Дао и Дзен

Пролог

“Всё под контролем, пока ты сам в это веришь.”

– Шарль Буковски

Полноватый, уже седой человек сидел на террасе своего подмосковного дома, с видом хозяина жизни попыхивая сигарой. Он не любил сигары, но считал их атрибутом успешного мужчины, тем более что их часто дарили коробками на корпоративах.

Дом, доставшийся в наследство от отца, медленно поглощала энтропия, как и всё, что так или иначе связано с эпохой развитого социализма.

– Этот дом помнит лучшие времена, – бормотал он, макая сигару в виски.

– Анастас! – раздался из дома раздраженный крик.

Супруга, затянутая в домашний халат, появилась в дверях с телефоном в одной руке и чашкой кофе в другой.

– Они опять хотят предоплату, – сказала она, пожимая плечами и делая круглые глаза.

– Ничего платить не будем, – ответил он, вспыхнув, как зажигалка. – Пока не сделают хоть что-нибудь.

– Они говорят, что им надо купить материалы.

– Пусть покупают на свои, – отрезал он. – Вечером приеду посмотрю. Главное – держать контроль.

Эти слова были для него мантрой. Держать контроль – над строителями, над женой, над всей своей жизнью, которую он с каждым годом чувствовал всё более ускользающей. Человек этот не подозревал, что ремонт станет не просто долгой битвой с бригадами строителей, но и путешествием вглубь самого себя. Причём без проводника и с риском заблудиться.

Анастас

«Жизнь – это не шахматы, где важна стратегия. Это рулетка, где важен подход к крупье.»

– Виктор Пелевин

Звали его Анастас Олегович Дергачёв, но сослуживцы, предпочитали сокращение – ДАО. В этом прозвище было нечто мистическое, как будто оно само указывало на неведомый путь, но сам ДАО воспринимал его просто как удачную игру букв. Имя Анастас досталось ему от родителей, страстно любивших любую власть, будь то царская, советская или даже военная диктатура. Особенной любовью они пылали к Анастасу Микояну – мастеру выживания в условиях, когда твой ближайший друг мог превратиться в личного врага ещё до обеда.

– От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича, – говорил отец, выгружая из потертого фибрового чемоданчика наркомснабовский паёк.

Отец оставил ему не только дом в Подмосковье, но и весь спектр нехитрых механизмов социальной эволюции. Он мог учить своего сына часами, как правильно подать руку, как в нужный момент изобразить искреннее восхищение начальником или как невзначай упомянуть общих знакомых. Однако вместе с этими навыками он оставил в наследство и органическую ненависть ко всему чуждому: чуркам, хохлам, чухонцам и другим представителям меньшинств разного рода. Упоминание имени "Израиль Яковлевич" вызывало у него гримасу апоплексии: красные глаза, пена у рта, сжатые кулаки. Армянский вопрос он, конечно же, обходил стороной, потому что Анастас Микоян был слишком важным символом для его системы координат.

Сам ДАО вырос как диковинный гибрид советского интеллигента и корпоративного менеджера. Ему досталась способность быть колоссально стрессоустойчивым к рутине. Рефлексия была ему чужда. Умение смотреть на вещи с разных точек зрения он заменил уверенностью, что все точки зрения, кроме его собственной, – это или глупость, или предательство. Этот талант был одновременно его проклятием и привилегией, позволявшей ему существовать в мире, где все шло так, как он хотел.

– Вы что себе позволяете?, – мог внезапно заявить он, глядя на коллегу, который всего лишь поинтересовался, как у него настроение.

При этом в его голосе звучала такая уверенность, что у собеседника невольно возникало чувство вины, будто он действительно сделал что-то не так. Это был не просто трюк – Анастас искренне верил в собственные обвинения. Ведь, если он считал, что кто-то его оскорбил, это автоматически становилось истиной.

Ему не нужно было извиняться. Анастас считал это не только не нужным, но даже не допустимым. В его мире извинение – это капитуляция, признание своей ошибки, а, значит, выпадение из касты непогрешимых.

– Человек с моим багажом, – любил он повторять, глядя в зеркало, как если бы разговаривал с невидимой аудиторией. – Не может быть неправ.

На этом монолог обычно заканчивался, но ощущение внутренней миссии оставалось.

Наш герой, как мы уже говорили, появился из среды так называемой советской интеллигенции, которая повыползала из деградирующих провинциальных поселений средней Волги в столичные города. Получил бесплатный диплом о высшем техническом образовании, прочёл полторы художественные книжки и сделал карьеру в основном с помощью умения общаться с начальством. К пенсии он добрался до статуса регионального VIP, строго следуя нехитрым корпоративным правилам. На этом основании ДАО считал себя элитой, что автоматически поднимало его над "тупыми рабочими" и "… гуманитариями", которых он воспринимал как паразитов.

Современный российский бизнес, в котором он обитал, был устроен максимально понятно для человека с его навыками. Топ-менеджер здесь был по сути секретаршей с завышенной зарплатой и часто имел достаточно характерную фамилию, управляющая компания следит за тем чтобы "топ" не тратил лишнего, группа собственников следит за управляющей компанией, а над всей этой пирамидой стоит куратор. Этот куратор не просто верхушка пищевой цепочки – он её смысл. Собственно, он и позволяет бизнесу существовать. ДАО знал, что успех здесь никак не связан с профессиональными навыками. Продвижение зависело от корпоративного дарвинизма, умения соответствовать ожиданиям начальства и способностей деятельно участвовать в ритуалах типа выездов на природу или походов в VIP-сауну.

Дом

«Прошлое – это не просто вещи, это тени, которые мы носим с собой.»

– Джон Стейнбек

ДАО получил в наследство от отца министерскую дачу, приватизированную в хаосе 90-х. Скромное жилище, олицетворявшее стремление советского человека к ощущению загородного рая. Домик, построенный по финскому проекту, был воплощением мечты о заграничном комфорте и производил впечатление ровно до тех пор, пока вдруг не поймёшь, что финны его, возможно, и придумали, но воплощали этот проект, явно не финские мастера, а ударники советского домостроения. К реконструкции он был непригоден настолько, что мысли о сносе казались актом милосердия.

Фундамент держался на булыжниках, вагонка небрежно покрашеная зелёной краской, давно облезла, придавая дому оттенок деревенской патриархальности. Рубероид на крыше напоминал, что технологии прошлого века были вечными в одном единственном смысле – менять их никто не собирался.

Внутри пахло древесиной с лёгкой ноткой бытового газа. АГВ – автономный газовый водонагреватель, верой и правдой служивший дому с момента его постройки, предательски пропускал газ, намекая что всякий прогресс имеет свою цену. Газовщики приезжали регулярно, и вооружившись помазками для бритья, щедро намыливали стыки газовых труб, но результат этих усилий был условным.

На полках рядом с брошюрами о садоводстве толпились пыльные бутылки с жидкостями, назначение которых было неизвестно. Резной стул, массивный дубовый стол, обитый клетчатой клеёнкой, и раскладной диван. На стенах фотографии родителей, сделанные, вероятно, сразу после свадьбы, портрет Гагарина, и календари с натюрмортами.

Но для ДАО дом был не просто зданием. Это было "родовое гнездо", пусть и собранное из гниющих досок и советских мифов. Его нельзя было сломать, как нельзя сломать парадно отретушированную фотографию отца в прокуренной "тройке" с галстуком, который он никогда не завязывал правильно. Что-то в этом доме возвращало его к мокрой траве на рассветах детства, к запаху жареного лука и перегарной философии отца. – "Учись, сынок. Жить надо красиво, но незаметно".

– Ну не ломать же его! – сказал ДАО жене. – Это память.

– Какая память? – супруга, красивая, как героиня турецкой мыльной оперы, бросила на него взгляд, полный усталости. – Ты же сам говорил, что твой батя ненавидел сюда ездить.

– Это неважно, – отрезал ДАО. – У меня есть деньги, сделаю нормально.

Идея сделать "нормально" обволакивала его, как густой хаш из говяжего копыта обволакивает желудок на утро после корпоратива на природе. Идея неопрятная, бесструктурная, но очень навязчивая. Он решил, что экономить не будет, и хотя в глубине сознания шевельнулось привидение внутреннего аудитора, ДАО успокоил его резким "Главное – держать контроль".

Супруга подала голос свернувшись в позе эмбриона на подоконнике.

– И непременно из искусственного камня, – настойчиво сказала она— И керамогранит в ванной. С джакузи.

– Зачем джакузи? – удивился ДАО.

– Так надо – тихо но уверенно сказала она, давая понять, что этот вопрос не более обсуждается.

Архитектора он приглашать не стал. Ещё чего – платить какому-то фрику с очками в роговой оправе, чтобы тот сделал из дома столовую для хипстеров с Газгольдера. ДАО был уверен, что минимализм и конструктивизм – это одно и то же. Как анархия и демократия. Всё это он видел однажды в учебнике обществознания.

– К тому же, это развод на бабло, – добавил он уверенно. – Я справлюсь сам.

ДАО нравилось быть хозяином своей жизни. Он обожал опекать супругу, оплачивая ей покупки, которые сам считал нужными, но при этом не доверял ей денег на руки. "Ну зачем ей деньги, не понимаю", – думал он, забывая, что не понимал зачем куплена половина вещей, которые его окружали.

– Найму пару нормальных ребят, – завершил он. – Главное – держать контроль.

Пара ребят

“Мы держим контроль над мелочами, чтобы не замечать, как ускользает главное.”

– Умберто Эко

Анастас любил порядок. В его жизни не было места случайностям, как он думал. Поэтому выбор первых строителей был делом тщательно продуманным: он потратил два вечера на изучение отзывов на "Авито" и остановился на бригаде из двух братьев – Артёма и Сергея. Они обещали невозможное: "всё за две недели, качественно и по-честному".

– Мы сами работаем, никого не нанимаем, – уверял его Сергей, коренастый мужчина с лицом, словно вырубленным топором, и настолько раскосыми глазами, что было не понятно куда он смотрит.

– И в доме ночевать не будем, мы люди воспитанные, к тому же живём тут недалеко.

– Что-то слишком гладко, – осторожно мелькнуло в голове у Анастаса. – Но ведь мечты – это и есть дорога к счастью.

В первый же день они опоздали на четыре с половиной часа.

– Пробки на переезде, там авария… – сказал Сергей, переминаясь с ноги на ногу..

– Или что-то вроде того, – беспардонно глядя в глаза добавил Артём.

Анастас хотел было возмутиться, но, вспомнив, что пробки на переезде – явление в этих местах частое, управляемое законами РЖД, великодушно махнул рукой:

– Главное, чтобы сделали как надо.

Артём сел вцепившись руками в столешницу кухонного стола, словно ждал, что его сейчас начнут допрашивать. Сергей деловито раскладывал бумаги на столе, время от времени поглядывая на Анастаса с таким видом, будто тырил сливы с соседского огорода.

– Всё будет путём, Анастас Олегович, – тоном сельского хирурга, обещающего спасти пациента без наркоза, заявил Артём. – За две недели управимся, зуб даю.

И он улыбнулся. Анастас вздрогнул. Единственный передний зуб был золотым и блестел в свете мутной люстры, как звезда, освещая его истерично-фиолетовую кухню.

Он зажмурился, досчитал до трёх и резко открыл глаза. Артём уже закрыл рот и теперь улыбался только глазами, напомнив Анастасу голубого воришку в исполнении Олега Табакова. На столе рядом с бумагами лежала брошюра Дао дэ Цзин, потрёпанная и покрытая жирными пятнами. Анастас раскрыл книгу и прочитал первое на что упал взгляд: "Голос истины противен слуху".