Кто-нибудь видел Сару?

Предисловие

Некоторые истории просто обязаны быть рассказанными. Они способны стряхнуть с людей застывшую пыль повседневности и заставить задуматься о действительно важном. Им под силу сделать мир лучше.

История Демиана – обыкновенного восемнадцатилетнего парня, которого по чистой случайности занесло в забытый всеми городишко на краю цивилизации, где его ожидает учеба в университете, – точно не одна из них. Она не изменит человечество и вряд ли станет частью чего-то большего. И это нормально. Я ведь не старина Хем и не бродяга Керуак, чтобы вдохновлять целые поколения.

Но если мои слова напомнят хотя бы одному человеку о том, каково это – когда еще столько всего предстоит сделать впервые, – я буду более чем счастлив.

Пролог

Позолоченные поля за панорамным окном купе сменились густыми сосновыми рощами. Сентябрь весьма кстати прихватил с собой долгожданную прохладу: ведь кондиционера в старых чешских поездах не было. Чем сильнее я в то утро отдалялся от привычной жизни, тем тяжелее становился ком в груди. Тремор в кончиках пальцев нарастал пропорционально пройденным километрам. Я нацепил наушники и сделал погромче любимый плейлист, в котором гармонично уживались меланхоличный инди-рок и бодрый поп-панк. Глядя на ясное небо, рассеченное ветвями деревьев на миллионы кусочков пазла, я думал о том, как так вообще вышло. Почему мне пришлось оставить Прагу – город, практически ставший мне новым домом.

Год назад, когда мне едва стукнуло семнадцать, я убедил родителей, что учеба за границей открывала огромные перспективы. Маме с папой пришелся по душе мой план: закончить курсы чешского языка в Праге, там же поступить на стипендию в престижный университет, найти хорошую работу, встретить достойную девушку, вместе купить в ипотеку большой дом и нарожать там детишек, чтобы в конце концов отправить их в еще более престижный университет. Они назвали это «осознанным подходом». Вряд ли им стоило знать, что я уехал за шесть тысяч километров сразу после школы вовсе не потому, что мечтал взять ипотеку. Просто я понятия не имел, как объяснить двум взрослым людям безумное желание пережить то же самое, что студенты в фильмах из двухтысячных, которые я смотрел взахлеб. Мне нужна была полная свобода, а не комендантский час в одиннадцать вечера.

Раздвижная дверца купе скользнула в сторону, и ко мне заглянула проводница в строгой униформе.

– Конечная станция через двадцать минут.

Дама напомнила о том, что я оставил позади.

– Понял, большое спасибо, – выдавил я с легким акцентом.

В июне я порадовал семью, с отличием закончив языковые курсы. На руку мне сыграло то, что за целый год самостоятельной жизни в общаге я не связался с плохой компанией, которая бы отвлекала меня от учебы. Да и с любой другой компанией тоже. И это притом, что вокруг круглые сутки находились такие же, как я, – вчерашние школьники, наконец-то оторвавшиеся от предков и их бесконечных запретов. Пусть меня нельзя было назвать самым безбашенным, красивым и интересным, самым занудным, стремным и задротским я тоже не был. Я искренне старался тусоваться вместе со всеми, прогуливать пары и напиваться дешевым вином; как-то я даже выкурил косяк. Но когда мой одногруппник во время очередной вечеринки на спор заблевал машину директора языковой школы, я решил, что лучше пойду к себе в комнату и сделаю домашку, а потом это переросло в привычку. Меня не слишком парило полное отсутствие друзей: ведь я воспринимал год языковой подготовки как репетицию. Настоящее представление должно было начаться с поступлением в универ.

Черкнув свое имя на почтовом конверте, я отправил заявку на факультет менеджмента в «Высшую школу экономики в Праге» – лучшее учебное заведение Центральной Европы, обучающее бизнесу. Экономика и менеджмент не были пределом моих мечтаний, но несомненно являлись подходящим вариантом для того, кто понятия не имеет, чем хочет заниматься. Мне было важно другое – прожить в Праге долгожданную студенческую жизнь, а ВШЭ могла отлично этому поспособствовать. Дело осталось за малым: успешно сдать тяжеленные отборочные экзамены по основам экономической теории, математике, чешскому и английскому. За пару месяцев до окончания курсов я получил приглашение на вступительные. Их назначили на восьмое июня – следующий день после моего восемнадцатилетия. Тусовку я закатывать не собирался: на нее пришли бы три человека, двое из которых мне даже не нравились. Вместо этого я выслушал поздравления от родителей и Дилана – моего младшего брата – и прочитал письмо от приемной комиссии, чтобы найти адрес на утро. Когда я вбил его в Гугл и проложил маршрут, все мои надежды на отвязные студенческие годы в Праге канули в лету.

Каким-то образом меня угораздило подать заявление на единственный факультет «Высшей школы экономики в Праге», находящийся… не в Праге. Факультет менеджмента почему-то разместили в ста тридцати пяти километрах от Праги к югу: в маленьком городке с непроизносимым названием Йиндржихув Градец. Тем не менее, мне все же пришлось бросить в рюкзак первые попавшиеся шмотки, сесть на ближайший автобус и поехать сдавать экзамены в Богом забытое захолустье. Возвращаться домой с пустыми руками было нельзя: мама и папа все это время искренне гордились мной и вряд ли обрадовались бы, что их сын даже не удосужился проверить, куда собрался поступать. Спустя неделю я получил еще одно письмо из ВШЭ. Мне сообщили, что я набрал необходимое количество баллов по всем предметам и был зачислен на поток две тысячи шестнадцатого года.

– Мне тут из универа написали, – позвонил я родителям сообщить новости.

– Что написали, Демиан? – Стало так тихо, будто они затаили дыхание.

– Девяносто девять баллов из ста, – выдавил я. – Я поступил.

– Отлично, сынок! Ты у нас такой молодец! Все, как мы планировали, Демиан!

«Я планировал учиться в Праге, а не на отшибе цивилизации», – подумал я.

– Да, типа того. Но ведь я рассказывал вам про этот городишко. Там вообще нечего делать, от Праги далековато, да и инфраструктуры никакой. – Я прощупывал почву. – Может, стоит подождать до следующего года и поступить куда-нибудь в Праге? Слушайте, я же могу найти себе работу, и…

– Демиан, – начал отец. – Что значит «нечего делать»? А учиться за тебя кто будет? Пойми, сын, учеба должна занимать все твое время. Это не курсы, за которые мы заплатили. На стипендии никто не сюсюкается. Ты же сам сказал, что диплом ВШЭ ценится больше всех остальных, верно?

– Да, верно, но…

– Значит, и требования к студентам у них суровые, – перебила мама мое бормотание. – Ты поступил в хороший университет, как и хотел. Как мы все хотели. Тут и думать не надо.

– Не надо думать, – поддержал ее папа.

– Неужели какой-то диплом стоит трех лет, убитых в самом унылом месте на свете, а? – уныло возразил я.

– Сын, рядом будут такие же студенты, как ты. И поверь моему опыту: вам точно будет, чем себя занять. – Папа обратил мое внимание на факт, которому я раньше не придавал значения. – И девчонки тоже будут, хе-хе. Ай!

Видимо, мама пихнула его локтем, как обычно.

– Демиан, эта твоя молодость, о которой ты без умолку талдычишь, только-только начинается. Ты даже не заметишь, как пролетят эти три года. Сынок, мы с папой очень хотим, чтобы ты получил хорошее образование. И прямо сейчас у тебя есть отличный шанс. Понимаешь?

– Понимаю, мам, – вздохнул я. – Я понимаю.

У родителей получилось заверить меня, что учеба в скучнейшем за всю историю скуки городе – это в моей ситуации скорее хорошо, чем плохо. Они виртуозно сыграли на струнах моего желания казаться взрослым и рассудительным человеком, которому они могли доверять. И так уж у «взрослых и рассудительных» заведено, что достойное образование важнее хотелок. Этот же разговор повторился с глазу на глаз, когда я вернулся домой на каникулы. В конце концов, мне не осталось ничего, кроме как известить приемную комиссию ВШЭ о своем «искреннем» желании скорее приступить к учебе и запросить информацию, которая могла быть полезна новобранцу в рядах их академической армии. В течение оставшихся недель лета я стал понемногу свыкаться со сделанным выбором, успокаивая себя тем, что поступил правильно. Все вокруг не переставая твердили, как гордятся мной за пройденный путь и взвешенные решения. Жизнь в последующие три года обещала быть даже тоскливее, чем обычно. Но улыбки на лицах родных того стоили.

…Я допил остывший американо, купленный на вокзале перед отбытием из Праги, и спустил с полки свои вещи. Потрепанный чемодан, громоздкий походный рюкзак и гитара, которую я выторговал на блошином рынке в десятом классе. Все мое прошлое умещалось на узком сиденье купе. Поезд замедлился и позволил разглядеть знакомый пейзаж. Железнодорожная станция находилась на окраине Градца – и не сильно отличалась от всего остального города. Мы остановились у платформы, двери вагона распахнулись, и я сделал первый шаг в будущее, не имея ни малейшего понятия о том, что оно мне уготовило.

Глава 1

Когда я сошел с поезда, айфон подсказал, что стукнуло одиннадцать утра. Заселение в общагу началось пару часов назад. Я прицепил рюкзак к чемодану, закинул на плечи гитару и закурил. С единственной нашей с Градцем мимолетной встречи прошло три месяца. Прощаясь с ним сразу после вступительного экзамена, я и представить не мог, что ему суждено будет стать моим домом на ближайшие несколько лет. Этот городишко, спрятанный от любопытных глаз на юге страны, вызывал во мне крайне противоречивые чувства. С одной стороны он казался уютным, светлым и дружелюбным. А с другой стороны, я в который раз понимал, что за этими качествами, приводящими в восторг пенсионеров, кроется неизбежная тоска. Из привокзальной закусочной доносился стойкий аромат жареного сыра и картошки. Сигареты хоть и помогали утолить голод, но против кулинарных шедевров чешской кухни были бессильны. Я решил поскорее разместиться в комнате и сразу же раздобыть еды.

Судя по карте, студенческое общежитие находилось всего в километре, но дорога петляла вверх. Пришлось здорово попотеть, доставляя туда себя и свои пожитки. Я прикидывал, нужно ли мне вообще столько барахла; мама снабдила меня таким количеством посуды, будто я собирался готовить что-то кроме яичницы, сэндвичей и спагетти. Она дала мне кучу рецептов мясных запеканок и овощных рагу, а я старательно делал вид, что действительно сварганю их как-нибудь. От папы мне досталась тяжеленная четырехместная палатка и спальник. Ему хотелось, чтобы я не забрасывал семейную традицию походов в горы по выходным, – даже после того, как я объяснил ему специфику местного ландшафта: совершенно равнинного. «Палатка всегда пригодится, сынок». На самом деле, я был с ним согласен. Мне нравилось представлять, как мы с моими новоиспеченными друзьями устраиваем вечеринку на природе, разводим костер под звездами и играем в бутылочку всю ночь напролет. Я вообще много чего напредставлял с этими своими «друзьями», так что был решительно настроен ими обзавестись.

Из-за угла показалось здание, которое я узнал по фотографиям на сайте универа. Это был бледно-желтый четырехэтажный дом в форме буквы «П», с крышей из выцветшей оранжевой клади; довольно внушительных размеров – как минимум на фоне остальных строений в округе. За общагой раскинулся огромный парк, порезанный на две части рекой, впадающей в озеро в самом центре города. Я подошел к крыльцу, заполненному студентами, взмокнув от тяжести багажа. Мне совершенно не хотелось в таком виде – потном и запыхавшемся – предстать перед новой потенциальной компанией, так что я быстренько отыскал стойку регистрации. Эта пятница была заключительным днем прибытия студентов: поэтому никакой очереди не было, хотя обитатели кампуса все еще носились туда-сюда с постельным бельем и сумками. Официально заселение началось еще в понедельник; манера делать все в последний момент была вреднейшей моей привычкой – а ведь помимо того я курил и не брезговал второсортным алкоголем.

По ту сторону вахты сидела пожилая дама в древнем вязаном свитере.

– Здравствуйте. – Я перевел дыхание и продолжил: – Можно мне заселиться, пожалуйста?

– Ваше имя. – Она не отрывалась от компьютера.

– Демиан Файн.

– Минутку.

Эта женщина бы точно выиграла конкурс на самое медленное печатание.

– Комната 3047. Двухместная. – Принтер выплюнул пару бумаг, и она сунула их мне на подпись. – С вас три тысячи крон залога.

Я протянул деньги вместе с подписанным договором о предоставлении жилья. В ответ дама вручила мне ключ.

– Третий этаж, левое крыло. Молодой человек, разберетесь сами, ладно? Я всю неделю туда-сюда бегаю, спина болит.

Я кивнул, забрал брелок с номером комнаты и ключом, отыскал лифт и затащил туда свои вещи. Нажав на потертую кнопку, я принялся готовиться к знакомству с новым соседом. Из портала студента мне были известны его имя и фамилия. Судя по всему, он был не из местных. И мы точно говорили на одном языке, а значит, барьера в коммуникации не намечалось. Нельзя было облажаться с первым впечатлением, как у меня это часто выходило: ведь он вполне мог стать одним из тех, с кем мне предстояло водить дружбу в ближайшем будущем.

«Йоу, че кого? Я Демиан, а тебя как звать? О, круто, чувак! Ты давно тут? А я вот прямиком из Праги пригнал! Как тут с малышками вообще?»

Я прикидывал варианты приветствия, но все они казались убогими.

Добравшись до нужного этажа, я заметил номер своей комнаты в списке, висевшем на двери в один из коридоров. В моем крыле было не меньше двадцати спален; некоторые были открыты, но внутри никого не оказывалось – лишь разбросанные вещи и незаправленные постели. Комната 3047 расположилась в дальнем конце блока и была угловой. То есть справа соседи жили, а слева – уже нет. Перед входом уместилось окно, из которого открывался вид на двор общежития. На скамейках живо общались парни и девчонки, облаченные в домашние шмотки и попивающие что-то из больших чайных кружек. Я прикинул, что из комнаты должно быть видно то же самое; мне не терпелось это проверить. Для приличия я постучался, прежде чем войти. «Американский пирог» был одним из моих любимых фильмов, и я прекрасно знал, что случается в общагах с теми, кто не стучит. Мне совершенно не хотелось застать нового соседа за бритьем яиц, тройничком или занятием йогой голышом. Или всем одновременно. По ту сторону проема никаких шевелений не слышалось, так что я провернул ключ. Войдя, я наткнулся на пару чемоданов и разбросанную одежду, но никого не обнаружил. У меня появилась возможность не спеша осмотреться и разобрать шмотки.

Комната начиналась с небольшой прихожей, по левой стене которой находились шкафы для одежды, а по правой – скромная ванная. Основное помещение насчитывало две кровати, два рабочих стола, два комода, две пары навесных полок и небольшой холодильник. Я не ошибся, предположив, что широкое окно позволяло видеть происходящее у входа; пожалуй, я получил лучшие места на этом шоу. Я стянул рубашку и присел на пустую кровать, сопоставляя предоставленный антураж со своим видением идеальной жизни в общаге в качестве полноправного студента. За исключением нескольких деталей – например, дивана или хотя бы места для дивана, – все было примерно так, как я представлял. Тело охватил приятный мандраж от предвкушения новой реальности; той самой абсолютной свободы, о которой я грезил столько лет, – пусть она и досталась мне в крохотном, всеми забытом городке. У меня зачесались ладони; захотелось проснуться в понедельник с утра пораньше, натянуть самые клевые шмотки, прихватить из холодильника бутылку апельсинового сока и помчаться на лекции, попутно заводя новые знакомства с классными людьми. Вернее, чтобы классные люди сами заводили знакомства со мной: ведь у меня это не особо получалось.

Я оглядел оккупированную соседом половину комнаты. На его кровати возвышалась гора треников и толстовок на размер больше моего. На столе валялись игровой ноутбук, пустая пачка чипсов и недопитая газировка; полки были забиты учебниками по чешскому языку, фентези-книгами и видеоиграми. Большинство его вещей все еще торчало из пакетов в прихожей, и я подумал, что он тоже приехал недавно. Можно было заранее найти его в Фейсбуке или Инстаграме, но я решил этого не делать. Мне не хотелось знать ни одной детали о своем будущем раньше положенного срока: дабы сохранить максимальный эффект новизны.

Едва я вытащил багаж в коридор и принялся раскладывать шмотки по полкам свободного шкафа, дверь в комнату распахнулась, чуть не сбив меня с ног. Первой с новым соседом познакомилась моя задница: потому что одежду я доставал, согнувшись.

– Ну дела, – раздался зычный голос.

Я тут же выпрямился и обнаружил, что роста он был совсем небольшого. Во мне самом насчитывалось слегка за метр восемьдесят, а его голова заканчивалась у моей шеи.

– Привет, я Демиан. – Я протянул ему руку.

Парень вскинул брови, услышав знакомую речь, крепко пожал мою ладонь и представился:

– Эдвард, но зови меня Эдо. Ты только приехал?

Он переступил через мои вещи и упал на свою постель.

Чтобы не показаться фриком, я сделал вид, что прежде не знал его имени, а потом до меня дошло, что я сразу обратился к нему на другом языке.

– Да, пару минут назад. Ты здесь тоже недавно? – Я намекнул на его неразобранное барахло.

– Вообще-то, я тут с понедельника. Просто никак не доберусь до вещей. Дел много.

Мне стало любопытно, что может быть важнее, чем скорее обустроиться на новом месте, но уточнять я не стал. Эдо оказался не таким, каким я его себе представлял: короткие светлые волосы, недельная щетина, коренастое телосложение и очевидная любовь к спортивным штанам. В портале студента говорилось, что это его первый семестр – как и у меня. Значит, возраста мы были примерно одинакового. Я почти сделал попытку не дать молчанию затянуться, но он меня опередил:

– Ты есть хочешь? Лично я сдохну от голода, если не сожру кебаб. Знаю тут одно местечко, заодно осмотришься.

Мой живот действительно умоляюще постанывал, так что я решил отложить сортировку носков на потом.

– Да, это можно. – Я толкнул чемодан в угол и вскинул брови, когда заметил за шкафом гитару. – Ты играешь?

– Ага. И смотрю, ты тоже. – Он постучал по моей. – Акустика?

– Электроакустика, – улыбнулся я. – Старенькая, но звучит как надо.

Эдо прошел к выходу, и я последовал за ним, захлопнув за нами дверь.

– Да уж, интересно, сколько жалоб за нарушение тишины мы получим за первую неделю, – хмыкнул он, явно имея в виду стены толщиной с мой телефон.

Мы направились в сторону Вайгара – водоема в сердце Градца. Эдвард рассказал мне о ребятах, которых успел встретить. Местный контингент, по его мнению, «оставлял желать лучшего».

– А далеко нам топать? – поинтересовался я.

– Сразу видно, что ты новенький, – подметил Эдо. – Слова «далеко топать» тут можешь забыть. Серьезно, здесь до любой точки минут пятнадцать идти.

Пусть шанса побродить по Градцу мне еще не представилось, я догадывался, что общественным транспортом в ближайшее время пользоваться не придется.

– Даже не знаю, нравится мне это или не очень. Ты тоже перед этим учился в Праге? – Я намекнул на ощутимую разницу в масштабах городов.

Мы подобрались к предположительному центру, представляющему из себя пару площадей, соединенных несколькими относительно оживленными улицами.

– Если ты про курсы, то нет, – ответил Эдо. – Чешский я дома выучил. Предки решили, что мне незачем тратить целый год, и заставили ходить к репетитору четыре раза в неделю после школы. А спорить с ними бессмысленно, сам понимаешь.

– Понимаю, чувак. Самому пришлось целую вечность втирать про европейский диплом и ипотеку.

– Ипотеку? – с недоумением переспросил он.

Мы завернули на широкую улицу, ведущую вниз от главной площади, и линия горизонта утонула в воде. Я объяснил Эдо, что имел в виду, и коротко рассказал свою историю. О том, как ехал в Прагу и каким образом меня занесло в Градец. Я умолчал, что в глубине души еще задавался вопросом «А что, если?». Он закивал, и я подумал, что наступила его очередь делиться откровениями, но в воздухе резко запахло специями, и мы очутились в неприметной кебабной. Поэтому Эдо лишь подытожил:

– Надеюсь, что и здесь можно будет нормально оторваться.

Я подметил, что какие-никакие, но общие интересы у нас имелись. По крайней мере, для налаживания дружбы в восемнадцать желания оторваться вполне достаточно. Пусть я все еще пытался понять, хотелось ли мне с ним дружить, выбор у меня был небольшой.

Эдо заказал себе дурум с сыром под острым соусом и посоветовал мне сделать то же самое. Кебаб был для меня универсальной едой, подходящей для любой ситуации: поздний воскресный завтрак, ночная закуска, перекус у истоков неизведанной жизни. Полноватый турок вручил нам увесистые свертки, практически полностью состоявшие из мяса. Расплатившись, мы перешли через дорогу и по рекомендации Эдо перелезли через невысокий забор. Пробившись сквозь плотную листву, мы оказались прямо на берегу озера.

– Здорово, а? – Он расправил руки, как крылья, и покрутился, придав моменту щепотку величия.

Мы грохнулись на единственную скамейку, стоявшую посреди небольшой заросшей лужайки, спрятанной за неухоженными деревьями. Вид с нее открывался захватывающий: Вайгар объединял целый город, расположенный кругом по его границам. Минувшее лето понемногу сдавало позиции, позволяя осени окрасить мир в свои цвета; нас окружала целая палитра. Мы стукнулись дурумами и не перекинулись ни словом, пока не добрались до второй половины вкуснейшего кебаба в моей жизни. Я невольно задумался, как часто мне теперь предстояло оказываться здесь в самых разных состояниях и при самых непредсказуемых обстоятельствах. Почему-то хотелось, чтобы мой сосед думал о том же.

– Тут и правда клево. Спасибо, что показал это место. – Я бросал кусочки лаваша жадным уткам, сбившимся в кучу у берега.

– Обращайся, – ответил Эдо с набитым ртом. – Самое крутое в этом месте то, что никто и никогда не найдет его за такими зарослями. – Он тыкнул остатком своего обеда в беспорядочно разросшиеся деревья.

– Ты же нашел, – заметил я.

– Если честно, мне его Сара пару дней назад показала. – Утерев со рта соус, Эдо достал две сигареты и передал одну мне, не уточняя, курю ли я вообще.

– Курение убивает. – Я процитировал надпись на пачке и щелкнул зажигалкой. – А Сара – это кто?

– Ага, только мы слишком молоды, чтобы об этом париться. А Сару ты еще увидишь, поверь.

Мне сделалось любопытно, кто такая эта Сара, как она нашла это место и не будет ли она злиться на Эдо за то, что он мне его показал.

– А она не против, что ты сюда незнакомцев таскаешь?

– Во-первых, если вдруг что, я знаю, где ты живешь.

Я не очень сообразил, шутил он или в самом деле мне угрожал.

– Во-вторых, я ей тоже один укромный закуток показал: у реки за общагой. Там дохлой рыбой воняет, но уже что-то. В-третьих, я так понимаю, Саре вообще тяжело угодить, так что я даже пытаться не стану.

– Справедливо.

Поставив точку в разговоре, я уставился на бледные силуэты далеких холмов, подводя промежуточные итоги дня: а) мой новый сосед знал, где раздобыть лучший кебаб в городе – а может, и во всем мире; б) какая-то загадочная Сара, судя по всему, знала толк в клевых местах; в) я понимал, что все могло быть и хуже.

Глава 2

На следующий день я встал неприлично рано и подметил, что Эдо спал крепче любого знакомого мне человека – разве что за исключением моего отца. Заканчивая разбирать шмотки, я несколько раз ронял чемодан, стукал гитарой о стены и разбрасывал ванные принадлежности по стеклянным полкам, но бесперебойности его храпа позавидовали бы даже швейцарские часы. Разобравшись с вещами, я на кухне этажа приготовил завтрак из того, что раздобыл в первый день в магазине. Я собирался питаться яйцами, сосисками и тостами как можно дольше. Вкус растворимого кофе нравился мне даже больше, чем нормального – зернового или хотя бы капсульного; и это заставляло время от времени ставить под сомнение свою адекватность.

Сделав пару глотков, я уселся за компьютер, чтобы как следует подготовиться к первому учебному дню, который должен был начаться в понедельник.

Внимательно изучив расписание предметов, а затем пройдясь по требованиям их сдачи, я понял, что слишком уж разгуляться не выйдет. По каждому из шести курсов первого семестра нужно было прочесть кучу и другую литературы, написать несколько семестровых работ и не завалить парочку промежуточных тестирований, не говоря уже о финальных экзаменах. Пока я искал в интернете нужные книги по маркетингу, за спиной послышался сонный голос:

– Только не говори мне, что ты из этих.

Я недоуменно обернулся на Эдо; он сканировал экран моего ноутбука.

– Из каких?

– Из тех, кто читает вводные лекции еще до начала учебы.

– Ну, не то чтобы мне есть чем еще заняться в девять утра в субботу, – честно признался я.

– Боже, да чем угодно. – Эдо сел в кровати и протер ладонями лицо. – Хотя вообще-то идея неплохая. Завтра мы вряд ли будем способны на что-то толковое.

Я вскинул брови, не припоминая никаких совместных планов, которые бы вывели нас из строя, – да и планов вообще. Воскресенья как раз для того и существуют, чтобы отдаваться на волю случая.

– А что такого случится завтра?

– Надеюсь, хорошее такое похмелье, – лыбился Эдо.

– Погоди, а откуда ему взяться?

– Ахренеть, силлабус долбаной социологии тебе известен, а что сегодня тусовка в честь начала нового учебного года – нет? Ты почту вообще читаешь?

Я действительно не открывал университетский ящик уже несколько дней; он оказался под завязку забит сообщениями. Из лавины приветственных писем от ректора, декана и преподов, рекомендаций по адаптации для новых студентов и инструкций по пользованию студенческой картой я выловил формально оформленное приглашение на сегодняшний вечер: в семь в главном зале факультета. В графе «отправитель» уместилась руководительница учебного отделения. Я усомнился, что такого рода мероприятие способно оставить после себя «хорошее такое похмелье».

– Чувак, да тут написано, что мы встречаемся в универе. Блин, декан будет речь толкать. В лучшем случае нам предложат бокал шампанского. И не знаю, как ты, а я с такого не напиваюсь.

– Расслабься, я тоже так думал. А потом Ричард – тот хрен со второго курса, который постоянно готовит свои вонючие брокколи, – объяснил, что после официальной части все хлынут прямиком в «Парадайз». Это клуб у них такой. Вполне возможно, единственный. – Эдо чистил зубы в одних трусах, разбрызгивая пасту по всей комнате. – И под «всеми» я имею в виду только студентов. Никаких преподов и, надеюсь, рамок приличия.

Остаток дня мы провели дома за подготовкой к учебе, болтовней о прошлом и будущем и постоянными перекурами на крыльце. Иногда мимо слонялись обитатели кампуса; с многими из них Эдо здоровался, но меня не представлял. Я удивлялся тому, как за четыре с лишним дня можно было успеть познакомиться со столькими людьми. Я-то пока только с ним знакомство завел, да и то потому, что нас поселили вместе. В тот день Эдо успел поделиться кое-какими фактами из своего прошлого, которые не очень вязались с тем, каким он мне казался – довольно прямолинейным и пофигистичным. Например, воскресный церковный хор для мальчиков или волонтерство в приютах для бездомных. Но это точно объясняло, откуда он знал столько плохих слов.

Ближе к вечеру мы разобрались со всеми необходимыми делами, чтобы на следующий день не пришлось ни о чем беспокоиться. Я посоветовал Эдо не надевать треники – пусть он и считал их предметом формального гардероба, а сам нацепил рваные джинсы и единственный свой пиджак, на покупке которого когда-то настояли родители. Мне казалось, что выглядел я в нем крайне несуразно: особенно с длинными растрепанными волосами и серьгой в ухе. По правде говоря, я вообще не собирался носить официальную одежду – никогда. Не потому, что на мне она смотрелась глупо, – с этим я давно смирился, – а потому, что костюмы, рубашки и галстуки означали бы посредственную, ничем не примечательную жизнь с девяти до пяти. Кто-то до жути боится пауков, кто-то клоунов, а моим величайшим страхом было стать таким, как все: грустным офисным клерком с пивным пузом и кредитом на двадцать пять лет. Да, я уже встал на этот путь, поступив на менеджмент и экономику. Но пообещал себе не забывать, что учеба в универе была лишь способом выиграть время и понять, чем таким можно заняться, чтобы в будущем не пришлось с утра пораньше завязывать на шее удавку и отправляться на работу в офис, мечтая попасть под трамвай по пути.

Мы вывалились из общаги вместе с кучей других ребят. От некоторых уловимо разило. Пока что я не встречал никого помимо Эдо, кто бы говорил на любом другом языке, кроме чешского, – хотя он заверил меня, что такие есть. Дорога до универа напоминала вход в муравейник, и я всерьез задумался, что студенты составляли существенную часть населения Градца: такого плотного трафика я здесь еще не видел. Коктейль из гулкого смеха, легкого перегара и наивной веры в то, что все в этом мире возможно, постепенно заполнял главный корпус факультета.

– Может, пойдем поищем каких-нибудь твоих друзей?

Это была для меня отличная возможность обзавестись знакомствами.

– Потом поищем. – Эдо указал на барную стойку в конце холла, где уставшие люди в белых рубашках наливали шампанское. – Сначала надо настроиться. Да и вряд ли можно назвать другом кого-то, кого знаешь меньше недели.

Я был хорошо знаком со способностью алкоголя делать всех вокруг интереснее для меня, а меня – интереснее для всех вокруг, что куда важнее. Ловко проманеврировав между безликими телами, мы разжились парой бокалов и растянулись в розовых креслах-мешках.

– Выпьем за лучшие годы, – предложил Эдо тост.

– Давай за то, чтобы мы сами сделали их лучшими.

Мы подняли шампанское и сделали по глотку, затем по второму, а дальше раздобыли добавку.

Несколько минут спустя декан факультета – тот самый мужчина, который разъяснял правила на вступительном экзамене, – поприветствовал новых студентов, поздоровался со старыми и напомнил всем о значении образования в жизни молодых людей. Словно нам не твердили об этом предки, учителя и все кому не лень на протяжении последних десяти лет. За этим последовало несколько претенциозных выступлений от руководителей кафедр и парочки отличников. Но слушать их никто и не думал, поэтому среди гула непрекращающейся болтовни до меня время от времени доносилось название заведения, куда мне уже не терпелось попасть, – «Парадайз». Вскоре объявили об окончании основной части программы, и прозвучал жутковатый гимн университета, напоминающий похоронный марш. Мы с Эдо съели по паре маффинов и направились следом за толпой парней и девчонок на продолжение вечера в менее официальной обстановке. Народ вел себя куда шумнее. Еще бы: у всех в крови плескалось игристое вино и предвкушение тусовки. На секунду мне стало жаль жителей Градца, для которых каждый наш выход в свет означал чуть ли не гражданскую войну: судя по тянувшемуся за нами беспорядку.

«Парадайз» действительно оказался единственным клубом в городе, если его вообще можно было отнести к этой категории заведений. Не то чтобы я был экспертом – в клубах я бывал раза три в жизни – но все они были куда… моднее, что ли. Но когда передо мной предстало место, напоминающее киношный американский бар из восьмидесятых, мои глаза загорелись. Приглушенный теплый свет разливался по просторному залу без окон, насквозь пропитанному алкоголем и сигаретным дымом. Ветхие деревянные столы понемногу заполнялись бесчисленной выпивкой любых градусов и цветов. Прилипая кедами к полу, мы нырнули вглубь: вдоль игровых автоматов, бильярдных столов и постеров старых фильмов, о которых человечество давно позабыло – а зря. Добравшись до бара, мы заказали по светлому пиву, и татуированная барменша сказала, что внизу есть еще один этаж для танцев, который открывается после одиннадцати вечера: когда народ успевает вдоволь налакаться, чтобы захотеть растрястись. Сам я танцевал не лучше, чем двухсотлетняя черепаха с выпавшей толстой кишкой. Настолько плохо, что даже когда на школьном выпускном Мария Романофф, моя тайная школьная любовь, по которой я тащился с восьмого класса, осталась без пары на медляк, я не осмелился ее пригласить.

Быстро разделавшись с пивом, мы не теряя времени отправились за вторым, обсуждая присутствовавших здесь девчонок, к которым ни один из нас все равно не подошел бы познакомиться. Пока мы ждали заказ, проходящий мимо крепыш остановился, заметив Эдо. Парень оказался одним из редких не-чехов, о которых говорил сосед.

– Здорóво, старик.

Они побратались, и здоровяк сразу перешел к делу:

– Надо бы бухнуть!

– Мы как раз над этим работаем. – Эдо кивнул в сторону бара. – Кстати, знакомься, мы делим один унитаз на двоих.

– Демиан, – представился я. – Рад познакомиться.

– Я Тим. – Он чуть не раздавил мою ладонь. – Взаимно. Ладно, парни, мне бы отлить, а то все штаны обоссу. Еще увидимся.

– Занятный чувак, – заметил я, когда Тим растворился в толпе.

– Ага. Правда, психованный чутка. Мы с ним на днях ходили выпить с ребятами. Тим нажрался и весь вечер твердил, что чехи – просто кучка ссыкунов. И это на ломаном чешском. Кажется, он им даже сменой режима угрожал. – Палец Эдо характерно покрутился у виска.

Я засмеялся, отдавая должное стойким анархическим взглядам Тима. Судя по размеру его бицепсов, он не боялся сболтнуть лишнего. Я понадеялся как-нибудь послушать его провокационные идеи. Мои щеки уже налились теплом, но Эдо все равно настоял на том, что вместе с пивом нам необходимо заказать по стопке «Зелены» – крайне дерьмового, но очень аутентичного ликера со вкусом ментола. Для иностранцев он считался чем-то вроде крещения. По неведомой причине местные страшно гордились этим пойлом и если встречали иностранцев, то считали своим государственным долгом напоить их этим ополаскивателем для рта ядовито-зеленого цвета.

Толпа нехило разрослась, и маленький чемпион, с которым я «делил один унитаз на двоих», заметил за одним из высоких барных столов тех самых чехов, которым Тим пару дней назад пообещал революцию. Эдо познакомил меня с Мартином, Кубой и Тиной, которая сказала, что ей мое имя понравилось. Я ответил тем же, хотя имя у нее было отстойное. Как и она сама. Мама могла бы гордиться моим воспитанием. Я едва слышал собеседников из-за громкой музыки, улавливая лишь каждое третье слово, так что просто кивал и вставлял универсальные «ага» и «круто». Тем не менее, мы с Эдо время от времени бегали к бару за добавкой, и с каждой вылазкой мой язык зеленел и развязывался. Между количеством выпитого и моим уровнем чешского существовала прямо пропорциональная зависимость. Допивая шестое пиво, я уже с пеной у рта перечислял новым знакомым любимые песни из последнего альбома Fidlar. Пусть они и не выглядели как фанаты гаражного панка, они все же слушали не перебивая, переняв мои же «ага» и «круто». Их мамы тоже могли гордиться ими.

Когда маленький чемпион опять пролил содержимое своего стакана, я заметил, что он покраснел. Хоть я и был выше, моя худощавость не позволяла мне выпить столько же, сколько он. Слегка пошатываясь, Эдо отошел в туалет, а я решил проветрить голову на свежем воздухе. Ребята, с которыми он меня познакомил, воспользовались возможностью и сразу же свалили.

Лестница привела меня наружу, и в лицо бросился отрезвляющий ветерок, напоминая о скором приближении дождей. Не успел я выскользнуть из дверей, как мимо пролетел какой-то парень.

– Да что с тобой не так? – закричал он куда-то в пространство и скрылся внутри.

Я не придал этому значения. Наверняка он успел порядочно перебрать: на часах перевалило за полночь. Пройдя по длинному коридору, ведущему на улицу, я прислонился к стене и решил размять легкие Кэмелом.

– Что со мной не так? – раздался справа женский голос, говорящий на моем языке.

По другую сторону прохода, точно так же опираясь о здание, стояла девушка с бокалом красного вина и мерцающей во рту сигаретой. Она разглядывала древнюю плитку под подошвами. Узкие черные джинсы идеально подчеркивали ее длинные стройные ноги, а майка без рукавов обнажала пикантные места ровно на столько, чтобы оставлять место воображению.

– Что со мной не так? – Повторив свой вопрос, она развернулась ко мне.

Ее лицо окрасилось лишь тусклым светом уличного фонаря, но этого было достаточно, чтобы с уверенностью заявить: передо мной оказалась самая красивая девушка в истории самых красивых девушек. Я был уверен, что она останется ею и через тысячу лет. И через две. И по прошествии многих веков после коллапса человечества новые формы жизни будут исследовать руины людской цивилизации и тоже окрестят ее самым прекрасным земным созданием. Нежные скулы, пухлые, слегка окрашенные вином губы, изящные формы. Я подумал, что перепил, откинулся и попал в рай, – а мерцающая синим неоном вывеска «Парадайз» только подтверждала мою теорию. Но спустя несколько мгновений отвала башки до меня дошло, что ее вопрос не был риторическим. Она ждала от меня ответа. Я потряс головой, чтобы выйти из ступора, и все же смог кое-что выдавить.

– С тобой… С тобой все так. – Я прокатился плечом по стене, чтобы развернуться. – Даже очень. А этот чувак, он… – Я указал на дверь и осекся, решив, что это уже неважно.

Девушка приподняла уголок рта и нахмурила брови: вероятно, удивляясь тому, что я ответил на том же языке. Зачем вообще спрашивать кого-то о чем-то, если думаешь, что тебя все равно не поймут? Но в случае с ней это было далеко не единственным, что не поддавалось никакой логике.

– А тебе откуда знать? – Незнакомка сложила темно-красные губы трубочкой и пустила дым в мою сторону. – А на этого нюню можешь забить.

– Мне просто… Знаешь, мне просто так кажется. Ну, что с тобой все в порядке. А многие говорят, что я проницательный.

Сердце вырывалось из груди и отдавало стуком в висках. Если бы по моей кровеносной системе в тот момент не слонялось литра три пива и несколько шотов, я бы больше двух слов не проронил. Дверь в клуб распахнулась, и вместе с глухой музыкой до нас донеслись чьи-то спутанные шаги.

– Ты смешной. – Девушка ухмыльнулась и пронзила меня голубыми как полуденное небо глазами.

По телу пробежала электрическая дрожь.

– Эм, спасибо. Наверное.

В эту секунду между нами оказалось инородное тело, которое удалось опознать как Эдо. Вернее, как то, что было им пару стаканов назад.

– Какого хрена, чувак? Ты что делаешь?

Он напоминал буек, свободно покачивающийся на волнах. Эдо икнул, обернулся к обворожительной незнакомке, и мне стало невероятно любопытно, отреагирует ли он так же, как я.

– Эдвард. – Она почтила его по имени, небрежно кивнув в знак приветствия.

В груди вырос ком зависти; я ушам своим не поверил. Было ясно, что сосед мне попался общительный, но как он мог не сообщить еще при первой встрече, что она в числе его знакомых?

– Че как, Сара? – Он икнул. – Смотрю, ты с моим соседом познакомилась?

Он икнул снова. Та самая Сара, благодаря который мы за день до этого наворачивали кебаб на лучшей в мире скамейке?.. Неудивительно. Слово «лучшая» отлично применялось в ее отношении.

– Не совсем. Имени твоего симпатичного соседа я все еще не знаю. – Она растоптала сигарету высоким ботинком и вернула ко мне свои лазурные глаза.

Черт, черт, черт. Мне подумалось, что я выжил из ума, когда она назвала меня симпатичным. Я приоткрыл было рот, но ничего не ответил.

– Ахренеть, Демиан, скажи ей уже свое долбаное имя, и валим нахрен отсюда. – Эдо глубоко задышал. – Мы с Тимом еще «Зелены» бахнули, пока ты тут… прохлаждался… – Он сплюнул на землю. – О, мне домой надо… Я хрен дойду, чувак… Будь же ты другом, а?

Я охотно ему поверил – пусть общагу с клубом и разделяло всего несколько кварталов.

– Демиан, значит. – Сара подошла ко мне вплотную, грациозно обогнув шатающегося Эдо.

– Можешь звать меня просто Дем. – Я протянул ей руку, понадеявшись, что она не вспотела от волнения. – Очень рад с тобой познакомиться.

– Взаимно. – Ее ладонь утонула в моей.

Люди постоянно твердят, что «рады» друг с другом «познакомиться», хотя в большинстве случаев это вранье, о котором известно обеим сторонам. В основном им тупо наплевать; познакомились и познакомились. Но на сей раз моя радость была самой что ни на есть настоящей. Даже если бы на «Парадайз» прямо в ту же секунду свалился метеорит, я был бы счастлив, что знал эту девушку хотя бы парочку мимолетных минут. Но свалиться мог только Эдо, за что я его откровенно ненавидел: мне пришлось взять его под мышку.

– Я бы рад остаться и поболтать еще немного, но боюсь, что он вырубится на полпути и его изнасилуют или типа того.

Услышав это, Эдо посмотрел на меня исподлобья и показал средний палец.

– Тогда спасай его девственность. – Сара отдала мне честь и попятилась ко входу, провожая глазами наши силуэты.

Мне хотелось еще столько всего сказать ей… и еще больше услышать в ответ. Когда она дернула дверь и изнутри полилась приглушенная музыка, я остановился и окликнул ее, ловко балансируя полуспящую тушу Эдо.

– Эй, Сара! Увидимся на самой клевой в мире лужайке!

Обернувшись, она улыбнулась и покачала головой: так обычно делают люди, когда хотят сказать «блин, Эдвард, а меня ты спросить не подумал, прежде чем открывать незнакомцам мои тайны?». А потом она скрылась из виду, оставив меня наедине с отключившимся Эдо и до боли знакомым трепетом в животе, который еще ни разу не приводил ни к чему хорошему.

Глава 3

Бодрое солнце залило комнату 3047 золотом, призывая ее обитателей поскорее выяснить, что им уготовило теплое воскресенье на закате лета. Однако кое-что мы знали заранее: ничего, кроме приступов тошноты, головной боли и привкуса кошачьего дерьма во рту нам в то утро не грозило. По большей части меньшему из нас, проведшему полночи в обществе терпеливого унитаза.

– Ты можешь прикончить меня, а, Демиан?..

– Чувак, а разве не ты вчера планировал проснуться с солидным похмельем? – Я «успокоил» вроде не мертвого, но и не совсем живого Эдо, швырнув ему пузырек аспирина.

– Вчера я был молодым и тупым. – Он забросил в рот пару таблеток и разом опустошил бутылку воды. – А сегодня понял, что «Зелена» – проклятый ведьминский эликсир страдания. Если хочешь знать, все, что из меня ночью выходило, было зеленым. Неужели тебе самому сдохнуть не хочется?

Подробности мне были ни к чему. Мне действительно было крайне отстойно, но холодный душ и крепкий растворимый кофе сделали свое дело, быстренько вернув мне привычный вид. Сыграло на руку и то, что я не запивал одни шоты другими так яростно, как мой партнер по вечеринке. Но было и кое-что еще, окрыляющее меня в то утро.

– Да все пройдет, воды побольше пей. Слушай, а ты с Сарой в каких отношениях?

Эдо последовал моему совету и прикончил вторую литровую бутылку; я ждал, что он лопнет и покрасит стены в зеленый.

– В сугубо взаимовыгодных, а почему ты… – Он вытаращил глаза. – Вот блин, она там была вчера. И ты был. И я был. А потом не был. Спасибо, кстати, что домой меня притащил.

– Да без проблем. – Я умолчал, что он уже выразил свою благодарность, пока я его в кровать укладывал, – и даже попытался меня поцеловать. – Сугубо взаимовыгодных – это как? Типа, ты ей, а она тебе… что?

– Ну, мы забились делиться инфой о предметах и экзаменах, нужными контактами, всякими клевыми находками – типа той лужайки у озера, сплетнями разными. Короче, всем, что поможет нам здесь выжить, прилагая поменьше усилий. Я с ней в первый же день познакомился. Она тоже первокурсница. – Эдо со стоном приподнялся, выполз из кровати, побрел в душ, а потом остановился на полпути и прищурился. – Погоди… Ты что, запал на нее?

– Что? Нееет, конечно нет, чувак.

Мне показалось, что это прозвучало довольно убедительно, но мне много чего казалось.

– Слушай, я знаю эту девчонку с понедельника, но даже этого мне достаточно, чтобы понять: оно тебе не надо, Дем. – Он впервые использовал сокращенный вариант моего имени. – Такие девчонки до добра не доводят, поверь мне. Особенно таких парней, как ты.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я, стараясь звучать безразлично.

– Как бы тебе объяснить. – Эдо почесал затылок. – Сара – она как океан в шторм. Непредсказуемая, мрачная, холодная. Утонуть – раз плюнуть.

Я ничего не ответил, но про себя подумал: «Плаваю я так себе». Тем не менее, я уже замечал за Эдо склонность к излишней драматизации. Почему-то он вечно старался привнести остроту в обыденные вещи: будто без нее они внимания не заслуживали.

Первую половину дня мы провалялись в постелях, настежь отворив громадные окна и позволив освежающему ветерку унести концентрированный аромат вчерашних неверных решений. Эдо смотрел «Друзей», играя в прятки с Морфеем, а я читал о бунтарской молодости Хантера Томпсона в Сан-Хуане, когда в комнату без приглашения вломилась… Сара. Ее длинные светло-каштановые волосы были собраны в гульку, футболка с логотипом «Blink-182» прятала изгибы ее тела, джинсовые шортики облегали бедра, а бесконечные ноги продолжались черными конверсами. При свете дня она выглядела иначе. Будто теплее, но не менее красивой; если не более.

Сара облокотилась о дверной проем в прихожей и украдкой оглядела помещение. Я понял, что она уже здесь бывала. Моя кровать стояла напротив входа, а кровать Эдо была спрятана от ее обзора, так что Сара обратилась ко мне.

– Мы с Катериной идем в парк. – Она без каких-либо приветствий показала пальцем за спину. – Вы готовы?

Я попытался сообразить, договаривались ли мы о чем-то таком, но ничего не припомнил. Кто такая Катерина, тоже оставалось загадкой, поэтому я умоляюще посмотрел на соседа.

– Блин, а мы вам зачем нужны? – Он свесился с постели, чтобы увидеть Сару, – или наоборот, чтобы показать ей свою неготовность прогуливаться дальше, чем за водой на кухню.

– Дерьмово выглядишь, Эдвард, – беззаботно сообщила она. – В любом случае, хочу напомнить вам, что сегодня последний выходной перед началом семестра. Не знаю, как вы, а я не собираюсь разлагаться дома. А вы нужны, чтобы сумку с пледами и сидром дотащить.

Она игриво улыбнулась, и я невольно обратил внимание на ямочки в уголках ее щек.

– Встретимся внизу через пять минут, – выпалил я неожиданно для себя.

– Превосходно. – Сара тут же исчезла.

– Чувак, что за подстава? – накинулся на меня Эдо. – Через пять минут я буду здесь! Как и через десять, и двадцать, и тридцать. Хотя нет, через тридцать я за чипсами прошвырнусь. Но вот через сорок…

– Да ладно тебе, – парировал я. – В парке тоже можно поваляться без дела. Только вот «Друзья» будут настоящие. А еще, кажется, Сара упомянула сидр. – Я пытался прикинуть, был ли он готов снова думать об алкоголе. – И ведь она права, чувак. Завтра начнется учеба, и все изменится. Чего дома сидеть?

– Ты просто хочешь потусоваться с Сарой, да?

– И с тобой, и с… Катериной, – поспешно уточнил я.

– Ага, так я и думал. Только потом не жалуйся, что я тебя не предупреждал. – Эдо уставился в открытое окно и ощупал лицо. – А впрочем, какого хрена, проветрюсь. Но с тебя должок. А Катерина – это ее соседка. Такая же новенькая. Они, кстати, живут прямо над нами. – Он кивнул на потолок. – Саре тоже повезло делить крышу с кем-то, с кем можно чехов постебать. Катерина, кстати, миленькая, но не в моем вкусе. Зато готовит неплохо.

Он театрально выкатился из кровати и поднялся на ноги, держась за стену.

Я бросил на ожившего соседа благодарный взгляд, в очередной раз недоумевая, каким образом он успел разузнать столько подробностей за такое короткое время. Эдо прихватил из холодильника пару банок темного пива «Козел», и мы пошли вниз. Девушки уже топтали брусчатку снаружи.

– Ну наконец-то. – Сара приобняла симпатичную светловолосую девушку: не полноватую, но и не такую стройную, как она сама. – Катерина, это Демиан. Многие говорят, что он проницательный. Демиан, это Катерина. Ее проницательность пока под вопросом. Но она сделала сэндвичи, а это уже полдела.

– Называй меня просто Кейти, – потрепав Эдо по волосам, блондинка добавила: – Кое-кто вчера здорово нажрался, а? Ты живой вообще, король вечеринок?

– Лучше всех. По крайней мере, я работаю над этим. – Эдо спрятал красные глаза за солнцезащитными очками в массивной оправе и постучал по жестяной банке в кармане толстовки. – А ты вчера где была?

– Ты со мной вчера в «Парадайзе» раза три поздоровался.

Блондинка засмеялась, и мы захохотали вслед за ней.

Обогнув общежитие, мы очутились в просторном парке, заполненном нерасторопными горожанами. Мне всегда нравилось наблюдать за людьми в выходные. Когда суета будней заслуженно забывалась, сменяясь недолго живущей безмятежностью, они казались мне счастливее. В воздухе отчетливо веяло осенью: запах сырой земли сплетался с речной прохладой; деревья донашивали летние обноски; солнце еще щекотало лицо теплом, но из тени доносился шепот наступающих холодов. Шагая по протоптанной узенькой дорожке позади всех, я наблюдал за истерично хохочущей Кейти, которая выслушивала подробности вчерашней ночи от Сары. В особенности об Эдо, что на удивление достоверно изображал пьяного себя.

Сара пообещала, что в конце тропинки, ведущей сквозь высокие сосны, раскинулся огромный луг. Лесной лабиринт и правда вывел нас в безлюдное поле, где мы рассыпались по пледу. Она уселась слева от меня и выпрямила ноги. Наши колени соприкасались; сквозь вельветовые брюки я чувствовал тепло ее тела. Нос щекотал аромат сигаретного дыма вперемешку с характерным для девчонок букетом: всякими кондиционерами для волос и кремами для тела. Кейти раздала каждому по сэндвичу с ветчиной и творожным сыром. Мы взяли по бутылке яблочного сидра: все, кроме Эдо, который назвал сидр «гейской темой» и открыл банку «Козла». Глубоко вдохнув, я встал и решил поделиться одолевшей меня по пути мыслью:

– Наверное, это прозвучит очень странно. В смысле, мы ведь практически не знакомы. Типа, кто-то больше, кто-то меньше. Но мне почему-то кажется, что из нас может выйти неплохая тусовка. Дело даже не в том, что мы разговариваем на одном языке или будем учиться на одном курсе. Ну, разве что совсем чуть-чуть. И я это говорю уж точно не потому, что мне позарез друзья нужны, а вы моя последняя надежда.

Ребята засмеялись.

– Не знаю, просто у меня такое чувство, что мы смотримся как-то… правильно, что ли. – Я почему-то представил себе старую пленочную фотографию. – Да вы сами посмотрите. Есть в нас что-то такое, да? Только вот я не могу понять, что именно.

– Все очевидно. – Сара напряженно смотрела вдаль. – Нас всех связывают нерушимые узы.

– Какие? – Я нахмурил брови.

– Молодость, Дем. И мы не позволим ей незаметно ускользнуть сквозь пальцы.

В следующее мгновение меня вновь прожигали глаза-сапфиры, а краешки ее губ, у одного из которых болталась незажженная сигарета, тянулись к небу. Я достал зажигалку и дал Саре прикурить.

– Аминь, чуваки. – Эдо отхлебнул пивка и откусил половину сэндвича. – Кейти, твои бутеры – сплошной кайф.

– Это всего лишь кусок ветчины между двух тостов. Так даже ты сможешь, – заскромничала блондинка.

Наполняя желудки законсервированными дарами яблонь, мы нашли друг друга в социальных сетях и обменялись впечатлениями о прошедших днях – а еще о целой жизни до. Девушки тоже учили чешский в Праге. Но в отличие от меня, Сара с Кейти поступали в Градец намеренно, поэтому не разделяли моей тайной тоски по средневековым площадям, красным крышам и промозглым набережным.

Растянувшись во весь рост и плотно прижавшись друг к другу, мы уместились на островке из полиэстера посреди еще зеленого, почти бескрайнего моря, и болтали обо всем и ни о чем. Ладонь Сары рисовала причудливые узоры в непростительной близости к моей; клянусь, наши атомы уже взаимодействовали. По другую сторону мира не спеша проплывали кудрявые белоснежные гиганты, временами воруя солнечный свет. Я завидовал их свободе, но и они наверняка завидовали нам. Как-то все подозрительно легко. Я реально валяюсь на травке в окружении практически незнакомых людей, пока мы гадаем, на кого из нас смахивают эти чудные облака? Я оглядывал ребят и вслушивался в их голоса, которые казались совершенно реальными. Именно этого мне и хотелось, когда я недавно прощался с Прагой. Чтобы классные люди нашли меня и сделали своим другом: потому что увидели во мне себе подобного, – и тогда пережить лучшие годы в захолустье стало бы чуточку проще. «Буду почаще мечтать», – пообещал я себе, словно и без того не пытался улизнуть в мир фантазий при любой возможности.

Неугомонная Кейти захотела проверить, что скрывает линия горизонта, а оживший Эдо решил к ней присоединиться, покончив с остатками хмеля. Вечерний сумрак медленно размывал их бегущие силуэты на фоне фиолетового солнца. Оставшись наедине с Сарой, я постарался не позволить тишине стать неловкой. Неловкого меня ей вполне хватало. Мы касались друг друга плечами и щурились от закатных лучей.

– Почему ты нас позвала? То есть, спасибо, конечно, что вытащила из дома. Здесь очень красиво. Но все же. Не думаю, что мы с Эдо единственные, с кем ты успела познакомиться.

Я припомнил парня, налетевшего на меня в дверях «Парадайза».

– Не единственные. – Ее дыхание долетало до моего лица. – Просто из всей местной толпы вы двое кажетесь мне наименее посредственными. А разве не это самое главное в людях?

– Эм, да, вполне может быть.

Я неуверенно кивнул; ее пухлые губы то и дело отвлекали меня от ее слов.

– Кейти вы, кстати, тоже понравились. А еще, как ты и сам заметил, мы можем неплохо спеться. Конечно, если никто ни в кого влюбиться не вздумает.

Не знаю, передавало ли мое выражение лица мысли, но я был уверен: Сара говорила вовсе не об Эдо или Кейти.

– Да, это было бы крайне отстойно. – Я старался звучать убедительно под её оценивающим мою правдивость взглядом.

Во мне словно проделали здоровенную дыру. А на что ты вообще рассчитывал, придурок? Похоже, придется смириться, что Сара останется мечтой, а я – мечтателем. Мы лежали на спинах, укрывшись темно-красным небом, курили желтый «Кэмел» и обсуждали любимые книги.

– Грязно, низменно, бессвязно, пошло. – Сара выдула струю густого дыма. – Буковски раньше всех остальных понял, какая жизнь на самом деле.

Мне безумно захотелось пообещать, что если я когда-нибудь напишу книгу, то обязательно посвящу ее ей.

Глава 4

После первой учебной недели умереть мне хотелось меньше, чем после второй. Тяжелее всего было даже не запомнить разделение экономических теорий, виды маркетинговой коммуникации или фундаментальные концепты античной философии. Самым сложным было понимать академический чешский преподов на бесконечных лекциях и семинарах. Моего владения языком явно оказалось недостаточно для дискуссий об одностороннем восприятии мира Сократом. С той же проблемой столкнулись и ребята, с которыми мы проводили большую часть свободного времени, вместе засыпая над скучными презентациями, и на всякий случай вполне серьезно убеждая друг друга, что работа уборщика не такая уж и плохая. До меня окончательно дошло, что бесчисленные поп-панк комедии об отвязной студенческой молодости, из-за которых я оказался на выбранном пути, на самом деле не были достоверным источником информации. В «Голой миле», например, книги вообще не открывались – только пиво и лифчики.

Было довольно трудно время от времени не полоскать куски замороженной пиццы и куриные наггетсы, составлявшие значительную часть моего рациона, в дешевом, но весьма достойном вине. Для меня оно делилось на вкусное и невкусное, а вот Сара в нем на редкость отлично разбиралась. Судя по ее рассказам, выбирать правильные сорта ее научила мама: прямо перед тем, как бросить их с отцом несколько лет назад. Подробностями Сара делиться не желала, а мы не настаивали.

Главная прелесть и величайший ужас жизни в общаге заключались в том, что за всю ее многолетнюю и насыщенную историю она не могла похвастаться ни одним трезвым днем. Я был уверен, что в любой момент находилась хоть одна комната, обитатели которой отыскали повод промочить горло. Вот и мы старались не нарушать вековые традиции, награждая себя за упорную зубрежку бокалом или двумя. Но когда Кейти выгоняла нас с Эдо из их комнаты и ложилась спать, Сара захватывала бутылку и в одиночку исчезала в неизвестном направлении. Несколько раз я просыпался от ее сбивчивых шагов по нашему потолку под утро. Меня это настораживало, но обсуждать это с ней я не собирался: не хотелось портить еще не окрепшую дружбу отравляющим занудством. Все это время я изо всех сил пытался усыпить жжение в груди, не стихающее с первого дня. В мыслях отчетливо звучали ее слова о нежелательных влюбленностях. Тем не менее, каждый раз, когда я натыкался на Сару в универе, общаге, супермаркете, библиотеке или своей голове, все становилось только хуже.

По средам в моем распоряжении было полчаса между экономикой и менеджментом. Я коротал их в университетской столовке, заедая панини автоматный мокачино.

– Здорóво, Демиан. – Крепкая рука похлопала меня по плечу.

Прожевав тягучий сыр, я обернулся и увидел, что рука принадлежала Тиму. Мы с ним иногда пересекались, но толком не общались.

– Ну че, как учеба, Дем?

– Сложнее, чем я думал. А ты как справляешься?

– Хреново. – Он расхохотался. – Ну хоть ты мне скажи, нафига нам вообще эта философия? Мы сюда бизнесу пришли учиться, разве не так? Бабки делать, блин. – Тим потер пальцами так, будто в них была пачка денег. – Ты Хейду вообще видел? Он же чертов псих!

Ян Хейда обучал философии и действительно отличался от остальных преподов – а в хорошую или в плохую сторону, я пока не решил. Его присутствие в профессорском составе меня крайне удивляло: почти не уловимый за древесным парфюмом перегар деликатно сигнализировал о его любви к выпивке, а пиджак с потертыми налокотниками, вечно взъерошенные седеющие волосы и сигарилла за ухом делали его похожим на несостоявшегося романиста. Впрочем, как и манера выбирать самые мудреные и сложные для понимания слова. Но даже при этом лекции Хейды мне нравились. На прошлой неделе он назвал немецкого философа Лейбница «волосатым пидором» и предложил нам оспорить его мнение. Так он поведал о взгляде на феномен заблуждения самого Лейбница, который бы, несомненно, оценил его незаурядный подход.

– Ну, он специфический мужик, но у него на парах хотя бы спать не хочется, – встал я на защиту Хейды.

– Обосраться от страха хочется, когда он ни с того ни с сего орать начинает, – подметил здоровяк. – Слушай, мы с Эдо договорились после пар выпить пивка, ты с нами?

– Заманчиво, но мне заниматься нужно. – Это была чистая правда; и хоть учиться я в тот день не собирался, мне просто хотелось побыть одному. – Давайте в другой раз.

– Ну, сам смотри. Если что, мы будем в «Гусе».

Я уже заглядывал туда с Эдо – и если бы хотел выразиться деликатно, то назвал бы «Гуся» барахольным пивным заведением с закосом под ретро.

– Клево, если вдруг что, я подтянусь к вам.

…Добравшись до конца дня посреди третьей недели учебы, я захотел позвонить родителям – и в процессе пройтись до лужайки, которую Эдо показал мне еще в день знакомства и на которой мы с тех пор были всего пару раз.

– Ну че, нашел девчонку? – Трубку маминого телефона поднял мой младший брат.

– Да. Целых три.

– Че, реально?!

– Да нет, конечно, Дилан, – тут же разочаровал я братишку.

– Так я и думал. Но мало ли, ты же теперь мега-крутой студент. Как, кстати, универ? Тусуешься?

– Все отлично, брат.

Вряд ли ему раньше времени стоило знать, что фильм «Король вечеринок» – далеко не правдивое изображение студенчества. Достоверна только та его часть, которую Райан Рейнольдс провел за учебниками.

– Ну круто. А когда ты приедешь?

– Скоро. – Я понятия не имел, что ответить. – Как в школе дела?

Слушая брата вполуха, я невольно вспоминал, какого мне самому было в шестнадцать. Дилан рассказывал о контрольных по математике и о том, как тащится по какой-то Лиз из параллельного класса. Я не стал говорить ему, что его ждут проблемы посерьезнее. И мне в его возрасте двойка по матеше и безразличие этих самых «Лиз» казались концом света.

– Все будет клево, Дил, не парься из-за этого, ладно? А мама с папой рядом?

– Сейчас передам им трубку. Пока, Дем. Я скучаю по тебе, чувак.

Дилана мне не хватало даже больше, чем родителей.

– И я скучаю, братишка. Скоро увидимся, добро?

– Привет, сынок! Ну как ты там? Что нового? Как учеба? Ты хорошо кушаешь?

С последнего разговора с предками прошло чуть больше недели.

– Привет, мам, не переживай, у меня все отлично. А как у вас дела?

Мама с энтузиазмом делилась последними новостями, время от времени удостоверяясь, что я посещал все занятия и ел достаточно овощей; а папа на фоне вставлял шуточные комментарии. Я почти видел, как они по ту сторону трубки сидят в нашей гостиной: папа читает какую-нибудь книгу, а мама с Диланом спорят о том, что будут смотреть по телику. На мгновение внутри стало пусто. Мне жутко захотелось оказаться рядом с ними; заказать нашу с Диланом любимую пиццу с пепперони и послушать рассказы родителей об их молодости, которые я давно знал наизусть.

– Ладно, мам, пап, мне нужно учиться. – Я уже подбирался к месту назначения. – Я позвоню вам на днях, хорошо?

– Хорошо, сынок, будем ждать! Пиши нам почаще! И присылай фотографии!

Градец утонул в розовых сумерках. Я перемахнул через забор и проскользнул между слегка поредевшими, но все же еще густыми деревьями. На скамейке показались знакомые очертания, и мое сердце забилось быстрее. Под кедами хрустнула сухая ветка, выдав Саре мое присутствие.

– Привет, я не помешал? – Я присел рядом и накинул капюшон.

– Ты как раз вовремя. – Она передала мне полупустую бутылку вина.

Я сделал глоток, хотя не очень хотел, и осторожно спросил:

– Все хорошо?

Кончик ее носа порозовел, а щеки зарумянились. На ней была тоненькая косуха, совершенно не соответствующая погоде. Я накинул на нее свою куртку, поджег во рту две сигареты и дал одну ей. Сара уставилась на водную гладь, приютившую последние солнечные лучи.

– А что такое «хорошо», Дем? – тихо спросила она. – Если это значит, что я все еще жива и у меня осталось немного вина, то тогда все, блин, просто зашибись. Или это значит, что меня не терзают мысли о том, какого хрена я делаю в этом захолустье и как глубоко закапываю свои мечты каждый чертов день? В таком случае, нет, Демиан, ничего у меня не «хорошо». – Ее глаза сверкнули.

Такой я видел ее впервые – и отчаянно пытался выбирать слова, которые пусть и не улучшат ее состояние, но хотя бы не навредят.

– Сара… Что-то случилось?

– Жизнь случилась. И она та еще стерва.

Ее ответ застал меня врасплох.

– А о чем таком ты мечтаешь? В смысле, почему тебе кажется, что здесь твоим мечтам не сбыться? – Отпив еще немного, я вернул ей бутылку.

– Чувак, а какая тебе разница? – Повернувшись ко мне, она нахмурилась со смесью усталости и вызова.

– Я не хочу, чтобы ты плакала, – только и сказал я. – Мне не по себе, когда друзьям плохо.

– Как скажешь, – ухмыльнулась она. – Ты когда-нибудь думал, что будет, когда мы выпустимся?

– Да, бывало. К чему ты это?

– К тому, что как бы всем ни хотелось этого избежать, мы разбредемся по долбаным офисам, и останется только вспоминать, как клево нам когда-то было. Какими клевыми мы когда-то были. А я не хочу вспоминать, понимаешь? Я хочу, чтобы клево было всегда. Разве тебе не хочется, чтобы жизнь всегда оставалась такой, какой она на самом деле должна быть?

– А какой она должна быть?

– Полной приключений, бессонных ночей и безумной любви. – Сара вдруг положила ладонь мне на бедро, лишив меня возможности двигаться. – Пока мы молоды, у нас это само собой получается. Нам даже стараться не надо. Но что будет, когда мы закончим универ, найдем работу, детей заведем? А я знаю, что будет. Мы станем такими же, как все. Такими же, как наши предки. Обыкновенными взрослыми. Об этом ты когда-нибудь задумывался?

Задумывался. Я понимал Сару куда лучше, чем ей могло показаться. Я тысячу раз приходил к мысли, что у большинства людей все так и случается: в молодости они вкушают прелести жизни и создают воспоминания, которыми обречены греться до самой смерти. Иногда мне тоже было страшно, что лучшие годы когда-нибудь закончатся, но я старался думать об этом как можно реже.

– Но ведь все зависит от нас, – сказал я то, во что мне хотелось верить. – В смысле, мы ведь можем просто продолжать жить так, как сейчас.

– В этом и проблема, Дем. Все так думают. Каждый считает, что вот так, – раскинула она руки, – будет всегда. Нужно всего лишь просыпаться по утрам с верой, что все обойдется. Но неизбежно наступит день, когда ты откроешь глаза и поймешь, что все кончено. И ничего. Не. Вернуть. И знаешь, лучше уж вообще не просыпаться.

От ее слов мои волосы едва не встали дыбом. Но я был уверен, что Сары ничего из этого не коснется. Она казалась слишком любопытной, слишком красивой, слишком живой, чтобы стать жертвой всеобщей участи. Я хотел объяснить, что ей не о чем переживать, но счел это неуместным, снова взял у нее из рук вино и перевел тему:

– А если говорить о мечтах… то что в твоем списке главное?

– Дурацкий вопрос. – Она вернула себе бутылку вина и допила остаток. – Нельзя брать одну мечту и говорить, что она важнее другой. Они все одинаково важны.

– Ну ладно. Тогда с чего бы ты начала? – Я улыбнулся, но не получил улыбки в ответ.

– Хм… Плевать, будь по-твоему. – Она задумчиво прикусила губу и чуть погодя выдала: – С океана. Я никогда его не видела, но очень хочу.

– С океана?

– Да, океана, – подтвердила Сара. – Он такой огромный, такой непредсказуемый. Такой свободный. Делает все, что захочет, и когда захочет. Счастливчик.

– Тот еще, – негромко согласился я.

– Я хочу увидеть эту свободу, хочу почувствовать ее хоть раз в жизни, понимаешь? Оказаться где-нибудь на краю света, где заканчивается земля и прочие границы, и просто наблюдать за волнами целый день напролет. Зарыть ноги в песок, а ветер пусть играет с волосами. – Она игриво подкинула свои светло-каштановые пряди. – В общем, если задуматься, то это в самом верху моего списка. А дальше будет ясно.

Я закивал, удовлетворенный масштабом ее желаний.

– Ну а ты? Чего ты хочешь больше всего на свете? – Сара внезапно прижалась ко мне и спрятала ладони в моих: так, будто замерзла.

Чего я хочу больше всего на свете? И дураку понятно, что больше всего я хотел ее. Но не в плотском смысле. Вернее, далеко не только в нем. Голова Сары приземлилась на мое плечо, и воздух заполнил аромат миндального шампуня и табака; ее нежные волосы защекотали мою шею. Теперь я больше всего на свете хотел остаться в этом моменте навсегда. А сразу после этого пожелал, чтобы так выглядел каждый мой день.

Вдруг перед нами расстелилось белое полотно, а за спиной зашумел проектор; кто-то «показывал» мне, как все могло бы сложиться. Вот мы с Сарой дурачимся на берегу ее заветного океана, играя в прятки между пальмами. Прогуливаемся по безлюдной набережной, а звезды прокладывают нам дорогу. Ужинаем в придорожной забегаловке, рассекая по миру на старой тачке. А потом я целую ее у камина в нашем уютном домике. В мыслях кадр за кадром проносилась жизнь, о которой только что говорила Сара: полная приключений и любви. Я был на волоске от того, чтобы словами показать ей это кино.

– Больше всего на свете? – с трудом выдавил я. – Тут и думать не надо. Хочу пожизненный запас кебабов с сыром!

– Ну ты и придурок.

Сара рассмеялась, крепко сжала мою руку и устремила ко мне блестящие глаза. И тут – в самый неподходящий момент – в ее кармане задрожал айфон: звонила Кейти. Отодвинувшись от меня, она подняла трубку.

– Привет. Нет, мы тут с Демианом. Не знаю, а что? Ты серьезно? Еще бы, такое нельзя пропустить!

Она спрятала телефон и протяжно выдохнула. Кейти ждала нас в «Гусе»: Эдо с Тимом собрались раз и навсегда выяснить, кто быстрее выпивает литр пива.

– Ну, раз уж через пару лет у нас не останется ничего, кроме воспоминаний, то мы просто обязаны оставить будущим себе как можно больше поводов считать свои жизни отстойными.

– В точку, Дем.

Вскочив, она схватила меня за руку, и мы пустились прочь от дурных мыслей, рассекая мрак.

Глава 5

– Я бы натянул лицо ему на жопу, – проиллюстрировал Эдо свои намерения.

– Как-то слишком просто, чувак. Лучше бросить его в какую-нибудь глубокую яму, доверху набитую свиными какашками. – Тим комично вытаращил глаза.

– Или привязать его к дивану перед теликом и заставить смотреть «Дневник памяти» до тех пор, пока кровь из глаз не польется, – предложил я, не зная фильма нелепее.

Мы придумывали самый изощренный вариант расправы с тем, кому пришло в голову запихнуть в учебный план курсовую работу по философии: вместо того, чтобы эту курсовую писать.

– О «Дневнике памяти» больше ни слова! – заявила Сара.

Ей этот фильм почему-то нравился. Пожалуй, это было единственным ее сходством с остальными девушками.

– Но вы однозначно слишком великодушны к этому засранцу, – кровожадно добавила она. – Все просто: нужно приготовить эликсир бессмертия и напоить его вместе с его женой, а потом заживо закопать обоих. Пусть целую вечность выслушивает, как та отдала ему свои лучшие годы, хотя «мама ее предупреждала» и все такое. Он сам себе лицо на жопу натянет.

Меня одновременно восхитила и ужаснула извращенность ее идеи.

– А как насчет поменьше болтать, открыть наконец учебники и закончить курсовую? А потом засунуть ему ее поглубже в задницу. – Катерина не отставала. – Ну, перед тем, как закапывать.

– Можно потише, пожалуйста? – в который раз безуспешно попытался нас заткнуть студент за соседним столом библиотеки.

Когда Хейда позволил нам самим разделиться на пары и ответить на любой из вечных вопросов, издавна терзающих человечество, я был уверен, что мы с Эдо справимся на раз-два. Мы решили выбрать самый банальный из всех: «В чем смысл жизни?». Но как оказалось, ни я, ни мой сосед даже близко не понимали, зачем люди уже сотни тысяч лет рождаются и умирают. Сара с Кейти захотели разобраться, «что есть хорошо, а что есть плохо», а Тим с какой-то чешкой, которую тоже никто не захотел брать себе в напарники, собирались выяснить, «существует ли Бог». Но она не пришла, а здоровяк в Бога не верил, так что за целый день написал только «не, нифига».

К вечеру нам все-таки удалось взять себя в руки и набросать пару страниц, основанных сугубо на рассуждениях старой и новой школ философии. Полумесяц за окном ясно намекал, что наступило время закругляться.

– Знаете, в чем смысл жизни? В том, чтобы ее жить, а не разлагаться в библиотеке, когда в «Парадайзе» вот-вот тусовка начнется, – озарило Эдо.

– Он прав. – Я захлопнул ноутбук. – Еще немного, и мне будет плевать, в чем там ее смысл, потому что я прямо сейчас умру от скуки.

– Я откинусь вместе с тобой, старик, – пробубнил Тим, уткнувшись головой в тетрадь.

– «Парадайз»? – взмолилась Кейти.

Мы переглянулись.

– «Парадайз»! – заключила Сара.

Добравшись до кампуса и разойдясь по комнатам, мы условились, что встретимся у бара. Скинув учебные принадлежности, мы шустро преобразились для выхода. Эдо нацепил свои самые узкие штаны, в которых смотрелся как рок-звезда на пенсии; я практически отучил его от треников. Он швырнул мне банку пива, предварительно отхлебнув добрую половину, взял гитару и пустился импровизировать.

– Сегодня я сниму девчонку, ууу, – выл он и визжала бронза под натиском медиатора. – Закружу малышку в танце, еее.

Я завязал шнурки на поношенных вансах и присоединился к выступлению, перекинув ремень своей электроакустики через плечо.

– Только не в этииих джинсах, еее, будешь обречен один напиться, ааа, – накладывал я слова на аккорды.

Мы неплохо сыгрались за время совместного проживания. И чем хреновее у нас выходило играть и петь, тем более успешной считалась джем-сессия. Как правило, эти джемы начинались, когда от учебы закипали мозги, и заканчивались, когда по нашей стене стучали с обратной стороны.

По пути мы выкурили по сигарете и допили оставшееся пиво, негодуя по поводу лекции по экономике завтра в 7:30. У входа в «Парадайз» оживленно слонялись студенты; некоторых из них я теперь знал из-за общих предметов. Мы с Эдо перекидывались с ними приветствиями, проходя мимо, пока не очутились у бара. Разжившись ромом с колой, мы стали выискивать в густой толпе девчонок и Тима.

– Наверное, не пришли еще. – Эдо огляделся и сделал продолжительный глоток. – Как там с Сарой дела?

– Ты о чем?

Он ответил мне взглядом в стиле «Ты это серьезно, а? Даже в Новой Гвинее уже знают, что ты по ней сохнешь».

Мне не хотелось думать, что все было настолько очевидно. Ведь если в этом не сомневался даже Эдо, то и Сара наверняка догадывалась – пусть я и старался не подавать виду. К тому моменту я напрочь перестал ее понимать. Она могла невзначай взять меня под руку, пока мы между парами прогуливались по парку и обсуждали всякую учебную фигню. Или развалиться у меня на плече во время какой-нибудь сопливой романтической комедии. И в то же время как ни в чем не бывало трепала мне в уши, как гуляла со всякими придурками со старших курсов. Но каждый раз, когда Сара давала мне сомнительную тень надежды, я легко ставил себя на место простым осознанием: она была слишком хороша для меня – и, безусловно, отлично это знала. Меня не раз посещала мысль, что появись в Градце какой-нибудь голливудский продюсер, он бы не раздумывая увез ее с собой и выпускал бы фильм за фильмом с ней в роли главной красотки. К ней в очередь бы выстраивались сердцееды типа Тимоти Шаламе или Дилана О'Брайена. Наверное, это она тоже знала.

– Да никак, чувак. – Я опустил глаза. – Мы просто друзья, ты же знаешь. И меня это вполне устраивает.

Лучше быть ей просто другом, чем вообще никем.

– Ага, я тааак тебе верю. Я просто хотел узнать, почему под тобой лужа слюней каждый раз, когда она рядом, а ты нихрена не делаешь.

– А что я могу сделать? – Я искренне не понимал, какой подвиг должен был совершить.

– Ну, начал бы, например… – Эдо осмотрелся. – С танца. – Он кивнул в сторону танцевального подвала «Парадайза». – Все девчонки обожают танцевать.

– Зато я не обожаю. – Мое сердце ушло в пятки от одной этой мысли. – Не люблю я это, да и не умею. В последний раз танцевал классе в четвертом. Отдавил бедной Айле из параллельного класса все ноги. Так что повторять это унижение в ближайшем будущем я не особо планирую.

Эдо посмотрел на меня и глубоко вздохнул, покачав головой, а потом запросил у барменши еще парочку «Куба либре» – на сей раз с двойным ромом. Едва мы успели пригубить жгучие напитки, он выхватил у меня из рук стакан и поставил его на барную стойку.

– Ладно, какого хрена, давай сюда. – Эдо подозвал меня к себе. – Малоизвестный факт обо мне: я в детстве танцами занимался… Ну, знаешь, этими… А, да к черту. Я занимался бальными танцами. Мама так решила, пока папе не удалось объяснить ей, что еще немного, и они остались бы без внуков: потому что это гейская, блин, тема. Говорю тебе это только из жалости. Если ты расскажешь кому-нибудь, я нассу тебе на кровать.

Я вскинул брови и едва удержался от смеха. Меня удивило его неожиданное признание, но я пообещал молчать до конца своих дней. Было приятно, что он доверил мне что-то настолько личное. Вдруг Эдо ловко закинул мои руки себе на талию, а сам обхватил меня за шею. Разница в росте у нас с ним была подходящей – почти как с Сарой. Мы тут же завладели вниманием окружающих, и мне сделалось совсем не по себе. Но прежде чем я успел выразить беспокойство, Эдо пустился объяснять правила медляка. Окрестив его «самым простым танцем, с которым справится и безголовая курица», он продолжил:

– Эту ногу вот сюда, а руки пониже. Спину, блин, выпрями. Да, вот так. – Он задвигал бедрами. – Подбородок подними, а то как будто пялишься на мои сиськи.

Мы закружились в танце прямо посреди «Парадайза».

– Теперь немного веди меня в сторону. Ого, а неплохо получается. – Эдо одобрительно кивал. – А ты не так уж и безнадежен, Дем.

Через минуту мой стыд стал постепенно сменяться радостью: я почти не наступал Эдо на кроссовки.

– Боже, вы такая красивая пара, мальчики.

Кейти взялась из ниоткуда, а вместе с ней и Сара с Тимом, корчившиеся от смеха. Мы с Эдо переглянулись и моментально отпрянули друг от друга, синхронно схватив выпивку и ни оставив в стаканах ни капли.

– Да нихрена такого, вы чего, мы просто прикалываемся. – Эдо ткнул пальцем Тиму в лицо.

– Просто стебемся, – оправдался я. – Между прочим, мы вас целую вечность ждали. Вы где ошивались?

Ребята выжимали из себя остатки смешков. Все трое казались подвыпившими.

– Мы устроили небольшой привал по пути, – объяснила Сара, подойдя ближе. – Прихватили из общаги бутылку вина, и пришлось отвечать за последствия.

Я обернулся к Эдо; он застыл с открытым ртом. Когда я рассчитал примерную траекторию падения его взгляда, до меня наконец дошло: девушки впервые за все время нашего знакомства надели платья. Учитель танцев напрочь забыл о своем же правиле поднятого подбородка и слишком очевидно не отрывал глаза от того, что находилось у Кейти чуть ниже шеи. И я, блин, вполне мог его понять. Но я угодил в другую ловушку: Сару обволакивало нежное черное платье длиной чуть выше колен. Она скрестила ноги в излюбленных мартинсах и заказала водку с содовой себе и подруге.

– Ну что, по зеленой, чуваки? – Неизменно веселый Тим приземлил нас в реальность.

– Я вообще-то пообещал себе к этой бурде больше не прикасаться. – Эдо потер подбородок. – Но хрен с тобой, тащи ее сюда.

Все разжились напитками, а Тим раздобыл нам коварные зеленые стопочки, которые мы впятером дружно опустошили. Какое-то время мы слонялись туда-сюда, болтая обо всем на свете и поочередно бегая к бару. Когда наступила моя очередь, и я возвращался к нашему столику с шотами, случилось нечто ужасное.

– А я не прочь растрястись, – сказала блондинка и принялась двигать плечами в такт музыке. – О, Дем, Эдо как раз предложил спуститься потанцевать.

– Что ж, раз уж мы сегодня добровольно уподобляемся безмозглой толпе, то и я не против. – Сара встала и протянула Кейти руку.

– Ты что творишь, чувак? – прошипел я.

– Не благодари. – Эдо пихнул меня локтем, а потом обратился к остальным: – Погнали трясти булками!

Я даже сказать ничего не успел, как мы уже обожгли пищеводы и побежали вниз. Нервно бросившись вспоминать все, чему меня научил этот Иуда, я спустился по спиральной лестнице в темное помещение, откуда громко доносились поп-хиты 2000-х. Левую ногу сюда, а правую – вон туда, спина прямая; ага, вот так. Я справлюсь. Но тут я вспомнил, что Эдо показал мне только медленные танцы, а про быстрые и думать забыл.

– Чувак, а сейчас мне что делать? – настороженно спросил у него я.

– Разберешься по ходу. – Пританцовывая, он растворился в людях вместе с остальными.

Мы отыскали свободное место и встали в круг. Девушки до жути сексуально извивались, поигрывая волосами, а Эдо с Тимом бодро размахивали конечностями. Я старался не выглядеть потерянным и повторял движения за ними. Когда на лбу выступили капельки пота, я понаблюдал за остальными и понял, что не я один двигался как рыба, выброшенная на берег. Народ, по сути, просто барахтался в жиже из дерганья. Поблагодарив коктейль из пива, рома и зеленой, я заметил, что с каждой песней у меня выходило все суразнее. Иногда мы с ребятами встречались взглядами, широко улыбались друг другу и кивали, сливаясь с музыкой. В такие мгновения мне становилось совершенно все равно, что я могу выглядеть глупо; было плевать, кто что подумает. На липком танцполе будто не осталось никого, кроме нас. Мои друзья ловили удовольствие от момента, а я наслаждался вместе с ними.

Очередной давно забытый хит подошел к концу, подарив нам знатную одышку, и включился следующий. И это. Был. Медляк. Я вытер лоб рукавом рубашки и, долго не думая, чтобы не передумать, протянул Саре руку, осознав свое действие с опозданием. Она склонила голову и удивленно приподняла брови, но уже через секунду приняла предложение и прильнула ко мне. Когда наши тела соприкоснулись, по моей коже вновь пробежал разряд. Я нашел глазами Эдо; он подмигнул мне, за поясницу притянув Кейти к себе. Тим тоже не оплошал, поместив руки на задницу высокой блондинки и заслужив мой одобрительный кивок. Пока вокалист «Lifehouse» пытался разобраться, что там был за день и в котором месяце, наши с Сарой пальцы медленно переплетались, как забытые в кармане наушники. Мое дыхание учащалось с каждой нотой.

– Ты меня удивляешь, Демиан. – Ее выдох приютился на моей шее.

– Почему? – Мой голос дрогнул.

– Не знала, что ты так танцуешь. Наверное, на стольких девушках практиковался. – Губы Сары сложились в ехидной улыбке.

– Вообще-то… – Я осекся, и мои губы застыли у ее уха. – А какая разница? – Я умудрился тут же провернуть ее по оси: прямо как в кино. – Важно ведь только «здесь и сейчас», правда?

– Правда, – прошептала она в ответ. – А почему оно важно, Дем?

Потому что: а) я танцевал; б) я танцевал с самой клевой девушкой, которую когда-либо знал и буду знать; в) как бы я ни пытался списать непреодолимую тягу к ней на желание всех парней заниматься сексом со всеми девчонками, я понимал, что испытывал к Саре что-то куда более глубокое. Собрав в кучу всю свою смелость, я решил высказать ей все, как есть. Только вот песня подло и незаметно подошла к концу. Но я был готов поклясться, что на один скоротечный миг в ее глазах-океанах промелькнуло сожаление. Такое же, какое возникло у меня.

– Было клево. Обязательно повторим как-нибудь.

Наверняка она сказала это просто так, но я поймал ее на слове.

– Йоу, ух, я все. – К нам подлавировал Тим, попрощавшись со своей спутницей. – Задолбался.

– А ты неплохо двигаешься. – Кейти похлопала Эдо по плечу. – Особенно для того, кто уже десять шотов умял.

Она обогнула меня и встала между нами с Сарой, с которой меня все еще будто связывала невидимая нить.

– Ладно, чуваки, нам срочно нужно выпить, а то все бухло выветрилось. – Пробираясь к лестнице, Эдо врезался в какого-то типа.

Кейти шепнула что-то Саре на ушко и, хихикая, увела ее к бару. Я так и не успел ей ни в чем признаться. Парни закинули руки мне на спину, и я поступил так же.

– Вот бы так всегда, да? – замечтался Тим.

– Черт, вот бы утро никогда не наступило!

– За это и выпьем. – Я высвободился из джентльменских тисков и направился вслед за своей «просто подругой».

Глава 6

Все, что окружало меня перед неделей промежуточных тестов, – это бесчисленные аудитории, стеклянные стены библиотеки, холодный экран ноутбука и бесконечное количество черного кофе. Тем не менее, благодаря этой компании я промозглым вечером одной из октябрьских пятниц покинул универ, успешно расправившись с последним на ближайшее время экзаменом. В комнате я позвонил родителям, поглощая победный кебаб. Пока Эдо вышибал мозги зомби-пришельцам и орал на малолеток из своей онлайн-команды, я обрадовал маму с папой, рассказав о своих достижениях и новых друзьях, с которыми из-за подготовки к учебе в последнее время виделся реже. Предки давно поняли, что королем выпускного мне не стать, поэтому очень радовались обретенному мной кругу общения. Как и Дилан, поведавший о весьма удачном свидании с Лиз – той самой, которая ему жутко нравилась. На днях мой младший брат сводил ее в кино, проводил домой и помацал за сиську – чем тебе не история любви?

Я планировал лечь пораньше и хорошенько выспаться. Несколько ночей кряду я пускал слюни на конспекты, вырубаясь прямо за столом, а Эдо следовал моему примеру за соседним. Но вечер имел на меня другие намерения. Я поднял завибрировавший телефон и открыл Инстаграм. Из маленького кружочка на меня смотрела она.

Сара, 20:34

О промежуточных можно забыть! Надеюсь, ты тоже все сдал.

Я выждал пару минут, прежде чем ответить, делая вид, что занимался чем-то поважнее.

Демиан, 20:38

Ага, наконец-то можно нормально поспать.

Сара, 20:40

И я так думала, пока Кейти не пришла домой с литровой бутылкой виски. Так что захвати Эдварда и жди нас внизу. Он мне весь день не отвечает. Тиму я тоже напишу.

Мне сделалось немного обидно, что Сара сначала написала Эдо, а не мне. А еще больше меня волновало, что я уже почистил зубы, нацепил пижамные штаны и развалился под одеялом, но был готов сию минуту забыть о многодневной усталости и побрести черт знает куда.

– Чувак, ты тут?

Реакции не поступило.

– ЧУВАК, ТЫ ТУТ?

– ЧЕ? – Эдо снял наушники. – Че?

– У Кейти бутылка виски, они с Сарой ждут нас внизу, – сообщил я.

– А кто с самого утра ныл мне о том, как задолбался? Ты же хотел прийти домой и вырубиться на все выходные.

– Я так и сделаю. Сразу после того, как мы немного выпьем. Ну, знаешь, чтобы спалось лучше.

– Чувак, говоришь, как алкоголик. Но ты прав, спится и правда куда лучше. Ладно, идем, а то я окончательно потеряю веру в будущее поколение. – Эдо показал средний палец экрану ноутбука.

– Полегче с ними, – сжалился я, еще раз убеждаясь в его легкости на подъем.

– Кто-то же должен их жизни научить.

Мы нерасторопно надели по несколько слоев одежды: настроение у осени, достигшей к тому времени кризиса среднего возраста, было скверное. Между тем у нас завязался разговор о методах воспитания, которыми пользовались предки. Родители Эдо тоже не отличались рвением предоставлять отпрыску как можно больше свободы, пока тот рос под их крышей. Он рассказал, как частенько выскальзывал из дома под покровом ночи и тусовался в сомнительных местах с еще более сомнительными людьми: только потому, что ему такие вылазки были критически запрещены. Эдо признался, что позволь ему отец с матерью хоть раз выйти на тусовку через парадную дверь, не задавая при этом никаких вопросов, это отбило бы у него всякую тягу к злополучным подлунным приключениям. Пусть во мне и не было столько бунтарства в том возрасте – да и вообще ни в каком – мы все же сошлись на том, что хоть сами и получились клевыми, своих гипотетических детей вырастим совершенно иначе. Нам обоим казалось, что запрещать им маленькие радости типа бутылочки пива или малюсенькой сигаретки в корне неверно. Мы на личном опыте убедились, что запреты лишь подначивают любопытство.

…Мы топтались у входа, растирая ледяные ладони. Первым из дверей показался Тим, одетый в зимнюю куртку. Немного поболтав о прошедших экзаменах, мы быстро поняли, что никто из нас больше и слова о них слышать не хотел. Девчонки подоспели как раз вовремя, чтобы не позволить нам вконец околеть. Из кармана парки Кейти торчала бутылка «Джеймсона», а Сара прихватила пластиковые стаканы.

– Простите, мальчики, девчачьи делишки. Ну, вы понимаете.

Мы не понимали.

– Я жуть как хочу посидеть в той беседке за рекой. – Изо рта Сары летел пар.

Миновав хрустящий мост, пролегающий через реку, мы добрались до ветхого деревянного сооружения в верхней части парка. Места хватало как раз на пятерых и бутылку. Парни уселись по левую сторону от входа, а девчонки упали напротив, предоставив виски почетный уголок в глубине. Эдо заделался барменом и разлил согревающий напиток по стаканчикам, не экономя. Спешно стукнувшись пластиком, мы поздравили друг друга с первым успешно завершенным учебным испытанием и чуть погодя перестали обращать внимание на кусачий мороз, отдав должное ирландскому другу. Просто сидеть и поглощать алкоголь казалось нам убогим, так что было единогласно решено во что-нибудь сыграть.

– Мы не станем крутить бутылочку, Эдвард. Если ты вдруг не заметил, нам уже не двенадцать.

Я был согласен с Сарой. Мне совсем не хотелось, чтобы она целовалась с кем-то из присутствующих, кроме меня. Да и вообще с кем-то, кроме меня. Кроме Кейти – это я бы смог вытерпеть.

– У тебя есть идеи получше? – поинтересовался Эдо.

– У меня всегда есть идеи получше, – заверила Сара. – Сыграем в «А что, если?».

– Никогда о такой игре не слышал. – Мои обветренные губы пощипывал виски. – Что делать надо?

– Все очень просто. – Сара вовлеченно подалась вперед. – Каждый рассказывает о каком-нибудь важном событии из жизни и задает себе вопрос: «А что, если бы этого не случилось?». А потом отвечает на него.

– Какая-то странная игра. – Тим почесал голову сквозь шапку. – Она настоящая вообще?

– Само собой. Ну, я ее сама придумала, еще в детстве, но менее настоящей она от этого не становится. Куда лучше, чем всякие «Я никогда не» и прочая хрень.

– Ладно, хрен с ним, допустим. А как в нее выиграть? – Эдо снова наполнил стаканчики.

– Отличный вопрос, Эдвард. – Сара почему-то была единственной, кто называл Эдо полным именем. – Не знаю. Обычно я в нее сама с собой играю и пока ни разу не выигрывала. Так что просто проголосуем и выберем победителя в конце. А за самую отстойную историю придется выпить целый стакан до дна. – Ее палец указал на бутылку, что активно пустела. – Начинай.

– Эй, что за фигня, ты начинай. – Маленький чемпион бросил в нее хрустящий листик, но тот даже полуметра не пролетел.

– Эдвард, будь мужчиной. – Серьезность на лице Сары продержалась примерно долю секунды, пока не сменилась смехом.

Алкоголь незаметно размывал окончания слов, переняв эту обязанность от холода. По трещащей от малейших движений беседке рассеивалось мерцание тусклой лампочки – единственного источника света в радиусе сотен метров. Уличные фонари остались по другую сторону холма, вручив нас всеобъемлющему мраку. Сама по себе темнота меня никогда не пугала. Я боялся того, что она скрывает. Я был уверен: случись с нами что-нибудь, криков все равно никто не услышит. Вот я и уделял все внимание происходящему в крошечной зоне видимости. Сара, сидевшая напротив, вытянула скрещенные ноги прямо между моими. Время от времени мы терлись друг о друга джинсами и переглядывались.

– Блин, надо подумать… Эээ… Событие… Так? Какое-нибудь важное… Хм….

– Давай уже! – Кейти жаждала сенсации.

– А, да какого хрена. Вот вам событие, которое изменило всю мою жизнь, – начал Эдо.

Мы замолчали.

– Дело было у меня дома. Девчонку звали Елена. Мы подружились еще в начальной школе, и родители наши дружили, и собаки тоже дружили. В смысле, все просто дружили. Но этим летом, после выпускного класса… – Эдо жестом попросил у меня сигарету. – Этим летом до меня ни с того ни с сего дошло, что я вот-вот смоюсь учиться за пару тысяч километров, и мы с Еленой будем видеться только на каникулах. Мне от этой мысли не по себе стало. Сначала мне показалось, что это нормально: друзья ведь должны друг по другу скучать. Но потом я подумал, что она найдет себе нового лучшего друга, и слегка приревновал. И все бы ничего. Но когда я представил ее с кем-то другим в роли нового «больше, чем просто друга», я совсем охренел. – Он выпил и поджал губы. – Прикиньте, все как-то за секунду прояснилось. Все, что копилось во мне без моего ведома. Что на самом деле я уже давно хотел чего-то большего. И знаете, что я сделал? Сел на чертов велик и погнал прямиком к Елене. Она перед этим как раз сказала, что ее предки сваливают за город на всю ночь. Момент попался, блин, идеальный. И вот, значит, я мчусь к ней изо всех сил и лыблюсь, как полнейший дебил. Ну знаете, радостный такой дегенерат. И я уже вижу, как стою напротив нее и вываливаю ей все до последней капли, и оказывается, что я ей тоже давно нравлюсь. А потом мы страстно целуемся и все такое. В общем, я бросаю байк у ее ворот, бегу к дому, звоню. Черт, я думал, что сдохну там от предвкушения. И вот дверь открывается. Елена смотрит на меня так… типа, «какого хрена я к ней на ночь глядя завалился». Мои яйца уже крепко собраны в кулак, карты летят на стол, но не тут-то было. – Эдо сделал паузу, выдерживая интригу. – Потому что она такая, – выглянул он из-за воображаемой полуоткрытой двери. – «Чувак, ты очень невовремя. Я тут с Яном. У нас то самое намечается, прикинь! У тебя что-то срочное? Можем потом поговорить?».

Эдо уставился в пол. Я похлопал его по плечу, и он продолжил:

– А этот Ян – просто конченый придурок. Не знаю, почему на него все девчонки вешались. Выпендрежник долбаный. А еще от него мочой воняло. Пошел он. Но если бы случилось так, что его в ту ночь у нее не было, возможно, на его месте оказался бы я. Мы с Еленой начали бы встречаться, и секс бы у нас был настолько горячий, что я бы хрен куда уехал. Настолько дикий, что может, к этому самому моменту я уже был бы на ней женат. Блин, да у нас бы уже двойня родилась.

Мне было очень тяжело представить Эдо в качестве женатого человека – и тем более отца. Я списал неожиданное откровение на сорокаградусный алкоголь и любовь к утрированию, потому что сам о детях задумывался лишь забавы ради – как с ним перед выходом – и ожидал того же от своих друзей. Наличие детей прямо пропорционально отсутствию свободы: чем больше детей, тем ее меньше.

– Солнышко, – по-матерински сказала Кейти, поглаживая Эдо по плечу. – Нужно хотя бы девять месяцев подождать, чтобы родились дети.

– Дело техники. – Поставив под сомнение базовый принцип человеческой физиологии, Эдо рассмеялся.

– Достойно, Эдвард. – Сара вычурно похлопала. – В жопу этого засранца Яна. А твоя Елена потеряла самого клевого в мире парня ростом до метра семидесяти.

Все бодро поддержали ее мнение, а Эдо заверил, что он на два сантиметра выше. Едва мы пригубили солод, как повествованием завладела Кейти:

– Чур, теперь я. У меня все банально, но клише на то и клише. В общем, когда мне было одиннадцать, мои родители развелись. Это для любого одиннадцатилетки тяжело, но мне было особенно фигово. Настолько, что я еще две недели верила, что мне снится кошмар, и я обязательно проснусь, выйду на кухню, а там мама с папой. Знаете, ужинают, говорят о всяких экономиках и встречают меня обнимашками. Только я нифига не «проснулась».

Я вздохнул сквозь сомкнутые губы, понимая, что каждая история сулила быть жалостливее предыдущей.

– Папа часто приходил навещать меня, приносил пиццу и мои любимые пирожные, забирал из школы, водил в кино, и все такое. Спустя некоторое время они с мамой снова начали общаться. И в какой-то момент мне почудилось, что не все было потеряно, понимаете? Я думала, что это всего лишь временные трудности, и все вот-вот наладится. Пока однажды не оказалась с мамой в поезде на север, идущем в один конец. Навсегда. Мама нашла себе нового парня, и он хороший. Правда. Милый и заботливый. Но он не мой папа. Не такой крутой, веселый, смелый, красивый. А с папой я вижусь пару раз в год, и мне кажется, что мы очень друг от друга отдалились. У него теперь новая семья, маленький сын. Он хоть и говорит, что всегда будет любить нас одинаково, но понятно ведь, что как бы он ни старался, он не сможет. Да и малявка, засранец, сладенький такой. – Кейти спрятала светлую прядь за ухо и улыбнулась. – Я постоянно думаю, как бы сложилась жизнь, если бы родители остались вместе. Не знаю, что бы со мной было или где бы я тогда оказалась. Но одно я знаю наверняка: я точно была бы счастливее. И если я когда-нибудь все же проснусь той одиннадцатилетней девочкой, то первым делом побегу обнимать родителей и объяснять им, почему они самая клевая в мире пара. И что я очень сильно их люблю.

Мы молчали, пока крохотные слезы в уголках глаз Кейти обращались в пар. Сара прижала подругу к себе, приговаривая что-то вроде: «Все хорошо. Они тебя любят и знают, что ты их тоже». Не знаю, что бы я делал, если бы выплакавшаяся блондинка не сбросила с себя тяжесть воспоминаний и не поинтересовалась, выиграла ли она.

– У тебя все шансы, дорогая. – Сара выдержала справедливость. – Твоя очередь, Дем.

– Чувак, умоляю, давай без соплей. Просто скажи что-нибудь про длину своего члена или что зря трахнул какую-нибудь стремную телку на выпускном.

– Эдвард!

Девчонки тут же сорвались.

– Извините. – Он выставил ладони вперед. – Я хотел сказать «зря позанимался любовью с девушкой не в своем вкусе».

– С длиной у меня все нормально. – Я, конечно, так не считал: ни один парень так не считает. – Да и после выпускного я чудом переспал с Анной Ферман, а она еще как в моем вкусе, чувак, – поделился я своим величайшим везением.

– Это отвратительно, – порадовалась за меня Сара.

– Но грустно все равно не будет. – Я легонько пихнул Эдо в бок. – Итак. Сам того не зная, я уже играл в эту игру. То есть уже задумывался о том, какой была бы моя жизнь, останься я учиться в Праге вместо того, чтобы приехать сюда. – Я посмотрел на Сару, облокотившую подбородок о ладонь. – И вот что надумал. Если бы я не облажался с подачей заявления и поступил бы в Праге…

Беседку заполнили множественные «Фу» и «Отстой»: студенты нашего факультета считали ВШЭ в Праге зашкваром.

– Да, именно так, чуваки. В общем, я ведь мог оказаться в Праге, которую, между прочим, называют европейской столицей веселья. И я уверен, что даже мне бы обломилась хоть небольшая его часть. Представьте себе масштаб этой свободы – большой распутный город, куча друзей, вечеринки до рассвета, девчонки… Все как в кино. Я ведь мечтал учиться там, понимаете? И когда я в очередной раз представил себя посреди крутой пражской тусовки, я определенно что-то почувствовал. Но это точно было не то самое чувство, какое испытываешь, когда сбывается мечта. Я представил все это еще раз, и еще, и еще, но ничего не поменялось. Разве что помыться захотелось. Именно так я понял, что вовсе не это было моей мечтой. На самом деле я просто хотел наконец-то обрести людей, с которыми мне не будет казаться, что лучшие годы проходят мимо. С которыми клево даже сидеть в библиотеке с утра до вечера и стебать преподов. Надеюсь, вы понимаете, о ком я тут распинаюсь. – Я улыбнулся. – Всю свою жизнь я хотел быть частью чего-то большего. И кажется, я стал ей именно здесь. Но это не значит, что время от времени мне не хочется без колебаний променять вас на МакДоналдс!

В Градце из приличного фастфуда имелись только наша излюбленная кебабная и пара пиццерий.

– Мы тебя тоже любим, мечтатель ты хренов. – Эдо с размахом стукнул меня кулаком: как обычно делают пацаны, когда эмоции зашкаливают.

Тим повторил за ним с еще бóльшим энтузиазмом, я ответил им обоим, и мы принялись лупить друг друга.

– Я одна нахожу такие проявления маскулинности до забавного примитивными?

В Саре частенько проскакивали нотки высокомерия, когда дело касалось гендерных различий.

– О нет, подруга, ты не одна. Это очень забавно.

Девчонки вертели головой из стороны в сторону, пока мы заканчивали прославлять мужественность.

– Зато нам не нужно садиться, чтобы отлить. Я, кстати, прямо сейчас пойду и воспользуюсь этой суперспособностью.

Эдо перескочил через перила беседки и спрятался за деревом, но недостаточно далеко: на фоне короткого спора о плюсах и минусах полов слышался весь процесс, включая положеное «Ооо, дааа, вот так». Эдо вернулся секунд через тридцать. Я знал, что он торопился выплеснуть из себя все как можно скорее, чтобы утереть девчонкам нос скоростью мочеиспускания в дикой природе, доступной только парням.

– Что ж, мне не остается ничего, кроме как доказать женское превосходство. – Сара провела по нам глазами, заставляя замолчать. – Вопрос звучит так: «А что, если я проживу жизнь, играя по чужим правилам?»

– Эй, так нечестно. Это нифига не «какое-то событие», – вмешался Эдо.

– Это вся моя жизнь, и это дофига какое событие. Просто оно еще не закончилось, – пояснила Сара. – В общем, что случится, если я продолжу отодвигать себя на второй план, ставя на первый всякую хрень? Я имею в виду универ, карьеру, семью и прочие попытки нравиться родителям, обществу и всем остальным, кроме себя самой. А вот что – я умру несчастной. А мне этого совершенно не хочется.

Мне вспомнился наш разговор у озера пару недель назад. В тот вечер Сара сказала, что «закапывает тут свои мечты каждый Божий день». Что все, чем она занимается, – прямая дорога к «посредственному будущему, напрочь лишенному приключений». Но я думал, что в ней попросту говорило вино: ведь после того раза она ни о чем таком даже не упоминала.

– Но, – продолжила Сара, – хорошая новость в том, что реального ответа на свой вопрос я никогда не узнаю, потому что буду жить только так, как сама захочу. Просто я пока думаю, с чего бы начать.

С океана, конечно. Мне захотелось напомнить ей о ее намерениях.

– Надеюсь, у тебя все получится.

– Спасибо, Дем. Конечно получится.

– Ага, ура, клево, пусть у всех все получится. Давай, Тим, время заканчивать с этим, чувак, – поторопил Эдо.

Тим молча сидел между мной и Эдо. Мне показалось, что у него дрожали губы.

– Чувак? – Я подтолкнул его плечом.

– Моего папу убили. – Его слова пронзили воздух, как гром. – Он связался не с теми людьми, и они его убили. Моего папу. Мне было девять, когда он не пришел домой. Мама сказала, что он задержался на работе, а мне нужно ложиться спать. Я лег, но посреди ночи кто-то позвонил. Мама взяла трубку, и секунд через десять из гостиной послышались ее всхлипывания. Еще через минуту она захлопнула за собой входную дверь. Мне было очень страшно одному, поэтому я так и не уснул. А утром, когда мама вернулась, она все время плакала и не могла даже двух слов связать. А я обнимал ее и ждал, что папа вот-вот вернется с работы и сразу успокоит ее. У него это всегда получалось. Он всегда заставлял ее смеяться. И меня тоже. С ним никогда не было страшно. – По щеке Тима скатилась слеза. – Но он не пришел. В конце концов мама не выдержала моих вопросов и все мне рассказала. Так, как об этом можно рассказать девятилетке. Но с годами деталей становилось больше. У мамы есть брат – мой дядя. Как-то раз он напился и назвал мне имя человека, который стоит за этим. Знаете, что еще он сказал? Что этого ублюдка даже не посадили. Он оказался слишком важной шишкой с кучей связей. Прямо в эту самую секунду долбаный засранец разгуливает, сука, где-то на свободе. Но это ненадолго. Я все разузнал. Все, что нужно. Гад мне за все ответит.

Сказать, что мы пребывали в состоянии полнейшего шока, – не сказать ничего. У меня по коже еще бегали холодные мурашки. Мне было неуютно; даже страшно. Я хотел услышать, что рассказ Тима был всего лишь дурацкой шуткой, но он больше ни слова не обронил. Мы до краев наполнили стаканы оставшимся виски и молча выпили сколько смогли.

– Тим, дружище, мне очень жаль. – Слова комом застревали у меня в горле. – Мне очень, очень жаль.

– Нам безумно жаль твоего папу. – Сара встала и обняла Тима, уже находившегося на грани.

– Спасибо, ребят. Все нормально, это было давно. – Он будто приложил громадное усилие, чтобы собраться в кучу. – Просто мы тут говорим о прошлом, и это первое, что всплыло. Вернее, оно никогда не тонуло. Но все нормально. Знаете, иногда я вспоминаю, как папа катал меня у себя на шее, или как водил в зоопарк, или как разрешал ездить на переднем сиденье его машины, или как учил меня драться, когда в школе докапывались. И становится тяжело. До сих пор.

У него и правда был хороший отец.

– Тим. – Кейти поглаживала его по спине. – Мы рядом, ладно? Ты всегда можешь поделиться с нами тем, что у тебя на душе, хорошо?

– Спасибо тебе, Кейти. – Он улыбнулся блондинке. – Спасибо, ребят. Мне лучше.

– Ты что задумал, чувак? Что значит «я все разузнал», Тим? Звучит как очень хреновая идея. – Эдо озвучил мысль, явно терзавшую каждого.

– Это личное, старик. Слушайте, я не хочу об этом говорить, ладно?

– Конечно, – вмешалась Сара. – Скажи только, как звали папу?

– Артур.

– За Артура.

Мы подняли в воздух стаканы, не чокаясь. В течение следующих минут прозвучало только два слова: «Пора домой». Обратный путь тоже не искрил увлеченными беседами. Немного из-за выпитого виски, от которого тянуло в сон. И очень много из-за того, что все – я чувствовал – думали об отце Тима и о сомнительной затее, едва ли сулящей что-то хорошее.

Глава 7

С ночи, проведенной в беседке, прошло дней десять. Тим ни разу не заговаривал о своем отце и вел себя совершенно обычно – весело и беззаботно. Хоть каждый из нас все помнил, мы боялись задеть его больное место, поэтому молчали. Эта история постепенно канула в лету. Я чувствовал себя законченным эгоистом: потому что был этому рад, стараясь как можно скорее забыть об услышанном. К тому же мы погрязли в делах, так что времени на алкоголь, гулянки и разговоры по душам не оставалось. С Сарой мне удавалось словиться разве что на парах и перерывах на сигарету, а участившееся молчание с ее стороны никак не помогало с ней сблизиться. Они с Кейти начали подготовку к сдаче семестровых работ и относились к ней с излишней серьезностью. Тим, которому учеба давалась тяжелее, чем остальным, по совету девчонок и с их помощью восполнял долги к грядущей сессии. А мы с Эдо репетировали перед акустическим гитарным выступлением на дне открытых дверей факультета, куда тот записал нас без моего ведома. Он знал, что я бы даже думать об этом не стал.

– Дем, ну сколько можно повторять. Там будет куча народа. Прикатят малышки, которые поступят в следующем году. Я уже не говорю о местных девчонках. И запомнят все они нифига не многообразие предметов, современные аудитории и прочую хрень. – Он размахивал рекламным буклетом факультета у моего лица. – А пару загадочных чуваков, охмуряющих гитары и их сердца. Это называется стратегическое мышление, чувак. Наперед надо думать. Нас этому целый семестр учат. Соберись уже, блин.