Разгадчица Софья. Морок
Глава 1
Софи ненадолго отвлеклась от старой рукописной книги. О чем-то задумалась? Нет, просто наблюдала, как за окном, полускрытым ажурной занавеской, медленно падают листья, тускло-рыжие и лимонные…
Сидящий напротив высокий смуглый мужчина бросал на девушку нетерпеливые взгляды, поблескивая черными глазами. Нервно приглаживал короткие темно-русые волосы. Несмотря на старомодный серый сюртук и отсутствие столичного лоска, этот человек, лет тридцати с небольшим, не был похож на флегматичного провинциального барина. В его позе, в выражении лица с резкими чертами ощущалось напряжение.
Софи медленно провела по лбу тыльной стороной ладони. Машинально оправила кружевной ворот синего шелкового платья. Потом чуть виновато улыбнулась собеседнику.
– Извините. Но это так завораживает… Осень прекрасна.
– Осень напоминает мне вас.
Девушка опустила голову, чтобы скрыть легкую усмешку. Густой темно-рыжий локон, выбившийся из прически, почти скрыл ее лицо.
– Вы слишком любезны, Роман Захарьевич, – наконец отделалась она пустой фразой и вновь углубилась в книгу, лежащую перед ними на мягкой скатерти.
Гость некоторое время созерцал комнату. Потом вновь проявил признаки нетерпения.
– Так что скажете, Софья Михайловна? Это подлинник?
– Несомненно. Семнадцатый век, филигран, голландская бумага… Чернила хорошо сохранились. Киноварь выцвела местами… О, а здесь страница вырвана! Интересно, как это произошло?
Софи осторожно, кончиками длинных пальцев провела по шершавой бумаге. Розовые губы тронула странная улыбка, а приятное лицо с мягкими чертами приобрело отстраненное выражение.
– Он бы расстроился, что книгу повредили. Он мне нравится…
– Кто? – удивился Роман.
– Переписчик.
– Как он может вам нравится, Софья Михайловна? – в блестящих глазах мужчины мелькнуло недоверие и легкое раздражение. – Или вы не только видите скрытое колдовство, но и зрите, так сказать, сквозь туман веков?
– Многое о нем – в этих страницах, – чуть взволнованно возразила Софи. – Ну, посмотрите сами. Хотя бы вот на эту – начинается с полуустава, но ближе к концу уже скоропись. Подобный труд не вменялся ему в обязанность. Ошибки в нумерации, сокращение оригинала… Возможно, переписчик уставал, даже был болен. В молитве, предваряющей текст, он горячо просил о здоровье. И все же… списывал рассказы о святых день за днем. Упорно и постоянно – и довел дело до конца. Он любил книги… как и я.
– А вдруг это тоже была женщина? – улыбнулся Роман Захарьевич. – Какая-нибудь монахиня или благочестивая боярыня?
– Нет. Это был мужчина. Желавший оставаться смиренным перед Богом, но и запомниться людям. Вечное противоречие – нас все время кидает из одной крайности в другую. Он хотел передать свое имя потомкам и просто его зашифровал. Переписчика звали Захария – как вашего отца.
– Как вы узнали?
– Расшифровала.
– Когда?
– Сейчас. Это простая литорея.
– Делает честь вашем уму…
– Было несложно, я знакома с подобным способом шифровки. Такие вещи доставляют мне удовольствие. Вы оставите мне книгу ненадолго?
– Конечно, держите ее у себя сколько угодно… А, смотрите-ка, к вам гости.
Круглый столик, за которым они сидели, располагался возле широкого окна, и Роман откинул занавеску со своей стороны. Отсюда было видно, как подъехал к крыльцу богатый экипаж, запряженный парой прекрасных гнедых.
– В самом деле, – удивилась Софи. – Я никого не жду. Разве что отца Василия с дочерью, но они будут позднее.
– А вот и ваш гость… выходит из кареты. О, да это же Полянин Петр Петрович. Не знал, что вы с ним знакомы.
– Вовсе незнакома. В отличие от вас…
– Ну, мы тут все соседи. И я не раз бывал в его Приозерном.
– Как врач или как приятель?
– Как врач. Вы знаете, Софи, я пустых знакомств не завожу.
– И в этом мы с вами похожи. Он военный?
– Недавно подал в отставку. Собирался жениться, но…
В дверь деликатно постучали и тут же открыли ее снаружи. В проеме показалась вихрастая голова молодого слуги Ивана.
– Барыня, к вам Петр Петрович Полянин, отставной секунд-майор, помещик села Приозерное. Изволите принять?
– Да, пригласи его.
В комнату вошел статный, весьма привлекательный человек с военной выправкой и шикарными черными усами. С его появлением уютная комнатка с дедовской обстановкой стала казаться еще меньше и старомоднее. Этому молодому барину идеально подошел бы мундир, но и светский костюм модного покроя сидел как влитой на его мощной фигуре. Но Софи в первую очередь отметила, что неожиданный гость бледен и подавлен, веки припухли, как у человека, не спавшего всю ночь.
Она поднялась навстречу, протянула руку, которую Полянин учтиво поднес к губам.
– Софья Михайловна… Очень рад с вами познакомиться. Простите, что я вот так… без предупреждения… как снег на голову.
– О чем вы, сударь, мы ведь почти соседи. Поверьте, я тоже рада знакомству.
– Но я, наверное, помешал вам? Доктор Вильегоров, здравствуйте. Не ожидал встретить вас здесь.
– Добрый день, Петр Петрович. Ничего удивительного, мы с госпожой Снегиревой старые знакомые. Познакомились еще в Москве.
– Представьте меня…
– Считайте, что я это уже сделал, – усмехнулся Роман, тоже поднимаясь с места. – Не стану мешать вашей беседе. Я еще загляну к вам, Софья Михайловна, если позволите.
– Возвращайтесь к ужину. Будет отец Василий с Сашенькой, и тетушка обрадуется вам, Роман Захарьевич…
– Вы собираетесь уходить, доктор? – вмешался в разговор Полянин. – Останьтесь ненадолго, прошу вас! На несколько минут.
– Как вам будет угодно.
Вильегоров вернулся на свое место у окна, а Софи и ее гость устроились на скрипучем диване под старыми гравюрами, развешанными на обитой штофом стене.
– Простите, – начал Полянин. – Я не стал бы докучать вам ранним визитом, просто…
– У вас есть ко мне дело, которое очень вас тревожит, – мягко подсказала Софи.
Мужчина горько усмехнулся:
– Слишком заметно? Конечно, с таким лицом со светскими визитами не ездят. Я почти не спал сегодня… множество чувств меня терзают. Я не знаю, как мне быть. А вы, оба, быть может, дадите хороший совет. Только прошу вас, не смейтесь! Речь идет о моей несостоявшейся женитьбе. Невеста отказала, внезапно, без причины. Просто вышвырнула из своей жизни, не сказав перед этим ни слова. Представьте, что сегодня вы безумно счастливы и вас уверяют в самой нежной и преданной любви. И смотрят такими глазами, ради которых не жаль умереть. А наутро вы получаете записку с требованием: «Оставьте меня и никогда больше не появляйтесь – между нами все кончено».
– Прискорбно, но кто-то оклевал вас в глазах невесты, – пожал плечами Роман Вильегоров. – Прошу меня простить, Петр Петрович, но я не совсем понимаю, какого совета вы ждете от нас с Софьей Михайловной.
– Нет, нет и нет! – Полянин вскочил с дивана и принялся мерить шагами слишком тесную для него комнату. – Никто не мог этого сделать. Нет смысла, нет причины. У меня нет ни соперников, ни врагов, со всеми знакомыми – хорошие отношения. Ни чьих сердец не разбивал. А Елена Викентьевна ведет замкнутый образ жизни. Но главное – я же встречался с ней. Бросился к ней сразу, едва прочел эту треклятую записку. Чуть не избил слугу, который не хотел меня пускать. Елена наконец приняла меня. Повторяла ледяным тоном, что все кончено, а на мольбы хоть что-то объяснить отвечала, что, мол, лучше нам завершить все без разговоров. А потом замолчала… И больше ни слова. Но я видел! Видел, что она тоже страдает. В ее глазах была такая мука! Побледнела, осунулась… Она по-прежнему меня любит. А еще… мне показалось, что Елена напугана.
– Напугана? – невольно переспросила Софи.
– Да, Софья Михайловна! В ее глазах читалось не только страдание, но и страх.
– Возможно, просто нездорова, – возразил Вильегоров. – Расшатанные нервы. Может быть, вы чего-то о ней не знаете.
– Я и хотел спросить вас, Роман Захарьевич, не может ли это быть своего рода… помешательство?
– Не могу сказать ничего определенного, ведь я давно уже не встречался с Еленой Викентьевной. А вот вам явно надо поберечь здоровье. На вас лица нет.
Полянин махнул рукой.
– Да какое уж тут… Благодарю вас. И все же думаю, что дело совсем в другом. Ее старенькие родители тоже ничего не понимают. Говорят, что-то нашло на их дочь. Слушать Елена их не желают, объясниться – тоже. Софья Михайловна! У вас же чудесный дар. Вы, как в народе называют… разгадчица.
– Что это значит в данном случае? – удивился доктор.
– Разгадчица, – охотно пояснила Софи, – женщина, распутывающая таинственные истории, в которых замешаны магия, колдовство.
Роман Вильегоров рассмеялся.
– Как сыщица, только с упором на мистику? Потрясающе.
– Что-то смех у вас недобрый какой, – Софи бросила на старого друга быстрый взгляд. – Считаете, неподходящее дело для молодой вдовы?
– Для вдовы такого человека, как Александр Снегирев? Нет, не считаю.
– Послушайте, доктор, я дальний родственник Верочки Бережковой, – вновь вступил в разговор Петр Полянин. – Это было в Москве, два года назад. Софья Михайловна тогда точно определила, что на альбом Веры наложено проклятье. А потом помогла отыскать ее пропавшего возлюбленного.
– Это правда, – кивнула Софи. – Я действительно помогла Вере. Мы тогда дружили. Но сейчас… частное дело незнакомых мне людей, простите. Не хотелось бы вмешиваться.
Петр Полянин замер посреди комнаты, провел рукой по лицу. Потом подошел к Софи, все еще сидевшей на диване.
– Вам стоит всего лишь раз встретиться с Еленой, – тихо проговорил он, умоляюще глядя на девушку. – Вы ведь сможете за одну встречу понять, не заколдована ли она.
– Полагаю, смогу. Но как я с ней встречусь? В таком состоянии, как вы описываете, барышня вряд ли принимает гостей. А мы с ней даже не знакомы.
– Вы правы. Но…
– Что же?
Полянин тяжело вздохнул.
– Вера говорила, что вы просто кудесница. Может быть, что-то придумаете? В благодарность я сделаю для вас хоть невозможное, поверьте!
– Да успокойтесь, сударь, ничего мне не нужно. Хорошо. Я подумаю, как тут лучше поступить. Но ничего не обещаю.
– Благодарю вас! – Полянин схватил руку Софи и крепко прижал к губам.
– Ничего не обещаю, – повторила она.
– Но я все же верю в то, что вы нам поможете – мне и Елене… Она живет на южной окраине Липича, у самого въезда в город. Дом Ланиных вам всякий укажет. Храни вас Господь!
Роман не удержался и передернул плечами.
Петр Полянин наконец распрощался и вышел. Вильегоров смотрел в окно, как тот спускается с крыльца, садится в экипаж. Потом повернулся к Софи. Лицо доктора отражало явную насмешку.
– Вы его, кажется, пожалели?
– Пожалела, – призналась девушка. – А потом… невеста испугана и не пускает жениха на порог. При этом не хочет ничего объяснить. Это же довольно интересно.
– Если только все это правда. Я не испытываю особого сочувствия к господину Полянину. Мы, мужчины, всегда тяжело переживаем отказ. А он перегнул палку. Все эти его сказки, чтобы подсластить самому себе пилюлю, звучат как-то… жалко.
– Но господин Полянин, тем не менее, приехал ко мне за помощью, совсем меня не зная. И умолял, почти нарушая приличия…
– Он не может смириться с существующим положением вещей. Цепляется за соломинку. Это очень печально.
– Возможно, вы правы. Если только мы и правда не имеем дело с колдовством. А иначе… что угодно может быть.
– Вообще все что угодно?
– Вплоть до того, что в прямом смысле подменили несчастную Елену Викентьевну.
Роман вновь недоверчиво усмехнулся.
– Вы считаете, что человека можно подменить?
– Да, это возможно. Непросто, конечно. Но существует такая ворожба… Особенно зеркал надо опасаться.
– Вот у вас уже и воображение разыгралось.
– Может быть. И все же я подумаю, что тут можно сделать.
– Что ж, будет прекрасно, если это вас развлечет. Кстати, а что за история с проклятым альбомом?
– О, это было чуточку жутко. Но благодаря тому делу я смогла хоть немного отвлечься от переживаний из-за смерти мужа. Простите, мне не хотелось бы сейчас все это вспоминать.
– Извините меня, Софи. Что ж, покидаю вас на время. Надеюсь, буду к ужину, воспользуюсь вашим приглашением. Не скучайте, Софья Михайловна. Да вы теперь уж и не заскучаете.
Он взял шляпу, откланялся и вышел.
Глава 2
Софи прошла из маленькой гостиной в свою комнату, скинула туфли и удобно улеглась на кушетке, заложив руки за голову. Через несколько минут она незаметно для себя задремала в тепле и уюте, и только появление тетушки нарушило ее легкий сон.
– Софья, ты лентяйка! – заявила Ольга Никитична, приятная полноватая дама с румяным лицом и сединой в коротких буклях. Она напрасно пыталась придать добродушному лицу и кротким голубым глазам строгое выражение. – Вчера такую чувствительную драму представляли у Красновых. Нет бы носик высунуть из дома, приобщиться к высокому… да хоть визит кому-нибудь сделать… а ты на кушетке валяешься.
– Ma tante, – сонно пробормотала Софи, не открывая глаз. Она любила звать тетушку на французский манер. – Я никуда не хочу. Я устала.
– Устала она… всю ночь читала?
– Еще и писала. Дайте мне поспать немного, тетушка, милая.
– Да знаю я, – проворчала Ольга Никитична. – Кавалеров принимала.
– Каких кавалеров? – фыркнула Софи. – Вильегорова? Доктор мне книжку привез. Старинную. «Цветник духовный».
– Да-да, а еще господин Полянин приезжал из Приозерного. Мне Ивашка все передал подробно. Что ему-то понадобилось у нас? Мы не бываем у них с визитами.
– Мой дар, – Софи наконец-то широко раскрыла глаза. – Его интересует мой волшебный дар.
– Всех-то он интересует! А меня, Софьюшка… меня он пугает.
– Вам вовсе нечего бояться, ma tante. Я же не наколдовываю леших, не вызываю духов, не навожу морок, не гоняюсь за русалками. Просто я все это чувствую… Чувствую!
Софи села, поджав под себя ноги, и Ольга Никитична пристроилась рядом с племянницей, погладила ее по округлой белой руке.
– Покров вот недавно справили. Свадьбы теперь пойдут. А что бы и тебе, Софьюшка… это… замуж-то?
– За кого прикажете? – Софи сладко потянулась. – За отца Василия? Тоже ведь вдовец. А что, славная бы из меня вышла попадья!
– Да хоть за того же Романа Вильегорова, – не поддалась на поддразнивание тетушка. – Он хорошей фамилии, не беден, и собой хоть и не писаный красавец, а все ж и недурен. И по тебе сохнет.
– Да прям уж сохнет. Неважно. Не стоит об этом, тетушка, дорогая. Я не забыла Александра.
– О-хо-хо, – Ольга Никитична нехотя поднялась. – Ну что с тобой делать? Пойду насчет чая распоряжусь.
– Подождите! – Софи тут же проворно ухватила ее за рукав. – Вы ведь в город с визитами часто ездите. А у Ланиных бывали?
– Нечасто, но приходилось. А на днях вот мне рассказывали о разорванной помолвке их единственной дочери. Да не с кем-нибудь, а с богачом Поляниным! Влюблен, говорят, как сумасшедший, прямо точно как в романах описывают. И она к нему весьма склонна была, а вот поди ж ты… и что только на девочку нашло?
– А кто вам об этом рассказал?
– Людочка Сомова… ты ж ее знаешь.
– Не припомню.
– Сомовка же… соседи наши! Ну ты, мать моя, точно как монашка-затворница из глухого скита. Вы еще встречались в гостях у…
– Ну, может быть. И что же она?
– Людочка – лучшая подруга Елены Ланиной, – Ольга Никитична оживилась, очень обрадованная тем, что затворница Софья наконец-то заинтересовалась делами соседей. – Бедняжка Люда! Так сокрушалась, что ей пришлось отказаться от роли в постановке у Красновых. Очень уж театр любит. Но нельзя ей сейчас. У нее ужасы в семье…
– Ужасы? – Софи недоверчиво взглянула на тетку.
– Да еще какие! Вот слушай, – та вновь удобно разместилась на кушетке. – У Сомовых с малолетства воспитывался сирота, дальний родственник. Отец Людочки души в нем не чаял, своего-то сына так Бог и не дал. А из родных детей только Людочка. И уж давно порешили, что дети вырастут и поженятся. Глава семейства и так немалую часть имущества отписал приемышу. И вот теперь этот юноша… он тоже Сомов по фамилии, а имя – Константин… так вот, он застрелился.
– И правда – ужас, – Софи даже перекрестилась. – Но почему он так поступил?
– А никто не знает. Говорят, весел был накануне, все как всегда. А потом взял и… Эх, упокой Господь неразумную душу. Может нашло что-то… Морок.
– Морок, – эхом повторила девушка. – Еще одна загадка.
Ольга Никитична посмотрела на племянницу очень внимательно.
– Ты-то загадки любишь, я знаю. Разгадчица… Не лезь ни во что такое, Софья. Мой тебе совет. А если уж скучно – может, в Москву опять? Ну или… мало ли городов на Руси.
Софи задумчиво погладила тетку по щеке, но ничего не ответила. Та горестно вздохнула. Она жалела племянницу. Дочь ее старшего брата, с малолетства сирота, а теперь и вдова после четырех лет замужества. Эх, каково это – супруга лишиться в двадцать два года… Конечно, Саша Снегирев странный был, да и старше Софьюшки на двенадцать лет. Но они хорошо ладили. Счастливо прожили в Москве отведенное им время. Были у них и какие-то свои тайны, которые Ольгу Никитичну настораживали – колдовство, чародейство… все это ей не нравилось.
Будучи простой женщиной с доброй душой, она старалась держаться подальше от того, чем могла бы навредить себе или людям. А главное, сама она так замуж и не вышла, и Софи была ей как дочь. За нее боязно. После смерти мужа племянница заявила, что едет в полученную от него в наследство Снегиревку, и оттуда – ни ногой. Ольга Никитична напросилась с ней. Конечно, чтобы молодой вдове было не так одиноко. А еще, если понадобится – оградить от чего-то… смутного… неясного… пугающего. Софи же хотя и не была против теткиной компании, в душу ее к себе не пускала. Все делала, как сама того желала… Вот и сладь с такой.
А еще, думала тетка, пора бы уж Софьюшке за два года свыкнуться со своей утратой. Для чего она себя сама заключила в помещичьем доме в Снегиревке? Почему хотя бы по ближайшим соседям с визитами не ездит? Так ведь и раньше времени состариться немудрено. А сейчас вот вопросы задает… радоваться или пугаться?
Поняв, что племянница потеряла интерес к разговору, Ольга Никитична пошла отдавать распоряжение слугам.
А Софи думала:
«Елена Ланина и Людмила Сомова. Две девушки, две подруги. Были невестами – и уже нет. Одна отвергла жениха, и, возможно, страдает. Другая его лишилась навсегда, но беспокоится из-за того, что из-за траура потеряла роль в любительском спектакле. Есть ли здесь какая-то связь? Но гадать нет смысла. Елена, возможно, стала жертвой шантажа или какой-то сложной интриги. Петр Полянин – человек слишком восторженный и доверчивый. Такие все истолковывают в пользу тех, кого любят, и ничего не видят у себя под носом. Но это только, если в дело не замешалось что-то потустороннее. Да еще это самоубийство… Нет, тетушка, и вы, Роман Захарьевич, не отговаривайте! Я обязательно попытаюсь выяснить, что творится у соседей, и нет ли тут черного колдовства. В конце концов, мой муж был тайным стражем. Я не могу это так оставить».
Глава 3
Ужинали в большой столовой, пышно расписанной в стиле ушедшего восемнадцатого столетия. На стенах цвели диковинные цветы, зеленели пышные деревья, порхали яркие птицы…
Хлебосольная Ольга Никитична всегда была рада принимать гостей и часто сетовала, что в Снегиревку почти никто не приезжает. Вот и сейчас за столом были все свои. Кроме хозяек – друг семьи доктор Роман Вильегоров, священник местного прихода отец Василий Знаменский и его юная дочь Александра.
Ужин проходил довольно оживленно, вот только Саша выглядела хмурой. Софи посматривала на девушку с удивлением и тревогой, а сама поповна кидала откровенные меланхоличные взгляды на доктора Вильегорова. Что, конечно же, от внимания Софьи не укрылось.
Между тем отец Василий рассказывал о том, что приключилось по дороге в Снегиревку.
– …Выскочила на дорогу, псина страшная, вся черная и здоровущая как волк.
– Почти волк и есть, только уши не торчком, – негромко добавила Саша.
Отец и дочь были совсем не похожи. Не зря про поповну болтали, что она то ли подкидыш, то ли родную дочку священника подменили в младенчестве. Отец Василий, мягкий, простодушный, можно сказать – уютный человек, обликом был настоящий русский мужик. Красивый и крепкий, с широким лицом, с седеющими русыми кудрями и густой окладистой бородой. Он и вел-то свой род от крепостного, которому барин благоволил, дал вольную и на свои средства отправил учиться в семинарию. А Саша… Александра Знаменская, белокурая, легкая и худенькая, неброско, но со вкусом одетая, выглядела совсем барышней. Ее движения отличались изяществом. Но манеры все же были слишком вольные.
– И вроде бы все ничего, – продолжал отец Василий, – мало ли… может, сбежала собака с какого двора и носится где ни попадя… но вдруг встала и преградила нашей коляске дорогу. Рычит! Шерсть дыбом на загривке. Лошадка-то перепугалась, едва удержал ее Егорка. И тут откуда ни возьмись…
Священник запнулся, и Вильягоров тут же усмехнулся по своему обыкновению.
– Уж не архангел ли Божий с сияющим мечом?
Батюшка посмотрел на него с кротким укором, но доктор тут же приятно и чуть виновато улыбнулся Саше, и тонкого личика девушки словно коснулся солнечный зайчик. Она даже нос смешно наморщила, одаривая доктора ответной улыбкой. И перебила отца, собравшегося уже ответить:
– Рысь! Это была рысь, но непростая. Она смогла меня напугать.
– Как же так, голубушка? – удивилась Ольга Никитична. – Ты же вроде у нас неробкого десятка.
– Сначала рысь прогнала собаку, – продолжила Саша. – Так и кинулась. Золотые искры с хвоста, с шерсти полетели фейерверком! А потом на меня глянула, и…
И без того болезненно бледная, девушка при этом воспоминании побелела еще сильнее.
– И мы смотрим, – подхватил ее отец, – а у рыси-то уже не морда… лицо… Человеческое… Сашино.
Ольга Никитична ахнула и перекрестилась. Даже Роман Вильегоров посерьезнел.
– Никак, нечисть? – понизила голос Софьина тетушка.
– Нет, – возразил батюшка, – нечисть креста боится. Я уж и крестил это чудище издалека, и молитвы читал… и ничего. Просто зверь диковинный. Такие обычно от человеческих глаз прячутся в разных глухих местах, а с этим, видать, что-то приключилось. О похожих еще в старинных книгах написано.
Тут Софи, разглядывавшая салфетку, почувствовала, как все взоры обратились на нее.
– Это арысь-поле, – пояснила она, ни на кого не глядя. – И правда, волшебный зверь. Он порой принимает на себя образ тех, как кого смотрит, но чаще всего – одно лишь лицо. Жутковато, наверное… Но это не нечисть, да. Арысь-поле – не злые создания. Если она прогнала черную собаку, вот та, наверное, и представляла опасность.
– Встречается всякое разное, просто диву даешься, – подхватила Ольга Никитична. – Да и странники в чужих землях видели чудо-юдо, одно другого необычней, рассказывали об этом… Откуда ж они такие берутся, а, Софья?
– Может, такими изначально созданы.
– Или пришли к нам из незримого края? – мечтательно проговорила Саша. – Из Запределья?
Неожиданно Роман с ней согласился:
– Такое вполне может быть. Знаете, как объясняют происхождение древних оврагов в здешнем лесу? О, Софья Михайловна, вы-то уж точно знаете!
Софи вновь послышалось легкое раздражение в его голосе. Он теряет терпение? Надо же, как странно все складывается… Доктор Вильегоров и ее покойный муж Александр – уроженцы здешних мест, но нечасто общались… а потом Снегирев представил приятелю в Москве юную жену. И доктор еще долго не покидал столицу, постоянно наведывался в гости к Софи и Александру. Наконец возвратился в свое имение под Липичем, но и оттуда писал письма обоим супругам. Александр ничего не понимал и не замечал. Софья замечала все, но делала вид, что ничего и нет. Когда она овдовела и переехала жить в Снегиревку, Роман, кажется, начал на что-то надеяться… уже два года надеется. А между тем давно бы мог жениться – невест подходящих в округе хватает. Доигрался же до того, что теперь вон Сашенька с него глаз не сводит.
И все же в глубине души Софи ощутила неприятную досаду – вот уж совсем ненужное чувство. Что же это за человеческая натура такая? То, что наше, не нужно нам, под носом не замечаем, а если кто-то вдруг надумал это взять… Но что за чушь… девушка отогнала глупые мысли.
– Софья Михайловна? – переспросил не сводящий с нее глаз Роман. – Вам, может, нездоровится?
– Ох, простите, – Софи встрепенулась. – Но об этом мне вас надо спрашивать – я больна?
– Я бы сказал – почти. Недосып и переутомление могут привести ко многим бедам. У вас снова все пальцы в чернилах, сударыня. Что же вы пишете по ночам, Софи? Роман? Поэмы? Страшные рассказы?
– Сегодня письмо писала управляющему подмосковными имениями, – пробормотала Снегирева, действительно с трудом сдержав зевок. Это была правда, но не вся. Не рассказывать же ему, что она пересматривает и, если нужно, переписывает начисто все, что осталось ей в наследство от мужа. Заметки охотника на нечисть, записи тайного стража, охраняющего простых людей от непонятных и мрачных опасностей…
– Роман Захарьевич спрашивал вас, Софи, про старые овраги, – напомнила Саша с такой явной неприязнью, что даже кроткий отец Василий недовольно ущипнул под столом руку дочери.
– Ах да, овраги! – нарочито легкомысленно воскликнула Софи. – Что-то такое слышала… У мужа даже сказка была записана. О том, что когда-то давным-давно разбуянилась здесь белоглазая чудь и стала обижать людей. И тогда на помощь из волшебных краев, из Запределья, явился сам Царь-Ворон изначальный. Он прогнал чудь, и в тех местах, куда она ушла под землю, до сих пор сохранились вот эти самые овраги. Надо бы к ним как-нибудь снова прогуляться.
– Если это место полно чудес, то уж точно не из-за чуди, – не согласился отец Василий.
– Кто знает… – вздохнула Софи.
Глава 4
После ужина прошли в большую гостиную. Роман Вильегоров с Ольгой Никитичной уселись за небольшой столик, чтобы перекинуться в дурака. Саша, забившись в уголок дивана, лихорадочно листала книгу на французском.
Отец Василий и Софи вполголоса беседовали, стоя у высокого занавешенного окна.
– Я вот, Софья Михайловна, потолковать с вами хотел, – хмуря густые брови, говорил священник. – Излить, так сказать, душу. Тоска у меня на сердце… не понимаю, что такое с дочкой творится.
Софья тоже не понимала. Странный дар – чувствовать во всем окружающем, в том числе и в людях, любые проявления сверхъестественного – не мог в ней просто так… поломаться. До сих пор Софи не ошибалась. Сама она не обладала ни малейшими способностями к колдовству, к волхвованию. Не была и «затронутой Запредельем», как называют потомков людей и необычных существ. И все же… При любом соприкосновении с магией обостряются все чувства, начинает растекаться с кровью по венам что-то жгучее, острое, будоражащее…
И вот сейчас Софи ощущала нечто странное, исходящее от Саши. Как будто колдовское, чего раньше не было. Что же это? Непонимание нервировало. И еще – когда все встали из-за стола и батюшка прочел благодарственную молитву, юная поповна даже не перекрестилась.
И очень обидна была ее неприкрытая неприязнь. Софи вспоминала, как впервые приехала с мужем в Снегиревку – двенадцатилетняя Саша тогда хвостиком ходила за ней. В последние два года девушки и вовсе сдружились. Саша всегда задавала интересные вопросы и умела внимательно выслушивать ответы. Софья, у которой не было ни сестер, ни кузин, все сильнее привязывалась к юной поповне. Но никогда она не чувствовала в ней ни капли чего-то, выходящего за человеческие пределы возможного. Никакой магии, даже намека… никаких колдовских проявлений. Так что же произошло теперь?
Невольно припомнилось все, что Софи узнала сегодня от Петра Полянина и от тетушки Ольги. Опять странности с юной девушкой. Совпадение?
Софья вновь бросила быстрый взгляд на младшую подругу.
– Да, Саша выглядит нездоровой. Похудела…
– Так вообще кожа и кости! И глаза стали такие… бедовые. Как в горячке, Господи, помилуй. И нрав испортился, – тяжело вздохнул священник. – Капризничает, постов не соблюдает. А главное – службы пропускать начала. Упрямица такая, никаких речей не слушает.
Саша то ли что-то расслышала, то ли почувствовала, что говорят о ней. Оторвалась от книги, в упор посмотрела на отца. Ее темные глаза и правда блестели как в лихорадке, и на худощавом бледном лице в обрамлении пепельных волос это выглядело даже жутковато. В хрупкой фигуре подруги, обтянутой закрытым жемчужно-серым платьем, Софье виделась какая-то ломкость.
Поповна перевела взгляд на хозяйку дома. Несколько мгновений ее «бедовые» глаза воевали с ясными глазами Софьи. Потом Саша отвернулась.
– Мне кажется, – Софи осторожно подбирала слова, желая успокоить отца Василия, – на самом деле не все так страшно.
– Как же не страшно? – удивился батюшка. – Губит же неразумное дитя тело и душу.
– Вера – та обитель, в которую всегда можно вернуться, – Софи озвучивала то, о чем задумывалась уже не раз. – Но чем сильнее к ней подгонять, тем дольше будет обратный путь. В народе не зря говорят – невольник не богомольник.
«Мне другое страшно…»
Действительно, в том, что Саша могла отвратиться от веры, не было ничего необычного. Время такое, да и возраст… Можно было даже списать на влияние Вильегорова. Если бы не это тревожное, пугающее ощущение, что молоденькой девушкой овладевает одержимость. И храм Сашу просто… пугает.
– Все-таки что-то здесь не так…
– Что не так? – священник посмотрел на Софью с испугом.
– А, простите, – она встрепенулась. – Это я просто… Поговорю с Сашей прямо сейчас.
– Вот уж будьте так добры, Софья Михайловна! Премного благодарен, да хранит вас Бог. Сашенька всегда любила вас и уважала. Надеюсь, послушает.
– Сейчас она не будет никого слушать. Но я все-таки попробую.
– Саша никогда не была послушной девочкой. Без матери-то понятно, няньки разбаловали. Да и я сам, чего греха таить. А все-таки она девушка добрая и сердечная. Вот только если кого-то невзлюбит, так это навсегда. Помню, еще махонькой она была, когда госпоже Поляниной не понравилось, что дочка моя в Великий пост слишком ярко одета. Выговорила мне. Сашенька тогда огрызнулась, заступилась за отца. А потом заплакала… И не смог я ее наказать-то, рука не поднялась, а с тех пор всегда хмурится, когда слышит имя этой барыни. А та больше в наш приход ни ногой.
– Какое безумие – обидеться на ребенка! – возмутилась Софи. – Барыня Полянина – она бабушкой приходится Петру Петровичу, нынешнему помещику Приозерного?
– Все верно. Бабушкой по отцу.
– Госпоже Поляниной меня супруг представлял, а с внуком я как раз сегодня познакомилась. – Софи немного поколебалась, ей не хотелось вовлекать в сплетни такого человека, как отец Василий, но все же спросила: – Может быть, вы слышали, батюшка, что-то такое говорят про расторжение его помолвки…
– Болтают люди, да. Дескать, отказать такому человеку – надо ума лишиться. А я вот думаю, не постаралась ли тут как раз она – бабушка Мавра Андреевна… Если невеста внука ей не понравилась… Впрочем, это уж сплетни и домыслы, удержу-ка я лучше свой грешный язык. Да вы Романа Захарьевича порасспросите. Он доктор, во многие дома вхож. Отец его покойный, Захар Степаныч, тоже врач, дружбу водил с Маврой Андреевной.
– Вот как? Не знала. Впрочем, не было причин допытываться. Я слышала, что с невестой господина Полянина связывают еще барышню Людмилу Сомову, а у нее свое несчастье.
– Ох, да какое несчастье! Упаси всех Господь. Очень жалко мне Людмилу Игнатьевну. Она наш храм любит, приезжает на службы, в гости заглядывает и всегда по-доброму общается с Сашенькой. А тут такое… Жених сам себя жизни лишил. Убил себя из пистолета.
– Но почему он это сделал?
– Кто ж теперь скажет… Говорят, никаких записок, ничего такого не нашли. Бесы хитры, человека так могут закрутить, что он не понимает, что творит.
– Похоронили Константина Сомова без отпевания?
– Ну, так уж заведено с самоубийцами, что поделать. Жалко только, что Людмила Игнатьевна вообще ничего мне не сказала. Я бы пришел, сам от себя помолился, Псалтирь бы почитал… Кто знает, а вдруг человек на голову болен стал, вот и начудил… Хотя, может, другого какого батюшку позвали, мне про то ничего неизвестно.
– Понимаю. Ну, простите меня за глупые расспросы.
– Не за что прощать, я всегда рад с вами перекинуться словечком, Софья Михайловна.
Они разошлись, священник принялся с любопытством следить за карточным сражением доктора и Ольги Никитичны, а Софи подошла к его дочери.
– Как тебе книга, Саша?
– Вроде занимательная, – ответила девушка. – Но сейчас трудно читать, отвлекают. Дадите мне ее домой?
– Конечно же. Пойдем, я тебе еще книги этого сочинителя покажу?
Саша пожала плечами, но послушно последовала за Софьей в ту малую гостиную, где несколькими часами ранее молодая хозяйка Снегиревки принимала интересных гостей.
– Располагайся, душа моя.
Софи указала на кресло, но поповна прошла к окну и присела на подоконник.
– Мне не нужно показывать книги, Софья Михайловна, – негромко, с вызовом произнесла она. – Вы ведь мне проповедь собираетесь прочитать, да? Но мой отец делает это лучше вас.
Эти слова неприятно удивили Софью.
– Вовсе я и не думала ничему тебя поучать. Просто захотелось поговорить. Спросить, могу ли я чем-то помочь.
– А для чего это вам, Софья Михайловна? – темные Сашины глаза тревожно заблестели, она нахмурилась. – Что вам до меня?
Софи приблизилась и осторожно положила ладонь на худое плечо девушки.
– Зачем ты так? Разве мы не подруги?
– Вам виднее.
– Саша…
– Нет, вы мне ничего плохого не сделали, Софи. Только не вы… Но вам ведь просто скучно? Захотели подругу, с которой можно по-французски поболтать, – обучили меня французскому. Нравится о литературе порассуждать – книги подсовываете. И что же дальше? Ведь вы обо мне – обо мне самой! – ничего не знаете. Да оно и к лучшему. И я откровенничать с вами не стану. И ни с кем не стану.
– Но как же так…
– Не стоит.
– Что-то мрачное происходит в твоей жизни?
Девушка печально усмехнулась.
– В моей жизни? О чем вы, Софья Михайловна? Может, я уже толком и не живу…
Она соскользнула с подоконника, хотела уйти. Но вдруг не выдержала и застенчиво погладила подругу по щеке.
– Вы всегда хорошо ко мне относились, Софи. Не делали различий между нами, хотя вы барыня, а я дочь сельского попа. Но нам не по пути. Простите меня, пожалуйста.
– Подожди, ведь это из-за…
Но Саша, не дослушав, поспешно вышла из комнаты. Софи молча последовала за ней.
Глава 5
Остаток вечера прошел довольно вяло. Когда Ольга Никитична задремала в кресле, слушая рассказы отца Василия об истории здешних мест, как передавал ее народ, гости засобирались домой.
Александра так больше ничего и не сказала Софье и попрощалась с ней довольно сдержанно. Отец увез ее, а Роман Вильегоров и Софи еще стояли какое-то время на крыльце, провожая взглядом отъезжавшую коляску.
– Что-то неладное твориться с Сашей, – Софи нахмурилась.
– Она не совсем здорова, – рассеянно бросил Вильегоров.
– Что-то серьезное?
– Возможно, анемия. Бледная немочь, как говорят в народе. Больна, потому и злится.
– На вас тоже злится, Роман Захарьевич?
– На меня особенно… Но вы замерзли. Не лето же, и одна лишь шаль, какой бы теплой ни была, вас не согреет.
Софи машинально пригладила ладонью длинную шаль крупной вязки – подарок тетушки на именины.
– Мне не холодно. Скорее, внутри зябко. Слишком много вокруг непонятного. Странного, смутного… И как-то все внезапно.
– Узнали сегодня такое, что вас не порадовало, да?
– Верно. Поэтому и хочется во всем разобраться.
– Что же вы собираетесь делать?
– Нанести визит Ланиным. Да и с Людмилой Сомовой неплохо бы побеседовать. Возможно, она расскажет что-то важное о своей подруге и, может быть, о смерти жениха. Что-то в этом есть, не находите? Ланина от жениха отказалась, а у Сомовой он… застрелился. А тут еще и Сашенька…
– Но Сашенька-то не просватана.
– Пока нет. Но она… – Софи, поняв, что не о том она рассуждает вслух, осеклась.
– Что?
– Да нет, ничего, простите…
– Нет уж, Софья Михайловна, договаривайте.
– Правда, не стоит об этом.
– Хотели сказать, что эта девушка в меня безответно влюблена?
– Вам виднее, – уклончиво ответила Софи.
– Хорошо, и правда не будем об этом. И все же напрасно вы так тревожитесь. Это просто жизнь… она ведь разная.
Софья не ответила. Она принялась медленно спускаться вниз по деревянным ступеням крыльца, словно шла чему-то навстречу. Закатный оранжевый свет падал на ее рыжие кудри… и такого же цвета листья мягко ложились на камни подъездной дорожки.
– Роман Захарьевич… Я предчувствую, что будет еще немало странностей. Что-то вокруг сгущается… даже… вот прямо сейчас…
Неподалеку раздался звон разбитого стекла.
Софи остановилась и схватилась за перила. Ее приятиное лицо залила мертвенная бледность.
– Что с вами? – испугался Вильегоров.
А она чувствовала, как темнеет в глазах, как вливается в вены и вгрызается в сознание нечто чуждое, нечеловеческое… как морок растворяет все мысли… холодеет кровь… Картина перед глазами размылась, все изменилось в одну секунду. Особняк предстал обветшалым и мрачным, деревья – сумрачно-темными, их листва сделалась красно-бурой… как застывающая кровь.
Софи упала бы, если бы Вильегоров ее не подхватил. Немного придя в себя, она крепко ухватила его за локоть, и они вдвоем вернулись в дом.
– Что с вами стряслось? Позвольте, я…
– Нет, ничего, не беспокойтесь. Это морок. Я же говорила – что-то нечисто, – Софи почти без сил опустилась в кресло. – Скоро пройдет.
– Если морок, то кто же его навел?
– Не представляю. Хотя кто-то тут был… я почувствовала.
– И вот так с вами всегда? Когда рядом случается волшебство, колдовство или какая-то чертовщина – вам становится настолько плохо?
– Нет… просто сейчас что-то очень уж сильно. Кстати, вы слышали? Перед этим стекло неподалеку разбилось.
– Что-то такое слышал. Это важно? Как же вы вообще с этим живете… потому и заперли себя в деревне? В Москве ведь немало странностей и жути. И вы постоянно должны были там испытывать потрясения. Недомогания, как минимум.
– Вы правы.
– Значит, дело не только в скорби по усопшему супругу?.. А он… как-то умел смягчать такое ваше состояние, правда? Нет, не говорите сейчас ничего. Позвольте сказать мне.
Роман повертел в руках шляпу, потом по привычке нервно пригладил волосы. И наконец выпалил:
– Выходите за меня замуж.
– Простите, но нет.
Этот краткий ответ явно неприятно поразил Вильегорова.
– Нет? Вот так просто «нет» – и ничего больше?
– Но больше ничего и не нужно говорить.
– А вы жестоки…
– Вы тоже. Знаете меня не первый год, Роман Захарьевич. И то, что я не стремлюсь ко второму замужеству, тоже вам известно.
– Но мне казалось, вы ко мне расположены.
Софи слегка покраснела, но, скорее, от досады.
– Именно поэтому тяжело вам отказывать. Вы мой друг.
– А разве этого мало? Я люблю вас – этого недостаточно? Вам ведь пылкой любви и не требуется для счастья. Жили же как-то с Александром…
– Что вы имеете в виду?
– Без любви. Он любил вас больше жизни, а вы со своей стороны вполне довольствовались дружеским чувством. Станете спорить?
Софи посмотрела Роману прямо в глаза.
– Не стану. Возможно, мое чувство к мужу ничем не напоминало наполненные пылкой страстью страницы модных романов. Но это была другая любовь. И в любом случае – Александр Снегирев был один. Простите, Роман Захарьевич… Вы мне его не замените.
– Хорошо. Тогда прошу простить, что побеспокоил.
Вильегоров постоял молча с полминуты, словно надеясь услышать еще хоть что-нибудь, но Софья упорно молчала. Тогда доктор отвесил ей глубокий поклон. Потом бросил последний взгляд – ей показалось даже, что в жгучих глазах мелькнули злые слезы – развернулся и вышел.
Глава 6
Наутро ни свет ни заря появился Петр Полянин, извинился на неурочный визит и объяснил, что дела требуют его срочного отъезда из Приозерного. Высокий добродушный красавец по-прежнему выглядел расстроенным, но при этом обратил внимание на болезненный вид Софи.
– Вы чем-то опечалены? – спросил он с искренней заботой. – Нет, я не стану бестактно соваться в ваши дела. Но вдруг смогу помочь? Располагайте мною!
Софья искренне улыбнулась в ответ.
– Спасибо, Петр Петрович, если понадобится помощь – непременно к вам обращусь.
Он задумчиво кивнул.
– А я… я, собственно… придумал причину, по которой вы можете нанести визит Елене Викентьевне хоть сейчас. Я давал ей одну миниатюру – сделать список… Леночка так прекрасно рисует! Вот, записку черкнул, чтобы она вернула портрет вам – для передачи мне… Раз уж все кончено, по ее мнению, и самому мне приходить к ней нельзя.
– Хороший предлог, – сказала Софи, принимая записку, – но кто на портрете? Если это вы…
– О, нет! Вы же понимаете, что я бы ни за что назад свой портрет не потребовал. На нем моя рано умершая мачеха. Красавица была и добрейшей души женщина. Звали Анна Львовна. Почему-то кроме этой миниатюры ни одного ее изображения у нас не сохранилось. Мне захотелось иметь копию портрета, вот я и отдал Леночке… Елене Викентьевне. А теперь чего уж…
– Не отчаивайтесь, – Софи снова улыбнулась, на этот раз ободряюще. – Мы не знаем, что ждет нас завтра, будем надеяться на лучшее.
– У вас доброе сердце.
– Не замечала этого за собой, но благодарю. И хочу задать еще один вопрос… ответьте, пожалуйста, начистоту.
– Да, Софья Михайловна?
– Как бабушка ваша, Мавра Андреевна, смотрела на вашу помолвку с Еленой Ланиной?
Полянин помрачнел и задумчиво покрутил густые черные усы.
– Не очень хорошо… Да что там – против была. Считала, что мне нужна невеста побогаче и знатной фамилии. Только бабушка вряд ли замешана в каких-то странностях. У нее тяжелый характер… и рука тяжелая. Но она не интриганка.
Софи подумала, что не стоит полагаться на знание людей Петра Полянина, но ничего не возразила. Лишь уверилась, что бабушку тоже не следует сбрасывать со счета. Они распрощались.
***
Софья вышла на крыльцо. Да, вот здесь она увидела вчера окружающее в искаженном, мрачном колдовском свете. И как раз перед этим донесся откуда-то справа легкий звон разбитого стекла… Софи медленно обошла весь дом, но никаких осколков не обнаружила. Неясный колдовской след, впрочем, ощущался до сих пор. Из всех, кто был на ужине, только у Саши что-то не то с «магическим фоном», как это называл покойный Александр Снегирев. Но отец Василий с дочерью уехали раньше… Вильегоров был с ней, с Софьей. Кроме того, ни с чем магическим он точно не связан. Тетушка Ольга? Она колдовства боится. Слуги? Возможно. Но при чем тут вообще стекло? Разбили сосуд, выпустили джинна из бутылки? Софи усмехнулась: сложно представить сказки Шехерезады, оживающие в маленьком поместье под Липичем.
Да и зачем все это? Случайность? Может быть. Хотели досадить, испугать? Тоже не исключено. И опять на ум пришла Саша, так резко изменившая их дружбе… Ладно, гадать нет смысла.
На всякий случай Софи, потратив уйму времени, снова тщательно осмотрела все вокруг дома. И невольно вздрогнула. В первый раз она проглядела, а сейчас… К ветвям пожелтевшего кустарника, примыкающего к фасаду особняка справа от крыльца, прилипли длинные черные шерстинки. И сразу вспомнился рассказ отца Василия и Саши о здоровущей черной собаке, которую прогнала колдовская рысь – арысь-поле…
Первое – такие вещи, как морок, не появляются сами собой, из ниоткуда. Второе – священнику с дочерью встретилась явно не простая собака. Может ли она быть призванным существом или оборотнем? Дар Софи распознавать магию был не без изъяна – если одно странное явление накладывалось на другое, то они сливались в ощущениях. Определить их природу было уже намного сложнее. Возможно, в данном случае морок заслонил собой даже присутствие колдовского существа…
Чувствуя, что головная боль возвращается, Софи вернулась домой и выпила чашечку крепкого кофе в уютной маленькой гостиной. На подоконнике лежала книга, которую проглядывала вчера Саша, здесь же она ее и оставила. И только сейчас Софья заметила, что между страницами что-то торчит.
Это оказался замысловато сложенный листок бумаги. Развернув, Софи прочитала: «Откажитесь от Романа Вильегорова, иначе вам обоим несдобровать. Воистину, так и будет». Почерк четкий, незнакомый. Почти…
Люди – как дома с занавешенными окнами. Приоткроют ли слегка богатую штору или рваную занавеску, все равно не разглядеть всего, чем наполнен дом. А на порог пускают лишь избранных, но и тогда внутри остается еще множество запертых комнат. Как бы мало людей ни окружало сейчас Софи, она не могла проникнуть в их суть, в потаенные думы, в море стремлений, чувств и противоречий…
Александра Знаменская, печальная и строптивая дочь священника, захлопнула перед подругой окно своей души, но не удержалась, чтобы все-таки не высказаться.
В том, что записку написала Саша, у Софи не было сомнений. Хотя у девушки ужасный почерк, а на этом листе бумаги – ученически ровные строчки, Софья увидела характерные начертание некоторых букв, пусть и старательно выправленных. Чтобы убедиться, взяла одно из старых писем подруги и сравнила – да, все верно, писал один и тот же человек.
Сколько же времени Сашеньке потребовалось, чтобы обуздать свою скорую руку, попытаться подделать почерк? Она не могла написать записку здесь, тем более, что такой бумаги и чернил у Софьи не было. Саша привезла письмо с собой. Зачем эти игры, если и так очевидно, что никто, кроме юной поповны, считающей подругу соперницей, не мог оставить в книжке французского романиста эту наивную угрозу?
А сама формулировка? Странное чувство, что нечто похожее где-то уже было… «Воистину, так и будет». Кто вообще так пишет записки с угрозами?
И тут Софи подумала, что письмецо уже лежало в книге и дожидалось ее, когда кто-то навел тот пугающий морок…
Глава 7
На самом-то деле именно о Саше и стоило поразмыслить в первую очередь. Если дружба не пустой звук и Полянин прав в том, что сердце ее, Софьи, до сих пор не зачерствело… Она сказала правду – доброй себя не считала. Особенно сейчас, когда ее жизнь словно зависла в безвременье. И не взлетишь птицей вверх, и не упадешь на землю октябрьским листом. До вчерашнего дня не хотелось думать ни о ком, кроме себя и своих утрат…
Матери Софи не помнила, а вот образ отца четко запечатлелся в памяти. Человек красивый, хотя и грузный, с ранней сединой и морщинками в уголках светлых глаз. Он запомнился прежде всего за письменным столом, за работой, в ярком шелковом халате… длинные крепкие пальцы вечно испачканы чернилами.
Вроде бы обычный московский барин, старинного рода и среднего достатка, Михаил Завьялов был на самом деле ученым литератором и коллекционером. Он глубоко погружался в старинные сочинения, изучал древние рукописи, монастырское наследие, народные предания, сказки и были. Ранние годы его единственной дочери прошли среди объемных фолиантов, ярких историй, увлекательных и порой пугающих. Софи завораживали мастерски прорисованные буквицы и картинки в рукописных книгах, затягивали в загадочный мир.
Она рано научилась читать и писать, и часто отец, когда дочка крутилась рядом, отвлекая от работы, давал ей переплетенные рукописи со сказками, записанными им самим со слов простых людей. Завьялов, погружаясь в новенькие экземпляры нежно любимой коллекции, порой забывал о своей малышке, хотя обычно кроме доброты и ласки дочь ничего от него не видела. Софи садилась тут же, в смежном с библиотекой папенькином кабинете, за собственный маленький столик. И начинала переписывать истории. Медленно, усердно заполняла чистые листы – буква за буквой – подражая родителю.
Позднее в девочке открылся талант каллиграфа. Отец был в восторге и поощрял старания ребенка.
Так Софи привыкла оставаться наедине с собой и уходить в сказочный мирок – порой вовсе и не выдуманный. Чарующе-красивый, жутковато-тревожный, но будоражащий кровь и отпускающий на волю крылатое воображение…
А вот с другим даром оказалось куда сложнее. Когда Софья Завьялова осознала со всей ясностью, что способна чувствовать чужую магию, не имея собственной, посоветоваться было уже не с кем – отец скончался. Сидячая жизнь, рано приобретенная тучность, слабое сердце сделали свое дело. Юная Софи осталась одна и была в отчаянии.
Доброта тетушки Ольги, решившей заменить племяннице родителей, немного утешила девочку и примерила с утратой. К тому же у нее осталось папино собрание редких книг и его собственные сочинения… Тетя не понимала, чего хочет Софи. Собственно, Ольгу Никитичну и брат всегда удивлял – зачем тратить столько денег на старые желтые книги, которые и прочесть-то обычному человеку невозможно? Племянница их, впрочем, легко читает, но увлечение отца едва не сделало Софьюшку бесприданницей.