, в которой росла я.

– Да, ваша дочь наконец-то под защитой, – произносит Макс, сплетая пальцы наших рук. Из-за такого незначительного соприкосновения меня наполняют волны энергии. Моя рука словно вбирает в себя часть его силы.

Мне определенно нужен психотерапевт, раз я вкладываю в это так много смысла. Опять. Слишком много вкладываю в обманчивые жесты мужчины. Не думаю, что это влияет на меня в романтическом аспекте – скорее на эмоциональном уровне. Уверена, Макс мог бы свести с ума – и делает это сейчас с моей мамой – многих женщин. Но я скорее уйду в монастырь (хотя не уверена, что меня оттуда не выгонят), чем признаюсь, что он привлекает меня больше ярлыка «фальшивый муж». Хотя, если быть честной, это тоже не сильно заманчивое развитие событий.

– Отлично. Валери, позвони нам, если тебе что-то понадобится. – Мама целует меня в щеку. – Слушайся мужа и сделай что-нибудь со своими волосами.

– Мне нравятся ее волосы такими, какие они есть. Ей не нужно быть самозванкой рядом со мной.

У меня могло бы перехватить дыхание от этих слов, но вся проблема в том, что я уже слышала их от Алекса. И это оказалось ловушкой. Знаю, что слишком глупо сравнивать всех с Алексом, но разум – как самый непослушный ребенок: с ним можно сколько угодно нянчиться и уговаривать его, но он в любом случае сделает все по-своему.

Мама кивает Максу, скрывая свое недовольство. Родители еще раз обнимают меня на прощание и уходят, так и не узнав правду.

– Что это был за спектакль? – интересуюсь я.

– Если это твой способ сказать «спасибо», то не за что.

Макс расплетает наши руки. Мне кажется, только сейчас мы осознаем, что все это время держались друг за друга. Нужна ли такому уверенному человеку, как он, такая же неосознанная опора в ком-то?

– Почему ты это делаешь?

– Что? – спрашивает он, хватая с тумбочки телефон, который принес вчера.

Я так и не притронулась к нему. Знаю, что он новый и там нет контакта Алекса. Но я настолько привыкла к шквалу извинений или оскорблений после ссор, что даже не смогла взять его в руки. Тут среднего не дано, поэтому нас штормило, бросая из крайности в крайность.

Макс распаковывает телефон и достает из кармана пиджака голубой чехол с ромашками.

– Почему ты помогаешь мне? И почему ромашки?

– Мне показалось, они подходят тебе. – Он пожимает плечами, надевает чехол на телефон и протягивает мне. – Возьми и начни им пользоваться. Не бойся.

– Я не боюсь. – Я стискиваю зубы.

– Хорошо.

Мы встречаемся взглядами, и… Господи Иисусе, почему рядом с ним я постоянно пребываю в каком-то тумане?

– Ты готова ехать домой?

– У меня его нет. – Я отворачиваюсь, не желая показывать уязвимость.

– Есть.

Аннабель всю неделю уверяла меня в том, что они с Леви будут рады мне в своем доме, и каждый раз получала отказ. У них вот-вот появятся дети, зачем им еще один ребенок в моем лице? В конечном итоге подруга сдалась, заверив меня, что, так или иначе, они решат, как обеспечить мне безопасность. Кажется, за это будет отвечать мужчина передо мной.

Макс делает широкий шаг к кровати. Это посылает сигнал тревоги в мой мозг, и я непроизвольно вжимаюсь в подушку. Алекс всегда нависал надо мной, как стервятник над падалью. Видимо, Макс замечает изменения в моем поведении, раз отступает и присаживается на край кровати, чтобы мы были на одном уровне. Хотя кажется, мое волнение настолько незаметно, что его сложно рассмотреть даже под микроскопом. Но он видит.

– Я уже говорил, что не буду тебя ни к чему принуждать. Но позволь мне обеспечить тебе безопасность, пока Алекс где-то прячется. Как только мы отсюда выйдем, ты станешь живой мишенью. Я могу тебя защитить.

Он вкладывает в последние слова уверенность и силу. Его голос не ломается от эмоций, но так настойчиво вибрирует, что проникает в каждую клеточку моего тела.

Раунд за раундом мы ведем битву взглядов, пока я просчитываю каждый путь отступления или, наоборот… наступления.

– Мне не нужна защита.

Я отбрасываю одеяло и опускаю голые ступни на холодный пол. С решимостью, которая бурлит где-то под кожей и кажется чуждой, но такой приятной, встаю прямо напротив Макса.

– Я не самая лучшая жена, как показала практика, но, возможно, ты сможешь с этим смириться.

Боже, да чем этот фальшивый брак может оказаться хуже реального? Мне уже нечего терять.

– И это не я стану мишенью, а он, – настойчиво поизношу я.

– Любишь стрелять из лука?

На секунду я теряюсь, путаясь в мыслях.

– Люблю попадать в цель, – слышу свои слова.

И я в нее попаду. Даже если мне придется играть роль жены самого упрямого и назойливого человека на свете. Женская месть гораздо изощреннее мужской. Потому что она – не плеть в руках палача, а дурман, сбивающий с пути.

Глава 9

Макс

Цель изначального плана состояла в том, чтобы обеспечить Валери безопасность. Дать ей другую фамилию и убедиться, что Алекс не сможет ее найти, пока она будет без сознания. Да и когда придет в себя, тоже. Но чем больше мы узнавали об Алексе, тем сильнее убеждались, что муж Валери не просто вспыльчивый человек. Это доказывалось и тем, что спустя тридцать четыре дня его до сих пор не нашли. И да, я считал. Нет ни одной зацепки. Ни одного неверного шага с его стороны. Он знает, что делает, и делает это профессионально.

В связи с этим я и мой частный детектив Рик (которому следовало бы оторвать яйца за то, что он недостаточно быстро работал и мы не предотвратили те события) сошлись во мнении, что фальшивый брак может стать идеальной приманкой для такого психопата, как Алекс.

Честно признаться, я до последнего был против, потому что не хотел… решать за Валери. Забирать право голоса в ее собственной жизни. Но, видимо, защитная функция в моем организме существует наравне с сердцебиением. И если это единственный вариант обеспечить ей безопасность, то так тому и быть.

И нет, я не планировал быть самоуверенным властным мудаком, который врывается посреди разговора и заявляет, что он ее муж. Но как только до меня донеслись отголоски слов Валери и ее родителей, та самая функция защиты встала на дыбы. Я ворвался в палату, как Супермен, которому не хватало только развевающегося за спиной плаща. Заявил свои права. И с содроганием в груди стал ждать, пока эта женщина (она же моя фальшивая жена) свернет мне шею за этот брачный обряд.

Я думал, она до последнего будет сопротивляться и биться за свою независимость. Драться зубами и когтями, доказывая, что она в порядке и может сама о себе позаботиться. Но нет… и это пугает еще больше. Такое ощущение, что в ее голове происходит какая-то борьба. Единственное, чего я хочу, – чтобы она в ней не проиграла. Ведь пусть Валери и имеет докторскую степень по искусству сарказма и сокрытию своей израненной души, это не значит, что я не владею интуицией.

– Где мы? – обращается ко мне Валери, когда я пропускаю ее в свой загородный дом.

– У меня дома.

Она следует за мной, сохраняя молчание, что опять же на нее не похоже.

По дому разносится громкий топот, словно рядом пробежал табун лошадей. Череда фыркающих звуков и звон разбитой вазы слышатся где-то недалеко от прихожей.

– Не пугайся, он немного…

Комок шерсти, который все еще думает, что он бабочка, а не чертов далматинец весом в сорок пять килограммов, сбивает меня с ног. Я поддаюсь его чарам и валяюсь вместе с ним на полу, как какой-то пятилетний ребенок.

– Любвеобилен, – хихикает Валери, когда это агрессивно радостное животное вылизывает мое лицо, не давая вставить слово.

Боже, ее легкое хихиканье делает со мной что-то странное, поэтому и из меня вырывается легкий смешок.

– Эй, малыш. – Валери приседает рядом, и на секунду мой мозг считает, что она обращается ко мне, но я сразу же отчитываю дурацкий орган.

Валери протягивает руку и касается уха собаки, нежно его почесывая, за что получает вознаграждение в виде смачного облизывания в лицо. Она начинает смеяться во весь голос, а я продолжаю лежать на полу, будто расплавляясь на пляже под солнцем. Или рядом с ним.

Итак, товарищи, у меня охренеть какие проблемы.

– Как его зовут?

– Брауни.

– Ты назвал собаку как пирожное? – фыркает Валери. – Брауни, твой хозяин не перестает меня удивлять. Ты знал, что он кулинарный извращенец?

Брауни издает какие-то непонятные звуки, продолжая ластиться к ней, словно именно она его хозяйка.

– Да, сладкий, я знаю, что он совершенно несносный тип. Но теперь мы сможем противостоять ему вместе.

Мои брови медленно ползут вверх, пока я продолжаю наблюдать за захватом своей территории. Наконец-то я сдвигаюсь с места и поднимаюсь с пола.

– Пойдем, я покажу тебе дом.

Валери следует за мной, не проронив ни одного едкого комментария. Сегодня какая-то особая фаза луны? Если нет, то что с ней происходит?

– Так, что с тобой? – Я резко останавливаюсь, когда мы достигаем кухни.

Брауни крутится вокруг ее ног, словно его кто-то укусил за задницу.

– Где комментарии по типу «у собаки Макса есть собака», «мы приехали в собачий приют?». Или, что самое важное, «я не буду с тобой жить, Макс»? – Я специально делаю акцент на своем имени, подражая ей.

Валери опирается на каменный островок, расположенный в центре кухни, опускает голову и делает пару вдохов. Я обеспокоенно шагаю в ее сторону.

– Все в порядке. – Она вскидывает руку, останавливая меня. – Просто живот еще немного болит.

– Почему ты не сказала, что тебе больно?

– Мне не больно.

Валери стискивает зубы и противоречит сама себе, но я решаю не указывать на это. Иначе ситуация превратится в новую серию «Почему женщины убивают».

– Я экспрессивная, чудна´я, иногда агрессивная, но не глупая, Макс.

Пора создать мысленную коллекцию ее интонаций, предназначенных для моего имени.

– Понимаю, что сейчас не время играть героиню. Наигралась. Но это не значит, что я собираюсь быть девицей в беде. У Аннабель и Леви идет процесс усыновления, мне нельзя сваливаться им на головы и подвергать их опасности. Семья Лиама ни за что не позволит ему быть замешанным в этом дерьме. Моя собственная семья… Боже, да ты и сам все слышал. – Валери нервно прикусывает губу, но встречается со мной решительным взглядом. – Если все это, – она указывает на пространство между нами, – поможет заставить Алекса выйти из той клоаки, в которой он находится, то я буду самой лучшей фальшивой женой. Возможно, эту роль мне удастся сыграть лучше. Я хочу, чтобы он за все заплатил.

Признаюсь, ее речь в стиле Немезиды воодушевляет и поднимает температуру моей крови на несколько градусов.

Я подхожу к Валери и скрещиваю руки на груди. Читая эмоции в ее глазах, понимаю, что за стальным фасадом скрывается так много ненависти и страха, что их хватило бы для уничтожения целого государства.

– Ты подпишешь документы о разводе. Я не делюсь своей женой, даже если она фальшивая. – Удерживая ее взгляд, позволяю своим словам поселиться в каждом отделе ее головного мозга.

– Я вот не понимаю, ты что, Господь Бог? Как, черт возьми, нас разведут, если этот идиот играет в неуловимого Джо.

Я усмехаюсь.

– Однажды мой отец был адвокатом человека, который развелся со своей женой за пару часов, пока та была на Мальдивах. Мы живем в мире, где правят связи, деньги и власть. Я готов использовать все это и слегка переступить черту закона, если это будет означать, что ты будешь в безопасности и хотя бы на бумаге освободишься от человека, который всадил в тебя нож.

– Договорились. – Валери встает напротив, повторяя мою позу. – И я не буду прятаться. Мы будем выходить в свет. Алекс должен видеть, что я жива и не боюсь его.

Она так сильно сжимает свои предплечья, стараясь сдержать дрожь, что мне становится страшно за ее кожу. Я не перестаю удивляться тому, как эта женщина хочет верить в то, что она нерушима. Как не позволяет никому заглянуть в многочисленные трещины ее фасада, который, к слову, стоит на рыхлой земле.

– Договорились. – Я протягиваю руку, и Валери уверенно пожимает ее до ужаса ледяной ладонью. – С вами приятно иметь дело, но…

Делаю еще один шаг навстречу и притягиваю Валери ближе, не разрывая наших соединенных ладоней. Ее большой палец скользит по моему указательному, оставляя мимолетный огненно-ледяной след.

– Но так ли это, Валери? Что ты действительно не боишься? Тебе необязательно всегда быть в невидимой броне. Я не лгал, когда сказал, что могу обеспечить тебе защиту и безопасность.

– А я не лгала, когда сказала, что мне не нужна защита, – парирует она, но никак не комментирует слово «безопасность».

Мне кажется, Валери сдерживается из последних сил, чтобы не топнуть. Мои губы подрагивают от легкой улыбки.

Она резко разворачивается, театрально хлестнув меня огненными прядями по лицу. Не знаю, чем ее мать не устраивают эти волосы – как по мне, они могут составить конкуренцию шелку.

– Брауни, за мной! Давай, малыш, расскажи, как тебе живется с этим занудой, – по-хозяйски командует Валери.

Собака совершенно не обращает на меня внимания и проносится вслед за ее наглой задницей, весело виляя хвостом. А ведь я думал, что хотя бы Брауни будет всегда выбирать меня. Предатель.

Но его можно оправдать, потому что я тоже следую за ее задницей. Несмотря на то, что Валери похудела за время в больнице, это не уменьшило ее красоты. Изгибы тела подобны руслу реки – в талии сужаются, а в бедрах расширяются. Оголенное плечо и длинная шея, выглядывающие из-под свитера, манят прикоснуться к ней. Родимое пятно в форме планеты, дотронувшись до которого я…

Ты ничего не почувствовал! – заставляю поверить в эту ложь тело и разум.

Хоть Алекс явно не в себе, я могу понять его одержимость этой женщиной. Ведь, кажется, она приворожила и меня.

Мы подходим к лестнице, и Валери резко останавливается. Занося ногу над ступенью, она тут же возвращает ее обратно. Я сразу понимаю, что ей страшно подниматься, идя ко мне спиной.

– Я пойду вперед. Догоняй, когда все тут посмотришь.

Я делаю вид, что не замечаю ее маленькую паническую заминку, и поднимаюсь на второй этаж. Она не хотела бы, чтобы я бросался к ней на помощь и вытаскивал из нее клешнями все затаенные страхи.

Спустя пару минут позади меня раздается стук лап Брауни и мягкие шаги Валери.

– Ты живешь достаточно далеко от работы. Кто ухаживает за собакой, когда ты остаешься в городе?

– Я всегда возвращаюсь к нему, – отвечаю, не оборачиваясь. – Я взял на себя ответственность заботиться и защищать его в тот день, когда этот пятнистый неандерталец переступил порог моего дома. – Я останавливаюсь и открываю дверь в ее комнату, прислоняясь к косяку. – Но это не бремя, мне нравится быть верным ему. Выбирать его.

Валери ловит мой взгляд, переступая порог комнаты. Эмоции стремительно отражаются в ее голубых глазах, которые на секунду сверкают то ли от лучей солнца, то ли от чего-то иного, что мне не удается распознать. А это редкость.

– Ты… – Она делает паузу. – Ты хороший друг, Макс.

И сейчас мое имя звучит с новой интонацией, не встречавшейся мне раньше. Волнующе и чувственно. Как если бы она открыла для себя нечто новое.

– Поверь: последнее, что нужно твоей заднице, – это такой друг, как я.

Отлично, самое время вести себя как придурок.

– Я и не говорила о себе, – ухмыляется Валери, приподнимая бровь. – Но мило, что ты знаешь, в чем нуждается моя задница, а в чем – нет.

Туше.

Валери осматривает комнату, и по мягкому изгибу ее губ я понимаю: ей нравится то, что она видит. Я мысленно отбиваю себе пять.

– Макс, спасибо.

Боже, сколько тональностей и манер произношения она припасла для меня?

– Это просто комната, – пожимаю плечами. Потому что действительно не считаю ее чем-то особенным. Да, мне захотелось подготовить ее специально для Валери, потому что я гостеприимный хозяин, но не более того.

Продолжай уверять себя в этом.

– Спасибо за все.

Валери касается моего плеча, мягко сжимая его своей аккуратной ладонью. Сквозь пиджак, рубашку и, скорее всего, несколько слоев кожи ее прикосновение обжигает до костей. Не то чтобы я окончил с отличием медицинский институт, но мне отчетливо кажется, что это не совсем нормально.

– Спасибо, что не бросил меня и согласился быть… э-э-эм, – она сводит брови, – моим напарником в этом деле?

– Я выбрал тебя. – Убираю ее руку со своего плеча во имя спасения от возгорания. – И привыкай называть меня мужем.

Глава 10

Валери

Я смотрю в зеркало, затем перевожу взгляд на безоблачное голубое небо за окном и задний двор дома, в котором мне предстоит теперь жить. Брауни радостно тявкает и тянет Макса за низ спортивных штанов, призывая не лениться и бросить ему резиновую утку, у которой практически перегрызена шея. Они бегают по двору как безумные, подначивая друг друга – непонятно, кто еще за кем гонится. Макс падает на траву и притворяется мертвым, драматично повернув голову вбок и свесив язык.

Я подхожу ближе к окну, чтобы получше рассмотреть представление, и сдвигаю бирюзовую бархатную штору, стараясь оставаться незамеченной.

Брауни начинает грустно завывать, обеспокоенно наматывая круги вокруг хозяина. Пес совершает резкий прыжок и, приземляясь рядом с Максом, вгрызается в его футболку. Ткань рвется, представляя зрителям – то есть мне – вид на подтянутый торс с раз, два, три…

Стоило купить билеты в первый ряд, чтобы сосчитать, сколько у него кубиков пресса, потому что их явно больше трех. Скорее всего, этот мужчина ревностно посещает спортзал. Не скажу, что данный факт распаляет внутри меня какие-то угли, но это не значит, что я не могу оценить его телосложение.

Алекс был в отличной форме в начале наших отношений и на протяжении первого года совместной жизни, затем его планка заметно упала. Меня это не смущало – я считала, что его отношение ко мне намного важнее. Но затем к внешнему виду, который портился так, будто срок годности продукта подходил к концу, добавилось изначально протухшее поведение мудака. Просто я впитывала в себя эту гниль, как земля впитывает воду, и не замечала отравления.

Подозреваю, Алекс думал, что, как бы он ни выглядел, какие бы ужасные слова ни вылетали из его рта, какие бы синяки ни оставляли его руки – я не уйду. Вседозволенность и власть – вот что бурлило внутри бывшего мужа. И можно сколько угодно говорить, какой он ужасный, но суть в том, что я добровольно вложила эти качества в его ладони, обернув красивым бантом. Сама того не понимая, плыла по, казалось бы, самому спокойному течению с прекрасными пейзажами, пока не достигла водопада. И тут вода начала попадать в легкие, а искусственное дыхание не было сделано вовремя.

Макс обращает взгляд к окну и изгибает губы в дерзкой ухмылке. Это действует на меня как грубое пробуждение ото сна. Я рывком зашториваю окно, скрывая из виду его идеально взъерошенные волосы, волевой подбородок с мягкой щетиной, глаза, что теплее выпечки в пекарне, и глупое тело с горным рельефом.

Тьфу, я действительно обратила на все это внимание?

Возвращаюсь к зеркалу и провожу руками по мини-юбке из гладкой белой кожи. У меня все еще осталось несколько маленьких синяков, которые после падения с лестницы были огромными космическими гематомами, но больше я не хочу их скрывать. Не хочу стыдиться того, в чем не виновата. Это трудно, но, возможно, таков первый шаг.

Я застегиваю босоножки на высоком каблуке и поправляю топ нежно-голубого цвета с цветочным орнаментом. Аннабель хорошо постаралась, подобрав одежду, которая действительно мне по душе.

Все мои вещи остались в том злополучном доме, превратившись в пепел, как и все остальное в моей жизни. Но, наверное, это даже хорошо. Все новое: обстоятельства, место жительства, одежда… и фальшивый муж. Что бы это ни значило.

Сегодня у нас встреча со следствием, где я дам показания, а они выскажут свои теории и домыслы по поводу того, как выманить Алекса. Вечером того же дня, когда Макс привез меня в дом, я подписала документы о разводе, не почувствовав при этом ни одного укола боли – лишь чистую ненависть и желание защитить себя и свое окружение от влияния человека, с которым я прожила четыре года. Два прекрасных. Третий сложный, а последний – болезненный.

Говорят, любовь живет три года, но так ли это? Любовь может жить столетие, если за ней ухаживают, как за самым привередливым растением. Но умирает она очень быстро, когда удобрение путают с ядом.

Я крашу губы красной помадой и собираю волосы в тугой конский хвост. Корни кричат от возмущения, хотя давно должны были привыкнуть к такому положению дел. Балет требовал от меня идеального внешнего вида на протяжении многих лет. Помню, как мама расчесывала всю длину моих волос ужасной тонкой расческой для пробора, пока я глотала гневные слезы. Но со временем мокрые дорожки на щеках высохли.

Возможно, я мазохистка, раз терпела то, что мне так долго не нравилось? Мама, балет, Алекс. Последний раз я надевала пуанты, когда окончила академию танца. И знаете что? Я совершенно не скучаю. Но и радости тоже не испытываю, потому что чувствую себя потерянной. Ощущаю, что я ненужный человек, который ничего не может привнести в этот мир.

Я поправляю покрывало на кровати. В этой комнате принцессы нет блесток и любимого ужасно-розового цвета мамы, но здесь поистине прекрасно. Когда я увидела свою новую комнату, улыбка сама собой появилась на моем лице. Меня встретил огромный нежно-голубой балдахин, свисающий мягкими волнами с блестящего серебристого основания у потолка. Шторы, закрепленные жемчужными подхватами по обе стороны огромного панорамного окна с видом на двор. Стены цвета перламутра, переливающиеся под солнечными лучами. И самый любимый элемент декора – подушки в виде белых ромашек.

Макс вел себя так, словно в этом нет ничего необычного. Возможно, он относится так ко всем своим гостям или фальшивым женам. Не знаю, были они у него раньше или нет, но подступает он ко всему со знанием дела. Серьезно, мне кажется, что этот человек знает все на свете и видит каждого насквозь.

Я не знаю, как выразить ему свою благодарность, да и не особо умею это делать. Из моего рта скорее вылетит что-нибудь едкое, поэтому я ограничилась простым «спасибо», чтобы ничего не испортить. Но в душе мне хочется кричать во весь голос, как я благодарна ему и своим друзьям за то, что они просто существуют. Понятия не имею, почему Макс ввязался в мою историю, ведь для него это совершенно невыгодно. Я так долго боялась остаться одна, что последнее, чего я ожидала, – помощь малознакомого человека, который будет бок о бок со мной и моими проблемами.

Колени пробивает дрожь, которая возникает уже не в первый раз, когда от меня требуется спуститься или подняться по лестнице. Отвратительная гримаса на лице Алекса мелькает перед глазами.

Засранец, что ты со мной сделал? Ты не заставишь меня бояться, сидя в моей голове.

Каблуки ритмично стучат по ступенькам, когда я заставляю свой разум выехать с неверной дороги. Достигнув первого этажа, резко выдыхаю и хвалю себя за отличную работу. Я прохожу мимо гостиной, выполненной в кофейных, как и весь дом, тонах. По пространству рассеян мягкий свет, проникающий сквозь большие окна. Светильники по периметру выключены, но когда они работают, то создается ощущение, будто дом полон огня. В нем чувствуешь себя тепло, а не так, словно ты на приеме у стоматолога, где яркий белый свет и стены выбивают из тебя дух.

Достигнув коридора, ведущего на кухню в скандинавском стиле, я врезаюсь в то самое глупое рельефное тело. Брауни с грохотом плюхается на пол, пытаясь отдышаться. Моя рука находится примерно между пятым и шестым кубиками пресса. И вот сейчас я могу с уверенностью сказать, что их шесть – возможно, даже восемь, если…

Так, достаточно, дорогая. Ты выяснила, что умеешь считать, – на этом все.

Я поднимаю голову, встречаясь взглядом с обладателем этого самого тела.

– Привет, – понимающе ухмыляется Макс. – Вижу, ты уже готова?

– Э-э, да… Доброе утро. Привет. Здравствуй. – Я что, все еще прихожу в себя после травмы? Потому что мне никак не объяснить всевозможные приветствия из словаря, срывающиеся сейчас с моих губ. Я прочищаю горло. – Да, готова.

Он смотрит на меня несколько секунд, веселье так и искрит в его глазах.

– Валери.

– Да?

– Либо продолжай исследование, либо убери руку.

Нет… Скажите мне, что я не делаю этого.

Я медленно опускаю взгляд и нахожу свой указательный палец прямо в ложбинке между пятым и шестым кубиками. Прямо на теплой и мягкой смуглой коже, прости, Господи.

Звуковой сигнал «Дерьмо» орет в моей голове, но я сохраняю невозмутимый вид.

– Так возьми и отойди, – отвечаю я, выпятив подбородок в надежде на то, что выгляжу уверенной, а не так, словно у меня защемило шею.

Макс наклоняется немного ниже к моему уху. Я задерживаю дыхание, когда его губы мимолетно касаются кожи.

– С удовольствием. У тебя ледяные руки. – Резко сделав шаг в сторону, он обходит меня и направляется к лестнице. – Я буду готов через десять минут.

Я выпускаю весь воздух из легких и, нервно проведя руками по юбке, пытаюсь вспомнить, куда направлялась.

Держи себя в руках. Думай о равновесии. Поймай на крайний случай дзен, черт возьми.

Аромат ванили и печеных яблок радует мои рецепторы, пока я иду на кухню. Пахнет ненавязчиво, но очень соблазнительно для урчащего живота. Я следую за запахом и подпрыгиваю от неожиданности, когда застаю около плиты пожилую женщину. На ней зеленое платье и желтый фартук с надписью: «Не прикасайся к моей кухне». У незнакомки кучерявые каштановые волосы с сединой, собранные заколкой на затылке, широкие бедра и пышная грудь. Тот тип пожилых людей, в объятиях которых определенно хочется утонуть, потому что они подобны антистрессу.

Я делаю шаг, и она разворачивается на звук моих каблуков. Добрые миндалевидные глаза орехового цвета смотрят на меня с нескрываемой симпатией.

– Скорее проходи и ешь, милая. Посмотри на эти ноги, – цокает она. – Совсем тоненькие, как лапша в моем супе. Как они вообще тебя держат? Это нужно срочно исправлять.

Женщина отодвигает стул и подталкивает меня к столу.

– Вот, бери яблочный штрудель. А вот тут есть пудинг.

Она зачерпывает ложкой очень нежную по текстуре массу и подносит к моему рту.

– Открой, – командует тоном мамы-медведицы, и я подчиняюсь.

Сладкий и нежный кусочек тает у меня во рту, как вата. Мои глаза расширяются от наслаждения, и женщина с улыбкой кивает:

– Это сделает счастливым любого.

– Очень вкусно. – Я облизываю губы. – Меня зовут Валери. А вы…

На мгновение я задумываюсь о том, что эта женщина может быть мамой Макса. Они даже внешне похожи. И лучше бы он заранее предупредил меня об этом, потому что я не знаю, в курсе ли его семья о нашей… щепетильной ситуации.

– Зови меня Грейс. Просто Грейс. Без этих ваших миссис, мадам и прочей ерунды, – отмахивается она с улыбкой.

– Хорошо, – хихикаю я. – Приятно познакомиться, Грейс.

Она осматривает мое лицо и фигуру с одобряющим видом.

– Мне тоже. Этому дому давно не хватало женщины.

Грейс наклоняется ко мне, прикрывая рот ладонью. Я подаюсь вперед, чтобы разделить свой первый секрет с женщиной, которую совсем не знаю, но… Эта улыбка… Ей бы даже не понадобилось пытать меня, чтобы узнать всю мою подноготную.

– И этому мужчине тоже пора почувствовать женское тепло.

Это не то, что я ожидала услышать. Смущение медленно пробирается мне под кожу. А смущаюсь я редко, если уж на то пошло.

– Грейс, оставь ее в покое, – произносит Макс, появляясь на кухне.

Сегодня он сменил свой обычный стиль лондонского денди на приятный повседневный: брюки кофейного цвета, джемпер на оттенок светлее, подчеркивающий в нужных местах его фигуру, и белые кроссовки.

Одобряю.

Как будто меня кто-то спрашивал.

– Валери, это Грейс… – начинает Макс, но женщина тут же его перебивает:

– Мы и без тебя тут справлялись. Необязательно все контролировать, мистер. – Она раздраженно сдувает прядь волос с лица и грозит ему пальцем.

– Мистер Банный Лист, – вырывается из меня ненароком, и я хлопаю себя по губам, потому что действительно хотела удержать слова в себе.

Но, как всегда, не вышло.

Брови Макса удивленно приподнимаются, а Грейс заливается искренним смехом. Она протягивает мне руку ладонью вверх, чтобы я дала ей пять. И я даю.

Боже, Макс выселит меня отсюда быстрее, чем я успею опробовать все массажные режимы душа в своей великолепной ванной.

Пора заткнуться, Валери.

– Ты достойный игрок, Валери. Оккупируешь все больше территорий. Сначала Брауни, теперь Грейс. – Он садится рядом со мной за стол. – Но есть одна игра, в которой я непобедим.

– И какая же? – интересуюсь я, скрестив руки на груди.

Взгляд Макса устремляется к моему декольте, после чего медленно возвращается к глазам.

– Позже сыграем, и узнаешь, – отвечает он и приступает к завтраку.

Мы проводим утро за вкусной домашней едой и веселыми подшучиваниями Грейс. Я давно не ощущала себя так комфортно, а ведь эти люди мне совсем не близки. Но в моменте ощущается, что с ними намного уютнее, чем с моей семьей.

Семья.

Была ли она у меня когда-то? Без лжи, масок и упреков?

* * *

Мы почти добираемся до полицейского участка, и я наконец-то спрашиваю:

– Кем приходится тебе Грейс? Мне показалось, что вы близки.

Я поглаживаю указательным пальцем кожу на ручке двери автомобиля, делая вид, что слишком увлечена этим занятием. Не знаю, имею ли право вмешиваться в личную жизнь Макса, но интерес бежит впереди меня.

– Она была моей няней на протяжении всей жизни, – начинает Макс.

Я поворачиваюсь к нему и замечаю, как уголки его губ немного приподнимаются.

– Возможно, в каком-то роде Грейс заменила мне маму. Поэтому мы до сих пор очень близки, и она не упускает возможности ворваться в мой дом и навести порядок.

Я улыбаюсь, но не пропускаю мимо ушей, что он, судя по всему, не близок со своей мамой.

– А твои родители? – Я улавливаю воцарившуюся тишину и прочищаю горло. – Прости, наверное, мне не стоит лезть в твои отношения с семьей. Ведь мы всего лишь…

– Мы семья. Фальшивая, но семья. Ты должна знать обо мне все, чтобы хорошо отыгрывать роль на публике. – Макс откидывается на спинку водительского кресла, управляя машиной одной рукой.

Щелчок – и мой мозг на секунду концентрируется лишь на том, как он маневрирует и совершает круговое движение ладонью по рулю. Его стоит запретить, чтобы не отправлять мысли женщин в канаву.

– Да, ты прав, – отвечаю я, медленно приходя в себя.

– У меня полная семья. Есть брат. – Его челюсть на мгновение напрягается. – Он засранец, но в целом с ним можно справиться. Несмотря на то, что родители неактивно участвовали в моей жизни, нам удалось сохранить… – Макс сводит брови, задумываясь, – нейтральные отношения.

Интересно, такие же нейтральные, как у меня? В которых они понятия не имеют, с чем он сталкивается?

– Они знают о нашей ситуации? – спрашиваю я, развернувшись вполоборота.

Макс стреляет глазами в мою сторону.

– Долго будешь подбирать синонимы к «нашей ситуации»?

– Ладно. – Я раздраженно хлопаю руками по бедрам. – О нашем браке и сериале, – изображаю пальцами кавычки, – «Мыслить как преступник».

– Пока нет, но не думаю, что это их сильно волнует. Это моя жизнь, и я сам выбираю людей рядом с собой, – уверенно отвечает он.

Я киваю, обдумывая его слова. Макс в каком-то смысле прав – родителей не должно волновать то, что мы делаем с собственной жизнью. Но почему же мне так хотелось, чтобы в какой-то момент мама с папой приехали, упаковали все мои вещи и сказали, что я сделала неверный выбор? Стали теми людьми, кто заметил бы, что я ступаю на неверный путь. Возможно, таким образом я пытаюсь снять с себя ответственность за совершенную ошибку, говоря, что меня вовремя не предупредили. Трудно принять тот факт, что ты сам прыгнул в жерло вулкана, а теперь плачешь, что обгорел.

Сейчас мне придется дать показания против человека, с которым я добровольно жила четыре года. Я замечаю, что начинаю нервно царапать ногтями мягкую кожу юбки, оставляя на ней незаметные полосы. Чувствую биение пульса прямо под родимым пятном на шее. Руки становятся на несколько градусов холоднее. У меня уже был опыт взаимодействия с полицией по данному вопросу, но его нельзя назвать удачным.

– Не переживай. – Макс тянет свою ладонь к моей, но обрывает себя на половине пути. – Я буду рядом.

Все еще не понимаю, как ему удается так хорошо считывать мои эмоции, но на данный момент во мне нет желания язвить и кричать, что я не переживаю. Почему-то рядом с ним мне не стыдно на секунду показать свою слабость. А возможно, я просто, черт возьми, устала.

Наш дальнейший путь проходит в тишине. Вернее, я молчу, пока Макс беспрестанно отвечает на тысячу звонков и решает проблемы, наверное, всего человечества. Боже, он единственный адвокат на планете? Ему даже позвонили, чтобы спросить, как засудить ветеринара, который неправильно стерилизовал какую-то там кошку. Макс со спокойствием удава помогает каждому, оставаясь искренне вовлеченным в проблему.

Ранее я удивлялась, почему он решил прийти мне на помощь – сейчас же все становится яснее. Ему важно быть нужным.

Так же, как и мне.

Припарковавшись, Макс обходит машину и открывает мне дверь, пока я стараюсь взять в себя в руки и надеть свою непробиваемую маску. Я уверенная в себе женщина с красными губами и красивыми ногами. На каблуках. Я справлюсь.

Макс протягивает руку и помогает мне выйти из машины, как истинный джентльмен, которому не хватает только поклона. Он прослеживает взглядом всю длину моих ног от бедер до кончиков пальцев, выглядывающих из блестящих босоножек, за которые я бы продала душу. Пометка для себя: нужно не забыть поблагодарить Аннабель.

– Забыл сказать. – Макс слегка притягивает меня к себе, пока мы держимся за руки. – Ты прекрасно выглядишь. Идеальный наряд для того, чтобы посадить этого ублюдка, – произносит он на тон тише мне в макушку.

– Для начала его нужно найти, – отвечаю я и огибаю Макса, направляясь уверенной походкой в логово осуждающих сук. Или, как говорят в простонародье, – в здание правоохранительных органов.

Мы проходим в кабинет. Макс следует за мной, как ангел-хранитель, на должность которого он сам себя и назначил. Нас приветствуют два офицера полиции и детектив Лоранс Милн, которая занимается моим делом. Едко ухмыляясь, она сразу обводит меня взглядом.

Это будет долгая дача показаний.

– Миссис Гилберт, вы расскажете нам о том неудачном дне? – спрашивает она, когда я занимаю место напротив.

Неудачном дне.

– Я помню не так много, но…

– Значит, вы не можете сказать точно, что это был именно ваш муж? – перебивает детектив Милн, постукивая ручкой.

Макс напрягается и выпрямляет спину, сидя на соседнем кресле. Я встречаюсь с ней непробиваемым взглядом. По крайней мере, надеюсь, что непробиваемым.

– С уверенностью могу сказать, что это был Алекс. Мы находились на втором этаже нашего дома, когда я сказала, что собираюсь на встречу со своей подругой Аннабель. Он в грубой форме запретил мне выходить из дома, пока я не удовлетворю все его потребности. – Я сужаю глаза. – Стоит уточнить, какие именно потребности я должна была удовлетворить против своего желания?

– Будьте так добры. – Она непринужденно откидывается на спинку кресла. – Нам нужна полная картина.

Я втягиваю через нос, наверное, весь воздух в помещении.

– Алекс принадлежит к тому типу людей, которые для начала претендуют на вашу сторону кровати, когда вокруг достаточно места. Потому что он так хочет. Вы ему это позволяете. А после того, как он раз за разом вытеснял вас не только с кровати, но и прогонял ваше собственное «я» за пределы разума, он занимается с вами анальным сексом против вашей же воли. Опять же, потому что он так хочет. – Я до крови впиваюсь ногтями в ладони. – Это был тот, как вы выразились, неудачный день, когда я не позволила ему это сделать.

Стыд омывает меня, как вода из душа. Я даже не хочу смотреть на Макса, чтобы не видеть его реакцию. Мне хочется провалиться сквозь землю и исчезнуть.

Скорее всего, сейчас мне скажут, что мы были в браке и это нормально.

– Но в какой-то степени это ваш супружеский долг, не так ли? – подтверждает детектив мои догадки, приподнимая бровь и устремляя взгляд к моим ногам и короткой юбке. – Являлось ли это провокацией с вашей стороны?

Гнев начинает бурлить у меня под кожей, но совершенно не согревает конечности.

Что ты, дамочка с ручкой, о себе возомнила?

– Стоп, – рычит Макс. – Вы не…

Я обрываю его взмахом руки и поднимаюсь с кресла. Опираясь на стол ледяными дрожащими ладонями, приближаюсь к сидящей напротив женщине. Женщине, мать вашу! Такой же, как и я.

– Знаете, я думала, что в первый раз мне просто не повезло, – начинаю я спокойным голосом, хотя каждая клеточка тела желает вырвать ей волосы. – Однажды мне уже доводилось обращаться в полицию. Я пришла туда в порванном свитере, грязных джинсах и с разодранным лицом. Набралась смелости, чтобы наконец-то обратиться за помощью. Но там сидела девушка чуть младше и стройнее вас, уж не обижайтесь. Ведь, как вы сказали, нам нужна полная картина. – Я щелкаю языком. – Она приняла меня за какую-то неряшливую грязную особу, которая решила очернить честного человека. Сделала выводы по моему внешнему виду и эмоциональному состоянию, насмехаясь и не понимая, отчего я раньше не обращалась в полицию. Ведь меня бьют и насилуют. Как эмоционально, так и физически. Ее не волновало то, что меня не так давно протащили по всему заднему двору дома, что моя психика ходит по лезвию ножа. Ее волновало лишь то, что я не соответствую ее моральному компасу.

Я выдерживаю паузу и повышаю голос:

– Сейчас я пришла, будто с недели моды. Уверенная и наполненная желанием взять жизнь за яйца. Но опять же не вписалась в ваше видение мира. Ведь для вас я красивая женщина, которая по какой-то неимоверной причине имела право отказать своему мужу. Провоцировала его. – Мое лицо приближается к ней еще на дюйм. – Но знаете что? Идите к черту! Мне нужен детектив мужского пола. Потому что пока женщина осуждает женщину, мне плевать на ваш доблестный феминизм.

В кабинете тише, чем на кладбище. Я поправляю ручки на ее столе, пока детектив открывает и закрывает рот в немом возмущении. Затем я отряхиваю юбку от невидимой пыли. Сажусь на свое место и закидываю ногу на ногу.

– Пригласите человека, который выполняет свою работу, а не завидует моим босоножкам.

Теперь я настолько уверена в себе, что поворачиваю голову к Максу и встречаюсь с его наполненным гордостью взглядом, проникающим до самых костей.

Глава 11

Макс

Нормально ли то, что мне хочется крикнуть: «Вот это моя девочка»?

Нет, ненормально. Это во мне кричит и пытается взять верх семилетний Макс, который с первого взгляда влюбился в рыжеволосую девочку точно так же, как в осень.

Но мне уже не семь лет, и я абсолютно точно не влюблен в нее, просто… помогаю и защищаю ее интересы. Это то, что делают люди моей профессии. Не более.

Ага, тупица, ты же со всеми своими клиентами заключаешь фальшивый брак, не так ли? – отчитывает меня подсознание голосом Нейта.

Это вынужденная мера!

Я наблюдаю за тем, как Валери дает показания. С гордой осанкой и зажатой в руках сумочкой, которой, вероятно, кто-то получит по голове, если еще раз не выслушает ее должным образом.

Без единого моего слова и вмешательства она добилась того, чтобы ее дело вел главный детектив полицейского департамента. У этой женщины яйца больше, чем у Нейта. С собой сравнивать не буду, чтобы не было так грустно.

Почему она раньше не могла так себя вести и вовремя дать отпор, не доводя ситуацию до предела?

Но, возможно, я знаю ответ на этот вопрос. Пока мы не можем дистанцироваться и находимся под влиянием того, кто имеет над нами хоть какую-то власть, наши силы и мысли существуют в параллельном мире.

Скорее всего, это несравнимые вещи, но однажды я такое испытывал. Даже не однажды, а на протяжении почти всей жизни. Брат не давал мне спокойно жить с того дня, как мы поочередно покинули утробу нашей матери. Я до последнего верил, что в нем есть что-то хорошее. Думал, что эта космическая связь близнецов наконец-то начнет работать и мы станем подходить друг другу, как кусочки пазла. Но мы были как вода и масло – абсолютно несовместимыми. Саймон постоянно выталкивал меня на поверхность.

Я даже не чувствовал себя полноценной личностью, пока жил в его тени. И только когда мне удалось вырваться из дома и начать жить собственной жизнью, прилив уверенности нахлынул на меня, как цунами.

Саймон до сих пор пытается быть едкой пилюлей при каждом удобном случае, но я научился давать отпор (наверное) и видеть его истинную натуру. Как говорится, в семье не без урода. Догадайтесь сами, кто есть кто.

Детектив Хадсон властным голосом выдергивает меня из размышлений:

1 Балерины уходят на пенсию в 35 лет.
2 Супруга наследника британского престола принца Уэльского Уильяма.
3 Сайлент-Хилл – вымышленный мрачный туманный город из вселенной серии игр Silent Hill.
4 Бри Ван Де Камп, Сюзан, Габриэль, Линетт – главные героини сериала «Отчаянные домохозяйки».
5 «Дневники вампира» – отсылка к сериалу, где главную героиню звали Елена Гилберт.
6 «Анатомия страсти» – сериал про жизнь врачей и интернов.
7 Майк Вазовски – персонаж мультфильма «Корпорация монстров».
Продолжить чтение