С шевроном «Вагнер». Автобиографическая повесть

© Габыч, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

От автора

Мысль о написании этой книги появилась у меня, когда я сидел в окопе во время наступления на Кодему и узнал о гибели Соляры. Именно в этот момент я принял решение о необходимости увековечивания памяти павших товарищей. Все мы пришли с улицы и были до Компании учителями, автомеханиками, актёрами, водителями или поварами. Именно Компания предоставила возможность стать воинами.

В книге описан мой боевой путь и боевой путь второго взвода шестого штурмового отряда под командованием Дикого, одного из самых легендарных командиров ЧВК «Вагнер», благодаря которому мы возмужали и стали закалёнными в боях ветеранами, хотя ещё малое время назад даже не подозревали о том, что будем биться, не ведая страха.

История, написанная мной, не содержит ни капли вымысла или фантазии. Только правда и реалии войны между Россией и Западом, которая началась ещё в 2014 году на наших утерянных юго-западных территориях.

Во имя Российской империи мы все готовы вновь и вновь рисковать своей жизнью и штурмовать укрепления неприятеля. Верю, что описанное в моей книге поможет людям, которые сделали выбор стать мужчинами и прийти в наш жестокий мир более подготовленными.

Благодарю за помощь в создании книги моих боевых товарищей: Клузо, Декади и Комбо, а также друга моей юности Александра Сергеева. Многих лет, парни, и будьте здоровы.

1

Я – штурмовик, пулемётчик, боец ЧВК «Вагнер». Ещё (что кому-то может показаться удивительным) я обычный среднестатистический русский человек. Я не какой-нибудь грёбаный мутант из комиксов или герой фильма про войну, хотя некоторые примерно так ко мне и относятся, изрядно этим уже поднадоев. Я просто выжил на этой войне. Иногда, конечно, я льщу себе и мысленно называю это достижением. Пусть и не самым большим в мире, но других у меня нет.

Однако потом я вспоминаю свои приключения за лентой и думаю: а стоит ли это вообще считать достижением? Может, мне просто повезло? В конце концов, везёт только тому, кто везёт. И мы вывозили. Парни, которые там собрались со всей страны, слились в единую большую массу. Война одурманила нас и заставила жить по своим законам, к которым, если честно, мы очень быстро приспособились. Потому что война у всех нас была в крови. Даже не припомню, кому из нас понадобилось уж очень много времени для того, чтобы это осознать.

Скажу сразу: всё, что я пишу, происходило лично со мной. Это я непосредственно сам видел и слышал. Если это слухи, или на нашем жаргоне «трассера», то значит, так и напишу. Никакой фантастики или вымысла вы здесь не прочтёте. Здесь, сука, исключительно реальный нарратив!

Нам было вообще срать на санкции, абсолютно плевать на то, что вернулась Пугачёва или опять уехала. Политика нас не волновала и не волнует, потому что наше дело – война. Что такое война? Это работа, мужская работа, которую мы делали хорошо. Без всякой фигни.

2

Итак, наступил 2022 год. Февраль перевалил за свой экватор, и, в общем-то, всем в Крыму уже было понятно, что будет нехилый движняк в Новороссии. Почти все мои приятели ещё осенью сквозанули кто куда: кто на учёбу в Подмосковье, кто под Питер.

Севастополь ожидал туристического сезона. К этому времени я уже успел прикрыть свою забегаловку, взять паузу в деятельности предпринимателя, которая мне уже порядком осточертела, и уйти работать официантом в местный ресторан. Вместе с Белокаменным я был в ожидании событий, которые вылечат весь мир от ковида, а потом вообще опрокинут весь мир в состояние всеобщего безумия и психоза.

Когда уже после 24 февраля, в начале марта, мы начали слышать отголоски канонад с Херсонщины и Запорожья, то всем стало очевидно, что полицейских дубинок для победы будет, мягко говоря, недостаточно и с цветами нас там никто не ждёт. В принципе, все, с кем я общался, понимали, что Киев за три дня – это бред, но ещё оставалась надежда. Надежда, что вдруг найдётся кто-то с умной, холодной головой и разрулит эту канитель, не дав ей раскрутиться на полную катушку. К середине марта надежда умерла окончательно.

Что до уважаемых людей, которые это планировали, то думаю, что они тоже это поняли, иначе не начали бы так быстро переговоры в Стамбуле. Которые, кстати, изначально были мне сомнительны, как и все эти Минские соглашения и прочая херотень. Конца и края которой было пока не проглядеть. Слишком много всего накопилось за эти восемь лет, слишком много крови и ненависти.

Ну а я воспринял это максимально спокойно. Состояния шока у меня не было. Я, как истинный сын империи, осмотрелся и начал прощупывать пути попадания в действующие войска. Однако моя мама была против. Нет, не то чтобы мать стояла в дверях и грудью не давала мне выйти из комнаты с криками: «Не пущу!». Нет, просто рекомендовала не совершать скоропалительных действий и немного подождать развития событий. И я остался ёрзать на гражданке.

Наступил май, затем – июнь. Всё это время 24/7 я жил в «Телеге». Сводки с фронта стали моей регулярной пищей. Наши парни из севастопольской бригады морпехов героически брали Мариуполь. Как, впрочем, и ополченцы ДНР и ЛНР. В Харькове шла какая-то непонятная возня. После Гостомеля от Киева отвели войска, и хохлы нас опять обманули, кинув с переговорами. Песков без устали твердил, что специальная военная операция идёт по плану. «Ахмат» всё куда-то шёл. В сводках о штурме Попасной начал проскакивать ЧВК «Вагнер». Сезон в Севастополе так и не начинался. Да и откуда ему взяться, если отовсюду полетело слово «война».

Укропы же в течение этого времени только зверели. После видосов с расстрелом наших пленных, солдат с перерезанным горлом, селфи на фоне трупов русских парней, потеряв Мариуполь, хрюшки визжали и грозились перейти в контрнаступление. Разорвать наши войска в клочья, захватить Крым и Севастополь. А также Кубань, Ростов, Москву и все остальные города до Урала.

Турист, что кормит весь Севастополь, отреагировал мгновенно. Все начали валить с полуострова. Да и не только турист, а многие местные севастопольцы также устремились на материк. Небо над Симферополем закрылось.

3

В этот момент пролетело, что под эгидой нашего градоначальника начали набирать Севастопольскую стрелковую роту. По всей России стали собирать подобные подразделения. Обещали много. Чего только не обещали: денег обещали, ветеранку обещали и даже землицы севастопольской обещать уже было начали. Но обещать не значит жениться. А впрочем, плевать. Деньги – немаловажный, но не первостатейный повод пойти и зарубиться на этой войнушке. Во славу русского оружия и освобождения наших земель от позорного ига свинорылых гомосеков, что когда-то были нашими братьями-славянами. Так их вижу и по сей день.

Ещё стало очевидно, что уже никто никому ничего не простит. После всех этих «русских кораблей», глумления над трупами наших солдат, дикой, животной ненависти и презрения ко всему русскому из этого дерьма уже не выбраться. Понятно, что будем разгребать это ещё лет сто. Но это потом, а пока нужно дать нашим бывшим «братьям» хорошеньких пиздюлей. Исключительно для того, чтобы их привести в чувства.

В общем, я двинул на Коммунистическую, в пункт набора. Оказалось, что я должен стоять в местном военкомате на учёте. Ладно, хрен с ним, помчал в камыши вставать на учёт. Процедура простая, но сколько же времени надо выстоять в очереди желающих в эти два приёмных дня. Необходимо терпение, чтобы не плюнуть и не вернуться к бухлишку и работе. Желающих, несмотря на разгоны как в нашей либеральной, так и вражеской прессе, было много. Часа три ожидания мне понадобилось, чтобы сдать документы. Через неделю меня поставили на учёт. Я вновь примчал на Коммунистическую.

Рекрутёр с лицом опоссума принял документы, дал направление на прохождение медкомиссии и сказал, в какой день здесь проходят психолога. Ещё он сказал, что всё достаточно оперативно и быстро решается. Не забыл он и упомянуть, что при трудоустройстве дают сто тысяч русских рублей. Сразу же. На карту. Мелочь, конечно, но приятно, что ты так необходим своему отечеству. Впрочем, как я говорил, деньги – не главное. Бабки – херня, мне за державу обидно.

Я прошёл психолога и ожидал решения медкомиссии. Должен был прийти ответ из питерского военкомата. На работе я стал звать парней с собой. Стебался над ними, что лучше сейчас пойти самим, чем их потом привезут ко мне упакованных, в шинельках. Но парни не хотели ехать ебашиться, им уже поступали звонки из военкоматов с предложениями поступить на службу, они вежливо прощались и вешали трубки.

Прошла неделя, я решил ускорить процесс и за свой счёт сделать справку в КВД на Очаковцев. Я вышел из здания и услышал, как заиграла мелодия звонка моего мобильника. Это был рекрутёр. Он сказал, что мне отказано и я не достоин состоять на службе Отечеству. Я спросил причину отказа, на что он сослался на психолога. Я очень вежливо и учтиво попросил его не пиздеть про психолога, с которым я разговаривал сразу после теста, и всё было хорошо. И задал ему прямой вопрос: «Это МВД?» Он согласился с этим фактом, и мы распрощались.

Дело в том, что когда-то давным-давно, когда мне было чуть больше двадцати, я был не очень успешным, «поддающим» совсем не надежды студентом театральной академии. Я уехал из Питера на материковое черноморское побережье и там вляпался в историю с фальшивомонетничеством, за что получил свои шесть с половиной лет общего режима и ебанул их звонком. За этот срок успел пройти два бунта в Металлострое, там же дошел до вершин власти со стороны активистов. Короче говоря, довольно-таки насыщенно и энергично провёл часть своей ранней молодости.

В две тысячи десятом я освободился уже из Обухово. Туда меня вывезли после второго бунта, так как там противостояние вылилось уже в желание заебашить меня (сколько же раз в жизни это желание не исполнялось, например, один знакомый по Новороссийскому СИЗО назвал меня сорняком, «который надо вырывать сразу с корнем, выжигать, или я вновь прорасту»). Хотя знаете, тогда я был всего лишь испуганный мальчишка двадцати трёх лет, который попал в отвратительное болото преступного мира. И когда меня спрашивают: «Каково это – пройти через исправительное управление?», я отвечаю: «Это как будто полностью быть погружённым в испражнения, и иногда тебе дают возможность вынырнуть из них и глотнуть воздуха, но только иногда».

И всё же жил я везде хорошо! Эта передряга не только закалила меня, сохранив стремление к справедливости внутри меня, но также и подарила мне ряд знакомств, с которыми я не поддерживал связь после возвращения к нормальной жизни. Но воистину мир тесен, раз в нём возможны неожиданные встречи.

4

Итак, я начал думать, что делать дальше! На работе, естественно, уже знали, что я собрался на войну. Пардон! На Специальную Военную Операцию, конечно же. Конечно.

И, в общем-то, я прекрасно понимаю, что это моя жизнь, и мне плевать на мнение окружающих, которые будут тыкать в меня пальцем, мол, собрался на войну, но с дивана так и не встал. А я же нет, я же действительно хотел, я же попытался, я встал с дивана и даже сходил куда-то там, и мне отказали. Нормальная ведь отмазка. Впрочем, не в этот раз. На этот раз всё будет иначе. Как говорил Верховный, мы их дожмём!

В итоге я начал рассматривать другие пути попадания в действующие войска. Казаки, «Ахмат», ополчение, «БАРС», другие подобные вроде как добровольческие формирования. Вообще с добровольцами вначале было всё как-то мутно и непонятно. Не знаю, почему.

Я копался в интернете, тыкал «Телеграм», искал «ВКонтакте» и других соцсетях, через кого можно зайти. А потом. Матерь божья! Подождите, «Вагнер»! Да куда ты? Это «Вагнер»! Сначала меня пугала и одновременно завораживала сама мысль пойти порубиться в самом «Вагнере», и что я обладаю всеми необходимыми навыками и умениями для этого. Всё-таки это «Вагнер»! Столько про него было слухов, сплетен и легенд. А потом я вытер сопли и подумал: «Почему бы и нет?»

Быстренько отыскав объявление о наборе в ЧВК и просмотрев требования к претендентам в штурмовики, я сразу понял, что надо не сиськи мять, а пробовать. В жопу всех, я в деле! Тогда ещё я верил роликам из сети, что серьёзно ебашатся все, и, в общем, главное бить врага, неважно, с кем. Главное – бить! Потом жизнь показала, что это очень даже важно.

Дальше всё просто. Я набрал номер телефона из объявления. Буднично перекинулся парой дежурных фраз с человеком из Молькино. Мол, что да как, откуда и зачем, куда ехать и прочая подобного рода дребедень. Ещё мне человек из Молькино сказал, что привозить с собой из документов и вещей. Я сообщил, что прибуду 10 июля. Человек из Молькино сказал мне: «Принято!» И повесил трубку. По тону разговора я понял, что таких, как я, там будет до хуя.

Всем своим знакомым я наврал, что меня в армию не взяли из-за простатита и я еду на стройку в Мариуполь. Работать поваром. Может, кто-то их них и догадался, что я не стал говорить им всей правды и кое-что скрыл, но, как я уже написал ранее, на мнение окружающих мне плевать. Пусть думают что хотят. Говна пирога.

5

В один из дней, а именно 7 июля, в Донецке погибли при артобстреле пятеро детей. Это окончательно убедило мою мать, что в такое время мужику надо быть на фронте. Конечно, тому, кто может и хочет. По сути, всё это дерьмище стало очень личным и близким. Я, наверное, смог бы об этом рассказать, но этого не объяснишь. Кроме, быть может, заурядного «там восемь лет гибнут русские». Но ведь это действительно так, и если этого не понимает человек и пытается доказать что-то обратное, то смысла доказывать нет никакого. Просто ты это знаешь, и всё.

Также нет смысла объяснять, почему я люблю свою маму. Кто-то считает неудобным про это говорить, а я – нет. Я действительно люблю свою маму. Она – одна из самых важных частей в моей жизни. И мне не стыдно об этом говорить, наоборот. Я считаю это мужеством. Любить свою мать – это мужественный поступок.

Помимо этого я ещё ей сказал, что зарплата – двести сорок косарей, и я буду драться со злом, которое опять залупается на наш народ. После всего этого дерьма меня уже было не разубедить! Мы правы в своём деле! Благословение мамы было получено.

Чтобы уехать из Севастополя на материк, надо было постараться. В сезон, каким бы он тухлым ни был, уехать всегда очень сложно. Тем более купить билет в стиле «я сейчас подойду к кассе и выберу самый дешёвый, быстрый и комфортный, с бонусами». Хрена лысого. Билетов на самолет нет, на поезд – нет, автобус – это настолько жесткая хренотень, что можно и коньки отбросить по дороге. А человеку из Молькино я хлестался, что десятого прибываю. Хм, попахивало пиздобольством. Нехорошо.

Уже думал, что по старинке на «собаках», но тут меня осенила гениальная мысль! Есть же «Бла-бла-кар»! Я на чиле залез в интернет и начал сёрфить. Оказалось, что в Севастополе и Крыму он заблокирован. По итогу отыскал какой-то похожий отечественный сервис попутчиков «Едем.ру» и, когда уже было совсем потерял надежду выбраться с этого проклятого полуострова, нашёл машину. Мы успели, в гости к чёрту не бывает опозданий.

Десятого июля две тысячи двадцать второго года я стартанул с площади Захарова, Северной стороны Севастополя на единственном возможном варианте, который удалось намутить. Попутке, что пробил через приложение, до Екатеринодара (Краснодара). Водитель была женщина. Для себя нужно было решить, что с этим делать. Это было непросто.

Наталья, собственно, женщина и водитель попутки, вела машину, и мы неслись по Тавриде. Эту трассу я считаю памятником нашему нынешнему Верховному. Несмотря на бардак и декалитры говна, которые льются со всех сторон. К слову, иногда по делу, но чаще всего это просто декалитры говна. Мы смогли вернуть огромные территории и людские ресурсы под крыло империи без кровопролития и потерь. Это очень большое достижение. За это, по моему скромному мнению, можно порубиться и пустить кровь паре-тройке охуевших пидоров-нацистов. Такие времена.

Итак, мы летели по Тавриде. Водитель Наталья ехала с дочкой. Дочка была девочка двадцати двух, вполне себе недурна собой и, как мне сначала показалось, в достаточной мере эрудированная. Во всяком случае, она не производила впечатления какой-то напрочь отбитой зумерши. Очень даже нормальная, начитанная девчонка, с которой можно вести диалог.

Для неё мы были оккупанты и захватчики. А наш Верховный – вообще Гитлер, или, как запустили эту фишку человечки из «Ципсо», Путлер. Так она его называла.

– Скажи, а вот с чего ты сделала такие выводы? – спросил я её.

– В смысле? – ответила она.

– Хм, ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос? – Я повернулся к ней лицом. – Ну, Путлер. Почему он – как Гитлер? Можешь ответить, или тупо где-то прочитала, услышала, и понравилось быть как все?

– Ну… я… это… Ну, он напал на суверенную свободную страну.

– Блядь, – сказал я. – Опять эта херотень тупая. Как орки в «Варкрафт», ей-богу. На нас напали. На нас напали. А по существу-то можешь что-нибудь ответить? Своё-то мнение у тебя есть?

– Ну… э-э-э…

– Хм, понятно. А как у тебя в семье дела? Денег хватает? Как учёба в Москве, в университете? Родители же устроили? Да? А ведь это только благодаря Путлеру и родителям-оркам ты там учишься. И Путлер решил вопрос с магазинами, полными продуктов. Это в стране фашистов-то.

Я решил уже заканчивать этот разговор и добавил:

– Знаешь, каких-то лет двадцать пять назад ничего этого не было. Были демократы-либералы и были пустые полки в магазинах, была война, а людей убивали на улицах и в любом подъезде любого дома можно было купить героин, от которого люди подыхали пачками в этих же самых подъездах, где они покупали это дерьмо. И всё это прекратил Путлер. Забыли? Не помните? А я помню. Память хорошая просто. Как-то так.

Она засопела и хотела что-то спросить, но я ответил, что, в принципе, нет смысла дальше продолжать разговор, так как мне всё и так понятно. Я не стал продолжать этот бесполезный разговор. Я – взрослый мужик, и мне неинтересно унижать какую-то малолетнюю пизду. Если это не секс, конечно.

К этому времени мы уже проехали Керчь, и во мне проснулось нестерпимое желание стать этим самым орком, русским оккупантом, москалём и ватником. Это желание было настолько сильным, что когда Наталья довезла меня до автовокзала в Краснодаре, я оставил свои кроссовки в машине и остался без обуви, в своих бело-голубых кроксах.

6

И упомяну ещё один момент. Всю дорогу, пока я собирался, меня отговаривали от участия в войне. Один мой знакомец и ещё один товарищ, который на данный момент уже давно проживает в США. Первый мне твердил:

– Ты не понимаешь, ведь это диджитал война, всё снимают двадцать четыре на семь.

Хрен его знает, зачем он мне это говорил. Мне-то похер. Ну, снимают и снимают, что такого.

Юрец же, это который второй, служил до 2015 года в 810-й бригаде морской пехоты, гордости Севастополя. Он знал, что происходит на малой земле, не понаслышке и заводил другую шарманку. Мол, что там пиздец. Что все, кто вернулись, сейчас пишут рапорты на увольнение, и вообще там делать не хрен, пропадёшь почём зря.

Но безумству смелых поём мы песню. Я их внимательно выслушал. Понимающе покивал. Во всём с ними согласился. Конечно. Конечно. Конечно. И проигнорировал их обоих.

До Молей были ещё размышления о целесообразности моих действий. Я ведь даже на работе попросил меня не увольнять, потому что, возможно, вернусь в понедельник. И всё же, подъезжая к Молькино, я отринул все сомнения, убедив себя, что решение принято и я, как мужик, должен следовать намеченным целям.

Первая половина детства закончилась в сорок, и пора менять игрушки. Да и вообще, очень много было сказано в этой жизни, мало сделано. Пора слова превращать в дело. Если не сейчас, то никогда уже. Человека-паука не существует, а Дед Мороз – рядом! И как давать заднюю, если мы – потомки Давыдова, Гумилёва, Крючкова, Павлова, Буданова? Пиздец, ребята, мы – ебучие ушкуйники, сорвиголовы! Мы тысячу лет воевали со всеми и всем насовали в щи. Во что мы превратились?

Вы ли это: панки, футбольные хулиганы, рок-н-рольщики, которые грезили переменами в наших сердцах и разбитым хлебалами в бойцовском клубе? Вот оно! Пришло «Время колокольчиков»! Как там у Башлачёва? «Загремим, засвистим, защёлкаем». Здесь и сейчас, иди и докажи, что всё твоё нытьё про хуёвую жизнь – бред сивой кобылы. Всего-то и нужно, что поднять свою жопу с дивана и зажечь факел. Иди, докажи, что революция в твоей голове – не простые слова. Иди и поставь себя в один ряд с героями великих сражений!

Этим внутренним монологом я отрезал себе путь к отступлению и успокаивал мою внутреннюю истерику всю поездку на автобусе до Молькино. И потом ещё полтора километра от остановки по грунтовке до КПП на фильтр. Так я дохрустел гравием до этой «платформы 9 и ¾» для начинающих стареть русских детей.

В Молькино я приехал без багажа, зимней одежды и даже без обуви. В одних бело-голубых шлепанцах. Скоро новые игрушки, но это не точно. Отдал паспорт и телефон бойцу, дежурившему на КПП, сказали ждать, и я кинул кости в беседку. За оградой стояло несколько двухэтажных зданий. Небольшое количество людей сновали по территории или курили возле корпусов. Я продолжал ждать в беседке.

Говорят, раньше можно было прождать несколько часов в этой беседке, пока тебя пригласят войти на территорию. Прямо как в фильмах про Шаолинь из видеосалонов девяностых. Старая, типичная советская беседка. Где лавки в одну доску и облупленная краска на столбах и перилах. Ничего особенного, просто старая советская рухлядь. Однако чувствовался в ней какой-то необъяснимый рубеж, после которого невозможно будет вернуться к исходному состоянию.

Так или иначе, прошло не более часа, и меня позвали. При входе я сообщил свои данные (ФИО) и дошел до длинного стола под навесом, где проводился личный досмотр и досмотр вещей. Рядом со столом стоял столб с набитыми в него невероятным количеством гвоздей. Колорит этого столба заключался в телефонах, насаженных на эти гвозди. Телефонов было реально до хрена. Как я потом узнал, всё это были телефоны нерадивых претендентов, которые либо пытались занести их с собой в расположение фильтра, или уже людей, которые прошли фильтр с телефонами, но забыли выключить звук и сразу же подарили их направленцам[1] в своих отрядах. Пока меня шмонали, я всё смотрел на этот столб с телефонами. Мне этот столб понравился. Была в этом какая-то эстетика. Такой ебаный киберпанк.

После того как меня досмотрели, я двинул к корпусу фильтра. Там я нашёл одного типа, который сказал мне ждать. Опять ждать. Меня это уже начинало утомлять. К сожалению, не помню позывного этого типа, но благодаря приколам и его крику над прибывшими моя адаптация прошла легко. Да, впрочем, хули там адаптироваться.

7

Фильтр был заполнен полностью, кроме первого кубаря. Там и разместили меня и ещё небольшую группу только что прибывших парней.

В коридоре было уныло, как в общежитии, и всё сплошь обклеено информацией об инструментах: по «сапогу»[2], градам[3] и ракетах для них, инфа по нормативам для сдачи физухи. Обычная армейская атмосфера, дело житейское.

Что сказать, воскресенье, и прибывшие были никому не нужны. Я перекинулся парой слов с соседями по кубарю, мол, трали-вали-пассатижи, кто, откуда, какие приключения у кого были по дороге и тому подобное. Потом пару-тройку раз мы перекурили и отрубились. К тому времени мест упасть в горизонт не осталось. Проснувшись, я обнаружил ещё человек восемь в кубрике, которые сидели на вещах.

Народ стекался со всей страны, чтобы встать в ряд штурмовиков давно прекратившего своё существование Славянского корпуса, а ныне группы «Вагнер». И, конечно, народец ехал заполошный. Вокруг было полно безумных и тупых. На большинство из них я смотрел и думал: «Какого хуя вы все здесь делаете? Ни украсть, ни покараулить».

Потом я полдня заполнял анкеты, придумывая себе позывной. Объявили, что анкеты сдаем в кабинет. Ещё объявили, что при заходе туда нужно придумать себе от трёх до пяти позывных. На выбор. Начинало попахивать уставщиной. Все стояли и ржали с выходящих, которым уже дали позывные. Шлёп, Цыпа, Зайка, Люся. Это только те, что я помню, а там ещё были другие, поинтересней. Прикиньте, в эфире услышать: «Люся, Люся, для Зайки. Зайка, для Люси, да».

Я не стал придумывать велосипед и знал точно, что позывного Габыч нет, так как это погремуха моего покойного бати. Больше вариантов не стал придумывать, но там мне сказали, что буду Габриэль. Ну хрен знает. Охуеть можно, конечно. Хотя, в принципе, насрать. Переживу.

И всё же, когда я добрался до отдела кадров, мне сказали, что Габриэль – нет, давайте новый. Я сказал: «Габыч». Ответили, что пойдёт. И скажу я вам, что меня очень порадовали такие изменения. Габриэль – всё-таки это что-то из «Евровидения». Какая-то гомосятина, в общем. А так – Габыч. Нормальная канитель. Батя, я продолжаю тебя!

Но далеко не всем так везло, как мне. На фильтре справа от меня расположился земляк. Я решил упомянуть его, так как он один из немногих принял важное для него решение и сделал это вовремя. И правильно сделал. Так было лучше для всех.

Короче говоря, пробыв пару суток на фильтре, он послушал разговоры людей, которые прибывали или уже там жили. И, видимо, поразмыслив, прикинув все за и против, как-то утром тихонечко сказал мне: «Не моё это». И был таков.

А люди разные, были и те, кто уже побывал в ополчении, «БАРСе» или «Ахмате». Таких людей в момент моего захода были единицы, но были. Спасибо всем, кто решил для себя там, в Молькино, что это не их работа, а не, обосравшись и втиснув ебало в землю, лежал, как тёплое говно, и дрожал уже во время контакта на линии боевого соприкосновения. Это было правильное и лучшее решение, которое сберегло много жизней.

8

Можно было идти набивать требуху. На камбузе был обед. Столовая представляла собой огромный шатёр с линией раздачи, длинными столами и скамьями. Все новобранцы набивались туда и гремели ложками, как в детском саду на полднике после прогулки. Хотя, в принципе, если не выделываться, то кормили сносно. Временами, честно говоря, ещё и вкусно, но это только временами.

После обеда нас построили, и мы, звонким лаем откликаясь на свои позывные, выходили из строя. Я вышел в шестой отряд.

На следующий день за нами пришёл направленец с позывным Стоун. Довольно неоднозначная персона. Судя по слухам, у него были проблемы в семье, то ли с супругой, то ли с тёщей. Это был человек с глазами, уставшими от жизни. Нами он не занимался от слова совсем. Да, впрочем, чего греха таить, гондон ещё тот этот Стоун. Реагировал он только на внушения от руководства Молей, если мы где-то въехали в жир ногами. Так, к примеру, он вышел из состояния коматоза только тогда, когда Хэтч, мой приятель, с которым я уже успел подружиться, как-то раз тайком сгонял в магазин (ни бухла или иных стимуляторов, естественно, он не брал) за жратвой и спалился. Хэтча повязали, хотели домой отправить или в контейнер закрыть на четыре дня для воспитания. И Стоун тогда что-то пытался исполнить в стиле сержанта Эрла из «Цельнометаллической оболочки», но и то совсем ненадолго.

Все распределённые в шестой штурмовой отряд дотащили свои кишки до расположения, чтобы выслушать наставления Стоуна, что надо делать, что нельзя, что вообще нельзя и тому подобное. А нельзя и вообще нельзя в нашем отряде, как оказалось, вообще ничего.

Несмотря на то что на территории фильтра был ларёк с товарами первой необходимости, нам их было нельзя. То есть я хочу сказать – это просто нечестно. Хоть эти товары были и не такие, к которым большинство из нас привыкло на гражданке, всё же это были товары первой необходимости, и нам они тоже были необходимы. Но мы же шестой штурмовой отряд ЧВК «Вагнер». На хрена нам эти все излишества? Орлы, блядь, спартанцы, мать их. Другие отряды – на телефонах. В магазин – пожалуйста. При отправке за ленту – шашлыки, лимонады, танцы. Конечно, я утрирую, но в целом, положа руку на сердце, типа того. Нам же звонить нельзя, только из канцелярии и то не каждый день. В магазин нельзя, туда нельзя, сюда нельзя. А вот может быть? Нет, нельзя! И вообще, со слов Стоуна, ничего нельзя.

«Ну, блядь, – думаю, – как обычно, Саша, ты попал в самое жопито».

Конечно, все свои мысли по этому поводу я оставлял при себе. Я сразу сообразил, что возражать Стоуну бесполезно. Такой человек слушает только самого себя. Что ж, пусть говно себе плывет. Было какое-то чувство, что я здесь совсем ненадолго. Так что наплюй, дыши глубже, изучай, что можешь изучить, и просто делай вид, что ты всем доволен.

На следующий день после завтрака новичкам сказали выдвинуться на полигон. Для занятий на свежем воздухе. Шкандыбать нужно было километра три мимо площадок для занятий танкистов и артиллеристов.

На подходе к месту построения мы увидели строй человек в триста. Примкнули к своим из нашего отряда и стали ждать инструкторов. Инструкторы не заставили себя долго ждать и по прибытии сразу спросили, кто из нас на полигоне первый день.

После переклички забрали нас с собой. Оставшиеся в строю потащили миномёты, «сапоги» и «дашки», кто к чему прикреплён на позиции. Штурма пошли заниматься тройками, бросками гранат, тропой разведчика и прочей штурмовой подготовкой. Ну а мы сходили получить свои автоматы и пришли на поляну к инструктору, который нам должен был показать, с какой стороны держать автомат.

Потом мы стояли в стойке, поворачивались в разные стороны с автоматом, опустив ствол книзу и никак иначе. Потом разворачивались и имитировали стрельбу: сидя, стоя, лёжа. Потом перезаряжались одной рукой. К часу дня мы уже изрядно затрахались и, как только подвернулась возможность, сразу же сквозанули на обед. После обеда мы уже никуда не пошли, а дружно проебали занятия по топографии и корректировке арты. Мы, конечно, ещё те засранцы, но вышеупомянутый Стоун – это провал. Тип вообще нами не занимался, решая какие-то свои вопросы. Поэтому чувство совести нас особо не мучило.

Вечером нам сказали, что мы переезжаем в полевой лагерь, и мы потащили свой шмурдяк в сторону полигона. Я по-прежнему был в своих голубых кроксах, которые к этому времени были уже, скорее, мышиного цвета. От грязи.

Помимо этого было ещё посещение медика-женщины. Для медосмотра и заключения годен не годен. Нас сразу предупредили: заходишь, здороваешься, молчишь. При входе в кабинет на порог не наступать, не наступать на порог ни в коем случае, совсем не наступать, даже в мыслях чтобы этого не было. Если хоть одно из условий будет нарушено, то она может развернуть всю пришедшую группу и отправить обратно.

«Ничего страшного, – говорила она, – зайдут в другой день».

Но, положа руку на сердце, говорливых и не понимающих, куда они попали, типов хватало. Поэтому я понимаю, что такая жесткость с её стороны была оправдана.

Нам повезло. В нашей группе концентрация дегенератов была минимальная. По итогу медосмотр был пройден без эксцессов. В моём обходном красовался штамп: «Ограниченно годен».

Контракт я подписал на четвёртый день, жетон получил – на пятый. Судя по всему, для организации, ядро которой до недавнего времени состояло максимум из трёх тысяч личного состава, было непривычно работать с таким огромным наплывом людей, желающих стать штурмовиками.

Когда ты впервые связываешься Компанией, то тебе говорят, что взять из документов и личных вещей. Кроме рыльно-мыльного, тапок и кроссовок говорят, что, в общем, ничего и не надо. Потом, когда ты уже прибыл и распределён, тебя начинают подпрессовывать, мол, какого хрена нет наколенников, налокотников, ремня, берц и так далее.

«А что у тебя со снарягой?» – такие вопросики очень часто начинают возникать, как бы сказать, между делом. И для долбоящеров есть магазин со снарягой на территории.

По слухам, один армянин оделся в этом магазине под жетон. Тысяч на пятьсот. Хотя, опять же, по слухам, версии колеблются от трёхсот до семисот. Лично я думаю, что правда где-то посередине. Охуеть можно. Впрочем, мне плевать, деньги-то не мои. Нет, конечно, он был великолепен. Мультикам, сбросы, панамка, красивые берцы, очки, прочая хрень, до жопы. Как в рекламных роликах, весь фарш. Он был алмазом среди таких, как я. Потом, я слышал, он пошёл в роту охраны, или что-то вроде этого.

Сам я только один раз зашёл посмотреть в этот «лакшери бутик» красивых военных вещей и сразу же оттуда свалил. Больше я туда не возвращался. Ценник раза в два выше, чем на гражданке. Спрашивается, на хрена под несуществующие деньги что-либо приобретать за ценник ЦУМа? Естественно, ничего я себе там не купил. Я же не ебанат. До моего первого магазина было около полутора тысяч километров.

9

Мы переехали в лагерь. Улеглись кто где, так как Стоун не решил вопрос со спальными местами. Завтра уезжали парни из 7 ШО, и места освободятся. Как раз тогда я и познакомился с Хэтчем. Это был русак из Кабарды, нормальный тип, мы с ним сразу спелись. Я всегда поразительно легко и быстро находил парней похожего со мной мышления.

У него был припрятан телефон. Вопросы со звонками отпали сами собой. Дальше по очереди расположились Пробел, Артишок и Зеланд, но плотно общаться я начал с Апкой, Тивисом и Кетоном. Это были мужики моего возраста и уровня ебанутости. Активные, злые, дикие типы, более-менее понимающие, где мы находимся и куда двигаемся.

Тивис – сибирский татарин, уже участвовавший в боях за ополчение в качестве бойца расчёта миномёта. Тогда ему надо было скрыться от федерального розыска, и он ничего лучшего не придумал, как поехать на войну на Донбасс. Апка – с Кубани, морпех в одну из чеченских войн. Кетон когда-то был омоновцем, неплохим снайпером. Входил в десятку на соревнованиях по России.

Вместе мы сидели и слушали от своих соседей, как те ворвутся в войну и всех победят, захватят танки и получат огромные премии. А потом в Москве после парада героев на Красной площади с кучей орденов и медалей будут жрать омаров в ресторане. На ужине президента в Кремле. Мы со всего этого орали и пёрлись в открытую. Сами парни, естественно, совсем не догоняли, в какой ад мы попадём.

Утро в лагере начиналось с кофе, сигарет и похода на завтрак, поскольку столовая по месту ещё не была готова к эксплуатации. В готовности её к работе мы приняли самое рьяное участие. Потому что, посетив пару занятий по круговой обороне, работе в тройках, швырянию гранат и проходу по тропе разведчика, мы осознали, что надо проводить время с какой-то большей пользой. Прежде всего для самих себя. И, зацепившись за Гену, коменданта полевого лагеря, мы благополучно проёбывались, помогая ему. Организовывали и собирали дополнительные палатки в лагере, таскали буржуйки с одного угла столовой в другой и занимались другими очень важными вещами.

В один прекрасный день после обеда нас построили возле располаги на фильтре и задали вопрос: «Кто имеет опыт ведения боевых действий?» Откликнувшимся сказали, что информацию доведут в один из последующих дней. У меня, естественно, никакого опыта не было. Я же к этому моменту благополучно простыл, кашлял и температурил, поглощая барбитуру, которая была у коллег в наличии. Про санчасть я спросил один раз и после услышанной о ней информации решил не посещать.

На следующий день, опять после обеда, нас построили, и Стоун зачитал позывные уже имеющих опыт парней.

– Готовьтесь, в пятницу уезжаете! – сказал им Стоун.

– Я не готов. Можно ещё побегать? – раздался голос в строю.

– Чего там готовиться? – переспросил Стоун.

– Ну я же это, четыре года на диване лежал, – ответил голос.

Стоуну было, конечно, похуй. Я же к тому моменту уже устал находиться в лагере. Прошло восемь дней моего пребывания в Молькино, и я понимал, что если пробуду ещё дней пять, то тупо заберу документы и уеду к хуям. Домой, в Севастополь. Так меня это всё утомило.

– Стоун, меняй единицу на ноль, я поеду, – крикнул я.

Стоун молча принял информацию. Разница в жетонах с тем персонажем у нас была всего в одной цифре, поэтому вопросов не возникло.

Нас направили на склад получать снарягу. На складе мы получили снарягу: горку, берцы, перчатки, панамки, очки, шмурдяк и прочую ебулу. Все такие нарядные переоделись и стали чувствовать себя рексами. Я первый раз за восемь дней снял с себя свои грязно-голубые шлепанцы и обул свои лапы во что-то другое.

Лагерь был переполнен слухами вроде того, что «сто двухсотых в десятом отряде», или что «две недели за лентой ставят тебя в один ряд с героями ВОВ», если, конечно, ты выжил.

Я думал про себя, что сам ворвался в этот пиздец и никто тебя за член сюда не затягивал. Теперь осталось начать да кончить. Только и всего. И не трухануть, когда начнётся заруба. Сказать, что я молился, наверное, всё-таки неправильно. Обращался ко всем своим предкам, чтобы помогли мне и охранили. Заднюю дать я уже не мог.

10

Наступил день отъезда. Перед отправкой я позвонил матушке, сказал, мол, что всё хорошо и так далее. Сказал, что связи, скорее всего, не будет, что пока бабки капают маленькими порциями, значит, всё в порядке, я живой. Ну а если большой кусок обвалится, то, значит, извини, доживешь свои годы с деньгами и в достатке.

Пришли автобусы. Нас всех спросили:

– Вы понимаете, куда вы едете?

– Да-а-а! – заорали мы хором.

– Вы понимаете, что вам надо будет делать?

– Да-а-а! – разнеслось несколькими сотнями мужиков.

Как потом показала жизнь, процентов восемьдесят из тех, кто орал, понимало всё только в своих фантазиях и совсем не догоняло, что и зачем. Мы закинули шмурдяки в автобус и загрузились сами. Спустя несколько минут мы тронулись. Ну, в добрый путь.

Пока ехали, вспоминал историю от Тивиса. Как вы помните, он уже бывал за лентой. В ополчении. Поставили задачу их расчёту выдвинуться на позиции и отработать по пидорам из своего инструмента. Честно, даже ни разу не спросил, был ли у них восемьдесят второй или сто двадцатый. Дело, впрочем, вообще не в этом.

Выдвигаются они на задание. Примчали, начинают выставляться. Тут их палят и начинают накрывать артиллерией. Они – кто куда. Начинают окапываться, но потом понимают, что лучше спрятаться за холмик, а один продолжает окапываться. Всё это время по ним работает арта противника. В общем, когда этот тип, единственный, кто окопался, залез в свой окоп, туда прилетел снаряд. Всё. Все живы, кроме него. Вот такой пиздец бывает, братцы. Но это исключение из правил. Как потом показала работа, окапывание – это мать победы и сохранение личного состава подразделения. Об этом будет прилично в моём повествовании.

Дорога была очень долгой. Иногда мы останавливались поссать и покурить. Курить нам, конечно же, было запрещено, но мы успевали сдолбить сигарету-другую, пока другие оправлялись. Несколько часов на границе с ДНР, и потом бескрайние донецкие степи. Красивые до жути. Глядя на эти степи, я соглашался с нашим ленинградским поэтом, певцом, актером Игорем Растеряевым. У России нет никаких границ. У России есть только горизонт. Лучше не скажешь.

Утром мы прибыли в Луганск… или это был не Луганск. Вообще по барабану. Мне были неважны географические названия. Знатоки местностей начнут меня, конечно, поправлять. А мне, повторюсь, по барабану. Мы приехали в страну, где название населённого пункта не определяет твою судьбу. Пройденные метры определяют.

Автобус заехал на какую-то площадку. В окно были видны несколько КамАЗов и Уралов. Также стояли какие-то фургончики, внедорожники и прочий транспорт. С десяток парней проходили досмотр у службы безопасности, видимо, перед отправкой в отпуск. Я подумал: вот есть же живые, даже в отпуск отправляют. И никакие они не сверхлюди из «Вархаммера», а обычные мужики. Помятые, усталые, но вполне себе целые и здоровые. Некоторые даже улыбались. И главное, что я не заметил в их глазах какого-то сверхъестественного ужаса и чувства безнадежности. Скорее, они напоминали заводских мужиков, которые, отпахав смену, возвращались домой с работы. А это значит, что не так уж всё и плохо, как гласили молькинские небылицы.

Мы выгрузились, хотя точнее будет сказать, что нашу толпу размазало по этой площадке. Забрали из грузовика свои рюкзаки. Пролетела команда разобраться по отрядам. И все разобрались. Ну, почти все. Мы стояли, как будто кот наблевал.

С трудом, но мы всё же построились, и когда Хрусталь, а встречал нас именно он, нас спросил: «Вы кто?», мы жалобно проблеяли: «Шестой отряд!» Точно не знаю, кто он. Этот Хрусталь. Вроде начальник отдела кадров бригады. Но это неточно.

– О! Шестой отряд – это хорошо! Шестой отряд всегда идёт вперёд! – сказал Хрусталь, и было видно, что он нами доволен.

Сказал он это дружелюбно, по интонации, но после его слов я сразу подумал: где же тут ловушка? Вроде всё было максимально прилично. Даже погода стояла хорошая. В этот момент я себе уже представил, как мы идём вперёд, как нас косят огнём хохлы, но мы продолжаем тащить себя вперёд, а нас выкашивает сотнями, и мы, блядь, все геройски умрём! И нацарапаем на стене какого-нибудь сарая слово «Дошли!»

Как же тебе повезло! Воу! Просто замануха, мать его! Да, проснулся мой внутренний Габыч, который на самом деле был маленько трусишкой, только необходимо было очень постараться, чтобы это увидеть. Некоторые парни носили африканские панамы от солнца и тёмные очки, кто-то дрочил на снарягу, пытаясь спрятать за них своих внутренних демонов. А я? Я был примерно одинаковый. Дождь ли, солнце, снег или грязь. Как есть, так есть. Я никогда не пытался обманывать себя. Абсолютно бессмысленное занятие.

Потом нам рассказали про «пятисотых». Что «пятисотых» у нас в организации нет. Кто хочет «запятисотиться», тот проходит психологические курсы и с поправленной психикой возвращается в строй. Короче говоря, чтобы вы понимали, измена тогда внутри меня бушевала, как этот грёбаный ураган Митч в девяносто восьмом в Гондурасе. Кто не понял, загуглите ураган Митч в Гондурасе. Там был матушки мои какой трындец! Из хорошего могу сказать, что это был пик моих истерик. Далее они пошли на убыль и вскоре вообще исчезли.

11

Мы загрузились. То ли в КамАЗ, то ли в «Урал», не помню. Пока ехали, я наблюдал активное движение самого разного транспорта с буквами «Z», «O», «V» и в небольшом количестве блокпосты. Впрочем, больше ничего не напоминало, что уже восемь лет на этой земле идет война, а уже почти как с полгода – активная часть боевых действий.

Пара-тройка часов дороги, и грузовики остановились у какого-то здания. Бывшее здание то ли техникума, то ли путяги. Света не было, окна частично заколочены. Зашли в это здание, прошли в какое-то полутёмное помещение, кинули шмурдяк и стали ждать.

Мелькали лица в дверном проёме. Прошло минут десять-пятнадцать, и в зал зашли четверо. С нами заговорил мужчина с бородой, на вид мой ровесник. Тогда я даже не мог себе представить, какое участие он сыграет в моей судьбе и судьбах других наших парней. В том, что большинство из нас вернулось живыми и целыми, его огромнейшая заслуга. Человек с огромным опытом ведения боевых действий и железной волей при достижении результата. Он – как филиал Немезиды на земле.

С нами говорил командир шестого штурмового отряда Дикий. Это был кабардинец, выше среднего роста, крепкий, с короткой прической и убийственным взглядом. Когда он на тебя смотрел, то возникало такое чувство, что на тебя наводили артиллерию. Уже несколько позже мы узнали, что если Дикий что-то сказал, то надо делать. Все его слова сбывались. Если ты ослушался и не выполнил распоряжения, то ты погиб или ранен. Об этом я ещё не раз обязательно упомяну в своей истории. Потому что мне довелось стать непосредственным свидетелем таких случаев. И вот кто уж как минимум должен быть внесён в золотую летопись Кабардино-Балкарской Республики, так это он.

Его имя (которого я, кстати, не знаю) по любому должно стоять в одном ряду с героями Великой Отечественной войны: Канукоевым, Кардановым и Конкошевым. И чтобы вы понимали степень уважения: это в моей жизни первый человек с Кавказа, о котором я отзываюсь в подобном ключе. Не обошлось, конечно, без таких уже модных в наше время понятий, как испанский стыд.

Пока Дикий толкал речь, суть которой я уже и не помню, из нашей толпы раздался голос.

– Простите, а могу я узнать, с кем разговариваю?

Это был Монастырь. Я толком его не знал. По моему мнению, это был бывший прапорщик, находящийся на пенсии с уже порядком пропитыми мозгами. Дело в том, что одно время в Молях была практика ставить старшими в группах (или палатках, как вам будет угодно) людей, служивших в рядах доблестной регулярной армии. Видимо, кто-то хотел как лучше и посчитал, что это будет эффективно, но получилось как всегда.

Монастырь возглавил одну из таких групп и всё время пытался заставить пацанов ходить чуть ли не строевым шагом. Естественно, он почти одновременно с тем, как пытался донести свои требования к подопечным, был благополучно послан в пешее сексуальное. Его «внутренний начальник гарнизона» не сдавался и не успокаивался. Он постоянно пробовал руководить, пока его не осадили окончательно.

– Я – тот, кто научит тебя не задавать албанские вопросы! – ответил ему Дикий.

Мы, конечно, хлебальники не растягивали в улыбке, но внутри поржали.

– Звёздный здесь? – Дикий как будто что-то вспомнил и спросил.

Тот тип, Звёздный, был армянин лет пятидесяти, вернувшийся с нами после ранения. В общем, он «затрёхсотился» и был эвакуирован на большую землю, а когда начали разбирать его шмурдяк, то наткнулись на какую-то не имеющую ценности бижутерию, которую Звёздный замародёрил во вскрытой им квартире или доме у гражданских. Сильной обструкции при нас он не подвергался, но ему было сказано, что будет порезан на ремни.

Он покинул нас, уйдя с парнями в темноту коридоров. Насколько я потом слышал, отделался Звёздный лёгким испугом. Обычно за такие дела в Компании ты несёшься галопом, без оружия, в аккурат на линии боевого соприкосновения, чтобы выявлять огневые точки противника, или что ещё и похуже бывает. Естественно, после воспитательной работы с руководством подразделения.

Всё, что говорится о Компании касаемо этих вещей – чистая правда. Заповеди нерушимы. Нет такого, что чей-то кум, сват или брат натворил дел, и ему всё сошло с рук.

Дальше дело дошло до Немирова. Он тоже вернулся после ранения. В Молях он выглядел лютым Рексом. Он был земляком Дикого. Потом ещё не раз пересекались с ним.

– Это ты звонил бухой моей жене и говорил, что Дикий будет крёстным отцом моих детей? – спрашивает его Дикий.

Нашкодил в общем. Отвлёкся, с кем не бывает.

Какими бы с виду мы ни были супервоинами, перед Диким мы все становились ласковыми котятами. Затем Дикий обратился к нам:

– Снайперы есть?

– Да, есть, – сказал Кетон.

– Скажи что-нибудь на снайперском.

– Деривация! – ответил Кетон

– Да это в каждом фильме говорят. Ясно. Водители есть?

Апка попытался промямлить, что он водитель. Тивис был успешнее в этом вопросе, и его определили водилой. По итогу вроде на Чекан.

Потом Дикий спросил, есть ли операторы АГС. Апка сказал, что во вторую чеченскую был агээсником, но это было двадцать лет назад. Я вызвался, когда Дикий спросил Апку про второго номера. На что Дикий пошутил по поводу нас двоих. Смысла уже толком не помню, но что-то про двух бабушек.

Апка, Кетон, также Маздур (мужичок с Великого Новгорода) и я попали во второй взвод. Тивиса мы видели в последний раз. По слухам, будучи водителем, он поехал принимать транспорт на большую землю и там сбежал. Жив ли он, мне неизвестно, но организация подобных поступков, как мне известно, не прощает. Ну это всё лирика.

На этом официальная часть знакомства закончилась, и нас стали распределять по подразделениям, показали, где получить оружие. Я спустился вниз, там хозяйничал персонаж с позывным Прозрачный. Мне выдали АК, четыре магазина, каску. Бронежилет я брать не стал, потому что был маленький размер. Примерив его, я видел, что он закрывает лишь область между сосками. Разве что только на хуй надеть.

Апка тоже в стрелки. Кетон стоял с ОСВ[4], выданной ему по указанию Дикого. Потом спросили, может, кто-то хочет в штаб писарем, очень нужны люди в штаб. Связистом, например. Все промолчали.

У многих есть мнение, что штаб – тёплое место. Дело в том, что с одним из сотрудников службы безопасности у нас оказался по Питеру общий знакомый. Его – родственник, основатель Петербургского театра «Приют комедианта». Когда он узнал, что СПбГАТИ была в моём жизненном пути, он спросил, разбираюсь ли я в компьютерах, пойду ли я в связисты. Что-то щёлкнуло в моей голове, и я сказал, что не особо волоку в компьютерах. Что было, по чести сказать, неправдой. Не программист, конечно, но всё же кое-что умею. Продвинутый пользователь, мать его. Просто тогда, как бы это сказать, мне пришло какое-то наитие, и я соврал. Как же потом я благодарил судьбу, что, слава богу, не вписался в этот блудняк со связью, но до связи мы ещё дойдём.

Моё первое личное общение с Диким состоялось, когда я пошёл по нужде. Так бывает. Туалет, надо сказать, был на улице. Естественно, с выбитыми стёклами. Никакой воды, кроме как в бутылках, чтобы подмыться. Выхожу из туалета, навстречу – Дикий. На что первое обратил внимание командир? Конечно, на наличие автомата у бойца. Он заметил, что автомат не поставлен на предохранитель.

– На предохранитель поставь, – коротко бросил он.

И мы с ним разошлись.

То, что это одно из его требований, я узнал ещё в общей толпе при получении оружия. Чтобы боец ВСЕГДА был со стволом. Думаю, что не надо объяснять, зачем и почему. Это было моё первое успешное наблюдение за лентой.

12

Также во второй взвод с нами пошли Артишок, Пробел, История, Декади и ещё несколько парней. Зеланда распределили в разведку. Сырок с Хэтчем – в первый взвод. Контру – куда уже, не помню. О некоторых я буду вспоминать в дальнейшем. Но спелись мы именно с Апкой и Кетоном.

Мы опять загрузились в КамАЗ и выдвинулись к некоему домику. На дворе стоял июль. Погода была чудная. Я всё ждал, когда же по нам начнут ебашить, потому что разбитые колонны регулярных войск из сводок до сих пор стояли перед глазами. Это ведь диджитал война, как вы помните.

Наш КамАЗ уверенно лавировал среди потока гражданских машин вперемешку с военным транспортом. Сначала – по улицам Луганска, потом – по другим населённым пунктам, пока не начался частный сектор: разбитые тяжёлой техникой грунтовые дороги и поля.

Мы приближались к линии фронта. Мимо пустых полей, по грунтовкам. КамАЗ подъехал к группе домиков. Мы спрыгнули. Кто-то сказал, чтобы мы быстро нырнули во двор и не отсвечивали на открытке, скоро нам выдадут боекомплект, и затем «капля» заберёт нас отсюда.

Мы рассосались по двору, и нас по одному стали выдёргивать в соседний домик. Подошла моя очередь. Я зашёл в соседний двор. Там сидели пацаны, вскрывали цинки с патронами и ящики с гранатами. Патронов дали, не спрашивая, упаковок пятнадцать.

– Гранат сколько брать будешь? – спросили меня.

Я прикинул в голове, что много не мало, и сказал:

– С десяток возьму?

– Бери, братец.

По итогу я хапнул все десять. Вернулся, снарядил свои четыре магазина. Остальную россыпуху закинул в шмурдяк, высыпав в футболку. Начал вкручивать запалы в гранаты. Пока я занимался укладкой БК, во двор приезжали несколько уазиков и даже одна «Мицубиси», или «Мицубиши». Ну его на хрен, откуда мне знать, как правильно оно называется по-русски? Короче, один япошка точно был. В общем, разобрали всех по нормальным машинам, остались только Апка, Кетон со своей крупнокалиберной хренью, я и Маздур.

Чуть погодя появился человек, слегка прихрамывающий, с бородой и ксюхой, в крутой броне.

– Парни, вы во второй? Меня Шинник зовут.

– Да!

– Надо подождать, «капля» сломалась. Сейчас другую найдут, и поедем.

– Шинник? С Ярославля что ль? – Я просто не смог сдержать любопытства.

– Нет, – ответил Шинник.

Шинник к нашему приезду уже участвовал во взятии Попасной. У него раньше был другой позывной, а потом парни стали звать Шинником. Так и осталось.

Мы стали ждать. Через час возле забора останавливается «каблучок». Да, блядь, что ни на есть тот самый, сука, «каблук», ИЖ-2715.

– Мужики, в общем, «капли» сломаны. На этом поедете? – спросил Шинник с невозмутимым видом.

Потом он посмотрел на нас хитрым взглядом, почесал яйца и так же со спокойствием памятника сказал:

– Или надо ждать.

Ну, мы, конечно, сказали, что поедем. Не девицы красные. Я планировал прыгнуть в кабину и ехать с Шинником, потому что я здоровый лось, и впереди мне было бы удобнее. Но Маздур тихой сапой проскочил и уже сидел в кабине. Ну, думаю, вот ты сучка!!!

В итоге мы вчетвером, я, Кетон, Апка и Библос, погрузились в кузов каблука и кое-как расселись. Места было и так как в жопе у карлика, а ещё эта крупнокалиберная хрень Кетона. Я худо-бедно уселся, опираясь одним плечом на Кетона, а жопой вцепился за диск колеса, которое ехало с нами в кузове.

Ехать было крайне неудобно: воняло бензином и трясло нещадно. Но, как говорится, лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Тем не менее, обмениваясь шутками и взаимными подколками, мы куда-то приехали и остановились. Я разжал булки и, клянусь вам, на диске колеса осталась довольно приличная вмятина.

Шинник распахнул дверцы кузова, стали выгружаться, и он сказал, что надо двигать в сторону гостиницы. Когда мы дошли до точки, то на крыльце этой самой гостинице, на вытащенных на улицу диванах сидели пацаны. Я начал подниматься по ступеням, повернул голову, чтобы поздороваться с парнями, и охуел. От удивления, конечно.

– Твою мать! Цыган?

– Габыч, родной! Ты откуда здесь? – Лицо Цыгана вытянулось.

– Оттуда! – ответил я.

– Ну, вот и свиделись, – сказал Цыган. – Бита тоже здесь.

С Цыганом мы не виделись с две тысячи десятого. С момента моего освобождения из мест не столь отдалённых. Там Цыган был помощником у Биты. В шестом отряде, в Обухово, где Бита был старшиной. Если Цыгана я знал четырнадцать лет, то Биту – все двадцать! Это был взрослый мужик из Волхова. Крутой тип, ломом подпоясанный. В Металлострое он оказал большое влияние на меня. Я очень многому научился у него в плане характера и отношения к жизни. Не сказать, что он сделал из меня человека или тому подобную хрень собачью, но он мне очень помог в плане воспитания моего характера. Я уважал его, и уж кого-кого, но его точно был бы рад увидеть снова. Тем более при таких обстоятельствах.

13

Шинник уехал, оставив нас с отдыхающими от штурмов парнями. Нам сказали кинуть шмотки в фойе гостиницы. Там стоял пулемёт Максима и лежали какие-то деревянные ящики; с патронами и гранатами я уже узнавал, остальные же мне были незнакомы.

Мы вернулись на улицу, расположились на крыльце, на диванах. Цыган отдыхал сейчас после контузии и должен был уже вот-вот вернуться обратно на передок, а пока на таблетке закипала пол-литровая кружка с чаем. К чаю были конфеты и печенье. Это сейчас я на сладкое не могу смотреть до тошноты, а тогда ещё норм.

Потом мне парни рассказали, что вот там, через дорогу, можно отлить, под ёлкой. Я сходил по своим делам. Точнее, прокрался, потому что после всех рассказов в Молях я ожидал, что везде кружат беспилотники, а земля повсеместно усеяна минами.

Потом закончилась вода, и мы принесли её из другого места неподалёку. В общем, в первый день на диджитал войне меня не уничтожил термобарическим зарядом биологически адаптированный искусственный интеллект со встроенным лазерным наведением и прибором ночного видения. Это успокаивало.

Начинало смеркаться. Затем появился Шинник и сказал парням, чтобы помогли нам расселиться. Мне достался 505-й номер. Туда мы заехали вместе с Апкой. Разместившись, мы вернулись вниз. Естественно, ни воды, ни света в гостинице не было. Впрочем, как и во всём Светлодарске.

Вскоре за нами пришли парни и сказали:

– Выходите на улицу, Мёрф приехал.

Мёрф! Мой первый командир взвода. Ох, мужик! Вообще без задней. Только вперёд! В безухом шлеме, какой-то сногсшибательной снаряге, с автоматом, небрежно, наперевес. Чёткий, прямой взгляд и море, океан духа внутри.

Большинство людей думает, что Мёрф просто сумасшедший, но на самом деле это не так. Ему просто не повезло родиться в своё время. В другую эпоху. Родись он на свет лет эдак 800–900 назад, когда на полях сражений реками текла кровь, а копья и топоры хищно вгрызались в тела врагов, это был бы его родной дом. Или на песке римского Колизея, где он, взяв в руку меч или трезубец, стал бы настоящим богом Арены, а женщин и золото швыряли бы к его ногам пачками. Когда он говорил нам: «Парни, идём ебашиться!», мы готовы были бежать и убивать всех, не думая о собственной смерти. Это был тот самый Аваддон, уничтожающий хохлов десятками и сотнями.

Насколько я понял, по слухам, он начинал со спецназа внутренних войск «Вымпел». Но, судя по всему, по темпераменту, отношению к делу, с ними у него не срослось. Впрочем, как и у каждого нормального человека с системой. В Компании, по моим домыслам, он уже был лет шесть, на момент начала активной фазы боевых действий в двадцать втором году. В Попасную заходил штурмовиком. После Попасной уже стал взводником, после того как Дикому доверили отряд.

Был случай, когда наши уже заняли Роты, что в Луганской, хохлы решили устроить контрнахрюк. Предварительно у нас что? Правильно! Артподготовка. Пункт связи базировался тогда на железнодорожной станции этих самых Роты. Хохлы по полной нас артподготавливают прям по этой станции. А Мёрф стоит в погрузочном пакгаузе и ведёт боевую работу. Вокруг всё свистит, летит, ебулит. А этот как ни в чём не бывало продолжает двигать группы. Хоть бы хны. Только ус покусывает.

Отважный, не боящийся смерти человек. А хули бояться? Выехать на передок на броне верхом? Пожалуйста. Развернуть передовой узел связи в пятистах метрах от свинорылых? Да плевать, разворачиваем в старом раздолбанном капонире и ведём бой. Всегда жёстко спрашивал с бойцов за проёбы. Всегда чётко и ёмко объяснял. Как надо работать и чем надо работать. Одним словом, специалист высшего уровня.

Конечно, тогда я этого всего ещё не знал, но сейчас я глубоко убеждён, что вещи, которые делал этот человек, под силу немногим людям. Не то что в России. В мире.

В тот момент я просто одёрнул своё внутреннее восхищение его крутым видом и переключился на внимание.

– Здорово, мужики, – сказал Мёрф.

– Здорово!

– Тебе сколько лет? – обратился он к Апке.

– Сорок три года, – ответил тот.

– А тебе сколько? – Мёрф обратился ко мне.

В голове у меня промелькнула мысль, что, может быть, надо бы скинуть себе пару-тройку лет, а то отправят в какой-нибудь инвалидный отряд. Для старпёров. Но сразу же передумал и сказал правду. Раз уж решил, что всё говорю как есть, значит, решил. Ложь во благо – всего лишь одна из разновидностей вранья, ничего более. И неважно, что кажется тебе правильным или неправильным. У тебя всегда есть выбор врать или говорить правду. В этот раз я выбрал второе.

Уже потом, спустя месяцы, пришло понимание, что на войне только правда. Ничего кроме правды. Мне повезло, я сделал правильный выбор.

– Сорок два года, – ответил я.

Мёрф посмотрел на меня, как ипполог на коня на рынке. Хорошо, что не заставил показать зубы и поднять копыто.

– Пойдёт, – подытожил Мёрф.

Потом классический вопрос об АГС, и опять наше с Апкой блеянье.

– Вроде у Сафака всё укомплектовано. Так что, парни, сначала все через штурма, – сказал Мёрф и отпустил нас.

14

Политика Компании на Украине говорит, что каждый, прежде чем занять какое-либо место специалиста, будь то «тяжи», транспорт или тыловые подразделения, должен пройти простой и незатейливый путь штурмовика. Всего-то пара месяцев, и ты можешь претендовать на какую-либо специальность, которая, естественно, не делает твою жизнь безопаснее, но выделяет тебя как специалиста. И, конечно, добавляет немного разнообразия в твоей жизни. Ведь какое удовольствие ты получаешь, когда можно уничтожать врагов не по одному, а сжигать их десятками, сотнями и спасать жизни, прикрывая наших парней огнём.

Был уже вечер. Я подумал, что надо бы покемарить, а то мало ли что. Про неожиданные штурмы в 3–4 утра я был порядком наслышан. Так что лучше было выспаться. Когда я уже заходил в фойе гостиницы, то услышал чей-то голос:

– Мужики, помогите струны отнести Говарду. Тут недалеко, вон в ту высотку.

Там хватало народу и без меня. Я ушёл спать. А мужики, как оказалось, таскали струны часов до трёх утра. И мне не было стыдно. Вообще. Потому что война – не просто доброе слово, но и быстрое дело. И нужно понимать всю глубину наших глубин. Это важно.

Вообще хочу сказать, что на войне юмор – это очень хорошо. Это правильно. И тут кашу маслом не испортить, потому что война сразу напомнит тебе, где ты находишься, когда тебе становится весело. Обязательно напомнит. Я проснулся и дошёл до той высотки, посмотреть, не нужна ли моя помощь, хотя знал, что не нужна. Но надо же было показать, что я ответственный и изобразить такое наигранное недовольство, что, мол, почему меня не разбудили и тому подобное. Внутри себя я хвалил себя за находчивость и радовался до жопы. Пока не наткнулся на картину, которая опустила меня на землю и заставила вспомнить, где я нахожусь и зачем.

С этой высотки Говард работал из ПТУРа по целям, расположенным в Углегорской ТЭС или возле неё. А внизу, у подножья, кучковался мирняк. Жители Светлодарска или около того. Они ждали ящики из-под этих самых струн. Да вообще из-под чего угодно ящики. Помню тусклые пятна лиц в сумерках. Никогда сильно не всматривался. И потом – тоже. Старики и молодые, не различить особо. В нелепой одежде, навроде такой, что мы на даче надеваем. Грязные, жалкие. Такое ощущение, что это были персонажи из какого-то постапокалиптического фильма вроде «Безумного Макса» или «Водного мира».

Ящики им были нужны, чтобы согреться в подвалах многоэтажек, где они укрывались от огневых налётов. Ящики, благодаря которым они могли себе позволить иногда есть горячую пищу. Ящики, которые были для них электричеством, газоснабжением и отоплением. Ящиков хватало не всем.

И главное – запах. Нет не гнилой или там говна какого. Нет. Эти запахи знакомы, ничего необычного. От них разило отчаянием. Какой-то непреодолимой безнадёгой и горем. Я даже невольно отвернулся и не смог на них смотреть. Это было истинное лицо войны. Не горящее железо, не искры тридцатки из БМД, даже не кишки, намотанные на гусеницы. Эти мирные, которые по каким-то причинам не смогли свалить из зоны боевых действий. Это и есть война. Это то, ради чего мы воюем и идем на смерть. Чтобы такого дерьмища не было на нашей земле. Не дай Бог. Я не драматизирую, как вы помните, тут только реальный, мать его, нарратив.

А в это время Говард насыпал свинорылым, как из брандспойта! Самый молодой боец, кого наградили Платиновой звездой ЧВК «Вагнер». За его голову пидоры назначили награду в почти сто тысяч американских рублей. Почти 500 подтверждённых целей! Ахуеть можно!

Уже потом, на позициях, я придумал смешную штуку. Мы сидели в окопах, и когда пролетал болид, выпущенный Говардом, поднимали руки вверх и орали: «Слава Говарду!» Без юмора, как я уже говорил, в том дерьме, что мы были, можно сойти с ума. Десятки, а то и сотни жизней парней были спасены благодаря этому пиздюку из Калининграда.

Потом данная эстафета перешла к Щорсу, но с ним встреча ещё впереди.

15

Утром следующего дня пришло распоряжение от Мёрфа.

«Вновь прибывшим привести себя в состояние боеготовности и быть готовыми выдвинуться в любую минуту».

Я в сотый раз осмотрел начищенный и смазанный автомат. Теперь ты мне дороже члена, братец! Перебрал шмурдяк, проверил рассыпуху, проверил сбросы на ратнике. Я готов! В районе двух-трёх часов за нами приехал Шинник. Мы прыгнули в «Патрик» и помчали в неизвестном мне направлении. Тормознули в частном секторе, выгрузились и двинули дальше своим ходом. Прячась под деревьями и пересекая открытку бегом, мы дошли до гаражей. Нырнули на эту территорию. Фишка нас встретила и провела внутрь. Сказали ждать. За нами должен зайти командир группы и забрать на позиции.

В гаражах я познакомился с Омником, он был наш медик. Небольшого роста плотный парень. В душе не чаю, откуда он. Особо с ним в дальнейшем не общались, но капельницы он ставил отменно!

Мы расположились кто на чём: кто – на диване, кто – на стульях возле стола, а кто и вовсе на шмурдяках. На столе была какая-то скромная жратва, и нам ещё выдали пайки. Напились чая, перекусили. Пришёл Бомбалейло. Он меня помнил по Обухово, я его – нет. В общем, неважно. Поговорили с ним. Бомбалейло подогнал мне влажных салфеток, из запасов подкинул сигарет. Принял как родного. До этого Цыган подогнал мне броню. Каторжанское прошлое возвращало не выплаченные дивиденды.

Как вы знаете, революции делают романтики, а пользуются результатами прагматики. До того как наркодвижение в Металлострое рухнуло, пролилось очень много крови и умерло до фига людей от передозов. Бесполезно умерло. И всё же мы сломали эту систему в Металке, а на смену нам пришёл другой актив. Прагматичный и предприимчивый. В лице Бомбы и Цыгана. По их словам, они тогда, в те свои срока, миллиона по четыре подняли. Это если округлить. Коррупция, чего уж там. Люди зарабатывают в любых условиях. Это нормально. И здесь парни не потерялись, зашли раньше и на правах освоившихся помогли мне уже на войне.

Потом, в какой-то момент, началось движение. Занесли Цыгана. Осколок на излёте прилетел в башку. Получил лёгкую контузию. Третью или четвёртую по счёту. Надо сказать, что Цыган был на хорошем счету. Смелый и рисковый штурмовик. Его положили на диван. Омник поставил капельницу, и Цыган уснул.

Отдельно расскажу об этих парнях. Уже весной 2022 года Первый начал прорабатывать проект «К». Началом стало Санкт-Петербургское ГУФСИН. Первая партия проектантов была собрана из парней с Яблоневки, Обухово и обоих Форносово. Набрали их, кстати, очень быстро. Набор был качественный и умелый. Рубились они знатно. Но сказка о том, как они вырезали хохлов сотнями одним ножом, конечно, сказка. Мне грело сердце, что это были парни из Питера. Многие из них проявили себя достойно. Некоторые стали командирами взводов. В дальнейшем качество человеческого материала упадёт. Но это будет в дальнейшем. В нашем же взводе из проекта «К» было порядка двадцати человек. Почти все они вернутся домой. Почти все.

Наступал вечер. Нас распределили на фишки. Хоть вроде бы и тыл, потому что линия боевого соприкосновения была уже почти у самой ТЭС, но проникновения ДРГ противника никто не исключал. Командира группы ещё не было. Затем, когда уже стемнело, в гаражи зашёл молодой человек лет сорока. Представился Роммелем. Назвался нашим командиром. Мы откликнулись. В нашу группу вошли я, Апка, Артишок, Пробел, Маздур, Соляра, Декади, Сновид, Кетон (но так как он имел опыт снайпинга, то его сразу дёрнули на Небо, и в группе он практически не бывал, за редким исключением). Вид мы все имели, конечно, так себе. Роммель познакомился с нами со всеми, довёл, что скоро будем выдвигаться. Проводников до наших позиций не было. Мы их ждали. К ночи за нами всё-таки пришли.

Мы стали по одному выныривать из массива гаражей, стараясь соблюдать дистанцию и не терять еле видную во мраке вечера спину товарища. Шли тропой вдоль большой водопроводной трубы. Вдали были слышны разрывы и предвещающий звук полёта снаряда, прорезающего воздух. Мы крались, максимально убрав все звуки, общаясь только с помощью жестов. Я поймал себя на мысли, что всё-таки не зря сходил на несколько занятий по штурмовой подготовке в Молькино.

Справа – труба, слева – насыпь, разделяющая водохранилище Углегорской ТЭС и реку Лугань, разделяющую противника и нас. Струна шириной тридцать метров, готовая в любой момент лопнуть и разорваться в темноте стрелкотнёй и разрывами гранат. Но пока всё было тихо. Шли по одной только проводнику известной тропе. Контролировали фланги и в случае увиденного впереди поднятого кулака были готовы, понизив горизонт, раствориться в чернозёме.

Меня часто укоряют, что надо писать о своих эмоциях, мол, струйка пота стекала по моему виску и внутри всё клокотало от пережитого, а глухими ударами кувалды пульсировала вена в жопе. Естественно, не забываем про беспилотники, артиллерию и танки противника. В придачу свиномордый хохол, высматривающий в ПНВ, крадущуюся в ночи русню, которую он планирует резать.

Эмоции! Да ну! На самом деле ни хуя не клокотало и не пульсировало. В реальности ты тащишь себя, тащишь БК с автоматом и бронёй на себе, да ещё и шмурдяк. Какие на хрен эмоции? Дошёл, упал. Отдышался, дальше пошёл. Вот и весь хуй до копейки! Наблюдение, контроль и уничтожение – вот твои действия. Иначе проебал – убило.

Впереди произошла заминка. Мы кого-то встретили. Поступила команда рассредоточиться, и мы упали по сторонам этой огромной канавы, или осушенного канала. Я скинул рюкзак и двинулся ближе к точке встречи. Там стояло трое парней. Рубик, наш проводник, и ещё двое.

– Парни, а где Бита? – спросил я. Мне очень хотелось увидеться с Битой.

– А ты кто такой, что Битой интересуешься? – ответил мне один из двух парней. Это был Сяпа. – Я – подельник Биты.

– Близкий я его.

– Бита на позициях, – сказал Сяпа.

Это была моя первая встреча с Сяпой, второй был Рич. Рич и Сяпа – оба мои земляки, с Питера. Проектанты. Они одними из первых зашли на Украину добровольцами. По-моему, с Яблоневки их забрали, не помню точно. А может, один из них из Форносово. Пройдёт время, и эти двое будут эвакуировать меня на квадроцикле по осенней распутице, когда я подорвусь на лепестке.

Итак, нас довели, и Роммель начал размещать нас по нашим точкам. 135-я точка, в районе дач у Светлодара. Наверное, как день ухода в армию или первый день студенчества, я запомню её навсегда.

Сюда меня отправили вместе с Солярой. На склоне оврага, под раскидистым деревом уже был выкопан небольшой окопчик, и нам предстояло его углубить. Поколупавшись в потёмках, мы бросили это гиблое дело и договорились, кто первый отдыхает. Соляру я отправил первого спать, и мы разошлись. Соляра кинул кости под куст, на устроенную из какого-то хлама и рюкзаков кровать. Я остался наблюдать в окопе.

Ночь выдалась холодной после дождя. Вроде всё тихо. Только рация в руках потрескивала обрывками переговоров в эфире! Первый символ власти, хуле! Шёл какой-то движ, искали некоего Фарша. Потом я услышал голос Биты в эфире:

– Вижу какое-то движение.

– Бита, ты окружён, всё в порядке, – ответили ему, – в смысле окружён своими.

Это была шутка. Говорю же, без юмора на войне никуда. Старый параноик в темноте пытался удержать своих гусей. Я невольно улыбнулся.

Тут в районе километра к северу от нас начались прилёты. Дрожало всё, гремело, как на дискотеке в ДК «Невский» в бытность мою подростком. То ли «Град» отработал, то ли ещё и арта добавилась к нему.

Я глянул в сторону Соляры, он дрых под кустом в ложбинке. Срать на всё. Железные нервы. Сам нырнул в окоп. Выглянул, прислушался. Доложил, что у нас погода тёплая. Осадков в нашем районе нет. Позвал Соляру, подумал, что парня отправил спать, когда хрен уснёшь. В ответ раздался богатырский храп. Кому война, а кому мать родна.

Соляра… Не знаю его имени. Парнишка со Ставрополья. Потомственный учитель. Все в роду были учителями: прабабка, бабка, мать. Он преподавал информатику в младших классах. Коренастый, чуть полноватый медвежонок Соляра. Один из тех людей, глядя на которых я думал: «Что ты здесь делаешь? На хуя?» С другой стороны, кому на хер нужна сейчас информатика младших классов? Сейчас пиздюки лет в пять уже айфон юзают, а в семь своё музло грузят на айтюнс. Что он им преподавать будет? Язык паскаль? Ну бред же.

Ему дядя и посоветовал:

– Хочешь мужской работы – иди в «Вагнер».

Он прислушался.

Где-то что-то хрустнуло. Так! Стопэ! Ага, подкрадываются. Суки! Свинорылые ублюдки! Габыча вам не взять!

Ложная тревога. Никого! Уф-ф-ф, слава яйцам, это просто ветер и трещит лесок.

16

Часа в четыре разбудил Соляру, сам попробовал уснуть. Провертелся в полудрёме часов до восьми. Дальше уже бесполезно заставлять себя, всё равно не усну. Зажгли таблетку, поставили кружку под кофе. Кое-какие харчи нашлись. Позавтракали. Начали укреплять и углублять окоп.

От муторной и неспокойной ночи не осталось и следа. Мы с Солярой продолжали контролить свой сектор. Мимо, откликаясь на «Краснодар – Луганск», прошли бойцы из другой группы или отряда. Я, оставив Соляру на позиции, пошёл пошакалить по округе. Мало ли дополнительно БК найду или жратвы какой. Вдруг повезет, и что-нибудь из снаряги подцеплю.

Одновременно, смотря под ноги и на небо, а также слушая на 360 градусов, я дошёл до частных домов. Оказалось, что эти позиции сначала посетила разведка, потом – накатывающиеся штурма, искать там что-либо было бесполезно. Нам, конечно, объяснили, что от позиций отходить нельзя, ничего не дёргать и не поднимать. Не тобой поставлено, не тебе снимать. Одна из заповедей! Даже сапёры не всё снимают. Но ладно ещё отойти от позиций, это один раз можно (на самом деле нельзя). Так постоянно находились долбоёбы, которые натыкались на растяжки, заходили на минные поля или поднимали с земли сумки, а их потом разрывало напополам.

В общем, я ничего не нашёл и вернулся к Соляре. С напарником мне повезло. Ни он, ни я особо говорливы не были, так что всё общение сводилось к уточнению друг у друга, кто что слышал, как работать из укрытия, какие гранаты лучше. О, выход танка вдалеке… Не по нам!

Так мы провели полдня, то в расслабоне, вслушиваясь в шум ветра в деревьях, то забираясь в окоп, если звук летящего снаряда предполагал близкий прилёт. В середине дня нас собрал с позиций Роммель, и мы приготовились к движению. Двинули на север. Шли вдоль насыпи. Вдали слышались разрывы.

Мы шагали по территории, откуда наши штурмовики уже выбили врага. Обходили воронки от прилётов миномёта и стволки. Молодые деревья были скошены осколками. Встретили ещё наших, они указали Роммелю направление. Потом мы начали забираться с низины вверх и вывалились на дорогу. Там под деревьями копошилось человек двадцать, кто в чём, кто – в броне на голое тело, кто – в одном только мультикаме. Это была точка Андерсона. На этой точке стоял наш каперский экипаж «Чёрной жемчужины» во главе с капитаном Мёрфом.

– Габыч! – окликнули меня.

– Бита! Батя, здорово! – Я повернулся и от радости весь засветился.

Мы поздоровались, обнялись. Обошлось без поцелуев. Он был в майке, в каких-то брюках и в чёрной бандане. Бита спросил, как дела. Узнав, что у меня всего семь магазинов, подкинул ещё три. В магазинах был дефицит. Парни, которые заходили на три недели раньше нас, вообще сидели по приезде на шесть ноль и оттирали магазины от ржавчины и грязи, которые привезли с донецких или луганских складов. Нам повезло, пусть четыре, но чистые. В гаражах Бомбалейло мне подкинул ещё три магазина. И теперь вот Бита. Я стал счастливым обладателем десяти! Итого триста патронов снарядил, пятнадцать упаковок россыпухи – в шмурдяк. Неплохо.

Бита ходил на штурм с девятнадцатью магазинами и столько же, соответственно, россыпухи. Вес БК уже чувствовался, но я же мощь, я могу и больше, если есть на то необходимость.

Послышался звук снаряда, и я впервые увидел, как несколько десятков мужиков одним движением ныряют в окопы. В доли секунды. Парни уже были под обстрелами и знали, чего стоят эти мгновения. Мы тоже не растерялись и прыгнули вслед за ними. Пролетело. Не по нам.

Все принялись опять заниматься своими делами. Готовились к штурму ТЭС, он должен был вот-вот начаться. Дела житейские.

Появился Роммель, отобрал пятерых. Поставил меня старшим этой пятёрки и повёл нас вдаль, оставив позади точку Андерсона с Битой. Мы начали спускаться с восточной стороны дороги.

Впереди валялся дохлый хохол. Этот, видать, был свежий, не вонял. Дальше лежал негр с британским шевроном, уже порядком раздувшийся. Этот уже вонял, сволочь, как надо. Хоть нос затыкай. Мы прошли их и стали углубляться в подлесок к северу от ТЭС.

Дальше начали уже петлять. Роммель заплутал. Стали искать тропу. Потом уже тупо продирались наугад. Потом нашли тропу, двинули по ней. «Краснодар – Луганск». Ага, дошли! Ни хрена подобного. Оказалось, это разведка.

– Аброс, здорово!

С Абросом мы успели познакомиться в Молькино. Парень лет тридцати. Приятный в общении. Тихий, спокойный. Всегда с ним ладил.

– Здорово, Габыч. Занимай мою квартиру!

Парни успели закрепиться и окопаться на позициях. Не знаю, когда они сюда зашли.

– Ничего себе, сколько вы рыли этот таунхаус? – спросил я.

– Да мы таких по три штуки на день роем, – ответил Аброс.

Потом разведка начала собираться. Перед тем как уйти, Аброс подробно объяснил мне, откуда могут пойти пидоры, где прогалины, откуда летит и так далее. А ещё оставил мне повидло и шоколадку.

Роммеля вызвали куда-то по радейке, он откланялся и свалил. Никаких ценных указаний он мне не оставил, поэтому я не стал сидеть и ждать у моря погоды и начал распределять людей по позициям. Отправил Апку и Кетона чуть правее нас, за кусты. Рядом оставил Артишока, Декади и Соляру. Мы заняли позиции, распределили сектора огня. Дальше начали улучшать окопы. Пока одни копали, другие наблюдали. И так мы менялись.

Закрепившись и улучшив позиции, немного отдохнули и попили чайку. Ждали любого звука, на который можно отработать или, наоборот, схорониться в окопе.

Немного погодя примчал Роммель и сразу возбудился от того, как я распределил людей по позициям. Почему так, а не так? Какое я право имею? И прочее подобное дерьмище, ну, вы знаете. В общем, обычная херотень, которую нужно просто пережить. Вроде, казалось бы, ты же сам меня поставил старшим? Что ещё было нужно? Сесть на жопу ровно и отсвечивать, как три тополя на Плющихе?

Не знаю, похоже, дело было совсем не в этом. Что-то ему во мне не нравилось, и это мне было понятно. Скорее всего, он видел во мне заносчивого мудака, охреневающего от своей значимости, к слову, которым я и являлся. И ждал моей ошибки. Но я, уже наученный жизненным опытом, не давал ему такого шанса и не обсуждал его профессиональные навыки. Делал только то, что говорят. Не отходя ни на микрон от приказа! Не хватало ещё на войне говнотёрки между собой устраивать.

Потом Роммель мне сказал следовать за ним. Я последовал. Пошли какими-то чигирями и опять заблудились. Да ёбаный в рот! Не забывайте, что всё вокруг в пэмээнках, лепестках, нет-нет да пролетит мина или снаряд и тяжело ухнет за нашими спинами. Контрбатарейная борьба, в рот её чих-пых, но до неё мы ещё дойдём.

Потом мы вышли на группу штурмов, которая здесь окопалась.

– Куда вы, на хуй, прётесь, долбоёбы? Через несколько десятков метров уже пидоры держат оборону. Жить совсем надоело?

Так я познакомился с Защитой. Он был и есть знатный воин. Крутой тип. Не из трусливых и с головой. Парни подсказали нам верный путь. Мы немного поблудили и начали узнавать знакомые места. Мертвый пидор и мёртвый негр. Отлично! Почти пришли.

Снова вывалились под деревья на точке Андерсона. Роммель оставил меня в расположении Биты, сам отлучился. Я перекинулся парой слов с Битой. И не стал его особо отвлекать, потому что он был весь в хлопотах. Перекладывал шмурдяк, проверял БК и ствол. Пусть занимается. Важная хренотень.

Пошёл осмотреться по позициям. Наткнулся на Роммеля и Алота. Алот был молодой парнишка из Симбирска. Пиздюк пиздюком, а уже командир группы. От него первого я услышал выражение «Война – мой дом». Тогда я подумал: «Матерь божья, ты себя видел? «Война – мой дом»? Иди, сопли утри и жопу тальком посыпь». Позже, прожив за лентой с месяц, сам начал так говорить. Могу сказать, что особого напряга пребывания в этих местах у меня не возникало. Я действительно чувствовал себя вполне комфортно, если можно так выразиться.

Роммель и Алот сидели и гадали над распределением огневых средств. Рядом с ними лежали гном[5], граник[6] и пулемёт Калашникова. Я стоял рядом и молчал. Потом, прикинув свои физические и умственные способности, не выдержал и сказал:

– Мужики, дайте мне что-нибудь, я здоровый, могу всё.

По итогу мне досталось быть вторым номером пулемётчика. Первым номером стал Пробел, так как он бывал в ополчении и имел опыт работы с ПК. Ёбаный ад! Всё бы хорошо, но Пробел мог нести только пулемёт. На БК его уже не хватало. Он был мужиком с Белгородщины лет пятидесяти с небольшим. И, как большинство мужиков нашей страны, после сорока порядком пропитой. Физуху не тянул и тарахтел без остановки.

Мы с Роммелем снова выдвинулись к парням, где мы их оставили. Сопроводив меня, он опять ушёл. Это было нормально, я уже начал привыкать. Через полчаса вышел на меня в эфире и приказал сматываться всем и возвращаться на точку Андерсона. Кетона снова куда-то дёрнули к большим головам, и его БК и винтовку тащили мы.

По моему возвращению Артишоку достался гном, а Соляре – два ведра с гранатами к нему. Я изрядно повеселился, когда он экипировался. Вес Солярой был взят, но ни хрена не легко. Штурм близился.

Потом Роммель собрал нас всех. Вернулся Кетон. Поступила команда «к выходу». Выходил я, имея на себе каску, броню, автомат, БК к автомату, гранат девятнадцать штук (добрал, конечно, на штурм же идём). И, как приятный бонус, около двух тысяч патронов к пулемёту в лентах, коробах и россыпью. В общей сложности вся эта халабуда была весом под центнер.

Я загрузился и готов был идти. Шагал я примерно как тот терминатор из жидкого металла, когда его залили на заводе азотом. Вот сейчас и будет момент истины.

17

Роммель скомандовал старт. Я поднатужился, встал. Шаг первый, второй. Не пристраиваться к впереди идущему, держать дистанцию. Подъём, градусов на овердохрена. Дорога уходила вверх. Мы двинули к северу от треугольника, заходя справа от ТЭС. Роммель пошёл в голове. Первым номером.

Роммель! В повествовании я выскажу много мыслей по его поводу. Возможно, читая эти строки, он воспримет их негативно. Быть может, кому-то тоже покажется, что у меня к нему есть какое-то отрицательное отношение. Но нет! Совсем нет. Война – это чистилище. Не ад и не рай или какая другая залупа, в которую я не верю.

Тут ты голый, и все тебя видят таким, какой ты есть на самом деле. Смысла нет кем-либо казаться, как на гражданке. Говно всё равно всплывёт, а идеальных людей не бывает. Ну, кроме меня. Конечно, всё это шутки, но скажу так: благодаря Роммелю мы смогли максимально мягко вкатиться в эту войну. Ну, основная часть моей первой группы. И большое ему за это человеческое спасибо.

Перекрёсток мы пересекали на измене. Было замечено движение живой силы противника на западе от нас. В районе разбитого моста возле ТЭС. Пересекли пространство дороги. Естественно, открытку – бегом. Помните мой вес? Я тоже, блядь, трусцой, только чувствовал, как трусы намокли и прилипли к жопе. Плевать, северяне не сдаются! В общем, движемся. Без задержек.

– Контролить правый фланг, пидоры могут быть в том леске, за сварным забором, – прилетело от Роммеля.

Впереди нас были звуки авиации. Мрази, которые вылезли на открытку, нырнули обратно в зелёнку. Мы увидели, что наши стрижи заходят на вираж, после того как отработали по позициям укропов. Возможно, попали. Отбой воздушной тревоги.

Продолжаем движение. Слева началась открытка. Квадрат размером метров сто на сто. В средине был отвал земли полукругом, в сторону ТЭС. На юго-запад. Половина нашей группы двинула налево с Роммелем. Половина, в которую входил я, заняла позиции в середине открытки у отвала. В круговой обороне.

Поступила команда двигаться за ушедшим с частью группы Роммелем. Ещё двадцать метров, остановиться. Я уже не стал понижать горизонт, идите спать. Я понял, что если я сейчас опущусь к матушке-землице, то она меня не отпустит вверх обратно.

Прислонился шмурдяком к забору. Наблюдаем. Команда. Двинулись вперёд. Зашли через дыру в заборе в рощицу. Справа ров. Стоп. Упасть. Вперёд. Три метра. Стоп. Занять позицию для ведения огня. Отдышался. Команда «вперёд». Ещё пять метров. Стоп. Упасть. Занял позицию для ведения огня. Обратил внимание, кто в какую сторону нырнул. Ждём. Вдох, тук-тук. Выдох, тук-тук-тук. Сердце ломилось из-за рёбер.

Кто-то съехал на жопе в канал. Если бы хохлы были рядом, нас бы, конечно, порвали. Прилично порвали. В эфире, который нет-нет да оживал, впервые услышал Дикого в работе. Роммель въебался в жир ногами и не туда нас завёл. Дикий предлагал ему разобраться и выйти достойно из ситуации. Вывести группу на верный маршрут. Естественно, в радейке звучала другая лексика. Роммель, мне кажется, сам не предполагал, что у него есть столько родственников и какие мероприятия можно было проводить как с ними, так и с ним лично в том числе.

Севернее от нас двигались группы Чарого. Это был первый взвод. Могли покрошить друг друга легко. Особенно если нет связи. Но наш шестой отряд отличался организацией. Дикий не стал нас двигать западнее или севернее. Вместо этого дал указание вернуться на исходные позиции. Мы той же дорогой вернулись на точку Андерсона. Ещё разок с тихим кипишем пересекли тот перекрёсток и вернулись на исходную.

Если честно, то я не знаю, специально ли Роммель пропустил тот перекрёсток и не повёл нас на запад. Или, чтобы не пустить нас сразу в пиздорез, завёл в тот подлесок, где мы упёрлись в непроходимую водную преграду в виде каналов. Официальная версия звучит так. На телефоне в программе навигации были ошибочно не указаны каналы вокруг ТЭС. Припёрлись на исходную.

Сказать, что я был в ахуе, не сказать ничего. Сами, думаю, понимаете. Сотку килограммов туда, сотку килограммов сюда. Присел, прилёг, покурил, вспотел, охуел. Нормально.

В этом нашем первом проникновении в штурм сделал для себя одно наблюдение. В траве с разными интервалами валялись гранаты. Это не пидоры. Какое-то уёбище или несколько скидывало БК. Из наших. Начали пробивать втихую, никто не признался. А гранат мы нашли штук пять-шесть.

Мы вернулись и упали. Начинало сереть, и, судя по небу, дело было к дождю. Все разместились под кронами деревьев. Зажгли таблетки попить чаю после похода. Ещё все безостановочно палили БПЛА. Я же не упоминал о такой радости, как БПЛА? Терминатора смотрели? Нет? Вам пиздец. Проебёшь беспилотник, прилетела арта и убила.

Роммель, по обыкновению, куда-то съебал. Потом подошёл парнишка, спросил нож. Парень харизматичный, приятное лицо и такой же приятный голос. Нашли ему нож, дали. Он вернулся, вернул нож и предложил кофе. Все промолчали. Думаю, тоже промолчу, подожду. Прошло где-то полчаса, я поднял свою жопу и пошёл осмотреть место, где нам пришлось расположиться. Метрах в тридцати увидел паренька, который предлагал нам кофе. С ним сидел Роммель.

– Я за кофе. Я – Габыч.

– Я – Мельник, держи, братан.

Мельник мне дал косметичку, я открыл молнию, там была целая пачка молотого кофе, трофейного. Как же я люблю кофе! Основная масса людей не видела разницы между растворимым и кофе в зёрнах. Или просто не отдупляет.

В пайках был только хреновый, растворимый, в пакетиках. И этих десяти граммов было мало, чтобы выпить кружку напитка, хотя бы как-то напоминающего кофе. Здесь же был кофе. Реальный, сука, настоящий. Я сразу это понял. По запаху.

Вернулся. Достал паёк, сложил подставку под таблетку, установил кружку с водой и задумался в ожидании, когда вода закипит. Вода закипела. Народ, конечно, сразу отреагировал на действие, произведённое мной. Засуетились, зашевелились.

– Есть кофе?

– Идите на хуй. Я полчаса смотрел за вами, хоть бы один жопой шевельнул. Все сидели и ждали, когда кто-то за вас сколотит движуху.

Я заварил себе жирного, горького кофе с пенкой. Поделился я с кем, уже даже и не помню. Вроде с Апкой или Кетоном.

18

Судя по эфиру, наши уже зашли в ближайшие сооружения ТЭС и проникли в подземные этажи этого удивительного мегалита империи сверхлюдей, что жили до нас. Именно так выглядела Углегорская ТЭС. В мраке войны она неотвратимо напоминала какой-то гигантский каменный памятник древних технологий, которые мы безвозвратно утратили.

Подумать только, всего пятьдесят лет назад тысячи людей строили это место, меняли течение реки, боролись с природой, чтобы вырабатывать гигаватты энергии во имя империи, а потом тысячи ходили сюда на работу каждый день. Это не сравнить с теперешними мини-офисами, мини-производствами из сэндвич-панелей и стеклянными офисами «open space style» с коктейльными мини-барами вместо столовой и зонами отдыха «antistress» с ортопедическими диванами и подушками для коротко-глубокого сна, чтобы восстановить биоритмы и справиться с гипоксией. Там никто не спал во время работы, никто и слыхом не слыхивал про какие-то там биоритмы. Эти люди хотели мира во всём мире и покорять космос. Они строили будущее.

Была дана команда «стоп». Закрепиться на достигнутых позициях. Я в третий раз за день закрепился на точке Андерсона. Андерсон, братец, хорошо, что ты мне ещё не снишься.

Задувал ветер, сыпались редкие капли дождя. Прореженные кроны деревьев пока их сдерживали. Сумерки уступали место южнорусским, тёмным, непроглядным вечерам. Я размотал спальник, расположился, прикрыв себя стволами со стороны возможного прилёта.

Уже в полудрёме я размышлял: «Хорошая же работа! Убивай врага, собирай трофеи и бабки получай. Не работа, а мечта. Завтра, возможно, ты завершишь свой путь. А может, раньше, так как случайный прилёт может быть по твоему месторасположению. Просто промахнулись и попали по нам. Дело житейское».

За этими мыслями я уснул.

– Габыч где? – послышались крики откуда-то из сна.

– Габыч?

– Да.

– Вон, там смотри.

Я проснулся, поднял голову. Это был Мельник. Тот парень, что угостил меня кофе на точке Андерсона. Мельник был проектантом, зашёл вместе с парнями из Яблоневки. Насколько знаю, парень из хорошей, интеллигентной семьи. В его семье есть люди, связанные с высшим обществом в Питере. Золотая молодежь, мать его за ногу. Мельник, наверное, это я лет в двадцать. Я дурил по-другому, а этот крендель любит машины. Государство не разделило его необузданной любви к хорошим тачкам и влепило ему 166 УК РФ. И там, на зоне, у него были сотни вариантов, как отмотать пару лет, особо не потея, но Мельник же раздолбай, он решил: пойду ебашиться вместе с пацанами. Как вы думаете, что подумала его мама? Это, конечно, совсем другая история, но сейчас он здесь, с нами.

Он позвал меня за собой. Мы двинули в темноту вдоль дороги.

– А фишка? – спросил я

– Не гони. Всё работает.

Я спросил про это, потому что недавно, пока мы тусили на сто тридцать пятой точке, фишка проебала, как пидоры подкрались к нашим позициям и, закинув гранаты в окоп, зажмурили двоих наших. О таких происшествиях молва разносится быстро по позициям. Когда обостряется внимание, то мелочей не существует. Ты обращаешь внимание на любые звенья, которые на тоненького.

Завоняло мертвечиной, прошли мимо смрадохохловонючек. В темноте я подметил, где раскиданы цинки с 5.45. Дошли до груды веток. Мельник пригласил переночевать в своей норе. Мы забрались туда. Несмотря на ливень, сделанная крыша выдержала. Было тесно. Мы с ним лежали бок о бок.

Я начал постигать сон по бразильской системе. Это когда каждые минут сорок ты снова просыпаешься от поворота соседа во сне или от звука снаружи. В этом режиме прошла ночь. Утром поднялись, мы вернулись к группе. Дождь лил так, что некоторые парни проснулись кто в луже головой, а у кого ноги утонули.

Дальше по команде выдвинулись от треугольника к ТЭС. Крались зигзагами вдоль всей дороги. При пересечении границы станции все ещё больше напряглись. Сначала затаились за какой-то разбитой подстанцией, потом двинули дальше к административному корпусу. Заползли внутрь.

У КПП в фойе расположились группы Алота и Биты. Все опять собирались на штурм. Мельник был с нами, хотя был из проектантов. Все наводили суету. Кто заваривал чай или кофе, кто снаряжал магазины или подтягивал снарягу, чтобы не гремела и не хлестала по телу. Я с утра размялся со своим БК, правда, частично скинул на товарищей по группе. Несколько двухсотых коробов покинули меня и перекочевали в крепкие руки моих соратников.

Появился Мёрф, начал ставить задачи командирам групп. Вернулся Роммель. Нам предстояло идти по верху. Зайти через четвёртый этаж и воздушный тоннель, зачистить первый и второй цеха Углегорской ТЭС.

– Роммель, а можно, я с вами пойду? – спросил у Роммеля Мельник.

– Ты же в группе у Биты, – ответил Роммель.

– Да не важно, – не успокаивался Мельник

– Как не важно? Бита – командир твоей группы, спроси у него добро, – вмешался я.

– Всё ищешь, где теплее. Ну-ну, иди с Роммелем, – произнёс вдруг возникший из ниоткуда Бита.

Дело в том, что поначалу проектанты шли отдельными группами, и с бригадными штурмами их не смешивали. У нас в отряде их именовали зэтками. И вот такой неожиданный переход Мельника к нам в группу было новинкой. Без уведомления Мёрфа. Хотя мне-то что. Не моё дело.

19

Все собрались, подпоясались, тронулись. Мы начали карабкаться вверх по лестнице. Группа Биты – через первые этажи административки и переход в пространство, между цехами и складскими помещениями ТЭС. Мёрф и Алот со своей группой – через большие ворота первого цеха.

Так мы поднялись до четвёртого этажа, контроля углы и прикрывая друг друга. Как умели, конечно. Вывалились в коридор. Здание пострадало от артобстрелов, во мраке коридора светились дверные проёмы без выбитых взрывными волнами дверей.

Контакта не было. Метр-другой, кабинет, чисто. К следующему кабинету, чисто. Ещё бесконечное количество мест, где могут находиться враги, везде чисто. Дальше – воздушный коридор. Метров сто длиной. Он представлял собой застеклённую галерею, протянутую от административного корпуса к первому цеху. Сто метров стопроцентного огневого поражения. Проходить по нему – самоубийство, в случае если укропы его контролят.

Мы закрепились. Взяли под контроль коридор и близлежащие лестницы. Снизу появился Рубик:

– Воды хотите? Мы там столько воды нашли!

– Да, давай.

Тут же несколько человек ринулись с Рубиком вниз, где вода. Принесли воды, каких-то батончиков энергетических, ещё какой-то еды. Попили воды, и жизнь стала намного ярче и красочнее. Есть я не стал. Жратва лишнее. Обычно с собой на штурм берёшь только БК. Как можно больше БК. И ещё чуть-чуть БК. Если ты нормально справляешься с этим весом, то шикани, возьми полуторалитровую бутылку воды и пачку галет. Бывает, эта бутылка воды тебе суток на трое. Галеты обычно оставляешь. Перегруз. Ну да отвлёкся я.

Появился Роммель, дал команду пересекать коридор. Быстро-быстро семеня своими лапками, мы пересекали этот воздушный тоннель. Пока ни единого выстрела. Зашли в первый цех. Краем глаза увидел Алота и Мёрфа с группой. Они заходили в большие ворота первого цеха и рассыпались в цепи и тройки за укрытия. Сопротивления пока никто не оказывал.

Мы продвигались дальше. Первый цех, никого. Зашли во второй. Внизу всё так же двигались Алот с группой и Мёрф, по верху – мы. Мой первый номер пару раз пошатнулся. Спокойно, Пробел. Роммель с Мельником и кем-то ещё пошли вперёд. Я, Пробел, Маздур и Артишок заняли позиции, не доходя до пульта управления. Наконец-то можно опустить жопу на составленные цинки. Как же я устал.

Затем прошла команда от Роммеля выдвинуться в конец второго цеха. ТЭС зачищена. Сопротивления не было встречено. Анализируя это, я понял, что хохлы откатились, так как ополчуги забирали Новолуганское, а наши подразделения на севере, продвигаясь от Рот к Вершине, грозили захлопнуть крышку этого котелка.

По моей информации, а информацию надо собирать исключительно на автомате, параллельно со всеми своими делами. Так вот, по моей информации, от ТЭС к Кодеме умчало семнадцать хохлячьих «капель». И ещё тот сраный танчик, который прятался во втором цеху и которого не могла никак достать наша немногочисленная артиллерия и Говард. Этот танчик достаточно долгое время трепал нам нервы.

После того как мы заняли ТЭС… Штурмом это всё-таки назвать нельзя… Сразу же как из-под земли возникли фишки в тех местах, откуда можно контролировать приближающегося врага. Я зашёл в коридорчик, он вёл к кабинету заведующего чем-то там. И начал осматриваться. Набрал какой-то еды, оставленной хохлопитеками, медицины в виде жгута Эсмарха и ещё по мелочи. Мелочь, но всё-таки приятно. Омник же выдал нам в гаражах только трамадол и ипэпэшку (перевязочный пакет).

Естественно, осматривая полутёмные помещения, я ожидал растяжек, толкал двери палками. Это понятно. Об этом никогда нельзя забывать. Война, хуле. Мало ли эфка или эргэдэшка в стакане стоит наверху. Но никакой инженерки не было.

Я сложил свой нехитрый трофей на стол, нашёл лист бумаги, написал: «ГАБЫЧ». Положил сверху на свою добычу.

Судя по шуму, кто-то из штурмов начал осваивать соседние кабинеты. Я выглянул в окно. Это был Навля. Молодой парнишка, бывший омоновец. Мёрф его стебал, мол, это тебе не у бабок пенсию палкой выколачивать на рынке. А вообще, нужно понимать, что к шуткам и подколкам в свой адрес все относились нормально и с юмором. Никаких обидок и прочего говнища.

Навля сказал, что на верхнем ярусе второго цеха будет квартироваться группа Алота. Откуда-то появился Щорс с Сильным, притащили коробки всякой разной еды.

– Это откуда, парни? Там ещё есть?

– Есть-есть. На жопе шерсть тоже есть.

Наша группа расположилась внизу, в западной части второго цеха. У выхода. Мы побросали спальники на карематы, и я, наконец, кинул кости. Потому что охренел от штурма со всеми нагрузками. По-другому не скажешь. Часа через полтора я отдохнул, и у меня начался чёс. Если Щорс и компания смогли найти что-то ценное, то неужели я хуже?

Рядом из ниоткуда возник Кетон.

– Кетон, бери верёвку, пошли мародёрить!

– Сейчас, мне тут надо это, дело надо сделать.

– Братан мы лишний час просрём, потом ничего не найдём.

– Пять минут, и идём.

Знаете, какая штука? На нашем языке мародёрить – это не кошмарить мирняк, а собирать трофеи. Когда заходишь на позиции, которые оставил враг, то прежде всего нужны любые вещи, которые могут дать информацию о противнике. Ноутбуки, карты, планшеты, гаджеты и прочее. К тому же у меня снаряга была не в полном комплекте, и нужно было добирать по месту. Плюс, конечно, ещё всякие другие разные ништяки вроде лакомств и нужных в быту предметов.

Я оставил личные вещи на точке и отправился налегке. Налегке – это броня, разгрузка с магазинами и гранатами, автомат. Мы двинулись в сторону первого цеха. Выскочив из цеха, мы быстро пересекли открытку и нырнули к административным помещениям за вторым цехом. Стояла «Хонда СР-В». Её долго никто не трогал. Где-то полгода назад, по моей информации, запустили трассер, что она заминирована-переминирована, поэтому трогать её и не подумали от греха подальше.

Зашли с Кетоном в первую дверь. Ничего. Большое, абсолютно пустое производственное помещение, и посередине только одинокий белый холодильник. Понятное дело, ловушка. Не правда ли, подозрительно? В абсолютно пустом большом помещении стоит один холодильник. Там или эфка к двери примотана, или что похуже.

«Тупые они, конечно, хохлы. Хотели Габыча обмануть», – подумалось мне тогда.

– Братан, готовь верёвку, – сказал я Кетону.

– Всегда готов.

Мы аккуратно подошли к холодильнику, смотря под ноги и по сторонам. Мы аккуратно, на цыпочках привязали верёвку к ручке, вышли из помещения за стенку. И Кетон дёрнул. Ничего. Зашли, посмотрели. Уже не помню, что в нём лежало, но нас это не заинтересовало. Пошли дальше.

Между вторым цехом и административными зданиями в коридоре у них был целый городок. Хм, а хохлы не дурно жили. Стояли плиты для приготовления пищи, стиральные машины, всяких там коробочек и баночек было до жопы.

Мы активно начали дёргать хохляцкие шмурдяки. Ни один не взорвался, но зато мы начали обрастать всякой вещевой дрянью.

И тут Кетон повернулся ко мне:

– Посмотри…

В руках он держал тавро в виде трезубца. Мы допустили версию, что таким образом они ставили клеймо на наших захваченных в плен бойцах. Кетон его припрятал, и мы пошли дальше. Наткнулись на медчасть. Повсюду были разорванные ИПП (индивидуальный перевязочный пакет), одежда со следами крови. В этом же месте было много энергетиков и натовских пайков. И могу сказать, что эти пайки были просто матушки мои! Не в каждом кафе готовят так! Какой же вкусной была еда из вражеских ИРП[7]! Потом мы нашли пару мешков, начали складывать. Вытащили на улицу.

– Пойдём, ещё быстренько глянем, – сказал я.

Заглянули ещё в одно помещение. Где-то тонна макарон, тонны полторы пшена, мюсли «Рибок», шпроты, тунец, килька в томате, сгущёнка, овощи всякие разные.

– Кетон, надо брать носилки, телеги и гнать сюда народ. Если проебём, ничего не достанется. – Я понимал, что нужно дожимать вопрос.

– Ага, – сказал Кетон и нырнул ещё в одну нору.

У парня проснулся охотничий инстинкт, ему было уже не до этого. Он в запале перестал соблюдать технику безопасности. Просто стал хапать всё подряд. Я чертыхнулся, наорал на него и запустил в него банкой шпрот. Исключительно для того, чтобы привести парня в чувство. Кетон, согласившись с весом моих доводов, пришёл в себя и, нагрузив найденную тут неподалеку телегу нашим скарбом, покатил её к месту нашего дислоцирования.

Мы вернулись и, скинув груз, немного передохнули. Потом организовали с собой ещё человека четыре. Взяли пару носилок и ещё одну телегу. Часа через три мы, гружённые, как ИЛ-76, и довольные, как мамонты, вернулись с добычей домой. Домом я буду называть то место, где в данный момент располагаюсь.

Разгрузились. Забили продуктами помещение рядом с нами. Вытащили большой стол и рядом поставили найденный мангал с установленной в него газовой горелкой. Я попросил парней, несмотря на усталость, поискать газовых балонов, потому что горелок разных было много, и газ кончится со скоростью света. Нас-то тоже было сотни две. Пока парни ходили, я с оставшимися парнями приготовили пожрать.

О-о-о, как же вкусна нормальная еда после долгого перерыва! В пайках, которые нам выдавались, можно было есть только шоколадку и повидло. Всё остальное – такое. Хотя с самого начала я подсел на зелёный горошек с говядиной. Ну а тушёнку можно есть только в замороженном виде и с большим количеством чеснока. И это не та хорошая и вкусная еда из армейских пайков, которую сейчас распродают на «Авито». В больших объёмах, со свежими сроками годности какие-то не понятные мне люди.

20

В общем, суть да дело, вечером нам добавили в группу ещё одного бойца с позывным Библос. Возможно, моего возраста. Ну, плюс-минус. В миру банковский служащий, или банкир, или госслужащий. Хрен его разберет. Первым делом он попросил у Роммеля выдать ему прибор ночного видения (ПНВ) и штык-нож. Мы напряглись. Всякое бывает, но вроде обошлось без последствий. Так он на фишку и ходил с ПНВ и штык-ножом. Странный тип, но воевал неплохо.

Потом был случай. ТЭС была очищена от хохлов, но вокруг нет-нет, да замечали ДРГ противника. За фишку наверху отвечали парни Алота. Внизу – наше подразделение Роммеля. В один прекрасный вечер фишку у восточных ворот второго цеха досталось нести Пробелу и Библосу. Они же настоящие наёмники. Пираты, джентльмены удачи! «Вагнер» же не армия! Зачем эти условности. И они на фишку похуярили в одном термобелье. То есть автомат в руках и всё. Это как на флоте была форма, называлась «полтора». Кальсоны с вываленным членом.

Естественно, на объект приехал Мёрф, дабы проконтролировать, как мы там расположились, как несётся фишка. Это я, простой боец, так думаю, что за этим приехал. В общем, не суть. Заходит Мёрф на фишку, а там эти два мудня в термобелье. Парадокс! Тут же нам поступила команда от Роммеля привести себя в боеготовность и всей группе ловить ДРГ по всему цеху. Со всеми вытекающими. Как положено. Часов до пяти утра мы их ловили. Мёрф умеет внушить личному составу, как решить, так сказать, бытовые вопросы.

Следующие дни отдыха я посвятил более тщательному обшариванию ТЭС. Я, Алот и Кетон поднимались на самый верх, чтобы осмотреть, откуда хохлы наблюдали за нами и корректировали арту. Ничего интересного не было. Всё было подчищено. В одну из таких вылазок я обзавёлся нормальной броней и каской. Базовые потребности я закрыл. Можно работать.

Как-то одним утром сижу на фишке, стук в дверь. «Краснодар – Луганск». Открываю, заходит разведка. Тогда разведкой руководил Триполи. Смотрю, Зеланд, худющий, глаза впали, но держится. Разведка могла сутками без остановки двигаться по территории, которую контролируем мы или контролирует враг. И, конечно, они делали львиную работу по выявлению и уничтожению противника. Я, как гостеприимный хозяин, пригласил парней пожрать и попить чаю. Они все уселись, лупят за обе щёки. Приятно на душе.

Смотрю, Монастырь здесь тоже, но уже с подбитым глазом. Триполи был жёсткий тип, а Монастырь так своей метлой и не научился овладевать. За что и выхватил. Вообще разведка крутые. Что сказать. Я наблюдал за ними, когда они сидели у меня и пили чай. Не передать словами, когда смотришь на этих парней и представляешь, какой объем работы тащат на себе эти солдаты Империума. На их лицах не было эмоций, и в то же время было понятно абсолютно всё. Я смотрел на парней и понимал, что никакая сила на земле не сможет нас победить. Кто? Да ну на хер!

– Возьми вот этих натовских печенек, очень вкусные, – сказал я Зеланду.

21

На следующее утро нам сказали готовиться, будем выдвигаться на боевую задачу. Мы привели всё в порядок, подтянули разгрузки, чтобы не болтались, проверили оружие и проч. Потом, когда мы уже захватывали трофейное оружие, то своё сдавали, чтобы не нести за него ответственность, а работали трофейным. Почистили оружие. Оружие всегда должно быть чистым. Это не обсуждается!

Утром вывалились с ТЭС. Так же колонной, держа дистанцию, начали движение в дачный массив, что между Новолуганском и ТЭС. Пройдя километра четыре, Роммель разделил нас. Меня, Декади, Апку, Соляру оставил, остальных забрал с собой и двинул с ними дальше. Кетона откомандировали в первый взвод снайпером.

Нам досталась позиция метрах в трёхстах от бетонного забора. Для чего мы здесь? Кого здесь мы сможем убить? Хуй знает. А впрочем, плевать, Роммелю виднее. Он командир.

Начали окапываться. Это был мой первый окоп в жизни. Как вы помните, я служил на флоте, а это тапочки, роба и ПДА (портативный дыхательный аппарат) на всякий случай. Никаких окопов на подводных лодках.

Я, конечно, здоровый лось, могу носить, тащить, толкать. Но вот копать… С детства не любил. Свой окоп я лениво ковырял дня три. Доковырял до того, что кое-как в него всё-таки поместился.

Ничего не происходило. С утра до вечера мы смотрели в забор. Иногда над нами пролетали снаряды. Наши и их. По нам никто не работал.

Утром собирались четыре человека и шли на ТЭС загрузиться пайками и водой. Мне обычно забивали большой белый мешок, бутылок под тридцать полторашек с водой, и мы возвращались. В одно такое утро мы двинули по классике за провиантом. Вдали услышали звук двигателя автомобиля. Из-за поворота показался увзик. Оказалось, что Мельник где-то нашёл стоячий уазик, запустил и поехал. За ним бежал Артишок. Нас подвезти, конечно, никто и не подумал.

Мы пошли своим путём и через километр увидели этот уазик. На котором ехал Мельник. Завести-то он его завёл, но, оказывается, в движке не было масла. Он словил клина. Тачка встала. Зато Артишок и Мельник успели маркером на нём написать «Роммель, Артишок, Мельник». Красиво так, с узорами. После этого наша группа получила негласное прозвище «Долбоёбы Роммеля».

Проведя с неделю на боевом задании, мы вернулись обратно. Нас ждал приятный сюрприз. Во втором цеху было трёхэтажное здание. Второй этаж заняли какие-то наши типы (не помню, кто) и подопечные Шинника. На первом Шинник организовал склад. Тут же устроили пищеблок, посиделки. Нашей группе достался третий этаж. Там стояли скамейки. Узкие такие, неудобные, но всё же. Мы натаскали ватников, которые нашли в цехах ТЭС, застелили ими эти скамейки и сделали себе лежанки. Теперь мы спали не на голом бетонном полу, а как будто бы почти на кроватях.

В тот день на фишку я заступил в тапках, потому что с боевой задачи возвращались в лютую дождину. Приезжает Мёрф, заходит, смотрит на меня:

– А чего в таком виде?

– Так дождь был, вымок весь, – отвечаю я.

– И чего, я тебе обязан чем-то, или ты мне одолжение делаешь?

– Нет, нет, – ответил я и сделал лицо как можно виноватее.

На фиг надо с командиром пререкаться, да ещё и по какой-то ерунде, когда сам и виноват. Пока ты ещё говно никчёмное, никак себя не проявил.

22

Как-то раз, вернувшись с одной из боевых задач, я познакомился с Саней Резистором. Нам в цех загнали две бэхи. Первая была «Алёнка», с прикомандированным экипажем. Такие себе ребята. Ничего особенного, да и аппарат свой никак не могли привести в порядок.

Вторая бэха – «Ёж». Работали на ней Слава (я не помню его позывной, взрослый мужик) и Саня Резистор из Ярославля. Саня был из «контрабасов», то есть доброволец-контрактник. Долгое время работал инструктором по владению бэхами, когда служил в минке. Знал о своей машине всё. Приятен в общении, и мы любили с ним потрындеть.